Глава 8

Глава 8

Взбежала по ступеням, с силой дернула деревянную тяжелую дверь, услышала уже привычный короткий скрип и нырнула в полумрак прохладного помещения нашего домика. Да так и застыла, держа в одной руке свою тетрадь с писчими принадлежностями, а другой — закрывала двери.

В паре шагов от меня стояли девочки — мои соседки. Со скорбными, взволнованными минами они мазнули по мне взглядами и снова уставились под свои ноги. Сердце тревожно забилось. Что случилось? Почему они так дружно отвели взгляды? Интуиция мертвым сном дрыхла. Но я самостоятельная, я и без нее справилась. За пару минут накрутила себя до состояния провода, трещащего и искрящегося от напряжения. От того и мой голос, прервавший горестные вздохи, прозвучал излишне громко и отвратительно скрипуче.

— Девочки, что случилось? — переводила подозрительный взгляд от одной к другой. Плечом прислонилась к стенке и готовилась услышать что-нибудь отвратительно неприятное, что однозначно испортит настроение.

— Васька потерялся, — проблеяла Оляна, две другие печально громко вздохнули и снова опустили взгляд к полу.

Кто есть вышеупомянутый Васька, я не знала. И понятия не имела, почему его потеря вызвала такое слаженное, ничем не прикрытое горе. Девочки очень сильно переживали, причем сразу все. Мысль о том, что Васька чей-то ухажер, отпала сразу. Тогда одна бы страдала особенно сильно, а две другие пытались ее утешить. Но нет. Страдали все. А я очень сомневалась, что в этом мире, который явно в технологическом плане, впрочем, как и в вопросе нравов и устоев, разительно отличался от нашего, знают, что такое шведская семья.

Только теперь я проследила направление их взглядов. У стеночки, в тени, стояли два неприметных блюдца. Одно — наполненное не то молоком, не то сметаной, с моего места не разобрать, другое — водой. И все это великолепие было нетронутым. Либо упомянутый Васька, которого я в глаза не видела все эти дни, окончательно зажрался и нос воротил от угощений, либо, действительно, просто не заходил к нам в гости.

Теперь понятно. Что может расстроить группку добросердечных девушек одновременно? Правильно, усатая (наверняка широкая, судя по количеству выделенной сметанки, а это была все-таки она) морда. Девочки потеряли котика. Я к котам не чувствовала такого яркого трепета, но животинку все же было жаль. Не дай Бог, что случилось. Словно подслушав мои мысли, в комнате прозвучал тихий, едва слышный голос:

— А коли собаки задрали? — всхлипнула Азовка.

На нее тут же зашикали Златка и Олянка. Да так яростно, что Аза стушевалась, начала теребить темную ткань своего платья и больше головы не поднимала.

— Да загулял, котейка, — нарочито бодро хмыкнула я, — кошку нашел, может, где в другом доме наелся. Вернется, — хлопнула свободно ладонью по бедру и широко улыбнулась.

— Не-е, — покачала головой Златка и тяжело вздохнула, — день-два — да, мог гулять. Так он четвертый день глаз не кажет. А раньше как?! Покушать всегда забегал. А коли у кого из нас на сердце хмуро, то и он тут как тут. Мурлычет, щурится, ластится. И все беды вдруг кажутся не такими важными, когда он теплом делится. Оберегом нам был, не иначе.

— Так может, его помощь кому из ведьм нужней сейчас, вот и запропастился? — выдвинула я очередную версию, которая показалась мне вполне логичной.

— Так и не нашли нигде, — включилась в разговор Оля, громко шмыгнула носом и поджала губы, — но собаки наши котов не трогают. В мире живут, кто бы что ни говорил. Ушел, видать. Может, заболел, да в лес ушел. Лечиться. Они ж природой ведомые. Вот как подлечится, так и вернется, — кивнула соседка своим мыслям. И тут же себе противоречила: — пойду еще по соседям схожу, разузнаю, у девочек-то мы побывали, а к парням идти не решились. Может, у кого из них загостился.

Девочки напутствовали Олю, я снова попыталась их приободрить, но они все также пребывали в объятиях грусти и раздрая. Переплели руки в локтях и поплелись готовить нам ужин. К моему огромному сожалению вопросами пропитания тут занимались сами ученики. Причем, была и общая столовая, где по очереди дежурили по два домика, но готовили там быстро и без особых стараний, поэтому, девочки предпочитали питаться у себя, разделяя обязанности по-соседски. Я возрадовалась, что сегодня не моя очередь готовить, проводила девочек сочувствующим взглядом и помчалась к себе. Взлетела по ступеням, не глядя по сторонам, развернулась к своей двери и замерла на пороге.

— Э-э-э, — глубокомысленно выдала от удивления и сделал шаг к двери.

На пороге, на цветастом коврике лежал цветок. Одинокий и красивый. Нежно сиреневый, почти белый и словно ненастоящий. На моем пороге лежал колокольчик. Аккуратно взяла в руки и вдохнула едва уловимый аромат. «Думаю о тебе» тут же всплыли в голове знания. Так и есть, бабушка с легкой усмешкой рассказывала о языке цветов. Но я даже не могла представить, что эти знания пригодятся мне когда-нибудь. Но вот сейчас, трепетно сжимая в пальцах тонкий стебель, мне вдруг отчаянно захотелось, чтобы этот цветок появился не просто так, а именно с потаенным смыслом. С тем смыслом, о котором я знала. «Неужели? — вспорхнула в голове невероятная мысль — неужели это младший Покровский?»

Глупо улыбаясь, толкнула дверь и вошла в свою комнату. Прислонилась спиной к деревянной шершавой поверхности, откинула голову, касаясь макушкой нагретого дерева, и прикрыла глаза. Как бы ни пыталась, а глупая улыбка никак не хотела сползать с лица.

Перекатывала стебелек цветка между пальцами и улыбалась, глядя в пустоту. Надо же, а Покровский умеет быть милым. Или это просто смена тактики поведения? Не получилось нахрапом завоевать «неведому зверушку» из другого мира, он пошел другим путем? Тряхнула головой. Розово-романтическое настроение сдуло без следа. Да уж, Мила, тебе луговой цветочек подбросили, а ты и поплыла уже. Еще и тайный смысл приплела. Вряд ли такой, как Покровский, вдавался в подробности языка цветов. Хмыкнула, вновь покосилась на нежные лепесточки. Трепета они во мне уже не вызывали. Миленький жест, ничего не скажешь. Неожиданный даже. Я думала Рад будет и дальше напролом переть, не слушая отказов и не понимая намеков. Но что я о нем знала? Может быть, тут у каждой второй на пороге когда-то появлялись подобные трогательные презенты. От этой мысли сердце неприятно кольнуло. Я поморщилась. Вот надо же быть такой скотиной! Такой притягательно очаровательной скотиной. И бессовестно пользоваться этим. Без стыда распылять свои чары то на одну, то на другую беспомощную перед его зелеными колдовскими глазами девицу. И ведь он даже не скрывает этого. Скольких уже поймал в свои сети? Но сколько бы их ни было, одна за другой рыбки снова оказывались на крючке. Но ничего! Я, конечно, может и дурочка, но не настолько наивна и глупа, чтобы покупаться на его ухаживания и речи с красивостями. Главное в глаза не смотреть. Эти бирюзовые, прозрачные, с зелеными переливами омуты — единственное, отчего я давала слабину. Но и с этим справлюсь.

Перед глазами вдруг возник фрагмент из известного фильма, а в голове тут же всплыли знакомые с детства строчки «Моргалы выколю! Всю жизнь работать на лекарства будешь». Жаль, среди учеников провернуть такой вот финт с Покровским ни у кого желания не возникло до сих пор. А скольким бы девчонкам жизнь облегчили… Эх, вот уж точно «Сарделька, сосиска…редиска!» этот Покровский. Что б ему в жены дочь кикиморы и лешего досталась с характером подколодной змеи! Вот.

Закончив мысленно слать на голову Рада все мыслимые и немыслимые злоключения, отлепилась от двери, дошла до стола, положила свою тетрадь, достала с полочки бабушкину и уже по привычке завалилась на кровать, чтобы в сотый раз пролистать заполненную записями тетрадь. Я надеялась, что знакомство с этими записями хоть немного приоткроют завесу неизвестной мне бабушкиной жизни. Хоть какой-то намек на то, откуда она родом, почему и как оказалась в другом мире, и отчего держала все в тайне. Но все безуспешно. Ничего личного. Аккуратные ровные строчки испещряли все страницы. Кое-где записи прерывались на какие-то зарисовки, где-то — на символы, но ничего о жизни. Только знания, которые она, похоже, собирала всю жизнь: травы, настойки, какие-то зелья, заговоры, отвороты, привороты, проклятия… Чего там только не было. Не тетрадь, а маленькая энциклопедия.

В очередной раз пробежавшись по строкам взглядом, захлопнула неизвестно откуда взявшийся подарок, отложила на край кровати и повернулась на бок. Подложила ладошку под щеку и прикрыла глаза. Ну вот опять! Стоило взять тетрадь в руки, как накатывала тоска. Слезы уже не пытались обрушиться неконтролируемым потоком, но сердце вновь чувствовало уколы ледяных игл потери.

Самый страшный день в моей жизни навсегда отпечатался в памяти яркими картинками.

Обычный зимний день. Ветер сильными порывами подхватывал с земли колючие снежинки и мелкими пригоршнями бросал в лицо, заставляя жмуриться и ниже опускать нос в обвитый вокруг шеи шарф. Мороз усилился, нещадно щипая щеки, прикусывая кончики пальцев, затянутых в перчатки, и пробираясь под теплую куртку. Шапку пришлось натянуть по самые глаза. Еще и автобус оказался ужасно холодным. А из колледжа, в который я поступила после девятого класса, дорога занимала больше получаса. Вот такая я, продрогшая, краснощекая и запыхавшаяся от быстрой ходьбы, влетела в подъезд. Тепло! Хорошо-то как. Подтянула сумку, которая постоянно норовила сползти с плеча, шмыгнула носом и потопала по ступенькам к лифту. Сердце отчего-то билось неровно, в голове все утро звенели тревожные колокольчики, но я от них отмахивалась. Это все из-за курсовой, о которой я волновалась, но сдала на отлично без проблем. Только ощущение надвигающейся беды не оставило в покое.

Тихий перезвон оповестил о том, что лифт спустился. В ту же секунду дверцы с тихим шорохом разъехались, яркий свет пролился из небольшой коробки, а передо мной оказалась высокая незнакомая женщина. Я бросила на нее мимолетный взгляд, отступила в сторону, выпуская чью-то гостью, мимолетно подивилась удивительной красоте черных глаз. Я таких и не видела никогда. Неземные просто. Огромные в половину лица. Одарила же природа красотой такой.

Вошла в лифт, нажала кнопку и вновь судорожно вздохнула, когда сердце подскочило к горлу и грохнулось в пятки. Да что же такое-то?

— Ба, это я, — захлопнула входную дверь и скинула сапожки. Пальцы на ногах одеревенели и не желали двигаться.

Стянула перчатки, бросила их на тумбу с зеркалом, прислушалась. Странно. Бабушка так и не ответила. Я подумала, что спит. Скинула куртку, на ходу стала разматывать длиннющий шарф и заглянула в бабушкину комнату. И тут же встретилась с ее горящим взором. Блеск показался мне нездоровым, лихорадочным таким, возбужденным, а вот голос бабули прозвучал слабо и тихо.

— Миланка, — бледные морщинистые губы дернулись в намеке на улыбку, — подойди, моя девочка, — она раскрыла ладонь, но поднять ее не смогла.

Меня начинал затапливать испуг. Глаза расширились, руки затряслись, а в голове звучал один вопрос — что делать? Куда звонить? Маме, в скорую?

— Ба, тебе плохо? Давай врача вызовем? — бросилась к кровати и схватила бабушку за сухую горячую руку.

— Что ты, доча, — хрипло усмехнулась бабушка, — от такого недуга нет лечения. Да и времени у нас нет, — она остро взглянула на меня, взгляд прояснился, а в ослабевших руках появилась недюжая сила. Сухие тонкие пальцы крепко обхватили мою ладонь, бабушка приподнялась и тихо торопливо заговорила: — ты, Миланка, прости старую, коли обиды, какие на меня остались, и зла не держи, ежели когда-нибудь старинных друзей моих повстречаешь, да какая правда вскроется. Я молода была много глупостей натворила, да сделанного не воротишь. Знать одно должна — я всегда тебя любила, да из любви и оберегала от дурных вестей и слухов, и мать твоя любовью любит тебя необыкновенной, да мы ведь всего лишь женщины. Слабы обе, не чета тебе. В тебе характер что надо. Уж не знаю, от отца, что ли, достался. Да не важно. Главное знай, что каки бы преграды на пути не возникали, каки бы сомнения не одолевали, тебе все под силу, ты со всем справишься, а там глядишь, и матери подсобишь, и свою жизнь, не в пример нашей, счастливой сделашь.

— Ба, — проблеяла я. Эмоции переполняли. Уж очень мне этот разговор не нравился, но бабушка слушать не желала.

— Помалкивай пока, — беззлобно шикнула она, — Олька-то меня по головке за то не погладит, да только чует сердце мое, что так будет лучше для вас обеих. Для тебя безопасней, да для меня спокойнее. Дай-ка руку втору, — она приподняла свою руку, и я вложила в нее свою. — Так-то лучше. Да ты не бойся, чего ты, родну бабку испугалась? Успокойся, доча, все правильно, все своим чередом. Только подмогу тебе немного, чтобы уж точно по нужному пути пошла.

Она откинулась на подушки и прикрыла глаза. Ее руки крепко удерживали мои, а бледные губы что-то беззвучно шептали. И только я снова попыталась подать голос, как в ответ донеслось недовольное «помалкивай». А потом сердце вдруг сделало кульбит, грудь сдавило и обожгло. Но всего на мгновение, а потом от груди по всему телу разлилось тепло, которое убаюкивало и успокаивало. Голова закружилась, перед глазами все поплыло, и я, не успев зацепиться за ускользающее сознание, уплыла в темноту.

Глаза распахнула как от толчка. Надо же, впервые в жизни сознание потеряла. Это все от переживаний за бабушку. Подняла голову и тряхнула ею, разгоняя пелену перед глазами. Я, полусидя, распласталась на бабушкиных ногах, одной рукой сжимая ее теплую ладонь. Глаза бабушки были плотно закрыты, а рот наоборот чуть-чуть приоткрыт.

— Ба, — тихо позвала я и сжала руку.

Вроде бы и спит, но нехорошее предчувствие уже поднималось в груди, разгоняя ток по венам. Попыталась разбудить, но не вышло. Слезы уже застилали глаза, губы дрожали, а голос упал до истеричного шепота. Бросилась к ее груди, прижалась ухом, но слышала лишь сильный стук своего сердца. Бабушкино больше не билось. В моей душе разливалась пустота, и я знала, что уже ничем не смогу ее наполнить.

— Подмогла, бабуль, — вслух проговорила я, вспоминая ее манеру говорить, — ох, кто бы еще мне объяснил, как теперь со всем этим быть. Что-то подсказывает мне, что ты тогда не просто так за руки меня держала перед смертью, да и в этом мире я оказалась не без твоей помощи. Да уж, мама бы тебя по головке не погладила.

Тяжело вдохнула, медленно выдохнула и решила проветриться. Отчего-то внезапно потянуло меня к Ясноликой, хоть меня и бросало от нее в дрожь. Только интуиции я своей привыкла доверять. Если вдруг возникло такое желание, значит, надо пройтись.

Загрузка...