Единственная вещь на свете, которой нельзя поделиться, это одиночество.
Это была длинная ночь. Я то терял сознание, то приходил в себя.
Где-то около двух часов корпус корабля угрожающе заскрипел и затрещал, а потом начал заваливаться на бок. Когда он остановился, жестокий крен полов стал еще сильнее. К счастью, большинство пациентов лежало в гамаках или подвесных койках, так что, если не считать небольших ушибов, мы отделались хорошим испугом. Но доктор Май-ер, только раз взглянув на свой лазарет, тут же объявила: – Будь все проклято! Здесь оставаться опасно.
Нас спешно эвакуировали на землю. Настелили импровизированный пол из панелей, а из пластиковой оболочки разорванных газовых баллонов соорудили палатки. Я видел огни, в какой-то момент услышал стук дождевых капель, но там, куда меня запрятали, было относительно сухо. Над нами висело что-то вроде тента. Я был привязан к доске и не видел, кто лежит на соседней раскладушке. Позже я выяснил, что это Бенсон. Ему раздавило ящиком грудь, он едва мог дышать. Он был подключен к аппарату искусственного жизнеобеспечения, и его хрипящие вдохи и выдохи напоминали звук глохнущего мотора.
Протянули аварийное освещение, и время от времени доктор Майер или кто– нибудь из ее ассистентов проходили мимо и кудахтали: одобрительно надо мной и расстроенно над Бенсоном. Самое большее, что они могли сделать в данной ситуации, это держать нас в тепле и ждать утра. Никто не мог ответить, где Лиз и спасательные вертушки, и я чувствовал, что допущена какая-то чудовищная ошибка.
Позже рядом со мной остановился Шон. Он дал мне флягу и несколько брикетов «НЗ».
– Что происходит? – спросил я. Сначала он не хотел отвечать, но я схватил его за руку. – Черт бы тебя побрал, я не ребенок! От меня у вас не должно быть секретов. Где генерал Тирелли? Где вертушки?
– Уцелевших еще ищут. Вертушки будут здесь утром.
– Кто ищет? И что насчет вертушек из Юана Молоко? Тех, что доставляли гелий?
Шон скривился, как от боли.
– Все ищут. Но к нам движется колонна червей. Они идут по следу, который мы оставили от самой мандалы. Вертушки ставят дымзавесу и распыляют аэрозоль. Если это не поможет – сбросят объемные бомбы.
– Как далеко они?
– Они могут прийти к утру. Нам предстоит драка.
– Достань огнемет и отнеси меня в цепь…
– Я скажу лейтенанту Зигелю.
– Мне надо повидать его, Шон.
– Я передам ему. Он страшно занят.
– Он не будет против. Ему нужна моя помощь.
– Капитан. – Шон был чрезвычайно вежлив. – Послушайте меня. У вас повышенная чувствительность к депрессантам центральной нервной системы, поэтому вам ввели препараты серии ПКД. Вас накачали наркотиками по самые жабры, у вас галлюцинации, как на видеодисплее, и дать вам в руки огнемет – полнейший идиотизм.
– Спасибо за откровенность, но я в порядке.
– Это и есть самая большая галлюцинация.
– Шон, мне надо найти Лиз.
– Капитан, почему вы не хотите довериться кому-нибудь хоть на минуту? Вы же не можете все делать сами.
– Потому что они все испортят! Шон, я единственный, кто знает…
Он уложил меня обратно на подушку.
– Если вы встанете с кровати, то лишитесь ноги. Если потребуется, я привяжу вас сам. А потом, когда вы будете крепко привязаны… – Он плотоядно покосился на меня. – Ну, этого достаточно, чтобы вы вели себя хорошо?
– Шон, пожалуйста!
– Нет. – Он разозлился. – Послушайте меня. Все под контролем…
– Я тебе не верю.
– Ну и катитесь к такой-то матери! – заявил он. – Я стараюсь помочь вам, черт возьми!
– Это не помощь! Хочешь действительно помочь мне? Достань костыль, палку, что-нибудь!
– Черт с вами.
Шон закинул ружье за плечо и вынырнул из-под тента. У него ружье? Что за?..
Позже я услышал сигналы тревоги и сирены. Потом взрывы, шипение огнеметов и ракетных установок. Мне показалось, что я чувствую запах гари. Кто-то пробежал мимо тента, но на мои крики не откликнулся. Я остался наедине со своим страхом, самыми худшими опасениями и смертельными хрипами Бенсона.
Когда половозрелая медузосвинья получает увечье или погибает, ее тело насыщается сигнальными гормонами, и еще не родившиеся медузопоросята приходят в чрезвычайное возбуждение и начинают отчаянно прогрызать себе путь наружу из тела родителя.
Медузопоросята не способны различать плоть своего родителя и слизистую желудка хищника, который проглотил его. Хотя это предполагает, что тысяченожки и гастро-поды должны страдать от серьезных внутренних повреждении, надежных данных, подтверждающих это, пока нет. Необходимы дальнейшие исследования.
Следует также отметить, что подобное поведение ме-дузопоросят не всегда вызывается ранением или смертью их родителя. Если взрослая медузосвинья замедляет движения или впадает в оцепенение, также происходит массовый выход потомства. Другими словами, когда медузосвинья достигает таких размеров, что становится чересчур жирной и сонливой или неспособной двигаться достаточно быстро, собственные дети заживо пожирают ее изнутри.
«Красная книга» (Выпуск 22. 19А)