Дом

Глава 1.

Он вернулся в последних числах месяца. Туда, где его не ждали. Ему здесь были не рады и он это знал. Знал, и всё же уйти отсюда – или, того хуже, даже не приходить сюда – значило провести холодную зиму на улице, пьяным скитаясь в поисках тепла.

– Уходи! Зачем ты пришёл?! Чего ты пытаешься этим добиться?! – хлестал его голос, когда-то бывший родным.

– Ничего я не пытаюсь добиться. Пришёл по-человечески попросить пустить меня пожить. – постыдно опустив взгляд начал говорить он. – Это же просто на какое-то время. Я же не требую от тебя жить со мной. Вы меня даже не заметите. Я буду приходить, спать, уходить…

Он опустил голову ещё ниже и, заискивая, взглянул на неё:

– Мне больше некуда идти, ты же знаешь…

Он, видимо, и не подозревал, насколько неправильными, неуместными были эти слова.

– Это моя проблема?! Это я в этом виновата?! Некуда ему идти! Как язык повернулся сказать это?! Да ещё таким тоном! Я, что-ли, наговорила все те гадости по-пьяне твоей маме?! – её разрывало от ярости. – Хоть бы извинился! Так обидеть мать и строить из себя бедного-несчастного! Наглость!

Ей не хватало слов, чтобы описать всё то возмущение, которое вызывал в ней один его вид.

– У меня нет сил… У меня нет слов… – в припадке повторяла она, по всей видимости, от бессилия. – Не хочу… Не хочу даже!… Пусть дети решают. Мне всё равно. Девочки?! Идите, скажите своему отцу – может он тут остаться или нет. Мне нет до этого дела… Ну же! Идите и скажите, имеет ли он право заявляться сюда с такими требованиями!…

– Ничего я не требую! Я по-человечески…

– Заткнись! Я не с тобой разговариваю! Девочки?! Пусть дети решают! Мне всё равно. Мне нет до этого дела!

Всем своим видом, как ей казалось, она показывала, что до происходящего ей нет никакого дела. Она изобразила на своём лице безучастность. Она давно всё забыла. Её это больше не волнует. Она хочет, чтобы он ушёл. Просто исчез, как тогда. Теперь ей лучше одной. Ей всё равно, что будет с ним. Она прекрасно справлялась с тем, что убеждала в этом саму себя, однако убедить в этом других оказалось сложнее – её предательски выдавала трясущаяся от гнева губа.

– Я хочу, чтобы папа остался! – сказала девочка лет семи; видимо, младшая в семье.

– Я не слышу ответа тех, кого я спрашиваю. – грубо прозвучало в ответ.

Со стороны вообще могло показаться, что эта женщина довольно груба. Её тон не остался незамеченным маленькой девочкой, и та расплакалась.

– Я не буду отвечать. – раздался голос одной из тех, кого, собственно, спрашивали. Её тон не выражал ничего. Она говорила так, как будто её слова не несли никакого смысла. Безжизненно, отстранённо. Словно она говорила для того, чтобы сказать. Создавалось впечатление, что она могла бы ничего и не говорить, но говорила оттого, что в том была необходимость. Должно быть, она жила в этом доме достаточно долго, чтобы знать наверняка – её мнение ни на что не повлияет.

– Не плачь, солнышко, – сказала она младшей сестре, – всё будет хорошо.

"Всё будет хорошо". Фраза, грузной тучей повисшая над домом, где теперь оказались все эти люди. С каждым годом их совместной жизни она всё больше теряла своё значение, превращаясь в ничего не значащий, пустой звук.

– Что скажет другая? – всё тот же грубый женский голос безжалостно призывал к принятию решения хоть кого-нибудь.

В ответ доносились лишь всхлипы. Девушка с покрасневшими и опухшими от слёз глазами сидела поодаль, опустив взгляд в пол, и качала головой из стороны в сторону, то-ли от неверия, то-ли от бессилия.

Женщина ничего не сказала. Всё было ясно без слов. Никто не скажет ему уходить, никто не прогонит его в холод. Ей на миг показалось, что её жизнь от неё не зависит.

– Почему ты решил, что можешь прийти сюда? Как ты можешь просить что-то после всего того, что сделал? – она говорила спокойней, видимо, осознав всю безвыходность ситуации.

Мужчина знал, что обращаются к нему, но так и не смог ничего ответить. Тишина затягивалась, становясь лишь громче с каждой секундой. Это продолжалось до тех пор, пока молчание не стало невыносимым:

– А куда?… – он не понимал своего положения.

– Ты издеваешься надо мной?! Это меня должно волновать, я тебя спрашиваю?! – взорвалась, было, снова она. – У тебя что, прикол какой-то? Ты вообще соображаешь, что происходит?! Ты ситуацию видишь вообще, понимаешь?!

– Да, понимаю, – нарочито спокойно отвечал он. – Но я же по-человечески…

– Замолчи! Вот просто хватит! Не могу уже этот бред слушать! – оборвала его бред она и неожиданно спросила, – Сколько я должна это терпеть?

– Что? – он не понял как реагировать.

– Сколько твоё прибывание здесь я должна терпеть?! – сказала она властно, гневно, с презрением. – Я хочу приходить домой и отдыхать. Мне стресса хватает и на работе… Ну, и?… Сколько?!

– Ну, недельку, я думаю, не больше. На работе там всё уляжется, и я снова туда уйду.

– Завтра же чтобы позвонил своей матери и уматывай к ней, – её тон не требовал дальнейшего обсуждения. – Мне плевать, какие там у тебя с ней отношения. Мне здесь видеть твою физиономию тоже не надо!

Выпалив эти слова, она, сотрясая воздух своим гневом, вышла на улицу. Он стоял в проходе ещё какое-то время. Взгляд его был направлен в себя. Никто не знал, о чём он думает, но печаль в его глазах переливалась с чувством облегчения. Он перенёс это. Он выдержал. Хотя бы на один день.

В доме, среди остальных присутствующих, воцарилось безмолвное недовольство. Никто не был рад такому исходу, но и сказать никто ничего не мог. Или же не хотел.

– Ура! Папа снова будет жить с нами! – обрадовалась дочка, девочка лет семи, весело бросаясь мужчине на шею.