— Если бы я не видел твоих глаз и лица, я бы решил, что ты — одна из моего народа, — сказал Фир ей позже, когда они уже оделись и вышли из дома. — Возможно, твой отец или кто-то из предков и вправду были из наших земель. В тебе есть это, Шербера. Я это чувствую. Отблеск, отсвет боевого безумия, которым владеет народ пустыни Алманифри. В тебе есть дух воина, поэтому тебя так тянет на поле боя.
Она сжимала в руках закутанный в ткань афатр, который ей передал Номариам, и слушала. Ей нельзя было дотрагиваться до боевого меча, пока с ней был ее кинжал акрай, но и Фир взять его тоже не мог, так что ей пришлось со всеми предосторожностями завернуть клинок в кусок полотна и нести так.
Фир сказал, что проводит ее к палаткам. Многие воины считали, что не стоит расхолаживаться и забывать о войне из-за глотка молока, и тоже не стали занимать дома, оставшись спать по-походному, на земле. Но когда Шербера спросила Фира, он только усмехнулся:
— То, что я сплю под крышей дома и не на земле, не делает меня меньше воином и мужчиной, Шербера.
И он снова был прав.
Темная, почти черная одежда кароса каросе делала их обоих заметными в толпе, так что их провожали взглядами до самого края лагеря, где раскинул свою палатку Прэйир.
Прэйир чистил меч: вонзал его глубоко в нагретый солнцем песок, набирал в горсть, скреб, заставляя камень сиять все ярче, и он увидел Фира издалека, нахмурился и оставил свое дело. Поднялся с камня, на котором сидел, сжимая меч в руке, и встретил их темным неприветливым взглядом. Другие воины, похоже, уже знали, зачем к палаткам пришли карос каросе и пламенноволосая акрай, и взгляды лишь равнодушно скользнули по Шербере и Фиру. Каким бы ни было их мнение насчет женщины, обучающейся владеть мечом, они придержали его при себе.
— Не знал, что моей же акрай нужна охрана, чтобы прийти ко мне, — сказал Прэйир насмешливо, глядя на Фира, остановившегося позади нее.
— Я пришла за уроком, воин, — сказала Шербера смиренно, пряча обиду. — Ты обещал научить меня.
— Я и не собираюсь отказываться от обещания, — ответил он.
Прэйир приблизился, и она задрала голову и посмотрела ему в глаза. Шербера думала увидеть в них злость. Но ее не было. Перед ней уже стоял не мужчина, который скоро должен был связаться с ней узами богини Инифри, нет, это был воин, обретший ученика, которому нужно передать свое знание.
— Ты принесла меч? — Он говорил ей с ней так, словно Фир и не замер позади них молчаливой скалой. — Покажи мне.
— Сначала мне придется снять с себя кинжал акрай, — сказала она.
Прэйир отступил, и Шербера положила завернутый в ткань меч на камень, и аккуратно и быстро отстегнула от ноги кинжал. Только избавившись от одной силы, она посмела прикоснуться к другой. Развернув ткань, она на мгновение замерла, любуясь клинком, который выбрал для нее Номариам — темным, смертельно острым.
— Его выбрал для тебя маг, — сказал Прэйир, разглядывая меч, и в голосе его прозвучало сдержанное одобрение.
Она подтвердила.
— Мы выйдем за лагерь, чтобы было поменьше глаз. Карос каросе может идти. Дальше ты пойдешь только со мной.
Шербера была готова к тому, что Фир возразит, но он промолчал. Только заглянул ей в лицо, когда она подошла к нему и положила руки на его широкую грудь, успокаивая заворчавшего зверя, и кивнул, когда она спросила, вернуться ли к нему после.
— Ты вернешься и расскажешь мне все, Шербера. Если он будет жесток с тобой, скажи мне, и я убью его, — сказал он ей так, словно Прэйира не было рядом, и, развернувшись, пошел прочь, и воины расступались перед ним, давая ему путь.
— Бери меч и идем, женщина, — сказал Прэйир позади нее. Он стоял у своей палатки и наблюдал за Шерберой, и махнул рукой в сторону реки, когда она повернулась. — У меня нет всего времени пустыни, чтобы учить тебя.
Она последовала за Прэйиром по широким улицам лагеря к его краю. Воины снова провожали их взглядами, но если Фир не обращал на эти взгляды внимания, то Прэйир буквально сверлил глазами любопытных, заставляя их опускать лица и делать вид, что разглядывание было случайностью.
— Почему ты вызвался обучать меня, если не хотел этого? — спросила она у его широкой спины, когда они покинули пределы лагеря и вышли к реке.
Стражи у берега было меньше, чем вчера, но воины и маги все равно были наготове. Зеленокожие бежали, но они могли вернуться. Дикая жизнь, что с нее взять; сегодня она труслива, а завтра звереет и бежит навстречу людям, скаля зубы и рыча.
— Ты считаешь, что я не могу тебя ничему научить? — отозвался он, останавливаясь у края берега и разворачиваясь к ней лицом.
Она спрашивала не о том, но решила промолчать. Если Прэйир откажется, Тэррику придется искать ей нового учителя. А среди воинов не так уж и много найдется желающих возиться с женщиной вместо того, чтобы отдыхать и набираться сил для нового длинного перехода. Шербера решила, что лучше все-таки пока попридержать язык… но Прэйир словно не ждал ответа.
— Бери в руки меч, женщина, — сказал он ей. — Становись напротив меня, чтобы магия увидела противника.
Она ухватилась за рукоятку, стащила с клинка ткань и отбросила ее в сторону, чтобы та не мешала. Пальцы сжались вокруг каменного основания, и меч стал теплеть, но того лихорадочного жара, что охватил ее во время боя, не было. Просто тепло, просто отголосок магии, просто тяжелый афатр в ее руках.
— Попробуй ударить меня, если сможешь, акрай.
Она тут же замахнулась — и в следующее мгновение меч оказался лежащим в песке поодаль, а сама Шербера ахнула от резкой боли, пронзившей руки.
— Подними меч.
И ведь он как будто бы даже не сдвинулся с места. Крошечное, незаметное движение — и Шербера лишилась оружия так быстро, что даже этого не поняла. Чего бы она лишилась следующим, если бы это был бой? Руки? Головы?
— Без магии боя все не так уж и легко, акрай, — сказал Прэйир ей, когда она ухватила меч покрепче и снова встала напротив него. — Но если ты хочешь научиться сражаться оружием, для начала тебе стоит научиться удерживать его в руках. Ударь меня.
Удар — и Шербера снова вскрикнула, когда меч отлетел в сторону.
— Если ты захочешь остановиться, если вдруг передумаешь… — Насмешку в голосе Прэйира нельзя было спутать ни с чем другим. — Ты можешь сказать мне, и я пойму.
Она вздернула голову и посмотрела на него, в его грозовые глаза под темными густыми бровями, в его лицо, открыто насмехающееся над ее глупым желанием научиться держать оружие.
— Я никогда этого не скажу.
Чуть заметная судорога пробежала по его лицу, и насмешка ушла из глаз.
— Ударь меня.
Меч отлетел в сторону. Руки протестующее загудели, когда она снова заставила пальцы сжаться вокруг рукоятки, но Шербера знала, что не отступит. Это ее единственная возможность. Это ее единственный шанс, и если она упустит его, откажется от него, то откажется от себя самой.
— Ударь меня, женщина.
Снова удар — и меч отлетел в сторону. Магия внутри нее всколыхнулась, отвечая на боль, и Шербере пришлось закусить губу и несколько мгновений постоять спокойно, пока первые ссадины на руках заживали. Она почти вскрикнула, когда Прэйир вдруг схватил ее за руку, попыталась вырваться, когда он сжал ее ладонь, заставляя растопырить пальцы.
— Во имя матери мертвых, что это?
— Отпусти меня, — выдохнула она, но это было все равно, что разговаривать с горой.
Прэйир уставился на ее руку, как на ядовитую змею. Разглядывал криво сросшиеся кости, пересеченные шрамами, узловатые пальцы, которые она под его пристальным взглядом не решилась сжать в кулак, и глаза его все темнели и темнели, пока не стали черными, как око бури.
— Ты будешь терять меч снова и снова, — прорычал он. — Твои кривые пальцы не смыкаются на рукояти, акрай, во имя Инифри! Ты не сможешь удержать меч, сколько бы ни училась. Ты не сумеешь.
— Сумею, — упрямо возразила она. — Ты обещал, ты должен!..
— Погляди на свои руки, женщина! Погляди на них и скажи мне…
— Я смогу! — закричала Шербера ему в лицо, снова пытаясь вырваться, и на этот раз Прэйир отпустил ее, и она отшатнулась и едва не упала, и только чудом удержалась на ногах. На мгновение прижала руки к груди так, словно это были ее дети, но потом схватилась за меч и шагнула к нему, замахиваясь для удара. — Защищайся!
Меч отлетел в сторону.
— Убедилась?
— Нет! — Она снова схватилась за меч, тяжело дыша от обиды, от осознания правоты его слов, от злости, от несправедливости. — Защищайся!
Меч снова отлетел в сторону.
— Урок окончен. — Его голос был каменно-спокоен. — Скажи фрейле, что ты не сможешь. Ты не сумеешь научиться. Ты никогда не станешь…
— Защищайся! — снова закричала она.
Меч отлетел в сторону, но Шербера почти тут же схватила его и бросилась на Прэйира; без предупреждения, безрассудно, бездумно, ведомая только злостью и отчаянием.
Меч снова отлетел в сторону. Руки саднили, пальцы отказывались сжиматься, но она снова подняла меч и снова напала — и снова лишилась оружия, прежде чем успела моргнуть.
Она не смотрела ему в лицо, уверенная, что найдет на нем только насмешку. Она была слабой женщиной с кривыми пальцами, о которых забыла, взяв в руки меч. Эти пальцы не слушались ее, они смеялись над ней, как смеялся бы над ней Сайам и остальные, если бы увидели, как она жалка и смешна в своих попытках противостоять Прэйиру.
Их тела сгнили на солнце, и магия утекла в землю, но пальцы — их месть, их наследие, их знак ей — останутся с ней навсегда. Даже после их смерти эти знаки останутся на ее теле до конца ее дней.
Нет!
Шербера упала на колени в песок возле меча, закрыв лицо руками. Не плакала — не было слез. Дрожала мелкой дрожью, тряслась от ярости, жалела, что не подошла тогда к погребальному костру и не плюнула мертвому Сайаму в лицо.
Инифри снова показала ей, насколько опасной может быть самонадеянность… А Шербера была самонадеянной, если решила, что меч и разрешение Тэррика сделают ее той, кем она никогда не была.
— Еще раз.
— Акрай, я не собираюсь тратить на тебя весь день.
— Еще раз!
Шербера схватила меч и замахнулась, и оружие снова отлетело в сторону, когда Прэйир выбил его из ее хватки молниеносным ударом. Пальцы зазвенели от боли, скрючились и не собирались разжиматься, и Шербера уронила меч, когда попыталась его поднять.
— Хватит, женщина, мое терпение лопнуло. — Прэйир развернулся и направился прочь от берега, не дожидаясь ее ответа. — Пойдешь к фрейле и скажешь ему…
— Ты обещал, ты вызвался сам, ты не смеешь!..
Она преградила ему путь: маленькая, злая, сверкающая зелеными глазами женщина с выбившимися из косы пламенными волосами. Прэйир отодвинул ее в сторону так, словно она ничего не весила, и пошел дальше, не оглядываясь. Шербера схватила меч, и, на ходу заворачивая его в ткань, бросилась следом.
— Прэйир!
— Никогда.
— Ты обещал, ты сам согласился!
— Ты скажешь, что передумала.
Ей было непросто поспевать за его широкими шагами, приходилось почти бежать, и оттого слова получались вовсе не такими твердыми, как бы ей хотелось.
— Я не скажу!.. Ты мог бы промолчать, и тогда господин дал бы мне другого учителя… того, который смог бы меня научить!..
Он развернулся к ней так быстро, что Шербера не успела остановиться. Врезалась в его широкую грудь, тут же отшатнулась, но Прэйир уже ухватил ее за запястье и притянул к себе, глядя ей в глаза темными от злости глазами, выговаривая слова так, что каждое горьким плевком падало ей в лицо:
— Тебя нельзя научить. Ты никогда не сможешь научиться. Твои неправильные пальцы не позволят тебе держать меч, в первом же бою первым же ударом его выбьют у тебя из рук, а потом отрубят тебе голову. А может, и нет, акрай. А может, тебя схватят и унесут в лагерь врага, где будут насиловать, пока ты не забудешь о том, как тебя зовут, отрубая от тебя по кусочку после каждой твоей попытки вырваться.
— Ты бы сделал именно так? — вырвалось у нее, и он споткнулся на полуслове и губы его побелели, и глаза стали черны как ночь, в которую, он, наверное, был рожден на свет.
Прэйир схватил ее за руку и потащил за собой без единого слова. Шербера не упиралась, она вдруг словно онемела внутри и снаружи от своих собственных ужасных слов, и даже не чувствовала легкой боли, которую причиняла сжимающая ее запястье рука. Они прошли через лагерь молча: акрай и воин, который ею владел, и только когда Прэйир почти втолкнул ее в палатку, которую занимал, в Шербере словно что-то пробудилось.
Нет, нет!
Она успела только обернуться к нему; резким рывком Прэйир разорвал ее рубицу сверху донизу, так, словно она была сделана из крыльев пустынных бабочек, а не из прочного сукна. Шербера отступила назад под пылающим взглядом, которым он окинул ее тело; во рту у нее пересохло, в животе что-то скрутилось узлом, сердце взлетело в горло и попыталось выскочить наружу.
— Прэйир… — прошептала она.
Он ухватил ее рукой за шею и подтянул к себе, сдергивая с нее остатки рубицы свободной рукой, не отрывая взгляда от ее лица, от ее глаз, в которых сейчас наверняка видел страх.
— Ты считаешь, что я — такой же, как ублюдки, которые владели тобой до нас.
— Нет, — попыталась возразить Шербера, но он не слушал.
— Раздевайся, если не хочешь потом возвращаться к Фиру голой.
Она отпустил ее, и она схватилась за сараби. В голове все звенело, пальцы не слушались, страх заполнял сердце, опутывал его липкой паутиной, в которой вязли и мысли тоже, и Шербера едва заставила себя сдвинуться с места под взглядом, которым Прэйир буквально пронзал ее насквозь.
Она хотела его, но не так.
Она трепетала перед ним сейчас, но это был не трепет страсти.
Если сейчас он овладеет ей так же, как овладевали до этого Сайам и другие, ее сердце умрет. Она не сможет простить его, не сможет верить ему, она сломается — потому что во всем мире только он один, тот, кому было отдано ее сердце, мог ее по-настоящему сломать.
Все в ней умирало, когда она спустила сараби и переступила через них, оставшись перед Прэйиром, полностью одетым, обнаженной.
— Стань на шухир, женщина, на четвереньки, так, чтобы я не видел твоего лица.
Ее зазнобило от холодной ярости, звучащей в его голосе. Шербера закрыла глаза, задрожала, затряслась при мысли о том, что будет, собрала в себе силы, которые еще у нее остались… И не смогла.
— Прэйир… — Ее шепот был полон муки. — Не надо. Я… мне страшно…
Но не его, не мужчины она страшилась сейчас. Она страшилась того, что будет с ней, если он сделает то, что, похоже, хотел сделать.
Мгновения текли между ними рекой песка. Почти бесшумно, быстро, не сосчитать, не отделить одну песчинку от другой, одно мгновение от другого.
Шербера не смогла себя заставить сдвинуться с места, когда он прошел мимо. Через мгновение большая, поистине огромная рубица Прэйира накрыла ее обнаженные плечи, и спокойный голос воина прозвучал у нее над головой, когда он сказал:
— Одевайся. И иди к Фиру.
Волна облегчения едва не сбила ее с ног.
— Ты не… ты овладеешь мной сейчас? — спросила она, не двинувшись с места.
— Нет, не овладею, — сказал он.
Она вдела руки в длинные рукава, все еще не двигаясь с места — и чувствуя, что все так же не двинулся с места он. Рубица пахла лошадью и дымом, пахла Прэйиром, и Шербера едва удержалась от того, чтобы не уткнуться в нее лицом.
— Я… — Ей пришлось постараться, чтобы озвучить это. — Я отвратительна тебе? Ты не хочешь меня?
— Ты глупа, как пустынная курица, — сказал он, но в голосе не было злости. — Ты оскорбила меня, акрай, сравнив с насильниками из вражеского войска. И сейчас оскорбляешь снова. Одевайся и уходи, мне нужно отдохнуть.
Шербера запахнула на себе рубицу, влезла в сараби, стараясь не глядеть на Прэйира, молчаливо наблюдающего за ней с расстояния в пару шагов. Кто-то наверняка решит, что они разделили постель после того, как помахали на берегу мечами, но если ему было наплевать, ей было наплевать тоже. Шербера остановилась напротив него, глядя снизу вверх в его грубое мужественное лицо, заставила себя собраться с духом и положила ладонь ему на грудь.
Она не услышала, но почувствовала, как Прэйир втянул носом воздух. Она была его акрай, она только что стояла перед ним обнаженной, он на самом деле на какой-то миг был готов овладеть ею… Но не сделал этого, потому что был не таким, как другие.
— Я боюсь тебя, Прэйир, но не из-за того, что считаю тебя таким же, как Сайам, — сказала она, глядя на него, ту правду, которую могла сказать. — Я клянусь тебе именем Инифри. Пусть меня сейчас же поразит молния, если я лгу.
Его темные брови сошлись на переносице, когда он услышал эти страшные слова, и на какое-то мгновение Шербере даже показалось, что он не позволит ей договорить. Но мгновения снова побежали у них из-под ног осыпающимся песком, и ничего не случилось.
Она не лгала.
— Ты отказываешься обучать меня, — сказала она, и Прэйир нахмурился еще сильнее.
— Я не могу забрать данное обещание, и я этого не сделаю, — сказал он. — Это сделаешь ты. Тебе не стать воином. Никогда.
Шербера убрала руку и отступила от него, плотнее запахивая на груди рубицу, заставляя себя не думать о том, что эта грубая ткань касалась его тела перед тем, как окутать ее.
— Завтра я приду к тебе за уроком, — сказала так твердо, как только могла.
— Ты не слышала меня, женщина?
Но она уже развернулась и направилась к выходу из палатки, подняв на ходу уроненный меч.
— Я научусь владеть мечом, чего бы это ни стоило, я клянусь именем Инифри.
— Акрай, проклятье!
Но его злость ранила ее не сильнее, чем удар песчинкой в лицо.
Шербера забрала с камня у палатки свой кинжал, и быстрым шагом направилась прочь, словно боясь, что Прэйир выскочит за ней следом и затащит ее обратно в палатку, чтобы связать и не выпустить оттуда до конца войны.
Он не может отказаться, и ему придется ее обучать. Ему придется научить ее, и она не откажется тоже, пусть даже это будет последним, чему она научится в своей короткой жизни.
Шербера уже знала, что делать.