Машенька Фролова Шипы Черного Ириса

Глава 1

Ранняя осень — сотканное из парадоксов время года. Такое короткое, когда солнце греет особенно ласково, когда люди еще ходят в легкой одежде, но все же природа постепенно увядает. На стремительно бледнеющей траве уже имелся ковер из разноцветной листвы старых кленов. Солнце припекало, но прохладный ветер заставлял поежиться. Странное время года. Странный день.

Я смотрела на людей вокруг и не видела их, не чувствовала, как иду, как двигается моя грудная клетка, судорожно хватая воздух. Слез у меня уже не осталось. Я шла через небольшой парк с маленькими декоративными клумбами, и меня душили слезы. Хотя это не совсем точное описание моего состояния. Лицо горело, саднило, глаза ныли, пульсировали виски от долгой истерики. Я выстрадала достаточно, чтобы мне наконец стало плевать на окружающий мир, но недостаточно, чтобы мне стало хоть немного легче. Боль — внутренняя, душевная мука — никуда не делась, ее даже не стало меньше. Неспособность плакать и кричать лишила эту энергию возможности выхода.

Какая-то маленькая часть меня понимала, что я на грани чего-то страшного. Еще немного, еще шаг — и я навсегда перестану быть собой, еще немного, и моя жизнь разделиться на До и После. У меня была возможность это остановить. Я чувствовала, что такая возможность есть. Стоит только расслабиться и сказать себе… запретить саморазрушение, и я смогу выбраться из того морального ада, в котором находилась сейчас… Но я этого не сделала. Вместо правильного поступка я продолжала переставлять ноги по плитам дорожки. Вместо того, чтобы спасти себя от себя самой, я стала ждать. Заткнула рот той маленькой мне, которая еще боролась за сохранность остатков моей адекватности. Я не хотела оставаться прежней, не хотела, чтобы эта история прошла в моей жизни без последствий. Я хотела посмотреть, во что превращусь, рухнув в пропасть.

И этот момент настал.

Во время очередного шага краем глаза заметила мужскую фигуру. Крупный мужчина едва не сшиб меня с ног. Прошел, выругавшись, и злобно зыркнув на меня. Будто бы это не он только что налетел, а я его ударила. И его взгляд, взгляд совершенно незнакомого человека стал тем самым пинком, окончательно лишившим меня последней надежды на сохранность сознания. Я медленно добрела пару шагов до ближайшего дерева, оперлась на него и прикрыла глаза.

Сложно описать то, что творилось внутри меня. И, пожалуй, самым близким будет: 'падение в ад'. Я — то, что было мной — падало в бездну, без шанса на спасение, без возможности выхода. В груди разливался мороз. Еще пару минут назад мне было тепло, даже жарко, а сейчас холодно. Из груди холод распространился в мозг. Я подождала, когда смутное ощущение сформируется в непоколебимую решимость. На это ушло не больше минуты. Что происходило в мире вокруг в эту самую минуту, я не могла бы сказать ни при каких условиях. Просто перестала существовать, а то, что осталось от меня после падения в бездну, уже не волновало ничего.

Когда я открыла глаза и огляделась, мир потерял всякие краски, а я большую часть желаний. Осталось только одно — как именно я хочу это сделать?

Уверенность в собственном решении придавала сил, я бы сказала, где-то окрыляла и упрощала все сразу. Я стала перебирать варианты, одновременно продолжая свой путь по аллее. И ни один мне не нравился. Мне отчего-то хотелось не только уйти, но и, по возможности, никому не доставлять проблем, никому не помешать своим решением.

Я перешла через дорогу. Отблеск солнца от лобового стекла, проезжающего мимо автомобиля, заставил прищуриться и отвернуться. Когда я снова открыла глаза, в поле моего зрения оказалась небольшая светло-серая табличка на такой же неприметной серой двери. Отделение нового государственного учреждения было лишено всякой рекламы и даже приличной вывески. Среди ряда красочных витрин банков и магазинов в том же здании, у которого я застыла, эта дверь была незаметна, практически сливаясь с фасадом. Я никогда бы не заметила ее. Я и сейчас не смогла сказать, почему решила прочитать маленькую прямоугольную табличку. Не смогла бы вспомнить, откуда я знаю про это учреждение, где прочла про то, что теперь это совершенно законно. Но откуда-то я знала и про это место и про то, что будет, если я туда зайду.

Внутри расплылось странное чувство, отдаленно похожее на радость. Сейчас ничто кроме этого места не заставило бы меня улыбнуться. Я решительно поднялась на три ступени и взялась за ручку. Металлическая дверь поддалась неохотно, а в лицо ударил свежий кондиционированный воздух и запах офиса. Такой характерный запах чистоты и отчужденности сразу. Запах официоза, такого аромата не может быть в доме, где живут, только в месте, где люди работают, не ослабляя узла галстука.

Внутри оказался достаточно просторный холл. Вдоль обеих стен располагались низкие кожаные диваны и несколько стульев, а еще большие кашпо со здоровенными растениями. Стены были увешаны радужными плакатами с улыбающимися лицами и красочными пейзажами. Меня удивило то, что в холле никого не было, только за большой закрытой белой тумбой, словно за стеной, сидела девушка-секретарша.

Она автоматически подняла на меня глаза. Мгновение оценивала, а затем улыбнулась. Ее призывная улыбка стала для меня сигналом, и я двинулась к ресепшену. Девушка оказалась обычной. В том смысле, что в ней не было ничего, что могло бы указать на место, в которым она работает. Обычная классическая стрижка каскадом, обычный выглаженный серый костюм и голубая блузка. Милое профессиональное лицо человека, которому платят, чтобы он всегда был вежливым и тактичным.

— Здравствуйте, — начала я и замолчала, потому что не знала, как спросить.

— Добрый день! — отозвалась она. — Я могу вам чем-нибудь помочь?

— Да, — решительно выдала я и снова замолчала. — Понимаете, — опять начала я, и мой голос сполз до полушепота, — я бы хотела…

Девушка меня поняла. Видимо, ей не раз приходилось иметь дело с новенькими. Поэтому она быстро взяла меня в оборот:

— У нас есть хорошие консультанты, которые легко могут проконсультировать по всем вопросам! — ее улыбка стала запредельной. — Есть множество программ, и я думаю, что вы найдете для себя максимально приемлемую. Есть 'личное донорство' — это если вы хотите помочь другу; есть 'анонимное на предъявителя' — это если вам все равно; есть каталог…

— Каталог? — невольно перебила ее я. Поверить в то, что я могу выбрать… В то, что сейчас мне покажут фото, а я просто ткну пальцем в того, кому…! Определенно, Бога в этом мире больше нет, если происходит такое!

Девушка моего ужаса не увидела, а интерпретировала его как удивление, поэтому поспешила объяснить:

— Конечно, у вас будет возможность выбрать того, для кого вы будете донором! — ее улыбка стала заискивающей, как у девушки, которая хочет свести тебя с кем-то из своих знакомых. — Любой носитель, если вы захотите, может встретиться с вами и… ну вы меня понимаете, — она подмигнула. — Носители бывают очень благодарны за донорство!

— Нет! — я почти закричала.

Девушка вздрогнула, и ее улыбка пропала, а глаза расширились. Она невольно отпрянула к спинке кресла. Я сделала пару глубоких вздохов, отгоняя ненужные мысли и подступивший страх.

— Мне не нужен консультант. Я бы хотела уже сейчас заключить договор.

— А-а, — на ее лицо вернулась отработанная улыбка продавца. — Так вы уже знакомы с программами и подобрали то, что вам нужно?

Я молча кивнула. Она быстро достала бланк заявки на договор и протянула мне. Потом защелкала по клавиатуре.

— Так какая именно программа вас интересует? — она смотрела на меня с самым благожелательным видом.

От этого мне стало совсем неуютно, поэтому я прикрыла глаза и на выдохе произнесла:

- 'Программа полного единовременного донорства'! — я произнесла фразу максимально уверенно. Мой голос даже не дрогнул.

Лицо девушки вытянулось, затем как-то побледнело.

— Что, простите? — переспросила она.

- 'Полного и единовременного', - повторила я, мысленно прокручивая в памяти название программы и лишний раз убеждаясь, что назвала все верно.

У секретарши теперь даже рот приоткрылся. Меня такая реакция смутила окончательно. Потом я подумала, что могла все напутать.

— У вас нет такой программы? — уточнила я.

— Есть, — шепотом сказала она, — но… Простите, вы понимаете, что…

— Да, — опять перебила я. — Я знаю правила программы, поэтому и пришла!

— Хорошо, — она стремительно забрала бланк договора со стойки. — Только подобная программа заключается после полного одобрения консультанта с госдопуском. Вы можете подождать? Я позову его.

Я кивнула и прошла к одному из диванов. Я прекрасно понимала, что дальше меня ждет, поэтому была готова ко всему, даже допросу консультанта. Насколько я знала, такой консультант должен был иметь медицинское образование, так что меня ждали несколько часов сложной беседы. Но свое решение я уже приняла. Мысленно я так же решила, что если сейчас мне откажут, то решу проблему по старинке.

Девушка быстро скрылась в боковом коридоре, а я осталась и еще раз прислушалась к себе. С каждой минутой этот вариант нравился мне все больше и больше, а еще я понимала, что могу не пройти по показателям. Мысль о каталоге меня откровенно разозлила. Я представила себя на месте носителя. Меня снимают на камеру, я заполняю анкету, а потом получаю то, что для меня жизненно необходимо, но только если кому-то понравлюсь. От этой мысли стало еще гаже. От одной попытки представить какого это — жить и знать, что твоя судьба зависит от того, понравишься ли ты, симпатичная ли у тебя мордашка или нет, меня замутило.

Не хочу! Не буду! Мерзкие правила игры, мне надоело играть, и я ухожу!

Девушка появилась вместе с полноватым мужчиной лет сорока. На нем был такой же серый костюм, только более темного оттенка и прямоугольные очки. Он подошел и протянул мне руку.

— Здравствуйте, я Николай Александрович, и ваш консультант, — сказал он.

Я встала и тоже протянула руку:

— Аврора Евгеньевна, приятно познакомиться! Но мне было бы удобнее, если бы вы называли меня просто Авророй.

— Как скажете, — миролюбиво согласился он. — Давайте пройдем в мой кабинет и поговорим.

Я кивнула и двинулась за ним. Кабинет оказался маленьким. Здесь могли бы уместиться максимум трое. Кресло, стол, два стула для посетителей, компьютер, стеллаж с папками, ну и, конечно, весь подоконник был заставлен разными растениями. Стены так же как и в холле были увешаны картинами и плакатами. И опять же совершенно ничего не наводило на мысли о целях этого места. Ничего. Лицемеры!

Я села на один из стульев. Мне предложили чаю или кофе. Я подумала, что разговор может затянуться, и согласилась на чай. Потом, когда все та же девушка принесла мне чашку, мне предложили пепельницу. Я согласилась. Николай Александрович никак не выдал свое недовольство, но поспешил открыть окно до того, как я достану пачку и закурю. Курение — мерзкая привычка. Об этом знают и курильщики, и все остальные. Я всегда старалась не курить на людях, но сейчас меня это не волновало.

Мой консультант дождался, когда я прикурю, и только после этого начал допрос. Он выяснял все о причинах моего решения. Я же старательно избегала прямых ответов, но этот человек явно был опытным, поэтому быстро понял, что я лгу.

— Вы понимаете, что это очень щекотливый вопрос? — наконец спросил он.

— Не больше, чем использование носителей в военных действиях, — пожала плечами я.

— Я не смогу дать вам разрешение на реализацию программы, если не буду уверен в том, что у вас есть на то адекватные причины.

Интересно, именно этот человек будет определять, что для меня адекватно, а что нет? Нет, серьезно?!

— Давайте я тоже буду откровенной! У вас нет права мне отказать, но если вы это сделаете, то я все равно… — я сделала паузу, чтобы не говорить рвущиеся с языка ругательства. — У вас есть возможность либо поступить правильно, либо поступить глупо!

— Вы считаете, что полная единовременная программа — это правильный выбор? — спросил он таким тоном, что я сразу все поняла.

Этот человек не понимал, не знал или не хотел знать, каково приходится носителям. Он работал консультантам, и при этом ненавидел или боялся носителей, тех, кому должен был бы по определению профессии оказывать содействие.

Меня передернуло. Я сделала затяжку, заставила рвущуюся ярость успокоиться. Этот консультант не имел никакого отношения к Антону или Свете. Он ничего не знал. А значит, не имеет смысла на него злиться. Он выполняет свою работу, пусть и дерьмово. Но благодаря друзьям я кое-что знала о последних законах, кое-что понимала. Далеко не все, но понимала, поэтому мысленно махнула рукой. Отстранилась от всего, что случилось и просто принялась рассказывать. Если убрать из рассказа эмоциональную часть, если излагать только факты, то любая история выйдет короткой, скучной и лаконичной. Я уложилась в полчаса. Естественно я не стала рассказывать этому мужчине все! Только последний эпизод, который меня и добил. Я не называла имен, не уточняла деталей. Позволила его фантазии разыграться, и подтвердила его самые страшные предположения.

Этого, как ни удивительно, хватило! К концу моего рассказа, когда я закурила очередную сигарету, намекая, что сказать мне больше нечего, мой консультант посерел лицом. Действительно посерел. Он снял очки, потер глаза, потом достал из нижнего ящика стола бутылку коньяка и отпил пару глотков прямо из горла. Отлично, у меня консультант-алкоголик! Я бы психанула, устроила скандал, если бы мне не было плевать на все это.

От того, что я была вынуждена изложить произошедшее словами живому собеседнику, мне стало совсем паршиво. Холод внутри буквально убивал. Моральная боль уже давно причиняла мне физические страдания, но сейчас это мерзкое чувство просто зашкаливало за все рамки, и только рассказы Светы останавливали меня от того, чтобы не броситься из этой каморки и не прекратить весь этот балаган прямо сейчас!

Мой консультант некоторое время молчал, а потом все-таки спросил:

— Почему вы решили прийти именно сюда?

— А вы часто задаете подобный вопрос?

— Постоянно, — признал он, — но сейчас мне важно услышать ваш ответ.

Я посмотрела ему прямо в глаза.

— Я устала, Николай Александрович, и хочу все прекратить, но при этом хочу, чтобы от этого была хоть какая-то польза.

Он прищурился:

— Вы считаете, что это и есть польза?

Мне захотелось плюнуть в эти глазки, а потом дать ему хорошую пощечину. Мне все время казалось, что сейчас речь идет о Свете, что сейчас решается вопрос о ее жизни, а какой-то хмырь презрительно кривится.

— Да, — уверенно и спокойно ответила я.

Мы опять помолчали. Я запрещала себе думать. В голове все время норовили всплыть картинки прошлых событий. Но я запрещала. Я не хотела. Если сейчас я здесь разревусь, шансы на то, что заключу договор, равны нулю. Я должна быть уверенна в себе, собрана и умна, как никогда. Просто потому что от этого слишком многое зависит. Последний бой за собственные цели, я не имею права проиграть. Удивительно: профессиональная жертва — и не хочет проигрывать. Интересно, но, похоже, напоследок я поумнела.

— Хорошо, — наконец тихо произнес он. — Я даю вам разрешение на заключение договора. Но имейте в виду, что в любой момент вы имеете право отказаться. Это вас ни к чему не обязывает. Вы не будете должны ни государству, ни фондам, ни ассоциации. Никому, понимаете?

Я кивнула. Он заполнил бланк, где указывалось, что я в полном здравии и добровольно согласилась на программу. Он написал, что дает разрешение. После поставил подпись и пару печатей. Протянул мне. Отксерил бланк и копию отдал мне. Я уверенно расписалась в колонке 'донор'. А после всего этого бреда началась рутина оформления договора.

Все вопросы были мне знакомы. Они не слишком отличались от вопросов при поступлении в университет или оформлении кредита. Но вот один вопрос меня волновал сильно.

— У вас есть какие-то критерии к подбору носителя? — наконец спросил он, когда все прочие вопросы остались позади.

Мне хотелось, больше всего на свете хотелось сказать нет. Но я сказала:

— Да, мне бы хотелось, чтобы носитель был гипнотизером.

— Простите, не понял? — нахмурился Николай Александрович.

— Я не знаю, как это называется по научному или в терминах самих носителей, — призналась я. — Просто мне известно, что такая способность у некоторых есть.

— И зачем вам именно такой носитель? — у мужчины был растерянный вид.

— Мне нужно, чтобы он загипнотизировал меня, чтобы я не чувствовала боли и вообще ничего не чувствовала, понимаете?

Он медленно кивнул. Хотел что-то сказать, но передумал и просто вбил несколько слов в компьютер.

— А возраст, пол или еще что-то? — опять уточнил он.

Меня передернуло.

— Нет! Больше ничего.

Видимо, я слегка повысила голос, потому что мой собеседник напрягся.

— Вы хотите встретиться с носителем перед… процедурой? — последнее слово он буквально выплюнул. Скорее всего, правила законодательства требовали от него говорить именно это слово. Но сам он так не считал, и его маска слетела окончательно. Он ненавидел носителей.

Я помотала головой.

— Не вижу в этом смысла.

— Тогда, пожалуй, остается только один вопрос, — с каким-то странным выражением на лице произнес консультант.

Это мне не понравилось. Я отчетливо поняла, что сейчас прозвучит что-то мерзкое, что-то настолько противное моим нынешним взглядам, что каталог покажется мне милым аналогом сайта знакомств. Невольно потянулась к уже полупустой пачке и закурила. Смотреть на человека, который тебе противен, намного лучше сквозь клубы дыма. Проверяла уже неоднократно.

Николай подался вперед, упираясь на локти, и спросил:

— Вы желаете от носителя страховой выплаты за программу?

Сначала я не поняла вопроса. Удивленно моргнула, и только потом до меня дошло. Он спрашивал у меня, не стану ли я требовать от носителя денег после всего.

— А зачем? — недоуменно поинтересовалась я. Это место было не коммерческим фондом, а филиалом государственной программы. Значит, здесь я просто не имею права требовать от носителя денег за донорство.

— Обычно при использовании этой программы у донора большие проблемы с деньгами, — мерзко улыбаясь, сказал консультант. — Возможно, у вас имеются кредиты или какие-то еще финансовые проблемы, поэтому вы хотите затребовать с носителя страховку. Имейте в виду, она будет выплачена вашим родственникам только через три месяца после похорон!

У меня сперло дыхание. Значит, для полного насыщения каждому носителю нужно платить такие деньги!? Причем, судя по всему, не маленькие. Все лучше и лучше стала понимать Свету и Антона. Господи, если бы я могла перед ними извиниться, я бы вымаливала прощение. К сожалению, есть вещи, которые не исправишь, и мои отношения с этой парой исправить уже нельзя.

— Нет, у меня нет к носителю никаких претензий, — максимально спокойно сказала я.

— Тогда, может быть, желания? — и опять мерзкая улыбка.

— Какие у меня могут быть желания? — не поняла я.

— Ну, например, сексуального характера, — протянул он.

Меня снова накрыл ступор. Удивление. Шок.

— Скажите, — я тоже подалась вперед, — а много у вас уже было доноров с такой программой?

— Вы пятая, — сказал он. — И каждый из этой программы выжимает максимум выгоды для родных и близких.

Пятая, хотя программа вступила в силу больше двух лет назад. Странно.

— Нет, у меня нет никаких желаний! Я просто хочу заключить договор!

Он внимательно смотрел на меня. Долго и пристально.

— Дело не только в том, что вы рассказали, Аврора, да? Ведь я прав?

Я молчала, прикладывая всю силу воли, чтобы не отвести взгляд.

— Вы знали кого-то из носителей, да?

— Это имеет какое-то значение?

— Нет, — вздохнул он, — но будь дело двадцать лет назад, вас признали бы невменяемой.

Я знала об этом и была безумно благодарна времени за то, что все меняется.

— А если бы дело было тридцать лет назад, то вы просто пристрелили бы носителей, а не работали бы на них? — вкрадчиво спросила я.

— Вы умнее, чем кажетесь, — широко улыбнулся этот ублюдок.

Я тоже улыбнулась. Сейчас я была почти благодарна своему прошлому за то, что оно научило меня улыбаться, когда все внутри клокочет, когда тебя тошнит. Не важно, злишься ты или боишься, но улыбайся — правило не раз спасавшее меня от проблем.

Он нажал на кнопку, и из принтера стали вылезать оранжевые бланки договора. Когда-то я видела их в руках пошатывающегося Антона. Видела и ненавидела всем сердцем, а сейчас смотрела уже на свои листы и была готова их расцеловать. Как все-таки меняются люди!

Мой консультант деловито перечитал написанное, лишний раз все сверил с файлом в компьютере и только потом шлепнул необходимые печати и поставил свою роспись на каждой странице. Я тоже расписалась. И только после этого облегченно выдохнула. Первая часть моего плана пройдена. Я оказалась хорошей девочкой.

— Вы забираете себе оригиналы. У вас есть десять дней на то, чтобы отказаться. Вы можете отказаться, даже если уже будете у носителя. И еще раз напоминаю, что в этом случае вы ничего и никому не должны, — повторил он.

Я аккуратно взяла свой договор на яркой оранжевой бумаге.

— Десять дней!? — ахнула я. — А раньше никак?

— Нет, — он улыбнулся. — Десять дней даются вам на то, чтобы передумать, Аврора. Это закон, и он не имеет поблажек или исключений.

Пришлось подавить стон, который так и рвался наружу.

— Там на третьем листе дата и время, когда к вашему дому прибудет машина.

Я кивнула. Попрощалась и вышла. Девушка в холле проводила меня самым несчастным взглядом. А я поспешила из этого ужасного места.

Договор нельзя было просто так таскать в руках. На меня косо смотрели немногочисленные прохожие, поэтому я купила папку для бумаг с файлами и домой добиралась уже не привлекая к себе внимания.

Загрузка...