Семя Гидры

Глава 1

Из рыбацкого посёлка Ковалам — непризнанной жемчужины Коромандельского побережья — Иван выехал с рассветом, но рейсовый автобус, обшарпанный, с замызганными шторками на окнах, с тюками, мешками и дорожными чемоданами под затёртыми до дыр сидениями, одолел несложный тридцатикилометровый маршрут едва к обеду. По всей видимости, сей монстр колониального автопрома бороздил пыльные дороги штата Тамилнад ещё со времен премьерства Индиры Ганди. Пыхтя и постанывая, он грозил заглохнуть в любую минуту, а спустя три часа адской тряски и вовсе встал колом посреди грунтовки перед арбой, запряжённой тощим мулом, да так, что с верхних полок попадали баулы.

Яростно жестикулируя, выпячивая большие, похожие на рыбьи глаза, немолодой индиец-водитель долго и упорно грозил обучить старика-погонщика правилам дорожного движения, а тот, в ветхом выцветшем саронге, понимающе кивал головой, увенчанной не менее ветхим тюрбаном, но не на полшага не сходил с дороги. Его мул мерно жевал жвачку и снисходительно поглядывал на разъяренного шофёра, мол, что взять с невежды. В конце концов, водитель, разразившись многоэтажной бранью, смешивая хинди с английским, в сердцах вывернул руль и по-черепашьи едва не свалившись в кювет, объехал упёртого старца.

Так, обливаясь потом и кляня себя за то, что заранее не позаботился о снаряжении, Иван к полудню прибыл в Ченнаи. Времени хватало ровно в обрез: заскочить в магазин Джима и Анжелы и после, не мешкая, на метро в аэропорт. Главное всё делать без суеты, чётко и последовательно как при десятиметровом погружении без акваланга.

Иван вспомнил, как со слезами на глазах его провожал Риши.

Риши — девятилетний мальчонка, сын хмурого тамила, у кого Иван снимал угол. И это не оборот речи — набитая кокосовой копрой циновка, месяц служившая Ивану кроватью, располагалась как раз в углу бедной рыбацкой хижины отца Риши, капитана небольшого рыболовецкого судна — потрёпанного штормами сейнера с гордым названием «Арихант». Поначалу Иван снисходительно отнёсся к явно высокопарному прозвищу видавшей виды посудины. Не очень-то та походила на ракетный подводный крейсер стратегического назначения класса «Арихант» (в переводе «Истребитель врагов»). Но позже к своему стыду он узнал, что слово это на самом деле переводится как «душа, победившая внутренние страсти» отчего его первоначальный скепсис развеялся. В который раз Иван убеждался — в Индии всё имеет свой потаённый глубокий смысл.

Молчаливый рыбак и его непоседливый сынишка проживали вдвоём. При беззастенчивом выяснении, почему так вышло, постояльцу скоро дали понять, тема женщин в рыбацкой семье — табу, а причина сего чужеземцев не касается.

С рассветом и с дюжиной рыбаков просоленных ветром и обожжённых безжалостным солнцем отец Риши ходил в море, чтобы к сумеркам вернуться с двумястами килограммами сардины на борту. За своим отцом не отставал и сынишка. Вот уже как месяц Риши «работал» «менеджером по продажам», выручая в день по пятьдесят рупий за выловленные Иваном кораллы. Каждое утро с ластами подмышкой, кислородным баллоном наперевес и с радостной улыбкой на светящейся от счастья физиономии, мальчишка нетерпеливо переминался с ноги на ногу, нависая над спящим Иваном, и звонко горланил:

— Let» s go Van! Ип-дь-йом! Ип-дь-йом! Ип-дь-йом!

Это его звонкое русское «ип-дь-йом», означавшее то ли «подъём» то ли «идём», а может и то, и другое вместе, походило на своеобразную трель будильника.

Риши именовал постояльца Ваном, упорно глотая первую букву, что ещё значительнее подчёркивало непоседливость мальчишеской натуры. А ещё потому что «ван» на тамильском означает «воздух», а «белый постоялец», по глубокому убеждению Риши, был никем иным, а настоящим Королём Воздуха. Нет, европеец не умел летать, он умел нырять, да так, как никто не умел этого делать.

В первые дни, когда Иван и Риши уходили на арендованной за две рупии лодке далеко от берега, Иван в одной маске как обычный индус-ныряльщик спускался по верёвке к коралловым зарослям, а через три минуты затишья Риши начинал отчаянно кричать на тамильском: «Ван-ван!» (Воздух-воздух!) искренне не понимая, как этот большой белый чужеземец с длинными молочного цвета волосами и крепкими мускулистыми руками, ухитряется так долго — дольше всех ныряльщиков побережья — обходиться под водой без воздуха. Когда же Иван шумно выныривал из воды с увесистым мозговым кораллом в руке, чёрные как два больших обсидиана зрачка Риши недоумённо округлялись до размеров Вселенной, а с губ срывался возглас:

— На вашем севере все люди умеют делать так?

Но позже мальчишка свыкся с уникальными способностями иностранца и даже устраивал с ним своеобразное соревнование, параллельно задерживая воздух в лёгких, упорно раздувая коричневые щёки и смешно по-петушиному пыжась.

Незаметно Иван сдружился с непоседливым рыбацким сынишкой и сейчас, блуждая глазами по шумной, грохочущей, гудящей клаксонами и рычащей двигателями центральной улице Ченнаи в поисках такси, немного сожалел, что вряд ли когда-либо он снова окажется в тихой коралловой бухточке в утлой плоскодонке вместе с неугомонным говорливым Риши.

— Трипликейн! — крикнул Иван притормозившему перед ним таксисту.

Индиец вывалился по грудь из окна и показал пять растопыренных пальцев, означавших пятьсот рупий. Местные таксисты уверены: европейцы — богачи, в противном случае, зачем приезжать в Ченнаи без денег?

Иван мигом нырнул в салон и выгреб карманы. Денег хватало ровно на запланированную покупку гидрокостюма и на жилет-компенсатор. Очень не хотелось ударить в грязь лицом на новом месте, ведь по одёжке встречают даже на Андаманских островах. Оставалась надежда, что Джим откроет рассрочку, ведь теперь Иван без пяти минут инструктор элитного Scuba-Radhanagar, а посему: «Прощай безденежье!»

В кармане заурчал зуммер телефона.

— Месье Усик? — незнакомый номер мурлыкнул обворожительным женским голоском по-английски, но с лёгким французским прононсом от чего показался ещё более прелестным.

— Да, это я, — ответил Иван, косясь на таксиста, который что силы давил ладонями клаксон и осыпал проклятиями беспардонно подрезавшего его мотоциклиста.

— Вы на пути в аэропорт? — голосок сделался ещё нежнее. — Вылет через час. Ждём вас на пятьдесят первой линии. Вход со стороны…

— Да-да, у меня есть чёткое описание. Самолёт класса бизнес-джет. Борт 159. Верно?

— Так точно. Это мы.

— Честно сказать… — чтобы хоть как-то заглушить громоподобные недовольства таксиста отсутствием возможности перестроиться Иван заткнул пальцем свободное от телефона ухо, — я не совсем разбираюсь в частных самолётах… и всегда думал, что Хонда — это мотоцикл.

— Ничего страшного, месье Усик, — очаровательно пропел мобильник. — Наш самолёт небольшой, длиною всего сорок футов, и здесь он такой один. И чтобы вам было удобнее, я буду ждать вас у трапа с табличкой с вашей фамилией. Меня зовут Брижит. Я бортпроводница нашего судна. До встречи, месье Усик.

Последняя фраза прозвучала так, будто Иван и Брижит росли в одной песочнице.

Хозяин магазина Джим — высокий широкоплечий метис с длинной замысловато заплетенной иссиня-чёрной косичкой — встретил Ивана широкой американской улыбкой. Когда-то он и сам был обручённый с морем бродячий покоритель глубин, пока не познакомился с предприимчивой Анжелой. Так прирождённый аквалангист стал торговцем аквалангами.

— Рад за тебя, мой бледнолицый брат! — с напыщенным пафосом произнёс Джим. — Не всякому выпадет удача подрядиться сезонным инструктором в один из элитарных закрытых дайв-центров Бенгальского залива.

— Спасибо Семено́вичу, — пожал плечами Иван.

— Хвала покровителю ловцов жемчуга Кришне, что настоящие друзья помнят номера мобильников своих друзей, — и Джим театрально вознёс руки к небу. — Три месяца на Андаманах — девяносто дней в раю! Как же я завидую тебе, брат, — и тут же осведомился: — Но разве инструкторам не выдают снаряжение?

— Своя рубаха ближе к телу, — подмигнул Иван. — Всегда мечтал иметь собственный Скубапро.

Когда речь зашла о рассрочке, Джим переменился в лице, но оглянувшись на дверь в подсобку, согласно кивнул и полушёпотом произнёс:

— Ок. Я покрою своими. Не надо, чтобы Энджи узнала…

Какими завистливыми глазами смотрел сейчас на него Джим! Глядя на это, Иван подумал, что вряд ли когда-либо сам женится и осядет на суше. Рождённый в крохотном посёлке под Могилёвом простой белорусский парень Ваня Усик навечно обручился с морем.

Началось это в то жаркое лето, когда его, двенадцатилетнего мальчишку, мать привезла в Гурзуф к дяде Жоре. Бывают в жизни моменты, определяющие судьбу — то лето оказалось именно таковым.

Дядя Жора приходился Ваниной маме двоюродным братом, и, следовательно, двоюродным дядей Ивану. Широкогрудый, сухой и жилистый, с прекрасным здоровьем для своего пенсионного возраста, дядя Жора был настоящим морским волком. Нет, не морским — подводным. Всю жизнь он проработал водолазом-техником. В молодости трудился на заводе подводным сварщиком, после поднимал затонувшие суда, прокладывал трубопроводы, расчищал акватории. Несколько лет провёл в тихоокеанских научно-исследовательских экспедициях.

— Море с тобой всегда честное, — любил повторять дядя Жора, вглядываясь с прищуром в морской горизонт, и от переполнявших эмоций по Ваниной спине бежали мурашки.

В конце лета домой Ваня вернулся другим человеком.

Теперь студёными зимними вечерами он зачитывался историями о славных пиратах капитана Блада, о сокровищах Флинта, о пятнадцатилетнем капитане и о загадочном Наутилусе. Каждый его день начинался с пробежки, а заканчивался отжиманиями, приседаниями и подтягиваниями.

— Моряк — не профессия, — часто вспоминал он слова дяди Жоры. — Моряк — это судьба.

Уже в пятнадцать лет Иван твёрдо решил стать моряком. Он штудировал азы судовождения и парусного спорта, сыпал галсами, румбами, узлами, безошибочно отличал курс галфвинд от бейдевинда, а классическую «восьмёрку» от устричного морского узла, и по окончанию средней школы, собрав в рюкзак нехитрые пожитки и поцеловав на прощание заплаканную мать, отправился поступать в Одесское мореходное училище имени А. И. Маринеско.

В училище Иван и познакомился с Сашкой Семено́вичем, в последствии сыгравшим в его жизни немалую роль. Всегда улыбчивый, с каким-то хитровато-блуждающим выражением глаз, Сашка был старше Ивана на год и в первый же день знакомства, оценивающе оглядев с головы до ног хорошо сложенного белорусского парня, сказал, будто от этого решения зависела дальнейшая Иванова судьба:

— Такие крепыши нам нужны.

Так с лёгкой Сашкиной руки Иван записался в одесский молодёжный клуб любителей подводного плавания. Вначале в выходные, а следом и по будням после занятий — Семено́вич имел талант договариваться с неуступчивым старшиной экипажа-общежития — приятели проводили в клубе. Сборка снаряжения, поведение на воде, специфика погружения, общение жестами и многие другие азы подводного спорта они жадно впитывали кожей. Ивану нравилось буквально всё: красавица-Одесса, учёба в училище, клуб «Нептун», да и сам Семено́вич, с которым за четыре года они стали закадычными друзьями.

«Розовые» очки слетели с Иванова загорелого лица сразу по получению диплома, когда выяснилось, что отыскать работу выпускникам «вышки» в разваливающемся на глазах советском флоте удастся не всем, а что есть на берегу — принеси-подай. Счастливчики из «блатных» морских династий устраивались «под иностранный флаг» или за большие деньги покупали тёплое местечко в пароходных компаниях, Ивану же светило разве что речная баржа или портовый буксир.

И тут снова подсуетился Семено́вич.

— Ванька не дрейфь, — с обычной долей иронии Сашка хлопнул друга по плечу. — Идёшь на педагогические курсы, а после определим тебя педагогом-инструктором к нам в «Нептун». Есть у меня партнёры, оформляем общество с ограничкой. Платим немного, но поверь, мы везучие, живём во времена великих перемен. Раскрутимся, дадим рекламу, закупим современные акваланги, и бизнес наладится. Знаешь, как за бугром называют ныряльщиков? Дайверами! Это у них моднейшее хобби. За то, чтобы выпендриться, толстосумы забашляют огромные бабки. Вот увидишь, скоро и у нас от богатеньких клиентов из комерцов и деловых отбоя не будет. Дай только время, прорвёмся.

И Иван согласился. Так, не став профессиональным моряком, он стал профессиональным дайвером.

За шесть лет жизнь изрядно потрепала Ивана. После рейдерской атаки на Сашкиных партнёров — новых хозяев «Нептуна» — оказавшихся на поверку обычными аферистами, Иван год проработал инструктором в бассейне детской спортивной школы, затем водолазом-спасателем в отряде быстрого реагирования. После расформирования нанялся на английское судно «Marine Gold» к настоящим искателям сокровищ и два года провёл в Адриатике в поисках затонувшего в XV веке венецианского купеческого судна. С тех пор начались странствия Ивана по белому свету, которые к миллениуму забросили его без денег и перспектив в рыбацкий посёлок Ковалам, затерянный среди пальм и песков юго-восточного побережья полуострова Индостан.

И вот неделю назад неожиданный звонок Семено́вича в который раз переменил сложившееся над Иваном расположение звёзд.

«Объявился-таки, морской дьявол», — думал Иван о своём деловитом друге, резво вышагивая по пыльной ченнайской улице.

На метро он доехал до станции Международный аэропорт и по выходу на перрон пошарил глазами в поисках указателя к внутреннему терминалу Камарай. Не найдя доверился интуиции. Времени было вдосталь.

Аэропорт Ченнаи — третий по значимости воздушный порт Индии — походил на улей с гудящими на разных языках разноцветными и разномастными пчёлами, и Ивану стоило большого труда не затеряться в этом гаме, туристической толкотне и деловом хаосе.

А глаза бросилась полукруглая табличка со сверкающей надписью L-51, и Иван понял, интуиция в который раз не подвела. Поправив за спиной набитый снаряжением рюкзак, широкой морской походкой он направился к траволатору.

Самолёт Иван заметил сразу. Ослепительно-белоснежная сигара с синим стилизованным подбрюшьем. Высокий хвост, увенчанный мощным горизонтальным стабилизатором. Массивные обтекатели двигателей с большими красными номерами N 159. У спущенного трапа тонкая женская фигурка в синей униформе и с табличкой в поднятой руке. Сомнений не осталось, на табличке аккуратно алой помадой была выведена его фамилия на английском.

Белозубо улыбаясь, Иван проследовал к самолёту.

— Месье Усик, — произнесла, то ли спрашивая, то ли констатируя факт опознания, встречающая его обворожительная шатенка с улыбкой Моны Лизы.

Тёмно-синяя юбка, зауженная до колен, и тёмно-синий форменный жакет подчёркивали божественное телосложение. На осиной талии тонкий кожаный поясок в цвет стильным туфлям-лодочкам. Белая блузка, под воротничком повязан небесного цвета бант-шарф, скрывающий без сомнения нежнейшую шею. Две ямочки на едва тронутых румянцем бархатных щеках. Игривый взгляд больших карих глаз. Завершала идиллию уложенная в причёску, но при этом непослушная копна густых каштановых волос.

Ивану вдруг показалось, что подобный ангел в женском обличии может стоять лишь у райских врат и войди он на борт самолёта, непременно окунётся в Нирвану.

— Привет… Брижит? Я Иван, — представился он по-английски и привычно протянул для рукопожатия большую крепкую ладонь.

— Bonjour, — произнёс ангел и легко коснулся протянутой руки.

Что это было за прикосновение! Ивану вдруг стало неловко за свой внешний вид: бежевые шорты, вылинявшая на солнце просоленная майка, видавший виды рюкзак.

— Рады видеть вас, месье Усик, на борту нашего судна, — тем временем ангел всё сильнее затмевал собой окружающее пространство. — Надеемся, полёт доставит вам удовольствие. Наш пилот — капитан Прэйтап Сингх — профессионал высочайшего класса. В Порт-Блэре мы приземлимся ровно через три часа. А сейчас, месье Усик, будьте добры проследовать в салон.

Глава 2

Так вот на каком красавце ВИПы летают на отдых!

— На два часа почувствуешь себя олигархом, — Иван вспомнил, как смеялся в телефонную трубку Семенович, хвастаясь, что выхлопотал место в арендуемом клубом «гостевом» бизнес-джете. И как всегда оказался прав — два часа в воздухе с головокружительным комфортом несоизмеримо приятнее недельного ожидания ближайшего рейса и нескольких дней нудной морской болтанки в гуще разномастных туристов.

Салон самолёта сверкал чистотой. Вдоль рядов овальных иллюминаторов попарно друг напротив друга возвышались четыре высоких кресла обтянутые белоснежной кожей. Между ними выдвижные столики матового пластика с подстаканниками и фигурными выемками. Напротив трапа пятое кресло без столика, пониже остальных и без подголовника. Пол устлан пёстрым ковром Джайпура ручной работы. Между лётной кабиной и салоном раздвижная перегородка, что позволяло рассмотреть пенаты пилота. В кабине два эргономических кресла и два хитроумных штурвала, приборная доска с мониторами и множеством тумблеров, кнопок, переключателей, сигнальных ламп и индикаторов различных цветов. И такая же безупречная чистота, как во всём салоне. Брижит — была идеальной хозяйкой.

Кроме Ивана в самолёте уже находился пассажир. С правой стороны лицом к кабине сидел мужчина лет пятидесяти или чуть постарше и листал глянцевый туристический буклет, какие в изобилии раздают зазывалы у входа в аэропорт. Небрежно брошенный под сиденье дорожный мешок военного образца чернел за каблуками его пыльных остроносых сапог. Ладно сидящие потёртые джинсы, широкий кожаный ремень, массивная круглая пряжка с руническим знаком в центре. Синяя хлопчатобумажная рубаха плохо скрывала сухое, поджарое тело. Загорелая шея без капли подкожного жира и такое же бронзовое дублёное неспокойной жизнью лицо. Полоска усов под большим хара́ктерным носом и маленькая «эспаньолка» на очерченном подбородке. Тёмно-серые глаза с лучиками морщин разбросанных к вискам. Чуть приподнятые надбровные дуги. Лоб прорезан четырьмя глубокими горизонтальными морщинами. Большие уши и тёмные волосы, непокорно-длинные сверху и бритые на висках и затылке на армейский манер.

— Хай, — кивнул попутчику Иван.

Тот сдержанно и строго поднял глаза, будто оценивая, чего ожидать от этого белокурого, похожего на хиппи 60-х, длинноволосого парня с синими, слово фарфоровыми глазами. И словно очерчивая границы дозволенного, он поднял сумку и бросил в кресло напротив, придавив её вдобавок ногой в подбитом медными набойками сапоге. Затем нехотя поднял указательный палец вверх в качестве приветствия, и вновь углубился в изучение рекламных картинок.

«Серьёзный дядька, — подумал Иван. — На волка с Уолл-стрит не похож. Скорее волкодав, выслеживающий этих самых уолтстритовских волков. Одно из двух — либо наёмный убийца либо агент под прикрытием. На крайний случай терминатор из будущего. Ищет свою Сару Коннор».

Украдкой, не привлекая внимания, Иван огляделся в поисках места, хотя казалось, теперь «терминатор» остался бы непроницаемым, сделай он даже стойку на голове посреди салона. Выбрав кресло напротив входа, Иван умостил рюкзак в отсек для ручной клади, развалился удобней в кресле и, закинув ногу за ногу, стал любоваться видом из дверного проёма, где на фоне залитой солнцем взлётной полосы были хорошо видны модельные туфельки, точёные икры и округлые коленки Брижит, едва прикрытые краем форменной юбки. Насладившись увиденным, он блаженно прикрыл глаза и представил, как через два часа окажется на островах, с которых и начался его путь в подводный мир.

В Одессе, на третьем курсе мореходки, а было это в начале девяностых, Сашка Семенович как-то обзавёлся видеомагнитофоном, редкостной по тем временам диковиной. Аппарат был японским и стоил как пол-автомобиля, но предприимчивый Семенович купил его почти задаром у одного филиппинского моряка, пропьянствовав с ним неделю в самых злачных местах Молдаванки. То была сделка века, и обе стороны остались довольны — филиппинец за незабываемые впечатления борделей Одессы тех бурных лет, а Сашка за возможность открыть в экипаже нелегальный видеосалон.

С магнитофоном прилагалась единственная кассета в пластиковой коробке, где на фронтальной стороне в лазурной толщи морской воды плыл настоящий слон. Под слоновой ногой большими буквами краснело название фильма на французском языке: «Andaman, les îles invisibles», а над слоновьим ухом размещался кругляш с фото сухощавого большеносого мужчины в красной вязаной шапочке и полукруглая надпись: Jacques-Yves Cousteau.

В мореходке учили английскому как международному языку моряков, но именно человеку с кассеты и его Одиссее Иван обязан за свой второй французский. Фильм назывался «Андаманские острова: Невидимые острова», а улыбчивое лицо принадлежало Жак-Иву Кусто. Держать в руках французскую кассету с ныряющим слоном было невероятно вдвойне, но настоящее чудо случилось, когда кассету вставили в магнитофон.

Иван сбился со счёта, сколько раз он пересматривал тот фильм. Ныряльщики команды Кусто в серебряных гидрокостюмах, похожие на людей-амфибий, в скафандрах с гидрофонарями и экипированные как космические пришельцы. Искрящуюся в лучах южного солнца бирюзу океанской воды прорезают стай проворных ставрид. Юркие луцианы и яркие рыбы-попугаи снуют среди массивных коралловых глыб. Рифовые акулы в поисках наживы не обращают внимания на дайверов. Перистые звёзды разлеглись на вулканических наростах.

Кадры того фильма напрочь въелись в память начинающего ныряльщика.

В реальность Ивана вернул высокий мужской голос. Парень нехотя расплющил веки. У трапа невысокий полноватый человечек в потрёпанном зелёного цвета шервани[1] оживлённо жестикулировал короткими ручками и что-то скороговоркой объяснял озадаченной Брижит. Его чёрная лопатообразная борода, придававшая лицу форму горизонтального овала, хаотично дёргалась в диссонанс кивкам безукоризненно лысой головы, на которой непонятно как держалась белоснежная ганди[2]. Толстячок пританцовывал и был явно возбуждён. Речь его сливалась в шумящий ручей. И всё-таки он не казался негодующим или рассерженным. Скорее наоборот, его глаза улыбались так, что становилось понятно, они попросту не умеют испытывать иных эмоций, кроме позитивных.

В непрестанно льющемся потоке Иван различил некоторые фразы:

— У меня официальный контракт… да… желаете взглянуть? Нет? Но как же? Этого не может быть… я честный налогоплательщик… — От переизбытка эмоций толстячок пританцовывал и смешно шлёпал себя пухлыми ладошками по не менее пухлым ляжкам. — Я обязан быть в списке… да-да. Но контракт? Разве мистер Крофт не поставил вас в известность? Странно… будьте любезны… простите, могу я переговорить с капитаном этого замечательного лайнера? У меня есть рекомендации… Профессор Докешандр мой давний знакомый…. но как так?

На вид толстячку было лет под шестьдесят, но, то с какой живостью он извивался перед непреклонной Брижит, указывало о наличии в его жилах молодой энергии. Иван подумал, посади его на осла и сними очки с мясистого носа — вылитый Санчо Панса с обложки советского издания Дон Кихота.

Стойкая Брижит ревностно охраняла подступы к самолёту. Её хрупкая фигурка загораживала трап. Руки сложены за спиной, лопатки сведены, грудь вперёд и только лучезарная улыбка свидетельствовала — я всё понимаю, но, увы, правила есть правила.

Щебет «Санчо Пансы» неожиданно смолк, когда за его спиной вырос силуэт высокого плечистого сикха в форме военного лётчика и в тёмно-синем дастаре[3]. Жёлтый шарф на шее под окладистой ухоженной и совершенно седой бородой; огромные солнцезащитные очки в пол-лица; замысловатые нашивки на выцветшем виридановом кителе. Почти двухметровый сикх одним лишь своим видом внушал почтительное уважение ко всем приверженцам сикхизма.

«Санчо Панса» развернулся на каблуках и, склонившись в три погибели перед грозным пенджабцем, сложил руки в молитвенном жесте и затараторил с новой силой:

— Достопочтенный господин пилот, добрых вам радостей и долгих лет жизни. Позвольте представиться: профессор биологии Секхар Чакрабати. Хотя профессором можете меня не называть. С тех пор как мне пришлось переселиться в индонезийский Банда-Ачех я оставил науку и преподавание…

Сикх снял очки и вопросительно глянул на Брижит. В его взгляде читался вопрос: Кто это такой?

— Господин капитан, — невозмутимо произнесла бортпроводница, — этот человек утверждает, что заявлен на наш рейс.

Глаза сикха округлились ещё больше.

— Вот именно, — встрепенулся профессор, — и я об этом! Я рассказывал вашей прелестной помощнице, что уже неделю служу личным гидом, секретарём, переводчиком и гувернёром у многоуважаемого господина Крофта и в этом качестве должен лететь с ним в Порт-Блэр. Всё законтрактовано и оформлено должным образом. Я законопослушный гражданин и могу представить бумаги, — профессор полез в портфель, но пилот-сикх коротким жестом остановил его. — Сегодня утром мне поступил звонок из отеля «The Elite Grand» и администратор передал распоряжение господина Крофта прибыть ровно в это время и в это место с целью отправиться с господином и его семьёй запланированным маршрутом на ежегодный фестиваль по глубоководному погружению. Вы не думайте… я почётный член Индийского антропологического общества и отлично осведомлён о подводной флоре и фауне тех мест. Я всегда ответственно исполняю свои обязанности. Ещё в Университете Джхаркханда на кафедре биологической антропологии…

Дальше сикх не слушал. Он мягко, но решительно отстранил профессора в сторону, поднялся по трапу, взглянул на Ивана, затем на «терминатора», который, наконец, оторвался от изучения фото фешенебельных отелей, и сдержанно представился:

— Добрый день, господа. Моё имя Прэйтап Сингх. Я пилот этого судна.

«Терминатор» как и прежде, поднял вверх указательный палец, но на этот раз произнёс глухим утробным басом:

— Рой Гаррет.

Иван представился тоже.

— Мистер Крофт! — раздался радостный возглас профессора.

Чтобы лучше рассмотреть происходящее, Иван приподнялся в кресле. В пяти метрах от самолёта остановился белый сверкающий лимузин. Из него вышел темнокожий водитель в чёрной униформе, поспешно оббежал машину, открыл заднюю дверь и вытянулся по стойке «смирно». Из чрева авто вынырнула плешивая голова с венчиком рыжих коротко стриженых волос, а вслед за ней её владелец — низенький мужчина неопределённого возраста. Красная гавайская рубашка с синими цветами, бежевые шорты и кожаные сандалии на босу ногу за несколько тысяч долларов. Под выцветшими бровями недовольные белёсые глаза, в остальном вместо лица бледное незапоминающееся пятно. Водитель прикрыл дверь, отступил назад и проделал тоже с передней пассажирской дверью. На божий свет как Афродита из пены морской явилась высокая блондинка в теннисной двойке. Вьющиеся волосы, яркая губная помада и такое же, как и у спутника, недовольное выражение лица. На вид лет двадцать, двадцать пять — тот прекрасный возраст, называемый цветением. Красивые плечи, тонкие руки, два массивных кольца на пальцах, обтягивающая блузка и шорты в виде юбки выгодно подчёркивают округлости красивой фигуры. Держалась она одновременно и развязно и высокомерно. Такие гармонично смотрятся эскортницами на каких-нибудь светских раутах или элитных приёмах.

— Ты всегда поступаешь по-своему! — негодующе бросила она в никуда, хотя фраза, несомненно, предназначалась «гавайской рубашке». — Предложение Тома лететь на его личном аэроплане было как нельзя кстати. Так нет, ты опять за своё. Достала твоя подозрительность!

Тут она снизошла до поворота головы и окатила спутника таким леденящим взглядом, что холодно стало даже Ивану.

— Чтобы прощелыга Том весь полёт рассматривал твои коленки? — ничуть не дрогнув, огрызнулась «рубашка», — а ты ему в это время улыбалась как на той вечеринке у Тиффани?

— Ха! О чём ты говоришь, Алекс? — фыркнула красотка. — Что за необоснованные намёки?

На этот раз её спутник промолчал, сделав вид, что ему всё итак понятно и говорить здесь не о чем, и сделал шаг навстречу Брижит.

— Галерист Алекс Крофт, — представился он с американским акцентом с такой же американской скромностью, с какой произнёс бы: «Я — Президент мира». — Это моя супруга Натали и мой сын Питер… — Он развернулся, ища взглядом: — Питер! Где ты?

Из лимузина выскочил мальчишка лет двенадцати в светло-синих джинсах и в ярко-голубой футболке с контуром дельфина и надписью «2000 Year of the Dolphin». Копна рыжих волос похожая на пересохшее сено, от подбородка до лба всё лицо в восхитительных веснушках, подвижные зелёно-жёлтые глаза подчёркивали бойкость натуры.

— Питер, — обращаясь к мальчику, грозно произнёс мистер Крофт тоном, каким родители рассерженные сторонними обстоятельствами вымещают злость на собственных детях.

— Что, па? — без тени смущения спросил мальчик. — Наташка опять выносит тебе мозг?

— Сколько раз повторять, не называй её так! — бледное лицо Крофта мигом сделалось оранжевым, а его спутница недовольно фыркнула и, закатив глаза, первой поднялась по трапу.

— Гуру! — Мальчишка заприметил профессора Чакрабати стоящего поодаль от Брижит и приветственно замахал руками.

— Господин Крофт, — подал голос Чакрабати, — понимаю, это всего лишь досадное недоразумение, и вы без сомнения в два счёта разрешите сложившуюся ситуацию и как всегда всё расставите по своим местам, но… меня нет в списке пассажиров.

С последними словами профессорское лицо приняло страдальческое выражение, а руки привычно сложились в молитвенный жест.

— Наше судно рассчитано на пять пассажирских мест, — не переставая улыбаться, произнесла Брижит. — Полёт утвержден администрацией нанимателя и согласован с диспетчерами портов. — Она открыла кожаный планшет и прочла: — Месье Алекс Крофт, мадам Натали Юсупова, их сын Питер Крофт, месье Рой Гаррет и месье Иван Усик. Всё. Пять пассажиров. Никакого Чакрабати в списке не значится.

Крофт нахмурился. Минуту стоял, размышляя, затем повернулся к профессору и без единой эмоции произнёс:

— Значит, вы остаётесь.

— Но… — горизонтальный овал профессорского лица мгновенно вытянулся став вертикальным. Борода затряслась, глаза увлажнились, а рот принялся по-рыбьи хватать воздух. — Но ведь контракт…

— Расторгнут, — бросил Крофт и, потеряв интерес к собеседнику, ступил на ступеньку трапа.

— Папа! — раздался за спиной требовательный голос Питера. — Я остаюсь с учителем.

— Так! — Крофт нахмурил свои рыжие брови. — Не зли меня! Идём.

Но Питер не сдвинулся с места. Он крепко сжал ладонь профессора и решительно произнёс:

— Не ты ли, отец, настаивал, что мне нужен репетитор? Что с матерью я совсем обленился и скоро превращусь в последнего двоечника? Что в школе меня терпят лишь из-за твоих денег? А может ты нанял учителя Чакрабати, чтобы я не мешал твоим развлечениям с Наташкой? Зачем тогда ты взял меня с собой?

— Питер, — перебил сына Крофт, — ты же слышал, мест нет.

— Вот и славно, — улыбнулся мальчишка, — Я не лечу, и Наташка может занять целых два места.

Иван сквозь дверной проём, а Рой Гаррет в иллюминатор с интересом наблюдали за происходящим. Лишь Прэйтапа Сингха казалось, нисколько не касалась случившаяся перепалка. Наконец он поднялся с пилотского кресла и направился к выходу. Спустившись с трапа, отвёл Брижит в сторону, и девушка принялась пояснять причину задержки время от времени, указывая то в планшет, то на профессора Чакрабати, то на мальчика.

Сингх почесал седую бороду, посмотрел на Крофта.

— Мы можем взять вашего слугу, — сказал он, и Ивану показалось, что слово «слуга» было произнесено намеренно, дабы подчеркнуть статус американца. — У меня есть такое право. Это хороший самолёт. Перегруза не будет. Ваш сын невелик, да и багажа немного. Вот только ему придётся сидеть на полу. Господа, готовьтесь к вылету.

С этими словами хмурый сикх направился в кабину.

Глава 3

После короткого взлёта самолёт набрал высоту, и в салон вышла Брижит с подносом в руках:

— Господа, шампанское?

Гаррет поднял вверх указательный палец. Этот единственный имеющийся в его арсенале жест всякий раз обозначал абсолютно разное, но безальтернативно точное, конкретное и интуитивно читаемое желание. Исключительно армейская черта — излагаться короткими жестами или односложными фразами понятными на уровне подсознания. Взяв бокал, он благодарно кивнул.

Бортпроводница развернулась к Ивану и их глаза встретились. На мгновение губы девушки тронула лёгкая улыбка, а в зрачках мелькнула игривая искорка. Она нечаянно коснулась коленкой его бедра, тем самым вызвав неосознанный гормональный всплеск, и Иван машинально одёрнул ногу. Он почувствовал как покраснел, но несмотря на комичность ситуации, ничего не мог с собой поделать. Перед ним молодая, умопомрачительная девушка и влечение, так спонтанно и так неуместно в нём возникшее, невозможно было ни скрыть, ни обуздать.

Честно сказать, в свои двадцать семь Иван не был искушён в любовных делах. Крепкий на вид, при росте сто восемьдесят пять сантиметров, с серо-голубыми глазами и копной русых волос, он всё ещё был по-юношески застенчив и сторонился слабого пола. От не вовремя возникшего желания кровь ударила в голову, а пунцовая помада на приоткрытых губах Брижит напомнила случай девятилетней давности.

Шёл первый год учёбы в одесской мореходке. Дородной пышногрудой Катьке исполнилось двадцать, и была она на два года старше Ивана. Её чёрные как маслины глаза искрились чертинкой и были завораживающе прекрасны, как, кстати, и всё её дышащее желанием тело.

Познакомились они случайно в овощном магазине Катькиной матери — Ларисы Павловны и на худощавого Ивана, конопатого, с выцветшей на солнце русой, похожей на ядерный взрыв копной непослушных волос, миловидная одесситка немедля «положила глаз».

— Откуда ж такой морячок взявся? — игриво поинтересовалась она, взвешивая сочные, налитые южным солнцем помидоры.

— Белоруссия, — ответил Иван.

— Отож, — рассмеялась дивчина. — Білий як крейда.

— Нічого, ще почорнію, — улыбнулся в ответ Иван. За год учёбы он немного выучил украинский.

Так они познакомились.

Весь август Иван захаживал в овощной магазин за покупками, и вскоре случилось так, что не проходило ни дня, чтобы он не перекинулся парой фраз или многозначительными взглядами с дерзкой украиночкой.

Случилось это в начале сентября. Была пятница, конец учебной недели. Дело шло к дождю. Небо затянули тучи, сбив духоту ранней осени. Зайти в магазин Иван решил по дороге в экипаж. Катька стояла за прилавком и разглядывала себя в маленькое зеркальце пудреницы.

— Нравится? — завидев Ивана, спросила она, выставив «уточкой» большие густо напомаженные губы. Их кроваво-пунцовый цвет делал Катьку ведьмой из киноленты «Вий», но Иван промычал что-то одобрительное и с видом знатока услужливо кивнул. Он совершенно не разбивался в подобных вещах, а Катькины губы манили в любом виде.

В глазах дивчины вспыхнула сумасшедшинка:

— Поставлю тобі печатку!

Она склонилась над прилавком, да так, что старенький калькулятор «Citizen» жалобно крякнул под натиском её тяжёлой груди, и словно насосом впилась губами в пересохший от морской соли Иванов рот. Округлившиеся глаза Ивана полезли на лоб.

Поцелуй продолжался вечность. Наконец Катька оторвалась с таким придыханием, что казалось, слышно было на другом конце рынка.

Иван застыл истуканом. Вдруг девушка схватила его на ворот и потащила через прилавок. На пол полетели калькулятор, блокнот, ручки и через секунду они яростно осыпали друг друга поцелуями. Раскрасневшаяся Катька была прекрасна. Иван пальцами ощущал, как под бархатной кожей клокочет неудержимый поток горячей молодой крови. Он не заметил, как они оказались в пропахшем квашеной капустой и тараканами овощехранилище.

— Шо ты, чёрт, робишь? — нехотя отстранила она Ивана. — Не тут, чумной…

Дивчина вырвалась из объятий, проворно подскочила к дверям, закрыла их на защёлку и потащила Ивана в маленькую тесную подсобку, где среди ящиков с огурцами и сетками болгарского перца они снова принялись целоваться.

Вдруг за железными воротами приёмки раздался громоподобный окрик:

— Ідіть геть! Мені нічого не треба!

— Маманя, — испуганно прошептала Катька и замерла. — Циць, — Она приставила палец к измазанным помадой Ивановым губам. В девичьих глазах страх боролся с невероятным энергетическим напором и безграничным желанием — состояние, какое наверняка испытывают на «американских горках».

Противно запищали несмазанные петли и за дверью послышались голоса, один из которых принадлежал хозяйке магазина Ларисе Павловне.

— Чего они ходять? Не дадут покою.

— Поставщики-крохоборы, твою мать.

Много позже Иван узнал, что лихие девяностые семья Катьки лишь благодаря тёте Ларе прожила в достатке. Что усилиями матери старшая Катькина сестра — Светлана Семёновна — стала старшим начальником налоговой, а средний брат Сашка окончил школу милиции.

Лариса Павловна, проработав половину жизни за прилавком винно-водочного отдела советского универсама, в перестройку «перековалась» во владелицу собственного овощного магазина. Себя она называла предпринимателем, но супруг её — Семён Иванович, а в простонародии Сенька — тридцать лет тому назад соблазнивший краснощекую Ларку на почве совместного бизнеса как раз в том же универсаме, называл жену не иначе как «моя бизнесвумен». Будучи с молодых лет таксистом, он «мутил бабки», приторговывая по ночам из багажника Ларкиной водкой-«неучтёнкой», и вскоре их совместное алкогольное предприятие переросло в крепкую постсоветскую семью, подарив стране трёх прекрасных детей — налоговичку, милиционера и любвеобильную Катьку.

То, что в доме всем заправляла Лариса Павловна, домочадцев вполне устраивало. Из-за хронического геморроя и усилившейся любви к «беленькой» папа-Сеня забросил водительское ремесло и стал, как он сам выражался, «Ларыным бизнес-партнером», хотя по факту у хозяйки-Лары он числился «принеси-подай». В тонкости торговли Сеньке вникать было не по рангу. Ему нравилось «намутить бизнес», а всё остальное была не его забота. Хватало на то, чтобы за бесценок закупить подмороженной картошки, привядших кабачков или подгнившей капусты и за такой горе-бизнес Павловна частенько била мужа веником по его конопатой лысине. Тот не обижался, а с пониманием приговаривал: «Наше діло малэньке, обісцявся — стій, обтікай».

Но всё это Иван узнал позже, а в тот день, сжимая в объятиях горячую от возбуждения Катьку, он думал лтшь об одном, как поскорее унести ноги.

В подсобке, за дверью звенели стаканы, грохотала посуда.

— Це надовго, — с горячим придыханием прошептала Катька. — Маманя с тётей Любой прийшли розслабитись.

У Ивана похолодело нутро.

— Представляешь, мать, — после паузы, во время которой вероятно была выпита первая рюмка, раздался голос Павловны. — Я робила вдень і вночі тільки для дітей. Щоб вони людьми стали… Я, простий підприємець, але усім від мене щось треба. Торговля ніяка. Грошей нема. Доходу нуль. А ці завели шарманку: «Берите то, возьмите это». Тьфу, уроды. Усі хочуть поиметь. Хах… имелка ще не выросла!

При слове «имелка» Катька расстегнула Ивановы джинсы и широкой пятернёй ухватила за «хозяйство». Парень чуть было не взвыл, но горячая одесситка заткнула его рот поцелуем.

— Зла нема, Любаня, — ругалась Павловна. — І де ця шалава Катька? Віддам її за моряка, тоді гори все, хоч повигорай.

— За какого моряка? — гнусаво икнули в ответ.

— Є варианты.

— Є варианты, — сладким шёпотом повторила Катька, силой повалила Ивана на мешки с картошкой, уселась сверху и прижалась дрожащим телом. Опёршись руками о контейнер с капустными очистками, сначала медленно, а затем всё быстрее она заходила на Иване вверх-вниз. Дальше всё было как в тумане. Жаркое дыхание, девичий запах и безумный кураж вперемешку с животным страхом быть пойманным — запредельный чувственный коктейль хлестал через край, заставляя позабыть обо всём на свете.

А в подсобке всё также пили водку и раздавались голоса.

— В ящики складывай! В ящики! Аккуратно, ёпт…! Да что ж ты, черт безрукий! Ну? Вот так! — кричал кому-то на улице Катькин отец, дядя Сеня. — Здрастье, девоньки!

— Здрасьте, забор покрасьте, — фыркнула в ответ Павловна. — Прикатил?

Катькины тазобедренные движения приобрели строгую системность. Вправо-влево, вверх-вниз… От наслаждения Иван закрыл глаза.

— Ага. Пора тормозуху менять…

— За чьи деньги менять будем, меняла? — зло прикрикнула опьяневшая Павловна. — Если все менять, поломается кровать.

— А я чего? Я ничего, Ларочка. Как скажешь, так и будет.

Двигаясь на Иване как на необъезженном жеребце, Катька склонилась, прижалась щекой. Глаза её закатились, губы зашептали что-то нечленораздельное и Иван вдруг ясно представил себе как именно сейчас с дрожащих, опухших от поцелуев девичьих губ сорвётся страстный оргазмический крик. Он в ужасе обхватил разгорячённую дивчину руками, прижал к себе и впился пересохшим ртом в её пылающие губы.

И в этот миг всё случилось. Не издав ни звука, их тела затряслись в обоюдных конвульсиях, слившись в единую космическую элегию.

— Хазяин, сэтка падлюка дай, а? — раздался на улице молодой голос разнорабочего среднеазиатских кровей.

— Чего? — переспросил Сенька.

— Эх ты, неуч. Сетку под лук просит человек, — пояснила Павловна и прыснула пьяным смехом. — Ладно, п'ємо останню та пішли працювати.

— Не желаете выпить, месье Усик? — голос Брижит вырвал Ивана из воспоминаний юности.

— Я не пью, — отрицательно покачал головой Иван.

— Зря, — многозначительно цокнул языком Алекс Крофт. — Выпивка в полёте расслабляет. Отвлекает от ощущения высоты.

Брижит едва заметно повела плечиком, обворожительно улыбнулась и склонила поднос перед Крофтом. Тот принял бокал.

— Не напивайся, Алекс, — скривилась его спутница.

Крофт недовольно глянул в её сторону, но промолчал.

— Я бы тоже выпил, если можно, один бокальчик, — из глубины хвостового отсека раздался голос Чакрабати. Умостившись в позе лотоса ближе к санузлу на устланном ковром полу, профессор сошёл бы за медитирующего йога, если бы не живые смеющиеся бусинки его чёрных не по возрасту ясных глаз. Он явно был доволен разрешившимся вопросом с поездкой. — Без сомнения алкоголь активирует рецепторы гамма-аминомасляной кислоты, — проговорил он лекторским тоном, — которая в свою очередь притупляет действие глутамата — главного раздражающего медиатора нервной системы, что затормаживает реакцию на внешние раздражители и блокирует возбуждающие информационные потоки, расслабляя, отвлекая и успокаивая. Главное с алкоголем не переборщить. Не зря же человеческий организм реагирует на страх высоты полной мобилизацией ресурсов? Так он готовится к критической ситуации, если вдруг понадобится действовать быстро и эффективно, а воздушный полёт — это именно опаснейшая ситуация.

— Вы здесь, профессор, чтобы нас пугать? — ещё больше скривилась Натали.

— Ни в коем случае, госпожа, — затараторил Чакрабати. Голос его задрожал, а глазки опасливо забегали. — Я лишь поясняю, как реагирует нервная система на опасн…

Тут он окончательно сконфузился и потупил взгляд.

— Мы не разобьёмся, — усмехнулся Крофт, допивая второй бокал с шампанским. — Сколько бы я ни летал, благодаря выпивке я точно знаю, что сяду благополучно.

— Ты хотел сказать «сядем», милый? — поправила его Натали.

— Бейби, — язвительно усмехнулся Крофт, — полети ты с Томом, тебя бы интересовало не «сядем», а совсем другое действие…

Натали выпрямилась и обиженно вскинула подбородок вверх:

— Том уж точно не топил бы свой страх перелётов в шампанском. Да у него и быть не может такого чувства как страх.

Крофт пропустил реплику мимо ушей и потянулся за третьим бокалом.

— Это лучший частный самолёт в Порт-Блэре, — произнесла Брижит, — а за его штурвалом опытнейший пилот. Нам нечего опасаться, господа.

— Не стоит в самолёте рассуждать об опасности. В жизни и без того есть чего опасаться.

Это раздался голос «терминатора»-Гаррета. Низкий, утробный, с притягательной хрипотцой. Идеальный для провозглашения смертных приговоров. На присутствующих он произвёл действенное впечатление, и в салоне надолго воцарилось молчание.

— Гуру, глянь какое красивое море! — нарушил тишину Питер. Всё это время он, не обращая внимания на препирательства отца с мачехой, безотрывно разглядывал в иллюминатор бирюзовую гладь, раскинувшуюся от горизонта до горизонта.

— Это Бенгальский залив, господин Питер, самый большой залив в мире, — многозначительно пояснил Чакрабати. — И поэтому его можно смело назвать залив-море. В древние времена он именовался Маходадхи, что означает — океан.

— А там, куда мы летим, есть слоны?

— А как же, — рассмеялся профессор, — И поверь мне, очень умные слоны. А так же есть огромные черепахи весом с полтонны, есть лазающие по пальмам крабы, и даже есть крокодилы, живущие в солёной морской воде. Животный мир Андаманских островов уникален в своём роде.

— Раз это острова, значит, там должны быть и пираты?

— Шишья Питер! — профессор всплеснул руками, — мы живём в цивилизованном мире. О каких пиратах может идти речь в век компьютерных технологий? Грозные морские флибустьеры — юнцы по сравнению с современными информационными пиратами, выпускниками лучших мировых университетов. Так-то, господин Питер, дабы стать удачливым пиратом, нужно много учиться, учиться и ещё раз учиться.

— Попади на необитаемый остров, учёба не поможет, — мальчишка надул щёки, теряя интерес к разговору.

— Количество островов Андаманского и Никобарского архипелага более пятисот семидесяти, но вряд ли среди них остались необитаемые. Хотя неизученные ещё есть, и один такой лежит как раз на нашем пути. За всю историю существования современной цивилизации туда ни разу не ступала нога белого человека.

— Как такое возможно, гуру? — глаза Питера загорелись с новой силой.

— Удивительно, но факт, — продолжал профессор. — Речь идёт о Северном Сентинельском острове, и я непременно поведаю тебе его историю, но только позже и после посадки. А пока твоему гуру лучше помолчать некоторое время, дабы с ним не приключилась ненароком «морская болезнь». Мне сегодня совершенно не посчастливилось позавтракать.

С этими словами Чакрабати сложил руки на коленях ладонями вверх, соединил большие и указательные пальцы вместе и, прикрыв глаза, принялся беззвучно напевать что-то наподобие мантры. Поняв, что история удивительного острова откладывается на потом, Питер разочарованно вздохнул и уставился в иллюминатор. Иван последовал его примеру.

Под крылом самолета, сколько хватало глаз, разлился голубой перламутр самого большого в мире залива. С высоты птичьего полёта он выглядел фантастично. Иван вглядывался в тонкую мареву горизонта, где ясное небо практически сливалось с водной гладью. В воздухе они пробыли уже больше часа, и вскоре должен был показаться архипелаг, чьи дикие воды, ещё недавно не знавшие людей, манили каждого уважающего себя ныряльщика. В особенности Иван мечтал побывать на потухшем вулкане к северу от Бесплодного острова. Он много слышал о тех местах. Кристально чистая, богатая планктоном вода; огромные коралловые рифы протяжённостью в полкилометра в глубину; грандиозных размеров подводные обитатели, нисколько не опасающиеся человека: двухметровые тунцы; стада гигантских скатов манта; акулы-молоты. Мысли о дайверском рае погрузили Ивана в приятную полудрёму.

Глава 4

Из небытия Ивана пробудило странное ощущение тревоги. От хвостового отсека по салону пробежала Брижит. Поспешно прикрыла за собой шторку кабины пилота.

— Вы слышите? — напряжённо произнёс вышедший из медитации профессор, — мне это кажется, или действительно куда-то пропал гул двигателей.

Неожиданно в салоне погас свет и тут же раздался пронзительный женский визг:

— Алекс, что происходит?!

Крофт сделал попытку подняться, но в это мгновение самолёт резко рухнул в воздушную яму, и центробежная сила вдавила всех присутствующих в кресла. Спустя минуту полёт выровнялся. Из кабины показалась бледная Брижит.

— Не стоит беспокоиться, господа, — тусклый свет иллюминаторов высветил профессиональную улыбку на её обескровленном лице. — Прошу вас пристегнуться и не покидать своих мест.

— Папа, мы разобьёмся? — раздался в полумраке испуганный голос Питера.

— Что ты мелешь, дурак! — выкрикнула Натали. — Алекс, сделай что-нибудь!

— Да погодите вы… — Крофт вновь попытался подняться.

— Не дёргайтесь! — на его плечо легла тяжёлая ладонь Гаррета.

«Терминатор» упёрся предплечьем в затёкший жиром загривок обескураженного Крофта и бесцеремонно нагнул его лицо к коленям. Перегнулся через сгорбленную спину и, упёршись орлиным носом в иллюминатор, внимательно осмотрел турбину, расположенную над правым крылом.

— Эй, позвольте… — попытался было возмутиться Крофт, но Гаррет уже развернулся в противоположную сторону и оглядел турбину с левого борта. В его действиях читалась напряжённая сосредоточенность.

— Так и есть, — наконец констатировал он. — Двигатели издохли.

— Как это издохли? — вырвалось у галериста.

— Спросим у пилота, — Гаррет кивнул в сторону кабины и командно рявкнул: — Всем оставаться на местах!

Сделав три широких шага, он распахнул шторку кабины и из глубины раздался грозный выкрик:

— Во имя святого Нанака, сядьте на место!

— Спокойно, кэп, — невозмутимо произнёс Гаррет. — Поясни, что стряслось?

— Уважаемый мистер Гаррет… — начала Брижит, но «терминатор» красноречиво поднял вверх указательный палец, призывая к молчанию.

— У меня за спиной полторы сотни прыжков с парашютом, — сказал он, обращаясь к пилоту. — Я единственный из всех, кто в состоянии тебе помочь. Скажи, уважаемый бородач, в чём проблема.

Что-то мерзкое ёкнуло у Ивана в животе, заставив непроизвольно поводить взглядом над креслами и под сиденьями в поисках ниш с кислородными масками и отсеков со спасательными жилетами.

— Отказали оба двигателя, — хмуро пояснил сикх.

— Это я вижу. Какова причина?

Иван не видел пилота, лишь макушка его дастара высилась над спинкой эргономического кресла, но вероятно, сикх ответил Гаррету что-то малоприятное, потому как тот только и смог выговорить:

— Да уж, дела…

После долгой паузы «терминатор» продолжил серию коротких вопросов, словно он находится не в бизнес-джете, а на военном самолёте, выполняющем боевую операцию:

— Скорость?

— Двести девяносто, — ответил пилот.

— Топливо?

— Две с половиной тысячи фунтов. Полный бак.

— Электропитание?

— Генератор питается от двигателей, которые… вы сами видите, молчат.

— Стало быть, нет электричества, нет связи с землёй и нет каких-либо мыслей, что делать? — Гаррет озадаченно почесал щетинистый подбородок, достал из кармана мобильный телефон и долго всматривался в экран. Затем разочарованно спрятал гаджет обратно. Иван проделал тоже со своим мобильником. Связи не было от слова совсем.

— Теряем высоту, — сухо произнёс сикх то ли Гаррету, то ли самому себе.

— Можешь перезапустить движки с помощью ВСУ?

— Господин осведомлён? — пилот хмуро хмыкнул. Затем недовольно процедил: — Да будет тебе известно, уважаемый сагиб, именно это я и пытаюсь сейчас проделать. Оживить вспомогательную силовую установку.

— И?

— Хвостовой генератор тоже мёртвый.

Говоря это, сикх в пол-оборота развернулся к Гаррету, и Ивану удалось разглядеть его лицо. Мышцы напряжены, на висках бусинки пота, разрез глаз сузился до крохотных щёлок. И без того смуглая кожа грозного пенджабца стала чёрной как смоль.

— Да что там происходит, дьявол вас побери?! — это из салона раздался нервный возглас Крофта.

— Прошу вас, господин Гаррет, пожалуйста, сядьте на место, — взмолилась Брижит. — Не стоит нервировать остальных.

«Терминатор» развернулся и поднял руки вверх.

— Господа, прошу внимания! — выкрикнул он тоном конферансье готового наконец-то представить публике лучший номер сегодняшнего вечера. — Из-за технических неполадок мы временно перешли в свободное планирование. Но уверяю вас, в этом нет ничего ужасного. Самолёт наш достаточно крепкий, лёгкий и хорошо управляемый. Это не сорокатонный Боинг какие бьются как орехи, а прекрасный манёвренный планер, и посему в самом худшем случае мы всего лишь спланируем на воду, вот и все дела. Выше нос, солдаты! Как-то в 90-м в Персидском заливе мне доводилось приводняться «на брюхо». Ощущение, скажу я вам, как на «русских горках». Сперва обделываешься от страха, а после обделываешься от радости, что остался жив, — и Гаррет рассмеялся, по-солдатски невесело и цинично. — И поскольку все мы приглашены на фестиваль глубоководного плавания, стоит полагать, здесь собрались достаточно умелые пловцы…

— Я не умею плавать, — раздался из глубины салона страдальческий голос Чакрабати.

— Гм…, - озадаченно хмыкнул Гаррет. И всё же профессорская реплика не сбила его с намеченного сценария. Лишь внесла некоторые коррективы: — Вы, гуру, можете положиться на меня. Не дадим науке пойти ко дну. — Затем он обратился к Ивану: — Возьмёшь на себя мальчишку. Профессор и женщины — моя забота.

Он снова развернулся к кабине и, протиснувшись между пилотскими креслами, влез в неё чуть ли не целиком.

— Сможем сесть на воду? — спросил он с той невозмутимой уверенностью, с какой командир перед боем подбадривает бойцов риторическим вопросом: «Сможем надрать им задницы?»

— Через пять миль по курсу остров, — не отрываясь от мёртвых приборов, ответил пенджабец. — Если я не запущу тягу, постараюсь на холостом ходу дотянуть до суши.

— Приземление куда лучше приводнения, — со знанием дела произнёс Гаррет.

— Какое ещё приводнение?! — вышла из оцепенения Натали. С горящим взором, она набросилась на притихшего Крофта: — А я тебе говорила, Алекс, надо было лететь с Томом! Боже мой! Боже… Что теперь будет? Ты во всём виноват!

Её глаза были полны слёз, губы дрожали, а ярко-алые ногти по-кошачьи впились в подлокотники кресла.

— Успокойся, — рыкнул в ответ красный как рак Крофт и, шаря глазами в мигающем сумраке, позвал сына: — Питер, ты где?!

— Я здесь, папа, — раздалось из хвостового отсека. Мальчишка сидел на полу, прижавшись к профессору.

— Сядь на место и пристегнись! — гаркнул Крофт. Питер, молча, повиновался.

В салоне воцарилась тишина. Гнетущая, зловещая. Переполненная страхом, всеобъемлющим ожиданием наихудшего и крохотной надеждой на то, что слова «терминатора» об удачном приземлении окажутся пророческими. Никто из пассажиров не решался нарушить её, словно скажи он хоть слово и начнётся непоправимое, то, что уже не изменить. Каждый прислушивался к безмолвным двигателям и надеялся, что вот-вот они снова взревут привычным монотонным рёвом, и всё образуется. И можно будет облегчённо выдохнуть, расслабиться и традиционно поаплодировать пилоту за то, что он справился с ситуацией. И что всё случившееся окажется лишь минутным техническим сбоем, недоразумением и останется позади. И что в будущем этот досадный случай будет вспоминаться как счастливо завершившееся приключение. Но секунды подгоняли секунды, а двигатели, горделиво возвышающиеся над пилонами белоснежных как саван крыльев падающего самолета, как и прежде мертвецки молчали. Чернели погасшие электрические светильники, прерывистый свет иллюминаторов рвал на клочки сумрак салона, и лишь тихое завывание ветра слышалось в хранящих безмолвие турбинах.

— Остров! — вдруг раздалось из кабины.

— Если мы сядем на этот чёртов остров, я поставлю свечку Святой Милдрит.

Слова эти были произнесены англичанином едва различимо, почти шёпотом и с каким-то необъяснимым остервенением, но казалось, каждый присутствующий в салоне услышал их.

Иван приподнялся в кресле и из-за спины Гаррета заглянул в кабину. Самолёт уже спустился достаточно низко, и в широком фонаре фюзеляжа в обрамлении ясного вечернего неба виднелся быстро приближающийся пятачок, устланный вечно зелёным тропическим ковром.

— Куда? — пробасил Гаррет. — На пальмы? На песок?

Пилот молчал. Лицо его стало каменным изваянием. Одна рука на штурвале, вторая на рычаге элеронов. Прямая спина, собранный взгляд. Сикх словно растворился в собственном внимании.

— Месье Гаррет… — умоляюще произнесла Брижит.

— Погоди, — отмахнулся тот.

— Попрошу вас, сядьте на место!

На этот раз в голосе девушки зазвучал металлический звон и безграничная решимость добиться исполнения своего требования. Не сказав ни слова, «терминатор» повиновался.

Брижит вышла в салон, отряхнула от несуществующей пыли юбку и идеально поставленным голосом обратилась к пассажирам:

— Господа, сохраняйте хладнокровие. Истерика — первый враг в полёте. Вам не стоит беспокоиться. Экипаж контролирует сложившуюся ситуацию. Планирование на короткую посадочную полосу самолетов HondaJet — обычный штатный манёвр и входит в курс подготовки пилотов экстра-класса, таких как капитан Сингх. Прошу вас, господа, снять все украшения с шеи, ушей, груди и рук. Также прошу снять обувь. Пожалуйста, пристегнитесь ремнями безопасности, склонитесь к коленям и обхватите сверху голову ладонями. Вас же, профессор, я попрошу лечь плашмя на пол и, как и все, прикрыть голову руками. Уверяю, всё кончится хорошо.

Девушка стояла к Ивану боком и так близко, что Иван отчётливо различил запах её духов. Стройная фигурка, руки «по швам» — звонкий натянутый нерв. Он заметил, как дрожат её длинные пальцы, как покрылись «мурашками» икры её красивых ножек, как всё тело её трепещет от желания верить тому, что она вынуждена была сейчас говорить им всем.

Но прежде чем проделать то, о чём сказала Брижит, Иван в последний раз заглянул в кабину пилота. Тёмно-зелёный остров теперь занимал всё обозримое пространство «фонаря». Прямо по курсу виднелась укатанная жёлто-коричневая полоска насыпи, а за ней сливающаяся с небом синь залива. Иван не видел лица сикха, но потусторонним чутьем ощущал, как готовый ко всему пилот взглядом вгрызся в жёлто-коричневую полоску, протяжённостью не более полторы тысячи футов и отчётливо понимал, совсем скоро эта полоска дикого песка либо станет для них спасением, либо их общей могилой.

В салоне стало темно и жутко.

— Мама, мамочка! — вскричала Натали, тщетно пытаясь застегнуть ремень безопасности. Пальцы её не слушались. Справиться с замком помог Гаррет.

На полу, прикрыв ладонями лицо, тихо молился профессор.

— Эй, бойцы! Делай как я! — гаркнул Гаррет, призывая обоих Крофтов, отца и сына, склониться к коленям и обхватить голову руками. Те, пристёгнутые в креслах, последовали его примеру.

Удар слева тут же превратился в пронзительный скрежет — левое крыло коснулось пальмовых ветвей. Самолёт накренился в сторону удара, на мгновение захватив противоположными иллюминаторами синеву неба, несколько раз качнулся как кукла-неваляшка, задрал нос и чиркнул хвостовой частью о землю. Обшивка загудела так, будто это был не самолет, а бочка по которой что есть силы жахнули кувалдой. Фюзеляж затрясло, забило мелкой дрожью. Нос накренился вперёд.

— Я не хочу умирать! — раздался истеричный фальцет Натали.

Разбивая пальцы в кровь, девушка рвала на себе ремень, стремясь высвободиться.

— Успокойся, Ната… держи себя в руках… — кричал Крофт, не поднимая головы.

Но Натали словно обезумела. Визжа и изрыгая проклятия, она извивалась как змея в огне, пытаясь избавиться от удерживающих её пут, в то время как алюминиевый остов самолёта в свою очередь визжал так же противно и страшно, угрожая вот-вот распасться на куски.

Вдруг истерику прервал хлёсткий хлопок. Это Гаррет отвесил Натали звонкую оплеуху и заставил её замолчать, лишив сознания.

— Да что ты себе позволяешь… — побагровел Крофт и потянулся к Гаррету руками.

— Отгребёшь вдогонку за своей бабой! — демонстрируя литой кулак, прорычал «терминатор» да так убедительно, что галерист непроизвольно одёрнулся и весь вжался в кресло, уменьшившись даже в размерах.

— Так-то лучше, — удовлетворённо буркнул Гаррет и по-фельдфебельски гаркнул, брызжа слюной: — Лицом к коленям! Руки на голову! Живо!!!

И тут всё тело Ивана рвануло вперёд так, что ремень острым плугом врылся в живот и бёдра. Вероятно, шасси скользнуло по насыпи. Тряска, скрежет метала, и самолёт снова взметнулся вверх. Ивана как на батуте подкинуло к потолку, и тут же придавило вниз. Затем ещё, и ещё раз — дьявольская пляска Витта. Иван машинально ухватился за поручень, но пальцы лишь скользнули по мокрой коже.

Он поднял голову и открыл глаза. На миг перед его взором завертелся красочный калейдоскоп. Точечные всполохи в темноте. Весь спектр кружился перед глазами как разноцветная детская юла, а в центре этого беспощадного танца света и тьмы явственно прослеживалось мерцание красной статичной точки над шпангоутом кабины пилота. Ни единого лучика не пробивалось сквозь залепленные смесью листвы и песка и оттого чёрные как смоль иллюминаторы. Рваный свет лился лишь из фонаря фюзеляжа навстречу движению, освещая кабину. Крылья шумно лизали манговые заросли, остов осыпали песчаные вихри, и весь этот доносившийся снизу страшный гул рождал ощущение разверзшегося под ногами Ада.

Начинку салона и притороченных к креслам несчастных пассажиров трясло так, будто сам Господь вознамерился сбить из них коктейль в своём огромном небесном шейкере. И только пилот-сикх не вписывался в эту смертельную карусель. Серыми, будто выточенными из мрамора руками он, что есть силы, удерживал непокорный штурвал. Всё выглядело так, будто происходящее вокруг пенджабца происходит в иной реальности. Он ничуть не переменился в лице. Уверенная поза, сосредоточенность и полный контроль над отточенными ювелирными движениями. Едва подав штурвал вперёд, сикх направил кабину вниз, и новая порция резонансных толчков проверила на прочность обшивку аэроплана, точно он брюхом прошёлся по поверхности стиральной доски.

Руки Ивана коснулась чья-то горячая рука. Над поручнем показалось окровавленное лицо Чакрабати. Профессор был без головного убора. Чёрные струи прорезали его лоб вертикальными полосами. Иван крепко ухватил профессора за запястье, протянул под ремнём безопасности и обмотал локоть старика, чтобы удержать рядом с собой.

— Всё будет хорошо… — прокричал он по-русски, но вряд ли профессор расслышал эти его слова. Глаза зажмурены, губы шепчут молитву.

И вдруг последний толчок вперёд такой неистовой силы, что его едва выдержали кронштейны кресел…

А после всё стихло.

Глава 5

Пространство тонуло в тишине, сотканной из трёх частей. Из звенящего гула, схожего на быстрое погружение, когда вода и давление закладывают уши; из утробного холода в паху, словно падаешь с невероятной высоты в бездну, и нет никакого спасения; и из понимания, что если смерть именно такая, то перечисленные выше ощущения должны были бы быть иными, не столь приземлёнными. Едва Иван подумал об этом, как голова взорвалась настолько адской болью, какая не может случиться у мертвеца. Под темечком дико гудел рой растревоженных ос. Иван едва сумел сдавить ладонями виски и свернуться в комок, отдалённо напоминающий позу эмбриона, как к горлу подкралась блевотная тошнота. Глубоко втянув ртом воздух, он с трудом подавил рвотный спазм и протяжно по-стариковски закашлялся. И собственно этот горько-кислый кашель, как ни что более подтверждал, что он, Иван, до сих пор жив.

По векам саданули солнечные лучи — это Гаррет откинул трап-дверь наружу. Вывалившись в проём всем телом, он на минуту заслонил широкой спиной поток света, а затем легко спрыгнул вниз и исчез в светло-зелёном мареве.

— Эй, вы! — крикнул откуда-то извне. — Спускайтесь! Я помогу!

Между креслами протискивались две серые фигуры — это Крофт тащил к двери сомлевшую Натали. Руки её болтались, голова раскачивалась из стороны в сторону, ноги заплетались как после долгого перепоя. Один туфель слетел с её ступни, второй навсегда лишился каблука.

— Питер, помоги же… — выдохнул обессиленный Крофт, подтягивая жену к двери за подмышки.

Мальчишка, даже в такой страшной ситуации юркий каким был с первых минут полёта, проворно опустился на колени и одну за другой свесил ноги мачехи наружу.

— Давай-толкай! — подгонял снизу Гаррет. — Я её держу!

Тело Натали постепенно растворилось в солнечном свете проёма, а следом и сын с отцом проделали то же самое, но уже без посторонней помощи.

Салон, перерезанный пополам яркой солнечной полосой, выглядел как пыльный чердак старинного дома, в котором впервые за много лет распахнули фрамугу. Хвостовой и носовой отсеки тонули в сумраке, зрение различало лишь попавшее в чётко обозначенный трёхмерный светлый куб между дверью и Ивановым креслом. На белоснежной коже подлокотника чернел отчетливый ряд кровавых полос. Иван машинально ощупал себя. Нет, это не его кровь.

«Профессор!» — стрельнуло в гудящей голове. Парень пошарил глазами по полу, несколько раз зажмурился и расплющил веки, кулаком протёр слезящиеся глаза и кое-как приспособился к полумраку салона.

Чакрабати смиренно восседал на полу в позе лотоса, опёршись спиной о дверь санузла. На нём вновь был тюрбан. Умиротворённое лицо, руки сложены в молитвенном жесте. На лбу и щеках кровавые разводы, но теперь они не пугали как минуту назад — омытое собственной кровью лицо старца походило на лик Будды.

В кабине застонала Брижит. От удара шторку перекосило, и Иван мог видеть лишь голову девушки. Волосы её рассыпались на лицо.

Иван с лёгкостью выломал изуродованную шторку, подсунул руку под плечи девушки и приложил ухо к её груди. Под пряно пахнущей кожей различались мерные удары сердца. Тревога отступила.

Брижит снова застонала. Иван мигом отстранился. Осмотрел на предмет повреждений. Восковое лицо, размазанная по щекам помада, мелко вздрагивающие ресницы.

Она открыла глаза, и Иван почувствовал прилив облегчения.

— Ты как? Жива? — спросил, не зная, отпускать её или продолжать держать.

— Oui, — тихо произнесла Брижит по-французски, прикрыла веки, и щёки её окрасил едва различимый румянец.

Сердце Ивана заколотилось. Он понимал, с девушкой всё в порядке, но ему ничуть не хотелось выпускать её из своих рук. Пауза затягивалась.

— Трудно дышать? — то ли спросил, то ли констатировал он. — Сейчас станет легче, — и он принялся торопливо развязывать форменный шарф, туго стягивающий девичью шею.

И тут Брижит бесцеремонно и сильно оттолкнула его от себя. Её глаза вспыхнули, будто Иван сделал что-то выходящее за рамки приличия. Она потрогала шарф и, убедившись, что он плотно охватывает шею, сменила спонтанный гнев на милость.

— Помоги капитану, — мягко сказала она, указывая в сторону сикха.

Кэп был без сознания. Пилотское кресло, наполовину вырванное из основания кабины, завалилось вперед, и тело пенджабца, удерживаемое ремнями как натянутыми тросами, нависало над приборной доской. Рукояти штурвала упёрлись ему в грудь, словно бычьи рога, нанизавшие тореадора, перед тем как сбросить наземь.

Обеими руками Иван ухватился за спинку кресла, упёрся ногами в консоль приборной доски и потянул конструкцию на себя.

— Живые есть?! — раздался снаружи голос Гаррета.

— Сюда! — позвал Иван.

Спустя минуту, в арке показалась взлохмаченная голова «терминатора». Мгновенно оценив ситуацию, он по-военному отчеканил: — Понял, — и как крючками, пальцами вцепился в обивку лётного кресла.

— И-и-и… раз! — скомандовал он.

Четыре мускулистые руки потянули массивное кресло. Скрежет дюралюминия, хруст пластмассы, но кресло ни на йоту не сдвинулось с места.

— Пробуем качками, — предложил Гаррет. — Как перетягиваешь канат.

Иван кивнул.

— И-и-и… раз! И-и-и… раз! — равномерно считал он по-английски и на каждый счёт на его руках вздувались вены, мышцы каменели, а пальцы рвали обивку.

Едва кресло поддалось, Брижит сумела высвободить штурвал.

— Крови нет… — с облегчением сказала она.

Пенджабец не издавал ни звука, и всё-таки он был жив. Иван вплотную приставил ладонь к его губам и ощутил едва различимое дыхание.

— Аккуратней, — взмолилась Брижит.

— Спокойно, девочка, — успокоил её Гаррет, — Этого парня всенепременно есть за что спасать.

Навалившись всеми силами на неподатливую конструкцию, мужчины, в конце концов, справились с поставленной задачей.

— Так держать, боец, — подмигнул «терминатор» Ивану. — А ну, приготовиться.

Брижит ослабила ремни, и тело пенджабца медленно сползло прямо в подставленные мужчинами руки.

Они аккуратно спустили раненого с самолёта и уложили на траву, предварительно подложив под голову Иванову сумку с гидрокостюмом. Гаррет расстегнул пилотский китель — вся грудь сикха выглядела сплошной бурой гематомой.

— Вероятно, переломаны рёбра, — тоном знатока констатировал Гаррет.

Иван встал и впервые оглядел место, куда их занесло божье провидение. Песчаная гряда показалась ему необычной. Неестественно ровная, с тремя параллельными колеями-залысинами, укатанными вдоль всей насыпи как просёлочная дорога на родине. Между ними, словно кем-то высаженная, грядами буйствовала трава, но сами песчаные полосы были почти нетронуты тропической флорой. Слева шумели заросли падука и чоя, справа прибрежная полоска песка в четверть мили и дальше синева океана. И ещё лёгкий свежий бриз, какой бывает по утрам, предвещая хорошее начало дня.

Иван невесело ухмыльнулся ветру. Да уж, хорошенькое начало.

Из самолёта показалась голова Чакрабати.

— Шишья Питер! — радостно вскричал профессор. — Дай мне тебя обнять! Кришна внял моим молитвам!

Мальчишка бросился в распростёртые объятия старика.

Все занялись делом. Крофт приводил в чувство Натали, Брижит перевязывала разбитую голову профессора, а Гаррет осматривал окрестности. Иван тоже не остался без дела. Он обошёл самолет вокруг и внимательно осмотрел его. На вид «хонда» выглядела неповреждённой. Лишь содранная краска вдоль днища и по левому крылу, да пару сбитых сигнальных фонарей хвостового оперения. И главное — шасси совершенно не просели в песке. Аэроплан возвышался гордо и величаво, также как и час назад в Чиннайском аэропорту.

— Мистер Гаррет! — позвал Иван, впервые обратившись к «терминатору» по фамилии.

— Зови меня Рой, — махнул рукой англичанин. — А тебя как величать?

— Иваном, — ответил Иван и продолжил: — Мистер Рой…хм… Рой, вам не кажется, что это не приливная гряда, а самая настоящая мощёная дорога? Вы только посмотрите.

— И то верно, — согласился Гаррет. Он подставил ладонь козырьком ко лбу и внимательно разглядывал место посадки. — Видно, что здесь побывали колёса. Неужели мы дотянули до Адаман? Это радует. Стало быть, дождёмся тех, кто этой дорогой пользуется и всё окей?

Все вокруг услышали эти слова, и лица их посветлели. Вот так рождается надежда.

— Значит, всё удалось? — срывающимся голосом переспросил Крофт. — Ты слышишь, Наташа? Мы живы и мы… как вы сказали? Мы дотянули! Так… — он поднял руку с телефоном: — Здесь должна быть связь, — и вскочив на ноги, в попытке поймать сеть, размашисто побежал вдоль насыпи с поднятым гаджетом в руке.

— Небо сжалилось над стариком, — благодарно шептал профессор.

— Мистер…, - Натали, прикрывая пунцовую от оплеухи половину лица, обратилась к «терминатору». — Спасибо вам… и пилоту, надеюсь, с ним всё обойдётся. И вам, — последнее она адресовала Ивану.

— Когда я расскажу об этом в школе, все обзавидуются! — запальчиво прокричал Питер и тут же посерьёзнел: — Вот только что случилось с двигателями?

— Да какая разница! — махнул рукой Гаррет. — Главное, мы живы и рядом с дорогой, по которой ездят люди. Это же дорога, верно? — сам у себя спросил он, и сам же ответил: — Такое приливу не по силам.

Все дружно засмеялись. И словно эхо вторило Рою Гаррету, глухо прозвучал голос сикха:

— Вы правы, такое приливу не под силу.

Очнувшийся он приподнялся на локтях и с отвращением таращился на «дорогу». У него не было лица. Вместо лица маска вуду. Чёрная, будто измазана пеплом. Морщины на лбу превратились в рытвины. Клочковатая борода слилась с угольными щеками и только белки взбешенных глаз белели, излучая ненависть к тому месту, куда они были направлены.

— Такое по силам только людям, — не своим голосом вещал сикх. — Вернее солдатам, двое из которых мертвы, а третий сейчас перед вами. Не могу поверить, что такое может повториться дважды.

Все пораженно уставились на пилота.

Пенджабца бил озноб. И без того обветренное лицо его совершенно задубело, а в глазах застыло страдание. Голос его звучал натужно, с хриплым присвистом. Вероятно, сломанное ребро повредило лёгкое. Он говорил долго и тяжело, но видимо то, чем сейчас делился сикх с горсткой своих случайных попутчиков, до этой минуты не рассказывал ещё никому. Рассказ его был сбивчив, прерываем тягучими болезненными паузами и местами достаточно путан, но если сложить всё вместе, вот как выглядела поведанная им история.

Случилось это тридцать лет назад, в начале семидесятых, когда пакистанские самолёты предприняли ряд превентивных ударов по северо-западным авиабазам ВВС Индии.

Курсант штурманских курсов Прэйтап Сингх служил без году неделя и мог не лететь в ту ночь. Но опыт боевого бомбардирования — это не учебный вылет. Такому на тренажёрах и полигонах не научиться. К тому же парень был молод, горяч и месть за смерть товарищей по оружию считал делом чести.

Над Бенгальским заливом их штурмовой бомбардировщик обстреляли с моря. Отказал левый двигатель, «издох» генератор вместе с приборами навигации и машина потеряла ориентирование. Оставалось два варианта: продолжать полёт «в тёмную» и на одном роллс-ройсе в надежде дотянуть до авиабазы либо искать место для аварийной посадки.

На рассвете, когда «под крылом» показалась береговая полоса, радости экипажа не было предела. Было решено садиться. Дабы найти подходящее место для посадки пришлось сделать несколько подлётных манёвров и сбросить весь бомбовый запас в океан, пока лучи восходящего солнца не высветили по курсу намытую приливом гряду. Посадка выдалась тяжёлой. Самолёт едва не развалился надвое. От гасившего скорость многочисленного тейлстрайка загорелся хвостовой отсек, но быстро был потушен. Спасло форсированное торможение единственным двигателем. Но из-за того, что при приземлении неимоверно тянуло влево, выгнулась передняя стойка шасси, повредился гидропривод, и заклинило левый элерон. И всё же, экипаж остался жив.

Три дня они продирались сквозь тропический лес на восток пока не вышли к противоположному берегу. Тогда-то они поняли, что находятся на острове. А спустя неделю безуспешных поисков следов цивилизации выяснилось, что остров этот либо полностью необитаем, либо не имеет никаких контактов с «большой землёй».

— Что вы хотите этим сказать? — не выдержав напряжения, впервые за всё время рассказа прервал сикха Крофт.

— Именно то, что сказал, — бесстрастно ответил тот. — Мы решили не ждать чуда, а выкарабкиваться собственными силами, пока они у нас ещё оставались. Повреждения самолёта оказались незначительными. Благо, военное судно оснащено необходимым инструментом. Мы подложили под фюзеляж срубленные деревья и, используя их как домкрат, вытащили увязшие в песке шасси. Затем мы выправили переднюю стойку, починили заклинивший элерон и привели в порядок топливопровод левого двигателя, перебитый снарядом пакистанской зенитки. Через две недели самолёт был готов. Оставалось дело за невыполнимым, а именно за «взлёткой».

Ночами на самодельной телеге мы свозили сюда сырую мангровую глину и, мешая её с илом, до утра мазали заранее уложенные вдоль хода шасси пятифутовые ряды из стянутых лианами и утрамбованных в песок пальмовых стволов — их мы рубили неподалёку — чтобы дневное палящее солнце превратило наш ночной труд в монолитный настил. Мы пили дождевую воду, питались корой и корнями, поочерёдно переболели малярией, но, не прекращали работу. Когда наш бомбардир Раджиш Арора повредил ногу, ему пришлось ползать на брюхе, чтобы глинистым раствором шпаклевать щели между бревнами, вкопанными мной и командиром. Так за десять мучительных месяцев мы соорудили полторы тысячи футов этой чёртовой «дороги». Она и до сих пор здесь, занесённая песком. При посадке я чувствовал её. Каждое бревно чувствовал! Каждый стык, дьявол его дери!

К середине своего повествования пенджабец едва не задыхался. Ему приходилось выдавливать из себя каждое слово. Фразы его сделались бессвязными, лицо налилось кровью, глаза вылезли из орбит. Борода вздыбилась торчком, как павлиний хвост. Ему стало совсем невыносимо дышать.

— Дайте воды, — попросил он.

Чакрабати подал банку Спрайта, а Брижит приставила её край к пересохшим губам пенджабца. Тот сделал несколько глотков и благодарно прикрыл веки.

— Вряд ли я что-либо понимаю, — в полголоса произнёс Крофт.

— Ясно то, что этот парень знал, где садиться, — также тихо сказал Гаррет. — Теперь осталось понять, что со всем этим делать дальше.

— Когда, наконец, мы укрепили грунт, — продолжил сикх спустя долгую паузу, — пришло время готовиться к взлёту. Мы сняли с самолёта всё лишнее, максимально облегчив вес. Разобрали бомбовый отсек, убрали ряд ненагруженных лонжеронов, сгрузили кислородные баллоны, фотокамеру фиксации бомбометания, пустой топливный бак, оставили лишь полный дополнительный, и даже избавились от кресел бомбардира и штурмана. И хотя бросить оружие нам грозило трибуналом, мы всё же демонтировали контейнер с пулеметом и избавились от всех четырёх двадцатимиллиметровых пушек каждая весом почти двести фунтов с нерастраченным боекомплектом по пятьсот патронов на каждую. Мы раздели нашу «птичку» догола как уличную девку.

Сикх криво улыбнулся собственному похабному сравнению, полностью противоречащему его вере, и снова зашёлся натужным кашлем. На этот раз пауза продлилась довольно долго, и было видно, сколь болезненным был его кашель.

— Господа, — наконец прошептал он, — я и так поведал вам всё самое важное. А теперь дайте мне отдохнуть и набраться сил. Мне надо встать самому на ноги и поднять «на ноги» наш самолёт. Как вы уже поняли, это единственный путь к спасению. Если нам тогда удалось поднять в воздух тяжёлый бомбардировщик, то этот «воздушный самокат» выстрелит как из пращи. Надо лишь найти причину поломки. А пока ступайте на юго-восток. Через полмили увидите холм, у подножья скальное плато, там хижина. Надеюсь, наша постройка не сгнила за столько лет. Отведите туда женщин.

С этими словами он умолк и закрыл глаза.

— Погодите, — глаза Натали, все в разводах размазанной туши, отражали крайнее удивление. — Он хотел сказать, что по этой дороге никто не приедет?

Глава 6

— Чёрти что! Глупость какая-то! — горячо вопил Алекс Крофт, расхаживая взад-вперёд. — Этого просто не может быть! Как тебе это нравится, Натали? Сумасшедший индус уверяет, что мы на необитаемом острове, а все слушают и внемлют, раскрыв рты. Ха-ха! Представляешь? На необитаемом острове! Да он спятил, господа? Вначале ломается его проклятая «этажерка» а после всего, что мы с вами тут пережили, он выдаёт нам такой анекдот!

Багровая лысина галериста покрылась мелкими бусинками пота. Щёки его отвисли и подпрыгивали при каждом шаге, будто края подтаявшего пудинга.

— Ай, да ну вас! — всё больше распалялся Крофт, игнорируя просьбы не беспокоить своими криками раненого. — Нет, нет и ещё раз нет! Нам надо, если я верно понимаю… — он поднял глаза к солнцу, замысловато повертел пальцами в воздухе, пару раз щёлкнул языком и указал рукой куда-то вдаль: — Туда! Натали, Питер, собирайтесь! Где наши вещи?

С этими словами американец по-мальчишески подбоченился и, качаясь как пингвин, мелкими шажочками посеменил к самолёту. Никто не сдвинулся с места.

— Объясните мне, что происходит? — не обращая внимания на истерики мужа, подала голос Натали.

— Мы на необитаемом острове, госпожа, — без единой эмоции произнёс профессор Чакрабати. — По крайней мере, так уверяет нас пилот.

— Ерунда! — с дорожной сумкой через плечо и с чемоданом в руке в дверном проёме показался Крофт. — Разве вы не видите? Это Национальный парк Махатма Ганди Марин. Я знаю, что говорю. Где-то у меня был их рекламный проспект.

— Да погодите вы пороть горячку, — с уверенным спокойствием вмешался Гаррет.

— Именно, — согласился с ним профессор. — Верить на слово так же антинаучно, как и огульно отвергать то, что теоретически может оказаться правдой. Для справедливого решения нужны либо стопроцентные доказательства, либо такие же стопроцентные опровержения.

— Эй, Джонни, за мной! — крикнул Гаррет Ивану. — Наука дело говорит.

Они поднялись на настил, спинами встали к передней стойке бизнес-джета и внимательно осмотрели место посадки. Иван присел на корточки и ладонью загрёб бледно-серый песок. Мелкие зернинки струйками потекли сквозь пальцы. Грунт из такого пылеватого песка бывает достаточно плотным. Застели верхний слой естественным покрытием и получится добротная лежнёвка. Выросший в лесном краю, Иван имел представление, как выглядит лежнёвая дорога. Заготовительные бригады лесничеств обычно выкладывали просеки срубленным тут же некондиционным лесом. Такие «деревянные» дороги — широкие и основательные, бревно к бревну — выдерживали тяжелую технику и при определённых условиях вполне могли простоять лет тридцать. Но были и щербатые, сделанные наспех.

И всё-таки поверить, что троим летчикам, удалось вручную выложить лежнёвку без навыков и необходимого инструмента, да ещё на необитаемом острове? Вряд ли набор инструментов штурмового бомбардировщика оснащён топором и двуручной пилой. Хотя нельзя исключить, что по непальской традиции пилоты «Быстрых пуль» носили при себе армейские ножи, и не расставались с ними даже в воздухе, как гуркхи со своими кривыми кукри. И если те ножи ко всему были ножами боуи, такой клинок мог с лёгкостью срубить пальмовый ствол толщиной с ногу годовалого телёнка.

Но всё-таки что-то во всём этом было неестественно мистическое.

— Уверен, ты Джонни, как и я, гадаешь, если услышанное — правда, каким образом эти парни провернули такую мудрёную операцию? Не голыми же руками они закапывали брёвна? — Гаррет опустился вслед за Иваном и пошарил руками по песку. — Хотя боевой самолёт — не гражданский. Как-то в Кувейте мой сержант выиграл в карты у одного бельгийского пилота лётный набор для выживания. Скажу тебе так, кроме минигорелок, компаса и ракетницы в нём была даже складная лопата. Оп-па! — он замер. Его руки по запястья утонули в песке. — А ну-ка помоги…

В четыре руки они принялись выгребать песок и вскоре их труды увенчались успехом — на глубине в пол локтя пальцы упёрлись во что-то твёрдое. Спустя полчаса работы их взору представился почерневший от времени, прогнивший в нескольких местах, но всё ещё довольно крепкий настил из пальмовых деревьев. Нетолстые, диаметром с пивную банку стволы, плотно подогнанные друг к другу, представляли собой настоящую тропическую лежнёвку.

— Ширина в полтора шага, — прикинул Гаррет, выпрямляясь и вытирая вспотевший лоб. — Ровно столько, чтобы не соскочило колесо шасси.

— Это ничего не означает! — услышал Иван за спиной голос Крофта. — А из чего, по-вашему, в национальном парке местные аборигены должны строить дороги? Не из бетона же? Именно из пальм и строят. Я и не спорю — это дорога! Дорога в Порт-Блэр! Вот, тут написано…

В руке Крофт держал пёстрый рекламный буклет. Он уткнулся близорукими глазками в мелованный листок и громко прочёл:

— «…наш парк расположен в 29-ти километрах от столицы Андаманских островов…» Так-так, вот ещё: «…девственная природа… живописные пустынные пляжи…..не ступала нога человека…». Слышите? Слышите вы, чёрт бы вас всех побрал!

Галерист был крайне возбуждён. В таком состоянии его и без того нескладная фигура выглядела уж совсем карикатурно. Из овального туловища как ветки из пугала торчали худые конечности, а обрамлённая коротко стриженым венчиком голова была насажена прямо как гуля на картофелине и, похоже, без использования шеи. Гавайская рубашка его потеряла нижнюю пуговицу, и из прорехи проглядывал белый как известь живот. Багровое лицо лоснилось от пота, глазки бегали как пойманные в стеклянную банку две зелёные мухи.

— Возможно, вы правы, — кивнул Иван. — Пока наша находка ничего не доказывает.

— Конечно, прав! Кто бы сомневался! — петухом вскричал Крофт, и, развернувшись, нашёл глазами жену и сына. — Идём, дорогая! Питер, поднимайся!

Мальчик вопрошающе смотрел на профессора Чакрабати.

— Господин Крофт, — сказал индус, верно расшифровав взгляд мальца. — Вы уверены, что Прот-Блэр именно в той стороне, а не в противоположной?

— А вас никто не спрашивал, — не задумываясь, огрызнулся американец.

— Дорого́й, вряд ли я дойду до того поворота, — поддержала профессора Натали. — Не лучше ли нам подождать какое-нибудь авто? Если это дорога, по ней должны ездить автомобили.

— Молчи! — перебил её галерист. Нервы его были на пределе.

— Всем оставаться на своих местах! — приказал Гаррет таким тоном, словно нарушителя этого решения, принятого им единолично и за всех, неминуемо ждала смертная казнь через расстрел.

Питер вцепился в профессорскую руку, всем видом показывая отцу, что без Чакрабати он не сдвинется с места. Измотанная пережитым госпожа Крофт восседала на чемодане в царственной позе. Брижит мало интересовала возникшая перепалка. Иван же разглядывал пальмовый настил, всё больше убеждаясь, что вряд ли когда-либо его касались колёса, как выразилась Натали, «какого-нибудь авто». Для автомобильных мостов, даже для большегрузных самосвалов нетронутые травой колеи были слишком широки. К тому же их было три — идеально для шасси какого-нибудь бомбардировщика и совсем не практично для автомобиля.

— Идём я и Джонни, — уточнил Гаррет.

— Это как понимать? — с новой силой взорвался Крофт. — Мы остаёмся, а вы идёте в Порт-Блэр?

— Мы идём на юго-восток, — рыкнул «терминатор». — И если найдём там хижину, как сказал индус, найдём и подтверждение его байкам. Но коль к вечеру вернёмся ни с чем, переночуем, а поутру всем отрядом двинемся по вашему плану. — И саркастически добавил: — Ежели, конечно, к этому времени здесь не проедет «какое-нибудь авто».

В который раз Иван похвалил себя за то, что не пожалел надеть новые купленные у Джима неопреновые ботинки для дайвинга. Пробираться сквозь густые заросли тропического леса в старых кедах было бы практически невозможно. Мистер Рой — теперь «терминатор» требовал к себе такого обращения — также оказался не промах. В высоких ковбойских сапогах он бодро и уверенно прокладывал путь. Его синяя рубаха совсем почернела от изобилующего пота и плотно прилипала к выступающим буграм мышц.

Перед выходом Иван ничего не взял с собой, да у него и нечего было брать. Мистер Рой напротив, выудил из своего военного мешка три практичных вещи: льняную кепку восьмиклинку английского покроя, тактические перчатки без пальцев с резиновыми вставками на костяшках и складной нож с широким лезвием и замысловатой рукоятью в виде кастета. И этот человек собирался на отдых?

Дорогу осложняли разросшиеся кустарники плаунов и вьющиеся в метре от земли лианы, из которых тонкие Рой срезал ножом, а под толстыми приходилось пролезать едва ли не по-пластунски. Вековые колоны саловых деревьев снизу доверху опоясали цветущие эпифиты различных цветов и оттенков — от молочно-лиловых с перламутровым налётом, до сине-фиолетовых и тёмно-кофейных.

На небольших прогалинах Рой останавливался и устремлял взор к пробивающемуся сквозь листву солнцу. И лишь после тщательной корректировки курса продолжал путь. Во время очередной такой остановки Иван свистом окликнул англичанина. Тот развернулся и с хмурым видом уставился на парня как на нарушителя устава, тем самым давая понять, кто здесь командир, а кто рядовой. Без лишних слов Иван выставил вперёд левую руку с «водонепроницайками», так чтобы Рой смог разглядеть кружок компаса рядом с цифрой девять. «Терминатор» с интересом взглянул на часы, поднял глаза на парня, снова на часы и, недолго думая, указал рукой перед собой, предлагая напарнику взять на себя роль проводника.

Так они прошли больше мили, пока за спиной не раздался окрик Роя:

— Эй, Джонни! Посмотри направо!

На три часа по ходу, над спускающимися в низину кустарниковыми зарослями дикого тростника возвышался скалистый хребет, похожий на застывшую в броске хищную рыбу-мурену. Ближняя его сторона, голая и будто ощетинившаяся, козырьком нависла над низиной, задняя же пологая вся была покрыта тёмно-зелёным ковром древовидных папоротников.

В животе у Ивана ёкнуло. Перед ними, несомненно, был холм и под его крутой стороной, по всей видимости, действительно располагалось скалистое плато. Но была ли там хижина, о которой говорил сикх? Это и предстояло выяснить.

— Ничего не значит, — прочёл Ивановы мысли Рой. — Здесь сплошь леса да горы. Индус указал наугад и вроде мог попасть в яблочко.

Рой, как и прежде, по-военному чеканил каждое слово, и всё-таки тон его переменился. Теперь в нём не чувствовалось уверенного прагматизма, свойственного людям исповедующим философию, что не решаемых задач попросту не существует. Голос его приобрёл едва уловимые нотки разочарования, к которому бывший солдат, по всей видимости, готов не был. Это когда понимаешь, что самый худший вариант не исключён и тем ни менее не просчитываешь его в надежде на удачу, забывая, что закон Мерфи гласит: «Если плохое может произойти, оно обязательно произойдёт».

— Мистер Рой, — решился на вопрос Иван, — вы сказали, что мы предпримем, если не отыщем доказательств. Но что делать, если таковые найдутся?

— Я сразу заметил, что ты, Джонни, поверил россказням этого… ударившегося головой индуса, — хитро сощурился Рой. Стало ясно, ответа у него нет.

— Такое не придумать на скорую руку, особенно в его состоянии. Да и смысл? — пояснил свой вопрос Иван.

— Ты из тех, кому во всём подавай смысл?

— Да, — не задумываясь, ответил Иван. — Поэтому меня и смущают некоторые совпадения. К примеру, отказ обоих двигателей новёхонького самолёта случился как раз над местом, где именно только наш пилот и никакой иной не смог бы совершить аварийную посадку. Вам не кажется это странным?

— Ты хочешь сказать, подстроенным? — ничуть не удивившись высказанному предположению, спросил Рой, и сам себе ответил: — Поверь, мой мальчик, на войне случались дела похлеще.

— То на войне, — пожал плечами Иван.

— Даже если бред индуса правдив, в чём я сомневаюсь, за тридцать лет много воды утекло. Не удивлюсь, если под скалой окажется селение каких-нибудь нудистов-европейцев или йогов-отшельников. В наше время богатыми лодырями забито всё местное побережье. Может остров этот купил аравийский шейх-миллиардер или сама Мадонна, и сейчас там, на вершине, расположено её бунгало с огромным бассейном, с павлинами и позолоченными статуями Будды. Всё может статься, посему идём, глянем.

С этими словами «терминатор» направился к подножию холма.

Через сто метров в зарослях гуавы послышался тихий журчащий шелест и вскоре разведчики вышли к ручью. Быстрая и чистая как слеза вода, подмыв суглинистые берега, сплошь увитые корнями эвкалиптов, пробила в скалистом подножии неглубокое до колен и пятифутовой ширины утыканное камнями русло, за которым начиналось плато.

Голая скальная площадка, обрамлённая миртовыми зарослями, была размером в теннисный корт, и нависшая над её доброй частью скала создавала непроглядную внушительных размеров тень. Но даже в этой мрачной как самая безлунная ночь темени просматривался широкий скат прогнившей во многих местах крыши из листьев саговой пальмы, точь-в-точь как крыши хижин папуасов Новой Гвинеи.

Открывшееся взорам разведчиков строение не походило ни на выездные апартаменты араба-нефтяника ни на бунгало поп-дивы. Вряд ли бы в нём согласились поселиться натуралисты из Германии или постсоветские йоги прочищать друг другу чакры. Постройка отдалённо напоминала человеческое убежище, и тем ни менее когда-то она являлась таковой. Теперь же стала подлинным звеном в цепи, связующей мистический рассказ сикха с неотвратимой реальностью бытия.

Не произнеся ни слова, мужчины подошли к полуразрушенной постройке.

Передняя стена хижины из сплошь поеденного короедом плетня перемежёвывалась с алюминиевыми листами неопределённой формы, вероятно служившими в свое время обшивкой самолёта. В центре между двумя листами чернел проём. Под ним ступени из сложенных камней вели внутрь чрева жилища.

— Выше нос, солдат, — сам себя подбодрил Рой.

Он секунду помешкал, коснулся — словно отсалютовал — козырька кепки и, выставив вперёд нож, поднялся на сохранивший крепость бревенчатый настил. Иван с увесистой веткой в руках последовал за ним.

Чиркнуло о кремень колёсико Zippo. Синий огонёк вспыхнул и нервно задрожал. Ужами поползли в разные стороны длинные рваные тени.

Мужчины огляделись.

Слева у входа два деревянных патронных ящика. На верхнем толстый слой пыли, по бокам облупленная зелёная краска, крепёжные полосы съедены коррозией. За ними синие сигары кислородных баллонов. Пробившиеся сквозь стену лианы обвили их, плотно приторочив друг к другу. У стены плетёный стол и какие-то стеллажи с тёмными нагромождениями. С того, что с натяжкой можно назвать потолком свисают опутанные паутиной гнилые верёвки, обрывки брезента и остатки крыши.

Мерзко заскрипели ржавые петли — Иван с трудом поднял крышку одного из ящиков. Внутри труха и армейский хлам: противогазы, военный термометр, штурманский планшет, два кожаных лётных шлема и что-то железное — пушечные затворы и всякий оружейный инвентарь.

Рой поднял руку с зажигалкой и обвёл хижину, освещая всё вокруг.

У дальней стены очаг, сложенный из камней, таких же, как и ступени. Над ним самодельная воронка и труба, свёрнутая из листов дюралюминия. Вокруг очага подобие кроватей — три низких коробки четырёхугольной формы — лежанки, которые сверху вероятно когда-то устилались папоротниковой листвой.

— Видишь Джонни, так и есть, у нашего чёртового спасителя не отшибло память, — хмуро подытожил увиденное мистер Рой.

Глава 7

— Думаю, переночевать разок можно, — произнёс мистер Рой Гаррет, напоследок осматривая хилую хижину. — До темноты приведём остальных. По пути соберём для костра. И Джонни, тебе и твоей француженке задание: заберите из самолёта всё, что есть съестного.

— Почему «твоей»? — переспросил Иван.

— Не виляй, — игриво поддел его Рой. — Я видел, как ты на неё пялился.

Несмотря на неутешительные новости, англичанин на обратном пути был более разговорчив. Он давал указания, сыпал вариантами, строил планы. Создавалось впечатление что его, словно в край прожжённого авантюриста, ничуть не беспокоит, а наоборот, будоражит сложившаяся ситуация. Да и Ивану не хотелось молчаливо предаваться невесёлым мыслям, и он с интересом внимал «терминатору».

— Вот так и действует фортуна, — подбадривая себя и своего спутника, рассуждал Рой. — Благодаря ей счастливчики ставят на «зеро» последнее, что у них завалялось в карманах и назло завистникам срывают джек-пот. Скажу тебе, парень, сколько раз я прощался с жизнью, но как видишь, продолжаю коптить небо. Так будет и сей раз. Какой к чёрту необитаемый…? Хочешь сказать, что за столько лет здесь никто не завёлся? Даже вши заводятся на вторую ночь в окопе. Необитаемый?! Хэх! Наши парни в Кувейте бились за каждые полмили ничейной «серой зоны», а тут на тебе, целый ничейный остров!

Он заливался смехом настолько позитивным и жизнерадостным, что Иван безоговорочно проникся каждым услышанным словом.

— Поужинаем, переночуем, оправимся, а поутру займёмся поисками, — перечислял Рой список ближайших дел, будто заполнял ежедневник. — Разделимся на две группы, благо у тебя есть компас. Леди оставим присматривать за индусом. Ты, Джонни возьмёшь с собой науку, а я того рыжего истерика. Я умею ладить с такими как он. Как-то в 75-м мы помогали процветанию демократии в одной банановой республике. Президентом там был один черномазый. Может, как правитель он был и неплох, и искренне ратовал за свободу аборигенов, но как человек… оказался хамелеоном. Он ненавидел нас, белых, также сильно, как любил наши «зелёные» деньги и наше оружие. Сколько крови попил нам этот недоносок. Пришлось сымитировать нападение на его президентский кортеж и доблестно спасти «светоч революции», дабы навсегда сбить с него спесь и манеру считать себя равным «белым братьям».

— Вы бывший ЦРУшник? — в лоб спросил Иван.

Рой, молча, улыбнулся, внимательно посмотрел на парня и задал ответный вопрос:

— А ты бывший комсомолец?

Иван промолчал. В годы его юности комсомол под песни Виктора Цоя триумфально канул в лету, а комсомольские вожди перековались в успешных бизнесменов.

— «Рэйзрядка! Пэризагрузка!» — смеясь, выкрикнул Рой по-русски и, дружески похлопав Ивана по плечу, поставил жирную точку в так и не разгоревшейся дискуссии: — К чёрту политику. Холодная война окончена. Теперь мы все демократы.

Остаток пути они хранили молчание, пока между редеющими зарослями не проступила бирюзовая полоска океана. Над насыпью в лучах вечернего солнца сверкал смертельно-бледный силуэт самолёта, и красная надпись N 159 на безжизненных двигателях выглядела как засохшие кровавые подтёки на теле мертвеца. Всё выглядело, как и несколько часов назад за исключением полнейшей тишины и отсутствия какого-либо движения вокруг самолёта. Их никто не встречал.

— Что за чёрт? — возмутился Рой. Он прямиком направился к откинутым сходням и крикнул в разинутый зев проёма: — Эй, вы там?! Уснули что ли? Подъём!

Ему никто не ответил. Рой в два прыжка скрылся в салоне. Спустя минуту показалась его удивлённая физиономия.

— Никого.

— Может, скрылись от солнца в лесной тени? — предположил Иван.

— Может быть… — согласился Рой, высматривая в зелени пролеска какое-нибудь движение. — Или… их подобрали местные.

«Терминатор» спрыгнул вниз и приступил к поискам следов присутствия какого-либо транспорта.

Следов оказалось много. Песок вокруг Ивана был сплошь вздыбившийся, потревоженный чьими-то босыми ногами, поскольку ни отпечатков подошв, ни отметин каблуков не наблюдалось. Истоптанный песок вокруг самолёта походил на поле после пляжного волейбола. Гладкое зигзагообразное углубление свидетельствовало о том, что здесь кто-то либо катался на спине, либо что-то тянули волоком. Ни намёка на след автомобильного протектора, ни копыт гужевой тягловой силы, более традиционной для подобных мест.

— Когда мы их догоним, ох уж и отыграюсь я на этом богатеньком америкашке, — Рой изрыгал металлический рёв. Он вертел головой и рыскал глазами по насыпи, силясь угадать, куда направились его недавние партнёры по несчастью. — Говорю тебе, Джон, таких упырей я встречал немало. Изучил их гнилое нутро! Готовы на всё ради собственной шкуры. Видимо негодяй посулил аборигенам золотые горы лишь бы поскорее добраться до тёплой кровати. К остальным у меня претензий нет. С его содержанки и отпрыска взятки гладки, профессор — мямля, а забота француженки — поскорее доставить в госпиталь командира. Всему виной этот рыжий толстосум!

Рой извергал проклятия на голову беспринципных богатеев, не ведающих ни чувства локтя, ни ответственности перед ближним. Лицо его раскраснелось, глаза пылали, а рот кривился презрительно и негодующе, будто он вот-вот загонит в угол и прибьёт так долго донимавшую его жирную навозную муху.

— Поглядите туда, мистер Рой, — Иван указал под брюхо самолёта.

Из-за стойки заднего шасси, скалясь ярко-алой атласной подкладкой, будто рваной кровоточащей раной, выглядывал развороченный пустой чемодан мисс Крофт. Рядом наполовину воткнутая носком в песок единственная кожаная сандалия американца, а вокруг разбросано тряпьё, содержимое чемодана.

— Тэ-эк, — протянул Рой, — торопились, даже вещи побросали…

— Здесь что-то не так, мистер Рой. С ними случилась беда, — с тревогой в голосе произнёс Иван.

Рой молчал. Он, наконец, унял гнев и теперь внимательно разглядывал следы на песке. Опустившись на колени, он поводил раскрытой ладонью над взъерошенным грунтом и с пониманием цокнул языком:

— Похоже на место, где разведгруппа угодила в засаду. Был у меня один такой случай…

Он не договорил. Протяжный крик прервал боевые воспоминания мистера Роя.

— Помогите! Я здесь!

Из чащи в их сторону бежала маленькая фигурка.

Иван остолбенел. Крича и размахивая руками, к ним нёсся Питер Крофт.

— Не хнычь боец. Выкладывай, что знаешь, — в который раз повторял «терминатор» тряся плачущего Питера за плечо и было видно, не очень-то он имел представление как обращаться с детьми.

Иван отстранил Роя и как можно спокойнее произнёс:

— Питер, ты в безопасности. Успокойся и расскажи всё по порядку, что здесь произошло и где остальные.

— Они были голые и у них были настоящие луки, — процедил мальчик, растирая слёзы по щекам. — А ещё длинные копья.

— Кто они? — не унимался Рой.

— Да погодите вы, мистер Рой. Это вам не допрос «языка». — И Иван сделал жест, призывающий англичанина к пониманию.

— Давай сам, Джонни, — сказал Рой и, капитулируя, поднял вверх руки.

— Питер, о ком ты говоришь? — голосу Ивана мог бы позавидовать сам Дед Панас из «Спокойной ночи, малыши».

— О неграх, — шмыгая носом, ответил тот.

Рой дёрнулся на месте. Ему хотелось что-то спросить, но Иван поднял руку вверх и опередил «терминатора»:

— Ты хотел сказать, что пока нас с мистером Гарретом не было, сюда прибыли местные спасатели и твой папа, твоя… хм… мама и все остальные пассажиры уехали вместе с ними, а ты сбежал и… потерялся. Так? — Иван сам удивился, насколько глупо прозвучал заданный им вопрос, и это свидетельствовало лишь о том, что и сам он, также как и мистер «терминатор», был отнюдь не мастер успокаивать плачущих и напуганных детей.

На удивление, вопрос подействовал на Питера отрезвляюще. Мальчик перестал плакать, вытер лицо, несколько раз глубоко вздохнул и посмотрел на своих защитников как на слабоумных гувернанток, с которыми скорей всего ему не единожды приходилось иметь дело.

— Что за бред? — по-взрослому спросил он.

— Так, Питер, — Иван в сердцах хлопнул себя ладонями по ляжкам. — Ты нам расскажешь, кого ты испугался и где весь народ или нет?

— Они приплыли на лодках, — начал мальчик, уткнувшись пустым взглядом в песок. — Две большие каноэ, какие показывают по Дискавери. Я был в самолёте. В кабине. Хотел разобраться, как там всё устроено…

— Значит, было две каноэ? — повторил Иван, направляя повествование в нужное русло.

— Да, сэр, — кивнул Питер. — Я увидел их из окна. Лодки остались на берегу, а чёрные голые люди ползли в нашу сторону. Они прятались за кустами и у них были луки. Я хотел рассказать о них папе, но… — глаза Питера снова налились слезами, — но там, снаружи вдруг сильно закричала Наташка и… и я испугался. Люди орали там внизу непонятные мне слова и били палками по самолёту…

От прилива эмоций он стал задыхаться. Иван поднялся в самолёт и вынес банку Спрайта. Питер жадно выпил половину, и ему стало легче.

— Тэ-эк, — хмуро процедил Рой, когда мальчик немного успокоился. — Что ещё ты видел?

— Я боялся выглянуть в окно, — дрожа и всхлипывая, ответил Питер. — Лишь одним глазком глянул и только разок, когда они перестали орать. Я увидел, как они ведут к своим каноэ папу и гуру Секхара. Папа махал руками и громко звал на помощь. Гуру что-то сказал им, но один чёрный ударил его палкой… второй, большой и толстый, нёс стюардессу — он перекинул её через плечо — а третий тянул за волосы Наташку. Я испугался, вдруг они меня заметят. Я быстро присел и больше не смотрел в окно. Потом я заперся в туалете. Я боялся, что они захотят вернуться. А потом я выскочил наружу и побежал в лес. Я не оборачивался и не смотрел, уплыли каноэ или нет. Я спрятался в кустах и не знаю, сколько прошло времени. А после я увидел вас, дядя Рой и дядя Джон…

Всё вышесказанное Питер выпалил скороговоркой на одном дыхании и, истратив все силы, закрыл лицо руками и заплакал. Более мужчины не останавливали его. Они медленно и с трудом переваривали услышанное.

— Вот так новость, — нарушил молчание Гаррет. — Выходит, этот остров очень даже обитаем.

— Это могли быть кто угодно, — сказал Иван, хотя слова Роя не предполагали полемики. — Мальчишка мог с лёгкостью принять за каноэ обычные надувные лодки, а чёрные и голые люди… полиэстровый гидрокостюм чёрного цвета.

— А луки и копья? — задумчиво спросил Рой, хотя и на этот вопрос он не ждал ответа. Луки могли попросту привидеться напуганному ребёнку, а копья — длинные багры или части разборных вёсел.

Мужчины прокручивали в уме самые сверхъестественные варианты толкования случившегося — от появления представителей первобытных племён сохранившихся до наших дней, до современных «джентльменов удачи» промышляющих похищением людей. Но кто бы ни были эти ««чёрные налётчики», ни единого мало-мальски реального решения по спасению своих бывших попутчиков не рождалось ни в Ивановой голове, ни в тактических мозгах мистера Гаррета. Не было даже намёка где искать.

— Надо уходить, — как обычно за всех принял решение «терминатор». — Планы не меняются, меняется численный состав подразделения и ранее поставленные задачи. Переночуем в хижине. Там безопасней. Если за тридцать лет эти черномазые не разнюхали о существовании берлоги, есть предположение, что у них не хватит ума отыскать её и этой ночью. Первоочередная цель — выспаться и набраться сил. Как у вас говорят, Джонни? «Утро вечера толковее»?

— Мудрее.

— Вот-вот, — щёлкнул пальцами Гаррет. — Утром приступим к поиску стратегических решений. — Он по-отечески глянул на Питера: — Не теряй духа, парень! Найдём мы твоего «старика». Всех отыщем, будь спок. Надерём этим ублюдкам их черномазые задницы. Уж в этом я профи.

Голос Роя был настолько обнадёживающим, что мальчишка невольно улыбнулся в ответ и его грязную от пыльных слёз физиономию тронул жизнеутверждающий румянец.

— Где были те каноэ? — спросил Иван.

— Там, — Питер махнул рукой в сторону океана.

— Пойду, гляну.

Иван направился к указанному месту. Подталкиваемый природной дотошностью, он надеялся отыскать что-нибудь стоящее, то, что могло натолкнуть на след похитителей.

Он прошёлся вдоль берега, долго всматривался в полоску горизонта, но так ничего и не нашёл. Берег был чист. Если следы и были, их давно слизали пенистые волны.

Со стороны берега самолёт просматривался наполовину. Нижнюю его часть скрывали песчаные холмики и редкие безлистые кустарники, от чего аэроплан казался огромной наседкой, высиживающей в гнезде яйца.

С берега приплывшие не могли видеть ни людей у самолёта, ни Питера в тёмном окне кабины. Их привлёк сам самолет, если они, конечно, знали, что такое самолёт, в чём Иван начинал сомневаться. В противном случае, если нападавшие были «продуктом цивилизации», вряд ли они бы отказались осмотреть самолёт на предмет трофеев или из банального любопытства. Но мальчишка утверждал, что они даже и не пытались этого сделать. Если, конечно, перед ними не стояла определённая цель — взять в плен конкретного человека.

Ивана передёрнуло. А почему бы и нет? Алекс Крофт — идеальная мишень. На вид толстячок был безвреден и трусоват, но его магнат-отец… наверняка за свою долгую и неангельскую жизнь старик Грегори Крофт оброс массой недругов.

Так может, отказ двигателей кем-то подстроен? Сколько в мире случается нераскрытых покушений замаскированных под несчастные случаи? Сколько таких авто и авиакатастроф? Все ли крушения случайны? И попутные жертвы здесь не в счёт, если стоит задача убрать того, кто рядом в посадочном кресле изучает вчерашние сводки биржевых торгов.

От этих мыслей замутило. Навалилась усталость.

Иван вернулся к самолёту. Его ждали. Гаррет с мешком на плече, у ног сложенный чемодан Натали. Рядом Питер в спасательном жилете, в руках Иванов рюкзак. Англичанин протянул два больших полиэтиленовых пакета, вероятно предназначенные для отходов:

— Собери съестное, что не скоропорт. Твоя ноша.

Иван взял пакеты и поднялся на борт. Но прежде чем опустошить холодильный и продуктовый отсеки он по какому-то наитию направился в носовую часть самолёта.

В кабине всё оставалось на своих местах. Мёртвые мониторы, штурвалы с эргономичными рукоятями. Действительно, дикие налётчики не рискнули забраться во чрево «большой белой птицы». Вероятно, опасались быть съеденными — это и спасло мальчишку.

Кругом идеальный порядок, не считая чашки недопитого кофе в подстаканнике. Кроме заваленного вперёд пилотского кресла всё выглядело современным и отовсюду веяло продуманными техническими решениями. Но червячок сомнения грыз Ивана, заставляя внимательно изучать обстановку. Будто было упущено нечто важное, что сможет многое прояснить.

Он по-хозяйски осмотрел повреждённое кресло. Посадка если и была аварийной, то никак не экстремальной. Вряд ли японские конструкторы не учитывали подобные нагрузки? И всё-таки кресло было сломано.

Иван встал на одно колено и пошарил под сиденьем. Кресло фиксировалось рядом массивных шпилек, выступающих из основательно укреплённого перемычками и рёбрами жёсткости пола. Внизу было темно и не хватало места для обзора. Ивану пришлось лечь на пол и протиснуться вплотную, чтобы разглядеть конструкцию. Он напряг зрение и вдруг почувствовал, как горячий пот на спине мгновенно сделался холодным.

Каждая из пяти передних шпилек, удерживающих фронтальную часть основания кресла, имела плотно навинченную, блестящую хромом гайку. Пять же задних шпилек топорщились, как пять растопыренных пальцев, и гайки на них отсутствовали напрочь, будто кто-то их предварительно свинтил.

Глава 8

На пути к хижине Иван не проронил ни слова, в то время как мистер Гаррет развлекал Крофта-младшего армейскими воспоминаниями намереваясь отвлечь его от пережитого им потрясения. «Терминатор» в ярких подробностях, пересыпанных солдатскими прибаутками в стиле «пулю мне в ногу», описывал, как он молодым лейтенантом едва не утонул в мангровых болотах Сьерра-Леоне каковые, по его мнению, непременно имеются и в здешних краях. Оправившийся от шока Питер оказался, как и любой двенадцатилетний подросток, благодарным потребителем приключенческих баек.

У Ивана же из головы не шла недавняя находка. Он пытался было отвлечься и вникнуть в монолог Гаррета, но мысли его упорно возвращались в кабину пилота. Он не объяснял себе, почему сохранил увиденное в тайне, просто интуитивно понимал, так будет лучше. По крайней мере, пока.

В отрочестве Иван зачитывался морскими романами, но с книжным бумом 90-х увлёкся детективами и теперь был уверен — хочешь распутать таинственный клубок фатальных событий, начни с банального: «Зачем?» и «Кому?» И если поймёшь «Зачем», нелогичные и на первый взгляд не связанные элементы хаотичной мозаики тотчас сойдутся в последовательную цепочку планов и действий, и укажут на того «Кому».

Если верить столпам мировой криминальной литературы, логичнее всего предположить, что несостоявшаяся авиакатастрофа затевалась под американца. По законам жанра богатый и, вероятно, влиятельный и сто процентов не умеющий держать язык за зубами Крофт отлично подходил на роль жертвы покушения. У такого должно быть немало не менее богатых и влиятельных врагов. Мотивация может варьироваться от дел финансовых — долги, наследство, доля в бизнесе — до дел амурных. Версий, пусть даже и самых фантастических, Иван мог нанизать с дюжину, и все они вертелись вокруг семейства Крофтов. Остальные пассажиры не в счёт. Как говорится: «Лес рубят — щепки летят».

О преднамеренном покушении свидетельствовали и полный отказ сразу двух двигателей и, хотя с большим приближением, даже отряд «чёрных» пловцов, вероятно посланных для «контрольного выстрела». Но зачем повреждать пилотское кресло? Удивительная метаморфоза — отказ обеих турбин вместе саботажем в кабине превосходно иллюстрировали то, что случившееся — не простое совпадение. И в тоже время оба эти факта полностью опровергали друг друга. Ведь для того чтобы навредить седоку, не обязательно строить козни кучеру, достаточно подстрелить саму лошадь.

Что до группы неизвестных на каноэ, по всей видимости, организаторы крушения следили за ходом событий и знали, где ориентировочно оно произойдёт. Современные технологии без труда помогут отследить летящий объект и вполне возможно, что где-то поблизости дрейфует судно с радаром для авиатрекинга. А океан во всех смыслах, лучшее место спрятать концы в воду.

Но всё пошло кувырком. Бывший военный лётчик Прэйтап Сингх смешал киллерам все карты и спас самолёт. Злодеям пришлось менять планы. Убийство пассажиров теряло всякий смысл, поскольку противоречило версии несчастного случая, и «чёрные с луками» пленили бедолаг для разрешения их дальнейшей судьбы.

Ух, куда его занесло!

Иван поразился витиеватости собственных рассуждений. И почему он не подал документы в литературный? Из него получился бы великолепный сочинитель фантастических историй.

Чтобы унять расходившуюся фантазию, он в такт ходьбе стал делать дыхательные упражнения, что всегда помогало укротить назойливый ум.

Впереди шествовал Гаррет. Стоило отдать должное его профессионализму — единожды пройдя маршрутом, теперь бывший военный прекрасно ориентировался на местности без помощи компаса.

За «терминатором» следовал Питер. Мальчик всецело превратился в слух. Сказывалось терапевтическое воздействие россказней мистера Роя о курсах выживания бойцов SAS в малазийских джунглях с симуляцией плена и допроса с пристрастием. Они не только отвлекали от мрачных мыслей, но и давали надежду, что человек, сбежавший из иракского плена близ Эль-Кувейта, без сомнения спасёт и пленённых Крофтов, и всех остальных.

Иван замыкал процессию. Он то и дело поправлял связанные ремнём и сползавшие с плеча мешки с провизией. Съестного оказалось не так много как хотелось. По большей части спиртное — три бутылки французского шампанского, три шотландского виски, несколько банок содовой. Спрайт и Кола. Из полуфабрикатов замороженные морепродукты, которые стоило съесть поскорее, термические упаковки с мясными и овощными салатами, достаточное количество различных индийских специй и приправ и непонятно с чем две большие жестяные банки без этикеток и каких-нибудь опознавательных знаков.

Дыхательные упражнения помогли Ивану разбудить здравый смысл, и то, что предположения, основанные на домыслах, обычно оказываются ложными с вероятностью в девяносто девять процентов. Что он знает о Крофте, чтобы строить версии вокруг его особы? Ровным счётом ничего.

— Послушай, Питер, — окликнул Иван идущего впереди мальчугана, дождавшись когда «терминатор» закончил очередную байку. — Твой отец действительно галерист?

— Ага, — неохотно буркнул тот. — Он так себя называет.

— Не пойми меня неправильно, но я понятия не имею, что это за профессия, — соврал Иван. — Он что, художник?

— У него в Нью-Йорке собственная художественная галерея.

— Вот как? — Иван выразил удивление. — И что, доходный бизнес?

— Отец говорит, выставки для имиджа и пиара. А ещё для привлечения богатых покупателей, возомнивших себя ценителями искусства. Ну и чтобы Наташке не было скучно. В основном его дилерская фирма покупает и продаёт картины на аукционах.

— Выходит, твой отец состоятельный и удачливый бизнесмен?

— Не-а, — и Питер к удивлению Ивана отрицательно покачал головой. — Его все обманывают. Папа мечтает открыть нового Энди Уорхола, а ему подсовывают, по словам деда, «бабочек-однодневок». После очередного провала он клянёт живопись, на чём свет стоит, но потом снова отыскивается новый «гений» и всё начинается сначала. Если бы не дед, отец давно бы прогорел.

— И кто твой дед?

— Мой дед — миллиардер Грегори Крофт, — с достоинством ответил Питер, и стало заметно — его отношение к деду несравнимо значимее, нежели к отцу.

— Настоящий миллиардер? — иронично переспросил Иван.

— Не веришь? — щёки мальчишки запылали. — Дед владел несколькими сталелитейными заводами в Детройте, но удачно продал их, когда отец был таким как я. Затем он скупил по дешёвке несколько металлургических заводов в Китае, а когда родился я, ещё прикупил два завода на своей родине, в России.

— Вы русские? — разговор становился интересней.

— Нет. Дедова семья — беженцы из Украины. Он мне много рассказывал о той стране. Настоящее его имя Григорий Кровтенко и я хотел, чтобы и меня называли Пётр Кровтенко. Но в нашей школе как назло никто не выговаривает эту фамилию.

Иван хотел было сказать, что хорошо знает ту страну, что учился в ней и может рассказать Питеру, чем сейчас живёт родина его деда, но вдруг горло его сдавила судорога и Иван подобно Пифагору едва не выкрикнул: «Эврика!».

Грегори Крофт — сталелитейный магнат мировой величины и «денежный мешок», до краёв набитый долларами. Самолёт с его сыном и внуком делает вынужденную посадку в богом забытом месте где неизвестные и похищают обоих Крофтов… Чёрт побери! Да это как дважды два четыре — самое, что ни на есть похищение с целью выкупа!

Ивану захотелось поделиться своей догадкой с мистером Роем, но он едва сдержался. Не стоило обсуждать подобное при Питере. Мальчишка и без того натерпелся.

Остаток пути они шли молча.

Они добрались до хижины к вечеру, когда красное солнце вплотную подползло к горизонту.

Питера не удивил вид хилой постройки. Он настолько устал, что едва держался на ногах. Пока Иван с мистером Роем высвобождались от своих нош, сносили листья и траву для лежанок и разводили костёр в очаге из камней, мальчуган безмятежно дремал, свернувшись калачиком на бревенчатом полу. Лицо его, усыпанное крупными рыжими веснушками, прихватил лёгкий загар. Щёки окрасились румянцем, какой бывает после длительных непривычных нагрузок.

Глядя на Питера, Ивану нестерпимо захотелось спать. Только сейчас он почувствовал, как налились усталостью его ноги, сколь отяжелела его голова и насколько всё произошедшее этим бесконечным днём и то, что может произойти завтра, стало несущественным и не имеющим никакого смысла в сравнении с его величеством сном. Воистину сон — великое изобретение если не создателя, то матери-природы. Все рождённые Ивановым пытливым умом гипотезы расплывались как в дымке над утренней водой. Теперь ему совершенно не хотелось ни обсуждать случившееся с мистером Роем ни вообще думать о чём-либо. Для этого не осталось. Изнеможённый Иван упал на лежанку и стал тупо взирать на набирающий силу огонь костра.

— Отбой, Джонни. Утро вечера мудренее, — понимающе произнёс Гаррет. — Ночью будем дежурить по очереди. Через два часа твоя смена, затем снова моя…

Иван едва понимал адресованные ему слова. Наконец тяжёлые веки сделали своё дело, и парень, закрыв глаза, погрузился в небытие.

Не прошло и минуты, как его уже тряс за плечо мистер Рой.

— Эй, парень… хватит дрыхнуть. Уже полночь.

Иван продрал глаза. Ломило спину. Руки и ноги будто набили опилками.

Он глянул в дыру проёма. Пространство перед хижиной утопало в стойком стальном свете. Журчание ручья в ночной тиши усилилось многократно.

Питер спал, мистер Рой готовился ко сну. Кряхтя и тяжело вздыхая, он стягивал с ног сапоги. В очаге мерно дотлевали багровые угли. Рядом на камнях дымилась самодельная «сковорода» — дюралевый лист обшивки с загнутыми внутрь краями. Жаркое из замороженных морепродуктов пахло так, что у Ивана потекли слюни.

— Возьми, поешь, — предложил Гаррет. — Через три часа разбудишь.

Он с облегчением улёгся на лежанку, раскинул в стороны руки и ноги и мгновенно уснул.

Настолько божественным показался Ивану вкус жареного морского коктейля. Тёплое жарко́е скорее походило на загустевший пудинг, разделённый на три части, из которых одна часть была уже съедена. Иван с удовольствием доел свою порцию, подставил «сковородку» ближе к жару и направился к ручью.

Ему даже не понадобился фонарик его дайверских часов — поляну перед хижиной ярко освещал звёздный ковёр южного полушария.

Иван подошёл к воде, встал на колени, зачерпнул ладонями и стал пить. Вода оказалась удивительной на вкус. Чистая, обжигающе свежая, придающая силы. Напившись, он умылся и вернулся в хижину.

Рой и Питер спали как убитые. Питер тихо, словно его и не было вовсе, Гаррет же то и дело похрюкивал и постанывал. И почему он не забаррикадировал вход? Это было бы весьма рационально.

Иван включил фонарик, провёл лучом вокруг себя. Ящики, баллоны… если передвинуть их ближе к двери, можно загородить проём. От змей и насекомых вряд ли спасёт, но оградит от нападения крупного зверя.

Верхний ящик оказался полупустым, и Иван с лёгкостью перетащил его. Нижний, похоже, прирос к полу. Пришлось приложить усилие, чтобы приподнять его. Иван коленом упёрся в ржавую скобу, налёг и столкнул ящик с места. Глухой звук падения и что-то обозначилось в лунном свете. Иван пригляделся. Под ногами лежал командирский кожаный планшет, подобно тем, какие были обязательным атрибутом военных лётчиков Второй Мировой.

Иван поднял находку и раскрыл её. Из содержимого: сложенный вчетверо и хорошо сохранившийся листок плотной бумаги, и огрызок химического карандаша. Листком оказалась часть топографической карты, обратная сторона которой была исписана по-английски. Иван направил фонарик и стал читать:

Дальше следовала схема, а за ней продолжался текст. Но теперь Ивану показалось, он был дописан хотя и тем же химическим карандашом, но значительно позже и по-иному. Строчки выглядели неровными, буквы прыгали, словно писавшая их рука тряслась:

На этом письмо заканчивалось.

Поражённый Иван долго не мог пошевелиться. Он повертел листок в руках, сложил его вчетверо и отправил обратно в планшет. Планшет он сунул в рюкзак.

Лавина событий бесконечно тяжёлого дня столь стремительно обрастала таинственными открытиями и невероятными гипотезами, что стоило попридержать коней и поубавить обороты. Весьма своевременно англичанин Рой Гаррет вспомнил старославянскую формулу выхода из тупикового положения: «Утро вечера мудренее».

Глава 9

Под утро мистер Рой в очередной раз сменил Ивана. Проснувшись ровно за десять минут до начала дежурства, англичанин бегло оценил возведённую у входа баррикаду, похлестал себя по щекам, прогоняя сон, и привычно скомандовал:

— Отбой солдат. Здоровый сон — успех в бою.

Иван лёг, закрыл глаза, но сон не приходил.

— Мистер Рой, послушайте…

— После поговорим, — буркнул «терминатор». — Мне бы опорожниться.

Иван слышал, как Гаррет натягивает сапоги и не мог взять в толк, почему не встаёт и не начинает разговор. Ведь столько случилось за эти сутки и столько открылось новых обстоятельств. А с другой стороны, появилось и немало вопросов, на которых у Ивана пока нет ответов. Поможет ли в этом отставной военный, закостенелый приверженец устава? Не рассмеётся ли в лицо, этот любитель конкретики? Не хлопнет снисходительно по плечу со словами: «Предоставь это командиру».

Да и с чего начать? С найденного лётного планшета, как подтверждение откровений сикха? Или с версии, что все они оказались «разменной монетой» в организованном похищении четы Крофтов? Может начать с трупов в гидрокостюмах из рапорта индийского майора или с людей «в чёрном» похожих на «голых» с луками и копьями из рассказа мальчишки?

На первый взгляд между нагромождением этих бессвязных фактов зияла тридцатилетняя пропасть, и всё-таки не покидало ощущение, что каким-то непостижимым образом все эти переплетения не случайны. Как разные по цвету, форме и размеру стекляшки, но стоит всыпать их в трубку калейдоскопа, и картина на глазах приобретает завершённый смысл со стройными связями и чётко прослеживающейся логикой. Стёклышки имеются, осталось всыпать их в калейдоскоп…

Проснулся Иван, когда совсем расцвело. Гаррета в хижине не было. Рядом на лежанке, обхватив руками коленки, сидел Питер и безотрывно смотрел в сверкающий солнцем проём. Увидев проснувшегося Ивана, мальчишка оживился. Его лицо просияло, глаза загорелись, напряжение в его позе исчезло.

— Мистер Рой приказал следить за обстановкой и если что, будить тебя, Джонни, — сказал он с явным облегчением и бодро отрапортовал: — На объекте всё спокойно, сэр!

— Ты завтракал? — спросил Иван.

— Так точно, сэр! — браво выкрикнул Питер.

— А где мистер Рой?

— Он с моим смартфоном ищет связь.

— С чем?

— Телефон такой. Новый. Подарок деда.

Иван вынул из кармана свой старенький мобильник, батарея которого давно требовала замены. Так и есть, гаджет не подавал признаков жизни.

Питер снисходительно вздохнул:

— У мистера Роя такой же. — И с гордостью добавил: — А у меня Nokia последней модели, и держит заряд двое суток, а то и дольше, если не звонить. И антенна мощная, не то, что у ваших «мыльниц».

— Эй! — раздался снаружи голос «терминатора». — Это я!

В проёме показалась его тёмная фигура.

Со вчерашнего дня вид Гаррета переменился. Теперь лицо его выражало недовольство, а прежняя уверенность сменилась озабоченностью.

— Мистер Рой, — обратился к нему Иван, понимая безнадёжность своего замысла. Не самое лучшее время начинать разговор, но дальше возможно будет ещё хуже. — У меня есть ряд предположений насчёт…

— Не время для предположений, — в привычной манере отмахнулся Гаррет и указывая на сенсорный экран замысловатого устройства, вероятно того самого Nokia последней модели, спросил:- Видишь три палочки? Осталась одна треть заряда. Пока есть возможность, кровь из носу надо поймать сигнал. Там, за холмом, — он махнул телефоном куда-то за спину, — там начинается скала. Если забраться повыше, я уверен будет связь. Но надо спешить, пока эти три чёрточки ещё живы. Идём, Джонни, поможешь. Питер ты тоже.

Не дожидаясь согласия «терминатор» поспешно направился к выходу. Иван, молча, последовал за ним. Может оно и лучше. Всякому разговору своё время.

Они свернули за угол хижины, и Рой указал на свисавшие с веток большого раскидистого дерева ошмётки парашютной ткани, по всей видимости, служившей бывшим обитателям не то навесом, не то гамаком. Англичанин дёрнул за один конец — нейлон хрустнул, но не поддался. Он приложил усилие, материал выдержал и на этот раз. Несмотря на проведённые под солнцем и дождём три десятилетия, материал не сгнил дотла. Почерневшие во многих местах и сама ткань и стропы, на которых она висела, выглядели довольно сносно — прекрасная реклама английского военпрома 70-х.

— Смастерим страховочный трос, — сказал Гаррет не удосужившись пояснить своих планов. — Питер, по деревьям лазать умеешь? — Мальчишка кивнул. — Вот и славно. Залезай и срежь там, где я укажу, — Гаррет протянул Питеру нож.

Когда тот влез на дерево и улёгся плашмя на ветку с привязанным парашютом, «терминатор» указал, где и как резать, а Ивану досталось собирать освободившуюся ткань и сворачивать в свёрток. Кое-где нейлон рассыпался на части, но в основном был ещё достаточно «живым».

— Питер, бросай нож и слезай, а ты Джонни, тяни её вон туда, — командовал Гаррет, когда вся ткань оказалась на земле.

Растянув парашют, они отделили его от строп. Получившуюся «нейлоновую дорожку» длиною в несколько футов поделили ножом вдоль на десять равных частей, каждая шириною в ладонь и связали получившиеся полосы, укрепив их стропами с интервалом в человеческий шаг.

— Годится, — одобрительно произнёс Гаррет, разглядывая получившееся изделие. — Идём, Джонни.

В двадцати шагах от хижины лежало поваленное дерево. Ствол толщиной с ногу выглядел достаточно крепким, несмотря на естественное падение и щетинился редкими пеньками свежесрубленных веток, отделенных, вероятно, этим утром ножом «терминатора».

— Хватай за тот конец, Джонни, и следуй за мной.

За всё время Иван не проронил ни слова. Ему определённо нравилась такая немногословная деятельность. Словно по сигналу боцманской дудки он делал то, что нужно и был удовлетворён процессом. Он не задавал лишних вопросов, всецело доверяя ощущению, что занимается полезным делом. Вероятно, именно таковой была жизнь матросов парусных судов XVI–XVII веков, во времена расцвета мореплавания. Человек, единожды ступивший на палубу боевого фрегата, купеческого барка или рыбацкой шхуны, переставал быть обычным человеком со своими претензиями на самость, индивидуальными воззрениями на мир и личным мнением по любому поводу. Он становился матросом, а значит частью живого добротно отлаженного организма под названием «команда», и не дай бог сойти с общего курса — море не терпит анархии.

Впереди с бревном на плече шёл Рой, за ним, поддерживая второй конец, следовал Иван. Питер со свёрнутым в лассо самодельным тросом замыкал шествие. Вскоре лес кончился. Редкий перелесок сменился невысокими кустарниками, и перед путниками выросла скала.

Гаррет и Иван опустили бревно.

— Смотри, — указал Гаррет в высокую траву.

Метрах в трёх зиял крутой обрыв, а за ним поднималась скала с уклоном градусов в сорок пять, и пик её утопал высоко в небе. Расщелина не была широкой, шагов семь-восемь, но перепрыгнуть её не представлялось возможным — противоположная скалистая стена начиналась сразу у края обрыва.

— Я заберусь наверх и поймаю сигнал. Нужно лишь перебраться на ту сторону, — Гаррет уселся на бревно и вынул из кармана джинсов начатую пачку «Лаки Страйк». Пожевал фильтр, взглядом сосчитал остаток и щёлкнул зажигалкой. Впервые за сутки «терминатор» закурил.

План мистера Роя был таков: перебросить бревно через расщелину, перейти по нему на ту сторону и вскарабкаться на вершину скального выступа. Вполне выполнимо, но выдержит ли сухая древесина? Некоторые сорта тропических деревьев славились своей прочностью, но Иван понятия не имел, такое ли дерево они принеси.

— Мистер Рой, — начал он, — Вижу, вы уверены, что на этом острове есть люди.

— На острове? — переспросил тот.

— Ночью в хижине я нашёл планшет военного лётчика.

— Я и не говорил, что не верю индусу, — перебил Гаррет, затягиваясь дымом. — Но я не склонен доверять каждому слову первого встречного сипая. Прошло треть века. Может здесь людей и не как в муравейнике, но ты хочешь, чтобы я поверил в то, что к XXI веку остались необитаемые острова? Шутишь? Во-первых, мы недалеко от Андаман, а во-вторых, в семидесятых не было сотовой связи. Главное чтобы повезло с оператором и чтобы в 911 подняли трубку. — Он сбил с сигареты «шапку» пепла и постучал костяшками пальцев по дереву, давая понять, что военные не менее суеверны, чем моряки. — Ладно, хватит болтать, пора делать дело.

— Раз так, давайте я это сделаю, — сам не зная, почему предложил Иван. — Я моложе и пройти по бревну для меня не проблема. Это как по мачтовой рее. Я учился на моряка и проходил практику на парусном барке.

— Практику? — недоверчиво произнёс Гаррет, выпуская кольцо дыма и внимательно посматривая на парня. — Если я соглашусь, мне придётся дать тебе мобилу, верно? А если ты не справишься и слетишь вниз вместе с телефоном, что тогда? — в уголках его глаз искрилась усмешка. «Терминатор» повертел в пальцах догорающую сигарету и уже без юмора продолжил: — Как-то… не буду уточнять где и когда, прикомандированный к моей роте молоденький австриец из горных егерей вот также просился отправить его с разведгруппой за перевал. Говорил, как и ты: «Давайте я сделаю это. Меня учили». И его можно было понять. Первая успешная операция со взятием «языка» — несмываемый символ крестоносца и татуировка на правой груди «Who Dares Wins» (Кто рискует — побеждает). Я согласился. А потом спустя год мне пришлось побывать в Граце за тысячи миль от того чёртового перевала, чтобы лично вручить матери того новобранца Медаль Королевы посмертно. Я не сказал ей и умолчал в рапорте как было на самом деле. Что нервы её сына не выдержали, что он сорвался с «катушек» и начал палить куда попало, из-за чего духи положили тогда всю ту разведгруппу. Я не знаю, чему тебя учили, Джонни-бой, но вряд ли я захочу тащиться туда, где живёт твоя мать, потому как при раскладе «пан или пропал» доверять могу только самому себе.

Ивану сделалось не по себе. Впервые он посмотрел на мистера Роя другими глазами. И с чего этот «напыщенный индюк» сравнивает его с каким-то амбициозным и неуравновешенным выскочкой? В год парусной практики Иван был лучшим матросом на «Товарище». Он носился по рангоуту как обезьяна по пальмовой ветке и даже удостоился отличительной грамоты. Но этот чопорный англичанин мнит себя «пупом земли» как, кстати, и все британцы. Ивану вспомнился Уильям Тейт, боцман на «Marine Gold», в мозгах которого напрочь засело киплинговское «бремя белого человека». Высокомерный стопроцентный имперец, считающий Англию центром вселенной, а англичан вершителями судеб мира.

Чёрт с ним! Хочет сам, пусть сам и лезет.

Гаррет докурил, погасил каблуком окурок и поднялся с бревна.

— Начнём, — сказал он.

Противоположная сторона расщелины была практически отвесной стенкой. Пришлось искать подходящий уступ, где можно было бы зафиксировать конец бревна. Найдя такое место, они подняли бревно вертикально и стали опускать его перпендикулярно расщелине, пока дальний конец не коснулся противоположного края. Затем протолкнули импровизированный мостик вперёд как можно дальше, до упора в каменистый уступ и мистер Рой недовольно поморщился:

— Как бы ни соскользнуло.

Конец бревна на той стороне опирался не более чем на фут относительно полезной площади, отчего опора выглядела неустойчиво. Гаррет встал обеими ногами на лежащий на земле конец и несколько раз подпрыгнул, покачиваясь и выполняя различные движения ногами. Бревно задрожало, завибрировало, но удержалось на месте — дальняя опора прошла проверку.

— Так, Питер, тащи трос, — приказал Гаррет.

С Ивановой помощью он крепко обвязал один конец троса вокруг талии, второй конец Иван закрепил морским узлом на ближайшем деревце.

Задрав голову, мистер Рой долго всматривался в склон скалы, прикидывая дальнейший путь наверх.

— «Вы стали счастливым обладателем подарочного сертификата участника фестиваля по глубоководному плаванию…», — коверкая слова, продекламировал он. Затем самокритично хмыкнул: — Обещали незабываемый отдых, а придётся заняться скалолазанием. Вот тебе и отметил отставку. Я ещё тогда удивился, что за лотерея такая? Вроде я не игрок, и тут СМС: «Поздравляем… Вылет через неделю»… вот уж, ребята подшутили. Знали, что откажусь, и тайно организовали мне, таким образом, тур на Андаманы. Элитный клуб, частный самолёт. Тьфу! И чёрт меня дёрнул сделать вид, что я поверил их выходке.

После недолгой подготовки он встал ногой на бревно и приготовился сделать то, что задумал. Иван обеими руками ухватился за трос, в готовности плавно подавать его по ходу передвижения «терминатора». Питер стоял поодаль затаив дыхание. Мальчишечьи глаза горели так, словно его мечта о невероятных приключениях наконец-то сбылась. Удивительный народ мальчишки. Их неукротимая энергия, готовая любые потери и невзгоды перемолоть в опыт и силу — это настоящий термоядерный реактор, преобразующий неокрепших юнцов в истинных мужчин.

Мистер Рой Гаррет сделал шаг. Затем второй. Расставив для балансировки руки, подогнув в коленях ноги и переставляя ступни поперёк бревна, он неспешно передвигался, развернувшись боком по ходу движения. Вероятно, он имел некоторый опыт в таком деле. Иван подавал трос.

Бревно чуть прогнулось под тяжестью, но выглядело довольно крепким для поставленной перед ним задачи. Торчащие пеньки от срубленных веток немного мешали передвижению, но бывший военный с умелой ловкостью переступал через них, руками удерживая равновесие. Пройдя две трети пути, он остановился перевести дух. Чуть согнулся в пояснице, опёрся ладонями в бёдра. Его рубаха насквозь промокла от пота, и даже плотная ткань джинсов чернела на ляжках мокрыми островками.

Гаррет повернулся лицом к застывшим в напряжённых позах Ивану и Питеру, подмигнул и пальцами показал жест «Окей», и вдруг конец на другом краю расщелины покачнулся и скользнул вбок. Бревно желеобразно задребезжало, но «терминатор», выбросив руки в стороны, удивительным образом сохранил вертикальное положение. Невзирая на возраст, он как гуттаперчевый мальчик на цирковом шаре мастерски балансировал на вмиг ставшей непослушной опоре.

Иван максимально напряг мышцы и как можно сильнее сжал трос, хотя это вряд ли помогло Гаррету в сложившейся ситуации. Резонанс понемногу затухал и вскоре бревно замерло. Гаррет постоял ещё немного, делая глубокие вдохи и выдохи, а затем на полфута продвинул вперёд переднюю ногу.

И в этот самый момент дальний конец бревна соскользнул вниз. Импровизированный мостик мигом скрылся в расщелине, Гаррет полетел за ним. Самодельный трос дернуло, словно его привязали к фаркопу грузовика. Иван едва не свергся следом за Гарретом. Интуитивный движением он повалился на спину, вгрызаясь ногами в землю. Боты скользили по траве, жилы на руках пухли от напряжения.

Иван не видел, что творится внизу, видел лишь часть троса до края обрыва. Но он ясно слышал глухой удар — так тело бьётся о каменную стену. Захотелось крикнуть Питеру глянуть вниз, убедиться, что с Гарретом всё в порядке, но он вовремя осёкся. Пусть мальчишка будет подальше.

Боковым зрением Иван глянул туда, где был привязан конец. Если подать трос вниз, дерево удержит его и тогда можно будет попытаться вытащить «терминатора». Иван едва ослабил хватку, но тут нейлон предательски заскрипел. Что-то происходило внизу.

— Только не это, — испуганно прошептал Иван.

Гаррет как по канату, поднимался по тросу, а тот с каждым разом трещал и тёрся о край обрыва.

— Стой! — крикнул Иван.

И в этот миг трос лопнул.

Глава 10

Лёжа над обрывом, Иван долго всматривался в пропасть в ожидании чуда, а перед глазами всё маячила улыбка замершего на бревне мистера Роя и жест «Ок».

Он готов был поклясться, что отчётливо видел как обрамлённые испанскими усиками и чуть взъерошенной «эспаньолкой» губы англичанина беззвучно прошептали фразу всех «терминаторов» планеты Земля: «I'll be back».

Видение более походило на иллюзию, но Иван ничуть не удивился бы, узри он мистера Роя Гаррета — «терминатора» в полном понимании этого слова — выбирающимся из расщелины, отряхивающего свои синие джинсы и грозно рычащего: «Команда стройся! Переходим к плану «Б».

Может, он зацепился за корягу? Может там внизу вода? Может…

Время шло, и с каждой секундой все эти «может» разбивались о дно расщелины. Сколько не вглядывайся в пустоту, ничего кроме бесполезно болтающегося троса над теменью, завывания ветра меж скалистых скосов, да кружения испуганных птиц в ожидании, когда уйдут эти двуногие и можно будет спуститься к птенцам в гнезда, сокрытые в каменистых выбоинах. Больше ни звука, ни вскрика, ни человеческого стона не доносилось из бездны.

Голова опустела. Превратилась в ведро, из которого вытряхнули всё содержимое, и один лишь вопрос прилип ко дну: Как отставной британский военный, прошедший не одну горячую точку и выживавший там, где у других не было ни малейшего шанса, мог так глупо погибнуть? Не за великую миссию и не от пули моджахеда, а по воле соскользнувшего бревна и сгнившего парашютного нейлона. Этого просто не могло случиться. Но это было именно так и никак иначе.

После долгих и безрезультатных ожиданий они вернулись к хижине. Шли, не проронив ни слова, стараясь не встречаться взглядами.

Питер тут же рухнул на лежанку и забылся тяжелым сном. Человеческий организм устроен так, что в критические часы он отыскивает единственно верную формулу как не разрушиться и сохраниться. Главное, ему не препятствовать, а детский ум, в отличие от взрослого, ещё не научился изводить себя до полусмерти.

Иван не сомкнул глаз. Он сидел на пороге хижины, глядя, как ворочается и бормочет во сне Питер, и не мог взять в толк, что теперь делать дальше. С чего начать новую фазу этого бесконечного кошмара.

Первым делом стоило позаботиться об огне. Теперь у них нет зажигалки. Она вместе с ножом исчезли в расщелине, как и их хозяин.

После долгих усилий Ивану всё же удалось раздуть тлеющие угли — благо очаг не остыл дотла. Теперь следует следить, чтобы в нём всегда теплилось живое пламя. Иван попытался было вспомнить, как в приключенческих книжках поддерживали огонь туземные племена, но ничего не приходило на ум. Мысли путались, цеплялись одна за другую и странное дело, они водили длинные хороводы вокруг последних предсмертных слов мистера Роя о телефонном звонке, который тот воспринял не иначе как дружеский розыгрыш своих сослуживцев. Иван не мог объяснить почему, но эти неуместные воспоминания напомнили ему о другом звонке. О роковом телефонном разговоре, недельной давности. О звонке Сашки Семено́вича.

Нет, тогда это ничуть не казалось таким уж злонамеренным провидением судьбы. Скорее наоборот, звонок тот был воспринят им как билет в новую жизнь.

— Салют, Кусто! — как обычно игнорируя предисловия, в своей небрежной манере поздоровался Сашка. — Узнаёшь другана?! Раз так, утюжь клеша, карась!

Его голос казался чуть хрипловатым, будто простуженным, но это был, несомненно, Сашкин голос. На том конце был Иванов однокурсник — нахальный, уверенный, высокомерный всезнайка.

Говорил Сашка по-английски и Иван отметил, что за пять лет странствий его друг значительно преуспел в разговорном английском. От некогда резавшего слух южно-украинского акцента не осталось и следа. Но почему именно английский? Иван лишь сейчас обратил на это внимание. Они ведь закадычные друзья и всегда с полуслова понимали друг друга. С полуслова по-русски.

Подсознательно Иван с первых слов узнал Семено́вича, но лишь сейчас холодком прокатилась мысль, что если бы не произнесенное им прозвище «Кусто», прилипшее к Ивану ещё в мореходке с лёгкой Сашкиной руки, вряд ли нашлась ещё какая-либо фраза подтверждающая, что на том конце виртуального «провода» его закадычный дружок и сотоварищ Санька-Морячок. И даже такой привычный в их прежнем общении матросский жаргонизм как: «Утюжь клеша, карась», что для морской братвы означало: «Собирайся, есть дело», голос в мобиле произнёс по-английски, что теперь казалось крайне подозрительным. Какой ещё «Iron cloche, crucian»? Да одесский матросик никогда бы и не додумался до такого крендебобеля. Куда подевался черноморский шарм? Где посыл, где изюминка? Чушь! Но теперь эта чушь навевала неприятные ассоциации.

Чем больше Иван думал об этом, то есть о том телефонном разговоре, тем ярче эта история высвечивалась в весьма и весьма неприглядном свете.

И вот ещё что! В конце разговора, когда Иван спросил «Сашку» о сложности предлагаемой работы — всё-таки элитный клуб, давние традиции, жёсткие правила, привередливые клиенты — тот хмыкнул: «Piece of cake». «Легче лёгкого». Тогда Иван не придал и этому значения. Махровый пофигизм был визитной карточкой Семено́вича. Но сказанная им фраза лишь подразумевала такой смысл, дословно же она переводилась как «Кусок пирога» и являла собой английский сленг, то есть: «Легко, как съесть кусок пирога». Постсоветскому человеку проще сказать: «Как два пальца об асфальт» и вряд ли коренной одессит в разговоре с однокашником променяет родное, колоритное и всем понятное выражение про два пальца на ливерпульские витиеватости с пирогами.

Иван встал и направился к ручью. До смерти захотелось освежиться.

Когда он вернулся, Питер уже не спал. Мальчишка свернулся калачиком и тупо уставился в пустоту. Ногтем бессмысленно ковырял сучок перекладины.

Иван сел рядом. Он чувствовал, как бьёт мальчишку дрожь. Сколько всего навалилось на его хрупкие плечи. Да уж… печаль. И всё же надо начинать общаться, но только не с заезженной киношной банальщины: «Мне очень жаль», а по-мужски и без соплей.

— Всё будет хорошо, Петя, прорвёмся, — как можно увереннее на «терминаторский» манер произнёс Иван.

Питер молчал.

— Вы летели на фестиваль по нырянию, как и мистер…? — Иван не решился произнести имя Гаррета.

— Нет, — тихо ответил мальчик. — Папа даже не умеет плавать.

Сказанное озадачило Ивана.

— Нас пригласил Папелло, — голос Питера был едва различим. Слабый, болезненный. Бледное лицо в обрамлении золотых кудрей. За всё это время он не шелохнулся. Даже ни разу не моргнул.

— Папелло? — переспросил Иван, особо не рассчитывая на пояснения.

И всё же Питер ответил:

— Да. Художник из этих, новомодных, которые одеваются как шлюхи… Отец обещал осенью устроить ему выставку в Нью-Йорке.

Иван не знал, как продолжить. Начавшийся разговор открывал очередную грань истории, делал следующий ход в игре, сдавал новую карту. Обстоятельства сами нанизывались одно к другому как жемчужины на тесьму.

Наконец Иван нашёл нужные слова:

— Уверен, этот Папелло, когда узнает, что вы исчезли по пути к нему, сообщит о случившемся твоему деду, а тот не пожалеет ни денег ни сил на поиски.

— Может быть, а может, и нет, — безразлично пробубнил мальчик. Огонёк надежды, поджигаемый Иваном в измотанной душе мальчишки, увы, не стремился разгораться. — Когда мы заселились в отель, отцу позвонила его нью-йоркская секретарша. Пришло приглашение от Папелло. Отец распорядился, чтобы отказали. Он тогда страшно поругался с Наташкой и был не в духе. Но та прознала, что в Scuba-Radhanagar приезжает и этот мерзкий Том Брюстер и упросила отца лететь. Она это умеет. В общем, всё решилось в последний момент. Потому и забыли про учителя.

Больше Иван ни о чём не спрашивал Питера. Хватит с него на сегодня. Звонок «из Нью-Йорка» — третий по счёту из «пригласительных» посетить неповторимое побережье Андамановых островов, как и два прежних, испускал гнусный аромат приманочного сыра в мышеловке.

Без огня и оружия в джунглях не выжить. Огонь, слава золотоволосому Агни, Иван сохранить сумел, пришла пора придумать, из чего смастерить нож.

Он вытащил на свет ящики — авиационные бомбовые контейнеры — и взялся выгребать их содержимое. Внимание привлёк небольших размеров металлический кейс, в котором оказались две отвёртки, плоскогубцы, молоток и набор гаечных ключей. Отвёртки и плоскогубцы поржавели, а ключи сохранились довольно таки сносно.

Иван взял самый большой из них едва тронутый ржавчиной — комбинированный, с одного конца рожковый, с другого накидной — повертел в руке, осматривая и изучая. Вещь тяжёлая, приятная на ощупь. Из отличной английской стали. На боковой поверхности между цифрами 24 и 27 пальцы нащупали выпуклую надпись Stanley. Знатная фирма. Иван любовно погладил гладкие губки ключа — без сомнения находка как нельзя кстати.

Молоток был, вероятно, заклёпочный, весил не меньше двух килограмм и для задуманного подходил идеально. Вот только рукоять его превратилась в труху, но то дело поправимое. Как-никак кругом тропический лес и подходящих веток предостаточно.

Питера Иван усалил на порог, приглядывать за лесом, сам же приступил к работе. Пришло время вспомнить детство, проведённое в кузнице деда Мити.

Натаскав с ручья валунов, мелкой и средней гальки, Иван отвёртками разрыхлил землю и руками выкопал яму длиной в полметра и в четверть метра шириной и глубиной. Обложил по краям валунами, засыпал галькой дно. Получился «полевой» горн. Уложил хворост, сверху подходящий по размеру сухостой и завершил всё «шалашиком» из толстых отборных веток для основного жара. В завершение вылил на всё это бутылку виски и запалил.

Когда в горне устоялся стойкий огонь, Иван вкопал в раскалённые угли ключ-заготовку и, поручив Питеру не жалеть принесённых из леса дров, приступил к постройке наковальни.

Для этой цели не подходил ни один из камней, обильно рассыпанных по берегу ручья. Но и на этот раз Ивану сопутствовала удача. В ящике среди снаряжения обнаружился стальной фланец, служивший вероятно основой для крепления прибора фотофиксации. Диаметром с локоть и в палец толщиной. По контуру пять сквозных отверстий для крепления к фюзеляжу и одно для кронштейна в центре. Прекрасная плоскость под наковальню.

Иван подыскал подходящий булыжник, вкопал его рядом с горном. Сверху умостил фланец и прочно зафиксировал, вбив сквозь крепёжные отверстия, пять тщательно подобранных по толщине и прочности веток в землю.

Для проверки он изо всей силы жахнул молотком по конструкции. Фланец загудел, но не сдвинулся с места. Камень также успешно перенёс нагрузку. Иван остался доволен и занялся заготовкой.

Как приговаривал дед Митя, накачивая меха: «Как незрелой вишней железо заиграет, вот, Ванька, тогда и ложь его под молот».

Ключ в горне быстро почернел, затем начал светлеть и вскоре совсем слился с огнём, лишь изредка проявляясь в игривых языках племени. Чтобы поддать кислорода, Иван время от времени махал дюралевым листом над горном как над мангалом. Светло-вишнёвым — цветом ковки — заготовка «заиграла» спустя полчаса. Плоскогубцами Иван вынул её из горна, торцом поставил на наковальню и ударил по верхней губке. «Рожки» ключа сплющились, и это означало — заготовка готова к ковке.

Он долго и упорно «мучил» поковку, то нагревая её, то отбивая молотком и снова нагревая. Пару раз наковальня слетала с камня, ломая крепёжные ветки. Иван возвращал заготовку в горн, крепил фланец новыми ветками и со словами: «Тоже мне Крузо нашёлся», упорно продолжал ковать. Звон стоял неимоверный. Птицы испуганными стайками вились высоко в небе, не решаясь вернуться в кроны деревьев пока форма тупоносого тесака с ровным аккуратным спуском под лезвие не удовлетворила, наконец, кузнеца-самоучку.

Пришло время отжига. Иван в очередной раз выдержал «незрело-вишнёвую» окраску, а затем медленно остудил поковку на воздухе, «освободив» её, по словам деда Мити, от «негараздов». Пока та остывала, он налил воды во вчерашнюю дюралевую «сковородку», набрал мокрого песка и с полдюжины более-менее плоских и гладких камней. Затем он снова раскалил будущий тесак до «подсолнухового» цвета и, не теряя ни секунды, остудил его в воде. На камнях пересыпанных мокрым песком очистил от окалины, снова нагрел и мигом окунул в воду. Заготовка краснела, чернела, шипела, выпаривая густые клубы, а Питер смотрел на всё это разинув рот.

После всех проделанных манипуляций, Иван в последний раз вынул остывшую заготовку из «сковородки». Придерживая плоскогубцами за кольцеобразный конец, он долго вертел изделие перед собой, внимательно разглядывая на предмет неточностей и исправлений, и остался доволен. Откованное полотно тесака получилось в форме рыбины с отвисшим брюшком — именно это «брюшко» и стоило заострить. Но перед тем как приступить к последней операции, Иван плотно обмотал в несколько слоёв отведённую под рукоять часть заготовки между кольцом и откованной «рабочей» плоскостью мокрой парашютной стропой. Получилось довольно эргономично. Да и точить будет сподручней.

В горне было ещё достаточно жара и Иван, отложив в сторону тесак, сунул туда большую отвёртку. С ней он не стал проделывать ничего такого, чего вытворял с ключом. В этом не было необходимости. Он сформировал трёхгранное острие, сделав из отвертки своеобразное шило, что в простонародии называлось «швайкой» и закалил в воде. Длинная «пика» с металлической рукоятью — если не обращать внимания на её неприглядный вид — весьма грозное оружие. Таким пырнуть в жизненно-важный орган, рана может оказаться смертельной.

Предоставив Питеру заточку «шила», сам Иван приступил к оформлению рабочей кромки тесака.

Без плоского точильного камня, заточка оказалась сложным занятием. Наиболее шершавым из найденных камней он как напильником тёр кромку, смачивая камень в воде. Счищал окалину, удалял неровности, формировал лезвие. Окончательную заточку провёл на наковальне с тонким слоем мокрого песка. Кончик тесака не вышел острым, и основные надежды легли на удачно откованную и закалённую кромку лезвия длинною в ладонь в виде развёрнутого полумесяца. При хорошей заточке таким мачете можно отлично рубить, резать, разделывать звериные тушки и при необходимости даже копать землю. Спустя час упорных трудов острое лезвие блестело как с заводского конвейера.

Теперь дело дошло до ножен. Иван отыскал подходящую ветку толщиной с руку. Умостил её на наковальню, выставил перпендикулярно тесак и ударил по обуху молотком. Лезвие вошло в дерево наполовину, и Иван остался доволен испытанием. Он рубанул ещё. Отделил лишнее с другой стороны и прощупал получившийся чубук на предмет нежелательных сколов. После расколол его по вертикали. На внутренних поверхностях получившихся половинок «шилом» очертил контуры лезвия и тесаком вырезал сердцевину. Сложил две половинки вместе и туго примотал оставшимся нейлоном, снабдив двумя шлёвками для ремня. Вложил тесак в ножны. Лезвие вошло плотно, вряд ли выпадет по случайности или по неосторожности. Иван закрепил ножны на ремне, отвёрточное «шило» воткнул за ремень с противоположной стороны. Повертел бёдрами, удобно ли?

— Ну вот, Петро. Теперь нам никто не страшен, — Он подмигнул наблюдавшему за происходящим Питеру и с радостью отметил, что любая работа — это превосходная психотерапия, как для самого работника, так и для его благодарного зрителя.

Глава 11

Ящик с оставшимся инструментом уместился под лежанкой, да и алюминиевому контейнеру нашлось применение. Из него было смастерено «огневое хранилище» на чёрный день. Иван шилом прорубил в боковинах несколько вентиляционных отверстий напротив друг друга, дно и стенки изнутри облепил сухой землёй, в получившееся гнездо высыпал всю золу из «горна», а сердцевину выложил большими тлеющими углями и всё это великолепие плотно запечатал на обе защёлки, предварительно зашпаклевав щели остатками нейлонового троса.

Уставший, измотанный очередным нелёгким днём он завалился на лежанку. Есть не хотелось. Но теперь на его попечении Питер, у кого за целый день ни маковой росинки во рту и Иван подтянул к себе один из мусорных кульков с провизией. Откинул в сторону пакеты со специями, то же проделал и с вакуумными упаковками — их содержимое требовало готовки, на которую не оставалось сил. Взгляд задержался на жестяных банках без опознавательных знаков. Взяв одну, он повертел её перед собой, взвесил на руке, потрусил возле уха. Банка была полной и достаточно тяжёлой, набитой чем-то под-завязку. Иван шилом прорубил жестяное дно, вставил в щель «остриё» тесака и стал вскрывать.

Вскрыв, отвернул жестянку и… Бог ты мой! Внутри оказалось мороженое! Изрядно подтаявшая густая масса искрилась ярким молочным цветом и выглядела чрезвычайно аппетитно. Иван тесаком поддел верхушку, зачерпнул небольшую порцию и отправил в рот. Какая прелесть! Стопроцентный пломбир высочайшей пробы.

— М-м… — блаженно промычал, облизывая тесак.

Питер не сводил глаз с этого действа. Казалось поток впечатлений, накрывших его последние два дня, как штормовые волны накрывают утлую лодочку, не иссякнет никогда.

— Держи, — Иван протянул банку Питеру. — Только здорово не увлекайся. Как бы ни заболел.

Питер принял банку с воткнутым в мороженое тесаком вместо ложки, жадно выгреб изрядную пломбирную горку и лизнул верхушку. Лицо его раскраснелось от удовольствия и блаженства. Сколько радости могут доставить вполне обыденные и привычные вещи в необычных и непривычных условиях.

Удовлетворённый Иван закрыл глаза и тут же уснул.

Ему приснилась лодка. Он на вёслах, рядом на румпеле улыбающийся Риши. Под ногами груда свежевыловленных кораллов, в душе умиротворённое чувство непраздно прожитого дня. Тихо плещется о борт лазурная волна, и мягкий свет заходящего солнца окутывает океан волшебным свечением.

Риши держит курс к берегу. Под развесистыми пальмами виднеется бунгало в индийском стиле. Рядом у крыльца две человеческие фигуры — две женщины в прозрачных сари. Они улыбаются и призывно машут руками. В распущенных волосах играет лёгкий бриз. У одной волосы густые чёрные, у второй яркие белые. Это Брижит и Натали. Они рады Ивану.

Неожиданно из леса показываются люди — чёрные как вороны туземцы с длинными копьями в руках. Впереди главарь и вождь — Сашка Семено́вич. Загорелый, в дорогом чёрном гидрокостюме «Скубапро», в капитанской фуражке с белым флотским чехлом и с «калашниковым» наперевес он похож на «морского котика» Сил Специальных Операций и одновременно на Волка Ларсена, капитана «Призрака» из джеклондонского «Морского волка». За ним в гамаках из парашютной ткани несут тела двух мужчин. Это Алекс Крофт и профессор Чакрабати. Их грудные клетки вскрыты, и двое туземцев держат высоко над головами только что вырванные лёгкие, с которых ещё капает кровь.

Шум волн перерастает в кладбищенское завывание ветра. Теперь Иван не в лодке, а в кабине пилота, и в его руках вместо вёсел штурвал. Рядом в штурманском кресле сикх. Всем телом он налегает на штурвал-дублёр и тонет в полой груди, вгрызаясь в плоть, пуская там корни. Пальцем сикх указывает вдаль на жёлтую полосу гряды, призывая посадить самолёт именно там. Но неуправляемая машина несётся с бешеной скоростью на женщин у бунгало.

— Let» s go Van! Ип-дь-йом! Ип-дь-йом! — слышен крик Риши.

Не в силах вытянуть штурвал «на себя» Иван закрывает глаза.

Перед ним Питер. Мальчишеские глаза полны страха и слёз. В одной руке банка с мороженым, вторая терминаторским жестом показывает «Вверх!». Иван тянет штурвал. Пилотское кресло под ним отрывается от пола и вместе с Иваном вышибает передний «фонарь». Их как катапультой выбрасывает из кабины. В свободном полёте Иван успевает разглядеть хвост дельфина…

В следующее мгновение самолёт врезается в бунгало. Взрывом охватывает берег и всё кругом. Дальше тьма. Перед глазами мелькают проблески. Жуткое чувство падения. Как камень, брошенный вниз, он летит в черноту расщелины. Там, на камнях распластанное тело мистера Роя. На безжизненном лице застыла ухмылка. Окоченелый кулак с поднятым вверх большим пальцем вытянут вперёд: «I» ll be back»…

Иван проснулся в холодном поту.

Кошмар развеялся. На земле господствовала ночь. Тихая. Тёмная. Идеальная чтобы умереть.

Рядом на лежанке крепко спал Питер. Умиротворённое лицо мальчишки выражало вселенское спокойствие. В очаге тлели пурпурные угли. Редкий язычок пламени вспыхивал, стараясь облизнуть почерневший бочок догоревшего уголька, дабы вновь вернуть в него жизнь и тут же нырял обратно в жар. Волшебные тени блуждали по хижине, наслаждаясь ночной тишиной.

Иван бросил взгляд на заставленный ящиком входной проём. Надо бы сделать что-то наподобие двери. Собрать перегородку из веток, связать их стропами или на худой конец молодыми лианами…

Холодок пробежал по спине. Мысли о новой двери мигом испарились. Справа от проёма, между вкопанным частоколом стены и дюралевым листом в непроглядной черной щели сверкали огромные жёлто-зелёные глаза с клинообразными антрацитовыми зрачками. Что-то живое заглядывало внутрь хижины, с интересом наблюдая за её обитателями.

Иван замер.

Тигр? Бенгальский? Этот двухсоткилограммовый убийца, если уж решит напасть, с лёгкостью проломит хилую стенку хижины. Иван знал древние истории о тиграх-людоедах, но о современных случаях слышать не приходилось. Тигров в Индостане осталось несколько сотен, но здесь девственная природа и всякое может случиться.

Два глаза как две луны неотрывно следили за Иваном.

Парень прислушался. Всё тихо. Дистанция около трёх метров, и в такой кромешной тишине урчание большой дикой кошки звучало бы как тракторный рокот. Вероятно, зверь хитёр и знает, что такое засада.

Не оборачиваясь, Иван потянулся к очагу. Нащупал кучку сухой травы, заготовленную для розжига, сгрёб влажными пальцами горсть побольше и посуше и зашвырнул в огонь. Пламя вспыхнуло даже ярче, чем ожидалось, на секунду отразилось в звериных глазах и те мигом исчезли в ночи, словно их и не существовало.

Руки и ноги не слушались. Иван не решался подползти ближе и убедиться, есть ли кто за стеной. Зверь мог притаиться в паре шагов от хижины, а прыжок такого монстра — полёт ядра. Возникла мысль: не видение ли это? Последствия кошмарного сна? Впрочем, в мангровом лесу каждый для кого-то пища и чтобы следующей ночью не превратиться в бифштекс «с кровью», следовало с утра позаботиться о безопасности.

Так он и просидел, пока не рассвело.

Утром Иван ничего не сказал Питеру. Это уже входило в привычку — держать всё в тайне. Он долго бродил вокруг хижины, выискивая следы ночного гостя, но так ничего и не нашёл. Может действительно померещилось?

Они растопили оставшееся мороженое, и выпили получившийся молочный коктейль прямо из банки. Завтрак выдался сытным и на удивление вкусным. В этом был ещё один смысл: освободить из-под мороженого добротную жестяную ёмкость, наделив её новым предназначением — функциями полуторалитровой кастрюли. Иван шилом проделал в банке «ушки», а из обивочной полосы смастерил дужку. Продел одно в другое — получился вместительный котелок.

Иван не удивлялся своим нехитрым придумкам. За пять лет странствий пришлось многому научиться. Конечно не азам выживания в дикой природе, но всё же. В большинстве своём путешествия по миру имели урбанистический окрас: густонаселенные побережья, курортные зоны — где можно понырять и найти единомышленников — и всё-таки бытиё в аскетическом стиле закалило Ивана. Поддерживало здоровый дух и ясность мышления. К тому же мангровые заросли совершенно не пугали выросшего в лесном краю парня. Ведь при умелом подходе лес может стать и кормильцем, и защитником.

Пока Иван мастерил котелок, а Питер со свойственным ему восхищением наблюдал за манипуляциями с жестяной банкой, между ними завязалась беседа. На этот раз Петя — Иван намеренно стал называть его так — оказался более разговорчив. Вчерашняя депрессия понемногу отпускала молодую и от того гибкую нервную систему. Мальчик оживал.

У отца Петя бывает с июля по август, остальное время вот уже четвёртый год грызёт гранит науки в дорогой элитной школе на севере Англии. Его мама погибла в автокатастрофе, когда Пете было пять. Звали её А́нжела. Он плохо её помнит. Говорят, она была юной и невероятно талантливой художницей, одной из тех дарований, что так любит открывать отец. В семье ходят слухи, будто покойница была любительницей выпить и та история в Италии, когда её машина сорвалась с горной дороги, была связана с этим её пристрастием. Отец не любит вспоминать, он живёт одним днём. Да и у самого Пети довольно сложное отношение к покойной матери. Если начистоту, он скорее назвал бы мамой свою бабушку, которая вырастила его, пока отец занимался выяснением, какая из его очередных пейзажисток и портретисток окажется более талантливой и умелой в постели.

Натали напротив, не была художницей. На удивление отец изменил своему многолетнему правилу и два года назад женился на русской топ-модели. В год, когда Петин дед, Грегори Крофт, купил заводы в России — как Иван понял, это случилось уже после перестройки и развала Союза — отец Питера побывал на исторической родине, где и познакомился с Натальей Юсуповой, девятнадцатилетней конкурсанткой «Мисс СНГ 1998».

Питер рассказал Ивану, что мачеха считает себя непризнанной наследницей русского князя Феликса Феликсовича Юсупова. Будто тот, в тридцатых годах находясь в Америке по делам судебной тяжбы с кинокомпанией Metro-Goldwyn-Mayer, без памяти влюбился в миловидную эмигрантку — Наташкину прабабку — а через год плодом их страстной любви стал Наташкин дед. После войны он вернулся в Союз, где и женился на будущей Наташкиной бабке. Затем появился Наташкин отец Гнат, ну и следом сама Наташка.

Стальной магнат Грегори Крофт ни на йоту не поверил в эту авантюрную историю и называл невестку не иначе как «сталинской шпионкой». Он навёл справки. Настоящая фамилия Наташки была Дзюба. По достижению совершеннолетия амбициозная дивчина подала документы на смену фамилии на Юсупову, но случился казус — полупьяный регистратор районного ЗАГСа пропустил в паспорте первую букву — так княгиня Юсупова стала Натальей Игнатьевной Суповой.

Петю словно прорвало. Он говорил не умолкая. Рассказывал о ненавистной школе и мерзких учителях, о том, что хочет быть похожим на своего несгибаемого деда и о том, как прошлым летом был с отцом в Японии и видел настоящих якудза. Иван слушал и понимал — так действует защитная реакция психики, отвлекающий манёвр, бегство от реальности.

Он осведомился об учителе-индийце, и Петино лицо просияло, а в глазах заблестели огоньки. Секхара Чакрабати отцу порекомендовал его бывший коллега, в прошлом известный нью-йоркский импрессионист, а ныне отшельник, погрязший в ведической культуре. Смешливый профессор сразу понравился мальчишке, потому как был полной противоположностью его чопорным английским учителям. Всегда понимающий и дружелюбный он так увлекательно говорил о математике, физике и биологии, что мальчуган, бывало, заслушивался этими рассказами. По сути, в лице профессора Крофт-старший приобрёл для сына не просто учителя, но по большей части гувернёра, тем самым развязав себе руки. Это ничуть не смутило мальчика, с гуру было и интересней и веселей, чем с отцом и мачехой.

Вдруг Петя осёкся на полуслове, глубоко вздохнул, пытаясь сдержать нежданно накатившие слёзы, и тихо, но твёрдо произнёс:

— Мы обязательно спасём всех.

Иван с уважением посмотрел на двенадцатилетнего подростка. Сколько внутренних ресурсов понадобилось неокрепшему организму собрать в единое целое, сколько мужества и силы воли потребовалось, чтобы сказать эти четыре слова.

Иван положил ладонь на худое мальчишечье плечо, легонько сжал и сказал по-приятельски:

— Сто процентов, Пётр. Не скрою, попали мы в крутой водоворот. Сели на мель по самую ватерлинию. Но как говориться: «В наводнение и на алтарь взберешься». Спасёмся сами и спасём остальных. Даже не сомневайся. — И чтобы закрепить образовавшееся между ними хрупкое взаимопонимание, протянул «шило»: — Поможешь, партнёр?

Мальчик недоумённо заморгал. Иван указал на хижину:

— Займёмся нашей безопасностью. Сделаем ловушки вокруг этого шедевра местного зодчества. Ты пока взрыхли землю вокруг, чтобы было легче копать, а я наломаю подходящих веток.

Он показал как надо — покромсал шилом небольшой пятачок земли под стеной, а затем как ложкой выгреб тесаком лишний грунт. Образовалась неглубокая ямка. Таких ямок Петя должен был накопать по всему периметру хижины с интервалом в четверть метра. Сам же Иван направился в лес. Там нарезал молодых, но уже достаточно упругих и прочных прутьев. Молотком вбил по пару в каждую ямку, так, чтобы срезы не выступали над поверхностью, а после заострил торчащие концы тесаком. В завершение всё засыпал зелёной травой в надежде, если желтоглазый зверь и объявится следующей ночью, не исключено и вполне вероятно, обязательно угодит лапой в одну из замаскированных ловушек и в аккурат напорется на заостренную ветку.

Даже с принятыми мерами предосторожности ночёвка в хижине оставалась небезопасной, и всё же это лучше, чем вернуться к самолёту. Желтоглазый зверь мог оказаться невинным созданием в сравнении с «чёрными» похитителями людей.

— Идёшь к самолёту? — предложил Питеру Иван.

— Но там же… эти… — мальчик уставился непонимающе.

— Во-первых, вряд ли туземцы надумают вернуться. Они и внутрь-то побоялись войти. Испугались кишок железной «птицы»? Во-вторых, самолёт прекрасно просматривается как с неба, так и с океана. Напишем на фюзеляже большими буквами HELP, если найдём чем. По крайней мере, оставим записку в кабине. Распишем, что с нами приключилось и где нас искать. Надеюсь, дикари не читают по-английски. Разведаем, что осталось на борту из полезной утвари. В первый раз мы собирались наспех, теперь стоит отнестись к делу серьёзно.

Дорогу к самолёту Иван нашёл уже без компаса. Когда среди листвы солнечными лучами заискрился белоснежный остов «хонды», Иван на всякий случай оставил мальчишку в густых зарослях папоротника, сам же короткими перебежками подобрался к насыпи и залёг за кочкой. Долго прислушивался, поднимал голову, наблюдая за обездвиженным самолётом. Ничего не изменилось с их последнего визита, но какое-то нездоровое ощущение тревоги не давало покоя.

Наконец Иван решился. На полусогнутых, вертя головой и напрягая слух, он прокрался под «брюхо» «хонды», но так ничего и не заподозрив, встал в полный рост и поднял глаза. Чутьё его не подвело. Молочно-белая обшивка фюзеляжа, что пониже тёмно-матовых эллипсов-иллюминаторов, щерилась ровными чёрными дорожками как многоточиями на бумаге. Кто-то изрешетил пассажирский отсек двумя автоматными очередями по дюжине рваных дыр в каждой.

Глава 12

С тесаком в одной руке и со «швайкой» в другой Иван поднялся на борт. Солнце проглядывало сквозь иллюминаторы, отражаясь в молочной обивке кресел. Ничего не изменилось за прошедшие сутки. Разве что несколько птичьих перьев на ковре — вероятно в салон наведались пернатые гости, но не найдя чем поживиться упорхнули прочь. Ничего не изменилось, если не считать отметин автоматных очередей. Но об этом стоило подумать после. Сейчас важно собрать всё ценное и поскорей унести ноги.

Свои поклажи они с Гарретом забрали ещё в прошлый раз, профессор вроде как был налегке, а чемоданы и саквояжи Крофтов, кроме одного, исчезли вместе с четой. По возвращении не мешало б заглянуть в походный мешок мистера Роя. Иван не решился сделать это раньше — даже мысли такой не возникло — но теперь у них с Питером есть цель — выжить, а для её достижения пригодится любая мелочь. В теперешнем положении всякая вещь — ценность. Вспомнился фильм 93-го года о лайнере с уругвайской сборной по регби на борту, потерпевшем крушение в Андах в 72-м. Из сорока человек выжила половина. Несчастные ютились в заваленных снегом обломках фюзеляжа, боролись с холодом и ели трупы погибших товарищей.

Бегло окинув салон, Иван вложил тесак в ножны, шило воткнул за пояс и направился в вотчину бортпроводницы.

Крохотный кухонный отсек был снабжён откидным столиком, под ним мини-бар, рядом такой же мини-холодильник, которые Иван опорожнил ещё в прошлый раз. Дальше следовало полдюжины камер для еды — три для подогрева и три для охлаждения. Все они были как назло пусты. В самолётах вип-класса стряпать некому, да и не нужно. Согласно устоявшейся традиции заказ готовой еды вместе со столовыми приборами доставляют заранее из элитных дорогих ресторанов и непосредственно перед вылетом. Для того и нужны камеры.

Возможно, в этот раз чета Крофтов в силу короткого перелёта отобедать в воздухе отказалась, а пожеланиями Ивана как, впрочем, и мистера Гаррета авиакомпания поинтересоваться не удосужилась. Элитная выпивка предназначалась для пассажиров, а «вакуумки» и пакеты со специями были, вероятно, «эн-зэ» индуса-пилота. Вот только мороженое? Скорее всего, оно служило ингредиентом к кофе «гляссе».

Быстрым взглядом Иван оглядел отсек. Нажал на едва заметную дверцу над столиком. Так и есть. Дверца распахнулась и явила на свет нишу с вертикальным носиком вверху и с решетчатой площадкой под ней для чашки. Перед ним была натуральная кафе-машина!

Иван нажал на дверцу выше. Та раскрылась, обнажив загрузочную камеру с кассетой-столбиком из десяти кофейных чалд, какие используют в подобных автоматах. Воистину нереальная удача! Теперь у них имеется кофе!

Он бережно извлёк все чалды из кассеты и рассовал по карманам. После выдвинул боковой шкафчик. Там лежали большой штопор с деревянной рукоятью, консервный нож и ещё один крохотный ножик в виде скальпеля, предназначенный, похоже, для откупоривания специальных пробок. В нише, соседствующей с кофе-машиной, нашлось несколько посеребрённых ложечек, коробка стеклянных стаканов, белоснежные кофейные чашечки и горка брендовых фарфоровых блюдец. В нижнем отсеке однозначно бесполезная для любого «робинзона» вещь — складная никелированная тележка для развоза еды по салону.

Пришло время исследовать санузел. На полочке над умывальником изящная бутылочка жидкого мыла, рулон бумажных полотенец и более ничего примечательного. Из нижнего отсека Иван выудил чистейшее мусорное ведро. Сгрёб в него туалетные принадлежности, вернулся на кухню, тоже проделал и с кухонными находками и двинулся дальше в конец хвостового отсека, методично отворяя боковые ниши. В одной оказалась аккуратно уложенная стопка ярко-оранжевых спасательных жилетов, в другой запасной ножной насос, кобура с ракетницей и пять патронов к ней, аптечка и несколько сигнальных фальшфейеров разных цветов. Находки родили в голове у Ивана уверенную догадку, что всё это лишь часть «чрезвычайного» инвентаря и, отодрав от пола угол ковра, он натолкнулся на загрузочный люк камеры парашютной катапульты со спасательным плотом. В нише под потолком был найден надувной трап, а рядом с аварийным люком сумка с витыми капроновыми фалами — канатами, которые уж точно выдержали бы мистера Роя и не дали бы ему погибнуть.

Занимаясь изучением содержимого отсеков, Иван время от времени прилипал лбом к иллюминатору и вглядывался в берег. Всякий раз ему казалось, что с залива доносится какой-то звук и, прильнув к стеклу, он с замиранием сердца всматривался в даль, опасаясь, что именно сейчас увидит и туземные лодки и крадущихся людей. Но жёлтый берег был девственно чист, а синий горизонт сверкал лучами послеобеденного солнца.

И ещё Ивану не давали покоя те пулевые отверстия в фюзеляже. Что бы это значило? Он не мог доверять рассказам мальчика о диких туземцах, страшащихся заглянуть в «брюхо большой белой птицы». Возможно, среди нападавших действительно были люди с копьями и луками. Нынешние пираты — разношерстный народец. Их социальный портрет довольно широк: от нашпигованных современным оружием головорезов, до загнанных жизнью бедняков, готовых на всё ради сотни долларов. Пулевые отметины легли по борту со стороны моря и возможно в прошлый раз ни Иван, ни Гаррет их не заметили. Но и Питер не слышал никаких выстрелов. Чёрти что творится вокруг всей этой истории!

Теперь Ивану меньше всего хотелось оставлять в этом месте напоминание о себе. Просматриваемый отовсюду самолёт в таком случае больше походил на приманку для нечистых на руку людей и вряд ли оставленная записка с координатами или три буквы SOS на белоснежном фюзеляже ускорят их с Питером спасение. Скорее наоборот, пока не поймёшь, что к чему стоит вести себя осторожно. Но времени на дедуктивную эквилибристику и финты мозговыми извилинами у Ивана не было, и он дал себе слово не строить никаких версий, а продолжить поиски скарба. Ведь здесь он именно для этого.

Несказанная радость охватила Ивана, заставив позабыть даже о стреляющих по самолётам «пиратах», когда в одной из крайних ниш обнаружился жестяной чемоданчик с бесценным содержимым. В чемоданчике лежали две большие коробки влагостойких штормовых спичек, жестяная бутылка с ярким пламенем на этикетке, пять тюбиков с таблетками сухого спирта, внушительный пакет пакли для розжига, фонарь и складная чаша для костра. В той же нише было несколько шерстяных пледов отличного качества, вероятно предназначенных для пассажиров, решивших вздремнуть в полёте.

Всё найденное Иван основательно увязал в пледы. Сделал узлы такие, чтобы было удобно нести, и спустил на канатах на землю. Сложнее оказалось с плотом.

В своей морской практике Иван имел дело с судовыми спускаемыми плотами, как для экипажа, так и для пассажиров, и знал что такой плот — согласно Конвенции СОЛАС от 1974-го года — есть несокрушимая морская крепость с множеством полезных «фишек», предназначенных для спасения жизней терпящих бедствие людей. В таких «крепостях» было всё что нужно: от защитного тента со светоотражающими лентами и автономным источником света, до якоря; от двойной камеры плавучести до локационного отражателя. Современный спасательный плот — это настоящее мини-судно, стократно увеличивающее шансы на выживание. По всем морским канонам на нём должна находиться даже портативная УКВ радиостанция. Но, то были большие судовые плоты в контейнерах по двести килограмм каждый. Здесь всё-таки плот самолётный, уместившийся в тонкой обшивке фюзеляжа. К тому же отстрелить катапульту надо ещё знать как. Иван лишь в фильмах видел, как спасательный плот выстреливается из-под «брюха» самолёта, и ярко-жёлтым пятном спускается на парашюте, в то время как система автономного наполнения надувает его отсеки воздухом. Из салона через загрузочный люк тем более в одиночку плот так просто не вытащить.

Иван глянул туда, где в зарослях папоротника прятался Питер, но не решился окликнуть. Бережёного бог бережёт. Несмотря на то, что плот без сомнения был наиболее ценным приобретением, всё-таки придётся на время оставить эту идею в покое и вернуться за ним в следующий раз.

Напоследок Иван ещё раз оглядел салон. Минимализм и дороговизна интерьера — визитная карточка элитных авиакомпаний. Богачи любят чистоту и модерн. Но полированные подлокотники из красного дерева, белая кожа обивки, выдвижные стеклянные столики с выемками-подстаканниками и приятный на ощупь пластик на стенах были бесполезны для двух несчастных, затерянных в джунглях необитаемого острова посреди Индийского океана. Нет, кое-что могло оказаться востребованным. Иван встал на колени перед двухместным креслом и безжалостно вырезал тесаком большое полотно кожаной обивки. Получившийся лоскут свернул конвертом и сунул под рубаху. Прекрасный заменитель двери, если повесить его в проёме хижины.

И тут его внимание привлёк серо-синий предмет на кресле напротив трапа. На его кресле. Иван пригляделся. Сиденье покрывал один из тех шерстяных пледов, которые он нашёл в хозяйстве Брижит.

Чтобы не произошло за последние сутки, память честно служила Ивану, без сбоев и провалов. Она точно подсказывала, что никаким пледом он не пользовался ни при взлёте, ни после во время полёта, ни тем более при той ужасной посадке. Скорей всего это Брижит в суматохе швырнула плед на его кресло, а Иван не заметил этого. Или когда они все вместе спускали раненого пилота на землю. Но ведь после всего случившегося он доставал из-под кресла свою сумку и собирал припасы в мусорные мешки и готов был отдать голову на отсечение, что всё это время кресло оставалось пустым. Если только не…

Он опёрся руками о подлокотники и максимально напряг зрение. Плед топорщился бугром похожим на «лежачего полицейского», словно скрывал что-то вроде полуметрового предмета цилиндрической формы.

Иван откинул плед и выпучил глаза от изумления. Под пледом лежало новенькое подводное помповое ружьё итальянского производства. Матовый корпус, прорезиненная рукоять, хромированная кнопка предохранителя. Ствол заряжен восьмимиллиметровым стальным гарпуном. Мощная, невероятно лёгкая и безотказная в любых условиях воздушка. Стоило такое ружьишко немалых денег. Похожими «омерами» торговали Анжела и Джим, но Иван и мечтать не смел о подобном приобретении.

Он дотронулся пальцами до рукояти. Взял в руки и вспомнил, как совсем недавно Джим снял точно такой же «омер» с витрины и протянул Ивану с предложением оценить:

— Только получили. Последняя модель. Свалит даже человека. — И многозначительно добавил алькапоновскую крылатую фразу: — «Добрым словом и ружьём можно добиться гораздо большего, нежели одним только добрым словом».

Иван принял пневматику из рук товарища, повертел перед глазами и совершенно не ощутил веса, будто на ладонь опустилось пёрышко. Для богачей всё самое лучшее.

— Оцени, какая вещь! Могу продать в рассрочку, — подначивал Джим. Затем украдкой оглянулся на дверь в подсобку и заговорщицки прошептал: — Стрельнешь?

Иван принял боевую стойку, прицелился в висящую на стене полнолицевую маску для снорклинга, приложил палец к спусковому крючку и… улыбаясь, отрицательно покачал головой. Нет, он не пойдёт на поводу у инфантильного янки. Иногда Джим ведёт себя совсем как мальчишка. Со свойственной американцам бесшабашностью его частенько подмывало сделать что-либо эдакое наперекор не в пример строгой жёнушке Анжеле, хотя парень в точности знает, сотвори он что-либо из ряда вон выходящее, непременно получит «на орехи».

Тогда в магазине, даже не стреляя, Иван испытал ощущение, что в руках безупречно сконструированная и мастерски собранная вещь — оружие, сделанное с любовью и, бесспорно, соответствующее своей отнюдь немалой цене. Подобное чувство возникло и сейчас.

Вот это действительно клад! И не важно, как ружьё оказалось здесь, в совершенно неподходящем для него месте. Иван поднял глаза. Над креслом ниша для ручной клади. Вероятно «пушка» принадлежала пилоту и выпала она именно оттуда. Но неужели грозный сикх — любитель подводной рыбалки? Может ружьё принадлежало Брижит? Не удивительно если с такой фигурой она окажется отличной пловчихой. Или Крофту? Но Питер уверял, что отец не пловец. Тогда Натали? А может профессору?! Плевать! Главное, что ружьё есть, оно реально и теперь в его руках. Что ни говори, Аль Капоне прав. С такой игрушкой ставка на выживание повышается в разы, нежели без неё.

Переполняемый эмоциями Иван, как и тогда в магазине, вскинул оружие, принял уверенную позу карабинера и навёл гарпун на ближайший иллюминатор с видом на мангровый лес. Уж теперь-то ночному желтоглазому гостю придётся обходить стороной их утлую фазенду.

Немного постояв так и насладившись ощущениями вооружённого человека, Иван завернул ружьё в плед, но сбросить вниз не решился. Тесаком он отпорол от пледа полоску шириной в ладонь, свернул её «трубочкой», один конец привязал к рукояти пневмата, второй за ствол под наконечником гарпуна и как трёхлинейку перебросил через плечо. Перебрал в уме все находки, оценил их значимость и удовлетворенный результатами вылазки победно потянулся, разминая суставы. Не зря он вернулся сюда. Ой, не зря.

Невзирая на пережитые перипетии — шок авиакатастрофы, таинственное исчезновение попутчиков, страшная и глупая смерть, произошедшая прямо на глазах и полнейшая безнадёга завтрашнего дня — в эту минуту Иван чувствовал себя «на вершине горы». Он любовно погладил висящий за спиной пневматик, водрузил ладонь на прохладную рукоять тесака и широко расправил плечи. Не так-то просто сломить моряка-черноморца. Они ещё повоюют. Но пора и честь знать, и Иван триумфально оглядел место поживы.

Вдруг что-то нехорошее ёкнуло внизу живота. Холодок пробежал по спине, и кровь ударила в виски. Он дал бы сто к одному, что шторка кабины пилота не могла находиться там, где она была сейчас. Когда из-за удара при посадке её перекосило и сорвало с направляющих, Ивану, чтобы добраться до раненого сикха, пришлось выломать шторку из проёма и бросить на пол. Но сейчас она непостижимым образом снова водрузилась на своё законное место. И хотя так и оставалась сломанной, теперь приставленная к проёму напрочь перекрывала обзор кабины. После, когда в кабине прятался Питер, он тем более не мог установить шторку на место. У мальчишки примитивно не оставалось на это времени. Да и необходимости в этом не было никакой. Зачем?

Иван медленно снял пневматик, крепко обхватил резиновую рукоять и влажным пальцем погладил курок. Свободной рукой отодвинул шторку, и та с шумом повалилась на пол.

Кабина сверкала залитая солнцем, и в этих ярких лучах несокрушимым постаментом возвышалось кресло пилота. Никаких повреждений, будто время вернуло всё на взлётную полосу Чиннайского аэропорта. В это сложно поверить, но Иван готов был поклясться, загляни он под сидение, все ранее недостающие крепёжные гайки оказались бы намертво привинчены на свои места на всех пяти шпильках.

В кресле восседал сикх. Голова чуть свесилась. Из-под сползшего набок дастара выбился седой локон кеша. Правая рука безвольно повисла вдоль обмякшего тела, левая покоилась на штурвале. Из сжатых в кулак мертвецки сине-серых пальцев выглядывал лоскут хлопчатобумажной ткани, синий, как и рубаха мистера Роя. В горле застрял окровавленный хвостовик гарпуна. Точь-в-точь такой же, как и его брат-близнец, заряженный в пневматик в Ивановых руках.

Глава 13

Обвешенный как верблюд шестью баулами со скарбом, Иван два из них, что поменьше, швырнул мальчишке под ноги с окриком:

— Живо в лес!

— Что там? — ошеломлённо пролепетал перепуганный Питер.

— Не трать время! — зло рыкнул Иван. — Хватай узлы и ходу!

И они побежали, не замечая хлёстких веток над головой и предательских кочек в траве.

Мысли Ивана расползались как тараканы при ярком свете. Это становилось уж совсем дурной затеей — генерировать диаметрально противоположные, ничем не обоснованные версии — словно решаешь уравнение с множеством неизвестных, в котором нет ни одного математического символа. Ни «сложения», ни «вычитания», ни даже «равно».

Если это спланированное похищение с целью выкупа, пилот вполне мог быть в курсе. Да ещё оказаться неудобным подельником, от каких принято избавляться. С натяжкой можно было объяснить и появление орудия убийства — подводного ружья, висевшего теперь у Ивана за спиной. Но почему именно гарпуном? Необитаемый остров, со всех сторон океан. Камень к ногам и на дно. Нет тела — нет дела. А тут пожалуйте, в кабине самолёта мёртвый пилот собственной персоной.

Или всё не так, и действительно экипаж и Крофты с профессором по роковой случайности угодили в лапы диких аборигенов? Предположим, сикху каким-то невероятным образом удалось сбежать из плена. В одиночку? С переломанными рёбрами? Звучит нелепо. Ну, допустим, повезло. Добравшись до самолета, он влез в кабину, чтобы что? Проверить приборы? Связаться с большой землёй? Отыскать неисправность в двигателях? Невероятно. Тем более, если учесть что индус знал, где находится хижина, построенная им же и много месяцев служившая укрытием. Неужели опытный ветеран выбрал, как оптимальный вариант спасения, не укрыться там, где наверняка нашёл бы и Ивана и мистера Роя, а попытаться каким-то неведомым образом использовать вышедшее из строя воздушное судно?

Вполне допустимо, что туземцы, посчитав его не жильцом, бросили на берегу. Очнувшись, раненый отполз в укрытие, потому-то Иван и Гаррет и не нашли его. Позже, не имея возможности нормально передвигаться, сикх едва сумел вкарабкаться в самолёт, да там и остался в надежде, что они вернутся и найдут его, либо кто-нибудь ещё, к примеру, спасатели. Но кто-то с автоматом и пневматиком отыскал его раньше. Снова возвращаемся к сценарию с вымогателями или пиратами. Но тогда почему по самолёту автоматной очередью, а в пилота гарпуном? Гипотеза даже более сырая, нежели прежние.

Все эти догадки были ни чем иным как хаотичным жонглированием неизвестными x, y и z, но все они от более-менее правдоподобных до совершенно высосанных из пальца вполне имели право на существование. Чего только не случается на грани веков. Но было обстоятельство, сводившее их на нет. Ложка дёгтя в бочке мёда; нестойкая карта в карточном домике; гнилой конец линя. Неоспоримый факт, напрочь перечёркивающий и версию с дикими туземцами, и с коварными похитителями. Этим фактом было кресло пилота, вернувшееся на своё место, и пять блестящих хромом, намертво привинченных крепёжных гаек под ним, которые ранее, до вылета, чёрт побери, кто-то специально отвинтил, а теперь привинтил снова.

От этих мыслей жутко разболелась голова. Злость на себя, на всё происходящее и на то, что ни на один из поставленных вопросов нет ответа, переполняла Ивана. Два трупа, две смерти за столь короткое время. Да и какая разница, за какое время? Обе на его глазах!

— Живей, парень! — время от времени подгонял он плетущегося позади Питера.

В конце концов, пришлось пропустить мальчишку вперёд, чтобы тот окончательно не отстал.

Ивана не покидала мысль, что он упустил нечто важное, такое, без чего несвязные на первый взгляд, но интуитивно однородные картины произошедшего не в состоянии выстроить в логическую последовательность.

— Эй, Пётр! — окликнул он Питера. — Ты видел тогда пилота?

— Кого? — не понял мальчик. Он даже не оглянулся.

— Когда уводили твоего отца и мачеху. И его тоже?

— В смысле? Наверное, да, — неуверенно согласился Питер.

— Наверное, или видел?

— Их же всех отвели к лодкам…

— И пилота?

— Наверное.

Иван громко чертыхнулся. Мальчик, наконец, оглянулся и бросил на Ивана странный взгляд, содержащий явный посыл: «Уж чьей судьбой им и стоило озаботиться, отнюдь не участью полумёртвого лётчика, из-за кого всё это и приключилось».

— Нет, я не видел, сэр, — вынужденный молчаливым ожиданием, ответил подавленный Питер. Обращение «сэр» свидетельствовало о его полном замешательстве. — Он же был при смерти?

— Мы не нашли его у самолёта. Его тоже забрали в лодку? Ты видел как это было?

— Может они и не… ну, не знаю.

— Не знаю, или не видел? — Иван повысил голос. Его окончательно взбесило полное отсутствие конкретики в словах мальчишки.

— А что случилось, сэр? — с надеждой спросил Питер.

— Ничего. Шагай! — раздражённо бросил Иван и коротко добавил: — И не называй меня больше «сэр».

Подходя к хижине, Ивану вдруг почудилось, что за ними наблюдают. Он будто ощутил чьи-то пристальные недобрые взгляды на мокрой от пота спине. Нестерпимо захотелось обернуться, но мысленно укорив себя за паникёрство, он отбросил глупые страхи. Не хватало ещё впасть в паранойю.

В хижине они свалили баулы в кучу, и Иван принялся разбирать находки. Отправив мальчишку с котелком набрать воды, разложил по лежанкам пледы, посуду и средства гигиены разместил ближе к очагу, кобуру с ракетницей надел на плечо, а «огневой» чемоданчик спрятал у изголовья своего лежака. Там же нашлось место и сумке с тревожным «энзэ» — фалами, жилетами, фальшфейерами и аптечкой — в готовности в любую минуту сорваться в спасительное бегство.

Работал Иван чётко, отлажено, намерено отгоняя мысли о найденном в самолёте трупе. И всё же стоило похоронить сикха. Вернее сжечь согласно его вере. Но раз так, лучше поджечь весь этот чёртов самолёт!

Ивану жутко захотелось кофе.

— Вскипяти воды, — попросил он вернувшегося Питера, сам же принялся разбирать вещмешок Гаррета.

Сменное бельё, пара носок, опасная бритва, нераспечатанная пачка сигарет. Иван методично выкладывал стандартный джентльменский набор свойственный, наверное, каждому бобылю-англичанину. Брезгливости не было. Вряд ли покойник воспользуется теперь всем этим, а им пригодиться.

В кармашке вещмешка нашлась пластиковая коробочка, а в ней пакетики подписанные рукописными латинскими надписями, содержащими недвусмысленные Barba, Nitra и Meta. Иван не разбирался в фармакологии — его знания ограничивались йодом и панадолом — но в этих непривычных медицинских названиях было что-то недобро пахнущее, запрещённое и плохо сочетающееся с бравым воякой. Неужели «терминатор» баловался транквилизаторами, стероидами и анаболиками? Покривившись, Иван сунул коробку в карман.

В завершении они с Питером укрепили на входе кусок кожаной обивки. Света значительно поубавилось, но и возросло чувство защищённости. Правду говорят: «Твой дом, твоя крепость».

Пора было озаботиться в край расшатанными за последние дни нервами. Когда вода закипела, Иван бросил в котелок одну кофейную «таблетку» и спустя минуту божественный аромат наполнил пространство.

Иван большими глотками жадно пил горячий тонизирующий напиток и чувствовал, как возвращается в норму душевный баланс. Перестали дрожать пальцы. Адреналин отпускал налитые кровью мышцы. Складки на лбу разгладилось, и в глазах угомонились воинствующие огоньки.

Питер тоже сделал несколько глотков и, наконец, решился задать давно мучавший его вопрос:

— Что ты там видел, Иван?

— Мы не взлетим, — спокойно сказал Иван. — Теперь в этом нет смысла. Может, самолёт и заметят с проходящего судна, но теперь о его местонахождении знают и другие… гм. Чёрт! Я нашёл спасательный плот, но куда нам на нём плыть? В открытый океан? Будем пробираться через скалу на северо-восток. Не может быть, чтобы здесь не оказалось поселений.

— Но там же…

— Теперь у нас есть крепкие канаты, — Иван предугадал смысл вопроса и с горечью подумал, что и сам теперь с трудом заставит себя перебраться через ту смертельную расщелину. И чтобы сколь-нибудь скрасить невесёлый разговор предложил: — Будешь мороженое?

Питер отрицательно покачал головой. Его снова била лихорадка.

— Тогда высыпаться, — распорядился Иван и лёг, накрывшись пледом.

Из забытья его вывел грохот. Что-то тупое ударило в частокол стены. Ещё один удар, и ещё.

Иван вскочил на ноги, дёрнул из кобуры ракетницу, другой рукой выхватил из ножен тесак. Ногой пнул лежанку Питера. Мальчишка мгновенно проснулся. Иван взглядом указал на пневмат. Питер понял и, не мешкая, схватил ружьё.

— На пол, — одними губами приказал Иван. И на этот раз мальчишка всё сделал верно.

На полусогнутых Иван подкрался к проёму, дулом ракетницы отодвинул кожаный полог и отпрянул назад. Что-то увесистое со свистом пролетело рядом с ним.

Иван повалился навзничь, перекатился, прижался спиной к дюралевому щиту в стене. Тут же металлический звон саданул по ушам, словно над головой ударил колокол. Это снаружи тяжёлым, чем-то вроде кувалды, огрели по дюралю. Впечатление было таким, будто хижина подверглась обстрелу чугунными ядрами.

Иван огляделся. На полу чернел булыжник размером с кулак. Угодив в край лежака, за которым прятался Питер, он оставил на полусгнившей древесине свежую борозду значительных размеров. Скорость полёта была впечатляющей. Попади он Ивану в голову — всё закончилось бы третьей смертью за столь короткое время и такой же глупой, как и две предыдущие.

Иван прильнул к щели в стене. Никого. Кровавые лучи заходящего солнца окрасили кроны деревьев в бордо и, несмотря на лёгкие сумерки, пустырь перед хижиной просматривался вполне прилично.

Иван подполз к лежанке, извлек из сумки найденный в самолёте фонарь, вернулся и направил луч в чащу леса. Скользящий рассеянный свет вырвал из вечерних теней сплетённые ветви деревьев, увитые толстыми «канатами» лиан и в этот миг снова что-то увесистое — вероятнее всего камень значительно больший, чем прежние — шарахнул по дюралю, да так, что в листе образовалась выпуклость немалых размеров. Ещё пару таких попаданий и старая авиационная переборка прикажет долго жить.

Иван навёл фонарь на то место, откуда вероятнее всего был произведён «выстрел». Блёклый луч осветил силуэт, принадлежащий половозрелому существу. Животное сидело на ветке, и было в нём что-то неуловимое, отличающее от обезьяны или ленивца. Длинное неестественно безволосое тело с конечностями похожими на человеческие и с впалым животом под пустыми отвислыми грудями. Голова торчала прямо из туловища, укрытая густым рыже-коричневым ворохом то ли шерсти, то ли волос. Но главное, что поразило Ивана — горящие глаза, близко посаженные на багровой морде и белый оскал зубов. Существо больше походило на нечто среднее между разъяренным бомжем, защищающим мусорный контейнер от сородичей и рыжим орангутангом, подобно тому, каких Иван видел в чиннайском зоопарке. Но в отличие от бесхвостых орангутангов, позади животного болтался длинный чёрный хвост.

Рядом показался второй. То был ещё один представитель «безволосой полуобезьяны». Что-то длинное болталось у него спереди. Существо встало на ноги, выпрямилось и принялось проделывать своим длинным «хвостом» широкие круговые взмахи. Только теперь Иван понял, никакой это был не хвост, а сплющенная лиана. Раскрутив её, существо сделало неуловимое движение, и вмиг огромный булыжник проломил ветхую стену хижины. Иван оцепенел. С руки у полуобезьяны свисала самая настоящая метательная праща!

Фонарь дёрнулся, луч побежал по темнеющим кронам и Иван с ужасом констатировал — таких существ на ветках насчитывалось с добрую дюжину и у каждого по праще.

Очередной булыжник жахнул прямиком в щель, куда светил фонарь. Твари целили в свет и били наверняка. Иван поспешно потушил фонарь, но и это не помогло. Мощь залпов удвоилась. Теперь снаряды, сорвав полог с проёма, летели в очаг. Довольно частые попадания поднимали столбы искр. Угли разлетались по хижине и могли оказаться источником пожара.

Действо походило на артиллерийскую подготовку перед осадой. Залпы были спланированными и системными, и Иван ничуть бы не удивился, заметь он на ветке существо-командира, подающего отмашку с криком: «Пли!»

Иван, а за ним и Питер забились в угол за кислородными баллонами. Иван направил ракетницу на вход. Когда-нибудь это безумие закончится, и первая тварь переступившая порог павшей крепости, получит залп помощнее булыжника. Но камни не переставали лететь, а хижина стонала, скрипела и кряхтела, грозя вот-вот обрушить свод на головы осаждённых.

Вдруг обстрел затих, и треск крушащегося дерева сменился многоголосыми вскриками схожими на дельфиний разнотональный писк и свист.

Иван всматривался в ночь сквозь разбитые стены.

Перед хижиной двигалось существо. Мерно прохаживалось вдоль пустыря, но входить не спешило. Иван вдруг подумал, что подстрели он сейчас «смельчака», акт возмездия увидят остальные и вполне вероятно охота к штурму у них отпадёт.

Он подполз ближе, притаился за изуродованным, держащимся на честном слове дюралевым листом и выглянул наружу. Перед хижиной неторопливо фланировал невиданный зверь. Похож он был на леопарда размерами с дворнягу, но приземистей, с более короткими и мощными конечностями. Густая медвежья шерсть крапчатого окраса с отчётливо выраженными дорожками продолговатых чёрных пятен. Сильные лапы мягко касались земли, минуя Ивановы ловушки, а небольшая короткоухая голова обращена в сторону лесной чащи, опустевшей от обезьяноподобных «стрелков».

Не удивительно, что дюжина испугалась одного. Встань этот представитель семейства кошачьих на задние лапы, ростом он превзошёл бы любого человекоподобного примата. А твари, бесспорно, были человекоподобными. Их действия скорее походили на вполне цивилизованное желание запугать, сломить волю противника, а вместе с ней и подавить стремление к обороне. Многовековая тактика толпы.

Хищник-одиночка действует по-иному. Он не швыряется камнями. И без этого уверен в своём превосходстве. Нет задачи запугать. Есть задача сделать охоту удачной, а в этом порука — холодный расчёт и полный контроль над жертвой. Именно это сейчас и демонстрировал краповый хищник своим победным маршем.

Но как раз благодаря открытости, с какой зверь прохаживался перед хижиной, Ивану показалось, что у того нет намерения полакомиться мясом обезьяноподобных «метателей» и скрывающихся от обстрела людей. Скорее, цель гостя в том, чтобы прекратить вакханалию, чего он с успехом и добился.

Зверь замер, дёрнул ушами, завершая показательное дефиле и наконец, повернул голову в сторону хижины. Зелёно-жёлтые глаза смотрели прямо на Ивана. У того внутри похолодело, и одновременно уши запылали жаром. Глаза в глаза на Ивана смотрел огромный лесной кот, с широкой усатой мордой и белыми клыками, сжимавшими серебристую судорожно бьющую хвостом рыбину размером с человеческий локоть.

Не отводя взгляда с застывшего с ракетницей человека, кот приблизился к полуразрушенной стене, на секунду остановился, медленно положил рыбу на землю и тут же испарился в зарослях папоротника, будто он был миражом.

Глава 14

Ночью начался кромешный ад — хижина быстро наполнялась москитами. Стоило позавидовать прошлой ночи, когда ровный ветерок, продувая щели штахетника, разгонял назойливую мошкару. Нынешняя же выдалась безветренной и полчища крылатых кровососов ринулись с ручья поживиться свежей кровью.

Сводивший с ума писк не прерывался ни на секунду. Крылатые твари были всюду. Они забирались за воротник, в штанины бриджей, кусали сквозь рубаху и гудели, гудели, гудели. Зарытый в два пледа Питер неистово хлестал себя по бокам и щекам.

Сквозь москитный гул Иван пытался по звукам определить, что происходит снаружи. Он так и не вышел из хижины и рыба, принесённая кошачьим спасителем, осталась нетронутой. Стоило разжечь очаг и набросать молодых веток папоротника для дымовой завесы. Но огонь мог привлечь обезьяноподобных пращников, а уж одновременно выдержать «артобстрел» камнями и воздушные атаки летающих вампиров для двух затерянных в тропиках теплокровных было выше всяких сил.

Укутавшись в плед с головой, Иван вдруг отчётливо осознал, в какую историю он вляпался. Эта местность кишела неприятностями, если можно так мягко назвать постоянный, ежеминутный риск для жизни.

К чёртовой матери! Нужно поскорее бежать с этого проклятого острова! Если они переживут эту ночь, утром соберут всё необходимое и двинутся через хребет искать людей.

И если удастся не издохнуть до утра, стоит срочно привести себя в порядок в полном смысле этого слова. Успокоиться, трезво оценить ситуацию и найти выход. Хватит играть в доморощенного детектива и умелого Робинзона, если нет охоты отправиться на тот свет следом за англичанином и индусом.

А такой охоты у Ивана не было. Плевать, кто за всем этим стоит. К чертям, какие силы затеяли эту игру со смертью. Для него это не игра. Вернее, не его игра. У него задача — выжить самому и помочь выжить мальчишке.

Будь Иван один, у него было бы намного больше манёвра. Но делать нечего, теперь он в ответе и за отпрыска сталелитейного магната. И если он спасёт теперь уже единственного наследника «стальных» миллиардов, старик Грегори станет его должником, а подобные обязательства зачастую оборачиваются немалым кушем.

«Ну и раскатал ты губу, морячок, — мысленно одёрнул себя Иван. — А с другой стороны, что здесь плохого? Не мы такие, жизнь такая».

С первыми лучами солнца гнус испарился, а с ним и улетучился сон. Разбитый бессонной ночью, весь на нервах как на иголках Иван на ватных ногах выбрался из хижины в утренний туман.

Из головы не шёл спасательный плот, оставленный в самолёте. Поспешные умозаключения, отбросившие как вариант спасение по воде, не выдерживали критики. Плот для того и предназначен, чтобы служить надёжным убежищем в открытом океане. На нём можно обогнуть остров вдоль береговой линии и найти спасение там. Вероятно, эта часть океана состоит из гряды островов, один из которых вполне может оказаться обитаемым. Люди как водится, селятся близ побережья, и добраться до поселения легче по воде, чем по суше. К тому же сплав на сконструированном для этого устройстве значительно безопаснее, нежели продираться сквозь джунгли в окружении назойливого гнуса, змей и нарциссов-орангутангов.

Иван достал ящик с инструментом и пересмотрел содержимое. Дополнил утварью с самолёта. Повертел в пальцах штопор и положил туда же в ящик. Стоило непременно достать этот треклятый плот пусть даже для этого понадобиться разобрать полсамолёта.

Собравшись, Иван наклонился над сонным мальчишкой, взял за руку, вложил в неё ракетницу и крепко сжал пальцы в кулак. Улыбнулся, подбадривая, и сказал:

— Петро, остаёшься за старшего. Неси вахту, морячок, и не высовывайся. Если что, дай ракету в небо. Я увижу.

С бухтой тали через плечо, с тесаком в ножнах и швайкой за поясом, с ящиком в одной руке и с пневматом в другой Иван в очередной раз отправился к самолёту.

Подходя к берегу, он остановился и припал к земле, скрывшись за развесистыми лопухами широколистого кустарника. Что на сей раз припас ему мёртво стоящий аэроплан?

В груди горело. Дышать стало трудно, будто утреннее солнце выжгло весь кислород. В сотый раз за последние дни Иван испытывал это мерзкое чувство тревоги.

Он сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, пытаясь прокачать прану, как учил его дядя Жора. В голове прояснилось. Вернулась уверенность. Ощущение правоты принятого решения и понимание, что бездействие скорее приведёт к гибели, чем любое, пусть на первый взгляд и совершенно абсурдное, но всё-таки действие. Он проверил пневмат, взял его наизготовку и направился к «хонде».

Первое, что бросилось в глаза, большое оранжевое пятно, распластанное под самолётом. Зеркальный эффект в сочетании красок. Ярко-рыжая клякса под синим «подбрющьем» фюзеляжа, а над ней, на фоне бирюзового, слившегося с океаном неба вторая такая же ярко-рыжая клякса набирающего силу солнца. Был бы Иван художником, непременно изобразил такую идиллию, назвав её «Два солнца».

Но с каждым шагом, Ивану становилось не до художеств. Движения его стали сбивчивыми. Всё труднее получалось переставлять ноги. Ладони вспотели, и резиновая рукоять пневмата увлажнилась. За десять шагов до самолёта Иван отшвырнул ящик с инструментами, скинул с плеча таль и, вырывая утопающие в песке боты, помчался к самолёту.

Оранжевым пятном на песке оказался спасательный плот. Вернее всё, что от него осталось. Брезентовый тент разорван в клочья. В таком же состоянии и прорезиненное полотно всех пяти воздушных баллонов. Ошмётки днища, куски лееров и части сломанных вёсел были разбросаны на несколько метров. Вырванный «с мясом», аварийный люк сброса плота валялся в стороне шагах в пяти, а на его месте фюзеляж зиял чёрной дырой с краями, утыканными довольно внушительными вмятинами и пробоинами от ударов палок или камней.

Ноги у Ивана подкосились, и он бессильно плюхнулся на колени перед ошеломившим его вандализмом. В увиденное нельзя было поверить. Ни поверить, ни объяснить.

Но теперь Иван не искал объяснений. К чёрту! Эта история переиграла его. Хватит бесполезных толкований, поисков потайных рычагов и мотиваций. Партия окончена. На этом дьявольском острове происходит то, что не поддаётся ни логике, ни объяснению, ни здравому смыслу. В извечном вопросе «Кто виноват и что делать?», сейчас важна лишь вторая его часть, а именно: «что делать». Ответ один — бежать подальше от этого проклятого места и как можно скорее.

Над головой прогремел удар грома. Ещё один. И ещё… Солнце палило нещадно, а в небе бил гром.

Но нет, то был не гром. Булыжники с силой ударялись о фюзеляж самолёта, создавая звуки похожие на клокотание рвущихся в клочья небес.

Иван упал навзничь, прикрыл голову руками. Один из камней угодил ему по ноге. Он вскочил, рванулся к трапу самолёта. Адская боль обожгла икру. Но не боль остановила Ивана.

На нижней ступеньке трапа стояло существо. Безволосая полуобезьяна с пращей в непропорционально длинной лапище. Целясь в Ивана, тварь вращала пращу. Не мешкая, Иван развернулся к лесу. Метрах в двадцати от него несколько таких же приматов, размахивая пращами и меча камни, неслись в его сторону.

Иван вскинул пневмат. Развернулся, прицелился в тварь на трапе и нажал на спуск. Гарпун с шипящим звоном полетел к цели и… скользнул примату по груди, срикошетил и впился в ступеньку трапа.

Сильные лапы обхватили Ивана сзади. Прижали руки к туловищу. Серо-синие морщинистые пальцы соединились в борцовский замок на его на животе. Напряглись, не давая шелохнуться. Тисками сдавили дыхание. Хотя лапы твари были обезьяньи, их сплошь покрывал панцирь из чешуек, точь-в-точь как брюхо каймана. Между пальцами имелись перепонки как у водоплавающих, и напрочь отсутствовали когти. Казалось, это лапы фантастического ихтиандра, возникшего из морских глубин.

Иван насколько было возможно, расправил грудную клетку и, сделав глубокий вдох, задержал воздух как при погружении. Пальцами он нащупал рукоять тесака. Попытался вынуть из ножен. Ему удалось. Короткими движениями, насколько могла двигаться рука, он стал наносить удары назад, намереваясь вслепую ранить обездвижившее его существо. Над ухом раздался громкий писк. Иван уже слышал подобный ночью. Писк дельфина.

Рёбра сковал спазм, точно их стянули металлической цепью. Появилась тупая боль в пояснице. Воздуха не хватало, глаза закатывались, а существо всё пищало, брызгало слюной и дышало в затылок гниющей тиной.

Сознание стало покидать Ивана. Чтобы сберечь силы он перестал бить. Его лёгкие, казалось, превратились в выжатую губку, а кровь перестала гнать по венам кислород.

Спереди выросло второе такое же существо, вероятно, то, кого не взял гарпун. Мощными лапами оно обхватило Ивановы ноги и дёрнуло на себя. Иван чувствовал, что теперь его подняли над землёй и несут в горизонтальном положении. Непослушная рука выронила тесак…

Последнее, что он увидел, прежде чем окончательно впасть в беспамятство, была ярко-оранжевая ракета, сверкнувшая в бирюзовом небе над вечнозелёным ковром джунглей.

Пошла вторая минута. По ощущениям он погрузился метров на двенадцать. Легко доверять интуиции, когда привык сверять её с глубиномером. Но на этот раз консоль осталась на палубе «Marine Gold».

Сейчас с ним не было ровным счётом ничего, что облегчило бы поиски. Ни фонаря, ни гидрокостюма, ни даже манометра. Но главное, с ним не было акваланга. Была лишь толща воды вокруг, разрезанная редкими расплывчатыми лучами средиземноморского солнца, чёрная бездна внизу и несколько литров воздуха в лёгких. Нет, ещё была моноласта — единственное, что удалось схватить в ту секунду между окриком: «Человек за бортом!» и прыжком в море. Ласту он надел уже в воде.

Его личным порогом погружения апноэ была отметка в сто два метра. Но, то были подготовленные погружения со слэдом для фридайвинга и с полным контролем специалистов, как в воде, так и на поверхности. А ещё спортивное погружение не предполагает спасения «человека за бортом».

На двенадцати метрах он остановился. Перевернулся головой вверх и осмотрелся. Никого. Обернулся на триста шестьдесят градусов, озираясь по ходу движения. Задрал голову и посмотрел ввысь, вглядываясь в искрящуюся солнечными прожилками морскую гладь. Хорошо, что сирокко утих прошлой ночью. Сейчас поверхность была ясной, пронизанной светом, гладкой как холст художника и насквозь просвечивающейся как тканое полотно, сохнущее на верёвке.

Человеческое тело не в состоянии быстро идти ко дну, тем более в насыщенных солью водах Адриатики. Всё дело в наличии в нём шестидесяти процентов воды. Двенадцать метров — самое то. Достаточно, чтобы начать поиски. Снизу-вверх на светлом фоне неба легче разглядеть в воде любой, пусть даже самый незначительный предмет. Тело маленькой Кэти было не большим.

Секунду он завис на месте, сосредотачиваясь. Затем сделал мощный удар ластой и отплыл на несколько метров в сторону. Там снова принял вертикальное положение и вновь проделал круговой осмотр. Оттолкнулся ластой, застыл на месте и сделал новый оборот вокруг своей оси, внимательно оглядывая светящуюся толщь воды над собой. Каждый манёвр занимал не более трёх секунд. Так он проделал раз пять.

По его меркам Кэти пробыла в воде полторы минуты, из чего следует, что в его распоряжении есть как максимум минуты три, не более. Достаточно, чтобы найти. Впритык, чтобы спасти.

Он прекрасно контролировал своё состояние. В результате интенсивных тренировок, а может из-за генетической особенности организма, но ему никогда не доводилось испытать азотного опьянения даже на стометровой глубине. Среди дайверов ходили жуткие байки по этому поводу, и в своей «зелёной юности» он даже досадовал, что не знает, что такое на самом деле этот самый азотный наркоз. Тогда ему казалось, что настоящий ныряльщик непременно должен пройти все круги ада. С годами приходило понимание, что главное в этом деле — спокойствие и ясный рассудок. Тем паче сейчас, когда на кону жизнь ребёнка.

Две минуты в воде прошли безрезультатно.

Чёрное пятно сверху и справа — днище «Marine Gold». Его и надо держаться. Сегодня глубинное течение не большое, а значит, девчонку не могло отнести далеко. Она должна быть где-то поблизости. Её просто не может здесь не быть.

Он всё ближе подтягивался к судну. Под корпусом царила совершеннейшая темень. Он оттолкнулся ластой, затем ещё раз, и поднялся метров на пять вверх. То был опасный манёвр. Чересчур быстрый подъём мог привести к декомпрессии в крови. Но по-другому нельзя. Времени — две минуты, а под чёрным днищем «Marine Gold» стоило доверять не столько глазам, сколько рукам. Держась в вертикальном положении с помощью мелких движений ластой, он стал вслепую шарить руками над собой, вокруг себя, по бокам, по диагонали.

Ещё одна минута утонула во временной бездне. В сумме вышло три.

Движения его стали замедленными. Сделав два ложных вдоха-выдоха — специальные упражнения грудной клеткой во избежание мышечной судороги — он приблизился вплотную к днищу.

И тут на тёмном фоне корабельного остова проявилось небольшое размытое пятно. Не обращая внимания на нарастающую боль в мышцах, он изо всех сил загрёб руками и устремился по направлению к цели.

От природы светло-русые волосы Кэти, в воде были черны как воронье крыло и безмятежно покачивались в такт едва заметным движениям воды. Девчонка лежала лицом вниз. Её прибило к основанию киля. Широкополое платье зацепилось за сталактиты обросшего ракушками днища.

Он дёрнул её за руку. Развернул к себе, запрокинул голову назад и, перехватив подмышками, стал быстро подниматься, по дельфиньи работая ногами.

В колени впивались иголки. Спина стала колом. Но, ни времени, ни сил не было фиксировать симптомы и думать о возможных последствиях. Он вглядывался в девчоночье лицо, в прикрытые веками глаза, пробуя разглядеть в них отголоски жизни, и надеясь, что в спущенной шлюпке среди спасательной команды есть и доктор Джош Флиман, и всё необходимое для реанимации при нём.

Когда они вынырнули, в нескольких метрах к судну прогремел крик:

— Вижу! Туда! На одиннадцать часов!

Последнее, что он увидел — как дюжина матросских рук подхватывает девичье тельце, и то как оно, словно невесомая морская пена, растворяется в солнечных лучах.

Больше он не видел ничего.

В глазах потемнело. Мышцы перестали исполнять команды. Голова запрокинулась назад…

Он шёл ко дну…