Швейцарец

Глава 2

С поездкой на день рождения Дитриха все сложилось нормально. Отгул Алексу дали, хоть и со скрипом. Так что во вторник утром он выехал довольно рано и рассвет встретил уже на трассе Е60.

Сначала он ехал аккуратно, не наглея, но после Медлинга слегка притопил, зная, что на этом участке еще стоят старые камеры, фиксирующие только передние номера транспортных средств, которых на мотоцикле, как известно, нет. Быстрее всего было ехать через Мюнхен, но Алекс решил совместить полезное с приятным и после Линца свернул на Розенхайм, вскоре после которого начинались классные горные дорожки. Из-за раннего выезда времени было с запасом, так почему бы поездке не добавить еще немного удовольствия?

До точки на карте, в которой располагалось вполне себе симпатичное шале, он добрался около двух часов пополудни. Дорога с несколькими остановками на то, чтобы заправиться, размять ноги, перехватить кофе с сэндвичем и сделать на телефон несколько весьма впечатляющих снимков заняла восемь часов. Так что тело у Алекса слегка затекло. Поэтому, когда он зарулил на небольшую парковку перед домом – засыпанную гравием и аккуратно обрамленную по краям густым кустарником площадку, довольно плотно забитую почти дюжиной автомобилей и других транспортных средств, среди которых Алекс разглядел и хорошо знакомый мотоцикл Дитриха, – то не стал сразу звонить другу, а слез с «Харлея» и, сдвинув на шею очки, потянулся, а затем несколько раз присел и сделал пару-тройку широких махов руками. Усадьба, центром которой являлось шале, располагалась не в самой деревне, а в нескольких сотнях метров от нее, почти на опушке довольно густого леса и у подножия горного склона. Само шале было явно построено очень давно, за это говорило все – и пожухлый, но густой мох на здоровенных булыжниках, из которых был сложен первый этаж, и потемневшие бревна второго, и вообще общий вид постройки, но было основательным и неожиданно крупным. Ну для столь старинного строения. Сто или там сто пятьдесят лет назад (кто его знает, сколько точно лет этой постройке) в подобных местах строили куда скромнее… Алекс еще раз с хрустом потянулся и расстегнул шлем, тут же стянув его с головы, после чего выдернул из зажима на руле смартфон, который во время поездки использовал как навигатор, и набрал Дитриха.

Тот не отвечал долго, минуты три, зато, прорезавшись, сразу взял быка за рога.

– Привет, ты где?

– Ну судя по тому, что рядом стоит твой мотоцикл, то около твоего дома, – с осторожной иронией отозвался Алекс. Уж больно голос у Дитриха был каким-то напряженным.

– Отлично, я сейчас… – и сразу же отключился. Алекс несколько недоуменно хмыкнул. Судя по реакции приятеля, с этим днем рождения не все так просто. И Дитрих, похоже, рассчитывает на него как на группу поддержки. Недаром приглашение на день рождения последовало сразу после его весьма напряженного разговора с матерью… Ну и пусть. Он, Алекс, совсем не против. Но при этом он изо всех сил постарается зарекомендовать себя перед родителями Дитриха с самой хорошей стороны. Потому что друзья-то приходят и уходят, а мать и отец – это навсегда. Других не будет. И если он произведет неблагоприятное впечатление, то со всеми надеждами, которые он питал в отношении этого дня рождения, скорее всего, можно будет полностью распрощаться.

Дитрих появился только через десять минут. И не один, а в сопровождении весьма миловидной женщины среднего возраста. Судя по некоторому внешнему сходству, это, скорее всего, была мама Дитриха. Ну или тетя. Или старшая сестра…

– Вот, мама, знакомься, это мой коллега и лучший друг Алекс Штрауб. – Ага, значит, верным оказалось первое предположение. Но выглядит она как-то не слишком радушно… Нет, дежурная улыбка, приклеенная к лицу женщины с момента ее появления на крыльце, сразу после слов Дитриха усилила интенсивность на несколько уровней, при этом все так же продолжая оставаться приклеенной. Алекс улыбнулся в ответ, постаравшись сделать это как можно искреннее. Но на первый взгляд это не принесло никаких дивидендов. Улыбка женщины не изменилась ни на йоту, а тон, которым она к нему обратилась, можно было принять за добродушный лишь с большой натяжкой:

– Guten Tag [11], мы рады, что вы выбрали время, чтобы посетить наше скромное семейное торжество, – причем Алексу показалось, что слово «семейное» она явно выделила голосом, при этом бросив в сторону сына весьма выразительный и отнюдь не теплый взгляд. Но тот лишь усмехнулся, причем весьма нагло, и эдак торжественно продолжил:

– Он – русский. Я подумал, что пригласить его будет весьма хорошей идеей. Ну чтобы немного разбавить нашу скучную немецкую компанию.

Брови матери Дитриха изумленно скакнули вверх, а лицо слегка искривилось в недоуменной гримасе, но она почти мгновенно справилась с собой и снова натянула на лицо все ту же улыбку.

– Хм… не знала, что это твоя инициатива, – пробормотала она в сторону Дитриха, после чего повернулась к Алексу: – Что ж… тогда – добро пожаловать в наш скромный дом, – после чего развернулась и двинулась в сторону входной двери. При этом ее спина явственно демонстрировала, что женщина чем-то сильно недовольна. Дитрих же, наоборот, являл собой полное удовлетворение.

– Э-э-э… я, похоже, как-то не вовремя, – озадаченно произнес Алекс, окидывая друга растерянным взглядом. Но тот широко улыбнулся.

– Не бери в голову – все просто отлично! – и с довольным видом хлопнул его по плечу. – Ладно, пошли, разденешься в моей комнате. Там все сейчас носятся, так что им будет не до тебя.

Внутри оказалось весьма… винтажно. Узкий коридор, мощная лестница из потемневшего от времени дуба. Пара дюжин фотографий, висящих вдоль нее, наиболее старые из которых так и хотелось обозвать дагерротипами. Мощные деревянные балки над головой.

– Наш предок построил этот дом еще в середине девятнадцатого века, – сообщил Дитрих, заметив, что Алекс с интересом осматривается. – У его отца было пятеро детей – три сына и две дочери. Наш был самым младшим. Так что отцовское наследство ему не светило никак. Вот он, подзаработав, и озаботился тем, чтобы обустроить своей семье основательное родовое гнездо. Тем более что у него к тому моменту тоже уже стало пятеро детей. А потом и еще парочка прибавилась. То есть после него осталось четверо сыновей и три дочери. Вот он, кстати, на этом дагерротипе вместе со всей семьей. – Тут Дитрих ухмыльнулся и, наклонившись к уху Алекса, заговорщицки прошептал: – По семейным преданиям, деньги на такой большой дом наш пра-пра-пра – и так далее прадед заработал контрабандой во время австро-прусской войны. Уж не знаю, какую контрабанду и какой стороне он там таскал, но, судя по дому, дело оказалось весьма прибыльным, – после чего продолжил уже обычным голосом: – Но если тебе это интересно, то лучше обратиться к Urgroβvater [12]. Он о наших предках знает куда лучше меня. Все, что я знаю о них, я узнал как раз от него. Вон его комната, кстати, напротив моей. Только… – Дитрих слегка замялся, – ему уже восемьдесят восемь лет, и потому он немного того… Ну ты понимаешь.

Едва только они поднялись на второй этаж и вошли в комнату, как Алексу позвонила мама. Он достал телефон, посмотрел на экран, вздохнул и смущенно покосился на Дитриха. Тот широко усмехнулся и, понимающе кивнув, вышел из комнаты. А Алекс собрался с силами поднес телефон к уху.

– Да, мама… Нет, я в гостях, в Швейцарии… Да, у друга – у него сегодня день рождения, и он меня пригласил… – Алекс послушно поведал все свои новости, выслушал длиннющий и уже ставший дежурным инструктаж на тему: «Будь бдителен и не водись с плохими компаниями. Там и зарплата маленькая, и начальник идиет». Мама была в своем репертуаре, продолжая бдительно держать руку на пульсе жизни сына. Он даже уже слегка жалел, что в свое время научил ее пользоваться WhatsApp. Без этого с такими ценами на международную связь она бы доставала его не чаще раза в месяц… Однако рано или поздно все приходит к своему завершению. Но когда парень смог наконец нажать отбой и, отложив телефон, стянуть с плеч куртку, из-за не менее винтажной двери, сбитой из толстых деревянных плах, внезапно послышалась какая-то возня, а затем чей-то весьма звонкий голосок возбужденно прошипел:

– Да я тебе говорю – он со своей Russland по телефону разговаривал!

– Да не-е-е, не может быть, – тут же отозвался второй. Не менее звонкий. Хотя оба собеседника, похоже, изо всех сил пытались сдерживать голос и даже шептать, но в том возрасте, в котором, судя по всему, пребывали собеседники, сдерживаться получается куда хуже, чем орать, прыгать и носиться как сумасшедшие. Между тем второй глубокомысленно продолжил:

– Сам подумай – откуда в этой Russland мобильные телефоны? У них же там Путин, и нет демократии. Ну как у этого… как его… ну который все обещает ракету по американцам запустить с атомной бомбой. Пухлый такой и узкоглазый… ну ты понял…

– А может, он в Russland не на мобильный звонил? Обычные-то телефоны уже лет сто назад придуманы, – резонно возразил первый. Однако ответ второго Алексу услышать не удалось. Потому что развернувшаяся за дверью дискуссия оказалась грубо прервана. Сначала из коридора раздался скрип открываемой двери, почти сразу же заглушенный громким топотом, свидетельствующим о том, что высокие участники дискуссии отчего-то сочли разумным торопливо покинуть… м-м-м… дискуссионную площадку. А спустя мгновение хриплый старческий голос сердито прохрипел им вслед:

– А ну-ка пошли отсюда, охальники! Расшумелись тут…

Алекс покачал головой и криво усмехнулся. Да уж, о-очень продвинутые дети. А еще у нас медведи по улицам ходят и вечерами водку пьют да на балалайке играют. Все-таки стереотипы – это зло. Но, сука, живучее…

Торжественный обед в честь знаменательного события прошел хреново. Во всяком случае, для Алекса. С ним практически не общались. Традиции возглашать тосты и чокаться тут не было, поэтому Дитриха быстро поздравили, после чего присутствующие быстро разбились на этакие «группы по интересам», в которых, как теперь стало уже совершенно очевидно, неожиданному гостю места как-то не оказалось. Даже банального любопытства в своем отношении он не ощутил. Его просто вежливо игнорировали. Нет, внешне все выглядело вполне благопристойно. Ему вежливо улыбались, вежливо просили передать то или иное блюдо, вежливо уточняли, не желает ли он сам чего-то из того, что лежало за пределами его доступности. И все. Дитрих как виновник торжества сидел от Алекса далеко, и к нему все время кто-то подходил пообщаться. Так что Алекс за весь вечер дождался от него только нескольких ободряющих взглядов. А его мать подошла к Алексу только раз. Уточнить, не доставит ли ему неудобство то, что среди выпивки на столе отсутствует водка. Алекс так и не понял, что стояло за этим вопросом – искреннее желание узнать или этакая скрытая издевка… Вследствие чего он плюнул на всех и начал потихоньку надираться киршем [13].

Застолье закончилось как-то незаметно. То есть просто в какой-то момент Алекс внезапно обнаружил, что остался за столом практически в одиночестве. Не совсем, конечно, – на дальнем конце стола о чем-то тихо разговаривала еще одна компания из четырех человек, а вот все остальные куда-то исчезли. В том числе и Дитрих. Алекс поднялся из-за стола и почувствовал, что его слегка повело в сторону.

– Уф… надо же было так надринькаться… – пробурчал он. Алекс по жизни вообще-то пил довольно мало. И предпочитал куда более легкие напитки – пиво или сидр. Но в той ситуации, в которой он оказался… ну или вляпался, кирш показался ему наилучшим выбором.

До лестницы он добрался довольно быстро. В принципе, Алекс чувствовал себя не особенно и пьяным, его уже и не шатало, а голова вообще вроде как работала вполне нормально. Ну, похоже, так ему только казалось… Подняться на второй этаж, где, как он помнил, находится комната Дитриха, в которой он оставил куртку и остальные вещи, тоже удалось без особенных проблем. Даже не споткнулся ни разу. Но вот уже наверху дорогу неожиданно преградило непреодолимое препятствие…

– Urenkel [14] сказал, ты из России?

Алекс резко остановился и уставился на довольно рослого седого деда, занявшего весь коридор и преградившего ему путь к двери, которая являлась его целью.

– Э-э-э… ja, – несколько смущенно и раздосадованно ответил Алекс. Ему было немного неудобно за то, в каком виде он предстал перед, судя по всему, патриархом семьи. Сам же бурчал по поводу того, что стереотипы – зло, а тут – на тебе, лично поспособствовал подтверждению одного из самых живучих. Между тем весьма суровое до сего момента лицо деда внезапно разгладилось, и он хрипло расхохотался, а затем вскинул вверху кулак и громко проревел:

– Stalin, Gagarin, Perestroika!

Алекс аж отшатнулся. А дед хрипло рассмеялся.

– Ладно, не бойся, не такой уж я ненормальный, как они говорят… – после чего кивнул в сторону приоткрытой двери, располагавшейся напротив той, к которой Алекс направлялся. – Заходи.

Комната деда оказалась заметно больше, чем у Дитриха. И намного… уютней, что ли. Ну или более обжитой. Пол, застеленный чьей-то шкурой с длинным ворсом, кресло-качалка, письменный стол у окна, фотографии на стенах, книги, какие-то безделушки на полках…

Дед кивнул на кресло, стоявшее напротив кресла-качалки:

– Садись, поговорим. А то у меня давно уже не было нового собеседника.

Алекс осторожно сел в кресло.

– Наверное, гадаешь, почему с тобой тут никто разговаривать не хочет? – неожиданно спросил дед. Алекс осторожно пожал плечами. Он пока не определился, как вести себя с прадедушкой Дитриха. С одной стороны, этот дед, считай, единственный, кто соизволил с ним заговорить. А с другой – несмотря на его слова, вел он себя не так чтобы очень нормально. Да и Дитрих предупреждал…

– Все просто. Для нас, швейцарцев, друзья и родственники – это разные миры. Не то чтобы совсем не пересекающиеся, но разные. Так что мой urenkel, пригласив тебя на семейное торжество, подложил всем родственникам большую свинью. То есть в первую очередь он хотел устроить это своей любимой mutter, которая уже давно вынашивает планы оженить его на дочери своей старой подруги. И потому решила припереть к стенке в семейном кругу. Вот он и того, решил разбавить этот круг посторонним. Ну чтобы матушка поубавила прыть… Но Дитрих не ожидал, что она пригласит на его день рождения столько народу. Так что получилось не совсем хорошо…

Алекс криво усмехнулся. Да уж, попал, как это говорится, «как кур во щи». А он-то радовался… Но вот что интересно – его собственная мама, наоборот, изо всех сил отваживала от него любых подруг. Почему – парень разобраться так и не смог. Может, боялась, что если он заведет семью, то ее влияние на сына уменьшится и тогда на мечте жить в «нормальной европейской стране» можно будет поставить крест, а может, просто банально ревновала к любой будущей невестке. Как бы там ни было, едва только на горизонте появлялась какая-нибудь подруга, имеющая хотя бы потенциальные шансы перейти в разряд постоянных, как мамочка затевала целую армейскую операцию с внезапными телефонными звонками, неожиданными требованиями бросить все и срочно купить и привезти ей какое-то лекарство, вскочить среди ночи и немедленно нестись к ней на помощь, категорическими требованиями в определенный день и час непременно быть дома… А если это не помогало – собирала целый ареопаг из близких и знакомых и устраивала публичный наезд… Здесь же мама Дитриха, судя по вышесказанному, была настроена прямо противоположным образом, но действовала при этом практически так же, как его собственная мама… То-то Дитрих взбрыкнул. А как еще иначе назвать его приглашение? Ну в свете всех вновь открывшихся обстоятельств…

– Знаешь, кто это? – внезапно спросил дед, ткнув пальцем куда-то вбок. Алекс вздрогнул и развернулся в ту сторону. На стене висела копия того дагерротипа, который показал ему Дитрих, когда они поднимались по лестнице. Вернее… Алекс присмотрелся, похоже, клон висел именно на лестнице. А здесь, судя по всему, находился оригинал.

– Дитрих сказал, что это семья вашего предка, который построил этот дом.

– Ха… точно! – Дед довольно кивнул. – Его звали Курт-Фридрих! А это его дети, – дед ткнул в фотографию сухим, длинным пальцем с пожелтевшим ногтем, – Вильгельм, Йохан, Эльза, Марта, Гюнтер, Эстер и вот этот пухлощекий карапуз – Карл. Карл потом, когда вырос, уехал в США. Я, когда был помоложе, пытался найти его следы. Кое-что нашел. Он отплыл из Гамбурга на пароходе Северогерманского Ллойда и, прибыв в Америку, обосновался в Чикаго. Там у него в тысяча восемьсот девяносто восьмом родился сын, которого, кстати, звали, как и тебя – Alexander. Но во время Первой мировой их следы затерялись. Может, куда-то переехали, может, его призвали в армию и он погиб, а может, просто погиб. Во время обеих мировых войн немцев в Америке не очень-то любили. А разбираться, чем швейцарец отличается от немца, они там не научились даже сейчас… – Он тяжело вздохнул и замолчал. Алекс также сидел молча. Ему было не очень комфортно, и он был бы рад уйти из этой комнаты, но опасался что-то сделать не так. А ну как дедуля разнервничается и потребует выставить его на ночь глядя и пьяного. Кто его знает, ненормального… Или вообще даст дуба. А что – совсем не исключено. Лет-то ему эвон сколько! Давление скакнет – и все.

– Все остальные остались здесь, – между тем продолжил прадедушка Дитриха. – И пережили все войны. Нет, кое-кто погиб, в основном из-за бомбардировок в Германии. Боев-то у нас не было. Швейцария сумела отстоять свою независимость и нейтралитет в тысяча девятьсот сороковом. Немцы так и не решились на операцию «Танненбаум». Но швейцарцы всегда вели дела в Германии. Вот кое-кто и попал под бомбежки… А теперь вот мы, их потомки, несколько раз в год собираемся в нашем родовом гнезде тесным семейным кругом по всяким веским поводам. Ну если кто-нибудь не взбрыкнет, как этот сопляк Дитрих, и не устроит что-то подобное сегодняшнему… – Дед опять хрипло рассмеялся, а затем как-то резко замолчал и вытер неожиданную слезу. – Он мне сильно напоминает меня в молодости. Я был таким же упрямым. А внешне он сильно похож на дедушку Йохана. – Старик снова ткнул в фотографию пальцем. – Это наш предок, ха! А ты… – дед сделал паузу и уставился на Алекса подозрительным взглядом, – похож на Карла. Я видел его фото в иммигрантском архиве в Нью-Йорке. Ты, случайно, не тайный наш родственник, приехавший тут разнюхать по поводу наследства?

Алекс с тоской подумал: «Ну вот, началось…» – и торопливо заговорил:

– Нет. Я вообще никогда не был в США. Я всю жизнь прожил в России, в Саратовской области, на Волге, в городе Энгельс. Дело в том, что… – и осекся, прерванный новым взрывом хриплого хохота.

– Испугался! Ой, не могу! – хохотал дед, хлопая себя по ляжкам. Алекс же замер, лихорадочно размышляя, как поскорее выбраться из этой комнаты. Пожалуй, Дитрих был прав относительно своего прадеда. Тот уже действительно немного того… или не немного…

– Видел бы ты свою рожу… – довольно заявил дед, успокаиваясь. – Хотя на Карла ты действительно немного похож. Если приглядываться… Ты марки собираешь?

– Что? – столь резкий переход темы застал Алекса врасплох. – Марки? Я?

– Ну, да, – серьезно кивнул дед. – Марки. Я собирал, когда был молодым. У меня было двенадцать альбомов. Потом продал. В двадцать один год. Деньги были нужны – ну и… Сейчас жалею.

– Ну-у-у… в детстве собирал, – соврал Алекс. – Недолго.

– Ха, значит, и бонистика тебя точно привлечет! – с воодушевлением заявил дед. После чего резво вскочил и пошаркал к столу.

– Вот, – торжественно заявил он, вернувшись, – смотри. Это банкноты Швейцарии. Выпуска тысяча девятьсот четырнадцатого года. Начальный комплект – пять, десять и двадцать франков. Были выпущены на немецком, французском и итальянском языках. А это доллары США того же года. Пять и десять долларов. Эти вообще можно предъявлять в любой банк как обычное платежное средство. Берешь?

– Э-э-э… – растеряно начал Алекс, но дед не дал ему возможности отказаться.

– Ты не волнуйся насчет плохого состояния. Деньги самые настоящие. Я их обнаружил вот здесь, – он снова вскочил и прошаркал к стене, где надавил на пятиугольный камень неправильной формы, который с натугой повернулся, открыв небольшую нишу. – Наверное, кто-то сделал тайник и забыл про него. Или вообще помер, не успев никому ничего рассказать… – Дед хрипло хохотнул. – Так что они точно настоящие – никаких аукционов или покупки через Интернет. И насчет цены не беспокойся. Как другу urenkel – отдам дешево. Сколько у тебя сейчас франков?

– Ну-у-у… пятьдесят, – ответил Алекс. На первой же заправке он на всякий случай снял в банкомате пятьдесят швейцарских франков. Конечно, Швейцария – развитая страна, и карточки здесь принимают везде, но случаи бывают разные. Вон парни в клубе рассказывали, как им во время одного из туров по Татрам пришлось договариваться с каким-то диким фермером на тракторе, чтобы он подвез их и разбитые мотоциклы до ближайшего городка. И тот почему-то наотрез отказывался и взять евро, и заехать в городок, чтобы они сняли денег в банкомате. Пришлось собирать по карманам все наличные кроны…

– Давай, – решительно произнес дед. И когда растерянный Алекс вытащил из кошелька сложенную купюру, быстро цапнул ее и всучил ему конверт со старыми деньгами. – Бери! – После чего решительно указал на дверь: – Все, иди. Я устал.

Добравшись наконец до комнаты Дитриха, Алекс обессиленно рухнул на кровать. Да уж, приключеньице… Но прийти в себя ему не дали.

– Ты уже здесь? – констатировал очевидное Дитрих, открывая дверь и заходя в комнату. – Ты извини, я сегодня виноват перед тобой… – тут он замер, уставившись на конверт в руке Алекса, а потом негромко выругался: – Вот scheiβe! Urgroβvater опять принялся за свое… Сколько ты ему заплатил за этот мусор?

– Пятьдесят франков, – несколько испуганно отозвался Алекс, – а что?

– Ну это еще ничего… – облегченно выдохнул Дитрих. – Но все равно тебе лучше прямо пораньше сдернуть, – и пояснил: – У деда слабое сердце, а он любит пропустить пару-тройку рюмок кирша с приятелями в деревенской kneipe. Поэтому mutter отобрала у него все деньги и карточки. Вот он и придумал себе подобный способ заработка – ловит кого из гостей, кто не в курсе, и всучивает ему этот старый мусор, который обнаружил в каком-то тайнике в своей комнате.

– Мусор? – настороженно уточнил Алекс. Не то чтобы он действительно вдруг воспылал желанием заняться бонистикой, да и деньги были отданы не очень большие. И, если уж быть до конца честным, он был даже рад отделаться пятьюдесятью франками за возможность слинять из комнаты деда. Но ощущение, что его снова развели как лоха, ему все-таки очень не нравилось.

– Нет, банкноты действительно настоящие, хоть и старые. Просто мелкие и потрепанные. Поэтому стоят очень мало. Крупные и относительно ценные в тайнике тоже были. Причем не только франки – еще и доллары, и фунты стерлингов, насколько я помню. Видно, кто-то из предков заначку сделал на черный день. Или копил на что-то. Но воспользоваться почему-то так и не сумел… Но те mutter забрала. А вот такие, мелкие и потрепанные, оставила. Дед тогда сильно разнервничался, так что она сочла за лучшее не отбирать все. Думала, что с мелкими он ничего сделать не сможет. В таком состоянии их даже через Интернет не продашь – только обменять в банке, до которого деду никак не добраться. А он вишь как приспособился… – Дитрих усмехнулся. – Но если она выяснит, откуда у него снова появились деньги на выпивку, а дед, можешь мне поверить, с утра точно слиняет в деревенскую kneipe, – нам обоим не поздоровится. Ну я-то ладно, выдержу. Не в первый раз. А вот тебе лучше уехать до того.

– Понятно, – уныло отозвался Алекс. Да уж, можно констатировать, что все его планы и надежды на эту поездку дружно ухнули в трубу. Причем канализационную. Впрочем… он покосился на Дитриха – может, все и не так плохо. Дед же сказал, что семья и друзья для швейцарцев – разные миры. Так что, может, Дитрих наконец-то включит его в круг своих близких друзей? Хотя бы под воздействием чувства вины. Это было бы достойным вознаграждением за все те проблемы, в которые швейцарец втянул его этим своим приглашением…