Сепаратист

Глава 9

Кера была растеряна, раздражена, возмущена, расстроена и удивлена одновременно. Слишком много событий за такой ничтожный срок, и совсем непонятно, как к относиться к каждому из них по отдельности, и тем более в совокупности. Начиналось все очень многообещающе. Еще на подъезде к городу она почуяла неладное. Сквозь густой муар сладковатой, белесой силы чистого пробивались изысканно-горькие нотки отчаяния, надежды, голода, бессилия и увядания. Очень знакомое сочетание, чем-то похожее на флер, сопровождающий осажденный город, только не хватает привычной глухой ненависти к захватчикам. Нет, злости хоть отбавляй, но это злость на окружающих — близких, соседей, и даже себя. Такое характерно для любых массовых несчастий, смертным нужно обязательно кого-нибудь обвинить в своем плачевном положении, и кто как не ближний подходит на роль виновного лучше всего?

Так или иначе, богиня чувствовала беду, и, естественно рвалась к ее средоточию изо всех сил. Пришлось даже избегать окружающих смертных, чтобы не привлекать излишнего внимания — не хотелось потом выдумывать объяснения своему странному поведению. Незачем смертным знать, что у нее на уме, даже ее смертному. Впрочем, ее смертному было не до нее, он, как всегда, взвалил на себя кучу обязанностей, пытаясь успеть везде. А потом еще развлекал разговором новую персону в их компании — в другое время Кера непременно постаралась бы изучить ее получше, потому что с самками, за исключением Евы, ей до сих пор близко общаться не доводилось. В другое, не сейчас — сейчас все мысли были направлены на облако горя впереди, пронизанное силами чистого.

Едва дождавшись утра, богиня скользнула в механическую повозку и приготовилась вскоре увидеть что-то интересное. И, не ошиблась, вот только, как всегда, сила умирающего города оказалась недоступна. Хуже того, в этом городе чистого было даже слишком много. Она видела тонкие нити — тысячи нитей! — его силы, удерживающие жизнь в каждом из жителей города. Чистый, действительно спасал жителей в обмен на жертвы. Вот только способ выбрал противоестественный. Не в жертвах дело. То, что начали с детей — это дурной тон, но тоже бывает — бог жаждет силы, а детские жертвы дают ее много. Шутка в том, что он своей помощью лишил паству даже шанса выжить. Убрав потребность в пище, почти подавив чувство голода, он обрек жителей на быструю смерть, как только они лишатся его поддержки. Смертные сами не понимали, что уже, считай, мертвы.

Именно это наблюдение и помешало богине забить тревогу, как только почувствовала ищущий взгляд чистого. Диего добился, что чистый обратил на него внимание, и теперь, когда бог почувствовал близкое присутствие раздражавшего смертного… бог очень хотел его найти. Кере едва удавалось размыть внимание врага, сделать так, чтобы он не локализовал их сразу и точно. Первым порывом богини было немедленно рассказать мальчишке, что происходит, потребовать убраться из этого гиблого места побыстрее. А потом она увидела, что именно подпитывает жителей. Точнее, кто. Чистый не направлял свою поддержку лично, он транслировал ее через своего раба. А ведь это шанс. Если этот раб умрет, жители лишатся поддержки. И, кроме того, чистый потеряет над ними власть — совсем ненадолго, но этого хватит. Ей хватит. Кера решила держаться, пока сможет, а там будь что будет. Но в то, что Диего просто так уедет из города она откровенно не верила, а значит, она в любом случае останется в плюсе. Даже если ничего не получится, будет, по крайней мере весело.

Священник начал проповедь. Бог его явно не оставил без помощи чистого брата — вкрадчивый его голос слышен так, будто он находится прямо за спиной. Судя по тому, как принялись оглядываться ребята, у них создалось точно такое же впечатление. Я даже подумал о каких-нибудь скрытых динамиках… нет, ничего подобного даже близко не наблюдается.

Проповедь, сама по себе, начиналась вполне стандартно — несмотря на свою принадлежность к «неблагонадежным», слышать подобное мне доводилось не раз. Сначала священник напоминал людям, что все мы рождены из грязи, и ею, по сути, и являемся, причем рождены усилиями таких же грязных, самозародившихся из хаоса демонов, что как бы усиливает нашу грешность. Однако на наше счастье в мир явился чистый бог, так что шансы очиститься теперь есть у всех, и надо этими шансами активно пользоваться, а то накажут. Ничего необычного, даже скучно. Но вот завершение проповеди отличалось от стандартного сценария, и сильно.

— Город наш терпит бедствие. Окружен он врагами, безбожниками, отринувшими чистоту, окружен он бандитами и грешниками всех мастей. Рим забыл о нас, и не слышит мольбы о помощи нашей, но не забыл о нас бог наш и спаситель. Денно и нощно хранит он наш город и жителей, делится с нами силой своей, дает возможность не думать о бренной пище, лишь одной питаясь силою, дарованной творцом! Но принятый дар без ответного — оскорбление дарящему. Никогда мы не оскорбим благодетеля нашего. Мы ведь не желаем, чтобы гнев и обида господа нашего пали на наши головы. Каждое утро с радостью и восторгом мы ждем, на кого падет выбор, чья жизнь восполнит потраченные на город силы нашего божества, кто смертью своей облагодетельствует каждого из горожан. Склоните же головы, стремящиеся к чистоте, и примите ЕГО выбор с благодарностью и приличествующим восторгом, не противьтесь ему, ибо это великое счастье — воссоединиться со своим господином.

Неприятное, душное давление, которое я неосознанно чувствовал с того момента, как приехал в город, усилилось многократно. На колени пали не только горожане — ребят рядом тоже будто бы пригнуло, да мне и самому стало сложно держать голову прямо. Именно в этот момент Кера вдруг открыла глаза, встряхнула головой, разбрызгивая кровь из носа, и будничным тоном сообщила:

— Все, больше я нас не прикрываю. Он видит нас. Тебя. — Кера смотрит мне в глаза. — И он хочет твою душу. Даже сильнее, чем меня.

— И что мне с этим делать? — я слегка торможу, видимо от мерзких ощущений.

— Гекатонхейры тебя дери, смертный! Убей чистого или он убьет тебя! — Кера резким взмахом бьет мне по щеке. Сил она не рассчитала, так что в голове на несколько секунд появился противный звон, однако нужный эффект это оказало. Я, наконец, могу здраво соображать, и, главное — действовать. Я выскакиваю из машины, и в два прыжка оказываюсь возле кабины. Священник далеко, до него не доберешься. Раздавят. Решившись, вскакиваю на подножку:

— Доменико! Едем отсюда, быстро, — Тоже отвешиваю другу оплеуху, с облегчением наблюдая, как из глаз уходит пьяная муть. Краем глаза вижу, как на нас начинают оглядываться. Кузен, глянув вперед, выругался и принялся судорожно поднимать пары — в центре площади священник, стоя на помосте указывал перстом прямо на нас.

— Берите этих грешников! Они будут угодны богу!

Люди не сразу определяют точное направление, те, кто в центре и вовсе нас не видят — это и спасает, да еще небольшой период растерянности. Я едва успеваю спрыгнуть с подножки водительского места, как паровик рывком уходит в переулок, трогается вперед, я на ходу запрыгиваю в кузов, избегая рук какого-то на удивление быстро соображающего горожанина. Всего несколько секунд потребовалось Доменико, чтобы развернуть машину, но этого времени хватило жителям Васконы. В борта цепляются сразу несколько рук, люди пытаются на ходу подтянуться. Ребята все еще не в себе, двигаются как заторможенные, вид ошалелый. Ясно — от них помощи можно не ждать. Кера выглядит значительно лучше, но она едва держится на ногах от слабости. Несколькими ударами приклада сбиваю самых рьяных, но пока избавляюсь от одних, другие успевают присоединиться. На помощь приходит Кера — пусть и слабая, но от ее пинков нападающие буквально подлетают вверх, падая кому-то на голову. Скорость никак не наберется, несколько раз локомобиль ощутимо подскакивает — основное население города осталось на площади и сейчас спешит нас догнать, но есть еще те, кому места не на площади не хватило. Улучив секунду, выглянул наружу, убедился — да, люди активно мешают проезду. Облепили кабину, бегут навстречу локомобилю. Слышу выстрелы — Доменико отстреливает самых активных, и, похоже, некоторые еще попали под колеса.

Это становится опасно. Достаю револьвер, и держась одной рукой за борт стреляю в тех, что пытаются забраться в кабину. Мы пока едем медленнее бегущего человека, Кере приходится следить, чтобы меня самого не сдернули. Сосредоточившись, проклинаю всех, кто мешает проезду. Сил уходит уйма, ничего конкретного придумать не удается, но помощь выходит существенная. В такой толпе возможностей споткнуться, поскользнуться или случайно подставить ножку соседу более чем достаточно. Всего несколько секунд потребовалось, чтобы толпа перед локомобилем поредела, и нам удалось набрать скорость. Перед машиной уже почти никого не было, а те единичные безумцы, что еще остались, могли только бестолково броситься под колеса. Думаю, мы бы выбрались из города. Нас, собственно, уже было некому останавливать — все остались позади. Однако в дело вмешались божественные силы — куда ж без них. Позади ослепительно сверкнуло, и в машину уперся луч чистой магии. Священнику города Васкона было далеко до иерархов — это не был тот всеразрушающий луч, мгновенно обращавший в пепел с одинаковой легкостью и плоть и металл, и камни. Мазнув мне по лицу, оставив ощущение легкого ожога, луч уперся в стену кузова, а потом переместился ниже. Колеса! Эта тварь хочет спалить нам колеса! Сияющая фигурка священника виднелась далеко позади — в тысяче футов. До ближайшего перекрестка, где мы сможем повернуть, не рискуя оказаться зажатыми на узкой улочке примерно столько же. За это время от резины колес останутся клочья — кажется, я уже слышал хлопок — видимо лопнуло одно из задних колес. Слава богам они на грузовых локомобилях двойные, так что пока это не критично. Попытка снова воспользоваться собственным манном сразу провалилась — слишком далеко. Может, будь у меня время сосредоточиться… А так пришлось становиться к пулемету.

— Ну, Кера, тебе жертва, — криво ухмыльнулся я и закрутил ручку картечницы. Было бы наивно надеяться, что пострадает только чистый. Пулемет — это ведь не снайперская винтовка, он как раз и разработан против большого скопления людей. Однако первые пули летели прямо в чистого брата — я это чувствовал. Свет вильнул и погас — чистый брат сориентировался мгновенно, перенаправив заемную силу с атаки на защиту… Не поможет, точно не поможет. Я не видел — слишком далеко, но чувствовал: скоро барьер будет продавлен. Священник, конечно, чувствовал это еще лучше. И он нашел способ защититься.

На таком расстоянии, да еще и на ходу, далеко не все пули летят именно в священника. Достается и тем, кто находится возле помоста — если бы помост не возвышался над толпой, было бы намного хуже. Барьер готов был истощиться, когда чистый брат Перес шагнул с помоста, спрыгнул, и оказался скрыт телами людей. Каюсь, рука замерла. Я перестал стрелять, дико надеясь, что теперь нам хватит времени убраться. Напрасно — уже через две секунды прямо из толпы луч ударил снова. А я опять закрутил ручку.

Тяжелая пуля.30 калибра не слишком теряет в скорости, прошивая человека. Если люди стоят плотно, она останавливается только в третьей, или даже четвертой жертве. Чистый брат Перес поневоле облегчает мне работу — он бьет своей магией прямо из центра толпы, и люди расходятся в стороны, почувствовав ожог. Недалеко, потому что луч не расширяется. А вот у пулемета разлет на таком расстоянии уже вполне внушительный. «Любопытно, скольких гражданских я сегодня прикончу», — отстраненно думаю я, вращая ручку. Стараюсь бить как можно ровнее, но это самоуспокоение — я все равно уже запятнал себя убийством невинных гражданских. Световой штырь погас, когда я уже и не надеялся, что нам удастся убраться. К этому времени до спасительного перекрестка оставалось какие-то десятки футов, задний борт локомобиля был изъеден так, будто пролежал в морской воде несколько лет, только металл и дерево в местах среза были не ржавыми и гнилыми, сверкали чистотой. Нас чуть перекосило — одно из задних колес все-таки полностью разрушилось. Саму картечницу спас только густой пороховой дым — иначе, боюсь, нас заткнули бы гораздо раньше.

Устало усевшись на пол грузовика, я принялся подсчитывать время, в течение которого работал пулемет. Сам не понимаю, зачем — это было что-то сродни ковырянию в ране. Итак, пока я стрелял, локомобиль проехал около тысячи футов. При скорости тридцать миль в час, это примерно двадцать — двадцать пять секунд… с ума сойти, мне показалось гораздо дольше. И дальше все просто. Темп стрельбы пулемета — девятьсот выстрелов в минуту. Три сотни пуль, и каждая взяла свою жертву. Да не одну. Ради одной сволочи я прикончил минимум полтысячи человек. Они защищали своего мессию, никто не разбегался — наоборот, старались прикрыть своими телами. Это знание не отозвалось в голове никакими чувствами. Я просто отметил для себя этот факт — вот, получается, я готов и на такое. Любопытно только, я уже худшее зло, чем чистые, или пока нет?

Доменико не додумался повернуть на том перекрестке — так и продолжал ехать прямо, стремясь поскорее убраться из города. Да оно и к лучшему — как только священник оказался убит, горожане, бежавшие за грузовиком, потеряли интерес к преследованию — наоборот, они поспешили на площадь. Нас от нее отделяло где-то две тысячи футов. Слишком много, чтобы можно было различить подробности, но слышать тысячеголосый вой, поднявшийся позади, это не помешало.

Медленно оглянулся назад, готовясь увидеть ненавидящие взгляды подчиненных, но первой увидел Керу. Лицо богини горело хищным предвкушением и восторгом. Резко развернувшись, она застучала в окошко, отделяющее кузов от кабины.

— Останови! Быстро!

Локомобиль резко затормозил, и только потом послышался вопрошающий голос Доменико.

— Поворачивай назад, — ничего не объясняя велела девушка.

— Объясни, зачем? — потребовал я. — Сейчас они очухаются и разорвут нас.

— Не очухаются, — мотнула головой девушка. — Быстрее… господин… пожалуйста. Я объясню потом.

Впервые за все время знакомства Кера назвала меня господином — это отрезвило похлеще пощечины. Одурь и равнодушие, накатившие после массового убийства, отступили. Я подошел к окошку и попросил: — Доменико, пожалуйста, разверни машину, и поехали на площадь.

— Да сanis matrem tuam subagiget! — выругался кузен. — Гекатонхейры с тобой, только если нас прикончат — это будет на твоей совести.

Высекая искры задним, лишившимся покрышки колесом из брусчатки, локомобиль двигался обратно к площади. Остальные члены отряда все еще не пришли в себя — медленно ворочались на досках кузова, держась за головы. Кажется, последние события они пропустили, иначе нас явно попытались бы остановить — мы ведь едем прямо смерти в пасть. И мне, в целом, по барабану. Не то чтобы я вдруг решил покончить жизнь самоубийством — просто какая-то апатия накатила после содеянного.

Занятый собственными переживаниями, я не обратил внимания, как быстро стихли вой и проклятия. Кера вдруг прекратила подпрыгивать от нетерпения и на ходу выскочила из кузова. «Нужно все же узнать, что она задумала», — вяло подумал я, и выбрался следом.

Мы уже почти подъехали к площади, поэтому машина затормозила: приходилось объезжать тела горожан. Окинув взглядом пространство, я не сразу осознал увиденное — настолько это выглядело странно и дико. Все жители города лежали вповалку. Кто-то был уже мертв, другие все еще вяло шевелились. Среди мертвых и умирающих носилась Кера. Сначала она просто плясала среди горожан, все быстрее и быстрее, а потом за спиной ее раскрылись огромные черные крылья, и богиня с яростным смехом взметнулась в воздух, принялась носиться из стороны в сторону, то и дело взмахивая почерневшими руками, закручиваясь и пикируя, чтобы в следующий момент снова взмыть в воздух.

— Я определенно догадывался, что она необычная девушка, — раздалось справа. — Но такого даже предположить не мог. Брат, ты ничего не хочешь мне объяснить?

— Спрашивай ее сам, — покосился я на кузена.

— Уж поверь мне, непременно спрошу, — криво ухмыльнулся Доменико. — Хотя твою версию как ты умудрился подчинить богиню беды я бы тоже хотел узнать. Не отпирайся, я давно заметил, что она безропотно выполняет твои приказы, хоть ты и не любишь этим злоупотреблять. Но сейчас меня больше интересует, почему все эти люди мертвы.

— Меня тоже заботит этот вопрос. Я убил многих. Но не всех. Не совсем понимаю, что с ними произошло.

— Их перестали питать силы их бога. А своих у них уже давно не осталось, — пока мы говорили, Кера прекратила свою безумную пляску и спустилась к нам. Крылья исчезли, руки тоже вернули свой нормальный цвет. Только глаза слегка бликовали алым, и то, если не приглядываться, то и не заметишь. — Их бог давал им силы в обмен на жертвы. Я сразу почувствовала, едва мы въехали.

— Почему не сказала?

Кера стрельнув глазами, быстро пробормотала:

— Не могла. Я закрывала нас от взгляда чистого. — И выругалась.

— Лжешь.

— Да, лгу! Я могла сказать. Но тогда все эти смертные умерли бы зря и достались чистому. Им уже недолго оставалось — еще несколько дней, и они все пошли бы на корм чистому. Может, взрастили бы собой еще одного иерарха. А так они дали мне столько силы! Я не забирала столько со времен битвы при Араузионе! Эти силы мне понадобятся, и тебе тоже.

— Больше никогда! — прошипел я, едва сдерживаясь от того, чтобы ударить ее. — Ты больше никогда не посмеешь подстроить что-то подобное, или я тебя изгоню, тварь! Вспомни, ты клялась подчиняться!

Кера вдруг оказалась очень близко оскалилась, вновь выросшие на руках когти впились мне в спину, до крови продавливая кожу. Боль ощущалась отстраненно, а вот злость — совсем нет. Я оскалился в ответ, и разом провалился в транс. Состояние лишь слегка отличалась от того, к чему я привык, оперируя своим даром. Я видел нить, связывающую две сущности, я хорошо понимал, как ее порвать. Знал, что это потребует серьезных усилий, но в то же время был уверен — справлюсь. Зарычав, я вцепился в эту связь, сам не знаю, каким образом — у меня просто нет органов, которые позволяют совершать действия с такими материями. Тем не менее, мне удалось — девушка повалилась на колени, изо рта и носа брызнула кровь.

— Пощади! Пощади, хозяин! — закричала богиня. — Я не стану. Больше не стану!

Замерев на секунду, я усилием выбросил себя из транса, отвернулся. Богиня выглядела жалко, униженно, и это больно резануло по нервам. Я только что, чуть не лишил жизни самое близкое на этом свете существо. Она мне не рабыня — я отношусь к ней почти как к сестре, о которой всегда мечтал. Взбалмошная, вредная, жестокая. Что ж, родственников не выбирают. И я чуть не изгнал ее только потому, что из-за нее пережил несколько неприятных минут. Массовый убийца, да. Но не благодаря Кере. Она ведь не заставляла меня в них стрелять — я сам принял решение. Она просто поставила меня в такую ситуацию, выбор был за мной. И тот факт, что я чудовище от нее никак не зависит.

— Я не стану тебя изгонять. — Бросил я за спину. — Ни сейчас, ни потом, даже если ты повторишь то, что сделала. Слишком привязался. — Не выдержал, оглянулся. — Прошу, не заставляй меня больше ненавидеть себя.

Не выдержала Кера в самый подходящий момент. Позже, вспоминая свои действия, размышляла — не специально ли она прекратила противостояние именно сейчас? Так драматично получилось! Нет, не специально. Просто в один момент чистый вдруг многократно усилил напор, сопротивляться стало решительно невозможно, и она позволила себе расслабиться. А дальше все произошло так, как она и надеялась. Раб чистого был убит, тысячи смертных расстались с жизнью, и она ненадолго потеряла разум от восторга и удовольствия. Хотела ведь провернуть все тихо, так, чтобы смертные ничего не заметили. Не сдержалась, устроила пляску. Такое количество силы одновременно — разве можно было удержаться? И потом, все еще на волне эйфории сболтнула лишнего. Смертный удивился. Смертный разозлился. А она… опьяненная силой, она не контролировала свои эмоции. Казалось — что ей этот смертный? Сейчас она может равнять с землей горы! И он еще смеет что-то указывать? Ей, богине беды? Она решила надавить. Немного боли, немного страха, и толика божественной силы — такое заставит быть покорным любого смертного. Кера забыла, что давала клятву. Забыла, что нарушив ее, потеряет все, чего смогла достичь с помощью смертного, вновь вернуться в то страшное, полубезумное состояние. Где-то на краю сознания кричала Ева. Девочка просила образумиться, просила не совершать непоправимого. Кера осталась глуха. Она — воплощенное могущество. Для нее нет ничего невозможного.

Оказалось, есть. Диего было наплевать на боль, страха он не испытывал, а попытка подчинить его божественными силами натолкнулась на ледяную стену. Он будто не замечал ее усилий. Игнорировал. А потом ударил он сам, и она — да, она-то почувствовала. Всем своим обретенным могуществом она не могла сопротивляться безжалостной силе, что вышвыривала ее обратно из тела Евы и вовсе из тварного мира. Вот тогда она снова почувствовала страх и взмолилась о прощении. Краткий миг — и все стало так, как было. Связь с телом Евы снова крепка, она чувствует себя прекрасно, вот только путы, связывающие ее, стали гораздо осязаемей. Теперь ей еще долго придется вымаливать прощение у смертного, зарабатывать его доверие. И неизвестно, удастся ли, или ей так и суждено будет оставаться покорной рабыней, вынужденной до последней буквы выполнять приказы, не имея ни капли свободной воли.

И он снова ее удивил. Только что кипевший от гнева смертный вдруг успокоился, и как-то буднично пообещал, что не станет пользоваться своей властью. Секунда — и Кера ощутила, как возвращается утраченная было свобода. Возвращается с лихвой. А еще его последняя фраза. Богиня вдруг почувствовала новое, неведомое доселе чувство. «Это стыд, сестренка», — прошептала на краю сознания Ева. — «Тебе неловко оттого, что ты заставила Диего страдать».