Глава 5

Похоже, она тоже его узнала, потому что замерла, остановившись и обдумывая что-то, и только потом присела на краешек кресла.

Назревал момент, который Джокт уже наблюдал — когда Лиин вот так же замерла после его невольной выходки в офицерском заведении, взвешивая, уйти или остаться, и выбрала первое. Здесь тоже было кафе, столик, чашки с дымящимся кофе. Вот только вместо Лиин за столиком сидела другая девушка. И Джокт обошелся с ней просто по-скотски. Теперь ему неожиданно захотелось оправдаться в глазах Эстелы. Вот уж кто действительно не сделал ему ничего плохого!

— Да. Мы встречались. Только ты была со мной, а я — совсем с другим человеком. Оба этих партнера сделали нам больно.

Вовремя вспомнив, что любое действие или неловкая фраза способны отпугнуть Эстелу, он замолчал, предоставляя решить ей все самой. Но смотрел прямо в глаза. Без вызова, не изучающим и не пустым безвольным взглядом. Что-то среднее между корректной учтивостью и интересом — что же она решит?

— А я ведь даже запомнила, как тебя зовут... — Эстела ответила таким же взглядом, — и как зовут ту, другую...

— Звали. Так вернее.

— Я понимаю. Зачем было бы пилоту, имеющему близкую подругу, настойчиво тащить меня в скутер? Такие пилоты не идут напролом, они словно крадутся...

— Она не была мне другом. И вообще тогда казалось, что ты сама посадила меня в скутер и задала направление полета.

— Разве? — Наконец-то па ее лице мелькнула слабая усмешка.

Похоже было, что она на что-то решилась.

— Хочешь попробовать еще раз? Учти, тогда ты напугал меня до смерти. И я не уверена...

— Да, Эстела. Сейчас у меня нет никакого разлада с самим собой. И нет Лиин.

— Стоп! — Эстела села поудобнее и взяла чашку обеими руками. Джокт тут же отметил, что ногти у нее такие же длинные и такие же кроваво-красные, как в предыдущую встречу.

То, что произошло между ними, он решил называть просто встречей. Чтобы не вспоминать, чем все закончилось и из-за чего так произошло.

— Почему-то все пилоты Внеземелья любят рассказывать нам свои житейские истории. Те, кто регулярно посещают Землю, или Европу, или вообще несут службу в пределах Солнечной, ведут себя по-другому. Погрязли в искушениях, наверное, пресытились... Не знаю. А внеземелыцики всегда говорят о других женщинах. Я сразу попрошу тебя — ни единого слова о бывшей подружке. Я не жилетка, в которую можно поплакаться. И запомни на будущее: знакомясь с женщиной, никогда не рассказывай ей... Так можно только начать знакомство, и то — больше, чтобы дать понять, что ты одинок и свободен. А потом никогда не возвращаться к этой теме. Потому что никто из женщин не любит сравнений, и абсолютно все мы невольно ими занимаемся. Наше первое знакомство состоялось, будем считать, ты выговорился и... Договорились?

Джокт кивнул. Его изумила ее речь, потому что в прошлый раз Эстела показалась ему глупой хохотушкой, пустышкой, ведь он посчитал ее...

— Ты думаешь, мы все здесь шлюхи? — Теперь Эстела улыбнулась открыто, не таясь. — Учти, я умею читать мысли! Ну-ка, ответь — ты действительно так думаешь?

Джокт снова кивнул. Весь разговор начал казаться ему каким-то нереальным.

— Вот! Я так и знала!

— Знала, что я посчитаю тебя... ну... шлюхой?

— Нет, что ты признаешься в этом! Запомни тогда правило второе... Хочешь получить максимум удовольствия, обращайся даже со шлюхами как с королевами. Когда ты пользуешься платком, ты же не вываливаешь его после в грязи только за то, что он — не древнее знамя?

А затем улыбка исчезла, уступив место сузившимся глазам и сжатым в кулак пальцам.

— И запомни третье, Джокт. Я не шлюха. Ни я и никто из девушек, что сюда приходят. Это потом, когда некоторые из нас попадают в Крепостные Эр-Пэ-Ве, вы сами делаете из нас шлюх. Я — Эстела, и все. Мне никогда не стать штурмовиком или пилотом. И то, что я делаю...

«Добровольное общество содействия армии и звездному флоту», — Джокт вспомнил фразу, случайно услышанную когда-то от Спенсера.

— Пилоты не пользуются платками, — невпопад сказал он.

— Знаю. Модификации позволяют навсегда забыть про кучу человеческих болезней. Я знаю все обо всем! И принадлежность к истребительному флоту — она коснулась эмблемы на комбинезоне, и это интимное касание чертовски взбудоражило Джокта, — и технические характеристики твоего истребителя, и состав эскадр Большого, вспомогательного и истребительного флотов у каждой из Крепостей. Могу даже пароль угадать, хочешь?

— Какой пароль?

— Я знаю даже то, что представляет из себя ваш Первый Боевой...

— А это откуда? — невольно вырвалось у Джокта, и в сознании тренькнул сигнал тревоги: а может быть, эта встреча — вовсе не случайность? И именно таким образом офицер особого отдела пытается, как он сам говорил, «кое-что разузнать дополнительно?»

— Оттуда. Не все же вымещают на мне прежние недомолвки с подругами. Некоторые и просто поговорить успевают. Но ты не переживай. Что знаешь ты, знаю я. И также никому другому не расскажу. Нужно было получше подготовиться, Джокт, перед тем как идти сюда во второй раз... Слышал о таких — футбольных болельщицах? Так вот они знают об игроках все, даже то, чего не знают их жены. Я уже не говорю о том, что сколько существует футбол, женщина — капитан болельщиц спит с мужчиной — капитаном команды. Это не измена. Это традиция. И мы все здесь, в Парке, — капитанши-болелыцицы, а вы, пилоты, наша команда. Дошло?

До Джокта дошло. Он сам когда-то играл в институтской команде, и у них была группа болельщиц. Капитанша болельщиц спала с капитаном команды, а остальные ему завидовали. Потому что его подруга была лучшей из лучших! Девочка-лето, как называли её за медовые волосы, в которых всегда, днем и ночью, была вплетена ленточка с эмблемой их футбольного клуба.

Лучшая из лучших. Такая же, как Эстела.

Теперь все встало на свои места. Ведь девушку-лето никто никогда не смел называть шлюхой. Любого, кто обидел бы ее, ждала неминуемая расправа.

— Я понял, Эстела. И...

— Ну, — опять появилась улыбка, она подбадривала, как и касание руки, — и что же ты хочешь теперь сказать мне, пилот Джокт?

И он пролепетал какую-то чушь насчет того, что будет нежен с ней, что первый раз не в счет...

— Дурачок. — Эстела провела пальцем по его губам, одним шагом пересекая все границы, так что кроваво-красный ноготок чуть-чуть проник внутрь, дотронулся до языка и оставил во рту волнующий шоколадный привкус. — Мне не нужна твоя нежность. Тогда, в горах, ты почти угадал, что мне нужно. Просто нам помешали... Помешала, — поправилась она, не упоминая, впрочем, имени Лиин. — Моя мечта — побывать с тобой в эскадренной атаке, хочу ползти через Прилив навстречу победе, кричать от радости, как кричишь ты, когда твоя цель поражена! Смотри на меня, считай меня лучше шлюхой, чем сумасшедшей! Буду твоим истребителем, ты только дай мне все это, Джокт! Ты — капитан, я — твоя болельщица, и тебе не победить без моей поддержки!

Скутер свечой взмывал вверх, а потом проваливался к самой поверхности, едва не задевая гравиподушкой тротуар. Эстела не стала включать автоматику, и вела машину сама. Теперь ей не нужно было изгибаться, чтобы обнажать бедра. Наоборот — одна нога, та, что должна находиться на педали торможения, демонстративно поджата, тело чуть откинуто назад, чтобы можно было вытянуть во всю длину другую ногу, утопившую педаль ускорения. Губа закушена, левая рука сжимает джойстик управления, правая — безвольно повисла вдоль тела. Джокт понял, почему она так сделала, и сжал ее ладонь в своей, почувствовав ответное пожатие. Секунда, и кабина скутера откинута! Теперь встречный воздушный поток заставляет слезиться глаза и развевает волосы Эстелы.

Джокт неожиданно представил Эстелу, сидящую в навигационном кресле «Зигзага», и видение поразило его. Он ведь часто ловил себя на том. что закусывает губу. И еще он понял, чего не хватает этой поездке на скутере — исчезающих, растворяющихся в обзорных экранах броневых плит, обшивки, оружейных турелей — тогда иллюзия смогла бы стать полной! — и единения с окружающим пространством!

— Еще, Джокт! Еще! — кричала она позже, широко раскрыв рот с размазанной вокруг губ помадой.

Кричала так, как делал бы это в бою Джокт, отдавая приказ уходящей к вражескому строю торпеде.

— Давай! Ну же, давай!

Казалось, что Эстела ободрала всю кожу со спины, будто это экзоскелет СВЗ проводил компенсацию, сдавливая тело после прохождения пика перегрузок. Дыхание сбивалось, и ее, и его, а потом обретало общий ритм, как и все остальное: руки, тела, мышцы ног.

— Еще! — Теперь ей не хватало воздуха на крик, но она требовала, сжимая Джокта бедрами, буквально вдавливая грудь в его пересохшие губы.

Светлые вьющиеся волосы, собранные в пучок на затылке, растрепались, и теперь мокрые, шальные пряди стегали Джокта по лицу, по шее, опускаясь все ниже, и вот они коснулись его напрягшегося живота, а ему остались только пальцы, тонкие, длинные, с кровавыми каплями ногтей. И он обхватывал их губами, ощущая вкус шоколада.

Никакого возбуждающего белья. Каждая складка ее тела заменила шелковую паутину, ямки над ключицами, колени, губы — все одновременно оказалось рядом. Вместо интимной музыки — грохот и вьюжные шорохи динамика, наполненные какими-то до боли знакомыми звуками.

«Наложение дорожек! — Джокт поразился собственной возможности ухватывать сейчас мысли на отвлеченную тему. — «Времена года» Вивальди под двумя слоями мелодий, и еще что-то...»

Мысль исчезала. Вместо нее приходило облегчение, будто вся сущность Джокта, все его внутреннее «Я» выплеснулось в Эстелу через единственную микроскопическую точку соприкосновения.

Девушка забилась всем телом, словно в конвульсиях, а сам Джокт, кажется, закричал... И представилась ему смерть в гравитационном залпе, когда нет уже ни мышц, ни воли, и все сминается в бесконечно малый комок. Коллапсирующая плоть и искрящее, отключающееся сознание ищут выход и не находят. Остался только крик... Это все, что он смог сделать.


— Знаешь, если бы смерть была такой же... Я готов умирать хоть сотню раз, — сказал он, когда наступил перерыв.

Перерыв в том, что сложно было назвать любовной игрой!

— Посмотрим, сколько раз ты сможешь умереть сегодня, — ответила Эстела.

А потом все начиналось сначала.

Ты мой пилот, я твой истребитель, сказала она. Теперь он верил, и игра стала настоящим боем. «Вивальди?» — спросил Джокт. « Да, и Вивальди, не отвлекайся, слышишь? Это запись переговоров во время схватки... Еще, Джокт! Я — Эстела, попробуй только ошибиться. Еще!»

А ему казалось, это не она, а он сам дает позывной. Я — «Витраж»! Еще, Эстела! Больше никогда не ошибусь. Еще! Дай мне себя и бери, сколько хочешь! Я — Эстела! Я — «Витраж»! Еще! Вивальди, ее колени, все футбольные болельщицы, губы, высокая грудь, запах шоколада. Крика уже не было, только полное погружение в наслаждение. Бредовые мысли и перевернутая верх дном комната.

Снова непродолжительный бессвязный разговор чужими голосами, снова позывные.

— Джокт, Джокт... Я-то думала, что ты безнадежен...

Уже остывшие, после душа, они разговаривали, как два пилота, только что участвовавшие в одном сражении. Без стеснения, откровенность за откровенность.

Правда, Джокту пару раз пришлось прикусить себе язык, когда с него чуть не сорвалось что-то вроде «у меня ни с кем еще так не было». Потом все-таки сорвалось, но она только рассмеялась и подарила долгий поцелуй в губы. Он понял — если бы произнести то же самое, но с упоминанием имени Лиин, реакция была бы совсем другая.

— Молодец! Ты способный ученик, Джокт! Говори эту фразу всегда, даже после ночи с ледяной мумией. И мумия растает.

Потом она показала свою коллекцию — голографии звездолетов и боевых станций.

— Знаешь, что нравится мне больше всего из этого? — спросила она и, не дожидаясь ответа, ткнула пальцем в одну из голограмм.

— «Зигзаг – 52». Основной истребитель Космических сил Солнечной. Пришел на смену боевому двухместному аппарату «Молния»... Экипаж — один пилот. Вооружение... Радиусы разворотов при различных режимах полета...

В своей любви к «Зигзагам» Эстела напомнила Джокту Спенсера, который вот так же, взахлеб, мог превозносить свою «Стелу».

Эстела знала все. И не только про истребители. Ее смело можно было отправлять сдавать экзамены по вооружению и теории навигации. Вот только этого мало, бесконечно мало для пилота.

— Как я тебе завидую, Джокт! — неожиданно загрустила она. — Летать на околосветовой скорости, побеждать в самой отчаянной схватке, погибнуть — с честью!

Почти слово в слово Эстела повторила девиз пилотов истребительного флота. А Джокт увидел набор специальных обучающих чипов.

— А это тебе зачем?

В рекордере замелькали длинные ряды знаков и чисел, сопровождаемые звуковыми сигналами и пояснениями невидимого специалиста.

— Это тот язык, на котором общаются между собой навигационные и тактические вычислители. Для пилотов все просто: данные на дисплее понятны, системы функционируют, сообщая свое состояние. Но чтобы научить их это делать, нужен вот такой язык. Это я в общих чертах поясняю. Я заочно обучаюсь в Глобальном институте информации и информатики. Три «И», слышал? Скоро смогу оказать настоящую помощь флоту. Я же говорила, болельщицы всегда идут за своей командой.

— Но почему не дневное отделение? Интерактивное преподавание это одно, а лекции полного формата, да еще проводимые специально подготовленными преподавателями, совсем...

— Тогда ты никогда бы меня не встретил и не узнал, как это бывает на самом деле! — Она улыбнулась, но улыбка вышла грустной, — Джокт, ты хотя бы представляешь, во сколько может обойтись такое обучение? Для избранных, чьим детям позволено многое, в том числе получать лучшее образование, это не сложно. Для меня...

— Но ведь ты готовишься работать для обороны Солнечной! Какие-то льготы... Ты ведь не в институте искусств пожелала учиться!

— Знаешь, в моей группе, обучающейся по одной программе, двенадцать тысяч человек. Таких групп по всей Солнечной великое множество. Неужели ты думаешь, что для всех нас найдется нужное количество преподавателей?

— Нет, наверное... Но должен быть хотя бы один шанс. Пусть не для всех, для тех, кто имеет самую лучшую успеваемость...

— Нет, Джокт. У нас нет такого шанса. По окончании курса обучения я стану инженером-наладчиком вычислительных терминалов. Кто-то поднимется только до уровня обслуживающего оператора. Но никому не будет позволено достигнуть высшей квалификации. И руководителем я смогу быть разве что самого низкого ранга.

— Не понимаю...

— Джокт! Ты был курсантом, потом — пилотом-стажером, теперь ты действительный пилот в звании первого лейтенанта. Скажи, сколько еще ступенек есть для тебя на этой лестнице?

— Ты имеешь в виду...

— Можешь ли ты дорасти до командора? Управлять всеми истребительными группами твоей Крепости? Или хотя бы руководить всей предполетной подготовкой? Навряд ли.

— Нет. Но я к этому и не стремлюсь.

— Правильно. А знаешь, почему? Потому что никто никогда не давал тебе повода мечтать о такой карьере. Для тебя ее просто не существует. И максимум, чего ты сможешь достичь — это командования группой и звания подполковника, чтобы выйти в отставку полковником. Только... Очень мало действительных пилотов становилось подполковниками. Почти для всех лестница обрывается на майорском звании. Это может быть очередной вылет, где Бессмертным повезет больше, чем пилотам твоей группы и, естественно, тебе самому. Еще это может оказаться неожиданно наступившее сумасшествие, какая-нибудь еще бледная немочь. И наоборот — очень редко те, кто становится командорами, хотя бы пять лет были до этого действительными пилотами-истребителями. Поверь. Для того чтобы достичь звания командора и принять под свою руку командование линкором или весь крепостной истребительный флот, нужно другое... Догадываешься?

— Почему ты так говоришь? Это несправедливо. Никакой командор не сможет руководить подразделением, если сам он когда-нибудь не начал идти по лестнице, как ты выразилась, с первой ступеньки. Первым или вторым лейтенантом.

— А я и не утверждала, что командоры никогда не были лейтенантами... Ладно, Джокт, давай забудем этот разговор. Он совершенно сейчас ни к чему.

С этим Джокт согласился, потому что не желал, чтобы чудесное время, проведенное им с Эстелой, закончилось вот таким серьезным разговором. Проблемы, на которые она открыла ему глаза, никак не решались, если о них говорить. А больше ничего и не существовало для их решения. Джокт вспомнил Гонзу — отличный пилот, майор, командир группы. Какие шансы он имеет уцелеть во всех боях, которые еще предстоят? Разве что теоретические. Еще существовал путь в элитарные отряды. «Фениксы» и «Саламандры». Но ведь это тоже не гарантия долгой и счастливой жизни. Быть может, совсем наоборот.

Джокт вздохнул, пытаясь прогнать все эти никчемные размышления прочь. Эстела, заметив его состояние, лишь шевельнула бровями.

— Прости. Я не хотела. Хочешь еще заняться любовью?

Вот у нее избавление Джокта от невеселых мыслей получалось намного лучше...


Потом они просто лежали рядом на круглой кровати, Эстела курила, а Джокт недовольно морщился, что, впрочем, не мешало ей делать затяжку за затяжкой.

— Знаешь, ты оказалась права, — нарушил он молчание.

— В чем? Мне показалось, что эта тема...

— Нет-нет! Ты права в том, что раньше я действительно не знал, как Это бывает по-настоящему, на самом деле, — повторил он ее же слова.

— Я рада, что пришлась тебе по вкусу. Только что-то меня смущает твой телячий взгляд... Слушай, Джокт! А может быть, ты уже влюбился в меня? Такое бывает, хоть это и смешно.

— Я... нет... да... Я не знаю, — растерялся Джокт.

— Ну и молодец! Ни в коем случае не привязывайся ко мне. Ни ко мне, ни к другим девушкам, с которыми можно познакомиться на Площади Цветов.

— А ты? Ты сама ни к кому не привязана? — сам не зная, какое может быть продолжение у его вопроса, все же спросил Джокт.

Где-то внутри, втайне от разума, зашевелилось ожидание чего-то такого... Ну он не против был бы сейчас выслушать объяснение в любви или хотя бы ответное признание, как ей было с ним хорошо и почему бы им не договориться о встрече в следующий раз?

Вместо этого самолюбие Джокта оказалось уязвлено. И слова Эстелы оказались струями ледяного душа, которые разом смыли ощущение теплоты и покоя.

— Джокт... Прими, пожалуйста, мой последний совет...

— Ради тебя я готов. — Он все еще пытался подыграть собственным скрытым желаниям.

— Понимаешь, нельзя подменять высокие чувства простым инстинктом. Гони меня из воспоминаний, думай как о боевом товарище, пусть я стану безликим техником, подготавливающим твой «Зигзаг» к вылету... хотя, возможно я и слишком многое о себе думаю...

— Нет, ты действительно, ты... я...

— Не надо. Сексуальная совместимость — ничто по сравнению с другой, просто человеческой совместимостью. Близость тел никогда не сравнится с сердечной близостью. Ты найдешь свою родственную душу, Джокт, я верю...

Он замер, напрягшись, потому что такое тоже происходило с ним впервые. С языка едва не сорвался глупый вопрос — почему? А она прочла мысли. Она действительно умела их читать!

— Я не шлюха, Джокт. Но и не восторженная наивная девчонка, что мечтает о принце. Люди часто ходят разными дорогами, просто иногда эти дороги пересекаются. Вот как у нас с тобой. Так что думай лучше о главном...

— О чем, Эстела? Зачем ты вообще все это мне говоришь?

— Выживи в бою, Джокт! И только после нашей победы, — она сказал «нашей», и Джокт не удивился этому, — сможешь искать человека, с которым ваши дороги не просто пересекутся, но станут одной, еще более широкой дорогой. Нельзя быть счастливым в смутное время, когда стоишь на краю пропасти. Через две недели все, возможно, решится, и тогда станет ясно — смогли ли мы преодолеть эту пропасть...

Две недели — срок ультиматума для Барона, подумал Джокт. Эстела, знавшая больше, чем положено знать обычному землянину, тоже говорит про две недели. Значит, все сходится, и прав был Барон... И она права в своем жестоком отрицании счастья.

— Я выживу, вот увидишь! И тогда снова вернусь к тебе, потому что мне будет тяжело тебя забыть.

— Ах, Джокт! Ты ничего не понял... Даже сотня оргазмов — это не повод для серьезных отношений. Пока тебе и не понять этого. Вы, мужчины, просто взрослые дети... Но я знаю... Думай о главном, а остальное придет само. Ты поймешь, когда это случится. Обещаю. А пока — возьми вот это. — И в его руке оказалась небольшая голограмма, на которой Эстела в легкомысленной юбке, раздутой колоколом, слала воздушный поцелуй.

— Только не нужно думать, что я противоречу своим же словам. Просто хочу быть рядом — через две недели... Пора, пилот. Будет глупо, если из-за меня тебя сочтут дезертиром.

Часы безразлично отсекали минуты. День был полон этими минутами почти до краев, и оказалось, что Джокт опаздывает на Лунный причал, где ждали его у секции девятьсот девяносто девять — три девятки, легко запомнить — командир Гонза и все остальные.

А ведь она нарочно не отпускала его до последних минут, вдруг понял он, чтобы просто не осталось времени на разговоры... Их губы встретились в последний раз, пилот приготовился к легкому касанию, как целуются иногда просто друзья. Но вновь оказался обескуражен той неподдельной страстью, что уместилась в единственный поцелуй. Мягкий, обволакивающий, такой влажный и волнительный, что всего лишь секунда отделяла его от безумного решения продлить удовольствие.

Она плавно отстранилась, посмотрела в глаза и молча открыла перед Джоктом дверь. И все слова сразу же растворились в коридорном сквозняке.

Словно сомнабула, Джокт спустился в лифте. Обычном, допотопном лифте, скребущемся тросами по шкивам. Где-то наверху электромотор издал низкое глухое урчание, а после этот звук взлетел сразу на две октавы вверх. И был подъезд, в который входили и из которого выходили вот так же множество пилотов, побывавших у Эстелы. И он все понимал, и не понимал одновременно, а может быть, виной всему близкая осень, о которой Джокт только знал, но не мог ее почувствовать. На стене, рядом с подъездом, красовалось граффити: «Осенью все птицы летят на юг». И ему показалось, что только Эстела во всём этом большом доме могла написать такие глупые и грустные слова.

Мегаполисы. Урбанистические пятна, ставшие основными деталями земного пейзажа, различимые с орбитальных высот и искрящие за пределы Солнечной своими потоками излучений. Здесь смотрели видео, радиостанции выбивались из сил, пытаясь в узости радиочастот пробиться к своим слушателям. Тощие реликтовые леса окружали нечеткие границы пригородов, и совершенно в случайных местах были странные парки вроде Площади Цветов, где можно встретить странных людей, таких как Эстела.

Когда-то Лиин пыталась доказать ему, что единственный путь в жизни — спрятаться за спины других, сделать самого себя каким-то особенным и, замкнув маленький мирок, что только едва соприкасается с другими мирками, считать себя счастливым. Пилоты — пропащие люди, не стоящие внимания таких, как Лиин, вот какой вывод можно было сделать, слушая ее. А потом вдруг, как это часто бывает, весь свет опрокидывался, и оказывалось, что в нем есть другие женщины, верящие совсем в других мужчин и ценящие не столько будущее, сколько настоящее. Пусть Эстела была бабочкой-однодневкой для множества таких, как Джокт. Пусть крылья этой бабочки легки и невесомы и пестрят незатейливыми рисунками. Но она расправила эти крылья не для себя — для других. Вселяя уверенность, что в этом истина, что любой замкнутый мирок погибнет без другого, огромного мира. Прийти на Площадь Цветов без мундира — оказаться пустым местом в глазах всех бабочек-однодневок, которые там обитают. Странно, думал Джокт, как странно! Это жизнь, отвечал ему внутренний голос, и ты ничего в ней не изменишь, не важно — знакомы тебе правила игры или нет. Скорее всего, их просто не существует, и мы плывем по течению, все, без исключений, и каждый изгиб реки готовит новое открытие, новую встречу, очередную неожиданность.

Джокт, сказала Эстела, слова женщины нужно успеть записать на ветре и на водах быстрой реки. Еще никому не удавалось это сделать. Почему ты решил, что именно тебе удастся? Не привязывайся ко мне... Ни к кому... Мы на краю пропасти. Выходит, она, живущая на Земле, где только понаслышке знают о звездных сражениях и верят слухам о Бессмертных, что спрятались в горах или в песках, она лучше понимала, чем та, другая, что является еще во снах? Лиин была рядом, в Крепости, видела глаза пилотов, тех, кто вернулся из вылета, но не смог вернуть половину своей группы. И она видела мир наизнанку. А Эстела и все её подруги — а их немало, Джокт был уверен в этом! — видели мир. Или, может быть, в том-то и дело, что здесь, на Земле, находясь вдали от форпостов, на которых каждый день готовит кому-то погибель, есть место для фантазий? Идиллий? Как черный звездолет в Приливе... Мысли путались, ускользали, на губах остался привкус шоколада.

Ему предстоял только один путь — к Лунному причалу. А после — в Прилив, к Крепости. А там... Что-то будет через две недели!

Похоже, что эта мысль его обрадовала. Он видел смысл своих действий, своей жизни в службе. Не служака, нет, а человек, расправивший крылья для других.

Межконтинентальная. Заполненный вагон. Люди, спешащие по своим делам и еще не знающие, что через две недели их дела могут оказаться пустыми хлопотами. И, наконец, Лунный причал.

Загрузка...