Сердце пяти миров

Глава 26

Шербера тяжело дышала, хватая ртом воздух. Ее лицо горело от притока крови, сердце стучало где-то в голове, а руки казались двумя кусками окаменевшей плоти.

Прэйир с мечом в руках стоял напротив, ожидая, пока она отдышится, и говорил, спокойно, размеренно, объясняя ей то, что объясняет учитель ученику-мальчишке, только начавшему свой путь к тому, чтобы стать славным воином.

— Ты слабее меня и любого мужчины в войске, акрай, но у тебя есть преимущество, которого нет у нас. Ты меньше, а значит, в тебя труднее попасть. Не позволяй врагу тебя достать, спрячься и нанеси удар, когда этого не ждут. Обмани врага — и выживешь. Будешь самонадеянной в своей честности — умрешь. Ты усвоила, акрай?

Она оттерла пот со лба краем рукава и кивнула.

— Быть быстрее. Обманывать. Уклоняться. Я поняла.

— Тогда поднимай меч.

Металлический клинок отразил лучи заходящего солнца, когда она поудобнее схватилась за рукоятку двумя руками. Вот уже пару дней, как Шербера приходила на урок, держа в руках не каменный афатр, а меч, найденный ими в ущелье в тот день, когда она открыла Прэйиру свое сердце. Тэррик отдал ей этот меч, заметив, что он весит меньше, а значит, ей будет легче им сражаться.

Так и было.

Она увернулась от удара, как и наказал Прэйир, и его афатр со свистом рассек воздух в шаге от нее.

— Не останавливайся, акрай!

Мечи ударили друг о друга, и боль была такая, словно руки припечатали со всей силы огромным камнем, но Шербера уже знала ее — и училась использовать, как говорил ей Фир, когда рассказывал о боевой ярости каросов.

Сделай боль не врагом, а союзником, акрай. Заставь ее стать твоим источником силы, а не поводом для слабости.

Еще удар — Шербера позволила ярости захлестнуть себя с головой. Она перестала бояться ранить Прэйира, а просто била, пытаясь его достать, и он отступил, позволяя ей почувствовать успех, и еще и еще, пока кровь не затуманила ей голову и не заставила забыть обо всем.

В какой-то момент она потеряла ощущение реальности. Был только враг, которого нужно было убить, и был только бой, который она должна была выиграть, пусть даже ценой собственной жизни.

Удар, еще удар.

Ценой собственной жизни.

Выпад, поворот, прыжок.

Бой. Цена. Жизнь…

Слова пробились сквозь кровавую завесу, застившую ее разум, и вернули ее обратно в мир, где еще один бой велся не мечом, а магией, и наполнили ее сердце звуком имени, которое она на мгновение позабыла.

Тэррик.

Шербера отбросила меч в сторону и отскочила, когда Прэйир сделал шаг вперед.

— Мы еще не закончили! — рявкнул он, занося меч. — Поднимай меч! Защищайся!

— Нет! — Она закрылась руками, съежилась, не пытаясь защититься, и он все-таки остановился и с неудовольствием опустил афатр. — Мне нужно идти. Сегодня мы начали позже, я знаю, но… мне нужно.

Шербера несколько раз глубоко вдохнула ртом, чтобы отдышаться.

— Я приду завтра. Я обязательно приду завтра, Прэйир и…

— Это я выбираю время, когда учить тебя, а не наоборот, акрай, — напомнил он ей. — Быть может, ты заставила кароса каросе и фрейле есть у тебя с руки, но со мной это не пройдет. Ты или остаешься, или с уроками покончено. Бегать за тобой я не стану.

— Но мне нужно уйти, — умоляюще сказала она. — Пожалуйста, Прэйир, я должна.

Ей нужно было дать Тэррику лекарство в определенное время, до появления Белой Матери на северной части небосклона. Ее более светлые и маленькие Белые Дети уже сияли на небе, а это значило, что времени было мало. И они сегодня действительно начали позже — Прэйир был в дневном карауле, и только после ужина повел Шерберу за лагерь, — но позже дать лекарство Тэррику она не могла.

Олдин наказал именно так. Она сделает все, как надо.

— Ты идешь к фрейле, — сказал Прэйир ей, пока она оттирала с меча кровь и заворачивала его в ткань.

— Да.

— Ты ходишь к нему каждую ночь.

— Да.

— Я бы сказал, что такая привязанность достойна подруги или жены, если бы не знал, что змеемаг и карос каросе тоже не обделены твоим вниманием. Давно ли тебе стало мало одного мужчины за ночь, акрай?

Шербера сжала зубы, уговаривая себя молчать. Олдин попросил ее не говорить о болезни Тэррика, чтобы не плодить ненужные слухи, но если других — за исключением любящих сплетни женщин — не особенно-то и волновало, почему она проводит у фрейле каждую ночь, ее мужчин это определенно касалось.

— Если я нужна тебе, — сказала она наконец, глядя ему прямо в глаза, — тебе нужно только сказать.

Она имела в виду не только себя как акрай, и они оба это знали. И пусть Шербера сожалела о своем признании, делать вид, что не говорила этих слов, она не собиралась. Она вздернула голову еще сильнее, когда Прэйир сделал шаг к ней, ее сердце забилось в груди одновременно с надеждой и с предчувствием разочарования.

Сейчас он скажет ей что-то обидное и уйдет. Оставит ее одну снова, безразличный, суровый славный воин, не знающий, что такое привязанность и любовь….

— Зачем тебе я, Шербера?

Она моргнула, не веря своим ушам.

— Зачем мне ты? — повторила растерянно.

— Война заканчивается, — сказал он. — Фрейле вернется в свой город, и ему будет нужна жена. Женщина, которая делит постель с ним одним, а не с ним и четырьмя другими мужчинами. Мы все знали это, когда соглашались стать твоими спутниками, даже глупец Фир, которому придется выдернуть себе сердце, когда ты уйдешь. Я не верю, что ты об этом не думала.

— Я не собираюсь становиться женой Тэррика, — сказала Шербера, слишком ошарашенная тем, что услышала, чтобы понять, что именно она чувствует сейчас. — И я не собираюсь оставлять Фира, потому что я связана с ним клятвой Инифри…

— Но ты сказала, что к этому тебя и готовили, акрай.

— А еще я сказала, что мое сердце принадлежит тебе! — Она вдруг так разозлилась, что даже топнула ногой. — И разве ты не знаешь, что война закончится только со смертью последней акрай, а это значит, что вы все сможете…

— По-твоему, я учу тебя только для того, чтобы тебе было веселее умирать, женщина? — взорвался он, хватая ее за руку и притягивая к себе.

Его грозовые глаза уперлись ей в лицо, и в другое время, возможно, она бы испугалась, но не теперь, когда она в ней кипела такая чистая злость, не теперь, когда она знала, что как бы зол он ни был, он не причинит ей вреда.

— Ну конечно нет! — рявкнула она в ответ. — Ты учишь меня, потому что тебе нравится каждый день доказывать мне, какая я никчемная!

— Ты слишком высокого мнения о себе, раз считаешь, что мне есть какое-то дело до того, сколько раз ты упадешь в пыль.

Несколько мгновений они сверлили друг друга взглядами. Шербера не пытаясь вырваться, хотя могла бы — и знала, что он отпустит ее сразу же, как почувствует сопротивление. Тяжело вздохнув, она попыталась взять себя в руки.

— Иногда мне хочется, чтобы я любила Фира, — сказала уже тише, но все еще зло. — Или Тэррика, или Номариама, или Олдина, только не тебя.

— Видишь, даже постельный мальчишка лучше меня, акрай, — сказал Прэйир ядовито, но она не поддалась.

— Он добрее и заботливее. Тэррик умнее и благороднее, Номариам спокойнее и рассудительнее, а Фир это просто Фир, как он есть, огонь в крови и ярость боя. Ты же — жестокий, высокомерный, вспыльчивый и постоянно злишься на меня так, словно я мгновение назад тебя оскорбила.

— Ты боишься… — он запнулся, и от выражения его глаз в ее животе что-то попыталось завязаться узлом. — Ты боялась меня. Ты считала меня таким же, как твои прежние хозяева.

— Я считала, — призналась она.

Прэйир неожиданно отпустил ее и, подняв афатр, зашагал к лагерю. Шербера со вздохом последовала за ним.

— Ты — лучший из воинов восходного войска, — сказала она, догнав его. Прэйир чуть замедлил шаг, чтобы она могла приноровиться, и они пошли к лагерю рука об руку: воин и его акрай, воин и его ученица, воин и женщина, которая его любила. — Сайам, мой спутник…

Она сглотнула комок в горле, но все-таки продолжила.

— Он был лучшим воином нашего отряда. Храбрый в бою. Идущий навстречу зеленокожей армии с гордо поднятой головой. Большой и ловкий, уверенный в своих силах и твердо знающий себе цену. Он был таким же, как и ты. И он очень хорошо знал предел, за которым раны акрай станут смертельными. И избивая меня, он каждый раз останавливался на волоске от этого предела. Это была их месть.

Прэйир не задал вопроса, но она знала, что нужно рассказать. Их шаги стали медленнее, пока Шербера говорила, и на его лице за время ее рассказа не отразилось ни намека на чувство, но она видела, что Прэйир слушает… и слышит.

— Тэррик знал, чего именно я боюсь. Он знал, что если бы первым был ты, я бы убила тебя, а потом бы умерла сама от проклятия Инифри. Я бы предпочла смерть страху. — Она не хотела видеть сейчас выражения лица Прэйира, а потому смотрела под ноги, на мерзлую землю, ставшую к ночи твердой, как камень. — Тэррик видит все, что происходит в войске, пусть даже и кажется, что это не так. Он спас меня, сделав своей акрай и отдав вам.

И теперь ее долгом было быть рядом с ним.

Но она была бы рядом и с Фиром, если бы тому нужна была ее магия. И с Номариамом, и с Олдином, который, когда она робко спросила его пару дней назад, улыбнулся ей уголком губ и сказал, что не нуждается в женщине так часто, как остальные ее мужчины.

Она остановилась, и Прэйир остановился тоже, и повернулся к ней, глядя в ее озаренное светом луны лицо.

— С тех пор, как мы связались, — выговорила Шербера через силу, — ты ни разу не был со мной.

— Не был, — сказал Прэйир в ответ, и голос его звучал задумчиво и отрешенно. Шеле чуть золотила кончики его приподнятых ветром волос, создавая вокруг головы ореол. — В краях, где я родился, женщин учат обращаться с афатром наравне с мужчинами. До войны у нас был сильный народ, самый сильный и свирепый в рифовой части Побережья, но мы платим за эту силу свою цену. Если чей-то ребенок рождается слабым, его уносят и оставляют умирать на берегу, потому что выхаживать значит тратить время без пользы. Оставляют только сильных, тех, которые будут цепляться за жизнь руками и зубами. Моя мать родила одну за другой трех слабых девочек после меня и моей старшей сестры, и мой отец убил их до того, как унести на берег, чтобы им не пришлось мучиться, пока их будут поедать живьем создания, выползающие из воды. Его считали мягкотелым.

— Я думала, что это легенды, — сказала она, содрогнувшись.

— Когда пришли зеленокожие, воины моей деревни убили всех детей, чтобы не пришлось отдавать их врагу, — продолжил Прэйир. — Мой отец был уже стар, когда взял мою мать, и покалеченная в бою рука не слушалась его. Мне пришлось убить свою младшую сестру самому. Ей было три Жизни.

Шербера еле слышно вскрикнула, прижав ладонь к губам.

— Мужчины моего народа не берут женщин силой, но все наши женщины сильны сами по себе. Ты слаба. В моем мире, если бы ты каким-то чудом выжила, ты бы и близко не подошла к полю боя. И ни один мужчина в здравом уме даже не задумался бы о том, чтобы дать тебе в руки меч.

— Если я стану сильнее, ты захочешь меня? — просто спросила она.

На какое-то мгновение ей показалось, что Прэйир потерял дар речи, а потом, совсем неожиданно, она вдруг взлетела в воздух и оказалась в его руках. Прэйир был большой и сильный, и Шербера вдруг отчетливо ощутила, насколько она в сравнении с ним маленькая и слабая. Он поднял ее так легко, словно она вообще не имела веса, так, чтобы они оказались с ним лицом к лицу, и два меча упали на песок с мягким стуком, когда их руки разжались.

— Я все еще не понимаю, зачем тебе я, Шербера. Я не благороден, не добр, не красив, не мудр и часто выхожу из себя.

— Все так, — согласилась она, думая о том, что еще немного — и поцелует эти сухие от ветра губы. — Но такова воля Инифри. И я ей не противлюсь, хоть и знаю, что ты меня не хочешь, Прэйир. Это ведь тоже воля Инифри.

Его темные глаза сурово смотрели на нее из-под густых бровей. И пусть Прэйир не был красивым, как Фир, в его лице не было нежности, как у Олдина, или зрелой четкости черт Номариама, или чуждой, но притягивающей взгляд благородности Тэррика, ей было все равно.

— Я же сказал, что ты глупа, как курица, акрай. Если бы я не хотел тебя, ничто в мире не могло бы заставить меня дать эту клятву.

— Тогда ты тоже глуп, раз отрицаешь это, — заявила она с неожиданной для них обоих дерзостью.

Близость Прэйира пьянила ее. Она чувствовала жар его тела под руками и своим телом, и знала, что он чувствует жар, исходящий от нее. Ее пальцы забрались в его волосы, жесткие от пыли и холодные от ветра, чуть завивающиеся на самом затылке, и чуть потянули, заставляя его упрямую голову отклониться назад.

— Так, значит, ты все-таки хочешь меня.

— Нет, ты даже глупее курицы, — процедил он сквозь зубы, но она чувствовала, как волнами окатывает его тело жар, чувствовала, как сжимаются его руки, видела, как темнеет и без того темный взгляд, став цвета зимнего неба, в котором нет звезд.

Небо.

Звезды.

Белая Мать.

Тэррик.

Шерберу окатило холодом, когда она поняла, что уже давно должна была быть в палатке фрейле.

— Отпусти меня.

Казалось, мгновение назад они не смотрели друг на друга так, что летели искры. Прэйир опустил ее на землю и разжал руки, и Шербера отступила на шаг, еще никогда не жалея так сильно о том, что сказала и сделала.

И что должна сделать и сказать.

— Мне нужно идти.

— Иди, — сказал он, не двигаясь с места

— Как все просто, — сказала она с горечью.

— Я — простой воин, а не мудрец, — Прэйир говорил без иронии, он просто говорил. — Урок окончен. Я тебя не держу.

— Да, я знаю, — сказала Шербера, и на этот раз ей уже удалось справиться с собой. — Я знаю.

Подняв меч, она развернулась и пошла прочь, чувствуя, как с каждым шагом ноги ее становятся все тяжелее и тяжелее.

Белая Мать уже протерла глаза и светилась на небе в окружении своих детей, и золотистая луна Шеле повернулась к ним своим тонким серпообразным лицом, с любопытством наблюдая, как бегут они все вместе по небу.

Ей следовало поторопиться с лечением, пока Тэррик не уехал на ночной обход.

Но так хотелось остановиться, вернуться, схватить Прэйира за грудки и трясти его, пока он не признается в том, что она ему небезразлична.

Она могла быть слабой, она могла быть глупой, одно она знала точно.

Она больше не намерена прятаться ни от Прэйира, ни от своей к нему любви.

Об остальном Инифри позаботится.