Швейцарец

Глава 4

– Все-таки уезжаешь?

Алекс пожал плечами и, улыбнувшись, обнял тетушку за плечи.

– Тетя Марта, мне здесь было очень хорошо, но ты же понимаешь, что мне надо как-то устраиваться на родине отца. А оставшись здесь, в деревне, я не смогу найти применение своим знаниям.

Фрау Марта вздохнула.

– Все понимаю, но все равно жаль тебя отпускать. Ты там не забывай старушку, приезжай навещать…

С «вживанием в новый мир», как это, вероятно, можно назвать, у Алекса все сложилось как нельзя лучше. Причем случилось сие практически без всякого его участия. И это было хорошо. Потому что, займись он этим лично, точно накосячил бы по полной. А так… В голове тетушки Марты удачно сложились ее любовь к «карапузу Карлу», которого она немало понянчила в детстве, поскольку была аж на тринадцать лет старше братика, отдаленное сходство между ним и Алексом, замеченное еще прадедом Дитриха в оставленном им времени, а также обнаружившиеся на парне джинсы «Levi’s», на лейбле которых удалось разглядеть надпись «San Francisco». Ну и посеянное им где-то портмоне с документами вкупе с разбитым мобильником также внесло свою вескую лепту. Ну то есть наоборот, их полное отсутствие… Так что он был идентифицирован как «сын брата, уехавшего в Америку» еще до того, как пришел в сознание. После чего любые факты, противоречащие данному выводу, сразу же стали для тетушки неважными и незначительными, а вот те, которые в него укладывались, еще сильнее укрепляли тетушкину уверенность в его правильности. Например, доллары пресловутого «начального комплекта», завалявшиеся в его внутреннем кармане, тетушка восприняла как важное подтверждение своей правоты, а вот всякая евромелочь, найденная в кармане джинсов (налички он с собой почти не носил, да и та по большей части осталась в утерянном портмоне с документами), была принята ею за какие-то восточноевропейские деньги и на этом основании признана не заслуживающей внимания. Этих новых стран на руинах рухнувших всего несколько лет назад четырех великих империй образовалась целая туча. От Польши и Финляндии и до Чехословакии с Албанией. И теперь все они пыжились друг перед другом кто во что горазд, принимая всякие шумные воззвания, устанавливая и перекраивая границы и выпуская собственные деньги, большинство из которых обесценивалась в десятки, а то и сотни, и тысячи раз чуть ли не за первый же год обращения. И что теперь, все их помнить? Так что тетушка довольно быстро и практически без его помощи (поскольку Алекс из-за больного горла в тот момент и слова был не способен из себя выдавить) сложила в голове некую непротиворечивую картину, которую довела до окружающих. А поскольку ее авторитет в данном конкретном месте, как Алексу стало ясно чуть позже, был практически непререкаем, все остальные эту картину приняли. По привычке. Потому что последние идиоты, решавшиеся спорить с фрау Мартой, покинули этот дом еще года четыре назад… Окончательно же сомнения на его счет (если они у нее, конечно, еще были) были развеяны после того, как тетушка принесла ему уже знакомую по предыдущему посещению этого дома фотографию и, указав на того самого пухлощекого карапуза, сообщила:

– Вот это твой отец.

Алекс, к тому моменту уже оклемавшийся настолько, что мог выдавить из себя несколько слов, скорчил подобающую моменту умилительную рожу и, повинуясь внезапному желанию, ткнул пальцем в изображенное семейство и прохрипел:

– А это дядюшки Вильгельм, Йохан, тетушка Эльза, вы, тетушка Марта, дядя Гюнтер и тетя Эстер, так? Отец мне рассказывал про это фото.

– Ах, Алекс… – тетушка Марта прослезилась и притянула его голову к груди. – Если бы даже у меня и были бы хоть какие-то сомнения в твоем отношении, то сейчас от них точно бы ничего не осталось.

Выздоравливал он довольно быстро. Возможно, вследствие молодости и крепкого организма. А может, из-за того, что сочетание современной фармакологии с дедовскими приемами типа банок, горчичников и паровой ингаляции над вареной картошкой, которые прописал ему местный доктор, вызванный из Альтдорфа на следующий день после столь эпического появления «племянника из Америки» в доме своих предков, неожиданно оказалось суперэффективным. Так что уже через четыре дня горло прошло настолько, что он начал говорить. Сначала пару слов, затем пару предложений. Впрочем, пользовался Алекс этими возможностями не слишком часто. Потому что в его положении самым умным было молчать и слушать… А еще через три дня тетушка Марта наконец разрешила вставать с кровати и самостоятельно оправляться в ночной горшок. Ну не было здесь теплых туалетов, не было! А на улицу она ему выходить категорически не разрешила… И именно с этого момента у Алекса начались самые тяжелые проблемы. Потому что тетушку интересовало все – кто мама Алекса, где они жили, кем устроился в Америке «малыш Карл», есть ли у него еще дети, где Алекс учился и еще тысячи разных вопросов. А ответить на них, как вы понимаете, ему было совершенно нечего. Нет, кое-какую версию своей жизненной истории он, пока лежал с больным горлом, успел придумать, но, как выяснилось, придуманного оказалось совершенно недостаточно. Ну вот скажите на милость, как современному человеку предусмотреть вопрос: в какой храм они ходят по воскресеньям и как зовут пастора? Или сколько стоит мясо и зелень в ближайших лавках? И вообще, в каком районе Чикаго они живут? Алекс с трудом вспомнил, что вроде как почти в любом американском городе обязательно есть Даунтаун. Так и ответил. Но это же надо было сделать с налету! Слава богу, его регулярную заторможенность при неожиданных для него вопросах пока списывали на последствия болезни и то, что он – американец. То есть его родной язык – английский, а немецкий он после того, как выпорхнул, так сказать, из семьи, успел основательно подзабыть. Вот и тормозит, переходя на немецкий… На это работало еще и то, что как произношение отдельных слов, так и сам словарный запас за те почти сто лет, разделявшие нынешнее время и год, из которого он сюда попал, заметно изменились. То есть, несмотря на то что парень последние несколько лет прожил в Австрии, здесь его немецкий воспринимался именно как речь иностранца… К счастью, после нескольких попыток он сумел-таки отыскать отличный способ на время отключать тетушкино любопытство. Как выяснилось, для этого достаточно было задать тетушке какой-нибудь вопрос о родственниках. Или о деревенской жизни. После чего сразу же начиналась многочасовая лекция о том, кто кому родня, кто на ком женился, кто куда переехал и кто чем теперь занимается. Со всеми многочисленными подробностями типа семейных скандалов, вмешательства родственников и всяких тяжких последствий типа синяков или даже разбитой посуды и сгоревшего овина. Да-да, в нынешнее время посуда и уж тем более овин в табели о рангах стояли куда выше не то что синяков, но даже и выбитых зубов, и сломанных рук и ног. На новое имущество ведь деньги тратить нужно будет, а синяки да зубы – люди вон без ноги или глаза живут, и ничего, не то чтобы и бедствуют… Парень диву давался от того, какой объем сведений об окружающих удавалось аккумулировать тетушке. Никакие КГБ или там гестапо и рядом не стояли. А уж взять ее личные навыки добывания информации… Имел он как-то «удовольствие» наблюдать, как тетушка буквально выпотрошила племянника, отъехавшего по делам на пару дней. Все выложил – от того, где и на что потратил деньги, причем с точностью до последнего сантима [20], и до того, сколько раз поменял портянки. Ага-ага, и здесь, в Швейцарии, они сейчас тоже вполне были в ходу… Так что займись тетушка им вплотную – он бы и пары минут не продержался!

Но пока Алекса спасали две вещи – во-первых, то, что «американским родственником» его признала сама тетушка, то есть отказ от этой версии означал бы ее собственный прокол. А это было совершенно недопустимо! Ибо два главных закона той вселенной, в рамках которой существовали чада и домочадцы тетушки Марты, заключались в том, что а) существует только два мнения – ее и неправильное и б) тетушка никогда не ошибается… Ну и, во-вторых, он оказался очень благодарным слушателем. Во многом потому, что, кроме столь удачного для него переключения с опасных расспросов на рассказы, Алекс еще и извлекал для себя из этих рассказов массу попутной и очень полезной информации. Например, о наиболее уважаемых здесь профессиях (надо же было думать, чем зарабатывать), о том, как устроена местная логистика (первые десять километров пехом или на попутной телеге, а уж там как повезет…), о ценах, доступных услугах и наиболее популярных товарах. Вот кто бы знал, что одним из наиболее популярных продуктов является скипидар (который здесь именовался terpentin), который здесь применяется во множестве, так сказать, отраслей жизни – от быта и строительства и до медицины? Ему им во время болезни пятки мазали. Как мама в детстве…

Вечный русский вопрос «Что делать?» возник перед ним сразу. И все то время, пока он валялся в постели, Алекс напряженно над ним размышлял. Потому что вопрос этот был очень непростым… И вот к каким выводам пришел.

Нет, насчет того, что, если у него появится шанс вернуться в будущее – им надо воспользоваться, у него никаких сомнений не было. Местного «комфорта» он хлебнул полной мерой. Жить в мире, где даже самым богатейшим нуворишам недоступны Интернет, мобильная связь, скоростной транспорт, хорошие дороги, развитое авиасообщение, где вусмерть привычное и доступное в будущем даже для укро- и польскоязычных немецких сантехников или там крановщиков и каменщиков путешествие на пляжи Турции и Египта требует организации целой экспедиции с вооруженной охраной, его как-то не грело. Так что он совершенно точно собирался добраться до развалин и все там тщательно изучить на предмет возвращения. Но вот возвращаться в ближайшее время Алекс пока не планировал. Почему? Да потому что этот неожиданный провал в прошлое предоставил ему уникальный шанс серьезно поправить свое финансовое положение. И здесь, в прошлом, и, дай бог, если он находится в одном и том же временном слое или одной и той же реальности, то и в будущем. Как насчет того, чтобы сегодня здесь положить на банковские счета тысячи, а оказавшись в будущем – получить миллионы? Или миллиарды. Сколько там за эти почти сто лет набежит процентов – надо было еще посчитать… Почти сто, потому что здесь и сейчас вокруг него был апрель тысяча девятьсот двадцать первого, а он попал сюда из марта две тысячи девятнадцатого… Почему провал случился не на сто, а вот на такое неровное число? Да кто его знает! И вообще – что такое ровное число? Десятичное исчисление возникло из-за того, что у людей десять пальцев. Удобно было. Но до того, как оно укоренилось повсеместно, люди считали как ни попадя. Например, дюжинами. А что – тоже удобно. На четырех совместно торчащих пальцах руки – указательном, безымянном, среднем и мизинце – как раз двенадцать фаланг. Так что подобное исчисление в современной жизни осталось, например, в привычном нам количестве часов – двенадцать/двадцать четыре, а также в количестве секунд в минуте и соответственно минут в часе. Пять раз по двенадцать. Так что для двенадцатеричной системы ровное число будет – сто сорок четыре. Двенадцать раз по двенадцать… А насчет того, откуда взять эти тысячи? Ха! Так ведь патентное право уже давно создано. А у него в голове десятки технологий, которые в этом времени еще только предстоит открыть. Он же, чай, не гуманитарий какой-нибудь, а настоящий инженер-химик. Так что будут тысячи, будут – дай только срок. Надо только пересобрать нечто в его времени давно известное любому третьекурснику на текущей технологической базе. Но это при наличии приличной лаборатории дело нескольких недель. В крайнем случае – месяцев. А деньги на лабораторию у него есть. Две или три тысячи швейцарских франков. Точно пока Алекс сказать не мог, поскольку не знал курса долларов и фунтов по отношению к франку. По нынешним временам очень и очень солидная сумма.

Деньги он добыл из того самого дедовского тайника. Алекс залез туда почти сразу же, как более-менее начал ходить. Но до вчерашнего вечера деньги оттуда не доставал. Ну куда ему их девать было – в кальсоны совать?.. И, кстати, похоже, выяснилось, откуда там появились деньги. Дело в том, что Алекса положили в такую большую и удобную комнату потому, что она в данный момент пустовала из-за того, что пару месяцев назад в ней умер старший из его «дядьев» – Вильгельм. И пока никто другой ее не занял. Вообще-то дядюшка Вильгельм покинул отчий дом уже давно – лет сорок назад, и в конце концов обосновался в Люцерне, городе, расположенном на противоположном от них берегу Фирвальдште́тского озера. Так что добираться до него из Унтершехена обычным порядком было два дня. Здесь. В будущем, скорее всего, не больше часа. Полста километров, ха! Так что в отчем доме он бывал по несколько раз в год. Ну нравились ему эти места. На ностальгию его пробивало… А около трех лет назад дядюшка Вильгельм внезапно заявил детям, что хочет умереть именно в отчем доме, после чего взял да и перебрался обратно в родовое шале на попечение сестры. При этом вполне себе оплачивая ей содержание. Ну не то чтобы так уж щедро, все-таки немецкая сущность никуда не делась, но деньги «на хозяйство» он ей выдавал регулярно… Ну да дядюшка Вильгельм считался среди всех родственников самым зажиточным. Не олигархом каким-нибудь, нет, но человеком с деньгами. После отъезда из родительского дома дядюшка занялся торговлей сыром и неплохо развернулся. Но именно неплохо, а не типа там широко. У его семьи даже загородного дома не было. Хотя квартира в Базеле, судя по рассказам тетушки, была довольно просторная. И в остальном семья не бедствовала. Например, на автомобиль его сыну, который в настоящий момент унаследовал отцовский бизнес, денег вполне хватило. Вон он сейчас как раз и стоял у своего авто, вызванный тетушкой в родовое гнездо, дабы помочь вновь обретенному родственнику добраться до очагов цивилизации. Вследствие чего дорога до Люцерна для Алекса должна была сократиться до нескольких часов. Вряд ли эта «мотоколяска» могла развивать по местным дорогам более двадцати километров в час, скорее куда менее, но на фоне крестьянских телег или наемных пролеток это были космические скорости… Однако после переезда «под крылышко» сестры дядюшка Вильгельм никуда более из родового шале не выезжал. А деньги сестре при этом, как это уже упоминалось, подкидывал регулярно. И откуда, позвольте спросить, он их брал? Во-от… Так что Алекс, не особенно заморачиваясь, решил считать себя наследником почившего «родственничка». Тем более что это решение никого вроде как не ущемляло. Все равно эти деньги в иной ситуации должны были пролежать в тайнике где-то более девяноста лет и объявиться на свет божий только тогда, когда никому от них никакого особенного толку уже не было.

– Ну, все, иди. – Тетушка Марта слегка подтолкнула его в сторону машины. – Манфред довезет тебя до Люцерна. Там у него переночуешь, а утром он посадит тебя на поезд до Берна… И напиши, как обустроишься.

– Непременно, – улыбнулся Алекс. – И даже приеду.

– Все вы так говорите, – несколько ворчливо отозвалась старушка. – А потом вас не дождешься…

Сначала решение Алекса «поддержать» версию фрау Марты о том, что он ее американский племянник, было вызвано чисто меркантильными соображениями. Потому что решить самые насущные текущие вопросы, которые непременно возникнут перед ним, едва только он встанет с кровати, в одиночку было бы куда сложнее, чем будучи признанным членом довольно многочисленного и весьма расползшегося не только по Швейцарии, но и уже по соседним Германии, Австрии и Италии клана родственников. Поэтому парень, несмотря на некоторое внутреннее смущение, которое возникает у любого считающего себя порядочным человека при осознании того, что он откровенно врет, старательно укреплял тетушкину уверенность в том, что он сын «карапуза Карла», приехавший из Америки, который неудачно упал с какого-то горного склона, лишившись вследствие этого большинства пожитков. Впрочем, поначалу тетушка больше склонялась к версии нападения бандитов, в пользу которой свидетельствовала и солидная гематома на затылке, но Алекс твердо заявил, что никакого нападения не было и что он сам виноват во всем. Вот только разборок с полицией ему не хватало… Впрочем, совсем без полиции не обошлось. Документов-то у него не было. Но после твердого заявления Алекса, что он приехал навсегда и совершенно не собирается возвращаться в «свою Америку», тетушка взяла это дело в свои крепкие ручки. Так что самый сложный вопрос разрешился довольно быстро. Когда Алекс более-менее окреп, они втроем с тетушкой и все тем же тетушкиным племянником, то бишь двоюродным братом «американца Алекса» Клаусом-Михаэлем, юридически считающимся владельцем усадьбы, поехали в столицу кантона Ури – Альтдорф, где с помощью некоего официального лица, оказавшегося, как это было обычным для тетушки, их каким-то дальним родственником, типа шурина жены брата деверя сестры двоюродной тети по матери (к каковому родству, впрочем, все присутствующие относились весьма серьезно), оформили ему швейцарский паспорт. Причем вполне официально. С торжественным свидетельствованием родственниками степени и достоверности его родства, а также присягой как кантону, так и Швейцарской конфедерации в целом и всеми положенными записями в книгах. Ну до Альтдорфа тут было всего дюжина километров, вследствие чего обернуться удалось за день… Так что его меркантильные расчеты пока срабатывали в точности как ему и требовалось. Однако через некоторое время он понял, что потихоньку начал действительно привязываться к этой женщине.

Тетушка Марта была одинокой старой девой, всю жизнь положившей на заботу о близких. Сначала она самоотверженно заботилась о младших братьях и сестре, потом о престарелых родителях, а в последнее время пришла очередь и старших братьев. Вильгельм не зря вернулся в отчий дом под крылышко сестры. Алекс был совершенно уверен, что здесь уход за ним точно оказался куда лучше, чем даже во вроде как куда более цивилизованном Люцерне. Что же касается ее стремления всем командовать и все контролировать… ха! Да Алекс вырос в подобной атмосфере! И не избавился от нее окончательно, даже когда переехал в другую страну… Зато с какой самоотверженностью тетушка за ним ухаживала. Как решительно занялась решением его проблем… Так что тетушка Марта как-то незаметно, но реально стала для него действительно близким человеком.

– Ладно, езжай уже, малыш, – Манфред вон весь извелся. – Тетушка шутливо толкнула его от себя. Алекс улыбнулся, обнял старушку и поцеловал ее в лоб, после чего, резко развернувшись, двинулся в сторону ожидающей его машины.

Усевшись в антикварное (для него) авто, Алекс с интересом огляделся.

– Что, нравится? – несколько покровительственно спросил сидевший на водительском месте «брат», который, однако, вполне годился ему по возрасту в отцы. Ну да покойный Вильгельм являлся старшим из «дядюшек», так что это было вполне объяснимо.

– Это немецкая модель – Mercedes Simplex. Я купил его еще до войны. Старенький, конечно, но еще вполне крепкий, – небрежно бросил Манфред. – Но это так – разъездная. Дома у меня в гараже Lancia стоит! – и он горделиво воздел палец.

Алекс чуть не поперхнулся. Поставить «Мерседес» выше «перетянутого «Фиата»… но затем он (очередной раз) осознал, что тащить в прошлое стереотипы из будущего – глупо. Ну что он знает о современных автомобилях?

– А у тебя там, в Америке, был автомобиль? – поинтересовался Манфред, спустя некоторое время, когда они уже проехали Шпиринген.

– Нет, – мотнул головой Алекс. Ну его на фиг, а то еще предложит порулить. А после того как он имел счастье наблюдать, какие па-де-де выписывал сидевший слева гордый владелец «Мерседеса» вокруг своего автомобиля, прежде чем это престижное транспортное средство тронулось с места, Алекс понял, что повторить это все с налету он точно будет не в состоянии. Да и в движении работа «современного» водителя чем-то напоминала ему занятия в тренажерном зале. Тому постоянно приходилось что-то тянуть, нажимать, крутить и толкать, так что, на взгляд парня, этот процесс больше напоминал работу на тренажерах, нежели привычное вождение автомобиля.

– Только мотоцикл…

«Брат» бросил на него уже куда более благосклонный, но несколько покровительственный взгляд. Мол, свой брат, механик-шофер, но в песочнице ковыряется…

– А из-за чего ты уехал из САСШ? – снова поинтересовался он чуть погодя. Когда они проехали Альтдорф. Ну да, управление этим «пепелацем» внутри населенных пунктов требовало от водителя куда большей немалой сноровки, чем движение по загородной… хм… да уж… назвать это трассой язык как-то не поворачивался… а также еще и энергичной работы пневматическим клаксоном. Потому что самый модный и свежий европейский тренд покинутого Алексом будущего – «города для пешеходов» – в окружающем его настоящем цвел (и пах) буйным цветом. Народ пер по улицам, как и куда хотел – вдоль, наискосок, наперерез и по разным криволинейным траекториям. Причем подобным страдали не только пешеходы, но и гужевые повозки. А как вам просто встать толпой на том месте, на котором, по уму, должна проходить двойная сплошная, и что-то степенно обсуждать? Легко!

– Были причины, – сухо отозвался Алекс. Нет, после пары недель въедливых тетушкиных выспрашиваний у него уже сформировались вроде как вполне непротиворечивые и достаточно подробные версии как побудительных мотивов, заставивших его покинуть «родные пенаты», так и истории его жизни в САСШ в целом. Но вот насколько они действительно являются непротиворечивыми в глазах не только непоколебимо поверившей в него тетушки, а кого-то, кто будет настроен куда более скептически, он не знал. Поэтому в разговорах с «близкими» родственниками пока предпочитал придерживаться варианта поведения, озвученного тетушкой Мартой: «Мальчик много пережил, так что не стоит делать ему больно глупыми расспросами».

– Ну не хочешь рассказывать – так и не надо, – пожал плечами «братец». После чего до самого Люцерна они ехали молча…

В Базель, где Алекс решил обосноваться после долгого обдумывания плана обустройства в этом времени, он добрался только на третий день. Потому что, кроме Люцерна, пришлось заночевать еще и в Берне, потратив на отель аж одиннадцать франков. Ну, вот такое здесь было время. С одной стороны, вроде как стремительное, особенно по сравнению с предыдущими десятилетиями, а с другой – все еще очень неторопливое… Впрочем, этот лишний день парень провел вполне с пользой, во-первых, обменяв как найденные в тайнике, так и бывшие при нем в момент попадания доллары и фунты стерлингов на швейцарские франки в ближайшем к отелю банке, а во-вторых, обновив гардероб. Уж больно его джинсы и косуха привлекали внимание окружающих…

Путешествие ему в принципе понравилось. Единственными факторами, которые слегка напрягли, было то, что в вагонах изрядно сквозило, а лавки во втором классе мало того что были довольно неудобны, да еще и очень напоминали такие же в раздолбанных саратовских электричках, на которых он успел немало поездить в «школьные» времена, поскольку были сбиты из узких деревянных реек. Но в общем и целом все эти паровозы, вагоны с блестящей бронзовой или латунной арматурой, фигурными ручками, ажурный литой чугун колонн вокзальных дебаркадеров, дюжие носильщики с бляхами на груди создавали впечатление того, что он попал в некую компьютерную игрушку с полным погружением, нарисованную в эстетике стимпанка. Причем не какого-то там кавайного, а этакого реалистично-сурового. Притом что выехал-то он вообще из средневековья. Ну почти… Все-таки керосиновые лампы в доме у тетушки Марты имелись. Хотя зажигались они очень редко. А весь остальной быт – ну типичное средневековье. Отопление дровами, кальсоны, тулупы, портянки, вода из колодца, свечи, ручные прялки, телеги с лошадьми… и это, блин, в конце первой четверти двадцатого века в одной из самых богатых стран Европы! Чего тогда требовать от отсталой России?

И, кстати, именно во время этой поездки у него напрочь исчезли все иллюзии относительно того, что наши предки, мол, жили в куда более чистом и экологичном мире. Не было такого! Ах, в городах выхлопы автотранспорта… а как вам такой же город, но провонявший лошадиной мочой и лошадиным же дерьмом, в которое еще и очень запросто вляпаться, просто переходя улицу? Нет, в крупных городах центральные улицы еще кое-как убирались, но только и именно центральные. Две-три, редко больше. А остальные? Да и уборка заключалась всего лишь в том, что лошадиное дерьмо просто сгребалось в стоящие у стен домов ящики, вывозившиеся в лучшем случае раз в сутки. То есть на улице не валялось, но запах-то никуда не девался… Машины, правда, уже тоже вполне встречались, но даже в том же Люцерне соотношение гужевых повозок и автомобилей было в лучшем случае десять к одному. При этом вони от них было едва ли не больше, чем от лошадей… Или висящий в воздухе смог от тысяч топящихся печей и каминов? Причем такой, от которого на зубах скрипит зола, а на губах и одежде оседает тонкая корка сажи. Вы думаете, все эти вуали у женщин из-за скромности? Три раза ха! Да чтобы рожу поменьше мыть!.. Даже в Берне, в столице, на водяное отопление была переведена только малая часть домов. Например, в том отеле, в котором он заночевал в Берне, отопление было все тем же печным… Да и водяные котельные, кстати, работали на все том же угле или вообще дровах, которые доставлялись в город в основном все на тех же гужевых повозках. Как и большая часть всех остальных грузов: от стройматериалов до продуктов питания и от тканей до мебели. А однажды парень имел честь лично наблюдать гужевую повозку, запряженную парой здоровенных битюгов, загруженную огромным трехстворчатым шкафом-буфетом, массивным столом и дюжиной «гнутых» венских стульев.

Базель как место своего будущего базирования Алекс выбрал не наобум. Выезжать за пределы Швейцарии он пока не хотел. После мировой войны в Европе было еще очень бедно и уныло, так что Швейцария, сумевшая избежать прямого и непосредственного участия в этой бойне, на фоне других стран выглядела достаточно живенько. А среди швейцарских городов Базель, по его прикидкам, для осуществления всего задуманного должен был в качестве площадки подойти наилучшим образом.

Нет, точно ему пока ничего было неизвестно, но OMV, на нефтекомплексе которого, расположенном в венском районе Швехат, парень и работал в покинутом им будущем, имела обширные связи со швейцарскими компаниями Novartis, Hoffmann-LaRoche и Clariant, чьи штаб-квартиры как раз и располагались в Базеле. Да что там говорить, если даже их лаборатория пользовалась производимыми этими компаниями расходниками… Вследствие чего Алекс счел вполне разумным предположение, что, даже если этих компаний пока еще не существует, в Базеле все равно уже должно иметься какое-нибудь достаточно развитое химическое производство. Ведь почему-то штаб-квартиры этих компаний оказались именно в этом городе? Скорее всего, они просто выросли из каких-то имеющихся там ранее предприятий… А из этого вытекало, что в Базеле ожидается куда меньше проблем как с заказом и поставкой необходимого химического оборудования, так и с регулярными закупками требуемых расходников. Раз есть большой рынок для подобных товаров и услуг, значит, имеется и их предложение. А это было очень важным моментом в его планах. Потому что до появления AliExpress оставалось еще почти столетие, так что пока ничего заказать по Интернету точно не получится. И если на полках ближайших магазинов и лавок в настоящий момент не имеется чего-то нужного (а с лабораторным оборудованием, специальной посудой и химическими реагентами в большинстве городов, не имеющих, так сказать, под боком крупных химических производств, скорее всего, так оно и есть – уж больно товар специфический), то все придется заказывать и потом долго ждать поставок. А если магазин еще и не профильный, что опять же в случае отсутствия поблизости крупных потребителей столь нетривиальной продукции скорее правило, чем исключение, то ждать придется еще дольше. Потому что в этом случае магазин сначала выпишет каталог, получит его и, лишь узнав из каталога цену и прикинув свой интерес, согласится сделать заказ. Возможно. Если магазин вообще согласится этим заморачиваться…

Обустроиться в Базеле оказалось куда легче, чем он опасался. Уже через три дня после прибытия Алекс снял комнату в небольшом домике на окраине города, в котором уже имелась большая и неплохо оборудованная лаборатория. Сия лаборатория действительно была отлично (ну по местным меркам) оборудована, и единственное, что в ней требовалось сделать, – это провести модернизацию вытяжки. Поскольку эту лабораторию ему сдала вдова ее прежнего владельца, безвременно покинувшего этот бренный мир именно вследствие того, что он траванулся какой-то химией. О чем безутешная вдова и не преминула Алексу сообщить, окинув при этом молодого человека весьма… м-м-м… многообещающим взглядом.

Получаться что-то начало только через четыре месяца. Ибо пришлось заказывать кучу специфических реактивов. А кое-что и вовсе изготавливать самому. Более-менее же приличных результатов он достиг только к концу лета. После чего… нет, не начал загребать деньги лопатой, а наоборот, уперся в глухую стену. Иначе эту ситуацию назвать было нельзя…

Нет, большую часть того, что он планировал патентовать, повторить на местной базе Алексу в конце концов удалось, но-о-о… практического толку из этого не было никакого. Потому девяносто процентов того, что он тут смог сделать, в ближайшее время просто не имело никаких бизнес-перспектив. Почему? Да потому что, как это говорится – каждому овощу свой срок. Вот и все те продукты и реакции, которые он мог бы запатентовать, в настоящее время либо были никому не нужны, либо оказывались напрочь неконкурентоспособны – вследствие того, что в настоящем либо пока не существовало промышленного производства необходимых компонентов, используемых в процессе получения, либо они были, но стоили еще очень дорого. Например, возьмем тот же перехлорированный поливил. Тот самый «винил», из которого вовсю клепали граммофонные пластинки [21]. Да, запатентовать наиболее распространенный в будущем и соответственно наиболее эффективный способ его производства достаточно легко. Но дальше-то что? Принципиально есть два способа синтеза винилхлорида – пиролизом дихлорэтана (получается хлорированием этилена) и присоединением хлороводорода к ацетилену. Вроде как все отлично. Более того, при первом способе выделяется хлороводород, так что «отход» от первого процесса можно применить во втором синтезе. То есть комбинация двух способов работает лучше всего. Ага, в лабораторных условиях. А в промышленных – хрен! Потому что тут подводных камней – до фига и больше. Например, где брать этилен? В покинутом им будущем это отход от пиролиза нефти и крекинга. Но в настоящее время этот процесс более-менее освоен только в Штатах. Да и там на троечку. Потому что для его развития на пятерочку требуется спрос на высококачественный, высокооктановый бензин. То есть развитие авиации и легкового автомобильного парка. А с этим тоже была полная фигня. Даже самолеты тут, как выяснилось, еще летали на банальном газолине, а уж на чем ездили автомобили… Или где брать ацетилен? Тут вообще засада. Карбидный способ, которым его получают здесь и сейчас, очень дорог и жрет много электричества, которого здесь пока с гулькин нос. Есть куда более дешевая альтернатива – пиролиз метана «с закалкой». Но метан – это природный газ. А промышленной добычи природного газа в мире пока не существует в принципе. Ибо газ – это отход! Единственный газ, который добывается в более-менее значимых объемах, – это попутный газ, добываемый вместе с нефтью. И из него путем не слишком сложных и дорогих реакций можно было бы получить необходимое сырье. Но, блин, здесь его предпочитают тупо сжигать в факелах прямо на месторождениях.

Очень перспективным выглядел каталитический крекинг. Но для него, зар-раза, требовались платиновые катализаторы, денег на которые не было от слова совсем. Нет, можно было поиграть и с алюмосиликатами, но реакции на подобных катализаторах Алекс знал куда хуже, чем на платиновых. То есть если двинуться в данном направлении, то потребовалось бы на порядки больше исследовательской работы. Что на круг должно было выйти даже дороже, чем с платиной… Ведь аренда лаборатории обходилась ему в девяносто пять франков в месяц. Несмотря на то что вдовушка, у которой он ее арендовал, регулярно ночами навещала молодого одинокого холостяка (она оказалась очень горячей штучкой), сбавлять цену на аренду ей и в голову не пришло. Впрочем, это был вполне себе прагматичный немецкий подход. Удовольствия удовольствиями, а деньги деньгами… К тому же такой крекинг становится жизненно необходим опять же лишь в случае резкого повышения спроса на высокооктановый бензин, а таковой начнется только со второй половины двадцатых и опять же в США. Пока же там вполне обходились термическим… И так было практически со всем. Либо нет дешевых исходников, позволяющих развернуть промышленное производство, либо беда со спросом. Либо и то и другое вместе взятое. Так что самым вероятным кандидатом на планируемый в ближайшем будущем заработок у него в конце концов остался только процесс Фишера – Тропша, который, кстати, оба этих немца должны были открыть где-то вот-вот. А может, уже и открыли. Ну не помнил он, когда это точно произошло! Вроде где-то в двадцатых… Но поскольку эти самые двадцатые только-только начались, Алекс все-таки решил рискнуть. Тем более что востребованным этот процесс окажется опять же, скорее всего, именно в Германии. Ну и, может быть, Польше. В Англии тоже есть достаточно крупные залежи угля, но им, в отличие от полунищей сейчас Германии, извращаться с процессом производства жидкого топлива из угля особого смысла не было. Сколько надо – столько нефти танкерами и привезут. Наверное… А вот немцам топливо нужно. Особенно если пересобрать процесс таким образом, чтобы на выходе получался заменитель не бензина, а дизельного топлива. Впрочем, здесь дизеля пока что работали в основном на керосине…