Глава первая

Сегодня в 15.00 Люси и Пол были отправлены на элапсацию в 1948 год. Вернулись они в 19.00,угодив прямиком в розовый куст перед окном Зала Дракона.

На них были насквозь мокрые костюмы XVII века. Люси и Пол производили странное впечатление, говорили сбивчиво и невнятно. Поэтому я решил доложить обо всём лорду Монтроузу и Фальку де Виллеру, хотя молодые люди категорически возражали.

Разгадка оказалась вовсе не сложной: лорд Монтроуз вспомнил, что в 1948 году в саду проводился бал-маскарад, во время которого гости, а среди них были Люси и Пол, после нескольких бокалов вина очутились в бассейне с золотыми рыбками. Лорд Лукас взял на себя ответственность за случившееся и пообещал позаботиться о замене испорченных экземпляров роз «Фердинанд Пикард» и «Миссис Джон Лэнг». Люси и Пол получили серьёзное предупреждение, впредь им необходимо воздерживаться от употребления алкоголя независимо от времени и места.

Отчет: Дж. Маунтджой, адепт второго уровня.

– Позвольте, вы в Храме Господнем, а не в кино на местах для поцелуев!

Я в испуге распахнула глаза и отпрыгнула назад, ожидая увидеть старомодного священника в развевающейся рясе и со скорченной физиономией, который поспешил бы тут же обрушить на нас покаянную молитву. Но помешал нам вовсе не священник. Это был даже не человек. А всего лишь маленькая фигурка, украшающая свод церкви. Сейчас она присела на скамью прямо возле наглей исповедальни и смотрела на меня так же смущенно, как и я на неё.

Хотя это было практически невозможно. Потому что моё состояние не вкладывалось в одно лишь понятие «смущение». Оно больше смахивало на полную потерю чувств и речи.

А началось всё с поцелуя.

Гидеон де Виллер – поцеловал – меня – Гвендолин Шеферд.

Конечно, можно было бы задаться вопросом – почему он решил поцеловать меня именно здесь и сейчас: на скамье, в церковной исповедальне, где-то в году 1912-ом. Зачем ему это понадобилось, сразу после такого невероятного побега, который мы только что совершили, побега, которому мешало, казалось, абсолютно всё, а особенно – моё новое облегающее платье до пят со смешным матросским воротничком.

Можно было бы, наверное, тут же провести глубокий анализ происходящего: сравнить этот поцелуй с другими, случившимися до него в моей жизни, и найти причину, почему Гидеон так хорошо целуется.

Можно было бы так же поразмыслить над тем, что Гидеону пришлось просунуть голову и руки в окошко исповедальни, а целоваться в таком положении не очень-то удобно. Я уже устала удивляться, так много мне пришлось пережить за последние три дня, когда стало известно, что именно я унаследовала фамильный ген путешественника во времени.

На самом же деле, голова моя была совершенно пуста, ни единой мысли в ней не задерживалось, кроме как, может быть: «О-о-о… и м-м-м-м… и ещё». По этой причине я не сразу почувствовала знакомую тошноту. И вот только что фигурка с церковного фасада, скрестив руки на груди, пронзала меня испепеляющим взглядом, а завеса исповедальни была темно-зелёной, и вдруг превратилась в противно-коричневую. Тогда до меня дошло – мы снова в настоящем времени.

– Ужас! – Гидеон втянул голову и руки обратно на свою сторону исповедальни и почесал затылок.

Ужас? Я вмиг свалилась с небес на землю и забыла обо всех говорящих фигурках.

– А мне показалось, не так уж и плохо, – пробормотала я, стараясь придать голосу как можно более будничный тон.

К несчастью, у меня так перехватило дыхание, что желаемого эффекта мои слова явно не произвели. Я не решалась заглянуть Гидеону в глаза, вместо этого я всё ещё пялилась на синтетическую занавеску, которая скрывала кабину исповедальни.

О Боже! Я перепрыгнула почти на сто лет вперед, не моргнув и глазом, а все потому, что этот поцелуй так сильно, так совершенно… потряс меня. То есть, сначала этот парень попрекает меня направо и налево, потом приходится спасаться бегством от каких-то типов с пистолетами, а потом, вдруг, совершенно неожиданно, он заявляет, что я – особенная, и целует меня. Да, и как целует!

Я сразу позавидовала всем девчонкам, у которых он этому учился.

– Кажется, кроме нас здесь никого нет, – Гидеон выскочил из исповедальни и направился к выходу. – Так, всё в порядке, мы сядем на автобус и вернёмся обратно в Темпл. Поторопись, они нас уже заждались.

Я не могла сдвинуться с места и только смотрела на него, не понимая смысла его слов. То есть, он вот так прямо хочет без лишних объяснений вернуться к повседневным делам?

Неплохо было бы обсудить некоторые вещи, после того как с кем-то поцелуешься, а? (Лучше бы, конечно, сделать это перед тем, как лезть целоваться, но, что уж там, теперь уже слишком поздно.) Что это вообще такое было? Что-то вроде объяснения в любви? Может, мы теперь даже встречаемся? Или мы просто так, убили время, потому что не знали, чем себя занять?

– В таком виде я в автобус не сяду, – заявила я и постаралась придать своему голосу уверенный тон.

Ни за что на свете я бы не произнесла вслух ни один из вопросов, которые роились в моей голове.

Моё платье было снежно-белого цвета с небесно-голубыми оборками на талии и вокруг шеи. В 1912-ом, наверное, такой наряд считался последним писком моды, но для проезда в общественном транспорте в двадцать первом веке он не подходил совершенно.

– Мы возьмём такси.

Гидеон обернулся, но не нашёлся, что возразить. В своём наряде – сюртуке и брюках с наглаженными складками – он, кажется, ни капельки не смущаясь, прокатился бы в любом автобусе. Выглядел он, кстати, действительно неотразимо. Особенно сейчас, когда его волосы не были тщательно зализаны, они растрепались и небрежно спадали ему на лицо.

Я вышла к нему на середину церкви и поёжилась. Здесь было ужас как холодно. Хотя, может, всё дело в том, что последние три дня мне никак не удавалось нормально выспаться? Или, скорее, причина в том, что сейчас произошло между мной и Гидеоном?

За последнее время мой организм выработал больше адреналина, чем за все предыдущие шестнадцать лет. Столько всего случилось, а времени, чтобы обдумать эти события, было так мало. Моя голова, казалось, вот-вот лопнет от переизбытка чувств и фактов. Если бы я была героиней какого-нибудь комикса, надо мной бы сейчас вместо слов висел огромный знак вопроса.

И парочка черепов.

Я сделала ещё несколько шагов вперёд. Ладно, если Гидеон так хочет вернуться к повседневной суете – пожалуйста, сколько угодно.

– Пойдём же, – сказала я нетерпеливо, – мне холодно.

Я хотела проскочить мимо него, но Гидеон крепко схватил меня за руку.

– Послушай, насчёт… только что… – он замолчал, выдерживал паузу, наверное, в надежде, что я его перебью и дополню.

Разумеется, я этого не сделала. Очень уж мне хотелось послушать, что он скажет. К тому же, как только мы снова оказались близко друг к другу, у меня перехватило дыхание, и я бы всё равно не смогла вымолвить ни словечка.

– Этот поцелуй… мне так… – снова обрывки фразы. Мысленно я тут же продолжила его слова:

Мне так жаль…

Да ладно, всё понятно. Но зачем тогда было делать это, скажи на милость? Это как если поджечь занавеску, прятаться за ней и удивляться, отчего это весь дом в огне (м-да, не совсем удачное сравнение). Мне ничуточки не хотелось помочь ему договорить предложение до конца, я смерила Гидеона холодным выжидающим взглядом. То есть, я попыталась посмотреть на него холодным выжидающим взглядом, но на самом деле, в моих глазах наверняка сквозило что-то вроде: «я маленький оленёнок, пожалуйста, не стреляйте». Я ничего не могла с собой поделать. Нижняя губа начинала предательски подрагивать.

Я совсем не это имел в виду… – давай же, скажи это!

Но Гидеон молчал. Вместо этого он вытащил шпильку из моих спутанных волос (наверное, моя суперсложная закрученная и подобранная причёска за последние полчаса превратилась в гнездо для парочки птиц), взял одну прядь и намотал её себе на палец. Другой рукой он гладил меня по лицу. Затем Гидеон наклонился и поцеловал меня ещё раз. Новый поцелуй был невероятно мягким и осторожным. Я закрыла глаза – и вот это случилось со мной снова: мозг снова отключился без малейшего предупреждения. (Он наотрез отказывался работать, выдавая только «О-о-о, м-м-м и ещё»). Но всё это длилось секунд десять, не больше, потому что вдруг снова раздался недовольный голос:

– Опять безобразничаете?

От испуга я легонько толкнула Гидеона в грудь локтем и уставилась прямо в глаза маленькой деревянной фигурке, которая как раз спускалась с галереи, под которой мы стояли. Если быть точной, это была не просто фигурка, а маленькое привидение.

Гидеон отпустил мои волосы и состроил безразличную мину. О Боже! Хорошенькое же мнение у него теперь обо мне сложится! О чём он думает? Я заглянула в его зелёные глаза в поисках ответа, но они были бесстрастны, в них сквозила лёгкая отчуждённость.

– Мне… мне показалось, что я услышала что-то подозрительное, – пробормотала я.

– Ладно, – сказал он, немного растягивая букву «а», но, в общем, тон его был вполне благодушным.

– Ты услышала меня, – сказало привидение. – Ты услышала меня!

Ростом это привиденьице было не больше кошки, мордочка его, кстати, тоже напоминала кошачью: большие острые уши, как у рыси, и два скруглённых рога поближе к макушке, а кроме того, маленькие крылышки на спине и длинный хвост, покрытый чешуёй, который заканчивался кокетливым треугольничком. Сейчас этот хвост нетерпеливо постукивал по полу.

– Ты даже видишь меня!

Я не ответила.

– Тогда нам действительно стоит поторопиться, – сказал Гидеон.

– У тебя получается видеть и слышать меня! – восхищённо выкрикнуло привидение. Оно свалилось с галереи прямо на скамью и от избытка чувств то спрыгивало с неё, то залезало обратно. Говорило оно как простуженный осипший ребёнок.

– Я точно знаю!

Только бы не выдать себя, а иначе мне от него никогда не избавиться. Поэтому, пока мы с Гидеоном шли к выходу, я с преувеличенным вниманием разглядывала одну скамью за другой. Гидеон распахнул передо мной ворота.

– Спасибо, очень мило с твоей стороны! – сказало привидение и тоже проковыляло наружу.

На улице я инстинктивно зажмурилась. Но солнце уже зашло, хотя мне показалось, что было ещё не очень поздно.

– Ну, ты у меня получишь! – выкрикнуло привидение и дёрнуло меня за подол платья. – Давай поговорим, пожалуйста! Эй, поосторожней, ты наступила мне на ногу… и не делай вид, будто ты меня не видишь. Я же знаю, что видишь, – от возбуждения из его рта выплеснулось немножко воды, и под моими сапожками образовалась маленькая лужица.

– Ой, прости, такое со мной случается только в чрезвычайных случаях.

Я обвела взглядом церковь. Кажется, это была базилика Викторианской эпохи с пёстрыми мозаиками на окнах и двумя колоннами, украшенными изящной лепниной. Стены церкви были сложены из слоев жжёного кирпича, отделанного нежно-бежевой штукатуркой, которая образовывала весёлый полосатый орнамент. Но сколько я ни вглядывалась, мне не попалось больше ни одной фигурки. Ну почему это привидение оказалось таким приставучим!

– Вот я где! – крикнула фигурка и вскарабкалась на стену прямо перед моим носом. Лазала она быстро и ловко, прямо как ящерица. Так хорошо карабкаться по стенам умели не все привидения. На секунду я задержала взгляд на кирпиче возле его головы, а потом отвернулась.

Привидение, казалось, немного усомнилось в моих способностях.

– Ну, пожалуйста, – сказало оно. – Мне бы так хотелось поболтать с кем-нибудь кроме духа сэра Артура Конан Дойла.

Ох и хитрюга. Но меня так просто не провести. На самом деле, его было очень жалко, несчастное маленькое привидение, ему ведь так одиноко. Но я убедилась на собственном опыте, какими назойливыми бывают эти создания. Кроме того, оно помешало нам целоваться, и теперь Гидеон, наверное, считает меня пугливой коровой.

– Ну, пожалуйста, пожалуйста, пожа-а-а-а-луйста-а-а!!!! – канючило привидение.

Я не обращала на него ни малейшего внимания. Вот свалилось тут на мою голову, у меня и без него проблем хватает!

Гидеон вышел на проезжую часть и поднял руку, останавливая такси. Конечно, к нам сразу же подъехала машина. У некоторых людей это здорово получается, они прямо как магниты. Может, срабатывает какая-то естественная уверенность в своих силах. Таким магнитом, например, обладает моя бабушка, леди Ариста.

Стоит ей только остановиться у дороги и окинуть машины строгим взглядом, как тут же пустое такси тормозит перед ней на полном ходу.

– Гвендолин, ты идёшь?

– Ты же не сделаешь этого, не укатишь прочь, так и не сказав мне ни словечка, правда?

Хриплый детский голосок звучал так, будто привидение вот-вот расплачется. Этот голос разрывал мне сердце.

– Ведь мы только-только нашли друг друга.

Если бы мы остались с наедине, я бы, наверное, поддалась соблазну и заговорила с ним. Несмотря на острые клыки и когтистые лапы, вид у него был очень даже миленький. Наверное, ему ужас как одиноко. (Духу сэра Артура Конан Дойла уж точно есть чем заняться, кроме как беседовать с этим крошкой. Что он вообще забыл в Лондоне?) Но в наше время, если ты вдруг начинаешь общаться с привидением в присутствии посторонних, люди в лучшем случае считают тебя лгуньей и притворщицей, а в худшем, что, увы, случается чаще всего, они просто уверены в твоём сумасшествии. Мне не хотелось рисковать расположением Гидеона. Кроме того, последняя фигурка, с которой я общалась, оказалась такой приставучей, что мне едва удавалось в одиночестве проскользнуть в туалет.

Поэтому я с безразличным выражением лица залезла в такси и всё время глядела только прямо перед собой. Гидеон высунулся наружу. Таксист рассматривал наши костюмы в зеркале заднего вида, но хранил молчание. Я была ему за это несказанно благодарна.

– Сейчас почти половина седьмого, – сказал мне Гидеон, очевидно, стараясь завязать непринуждённую беседу. – Неудивительно, что я умираю с голоду.

После его слов я вдруг почувствовала, что мне тоже дико хочется есть. Утренний бутерброд я лишь чуть-чуть надкусила и тут же сбежала из-за стола – такое ужасное там царило настроение, а еда в школьной столовой, как всегда, была несъедобно-противной. Я с тоской вспомнила о хлебцах и тостах дома у леди Тилни. Их нам, к сожалению, так и не довелось попробовать.

Леди Тилни! Тут мне пришло в голову, что нам с Гидеоном стоило бы обсудить это приключение в 1912-ом году. Происходящее совершенно вышло из-под контроля, понятия не имею, чего себе надумали эти хранители, ведь у них нет ни малейшего чувства юмора относительно всего того, что касается путешествий во времени. Нам с Гидеоном дали задание отправиться в 1912-ый год и внести леди Тилни в хронограф (зачем понадобилась такая процедура, я, кстати говоря, до сих пор не поняла, но наверняка это дело чрезвычайной важности: речь идёт о спасении человечества, никак не меньше). Но мы не смогли выполнить это задание, потому что в доме леди Тилни неожиданно появились мои кузены Люси и Пол – отрицательные герои нашей истории. По крайней мере, в этом убеждена семья Гидеона, да и он сам. Согласно их версии, Люси и Пол украли второй хронограф и с его помощью перенеслись в прошлое. С тех пор, как это случилось, прошло много лет, они исчезли совершенно бесследно – и вдруг появились в гостях у леди Тилни, переполошив при этом всех присутствующих. Не помню, когда именно в ход пошло оружие, от страха в голове у меня всё перемешалось, но у меня перед глазами до сих пор стоял Гидеон с пистолетом у самого виска Люси. А ведь брать с собой пистолет из нашего времени, вообще-то, строго-настрого запрещалось. (Равно как и нельзя было взять с собой мобильный телефон, а жаль, ведь телефоном-то, по крайней мере, никого не застрелишь!) Затем нам удалось сбежать и укрыться в церкви. Но всё это время я не могла отделаться от мысли, что история с Люси и Полом не настолько однозначна, как представлял её нам господин де Виллер.

– Что будем говорить насчёт леди Тилни? – спросила я.

– М-да, – Гидеон устало почесал затылок. – Нам нет нужды врать и оправдываться, ты не думай, но было бы разумно опустить в нашем рассказе несколько фактов. Давай лучше я сам расскажу им, как было дело.

Ну вот, к Гидеону снова вернулся такой до боли знакомый командный тон.

– Ну да, конечно, – сказала я. – Я буду только кивать головой и держать рот на замке, как и положено приличной девочке.

Сама того не желая, я скрестила на груди руки.

Ну почему Гидеон всегда себя так ведёт? Неужели трудно побыть нормальным, хотя бы разок?

Сначала целуется (притом несколько раз!), а потом вдруг снова превращается в Магистра Ложи Хранителей. Ну, куда это годится!

Мы развернулись в разные стороны и уставились в окошки, каждый со своей стороны.

Гидеон первым прервал молчание. Один-ноль, я веду!

– Ну что с тобой такое? Молчок как рыбка на крючок? – его голос звучал почти смущённо.

– Что-что?

– Так всегда говорила моя мама, когда я был маленьким. Если я сидел такой надутый, как ты сейчас.

– У тебя есть мама? – только когда я это произнесла, до меня дошло, насколько дурацким был мой вопрос.

О Боже!

Гидеон поднял брови.

– А ты как думала? – озорно спросил он. – Ты, небось, считала, что перед тобой андроид, которого из лампочек и гаек скрутили дядюшка Фальк и мистер Джордж?

– До такого бы я не додумалась. А детские фотографии у тебя есть?

Когда я попыталась представить себе Гидеона в ползунках, с толстыми щёчками и редкими волосиками, то не смогла сдержать улыбку.

– Где же твои мама и папа? Они тоже живут здесь, в Лондоне?

Гидеон отрицательно махнул головой.

– Мой отец умер, а мама живёт в Антибе, на юге Франции, – Гидеон плотно сжал губы, мне показалось, что сейчас он снова погрузится в молчание. Но он продолжил:

– Да, так она и живёт на юге Франции, с моим младшим братом и своим новым мужем, месье Бертеленом, который только и умеет, что твердить мне «Зови же меня теперь папулей!». Он управляет фирмой по производству мелких деталей из меди и платины. По всей видимости, дела его идут неплохо, свою расфуфыренную яхту он назвал «Мистер Твистер».

Я не знала, что ответить, мне вдруг стало очень не по себе. Такая искренность была совершенно не в духе Гидеона.

– Ой, но зато туда, наверное, так интересно приезжать на каникулы, правда?

– Конечно-конечно, – сказал он с ехидством. – Там ведь бассейн величиною в три теннисных корта, а на этой треклятой яхте умывальники из чистого золота.

– Мне всё-таки кажется, это поприятней, чем проводить каникулы в промозглом домишке в Пибли, – моя семья обычно на каникулы уезжала в Шотландию. – Если бы я была на твоём месте, и у меня были бы родственники на юге Франции, я каталась бы к ним каждые выходные. Даже не будь у них бассейнов и яхт.

Гидеон снова покачал головой.

– Да что ты? А как бы ты выкручивалась, если бы при этом тебе нужно было на пару часиков прыгнуть в прошлое? Например, если ты едешь на полной скорости по автобану или у тебя миллион других важных дел?

– Ой… – я всё ещё не могла как следует привыкнуть к этой истории с прыжками во времени, поэтому предусмотреть абсолютно всё было как-то сложновато. Носителей гена путешественника во времени было двенадцать – жили они в разные века – и я всё ещё не могла поверить, что являюсь одной из них. Вообще-то, все считали, что ген должен проявиться у моей кузины Шарлотты, она ужасно старалась стать настоящей путешественницей во времени. Но по каким-то загадочным причинам моя мама решила подделать дату моего рождения, и вот теперь приходится расхлёбывать всю эту кашу. Как и у Гидеона, выбор у меня был не ахти: либо контролировать свои прыжки во времени с помощью хронографа, либо каждый раз приземляться в новом непредсказуемом месте и времени. На собственном опыте я смогла убедиться, что приятного в этом мало.

– Тогда бы тебе пришлось взять с собой хронограф, чтобы элапсировать куда-нибудь в безопасное время, – размышляла я вслух.

Гидеон безрадостно хмыкнул.

– О да, это было бы очень увлекательное путешествие, заодно я смог бы изучить многие исторические события, которые случались на пути моего следования. Но даже если мы забудем о том, что мне никогда не разрешат таскать хронограф в рюкзаке неизвестно где, – как бы ты обходилась без него всё это время? – говоря это, Гидеон смотрел не на меня, а куда-то мимо, в окошко. – Спасибо дорогим Люси и Полу – у нас теперь только один хронограф, забыла? – его голос снова стал резким, как и всегда, когда речь заходила о Люси и Поле. Я пожала плечами и тоже отвернулась к окошку. Такси еле-еле ползло в направлении Пикадилли. Пробка – обычное дело для пятницы в центре города.

Наверное, быстрее было бы пройтись пешком.

– Кажется, ты не совсем хорошо представляешь себе, во что ввязалась. Тебе вряд ли посчастливится уехать с этого острова, Гвендолин! – в голосе Гидеона сквозила горечь. – Или даже из этого города. Лучше бы твои родители вместо того, чтобы возить тебя на каникулы в Шотландию, показали бы тебе мир. Теперь для этого уже слишком поздно. Только представь себе, что все уголки Земли, которые тебе хотелось бы посетить, теперь ты сможешь разве что рассматривать в Google Tarth.

Водитель вытащил растрёпанную книжку, откинулся на сидение и погрузился в чтение.

– Но… тебе же удалось побывать в Бельгии и в Париже, – сказала я. – И оттуда прыгнуть в прошлое, чтобы взять кровь у этого, как его там…

– Ага, – перебил меня Гидеон. – Вместе с дядей Фальком, тремя хранителями и костюмершей. Отличная поездочка! Да и вообще, Бельгия – это же такая необычная страна! Такая экзотическая! Не правда ли, каждый из нас только и мечтает о том, чтобы на пару дней отправится именно в Бельгию?

Из-за этой горячей тирады я растерялась ещё больше и тихо спросила:

– А куда бы тебе хотелось съездить, будь у тебя право выбора?

– То есть, если бы я не был замешан во всём этом идиотизме с прыжками в времени? О, даже не знаю, куда бы я направился в первую очередь. В Чили, в Бразилию, в Непал, в Австралию, Новую Зеландию… – он кисло усмехнулся. – Да я бы везде хотел побывать. Только вот размышлять о том, что всё равно никогда не осуществится, не очень-то весело. Стоит смириться с тем, что наша жизнь всегда будет серой и монотонной.

– В промежутках между путешествиями во времени, – я покраснела, потому что он сказал «наша жизнь», и это прозвучало как-то… интимно, что ли.

– Это хоть немного восстанавливает справедливость, ведь мы находимся под неусыпным контролем и часами ждём в закрытых комнатах, – сказал Гидеон. – Если бы не путешествия во времени, я давно умер бы со скуки. Удивительно, но это так.

– Ну а мне, честно говоря, и нескольких фильмов ужасов достаточно, чтобы пощекотать себе нервы.

Я с тоской проводила взглядом велосипедиста, который выписывал восьмёрки, продвигаясь в пробке. Как же мне хотелось наконец-то очутиться дома! Машины перед нами не сдвинулись ни на миллиметр, что, казалось, совершенно не тревожило нашего погружённого в чтение водителя.

– Если твоя семья живёт на юге Франции – где же живёшь ты сам? – спросила я Гидеона.

– Недавно вот перебрался в Челси. Но вообще-то я приезжаю туда только помыться и поспать. И то не всегда, – он вздохнул. За последние три дня поспать ему удалось не больше, чем мне. Даже, наверное, меньше.

– Раньше я жил у дяди Фалька в Гринвиче, с тех пор, как мне исполнилось десять. То есть, с того самого времени, когда моя мама познакомилась с этим монсеньором-мухомором и захотела уехать из Англии. Но хранители, конечно же, нашли, что возразить. Ведь уже через несколько лет я должен был совершить свой первый прыжок во времени, а мне предстояло ещё столько всего узнать.

– И тогда мама оставила тебя одного?

Моя мама никогда бы такого не совершила, в этом я была уверена на все сто.

Гидеон пожал плечами.

– Дядя мне нравится, он вполне даже ничего, если только не слишком входит в роль магистра. Как бы там ни было, а он мне в тысячу раз милее, чем этот так называемый отчим.

– Но… – я с трудом отважилась на этот вопрос, поэтому перешла на шёпот:

– И ты по ней не скучаешь?

Гидеон снова пожал плечами.

– Пока мне не исполнилось пятнадцать лет и я мог спокойно путешествовать, я постоянно приезжал к ним на каникулы. Мама тоже приезжала в Лондон, как минимум дважды в год, под предлогом того, чтобы повидаться со мной. На самом же деле ей хотелось потратить денежки месье Бертелена. Она с ума сходит по всяким тряпкам, обуви и старинным украшениям. И по шикарным ресторанам.

Да уж, прямо мамочка из комикса.

– А твой брат?

– Рафаэль? Он за это время превратился в настоящего француза. Этого мухомора он называет «папа», и однажды унаследует всю его платиновую империю. Хотя вид у него такой, будто он даже школу закончить не в состоянии, маленький лентяй. Всё своё время братец тратит на девчонок, а вовсе не на книги.

Гидеон положил руку на сидение за моей спиной, и дыхание у меня вдруг участилось.

– Почему это у тебя такой изумлённый вид? Что, жалеешь меня?

– Немножко, – ответила я чистосердечно и подумала об одиннадцатилетнем мальчике, который должен был остаться один-одинёшенек в Англии. С таинственными дядьками, которые заставляли его фехтовать и играть на скрипке.

Ах да, и в поло!

– Но ведь Фальк – не твой настоящий дядя, он просто какой-то дальний родственник, да?

Машины позади нас сердито засигналили. Водитель бросил небрежный взгляд поверх книги и завёл мотор, не особо отвлекаясь от чтения.

Оставалось только надеяться, что глава ему как раз попалась не слишком интересная.

Гидеон, казалось, совершенно о нём забыл.

– Фальк всегда был для меня отцом, – сказал он. Он криво усмехнулся. – Ну правда, хватит смотреть на меня так, будто перед тобой Дэвид Копперфильд.

Что-что? Почему это я вдруг должна считать его Дэвидом Копперфильдом?

Гидеон застонал.

– Я имею в виду героя из романа Чарльза Диккенса, а вовсе не фокусника. Ты вообще хоть иногда что-нибудь читаешь?

Вот он и вернулся – знакомый заносчивый Гидеон. Я чуть не подпрыгнула от радости. Как ни странно, у меня вдруг отлегло от сердца – всё как и прежде. Я скорчила самую надменную мину, которую только смогла изобразить, и немножко отодвинулась от него в сторону.

– Честно говоря, я предпочитаю современную литературу.

– Да что ты? Неужели? – в глазах Гидеона мелькнул озорной огонёк. – И какие произведения?

Откуда ему было знать, что годы напролёт моя кузина Шарлотта мучила меня тем же вопросом, да ещё и с такой же точно высокомерной интонацией.

Вообще-то, читала я много, поэтому каждый раз подробно описывала Шарлотте, на чём именно я сейчас остановилась. Но ей мои книжки всегда казались либо «простецкими», либо «девчачьей чепухой». Однажды терпение моё лопнуло, и я раз и навсегда прекратила это издевательство. Иногда нужно бороться с врагами их же методами. Главное – это не показывать своего волнения и невзначай упомянуть парочку именитых авторов, при этом желательно на самом деле прочитать их книги.

Да, и ещё одно правило: чем экзотичней и непонятней звучит фамилия автора, тем лучше. Я гордо вскинула голову и уверенно посмотрела Гидеону прямо в глаза.

– Ну, например, люблю читать Джорджа Матруссека, Вэлли Лемб, Петра Сельвентики, Лиису Тикаанен. Мне вообще финские авторы очень нравятся, у них такое удивительное чувство юмора. Что ещё… все книги Джека Августа Мерривезера, хотя последняя, честно говоря, меня немного разочаровала. Потом Хелен Марунди, конечно, Тахуро Яшамото, Лоуренс Делани, да, и, ясное дело, Гримпхук, Черковский, Мейленд, Питт…

Лицо Гидеона вытянулось от удивления.

Я пустила контрольный выстрел:

– Тот Питт, который Рудольф, а не тот, который Брэд.

Уголки губ Гидеона легонько вздрогнули, на лице мелькнула улыбка.

– Хотя должна признаться, что его «Аметистовый снег» мне совершенно не понравился, – пылко продолжала я. – Текст слишком перегружен метафорами, не правда ли? Пока я читала этот роман, у меня всё время было такое чувство, будто за Питта его написал кто-то другой.

– «Аметистовый снег»? – повторил Гидеон. Теперь он действительно улыбался вовсю. – Ах да, мне он тоже показался слишком перегруженным. Но вот «Янтарная лавина» мне очень понравилась.

Мне не оставалось ничего другого, кроме как улыбнуться в ответ:

– Да, «Янтарная лавина» вполне заслуженно получила Австрийскую Литературную Премию. А как тебе книги Такоши Махуро?

– Ранний период творчества очень даже любопытный, но меня немного утомляет его постоянная проработка пережитых в детстве травм, – сказал Гидеон. – Из японской литературы мне ближе Ямамото Кавасаки и Харуки Мураками.

Я беззвучно хихикнула.

– Но Мураками действительно существует!

– Я знаю, – сказал Гидеон. – Шарлотта подарила мне один из его романов. Когда мы в следующий раз будем общаться на тему современной литературы, я обязательно посоветую ей почитать «Аметистовый снег» этого… как его там?

– Рудольфа Питта.

Шарлота подарила ему книгу? Как… э-э-э… как мило с её стороны. До такого не сразу додумаешься.

А что они, интересно, ещё такого делали вместе, когда не были заняты чтением? Моё смешливое настроение как ветром сдуло.

Как я вообще могла позволить себе вот так просто сидеть тут и трепаться с Гидеоном, будто между нами абсолютно ничего не произошло?

Сначала было бы неплохо прояснить некоторые важные моменты. Я уставилась на него, сама точно не зная, что именно хочу спросить.

Почему ты меня поцеловал?

– Скоро уже будем на месте, – сказал Гидеон.

Сбитая с мысли, я выглянула в окошко.

Действительно, пока мы с Гидеоном играли в умников, наш водитель отложил книгу и нажал на газ. Скоро мы должны были уже повернуть на Краун-Офис-Роу, что в районе Темпла, а именно там находилась штаб-квартира хранителей. Через несколько минут он припарковался на одной из частных площадок, рядом стоял ослепительно блестящий бентли.

– Вы уверены, что нас здесь не оштрафуют?

– Всё в порядке, – заверил его Гидеон и вышел из машины. – Нет, Гвендолин, ты оставайся здесь, а я принесу деньги, – сказал он, когда я попыталась тоже выбраться наружу. – И заруби себе на носу: что бы они не спросили – ты молчишь, я говорю. А пока посиди здесь, сейчас я вернусь.

– Время идёт, – мрачно напомнил водитель. Мы с ним наблюдали, как Гидеон скрылся между старинными домами Темпла. Только сейчас до меня дошло, что я осталась тут в качестве залога за проезд.

– Вы из театра? – спросил водитель.

– Что, простите? – какая-то тень проскользнула над нами. Или, может, мне показалось?

– Ну, костюмы у вас такие необычные, вот я и подумал..

– Нет, мы из музея, – сверху раздались странные звуки, как будто кто-то царапал металл. Словно на машину слетела птица. Какая-то очень большая птица. – Что это такое?

– Что именно? – спросил таксист.

– Кажется, на машине ворона или какая-то другая птица, – сказала я голосом, полным надежды. Но это, конечно же, была никакая не ворона, а маленькое привидение из Белгравии.

Когда оно увидело моё озадаченное лицо, кошачья мордочка озарилась победной улыбкой, и привидение выпустило струйку воды прямо на ветровое стекло машины.

Загрузка...