Разбудили меня просто: откинули полог палатки, и лучи заходящего Феба брызнули мне в лицо. Я бы еще поспал. Часов двадцать.
— Вставай, — сказал Анджело, — ты мне нужен в качестве помощника в полевую операционную. А потом еще поспишь.
Я кивнул. Потом помотал головой. Не помню я что-то, как я снимал ботинки.
Минут через пятнадцать в самом деле я проснулся. Палаток в лагере стало шесть, ну понятно. Около одной из них сидел очень гордый собой Пьетро с бластером — охраняет пленного. По соседству — живая картина «Мадонна с младенцем». Семейство Анджело тоже живая картина — «Отдых на пути в Египет». Тихие, озабоченные девочки сидели в сторонке — наверное, Анджело велел им держаться подальше. Виктора нигде не было видно. Анджело понял, кого я ищу.
— Я послал его в форт.
Я кивнул:
— И бластером научил пользоваться?
— Дурное дело нехитрое.
— Понятно.
— Надо сделать парню еще один укол и снять комбинезон со спины, — объяснил мне Анджело. — Только в обморок не хлопнись — работенка еще та.
Я сделал несколько глубоких вдохов, чтобы придать себе храбрости: поехали.
Мы осторожно вытащили Гвидо из палатки и положили его на небольшом пригорке. Он посмотрел на меня замутненным, ничего не выражающим взглядом. Это со всеми так бывает или Гвидо плохо переносит лекарства? Вроде так бывает, хотя и редко. Я вопросительно взглянул на Анджело (он наверняка разбирается в подобных вещах).
— Все так и должно быть, — успокоил меня он. — Сейчас я буду снимать с него комбинезон, а ты сразу же поливать клеем. — Он протянул мне баллончик. — Здесь не так чисто, как в операционной, поэтому все надо сделать не только аккуратно, но и быстро. Справишься?
— Можно подумать, у меня есть выбор, — ответил я, постаравшись не выдать своего ужаса.
Анджело кивнул и обратился к Гвидо:
— Больно не будет, только неприятно.
Гвидо опустил ресницы, то ли дал понять, что услышал, то ли просто устал держать глаза открытыми.
У меня не было возможности не смотреть на руки Анджело и на край освобождаемой им от расплавленного комбинезона кожи. Господи, как это кто-то соглашается работать врачом? Он же видит такой кошмар каждый день. Кажется, операция длилась неделю, не меньше. Наконец Гвидова спина покрылась слоем заживляющего и обеззараживающего клея, теперь он будет постепенно рассасываться по ходу регенерации. Все.
Анджело критически осмотрел нашу работу:
— Нормально. Теперь надо как можно больше спать и как можно меньше двигаться.
Я облегченно вздохнул: это мы уж как-нибудь устроим.
Мы перенесли Гвидо обратно в палатку, а девочки разобрались, в каком порядке они будут дежурить у постели раненого.
Я вышел наружу. Уже почти семь. У нас потери, нет транспорта, и ребята просто серые от усталости. Лео поймал мой испытующий взгляд и постарался расправить плечи. Я покачал головой: нет, этой ночью ничего, кроме беды, просто не может случиться.
— Нет, — сказал я, — сейчас мы никуда не пойдем. Завтра уже вторник, сбегаем днем до дороги и посмотрим, отступают они или нет.
Лео согласно кивнул.
Когда это я в последний раз спал ночью? Э-ээ? В четверг. Ладно, еще трое суток, и все. А потом… «А потом, — сказал сердитый внутренний голос, — ты будешь изображать дурака сразу на двух факультетах!» Вот зловредный!
Наконец-то я проснулся утром, а не вечером. Но теперь у меня проблем полон рот, вчера все было просто: постарайтесь спасти всех, кого можно. Сегодня, во-первых, день, и разъезжать по дорогам четырнадцатилетним мальчишкам без документов и с нагло споротыми с рукавов кремонскими буйволами не стоит. Во-вторых, Гвидо сам ходить не может, и если нас поймают и допросят с пентатолом, мы подставим всех, кто спрятался сейчас на острове. В-третьих, транспорта больше нет, а добывать его днем — наглость. Вывод: кто-нибудь один может сходить в разведку, посмотреть, не начали ли кремонцы отступать. И все! Дальше — по обстановке.
Лео и Алекс, оба, встали раньше меня и имели злющие физиономии людей, готовых на все. Понятно, решили, что я опять отправлюсь «развлекаться» сам, а их тут оставлю. Вообще-то, я так и собирался сделать, но черт возьми, они же сейчас передерутся, решая, кто будет первым бить мне морду, если я это скажу. Что же делать? С мордой-то ничего не сделается, но, кажется, мне придется уступить, иначе я потеряю друзей.
Неужели нет другого выхода? По-крайней мере, я могу тянуть резину: пока мы навестим Гвидо, умоемся, позавтракаем… Вдруг какое-нибудь гениальное решение придет мне в голову.
С Гвидо все было в порядке: он тоже недавно проснулся, был бодр, свеж и голоден как волк. Я за него порадовался. Раз я пришел и раненый не останется один, дежурившая в тот момент Джессика отправилась за завтраком для него.
— Что я еще должен сделать, чтобы девчонки поняли, что я не при смерти? — поинтересовался Гвидо, как только девочка вышла.
— Быть паинькой и слушаться тетю доктора, — в тон ему ответил я. — Чего-нибудь хочешь? Неудобно лежать или еще что…
— Да все нормально! — раздраженно ответил он. — Меня уже спрашивали об этом раз пять!
— Ну… я думал, ты не хочешь просить девчонок.
— Анджело уже приходил… — пояснил Гвидо. — Ну уж попросить, чтобы они позвали тебя, я могу!
— Чего ты такой злющий? — удивился я. — Тебе волноваться вредно.
— Откуда ты знаешь?
— Давно ли ты считал, что я знаю все? — деланно изумился я. — Правда, не горячись, — добавил я серьезно. — Хочешь всех прогнать — прогоняй, хочешь позвать — зови. Когда еще выпадет такая возможность покапризничать.
— Обязательно! — пообещал раненый.
Тут вернулась Джессика с тарелкой овсяной каши (ужас какой! Это Джулия захватила из дому этот кошмар всех болящих?) и прогнала меня наружу.
Гениальное решение, как пойти в разведку самому, не пришло. После завтрака я достал ту самую монетку. Вздохнул.
— Ладно, разыгрывайте.
Лео улыбнулся, Алекс просиял. Виктор недовольно пыхтел, но не протестовал: ему хватило одной вылазки.
— Ястреб, — сказал Алекс, — я всегда его выбираю.
И выиграл. Лео только скрипнул зубами. Я предпочел бы другой исход: Лео — человек спокойный и надежный, а Алекс — вроде меня, псих!
Я отдал ему свои часы: компасу я по-прежнему не доверял — стрелка показывала что-то одно, но по часам получалось, что север градусах в тридцати от этого направления. И минут пять объяснял, почему ему не следует лезть на рожон, пока Алекс не взорвался и не заявил, что он и сам не дурак и все понимает. Меня это немного успокоило. Он распихал по карманам многочисленные шоколадки и утащил Джессику в сторонку — прощаться.
Я пошел в форт, подождать его там. Алекс появился у тропы в девять утра.
— Ни пуха! — сказал я.
— Иди к черту!
— Возвращайся не позже шести вечера, ясно?
— Ясно. Ну я пошел.
В десять я понял, что надо чем-нибудь заняться. Комм по-прежнему только трещал, в лагере был идеальный порядок, и делать было решительно нечего. Гвидо почти все время спал. На вопрос обеспокоенной публики «Насколько это хорошо и правильно?» Анджело неизменно отвечал, что все отлично.
Большую часть дня я отвечал на вопросы вида «Кто делает дырки в сыре?», «А в макаронах?», «Почему небо синее, а трава зеленая?» и еще сотни полторы в том же духе. Потом детей покормили обедом и устроили им тихий час. Я посмотрел на часы: всего только три. В четыре, после обеда, я ходил взад-вперед вдоль костра. Лео сидел чуть в сторонке и смотрел на меня с нескрываемой иронией:
— То-то же! Так тебе и надо! — заявил он.
Я ходил так еще минут пятнадцать, пока Анджело не положил мне на плечо свою тяжеленную лапищу.
— Возьми себя в руки, — прошептал он, — на тебя все смотрят.
Я кивнул: правильно, хватит психовать.
— Сходи прогуляй пленного, — предложил мне Анджело, — а то мы его замучили, он почти все время связан.
— Угу, Лео, присоединишься?
Лео согласился. Мы развязали бедного капитана Коллеферро. Еще двух суток не прошло, а он уже осунулся и потерял штабной лоск и уверенность в себе. Мы прогуливали его со всеми предосторожностями, в стороне от лагеря, чтобы он не мог взять заложника или выкинуть еще какой-нибудь номер, но, по-моему, зря, он и так ничего не сделает.
Половина шестого, ожидание стало невыносимым.
— Все, — сказал я капитану, — руки.
— О господи! — с чувством воскликнул капитан. — Я могу дать честное слово…
Я покачал головой:
— Я вам не поверю.
— Но почему?!
— Вы — офицер армии, от которой надо прятать детей. — Я мотнул головой в сторону играющих в отдалении малышей.
Коллеферро вздохнул и покорно заложил руки за спину, чтобы мы могли его связать. Офицер для особых поручений! Ха! А у нас я знаю какого-нибудь офицера для особых поручений? М-мм, знаю, я сам, например. Но я не назвал бы свое место особенно теплым.
Алекс появился на острове ровно в 18–00. Всеобщий вздох облегчения можно было услышать в километре.
— Ну? Как? — спросил я.
— Отступают. Там такая каша на дороге… Еле перебрался.
Лео помрачнел — понял то же, что и я.
Я переждал всеобщие восторги, взял Алекса за рукав и отвел в сторонку: ругать я его буду наедине.
— Какого черта ты вообще лазал за дорогу?! Что, эта каша была плохо видна с ближайшей обочины?
— Ну, э-ээ… — Алекс не ожидал, что его подвиги так низко оценят. — Ну, я ходил до шоссе.
— Зачем?
— Хотел убедиться.
— Понятно. Герой! — ехидно сказал я.
Алекс опустил голову и покраснел.
— И еще подождал, чтобы эффектно появиться секунда в секунду.
Алекс кивнул.
Я повернулся и пошел. И что нам теперь делать? Я отошел в сторонку и сел, прислонившись к сосне. В голове не было ни одной мысли. Хотел же пойти сам, испугался ссоры с друзьями. И что теперь? Черт бы его побрал! Он что, не понимает? А если бы его поймали и допросили? И сам бы погиб и всех остальных тоже… Трое маленьких детей, которых в случае чего придется нести на руках, раненый Гвидо. И для полноты картины капитан Коллеферро, тащить его с собой — немыслимо. Убить безоружного, неспособного защищаться человека? Тем более. Выдохни, только спокойно. Ладно, искать нас посреди собственного отступления они, может, и не стали бы… Может быть. Но сам-то Алекс? Тоже слишком дешево ценит свою жизнь?
Где-то рядом Лео, злой, как разбуженная кобра, объяснял Алексу, кто он такой:
— Это тебе что? Игра? Кто больше очков наберет? Кто тут самый храбрый?
Алекс не огрызался. И то слава богу. Через несколько минут оба подошли ко мне и сели с разных сторон.
— Я был не прав, — проговорил Алекс после долгого молчания.
— Угу, — кивнул я. — Когда я затащил вас в нейтралку и мы сражались с Джелами, я был не лучше.
Мы печально вздохнули.
— Ладно, — нарушил молчание Лео, — будем считать, что мы поумнели.
— Есть немножко, — признался Алекс.
— Проехали, — сказал я. — Скажи лучше, что нам делать дальше?
— А что делать? — удивился Лео. — Добыть транспорт прямо на глазах у отступающей армии… Нереально. И объехать фермы, на которые мы еще не успели, — тоже. Тех, что на отшибе, вроде Анджело, пронесло. А остальные — вы же видели. Если бы за нашей спиной никого не было, я бы предложил что-нибудь такое, хулиганское, чтобы кремонцы нас еще лет десять проклинали, а так… — Лео пожал плечами.
Я едва не упал на него, мне было очень смешно:
— Оказывается, ты ничуть не лучше меня!
— Я когда-нибудь говорил, что лучше?! — Лео толкнул меня локтем в бок (не наваливайся).
— Нет, но я думал, что ты гораздо разумнее. Если бы у нас была связь, что бы приказал генерал?
— Сидеть на месте и не рыпаться, — немного удивленно ответил Лео. — Ну и что? Если бы мы были втроем, ты бы не послушался.
— Ага, — согласился я, — приятно сознавать, что я не один такой болван!
— И что? — Алекс убедился, что на него не сердятся, и подал голос: — Мы будем два дня сидеть и ничего не делать?!
— Мы будем ходить дозором и охранять остров, — серьезно ответил я.
Алекс горестно застонал.
— Так тебе и надо. Перетерпишь.
Когда мы, обнявшись, вернулись к костру, наши девочки облегченно вздохнули. Конспираторы хреновы! Женщин и детей это не касается! Вот пусть они и ничего не знают и даже не догадываются. Пусть начинают беспокоиться, когда мы будем мертвы, не раньше.