Часа через два подъехал состав, остановился, окутав перрон паром. Я насчитал двенадцать вагонов, все с углём. Залили воду в котёл, поехали дальше. Потом снова пустынное затишье, лишь изредка поскрипывал, поворачиваясь под редкими порывами ветра, флюгер на крыше станции, да капала вода из колонки. Падение каждой капли я провожал зубовным скрежетом: вода… вода… вода… вода… Алиса за всё время так и не сменила позы, сидела, скрестив ноги, с закрытыми глазами, словно медитируя. Мне бы её терпение и выдержку.
Ещё через час из посёлка прибежали детишки. Открыли кран, встали под струю, начали плескаться. Смех, крики, журчание воды. Опять вода! Да чтоб вы все… Я закрыл уши, но звуки просачивались сквозь пальцы… Пальцы! Я вдруг осознал, что они больше не болят, наногранды справились с ранами. Я поднёс кончики к глазам. Исчезли даже дырки, оставленные иглами.
Снова загудели рельсы, послышался паровозный гудок. Подходил очередной состав, только на этот раз со стороны Загона. Встречать его вышла сама Василиса. Я приподнялся над кустами и видел, как она стоит на перроне, скрестив руки внизу живота, и, кажется, была не очень рада.
Показался состав. Паровоз толкал перед собой вагон и открытую платформу, по центру которой была установлена спаренная зенитка. Позади тянулись ещё два вагона и вторая платформа с зениткой. Вся конструкция была укрыта металлическими листами, оставалось только несколько длинных узких щелей. Я шепнул:
— Алиса, смотри.
Девчонка резко открыла глаза. Радужка чернотой расползлась по всему яблоку, и только красный зрачок, съёжившийся до размеров макового зёрнышка, пульсировал яркими ровными вспышками. Я рефлекторно одёрнулся, по загривку волной прокатился холод, рука потянулась к рукояти пистолета, которого не было. И может быть, хорошо, что не было.
Алиса моргнула, взгляд стал прежним, словно сдавленный лёд. Реакция моя от неё не ускользнула, рот сжался в недовольную гримасу.
— Чего смотришь?
Я всё ещё чувствовал холод на затылке, хотя интуиция молчала, не предвещая ничего опасного.
— Это было… что?
— Дефект глазного яблока. Болею я. Какое вообще твоё дело?
Алисе неприятно было говорить об этом, ни одна девушка не хочет говорить о своих недостатках, и я не стал развивать тему, просто кивнул в сторону станции.
— Паровоз странный приехал.
Алиса приподнялась.
— Блиндированный поезд. У Конторы таких два. Один курсирует между Загоном и Золотой зоной, второй используют для поездок по Территориям. Этот за нами прислали.
Тогда это вполне объясняет понурый вид Василисы. Вставят ей сейчас по полной программе за то, что упустила пленников.
Состав целиком перекрыл станцию, и как там вставляли Василисе, посмотреть не довелось. Машинист выпустил пар, задняя зенитка крутанулась, перенацеливая стволы на пустошь, первая наоборот навелась на уходящую вдаль линию рельсов. Повезло миссионерам, что поезд пришёл так поздно.
На крыше первого вагона откинулся люк, из него выбрался боец в песочном камуфляже. Приложил к глазам бинокль, начал осматривать окрестности. Мы дружно присели.
— Раньше эти поезда штурмовики охраняли, теперь вараны, — сказала Алиса.
— Неудивительно, — пожал я плечами, — штурмовики преданы Мёрзлому, их теперь в лучшем случае по дальним постам разошлют, а то и вовсе крапивницу собирать отправят.
— Людей со специальной военной подготовкой на полевые работы?
— Ну не к Тавроди же их в личную охрану? Зато у аналитической группы список кандидатов на выполнение особого сотрудничества пополнится.
— Аналитическую группу, я думаю, тоже разогнали, как и весь Центр безопасности. Теперь там вараны, и неизвестно кто списки составляет. Если вообще составляют.
Поезд простоял на станции больше часа. Всё это время я наблюдал за ним, прячась за широкими ветками стланика. Каждые десять минут состав обходил патруль, постовой не отводил бинокль от пустоши. Охрана была на стороже и наверняка под дозой, хотя с такого расстояния я их не чувствовал, слишком далеко. А вот где-то позади шебаршилась тварь. В голову как укол периодически врезались безликие образы людей. Лизун. Нападать он не станет, а вот всполошить охрану может, пришлось отправить ему ответный образ — хороший пендаль под жопу. Удивительно, но лизун понял сообщение и затих.
Когда солнце неудержимо поползло вниз, а небосклон загорелся вечерней зорькой, поезд двинулся в обратный путь. На перроне осталась Василиса со свитой. Постояли, пока последняя платформа не слилась с местным пейзажем, и направились к посёлку.
Стало чуть прохладнее, но не на столько, чтобы забыть о жажде. Я с вожделением смотрел на водяной кран, ожидая, когда сумерки поглотят остатки вечера.
Наконец-то зажглись фонари. Вчерашняя ночь повторялась в точности до самого маленького огонька, с той лишь разницей, что станция была пуста, а броневик прихожан торчал на окраине посёлка. Гнать его обратно в Прихожую было некому, рейдеров я перебил, остался один пшек, но с его руками сейчас не руль крутить, а скулить потихонечку от боли.
Я встал, размялся, не прекращая прислушиваться к тому, что творится вокруг. Лизун тоже зашевелился. В тридцати шагах справа зашуршал стланик, отклонилась ветка, ближе, ещё. Из кустов высунулась морда. Выражение плаксиво-просящее, наверняка пожрать просит. Даже образ создал и отправил мне: пустая миска на земле. Вот же наглая мразь, совсем ничего не боится.
Алиса поднялась, завертела головой.
— Дон, ты где?
— Здесь, — подал я голос, и протянул руку. — Хватайся. И осторожней, здесь лизун.
— Лизун? — вскрикнула она и прижалась ко мне.
Как приятно ощущать прижавшееся к тебе тело желанной женщины. Мне всё время хочется сказать «любимой», но память о Данаре мешает. Пока мешает. Пройдёт месяц или год, память состарится, покроется морщинами и мне станет проще называть вещи своими именами.
— Не бойся, он не опасен. Мне один лизун даже жизнь спас. Представляешь?
— Откуда? Я мало о них знаю, и в живую ни разу не видела.
— А у Дряхлого на ферме? Ты же говорила, что часто общалась с ним.
— Так я общалась с Дряхлым, не с лизуном, да и общаться можно по планшету.
— И то верно, постоянно забываю, что общаться глядя в глаза друг другу мы как-то не привыкли, всё через экран норовим. Так удобнее.
— Всё, Дон, заканчивай с нравоучениями, идём к станции. Ты пить очень хотел.
И пить, и смыть с тела скопившийся пот. Но торопиться не стал. Взвёл курки на обрезе, их щёлчки заставили лизуна вздрогнуть и отскочить глубже в темноту. Молодец, реакция верная.
Я прошёл вперёд, возле полотна остановился. Станция выглядела тихо и мирно, но ни в чём нельзя быть уверенным до конца, поэтому приходилось осторожничать. Алиса держалась за моё плечо. Двигаться в темноте ей было сложно, поэтому я выбирал путь, где стланик рос не так густо, чтобы она не запнулась. Всё, что девчонка могла видеть — фонари над перроном и у мельницы, но свет их был слишком тускл, далёк и бесполезен, как и свет звёзд.
Перешагнув рельсы, почувствовал чужое присутствие. Присел на корточки и попытался понять, что конкретно меня насторожило. Возле мельницы никого, у посёлка чисто, лизун отстал, хотя по-прежнему чувствовались его бесполезные посылы. Потом дошло: внутри станции кто-то двигался.
Один… нет, двое. Чистые, не вызывающие опасения, иначе бы почувствовал их раньше. Знаком показал Алисе оставаться на перроне, сам подобрался к двери. Взялся за ручку, потянул.
Закрыто.
Собственно, другого и ожидать было глупо. Ночь, пустошь, твари, бессмысленный и тусклый свет… Алиса, по обыкновению, выполнять мои указания не стала. Подошла семенящей походкой, встала рядом. Вечно она торопится.
Я ударил кулаком в дверь, кашлянул и, добавляя голосу хрипоты, попытался сымитировать местный говор:
— Эй, спим чо ли? Ну? Открывай живо!
По ту сторону замерли. Приход кого-то третьего явно не планировался, и моя импровизация вызвала непонимание. Что-то шваркнулось, передёрнули затвор. Я предусмотрительно шагнул в бок, вдруг через дверь стрелять начнут.
— Шмель? — послышалось несмелое предположение.
Шмель, Шмель. Что-то знакомое, где-то встречал. Ах да, дикарь, тусивший с Вагулом и тем третьим, погоняло которого я уже не помню.
— Я, и чо? Нельзя чо ли?
— Ты опять обдолбался? — в голосе зазвучало облегчение, следом послышались шаги, сдвинулась задвижка. — Чего ж тебе, обдолбыш, не сидится на жопе ровно. Как нанюхаешься, так…
Дверь открылась, я уткнул в живот появившегося на пороге толстяка обрез.
— Не шуми.
Тот икнул.
— Ты не Шмель.
— Бинго. Шаг назад.
Он отступил, я скользнул следом за ним в комнату. За столом сидел Бородач, тянул чай из жестяной кружки. Увидев меня, подскочил, выплеснув половину кружки себе под ноги, и поднял руки.
На поясе у него висел патронташ и кобура с револьвером Алисы. Девчонка подскочила к нему, выхватила револьвер и улыбнулась, как любимой игрушке.
— Это мне Василиса дала, — словно оправдываясь, залепетал Бородач. — Обрез-то мой у него, — и кивнул на меня.
Я пихнул толстяка.
— Рожей в пол. Быстро!
Он послушно улёгся, я связал его и повернулся к Бородачу. Тот без слов лёг рядом, лишь вздохнул обречённо:
— Вот теперь Василиса меня точно наизнанку вывернет.
— А где она сейчас? — спросил я.
— Да всё там же, в нумере своём.
— В каком ещё нумере? Что за нумер? Отвечай!
Бородач вытаращил глаза.
— Да я как тебе объяснить? Нумер, живёт она в ём. У её там и спаленка, и контора, а внизу подвал, в котором вас держали.
— Где это?
— Я знаю, — ответила Алиса. — Заканчивай с ними.
Девчонка налила чаю в кружку и отхлёбывала маленькими глоточками.
— В смысле… — я вычертил в воздухе крест. — Совсем?
Бородач, вывернув шею, следил за моими жестами.
— Убьёте что ли? Дон…
— Да нет, — поморщилась Алиса. — Рты им заткни, чтоб не орали, когда уйдём.
— Мы не будем орать, — тут же пообещал толстяк. — Вот ей богу!
А Бородач закивал, насколько это было возможно сделать в лежачем положении.
— Не будем, точно не будем.
Но заклепать им рты всё же пришлось, не хотелось рисковать впустую. После этого попил чаю, медленно, с наслаждением. Возле чайника стояло ведро с водой, его опустошил почти наполовину, остатки Алиса использовала для умывания. Пока она приводила себя в порядок, я осмотрел помещение, глянул под нары, под стол, надеясь найти хоть часть своего снаряжения. Ничего. Обыскал толстяка, Бородача, нашёл карамельку, протянул Алисе.
— Будешь?
Она отказалась, съел сам.
На столе среди прочих мелочей лежал планшет, такой же потрепанный, как и всё местное общество. Пока я наслаждался чаем, Алиса пролистала сообщения. Ничего полезного не нашла, сплошь приказы от руководства: иди туда, сделай то, и лишь изредка отчёты подчинённых о проделанной работе. Обычный планшет ни к кому конкретно не привязанный. Алиса попыталась связаться с кем-то в Загоне, но, сколько не пробовала, каждый раз всплывала красная мигающая надпись:
Недоступно! Недоступно!
То ли адресат обнулили, то ли возможности планшета не позволяли совершить запрос.
Выходя со станции, я прихватил стул, сунул спинкой под дверную ручку. Лизун по-прежнему крутился неподалёку, как бы не забрался внутрь да не откусил чего у дикарей.
Стараясь не заступать за грани исходящих от фонарей световых кругов, прокрались к посёлку. Первая справа трёхэтажка являлась одновременно и административным зданием, и личной резиденцией Василисы. На крышах бдела ночная охрана, ещё один часовой сидел на ступеньках крыльца, зевал, поглядывая вдоль единственной улицы. С дальнего конца, оттуда, где располагался лучший кабак в пустоши, доносился приглушённый переливчатый смех. Смеялась женщина, грубый мужской голос наговаривал ей что-то, от чего женщина смеялась ещё переливчатей. Часовой чаще смотрел в ту сторону и от зависти ёрзал задницей по ступеньке.
Я прошёл вдоль стены к крыльцу. Часовой так и не обернулся, поглощённый сценой у кабака. Я легонько стукнул его по плечу, он обернулся, и получил удар в челюсть. Удержал падающее тело и потащил за собой к подъезду. Уверенно, по-деловому постучал в дверь. Тишина. Снова постучал.
— Чево шумишь, злыдень? — послышался надломленный годами голос.
— Дед, тут Шмелю херово, — не растерялся я.
— Чё?
— Шмелю, говорю, херово.
— Кому?
— Да открывай ты уже, глухомань чёртова! Сдохнет сейчас. А у него к хозяйке новость важная.
— Да мне-то шо? Пущай дохнет. До утра открывать не велено, Василиса Степанна отдыхает.
Какой же упрямый консьерж попался.
— Слышь, дедок, я сейчас такой грохот устрою, Василиса встанет, взгреет тебя. Понял?
— Да шоб ты сам сдох вместе со Шмелём своим, — выругался в сердцах дед. — Что ж у вас как не у людей всё. Ночь-полночь… Жди, за ключом схожу.
Ждать пришлось минут пять. Я уже начал оглядываться на кабак, как бы не заметили, но парочке было не до нас. Наконец, загремел вставляемый в скважину ключ, щёлкнул замок.
— Ну давай, проходь.
Дедок оказался ниже меня на голову и настолько худ, что бить его рука не поднялась. За меня это сделала Алиса. Без разговоров она вдарила деду рукоятью револьвера и указала на лестницу.
— Василиса на третьем этаже живёт.
— А на первых двух что?
— Склады. Василиса бабка запасливая.
— Ещё охрана есть?
— Только приживалки. Василиса с ними чаи распивает и в карты режется.
Я не стал спрашивать, откуда она всё это знает, но прежде чем идти дальше, поднял палец.
— Погоди-ка.
В углу под лестницей в куче грязного тряпья кто-то шевелился. Воняло немытой плотью и испражнениями. Там однозначно тварь, но какая… Никак не мог разобрать. Сигналы от неё шли слабые, или умирает, или больная, или… недавно трансформировали. Эта мысль пришла внезапно, как откровение. Да, так и есть, ещё недавно это был человек, и он до сих пор малой толикой оставался им. Основная часть уже переродилась. Сейчас он находился на заключительной фазе. Боль от изменения тела прошла, начинало меняться сознание. Крутились мысли. Ненависть, ненависть, ненависть… Когда-то это был…
Я вздрогнул.
— Кто там? — осторожно спросила Алиса.
Из тряпья выбралась бледная тень и уставилась на нас. Полностью сформированный подражатель. Толстая цепь сковывала задние лапы, удерживая его на расстоянии.
— Штык, — уверенно произнёс я. Тот самый штурмовик, который предал Мёрзлого и которого Василиса грозилась превратить в тварь. И превратила.
— Получил по заслугам, — обрадовано оскалилась Алиса.
Мне показалось, Штык узнал её. Тряхнул башкой и заговорил сквозь зубы:
— Были, были, не забуду. Были, были… никогда… ала-ала…
Я навёл на него обрез.
— Пристрелить? Чтоб не мучился.
Алиса отвела мою руку.
— Нет. Пусть остаётся таким.
Штык, или кто он теперь, склонил голову и медленно отступил под лестницу.
Третий этаж встретил нас тишиной, длинным коридором и дежурным освещением. Алиса придержала меня, знаком показав, что пойдёт первой. Я без споров пропустил даму вперёд. Хочется ей — пожалуйста, тем более что она здесь уже бывала. Добравшись до конца, кивнула на дверь: эта.
Я потянул за ручку. Дверь поддалась неожиданно легко, даже не скрипнула. Комнатка оказалась небольшой и узкой, вагонного типа, широкое окно закрыто ставнями. Перед окном столик, в углу икона, у стены шкафчик. Никаких излишеств.
На кровати носом кверху сопела Василиса.
Я шагнул, задел что-то мягкое, это мягкое взвыло диким кошачьим воем, отпрыгнуло на стол. Слева по лицу прилетела пощёчина и почти сразу коленом в пах. В полуобморочном от боли состоянии я отлетел к шкафу, приложился затылком об угол. Перед глазами возникла сложенная лодочкой ладонь. Сморщившись, принял удар по правой щеке, но уже следующий перехватил, вывернул руку, увёл за спину, надавил на локоть. Противник забился, заскрипел зубами. Жалеть его я не собирался, одно движение — и рука треснет в суставе.
За дверью сонно пробормотали:
— Василиса Степанна, голубушка, чё у тя там гремит? Уронила чего-то?
И только сейчас до меня дошло, что нападавший — Василиса. Сегодня не ночь, а сплошные сюрпризы.
— Всё хорошо, Клавдия, — зашипела бабка, косясь на меня одним глазом. — Сон дурной приснился.
— Дурной? Ну так ты на спине-то не спи. Слышь? Ложись набок. Да молитовку прочти. Трижды Богородицу, да Отче наш трижды.
— Так и сделаю, Клавдия, ступай.
Приживалка, бормоча что-то под нос, ушла. Алиса нащупала выключатель, щёлкнула. Комнатка и без того выглядела убого, а при свете показалась вовсе нищенской. Затёртые обои, поцарапанная мебель. Да ещё бабка в скрюченной позе. Я специально держал её руку повыше, чтобы старушка едва лбом пола не касалась.
— Ты бы отпустил что ли, — прошипела она.
— Отпусти, — разрешила Алиса.
— Она под дозой, — предупредил я.
— Отпусти. Она хорошо себя вести будет. Так, Василиса?
— Так, так, — пробурчала бабка, растирая помятое плечо.
Алиса осталась стоять у двери, я подошёл к столу. Среди бумаг и грязных тарелок увидел свой портсигар. Пересчитал шприцы. Четыре. Вот откуда у Василисы сила. Одну дозу она успела использовать.
Бабка села на кровать, на колени к ней заскочил рыжий кот, принялся тереться, мурлыкать.
— Мы к тебе по-доброму шли, а ты… — с укоризной проговорила Алиса.
— По-доброму? — сверкнула вставными зубами бабка. — Ишь, по-доброму оне! Заварили кашу, а жрать нам приходится. Какого, прости господи, чёрта, вам с папашкой твоим спокойно не жилось? Нет же, первыми стать возжелали. И без того имели всё, а им царство подавай! Вот и получили царствие свое. Два миллиона! Два! — она зыркнула на меня. — И за этого тоже. И думали, я от денег таких откажусь? Да мы на муке в жисть столько не намолотим. Это ж и хлеб, и сахар детишкам. Стадо бы своё коровье завели.
Алиса скрестила руки на груди.
— Тебе же предлагали: иди под Контору, были бы и хлеб, и стадо. Отказалась. Теперь чего жаловаться?
Со стороны это выглядело как спор двух чиновниц среднего пошиба. Не интересно. Я справедливо рассудил, что если мой портсигар здесь, то и остальное снаряжение должно быть неподалёку. Открыл шкаф. Так и есть. Какая же крохоборка эта Василиса. На полке среди баночек, пакетиков и коробочек лежал мой Удав. Похоже, Василиса рвалась к нему, когда напала на меня.
Я убрал пистолет в кобуру на разгрузке. Пошарил ещё на полочке, нашёл запасной магазин.
— Калаш мой где? — обернулся я к Василисе. — И тактический пояс.
— На складе.
— Верни.
— Прям щас?
— А ты хочешь, чтоб мы до утра ждали?
Василиса стряхнула кота с колен, поднялась. Надела халат, взяла связку ключей со стола.
— Хорошо, идём.
— И планшет Гвоздя тоже, — потребовала Алиса.
— Планшет тоже там.
Бабка направилась к выходу, девчонка посторонилась и резко без замаха ударила её снизу в челюсть. Натурально как Майк Тайсон Фрейзера! Василиса плашмя рухнула на пол, из мутнеющих глаз быстро выкарабкивались остатки сознания.
Алиса перешагнула тело и начала перебирать вещи на столе, раскрыла шкатулку, вытряхнула содержимое, потянулась к следующей.
Я охренел с такого разворота событий. Присел над бабулькой, потрогал живчик на шее. Бьётся.
— Алис, ты…
Девчонка приложила палец к губам.
— Только без глупых споров, Дон. Планшет должен быть здесь. Он стоит дороже, чем награда за нас с тобой. Василиса не могла просто убрать его на склад.
— Да с чего ты взяла⁈
Алиса открыла створки платяного отделения шкафа.
— Вот, — она вытащила сначала мой калаш, потом пояс. — Как ты думаешь, что нас ждало на складе?
Это действительно была моя снаряга. К автомату я ещё не привык, мог бы и обознаться, но пояс знал до самой тонкой царапины на фастмагах. Проверил БК, все шесть магазинов на месте, в подсумке последняя граната.
— А тесака моего нет?
Алиса продолжала обыскивать шкаф.
— Нет. Поглядывай за коридором, неспокойно мне.
Я тоже начал чувствовать лёгкую дрожь в теле. Где-то, и скорее всего в коридоре, намечалась движуха. Я подошёл к двери, прислушался, показалось, крысы скребутся. Выглянул — пусто. Но беспокойство давило. Присел на колено, снял автомат с предохранителя, взял коридор под прицел.
Алиса выгребла всё содержимое с полок, побросала на пол, перевернула матрас на кровати, ощупала, подошла к Василисе, обыскала её.
— Нету, — выдала плаксивым голосом. — Но он должен быть. Должен! Дон⁈ Ну же?
Мне, честно говоря, сейчас было не до поисков. Я отчётливо слышал, как по лестнице поднимаются люди: шаги, тяжёлое дыхание. Людей было много. Десять, может, двадцать. И на улице. Сквозь открытые окна доносились тихие команды. Чем больше я вслушивался в себя, тем сильнее чувствовал чужое присутствие. Василисины дикари в очередной раз переиграли меня.
— Послушай, Алиса… Я не знаю, что сказать. Переверни шкаф, может под ним… Или в полу. Постукай по досочкам, всковырни чем-нибудь. Ты что, детективов не читала? Вспомни, где шпионы тайники устраивают.
Совет помог, Алиса начала простукивать пол. Хоть чем-то теперь будет занята, не помешает.
Я облизнул губы. С каждой секундой ощущение опасности становилось сильнее, словно волна накатывала. Как же их много. Поставил переводчик огня на двойку. Коридор не широкий, более троих в ряд не поместятся. Ещё бы коллиматор. Доведётся побывать в Петлюровке, обязательно зайду к знакомому кузнецу, закажу пару обвесов, а пока…
Шаги стихли, дыхание успокоилось. Я прильнул к целику. Ну давайте суки, кто первый…