Штрафбат для Ангела-Хранителя. Часть третья

Глава 4. Дуэль с зениткой.

На востоке небо стало светлеть, и тонкие ниточки тёмных, длинных облаков, сгрудившихся на горизонте, окрасились снизу в нежно-розовый цвет.

Несмотря на столь ранний час, над аэродромом висела деловитая суета: соблюдая светомаскировку, к стоянкам самолётов по очереди подъезжали заправщики и машины подвоза боеприпасов. Оружейники быстро и аккуратно выполняли свою ответственную работу: поднатужась, и ухватывая втроём-вчетвером толстые тушки «соток», загружали их в крыльевые бомбоотсеки, тащили наверх, срывая краску с передних кромок крыла, тяжёлые, клыкастые ленты с 23-миллиметровым снарядами к пушкам ВЯ-23. Техники уже в который раз проверяли работу общесамолётных систем. То тут, то там раздавались окрики, подбадривающие возгласы, изредка слышался смех и нервный матерок…

В полста шагах от стоянок самолётов лётчики второй эскадрильи сгрудились вокруг комэска.

– Парни, дело серьёзное, – капитан Миронов обвёл глазами окруживших его пилотов, – железнодорожный узел бомбить – это вам не хухры-мухры. Идёт весь полк, тремя эскадрильями. Плюс звено управления. Всего сорок машин. Наша эскадрилья идёт во второй волне. Перед нами первая, за нами – третья. Вылетаем всем составом.

По маршруту идём в колонне звеньев. Атаку осуществляем всем звеном, в четыре самолёта. Боевое построение в режиме атаки – растянутый пеленг.

Командирам звеньев, – капитан на секунду задержал свой взгляд на старшем лейтенанте Чудилине, – особое внимание за новичками. Все делают по одному заходу.

Все молча слушали командира эскадрильи, понимая, что предстоит весьма нешуточное дело. Железнодорожный узел – одна из самых сложных целей, по максимуму прикрытая зенитным огнём. Словно отвечая их мыслям, командир эскадрильи продолжил:

– Да, зениток там понатыкано – мама не горюй. Поэтому выделяются мощные силы для их подавления. В первой эскадрилье только одно ударное звено идёт с ФАБ-100, а два – выделяются для подавления ПВО. У нас – уже два звена, второе и третье, работают по эшелонам, и только одно, то есть первое, – бьёт по зениткам. Первое звено веду я, второе – старший лейтенант Чудилин. Третье – старший лейтенант Кутеев.

При этих словах комэск взглянул на старшего лейтенанта Кутеева, командира третьего звена. Тот, согласно кивнул, попутно сделав отметку на карте в планшете.

– Чудилин!

– Я! – бодро отозвался Андрей.

– Ты ведёшь второе звено. У самолётов звена загрузка – АО-25 и ЭРЭСы. Если всё идёт штатно, то вываливаете всё это на эшелоны. Если по ходу дела выясняется, что ПВО до конца не подавлена, то бьёте по зениткам. Задача ясна?

– Так точно.

Комэск помолчал, и добавил:

– Вся третья эскадрилья идёт, загруженная под завязку сотками. Они-то и должны разнести весь этот узел в пыль. Наша, то есть, первой и второй эскадрилий, основная задача – вдолбить в говно всю ихнюю зенитную артиллерию, и дать спокойно отбомбиться третьей. Задача ясна?

Все дружно закивали головами.

***

Небо заметно посветлело, тьма стала рассеиваться. Тяжкий рёв нескольких десятков моторов стоял над аэродромом. Поднимая клубы снежной пыли, искрящейся в свете прожекторов, подсвечивающих взлётку, один за другим стартовали тяжело нагруженные машины. Взлетевшие первыми нарезали круги над аэродромом, только что оторвавшиеся от земли неспешно набирали высоту и пристраивались в круг. А на поле аэродрома всё вздымались и вздымались белые вихри, поднятые работающими на взлётном режиме моторами всё взлетающих и взлетающих штурмовиков. Через десять минут штурмовой авиаполк в полном составе, во главе которого шло звено управления, ведомое самим командиром полка, выстроившись в колонну звеньев, длинной змеёй потянулся на запад…

Внизу плавно проплывали лесные массивы, перемежаемые полями. Изредка то там, то здесь, виднелись большие и маленькие населённые пункты. Прошло ещё пять минут. Колонна стала загибаться влево, меняя курс на сорок градусов. Потом, по прошествии ещё нескольких минут, снова поворот, ещё на 40 градусов.

На востоке уже вовсю алела заря – десятки мелких тёмных облаков, кучно толпясь на бирюзовом небе, и освещённые восходящим солнцем, выделялись своими ярко-оранжевыми нижними половинками. Три эскадрильи штурмовиков, кромсая винтами морозный зимний воздух, дважды изменив свой курс, теперь подбирались к цели с запада, и были почти не видны на фоне тёмного неба.

– Похоже, выходим на боевой, – посмотрев на карту в планшете, произнёс скорее для себя Андрей.

– Так и есть, – услышал он ответ в голове голос Агнии, – посмотри немного левее, видишь?

– Ага, точно!

В нескольких километрах, сквозь застилавшую землю дымку, уже отчётливо был виден железнодорожный узел: здание вокзала, много путей, коробки каких-то складов, стрелки, рельсы, рельсы, и на них…

Огромное скопище вагонов!

Через полминуты вокруг головы колонны штурмовиков показались, отчётливо видимые на светлом бирюзовом небе, чёрные кляксы разрывов зенитных снарядов. С каждой секундой их становилось всё больше и больше. Через четверть минуты они, размазываясь, как капли туши на мокрой бумаге, заляпали собой всё небо.

– Понеслась вода за рыбой! – буркнул Андрей, и тут же услышал в наушниках спокойный голос командира полка, ведущего первую эскадрилью:

– Внимание! Первая эскадрилья! Цель слева по курсу! – и спустя пять секунд: – Атака!

Было хорошо видно, как в сплошном мареве из разрывов зенитных снарядов самолёты первой эскадрильи с левым доворотом последовательно ныряли в пологое пике. И тут же к кляксам разрывов зениток среднего калибра присоединился огонь малокалиберной зенитной артиллерии. 20-мм зенитки хлестали длинными, с огненными росчерками, плетями, а 37-миллиметровки выплёвывали навстречу атакующим их самолётам трассы, каждая из которых была увенчана шестью огненными шариками – по количеству снарядов в магазине9.

И все вместе они хлопотливо плели свою гибельную паутину, стремясь зацепить настырно лезущие в самое пекло советские штурмовики.

Андрей намётанным взглядом отметил, что позиций МЗА10 не меньше трёх десятков. Это было много, очень много – железнодорожный узел фашисты прикрыли очень хорошо.

– Т-т-твою мать! Плотно у них тут… – чертыхнулся Андрей.

И тут же голос Ангела в голове, уже с железными нотками:

– Не ссы, прорвёмся!

Андрей мимолётно ухмыльнулся: «ну, всё, похоже, Она уже включилась!».

Чувствовать своего Ангела-хранителя не где-то там, на небе, а вот так, прямо за спиной, это было феерическое ощущение! Появилось чувство, что у него самого вырастают крылья, а всё тело покрылось грозной бронёй.

«Под грозной бронёй ты не чувствуешь ран!» – вспыхнула в голове мысль… кто-то из классиков… Пушкин?

И тут же требовательный, почти осязаемый головой мысленный подзатыльник от Ангела:

– Не отвлекайся! Сейчас будет команда к атаке!

И точно! Щелчок с наушниках, и уверенный голос комэска Миронова из эфира:

– Вторая эскадрилья! На боевом!11Приготовиться к атаке! – и через пару секунд: – второе звено – работаете по зениткам! Как понял?

Андрей встрепенулся, переключился на волну командира эскадрильи:

– Второе звено! Принято! Работаем по зениткам!

Переброс передатчика на соседнюю частоту:

– Парни! Работаем по зениткам! Разбиться на пары, дистанция – не более 200 метров! Далеко не отрываться!

– Понял… принято… есть! – почти одновременно прилетели три ответа от пилотов его звена.

Первая эскадрилья уже по полной программе работала по целям – два её первых звена насмерть врубились в смертельную схватку с батареями малокалиберных зениток фашистов, прикрывающих железнодорожный узел: глаза в глаза, зубы в зубы!

На тех участках неба, где шли в атаку две первые четвёрки Илов первой эскадрильи, казалось, сошёлся огонь всех зениток – самолёты прорывались сквозь сплошное море огня. Сотни снарядов малокалиберной артиллерии, ежесекундно изрыгаемые в воздух десятками стволов, сплошным огненным ливнем полоскали небо вокруг самолётов, идущих в атаку. Казалось, ничто и никто не сможет прорваться сквозь эту огненную стену. Но невзирая на смерть, несущуюся навстречу, самолёты упорно шли вперёд, и пушечно-пулемётным огнём, перемежаемым залпами ЭРЭСов, сметали всё на своём пути.

Немецкие зенитчики, видя, что эти две четвёрки русских штурмовиков, пришли, чтобы забрать ИХ жизни, дорого их продавали – один за другим, с минимальным интервалом, два самолёта из первых двух атакующих четвёрок огненными факелами рухнули на привокзальные постройки. Третий, тоже объятый пламенем, но видимо, до последнего момента управляемый пилотом, в последний момент довернул, и врезался в самую гущу вагонов, скопившихся на рельсах. На месте падения взметнулся большой факел пламени.

Но две четвёрки первой эскадрильи, задачей которых было подавление зенитной артиллерии, сделали своё дело – не выдержав бешеного напора их атаки, почти все зенитки прекратили на некоторое время свой огонь. Несколько позиций МЗА были уничтожены, почти на всех остальных фрицы прекратили огонь, и спасая свои шкуры, попрыгали в отрытые на позициях щели. Третье звено первой эскадрильи, по самую пробку загруженное ФАБ-100, вывалило все 16 «соток» на сотни вагонов, плотными рядами стоявших на путях.

Несколько зениток фашистов, не прекративших свой огонь, обстреляли и эту четвёрку. Один из самолётов, напоровшись на очередь 20-мм «эрликона», «проглотил» целых три снаряда, и оставив порхать в небе кучу больших и малых ошмётков из сорванных взрывами кусками фанерной обшивки крыльев, тем не менее продолжил свой полёт.

Как только штурмовики первой эскадрильи проскочили над целью, тут же активизировалась противовоздушная оборона – надрюченные ежедневными тренировками, зенитчики в считанные секунды заняли свои боевые посты, и небо вновь раскрасилось смертельным фейерверком. Несколько зениток, посылая прощальный привет, долбили вослед уходящим от них самолётам, но большинство со всей яростью накинулись на вторую волну атакующих самолётов, ставя на их пути плотный заградительный огонь.

Куча разрывов приближалась, трассы малокалиберных снарядов полоскали своими смертельными вениками всё ближе и ближе, секунда…вторая… И вот, они, как по команде, вцепились в первое звено второй эскадрильи, самолёты которого, доворачивая влево на цель, уже начали свой убийственный рывок навстречу смерти.

Самолёты первого звена второй эскадрильи, активно маневрируя, пошли в атаку на позиции «эрликонов»12 слева от здания вокзала. Один за другим самолёты, окутываясь дымом стартующих ЭРЭСов, выбрасывали в сторону цели длинные дымные струи, увенчанные огненными точками. Периферийным зрением Андрей отметил, что большинство ракет из залпа первого звена легли на позиции МЗА. Не снижая скорости и продолжая пикировать, четыре штурмовика огнём пушек и пулемётов заткнули ещё несколько батарей слева от здания вокзала. В течении нескольких секунд почти все зенитки на той стороне замолчали – кого-то уже успели разнести в пыль, остальные прекратили огонь, т.к. прислуга снова мгновенно попрыгала в заранее отрытые на позициях щели. Но тут же мгновенно усилился огонь батарей, которые были расположены справа от здания вокзала. Они открыли шквальный фланговый огонь по атакующей четвёрке.

Уже нырнув в пике, и примериваясь, куда бы половчее вмазать, Андрей наметил сразу несколько позиций, откуда шёл особенно интенсивный огонь по четвёрке капитана Миронова.

– Бьём тех, что справа! – срывая голос, проорал он в ларингофон своим парням, забыв в горячке боя перебросить тумблер радиостанции на передачу.

Но странное дело – все трое его услышали! И послушно довернули на позиции, выбирая себе цели.

И тут же, увидев новую угрозу, немецкие зенитчики почти мгновенно перебросили огонь на четвёрку, ведомую старшим лейтенантом Андреем Чудилиным. Плотная огненная трасса из десятков ярких штрихов рванулась навстречу. Ноги и руки сами собой отработали привычное движение: левая нога ушла вперёд до упора, выворачивая руль направления влево, и удерживая самолёт элеронами, Андрей ввёл самолёт в скольжение, заставив его идти по дуге, и сбивая тем самым прицел наводчику зенитки. Сноп трассеров ушёл левее. Андрей плавными, мягкими движениями ручки управления вогнал клокочущую огнём зенитку в перекрестие прицела и задержав дыхание, втопил до упора кнопку пуска ЭРЭСов.

Ффффуууух – с тяжким гулом сошли с направляющих четыре реактивных снаряда, разом облегчив самолёт на сотню килограммов и заставив его вздрогнуть от залпа. Четыре дымных струи с оголовками из ярких точек на своих остриях через пару секунд точно накрыли позицию, где в капонире стояла установка счетверённых 20-миллиметровых эрликонов. Андрей тут же чуть-чуть прибрал ручку на себя, уменьшив угол пикирования, и уже довернул было на следующую зенитку, намереваясь вывалить на неё все восемь осколочных-фугасных бомб, томившихся в крыльевых бомбоотсеках…

***

Курт Грюнберг начинал войну пилотом-истребителем, и сначала всё шло очень даже неплохо. Начав 22 июня с штурмовок русских аэродромов, и в тот же день открыв свой счёт, сбив в небе над Вильнюсом двухмоторный русский бомбардировщик СБ, он из дня в день стал наращивать свой личный счёт. Пять, десять, пятнадцать сбитых «Иванов»… Частокол столбиков на киле его «Фридриха»13 рос, перевалив уже на второй ряд. Казалось, так будет продолжаться до самой победы над большевиками, но…

Всё испортил тот проклятый русский «Иван» на «Рате»14, который попался им с Клаусом Вельке в тот памятный день февраля 42-го. Русский «Иван», по всему видать, неопытный и самонадеянный лётчик, ввязался с ними в драку, не имея решительно никакого преимущества: у него не было ни высоты, ни скорости (где уж русской тупорылой «крысе» тягаться с «Фридрихом»?!). И их с Клаусом было двое, а русский был один. И тем не менее, «Иван» принял бой и мало того – он не стал играть по их правилам, а втянул их в маневренный бой на виражах. Вернее, они с Клаусом, как два самонадеянных идиота, позволили «Ивану» втянуть себя в бой на виражах. За что и поплатились – после пятнадцатиминутной карусели «Иван»-недотёпа на своём старом сарае сумел завалить их обоих.

И Курту ещё повезло – раненный, с простреленной рукой, он сумел выброситься с парашютом, и лишь чудом не переломал себе ноги при приземлении. Ему дьявольски повезло остаться в живых – он смог таки выбраться из чащобы на большое поле, где его через полчаса подобрал «Шторх», приписанный к их эскадре, и посланный на поиск пилотов пропавшей пары истребителей. А вот фельдфебелю Вельке повезло гораздо меньше – после того, как его Bf.109f взорвался при ударе о землю, он так и остался висеть в виде синюшных кишок на раскидистых русских соснах.

После этого Курт больше не летал: госпиталь, долгое лечение, медкомиссия, и списание на землю. После этого – памятная гулянка в ресторане, и… всё покатилось к чертям! Невесёлая история. Да-а-а… если бы не та пьяная драка в ресторане…

В ресторане он с друзьями отмечал выписку из госпиталя. Ну, расстроился человек, что его списали на землю, выпил лишку, ну подрался, с кем не бывает? Да вот только та красная обрюзглая рожа, что попалась ему на кулак, оказалась рожей какого-то высокого чина из интендатской службы. Крыса тыловая! Дальше всё было грустно и предсказуемо: военно-полевой суд, лишение офицерского звания, полгода в дисциплинарном батальоне.

После отбытия наказания оказался в войсках ПВО люфтваффе – полученное ранение прочно закрыло путь в небо. Теперь, сказали ему, будешь помогать сшибать «Иванов» с земли. В должности подносчика боеприпасов. Подносчиком он прослужил всего неделю – командир расчёта, поговорив с ним, сразу понял, кем должен быть Курт Грюнберг в расчёте его зенитного орудия. Вот теперь он – наводчик. И уже в звании обер-ефрейтора. Исключительно ответственная должность. До него наводчиком был растяпа Эдуард Пихлер с кличкой «Эд-тормоз». Если он и мог хоть во что-то попасть, то только в сарай, да и то, не дальше, чем с двухста метров. А уж стрельба по движущейся цели была для него чем-то вроде неразрешимой задачки…

Работа наводчика на малокалиберной зенитке – штука очень ответственная, тут помимо хорошей реакции нужна ещё и развитая координации в движении обоих рук, в самое главное – талант. А попробуй, покрути скоординировано два маховичка! Левой рукой крутишь горизонтально расположенный маховичок – наводишь орудие по горизонту, а правой крутишь вертикально расположенный маховичок – этот даёт вертикальную наводку. И всё это одновременно, внося на глаз поправки! Да, у пушки есть механический вычислитель, который сам вычисляет упреждение, позволяя держать перекрестие на цели, да вот только вычислитель этот – тупая железяка! Самолёт в прицеле маневрирует, меняет скорость, высоту, меняется дистанция стрельбы – всё это вычислитель в расчёт не берёт, он этого не умеет. Зато умеет Курт Грюнберг. Не зря же на киле его «Фридриха» были отметки о пятнадцати победах!

За эти три месяца в должности наводчика он почти втрое увеличил свой личный счёт, что отразилось в нанесении на ствол его зенитки 22-х белых колец, каждое из которых обозначало сбитого «Ивана». Почти все – русские штурмовики Ил-2. Или, как их ещё называли «бетонный бомбардировщик».

Да ни черта он не бетонный! Курт знал это наверняка. Просто стрелять надо уметь. А стрелять он умел! И ещё он знал, чего делать категорически нельзя. А нельзя бить русский штурмовик в лоб – там, действительно, броня, и большинство попаданий, даже если попадёшь, даёт рикошеты – угол встречи снаряда с бронёй слишком мал. Бить «бетонный бомбардировщик» надо в борт! Уж там точно никакого рикошета не будет, да и боковая проекция явно больше лобовой. При стрельбе в борт есть только одна проблема – упреждение.

Многие этого не умеют, поэтому и лупят русский штурмовик в лоб. И погибают – русский штурмовик, вышедший на тебя в атаку, ни за что не свернёт. Оно и понятно – на русских штурмовиках летают только лётчики-штрафники. А они – бандиты и конченые садисты, которые своих евреев-комиссаров боятся больше, чем смерти…

А вот он, бывший истребитель, намётанным глазом всегда легко определял дальность до цели, её скорость, и чётко знал – какое надо взять упреждение. Отсюда и такие высокие результаты. И вот теперь, похоже, наступил его звёздный час! Уже несколько недель русские не трогали этот железнодорожный узел, Курт и его расчёт даже заскучали без дела, а вот поди ж ты! Прилетели, наконец-то! Несколько десятков штурмовиков! Сколько целей!

Он любил свой Flak 38 – простое и надёжное оружие. 480 выстрелов в минуту! Это вам не старый Flak 30 с его 200…240 выстрелами в минуту. Это гораздо быстрее и смертоноснее. Правда, был повод для зависти – новый 4-х ствольный автомат 2,0cm Flakvierling 38.

Их как раз, второго дня, как привезли и окопали по соседству, целую батарею. Тот же калибр, но уже четыре ствола, и 1800 выстрелов в минуту! Только успевай магазины втыкать! Так там и расчёт вдвое больше – аж 8 человек. Да-а-а… Адская машинка. Ну так с такой и дурак попадёт – там и целиться-то особо не требуется. Надо всего лишь нацелить стволы «просто в ту сторону» и дуй туда во все четыре дудки – авось куда-нибудь да попадёшь…

Да-а-а, дураков хватает… вон, взять хотя бы тех, что по ту сторону вокзала стоят! Больше, чем полсотни стволов лупят в небо! В белый свет, как в копеечку! А сколько «Иванов» сбили?! А всего одного!

А он, Курт Грюнберг, с одного ствола за то же самое время двоих на землю уронил! И все это видели! А почему так? Да стрелять надо уметь!

Курт Грюнберг сегодня был явно в ударе. Да, сегодня знаменательный день, ЕГО день! Сегодня он всем покажет, КАК надо стрелять!

Flak 38 Курта Грюнберга жадно дожирал уже седьмой магазин, подносчик и заряжающий работали в максимальном темпе, а командир расчёта, обер-фельдфебель Петер Шульте, едва высовывая голову в каске из-за среза капонира, зорко следил за малейшими изменениями быстро меняющейся боевой обстановки.

И не зря! Уже дважды, сначала один, а потом другой штурмовик пытались достать их зенитку, но высокий вал капонира оба раза спасал и его самого, и весь его расчёт – снаряды и осколки зарывались в отвалы земли, не причиняя заметного вреда. Да-а… не зря командир орудия гонял расчёт, заставляя выкапывать капонир по полному профилю, как полагается по уставу!

Правда, молодой он ещё, да и дуролом приличный, но всё что касается устава, это он чтит свято. Служака. А вот опыта боевого у него – всего ничего. Вон, стерео-дальномера своего лишился при первых же разрывах бомб – шальной осколок разбил один из окуляров, и всё! Приехали! На глаз то дистанцию до цели определять не умеет! Без своего стерео-дальномера – он так, ноль без палочки, не командир, а одно недоразумение… Наводчику Курту Грюнбергу он и со своим дальномером-то не очень был нужен, а сейчас – так и вообще. Лучше бы сидел в окопе, не мешался под ногами!

Но вот очередная, уже вторая, волна русских штурмовиков накатила на железнодорожный узел, вот они по очереди, опуская носы, стали выходить в атаку… Ну, сейчас точно… ага! Вот сейчас выйдут на дистанцию открытия огня! Сейчас точно ещё парочку подстрелю! Вот одно звено атакующих явно решило разобраться с батареями по ту сторону вокзала. Отлично! Пикируют! Дистанция – метров 800…850. Скорость – около трёхста. Можно открывать огонь.

– Внимание! Цель – четыре «бетоненбомбер». Скорость 300! Дистанция… 1000 метров! По головному – упреждение 9 корпусов. Огонь! – пролаял, оборачиваясь к расчёту, командир Петер Шульте.

«Ага, как же! Не 1000, а 900 метров! И не 300, а 280!» – злорадно подумал Курт и взяв упреждение по своему разумению, нажал правой ногой педаль спуска.

Как адская молотилка, зенитный автомат весь затрясся, и выплюнул длинную, 20-и снарядную очередь в сторону атакующих русских. Свора осколочных и бронебойно-зажигательных 20-миллиметровых снарядов, оставляя за собой росчерки трассеров, рванулась наперерез русскому штурмовику. Через секунду они почти достали его. Почти. Намётанным глазом наводчик увидел, что трасса всё-таки идёт мимо. Он тут же попытался довести ствол по трассе, но так и не смог добиться попадания – кончились снаряды в магазине. Курт Грюнберг чётко увидел, что трасса проскочила чуть выше и прямо за хвостом у ведущего штурмовика. Один из снарядов всё же зацепил киль штурмовика и снёс ему половину киля. В прицел было хорошо видно, как разрыв снаряда выбил в небо кучу щепок, которые тут же унесло назад потоком воздуха.

– Чёрт! Они идут слишком быстро! – выругался Грюнберг, и оторвавшись от прицела, буркнул себе под нос: – упреждение чуть больше – не 7, а 8 корпусов! И чуть ниже! Бьём по следующему.

Заряжающий с лязгом воткнул в окно приёмника очередной магазин. Обе руки синхронно и плавно вращают рукоятки наведения – правая медленно, по чуть-чуть, правая, по горизонту – быстрее. Правая нога плавно жмёт педаль спуска.

Штурмовик, идущий вторым, буквально напоролся на его, Грюнберга, трассу. В свете восходящего солнца в прицел было хорошо видно, как несколько 20-мм снарядов оставили серию разрывов вдоль его фюзеляжа, продырявив его в нескольких местах. Штурмовик тут же клюнул носом. И перевернувшись через крыло, врезался в землю, размазавшись по ней огромным огненным факелом из вспыхнувшего бензина.

– Есть! – хором заорал весь его расчёт, – третий!

Но опытным глазом Курт Грюнберг уже отметил возникшую серьёзную угрозу: на их позиции заходило следующее звено русских штурмовиков. Они шли чуть в сторонке, сосредоточив своё внимание на соседях, которые стояли от позиции его орудия метрах в двухстах, ближе к железнодорожным путям.

«Ну и хорошо, что не на нас! А мы их сейчас сбоку, с пистолетной дистанции!» – подумал он, и тут же отдал расчёту команду на прекращение огня, чтобы не выдать свои позиции атакующим штурмовикам русских.

***

Андрей уже чётко видел капонир, видел зенитку, и ему казалось, что он видит, как рядом с ней суетится расчёт. Мозг автоматически отсчитывал дистанцию до цели 1800…1700…1600…1500 метров. Уже можно открывать огонь…

– Не-е-е-ет!!! – оглушающий вопль Ангела-хранителя в голове взъерошил волосы на затылке. Мгновенно похолодела спина, по которой толпа мурашек рванулась от шеи куда-то к пяткам.

– Эту не бей!!! Это мазилы! Вправо пять градусов! Вон ещё один капонир!!! – Агния в бешеном темпе затараторила у него в голове, – там самый опасный противник!!! Эта зенитка уже троих наших сбила!!! Они сейчас и нас собьют на выходе после атаки!!! Опереди их!!! Сровняй её с землёй!!!

Андрей послушно довернул вправо на пять градусов…

– Где?! Не вижу…

– Вон-вон-вон-вон! Вон они! Чуть дальше, на триста метров! – продолжала она стрекотать с сумасшедшей скоростью, так что её слова сливались в одну длинную слитную очередь, как у ШКАСа15, – они замолчали, ТЕБЯ ждут, чтобы в борт вмазать! На горку, на горку уходи!!! С пологого16 их не возьмёшь – там слишком высокий бруствер! Долби их с пикирования, сверху! 45-50 градусов, не меньше!

«Твою мать… Это же Ил-2, это не пикирующий бомбардировщик!» – эта мысль ещё не успела додуматься в голове, а левая рука сама собой до упора двинула газ на максимум, а правая с усилием потянула «баранку» на себя – нос самолёта полез в небо, закрывая собой землю. Перегрузка вдавила в сиденье…

***

– Чёрт побери! – выругался командир расчёта, наблюдая за траекторией полёта ведущего звена, – он нас увидел! Он довернул, и идёт прямо на нас! Внимание! Приготовиться к открытию огня!

«Чёрт, самая невыгодная ситуация… – мысли в голове Курта Грюнберга скакали, как зайцы, – русский штурмовик идёт прямо на их позицию. Придётся бить в лоб. Ах, как плохо! И опасно! Гораздо выгоднее бить в борт, когда русские «Иваны» атакуют кого-нибудь другого. Ну что ж… в лоб, так в лоб! Главное – успеть вовремя упасть за высокий бруствер капонира, когда «Иван» начнёт стрелять… Но… Чёрт подери! Что он делает?!» – Грюнберг от досады по-волчьи оскалился – увиденное ему крайне не понравилось.

Ведущий звена, уже было нацелившийся носом на их позицию, и собиравшийся атаковать её по устоявшемуся шаблону – с пологого пикирования, под углом 25…30 градусов, вдруг ни с того ни с сего задрал нос и полез вверх.

«Чёрт! Чёрт! Чёрт! «Иван» догадался-таки про высокий бруствер!!! Сейчас будет долбить нас сверху! Пока не поздно, надо бить прямо сейчас – прямо в пузо, хоть ещё и далековато…» – спохватился Курт.

«Так, дистанция – 1500 метров, скорость – около 300. Так… в наборе высоты его скорость падает… уже около 250… докуда он доползёт? Где будет верхняя точка? Там будет около 150… Так… вроде начал зависать… скорость меньше стапятидесяти… Пора!»

Командир Петер Шульте быстро обернулся к расчёту и пролаял:

– Дистанция – 1400, скорость – 200, упреждение – четыре корпуса. Огонь!

«Ага, как же! 200! Олух! Да он уже валится на крыло, там и стодвадцати-то нету!» и взяв упреждение согласно своему чутью, Курт Грюнберг втопил педаль…

***

– Ручку от себя! Быстрее!!! И крен вправо! – грохочет в голове, отражаясь эхом от стенок, голос Ангела-хранителя.

Андрей ничего не успевает сообразить, как руки сами стали из всех сил отжимать баранку ручки управления от себя и вправо, – это опять не он, а его Ангел двигал его руками, пытаясь вывести его из-под удара. Андрей всем телом почувствовал дрожь самолёта – верный признак сваливания. Отрицательная перегрузка оторвала тело Андрея от чашки сиденья и на секунду он завис на привязных ремнях. Красная муть накатила в глаза…

***

Flak 38 затрясся, резко дёргая стволом на откатниках, и посылая навстречу «Ивану» огненную плеть. Но русский пилот, как будто предугадав за долю секунды начало открытия огня, резко перевёл свой самолёт в пикирование – командиру расчёта в бинокль было хорошо видно, как мгновенно и на максимальный угол отработал его руль высоты.

Русский штурмовик, только что упорно лезший ввысь, чуть-чуть не долетев до расчётной точки, на мгновение завис в воздухе, свалился на правое крыло, шустро перевалился на нос, и уже пошедшая ему напересечку трасса прошла над ним буквально в двух-трёх метрах.

– Чёртов русский! – выругался наводчик Грюнберг, и обернулся назад, подгоняя заряжающего, проревел, перекрывая грохот боя: – быстрее, Карл! Ты что, хочешь здесь сдохнуть?!

Очередной магазин с жалобным звоном вонзился в окно приёмника.

– Огонь! – срывая голос, проорал командир орудия. Правая нога Курта втопила педаль спуска…

***

Красная пелена ушла из глаз, и тут Андрей уже совсем отчётливо увидел зенитку – вот она стоит, раскинув лапы, посредине глубокого капонира! А вот и орудийная прислуга… Всё видно, как на ладони – да, эти фрицы отрыли действительно глубокий капонир!

Зенитка открыла огонь: её контуры потонули в частых вспышках выстрелов, и навстречу рванулись трассы снарядов. Судорогой сводит руки – опять рывок ручки помимо его воли: теперь уже на себя и к правому борту! Тело прижимает к левому борту, перегрузка вдавливает в чашку сиденья, комок подкатывает к горлу. Андрей чувствует себя марионеткой, которую дёргают за ниточки, но, чёрт возьми! Трасса опять проскакивает мимо!

Ангелу-хранителю не до шуток – Агния сидит, упёршись ногами в задние бронедверки, и мёртвой хваткой вцепившись в ручки пулемёта. Глаза её черны, в них нет белков – они как будто провалились сами в себя. Давление – за 200, пульс – как у воробья, тоже за двести. Сжигая за секунды часы и дни своей жизни, она работает в боевом гипер-режиме: она контролирует очень узкий, но крайне важный для неё локальный участок боя – директрису 10-секундной схватки самолёта и зенитки.

Её мозг, как процессор, одновременно выполняет миллионы операций, которые подчинены выполнению сразу нескольких задач: она контролирует всю переднюю полусферу, и даже то, что скрывается под носом самолёта, держит под контролем спинной мозг своего подопечного, через него активируя в нужный момент его мышцы, обеспечивает выдачу ему в головной мозг подсказок-команд.

И Да-а-а-а! (ура, очередное достижение!). Она сумела дистанционно подсоединиться, и уже не отпускает, вцепившись в него мёртвой хваткой, к зрительному нерву наводчика орудия Курта Грюнберга!

И теперь у неё перед глазами обе картинки: то, что видит Андрей, и то, что видит наводчик орудия!

Замедляем….

Просчитываем…

Эх, жалко, не получается взять под контроль весь мозг этого проклятого фашиста! Уж тогда бы он обязательно мазал бы! Но нет… это невозможно…

Так! Внимание!

Очередь зенитки!

Пошла трасса!

Прогнозирование траектории…

Поправка на ветер…

Поправка на ошибки по дальности…

Поправка на деривацию…17

Поправка на температуру воздуха…

Так…Так… Всё!

Есть рассчитанная траектория трассы!!!

Прогнозируемое время подлёта первого снаряда… 950 миллисекунд

Импульс в спинной мозг Андрея…

Сокращение мышц…

Рывок ручки управления… левую педаль до упора…

Перегрузка в пике 6,5 жэ…

Время прохождения пика – 850 миллисекунд… ничего, парень здоровый – выдержит…

Уход с траектории трассы…

Мимо!!! Отдача управления Андрею…

Андрюша, выводи скорее обратно…

Отлично, вывел…

Уточнение наводки…

Цель в перекрестии…

Перезаряжают… Андрюша, стреляй! Чего ты ждёшь?!…

Дистанция до цели – 680 метров…. 670… 660… 650… Андрюша, ты мажешь!…

***

Трасса, как огненный хлыст, составленный из двух десятков стремительных красных чёрточек, проскакивает мимо, судорога отпускает руки, и Андрей рывком возвращает самолёт на траекторию – самолёт мотает, его нос водит туда-сюда, колебания затухают медленно, слишком медленно.

В голове гремит:

– Андрюша, стреляй, чего ты ждёшь?!

И Андрей топит пальцем гашетки пушек и пулемётов. Красные и зелёные трассы уходят вперёд, Андрей видит фонтанчики и разрывы, которые вспухают вокруг капонира зенитки. Мимо!

– Андрюша, ты мажешь! – опять грохот в голове. На краткое мгновение Андрей отпускает гашетки, и пытается успокоить колебания несущегося к земле самолёта.

– Ты что, сдурел?! Стреляй!!! Даже если мимо!!! Сбивай им прицел!!! – голос Ангела грохочет внутри, эхом отражается от стенок головы.

***

Казалось, земля вскипела вокруг позиции его Flak 38, этот русский – точно самоубийца и психопат! С душераздирающим рёвом русский штурмовик, поливая перед собой из всех четырёх стволов, падал из крутого пике прямо на их капонир. То, что Курт Грюнберг не пожелал бы увидеть и в самом страшном своём сне, сейчас происходило на самом деле – стало действительно очень, очень страшно. Но стиснув зубы и собрав всю свою волю в кулак, он проорал что есть мочи заряжающему:

– Карл!!! Чего ты ждёшь?! Заряжай!!!

Как клацнул в окне приёмника свежий магазин, он уже не слышал – русский штурмовик, управляемый съехавшим с катушек лётчиком-самоубийцей, оглушительно ревя, летел прямо ему в голову. Почему-то вспомнился тот сумасшедший русский на «Рате», который тогда, в марте 42-го, сбил и его, и Клауса Вельке. Он тогда тоже, как загнанная в угол крыса, несколько раз выходил на них в отчаянную лобовую атаку и ни разу не отвернул… Они все тут такие… Нет!! Это именно он!!! Тот самый чокнутый русский на «Рате», который сбил тогда их обоих – его самого и его ведомого, фельдфебеля Вельке!!! А теперь этот фанатик-психопат пересел на «бетонный бомбардировщик», и сейчас врежется прямо в их капонир!

«Вот она, та самая «Чёрная смерть»! – мелькнула в голове последняя мысль.

Правая нога судорожно нажала до упора педаль спуска. Его зенитка, судорожно затряслась, выплёвывая навстречу сумасшедшему «Ивану» очередную порцию 20-мм снарядов.

***

Сжав зубы, с окаменевшими мышцами Андрей падал на зенитку. 500 метров, 450, 400… замолчавшая на пару секунд зенитка снова потонула во вспышках выстрелов – через полсекунды чёрточки трассеров, как сетью, опутали весь самолёт,

ударили по консолям, выбивая их них фанерную щепу и срывая кусками обшивку,

с грохотом вгрызлись в центроплан, с бешеной яростью срывая дюраль обшивки, выдирая нервюры и корёжа силовой набор,

оглушительно забарабанили, рикошетя, по бронекорпусу, вышибая из него ослепительные искры.

В ноздри ворвался горячий, обжигающий воздух с вонью жжёного металла. В глазах запрыгали яркие световые зайчики, как при электросварке…

– Аааааааааааа! – Андрей орал, оскалившись, и не разжимая зубов, и не слышал себя. Он летел и орал, орал и стрелял, стрелял, стрелял!!! Беспощадно и яростно молотил эту ненавистную, плюющуюся ему в лицо смертью, и стремително растущую в перекрестии прицела зенитку!!! Молотил из всех стволов, как врага кулаками в уличной драке!

***

Отстреляв весь 20-снарядный магазин, орудие замолчало. Русский штурмовик, весь в фонтане из выбитых снарядами щепок и порхающих в воздухе обломков, валился прямо на их капонир.

Весь расчёт обуял смертельный ужас – все, как зайцы рванули по щелям. Но было уже поздно – свихнувшийся русский летел, не прекращая поливать их позицию из всех стволов в своём смертельном пике, и когда дистанция до него уменьшилась до трёхста метров, наконец-то попал, куда надо: длинная, бесконечная очередь из 23-мм снарядов разнесла зенитную установку и перепахала весь капонир вместе с расчётом, так и не успевшим добежать до щелей. В небо взметнулись обломки станины зенитки, обильно сдобренные острой щепой от расколотых ящиков, окровавленные ошмётки человеческих тел, перемешанные с грязью, камнями и песком, куча каких-то тряпок, и прочих тёмных и горящих фрагментов. Всего того, что пару секунд назад было позицией зенитного орудия с расчётом из четырёх человек.

***

– Андрюша, вывод!!! Вывод!!! – Ниагарским водопадом грохочет в его голове голос.

Окаменевшие до состояния гранита мышцы рвут ручку управления на себя, сбоку, под крылом, мелькает такая близкая земля, сорванная глотка хрипло сквозь судорожно стиснутые зубы продолжает исторгать что-то нечленораздельное:

– А-а-а-сссу-у-у-ука-а-а!!!

Под крылом мелькают вагоны, вагоны, вагоны…

– Бомбы! Сброс! – мечутся в чугунной, звенящей головушке какие-то знакомые слова.

«А-а! Это ж Агния! Да, бомбы… сброс…»

Рука дёргает рычаг ручного сброса бомбовой нагрузки. В глазах толпами скачут и прыгают световые зайчики, в горло как будто напихали тлеющей стекловаты – от саднящего горло угара ни вдохнуть, ни пёрнуть!

Где-то что-то стреляет, летят трассеры, что-то взрывается… что-то дымит… «Ёлки! Это ж мой мотор!»

– Собирай звено! Ты забыл про них. Собирай быстрее!

Андрей оглядывается зачумлённым взором, видит несколько штурмовиков, идущих перед ним, и прижимающихся к верхушкам деревьев. Быстрый взгляд по сторонам – самолёты его звена хоть и разлетелись в стороны, но продолжают сохранять какое-то подобие строя – и, главное! Все трое здесь, и все летят, все целые!

– Парни… – охрипшим, сорванным, чужим голосом Андрей обращается к пилотам своего звена, – кончай работу, уходим. Подтягивайтесь ко мне.

– Есть… есть… принято… – почти одновременно отзываются они, и Андрей видит, как все трое, продолжая совершать противозенитный манёвр по курсу и высоте, медленно, но всё же подтягиваются к нему. Собрав звено, Андрей доворачивает на маячащие перед носом несколько неполных звеньев уходящих на бреющем штурмовиков. Колонна звеньев как змея немного изгибается из стороны в сторону, давая возможность только что вышедшим из атаки самолётам догнать общий строй и пристроиться в хвост колонны. Два десятка Ла-пятых, с началом атаки оттянувшиеся вверх, вновь снижаются к идущему на бреющем строю штурмовиков. Часть из них занимает свои места по бокам колонны, часть остаётся на высоте, прикрывая их сверху. А сзади всё небо заволокло огромное тёмное облако из жирного дыма, поднимающегося от разгромленного железнодорожного узла. Во след последним самолётам, только что вышедшими из зоны зенитного огня всё ещё бессильно тянутся последние трассы 37-мм зениток, и вспухают облачка разрывов 88-мм зенитных орудий. Через несколько секунд затыкаются 37-миллиметровки, в небе остаются только вспухающие то тут, то там кляксы разрывов крупного калибра. Но вот и он замолкает – колонна стремительно удаляется от места боя.

Несколько самолётов тащат за собой тёмные дымные хвосты. Один самолёт вдруг вспыхивает, и вываливается из строя. Десятки пар глаз напряжённо всматриваются в объятый пламенем и падающий на лес самолёт, и ждут чуда. И вот! От самолёта отваливается один тёмный комочек, некоторое время стремительно падает вниз, и… над ним раскрывается белоснежный купол парашюта! Через несколько долгих, томительных секунд самолёт беззвучно врубается в высокие, вековые ели, сбивает с них белое облако снега и разбрасывая в стороны отломившиеся при ударе плоскости, круша ветки, валится вниз, на землю. Над верхушками ёлок расползается тёмное, гадкое облако дыма. Парашют медленно спускается на лес… Пара истребителей отваливает от общего строя и начинают ходить кругами над тем местом, где на ветвях елей повис купол парашюта. Они делают несколько проходов на бреющем, пытаясь разглядеть, что там с выпрыгнувшим пилотом (или стрелком?) – повис ли он на стропах, или упал до земли? Жив ли он вообще?

Все, кто наблюдал за падением горящего самолёта, хмуро и сосредоточено смотрят перед собой – чудо свершилось только наполовину – спасся только один член экипажа. Второй остался в самолёте. Вечная память!

Линия фронта обозначила себя несколькими пулемётными очередями, выпущенными по первым звеньям, летящим в голове колонны. От середины колонны отделяется пара самолётов, ныряет в короткое, неглубокое пике и сходу подавляет несколько пулемётных точек. Вокруг них вскипают белые облака из фонтанов взбитого 23-мм снарядами снега, и они мгновенно затыкаются.

Ещё один самолёт с остановившимся мотором вываливается из строя и идёт на вынужденную. Садится на поле, с убранными шасси. Снова пара истребителей из непосредственного прикрытия отделяется от общего строя и начинает виражить вокруг севшего на вынужденную подбитого Ил-2. Из кабины выбираются оба – пилот и стрелок, и машут руками, мол, всё нормально, живы! Пара Ла-пятых, помахав крыльями, бросается догонять брошенный строй.

– Андрюш, ты как?

– А? – Андрей вскидывается, – а… нормально. Спасибо, Агнюшенька. Ты как?

– Норма. Чуть штаны не намочила. – хмуро ответил ему маленький Ангел.

– Испугалась?

– За тебя, дурака.

– А… ну да… я тоже. Весь мокрый, как мышь. – Андрей поводил плечами. Казалось, что всё, что было на нём надето, пропиталось потом, хоть выжимай.

Потом спохватился:

– А с чего я дурак-то?

– Да с того! Чуть в капонир с той зениткой не зарылся. Еле-еле вышел! Думать своей башкой надо!

– А чё я не думал-то?

– А и то! Какого хрена гашетки во время атаки отпустил? Надо было долбить этих гадов без перерыва!

– Так это… наводка сбилась, поправлял. Чего зря боекомплект-то впустую расстреливать?

– Да какого хрена?! Один заход! Чего экономить-то?! По любому три четверти боекомплекта к пушкам и пулемётам обратно везём. Боекомплект впустую он расстреливать не хотел, видите ли! Скажи спасибо, что ОНИ тебя не расстреляли!

– Не расстреляли же…

Агния посопела носом, но дальше отчитывать Андрея посчитала лишним. И так получил – будь здоров. Долететь бы…

Из-под капота выбивалась струя дыма – что-то там если не горело, то тлело точно. Андрей тревожно шарил глазами по приборам, особое внимание уделяя температуре масла, она явно росла – стрелка уже давно ушла в красную зону.

Самолёт плохо слушался рулей, его ежесекундно мотало то туда, то сюда – приходилось постоянно парировать рысканья самолёта ручкой управления и педалями. На крылья было страшно смотреть – видимая часть металлического центроплана была вся в пробоинах, на лобике были сплошные задиры из разорванного дюраля, кое-где в пробоинах был виден набор крыла.

Деревянные консоли имели страшный вид – в нескольких местах была сорвана фанерная обшивка, что порождало срывы потока и постоянные рысканья самолёта – он так и норовил завалиться то на правое, то на левое крыло – что держало Андрея в постоянном напряжении, заставляя его то и дело выхватывать самолёт из его нервных нырков.

– Дотянем? – тревожно спросила Агния.

– Должны. Мотор бы только не встал… масло кипит.

– Угу. Ты это… не вздумай щитки выпускать – гробанёмся18.

– Учи учёного. – буркнул в ответ Андрей.

Вдали показался родной аэродром…