Рассекреченное королевство. Швея-чародейка

10

– Ты носил зачарованный колпак, верно?

Свет от очага играл на стене, птица за окном пела веселую песенку, но мне было не до смеха. Мой брат чуть не умер – я сама видела, как кто-то хотел застрелить его. Мои руки на коленях были словно свинцом налиты, и я никак не могла избавиться от образа, который прокрался в мои мысли, – Кристос с огнестрельной раной на груди, откуда бьет кровь, пачкая белую рубашку.

– Да, – ответил он.

– Ну, хотя бы на этом спасибо, – прошептала я.

– Мы распределяли их с помощью лотереи, – добавил он, и я вновь вскинула голову.

– Ты должен был носить ее! – В моем голосе прорвались нотки гнева. – Она предназначалась тебе. Потому что я сделала ее для тебя.

– Это неправильно. Твои колпаки были только у некоторых из нас. Это кажется нечестным.

– Меня не волнует честность! – закричала я, внезапно потеряв контроль над собой.

Он сам подставился под выстрел, а теперь еще и сомневался в той вещи, которая помогла ему избежать вреда?

– Я делала эти проклятые колпаки только для того, чтобы ты уцелел. И мне плевать на твои отговорки и на эту толпу!

Пока он воображал себе грандиозные проекты и волну перемен, я представляла только его беззащитную фигуру на площади. Брат был единственной моей семьей, и если бы он умер… Я пожала плечами, не зная, что случилось бы дальше.

Но Кристос уже зациклился на новом поводе для спора.

– Толпе? Возможно, для тебя это просто толпа.

– Они хотели, чтобы ты погиб от пули, – тихо ответила я, постепенно закипая от ярости. – Они не собирались помогать тебе. Эти люди вели себя нагло и дерзко. Они бросали камни в солдат. Так что, да. Я не могу назвать их иначе, чем толпой.

Кристос сложил руки на груди, словно сдерживая слова, которые рвались в ответ. Я затихла. Мне было известно, как работали мои чары – я видела их в действии. Некоторые люди стремились получить немного удачи. Другие желали обрести любовь своих супругов. Третьи не могли найти работу, чтобы прокормиться.

Я не добивалась того, чтобы мушкет дал осечку. Но это мои чары испортили оружие, нацеленное на человека, которого они защищали.

– Пожалуйста, держись подальше от проблем, – попросила я.

Тьма сгущалась в углах нашей кухни – темнота, которая скрыла лица людей, не желавших спорить, но не уступавших друг другу.

– Солдаты пришли по чьей-то указке, – продолжила я. – Вы не устояли бы под пулями со своими словами… или кирпичами.

– Я не могу бросить свое дело, Софи. Не теперь.

– Ты можешь повернуть его в другое русло. Я одна считаю, что ситуация выходит из-под контроля? Что она становится опасной?

– Я отношусь к этому очень серьезно, – возразил Кристос. – У нас появились реальные планы, реальная организация. Венко говорит…

– Ах да, Венко. Что он сделал сегодня на твоей демонстрации? Он мог бы поговорить с офицером. Солдаты выслушали бы университетского профессора, не так ли? А он просто… исчез.

Кристос снова покраснел.

– Ему нужно думать о своем статусе. Занимая университетскую должность, он помогает нам знаниями и знакомствами. Поэтому он держится в тени. Если профессор потеряет свое положение, он не сможет быть таким полезным для нас.

– И что конкретно он делает для тебя? Кажется… лектор как-то направляет ваши действия. Я сначала думала, что ты борешься за Лигу рабочих.

– Он не направляет нас, – быстро ответил Кристос.

Я поняла, что задела его больное место. Венко был лидером движения, но не ценил усилий Кристоса.

– Он составляет планы, указывает на недостатки и преимущества. И еще профессор спонсирует нас.

– Он учит тебя выпрашивать деньги. Ты мог бы понять это и сам.

– Никто из нас не знал об инвестициях. Как получать деньги таким образом, чтобы мы не рисковали и не были связаны с этим лично.

– Хм! Твои заявления звучат незаконно.

– Законно, – сердито рявкнул он. – Это просто использование подходящих возможностей, новый способ ведения биржевых дел. Он посредник с торговцами. С семьями квайсетских патрициев.

Теперь мне захотелось получить все ответы.

– Квайсы дают вам деньги? Для чего?

По какой-то причине его слова разозлили меня больше, чем то, что галатианские торговцы сошлись с Красными колпаками. Какой интерес могли иметь иностранцы, объединившиеся с городским отребьем?

– Нас спонсируют и некоторые фенианцы. Они дают деньги на распечатку буклетов и разработку новых идей и приемлемых политических теорий…

– Это так ты называешь свою писанину? Приемлемой политической теорией?

Кристос вскипел от гнева, но постарался сдержаться.

– Пьорд Венко неоценимо полезен для Лиги рабочих.

– И что он получает от этого? – спросила я. – Что на самом деле он получает от вас? Почему он решил помогать Лиге рабочих?

– Университетская система неуравновешенна, как и весь остальной экономический базис, – сказал Кристос. – Венко должен бы заведовать коллегией античностей, но застрял в должности лектора.

– Но почему он считает себя во всем правым? Кто так сказал?

Кристос не ответил, но я поняла: потому что таким было высокое мнение Венко о самом себе.

– Профессор верит в то, что мы делаем. У него сердце настоящего галатианца, Софи. Он сам себя воспитал теми способами, в которых мы, как народ, не преуспели. Венко верит, что и мы можем быть лучше, что нам пора стать сильнее и выйти из тени знатных людей.

– Я не доверяю ему.

Мне не хотелось говорить этого прямо, но расчетливая манера профессора и его осторожность нервировали меня.

– Потому что он квайс? Или потому что академик? Почему?

– Из-за того, что он…

Я поискала правильное слово – термин, способный охватить бесстрастное превосходство, которое чувствовалось в нем.

– Он очень отстраненный, – наконец сказала я. – Позволь мне вопрос? Он доверяет тебе?

– Конечно, – выпалил Кристос, но тут же отвернулся.

Я могла бы продолжить этот разговор, глядя в прищуренные глаза моего брата, где виделся намек на некую слабину в его лидерстве. Однако я замолчала. Во мне пробудилась зависть к нему – он действительно во что-то верил. Я же ни секунды не верила в то, что их протесты, разговоры и памфлеты поменяют текущий режим – нынешнюю сильную монархию и олигархию дворян, которые управляли всем. Как могли победить их несколько печатных листовок?

– Что будешь делать дальше? – спросила я. – Ты провел демонстрацию на площади. Ты печатаешь свои памфлеты. Что еще можно придумать? Что Пьорд Венко прикажет тебе сделать?

Кристос отодвинулся подальше от меня, наполовину спрятав лицо в тени.

– Ты и так уже много знаешь, – сказал он.

– Кристос… – Мне не хватало слов, чтобы выразить то, что я хотела сказать. – Я просто… не знаю, что буду делать, если с тобой что-то случится.

Он помолчал. Брат мог бы разразиться пламенной речью, представив, что спорит на улице со сторонником монархизма, но вместо этого он откинулся на спинку стула.

– Ты знаешь, как победить меня, – со вздохом сказал Кристос. – Вот что меня заботит, Софи. У меня никогда не было работы, которая была бы важна, – по крайней мере в том мире, где мы живем. А тебя волнует твоя работа, мне это известно.

– Всегда существует другой путь, – слабо возразила я.

Он оперся руками на колени. Его профиль вырисовывался трепетавшим светом свечи, и мой брат выглядел странно мужественным и смелым в тот момент, когда сидел в раздумьях.

– Возможно, и есть другой путь. Но в самом конце, так будет лучше. Если это необходимо.

Он посмотрел на пламя огарка, не видя его, и внезапно стал выглядеть намного старше – чуть выше нахмуренных бровей появились морщины, которые я раньше не замечала.

Легкий стук в дверь заставил нас вскочить на ноги. Я испугалась худшего – городская стража с ордером на арест Кристоса. Но брат в три легких шага пересек небольшую кухню и без всякой тревоги открыл дверь.

На пороге стоял Джек, а не вооруженные солдаты, готовые тащить моего брата в тюрьму. До чего довел нас Кристос? Мы не знали, что произойдет с нами в следующую минуту.

Джек мял в руках красный шерстяной колпак.

– Я только хотел убедиться, что с вами обоими все в порядке.

– Естественно, мы в порядке, – сказал Кристос более развязно, чем было необходимо.

– Ты-то уж точно. Но меня волновало, что Софи могла быть напугана сценой на площади, поэтому…

Джек не затаил на меня обиду, хотя мог бы. Несмотря на нашу прошлую ссору, он не испытывал гнева.

– Все нормально, Джек.

Я подтолкнула стул к очагу, тростниковое сиденье заскрипело.

– Спасибо, что зашел, – покрывшись румянцем, добавила я.

– Схожу наберу воды, – сказал Кристос, схватив наш пятнистый керамический кувшин.

Он был уже у двери, прежде чем я успела что-то сказать. Мы с Джеком остались сидеть и смотреть на угли очага. Я прокрутила в голове свои мысли, словно рулоны тканей на полках. Что следовало сказать? Что-нибудь вежливое, но не поощряющее его к романтическим намекам.

– В этом году рано похолодало.

Вот и все, что мне удалось придумать.

– Хм, верно. Короткая осень.

Он отвернулся к огню. Возможно, ему нравилось молчание. Я успела привыкнуть к дружелюбному безмолвию, когда он вдруг прочистил горло. Джек заговорил, осекся, а потом выпалил:

– Тебя волнует, что будут думать люди?

– О чем ты?

– Я говорю обо всем. Ты не помогаешь Лиге, не хочешь выходить за меня замуж. Тебя не беспокоит это?

– Люди и так считают меня… не такой, как все. Я другая.

Это было правдой. Чародейка, владевшая ателье. Простолюдинка, которая связала свою судьбу с благородными людьми. Пеллианка по рождению, живущая, как галатианка.

– У меня… Я не сплетничаю, но люди разное говорят.

– Разное?

Он переместился ближе к огню.

– Что ты больше заинтересована в дворянах, чем в своих соседях.

– Знать оплачивает мои счета, – ответила я. – А мои соседи – нет.

Мой голос был более спокойным и холодным, чем я того хотела.

Кристос закрыл за собой дверь. В его руке был кувшин с водой.

– Там так холодно, что я едва не околел, пробегая расстояние между колодцем и домом.

Он засмеялся. Затем, увидев лицо Джека и мою предательскую бледность, брат кашлянул и сменил тему.

– Джек, тебе удалось привести на демонстрацию много крестьян.

– На самом деле фокус-то небольшой. Они потеряли работу. На полях остались только люди, нанятые для озимых. Ты был прав. Это правильное время.

Я взяла у Кристоса кувшин и рассеянно осмотрела керамическую ручку. Она хранила холод зимнего вечера и морозила мои пальцы. Правильное время? Для чего? Тон Джека намекал, что планы Лиги предполагают более сложную схему, чем встреча нескольких дюжин демонстрантов или напечатанные памфлеты.

– Конечно, прав, – с усмешкой сказал Кристос. – Нам дали хороший совет. Профессор Венко говорит, что то же самое будет и у рабочих. На них тоже влияет упадок промышленности в этом сезоне.

– Жуткий и странный тип, – ответил Джек. – Он уже однажды направил нас не в ту сторону.

Кристос кивнул головой.

– Но он понимает политику. Профессор хочет создать революцию, а не просто свободную организацию. Мы должны пользоваться любым преимуществом, показывая знати, что им лучше пойти на переговоры.

Это военные термины, осознала я, устанавливая котелок на плите. Крышка громко гремела под моими дрожавшими руками.

– Ладно, мне пора идти, – наконец сказал Джек.

Кристос встал, чтобы проводить друга, но я движением руки остановила его.

– Джек, – сказала я, когда мы вышли наружу. – Извини меня. Я действительно такая, как есть. Ты не будешь счастлив со мной.

Он печально кивнул. Я хотела бы как-то уменьшить боль, сквозившую на его лице, но просто позволила ему пожелать мне спокойной ночи.

Вернувшись в дом, я села на свой стул, наблюдая, как жар исходит из углей в нашей маленькой плите.

– Знаешь, мне не стоит винить тебя за это. – Кристос устроился рядом со мной. – Я понимаю, что ты не хочешь выходить замуж за Джека и присматривать за ордой похожих на него маленьких уличных бродяжек. – Он уныло улыбнулся. – Хотя это лишь частности. Если уж я не всегда понимаю тебя, то бедняга Джек Пэрри никогда и ни в чем не поймет.

Я подняла красный колпак Кристоса. На краю были вышиты его инициалы.

– Ты понял, что его нужно надеть. Поэтому не получил ту пулю. Логично?

– Мне нужно быть более осторожным. – На его лицо вернулась насмешливая ухмылка. – А ты могла бы сделать побольше этих колпачков. Они хорошо работают.

Я похлопала его по руке, а потом достала из шкафа красную шерсть, чтобы сделать этой ночью еще одну дюжину шапок.