Она хотела возразить, но я её остановил жестом.
– Возможно, если бы я перенёсся в прошлое в своём теле… И у нас было бы больше времени, а потом мы почувствовали взаимное влечение, как мужчина и женщина, то да. Наш случай совершенно другой. У нас было больше, чем любовь в общепринятом смысле этого слова. Мы просто стали одним энергетическим целым. Одним существом. Я сам это понял, когда вернулся в своё тело. Мы просто идеально подошли для этого. Для меня Лёлька стала моей естественной половиной. Моей сутью. Я боюсь, что мне её никто и никогда не заменит. Никогда. Я не понимаю, зачем судьба или кто-то там могущественный решили провести с нами такой чудовищный эксперимент. Соединить вместе. Потом разорвать с болью, кровью. Страданием. И опять столкнуть вместе. Зачем?
Я посмотрел на девушку. Она увидела в моих глазах боль и все поняла. Ох уж эта современная молодёжь! В наше время все было иначе. Все рвались в небо, на комсомольские стройки, в экспедиции. Мечтали стать героями, а теперь – банкирами. Как бы западники не очерняли прошлое, а романтики в том, теперь уже моём, времени было намного больше. Да и общество сплачивает лучше всего наднациональная идея космического масштаба. Разве плохо, когда прививаются понятия справедливости, чести, добра? Вопрос только в том, что сами люди оказались не готовы их принять. Мечта о светлом будущем осталась мечтой, а победила скотская сущность человеческой натуры. Как говорят приземленные материалисты, идею на хлеб вместо масла не намажешь, деньги и власть не заменишь, а бабу ни одна надувная кукла не заменит. Что-то я в последнее время в философию стал ударяться. Похоже, первые признаки мудрости пробиваются. Старею видно…
Дверь открылась и в зал вошёл целый генерал. Точнее – генеральша. А ещё конкретнее – моя постаревшая Лёлька в генеральском мундире с многочисленными медалями. И помолодела сразу она лет на тридцать. Вбитые намертво рефлексы чинопочитания сделали своё дело. Я вскочил с дивана, вытянулся во фрунт.
– Товарищ генерал! Сержант морской пехоты…
– Отставить!
Генеральша сурово посмотрела на меня так, что у меня даже мурашки по телу пробежали. А голос стальной, командный. Ну, Лёлька, поразила.
– Лейтенант Осназа НКВД…
– Это другое дело, – смилостивилась генеральша. – Прошу всех к столу.
Просьба старшего по званию – приказ для подчиненного. Хотя, признаться, робость перед настоящим генералом у меня ещё оставалась. Первый тост за встречу, второй – за генеральш и правнучек, а третий… Третий 2 за наших боевых друзей. Здесь я, признаться, не удержался. Опять на глазах выступили слезы. Ведь я ещё совсем недавно был на войне. Не адаптировался к другой, мирной эпохе.
– А это на всю жизнь груз. Придётся тебе нести его до конца своих дней. Когда я очнулась, а тебя не обнаружила, мне было очень плохо. Пришлось ждать столько лет, – Лёлька печально вздохнула и крепко сжала мою ладонь. – Я двадцать лет назад специально сюда переехала. Ты на моих глазах рос. Видела, как тебя первый раз в школу провожали, в институт поступил, проводы в армию. Я всё ждала, когда же ты вернешься с войны. Боялась, что просто не дождусь этой минуты. Времени у меня, сам понимаешь, почти не осталось.
– Значит, ты ждала меня и сцену в магазине разыграла. А ты тогда…
– Наша разведка случайно вышла к опушке и обнаружила лишь одного тяжело раненого, то есть – меня. А дальше, всё как у всех. Госпиталь. Фронт. Потом опять госпиталь. Служба. И вот видишь – дослужилась до целого генерала. И это благодаря тебе. Твои знания очень помогли.
– Да и ничего особого я не рассказывал тебе.
– Не прибедняйся. Если бы не ты, то меня бы давно не было. Так что это тоже твои заслуженные награды. Я получала их за двоих. Кстати, Олечка, принеси альбом.
Это были фотографии фронтовых репортёров. В СССР такие выпускали регулярно. Но меня поразила одна. На стене поверженного рейхстага красивым Лёлькиным почерком выло выведено «Развалинами удовлетворены. Мы». Лёлька воплотила нашу мечту. Опять в горле комок.
– А замуж ты после войны вышла?
– К твоему сведению осталась старой девой. После одного ранения у меня не могло быть детей. Получается, дорогой мой подселенец, ты единственный мужчина в моей жизни. Из нашего выпуска сегодня осталось только двое. Ты и я.
– А-а…
– Согласись, что Олечка у нас прелесть. Между прочим, она так похожа на свою прабабушку. Я же хорошо помню, как ты в бане слюной исходил.
– Принцесса? Да и когда это было! Ты же знаешь, между нами ничего быть не могло!
– Для женщины это не имеет никакого значения, старый развратник. После одной операции Наташа получила тяжелое ранение и попросила меня усыновить сынишку. Вот так я и стала мама. Её родители погибли в катастрофе. Олечка у меня одна. Береги её и не возражай мне. А теперь давай пить чай.
– Ребята, вы так похожи друг на друга! – восхищенно глядя на нас, сказала Олечка, – Вы просто не представляете! У вас даже мимика одинаковая, жесты! Да это же настоящая любовь! Я вам так завидую!
– Ерунда…
– Чушь…
Отреагировали мы с Лёлькой одновременно и рассмеялись. Время летело незаметно. Мне показалось, что прошло всего несколько минут с нашей необычной встречи и, честно говоря, уходить мне совсем не хотелось. Но Лёлька сказала, что к ней завтра утром придёт врач проводить процедуры, а мне не стоит видеть этот не совсем красивый для меня процесс. А дряблое старушечье тело меня запросто вгонит в депрессию. Тем более ей хватило уже одного раза, когда один бесстыжий тип в далёкой юности скалился по поводу панталон с начёсом. Второго такого унижения она теперь не допустит и не простит. И вообще – она этого мне никогда не простит, вплоть до гробовой доски. Так и заявила. Решительно и прямо. Как всегда. Что и говорить, Лёлька неисправима. Последнее она подчеркнула своей неповторимой интонацией. Договорились завтра продолжить праздник.
Я чувствовал себя самым счастливым человеком в мире. Как ни странно, впервые за всё время моего невероятного возращения в тело я спал спокойно и крепко. Мне приснился сон. Опять та же поляна, юная Лёлька у дуба. Я тянулся к ней, и здесь случилось чудо. Нас уже не разделял невидимый барьер. Мы обнялись.
Утром меня разбудил звонок телефона. Сонный, я поднял трубку и услышал всего два слова, которые мне сказала рыдающая Ольга.
– Бабушка умерла…
Похороны я помню смутно. Я находился в некоем ступоре. Из родных были только Оля и я. Себя, без всяких сомнений относил к ближайшим родственникам. Тем не менее, в последний путь Лёльку провожало много людей. В основном это были седовласые мужики с плохо скрываемой выправкой военных. Они не скрывали своего горя и называли её своим наставником и командиром. В своих траурных речах не прятали скупых мужских слез. Все эти дни Оля висела у меня на плече в самом прямом смысле этого слова. Как мне ни тяжело было, поддерживал её, чем мог. Над свежей могилой прозвучал прощальный залп.
Теперь я был убежден в одном. Лёлька четко знала о дне и часе своей кончины и поручила мне заботиться о правнучке Принцессы. Для меня это стало смыслом всей жизни. Ничего удивительного, что через несколько месяцев мы с ней поженились. Надо признать, что Оля частично смогла заполнить пустое пространство внутри меня после ухода Лёльки. Но боль потери всё равно никуда не девалась. Моя жена это прекрасно понимала и делала всё, чтобы облегчить мне жизнь. В свою очередь, я старался создать для неё пространство любви и домашнего тепла. Мы прекрасно сознавали, что именно память о нашей Лёльке помогла нам создать идеальную семью. Когда у нас родилась дочка, то споров, как назвать её, не было. Разумеется – Лёлька – Оля! И каждый раз, когда я беру на руки нашу крошечку, у меня непроизвольно выкатываются слезы. Вот и сейчас мы с женой с нежностью смотрим на нашу трёхмесячную дочку, которая лежит перед нами, активно машет ручками и смешно дрыгает ножками.
– С каждым днём она все больше и больше походит на нашу Лёльку. Смотри, она даже губы поджимает точно так же, – с умилением говорю я.
– Да она с самого первого дня была её копией. Когда мне её только в роддоме принесли, посмотрела – она!
Дочурка услышав наши голоса замерла. Вдруг её огромные темные глаза младенца изменились. Наполнились осмысленностью. Стали такими знакомыми! Она внимательно посмотрела на нас, улыбнулась, неожиданно озорно подмигнула. Её личико преобразилось, проявилась неподражаемая Лёлькина ухмылка. Подняла левую ручку, резко опустила её вниз, словно пыталась рвануть стоп-кран. С такой артистичностью подобный жест мог выполнить в мире только один человек.
– Хи-и!
Мы, открыв рты, и не веря себе, смотрели на ухмыляющуюся довольную рожицу.
– Лёлька!!!
– Ага!
Ты вернулась!!!
– Угу!
И в этот миг у меня в голове раздался её задорный, до боли родной голос.
– Хм-м. А куда вы от меня денетесь? Всё только начинается, товарищ неофициальный лейтенант! Я лично займусь вашим воспитанием. Распустились здесь без меня. Я научу вас свободу любить. Осназ!
– Никто кроме нас!