Салон мадам Кассандры, или Дневники начинающей ведьмы

КОНКУРС

Два дня я ходила оглушенная той стремительностью, с которой развивались события. Да и сами события вполне соответствовали состоянию, описанному старинной фразой «обухом по голове». И хотя я и привыкла к постоянным сюрпризам со стороны моей талантливой подруги и ее непутевого бойфренда, все-таки на этот раз Катька и Андрей превзошли сами себя. Правда, было жалко денег. Очень жалко! Что ни говори, я в первый раз держала в руках такую сумму! Тем более, что я сама ее добыла! Совсем сама! Конечно, я надеялась, что Андрей отдаст мне мои кровные, ведь этот процесс взял на контроль его папа, теперь мой издатель, но… когда это будет! А так у меня был шанс уйти из салона мадам Кассандры и, выражаясь высокопарно, посвятить себя творчеству… Аристарх не написал мне ни строчки, и звонок из поезда так и остался единственным, первым и последним. Скорее всего, он просто охладел ко мне. Сколько раз я обещала себе не влюбляться в таинственных «взрослых» мужчин! Они уже любили и больше не хотят. Наелись. Им проще без этого дурацкого волнения, без сердцебиения, без зависимости от капризов и настроений любимого существа! Проще! И никакая сила, никакая небесная красота не заставит уступить зову своего сердца. По крайней мере, надолго. Бегство от любви самый распространенный в наше время вид спорта, если, конечно, не считать бегства от долгов.

Я помню, как одной моей подруге сказал ее возлюбленный именно из этой категории «взрослых и успешных», когда они случайно разминулись и провели время предполагаемой ночной прогулки порознь: «Я не спал из-за тебя целую ночь! Мне это надо? Мне завтра работать!»

Увы, если смотреть на мир глазами мудрой змеи или старой брюзги, простое вожделение и тщеславие заменяет тридцатилетним мужчинам божественное чувство, столь популярное в прошлом, нет, уже в позапрошлом веке. Иногда что-то прорывается, как трава сквозь асфальт, но тут же безжалостно выпалывается и вытаптывается. Так и мужчина моей мечты поддался страсти, поиграл в нее, как раз накануне поездки, и уехал в дальние края, где успешно забыл приключение. Ну, может, не забыл, а положил в архив, с пометкой «Было неплохо» или «Занятно», а может, даже в папку с грифом «Романтические воспоминания». Сказочный принц! Как же! Жаба в короне! Скольких еще лягушек мне придется перецеловать, пока я не наткнусь, наконец, на настоящего принца? А что делать! Со сверстниками мне скучновато, с «кошельками» противно, а вот мужчины моей мечты если не исчезают, то начинают мучить меня перепадами настроения и изгибами желаний. А я не мазохистка, мне это тоже быстро надоедает. Дилемма! Не влюбляться я все-таки не могу, как бы ни вопила о том, что любить больно. Поэтому… Поэтому все всегда будет так, как… есть. Остается цитировать незабвенную Франсуазу Саган и ее «Здравствуй, грусть». «…Я женщина, которую разлюбил мужчина! Есть от чего меняться в лице!» Да, великая француженка права! Всегда полезно поучиться у великих. Вполне возможно, что рассматривать творчество как лекарство от несовершенства этого мира не так уж глупо. Я ведь не могу изменить этот мир, но зато я могу его отразить. Со своей точки зрения.

Может, кто-то задумается, а может, нет. В любом случае мне станет легче. Похоже, все-таки не стоит жалеть о деньгах. Если бы не история с долгами Андрея, я бы не решилась заняться этим всерьез. Я не слишком в себе уверена как в умнице… Да и как в красавице, если подумать, тоже… В последнем меня частенько уверяли особи противоположного пола и иногда даже зеркало… Но не настолько часто, чтобы я слепо поверила в свою неотразимость. И слава богу! Хоть это подтверждает наличие у меня некоторого количества мозгов. Так что надежда есть. А теперь у меня договор с издательством. Хочешь не хочешь, а надо… М-да… Тут не до комплексов!

Однако стоило сесть за компьютер, и мне тут же позвонила Катерина. Черт побери! Я совсем забыла про ее конкурс! Катька орала как раненый слон, потому что, оказывается, я еще не пришла на репетицию и последнюю примерку и меня – о, ужас! – уже минут пятнадцать как ждут. А мобильный я, скотина такая, выключила! Черт, начисто вылетело из головы! Кротко повинившись, я обещала поймать машину и появиться минут через двадцать, если не будет пробок. Учитывая мое неопределенное финансовое положение, жаба душила меня чудовищно, но что делать!

Репетиция прошла, как всегда, под Катеринины фельдфебельские крики. Разве что «творец» орала на меня, «спасительницу», больше, чем обычно. Мало того что опоздала, так во мне еще и куража нет. Его и вправду не было, мои мысли постоянно улетали далеко в литературное будущее. Когда мне порядком надоели ее вопли, я заставила себя собраться и выдала кураж. Катька отстала. До этого она чистила меня, бедную, на чем свет стоит, и за походку, и за осанку, и за «кислую морду». Модели-профессионалки смотрели на меня с плохо скрываемым презрением. Я-то понимала, что совсем не так плоха, как расписывает меня Катерина. Девочки были не в курсе, что в свое время бабушка оплатила мне учебу в так называемой «школе моделей», кстати в одной из самых крутых в городе. И портфолио у меня дома в шкафу валяется. Именно тогда и появилась моя «Дорожная карта юной модели». Просто сегодня Катька хотела от меня иного. Волшебства. Той специфической магии, когда я привлекала внимание не только собой, любимой, а образом, созданным платьем. Ну, это уже высший пилотаж! Для этого нужно настроение. Катька и требовала от меня именно настроения, особенно в свадебном наряде «Царевна Лебедь». Сегодня она была совсем невменяемой, впрочем, я ее понимала. Моя подруга очень волновалась, равнодушные лица профессионалок раздражали ее, тем более что в основной своей массе модели артистизмом не отличаются. Да им и не надо, если подумать… Хорошая модель должна демонстрировать одежду, а не себя… Или себя только как дополнение к одежде. А Катя всего лишь хотела видеть во мне «поддержку и опору» своим бессмертным идеям. И естественно, отыгрывалась на мне по полной. Как на самом близком в данный момент человеке! Ну почему я всех понимаю и оправдываю! Что за дурацкий у меня характер! Если бы она так возила по асфальту кого-нибудь из нанятых ею моделей, был бы скандал, а я терплю. И совершенно бесплатно, надо заметить! Потому что я точно знаю: из этой коллекции мне не достанется ничего. Ее разберут. Всю до последней нитки, даже если Катька не выиграет ничего, – так хороши эти конкурсные вещи.

Утром меня разбудили трели мобильника и надрывные звонки телефона. По обеим линиям звонила Катерина. Она очень боялась, что я просплю, хотя это было бы сложно, даже с моими способностями, – мероприятие начиналось в пять часов вечера. Но Катька жаждала общаться. Она мучилась сомнениями и комплексами, ее терзал страх, и больше всего она нуждалась в бескорыстном утешении и восхищении, которое я стала извергать на нее потоками. Этого ей показалось мало, и через пятнадцать минут она уже сидела на моей кухне, оживая под волшебными струями самой беззастенчивой лести и уничтожая содержимое моего холодильника. На нервной почве, надо полагать. Потом за ней заехал Андрей и она, захватив меня в качестве успокоительного средства, понеслась навстречу судьбе…

Катькины переживания изрядно меня измотали, и к началу конкурса, проходившего в жеманной «Европе» на ее знаменитой «крыше», я чувствовала себя выжатым лимоном. Однако уже на месте недобрые взгляды девушек-моделей и теплая улыбка Глафиры придали мне с одной стороны сил, а с другой – моего знаменитого куража. Когда теплые Глашкины руки заскользили по моему лицу, я ощутила такой приток энергии, что все отданное нервической Катерине показалось мне мелочью.

– Глашка, – спросила я подозрительно, – ты зачем меня подкармливаешь?

Глафира улыбнулась, как сытая тигрица, и ответила:

– Делюсь избытками с неимущими. Меня хорошо накормили сегодня ночью.

– Доктор?

– Доктор, доктор… он меня сегодня после показа придет кофейком попоить. И проводить до дому. Чтобы не обидел кто, – опять выдала она что-то среднее между ухмылкой и урчанием.

С нашим гримером что-то произошло. Во-первых, она сочилась самодовольством, как спелая молдавская груша соком, и ей это, как ни странно, шло. Во-вторых, в ней проступила какая-то особенная роковая женская стать. Даже самоуверенные модели как-то робко на нее косились. Но откуда! Конечно, курсы пошли ей на пользу, но такая перемена! Как-то неожиданно.

– А я с твоей Жанкой договорилась и еще пару уроков взяла.

– Ну и как?

– Мне теперь доктор каждый час эсэмэски шлет.

– Свела с ума эскулапа! Вот зараза какая!

– Да, – Глашка вскинула голову, – он теперь на смазливых тощих брюнеток и не смотрит даже.

– Ну и слава богу! Значит, не будешь рвать нас, болезных, на части. Повезло нам, бедненьким! А белоглазый твой как?

– Глеб? Да никак! Кстати, он здесь ошивается, будет репортаж снимать. Одна из ваших спонсорш рекламную кампанию к выборам делает. Когда ее интервью снимали, со своим визажистом приходила. Крутая! – Глашка насмешливо хрюкнула. – Да, если будет меня спрашивать, скажи, что я испарилась.

– Кто – визажист? Или спонсорша?

– Да нет, Глеб.

– А что, он тоже соискатель?

– А как же! Но с ним все проще – не любит, когда посылают. Мужское самолюбие.

– Какая ты стала мудрая, Глафира! Аки змея!

– Вот так, Сашенька, на курсах твоих научилась. Спасибо!

– Ой! Припомнила-таки! Да, пожалуйста! Осенью буду повторять, приходи, подруга!

Глашка неожиданно расхохоталась.

– Ты чего?

– Мужика того вспомнила, которого после колдуна массировали! Как он красиво уходил! Зигзагами!

Глашка опять залилась, и я тоже не смогла удержаться.

Конкурс потихоньку набирал обороты, суета вокруг меня разрасталась в геометрической прогрессии. Модельеров было пятеро, моделей – как блох на собаке. Все друг другу мешали. Надо сказать, что мероприятие задумывалось как очень помпезное. Многих молодых модельеров патронировали мэтры, и только «беззаконная комета» Лютаева, как всегда, без покровителя. Одна в поле воин. Вчера, да что вчера, еще сегодня утром она разве что по стенкам не бегала от волнения. Сейчас она держалась.

Сегодняшнее действо было особенным еще потому, что в жюри заседал один из известных парижских модельеров. Из «молодых», этакий особенный француз с азиатской фамилией. Катерина, не слишком преклонявшаяся перед авторитетами, однако же, была его поклонницей. Это только добавляло ей трепету и спеси одновременно. Трепету, потому что она жаждала одобрения и признания, а спеси как защитной реакции, если одобрения не последует. В общем, гениальная Лютаева сейчас напоминала бомбу замедленного действия совершенно неизвестной разрывной силы. В душе побаиваясь Финала, я, однако, надеялась, что Катерина все-таки стойкий оловянный солдатик и выдержит, если что. Со своей стороны я старалась как могла. Срывала аплодисменты, и однажды мне даже показалось, что они послышались оттуда, где сидела французская часть жюри. Так как Катька ударные точки коллекции расставила на меня, мне особенно часто приходилось перегримировываться, и кончилось это тем, что тушь попала мне в глаз и все потекло. Как раз перед финальным выходом, когда Глафира делала из меня Царевну Лебедь. На мое счастье, была музыкальная пауза, выступала симпатичная питерская группа, которую так хотелось послушать, но увы! Не судьба! Я понеслась в уборную мыться. Как назло, когда ты одноглазая, особенно трудно что-то найти, тем более если торопишься. Влетев в первую попавшуюся дамскую комнату, я бросилась к раковине. Около сушилки для рук стояли и курили какие-то две помпезно одетые тетки. Я была в одном белье, и понять, чья модель, невозможно, тем более, лихорадочно смывая грим, я засунула голову практически под кран. Дамы злыми голосами обсуждали конкурс. Я навострила ушки.

– Да, кажется, победит пэтэушница! А как не хотелось!

– Но она талантлива!

– Ну и что? Ей всего двадцать пять, еще успеет! Тем более эта хамка непотопляема.

– А почему, кстати? Ведь хотели двигать Галину?

Ага, Галина, главная Катькина соперница, неплохая и небездарная, но до Лютаевой ей так же далеко, как пони до орловского рысака.

– И двигали! Все француз этот чертов! Победитель получает полуторагодовой контракт с его модным домом, а он наотрез отказался заключать его с кем-то, кроме Лютаевой. Сразу после первого тура заявил прямым текстом, что приехал сюда за новыми идеями, а не за интригами. Интриг у него и в Париже достаточно. Перспективу он, понимаешь ли, увидел только в пэтэушнице! И не собирается подыгрывать нам себе в убыток. Так и сказал: «Можете давать мадемуазель Лютаевой какое угодно место, я буду приглашать только ее. Она талантлива как бес!»

– Так и сказал?

– Дословно!

– И никак не уломать?

– Нет, упрямый, сволочь! А как на него давить? Никак! Ему на нас насрать с Эйфелевой башни. Пришлось подстраиваться, чтобы не выглядеть идиотами.

– Ну, ничего, он с пэтэушницей еще хлебнет, у нее характерец тот еще.

Это точно. Катерина не подарок, но, может, сумеет обломаться в столице моды. Все-таки мечта. Дама будто прочитала мои мысли.

– Знаешь, ради Парижа любая стерпит. Такой шанс! И бабки неплохие! Я бы даже сказала, хорошие. Правда, придется творить под чужой маркой, но под какой! А идей у пэтэушницы как грязи. Еще что-нибудь придумает.

– Да, точно. Я, кстати, хочу у нее пару вещиц прикупить. Она дорого берет?

– Да брось! Дорого! Она еще маленькая! Цены себе не знает.

Дольше стоять под краном было неприлично, пора было возвращаться в гримерку. Наскоро вытерев бумажным полотенцем свое многострадальное лицо, я побежала готовиться к выходу. Глаз я спасла. Глафирины золотые ручки сделали из меня настоящую сказочную героиню. К волосам приплели две роскошные косицы, и, когда я взглянула на себя в зеркало, ахнула. Чистый Врубель! Все-таки Катька гений! Мне вдруг мучительно захотелось под венец. Совершенно неуместно и не ко времени, вразрез с моими убеждениями. Я поймала это свадебное настроение и понесла его на подиум.

Когда луч света упал на меня, зал замер, выдохнул и взорвался овациями. Такого еще не было! Дело не в аплодисментах и криках, в этом-то как раз не было ничего необычного, а в том выдохе восхищения, который пронесся по залу при моем появлении. Я его почувствовала кожей, впитала, он осушил мои невидимые слезы и развеял сомнения, потому что я тоже была причастна. И гораздо больше, чем догадывался зал.

Потом я заметила, что Катька за сценой плачет и сморкается в услужливо поднесенную ей салфетку. Но на подиум она вышла сияющая и гордая. Еще никто не объявил о ее победе, но было ясно – сегодня лучшая она. Какое бы место ей ни дали, оно будет первым. За одну только Царевну Лебедь. И кажется, Катерина тоже это понимала. Я не стала пересказывать ей услышанное в кулуарах. Еще успею.

Потом была рутина. Для нас, точнее, для меня. К дальнейшему я уже отношения не имела. Объявление итогов, поздравления, вручение чеков, кубков, корзин с цветами. Это праздник для творцов. Они им и наслаждались, забыв о нас, грешных. Катерина раздала почти весь тираж визиток. Все жаждали купить у нее платья. Вместо розданных визиток у нее скопилась куча новых. Она уже не складывала их в визитницу, как обычно, а просто сваливала в сумочку. Потом Катю пригласили поужинать со знаменитым парижанином, и она убежала, велев нам упаковать и увезти коллекцию домой, даже не спросив о наших планах. Нам – это мне, Андрею и двум девчонкам-помощницам из ее пэтэушной команды. Что мы и сделали, понимая, что нашей богине сегодня не до нас. Катерина даже забыла сказать свое коронное «спасибо всем». Когда мы все собрали и уложили, я поняла, что зверски устала от всей этой суеты, конкурсной борьбы и Катькиного психоза и хочу побыть если не одной, то в какой-то другой компании. Да и места в машине для меня не оказалось, все заняли платья.

– Послушай, Андрей, может, вы с девочками все сами отвезете и развесите? Что-то я очень устала, хочу пройтись. У тебя ведь есть ключ?

– Зачем ключ? Там мама сидит переживает.

– Вот и отлично. Езжайте без меня. Маму порадуете.

Девчонки согласно закивали, а Андрей огорчился. Ему было не по себе и хотелось поддержки. Катькин успех и радовал и огорчал его одновременно, но больше, скорее, огорчал, потому что именно этот ее успех сейчас разделял их. Но что делать, успех всегда разделяет. На лидеров и аутсайдеров, к примеру. Теперь неудачливому бизнесмену, чтобы чувствовать себя уютно рядом с любимой, придется тянуться за подругой. А сможет ли он? И захочет ли?

Мне вдруг очень захотелось погладить Андрюху по голове, но я сдержалась. Вряд ли это ему доставит удовольствие. Я же не Катя. И не мама. Катя сейчас ужинает в очень респектабельной компании и, наверное, говорит о важных для нее вещах. А мой печальный приятель своей беспечностью мог лишить ее этой возможности.

Андрей с девочками уехали, а я пошла искать уютную и недорогую кофейню. И нашла маленькую кондитерскую, где заманчиво пахло кофе и свежими булочками, а цены еще были вполне приемлемыми. Все-таки город пока не потерял своего ценового демократизма. Даже тот, кто считает каждую копеечку, как я сейчас, может найти на Невском уютный уголок. Однако не одна я в этот вечер оказалась такой везучей и находчивой. В углу уже сидели Глафира и ее черноокий доктор. А чуть поодаль пил кофе белоглазый журналист Глеб, в полном одиночестве. И ехидно поглядывал на парочку, видимо, в надежде испортить людям праздник. И, судя по круглым злым глазам Глафиры, ему это вполне удавалось. Забавная картина.

Я взяла кофе, пару круассанов и направилась к столику Глеба. Кажется, пора сделать благотворительность если уж не профессией, то осознанным хобби. И получать с этого дивиденды, как делают все держатели благотворительных фондов. И потом, может, он только с виду холодный как лягушка, может, в душе журналист заколдованный принц? Поцелую, а он и расколдуется! И станет белым, пушистым, добрым и любезным. Какую пользу можно принести миру! Великую! Добрый ловелас все-таки лучше, чем злой. Осталось попробовать. Я нахально плюхнулась на стул напротив журналиста, сопроводив свое появление невразумительным возгласом:

– О! Какая встреча! Привет!

Глеб изумился, потом присмотрелся повнимательнее и не без труда вспомнил:

– А, девушка с зубами! Кажется…

– Саша! Очень приятно, что запомнили. Вас ведь Глеб зовут? Ничего не путаю?

– Нет, не путаешь. А может, на «ты»?

– Может. На «ты» так на «ты»!

– Кстати, ты не знаешь, с кем это Глафира?

– Глашка-то? С доктором.

– Она что, заболела?

– Заболела. Знаешь, любовь болезнь хроническая. С одним выздоровела, с другим заболела.

– Значит, это венеролог?

– Не угадал. Хирург, насколько мне известно. А кстати, почему мы здесь сидим?

– Мы?

– А почему бы и нет?

– А и вправду… Выпить хочешь?

– Здесь не наливают. А кофе я уже пью.

– Так почему мы здесь? Может, туда, где наливают?

– Мы?

– Мы, мы… Пошли куда-нибудь, где повеселее. Есть предложения?

– Есть. Там мило, но не дешево. Хотя и не запредельно. Но наливают хорошее пиво.

– Далеко?

– Здесь, в центре, на Некрасова. Ирландский бар «Дублин».

– Что-что? Куда, блин?

– Именно туда, блин.

– Забавно, никогда не слышал. Покажешь?

– Запросто. Пошли!

Мы ушли под благодарные взгляды Глафиры и ее доктора. Наверное, я добрая фея. И потом, мною руководило мстительное чувство: если Аристарх водит в заведение прекрасной Анжелики своих пассий (а ведь водит, зуб даю), то почему я не могу? И если Инеев – это пошло, журналист Глеб, по-моему, вполне пристойно.

Хотя и он, если разобраться, тоже не лучший вариант. Хотя чем хуже, тем лучше…