Шестая сторона света

1

Утром следующего дня я сложил письма в оранжевую сумку обходчика и поспешил на Вокзал. Поскорее переоделся в рабочий комбез и побежал к Лебедеву, лавируя между шкафчиков.

В переодевалке сотня рядов с тысячами шкафов. Это просто слово несерьёзное – «переодевалка», сразу вспоминается сумрачное помещение перед спортивным залом в школе. Официально помещение называлось «Камера хранения». Было таким обширным, что нужно постараться, чтоб добежать до шкафчика Лебедева и успеть вернуться к своему до начала рабочего дня.

На пути стояли полуголые люди, меняли повседневную одежду на комбинезоны, гремели дверками шкафчиков, курили и смеялись. Особо остроумные норовили поставить подножку бегущему. Я решил, пусть только попробует кто – буду бить в рожу и не делать вид, что смеюсь его шутке.

Видимо, у меня было такое выражение лица, что никто не осмелился шутить.

– Я кассеты принёс, – сказал Лебедев, когда я примчался.

– Спасибо, но я не за музыкой. Смотри сколько откликов!

Сунул ему пачку конвертов. Лебедев раскрыл первое письмо и прочитал:

«Уважаемый Лех Небов, спешу довести до вашего сведения, что молодую женщину, которую вы разыскиваете, зовут Марина. Она моя старшая сестра, и она пропала. Милиция не может отыскать, но я знаю, что её похитили. Преступники требуют выкуп. Не хватает двадцати тысяч тенге, чтоб собрать требуемую сумму. Давайте объединим наши усилия. Номер моей сберкнижки…»

Лебедев отшвырнул это письмо, переходя к следующему:

«Лично знаю эту тёлку. За подробностями, кидай письмо на адрес…»

«Наблюдал искомую особу на углу дома 34/56. Для подробностей пишете по адресу…»

«Добрый день, Лех. Меня зовут Нонна Гаспаридзе. Девочка, что вы ищите, моя дочь. Она много о вас рассказывала. Говорила, что никогда не встречала столь умного и красивого мужчину. Доченька собиралась на свидание с вами, когда случилась трагедия. Пьяный водитель молоковоза совершил наезд. Доченька в коме. Чтобы спасти её жизнь, врач просит сто пятьдесят тысяч тенге. Я уже собрала часть суммы. Осталось совсем немного. Пишите мне, я дам номер сберкнижки…»

«Девочки на любой выбор! Девочка в платьице белом! Девочка в белом купальнике сосёт…»

Лебедев перестал читать вслух. Пролистал остальные письма и посмотрел на меня.

Я неловко оправдался:

– Думал, вдруг что-то упустил.

2

Лебедев со вздохом вернул мне конверты:

– Надеюсь, ты никому не ответил?

– Нет ещё, хотел совета твоего.

– Все письма от взломщиков. Не вздумай отвечать.

– Нонна Гаспаридзе точь-в-точь описывает меня: «умный и красивый мужчина».

– Лех, ты…

– Ты чего такой серьёзный? Я же шучу. Ясно, что мошенники. А ты продолжаешь верить, что среди взломщиков есть приличные люди.

– Есть.

– Да гопота они. Модератор, сволочь, даже не фильтрует почту. Ладно, гони кассеты.

По одной Лебедев достал кассеты из сумки:

– Зацени, делюсь новинками. Если ты в своей жизни пропустил классику, типа Лед Цеппелин или Блэк Саббат, твои проблемы.

– Слышал я Лед Цеппелин. От старшего брата достались плёнки на бобинах. Есть пара песен бодрых, остальное вой какой-то.

– Ну ты дятел. Лед Цеппелин – лучшее что произошло с рок-н-роллом.

– Рок-н-ролл мёртв, а я ещё нет.

– Кстати, начало этой песни стырено с «Дейзд энд конфьюзд» Лед Цеппелин.

– Блин, Лебедев, нет времени слушать лекции. На «пересечении» поболтаем. Мне ещё обратно бежать.

– Держи… Лимп Бизкит. Зацени песню «Нуки», тебе понравится. Ты же у нас ритмичная обезьяна.

– Сам ты обезьяна. Что ещё?

– Корн и Блинк 182. Не помню на какой стороне кто. Сам разберёшься.

– Блинк слышал, но не весь альбом. Корн тоже. Что ещё?

– Электронщики Кемикл Брозерс.

– На фиг, техно я в детстве слушал.

– Не техно. Крутая электроника. Ты послушай, не понравится, так не понравится.

– Ладно, ладно, – я взял кассету, – что ещё?

– На сегодня всё. Ещё я решил, что послушаю Пёрл Джем. Не сразу цепляет группа. Странно, что ритмичной обезьяне, типа тебя, может нравиться такая музыка.

– Сам ты обезьяна.

Я рассовал кассеты по карманам комбеза и побежал обратно.

У моего шкафчика стоял Алибек и раздражённо озирался:

– Опоздал?

– Вовсе нет, давно готов.

Я взял прислонённый к шкафчику дыролов.

И никогда начальник не извинялся. Если решил, что я опоздал, то не изменил бы мнения:

– Пошли со мной, прогульщик.

– Выход на линию через десять минут. Нельзя задерживаться.

– Тебя ждут.

– Кто?

Алибек ухмыльнулся:

– Чудо в полосатом свитере.

3

На стуле перед столом Алибека, за которым вчера меня допрашивали милиционеры, сидела девушка в полосатом жёлто-коричневом свитере. Чёрные волосы собраны в хвост.

Повторилась сцена на платформе, когда я подходил к нише с девочкой в платьице белом, и ожидал увидеть её лицо. Девушка обернулась. Острый подбородок, розовый носик, излом губ – она!

Посмотрела на меня виновато снизу вверх. Отвела взгляд, опустив ресницы. Сказала мусорной корзине под столом:

– Привет.

Я кашлянул и тоже зачем-то посмотрел на корзину. Как можно спокойнее ответил:

– Доброе утро.

Алибек сел в кресло и уставился на нас. Перед ним лежало заявление от сотрудника «Глобальной Перевозки™», Леха Небова о выполнении просьбы Судитрона. Я написал его сразу после Почтительного Ожидания.

Я не знал, что сказать и переминался с ноги на ногу. Потом опёрся на дыролов, как инвалид на костыль, считая эту позу непринуждённой. Рукоятка скрипнула, а тонкое древко выдвижного механизма грозилось переломиться.

Алибек деловито хлопнул по заявлению:

– Лех, сразу говорю, не могу её на работу принять.

– Но Судитрон…

– Его просьба к тебе, а не ко мне. У нас и без неё штаты раздуты.

Алибек обратился к девочке:

– Ты где училась?

– Окончила текстильный колледж в этом году. Вот диплом.

Она потянулась к висевшему на спинке стула рюкзаку иного фасона, чем на милицейской оптической аниматине.

– Да на кой ляд мне диплом ткачихи? Нам нужны люди, знающие перевозочный процесс. Пускай, такие оболтусы, как выпускники Транспортного Колледжа. Угораздило же тебя учиться на ткачиху.

– Я переехала с другого двора.

Лицо девушки я не видел, но по голосу слышал нарастающее раздражение.

Алибек отмахнулся:

– Ничем не могу помочь, решай свой вопрос в другом департаменте. Уборщицей в буфет, думаю, возьмут.

Тут я очнулся от созерцания красивых волос девушки. Нужно брать инициативу:

– Ладно, Алибек, сколько?

Огненный Ангел ответил, ни секунды не медля:

– Тыщщу с твоей зарплаты и пятихатка1 с еёшной.

– Кем?

– Как и говорил, уборщицей.

– Давай, обходчицей-стажёром?

Алибек вытащил из под заявления методичку с закладкой на странице. Раскрыл и прочитал:

– «Лица, поступающие на железнодорожный транспорт на работу, связанную с движением поездов, должны пройти профессиональное обучение, и профессиональный отбор с целью определения уровня пригодности к выполнению соответствующих должностных обязанностей».

– И что? – я сделал вид, что не понимаю, к чему он клонит.

– А вдруг она неуравновешенная? Подложит бомбу под монорельсу.

Я повернулся к девушке:

– Будешь бомбу подкладывать?

– Скорее всего, нет, не буду, – помотала она головой.

Алибек был неумолим:

– Вам бы всё шутки шутить, а дело-то серьёзное. Если каждая ткачиха начнёт управлять вагонопотоком, то зачем ты, Лех, четыре года на транспортника учился?

– Понимаю, – вздохнул я. – Сколько?

– Две штуки.

Я угрюмо кивнул.

Алибек выхватил заготовленный бланк:

– Жди в коридоре, пока документы заполним.

Я вышел. Сел на корточки у стены, подперев её спиной, и нацепил наушники.

4

Выпроваживая девушку из кабинета, Алибек сделал последние распоряжения:

– Комбез получишь завтра. Сегодня будешь ходить в чём есть. Имей в виду, на путях грязно и пыльно. Хана твоему нарядному свитеру. Будешь ходить с ним (показал на меня пальцем), наблюдай, что делает, задавай вопросы. А ты, Лех, расскажешь ей, что к чему, как работает дыролов и прочее. Ну, побежали, побежали, уже на полчаса от графика отстаёте!

И захлопнул дверь.

Девушка хоть и смотрела слегка виновато, но с вызовом. Мол, попробуй упрекнуть, что сбежала с Платформы. Что хочу, то и делаю. Кто ты такой, что бы мне указывать?

Снова поймал себя на том, что погрузился в её воображаемые мысли. А даже не знаю, как её зовут.

Повернулся, чтоб как можно непринуждённее бросить: «Как тебя зовут-то, девочка в платьице белом?», но вспомнил, что, оказывается, жутко, бесповоротно, до пустоты в животе, влюблён в незнакомку. Не могу даже идти с ней рядом без того, чтоб не следить за своими ногами, стараясь не споткнуться от волнения и не растянуться на полу коридора.

Захотелось надеть наушники и врубить погромче что-нибудь ритмичное. Ритмичная обезьяна. Лебедев обнаглел. Если человек любит бодрую музыку, то сразу и обезьяна? Обезьянам рэп нравится.

Девочка отставала на полшага, вертела головой по сторонам. Провожала взглядом каждого встречного железнодорожника, увешанного инструментами. Впервые видела устройство Вокзала изнутри.

Я запаниковал. Весь день проведу в таком молчании? Мне же с ней километры тоннеля обходить. Как буду объяснять устройство дыролова, если и слова сказать не могу? Что это со мной. Нормально же общаюсь с другими девчонками, не стеснительный.

Впрочем, так неожиданно сильно ещё никто никогда не нравился.

Бл-и-и-ин, что же ей такой сказать, чтоб не затупить? Простой вопрос об имени казался верхом тупизны. Только спроси: «Ну, как тебя зовут?» – она сразу подумает, что я банальный чувак, без единой оригинальной мысли в башке.

Она что-то сказала, показывая на мой плеер.

– Что? – переспросил я.

– Слушаешь, спрашиваю, какую музыку? Смотрю, все железнодорожники с плеерами ходят, меломаны какие-то.

– В туннелях делать нечего, пока шагаешь. Приходится слушать музыку.

– Так что ты слушаешь?

– «Аквариум», – зачем-то соврал я.

Она расстегнула рюкзак и вытащила компакт-диск-плеер:

– Ну, значит, удачно я подготовилась к первому рабочему дню.

– А ты что слушаешь?

– Рэп люблю. Электронику, типа, Кемикл Бразерс. Музыкальные предпочтения не отразятся на моей карьере? Или нужно слушать то, что начальство приказывает?

Я продемонстрировал сегодняшнюю кассету Лебедева:

– Слушай что хочешь. Мне тоже Кемикл Бразерс нравятся.

– Прекрасно.

– Ты стажёр, тебе можно ошибаться с выбором музыки.

5

Служебный поезд из пяти вагонов был готов к отбытию. Мы вышли на перрон и успели проскочить в закрывающиеся двери. Цепляясь чехлом своего дыролова за дыроловы других обходчиков, я провёл девочку к сиденьям у окна.

Ещё один запоздавший железнодорожник появился на перроне. Без особой надежды постучал в закрытые двери. Поезд тронулся. Опоздавший махнул рукой, закурил и спрыгнул на рельсы.

Девочка отвернулась от окна:

– Ну, рассказывай, что делает путевой обходчик, кроме прослушивания музыки?

Я расстегнул чехол дыролова. Вынул инструмент и положил на колени рукояткой к себе. Регистрирующая головка со стеклянным глазком сканера и двумя направляющими колёсиками по бокам разместилась на коленях девочки:

– Это «Фотометрический сканер структурно чувствительных переменных ФС-1999/5».

– Похож на удочку, – заметила девочка.

– На основании количественных измерений, в оптическом и инфракрасном диапазонах, делает замеры энергетических характеристик магнитно-резонирующего поля. Ясно?

– Примерно.

– Что примерно?

Она наморщила носик:

– Ничего неясно. Расскажи без физики.

– Без физики в реальном мире нельзя, – процитировал я учителя физики. – Проще говоря, мы называем фотометрический сканер «дыроловом».

– Почему?

– Он именно это и делает: отыскивает и регистрирует в полотне гиперзвукового монорельса микротрещины. Вопрос?

– Да. Где регистрирует?

– Молодец, стажёр, вопрос по делу.

Я постучал пальцем по стёклышку на рукоятке, прикрывающему сегмент-циферблат:

– Регистрирует в виде цифрового кода с координатами пройденного расстояния.

Она подвинула мою руку, чтоб посмотреть на циферблат. Нежное прикосновение холодных пальцев. Я чуть в окно не выпрыгнул. Наверное, поэтому на окнах железные решётки. Чтоб от волнения, никто не выпрыгивал.

– Там одни нолики, – разочарованно сказала она, не убирая свою руку с моей.

– Выйдем на участок и поставим сканер на край монорельсы и запустим счётчик. При регистрации микротрещины, срабатывает световой индикатор. Вот тут, возле глазка сканера. Важно не пропустить этот момент. Бывает, шагаешь, шагаешь и проскакиваешь отрезок с трещиной.

– Что делать, если пропустил?

– Катаешь дыролов взад-вперёд по отрезку, пока не найдёшь точное положение.

Она убрала руку:

– А потом?

– Потом это… ты, я… Короче, вот на этот листок записываешь координаты. – Я извлёк из нагрудного кармана комбеза пачку путевых листов: – В конце рабочего дня сдаёшь листы вместе с дыроловом.

Я замолчал, ожидая вопросов. Но девочка тоже молчала, ожидая продолжения. Я кашлянул.

– Ну и? – встрепенулась она.

– Что «ну и»? Всё.

Она засмеялась:

– Это и есть работа обходчика? Катаешь по рельсам структурно чувствительную фигнюшку, иногда записываешь цифры, да слушаешь музыку?

– Ничего смешного. Если вовремя не найти и не залатать трещины, то возможно дальнейшее разрушение полотна, а там и до катастрофы недалеко. Стандартный пассажирский состав международного класса способен за один раз перевезти до семи тысяч человек. Одно крушение на гиперзвуке и семь тысяч человек размажет на атомы.

Она посерьёзнела:

– Ничего не скажешь, огромная ответственность.

6

Девочка опустила голову и стала теребить лямку рюкзака.

Я не знал, что это на неё нашло.

На всякий случай нахмурено отвернулся. На скамейках впереди сидела компания обходчиков с магнитофоном. Играло техно: E-Type, песня Until The End.

Я обратил внимание, что все железнодорожники вагона своротили бошки в нашу сторону. Обходчики большей частью мои сверстники, кто после Транспортного Колледжа, кто после Инженерно-технического. Девушек среди нас мало. Моя симпатичная стажёрка – центр внимания.

Девочка тронула меня за плечо:

– Прости, я не должна была убегать. Сильно боялся, что отказником станешь?

– Достаточно, – криво усмехнулся я. – А что сбежала?

– Считай, что испугалась.

– Как меня нашла?

– По объявлению. Ты же давал?

– В милицию ходила?

Она удивилась:

– Зачем?

Рассказал о пропавших на узле людях. Что её аниматина была среди остальных.

– Никуда я не пропадала. – Алтынай решительно отмела предположение: – И на поезде не ехала. Я с платформы сразу домой убежала. Сначала спала сутки, а потом плакала перед папой, признавшись, что подвела незнакомого парня. Папа, кстати, и увидел твоё объявление, когда выходил в Информбюро.

Как всё прозаично оказалось. Я даже немного расстроился. Никакая она не загадка. Обычная девочка, недавно переехала в наш двор. Впервые была на Почтительном Ожидании. Переволновалась да сбежала. Бывает такое со всеми.

Вместо вопроса об её имени я задал самый тупой и неожиданный вопрос в своей жизни. Нет, ну надо же превратиться в такого кретина? И всё из-за любви:

– Почему ты не в белом платье?

Девушка замерла, будто не верила, что нормальный, вроде, парень, а спрашивает чёрте что. Помедлила и осторожно, как при разговоре с психбольным, ответила:

– Лето закончилось. Холодно же. Да и зачем каждый день носить нарядное платье?

Чтоб скрыть досаду на самого себя, я нарочито бережно зачехлил дыролов. Странно, что именно я чувствовал десятки взглядов, обращённых на мою спутницу. Она же ни капли не смущалась, будто мы ехали одни.

Движением дыролова я дал ей знать, что пора выходить. Поднялся. Грубо раздвинул ряды железнодорожников, обступивших нашу скамейку:

– Что столпились?

Обходчики ухмылялись, теребили продолговатые чехлы своих дыроловов, не сводя с девочки взоров.

Пробираясь к двери, она немного обиженно произнесла:

– Почему ты про платье спросил, а про имя нет? Как тебя зовут я знаю, Лех. Или ты так и будешь меня называть – «стажёр»?

– Как тебя зовут?

– Алтынай.

Я вышел первым, подал ей руку:

– Пошли, Алтынай, у нас впереди сто километров беседы.