Арэн

Арэн, сколько себя помнил, постоянно слышал от отца, что должен непременно стать воином, имя которого будут знать во всех уголках Эзершата. Все, от мала до велика, должны прославлять славный род Шаам, который породил героя и дал его людям, как тот светоч, что несет добро и истину. Маленьким Арэн думал, что отец хочет ему славной судьбы, радовался и подолгу слушал его рассказы о войнах, через которые тот прошел. Шаам старший стал на военную службу еще при императоре Тирпалиасе, который приходился дедом нынешней наследнице – семилетней императрице Нинэвель. Тирпалиас унаследовал от своей матери порченую кровь, и все годы его правления Дасирийская империя терпела садиста-императора. Смерть Тирпалиаса была скоропалительной и нелепой, как и его жизнь, и на трон сел наследник – чудаковатый Нимлис, великовозрастное дитя. Скрыть, что сын императора глуп ровно настолько, насколько был жесток его отец, не удавалось даже придворным умникам, и великая держава стремительно скатилась в пучину беззакония. Власть перекочевала к советникам, большая часть которых давно кормилась с руки таремских магнатов и рхельских шпионов.

Нимлис тоже не задержался на троне. И тогда на императорский престол короновали малолетнего Сатара Третьего – темнокожего, как и его мать, эфратийская рабыня. К мальчишке-императору выписали регента: бойкого, молодого и дерзкого, как западный ветер, – Шиалистана, племянника рхельского царя Ракела и единоутробного брата императора-полудурка Нимлиса.

Полгода назад то ли волею случая, то ли с легкой руки неразоблаченных заговорщиков Сатар свалился с лошади и свернул шею.

В тот же день на трон империи спешно посадили сопливую Нинэвель, и регента Шиалистана подвинула ее мать – властная и тщеславная Фарилисса, которую за глаза называли Паучихой. Впрочем, предприимчивый Шиалистан недолго отсиживался в немилости: не успели похоронные колокола оплакать мальчишку Сатара, как фанфары, ликуя, оповестили о помолвке между Шиалистаном и новоиспеченной императрицей.

Дасирийская империя застонала под пятой рхельского шакала и регентствующей императрицы-матери. Менялась власть, менялись советники. Легкой закорючкой Нинэвель заверяла все указы, по-детски послушная слову матери. Отправлялись в отставку военачальники Первой руки, следом Второй и Третьей. Затевались реформы и новострои, подчас слишком смелые и абсурдные, чтобы списать их только на дурость дорвавшейся до власти сучной бабы.

И все же, несмотря на потуги Паучихи всюду совать свой нос, всем по-прежнему заправлял Шиалистан.

Шааму-старшему удалось сохранить за собой должность военачальника Первой руки при трех императорах, но Шиалистан неудержимо и не таясь наставлял в Дасирийской империи свои порядки. Он лишил военачальников права не платить земельные налоги, нарушив указ, принятый сотню лет назад благословенным императором Гирамом Великим. Волна недовольства прокатилась среди знати, но указ был издан, внизу пергамента стояли императорская подпись и оттиск перстня, и против этого никто не посмел выступить открыто.

Многие военачальники объявили свои владения независимым от Дасирии, а себя назначили вольными королями. Очень скоро их земли пали под натиском варварских племен, некоторые разорились, а бывшие великие полководцы коротали век глубоко в неприступных подземельях своих твердынь.

Старший Шаам хранил верность империи и императору, но презирал регентствующую императрицу-мать и Шиалистана, не таясь называя его то «рхельским душегубом», то «щенком шлюхи Бренны».

Шаамы впали в немилость, их богатые угодья подвергались постоянным набегам варваров, а потому стремительно хирели. Рабы удирали, прихватив часть серебряных приборов и припасов из кладовых. Вскоре в Орлином замке остались лишь повариха, старая нянька-рабыня, через руки которой прошли все отпрыски Шаама-старшего от всех его жен, и несколько самых преданных воинов-ветеранов с семьями. Арэн было больно смотреть, как мать с другими женами отца часами напролет льют слезы, подкошенные нищетой.

И все же, несмотря на все невзгоды, обрушившиеся на подвластные Шаамам земли, Орлиный замок оставался для Арэна родным домом. Здесь он бывал гораздо чаще, чем в своем собственном. Родовое гнездо – отдельный мир, в котором всегда встречало родительское тепло. Даже когда отец приезжал после ревизии подвластных земель, взвинченный, хмурый, как грозовая туча, жены находили для него ласковые слова, а дети – улыбку.

Когда Шаам-старший позвал к себе Арэна и сказал, что ему нужно ехать в Северные земли с посланием, от которого зависит судьба Дасирии, он не смог отказать. Ту ночь они провели у камина в долгих задушевных беседах. Отец постоянно прислушивался к шорохам, замолкал на полуслове, услыхав далекий волчий вой.

«И в камнях живут соглядатаи», – то и дело повторял он, чашу за чашей опрокидывая в себя крепкий эль.

Когда горизонт за окнами дрогнул зарей, Арэн узнал, что именно ему нужно сделать на благо империи. Но рассвет принес не только ответы, но и встречу с гостем – с бывшим военным министром. Плешивый старик не мог обходиться без палки, его глаза поблекли, а рот лишился многих зубов. Но отец уважал немощь, к тому же они со стариком Юшаной были давними друзьями. Министр привез два свитка, один из которых был спрятан в зачарованный глиняный туб и залит оловом с двух концов. Арэн получил свитки и устные наставления обоих, с чем и отбыл.

Предстояла долгая дорога в самое сердце зимы.

– Ты уже подумал, что случится, если никто из нас не выберется живым? – Раш, который в последние часы не упускал случая ругнуться, как раз закончил присыпать снегом веревки, лежащие поперек дороги.

По замыслу Арэна, в назначенное время двое крепких парней должны будут натянуть их и задержать людоедов. Куда надежнее была бы пара цепей, но небольшая деревенька пускала добытое железо только на оружие и наконечники для стрел. Арэн успел заметить, что большая часть деревенской утвари сделана из глины и бронзы.

– Я предпочитаю думать, что закат мы встретим все вместе, – ответил дасириец. – В здравии.

– Экий ты мечтатель.

Арэн передернул плечами – другого от нишана он и не ждал. Раш всегда сторонился смерти, только прятал страх не за бравадой или в хмельном забвении, а брызжа ядом направо и налево.

– Сможешь сделать еще своих зажигательных смесей?

– Помнится, ты говорил, чтобы та фляга была последней.

– Говорил. И ту флягу ты использовал, когда под стены моего замка пришли нажученные Багартом крестьяне. О той, что в лесу, я не знал. Ты нарушил мой приказ.

Раш нарочито потупился, всем своим видом давая понять, что очень сожалеет. Арэн отлично знал, что ни о чем нишан не сожалеет. Напротив, считает все свои решения абсолютно верными. Что ж, сейчас с ним спорить было бы сложно. Да и зачем?

– Но она спасла нам жизни. Так сможешь или нет?

– Посмотрим, что тут у них найдется.

Раш был редкой занозой в заднице, но если он что-то брался делать, то делал как следует. Арэн знал, что за угрюмым выражением лица скрывается банальный протест: нишан не любил играть по чужим правилам. В тот день, когда они встретились и та встреча спасла Арэну жизнь, на Раше был обрывок рабской цепи. Он попросил Арэна дать клятву никогда не спрашивать, откуда она. Арэн взамен дал клятву, что берет его за брата, которого у него никогда не было. И, удивительное дело, даже всем и всегда недовольный Шаам-старший не стал против такого решения и собственноручно провел церемонию кровосмешения.

– Может, девчонке померещилось? – Нишан поднял голову, разглядывая яркий, стоящий почти в зените солнечный диск.

– Может. Я больше верю своим глазам. А они видели, что случилось с Роком. Преследователи могут прийти за ним по следу. Не сегодня, так завтра или послезавтра.

– Но мы же не станем торчать в этой дыре, дожидаясь, когда людоеды решать напасть?

– Не станем, конечно, – успокоил Арэн. Он отвлекся, провожая взглядом пацаненка лет пяти. Тот тащил обеими руками увесистую дубину, прогибаясь под ее тяжестью. – Тебе может показаться странным, но раз уж мы здесь, я хочу сделать хоть что-то для них.

Раш ухмыльнулся, но удержался от гаденького ответа, развернулся на пятках и затерялся между снующими селянами.

Мудрую Арэн узнал не сразу. Она облачилась в длинное свободное одеяние, которое спадало до самых пят, заплела седые волосы в косы. За ней шла Хани и несколько девочек помладше, годков десяти с небольшим. Мудрая остановилась возле него, и Арэн выдержал ее долгий изучающий взгляд.

– Они уже близко, – сказала она, – я слышу топот сотен ног.

– Мы готовы. Не знаю, что за враг сюда заявится, но мы достойно его встретим. – Арэн позволил себе легкую усмешку. И заметил, как Хани едва заметно улыбнулась в ответ.

Старая женщина направилась к стене, ее маленькая свита двинулась следом.

– Спасибо, – шепнула Хани, проходя мимо, и коснулась его руки.

Похоже, медлить больше нельзя. Арэн собрал часть людей у стен и приказал лучникам засесть под самым частоколом. Вместе с ними была Миара, сменившая свой роскошный наряд на простую, явно с чужого плеча одежду. К поясу таремка приторочила пояс с ножнами и как раз разминалась с саблей, выписывая в воздухе оружием такие вензеля, что Арэн невольно залюбовался. Раш и Банрут остались со старостой и второй частью маленького войска вооруженных сельчан. Арэн глядел на них поверх ряда вил и дубинок и не давал черному отчаянию травить душу.

Мудрая взошла на небольшой помост, наспех сооруженный из бочек и досок. Хани протянула ей посох, увенчанный деревянным набалдашником, а сама встала рядом. На сей раз северянка тоже основательно вооружилась: луком со стрелами и простым мечом.

И тут Арэн услышал первый рык, быстро сложившийся в нестройный рев из сотен точно таких же луженых глоток. Дасириец выглянул сквозь щели в частоколе. Сперва он не видел ничего, кроме неведомо откуда взявшегося темного марева, стелившегося по снежному покрову. Но с каждым мгновением оно приближалось, напирало, как волна. Рык стал сильнее, яростнее. Теперь даже Арэн мог слышать топот ног. А потом из клубящегося темного тумана стали появляться точки, неясные силуэты. Некоторые бежали на четырех ногах, будто волки, некоторые – на двух.

Признаться, неведомый враг внушал толику страха, затрагивал в душе какие-то потаенные струны, от звучания которых хотелось не сражаться, а бежать. И бежать как можно дальше. Прочь из этого ледяного безумия.

– Поджигай! – скомандовал Арэн и махнул рукой.

Несколько лучников на стене разом обмакнули стрелы в густое масло, поднесли их к факелам. Залп – воздух рассекли огненные росчерки. Мгновение ожидания – и стрелы одна за другой упали за стеной. Вокруг каждой тут же взвивались жадные языки пламени, но долго они не жили – опадали, почти исчезали во влажной соломе. Дым поднялся почти сразу, сгустился, разбежался в стороны, потянулся к небу.

– Стрелять по моему сигналу! – выкрикнул Арэн и первым натянул тетиву.

Солома, политая сверху водой, не позволяла огню поглотить себя, а масло не позволяло ему издохнуть. Воздух наполнился едкой вонью.

– Скальд, не оставь своей милостью! – Мудрая расставила руки, будто готовилась взлететь. Ее тело обняли вихри, над Яркией пронесся первый порыв ветра, потом еще один, и еще. Они следовали друг за другом, собираясь вокруг Мудрой, послушные ее приказам. Она собрала их за невидимые хвосты, а потом в один миг освободила. Ветер рванулся прочь, за стену, подхватывая все, что попадалось на пути. Клубы дыма, подхваченные его крыльями, устремились в сторону ревущих людоедов. Кровожадный боевой клич сменился унылым завыванием.

Арэн криво усмехнулся.

«Что, не нравится?»

Первый залп северяне сделали ровно тогда, едва только твари показались по эту сторону дымовой завесы. Закрывая лицо, кашляя и спотыкаясь, шараши оказывались на открытом пространстве, но теряли драгоценные мгновения, все еще дезориентированные неожиданной удушливой напастью, только что оставленной за спиной. Этим и воспользовались защитники Яркии. Их стрелы раз за разом находили свои жертвы, основательно выкашивали ряды особенно жадных до крови тварей. Но остановить их все же не могли. Людоедов было слишком много, а надвигались они слишком быстро.

Никогда прежде Арэн не видел таких пожирателей человеческой плоти. Они были намного крупнее тех, что ему довелось повстречать в битве у Мертвых равнин. Странная смесь человека и зверя: с полными острых зубов пастями и несуразно длинными когтистыми руками. Их тела украшали ожерелья из кусков плоти, местами обуглившейся, местами начавшей гнить, – даже запах дыма не мог заглушить расползающийся тошнотворный запах разложения.

Те, что перемещались на двух конечностях, несли с собой оружие – ржавые мечи и луки. Остальные, подобно стае бешеных волков, не страшась ничего, мчались, низко припав к земле, а затем прямо на ходу взмывали в воздух в высоком прыжке.

Послышались первые звуки рукопашной схватки, торжествующие вопли шарашей.

Арэн, который не переставал выпускать одну стрелу за другой, выругался сквозь зубы. Он надеялся, что нападающие понесут гораздо большие потери от обстрела северян, но людоеды попросту вырывали стрелы из своих тел, словно занозы, и продолжали наступление. На снегу осталось лежать не так много тел.

Бой внутри частокола ширился, подобно кругам, расходящимся от падения в воду камня.

– У них таран! – выкрикнул кто-то на стене.

Арэн метнулся вдоль частокола.

Проклятье! Откуда у безмозглых пожирателей плоти взялся таран? Откуда в их червивых мозгах взялась идея практически полноценного штурма? Арэн сплюнул. Обо всем этом он обязательно подумает потом, у теплого очага.

Первый удар потряс запертые ворота, но те, несмотря на жалобный треск, устояли.

Дасириец бросил взгляд вниз – порядка дюжины шарашей вцепились в старое корявое бревно и как раз разбегались для нового удара. К ним, формируя импровизированный кулак, стягивались завывающие собратья.

– Поджигай! – закричал Арэн.

Пара огненных росчерков метнулась под ноги безумных тварей. Тут же вспыхнуло, охнуло, застонало. Сильный жар ударил в лица защитников. Но сквозь вой бушующего пламени, которое в мгновение охватило большое пространство перед воротами, надрывным стоном пробивался вопль сгорающих заживо людоедов. Объятые пылающей смертью, они кубарем вылетали из огня и бросались на землю, катались в тщетных попытках спастись.

Но самым ужасным было то, что твари, держащие таран, не бросили своей ноши и не бежали. Обернувшись ходячими факелами, они все равно продолжили атаку. Арэн видел, как обугливалась их кожа, как горело мясо, как пламя жадным хищником пожирало их глаза, но таран продолжал движение. На смену мертвым тут же вставали живые.

Удар в ворота! Треск ломающегося дерева.

Арэн бросил лук, спрыгнул вниз. Здесь уже готовились отразить натиск. Кое-кто из мужиков свирепо ревел, будто вознамерившись заглушить вой шарашей. Северяне размахивали дубинами, и дасириец в очередной раз удивился этому народу: еще утром они убирали навоз из сараев, а теперь поглядите на них – заправские воины, яростные и беспощадные. Он не сомневался, что им хватит храбрости ринуться на врага, но у него был свой расчет, как держать оборону: прежде чем спустить кельхов с цепи, дасириец рассчитывал максимально ослабить врага.

– Вы, – он поочередно перевел взгляд на двух сельчан, державших края спрятанных под снегом веревок. – Не пропустите момент. Они должны задержаться здесь. Миара… под ногами сильно не путайся.

– Уж меня-то не поучай, – таремка подбоченилась, будто готовилась встречать самого короля.

– Предупредите кто-нибудь старосту, пусть готовится помогать.

Последние слова утонули в новом ударе тарана. Арэн метнулся в сторону, где под частоколом лежал заранее подготовленный щит. Дасириец как раз успел сменить оружие, когда таран пробил в воротах брешь. Северяне напряглись, ожидая еще одного удара, того, который наверняка повалит единственную преграду на пути в деревню.

Удар! Ворота жалобно затрещали, распахнулись, одна створка медленно повалилась внутрь.

В ощеренную обломками брешь хлынул черный ревущий поток. Он шевелился, как ужасная сороконожка, и сминал всё на своем пути.

Когда деревенские натянули веревки, первые людоеды пали, преграждая путь остальным. В считанные мгновения образовалась живая стена тел, через которые остальным приходилось уже перелезать. Засвистели стрелы, смертельным дождем пролились на людоедов. Шараши рвались вперед, падали и снова ползли. Многие из них еще горели, многие не смогли сделать и нескольких шагов. Но гибель сородичей нисколько не смущала тех, кто только-только вбегал в раскрытые ворота.

Людоеды прорвались. Ходячие на двух ногах перегрызали глотки своим же раненым и швыряли их в огонь. Едва в огненной стене появился проход, остальные хлынули в него, понеслись убийственным потоком. Арэн перехватил меч удобнее и, не дожидаясь, пока на него нападут, рванулся в самую гущу. Острый клинок пронзил гниющее тело шараша. Людоед задергался, пытаясь соскочить с лезвия: этот был двуногим, скорченным и отвратным. Дасириец чуть не задохнулся от вони, исходившей от него. Провернув меч, выпустил уроду потроха, затем резко рванул на себя оружие, одновременно пнув шараша ногой в грудь. Развернулся и нанес резкий удар сверху вниз, рассек попавшего под клинок людоеда от плеча до грудины.

Он рубил и колол, пот струился по коже, застилал взор, но отточенные годами инстинкты воина помогали там, где подводило зрение. Воздух загустел от вони разложения, смрада горелой плоти и свежей крови. Безумные вопли шарашей смешались с громогласными ругательствами северян. Время от времени в гуще сражения раздавались победоносные женские выкрики пополам с крепким словцом, которые находили отклик в многоголосом мужском реве. Миара, харстова зараза, молодец!

«Всё должно получиться!» – убеждал себя Арэн. Он вошел в раж, занялся методичной рубкой, как это было всегда, когда разум отступал в тень, освобождая место холодному расчету профессионального убийцы. Очередную голодную тварь он с размаху рубанул ребром щита прямо в переносицу, и шараш изрыгнул на него черную мерзость пополам с плохо прожеванными кусками мяса. Хаос его задери! Арэн с наслаждением отсек ему башку.

Краем глаза дасириец увидел метнувшиеся белым пламенем косы Хани. Северянка куда-то стремительно бежала, прикрываемая парой бравых воинов. Каждый из них орудовал внушительного вида топором. Головы и конечности людоедов так и летели во все стороны. Что-то не так, раз девушка покинула Мудрую. Арэн не мог поверить, чтобы девчонка спасалась бегством. Слишком упряма для этого. Значит, новая напасть? Вот только время не до расспросов. Дасириец попросил богов смилостивиться над всеми ними и нанизал на жало меча очередного шараша.

Загрузка...