Рассекреченное королевство. Швея-чародейка

9

– После того как вы ушли вчера, мы получили два новых заказа, – сказала Алиса, пока я рассматривала доску с нашим планом работ. – Узнаете имена?

– Зачарованная мантилья для Санны… Истлейк? Это леди Истлейк?

– Она самая, – с улыбкой ответила Алиса.

Истлейки не считались главным знатным домом, но ходили слухи, что лорд и его жена, серафская младшая принцесса, поднимались в статусе. Король одобрил Истлейка на пост Лорда Камней – с учетом того, что старый лорд Сютермонт собирался оставить эту должность.

– И еще нам заказали бальное платье с чарой любви. Запрос пришел от дочери торговца.

– Бальное платье? Это много работы. Она придет на примерку?

– Конечно, – ответила Алиса. – Она уже выбрала зеленый цвет. Я показала ей образцы вместо вас. – Она немного помолчала. – Надеюсь, я поступила правильно?

Мне понравилась инициатива Алисы.

– Да, спасибо. Если только она может носить зеленый. Он идет не всем.

Я засмеялась, удовлетворенная тем, что доска заказов была полна.

– Эта сможет, – уверенно заявила Алиса. – А Пенни будет позже.

Я приподняла брови.

– Надеюсь, у нее веская причина?

Оставалось надеяться, что Кристос как-то повлияет на ее опоздания.

Алиса пожала округлыми плечами.

– Она сказала, что ее мать нуждается в лечении.

– Ты же так не думаешь? – спросила я.

Девушка поджала губы.

– Не хочу сплетничать. Но они серьезно поругались. – Она кашлянула. – Из-за Кристоса.

Я была хорошей сестрой – мне тут же захотелось защищать своего брата. Я постаралась ответить как можно спокойнее:

– Многие галатианцы не оказывают поддержку своим детям, когда те начинают встречаться с пеллианцами.

Алиса склонила голову набок.

– Это не тот случай, – сказала она. – Я хочу сказать, что, да… многие не посещают пеллианский квартал. Но вы не…

Она покраснела и двинулась к другому концу стойки, чтобы убрать небольшую стопку бумаг.

– Тут виновата Лига рабочих. Ее мать не хочет, чтобы Пенни связывалась с ними.

– И правильно делает.

По некоторым причинам, я тоже не хотела быть с ними связанной.

– Извините, госпожа. Наверное, мои слова обидели вас.

Румянец на ее широком лице запылал еще ярче.

– Я хорошо отношусь к пеллианскому кварталу, – добавила она.

– Не стоит извиняться, Алиса. – Взяв в руки завернутый заказ, я тихо спросила: – Ты сказала, я не… Я не – что?

Она прикусила губу.

– Я не считаю вас пеллианкой. И пеллианский квартал… он во многом похож на остальные районы города.

Я кивнула. Неудивительно, что она так думала. Этот образ создала я сама. Высококлассная галатианская швея, а не пеллианская торговка с рынка. И все же ее слова вызвали у меня какое-то неудобство.

– Интересно, что ты знаешь о пеллианцах? – спросила я с любопытством.

– Они держатся сами по себе, одеваются немного по-другому, носят платки вместо шапок. – Алиса пожала плечами. – Мне ничего не нужно от пеллианского квартала, а им ничего не нужно от меня, поэтому мы встречаемся редко.

Прагматизм Алисы был ее лучшей чертой, напомнила я себе с небольшой улыбкой. Но ее мнение было довольно поверхностным: пеллианцы – это люди, которые держатся сами по себе, говорят на другом языке и считают, что шпинатный пирог вполне годится для обеда. Мы с Кристосом казались частью другой группы. Мы больше походили на детей провинциальных галатианцев, которые переехали в столицу, – не местные, но адаптированные люди.

Я оставила Алису, дав ей несколько заданий, и ушла, как обещала, на демонстрацию Кристоса. Площадь фонтанов выглядела тихой. Я знала это место как свои пять пальцев. Пятницы считались рыночными днями. По утрам и вечерам в кафедральном соборе проводились службы галатианских природников. Иногда на площади устраивали развлечения или небольшие ярмарки. Я всегда ходила на Шелковую ярмарку, куда торговцы со всей Галатии и ее окрестностей привозили изысканный шелк, хлопок и шерсть – ткани, которые я большую часть года не могла купить даже у лучших торговцев города.

Мне всегда удавалось приобрести несколько рулонов шелка, которых никто еще не смотрел. Я два года обходила все прилавки, и по ярмарке наконец пошли слухи, что к продавцам заглядывает не просто швея. Торговцы серафским шелком считали меня волшебницей, схожей с ворожеями их королевского двора. Они торговались со мной с большим уважением и всегда давали немалую скидку. Семья квайсетских прядильщиков шерсти называла меня за моей спиной ведьмой и молилась всем святым, когда я проходила мимо. Одна худая, как нитка, женщина с гор, заведовавшая мастерской по выработке хлопка высочайшего качества, была убеждена, что я фея. В общем, некоторые торговцы отказывались обслуживать меня, а другие тихими голосами предлагали заманчивые сделки – свои лучшие ткани, припрятанные для продажи в королевских домах. Целые рулоны за полцены. Партии из их личных запасов.

Я выбирала торговцев, чьи ткани были уникальными, красивыми и высокого качества, и заключала с ними сделки. Кто-то просил чару выздоровления от ревматизма, другой – любовную чару для скромной дочери. Для многих торговля в Галатии являлась единственным доступом к чарам, но они не могли договориться с пеллианцами, которые не использовали ни шелк, ни дорогой хлопок. Я считалась одной из немногих чародеек, кто помогал им в галатианских городах. В некоторых странах магия вообще не дозволялась, верили там в чары или нет. Чародейство шло вразрез с их религиозными и моральными кодексами. На суровом острове Фен магия, иллюзии и даже карточные фокусы считались незаконными. Никто и никогда не слышал о чародеях из Квайсета, где, как говорили, глубже веры в святых были только зимние сугробы. Я с радостью выполняла заказы торговцев, работая поздними вечерами над платками, шапками и шалями. А потом они разбирали свои палатки и уезжали в родные страны.

Так как мои чары работали, у меня всегда находились верные союзники на рынке.

До следующей Шелковой ярмарки осталось несколько месяцев, подумала я, шагая по холодным камням площади. Вокруг суетились люди, торопясь пройтись по магазинам, спеша от мельниц на западе и от речных доков к своим домам на востоке. Вряд ли кто-то сегодня планировал задерживаться на площади.

Перед церковью собралась толпа людей. Многие из них размахивали флагами. И все они носили красные колпаки. Демонстрация Кристоса.

Я притаилась возле огромного бронзового фонтана в центре площади, решая про себя, стоит ли дать знать о себе брату тихим приветствием или просто пойти домой. Кристос настаивал, чтобы я посмотрела его выступление, и да, он получил мое согласие. Однако я не хотела, чтобы меня увидели. Простое игнорирование обидело бы его, ведь он пытался сделать меня участницей своего протеста. Неужели он не понимает, что наша жизнь во многом зависит от моих добрых отношений со знатью – теми людьми, которых он сейчас обвинял?

Я с печальной усмешкой подумала о подругах леди Виолы, рассуждавших в салоне о Мелхоире. Кристос никогда не поверил бы, что благородные леди могут обсуждать те же темы, на которые спорил он.

Несколько секунд я рассматривала происходящее так, словно это была одежда, которую мне следовало разобрать для подготовки лекал. Женщина в коричневом плаще впихивала брошюры прохожим, желали они того или нет. Я узнала ее по «Ореховой долине». Это была прачка с красноватым лицом, ее руки в шрамах быстро раздавали памфлеты небольшой толпе, которая уже собиралась вокруг членов Лиги.

Не только прачка убеждала соотечественников присоединиться к ней. Две женщины, включая высокую пеллианскую девушку, размахивали самодельными флагами и зазывали людей, проходивших через площадь. Остальная группа оказалась куда большей, чем я ожидала. Все они были рабочими – молодые парни с грудью колесом; мужчины и старики, тащившие годы работы на своих согнутых спинах; местные горожане; белокурые галатианские провинциалы с севера; кареглазые крестьяне с юга; пеллианцы и еще один человек, который мог быть квайсом. Это выглядело так, словно какой-то ветер, пробежавший через склады и доки, принес сюда рабочих. Примерно половина мужчин носили красные колпаки, похожие на те, которые я сделала по требованию Кристоса. Золотистое сияние на одной из шапок, носимой незнакомым мне мужчиной, подтверждала, что среди демонстрантов они раздавались наугад. Даже без колпаков все они выглядели одетыми в своеобразную форму – испачканная грубая одежда, явно не «лучшее с рынка»: рубашки, заправленные в штаны, и шерстяные жакеты, нуждавшиеся в починке.

Единственным исключением являлся мужчина в черном костюме, стоявший позади толпы и тихо разговаривавший с Нико. Пьорд Венко смотрелся почти комично и не к месту рядом с грубыми демонстрантами. Он беседовал с Нико с тем пренебрежением, с каким владелец лавки обращается со своим помощником. Своеобразный подиум – расшатанная куча ящиков – имитировал кафедру, которая уже была занята. Моим братом.

– Ради всего на свете… – прошептала я.

Он стоял на ящике, бешено жестикулируя и произнося слова, которые я не слышала, поскольку их уносило ветром. Я закатила глаза. Кристос выглядел как один из тех проповедников, которые в рыночные дни иногда выставляли ящики на краю площади, – неистовый, страстный и, подумалось мне, нелепый.

Затем я увидела солдат.

Они вышли на площадь с маленькой боковой улицы, которая проходила рядом с церковью. Низенькая женщина в потускневшем зеленом платье указывала на демонстрантов из-за угла, и, хотя мой брат с друзьями вели себя как идиоты, я в тот момент ненавидела ее больше всех на свете. Она пожаловалась на шум. Она привела солдат на площадь… И поскольку они должны были арестовать зачинщиков, я поняла, что мой брат проведет ночь в тюремной камере Каменного замка.

Я не знала, что говорить и делать, поэтому побежала через площадь. Кристос увидел меня раньше, чем солдат. Ряды бледно-синих плащей еще не появились из тени между высоких зданий, а я в своих ярких перчатках и плаще была, как попугай. Он взмахнул рукой и, к моему облегчению, спустился с ящика.

– Софи! – Брат широко раскинул руки. – Разве не классно? Мы раздали больше сотни памфлетов и…

Он осекся, когда увидел солдат. Их капитан сцепился с парнем, похожим на белку. Тот махал большим плакатом с несколькими орфографическими ошибками.

Я услышала, как загремел голос капитана, говорившего о лимите разрешенного собрания. Конечно, офис Лорда Камней одобрял любые городские собрания, хотя мне казалось, что Кристос и его демонстранты не подавали никаких прошений. В общем-то я была уверена, что они намеренно этого не делали, прекрасно зная, что сборище Красных колпаков, выступающих против знати, будет запрещено.

– Без разрешения? – прокричал капитан. – Вы все будете немедленно арестованы!

Он схватил ближайший к нему флаг и сломал деревянное древко о свое колено. Я не понимала его – не стоит давать им лишних поводов для гнева; не сейчас. Кристос и его товарищи сами ушли бы. Я знала это.

Солдаты сдвинули ряды и начали медленно надвигаться, словно против океанской волны. Они образовали линию атаки и подняли мушкеты. Их лица выглядели решительными и бесстрастными. Толпа позади меня больше не махала руками. Я сделала несколько шагов и оказалась впереди всех, как рыба в океанской пене, не в силах плыть против течения.

– Что будем делать дальше? – крикнул кто-то мрачным голосом.

Мне пришлось двигаться вместе с толпой демонстрантов, когда они пошли к солдатам. Любое мое возражение было бы не громче писка. Я поняла, что дородный мужчина и коренастая женщина, шагавшие рядом со мной, подняли кирпичи и камни. Потом я увидела, как Джек уговаривал ближайших к нему людей опустить плакаты и камни. Нико выкрикивал в адрес капитана какие-то обидные слова. Пьорда Венко не было видно.

Я барахталась в толпе, пытаясь выпутаться из их рядов. Мне нужно было найти Кристоса. С ним я оставалась бы в безопасности, как и он со мной.

Кристос снова вскарабкался на платформу из ящиков. Мое горло сжалось – о нет! Он возглавил этот протест – и стал мишенью для стрелков.

– Пожалуйста! – взывал мой брат все тем же уверенным голосом. – Не отвечайте насилием на насилие! Мы должны демонстрировать мирные методы, если хотим убедить солдат…

Кирпич, брошенный кем-то из толпы, пролетел мимо меня и попал в голову какого-то солдата. Тот упал на землю, словно мешок муки. Я услышала крик и вдруг поняла, что это был мой голос.

– Остановитесь! – закричала я, умоляя всех и каждого услышать меня. – Остановитесь!

Те же слова отозвались эхом от капитана – только с ледяным спокойствием.

Толпа вокруг меня закричала громче. И тогда капитан заставил ближайшего солдата поднять мушкет и прицелиться. Прямо в Кристоса.

Мое дыхание участилось, а разум перестал воспринимать что-либо, кроме этого мушкета, нацеленного на Кристоса. Клянусь, даже мое сердце остановилось. Толпа вокруг смолкла.

Брат не двигался, но то была решимость, а не страх. Он расправил плечи. Солдат нажал на курок…

И ничего.

Толпа побежала, рассеиваясь во всех направлениях. Солдат с удивлением поднял мушкет для осмотра. Очевидно, оружие отсырело и дало осечку. Я упала на колени. Странные звуки, похожие на кошачье мяуканье, прозвучали откуда-то снизу.

Капитан махнул рукой, и солдаты ушли с площади. Кто-то помог тому солдату, которого сбил с ног кирпич, и он заковылял следом за товарищами. Кристос спрыгнул с платформы и схватил меня в объятия.

– Позволь мне отвести тебя домой.

Это было все, что он сказал.