Шуттовская рота

8

— Не будете возражать, если я составлю вам компанию?

Супермалявка оторвалась от завтрака и обнаружила своего командира, который стоял около ее стола. Пожав плечами, она молча указала на свободный стул напротив.

Нельзя сказать, что эта маленькая девушка была непривлекательной, хотя и красавицей ее тоже было не назвать. Крупные веснушки, рассыпанные по щекам и носу, в сочетании с сердцевидной формой лица и шапкой коротких каштановых волос придавали ей сходство с эльфом.

Шутт медленно помешивал кофе, пытаясь трансформировать мысли в слова.

— Я несколько раз пытался поговорить с тобой, — начал было он, но Супермалявка жестом остановила его, воздерживая от разговора до тех пор, пока не прожевала и не проглотила то, что было у нее во рту.

— Позвольте мне чуть-чуть сэкономить ваше время, капитан. Это касается моих драк, верно?

— Ну… можно сказать и так… да. Но, мне кажется, с твоей стороны это нечто большее, чем просто участие в драках.

— Драки. — Маленький легионер вздохнула. — Если бы я была выше ростом, это было бы просто выяснением отношений. Ну, хорошо. Позвольте мне кое-что объяснить вам, сэр.

За разговором она забыла о еде.

— Я была самым маленьким ребенком в семье, из всех девяти детей — не самым младшим, а самым низкорослым. Взрослые в нашей семье работали, и дети зачастую были предоставлены сами себе, и как большинство детей, не признавали ни демократии, ни дипломатии. Если сам не можешь за себя постоять, никто тебе не поможет, и ты так и будешь козлом отпущения. Разумеется, будучи самой маленькой, я должна была драться чаще других, чтобы избежать оскорблений и излишней домашней работы. Знаете, каково это: иметь сестру, которая младше тебя на пять лет, но то и дело норовит тебя поколотить?

Шутт был поражен таким прямым вопросом и тщетно пытался найти ответ. К счастью, Супермалявка продолжила, казалось, его и не ждала.

— Как бы то ни было, я принадлежу к тому типу людей, у которых вошло в привычку бросаться на любого, кто тебя оскорбляет. Видите ли, имея такой рост, вы не можете ждать, когда противник нападет первым, иначе все кончится, не начавшись. Вы должны начать первым, если хотите иметь хотя бы шанс взять верх.

Она сделала паузу, чтобы глотнуть кофе, а затем решительно вытерла рот салфеткой.

— Мне кажется, сэр, все, о чем я вам рассказала, это как раз и есть то самое, что вы можете наблюдать. Я согласна, мои постоянные драки не украшают нашу жизнь, но это очень старая привычка, и я не могу ручаться, что смогу избавиться от нее. Если это и в самом деле беспокоит вас, я могу написать прошение о переводе. Видит бог, это будет не первый раз.

Несмотря на всю свою уравновешенность, Шутт был захвачен врасплох откровенностью маленького легионера. Он обнаружил вдруг, что сочувствует Супермалявке.

— Я… не думаю, что в этом есть какая-то необходимость, — сказал он. — Скажи, а тебя саму не беспокоит тот факт, что тебе всегда достается? Почему ты продолжаешь лезть в драку, зная, что все равно не сможешь победить?

Впервые с начала разговора стало заметно, что Супермалявка испытывает неудобство.

— Видите ли, сэр, те условия, в которых я выросла, приучили меня всегда быть готовой постоять за себя и верить в свой шанс. Если вы деретесь только когда уверены в победе… ну, тогда вы просто задира, пользующийся преимуществом над более слабым противником. Я же выросла такой, какой выросла, и никогда не видела в задирах большого проку, а потому слишком легко раздражаюсь, когда меня с ними сравнивают.

Командир был поражен.

— Но ведь тебе хотелось бы побеждать хотя бы время от времени?

— Разумеется, хотелось бы, — сказала она. — Не поймите меня превратно, капитан. То, что я не слишком переживаю за неудачу в драках, не означает, что я заранее рассчитываю на поражение. Но, думаю, у вас есть какие-то свои соображения на этот счет. Я готова выслушать их.

— Ну… ты могла бы изучить искусство рукопашного боя… знаешь, что-нибудь типа карате. Есть много приемов, разработанных специально для людей низкого роста, и…

Он не закончил фразу, заметив на лице Супермалявки проказливую улыбку.

— Не стоит говорить со мной про искусства рукопашного боя, сэр. Видите ли, у меня есть разрядные пояса в трех школах карате — корейской, японской и окинавской, плюс школа дзюдо и некоторые виды китайской борьбы. Беда заключается в том, что для использования всего этого нужна ясная голова, а когда я выхожу из себя, а во время драки я всегда выхожу из себя, все мои навыки испаряются, и я превращаюсь в обычного драчуна.

— Трех школах, — тихо повторил за ней Шутт.

— Да, именно. Мой первый муж был мастером самбо, так что начальные уроки мне получить было не сложно. А сейчас, если не возражаете, сэр, мне нужно отправляться помогать на кухне.

С этим она удалилась, а Шутт так и остался сидеть с разинутым ртом глядя ей вслед.

— Не уделите мне минуту, капитан?

Удивленный, Шутт поднял взгляд и увидел в дверях пентхауза Гарри Шоколада. Надо сказать, грушеобразная черная фигура не просто занимала все пространство двери — казалось, сержант заполнил собой всю комнату, не оставив ни единого свободного угла.

— Да, конечно. Входите, Г. Ш. Чем могу помочь?

Несмотря на нарочито небрежный тон, командир был явно заинтересован тем, что могло заставить Гарри выбраться из своей берлоги в каптерке. С того самого дня, когда прибыла новая форма, они лишь разок перекинулись на ходу парой слов, и пока сержант-снабженец великолепно справлялся со своими возросшими обязанностями. Шутту, тем не менее, было интересно узнать его действительную реакцию на оживление внутренней жизни роты.

Гарри осторожно «вдвинулся» в комнату, оглядываясь вокруг сквозь толстые линзы очков, будто в поисках затаившихся гостей, прячущихся по углам. Наконец он провел рукой по коротко остриженным волосам и перешел к делу.

— Я здесь вот по какому поводу, сэр, — сказал он удивительно хриплым голосом, который, казалось, каким-то таинственным образом срывался с его густой щетинистой бороды. — Я тут кое-что придумал. Вы ведь знаете, какая у нас проблема с оружием для Спартака и Луи?

Шутт кивнул. Кроме передвижения, у синфинов были и другие трудности в несении службы, и не в малой степени — с вооружением. Их длинные веретенообразные руки были достаточно сильными, чтобы удержать большинство типов оружия, имевшегося в арсенале роты, но стебельковые глаза не были приспособлены для средств наведения и прицеливания, которые были разработаны в расчете на обычное, как у всех людей, расположение глаз. Поэтому во время упражнений по огневой подготовке им выдавали оружие, наряду с остальным легионерам, но строго-настрого запрещали стрелять по мишеням до тех пор, пока окружающие не убедятся, что оно направлено таким образом, что выстрелы пойдут хотя бы в сторону предполагаемой цели.

— И у тебя есть ответ, Г. Ш.?

— Мне кажется. — Сержант от волнения начал ерзать на стуле. — Видите ли, прежде, чем вступить в Легион, я был членом… клуба. Там был весьма пестрый народ. Ну, в общем, был у нас один малый, слепой, как летучая мышь, но абсолютно незаменимый, когда дело доходило до пальбы. А дело все в том, что он носил с собой обрезанный дробовик и пользовался им всякий раз, когда дела становились плохи. Ему не нужен был точный прицел, достаточно было просто-напросто выбрать правильное направление. И я подумал… Вы знаете, эти синфины…

Шутт тут же оценил эту идею. Дробовик с коротким стволом был классическим оружием ближнего боя, особенно современные модели, с пистолетной рукояткой, которые можно носить на поясном ремне. Нечего и говорить об их эффективности, хотя они и не нашли применения в армии. Ими, однако, пользовалась полиция в случае особо неприятных ситуаций, так что этот вид оружия не считался незаконным. К тому же, это была со стороны Гарри первая попытка помочь роте, и командиру хотелось подбодрить его.

— Прекрасная идея, Г. Ш., — сказал он, принимая решение. — Тем более, что в ближайшие дни мы собираемся посетить аукцион образцов старушки «Шутт-Пруф-Мьюнишн». Посмотрим, что она имеет в своих запасах такого, что можно приспособить для наших целей.

— Здорово, капитан. Позвольте и мне пробежать глазами по их выставке. Я не часто имел возможность увидеть новое вооружение, не считая одежды да устаревших образцов черного рынка.

— О, ты обязательно будешь включен в состав делегации, сержант. — Командир улыбнулся. — На этот счет не беспокойся. Однако, возвращаясь к дробовикам, я вижу еще одну проблему, связанную с использованием их синфинами. Самое главное, чтобы они смогли направить оружие хотя бы примерно в нужном направлении, когда будут стрелять. А это означает, что они должны находиться в паре с кем-то, кто поможет им сделать это, но не думаю, что кто-то из наших легионеров выразит желание заполучить синфина в качестве постоянного напарника. Похоже, все опасаются медлительности синфинов, которая в бою может оказаться роковой. Это можно исправить, если удастся научить их использовать планирующие доски, но все равно…

— С этим проблем не будет, капитан. Сержант буквально сиял в улыбке, сквозь густую бороду проглядывали зубы. — У меня найдется местечко для одного из них, а может быть, и для обоих, в коляске моего хока. Я сам буду присматривать за ними!

— Твоего чего?..

— Моего хока… ну, парящий мотоцикл… мотолет. Должен признаться, капитан, никак не могу взять в толк, почему военные не используют их в бою. Они прекрасно служат нам на гражданке, и могут пройти где угодно, как и парящие доски.

У Шутта появилось смутное предчувствие, что он только что совершил удачный ход, побудив Гарри использовать в бою свой парящий мотоцикл. И если, к тому же, он окажется еще и достаточно эффективным…

— Вот что, Г. Ш. Бери свой… хок… завтра, после дежурства. Я хочу сам взглянуть на него.

— Отлично, капитан!

— Да, и еще, Г. Ш., раз уж мы заговорили о нечеловеческих существах, служащих в нашей роте, как по-твоему, какое оружие лучше всего подошло бы Клыканини?

— Клыку? — Сержант заморгал. — Черт возьми, капитан, вот уж об этом заботится вовсе не стоит. Он ведь, что ему ни дай, стрелять-то не будет.

— Извини, не понял.

— Я думал, что вы знаете, капитан. Наш волтрон-то только с виду задира-великан, а на самом деле последовательный пацифист. Никогда ни на кого даже голоса не повысит, не говоря об оружии.

Было уже поздно, когда командир потянувшись и откинулся от рабочего стола. Оглядев спальню, Шутт решил, что на сегодня достаточно. И едва он успел подумать об этом, как понял, что хочет есть. Он, в который уже раз, просидел за работой время ужина и прекрасно сознавал, что ресторан и бар отеля уже давно закрыты. Сейчас, когда его внимание, сосредоточенное до сих пор на работе, наконец переключилось, пустота в желудке дала ему знать, что он обязательно должен что-нибудь съесть, иначе не сможет уснуть.

В отеле был автомат, торгующий легкими закусками, но находился он двумя этажами ниже (видимо, предполагалось, что люди, достаточно богатые, чтобы снять пентхауз, не пользуются подобными автоматами). Шутт уже несколько часов назад отпустил Бикера, а просить об одолжении легионера, дежурившего в холле возле системы связи ему не хотелось, чтобы не пытаться оправдать тем самым собственную лень. Таким образом, выходило, что у него нет другого выхода, кроме как, взяв ноги в руки, отправиться вниз.

Приняв такое решение, Шутт ощутил прилив уважения к самому себе и направился к выходу мимо поста дежурного.

— Я спущусь вниз, что-нибудь перекусить, — сказал он, открывая дверь и шаря в кармане в поисках мелочи. — Может быть, и тебе принести что-нибудь?

Дежурная-легионер вздрогнула, словно он в нее выстрелил, и оторвалась от журнала и, склонив голову, покачала ею в знак отрицания, но недостаточно быстро, чтобы скрыть проступившую на лице краску, цветом напоминавшую помидор, изображенный в каталоге, который она пред этим смотрела.

Командир помолчал, разглядывая девушку, в то время как мозг его лихорадочно перебирал хранившиеся в памяти сведения из личных дел и обрывков бесед.

Все верно. Девушку звали Роза, и о ней ему не раз говорили лейтенанты. По их словам, она была вполне привлекательной, даже красивой, пепельная блондинка с фигурой «гибкой и тонкой, как ива». Однако ее привычка пытаться спрятаться, подобно черепахе, внутри своей форменной одежды при любом разговоре никак не могла улучшить впечатление о ней.

Бренди предлагала не ставить Розу на дежурство, когда до нее дошла очередь по списку, но Шутт настоял на том, что исключений быть не должно. И вот сейчас, глядя на ее склоненную голову и отведенные в сторону глаза, он подумал, что ему следовало бы проявить больше такта. Судя по тому, как она вела себя, в случае вызова по связи она скорее потеряет сознание, чем сможет ответить на звонок.

— Послушай, ты не могла бы разменять мне доллар? — спросил он, хотя в его кармане все-таки была мелочь, делая очередную попытку разговорить девушку.

Реакция девушки была точно такой же: густо-красный цвет лица и быстрое покачивание головой.

Не желая сдаваться, капитан подошел ближе, пытаясь оказаться в поле ее зрения.

— Слушай, раз уж мы с тобой беседуем, мне хотелось бы узнать твое мнение по поводу моих планов реорганизации роты. Как ты думаешь, это действительно улучшит жизнь или будет лишь пустой тратой времени?

Роза отвернулась от него, но в конце концов выдавила:

— Мммффл… глм… хмммм…

Шутт пару раз моргнул, затем наклонился к ней.

— Извини, что ты сказала? Я не расслышал.

Казалось, девушка-легионер была готова упасть в обморок и отвечала только движениями головы и плеч.

Капитан оставил свои попытки, решив, что продолжать дальше было бы по меньшей мере жестоко.

— Ну, ладно. Сейчас я отойду ненадолго, — произнес он, направляясь к двери. — Если кто-то позвонит, скажи, что я вернусь через пару минут.

Роза немного расслабилась, когда он отошел от нее, и подтвердила, что услышала сказанное, резким кивком головы.

Закрывая за собой дверь, Шутт надул щеки, будто хотел подольше задержать выдох. Он понял, без тени удивления, что общение с людьми, подобными Розе, заставляет его нервничать. Болезненная робость девушки заставила его задуматься над собственным поведением, и, вновь возвращаясь к только что законченной «беседе», он старался понять, что же именно из сказанного или сделанного им заставляло ее чувствовать себя столь стесненно. В конце концов он пришел к выводу, что во время разговора чувствовал себя так, будто был одним из тех, кто убил мать Бемби.

Запутавшись в собственных рассуждениях, Шутт не стал дожидаться лифта, а решил спуститься к автомату по лестнице.

Теперь ему было понятно, почему лейтенанты, а возможно и все остальные, кому приходилось работать с ней, считали ее очень тяжелым случаем. Нужно будет еще раз поговорить с Розой, в другое время, когда он не будет таким уставшим. Может быть, если бы он был более напорист, то нашел бы способ облегчить ей разговор. Действительно трудно заставить кого-то расслабиться, если тот считает тебя чуть ли не монстром.

Словно в ответ на эти мысли у самых его ног выросло чудовище, преградившее ему дорогу, от вида которого у Шутта едва не остановилось сердце.

— Что… О, Господи, Клыканини! Ты напугал… Я тебя не заметил.

— Не надо извиняться, капитан. Многие пугаются меня даже когда ожидают увидеть. Вы же не ожидали, потому и напугались.

Огромный волтрон покачал головой, и Шутт заметил, что при этом он вращал носом, как делают собаки, вместо того, чтобы покачивать ею вместе с подбородком, как это сделал бы человек. Нечего и говорить, что этот не относящийся к человеческим существам легионер являл собой впечатляющую, если не сказать пугающую, фигуру и в более спокойной обстановке, а не только появившись вдруг среди ночи на лестнице.

Почти семи футов роста, с массивной бочкообразной грудью Клыканини был выше самых высоких людей, и даже им пришлось бы смотреть вверх, чтобы поймать взгляд его черных, словно бы мраморных глаз. Коричневая с оливковым оттенком кожа, густо покрытая матово-черными волосами, по своей текстуре и цвету напоминала скорее шкуру животного, чем тело человека. Завершала общую, и без того устрашающую, картину уродливой формы физиономия, которая могла бы понравится только матери или какой-нибудь волтронше. Вытянутая и удлиненная, она имела безошибочно угадываемую форму кабаньего рыла, из нижней челюсти которого торчали два резцовых зуба, очень похожие на клыки.

— Я должен извиниться, что мы с тобой так до сих пор и не поговорили, — сказал командир, все еще стараясь вернуть себе самообладание.

— И опять-таки, вам незачем извиняться, капитан. Знаю, что вы заняты добрыми делами. С удовольствием помогу вам, чем только смогу.

Шутт в пол-уха прислушивался к словам волтрона, все его внимание было привлечено к стопке книг, лежащей на ступенях.

— А что же ты тут делаешь, Клыканини? Читаешь?

Легионер кивнул, при этом его голова излишне качнулась несколько раз вверх-вниз, как у лошади.

— Мне не требуется долгий сон, поэтому много читаю. Прихожу сюда — мой сосед по комнате не любит спать при включенном свете.

Шутт присел на корточки, чтобы глянуть, что это за книги, и поднял голову с новым вопросом в глазах.

— Это довольно тяжелое чтение. А зачем ты принес их столько?

— Прочитываю за ночь целую стопку.

— Целую стопку?

Волтрон опять покачал головой в знак согласия.

— Читаю очень быстро. Люди накопили очень много знаний. Поступил в Легион, чтобы ознакомиться с ними. После службы хочу стать учителем.

Командир поспешно пересмотрел свое представление о волтроне. Ведь это так просто — по огромным размерам и грубоватому английскому предположить, что его интеллект значительно ниже, чем у среднего легионера. Всякий мог бы подумать так, хотя тот факт, что волтрон, может быть немного неуклюже, но вполне прилично владел чужим языком, не пользуясь переводчиками-трансляторами, к которым прибегали синфины, уже говорил о его умственных способностях… и его достоинстве! Это и в самом деле было предметом гордости Клыканини — что ему вообще удалось выучить человеческий язык, пусть он и говорил на нем не совсем уверенно, создавая впечатление, что был немного глуповат.

— А почему бы тебе не пользоваться комнатой для дежурных в моем пентхаузе? — сказал Шутт, а его мозг уже работал над этим неожиданным открытием. — Там тебе было бы удобнее и, как мне кажется, гораздо светлее.

— Спасибо, капитан. Очень велико… душны.

Запнувшись на слове, волтрон начал собирать книги.

— Давай я тебе помогу. Знаешь, Клыканини, если ты действительно хочешь быть мне чем-то полезным сверх обычного дежурства, у меня есть для тебя кое-какая работенка.

— Что же?

— Ко мне приходит масса сообщений из штаб-квартиры: копии изменений и дополнений к уставам и правилам распорядка. Большая часть из них не представляет никакого интереса, но я вынужден читать их все, чтобы выбрать те несколько положений, которые затрагивают непосредственно нас, особенно это касается изменений в инструкциях. Так вот, если бы ты мог читать их вместо меня и выбирать из них новые и действительно важные для нас положения…

Сигнал на ручном устройстве связи прервал его объяснения. Несколько секунд он раздумывал, ответить на него или продолжить беседу с Клыканини, затем вспомнил про Розу и про то, что ей придется отвечать на звонок, если он сам не отзовется, и включил устройство.

— Командный пункт слушает, — прозвучало из динамика. — Чем мы можем помочь вам сегодня ночью в вашей сложной ситуации?

Шутт буквально застыл с выражением неописуемого изумления на лице. По-видимому, звонивший, кто бы он ни был, был так же ошарашен этим, поскольку ответом было продолжительное молчание.

— А… А капитан Шутник на месте? — наконец последовал вопрос.

Этот Бренди, безошибочно определил капитан. Значит, другой голос должен…

— Великий Белый Отец, или Большой Папочка, как его еще называют, в данный момент не доступен, старший сержант. Он украдкой выскользнул, чтобы немного поесть, доказывая тем самым лживость утверждения, что король никогда не ест и в туалет не ходит.

— А кто… Кто это говорит? — вновь послышался голос старшего сержанта.

— На этом конце линии Роза, старший сержант… А точнее — Розали. Сегодня вечером я добросовестно отвечаю за всю нашу поразительно надежную связь — согласно графику дежурств, который вы утвердили и подписали сегодня утром.

— Это — Роза? — пророкотал было Клыканини, но Шутт сделал ему знак рукой замолчать, прислушиваясь к продолжавшемуся разговору.

— Роза? — В голосе Бренди слышалось явное удивление. — Я не думала… Хорошо, скажи капитану, когда он вернется, что я хочу поговорить с ним.

— Минуточку, Бренди-Денди. Прежде чем я скажу ему что-либо, возможно, ты уже передумаешь о своем намерении. Наш Главный Мужчина отправился за картофельными чипсами, а затем собирался пару часиков поспать, и я надеюсь, что ему удастся это сделать, если, конечно, он не будет озабочен чем-то, что не даст ему спать всю ночь. Представь себе — а вдруг вся наша старушка-вселенная не сможет дотянуть до утра без его помощи, а?

— Роза, а ты, часом, не пьяна?

Шутт подавил смешок и продолжал слушать.

— Ни в малейшей степени, хотя, впрочем, трезвость — куда меньшее достоинство, чем женская добродетель, наш Солдафон… и не пытайся перевести разговор на другую тему. Тебе действительно необходимо поговорить с Большим Папочкой, или я могу передать ему любовную записку от тебя, когда он проснется?

— Хорошо, Роз-али. Раз уж ты повернула все таким образом, думаю, это может потерпеть до рассвета. А пока я сама поработаю над этим.

— Откати назад, Бренди-вайн. Совсем недавно ты всем заправляла сама. А теперь собираешься, как и подобает старшему сержанту, в отсутствие офицеров учить уму-разуму нашу веселую компанию. Не кажется ли тебе, что не следует делать подобные намеки, когда ситуация меняется?

— Кто ты мне? Моя мать?

— Просто дисциплинированный легионер, который пытается сделать все, чтобы колеса нашей военной машины вертелись легко и плавно, вместо того, чтобы то и дело застревать. Пока, может, я и не могу сделать многого, помогая нашему бесстрашному командиру, но я думаю, что мне следует попытаться убедить тех, кто может это сделать, чтобы они стремились к максимальной эффективности. Ты уловила мою мысль, или я говорила слишком быстро для тебя?

Было отчетливо слышно как Бренди рассмеялась.

— Ну, хорошо. Ты победила. Я немного посплю и примусь за это завтра с утра. А теперь, доброй ночи… Мамочка. Бренди закончила.

— Это Роза? — спросил Клыканини, повторяя свой вопрос, как только переговорное устройство было выключено.

— Чертовски верно. — Шутт усмехнулся. — Поднимайся наверх, когда будешь готов, Клыканини. Я непременно попытаюсь заставить эту женщину заговорить!

Командир буквально взлетел вверх по лестнице, едва не врезавшись в своем энтузиазме в дверь пентхауза.

— Я случайно подслушал последний сеанс связи, Роза, — воскликнул он, влетая в комнату. — Ты была просто великолепна!

— Безззобразз… мммф.

Ошеломленный, капитан остановился на полдороге и уставился на девушку, которая всего минуту назад говорила уверенно и вполне разумно. Опустив голову и залившись краской, она выглядела точно так же, как перед тем, как он покинул комнату.

— Я… мне очень жаль. Я не собирался на тебя кричать, — осторожно проговорил он. — Я просто хотел похвалить тебя за то, как ты справилась с этим звонком от Бренди.

Роза покраснела и пожала плечами, по-прежнему отводя глаза в сторону.

— Ну, хорошо, в таком случае, думаю, что для меня самое лучшее — это последовать твоему совету и немного поспать. Да, и еще. Я сказал Клыканини, что он может заниматься чтением прямо здесь. Он поднимется через несколько минут.

Еще один кивок головой, и никак не больше. После минутного колебания Шутт удалился в спальню.

Оказавшись в своей святая святых, он прислонился к закрытой двери и усиленно размышлял несколько долгих минут. Наконец, очень осторожно, поднял руку и нажал кнопку на ручном коммуникаторе.

— Вы слушаете голос ночной смены командного пункта, — прозвучали теперь уже знакомые интонации. — Чем мы можем помочь вам в стремлении решить, что делать весь остаток вашей жизни?

— Роза? Капитан Шутник на связи, — сказал Шутт, с улыбкой опускаясь на стул.

— Зачем, высокопоставленный мошенник? Разве ты не обещал мне, что отправишься бай-бай в постельку?

— Говоря по правде, Роза, я не смогу даже сомкнуть глаз, пока не скажу тебе еще раз, как восхищен золотистым тембром твоего голоса, который сиянием растекается из динамика.

— Благодарю вас, капитан. Моя одинокая ночь здесь, на командном пункте, теперь скрашена вашей похвалой.

— И еще, — быстро продолжил Шутт, — я просто обязан знать, почему ты по радио так разительно отличаешься от самой себя, когда мы встречаемся лицом к лицу?

— Гмммм… Я полагаю, что смогу зажечь для вас этот маленький светоч просвещения, поскольку ночь тянется очень медленно, но только если вы пообещаете мне, что тут же отправитесь в постель, как только я закончу с этим.

— Я весь внимание. Итак, твой рассказ?

— На самом деле рассказывать-то почти и нечего. В детстве я сильно заикалась. Бывало, мне требовалось минут пятнадцать просто для того, чтобы сказать кому-нибудь «здравствуйте». В школе дети дразнили меня за это, так что я предпочитала вообще ничего не говорить, чтобы не слышать насмешек.

Командир понимающе кивнул, фактически сам себе, поскольку, захваченный рассказом, не смог даже подумать о том, что она не может видеть его реакции.

— Ну, в общем, в конце концов со мной проделали кучу тестов. Мне надели наушники и подавали сигналы разного тона, поднимая их до такого уровня, что я переставала слышать собственный голос. И знаете что? Благодаря этому я смогла разговаривать так же нормально, как все остальные! Оказывается, дело было в том, что я боялась звука собственного голоса! Как только я это поняла, мои дела стали значительно лучше, но у меня по-прежнему были трудности при разговоре лицом к лицу с другими людьми. Поэтому, учитывая эту свою особенность, я устроилась на маленькую радиостанцию, и скажу вам, я делала все! Я была диск-жокеем, спортивным комментатором, ведущим погоды и новостей, даже делала рекламу. Но больше всего времени я проводила за разговорами со слушателями. Все было просто чудесно, пока мне не приходилось встречаться с людьми лицом к лицу. Я фактически жила на этой станции около пяти лет… пока ее не продали, а новый владелец перестроил все заведение в ресторан-автомат и уволил меня.

— И тогда ты поступила в Легион, — задумчиво закончил за нее Шутт.

— Верно, хотя было кое-что еще, чем я до этого занималась, но оно не заслуживает упоминания. Так что не стоит жалеть меня, Большой Папочка. Я уже взрослая женщина и поступаю по собственному разумению.

— Ты знаешь, — заметил капитан, — я серьезно подумываю над тем, чтобы предложить тебе постоянное дежурство на командном пункте. То есть, конечно, если ты откажешься от удовольствия нести патрулирование на болоте.

— Да, это мысль. Разрешите мне подумать, а потом как-нибудь вернемся к этому снова. А пока что, я надеюсь, вы отправитесь спать? Сдается мне, кто-то совсем недавно обещал мне такой пустячок.

— Хорошо, уже иду. — Шутт ухмыльнулся. — Приятно было поболтать с тобой… Мамочка. Шутник закончил.

Щелкнув коммуникатором, командир встал, потянулся и отправился спать. В общем, это был очень удачный день. Он нашел себе нового клерка и специалиста по связи. Если все пойдет хорошо, ему надо будет подумать о новых нашивках для них.

И только когда полностью разделся, он вспомнил, что так ничего и не съел.