Кузнец выслушал письмо, прочитанное ему Сказителем с начала и до конца.
«Вы помните эту семью?», спросил Сказитель.
«Помню», сказал Мэйкпис Смит. «Одним из первых на нашем кладбище был их старший мальчик. Я вытащил его тело из реки своими собственными руками». «Ну так что же, возьмете вы его в подмастерья?»
В сторону кузницы шел юноша лет шестнадцати, несущий ведро со снегом. Он посмотрел на гостя, кивнул ему головой, и подошел к стоявшей около амбара бочке с водой для охлаждения.
«Видите, у меня уже есть подмастерье», сказал кузнец.
«Он выглядит довольно взрослым», сказал Сказитель. «Похоже на то», согласился кузнец. «Это правда, Бози? Ты уже готов приняться за собственное дело?»
Бози чуть улыбнулся, потом подавил улыбку и кивнул. «Да, сэр», сказал он.
«Я нелегкий хозяин», сказал кузнец.
«Алвин добрый мальчик. Он будет хорошо трудиться для вас». «Но будет ли он слушаться меня? Я хочу, чтобы меня слушались без разговоров».
Сказитель опять взглянул на Бози. Он был занят тем, что вываливал снег в бочку.
«Я же сказал, он хороший мальчик», сказал Сказитель. «Он будет послушным, если вы будете честны с ним».
Кузнец выдержал его взгляд. «Я справедлив с учениками. Я никогда не бью мальчиков, которых беру. Тронул ли я тебя когда-нибудь, Бози?» «Никогда, сэр».
«Видите ли, Сказитель, подмастерье может быть послушным из страха и может быть послушным из жадности. Но если я – хороший мастер, он будет слушаться потому что будет знать, что так он сможет многому научиться». Сказитель усмехнулся кузнецу. «Оплаты за учение не будет», сказал он.
«Мальчик отработает все. И он должен ходить в школу».
«Насколько я знаю, кузнецу буквы ни к чему».
«Многое изменится, когда Хио станет частью Соединенных Штатов», сказал Сказитель. «Мальчику нужно будет голосовать и читать газеты. Человек, который не умеет читать, знает только то, что рассказывают другие». Мэйкпис Смит посмотрел на Сказителя с едва скрытой усмешкой. «Вот как? А как насчет того, что сейчас рассказываете вы? Выходит, и это тоже то, что другой, то есть вы, рассказал мне?»
Сказитель рассмеялся и кивнул. На этот раз кузнец здорово поддел его. «Я хожу по миру, рассказывая истории», сказал Сказитель. «Так что мне известно о том, как много всего можно узнать от других людей. А он уже читает много лучше, чем это бывает в его возрасте, так что если он проведет какое-то время без школы, сильно это ему не повредит. Но его Ма хочет, чтобы он знал буквы и цифры, как настоящий школяр. Поэтому, пожалуйста, пообещайте мне, что вы не будете возражать против его учебы, если он захочет этого, и оставим этот разговор».
«Даю слово», сказал Мэйкпис Смит. «И вам незачем записывать это где-нибудь. Мужчине, который держит свое слово, не надо писать или читать. Но человек, которому нужно записывать свои обещания, вот за таким стоит присматривать. Я это точно знаю. У нас в Хатраке уже появились свои адвокаты».
«Это путь цивилизованного человека», сказал Сказитель. «Если человек не может больше заставить других верить своей лжи, тогда он нанимает себе профессионалов, чтобы они врали вместо него». Они вместе посмеялись над этим, сидя на двух крепких чурбаках в кузнице, за их спинами огонь слабо коптил кирпичную трубу, а за дверями на полустаявшем снегу сверкало солнце. Над утоптанной, покрытой сухой травой и навозом землей у входа в кузню пролетела птица – красный кардинал. На какое-то время это привлекло внимание Сказителя – такое явное несоответствие бело-коричнево-серым цветам поздней зимы.
И вот именно тогда, наблюдая за полетом красного кардинала, Сказитель почувствовал уверенность (хотя и не смог бы объяснить почему), что пройдет немало времени, прежде чем Разрушитель позволит юному Алвину добраться до этого места. И когда он все же доберется сюда, то будет также, как появившийся не в сезон красный кардинал, привлекать внимание местных жителей, думающих, что его поступки так же обычны, как и полет птицы, и не понимающих, какое это настоящее чудо – птица, скользящая по воздуху. Сказитель заставил себя встряхнуться и в тот же момент ясное видение исчезло. «Ну, тогда все в порядке и я напишу им, чтобы они посылали мальчика».
«Я жду его к первому апреля. Не позже!»
«Если вы не считаете, что парень способен управлять погодой, то стоит немного продлить этот срок.»
Кузнец проворчал что-то и взмахом руки дал понять Сказителю, что он может идти. Что ж, в конечном итоге, разговор сложился удачно. Сказитель ушел с сознанием того, что поручение выполнено. Послать письмо с каким-нибудь фургоном, отправляющимся на запад, будет несложно – каждую неделю несколько обозов проезжало через Хатрак-таун. Хотя Сказитель давненько не бывал в этих местах, он все еще помнил дорогу от кузницы к постоялому двору. Эта дорога была хорошо утоптана и недлинна. Теперь постоялый двор выглядел побольше, чем в прошлый раз и позади него появилось уже несколько лавок. Галантерейная, шорная и сапожная мастерские. В общем то, в чем нуждаются проезжающие. Он не успел ступить на порог, как дверь открылась и старая Пэг Гестер вышла с распростертыми руками, чтобы обнять его. «А, Сказитель, давненько тебя не было видно, заходи, заходи!»
«Рад вас снова увидеть, Пэг,» сказал он.
Гораций Гестер, стоявший за стойкой бара в гостиной комнате и обслуживающий желающих выпить посетителей, при виде Сказителя заворчал «Вот уж кого мне тут не хватало, так это еще одного трезвенника!» «Раз так, то у меня хорошая новость для тебя, Гораций,» радостно сообщил Сказитель. «Чая я больше тоже не пью.» «Что же ты пьешь, воду что ли?»
«Воду и кровь старых ворчунов,» сказал Сказитель. Гораций махнул рукой жене «Последи, чтобы этот человек держался подальше от меня, слышишь, Пэг?»
Старая Пэг помогла ему избавиться от всех одежек. «Посмотреть на тебя,» сказала она, смерив его взглядом. «Так на твоих костях не найдешь достаточно мяса для хорошей отбивной.»
«Зато медведи и пантеры обходят меня стороной, им нужна добыча получше,» сказал Сказитель.
«Заходи и расскажи мне парочку историй, пока я готовлю ужин для всей этой компании.»
За этот вечер много прозвучало всяких разговоров и болтовни, особенно когда Дедушка пришел помогать со стряпней.
Старость начала уже брать свое, но он все еще заправлял на кухне и, надо сказать, к счастью для остальных; старая Пэг знала толк и работала старательно, но все же у некоторых людей есть дар к своей работе, а у некоторых нет. Но Сказитель пришел сюда не ради еды, и даже не ради хорошей беседы и через некоторое время он почувствовал, что ему пора приступить к делу. «Где же ваша дочка?»
К его удивлению, старая Пэг стала вести себя натянуто и ее голос зазвучал холодно и отчужденно. «Она теперь не такая уж маленькая. Она теперь сама себе голова и уж наверняка сама первая об этом расскажет.» И тебе это не по вкусу, подумал Сказитель. Но дело, которое привело его сюда, было куда важнее семейных ссор. «Она все еще…» «Ведунья? О, да, она выполняет свои обязанности, но для людей не доставляет большого удовольствия иметь с ней дело. Холодная задавака, вот кто она. Ее так называют за злой язык.» На мгновение лицо Старой Пэг смягчилось. «Она была такой хорошей девочкой.» «Я никогда еще не видел, чтобы доброе сердце становилось злым», сказал Сказитель. «По крайней мере, без особой причины». «Ну, какие бы у нее не были причины, она как раз тот человек, чье сердце затвердело как вода в ведре зимой».
Сказитель решил попридержать свой язык и не учить людей, как им себя вести, хотя и мог бы рассказать Старой Пэг о том, что если лед расколоть, он замерзнет опять, но если занести его в дом, он согреется, растает и превратится в свежую воду. Не стоит встревать в семейные дрязги. Сказитель достаточно знал о том, как нелегко людям ужиться вместе, чтобы отнести эти ссоры к таким же стихийным явлениям, как холодные ветра и короткие дни весной, или как гром после молнии. Большинство родителей не знают, что делать с ребенком, когда он почти вырос.
«Мне нужно кое о чем поговорить с ней», сказал Сказитель. «Так что я уж рискну тем, что мне могут снести голову с плеч».
Он нашел ее в конторе доктора Уитли Физикера, занимающейся бухгалтерскими подсчетами.
«Я и не знал, что ты стала счетоводом», сказал он. «А я и не знала, что вы интересуетесь медициной», ответила она. «Или вы просто пришли поглазеть на чудо-девушку, возящуюся со счетами и цифрами?» О, да, язык у нее был острый. Сказитель знал, какую реакцию такое поведение может вызвать у некоторых, ожидавших от молодой женщины, что она будет говорить мягко, опустив глаза и лишь изредка бросая робкий взгляд из под опушенных ресниц. В Пэгги не было ничего от молодой леди. Она смотрела Сказителю прямо в глаза, не отводя взгляда.
«Я пришел не для того, чтобы меня подлечили,» сказал Сказитель. «Или предсказали будущее. Или даже привели в порядок мои счета.» Ага, вот оно. В тот момент, когда вместо того, чтобы разозлиться, он ответил ей шуткой, на губах ее мелькнула улыбка на мгновение изменившая все ее лицо. «Что-то я не припоминаю, чтобы у тебя было что подсчитывать,» сказала она. «Ничего плюс ничего дает ничего.» «Тут ты не совсем права, Пэгги,» сказал Сказитель. «У меня есть целый мир. Правда, населяющие его люди не особенно щедры.» Она опять улыбнулась и отложила в сторону бухгалтерскую книгу доктора. «Раз в месяц я вожусь с его записями, а он привозит мне кое-что почитать из Дикэйна.» Она начала рассказывать о прочитанном и Сказитель стал понимать, что сердце ее принадлежит вещам, находящимся далеко от Хатрак-ривер. И еще кое-что он увидел – обладая даром ведуньи, она знает местных жителей слишком хорошо и ей кажется, что в отдаленных местах она встретит людей, чьи души чисты, как бриллиант и никогда не заставят девушку, для которой они открыты, прийти в смятение.
Она просто еще слишком молода, вот и все. Дайте ей время и она научится ценить добро, которое можно встретить в людях, и прощать им все остальное. Вскоре пришел доктор и они немного поболтали. Когда же Сказитель остался с Пэгги наедине и смог спросить о том, ради чего пришел, было уже далеко за полдень.
«Как далеко ты можешь видеть, Пэгги?»
Он почти увидел, как подозрительность затенила ее лицо как тяжелая вельветовая занавесь. «Я полагаю, ты спрашиваешь меня не о том, нуждаюсь ли я в очках», сказала она.
«Я просто хочу поговорить с девушкой, которая когда-то написала в моей книге: „Родился Создатель“. И я хочу спросить, способна ли она была наблюдать за этим Создателем раньше и может ли она это делать сейчас так, чтобы постоянно знать, что с ним».
Она смотрела мимо него и взгляд ее остановился на высоком окне, прикрытом занавеской. Солнце было низким и небо снаружи посерело, но лицо ее было полно света, Сказитель видел это. Иногда не обязательно быть ведуном, чтобы увидеть, что происходит в сердце человека. «Хотелось бы знать, не видела ли эта ведунья упавший на него однажды шпиль».
«Хотелось бы», сказала она.
«Или, скажем, мельничный камень».
«Может быть».
«И мне хотелось бы узнать, не приходилось ли ей каким-нибудь образом расщепить этот шпиль напополам или расколоть этот камень так, что один старый Сказитель смог увидеть свет фонаря, бьющий прямо через середину этого камня».
Слезы замутнили ее глаза, но это выглядело не так, будто она готова расплакаться, а так как бывает, когда долго смотришь прямо на солнце. «Кусок родовой пелены, почти совсем уже истершийся – этого достаточно для того, чтобы использовать его собственную силу и проделать несколько неуклюжих Созданий», сказала она мягко.
«Но теперь и ему известно кое-что о собственном даре и он смог переиначить то, что ты сделала для него».
Она кивнула.
«Наверное, чувствуешь себя одиноко, все время наблюдая за ним из такого далека», сказал Сказитель.
Она покачала головой. «Только не я. Вокруг меня все время люди». Она посмотрела на Сказителя и устало улыбнулась. «Проводить время с этим мальчиком, которому от меня не нужно ничего, потому что он даже не подозревает о моем существовании – иногда я даже чувствовала облегчение от этого».
«Понимаю», сказал Сказитель. «Мне тоже ничего не нужно от тебя».
Она улыбнулась. «Ах, ты старый обманщик».
«Ну хорошо, мне нужно кое-что от тебя, но это не для себя лично. Я встретил этого мальчика, и хотя я не могу смотреть в его сердце так, как это делаешь ты, мне кажется, что я знаю его. Мне кажется, я знаю, кем он может стать, что он может совершить и я хочу сказать, что если тебе понадобиться моя помощь в чем-нибудь, то тебе надо только дать мне знать, сказать, что нужно сделать, и я сделаю все, что будет в моих силах». Она ничего не ответила и даже не посмотрела на него. «До сих пор тебе не нужна была помощь», сказал Сказитель. «Но теперь у него есть своя голова на плечах и ты не сможешь делать то, что для него необходимо. Опасность теперь будет исходить не только из-за того, что что-нибудь салилось на него и поранило его тело. Не меньшую опасность несет то, что вздумает совершить он сам. Я просто хочу тебе сказать, что если ты увидишь такую опасность и тебе потребуется моя помощь, то я приду несмотря ни на что».
«Это будет удобно», сказала она. Сказано достаточно честно, Сказитель почувствовал это; но она имела в виду нечто большее, чем было сказано, и это он почувствовал тоже.
«И я хотел тебе сказать, что к первому апреля он придет сюда, чтобы стать учеником кузнеца».
«Я знаю, что он собирается сюда», сказала она. «Но к первому апреля его здесь не будет».
«О?»
«И даже в этом году».
Страх за мальчика сжал сердце Сказителя. «Получается, я все-таки пришел, чтобы спросить о будущем. Что еще ждет его? Что случится?» «Произойти может многое», сказала она. «И было бы глупо пытаться угадать, что именно. Я вижу это так, будто перед ним открыты тысячи дорог одновременно. Но из них очень мало таких, что приведут его к первому апреля сюда, и куда больше тех, на которых он будет мертв с томагавком Краснокожего в голове».
Сказитель наклонился к ней через письменный стол доктора и накрыл ее руки своими. «Он будет жить?»
«Пока хватит моих сил», сказала она.
«И моих», ответил он.
Какое то мгновение они сидели молча, рука в руке и глаза в глаза, пока она вдруг не рассмеялась и не отвела взгляд в сторону. «Обычно, когда люди смеются, я понимаю над чем», сказал Сказитель. «Я просто подумала, что если представить себе, какие у этого мальчика враги, то их нас двоих никудышные заговорщики». «Это верно», сказал Сказитель. «Но при этом наша цель такова, что в нашем заговоре будет участвовать вся природа, тебе так не кажется?» «И Бог тоже», добавила она уверенно.
«Об этом мне ничего не известно», сказал Сказитель. «По-моему, священники и богословы так зажали своими догмами бедного Отца, что не оставили ему возможности действовать самому. Теперь, когда они разработали безопасное и удобное толкование Библии, меньше всего на свете им хотелось бы, чтобы Он еще раз сказал свое слово или чтобы Его властная рука опять стала направлять этот мир».
«Я вижу Его властную руку в рождении несколько лет назад седьмого сына от седьмого сына», сказала она. «Если хочешь, называй это природой, раз уж ты обучался у всех этих философов и волшебников. Я знаю только одно – этот мальчик связан с моей жизнью так же прочно, как если бы мы были рождены из одной утробы».
Следующий вопрос Сказитель не обдумывал заранее, он просто сам собой сорвался с его губ. «Ты рада этому?»
Она посмотрела на него, и в глазах ее была невыразимая печаль. «Не особо», сказала она. И выглядела такой усталой, что Сказитель не смог удержаться, он обошел вокруг стола, встал у ее стула и обнял так, как отец обнимает дочь. Долгое время они провели в неподвижности и он так и не узнал, плакала ли она или продолжала сдерживать слезы. В конце концов она освободилась и опять отвернулась к бухгалтерской книге. Он ушел, ни сказав больше ни слова.
Сказитель не торопясь направился опять в постоялый двор. Было время ужина и ему еще предстояло рассказать много историй и проделать какую-нибудь домашнюю работу, чтобы заработать себе на пропитание. И все же все эти истории блекли перед той историей, которую он не мог рассказать, той историей, конца которой он еще не знал.
На лугу у мельницы стояло с полдюжины фермерских фургонов, за которыми присматривали люди, проделавшие долгий путь, чтобы получить муку свежего помола. Их женам больше не придется потеть над ступкой и пестиком, чтобы растолочь зерно в грубую муку для тяжелого и комковатого хлеба. Мельница работала исправно и все фермеры на многие мили вокруг возили свое зерно в городок Вигор-Черч.
Вода понеслась по мельничной канавке и гигантское колесо начало поворачиваться. Внутри мельницы сила вращения колеса передавалась зубчатым механизмом, заставлявшим вращаться заточенный «под четверть» жернов". Мельник засыпал зерно на жернов, который растирал его в муку грубого помола. Он тщательно счищал ее перед следующим помолом, затем ссыпал в корзину, которую держал его сын, десятилетний мальчик. Мальчик пересыпал муку в сито и просеивал хорошую муку в холщовый мешок. После этого он ссыпал остававшееся в сите в силосный бак и поворачивался к отцу за следующей порцией муки.
Когда они работали вместе, мысли их текли совершенно одинаково. Этим вот я бы хотел заниматься всегда, думал каждый из них. Вставать рано утром, идти на мельницу и работать весь день бок о бок с ним. И неважно, что желание это было невыполнимо. Неважно, что после того, как мальчик отправится к месту своего рождения и будущего ученичества, они могут никогда больше не увидеть друг друга. Это только обостряло ощущение переполнявшего их счастья, счастья, которое вскоре станет воспоминанием, станет далеким сном.