Сердце шипов

Глава 2

Присутствие светлых фей в королевстве означало: когда бы вы ни планировали большое событие, можно рассчитывать на идеальную погоду. По правде говоря, даже темные феи не допустили бы дождя там, куда их пригласили, – да, они любили устрашающе появиться с громом и молниями, но, как и простые люди, не желали промокнуть под ливнем. Казалось бы, можно наслать непогоду и не прийти, но ведь там будут все соперники, а если на них хлынет дождь, они начнут распускать сплетни или устраивать распри.

Борьба между феями куда страшнее, чем между людьми, потому что феи живут очень долго и способны затаить злобу на века. У папы даже был отдельный секретарь с двумя помощниками, которые отслеживали все сплетни о феях и то, кто с кем враждует. Ну, по крайней мере то, что удавалось узнать. Простолюдинам такие вещи не нужны. А вот если кто-то рангом выше рыцаря не знает о неприязни между темными феями, с которыми может столкнуться, он рискует их оскорбить и тем самым дозволить им устроить любую пакость. И, конечно, они нашлют на него или его ближайших родственников что-то страшное.

В общем, отличная погода не только на сами крестины, но еще на несколько дней до и после была нам гарантирована. Значит, мы могли пригласить гораздо больше народу, чем вмещал дворец, – и разбить для них лагерь на огромном лугу перед главными воротами, не опасаясь, что их пребывание омрачит ужасная погода.

Я уже видела из окна своей комнаты причудливые шатры. А вчера прогулялась между ними, и, поверьте, они просто роскошны. Ковры под ногами, хитроумная складная мебель, повсюду подушки, толпы слуг – все, что только можно пожелать. Честно говоря, гостям здесь было куда просторнее и, наверное, комфортнее, чем тем, кому выпала честь ютиться в крошечных покоях дворца. С высоты пятого этажа все это казалось грибным полем – сплошные шляпки шатров.

– Моя госпожа, – процедила Белинда ледяным тоном, который означал, что она уже по-настоящему мной недовольна. – Вы не одеты. Вы не фея, вы не можете разгуливать в одной кисее.

– На мне все, кроме верхнего платья, и я жду служанок, – честно ответила я и с сожалением отошла от окна. Белинде не нравилось, что я высовываюсь из него в сорочке. Не то чтобы кто-нибудь мог меня увидеть; окно узкое, никто даже не поймет, мальчик я или девочка.

Белинда была не в духе. И держала то самое верхнее платье в руках. Иногда ей можно было перечить, но явно не сейчас. Я покорно подняла руки, и Белинда нетерпеливыми рывками натянула на меня платье, туго затянула шнуровку на спине и взялась за нарукавники.

И тут мне повезло: наконец явились служанки, выдернули нарукавники из рук Белинды и сами взялись за дело. Я давным-давно научилась набирать полные легкие и задерживать дыхание, когда Белинда брала на себя труд помогать мне одеться, чтобы ей не удалось зашнуровать меня так туго, как ей хотелось. Иначе я вообще бы дышать не смогла, наверное. И нарукавники она бы затянула так, что руки толком не согнуть.

Когда сорочку поправили, чтобы она красиво проглядывала на плечах и локтях, а вокруг моих бедер застегнули золотой пояс, настал черед прически.

Волосы у меня такие прямые и тонкие, что с ними немногое можно сделать. Если уложить локонами, те исчезнут, едва я доберусь до парадного зала. Поэтому, несмотря на разочарование Белинды, служанки заплели мне единственную длинную косу с зелеными лентами, а потом повязали вокруг головы золотой венок в тон поясу. Вот и все. Я посмотрела в маленькое зеркало, расположенное так, чтобы отражать как можно больше света из окна, и обрадовалась, что все еще похожа на саму себя.

– А ожерелья? Серьги? Браслеты? – скорбно поинтересовалась Белинда.

– Некогда, – ответила служанка и поспешила меня выпроводить, а потом подмигнула, как только мы оказались за дверью.

Времени было еще полным-полно, но служанка знала, как сильно я не люблю обвешиваться безделушками. Будь на то воля Белинды, мне бы пришлось нацепить два ожерелья, бархатку (скорее удавку), огромные серьги, от которых бы еще пару дней ныли уши, и столько браслетов на каждую руку, что я бы постоянно звенела. Столько увесистых украшений создают впечатление, что я пытаюсь привлечь к себе внимание, хотя на самом деле я предпочитала обратное. Единственное, что я ношу регулярно, – цепочка с простым серебряным медальоном, где хранятся три локона. Золотисто-каштановый – мамин, черный как ночь – отца и золотой локон Авроры, все перевязанные кусочком шелковой нити.

В такие моменты я очень завидовала служанкам, которые меня одевали. Их-то не увидеть в облегающих платьях, затянутых шнуровкой так, что лицо краснеет. Они никогда не носят вещи, которые Белинда называла «приличествующими моменту», что обычно означало «мешающими хоть как-то передвигаться».

Я отчасти понимала, почему Белинда считала их необходимыми. Слугам надлежало работать. А такие, как я, должны выглядеть так, будто нам и пальцем никогда ни для чего не нужно пошевелить, ведь все делается за нас. Но, во-первых, я не такая, я всегда предпочту сделать все сама, а во-вторых, я всегда считала подобные вещи слишком дорогими и чересчур вычурными.

Служанки побежали дальше – вероятно, помогать с платьем очередной гостье, – оставив меня добираться в часовню самой. Обычно я предпочитаю лестницу для слуг, но сегодня там и так слишком много их носится туда-сюда, я только помешаю. Поэтому я продолжила путь по лабиринту сменяющих друг друга комнат к передней части дворца.

В нашем маленьком поместье были коридоры, поэтому, когда я только переехала во дворец, вся эта беготня по личному пространству других людей казалась мне неправильной. Да и до сих пор кажется, по правде говоря, но по словам мамы, вежливее всего было притвориться, что ты призрак и ничего не видишь, так и поступала.

Я наконец добралась до главной лестницы. Она была огромной, с галереей вокруг, на четвертом этаже разделялась на два пролета, потом снова соединялась в один, а после второго этажа, который заканчивался аванзалом перед парадным залом, и вовсе расширялась с каждой ступенькой, чтобы любой мог покрасоваться перед гостями и «произвести впечатление», поднимаясь и спускаясь по ней.

И на этой гигантской лестнице я оказалась не одна. Не успела я спуститься, как меня подхватил поток гостей. И в этот момент я невероятно радовалась, что меня не нагрузили драгоценностями. Большинство меня не узнавали и полагали, что я тоже знатная гостья, поэтому и не создавали заторов, останавливаясь и кланяясь мне, как происходило всякий раз, когда куда-нибудь шли мама и папа. Когда добралась до пролета, ведущего на второй этаж, я прижалась к перилам. Пусть другие красуются на широких ступенях, а я пока рада оставаться незамеченной. Прямо сейчас мама и папа заканчивали свои приготовления и старались совладать с волнением, и лучшее, что я могла сделать, это добраться к ним побыстрее, что мне явно бы не удалось, если бы меня постоянно узнавали и задерживали ради коротенькой подобострастной беседы.

Все вокруг стекались в парадный зал, занимавший почти весь второй этаж. Я тем временем скользнула в сторону и открыла неприметную дверь к еще одной лестнице, которая привела меня на первый этаж – там и творилось все самое важное. Оттуда я прошла через все кабинеты и рабочие помещения, которые сейчас пустовали, к еще одной лестнице – вверх, в кладовую в начале парадного зала. Сюда приносили блюда, когда зал использовался как столовая.

Там уже ждали папа в великолепной униформе цвета индиго и малышка Аврора в водопаде белых шелковых кружев на руках няни. И как раз когда я вошла, с последних ступенек лестницы, ведущей сюда прямо из королевской спальни, спустилась мама. Она выглядела потрясающе: длинные рукава с фестонами и отделкой золотым шелком, корона королевы, более изящная копия той, что носил папа.

Парадный зал использовали тогда, когда во дворец съезжалось множество людей – начиная зваными ужинами и заканчивая важнейшими церемониями. Я подошла к двери и посмотрела в глазок. Зал был полон.

В правой части расположились все светлые феи. Я впервые увидела больше двух одновременно, и меня поразило их разнообразие. Некоторые щеголяли едва ли не обнаженными. Другие носили наряды, подобные нашим, но из гораздо более изысканных тканей. А третьи – настолько замысловатые одежды, что их, казалось, и вовсе невозможно сшить. Например, словно сотканные из листьев, или лепестков, или снега, или воды. Все светлые феи носили длинные волосы, часто уложенные в невозможные прически всех цветов. И на каждой красовались заколки с драгоценными камнями, и ожерелья, и пояса, и браслеты – особенно на тех, кто был больше всего раздет. Одна пара вообще выглядела так, будто украшения и есть их одежда.

И, разумеется, у всех были крылья. Крошечные, казавшиеся лишь намеком на крылья, и огромные, размашистые, что возвышались над головой на несколько футов, и бархатистые, как у летучей мыши, и прозрачные с блестящими прожилками, как у насекомых, крылья птиц, мотыльков, бабочек. Но что их по-настоящему объединяло, так это то, как старательно они игнорировали тех, кто сидел по другую сторону центрального прохода. Если между светлыми феями царили такие же распри, как у темных, мы, люди, никогда бы о них не узнали. Мы видим лишь малую часть их жизни, привычек, и светлых фей это устраивает.

Оправдывая свое название, темные феи предпочитали такие же потрясающие наряды, но почти все в оттенках темно-синего или черного, хотя некоторые были в белых одеяниях, похожих на паучью паутину или саван. У большинства были волосы цвета воронова крыла; кто-то, впрочем, выделялся на общем фоне белыми, как кость или лед, прядями. И у темных фей тоже были крылья: вороньи, драконьи, или как у бражника – мертвой головы, изодранные крылья летучей мыши, мухи-падальщика. Даже несколько раз встречались костяные крылья. Кто-то держал внушительный посох, кто-то – волшебную палочку, а кто-то пришел с пустыми руками. Все темные феи были настолько бледными, что казались бескровными на фоне светлых, цвет лица которых варьировался от нежно-розового до темно-коричневого, хотя были среди них обладатели голубой и зеленой кожи.

Темные зыркали на светлых с такой яростью, что я готовилась к тому, что те вспыхнут. Но против правил они, конечно, были бессильны. Темные явились сюда, в основном, чтобы продемонстрировать к нам, простым смертным, свое презрение, хотя встречались и те, кто надеялся напугать гостей и вкусить их ужас, что было разрешено.

По лестнице следом за мной поднялся секретарь с ворохом бумаг.

– Все темные феи присутствуют, ваше величество.

Это был один из старших секретарей, которые, вероятно, начинали службу еще при папином отце. Он выглядел очень уж спокойным для того, кто стоял в конце зала и по крайней мере три раза пересчитывал темных фей по списку, потому что, если мы начнем до прибытия всех – а они, как известно, намеренно опаздывают, – то получим очередную оскорбленную темную фею. И все дело, конечно, было только в них. Если опаздывал светлый, он просто очаровательно отшучивался, но мы не смели ничего делать, пока не прибудут все темные феи.

Папа кивнул, и секретарь ушел, чтобы подать знак начинать церемонию.

Прямо над нами, в галерее, менестрели заиграли веселую мелодию – сигнал всем, кто еще слонялся по аванзалу, занять места. Затем музыканты грянули величественный марш – выход архиепископа Томаса, которому предстояло провести церемонию. Она, однако, не была религиозной, поскольку и это оскорбило бы темных фей, и архиепископа сопровождали шесть служек без священных символов и кадил с ладаном. Вместо него воздух наполняли ароматы многих тысяч цветов, расстилавшихся по залу ковром. Архиепископ в алом облачении с полосами из золотой вышивки и церемониальном головном уборе выглядел очень величественно. Служки в возрасте от девяти до двенадцати лет, выстроенные по росту, были одеты в тон.

Следом появился хор в белоснежных одеждах, смешанный по возрасту и полу, и расположился вдоль стены в центре зала. Когда марш кончился, настал черед хора, и они затянули древнюю песню, в основном состоящую из таких слов: «Да здравствует король, да здравствует королева, да здравствует принцесса». Традиция традицией, но текст песни не то чтобы блестящий. Снова посмотрев в глазок, я увидела, как темные феи ухмылялись.

«Да как будто вы бы лучше сочинили», – обиженно подумала я.

Темным феям совершенно не давалась музыка, и поэтому, чтобы в их дворах и поместьях звучало что-нибудь приличное, обычно приходилось похищать и заколдовывать музыкантов-людей, которых для этого нужно сперва обманом заставить оскорбить темного. Я поспешила отогнать от себя эти мысли. О темных лучше вообще ничего не думать.

Последние аккорды песни были сигналом для нас. Первым вышел папа, за ним – мама с Авророй, и следом Мелали в белом чепце с вуалью и платье, которое казалось сшитым из по меньшей мере семи сотен метров тонкого янтарного льна. Мелали выглядела так, словно не была до конца уверена, что в маминых объятиях Аврора в безопасности. Постоянно подергивала руками, будто ужасно хотела выхватить малышку и прижать к себе.

Затем мы встали позади традиционного крестильного сосуда, величественной чаши из резного алебастра высотой человеку по пояс, и повернулись к архиепископу и гостям. Мелали заняла место по левую руку от мамы, а я – по правую руку от папы.

Архиепископ произнес речь о долге родителей по отношению к ребенку и долге ребенка по отношению к родителям. Затем он повернулся к залу.

– Вы собрались здесь засвидетельствовать, что этот младенец – законнорожденная дочь короля Карлсона и королевы Алитии. Что она – прямая наследница королевства Тиренделл. Признаете ли вы ее?

– Признаем! – отозвалась толпа.

Правда, я не могла сказать наверняка, подал ли голос кто-то из темных, но это не имело значения. Они не имели права высказываться в делах сугубо человеческих.

– Крестные матери этого дитя, пожалуйста, подойдите, – попросил архиепископ.

Так вот, мы понятия не имели, кто из приглашенных светлых фей решил стать крестными Авроры; лишь знали, что вызовется по крайней мере одна, но не больше трех. Не представляю – как, думаю, и остальные, – соревнуются ли светлые феи между собой за роль крестной. Как вообще это происходит? Может, их выбирает какое-нибудь собрание? Разумеется, любая светлая фея будет хороша, но некоторые все-таки более могущественны, а значит, они лучшие защитники. И случись что с папой и мамой, эта защита окажется жизненно важна: долгом крестных матерей будет унести Аврору в безопасность, обучить ее мудро править королевством.

На то есть причина. Случалось, что люди, которых назначали защитниками новорожденных королей и королев, затем переходили на темную сторону. В каждом известном мне королевстве был хотя бы один человек, кому власть ударила в голову и кто решил, что из него выйдет лучший правитель, чем из законного наследника. В случае Тиренделла, если бы около трехсот лет назад одна из крестных матерей принца Лайонела не взяла дело в свои руки и не выкрала мальчика как раз когда убийца под командованием его дяди готовился сбросить его с Северной башни, папы бы здесь не было.

Само собой, мы хотели заполучить самых сильных фей.

Первой выступила высокая, полная достоинства зеленоволосая фея, чей костюм представлял собой нечто среднее между мерцающим серебристым платьем и тонким доспехом. Выглядела она многообещающе. Ее крылья, как у насекомого, были защищены поблескивающим зеленым панцирем, из-за которого казалось, что она несет на спине щит из изумрудной эмали.

– Я Бьянка Крепкий Щит, и я буду этому ребенку крестной матерью, – проговорила фея звонким голосом, что разнесся эхом по залу.

– Милости простим и в добрый час, Бьянка Крепкий Щит, – отозвался папа с поклоном. – Мы перед вами в долгу.

Фея поклонилась в ответ и встала справа от меня.

Затем вперед шагнула вторая, чуть пониже ростом, с белоснежными волосами, в длинных, украшенных драгоценными камнями одеждах. Когда я увидела, что ее стрекозиные крылья увиты серебряными прожилками, которыми феи укрепляли ослабевшие крылья, и на лице проглядывали едва заметные морщинки, я с изумлением поняла: ее волосы не были выкрашены, они поседели от возраста. Значит, она принадлежала к старейшим и мудрейшим светлым феям Тиренделла. Я чуть не взвизгнула от радости, но сдержалась.

– Я Домна Сребродрево, и я буду этому ребенку крестной матерью, – произнесла фея тихо, но ее голос тоже разнесся эхом по залу.

Папа поприветствовал ее так же, как Бьянку, и Домна заняла место рядом с ней.

Третья фея выглядела едва ли старше меня. У нее были алые волосы и птичьи крылья, и наряд, будто сотканный из пламени. А еще – самая заразительная улыбка, которую я когда-либо видела, и я вдруг поняла, что улыбаюсь ей в ответ.

– Я Брианна Огнеястреб, – объявила она и усмехнулась чуть шире, когда все, кроме фей, ахнули. – И я буду этому ребенку крестной матерью.

Все в Тиренделле знают, кто такая Брианна Огнеястреб. Та самая фея, которая три сотни лет назад подхватила принца Лайонела с края башни и отнесла в безопасность. Папа поклонился и поприветствовал ее точь-в-точь как остальных двух, должным образом. Но я знала, что внутри он наверняка почти растаял, как желе. Глаза у мамы уж точно стали как два блюдца.

Архиепископ не обратил на все это никакого внимания. Он протянул к Авроре ладони, и мама вложила ее в его руки. Мелали стиснула зубы, но архиепископ держал Аврору со знанием дела. Он чуть-чуть качнулся на носках, и тут же раздался звонкий довольный смех малышки, заставивший всех, кроме темных фей, улыбнуться.

Архиепископ окунул пальцы в воду купели, приложил их ко лбу Авроры.

– Милое дитя, имя, что для тебя выбрано, – Аврора Хлоя Серафина. Прими его и расти в свете и любви своей семьи, друзей. Я дарую тебе защиту и благословение Церкви и всех ее слуг.

Теперь пришло время подарков от крестных матерей. Не осязаемых, которые высились горой на столе в задней части зала. Нет, эти дары были куда важнее!

Архиепископ передал Аврору Бьянке. Фея тоже приняла малышку с уверенностью той, кто имел дело с множеством младенцев, уложила на сгиб левой руки, а пальцы правой окунула в сосуд. Затем тронула ими то же место на лбу Авроры, и малышка на мгновение засияла чистым белым светом.

– Аврора Хлоя Серафина, я наделяю тебя даром любви. Ты будешь дарить и получать ее в равной мере, быть любимой и любящей каждый день своей жизни.

Мама улыбнулась, в ее глазах стояли слезы радости. Я прекрасно представляла ее чувства. Это великий дар. Ни один правитель, любящий свой народ, никогда не станет плохо с ним обращаться, и народ, любящий своего правителя, будет его защищать.

Бьянка передала Аврору Домне. Прежде чем окунуть пальцы в воду, древняя фея прошептала что-то малышке, и та заагукала от восторга.

– Аврора Хлоя Серафина, я наделяю тебя даром мудрости. Ты будешь нести мудрость и учиться ей в равной мере, ты будешь услышана и готова слушать каждый день своей жизни.

И снова Аврора на миг озарилась мягким сиянием магии.

Наконец настал черед Брианны, и я затаила дыхание, гадая, что же подарит легендарная фея. Кончики ее пальцев оставили на лбу малышки каплю воды.

– Аврора Хлоя Серафина, я дарую тебе благосклонность судьбы. Если все вокруг погрузится во мрак, тебя всегда найдет Безграничный свет, нежданно появятся друзья и…

И Брианну прервал оглушительный раскат грома. Темнота окутала зал густой черной пеленой. Люди кричали, светлые феи вызывали источники света – парящие шары, пылающие посохи, – даже вспыхивали сами и взлетали над толпой. Брианна прижала Аврору к себе, Домна из ниоткуда извлекла посох с сияющим драгоценным камнем, а Бьянка вскинула меч и щит из света.

Я машинально уставилась на темных фей, но даже они казались испуганными и сбитыми с толку. Они столпились у стены, готовые к обороне.

А потом снова грянул гром и послышались крики, люди спешно пытались убраться от центрального прохода – и глаза всех темных буквально засветились удовольствием и растущей силой.

И сквозь расступающуюся толпу к нам направилась темная фея со свитой.

Впереди и позади нее скакали уродливые скелетообразные существа в грязных лохмотьях. Создания эти были выше человеческого роста и двигались как-то неправильно, словно у них больше суставов, чем у людей. На обтянутых кожей беззубых черепах горели бледно-зеленым огромные глаза, волос не было совсем. Темная фея, потрясающе красивая, с волосами цвета воронова крыла, в головном уборе из усыпанных драгоценными камнями бараньих рогов, была одета в платье цвета пролитой крови. Черные камни, оправленные потускневшим серебром, украшали ткань, опоясывали талию.

Кровь у меня в венах разом превратилась в лед. В тот момент я определенно стала самым лакомым кусочком страха для любого темного поблизости.

Пока новоявленная гостья шествовала по залу, я вдруг уловила легкое движение слева. Папа в отчаянии смотрел на секретаря, тот качал головой. Я посмотрела направо. Брианна, Бьянка и Домна ошеломленно глядели на гостью, однако самым странным было то, что все до единой темные феи либо застыли в шоке, либо обменивались друг с другом озадаченными взглядами, на мгновение объединившись в общем недоумении. И тогда я поняла: никто не знает, кто она такая! Ни секретарь, ни светлые феи, ни темные.

А значит, мы ее не пригласили, и она оскорблена. Правила предельно ясны. Она могла сотворить все, что только пожелает, – и Брианна уже назвала свой дар, нечему больше противостоять проклятию, которое нашлет незваная гостья. И, судя по ее виду, оно наверняка будет ужасным. Например, затяжным и мучительным, чтобы выжать как можно больше горя не только из нашей семьи, но и всего королевства.

Я оцепенела, ноги будто приросли к месту, от страха и беспомощности накатила тошнота.

– Итак, – начала темная фея, остановившись вместе с чудовищной свитой, что теснилась подле.

Голос гостьи был бархатным, а сама она пугающе красива, ледяное совершенство со сверкающими, будто зловещие изумруды, глазами.

– Я не получила приглашения на сие торжество. Я оскоблена. Даже сокрушена, – она скользнула по всем нам взглядом, очевидно наслаждаясь нашим страхом. – Что же у нас тут? Свадьба? Шестнадцатый день рождения? – Она притворилась, будто только заметила Аврору в объятиях Брианны. Бьянка бессильно сжала рукоять меча. – О, нет, вижу, у нас крестины! Что ж, есть у меня подарок для этого милого дитя…

Папа потянулся за клинком, которого сегодня не было на поясе. Судя по выражению лица, папа даже подумывал броситься на темную фею с голыми руками, но понимал, что не успеет даже приблизиться, ее приспешники разорвут его на куски. Мама так побледнела, что казалась совсем прозрачной, но цеплялась за руку папы, словно пыталась его удержать.

Архиепископ был мрачнее тучи, к нему в ужасе прижимались служки, не давая шелохнуться. Люди в зале сгрудились как можно дальше от темных фей, чем невольно поймали в ловушку рыцарей и королевскую гвардию. Те никак не могли выбраться из толпы, никого не ранив.

На лицах светлых фей отражался чистый ужас и беспомощность. Опасность грозила не им. Они не могли ничего сделать. Мы сами открыли дорогу любому злу, которое желала сотворить эта темная, потому что ее не пригласили. Брианна даже не могла сбежать с Авророй, проклятие все равно настигнет малышку где угодно.

Тем временем незваная гостья расправила плечи и вскинула правую руку. Черный кристалл, венчающий ее посох, затопил зал блеклым зеленым свечением.

– Аврора Хлоя Серафина! – выкрикнула темная фея. – Я дарую тебе…

– Нет! – выкрикнула я. – Оставь ее в покое!!!

И я бросилась между Брианной и темной феей, широко раскинув руки, чтобы принять как можно больше проклятия на себя. По крайней мере, таков был мой план, если его можно так назвать, – что, конечно, глупо, ведь проклятие наложено на имя Авроры, я никак не могла его перехватить.

Но когда страшная магия вырвалась копьем из посоха зеленой вспышкой и ударила в меня… она разбилась вдребезги. На миллион искорок, что упали к моим ногам и с шипением исчезли.

Темная уставилась на меня. Злорадство на ее лице сменилось яростью. Я едва успела перевести дыхание – в глазах феи я увидела, что она сейчас даже не проклянет, а сотрет меня в порошок мощью посоха, – и выбросила руки вперед, как раз когда она напала. Сила ударила мне в ладони и разлетелась брызгами.

Теперь некоторые люди кричали и пытались убежать. Темные и светлые феи напряженно следили друг за другом через проход, подстрекая сделать первый шаг. Одного движения, одной осечки было бы достаточно, чтобы разжечь открытую войну прямо здесь, и темные феи в первую очередь нацелились бы на нас, на людей. Спиной я чувствовала, как моя семья отступает. Теперь Брианна могла унести Аврору, главная опасность миновала. Особые проклятия готовятся долго – день за днем, если точнее. Пока темная фея заложит еще одно, архиепископ уже даст Авроре новое имя, и она скроется вместе с Брианной.

И, кроме того, темная фея сейчас не обращала на Аврору никакого внимания. У нее была другая цель.

Я.

Гостья сощурилась. Я ожидала от нее каких-нибудь слов, но она молчала. Где же наш волшебник, Джеррольд? Тоже зажат в давке позади стоящих плотным строем светлых и темных фей?

Гостья подняла посох. Я вскинула руки, прикрываясь ими, как щитом.

Вспышка блеклого зеленого свечения снова ударила мне в ладони. И… я напряглась, будто в попытке удержать дверь, не дать ей открыться, отражая магию. Я понятия не имела, что делаю и как, но почувствовала, как заскользили по полу ноги. И знала, что не смогу упираться вечно – вернее, дольше нескольких мгновений.

Я больше не боялась, не злилась. Все, что во мне осталось, – это решимость. Я просто отреагировала чисто инстинктивно. Собрала силы в кулак, рьяно упираясь. Глубоко вздохнула, прищурилась от зеленого света и заорала во всю глотку:

– Оставь! Ее! В ПОКОЕ!!!

А потом дала отпор, мысленно и физически.

С грохотом, который отбросил меня назад так, что я растянулась на полу, темная магия отразилась от моих рук и с еще одним «БАМ!» ударила саму заклинательницу. Та закричала.

Что-то ослепительно вспыхнуло. И когда я снова смогла видеть, темная и все жуткие создания… исчезли. Только трепетали в воздухе несколько крошечных черных лоскутков, а на полу, где она стояла, остался выжженный след.

Первыми среагировали темные феи – и с гримасами страха бросились удирать. Некоторые открывали порталы прямо в зале, другие взлетали и ломились наружу через окна. Третьи бежали к дверям, вызывая еще больше криков у гостей, с которыми сталкивались по пути. Светлые феи, кроме нескольких из первого ряда, кто бросился ко мне, в мгновение ока пустились в погоню. Я проследила за ними; они не собирались никого ловить, но должны были убедиться, что никто из темных не вернется. Они по-прежнему не могли напасть на темных – та, кто все это заварил, оказалась мертва, а если кто-то и подумывал объединиться с незнакомкой, эту мысль явно вышибло им из головы, как только я ударила соперницу ее же оружием.

Парень с фиолетовыми волосами, одетый в основном в платки, сжал мою правую руку, величественный блондин с сине-желтыми птичьими крыльями подхватил меня за левый локоть, и вдвоем они помогли мне подняться на ноги. Я вглядывалась в лица окруживших меня фей, все еще не очень хорошо соображая.

– Что случилось? – ошеломленно спросила я, когда из кладовой вернулась Домна.

Она коснулась плеча птицекрылого фея и мягко отодвинула его в сторону.

– А это, моя дорогая юная смертная, – произнесла Домна, – мы и сами хотели бы узнать!

Тут мои колени подогнулись; фей с фиолетовыми волосами поймал меня и поднял на руки, словно я ничего не весила.

– Наверх, – приказала Домна. – Собираемся в личных покоях короля.

Она оглянулась на остальных фей и кивнула.

– Вижу, весь совет здесь, кроме Брианны и Бьянки, они уже там. Пойдемте. Отнеси юную Мириам, Элсфирд.

Большинство фей вылетели через разбитые окна. У меня слишком кружилась голова, чтобы мыслить ясно, но мне повезло – мой спаситель с фиолетовыми волосами думал за нас обоих. Из кладовой он поднялся вверх по лестнице, явно догадавшись, что остальные ушли именно туда.

Он определил, где все, следуя за гулом голосов в верхних покоях мамы, и внес меня туда на руках.

– О боже мой… Мири! – охнула мама.

Мой спаситель поставил меня на ноги, и мне удалось к ней доковылять. Мама обняла меня одной рукой, держа другой Аврору. Значит, с малышкой все было хорошо.

Сестра подняла на меня глазки и что-то агукнула, и я чуть не заплакала от облегчения.

– Я в порядке, мама, – повторяла я снова и снова, пока она наконец не поверила и не отпустила меня.

Я, пошатываясь, добрела до диванчика и тяжело на него плюхнулась. Рядом села Бьянка, пока остальные всеми силами успокаивали маму и папу.

– Знаю, наверняка голова кругом, – произнесла Бьянка и похлопала меня по руке. – Но сейчас нужно ответить на пару вопросов, пока не померкла память.

– Я попробую, – неуверенно сказала я.

Домна, отделившись от других, тоже присела неподалеку, чтобы послушать. Обычно – особенно с феями! – я бы дважды подумала, что именно говорить, – спасибо за это Белинде. Но сейчас я была так ошеломлена, что просто рассказала все как есть.

Бьянка задавала много вопросов. Делала ли я что-то подобное раньше? (Нет, конечно.) Игралась ли я когда-нибудь с магией, даже совсем чуть-чуть? (Даже в голову не приходило.) Казалось ли мне, что что-нибудь случится, а потом оно действительно происходило? (Нет.) Спрашивал ли у меня что-нибудь о магии папин волшебник? (Никогда!) И всякое о том, что я чувствовала, когда остановила проклятие и обернула силу незваной гостьи против нее самой. Очень конкретные вопросы. Бьянка даже подсказывала слова, когда я колебалась, помогая ухватить суть того, что я делала, и сказать: «Да, да, так». Например, «бастион» – когда она спросила, во что я пыталась превратиться.

Потом Домна спросила, как я себя чувствую.

– Немного тошнит, – призналась я. – И голова до сих пор кружится. Кажется, даже не смогу встать.

Она цокнула языком, покрутила пальцем над левой ладонью, создавая вихрь сверкающих пылинок; из них соткалась крошечная бутылочка сапфирового цвета. Домна взяла ее двумя пальцами и вручила мне.

– Выпей, – приказала она. – Одним глотком, иначе подавишься.

С гримасой я откупорила бутылку, сделала как велено и чуть до потолка не подскочила. Я как будто хлебнула жидкого огня! Но жжение быстро исчезло, и осталось приятное тепло, которое растеклось по телу. Голова перестала кружиться, и я снова почувствовала себя хорошо.

Тут к нам присоединилась и Брианна. Остальные феи все так же переговаривались с мамой и папой; Аврора лежала в колыбели, которую каким-то образом перенесли из детской, а Мелали, стоя над ней мрачным драконом, размахивала подсвечником, словно мечом. Пусть я полностью поддерживала ее в стремлении защитить Аврору, выглядела Мелали несколько безумно. Но, с другой стороны, может, в чем-то она была права: некоторые феи восприимчивы к серебру.

– Что ж, – произнесла третья крестная мать. – Я определенно не ожидала, что мой дар сыграет так скоро. – Она склонила голову набок и взглянула на меня. – И что мы думаем?

Домна фыркнула.

– В ней течет кровь фей, вот что. Сколько и откуда – понятия не имею. Придется изучить ее родословную.

Эти слова, по всей видимости, услышал придворный секретарь. Как и светлые феи, он ухитрился пережить случившееся, сохранив трезвый ум и самообладание. Секретарь бочком приблизился к Домне.

– Наверняка на стороне отца, – заявил он, как будто меня не было рядом. К такому отношению от секретарей и старших придворных я, по правде говоря, привыкла. Мне это не нравилось, но что поделать. Просто так с возрастом ведут себя некоторые люди, словно любой, кто младше, невидим. – Когда его высочество сделал предложение королеве, я проследил ее родословную так далеко, что если в ней и есть кровь фей, то не больше доли от капли.

– Что насчет отца? – вопросила Брианна.

Вот теперь старик глянул на меня краем глаза и пожал плечами.

– Не придворное дело. Не она выходила за короля, а ее мать. Единственное, что в ней имеет значение, – баронский двор и рыцарское поместье, и оба подарила ей корона. – Выдав эти жемчужины мудрости, секретарь так же бочком вернулся к другой дискуссии.

Домна снова фыркнула.

– Какой неприятный человечек.

– Он избавил нас от множества работы, – заметила Бьянка. – Теперь нужно сосредоточиться лишь на…

Она вскинула бровь, глядя на меня. Я облизнула пересохшие губы.

Мама не обращала на нас никакого внимания, полностью погруженная в беседу папы, архиепископа и растущей толпы других важных людей из папиного тайного совета.

– Если бабушка с дедушкой и живы, отец никогда о них не говорил… да вообще мало рассказывал о прошлом, – запинаясь, пробормотала я. – Не знаю, есть ли где-то сведения о его родителях… о, подождите.

Все три крестные ловили каждое мое слово, и я залилась краской от стыда, ведь на самом деле мне вспомнилась сущая мелочь.

– Однажды один рыцарь рассказал, что отца, когда ему было шесть или семь лет, привела в рыцарский зал прекрасная женщина. Она попросила о встрече с сэром Делакаром. После пары слов он отвел ее и моего отца в отдельную комнату, а когда они вышли, объявил, что мой отец теперь его паж, и если кто вздумает над ним издеваться, Делакар прогонит негодяя по двору три круга и все это время будет лупить мечом в ножнах. Женщина исчезла, а отец поступил на службу к Делакару, и все решили, что это один из его… – Я снова вспыхнула.

– Незаконнорожденный сын, – коротко сказала Бьянка. – Ну, думаю, очевидно, что он им не был.

– Очевидно, что он был или полностью феем, или по крайней мере наполовину, – высказала мнение Домна. – Вопрос в том, почему фея доверила свое драгоценное дитя смертному, да еще и простому рыцарю?

– Может, она не была феей. Что, если она была смертной и родила от любовника-фея? – поинтересовалась Брианна. – В этом больше смысла, верно?

Домна стиснула переносицу пальцами.

– В данный момент единственное, что имеет смысл, – это необходимость обучить это дитя, и как можно скорее.

Остальные крестные кивнули, а я уронила челюсть.

– Подождите… меня? Но…

– Твоя сестра в смертельной опасности, – зловеще произнесла Домна. – Подумай. Могущественная темная фея проникла в королевство и обосновалась столь тайно, что даже местные темные о ней не узнали… а почему? Не для того ли, чтобы напасть на Аврору в день ее крестин? И зачем же? Она очень умно разыграла все согласно правилам, но что такого важного именно в этом ребенке и этом королевстве?

– Немалый труд, – вступил в беседу фей с фиолетовыми волосами. – И все же ничто не указывает на иные ее намерения. Она не привела ни армии, ни союзников, а значит, не собиралась навредить никому, кроме ребенка…

– Именно! – мрачно подтвердила Домна. – И вы, разумеется, понимаете, что сие означает?

– В Авроре есть нечто необыкновенное, – поспешила ответить Бьянка, – и об этом прознал или темный другого царства, или смертный, король или волшебник, и он нанял нашу могущественную гостью, достаточно умную, дабы устранить Аврору, не нарушая правил. И об этом понятия не имеет никто из фей нашего королевства.

– Нам ее не защитить, – мрачно подытожила Брианна.

– Волшебник поможет, – сказала Домна. – Просто-напросто спрячет дитя, пока мы не придумаем способ ее уберечь.

– О, ну да, в прошлом же это всегда срабатывало идеально, – фыркнула Бьянка. – Вам напомнить, как все было на самом деле? Ей нужен полноценный, могущественный защитник! При всем уважении к Джеррольду, он уже стар, ему не хватит сил отразить нападение, подобное только что увиденному.

«Но у меня есть магия фей…»

– Я связана Договором, правилами и запретами? – спросила я вслух.

– Нет, конечно, дорогая, – рассеянно ответила Домна. – Ты по меньшей мере наполовину человек. Ты вне правил.

Я колебалась. Потому что все это ужасно пугало. Пусть первый раз я одержала верх благодаря лишь силе воли, это вовсе не означало, что я сумею повторить свой подвиг. Я уж точно недостаточно опытна для рыцаря. А именно рыцарь, волшебный рыцарь и нужен Авроре.

Но потом она хихикнула, и моя паника сменилась решимостью. Никому не позволю причинить вред моей младшей сестренке! Да и мальчишек младше меня все время посвящали в рыцари. Если они отправлялись на войну, то уж наверняка я найду в себе смелость защитить Аврору!

– Отлично, – мой голос дрожал, кулаки были сжаты. – Я согласна. Не знаю как, но я справлюсь.

– Думаете, сможет? – поинтересовалась Бьянка.

– Например, натаскаем ее сами, – заметила Домна. – Она не первая полукровка, которой вдруг понадобилось обучение. Ее все равно пришлось бы тренировать, так почему бы не сосредоточить процесс на защите малышки?

– Ну, нам придется что-то предпринять после случившегося, – Брианна посмотрела куда-то вдаль. – Триста лет утекло с тех пор, как в последний раз правила и Договор нарушали столь вопиющим образом. Не думаю, что у нас есть выбор.

Папа и мама, услышав окончание нашего разговора, повернулись. На их бледных лицах читался ужас.

– Ей всего пятнадцать! – вскрикнула мама.

– Не позволю рисковать ребенком! – взревел папа.

И меня довольно бесцеремонно вытолкнули из обсуждения, потому как вокруг одновременно заговорили, заголосили и заспорили и феи, и люди. Галдеж продолжался так долго, что действие зелья начало сходить на нет, и у меня снова разболелась голова.

– Хватит! – наконец заорала я.

И, что удивительно, все действительно замолчали, уставившись на меня.

– Послушайте, – произнесла я во внезапно воцарившейся тишине. – Все крестные говорят, что во мне течет кровь фей, но поскольку я не фея, на меня не действуют правила, и я могу сделать что угодно с любым темным, кто сунет в наши дела нос.

Ну, сказали они не совсем это, но в общем и целом, думаю, сойдет.

– Они научат меня, и я смогу защищать Аврору. – Мама приоткрыла губы, готовая возмутиться, но я повернулась к папе. – Крещение окончено. Аврора должна быть в порядке до тринадцатого дня рождения, так? Только тогда она снова станет уязвима. Папа, это целых тринадцать лет на изучение магии. На три года больше, чем у тебя ушло, чтобы пройти путь от пажа до рыцаря!

– Справедливо, – признал он, и на лице мамы отразилась тревога.

Тогда я обратилась к ней.

– Ты всегда повторяешь, как я похожа на отца, – ну, так что бы сделал отец, будь ему пятнадцать? Он бы сказал то же самое! Мама, у меня есть магия фей. Что лучше защитит Аврору? Рыцарь с мечом или рыцарь с магией?

Но ответил мне папа – он больше не хмурился.

– Тот, кто владеет и тем, и другим, – тихо произнес он, глядя так, словно видел не меня, а своего старого друга, товарища-оруженосца, Дженивера. Папа повернулся к Бьянке. – Что-то помешает ей обучаться фехтованию наравне с магией?

Фея улыбнулась и протянула руку. В ее ладони снова заплясал поток сверкающих пылинок, сплетающихся фигурой, смутно, а затем и более явно напоминающей меч, который наконец полностью проявился и исчез с легким хлопком.

– Ничто не помешает, – ответила Бьянка. – Я, как известно, сама часто предпочитала клинок волшебной палочке.

– Ох, я бы тоже выбрала клинок! – горячо заверила я.

Женщины и правда становились рыцарями – нечасто, и при нашем дворе сейчас их не было, но они существовали. Не то чтобы я собиралась совершить неслыханное. И я, если честно, давно хотела попросить папу позволить мне тренироваться с оруженосцами.

И, судя по всему, папа принял решение.

– Так и быть, – твердо кивнул он. – Дадим ей все оружие, каким только владеют смертные и феи, дабы она защитила себя и сестру. По утрам, Мири, ты будешь заниматься с оруженосцами. Днем – с крестными. Таков мой указ, и пусть никто не чинит преград под страхом наказания.

Мама схватила его за руку, но не стала возражать. Секретарь записал все сказанное. Крестные казались довольными, остальные же феи немного сомневались, но не настолько, чтобы начать спорить.

И только архиепископ сохранял невозмутимость. Он опустил ладонь мне на макушку.

– У тебя храбрая душа, доброе сердце и острый ум, Мири. Благословляю.

Тем самым он каким-то образом расставил для меня все по местам. Я по-прежнему боялась, но чувствовала, что приняла верное решение.