— Видишь, — подтолкнул он локтем Карбана, который с отвалившейся от удивления нижней челюстью наблюдал за существами, не в силах даже сделать усилия, чтобы захлопнуть рот, — мои старания не пропали даром, кое-что получается. Старый Лиаренус все-таки умелый маг, — добавил он, потирая руки, весьма довольный собой.

Несколько дней байраги радовали своего повелителя солдатской выучкой, но потом это их умение куда-то испарилось — они снова стали почти неуправляемым стадом монстров. Горбун долго думал над этим и наконец сообразил, что, когда они съели солдата, им передалось кое-что из того, чему тот научился за свою жизнь, но действовало это недолго — то ли из-за того, что солдат был не из самых лучших, то ли потому, что одного человека мало на такое количество байрагов.

— Где же я возьму целую армию, чтобы скормить вам? — сокрушался Лиаренус, наблюдая за тем, как его монстры, измазанные варевом из бобов и крови, словно стадо свиней толпились у корыта.

Ему было не жалко людей, чтобы отдать их на прокорм байрагам, но откуда взять столько народу? В его поместье всего около сотни работников, их сожрут за несколько дней… Да и работать кто будет? А если перенести способности людей в растения… Их же можно вырастить целое поле… Тут Горбун вспомнил, что юношей он служил у одного знаменитого колдуна в Стигии и слышал, что тот превратил одного из своих врагов в растение. Сам маг не рассказывал об этом, но Лиаренус не сомневался в достоверности слухов.

Горбун собрался в далекое путешествие. Через степи, пустыни и горы он добрался до Птейона, где был давным-давно в молодости. Ехать пришлось долго, пересекать разные страны, пограничные посты — везде приходилось платить и платить, а для Лиаренуса это было как нож в печень. Конечно, иногда он колдовал, но это отнимало силы, так что проще было развязать кошелек и нехотя отсчитать золото очередным стражникам или сборщикам податей.

В Птейоне по прошествии многих лет уже почти не оставалось людей, которые могли вспомнить молодого горбуна, прислуживавшего знаменитому чародею, да и самого мага след простыл, но кое-кого из знакомых прошлых лет Лиаренус встретил. Сидя под раскидистыми пальмами, он вел беседы с местными магами и предсказателями, стараясь — впрочем, так же, как и они, — выведать интересное и ничего не выболтать лишнего про свои дела. Прикидываясь просто путешественником, колдун посещал купцов, расспрашивал о новостях, о приключениях в пути, о том, что интересного они встречали в других странах и городах.

Проходили дни, но Лиаренус так и не услышал ничего об интересовавшем его предмете. Однажды, зайдя на один из постоялых дворов — утолить жажду и отдохнуть от палящей полуденной жары, Горбун обратил внимание на средних лет человека, который лихо обыгрывал в кости доверчивых посетителей. Присмотревшись внимательнее, Лиаренус понял, что мужчина, по всей видимости, маг; конечно, не такой силы, как он сам, так — средней руки, но и его способностей, безусловно, на пропитание хватало.

Хитрец действовал по обычной для всех жуликов схеме — сначала он позволял выиграть у него несколько раз, и люди входили в азарт. Ставки все увеличивались. Наконец, когда кучка монет, по мнению пройдохи, была достаточно большой, его противник, бросая в очередной раз кости, получал одиннадцать очков и был вне себя от восторга. Маг тоже бросал кости, зеваки, окружавшие игроков, замирали в нетерпении, и что же?… Тоже одиннадцать! Следовало перебросить, маг бросал, и у него получалось обычно мало: четыре, иногда пять. Его противник, предвкушая выигрыш, долго тряс костями, бросал их… кубики останавливали свое движение, и — о боги! — всего четыре или три!

— Есть возможность набить свой кошелек, — пробормотал про себя Горбун, а такую возможность он не позволял себе упускать никогда. Сосредоточившись, он пробормотал несколько заклинаний, чтобы опустить на себя завесу и не дать магу почувствовать, кто играет против него; потом не спеша направился к столику, за которым кипела игра.

— Позволь, любезный, сыграть против тебя, в молодости мне везло, — опускаясь на мягкие подушки, предложил Лиаренус.

— Сыграй с ним, Бубьяр, — смотри, у него целый горб денег! — засмеялся один из зрителей, подбадривая не чувствовавшего подвоха мошенника.

— Я превращу тебя в прах, — прошипел Горбун, скрипнув зубами, и так посмотрел на говорившего, что у того от непонятного страха язык прилип к гортани. Больше весельчак в продолжение всей игры не произнес ни слова.

— Издалека приехал? — Бубьяр оценивающе смотрел на Лиаренуса.

— Издалека, — подтвердил колдун, не распространяясь далее. — Бросай.

Тот бросил, выпало восемь очков, две четверки. Горбун взял кости в руки и сразу почувствовал, что они заколдованы, но так, что ему никакого труда не стоило снять это заклятие. Он бросил, выпало девять очков.

При желании Лиаренус мог сделать и двенадцать, и два, но решил пока посмотреть, что произойдет.

— Тебе везет, горбун, — зашумели зрители, — твоя взяла!

Лиаренус пододвинул к себе кучку монет и предложил:

— Может быть, удвоим?

Сыграли еще раз, Горбун выиграл опять. Потом разок проиграл. Колдун по-прежнему ничего не замечал. Количество золота все росло и росло. Наконец, по мнению Бубьяра, наступил решительный момент. Лиаренус бросил. Выпало, как он и видел раньше, одиннадцать очков. Кости противника тоже легли как надо — пять и шесть. Бросил Бубьяр, зрители зашумели: всего три очка! Лиаренус, как будто ничего не подозревая, долго тряс костями в горсти, наконец, закатив глаза к небу, бросил. Все напряженно смотрели, что выпадет. Одна кость показала единицу, вторая тоже ложилась на это число, но, поплясав на ребре стола, упала на пол.

— Двойка! — закричали зрители.

— Что ж, перебросим еще разок, — предложил ничего не подозревающий Бубьяр.

— Да что просто так бросать, — напустив на себя смиренный вид, простодушно заметил Горбун, — у меня вот перстенек еще есть, положу его на кон.

Он снял с руки дорогой перстень с гранатом, цена которому была раз в пять больше тех монет, что были в игре.

— Идет, — кивнул Бубьяр, развязывая свой кошелек, и на столе засияло такое количество золота, какое в этом заведении раньше и не видели.

Бросили опять по разу. Снова вторая кость Лиаренуса упала за стол, но очки опять получились одинаковые — пять у мошенника и пять у Горбуна. Его противник, все еще пребывая в блаженном неведении, недовольно поморщился:

— Ты что, старик, не можешь попасть на стол?

— Извини, почтенный, — сокрушенно вздохнул Лиаренус— Руки трясутся от старости. Давай еще удвоим.

Он снял с другой руки перстень с изумрудом, еще лучше прежнего, по толпе зрителей прошел восхищенный гул. Бубьяру монет не хватило, и он тоже снял со своей руки старинное кольцо офирской работы, с выгравированными на нем магическими знаками.

— Отличная работа. — Лиаренус взял кольцо в руки и сразу почувствовал, что оно не простое, а таит в себе какую-то силу.

— Ну что, старик, — распалившись от предвкушения выигрыша, самодовольно произнес Бубьяр, — не жалко столько проиграть?

— Все в руках богов, — усмехнулся Лиаренус. «Мальчишка, с кем связался, ублюдок! Сейчас я тебя накажу!» — подумал он, сосредоточившись на костях.

Бубьяр бросил. Лиаренусу было все равно, что тот сделает. Он и бровью не повел, когда выпало двенадцать очков. Видимо, забыв свои обычные приемы, Бубьяр хотел обеспечить себе выигрыш наверняка. Горбун тоже бросил, он чувствовал, как напрягся его противник, пытаясь управлять вращением костяных кубиков. Ничего не вышло — у Лиаренуса тоже выпала дюжина. Зрители возбужденно загалдели:

— Смотри, смотри, вот это игра!

Теперь первым выпало бросать Горбуну. Он позволил себе поиздеваться над противником и выбросил три очка — столько, сколько тот и хотел.

— Готов Горбун, — услышал он за спиной шепоток зрителей, но тут же дружный вопль потряс своды постоялого двора: жулик выбросил две единицы. Лиаренус, усмехаясь, поднял на него взгляд. На того было жалко смотреть: рот открылся, челюсть дрожала, глаза вылезли из орбит. Лиаренус не стал дожидаться, когда игрока хватит удар, собрал выигрыш в мешочек, надел перстни и покинул заведение, радуясь, что выиграл такую сумму.

Однако главный выигрыш ждал его, когда он вернулся в дом, который снял себе для ночлега. Удалив слуг, он запер дверь, плотно задернул все занавеси на окнах и принялся рассматривать кольцо, которое досталось ему от незадачливого чародея.

Сначала он разобрал слова, которые старинной кофской вязью змеились по внутренней поверхности перстня. «Из праха в прах», — гласила надпись. Сердце Лиаренуса забилось сильнее: неужели это кольцо способно превращать живые существа одно в другое? Ему не терпелось испробовать его на чем-нибудь. Он оглянулся вокруг, увидал бегущего по каменной стене таракана и, указав на насекомое пальцем с перстнем, нараспев прочитал заклинание, которому был обучен еще давным-давно:

— Их шаалут бхагва баарет…

Таракан исчез, а на месте, где он был, виднелся только кусочек мха, прилепившийся к камню. Колдун был вне себя от восторга.

— Благодарю тебя, Сет, — воздевая руки, пропел он молитву своему божеству, слезы струились по его иссохшим щекам, — ты лишил ума этого болвана, игрока в кости, иначе он не поставил бы кольцо на кон. Может быть, этот сын шакала и не подозревал, каким сокровищем обладает… — Колдун не мог налюбоваться на свое приобретение, он все поглаживал и поглаживал перстень, шепча благодарность богам.

На следующее утро он, не мешкая ни минуты, приказал своим спутникам приниматься за сборы и покинул Птейон, когда Солнечный Глаз Митры еще только золотил купола городских храмов.

По прибытии в поместье Лиаренус закрылся в своих покоях и три дня изучал перстень, пробовал разные заклинания, читал старинные книги и в конце концов научился по-настоящему пользоваться этим магическим кольцом. Он даже сумел заколдовать свой дом в Шадизаре таким образом, что всякий, кто открывал одну из его книг в келье, превращался в глиняных болванчиков. Лиаренус специально оставил ее на видном месте, зная, что человек любопытен и обязательно заинтересуется ею.

Итак, теперь он мог превратить нужных ему людей в растения и потом выращивать их для своих байрагов и тем самым привить им необходимые для бойца качества. Работа закипела. Двадцать рабов под наблюдением трех надсмотрщиков несколько дней возводили ограду из огромных камней, перекапывали поле, поливали его бычьей кровью и колдовскими отварами.

Когда все было закончено, Лиаренус, чтобы тайну его Поляны не удалось никому раскрыть, просто-напросто отправил и рабов и надсмотрщиков в пещеру к байрагам. Наблюдая со своего возвышения за тем, как его чудовища расправлялись со своими жертвами, колдун представлял себе будущие походы своего войска на города и села. Как будут корчиться людишки, в тщетной надежде спастись, но ничто им не поможет.

Правда, для двоих, как ему казалось, наиболее смышленых рабов Лиаренус сделал исключение. Он превратил их в растения, которые и высадил на своем поле, за каменной оградой. Через две луны появились жутковатые на вид цветы, которые Лиаренус срезал, высушил и истолок в порошок. — Из этого порошка было сварено зелье, которое понемногу стали добавлять в пищу байрагам.

— Теперь посмотри, — гордо заявил Лиаренус Колченогому, когда они спустя некоторое время наблюдали за поведением монстров, — они уже кое-что понимают и могут выполнять команды!

— Я не мог сомневаться в твоих способностях и умении, хозяин, — почтительно отвечал Карбан, с видимой опаской наблюдая за темно-зелеными чудовищами. Похожие на уменьшенные копии раскормленных силачей, повинуясь свисткам колдуна, они выстраивались ровными рядами, вновь расходились по сторонам, застывали в неподвижности…

Лиаренус был вне себя от радости и вновь и вновь заставлял своих монстров выполнять команды — и так без конца. Он нуждался в зрителях и свидетелях его могущества, но в то же время тайна не могла быть раскрыта, и поэтому Колченогий Карбан был обречен каждый день наблюдать за этим представлением.

Окрыленный успехом, Лиаренус продолжал свои дела. Заманив к себе в поместье нескольких воинов и бродячих циркачей, он напоил их сонным зельем, а затем обратил в растения, которые высадил на своей Поляне. Горбун считал, что его чудовища должны обладать ловкостью акробатов и приемами, которыми пользовались борцы и силачи, — его воинам не должно быть равных. Прошло некоторое время, растения дали семена, он посеял их, и теперь у него было целое поле цветов.

Покинув Поляну, Лиаренус поспешил дальше. Хозяйство было большое и требовало неустанной заботы. У колдуна был управляющий, но ему можно было доверить далеко не все, слава богам, что он командовал пастухами, поварами и слугами, которые делали всю работу в этом огромном поместье, привозил провиант из ближайших селений; в общем, обязанностей у него хватало…

Глава тринадцатая

Ну, хорошо, я подумаю. — Лиаренус, пощипывая бороду, возлежал на мягком ложе, под сенью огромной чинары. Двое мальчишек усердно махали опахалами, отгоняя мух, дабы ни одна из них не осмелилась потревожить хозяина. Перед колдуном почтительно склонился толстяк в цветастом шелковом халате. На его квадратном лице с тремя подбородками, нависавшими над пухлой грудью, застыло подобострастное выражение — он ожидал повелений своего господина. Звали его Эугеш, по прозвищу Чернявый — за венчик крашенных басмой волос вокруг обширной лысины.

— Говоришь, вина осталось два бурдюка? — переспросил Лиаренус еще раз и сморщился, словно ему положили на язык стручок перца. — Вы что, купаетесь в нем? — вдруг заорал он на толстяка, который отпрянул в испуге. — Пьете, как буйволы, чтоб у вас кишки распухли, а тем временем работники пропадают, — вспомнив про убежавшего пастуха, еще громче раскричался Лиаренус.

— Я не виноват, хозяин… — плаксиво заныл Эугеш, бухнувшись на колени и пытаясь дотянуться губами до руки Горбуна. — Ты же знаешь, как я верно служу тебе!

— Знаю, — буркнул Лиаренус, слегка успокоившись и милостиво протягивая толстяку руку для поцелуя. — Ладно, завтра пошлешь кого-нибудь за вином. Да смотри у меня, сам посчитаю, когда привезете. Иди!

«Нергал бы их побрал, работнички…» — тоскливо подумал про себя Лиаренус. Вся его челядь, начиная с управляющего, вороватого пьяницы Эугеша, и кончая последним мальчишкой, чесавшим ему пятки на ночь, — были для него постоянной головной болью. Он не мог, как другие богатые купцы или землевладельцы, нанять к себе на работу толковых и расторопных людей — кто согласится жить в глуши полупустынной степи, вдалеке от дома и семьи, тем более что больших денег, по своей жадности, Лиаренус никому и не предлагал? Может быть, высокая плата и соблазнила бы кого-нибудь, но колдун при мысли о лишних, как ему казалось, тратах начинал чувствовать что-то вроде головокружения. Была еще одна причина, по которой Горбун не хотел иметь в своем поместье лишних людей. Вдруг что увидят или учуят! Станет известно в городе, его враги зашевелятся; кто знает, может быть, и воинов пришлют сюда, чтобы разгромить то, что он создавал в течение стольких лет!

— Нет! Пусть лучше так, — вздыхал Лиаренус, в очередной раз предаваясь размышлениям по этому поводу.

Вот и приходилось ему обходиться всякой швалью: беглыми рабами, разбойниками да бродягами. Он находил их на базарах либо в нищенских кварталах, таких как мол в Аренджуне или Пустынька в Шадизаре. Соблазнив бродяг высокой, по их понятиям, платой, Лиаренус привозил их в свое поместье, где они работали у него за кров, пищу и женщину, не помышляя об изменении своей судьбы, не желая даже уйти от него, потому что колдун неустанно потчевал их своим заколдованным напитком. Если же они, по его мнению, работали плохо, то плети всегда были наготове, а если не помогало и это, бедолага заканчивал свой земной путь в пещере. Очень удобно — ни следов, ни лишних забот, да и байрагам какая-никакая радость.

Закончив свои утренние дела, Лиаренус собрался пообедать: несмотря на свой достаточно преклонный возраст и худобу, он любил поесть — и отнюдь не простую пищу, годную лишь простолюдинам. Колдун предпочитал изысканные яства и для этого держал много поваров, выписанных из разных мест, и прочей кухонной челяди.

— Давай, — кивнул он ожидавшему его распоряжений мальчишке, и тот стремглав бросился на кухню выполнять указание хозяина.

Через несколько мгновений двое слуг, одетых в белые одежды и такие же тюрбаны, поставили перед ним чашу для омовений. Колдун смочил кончики пальцев в душистой воде, настоянной на лепестках роз, и протянул руки слугам, которые бережно высушили ладони своего господина мягкими полотенцами из кхитайской ткани.

Слуги убрали чашу; ее сменил изящный деревянный столик на красиво изогнутых резных ножках. Лиаренус любил в летнюю пору трапезничать на воздухе, когда ничто, кроме дуновения легкого ветерка, приносящего прохладу от брызг фонтана, да щебета птиц, не нарушало его спокойствия. Иногда ему было скучно принимать пищу в одиночестве, и он приказывал позвать Колченогого Карбана, а совсем уж редко удостаивался такой чести Чернявый Эугеш.

Несколько подпорченное утренним происшествием с пастухом настроение стало улучшаться при виде процессии слуг с подносами, выходивших из дверей кухни. Лиаренус вновь представил стройные ряды своих зеленых монстров, и этого впечатления было достаточно, чтобы сделать мальчишке знак левой рукой. Тот уже знал, что это значит, и помчался за Эугешем и Карбаном — видно, сегодня хозяин в хорошем расположении духа.

Старший подавальщик тем временем почтительно склонился перед господином, держа на подносе два серебряных кубка.

— Белого, — выбрал Лиаренус.

Потягивая нежное душистое вино, привезенное специально для него из далекой Мессантии, Горбун с удовольствием наблюдал, как в пяти шагах от него на специальном блюде повар отделял ножом плавники огромного осетра, отваренного в кхитайском бамбуковом соусе.

— Садитесь, — разрешил он Колченогому Карбану и этому ублюдку Эугешу, которые, запыхавшись, прибыли по зову господина и теперь смиренно ожидали приглашения.

Когда его ближайшие помощники разместились на подушках возле столика, хозяин знаком повелел слугам отойти подальше. Приказ был мгновенно исполнен, и Лиаренус, понизив голос, обратился к Эугешу.

— Вот что я скажу тебе, — начал он. — Я недоволен твоим приятелем из Гиркании, которого ты поставил разносить напиток. Ты его сам нашел или кто-то посоветовал?

— Он был слугой у твоего брата, почтеннейший, — ответил Эугеш, — и я думал…

— Думаю здесь только я, — перебил его колдун.

Он сделал знак, и в кружки подданных было налито вино.

— Пейте, — махнул он рукой, — успеем поговорить.

Довольный, что пока все закончилось благополучно, Чернявый одним глотком осушил кружку и потянулся за рыбой. Лиаренус испытывал немалое удовольствие, глядя на Эугеша. Он ненавидел род человеческий, особенно людей здоровых, вид которых напоминал ему о том, что он калека. Но случай с Эугешем был особым: беспробудное пьянство и обжорство наложили такой отпечаток на то, что ранее было человеческим лицом, что Лиаренус испытывал мстительный восторг, наблюдая за тем, как этот блудливый подонок чавкает, словно свинья, пожирая пищу.

— Так, говоришь, этот недоносок служил у моего брата, — продолжил Лиаренус, подождав, пока его управляющий насытится.

— Клянусь тебе, господин, и я подумал…

— Опять, — поморщился Горбун, — у тебя что, памяти на пять мгновений не хватает? Я не о том, что ты думал. Где он служил?

— В страже, — ответил Эугеш, знаком подзывая слугу с кувшином.

— Говорят, что брата убил какой-то парень огромного роста, не так ли?

— Говорили, но я точно не знаю, — Чернявый поспешно запихивал себе в рот очередной кусок, — можно спросить у гирканца.

— Клянусь Сетом, он вряд ли что может сказать в ближайшие дни, — усмехнулся Лиаренус. — Так? — обратился он к Карбану.

— Пожалуй, — хихикнул Колченогий.

— Ладно, потом я с ним поговорю, — решил Лиаренус, — а пока напиток для всех будешь разносить ты, — добавил он, поднеся свой сухой кулачок к огромной, величиной с тыкву, потной харе управляющего. — И смотри у меня, чтобы никого не пропустил! Шкуру сдеру и натяну на барабан.

— Будет сделано, хозяин, — пробормотал Эугеш и потянулся за следующим куском.

А тянуться было за чем. На столе появилось блюдо с фазанами, фаршированными гусиной печенью и яблоками. Лиаренус, медленно обгладывая ножку дичи, пустился в размышления:

«Все складывается один к одному — у меня в доме был какой-то парень огромного роста и такой же силы… брата, говорят, задушил тоже гигант. Не один ли это человек? Теперь дальше, — продолжал размышлять колдун, — кому мешал мой распутный братец? Пожалуй, многим, — усмешка скривила губы мага, — но больше всего, несомненно, первому советнику, начальнику стражи и Кривому Хиджу. Но последний вряд ли пошел бы на это, скорее, они договорились бы…»

Его размышления прервал голос Эугеша. Он уже был достаточно навеселе, его глаза походили на щелочки, рот и щеки до ушей был вымазаны в сале, остатках печени и каплях вина.

— Может быть, музыку, хозяин? — предложил он.

«Превратить бы тебя в барабан, — подумал Лиаренус, глядя на него и пощипывая свою бородку, — и бить, бить колотушкой, пока не лопнешь…»

Но настроение у него было хорошее; кроме того, Эугеш был нужен ему: этот пьяный ублюдок забавлял его и поддерживал мысль о никчемности человечества.

— Можно, — кивнул он.

По его команде на лужайку вынесли невысокий, покрытый дорогим туранским ковром помост. Эугеш оживился и ненадолго даже перестал жевать. Его терпение было вознаграждено: три стройные девушки легкой, как будто невесомой походкой подошли к помосту и грациозно вспорхнули на него. Одна из девушек — хрупкая, черноглазая заморийка — несла цитру, две другие, по виду стигийки, флейты. Как и было положено, их наряд составляли только ожерелья из разноцветных стеклянных бус и узкие кожаные пояски на бедрах, вышитые шелковыми нитями. Музыкантши сели, скрестив ноги, и звонкие аккорды, сопровождаемые протяжными звуками флейт, полились над лужайкой.

Новая колонна слуг с блюдами появилась из дверей кухни: баранья лопатка с чесночной подливкой, голова молодого поросенка в соусе из апельсинов с орехами и курагой.

— Красного, — поднял палец хозяин, и старший подавальщик мгновенно наполнил его кубок рубинового цвета жидкостью — аргосским нектаром, вином, которое славилось во всех известных Лиаренусу странах, оно далеко не всем было по карману.

«Что же дальше? — вернулся он к своим размышлениям. — Я не мог разглядеть их лиц, но что один из них был гигантского роста, с черными густыми волосами — в этом нет сомнений, как и в том, что мечом он владеет мастерски».

Лиаренус пригубил вино, ощутил его терпкий бодрящий аромат и продолжил свои думы, иногда бросая недовольный взгляд на совсем распоясавшегося Эугеша.

«Нет сомнений, что магия помогла этому черноволосому унести ноги из моего дома, клянусь Сетом. Но значит ли тогда, что кто-то пронюхал про мои дела? Может быть, это случайность. А если нет?..»

Благодушное настроение улетучилось, как дымок от кальяна. Горбун сжал ладони так, что суставы хрустнули. Эугеш и Карбан, прекратив жевать, уставились на хозяина, но Лиаренус махнул им рукой: продолжайте — не до вас.

Четыре танцовщицы вскочили на помост и легко, как бабочки, закружились в танце. Их наряд был еще более скудным, чем у музыкантш: только браслеты с колокольчиками на запястьях рук и щиколотках босых ног. Ударяя в бубны, они пошли по кругу, все ускоряя и ускоряя свои движения. То разъединяясь, то стремительно бросаясь навстречу друг другу, они словно бы неслись по степному простору, как табун диких необъезженных лошадей, — казалось, сейчас они взлетят. Но вот музыка замедлила темп, и они, повинуясь ритму, остановили кружение и теперь плавно покачивали узкими бедрами. Чернявый уставился на них, открыв рот от удовольствия. Лиаренус усмехнулся.

— Послушай ты, похотливый козел, — колдун вспомнил, что Эугеш был в дружбе с городским глашатаем Шадизара, — завтра же поедешь в город.

— Ты хочешь прогнать меня? — заскулил было тот, но хозяин перебил его:

— Заткнись, отродье свиньи, и слушай внимательно. Поедешь в Шадизар, чтобы встретиться там с твоим приятелем, как его там?

— У меня много приятелей, — хвастливо заметил Эугеш.

— Конечно, — усмехнулся колдун, — но нужен один. Поговоришь с глашатаем, если ему еще не свернул кто-нибудь шею. Узнаешь городские новости, мало ли что там произошло за последние седмицы. Не появлялся ли в городе высокий, очень высокий черноволосый мужчина? Мне нужно знать про него все: у кого живет, как зовут, чем занимается. Узнай все, что возможно, но так, чтобы твой интерес не был слишком заметен. Понял? И еще: пей и жри в меру, да смотри не проболтайся, откуда ты и кто тебя послал. Если не выполнишь мое задание — достану из-под земли и превращу в прах, но не сразу, а по кусочкам. Даю тебе на все пять дней. Возьмешь лучших лошадей и пару стражников для охраны. А теперь отнесите меня в опочивальню, — велел хозяин, — что-то я устал сегодня. А вы можете жрать дальше, — милостиво разрешил он своим подручным.

Немедленно расторопные слуги подхватили ложе, на котором восседал Лиаренус, и бегом понеслись к господским покоям под звон колокольчиков и заунывные звуки флейты: для Карбана и Эугеша обед продолжался.

Глава четырнадцатая

Так, говоришь, караван прошел два селения от Аренджуна и потом исчез без следа? — уточнил советник. — Да, истинно так, почтеннейший, — подтвердил Калой, низко поклонившись.

Большой зал во дворце советника блистал красотой и роскошью. Два ряда шестигранных колонн, облицованных полированным карпашским мрамором, поддерживали изящно декорированные арки, на которые опирался свод потолка. Голубой цвет поверхности соперничал с самим небом, а затейливые узоры карниза были столь тонко исполнены, что всякий, попавший в это помещение, не мог оторвать глаз от совершенной работы туранских мастеров. Узкие окна, своими очертаниями повторявшие форму арок, были забраны коваными решетками с изображениями заморских зверей и птиц — предметом особой гордости хозяина. Он заказал их у знаменитых зингарских кузнецов и заплатил немалую цену — двадцать лучших туранских верблюдов, а это мало кто мог себе позволить. Пол зала был вымощен крепким камнем серого, черного и белого цвета из пуантенских каменоломен, и лучшие заморийские мастера на славу потрудились, выкладывая мозаику из треугольных, восьмигранных и овальных шлифованных плит. Среди такого великолепия советник обычно принимал просителей. Люди робели от невиданной красоты, язык прилипал к гортани, и не сразу посетители могли внятно изложить свою просьбу.

Калой мог. Ему уже приходилось бывать здесь, а присутствие товарищей по ремеслу придавало ему дополнительную храбрость. Советник развалился на мягких подушках на небольшом возвышении в конце зала, а посетители — Калой и еще несколько богатых купцов — сидели на невысоких мраморных скамьях вдоль колонн. Им была оказана большая честь — сидеть в присутствии такого важного вельможи.

Конечно, в Шадизаре торговцы не считались персонами, равными богатым землевладельцам или, того больше, знатным вельможам, но чиновники поумнее прочих, к которым относился и советник, считали, что с ними надо ладить и прислушиваться к их просьбам — денег у них много, здесь, слава богам, можно подкормиться. Поэтому, когда группа купцов обратилась к нему за помощью, он не только согласился сам выслушать их, а не гонять с прошениями по более мелким чиновникам, но даже принял в своем роскошном зале.

— А что вез ваш караван? — поинтересовался советник, оглаживая густую черную бороду.

— Немного хлопка, сушеные фрукты, но самая главная наша потеря — сорок молоденьких невольниц, — со слезой в голосе ответил Калой.

— Хм, неплохая добыча, — согласился хозяин. — И что же вы думаете об этом? Кстати, сколько охранников было?

— Двадцать всадников! Из Турана! И еще десяток погонщиков верблюдов! Они тоже были вооружены! — наперебой загалдели торговцы.

— Ну, этих погонщиков мы знаем — вояки как мои наложницы, — усмехнулся советник, — но вот двадцать всадников — это серьезно. Целый отряд, и пропал без всякого следа?

— Да, почтеннейший, мы наняли людей, они осмотрели все вокруг — ничего, как будто на небеса улетели. Второй раз уже за последнюю луну.

Подперев ладонью щеку, советник погрузился в раздумья. Купцы разом прекратили разговоры и в мертвой тишине только озирались по сторонам, причмокивая губами от восхищения и зависти к столь богатому убранству.

«Как с ними поступить? — размышлял тем временем советник. — Надо как-то поспособствовать розыскам, тем более что деньжата у них водятся, а мне они лишними не будут никогда. Кто же это ограбил караван, да так ловко? Синие Тюрбаны? Вряд ли, они так чисто работать не умеют. Кто-нибудь из Аренджуна? Тоже маловероятно, ведь все произошло в дне пути от Шадизара, они сюда не стали бы соваться. Вот и ломай голову, вечно этот лысый ублюдок подсунет мне задачку! Наверное, неплохую мзду взял с этих торговцев».

Он обратил свой взгляд на торговцев, те встрепенулись, но, видя, что советник смотрит сквозь них, как через стекло, вновь принялись разглядывать зал.

«Нет ли в этом деле магии? — продолжал размышлять советник. — Может быть, все это устроил горбатый ублюдок? Тогда, клянусь богами, дело дохлое. — Мысль о Лиаренусе вызвала легкий озноб. — Не добрался бы он до меня… А если киммериец? — вдруг подумал он. — Этот сорвиголова за хорошие деньги всю степь перероет, да и справится, если надо, с двумя дюжинами солдат. Семя Нергала, — он с удовольствием вспомнил о переполохе, который, как ему донесли, устроил этот варвар во дворце лекаришки, — хорошо он там поработал!»

Под его пристальным взглядом торговцы затихли, ожидая слов хозяина дворца.

— Вот что я скажу, — важно начал советник. Есть у меня на примете один человек, если надо, то он горы свернет. Но, разумеется, — он развел руками, — плату потребует тоже величиной с гору, — добавил вельможа, явно довольный своим остроумием.

— Спасибо тебе, господин, — торговцы дружно вскочили со скамей и принялись отбивать поклоны, — ты уж помоги нам, а мы в долгу не останемся! Без твоего покровительства мы и торговать не сможем!

— Ладно, ладно, ступайте, — махнул рукой советник, — завтра утром, Калой, пришлю к тебе своего человека, там все и обговорите.

Купцы, пятясь к выходу и на каждом шагу кланяясь, очистили зал, а советник, мгновение подумав, позвонил в колокольчик. Тотчас явился Гисан, первый подручный по всяческого рода деликатным делам, его глаза и уши в этом городе. Старикашка склонился в поклоне, ожидая повелений своего хозяина.

— Узнай, где этот киммериец и что он делает. Договорись с ним о встрече со мной, но так, чтобы, кроме вас, никто об этом не знал. Лучше сделай все сам, а не через своих шпионов. Ступай. Чтобы к вечеру все было сделано.

— Господин, а если он не захочет?

— Посули побольше, тогда захочет. Эти варвары любят звон монет, — усмехнулся чернобородый.

«Да и кому этот звон не нравится? — подумал он, отпустив своего соглядатая. — Клянусь Белом, все его любят! А этого варвара я напущу на Лиаренуса. Посмотрим, что получится, — или киммерийский медведь свернет шею этой горбатой крысе, или сам отправится на Серые Равнины. Кому бы из них конец ни пришел — я все равно не в проигрыше. Хвала богам, удачная мысль пришла мне в голову!»

* * *

Лето полностью вступило в свои права: едва Глаз Солнцеликого поднимался над горизонтом, жара уже подступала к Городу Негодяев. Пройдет немного времени, и зной станет нестерпимым, базар на некоторое время остановит свою круговерть, и все отправятся по тавернам, где можно отдохнуть в прохладе каменных залов или посидеть под раскидистой чинарой, потягивая легкий кисловатый напиток, да лениво переброситься парой слов со знакомыми торговцами, а то и послушать какую-нибудь историю от заезжего купца. Конан неспешным шагом направлялся к знакомой таверне: посидеть часок, узнать новости; может быть, если повезет, разнюхать что-нибудь про Синий Сапфир. Настроение у него было отличное: он только что расстался с Дениярой, проведя у нее целых два дня, кошелек был туго набит золотыми — что еще надо молодому человеку в жаркий летний день?

— Конан, — услышал он знакомый шепот, проходя мимо лавки шорника.

Киммериец оглянулся, из-за двери выглядывала чумазая мордочка Тощего Говера, он прикладывал палец к губам, как бы призывая Конана к осторожности. Варвар посмотрел по сторонам и, не заметив какой-либо опасности, шагнул к Тощему.

— Что случилось? — шепотом спросил он.

Тощий выглянул на улицу и поманил киммерийца поближе к себе.

— Смотри, — предложил он варвару заглянуть в щель между откинутой занавесью и дверным проемом, — видишь вон тех троих: толстяка в синем тюрбане и двух охранников?

— Вижу, ну и что дальше? — Киммериец не очень понимал, чего хочет от него мальчишка.

— Я хожу за ними со вчерашнего дня. Ловкач Шелам велел. Еще вчера тебя искали, но ты как сквозь землю провалился — нигде не могли найти. Ловкач велел тебе передать, что с этим типом явно нечисто. Я полдня хожу за ними, они шатались вчера по всем тавернам и веселым домам, и толстяк пытался что-то вынюхать про тебя…

— Молодец! — похвалил его Конан. — Вот тебе золотой, ты честно заработал его. Шелама найдешь, скажи, что к вечеру зайду. А этот бурдюк с дерьмом оставь, я сам им займусь.

Киммериец подождал, когда толстяк в синем тюрбане пройдет мимо лавки, и, пропустив всю группу шагов на двадцать вперед себя, пошел за ними. Человек — судя по его одежде, не из простых — не был ему знаком.

Народу на базаре было довольно много — час полуденной жары еще не наступил, — и Конан не опасался, что незнакомец почувствует слежку. Единственное, что могло испортить дело, — это рост Конана, потому что киммериец, как башня, возвышался над остальным людом. Но варвар не выходил на открытое пространство, а старался держаться ближе к стенам домов и навесам торговцев. Судя по походке незнакомца, тот был сильно навеселе, хотя день начался недавно. Беспечно шагая по пыльной площади, он время от времени останавливался у лавок и торговых рядов, заводил разговоры. Видно было, что некоторым людям он был знаком, кое-кто приветствовал его, другие же, наоборот, отворачивались, стараясь не вступать с ним в беседу. Стражники были тоже в подпитии и, разморившись на солнце, лениво переставляли ноги, плетясь за своим хозяином.

Конан заметил одного из не пожелавших беседовать с толстяком и, подойдя, наклонился и шепотом спросил:

— Не расскажешь ли ты мне, что это за человек?

Торговец хотел было отмахнуться от вопроса, но, разобрав, кто перед ним — а киммерийца редкий человек на базаре не знал, — прошептал в ответ:

— Этот выродок ехидны раньше служил стражником у лекаря повелителя — того, которого задушили недавно, может быть, ты слышал об этом?

— Приходилось, — ухмыльнулся Конан. — И что он хотел разнюхать?

— Спрашивал о тебе, больше ничего…

Рассказ Малого подтвердился, в чем Конан, собственно говоря, и не сомневался.

— Ну подожди, свиная рожа, я с тобой еще разберусь, — пробормотал Конан и вновь направился вслед за незнакомцем.

Он выжидал удобный момент, чтобы поговорить без лишних свидетелей. Через некоторое время такой случай представился. Толстяк, видимо, много съел и выпил накануне, поэтому, что вполне естественно, почувствовал желание облегчиться. Он оставил базарную площадь и, сопровождаемый своими охранниками, направился к неприметному строению в конце проулка.

Конан подождал, пока незнакомец пересечет открытое место, и, когда тот затворил за собой дверь в заведеньице, оглядевшись вокруг — не следит ли за ним еще кто-нибудь, — ловко перемахнул через ближайшую изгородь и попал в чей-то двор, который простирался вдоль проулка. Двор, слава богам, оказался пуст. Достигнув дальнего угла, он подтянулся на руках и выглянул в проулок. Стражники стояли перед входом, охраняя покой своего хозяина. Когда киммериец, с быстротой молнии одолев ограду, очутился перед ними, те от неожиданности даже не успели раскрыть рта. Конан не стал дожидаться, когда они придут в себя. Схватив за шеи, он со страшной силой стукнул их лбами и отбросил в стороны, как мешки с тряпьем, — больше охранниками им уже не служить, да и вообще, пожалуй, никем больше.

Киммериец нажал на дощатую дверь, хлипкий запор отлетел, и перед едва успевшим спустить штаны толстяком возник тот, о ком он расспрашивал второй день всех и вся.

— Не ожидал? — вкрадчиво спросил оцепеневшего от страха толстяка варвар, закрывая за собой дверь. — Ты что-то хотел разнюхать обо мне, вонючий шакал? Так спрашивай.

От ужаса его собеседник мог только нечленораздельно мычать.

— Говори, подлец! — Конан, схватив его за воротник рубахи, несколько раз двинул головой об стену. — Что тебе надо и кто тебя послал? Клянусь Белом, я утоплю тебя сейчас в этом дерьме!

— Пощади! — обрел наконец дар речи толстяк, безуспешно пытаясь поддержать сползающие штаны. — Я тебе все скажу…

— Ну! — рыкнул на него Конан.

— Это не я, это мой хозяин, — заскулил толстяк, — он велел… он велел…

— Говори же, ублюдок! И покороче, мне некогда возиться с тобой. — Варвар сжал ему горло так, что тот захрипел.

Конан отпустил его шею, толстяк пришел в себя и, дробно стуча зубами, продолжал:

— Я Эугеш… упра… управля… ющий Лиаренуса. Мой господин, знаменитый маг, велел все узнать про тебя. Где ты живешь, что де… дела… дела…

Варвар тряхнул его еще разок.

— Зачем это ему нужно?

— Он… он не сказал. Он только велел узнать…

— Где он сейчас? — продолжил свой допрос Конан.

— Мне нельзя этого говорить, иначе он меня накажет, — заскулил Эугеш.

— Ну ты и болван, — варвар схватил толстяказа ноги, перевернул его и сунул головой в отверстие выгребной ямы, — если не хочешь плавать там, говори!

— Ой, не надо! — заверещал Эугеш. — Скажу, скажу, только отпусти!

Киммериец вытащил толстяка, но уже без свалившегося в выгребную яму синего тюрбана. Его лысина блестела в лучах пробивавшегося сквозь щели стен солнца, щекастая рожа покраснела от прилива крови.

— Мой господин в своем поместье, — отдышавшись, сказал Эугеш.

— Где это? — Варвар уже начинал терять терпение.

— В двух днях пути отсюда, на… на… севере, у Кезанкийских гор.

— Проведешь меня туда?

— Нет, нет, хозяин превратит меня в растение, и тебя тоже, — проговорил Эугеш. Лицо его было искажено неподдельным ужасом, голова тряслась, губы побелели.

— Тогда боги простят меня, — решил Конан, смыкая свои стальные пальцы на горле бывшего управляющего Лиаренуса, — твоя служба закончилась, лысый дурак.

Швырнув бездыханное тело рядом с выгребной ямой, киммериец выглянул наружу и, увидев, что происшествие не привлекло зрителей, поспешил на базарную площадь. Там Конан свистнул водоноса и, выпив кружку прохладной воды, продолжил свой путь к таверне Абулетеса.

* * *

Когда Конан вошел в таверну, к нему подбежал мальчишка-подавальщик и, заговорщически подмигнув, шепнул:

— Тебя ждут.

«Кому я еще понадобился?» — пожал плечами киммериец, но пересек зал и осторожно отворил дверь, ведущую во внутренний дворик. Он увидел худощавого старикашку в красном камзоле, в котором узнал Гисана, главного подручного чернобородого советника.

«Ну, нет! Больше меня в этот дворец не заманишь», — ухмыльнувшись, он шагнул на мощеный камнем дворик.

— Привет тебе, киммериец! — Старикашка приподнялся с дивана и знаком предложил Конану сесть рядом.

У варвара не было никаких предубеждений против этого Гисана: хоть он и не питал доверия ни к одному из людей советника, но все-таки помощь старикашки в свое время оказалась ему весьма полезной. Если бы не его сведения о дворце этого лекаря, то, может быть, Конан сейчас скучал на Серых Равнинах.

— Что еще тебе надо от меня, старая задница? — спросил Конан в ответ на приветствие, располагаясь на мягких подушках рядом с Гисаном.

— Хозяин хотел бы поговорить с тобой, — начал Гисан своим скрипучим голосом.

— Поговорили уже, — с ухмылкой перебил его варвар, — клянусь Белом, я больше не жажду попасть в этот дворец.

— Сейчас будет по-другому, — ответил старикашка, — господин разрешил тебе взять оружие, а если захочешь, то и двух-трех охранников.

— Ты что, спятил от жары, — захохотал Конан, — какие у меня охранники, да и разве они мне нужны?

— Есть дело, за которое тебе хорошо заплатят, — пытался продолжить Гисан.

— Ха-ха! Как в прошлый раз, наверное?

Оглушительный хохот варвара привлек внимание кого-то из челяди Абулетеса. Дверь во дворик отворилась и тут же захлопнулась, потому что Конан запустил в нее подвернувшимся под руку кубком. Шлепнувшись о дверь, серебряный кубок смялся в лепешку, оставив отметину на дубовой доске.

— Говоришь, охрана…

— Господин согласен заплатить тебе за старое дело серебром, две чаши, — старикашка остался невозмутим, — он уверен, что камень у мага, но раз ты не был у него еще…

Откуда ему было знать, что Конан уже пошарил у колдуна?

— Вот это другой разговор! — Варвар посмотрел на старикашку с некоторым интересом. «Ха! — подумал он, — не все знают твои хваленые соглядатаи!»

— Так вот, если не боишься, то господин приглашает тебя во дворец, — напомнил Гисан.

— Чтобы я испугался? — Варвар сжал кулаки. — Это не страх, просто-напросто неохота совать голову в петлю. Ты должен это понимать, старый шакал!

Конан хлопнул в ладоши, мальчишка с кувшином вина появился в дверях, выжидательно глядя на варвара.

— Неси, что стоишь? — рявкнул киммериец. — Давай, Гисан, пропустим по кружечке вина, — предложил он старикашке, — насухо нам договориться вряд ли удастся.

— Идет, — согласился Гисан.

Потягивая вино, варвар размышлял про себя:

«Какое же дело может предложить мне этот ублюдок? Опять задушить кого-нибудь — эти мне дворцовые дела… Правда, две чаши серебра — это уже что-то. Надо подумать. Эх, жалко нет Ловкача рядом, эта хитрая шельма очень бы мне сейчас пригодилась!»

Старикашка сидел молча, не торопя варвара, и маленькими глотками тянул красное аргосское — Абулетес не поскупился, выставил вино для почетных гостей.

— Вот что, — прервал молчание киммериец, — я, пожалуй, навещу твоего хозяина, но только деньги за старое пусть дает вперед.

— Они здесь, — коротко ответил старик.

Он пошарил за своей спиной и вытащил кожаный мешок средних размеров. Судя по тому, как Гисан поднял его и положил на столик, мешок был тяжелый. Развязав узел, старикашка начал высыпать на блюдо, стоявшее перед ним, новенькие, словно только что отчеканенные, серебряные монеты. Со звоном они рассыпались по блюду, постепенно заполняя его до краев.

— Ровно две чаши, можешь проверить, — гордо произнес Гисан, любуясь произведенным на киммерийца эффектом.

Конан и в самом деле был несколько удивлен. «Значит, я действительно очень нужен этому чернобородому», — подумал он.

— Хорошо, — сказал он вслух. — Я согласен. Говори, что нужно сделать.

— Сегодня вечером приходи во дворец, — ответил Гисан, — тебя будут ждать и проводят к господину.

— Только помни, что мой меч будет при мне, — отчеканил Конан, — и, клянусь Кромом, если что не так… в общем, сам понимаешь.

— Договорились, — кивнул Гисан. Необычно легко для своего возраста он поднялся с подушек, быстрыми шагами пересек двор и вышел через неприметную калитку в стене.

«Надо же, каков старикашка, — провожая его взглядом, подивился киммериец, — никогда не подумаешь, что ему уже много лет. Может быть, тоже колдун какой-нибудь? Сам Нергал не разберется с этим городом… Тьфу!»

Он посидел еще немного в одиночестве, допил вино, а потом поспешил к Шеламу. Столько новостей, что посоветоваться с понимающим человеком не помешает.

* * *

— Тебя нашел Малый? — спросил Ловкач, едва они обменялись приветствиями.

— Нашел, — ответил Конан.

— А толстяка ты видел? — продолжал допытываться Ши Шелам.

— В последний раз, — ухмыльнулся варвар.

— Что значит «в последний раз»? — переспросил его Ловкач. — Он куда-нибудь исчез? Ты что, говорил с ним?

— Угу… — промычал киммериец.

— Понимаешь, с ним надо поосторожнее, — начал объяснять ему Ловкач, — он раньше служил у лекаря нашего повелителя, а потом его переманил к себе Лиаренус.

— Как не помнить, — кивнул киммериец, — но я сам догадался об этом и обошелся с толстопузым ублюдком осторожно, никто ничего не видел.

— И что с ним сейчас?

— Ничего, валяется в городском сортире.

— А охрана?..

— Вместе с ним, клянусь Белом, — усмехнулся варвар.

— Ну вот, — всплеснул руками Ловкач, — надо было последить за ним, он бы и вывел напрямую к тем, кто тебя ищет. Кто знает, может быть, все это по приказу повелителя. Пронюхали, что лекарь — твоих рук дело…

— Не умею я разнюхивать, — вздохнул Конан, — это не по мне. Я свернул им шеи и теперь спокойно себя чувствую.

— Ну что теперь говорить, что сделано — не воротишь, — протянул Ши Шелам, — не переживай. Хотя если правитель повелит тебя найти, то в город тебе и носа нельзя будет сунуть — придется отсидеться здесь.

— Что будет дальше, там увидим, и не из таких передряг уносил ноги, благодарение Крому, — пожал плечами Конан. — Давай лучше поговорим. У меня к тебе дело есть.

Они присели на лавку, и киммериец рассказал Ловкачу о беседе с Гисаном.

— Да, кстати, — вспомнил он о серебре, — давай самую большую кружку.

Ловкач, пожав плечами — что еще взбрело на ум его приятелю? — пошарил в шкафу и дал киммерийцу старую щербатую посудину. Конан насыпал ее доверху монетами из мешка, который ему дал старикашка.

— Держи, это тебе, — передал он сосуд Ловкачу, — ты хорошо поработал на меня в эти дни.

— Так много? — удивился Шелам, принимая деньги.

— Бери, не стесняйся, — успокоил его киммериец, — не последний раз, клянусь богами. Всякая работа должна быть оплачена. Остальные деньги спрячь куда-нибудь, — продолжал он, протягивая Шеламу мешок, — не идти же мне во дворец с ними.

Конан, хоть и не был равнодушен к звону монет, как совершенно верно предположил советник, все же расставался с ними без особого сожаления. Деньги приходят, слава Митре, и уходят, считал он, а вот верных людей не так много, поэтому пусть эта хитрая заморийская шельма выпьет лишний кувшинчик вина, для него не жалко.

— Так что ты думаешь по этому поводу? — спросил он Ловкача.

— Понимаешь, если эти вельможные недоноски заплатили тебе столько монет, то вряд ли затем, чтобы потом убить или посадить в темницу. Скорее всего, у советника действительно есть к тебе важное дело. И еще я думаю, не связано ли между собой появление толстяка и приглашение во дворец? Ты же знаешь, чьим братом был лекарь, которого ты отправил прогуляться на Серые Равнины. Советник и Лиаренус всегда были врагами, об этом весь город знает.

— Тогда часть работы я уже сделал, клянусь рогами Нергала! — захохотал киммериец.

— Подожди веселиться, — покачал головой Шелам, — тут надо действовать очень осторожно. — Тебе посоветоваться бы с твоим другом Нинусом — он по этой части знает побольше моего.

— Его сейчас нет в Шадизаре, — ответил Конан. — Нергал его понес в Ларшу или куда-то еще в те края, не помню точно.

— Жаль! — протянул Шелам. — Но тебе мой совет: ничем не покажи, что ты знаешь что-то про Лиаренуса и тем более про его толстого соглядатая. Прикинься этаким рубакой, киммерийским ублюдком, — хихикнул он, — которого, кроме денег, не интересует ничего, а дальше соображай походу дела.

— Спасибо, заморийская задница, — пожал ему руку варвар, не обижаясь за ублюдка, — правду говорят, что дороже доброго совета ничего нет. Ну, мне пора. Увидимся!

Конан похлопал Шелама по плечу, отчего тот, как всегда, едва не сел на пол, поправил перевязь с мечом и вышел в пустынный проулок. Глаз Митры уже устало склонялся к горизонту, пора было идти к чернобородому.

Глава пятнадцатая

Старикашка не соврал, во дворце его ждали. С почестями, которые приятно удивили киммерийца, его проводили через знакомую прихожую, но не в подвал, как в прошлый раз, а по роскошной мраморной лестнице поднялись в еще более живописный зал с рядами колонн по стенам. Конан шел, напряженно ожидая какого-нибудь подвоха, но все было спокойно. Слуга, который проводил его, предложил присесть на мягкий диван на устланном ковром возвышении в конце зала и, почтительно поклонившись, вышел. Конан огляделся: столик с закусками ломился от яств, в стеклянных графинах мерцало янтарное вино.

«В прошлый раз принимали попроще. Ишь ты, какой стол накрыли!» — не без некоторого самодовольства решил про себя Конан

— Приветствую тебя, киммериец! — раздался знакомый голос.

Конан повернул голову, из боковой двери появился чернобородый советник в сопровождении пройдохи Гисана.

— Садись поудобнее, угощайся, разговор будет длинным, — предложил хозяин, в свою очередь удобно устраиваясь на подушках. — Расскажи нам, Гисан, что новенького в городе.

— Господин, купцы жалуются на то, что у них пропал караван — почти у самого города.

— Вот видишь, какие дела творятся? — обратился чернобородый к киммерийцу. — Ты не слышал об этом?

— Какое мне дело до караванов? — ответил Конан, управляясь с жареным фазаном. — У меня нет особых друзей среди торговцев…

Он решил, по совету Шелама, не говорить ничего лишнего, пусть лучше побольше ему расскажут.

«Но начало хорошее, — решил варвар про себя, — о толстяке не говорит, значит, скорее всего, его не правитель послал, иначе советнику было бы известно. Посмотрим, что будет дальше».

— Дело очень непростое, необычное, — продолжал чернобородый — караван исчез, не оставив никаких следов.

Киммериец скроил удивленную мину:

— Как это «не оставил следов», почтеннейший? Значит, ушел куда-нибудь в сторону, — предположил он, изображая наивное непонимание.

«Ну и хитрец этот варвар, — подумал в свою очередь советник, — откуда он знает про Лиаренуса?»

Конан брякнул первое, что ему пришло в голову, и, сам того не желая, подтвердил предположения советника о том, что караван исчез не без участия мага. В сторону от дороги уйти без следа можно было только на север, в направлении поместья Лиаренуса, на юге было много селений, и караван наверняка бы заметили.

«С ним надо держать ухо востро», — решил чернобородый.

— Гисан, принеси большое блюдо, — велел советник своему подручному.

Старикашка вышел из зала и через некоторое время вернулся, неся перед собой огромное блюдо. Подойдя к возвышению, он осторожно поставил его на ковер и с поклоном отошел.

Блюдо было необычное, киммериец так и впился в него глазами. На плоской поверхности были с большой тщательностью вылеплены горы, долины рек, стены городов и селений. Глина, из которой неведомый гончар сделал это чудо, была окрашена в разные цвета: горы — коричневым, леса и степи — зеленым, города — золотистым. Красноватыми линиями змеились дороги, даже купола храмов изобразил искусный мастер, покрыв их чешуйками золота, которые блестели и переливались в колеблющемся свете множества светильников.

— Такого тебе видеть не приходилось? — с некоторым торжеством спросил советник, наблюдая за изумлением варвара.

Конан только покачал головой.

— Что это?

— Не у каждого правителя есть такая вещь, — самодовольно заметил чернобородый. — Это наша Замора. Вот посмотри: Шадизар, Карпашские горы, Ларша, а это — Аренджун. Еще когда был жив мой отец, мир его праху, он собрал рассказы торговцев, караванщиков и воинов и приказал своим гончарам вылепить все эти горы, реки и города. Теперь я, как птица в полете, могу рассматривать Замору, да и не только, вот за Кезанкийскими горами кусочек Турана, вот граница с Коринфией, а на этой стороне северные земли Кофа.

Киммериец с восхищением рассматривал необыкновенное блюдо. Да, наверное, через эти вот горные хребты пробирался он из Бритунии на юг, по этим пескам подходил к Городу Негодяев — Шадизару. Он не мог оторвать глаз от дивной вещи. Как это могло прийти кому-то в голову — сделать такое чудо, без колдовства тут не обошлось!

К действительности его вернул голос хозяина:

— Но я позвал тебя не затем, чтобы удивить. Смотри внимательней, — он ткнул пальцем в стены города, — это, как я тебе говорил, Аренджун, а это, — он переставил палец чуть ближе к варвару, — Шадизар. Между ними два-три дня пути. Видишь селения, вот здесь, вот здесь, там?

Конан, следя за его рукой, уже начал соображать, к чему тот клонит.

— Брюхо Нергала, там же никто не живет! — воскликнул он.

— Правильно, — подтвердил чернобородый, — там нет ни сел, ни городов. Ты же говоришь, что караван свернул с пути. А куда ему идти? Там нет дорог, и через эти горы можно пробраться только пешком, путь в Коринфию вот здесь.

— Я сказал просто так, — усмехнулся в ответ варвар, — откуда мне знать, что и где у вас в Заморе находится, клянусь Белом!

— Так я тебе объясню, — важно продолжил свою речь советник, — вот здесь, в отрогах этих гор, поместье Горбуна Лиаренуса, помнишь, я тебе говорил про него?

— Помню, — равнодушно произнес киммериец. «Вот и дошли до главного», — подумал он про себя.

— Я говорил тебе, что перстень, который ты искал, находится у него. Ты так и не воспользовался моим советом? — спросил чернобородый, внимательно глядя на варвара.

«Так я тебе и скажу, вороний помет», — усмехнулся про себя Конан, а вслух, зевнув, произнес:

— Да как-то случая не было.

Он налил себе очередную чашу хорошего вина и осушил ее одним глотком. Гисан, который к столу приглашен не был, сглотнул слюну.

«Завидует мне, старая задница», — наливая еще, позлорадствовал про себя Конан.

— Слушай меня дальше, — продолжал советник, — кроме этого Лиаренуса, больше караван увести некому, а кроме тебя, никто не сможет разыскать его, так я думаю.

— Ты хочешь, уважаемый, чтобы я один пошел к этому Горбуну и привел обратно твой караван? — спросил Конан.

— Хотя мало найдется равных тебе, — польстил варвару советник, — но один ты не справишься. Я дам тебе пяток моих лучших воинов и проводника, чтобы привел вас на место.

— Отлично придумано! — согласился киммериец. — Но, клянусь Кромом, я не слышал еще предложений об оплате.

— За этим дело не станет! — уверил его советник. — Думаю, трех чаш серебра будет достаточно?

— Копыта Нергала! Плата неплохая! Но с каким товаром караван?

— Изюм, хлопок и…

— И ради такого дерьма ввязываться в это дело? — перебил его варвар.

— Ты дослушай, — укоризненно сказал чернобородый, — самый дорогой товар — это сорок невольниц из Стигии, — он причмокнул языком. — Молоденьких…

— Тогда другое дело! — усмехнулся киммериец. — Но награда должна быть побольше — скажем, пять чаш.

— Тебе не кажется, что это многовато? — недовольно поджал губы хозяин.

— Тогда ищи свой караван сам, а я не сумасшедший. Пойду, пожалуй… — Конан сделал вид, что приподнимается с подушек.

— Нет, нет! Не уходи! Я согласен! — поспешно сказал чернобородый.

«А чернобородый-то очень хочет, чтобы я столкнулся с Горбуном. Вот тебе, шелудивый пес, не обманешь, я сам тебя запихну в пасть колдуну!» — подумал Конан.

Конан развеселился от сознания своего успеха в беседе с таким искушенным противником, и его хохот был вполне искренним.

— Уговорил! — повторял он между взрывами смеха. — А если я немножко попользуюсь твоими невольницами? Ха-ха-ха!

— Но не заезди их слишком сильно! — засмеялся и советник. — Все-таки товар не должен быть испорчен!

«Вот сучье семя! — решил про себя Конан. — Нужен ему этот караван, как же! Потроха Нергала, тут дело пахнет куда большим!»

Расставались они по-приятельски: Конан, изображая опьянение, хлопал советника по плечу, тот морщился, но не противился столь фамильярному обращению, отчего у старикашки Гисана глаза полезли на лоб от удивления — такое по отношению к его господину не позволяли себе даже придворные! А от последних слов хозяина старика чуть было не хватил удар.

— Прикажи подать киммерийцу паланкин, — сказал чернобородый, — пусть отнесут его к Абулетесу. Завтра день трудный, ему надо хорошо отдохнуть.

«Осталось только, чтобы ты сам меня и отнес, чернобородый шакал, — усмехнулся про себя Конан, поудобнее устраиваясь на кожаных подушках носилок, — уж очень я тебе, видно, нужен!»

* * *

Слава Митре, Нину с вернулся в тот же вечер. Когда он постучался в дверь жилища Денияры, Конан уже доедал второго куренка, от нетерпения у него разыгрался нешуточный аппетит.

— Наконец-то, — воскликнул киммериец, увидев Нинуса, — я уж думал, что не встретимся!

— К чему такая мрачность? — усмехнулся Нинус.

Варвар, стараясь ничего не упустить, рассказал ему о событиях сегодняшнего дня.

— Туда ему и дорога, я встречал этого толстопузого барана. В свое время он был городским стражником, пока его не взял к себе лекарь, а уж потом, не знаю как, он перебрался к этому колдуну. Наверное, братья разыграли его в кости. Но в дело ты ввязался непростое, — Нинус подсел к столу. — Мы с Дениярой погадали, как сумели: книги предсказывают, что Лиаренус хочет тебя уничтожить. Твои предчувствия тебя не обманывают. Еще какой-то старичок тощенький маячит…

— Знаю, Гисан, шпион советника.

— Опасайся его, он может сильно навредить.

— Он? — переспросил Конан. — Да я его сверну в бараний рог, а он и не пикнет, старая задница!

— Может быть, может быть, — задумчиво повторил Нинус, — но все равно, будь повнимательнее.

Он помолчал немного и продолжал дальше:

— Из ваших с Мадиной видений со сборища духов мы поняли, что у этого горбатого шакала есть нечто пострашнее псов — какие-то непонятные существа. Даже твой меч не может причинить им особого вреда. Уязвимы у них разве что суставы: шея, локти, запястья, колени. Остальное крепкое, как кольчуга, поэтому запомни: только ударом в эти места их можно ранить или убить.

— Ничего себе! — пробормотал Конан. — Похоже, я действительно крепко влип. А сколько их, этих монстров?

— Несколько сотен, — ответил Нинус, — но книги подсказывают, что они будут крайне опасны только через семь дней, а до этого их мощь не так велика. Они пока как волки или собаки — почти ничего не умеют и неуправляемы, но сожрать могут, только кости захрустят. А через несколько дней они будут уже обученными воинами, и тогда даже сотня таких, как ты, вряд ли справитсяс этим войском.

— Откуда ты это узнал? — удивился Конан.

— Во-первых, из книги, да и Денияра помогла, а во-вторых, я зря, что ли, в Ларшу мотался? Ты забыл, что и моя голова тоже сосчитана этим Горбуном?

— Тогда дело советника подвернулось очень вовремя. Надо торопиться, — произнес Конан. — Завтра мне дают пять стражников под начало, Гисана в придачу — и выступаем.

— Что ж, пусть удача тебя не покинет, — напутствовал его Нинус.

Рано утром небольшой отряд из шести всадников покинул Шадизар. Советник не поскупился: кони под седоками были отличные, и еще каждый вел в поводу запасную лошадь. Правда, подумал про себя киммериец, стражники могли быть и получше, но уж какие есть — в Заморе народ был, по сравнению с варваром, мелкий.

«Посмотрим их в деле», — решил Конан и пришпорил лошадь. Путь был неблизкий: нужно было к концу дня достичь первого селения и там попытаться расспросить местных жителей. Чем Нергал не шутит, может быть, кто и вспомнит какие-нибудь подробности про исчезнувший караван.

Киммерийца беспокоил проводник. После того, что сказал Нинус, за старикашкой Гисаном требовался тщательный присмотр.

Конан впервые был в этих местах, поэтому с любопытством осматривал все вокруг. Плоская, обожженная солнцем степь, иногда большие пространства сплошь занимали голый камень и песок. Постепенно пустыня вытеснила степь, и кавалькада начала пересекать безбрежное море песка. Когда солнце поднялось высоко и стало совсем жарко, они достигли небольшого оазиса, где из-под камней с журчанием вытекал серебристый ручеек, наполнявший круглое озерцо, чуть больше по размерам, чем зал во дворце советника. Полянку покрывала сочная высокая трава, маленькая рощица невысоких, но крепких, с густой кроной деревьев приникла к берегу озерца.

Путники спешились, напоили лошадей и, растянувшись на траве под спасительным покровом листвы, решили переждать палящий полуденный зной и дальше отправиться чуть попозже, когда солнце начнет склоняться к горизонту. Гисан уверял, что еще до заката они достигнут селения. Пообедали отличным овечьим сыром, мясом и фруктами. За едой киммериец приглядывался к своим спутникам, время, проведенное в Городе Негодяев, приучило его к осторожности — случая со Слоном он не забыл. Кто знает, может быть, весь этот маскарад с вооруженным отрядом — только прикрытие, чтобы расправиться с ним без лишнего шума вдали от Шадизара? Он машинально поправил вышитую ленту, которую повязала ему в очередной раз Денияра — не стоит пренебрегать тем, что однажды уже помогло спасти жизнь.

Гисан не обманул — солнце еще не село, а маленький отряд уже въезжал в ворота караван-сарая, находившегося на окраине селения. Большинство каменных домиков с плоскими черепичными крышами ютилось вдоль русла почти обмелевшей к середине лета речки, некоторые жилища были построены на холмах. Караван-сарай окружала высокая стена, сложенная из крупных глыб местного темно-серого камня. На пыльном, вымощенном таким же камнем дворе остановились на ночлег сразу несколько караванов торговцев, путешествующих через пески и степи от города к городу. Под навесом меланхолично перетирали свою жвачку привязанные к обшарпанным деревянным шестам лошади, ишаки и верблюды, которых ничуть не беспокоил невероятный шум, повисший над площадью: крики торговцев и караванщиков, лай собак, блеяние овец, звон металла, раздававшийся из кузницы в дальнем углу двора, — их трудовой день закончился.

Путников встретил сам хозяин этого шумного пристанища; по тому, как он склонился перед Гисаном, киммериец понял, что этот старикашка здесь в почете. Слуги отвели лошадей в загон, а всадников с поклонами провели в зал и усадили за большой стол из кедровых досок, на котором уже стояли кувшины с вином, большие щербатые блюда с лепешками и глиняные, тоже повидавшие виды, кружки.

Помещение было просторным, стены сложены из каменных блоков, массивные бревна, выступавшие из стен, поддерживали высокий, закопченный от времени потолок. В углу, ближе к входу на кухню, располагался деревянный помост, на котором четверо музыкантов в ярких разноцветных одеждах уже пробовали свои инструменты. Девушки с подносами, уставленными кувшинами и блюдами, проворно порхали вдоль стоявших рядами столов, разнося пищу и грациозно увертываясь от рук посетителей, пытавшихся погладить, щипнуть, шлепнуть соблазнительно выступающие части их тел. Шум царил невообразимый, почище, чем во дворе: десятки людей гремели посудой, криками приветствовали знакомых, подзывали девушек, хохотали, бранились, стучали кулаками о столы, звенели монетами — все это гулким многократным эхом отражалось от каменных стен.

— Гисан, — шепнул киммериец на ухо старикашке, — ты ведь знаком с тем человеком, который нас встретил? Давай поговорим с ним, может быть, он что-то знает.,

— Айна, — подозвал старикашка одну из девушек, невысокого роста, хорошо сложенную, пышногрудую заморийку, — позови к нам Гуляма, надо поговорить.

Хозяин явился быстро, но ничего путного от него добиться было невозможно: все, как всегда, ничего необычного — пришли, поужинали, переночевали, назавтра отправились в путь; да, он помнит, двадцать туранцев, хорошие кони; да, погонщики с оружием; да, конечно, невольниц он тоже помнит — роскошные девки; расплатились золотыми — и ничего больше. Он говорил степенно, оглаживая пальцами роскошную бороду, но глаза его не смотрели на собеседников, а безостановочно перебегали с одного предмета на другой, как будто знал он что-то такое; вспоминать о чем ему не хотелось.

«Надо с ним поговорить наедине, — решил про себя варвар, — может быть, он вспомнит побольше, клянусь Белом».

Когда хозяин ушел, варвар ничего не сказал Гисану о своих подозрениях, и вся компания не спеша продолжила ужин. Вино было так себе, а вот баранина превосходная — хрустящая корочка и розоватое дымящееся мясо, источавшее пряный аромат, легко отстающее от костей, такую и у Абулетеса не всегда можно было получить! Стражники налегали на вино, лица их раскраснелись, они, перебивая друг друга, рассказывали истории, приключавшиеся с ними в их бурной жизни, смеялись, хлопали в ладоши.

Посетители таверны представляли собой на редкость разнообразное общество: здесь были и степенные купцы из Кофа и Офира, смуглые и худощавые заморийские погонщики верблюдов, и плотные, невысокие, с характерным разрезом глаз, черноволосые туранцы, и высокие, смуглые стигийцы — кого только не встретишь на перекрестке караванных путей! Многие, судя по их поведению, останавливались здесь не первый раз, им предназначались улыбки хорошеньких девушек, разносивших еду. Конан своей мощной фигурой и блеском синих глаз также вызвал их большое любопытство, и он не раз замечал обращенные к нему томный взгляд или лукавую улыбку красавиц, а иногда чувствовал как бы случайное прикосновение бедра или груди проходившей мимо девушки.

«Ну что ж, — думал он, останавливая свой взгляд то на одной, то на другой, — я не против. Кром, ночь, похоже, не будет скучной!»

Тем временем все посетители достигли того состояния, когда тело уже насытилось пищей и вином и натура требовала действия — то там, то здесь вспыхивали перебранки, кто-то уже тузил своего собутыльника, уже выхватывались ножи, но до больших драк с кровью — а дело это здесь, судя по всему, было обычное — пока не доходило. Сквозь шум и гвалт едва были слышны звуки флейты и зурны, музыканты исправно терзали свои инструменты, не заботясь, трогает ли кого-нибудь их искусство.

Шум усилился, когда на помосте появились танцовщицы. Толпа одобрительно загудела при виде четырех стройных стигиек, одетых в прозрачные шаровары из тончайшего шелка и короткие, чуть прикрывавшие груди, накидки. Их волосы, длинные и густые, не были прибраны и тяжелой волной ниспадали на плечи. Под заунывные звуки зурны девушки пошли цепочкой, высоко приподнимая колени и держа друг друга за распущенные волосы. Глухо забил барабан, и, повинуясь его ударам, они разъединились и закружились, легко переступая босыми ногами и откидываясь назад. Еще громче завыла зурна, флейта жалобным своим голосом присоединилась к ней, и, подняв руки, танцовщицы завращали бедрами, вызывая одобрительные выкрики увлеченных пляской зрителей.

Еще одна девушка выскочила на помост, все ее тело, от маленьких ступней до плеч, было закутано в пестрые одежды, как бы сшитые из длинных цветных лоскутков. Оказавшись в центре круга, она присоединилась к пляске своих подруг, которые, легко и грациозно изгибая свои тела, словно стебли лилий в потоке воды, касались ее кончиками пальцев, цветные ленты ее одеяния, словно бабочки, летали в воздухе, мягко опускаясь на помост. Девушка пыталась уклоняться, она прыгала и кружилась волчком, ныряла под руки, пытающиеся оторвать клочки ее одеяния, но тщетно: с каждым ударом барабана ее покров становился все скуднее, и наконец последний оглушительный удар, девушки в изнеможении упали на помост, выгнув свои гибкие тела, а она осталась совсем обнаженной, держа в руке последнюю узкую ленточку. Дикий рев толпы приветствовал ее, девушка, поклонившись, убежала за занавеску, и тотчас какой-то тучный купец, облизывая языком пересохшие губы, направился следом за ней.

Вид танцующих девушек напомнил Конану, как однажды Денияра спросила его:

— Мой тигр, какая из служанок нравится тебе больше других?

— Девушки все хороши, — дипломатично ответил Конан, не понимая, к чему клонит его подруга, — они все одинаково любезно относятся ко мне.

— Они все тебя хотят, — объяснила хозяйка, — и поскольку ты все равно когда-нибудь изменишь мне с одной из них, а скорее всего — и со всеми по очереди, то я решила, что мы вместе выберем, с кого тебе начать.

При этих словах Конан почувствовал себя не очень-то удобно. Одно дело, когда он сам решал, нужна ему женщина или нет, и совсем другое, если подруга по своей воле предлагала себе замену. Слегка смутившись, он попытался отшутиться:

— Зачем мне выбирать аметисты, если у меня в руках алмаз?

— Каждый камень по-своему прекрасен, а уж если говорить о женщинах, то все они такие разные, камням до них далеко! А я не хочу, мой юный лев, чтобы ты потом пожалел, что кого-нибудь пропустил.

Сказать по правде, Конан не раз ловил на себе взгляды этих чаровниц, да и его синие глаза тоже нередко останавливались на их прелестях. Что ж, стоит ли упускать случай, когда все само идет в руки да еще тебя и просят об этом! Он на мгновение задумался, как бы не решаясь назвать имя.

— А вот мы сейчас узнаем, — рассмеялась серебристым смехом Денияра. Она хлопнула в ладоши, и на ее зов вошла самая младшая из девушек, Мадина.

— Моя милая, — обратилась к ней хозяйка, — наш гость хотел бы взять тебя на сегодняшнюю ночь, но не решается сделать окончательный выбор. У него, наверное, имеются сомнения — сможешь ли ты усладить его должным образом. Покажи себя, чтобы проворный скакун не думал, что ему подкладывают хромую кобылицу, — со смешком закончила она свою речь.

Девушка зарделась от такого предложения и в смущении не решалась двинуться, застыв, словно изваяние.

— Ну же, не заставляй нас ждать, а не то я позову Замиру или Шаризу, они побойчее. Останешься последней, клянусь Светлооким, будешь жалеть потом, — усмехнулась Денияра. По всему было видно, что ей это доставляло явное удовольствие. Она наслаждалась девичьим смущением и искоса поглядывала на Конана, наблюдая, как все происходящее разжигает в нем новую, страсть. Будучи женщиной опытной в любовных усладах, она знала — то, что киммериец получит от этой девушки, потом трижды возвратится ей, когда они будут вместе.

— Любовь моя, пощади ее, видишь, она почти в обмороке, — пытался заступиться за Мадину киммериец.

— Она без чувств от желания, чтобы ты объездил ее хорошенько, — отпарировала хозяйка. Она подошла к служанке, которая от этих разговоров — и вообще от того, что происходило, — не могла пошевелить ни рукой, ни ногой, и принялась сама раздевать ее.

— Помоги мне, Конан, — поддразнила она варвара, — или ты не знаешь, как обращаться с девушками?

Киммериец не противился, и они вдвоем начали снимать покров за покровом с юной женщины, причем Денияра успевала нежно прикасаться к нему и дарить свои поцелуи. Этим она настолько распалила его, что, пожалуй, уже он сам был близок к обмороку.

Обнаженная, Мадина была еще красивее, чем в одежде, а этим может похвалиться далеко не всякая женщина. Она, в страшном смущении, опустив глаза, пыталась ладонями закрыть свое тело от обжигающих взглядов варвара.

— Придется позвать твоих подруг, что-то ты совсем застыла, — сказала безжалостная Денияра и хлопнула в ладоши.

Прибежавших женщин не надо было уговаривать долго, через мгновение они, как будто только и ждали этого, остались в одних ожерельях и кольцах.

— А теперь танцуйте, покажитесь нашему другу, пусть он посмотрит, умеете ли вы двигаться и нет ли у вас тайных изъянов, — приказала хозяйка. Затеянное представление продолжало доставлять ей огромное удовольствие.

Девушки легко двинулись по кругу, покачивая бедрами и поворачиваясь во все стороны, чтобы Конан мог рассмотреть их прелести. Такого варвар вынести уже не смог: он, как ястреб на стаю куропаток, бросился на них и, выхватив из круга Мадину, унес ее в свою спальню. Потом девушка проспала целые сутки. Так и продолжалось: Денияра, Мадина, Шариза, Замира, Денияра, Ма…

— Да, клянусь всеми богами, это жизнь! — Киммериец в своих сладостных воспоминаниях чуть было не забыл о том, где находится. Он оглядел своих спутников: поскольку выпито и съедено было много, стражники уже мычали что-то нечленораздельное, обняв друг друга за плечи и покачиваясь в такт ударам барабана. Только старикашка — вот Нергалово семя! — подумал про себя Конан — был свеж и сосредоточен, потягивая мелкими глотками кислое вино и исподлобья внимательно оглядывая все вокруг.

Конан потянулся, поправил свой меч и, поднявшись из-за стола, коротко бросил Гисану:

— Пойду подышу свежим воздухом.

* * *

Он вышел во двор, в лунном свете все было серовато-голубым, только металлические части повозок да сбруя лошадей серебристым блеском нарушали эту вечернюю монотонность. Отойдя несколько шагов от таверны, он чутким ухом различил какие-то вскрики и стоны в противоположном углу двора. Варвар направился на голоса и, подойдя ближе, увидел, как трое людей — один из которых, судя по болтавшемуся у пояса мечу, был стражником — избивают ногами человека в потрепанной одежде. Тот пытался закрыться от ударов, извиваясь в пыли и прикрывая голову руками.

— Дай ему еще! Будет знать, как воровать! — слышались возгласы.

— Отпустите! Я только хотел взять немного еды! Я не ел три дня! — отчаянно вскрикивал несчастный в промежутках между ударами.

Увлеченные своим делом, работники не заметили приближения киммерийца и на мгновение оцепенели от неожиданности, когда он обратился к ним:

— Оставьте его! Ну?! Хватит!

— Кто это там квакает? — не разобравшись в темноте, спросил стражник. — Иди по своей нужде, болван, пока тебе не выпустили кишки!

Конан такого обращения не терпел ни от кого, а стражников не любил со времен босоногого детства. Мгновением позже нахал познакомился с крепким кулаком киммерийца. Знакомство вряд ли можно было назвать для бедолаги приятным: с разбитым в кровь лицом, пролетев шагов пять по воздуху, он приземлился у стены и затих, не подавая признаков жизни. Двое других остановились и со страхом смотрели на варвара.

— В чем дело? — рыкнул он на ближайшего к нему.

— Хотел стащить лепешку! — объяснил тот.

Конан пошарил в кошельке, вытащил серебряную монету и дал слуге:

— Принеси кувшин воды и что-нибудь поесть. Да побыстрее, я ждать не привык.

Он наклонился над лежащим. По его исхудавшему лицу и разорванной одежде было видно, что он проделал нелегкий и долгий путь. Конан вспомнил, как ему самому дался переход из Бритунии в Шадизар, и пожалел беднягу.

— Говоришь, три дня не ел? Откуда ты такой?

Человек открыл было рот, чтобы ответить, но тут послышались стоны пришедшего в себя стражника. Он с трудом поднялся на ноги и машинально шарил рукой у пояса, пытаясь нащупать рукоятку меча.

— Ты что, ублюдок, совсем ума лишился? — Конан подошел к нему и, вырвав меч у него из ножен, забросил его на навес, под которым мирно стояли лошади. — Ступай отдохни!

Он врезал ему кулаком по челюсти, так что тот, перевернувшись в воздухе, затих — возможно навсегда.

Киммериец вернулся к бедолаге. Тот уже жадно вгрызался в лепешку и кусок мяса, что принес слуга.

«Ладно, поговорим потом», — решил Конан.

Он дал слугам по серебряной монете и отпустил их восвояси, предварительно заставив поклясться, что они будут молчать о происшедшем.

— А не то, — варвар показал им на стражника, — найду и сделаю то же самое с вами, крысиное племя!

Когда несчастный наконец доел все до последней крошки, он, шумно вздохнув, обратился к Конану:

— Спасибо тебе… Если бы не ты, они забили бы меня до смерти.

— Пустяки, — отмахнулся киммериец, — но ты что-то хотел рассказать?

— Вижу я, что ты человек хороший, другим я бы не сказал ничего…

Варвар видел, что человека что-то сильно гнетет и он хочет поведать об этом, чтобы легче стало на душе. А еще он чего-то смертельно боится…

— Не бойся, я не выдам тебя, — подбодрил Конан собеседника, решив, что это, по всей видимости, беглец из какой-нибудь темницы, коих в этом мире существует великое множество.

— Так вот, — начал незнакомец, — я сам из Офира и долгое время служил в гвардии, но, сам знаешь, какие там теперь дела. Сейчас на армию у тамошнего короля нет денег. Мне дали немного монет за службу и отпустили — иди, мол, куда глаза глядят, и делай, что хочешь. А куда мне идти? Кроме как воевать, я ничему другому с детства не обучен… Но на базаре в Ианте мне повстречался человек, с виду очень почтенный, седой… правда, горбун.

— Горбун? — насторожился Конан. — Ну давай рассказывай дальше.

— Да, горбун, — подтвердил собеседник. — Он предложил мне пойти к нему в пастухи. А что, говорил он, на коне ты ездить мастак, гоняй себе моих быков по пастбищу да смотри, чтоб волки не позарились, — вот и вся работа. Я подумал, подумал и согласился, Нергал мне в печень! Жизнь в этом поместье и вправду была неплохой. Кормили хорошо, девушек захочешь — вот они. Невольниц много, и такие хорошенькие, — незнакомец улыбнулся разбитыми губами и скривился от боли, — в общем, жаловаться было вроде не на что.

Однажды я пригнал быков в поместье, — продолжил он свой рассказ, — а скажу тебе, каждый день десять самых упитанных мы пригоняли на бойню, рядом как-то не оказалось нужного работника, и мне приказали помочь отвезти бадью с какой-то смесью к кормушке. Я и еще один парень привезли бадью к холму внутри каменной ограды, там было отверстие и деревянный желоб куда-то вниз. Он скомандовал, и мы стали ведрами черпать это пойло и сливать его на желоб. Я думал, там свиньи, и заглянул так просто, чтобы посмотреть. Что я увидел… — Офирца передернуло, как от озноба. — Там были какие-то существа, они по виду как дети, представляешь, такие упитанные, крепкие мальчики…

— Что я, детей не видел? — усмехнулся Конан.

— Но это были не дети, — еще раз поежился пастух, — ростом, наверное, где-то мне до пояса или чуть выше, там было темно, я не очень разглядел, и зеленого цвета, ну как жаба, что ли, и кожа как у змеи. Меня даже пот прошиб от страха. Я спрашиваю этого парня, а он смотрит на меня как идиот и не отвечает ничего. Потом, когда пойло все ушло вниз, он подзывает меня рукой: помоги, мол. Сам идет к заднему краю повозки, там под покрывалом что-то лежит.

Он откидывает покрывало — боги милосердные, там лежит девушка, молоденькая, я узнал ее, из наших наложниц. Все тело в синяках, в следах от каких-то когтей… она была неподвижна, но я видел, как поднимается и опускается в такт дыханию ее грудь. У меня чуть ноги не подкосились, когда он знаками показывает мне: бери ее за руки и давай тащи. Мы принесли тело к желобу, и он показывает: бросай туда. Мы бросили, тело заскользило вниз, я боялся смотреть, но слышал, как эти, зеленые, набросились на нее. Я много видел за свою жизнь, но этого не выдержал: меня вырвало, чуть в обморок не хлопнулся…

Не очень помню, как вернулись к воротам, как вышел за ограду и сел на коня. Немного очухался по дороге и потом решил, почему даже не знаю, попробовать не пить то зелье, которое нам давали каждый вечер…

— Что за зелье? — спросил варвар, напряженно слушавший пастуха.

— Нам каждый вечер давали по ложке какого-то отвара. Слуга этого горбуна заставлял пить его и следил, чтобы мы проглотили. Я один раз схитрил, сделал вид, что выпил, он и поверил. Утром все было нормально, только я вдруг подумал: а чего это я нахожусь здесь? На следующий вечер я притворился спящим, этот человек лентяй, гирканцы — они все такие, не стал меня будить. Когда я проснулся утром, то понял, что это колдовское варево нас как-то привязывало к этому месту, мы просто не понимали, что оттуда можно уйти. Я вскочил на коня и помчался на север, в горы, потому что знал, что там искать меня не будут. Потом коня отпустил и три дня шел по горам, сначала по лесу, а потом лес кончился, начались просто голые скалы. Вот сегодня вышел на это селение, весь путь не ел, попросил у них лепешку… Дальше ты видел.

— Ты не сказал имя своего хозяина.

— Лиаренус его зовут, чтоб его демоны сожрали!

— Можешь провести меня к этому поместью? — спросил варвар.

— Зачем тебе туда? — испуганно спросил пастух. — Хочешь попасть на зуб этим зеленым чудовищам?

— Ну, это мы еще посмотрим, — усмехнулся Конан. — Клянусь Кромом, скорее я скормлю им эту горбатую тварь!

— Ты прав, эта гнида должна понести свое наказание, — подумав, согласился беглец, — но мне нужно какое-нибудь оружие. Тогда ты сможешь положиться на Джилеса — так меня зовут.

— Это проще простого, — ответил Конан, — полезай на крышу и возьми меч того ублюдка, оружие ему, пожалуй, больше не понадобится.

Киммериец подсадил офирца наверх, и тот, пошарив по черепице, нащупал меч стражника. Спрыгнув на землю, пастух отстегнул у мертвеца ножны и повесил оружие себе на пояс.

— Ну вот, видишь, все в порядке, — сказал Конан. — Подожди здесь, пойду позабочусь о твоем ночлеге.

Когда варвар подошел к дверям таверны, он увидел, что одна из прислужниц стоит у входа и как будто ждет кого-то.

— Вот и ты, красавчик! — зашептала она, страстно прижимаясь к нему. — Куда же ты убежал от нас?

— Подожди, — оглядывая ее, ответил киммериец, — всему свое время. Скажи мне лучше, нет ли у тебя знакомых, у кого можно переночевать?

— Для тебя я все сделаю, — пропела девушка, — если ты, конечно, обещаешь прийти ко мне ночью. Вот это окно — мое. — Она указала пальцем на окно под самой крышей.

«Девчонка очень недурна, — подумал варвар, окинув ее взглядом, — клянусь Белом, ночь действительно не будет скучной».

— Я приду к тебе, — сказал он, — но только сначала устрой моего человека на ночлег.

Конан позвал Джилеса, дал ему горсть монет, чтобы расплатиться.

— Завтра утром приходи сюда, — напомнил он.


Глава шестнадцатая


— Ты такой хороший, такой сильный… — щебетала Айна

Конан, откинувшись на спину, думал о своем, не особенно прислушиваясь к воркованию лежавшей рядом девушки. Но что-то в ее словах насторожило его. Он рывком приподнялся на локте:

— Что ты сказала, какой лысый толстяк?

— Ты меня совсем не слушаешь, красавчик! — обиженно надула свои хорошенькие губки Айна. — Я говорила — жаль, что такие, как ты, редко бывают здесь, и что на прошлой седмице хозяин заставил меня пойти к слюнявому толстяку, который ушел с караваном невольниц, и что…

— Вот это мне как раз очень интересно, — обнял ее киммериец. — Расскажи мне про этого толстяка.

— Дался тебе этот лысый! Он вообще-то часто здесь бывает. В тот вечер он гулял в таверне с туранцами, которые охраняли караван, им подавал вино сам хозяин. А потом мне велели идти к нему, он был совсем пьян и заставлял меня делать всякие непотребные вещи, и еще…

— Нет, я ошибся, ничего интересного в этом нет, — перебил девушку Конан, закрывая ее рот поцелуем…

Когда, утомленная и счастливая, Айна уснула, киммериец быстро оделся и тихонько, чтобы не наделать шума, выскользнул за дверь. Крадучись, он спустился по лестнице во двор, выглянул наружу — проверить, где стража, и бесшумно прокрался вдоль стены к навесу, под которым мирно дремали лошади. Подтянувшись на руках, он одним движением очутился на крыше и через мгновение уже осматривал двор хозяйского дома, который был под ним, сразу за стеной караван-сарая.

Убедившись, что внизу никого нет, он спрыгнул вниз и подошел к дому. Окна были приоткрыты — ночь стояла жаркая и душная. Варвар обошел дом, внимательно прислушиваясь к звукам, доносившимся изнутри. Наконец он нашел окно, которое искал: судя по храпу, там спал тот, кто был ему нужен. Оконные проемы были забраны крепкими решетками, но Конана это не смутило: помянув разок Нергала, он своими могучими руками, как клещами, скрутил стальные прутья и перемахнул через подоконник.

— А… кто?.. — Спросонья хозяин не понял, в чем дело, а когда сообразил, было уже поздно: киммериец, зажав ему рот левой рукой, правой крепко держал его за горло.

— Закричишь — и это будет твоим последним звуком в жизни, — предупредил киммериец. — Ну-ка, пошевели мозгами и вспомни получше про караван и лысого.

— Я тебе все сказал вечером, — захрипел хозяин, — больше ничего не знаю.

— Слушай, ты, — Конан посильнее сдавил его горло, — чем ты поил туранцев?

Даже в темноте было заметно, как побелело лицо хозяина.

— Ну что, винодел, будешь говорить? Или, клянусь Митрой, я выжму из тебя сок, как из грозди винограда.

— Он… он велел мне… насыпать порошка.

— Кто — он? Этот толстопузый сын свиньи?

Хозяин еле дышал, он только закивал головой в ответ.

— А, чтоб тебя! — Узнав все, что ему было нужно, Конан резко повернул его голову назад, раздался резкий хруст, а киммериец, заботливо прикрыв тело шелковым покрывалом, покинул спальню.

Ранним утром истошный вопль всполошил весь караван-сарай. Айна вскочила с постели и бросилась к окну. Конан тоже проснулся.

— Что там стряслось, радость моя? — лениво спросил он.

— Какой-то переполох во дворе…

Киммериец подошел к окну и выглянул наружу. Он увидел во дворе нескольких человек, которые возбужденно переговаривались, помогая себе жестами. Среди них Конан заметил Гисана.

— Почему шум, старая лиса? — спросил он старикашку.

— Кто-то ночью свернул шею хозяину, — отозвался своим скрипучим голосом Гисан. — А ты ничего не слышал?

— Мне, знаешь ли, как-то не до того было, — сладко потянувшись, зевнул варвар. — Давай лучше собираться, путь предстоит неблизкий. Или тебе не терпится произнести прочувственную речь на похоронах?

Гисан махнул рукой и пошел в сарай будить стражников, предоставив остальным разбираться в происшедшем.

Когда Конан со спутниками выехали за ворота, Джилес уже поджидал их у обочины.

— Дай ему лошадь, — кивнул Конан одному из стражников, — он поедет с нами.

Старикашка подскакал к варвару и, перегнувшись в седле, начал что-то говорить ему на ухо.

— Твой хозяин платит мне за то, что я обещал сделать, — прервал его Конан, — а уж кого брать с собой, я решаю сам. Понял, старая задница?

Гисан недовольно покрутил головой.

— Тогда сам и делай свои дела, киммериец, я в этом участвовать не желаю!

Варвар положил ладонь на рукоять своего меча.

— А не пожалеешь ли ты потом об этом, паршивый ублюдок?

Старикашка в страхе отпрянул, но Конан, взяв себя в руки, решил не связываться сейчас с этим отродьем.

— Чтоб тебе Нергал оборвал уши и засунул в задницу, — рыкнул он на Гисана, — убирайтесь от сюда, пока я не передумал!

Старикашка остановил своих стражников, и они поспешно поскакали назад в селение. Конан с Джилесом остались одни.

* * *

Тропа, извиваясь между каменных россыпей, поднималась по холмам, и скоро за их склонами скрылись крыши селения и стены караван-сарая. Вдали вырастали четко выделявшиеся на светлом небе вершины Кезанкийских гор.

— Вон там, — указал рукой Джилес, — слева от хребта — видишь, полоска леса, — там поместье Горбуна. К вечеру мы должны достичь этого места.

Варвар молча кивнул. Он был несколько раздосадован столкновением с Гисаном. И вообще, какой демон заставил его вновь связаться с этим чернобородым и его швалью? Может быть, они просто хотят сунуть его в лапы Горбуна? Кто знает, а если это просто сговор между чернобородым и Лиаренусом, и в поместье уже ждут его появления? Во всяком случае, следует быть вдвойне осторожным.

Конан не ошибался. Как только они с Джилесом скрылись за поворотом, Гисан остановил своих спутников, направлявшихся к караван-сараю:

— Поворачивайте обратно, и быстро в поместье!

Он уже давно размышлял над тем, что, если приведет Конана к Горбуну, то Лиаренус непременно расправится не только с варваром, но и с ним самим. Советнику он, конечно, перечить не мог, но идти прямо в руки колдуна… это его тоже совершенно не устраивало! На эту киммерийскую собаку ему, разумеется, было плевать, а вот свою голову жаль. Да еще как! Утреннее происшествие пришлось весьма на руку Гисану. Пока этот киммериец карабкается по горам, он быстрее его доберется до поместья известными ему тропками и предупредит Лиаренуса. Правда, стражники будут свидетелями его предательства, но уж это можно будет как-нибудь устроить: с колдуном он договорится, а хозяину объяснит, что все они погибли вместе с варваром. Митра животворящий, хорошо надоумил, спасибо тебе! Старикашка повеселел, пришпорил своего гнедого рысака и махнул рукой, обращаясь к спутникам:

— Давай быстрее, а то к обеду не поспеем!

* * *

— Где носит Нергал этого похотливого ублюдка? — Горбун был вне себя от ярости, когда Чернявый Эугеш не вернулся ни вечером того дня, когда ему было приказано, ни на следующее утро. — Пьет, наверное, на мои деньги, помесь свиньи и шакала!

Колдуну некогда было ворошить волшебные книги, чтобы узнать что-нибудь о судьбе своего управляющего, сегодня предстояли дела поважнее этого: вчера под наблюдением Колченогого трое рабов истолкли в порошок половину растений с его Поляны, и сегодня он добавит этот порошок в пищу своим байрагам. Завтра, уже завтра, слава богам, он сможет повести свою армию на деревни и города, и зеленая лавина его умелых воинов затопит все пространство вокруг, и никто не сможет им противостоять!

Правда, его немного беспокоил этот гигант с черной гривой волос. Ничего, он сейчас выставит вокруг поместья посты, даром, что ли, вместе с невольницами Эугеш привел ему двадцать туранцев! Лиаренус трижды хлопнул в ладоши.

— Начальника стражи ко мне, живо! — скомандовал он мальчишке, который сломя голову бросился выполнять приказание господина.

— Как эти новенькие туранцы? — спросил он у невысокого, с глубоким шрамом на лице, эаморийца, командира своей стражи, когда тот, запыхавшись от быстрой ходьбы, появился в комнате.

— Хорошие, крепкие и умелые парни, — отвечал тот, — я уже разбил их на два отряда, как ты и приказал, господин!

— Хорошо, пошли один из них на дорогу в селение, а другой пусть встанет дозором у подножия гор, за пастбищем. В поместье никого не пропускать! Постой, — остановил он бросившегося выполнять приказ начальника стражи, — если вам попадется очень высокий черноволосый парень, не убивать, а связать покрепче и привезти сюда!

«Ну вот, — удовлетворенно вздохнул Горбун, — теперь можно и за дела приниматься, а этот щенок, если появится, будет моим».

Лиаренусу осталось выполнить самую малость, и его байраги будут полностью готовы к делу. Он не сомневался, что они сомнут и разорвут на части любое количество воинов, но ему еще необходимо было научить их не убивать, а брать в плен детей и женщин — иначе какой толк будет от его завоеваний, если не останется никого в живых! Ему нужны были рабы, много рабов!

Когда он появился на площадке перед отверстием в скале, через которое спускали корм байрагам, верный Карбан уже ждал его. На высоком помосте стояло кресло под балдахином, чтобы оттуда он мог со всеми удобствами наблюдать за действом.

Горбун, кряхтя, взобрался по лесенке на возвышение и скомандовал:

— Выпускай!

Двое невольников, которых Карбан взял в подручные, спустили длинную деревянную лестницу по желобу внутрь пещеры. Лиаренус поднес к губам свою дудочку и извлек из нее затейливую трель. Послышалось шлепанье множества ног, и через несколько мгновений один за другим на площадке появились двадцать мерзких темно-зеленых существ. Они выстроились в квадрат и затихли, ожидая новых приказов. Лиаренус вновь засвистел, только другим тоном, очень резким и визгливым. Байраги попадали на песок и забились в корчах, словно кто-то невидимый причинял им жуткую боль.

— Хорошо, — кивнул Карбану довольный Горбун, — они полностью подчиняются мне. — Лиаренус прекратил свист, и чудовища, поднявшись на ноги, вновь застыли в строю.

— Веди! — скомандовал он Карбану.

Колченогий махнул невольникам, те вышли за ограду и вернулись, но не одни: связанные веревкой, за ними понуро шли несколько невольниц. Увидев монстров, они подняли истошный крик, две девушки упали в обморок. Громилы-палачи привычно окатили их водой и, когда несчастные пришли в себя, развязали всем руки. Девушки, оцепенев от смертельного ужаса, сбились кучкой у каменной стены, закрыв лица руками.

— Начинай! — Горбун махнул рукой Карбану, а сам сыграл пару нот на своей дудке.

Подчиняясь мелодии колдуна, монстры рассыпались полукругом и стали внимательно наблюдать своими неподвижными, как у рыб, глазами за действиями подручных Колченогого. Те, выхватив из группы одну из девушек, повалили ее ничком на песок и, связав сзади руки, поставили лицом к стене.

Лиаренус свистнул в дудку, монстры бросились на девушек и повторили действия палачей. Сделав это, они опять выстроились полукругом. Колдун был вне себя от восторга.

— Ты видел, ты видел? — закричал он Колченогому. — Какие умники, ну до чего же сообразительны!

— Уведите девок! — приказал он громилам и, когда те удалились, ведя за собой дрожащих и всхлипывающих девушек, опять издал резкий высокий свист. Байраги бросились на землю в корчах, и Лиаренус свистел до тех пор, пока те не затихли, не подавая более признаков жизни.

— Жаль, конечно, — процедил он, — но что поделать. Карбан, — указал он на валяющиеся напеске зеленые тела, — этих в пойло, пусть послужат своим братьям! Девчонок оставьте здесь, они, наверное, не в себе от моих байрагов, как раз твоим недоумкам пригодятся! — залился дребезжащим смехом колдун. — А для остальных есть новенькие. Когда горбун вышел за ограду и уже садился в паланкин, к нему подъехал всадник. Спешившись, он отвесил ему низкий поклон.

— Хозяин, на дороге к селу мы задержали шесть человек. Старший сказал, что он хочет тебя видеть.

— Хорошо, где они?

— Их привели к твоему дому.

— Домой! — приказал Горбун.

Рабы подхватили носилки и рысцой побежали в направлении к господскому дому. У ворот Лиаренус вышел и направился к лежащим на земле связанным людям.

— Ба, старый знакомый! — всплеснул он руками, узнав в одном из них подручного чернобородого советника. — Что ты делаешь здесь, шадизарский доносчик? Приехал меня убить, тварь ползучая, сын свиньи и шакала?

— Лиаренус, я здесь, чтобы спасти тебя, клянусь богами! — Старикашка заерзал по земле, пытаясь высвободиться от пут. — Прикажи развязать меня, я тебе все расскажу…

— Ублюдок, у тебя же не язык завязан, — рассмеялся колдун. — Говори, я тебя слушаю.

— Я не могу говорить при всех, — умоляюще заскрипел Гисан, — развяжи меня, умоляю!

— Кто же нам может помешать? — продолжал издеваться над ним колдун. — Твоя охрана, что ли?

Старикашка закивал головой.

— Уберите их! — приказал Лиаренус.

Его охранники подскочили к связанным стражникам Гисана и ловкими заученными движениями острых кинжалов в мгновение ока перерезали им горло.

— Ну вот, теперь нам никто не мешает, не так ли?

У старикашки на мгновение пропал дар речи — он не рассчитывал ни на такую встречу, ни на столь решительные действия колдуна.

— Пощади меня! — взмолился Гисан, пытаясь отодвинуться от лужи крови, которая начала подтекать уже под его ноги. — Я тебе все расскажу!

— Ты и так расскажешь, — засмеялся Горбун, — у меня есть два мастера, у них ты не то что говорить — петь будешь. Отдайте его Карбану, пусть займется им, — приказал он охранникам.

Паланкин, плавно покачиваясь, проследовал в господский двор, а извивающийся под ударами стражников и вопящий от боли и ужаса Гисан — в другую сторону, в руки умелого Карбана. Старик понял, что совершил смертельную ошибку, и поэтому в его криках слышалась безысходная тоска.

Когда Лиаренус, плотно пообедав, спустился в подвал, все было кончено: окровавленный труп Гисана лежал на песке, палачи, с обычным для них дремотным выражением лица, сидели в углу, а Колченогий, вытирая руки о передник, рассматривал сапоги старикашки на предмет, не пригодятся ли они кому-нибудь еще.

— Чернобородый его не посылал, — сообщил он колдуну, — он сам решил предупредить тебя. Сюда едет могучий варвар, Конан из Киммерии. Советник послал его разыскать караван с невольницами, и сейчас он пробирается через горы к поместью. С ним еще один человек, по описаниям этого ублюдка — твой пастух Джилес. Покойник сказал, что варвар очень умелый и сильный воин и что в Шадизаре он наделал немало шума своими делами.

— Молодец! — похвалил его Лиаренус— Старика — в пойло байрагам. А варвар скоро наткнется на моих стражников, тогда тебе придется поработать еще разок. Пока же распорядись, чтобы отряд с дороги перебрался к горам, так легче будет схватить этих мерзавцев.

После этих слов в душе колдуна зародилось смутное сожаление. «Может быть, старикашку следовало оставить в живых?.. — пронеслось в его голове. — Работал бы на меня, у него это неплохо выходило… Хотя, конечно, зачем это мне? Через несколько дней все будут моими рабами, тогда даже мой друг Карбан больше мне не понадобится…»

Лиаренус прожил довольно длинную жизнь и считал себя человеком исключительного ума, но на этот раз самонадеянность подвела старого пакостника. Выслушай он Гисана сразу — и, скорее всего, смог бы схватить киммерийца с его спутником. Колдун и не подозревал, что варвар уже находится у стен его поместья. Даже магам не следует предаваться лени и беспечности.

Слава Митре, светочу мудрости, киммериец тоже успешно рассчитал свои действия. Когда Гисан и его спутники пропали из виду, Конан с Джилесом спустились с горной тропы на равнину и, пришпоривая своих коней, добрались до окрестностей поместья гораздо раньше старикашки. Остаток пути киммериец и пастух проделали по лесу так, чтобы подобраться незаметно к месту, где паслись стада Аиаренуса.

Отряд из туранских всадников они заметили, когда подошли к опушке леса — в открытой степи они были видны как на ладони. Эти места Джилес знал хорошо, здесь он провел целых полгода, гоняя стадо быков в поисках свежей травы. Варвару и пастуху не составило особого труда обойти отряд, выставленный Лиаренусом, по долине небольшой речушки, заросшей кустарником и тростником. Единственное, о чем сожалел Конан, так это о лошадях, которых пришлось оставить в лесу. «Ничего, — утешал он себя, — на обратный путь найдем каких-нибудь других кляч. Поместье богатое, придется Горбуну с нами поделиться».

В тот момент, когда Карбан выколачивал из Гисана последние слова признания, Конан и его спутник уже взбирались по склонам скал, которые окружали Поляну, так что высланный в подмогу отряд торопился напрасно, с таким же успехом можно было двигать туда целую армию: капкан захлопнулся впустую — дичь ускользнула. Солнце палило немилосердно, пот заливал глаза, но киммериец и пастух карабкались вверх, прижимаясь к нагретым камням, чтобы стражники, которые время от времени обходили это место, их не обнаружили. У самого гребня скалы они нашли небольшую расщелину в камнях, куда и заползли, чтобы спастись от жгучих лучей дневного светила. Пещерка была совсем крохотной, но все-таки позволила немного передохнуть. Утолив жажду теплой водой из фляжки Конана, они решили подождать до наступления сумерек и уже тогда приступить к действиям.

— Клянусь Кромом, половину дела мы сделали хорошо: вроде ни один шакал нас не заметил. А дальше поступим так, — решил киммериец. — Когда стемнеет, спустимся на эту полянку и попытаемся отыскать лаз, через который ты кормил монстров. Если Митра не оставит нас своей милостью, то успеем завалить его камнями, пусть эти чудища посидят взаперти — тогда они не смогут помочь твоему бывшему хозяину. Стражников у него не так много — во всяком случае, надеюсь, что ты не ошибся. Так что можно будет пробраться в дом Горбуна, только надо все сделать без малейшего шума.

— Как ты думаешь, а не предупредил ли мага этот старикашка?

— Вообще-то, от этого ублюдка всего можно ждать, — ответил киммериец, — потому мы так и спешили. Но если он это сделал, то проклянет момент, в который появился на этот свет.

Когда сумерки спустились на землю, киммериец осторожно выглянул из расщелины. Далеко в степи виднелись огоньки костров, разожженных дозорами.

— Смотри, — поманил Конан Джилеса, — эти придурки нас все-таки ждут. Ну что ж, боги им в помощь. Давай посмотри, что внизу за оградой.

Пастух осторожно прополз к гребню скалы и глянул вниз. Там было тихо, никакого движения — казалось, внутри ограды все вымерло.

— Вроде все спокойно, — шепотом сообщил он Конану.

Киммериец смотал с пояса веревку и закрепил ее конец в камнях; второй конец он завязал узлом и сбросил вниз, веревка прошуршала по скале, и глухой шлепок известил о том, что она достигла земли.

— Бел, заступник! — прошептал киммериец и начал спускаться вниз, держась за веревку и опираясь ногами о склон. Достигнув земли, он подергал веревку, и через некоторое время к нему присоединился Джилес. Луны в этот день не было, и только свет далеких звезд освещал варвара и пастуха, которые, как призраки, с трудом нащупывая в темноте путь, пересекли Поляну и, перебравшись через стену, очутились во внутреннем дворе. Вокруг них, едва различимые в ночной темноте, чернели стены Поляны и холм. Указав на него рукой, Джилес прошептал:

— Мне кажется, это где-то там.

— Да, без огня нам придется туго, — посетовал шепотом Конан. Он напряженно вглядывался в ночную мглу, ему показалось, что слева блеснул луч света.

— Тихо, — шепнул он своему спутнику, — видишь? Там кто-то есть.

— Вижу, — так же шепотом ответил Джилес.

Осторожно, стараясь ступать легко — так, чтобы не хрустнула какая-нибудь щепка или не зашуршал камень под ногой, они подошли к узкой полоске света, которая пробивалась из-за неплотно закрытой двери в каменной стене у подножия холма.

— Подземелье, — тихо проговорил Конан. — Ты знаешь, что там?

— Нет, — ответил Джилес, — я видел тогда эту дверь, но она была заперта.

Конан, двумя пальцами захватив кольцо, чуть-чуть пошевелил дверь — на этот раз она оказалась незапертой.

Выхватив меч, киммериец рывком распахнул дверь и ворвался в помещение. У длинного деревянного стола, заставленного кувшинами, чашами и прочей посудой, стоял спиной к нему, склонив голову, какой-то человек. Он был настолько поглощен своим занятием, что не сразу услышал скрип двери, а когда обернулся, варвар был уже рядом. Крик ужаса замер у него в горле, когда ori увидел Конана и вбежавшего следом за ним Джи-леса.

— Только пикни — и ты мертвец! — Варвар приставил острие меча к его груди. — Кто ты?

— Это Карбан, — ответил за того Джилес, — правая рука Лиаренуса.

— Ты здесь один? — спросил Конан.

Карбан судорожно закивал в ответ.

— Запри дверь, — велел Конан пастуху, — сейчас мы с этой правой рукой потолкуем.

Он острием меча подтолкнул икающего от страха Карбана к дальней стене. Тот, припадая на одну ногу, поспешно повиновался.

— Ну, сын ехидны, рассказывай, — обратился к нему Конан.

— Чт-т-то… что в-вы хотите?..

— Все, — усмехнулся киммериец. — Прежде всего хотим знать, где зеленые чудовища, как отсюда пройти к колдуну, где стоит стража и куда делся караван с невольницами. Давай по порядку, что знаешь. И учти: если у тебя есть намерение вякнуть погромче, лучше тебе сразу же помолиться богам, потому что больше ты в своей жизни уже не успеешь ничего.

Глядя на варвара снизу вверх полными ужаса глазами, Карбан послушно закивал. Вне всякого сомнения, свою угрозу этот гигант выполнит, не задумываясь.

Карбан начал говорить. Он рассказал им и о байрагах, и о том, как выйти за ограду, и о Поляне, и о многом другом — даже о чем его не спрашивали.

— Значит, старикашка хотел вас предупредить? И где он сейчас?

— Господин велел отдать его байрагам… на прокорм…

— Быстро здесь у вас, — похвалил его Конан. — А вот как насчет остальных твоих россказней? Допустим, ты не врешь, — почесал он затылок, — ну а как мне это проверить?

— Клянусь всеми богами, у меня и в мыслях не было обманывать. — Карбан умоляюще сложил на груди руки, преданно глядя на киммерийца.

— Что ж, — усмехнулся киммериец, — тогда бери факел, сейчас пойдем и проверим. Слова таких, как ты, не стоят и навозной лепешки, знаю я вас, шкуры продажные.

— Куда? — попятился Карбан.

— Подышать свежим воздухом, ублюдок, — процедил сквозь зубы киммериец, — а заодно покажешь байрагов.

— Дверь туда заперта, ключ у хозяина, — развел трясущимися руками Колченогий.

— Покажешь отверстие, куда сливают пищу. Ну, живо!

Конан захватил в горсть рубаху Карбана и слегка его тряхнул. Зубы Колченогого клацнули, и он уже без возражений провел киммерийца и Джилеса в дальний угол двора и указал на темную дыру.

— Это здесь…

— Джилес, посмотри-ка хорошенько, это то место? — спросил Конан.

— Дверь вроде та, но вот этой ограды я не помню…

— Ну что, Карбан, врешь, значит? — не предвещающим ничего доброго шепотом произнес киммериец.

— Нет, умоляю тебя, — схватил его за руку Колченогий, — стену построили только вчера, поверь мне, заклинаю!

Конан наклонился к отверстию, в нос ударил тошнотворный запах.

— Копыта Нергала, — зажал он нос, — вроде не врет, ублюдок. Присмотри за ним.

Киммериец подошел к ограде из камней, пощупал кладку рукой.

— Еще не затвердела как следует. Посвети мне, — попросил он Джилеса.

Выдернув бревно из помоста, с которого Лиаренус сегодня днем обучал своих байрагов, варвар подковырнул основание стены, надавил, могучие мускулы напряглись; еще усилие, и стена рухнула. Конан едва успел отскочить в сторону. Глыбы камня наглухо завалили лаз.

— Так будет спокойнее, — отряхивая ладони, сказал варвар и снова повернулся к Карбану: — Ладно, теперь пойдем к твоим рабам.

— Каким рабам? — испугался Карбан. — Здесь нет никого, кроме меня.

— Джилес, напомни ему, — попросил Конан, — у приятеля нашего память, наверное, отшибло.

— Несколько огромных тупых невольников живут где-то здесь, — сказал Джилес, — я их никогда не видел в самом поместье, только внутри ограды встречал.

— Я просто забыл, забыл, совсем забыл! — заверещал Карбан.

Конан без размаха, тыльной стороной ладони, отвесил ему зуботычину:

— Тихо, падаль, не шуми! Я ведь тебя предупреждал — не врать! Выбирай, или идем к твоим рабам, или я сейчас раскидаю камни и спущу тебя в эту щель.

По тому, как задрожал Колченогий, киммериец понял, что про байрагов тот, похоже, не соврал.

— Ну, ублюдок, давай шевели копытами! Показывай, где они.

Чтобы рабы не помешали, варвар завалил камнями и эту дверь.

— Пусть отдохнут как следует, завтра им работы уже не будет. А теперь вперед, к твоему господину, — ткнул он кулаком Карбана.

— Мы не сможем выйти за ограду, — понурил тот голову, — там стражники…

— Тоже мне, напугал! Веди к воротам, а когда окажемся рядом, то скроемся в тень. Правой руке наверняка откроют не глядя!

Все прошло благополучно: железный кулак Конана мгновенно вышиб дух из привратника, а остальных стражников, обходивших ограду, киммериец укладывал рядом с ним по мере их появления. Оттащив внутрь бесчувственные тела, киммериец с Джилесом закрыли ворота на замок, и вся компания, во главе с Карбаном, направилась к господскому дому. Колченогий трясся от ужаса, как овечий хвост, и еле переставлял ноги: то, как Конан поступил со стражниками, произвело на него неизгладимое впечатление.

Дом уже затих, только одно окно под самой крышей было освещено, да у ворот двое стражников резались в кости при свете факелов.

— Кто там? — встрепенулись они, услышав шаркающие шаги Карбана.

— Это я, — ответил Карбан, в спину которому упиралось острие меча киммерийца.

— Господин, доложить о тебе хозяину? — спросил один из охранников, взяв в руки факел и намереваясь проводить первого подручного Лиаренуса.

Свист клинка появившегося из тени Конана совпал с легким вскриком второго стражника, в горло которого вонзился нож Джилеса: похоже, военные навыки офирец утратить не успел. Киммериец отбросил ногой с дороги голову стражника и, вытащив из его холодеющих пальцев ключи, открыл ворота.

— Пойдем без доклада, — подтолкнул он Карбана.

Неожиданно для Колченогого Конан не направился к дверям, а, сжав левой рукой, как клещами, его шею, увлек за собой в сторону, вдоль стены дома. В три прыжка киммериец достиг ближайшего окна, Карбан волочился за ним, как тряпичная кукла.

— Ты знаешь расположение комнат, — шепот Конана словно удары кузнечного молота раздавался в голове совершенно ошалевшего от ужаса подручного Лиаренуса, — покажи, в какое окно можно влезть без особого шума.

— Вот… в это… здесь начинается лестница наверх, — хватая ртом воздух, просипел Колченогий.

Окна были забраны решетками, как принято в Заморе, но варвара это нимало не смутило: два мощных рывка, и железные прутья оказались у него в руках.

— Смотри за ним, — шепнул он Джилесу, а сам, подтянувшись на руках, влез на подоконник и осторожно встал на первую ступеньку лестницы.

В доме было подозрительно тихо, ни один звук не нарушал ночного безмолвия. Варвар медленно поднимался по лестнице наверх, пока не увидел узкую полоску света, которая пробивалась сквозь щель неплотно закрытой двери. Конан нащупал ручку и осторожно потянул дверь на себя. Внезапно сзади него вспыхнул яркий свет. Киммериец стремительно обернулся, хватаясь за рукоять своего меча.

Поздно!

Сверху на него упала сеть, которая, словно была живым существом, как щупальцами все туже и туже стягивала его руки, ноги, все тело, не давая повернуться. Конан напряг все мускулы, пытаясь противостоять ее упругим объятиям, но тщетно. Не прошло и нескольких мгновений, как он, спеленутый, словно кокон, уже висел под потолком, а снизу, в дверях, уперев руки в бока, стоял горбатый колдун и смеялся мерзким дробным хохотком:

— Ты можешь мне не поверить, но я несказанно рад познакомиться с тобой, киммерийский болван! Такие образцы мне будут нужны, очень нужны! Сильный, огромный! Хе-хе-хе, вот уж обрадуются мои байраги! До чего славный корм им достанется!

Загрузка...