Сага о халруджи

Глава 1. Пробуждение

Магда стояла к нему спиной и казалась полностью поглощенной ароматическими маслами, которые разложил перед ней услужливый продавец. Арлинг слышал, как ветер играет в ее черных волосах, игриво шелестит ленточками на шляпе и теребит подол юбки. Конечно, в прекрасных прядях его Магды давно поселились белые нити печали, тревог и времени, на ощупь они были жестче остальных волос, но их все еще было мало. Года потрепали черноволосую красавицу из Мастаршильда, однако Арлинг давно жил миром иным, чем тот, что человек привык познавать глазами. Его злил продавец кучеяр, забравший слишком много ее внимания, а также запах благовоний, осмелившийся соперничать с самым неповторимым — ароматом Магды.

Арлингу не нужно было следовать за ней по пятам, он мог остаться у говорливого фонтана, где скучающие мужья дожидались жен, отправившихся за покупками. Кучеяры убивали время за игрой в кости, лениво посматривая на благоверных, которые в сопровождении слуг выбирали зелень, рыбу, яйца или утреннюю выпечку. Магда всегда смеялась над его страхами, называя их глупыми, может, так оно и было, но Арлинг давно уже не полагался на случай.

Магде грозила опасность. Он чувствовал угрозу всем телом, слышал ее крадущуюся поступь среди толпы, знал, что она следит за Фадуной повсюду, даже ночью в их роскошной вилле в Сикта-Иате, которую подарил им Сейфуллах. В прекрасном саду с вечноцветущими магнолиями, на их ложе с видом на далекий залив, который так радовал Магду, в жарких лучах сикелийского рассвета и, конечно, среди барханов, порой подступавших к стенам их нового дома слишком близко.

Арлинг искал врага тщетно, но не теряя надежды. Он знал, что тот ждал его промаха, секунды, когда слепой отвлечется, чтобы нанести последний удар, нацеленный в самое сокровенное. И даже секунды будет много, ибо враг ведал о каждом его страхе, а страхов у Регарди почти не осталось. «Я найду тебя!» — шептал Арлинг в бархатную темноту сикелийской ночи и слышал в ответ: «А я давно тебя нашел».

Магда отложила в сторону бутылек с жасминовым маслом и попросила замершего от счастья кучеяра принести еще четыре пузырька. Для Арлинга ароматом жасмина давно пропитался весь Сикта-Иат, ведь Магда так любила его. У них были жасминовые простыни, жасминовая еда, жасминовые слуги, и сама Магда пахла жасмином.

Он почувствовал, что она поворачивается к нему за миг до самого движения. Поднял руки, осторожно обнял за родные плечи, ощущая себя глупо и наивно — впрочем, как всегда, когда Магда на него смотрела.

— Там никого нет, — сказала она, пристально глядя на него снизу вверх. Она всегда была такой маленькой, его Магда. Улыбчивой, настоящей, единственной.

— Кого? — переспросил Арлинг, прислушиваясь к ее дыханию. Почему-то неровному, запыхавшемуся, будто после бега.

— Того, кого ты везде ищешь, — ответила Магда, перестав улыбаться. — Он тут.

Ее палец коснулся его лба, и Арлинг едва не задохнулся, поглощенный жасминовым морем, в которое его вдруг окунули.

Магда оказалась права. Враг поджидал совсем рядом, там, где Арлинг никогда бы не додумался искать. Он рассмеялся хрипло, будто каркая, надрывая пересохшее горло и срываясь на крик. Их голоса слились и уже было не различить, кто нападал, а кто защищался. Арлинг искал змею, не зная, что она свернулась у него на ноге.

Боль, вонь и гулкая пустота — вот те подруги, что встречали его каждый раз, когда прекрасный жасминовый сон разбивался о реальность.

На этот раз он проспал дольше. Хамна уже пришла, сидела рядом, горячая и молчаливая. Обычно она приходила позже, ее кожа успевала остыть после полуденного зноя, но сейчас от наемницы полыхало жаром. Арлинг пропустил ее приход и от этого чувствовал себя скверно. Ему нужно было хоть что-то контролировать. Хотя бы такую мелочь, как появление человека, благодаря которому они с Магдой еще жили.

— Как она? — прохрипел Регарди. После длительного сна, а вернее, очередного беспамятства голос возвращался неохотно. Впрочем, Хамна давно понимала его без слов.

— Плохо, — коротко бросила она, и ее горячая ладонь решительно уложила его голову обратно на жесткий пол. Поднимать и поворачивать голову по сторонам — то немногое, что Арлинг мог себе позволить. Хамне его своеволие не нравилось, она была бездушным и беспристрастным лекарем. По мнению Регарди, лично ему врач уже давно не требовался, впору было готовить похоронный обряд. Зловоние, заполонившее его каменный дом — пещеру где-то глубоко в горах Гургарана, не могли победить ни дым костра, который Хамна разводила у входа, ни ветер, заглядывающий к нему в гости, ни жасминовое масло, которым кучеярка с непонятным упорством протирала искореженного Регарди. То гнили его ноги, и Арлинг знал, что никакое лекарство в мире не способно вылечить раны, нанесенные зубами Нехебкая. Попавший в кровь яд медленно разрушал тело и высасывал силы.

Арлинг честно пытался помочь себе с тех пор, как очнулся на полу пещеры много дней и ночей назад. Сначала он считал время по теням, ползающим у входа, путал их с пайриками и боролся с голосами безумия, звучавшими в голове. Но по мере того как яд распространялся по телу, одной воли уже не хватало, а солукрай, кажется, оставил его. Часы слились с минутами, потерялись в секундах и замерли в одной точке — как его жизнь, которая висела на тонкой нити над бездной, терзаемой ветрами.

Хамна появилась в тот же день, когда он пришел в себя. Как и куда она его затащила, Арлинга не волновало. Пещера была похожа на зев дракона, ограждая вход зубами-наростами и сужаясь в глубину, наверное, до бесконечности. Один подземный тоннель-шкуродерку в своей жизни Арлинг запомнил навсегда. Ведь в конце его ждала Магда.

Сейчас Фадуна лежала в самом узком месте пещеры, как можно дальше от входа и от Арлинга. Так решила Хамна. Она не знала, что именно сразило Фадуну, так как нашла их обоих уже без сознания на одном из горных плато. Арлинг вспомнил о коне не сразу, его мысли были заняты Магдой, но Хамна потом клялась, что никаких животных с ними не было.

Наемница возвращалась из поселения керхов, с которыми договорилась о Дие. Кочевники согласились взять девочку-нарзидку к себе. Интуиция редко подводила Хамну, не подвела и на этот раз. Рискнув нарваться на гнев Арлинга, она вернулась поискать его в горах. Если причина скорой смерти Регарди была понятна, то, что случилось с Фадуной, оставалось загадкой. Ран, следов болезни вроде Бледной спирохеты или других видимых повреждений Хамна на ней не нашла. Магда приходила в себя редко, с трудом двигалась и никого не узнавала, увядая с каждым днем. Однажды она очнулась, подползла к Арлингу, обняла его и долго бормотала на языке, который не понимали ни Регарди, ни Хамна. К вечеру Магда отрубилась снова — у нее поднялся жар, а кожа стала такой сухой и тонкой, что казалось, подует ветер и унесет ее.

Солнце успело три раз заглянуть в его пещеру, но Магда в себя больше не приходила, а состояние Арлинга ухудшалось. Потратив последние силы на препирательства с Хамной, Регарди заставил ее унести Магду в деревню к керхам. Наемница приносила от них еду и какие-то лекарства, которые были ему столь же бесполезны, как притирания и благовония, которыми кучеяры обмазывали и окуривали покойников. Боль давно оставила Арлинга, тело превратилось в заживо гниющий, бесчувственный кусок мяса, зато душа еще кровоточила. Как ни старалась Хамна, но, похоже, вся народная медицина Сикелии была бессильна против змеиного яда Нехебкая. Наверное, так заканчивали все, кто поднимал руку на бога.

Арлинг не помнил, сколько отсутствовала Хамна, но убедил себя, что в отличие от него Магде керхи помогут. Очнулся он от знакомых объятий. Фадуна ничего не весила, но он почувствовал запах ее волос. С трудом подняв руку, он погладил Магду по голове со всей нежностью, на какую был способен. Вернее, положил ладонь на затылок и позволил ей скользнуть вниз, чувствуя, как на его пальцах остаются волосы Магды — их осталось совсем немного. Магда положила голову ему на живот и снова ушла из этого мира в другой. Так они и пролежали, пока в пещеру не вползла запыхавшаяся Хамна. Арлинг уже понял, что подступ к их убежищу был не из простых, от того тем более было непонятно, как его смогла преодолеть больная Фадуна.

Хамна рассказала, что Магда пролежала у керхов день, а ночью сбежала. Все решили, что ее утащил снежный барс, следы которого видели в округе. Сутки ее искали с охотниками, а потом Хамна вернулась посмотреть жив ли Арлинг, и нашла с ним Фадуну. Беспамятная Магда не раскрывала своих секретов, но впредь ее решили не трогать.

Арлинг попросил Хамну не приносить лекарства. И так было понятно, что она провожает их с Магдой в последний путь, но упрямая наемница все равно вливала в него и Фадуну травяные отвары, чистила ему раны от гноя и протирала его тело жасминовой водой, в которую верила, как в святую.

Если бы у Арлинга имелся хоть шанс, Хамна давно отрезала бы ему ноги. Они оба знали это. Яд проник по всему телу, Арлинг чувствовал налитые жгуты вздувшейся плоти на бедрах, животе, они поднимались к груди, обещая смерть медленную и мучительную. Странно, что она до сих пор не пришла к нему. Наверное, хотела сначала забрать Фадуну. Хамна больше не поддавалась на уговоры отвезти Магду к людям. Где-то рядом был город серкетов, Арлинг знал, что они не могли уйти далеко, но наемница прикидывалась, что ни о каком городе не знает. Он просил ее догнать войско Даррена и привести помощь оттуда, но упрямая кучеярка отказывалась оставлять его надолго.

Сегодня Хамна пришла без лекарств. Обычно она клала сверток на камень слева от входа, но сейчас ничего подобного Арлинг не услышал. Вполне возможно, что и слух стал ему изменять.

— Магда, — прошептал он.

— Жива, — почему-то тоже шепотом ответила Хамна и обмакнула тряпицу в плошку с жасминовым маслом, изрядно разбавленным водой. Поняв, что Арлинг заметил разницу, кучеярка недовольно пробормотала:

— Керхи ушли. Снялись этой ночью. Только скажи, и я верну девчонку обратно.

Она так и не научилась звать Дию по имени. Да и могла ли быть у девочки-нарзидки лучшая жизнь чем с наёмницей? Может, и хорошо, что она теперь с керхами. Если ее забрали, значит, приняли. И все же, если бы Арлинг не умирал, чувство вины было бы куда сильнее. Дия в него верила. Впрочем, как и многие. Сейчас имело значение одно — верила ли в Арлинга его Магда?

— На самом деле это неважно, — прошелестел из темноты голос змея. — Главное, что ты зажег свечу для себя. Вода мягкая, она льется через сеть. Живи в окружении луны, вдохновляйся ночной тишиной. Дурных затей время придет, служи мне, и мы станцуем, как тигры, а сверху будет парить дракон.

Нехебкай разговаривал с ним с той секунды, как Арлинг очнулся в пещере. Он оставлял его только во снах — они принадлежали Магде. Индиговый бог и раньше тревожил рассудок Регарди, но никогда его вторжения не были столь безумными. Впрочем, что требовать с мертвого бога. Пустыня наводнена призраками, пришедшими из ниоткуда.

— Замолчи, — прошептал Арлинг, не заметив, что сказал это вслух. Шепот Нехебкая мешал ему слышать дыхание Магды. Оно было неровным, но сердце Фадуны билось сильно.

— Хамна? — окликнул он, поняв, что змей в его голове замолчал. Обычно он утомлял его длинными монологами, но сегодня Нехебкай не был настроен на разговоры.

— Прошло тридцать лун, верно?

Она кивнула. Арлинг услышал шорох ее стриженных волос по воротнику кожаной куртки. Хамна проверила Магду, потом вернулась к своему излюбленному посту у входа и принялась глядеть вдаль. Между камней, похожих на зубы дракона, гудел ветер, мешая Арлингу слышать ее дыхание.

— А сколько еще лун до того, как я очнулся?

— Шестьдесят, — раздался ее приглушенный голос.

— Девяносто, — с трудом подсчитал в уме Арлинг. — Мы кого-то ждем?

Он готов был услышать какой угодно ответ, например: «Да, твоей смерти», но только не этот:

— Вассхана. Твой учитель велел ждать.

— Вассхана? — не понимающе повторил Регарди, с трудом вспоминая давно забытое слово. Кажется, кого-то так уже называли в прошлом.

— Его индигового ученика, — безжалостно объяснила Хамна. — Нового.

— Почему? — глупее вопроса было не придумать, но на умные мысли сил у Арлинга не осталось.

— Почему мы его ждем? — хмыкнула наемница. — Потому что за три месяца ты еще не умер, хотя твои ноги так и не зажили. А вот твоя женщина при смерти. И я не знаю, от чего она умирает. Зато он должен.

Одно упоминание Магды лишало Арлинга способности спорить.

— Он поможет ей? Почему так долго?

— Должен был прийти недели две назад, — буркнула Хамна. — Но после того, что там внизу происходит, не удивлюсь, если он задержится еще на месяц.

Арлинг не хотел отвлекаться от главного, хотя слова наемницы так и искушали спросить: что там внизу происходит?

— Учитель знает, что Магда больна? Где ты с ним встретилась?

— Мы не встречались, — разрушила все его надежды Хамна. — Он прислал птицу с запиской. Если ты не умрешь через месяц, дать ему знать. Он пришлет вассхана с лекарством. Прошло тридцать лун, я так и сделала. Написала и про твою женщину, так что теперь он знает. На самом деле, я уже нашла хорошую площадку на одной из вершин, чтобы тебя похоронить. Но ты еще жив, поэтому мне даже интересно, сколько ты протянешь. Не думаю, что лекарство вассхана тебе поможет. Моя дорога молчания начнется отсюда.

Арлинг молча с ней согласился. Хамна добровольно приняла обет халруджи, а значит, после смерти господина должна была отдать свою жизнь пустыне.

— Ты говоришь не как халруджи.

— Я говорю, как честный халруджи, — поправила его Хамна. — Мне совсем не нравится встречаться с учениками Тигра Санагора. И если дело было только в тебе, то я бы сварила ту птицу нам на обед. Но я решила, что у нее, — она кивнула, — еще есть шанс. Выглядит она не лучше тебя, но, по крайней мере, не смердит, как живой труп.

Арлинг принюхался. Ноги, которые он не чувствовал, действительно, дурно пахли. Особенно левая. Может, Хамна была и права. Может, он давно умер, а в пещере остался его призрак, да разлагающееся тело.

— Ты можешь отнести ее к ятопайрам.

О боевой секте, к которой принадлежала Хамна, и из которой она самовольно ушла, когда решила стать халруджи Арлинга, они еще не говорили. Регарди специально произнес правильное название — ятопайры вместо етобаров, чтобы смягчить начало беседы, но его хитроумие слабело вслед за телом.

— Нет, — мотнула головой упрямая наемница.

— Приказ, Хамна.

Бывшая сектантка вздохнула, но продолжила глядеть на мир. Стены пещеры не отражали ее дыхания, оно улетало вместе с ветром, который бушевал снаружи. Арлинг только сейчас обратил на него внимание. Ветер не прилетал давно, а значит, в его жизни скоро наступят перемены. Самое очевидное — она закончится.

— Моих больше дома нет, — после длительного молчания ответила наемница. Регарди отметил все: и слово «моих», и паузу, и напряженный голос. Хамне тяжело далось предательство, для него же до сих пор оставалось загадкой, почему она теперь с ним.

— Они ушли, как и керхи. Я искала Мосанну, хотела спросить, почему ты не умираешь. Дома сожгли, скот забили. Я нашла лишь пепел. Значит, уходили налегке. Второе и третье гнезда тоже оказались пустыми. Старейшины порой рассказывали об Алхас-Кешиде, но кто в него по-настоящему верил? Я полагала, что проживу не одну войну, но, чтобы дожить до исхода, такого не каждому врагу пожелаешь.

В другой раз Арлинг непременно расспросил бы ее, почему она уверена, что на етобаров никто не напал, а они именно ушли, кто такая Мосанна и что за Алхас-Кешид, но лишь заставил себя глубже вздохнуть и промолчать. Много слов отвлекали его от Магды. Кажется, Фадуна приходила в себя, ворочалась и стонала. Впрочем, она постоянно это делала, и Хамна не отреагировала. Арлинг не стал ее упрекать. То, что происходило сейчас в душе наемницы, ощущалось почти физически. Висело грузным камнем над ее головой, раскачивалось на тонких нитях, не предназначенных для таких тяжестей.

Ветер завывал, пряча в себе иные звуки мира. Арлингу казалось, что он слышит скрежет кошек-трезубцев по камням, крадущиеся движения, осторожное касание и шорох ткани по камню, но ему постоянно что-то мерещилось. Например, то, что по щекам Хамны катились слезы. Ятопайры не умели плакать с рождения. Кучеяры болтали, что им вырезали слезные железы. Совершенно непрактично со всех точек зрения, но народ в Сикелии любил страшилки, впрочем, как и все люди мира.

— Когда наступает Алхас-Кешид, зло и насилие правят миром, — вдруг снова заговорила Хамна. — Дурные времена, разруха, упадок. Люди живут не дольше пятидесяти лет, слабеют их мужество, ум и сила. Нами правят злоба, жадность, честолюбие, мы лжем, забываем богов, долги и совесть. Правители не в силах защитить свой народ, страна идет войной на страну, всякая болезнь поднимает голову, голод, нищета и разруха повсюду.

В другом месте и в другое время Арлинг бы, наверное, с интересом послушал про зло и насилие от наемницы, которая резала людям глотки, не задерживая дыхания.

— И не спастись? — спросил он только для того, чтобы заглушить бормотание Нехебкая, который, кажется, просыпался. Закономерно, как всегда: Магда возвращалась в сознание, приходил в себя Индиговый, каким-то образом спрятавшийся внутри Регарди.

— Нужно славить и воспевать богов, — произнесла Хамна, окинув Арлинга суровым взглядом. Он его почувствовал, будто ножом полоснули — неглубоко, но кожу разрезали.

— Я даже подумала, что они могли уйти из-за тебя. Ведь это не так, верно?

«Конечно, это не так, Хамна, — согласился про себя Арлинг, — я ведь убил всего лишь большого змея, который вскоре убьет меня». Вслух же сказал:

— Когда люди теряют одних богов, их место быстро занимают другие. Мне кажется, етобары поторопились.

Хамна промолчала, и какое-то время они слушали, как ворочалась Магда, да снаружи заунывно пел ветер.

— Что ты видишь? — наконец не выдержал Регарди. Он не произносил этих слов уже очень давно. Обычно то, что видели зрячие, его не интересовало.

— Я вижу конец мира, — сухо ответила Хамна.

Она хотела добавить что-то еще, но в следующую секунду мир перевернулся.

Грохот, раздавшийся у входа в пещеру, сначала оглушил Арлинга, а потом звук обрел плоть и, с легкостью подняв его с пола, отбросил в глубину каменной норы, пробудив боль в давно омертвевших ногах. К счастью, сознание угасло до того, как боль превратилась в агонию, и Регарди накрыло темной волной беспамятства.

«Иди со мной до последнего дня», — прошептал змей в его голове, выталкивая Арлинга из омута на поверхность.

В пещере воняло не только гниющей плотью его ног. Дым заполнял пространство до потолка, и в каком-то удаленном уголку его сознания всплыло название: «облачная вода». Соединяясь с воздухом, она давала много едкого дыма, который, впрочем, был неопасен. Шарики с такой водой обычно выплевывали из длинных трубок, а когда пленка лопалась, рождался звук, подобный тому, что слышал Арлинг… минуту назад? Или, может, снова канула вечность?

На привычном месте кашляла Магда, пока она была в безопасности. Едкий запах «облачной воды» мешал сосредоточиться, но, по крайней мере, его ноги снова потеряли чувствительность, к остальной же боли он привык. Взрыв, когда смесь соединилась с воздухом, отбросил его к стене, где Арлинг так и остался лежать кулем. Некстати вспомнились слова Даррена, когда он еще не был Маргаджаном: «Если я когда-нибудь не смогу подняться, значит, я умер». Тогда, в далекие годы их молодости, эта фраза казалась смешной.

Звон и лязг клинков разбил тишину, вернув его в пучину реальности. Похоже, рубились давно. Дыхание сбилось у обоих — и у Хамны, и у ее противника. Высокий и крепкотелый, он теснил маленькую кучеярку, Арлинг же не мог разгадать, была ли у Хамны стратегия, либо она просто пыталась выиграть время — роскошь для каждого. Его давно не было у Арлинга, шел обратный отсчет у Магды, утекали секунды пришельца, на ноге которого клинок Хамны оставил глубокий, обильно кровоточащий порез, но и у самой наемницы стрелки часов могли остановиться в любой момент. Арлинг чувствовал плохую рану на ее голове. Ее нанесли не лезвием, то был удар о стену, когда Хамну отбросило взрывом. Они оба умели падать, но Регарди на одних инстинктах удалось спасти голову, а вот етобарке не повезло. Кровь обильно заливала воротник кожаной куртки Хамны, а движения наемницы были рваными и нечеткими.

Чувствовалось, что оба — опытные бойцы с отличной скоростью и реакцией, но рана Хамны оказалась серьезнее — она сводила на нет все ее преимущества. Ей становилось труднее отражать стихийные атаки противника. Парируя удары, она вынужденно пятилась шаг за шагом вглубь их каменного дома — к Арлингу и… Магде.

Наверное, если бы в пещере не было Фадуны, Регарди еще какое-то время плавал бы в тумане собственных кошмаров наяву, но осознание опасности пробудило в нем остатки сил, в которые он давно не верил. Не понимая, что и как делает, Арлинг перевернулся на живот и пополз к дерущимся, чувствуя, как замедляет темп Хамна. Удары в голову всегда самые подлые, можно иметь здоровые руки и ноги и неповрежденное тело, но малейший ушиб головы мог привести к непредсказуемым результатам. Ко всему двух рук у Хамны давно не было. Когда-то Арлинг сильно усложнил ей жизнь, отрубив кисть. Казалось, это было в прошлой жизни. В любую секунду наемница могла пропустить удар, противник же казался неутомимым. Рана на его ноге кровоточила все сильнее, но и Хамна потеряла достаточно крови. Сделав выпад, пришелец достал наемницу кончиком клинка, но, разрезав куртку, лишь вспорол кожу, добавив к ее ране еще один солидный порез.

Арлинг не помнил, чтобы раньше в первые минуты драки Хамна допускала столько промахов. Либо удар головой о стену сделал ее калекой, либо… противник относился не к рядовым убийцам. А в том, что в пещеру проник хорошо подготовленный боец, у него не осталось сомнений с того момента, как он услышал взмахи его клинка.

То был не ученик имана, о котором сначала подумал Регарди. И не серкет, мечтавший о возмездии за убитого бога. И не восточный нарзид из армии Даррена-Маргаджана. То был драган, и у Арлинга не имелось ни одной догадки, что человек одной с ним национальности мог делать так далеко от их общей родины. Давно забытой, густо посыпанной пеплом прошлого, но все еще иногда являющейся ему во снах, которые он считал кошмарами, но которые таковыми не являлись.

Хамна проигрывала, Регарди не успевал, и тут пещеру неожиданно прорезал крик, который человеческая глотка издать была не в состоянии. Арлинг дернулся было к Фадуне, потому что звук доносился с ее стороны, но быстро понял, что Магда не ранена, более того, кричала именно она. Хамна и драган кружили совсем рядом, и хотя они были поглощены боем и не относились к людям, которых мог отвлечь посторонний звук, но Магда все-таки хорошо постаралась. Драган по-прежнему теснил наемницу, однако Арлинг уловил заминку, когда тот отвлекся на Фадуну. Это произошло за долю секунды, но Регарди успел. Джамбия, которую он всегда держал под рукой, осталась на прежнем месте, пропитанным кровью, гноем и грязью. Арлинг чувствовал ее так остро, будто лезвие светило ему в темноте. Никаких шансов доползти до клинка не было, поэтому Арлинг решил время не тратить, а использовать то, что имелось рядом. А под руками в изобилии валялось каменное крошево. Зажав осколок породы в быстро слабеющих пальцах, Регарди наотмашь рубанул, больше полагаясь на удачу, чем на боевое мастерство, которое требовало одного незыблемого условия: сил.

Хриплый крик драгана прорезал пещеру, и Арлинг понял, что попал. Противник попытался удержаться на одной ноге, но она уже была ранена Хамной, а вторая вышла из строя, потому что Регарди только что перерубил острым каменным краем сухожилие на щиколотке. Звякнул металл о металл — то Хамна умелым приемом выбила клинок из руки драгана. Регарди вцепился в раненную им ногу, завершая начатое и увлекая незваного гостя к себе на пол. Теперь они были на одной плоскости, чего он и добивался. Хамна упала сверху — то ли помогая Арлингу, то ли просто потеряв сознание, но Регарди уже был в своей стихии. Тело действовало на инстинктах, отработанных многолетней практикой. Из всех удушающих приемов он выбрал самый простой. Гортанное удушение с закрытием рта у боевых школ Сикелии называлось по-разному, но техника была одной. Тряпка, оторванная от повязки с его ноги и пропитанная кровью и гноем, была идеальным оружием — она не пропускала воздух. Когда ее вонючая поверхность обмоталась вокруг рта драгана, шансов выжить у того не осталось, потому что Арлинга уже было не остановить. Именно тряпка не позволила драгану вскочить мгновенно и сбросить с себя Регарди. Зловонная жижа не только не давала дышать, но и стекала в горло, вызывая рвотный рефлекс. Драгоценные секунды были потеряны. Их не было и у Арлинга, который больше слышал шипение змея у себя в голове, чем кряхтение противника, но дело оставалось за малым. Удар локтем по гортани сломал кадык и прекратил мучения драгана.

Какое-то время Арлинг еще лежал на нем, пытаясь понять, чье сердце перестало биться: его, Хамны или противника. Биение сердца Фадуны он слышал отлично: Магда с кем-то разговаривала, не обращая внимания на происходящее.

Беспамятство длилось вечность, а может, пару секунд, но, когда Регарди очнулся, Фадуна молчала, вернувшись в мир сновидений. Хамна ушла вслед за ней, а вот драган, к счастью, последовал еще дальше. В эту реальность ему уже не суждено было вернуться.

Сначала Арлинг хотел подползти к Магде, но понял, что не сумеет. Собрав последние силы, он оторвал у драгана рукав и обвязал его вокруг головы Хамны. Жест был скорее ритуальный, так как кровь давно перестала течь. Опасность скрывалась внутри. Если повреждение затронуло мозг, Хамну уже ничто не могло спасти. Когда-то похожее падение пришлось пережить и ему, в результате он остался слепым. Какую карту вытянула наемница, должно было показать время, которого ни у кого из них не было.

В пещеру заглянул осмелевший ветер. Он принес запах дождя и леса. Шум листвы Регарди слышал давно, но догадывался, что яд Нехебкая вызывал у него галлюцинации. Тем более опасные для человека, который жил звуками, запахами и вкусами мира.

— Что там, снаружи? — вопрос слетел с губ, словно пепел с давно обуглившегося куска древесины.

— Наш конец, — охотно ответил змей Нехебкай, который всегда был рядом, когда дело касалось жизни и смерти.

Арлинг согласился с ним и, наконец, скатился с драгана, который больше не вызывал вопросов. Прошлое рано или поздно тебя догонит, предупреждал учитель. Кто бы знал, что это случится именно сейчас. В рукаве, который он оторвал от рубашки врага, ничего странного не было — обычный кусок ткани. Если не считать тесьмы, вшитой в манжет. Многие наемники прятали в одежде такие шнурки для удушения жертв, но только один известный ему орден убийц делал их не из прочного шелка, а из волокон коры арвакского дуба. Если попытка удушения срывалась, и жертва все-таки убегала, дни ее были сочтены. Сок коры арвакского дуба, которым пропитывали тесьму, убивал медленно, но верно.

Девятый отдел Императорской Канцелярии Согдарии славился тем, что о нем обычно ничего не слышали. Наивысшее достижение в грязном деле, которым когда-то занимался и Арлинг — когда тебя не видят вплоть до того момента, пока не умирают от твоей руки. У Педера Понтуса, известного палача Согдарии, возглавлявшего Канцелярию, до сих пор получалось не выделяться среди боевых организаций мира. Даже иман редко его упоминал.

Регарди не знал, каким образом убийца из Девятого отдела нашел его спустя почти двадцать лет, как Арлинг сбежал из Согдарии, но подозревал, что несчастный сильно просчитался, отправившись убивать сына Канцлера в одиночку. Или ему о чем-то не рассказали, или слава шпионов Педера Понтуса была преувеличена. Неумно соваться в одну нору с етобаром, Видящей и тем, кто потерял ориентир, но остался верен учению Махди, впитавшемуся в каждую каплю его крови.

Глава 2. Еще один лучший

— А я бы сейчас супчика из баранины отведал, — со смаком произнес молодой голос. — И перчика бы туда побольше!

— Баранина дорогая, в школе ее уже много месяцев не закупают, жадничают, — подхватил собеседник. — Хотя вот рисовая похлебка с помидорами весьма недурной у Клячи получалась. Да я бы и от чечевичной каши не отказался. Все лучше, чем сухомятину грызть. И почему Керк запрещает разводить костер? Мы в этих горах одни на сотню арок вокруг, все разбежались.

— Еще бы они не разбежались, — протянул первый кучеяр. — Такое творится… Но людей здесь нет, говорят, даже керхи последние ушли. Легче пуму или барса встретить, чем человека. А ведь какой город был, столько людей!

— Что-то я не слышал, чтобы в горах пумы водились. Болтают все, — вмешался третий голос, звучавший тоньше и выше. Он явно принадлежал еще подростку.

— Может, и болтают, но два каравана отсюда не вернулось.

— Да помню я, что там говорили. Их самум в пути застал, спрятаться не успели, а трупы потом гиены да волки погрызли. Хищников в Карах-Антаре сейчас больше, чем песка.

— А еще болтали, что тела растащили так далеко, что даже на гургаранских подножьях их потом находили. И жрать мертвечину никто не стал. Пума, может, и брезгливая, а вот гиены да собаки дикие — тем все равно, они на разную падаль охочи.

— Сказали пумы, значит, пумы, — недовольно пробурчал тот, кто мечтал о бараньем супе. — Лучше делом займитесь. Керк в прошлый раз был недоволен, что траву плохо размололи. Слепой может подавиться.

— А вдруг все из-за него? — не унимался второй собеседник. — Вдруг правда, что он Нехебкая убил? Ну, который Индиговый…

— Смотрю, тебе заняться нечем, Каюм, — раздался спокойный, чуть с хрипотцой голос, и по внезапному напряжению собеседников стало понятно, что появился тот самый Керк, который тут командовал. — И нет, не правда. Я же вам рассказывал. Этот драган по глупости задушил любимого змея Подобного. Это случилось как раз накануне вторжения серкетов из Пустоши, после чего они разгромили город. Небылицы рождаются на пустом месте. Подобный выжил из ума, держал целый серпентарий и периодически называл любимчиков нехебкаями. Чтобы больше я такого бреда не слышал. У нас мало времени, скоро придут етобары.

Арлинга вдруг позвал Нехебкай и пришлось вернуться туда, где в последние месяцы он проводил большую часть времени — в небытие. А так хотелось послушать об остром бараньем супе, вкус которого он прекрасно помнил, потому что его любили все караванщики, и Сейфуллах в особенности. А еще было интересно узнать, какими слухами жили люди после разгрома царства Подобного, и зачем должны были явиться етобары.

Интуиция подсказывала, что Керк был тем самым вассханом, которого прислал учитель, а говорившие — младшие ученики. Нехебкай вечно вмешивался невовремя.

— Ты заметил, что Магда дышала ровнее? — спросил Индиговый, мешая ему всплыть на поверхность. Да, Арлинг это заметил, как и тысячу других деталей и подробностей, которые ему сообщил солукрай до того, как он снова потерял сознание.

Они находились в другой пещере — ветер шелестел по поверхности камня иначе, у входа не ощущались «зубы дракона», с потолка то и дело осыпался песок. Пять человек сидели у незажженного костра. Все молодые кучеяры, крепкие, подтянутые, умеющие двигаться бесшумно, знающие, что делать со своим телом. Но умы у них были еще незрелые, значит, в Школе провели только год или два. Наверняка они воспринимали происходящее как наказание, хотя, может, так оно и было. Воспитательные методы у имана всегда были странные.

Магда лежала неподалеку и, казалось, просто спала. Никакого прерывистого дыхания, биение сердца ровное, поза спокойная. Хамну он нашел снаружи у входа. Она лежала на камнях под навесом — видимо, даже раненый етобар внушал молодым ученикам опасение. От нее пахло молоком, медом и землей — легко узнаваемое сочетание ароматов журависа. Значит, наемницу накачали наркотиками. В отличие от Магды Хамна то и дело шевелилась, дергалась, будто пытаясь очнуться, но, возможно, при ее ранении журавис был необходим. Арлинг слышал, что керхи широко использовали его при травмах головы.

Тот, кто привел сюда молодых учеников, сидел как раз рядом с Регарди. Арлинг успел перехватить его руку, когда ему снова попытались приоткрыть рот. На губах отчетливо ощущался горький вкус ясного корня, змеевика и заразихи, самых ядовитых трав Сикелии, которые могли как убить, так и вылечить. Оставалось надеяться, что ученики Школы Белого Петуха растирали в своих ступах не эти травки.

— Очнулся наконец, — вместо приветствия произнес тот, кого называли Керком. — Мне бы столько спать. Хватит уже, третий месяц заканчивается.

И будто прочитав его мысли, добавил:

— Пей тогда сам, сбор иман готовил. Ему же ты еще доверяешь?

Арлинг молча отстранил его руку с чашкой и прислушался к ощущениям. Пробуждение прошло незаметно, словно он очнулся после легкой полуденной дремы, а не от тяжелого омута кошмаров. Такого раньше не случалось, реальность обычно принимала его с ненавистью, тело отвечало ей тем же. А сейчас… сейчас он чувствовал тупую боль в ногах там, где неправильно срослись кости. Ему не нужно было себя рассматривать, чтобы понять, что левая нога от колена похожа на палку, побывавшую в зубах пса. Ступня на прежнее место не поворачивалась.

— Что с Магдой? — спросил Регарди, чувствуя, как с трудом ворочается язык. Может, иман и постарался с лекарством, но побочные действия снадобья учителя редко когда интересовали.

— А вот это зависит от тебя, — голос Керка внезапно стал серьезным. — Что ж, раз готов поговорить, давай. Каюм, Дардан, Элти! — окликнул он. — Найдите еще двух балбесов и отправляйтесь в обход. Да, все пятеро. Я ухожу на закате, хочу успеть до грозы.

— Но там… — начал было один из учеников, однако вовремя замолчал. Нет, вряд ли у них три года. Хорошо, если первый год в школе закончили. Или с дисциплиной в Школе Белого Петуха стало совсем плохо. Арлинг не помнил, чтобы приказы старших когда-либо обсуждались.

Впрочем, малолеток он понимал, потому что давно прислушивался к странным звукам, доносившимся снаружи пещеры. Судя по грохоту, раздающемуся сразу за порогом и дальше, насколько хватало воображения, с высоты они спустились, потому что пещера смотрела прямо на равнину. Из всех мыслимых звуков на ум приходило только одно сравнение. Снаружи гремел не просто дождь, а настоящий ливень, да еще и с градом — то, чего в Карах-Антаре не случалось никогда. Струи, падающие с неба, обрушивались не в песок, что обычно превращало все вокруг в непроходимую грязь. Они били упруго, с треском барабаня по твердой поверхности, будто, пока Арлинг спал, пески самой засушливой пустыни кто-то прикрыл брусчаткой и камнем. Впрочем, если местность еще можно было как-то объяснить — все-таки Гургаранский хребет славился своей непредсказуемостью, в том числе необычным подножием, то дождь ощущался абсолютно нереально. Арлинг поверил бы в него в Восточном Такыре, Фардосских степях или в Маленькой пустыне, но не в самых смертоносных землях Сикелии.

— Да, льет уже второй день, — опять прочитал его мысли Керк. — То ли еще будет. Ладно, давай по-быстрому все решим, пока эти идиоты там мокнут.

Не был он похож на вассхана. Впрочем, что Регарди знал об индиговых учениках имана. Только то, что обычно они плохо заканчивали. Странно, что ревность, которая вначале уколола так больно, кажется, шипы свои обломала. Он ничего не испытывал к этому Керку, даже благодарности. У всех лекарств учителя обычно имелась обратная сторона. За лечение больные потом сурово расплачивались.

— Начни с нее, — прохрипел Регарди, кивнув в сторону Магды. — И как Хамна?

— Начну, с чего и с кого хочу, — оборвал его Керк, и Арлинг понял, что сотрудничества у них не выйдет. — Умудрился же ты связаться с етобаркой. Хорошо, что свои согласились ее забрать. Я уже к их приходу не успеваю, но ты с подругой попрощаться успеешь. Неумно заводить таких друзей, драган.

— Неумно стоять в полный рост, — парировал Арлинг, не совсем уверенный, что Керк его понял. Но тот догадался.

— Я не соперничать с тобой пришел, вассхан, — глухо произнес он, поставив чашку с отваром у головы Регарди. — И мишень здесь отнюдь не я. Мы все исполняем волю учителя. Даже предатели.

Беседа началась плохо, воздух в пещере стал плотным, густым, еще немного, и ножом можно резать. Вассхан Керк и вассхан Арлинг ни в какой реальности не могли стать союзниками.

— Жаль, что мы с тобой никогда не окажемся на Огненном круге, — произнес Керк, и в голосе его звучало то, что Регарди ненавидел больше всего. Жалость.

— Может, ты и не выбирал эту дорогу, но в любом случае уже прошел по ней. От тебя сейчас ничего не зависит. Непривычно, правда, драган?

— Так сильно не любишь драганов? — хмыкнул Арлинг. — Уверен, что мы раньше не встречались? Мне приходилось надирать задницы первогодкам. В отличие от имана учитель из меня паршивый. Я, конечно, уже и забыл, а у тебя, вот, на всю жизнь травма.

Керк выдержал, хотя Регарди отчетливо услышал, как дернулась рука кучеяра поблизости. Бить слепого, да еще и калеку на пороге смерти — последнее дело. Поэтому Керк ответил так, как и полагалось вассхану.

— Слушай и запоминай, — процедил он, удержав эмоции при себе. — Я передаю волю учителя и повторять не стану. Это единственная причина, по которой я здесь. У тебя неправильно срослись кости, и ты это знаешь. Но это не самое страшное, верно? Ты отравлен ядом, с которым человеческая медицина справиться не может. Однако учитель все же попытался и приготовил противоядие. Если оно подействует, ты сможешь ходить на костылях. Вот, держи, — в пальцы Арлинга вложили тугой мешочек. — Я тебе его еще не давал. Иман сказал, что прием снадобья должен быть осознанным решением. Ешь его сколько хочешь, так он и передал. Его еще ни разу не пробовали на людях, все зависит только от тебя.

Арлинг не смог сдержать горькой ухмылки. Учитель был так узнаваем. Его любовь к экспериментам была слишком хорошо известна.

— А если не подействует?

— Тогда я вернусь через две недели и отрежу тебе ноги, — ровным тоном произнес Керк. — Таково распоряжение имана. Не волнуйся, я прошел необходимую подготовку. Если этого не сделать, ноги со временем снова начнут гнить, и тогда тебя уже ничто не спасет. Пока меня не будет, младшие ученики тут присмотрят. Не волнуйся, ты еще поживешь.

— И ради чего?

— Ради кого, — поправил его Керк. — Иман недоволен, что ты сделал все неаккуратно, и из-за тебя пострадала Видящая. Можешь не верить, но она болеет из-за тебя. Ты позволил Нехебкаю себя укусить. Пусть то и был просто гигантский змей, в которого верил Подобный, но Видящая думает, что ты убил Индигового бога. И поэтому болеет. Она верит, что вместе с ядом в тебя вселился умерший бог, и теперь ты заражен Нехебкаем.

Смысл слов Керка дошел до Арлинга не сразу. Значит, вот почему иман не пришел сам, а прислал нового вассхана. Что ж, вполне в духе Тигра Санагора. Если учитель злился, то редко говорил об этом прямо. Но если Магда верит, что в теле Арлинга яд не обычного септора, пусть и переростка, а самого Нехебкая, не логичнее было бы лечить Видящую, а не Регарди? Почему иман не приготовил особого лекарства для нее? Что ж, у Арлинга тоже были причины быть недовольным иманом. Хотя бы за то, что тот прятал от него Магду. Чем дольше он думал об этом, тем опаснее становились его мысли, и Регарди поспешил перевести внимание на Керка. С ним-то хоть все было понятно.

— А сам ты как думаешь? — спросил он, внимательно ощупывая мешочек, переданный учителем. Травы в нем ничем не пахли. Будто тот, кто их готовил, особенно постарался, чтобы снадобье не мог распознать человек даже с очень тонким обонянием.

— Я думаю, что мир уделяет тебе слишком много внимания, — фыркнул Керк, поднимаясь на ноги. — Я здесь не для того, чтобы высказывать свое мнение. Его ты и так знаешь. Я передаю волю и слова учителя. Ты должен изгнать из себя Нехебкая, и тогда Видящая поправится. Даже если лекарство не поставит тебя на ноги, и мне придется их отнять, Магда поверит, что яда в тебе больше нет, и излечится сама.

— Твои слова да Нехебкаю бы в уши, — прошептал Арлинг, чувствуя, как зашевелился в нем непрошеный гость.

— Я все и так слышу, — прошептал Индиговый, и Регарди дернулся, не желая, чтобы Керк становился свидетелем его внутреннего сражения. Не иначе как борьбой за рассудок его разговоры с Нехебкаем не являлись.

— Значит, для Магды учитель ничего не передал, — уточнил он.

— Нет, — покачал головой Керк. — Ее лекарство — это ты. Когда мы с тобой закончим, вы с ней должны покинуть Сикелию. Это приказ имана. Не пойдете добровольно, вас отведут насильно. Здесь вам оставаться нельзя. Для тебя и так сделали большое исключение, драган. Вы перейдете хребет Гургарана и останетесь жить в Дождливой долине, где иман приготовил для тебя дом. Почетная старость, о которой редко кто может мечтать. Насчет ног не волнуйся. Тебе, калеке, конечно, помогут. Все, что потом будет от тебя требоваться — сидеть тихо, пока не сдохнешь.

А ведь на какой-то миг Арлинг поверил, что его все-таки отпустили. Бывших учеников имана не бывает. Они либо умирали сами, либо их убивали. Значит, вот его путь — изгнание.

— Это из-за него? — Арлинг кивнул наверх, туда, где по его представлениям, находилась предыдущая пещера с убитым им драганом.

— Снова воображаешь. Обычный наемник серкетов, желающий отомстить за убитого бога, — как-то слишком небрежно отмахнулся Керк. — Мы просто не успели. Прости. Но я знал, что етобар справится и не даст тебя убить. Учитель бы расстроился, я его знаю.

— Хамна моя халруджи, — Регарди решил, что тему нужно срочно переводить. — Ее нельзя отдавать етобарам. Она принесла клятву.

— Значит, перережет себе глотку, как любой халруджи, предавший господина, — хмыкнул Керк. — Неужели ты думаешь, что мне есть до нее дело? Учитель велел отдать ее етобарам, я всего лишь исполняю его волю.

— Хороший песик, — выдавил из себя Арлинг, к которому в голову настойчиво лез Индиговый бог. Кажется, он хотел что-то сказать.

На секунду ему показалось, что Керк его все-таки ударит, но вассхан сдержался. Наверняка это было нетрудно. Перед ним валялся не ровня — всего лишь калека.

— Если хочешь что-то передать учителю, самое время, — сухо произнес Керк, направляясь к выходу. — Пятеро оболтусов останутся с тобой до моего возвращения. У тебя две недели, чтобы сделать правильный выбор. Знаешь, как я бы поступил на твоем месте? Ты слепой, но, говорят, читаешь жесты, как видишь.

Керк поднял палец к горлу и провел им от уха до уха. Арлинг оценил его юмор.

Было время, когда он хотел столько всего сказать иману. Печально, что в горах Гургарана эти желания потерялись.

С трудом развязав мешочек, он обмакнул палец в порошок, а потом тщательно его облизал. Никакого вкуса. Если бы Арлинг не ощущал мельчайшие частички трав на своей коже, то решил бы, что трава с пальца осыпалась. Все в мире имело вкус, цвет и запах. Все, кроме лекарства имана.

— Молодец, драган, правильный выбор, — похвалил его Керк. — Делай, как велено, и проживешь еще лет пять. А может, и десять. Иман сказал, что больше ты не протянешь. Но это будут прекрасные годы наедине с любимой женщиной. Кажется, ты всегда этого хотел?

И он ушел в дождь, оставив Регарди наедине с его мыслями. И с Индиговым богом, голос которого звучал в голове бывшего вассхана все громче.

Глава 3. Темный солукрай

Как кишка горного ахара, тянулась для Арлинга та ночь. Он лежал и слушал темноту, пытаясь не думать о словах вассхана Керка и песнях Нехебкая, которые тот затянул в его голове с уходом кучеяра. Дождь закончился, но рассвет все не занимался. У Регарди разыгралось воображение. Ему казалось, что по небу разлетелись рваные клочья уже опустошенных туч, а горизонт налился кровью, предвещая недобрый восход извечного палача — солнца. «Кто не дышал воздухом гор, не познал вкуса жизни», говорил учитель. Арлинг готов был с ним не согласиться. Сейчас он не чувствовал ничего.

Из чего бы ни было изготовлено снадобье, которое должно было волшебным образом исцелить его и Магду, эффект пока был только один: Регарди все слабее чувствовал окружающий мир, заменяя образы реальности воображаемым миром. Даже голос Нехебкая, к которому он почти привык, ощущался слабее. Лишь собственное дыхание Арлинга нарушало спокойствие, в которое, как кокон, заворачивал его чудесный порошок.

Он не сразу услышал возвращение учеников, которые, галдя, ворвались в пещеру, стряхивая с мокрой одежды брызги. Грохот падающих на каменный пол веток извещал об одном — Керк ушел, а молодые кучеяры замерзли и хотели согреться. В пещерах всегда холодно. Регарди привык, у них же зуб на зуб не попадал. Думать о том, откуда они взяли столько древесины, и кого именно боялся Керк, запрещавший разводить костер, не хотелось. Казалось, все силы уходили на то, чтобы вдохнуть, а потом выдохнуть. Что-то не то творилось с его телом, но иман всегда знал, что делал. Разве мог Арлинг сомневаться в нем после того, как учитель ему помог.

«А ты уверен, что он делал это для тебя?», — пробился сквозь пелену морока голос Нехебкая.

На ум пришел сто и один ответ, но тут кто-то из учеников приблизился и слегка пнул по искореженной ноге Регарди. Боль не появилась, но захотелось смеяться, и Арлинг задумался, не спрятан ли за безвкусием лекарства журавис? Со знаменитым дурманом Сикелии у него были напряженные отношения.

— Жив, драган? Прости, не могу вспомнить твое имя. Только не помогай мне в этом.

— Не лезь к нему, Блай, — окликнул подошедшего другой ученик, явно оставшийся за старшего. — Лучше воды принеси. Керк сказал, что его надо мыть почаще. Бадья у входа уже полная.

— Тратить на драгана воду преступление, — процедил Блай. — Пусть она и льется с небес вторые сутки. Расслабься, Каюм, и не командуй. Эта драганская собака жива уже третий месяц. Перед приходом Керка и помоем.

— Дождь в Карах-Антаре — это пайрикова вода, — вмешался в разговор третий. — Нельзя к ней прикасаться. Мы все ею испачканы, надо молиться.

— Кому? Нехебкаю? — снова фыркнул Блай. — Да он мертв.

— Или ты несешь воду, или отправляешься наружу под пайрикову воду! — не выдержал и повысил голос Каюм.

— Да, а еще к пумам!

Все вздрогнули, потому что последнюю фразу произнес женский голос.

Арлинг, который равнодушно слушал препирательства учеников, тоже очнулся, мгновенно забыв советы Нехебкая, подстрекавшего ответить молодым кучеярам делом, а не словом.

Видящая тем временем поднялась и, подойдя к выходу, села на камень под удивленными взглядами учеников. Ни на кого не обращая внимания, она принялась насвистывать, наблюдая за краснеющей полоской на горизонте. Злой южный ветер подпевал ей, словно усмиренный зверь, на миг забывший свою чудовищную сущность.

Религия имана наделила Фадуну чертами легендарной Видящей. Странно, что новый вассхан, признавая это, категорически отвергал возможность существования Нехебкая в гигантском змее серкетов. Сейчас Арлинг был готов поверить во все что угодно, но больше всего — в чудодейственную силу имановских препаратов. Вассхан Керк мог нести какую угодно чушь, но правда была в том, что Магда самостоятельно поднялась впервые с того момента, как Арлинг очнулся.

— Там в дожде не только пума, — довольная тем, что привлекла внимание, продолжила Видящая. — Там дикий кабан нашел прибежище среди газелей. Скотина расплодилась на радость охотникам, да не знают те, что в ней живут бесы. Лжебогословы и еретики-сектанты отбирают хлеб детей, а владеющий золотом невольник — кукла в руках тайных сил! Там они все, — палец Фадуны ткнул в истекающей влагой потолок пещеры, — наверху. Уже ползут сюда. Отойди от него, Блай, или тебя съедят следующим. Зря вы положили ее снаружи.

Что заставило Блая послушаться Фадуну, а не своего старшего товарища, неизвестно, но на то она и Видящая, чтобы бередить молодые умы. А может, последние слова были единственно понятными, потому что речь Магды обычно редко кто мог разобрать.

Кучеяр поспешно отошел от Арлинга и встал рядом со своими, которые в нерешительности замерли, поглядывая то на выход, в сторону темного навеса, где лежала Хамна, то наверх, где в толще породы дремала первая пещера, откуда вынесли Арлинга. Дождь стал слабее, но Регарди слышал, что с Хамной все в порядке, она дышала. А вот ученики видеть ее не могли, потому что кровавую поступь рассвета прекратили вновь набежавшие тучи. Светлеть перестало. Вдали грохотало и гремело, все больше убеждая Арлинга в иллюзии, что за порогом пещеры — вечно дождливый Мастаршильд, но никак не самая засушливая пустыня Сикелии.

— Всякий человек — невольник гремера, — Магда встала и принялась медленно кружиться, расставив руки в стороны. — Всякий, кто слабость проявлял, под мою власть попал. Я его в зверя обратила и зверя в него вселила. Знайте об этом! Боги не могут жить в душе человеческой — и об этом тоже знайте! В самые черные ночи придет за вами гремер, и нет никого ни на земле, ни на небе, кто найдет от него спасение. Слабость наша в роде людском. Люди злее ветра гиблого и злее богов, злее даже самого рока! За это и погибнут.

— Что ты несешь, ведьма? — не выдержал первый Блай. — Прекрати!

— В пустыне ничего нет, но есть… пума! — рассмеялась Магда и, перестав кружиться, пошла на Блая. — Давай разжигай свой костер, так им будет легче тебя найти. Но если хочешь еще быстрее, лучше выйди под дождь. Мокрый, ты вкуснее.

Что там сказал иман про волшебный порошок без вкуса и запаха? Что его можно принимать сколько угодно? Время давно не было на стороне Регарди, не стоило искушать его промедлением. Кучеяры нервничали все сильнее, Магда будто этого не замечала, а он по-прежнему валялся кулем, не способный прийти ей на помощь. Если Фадуна затеяла игру, ей следовало сперва рассказать ему о правилах. Хотя, должно быть, она знала, что это бесполезно, так как правила для Арлинга обычно существовали для того, чтобы их нарушать.

Подняв руку с заветным мешочком, Регарди собирался было высыпать в рот изрядную долю снадобья, как вдруг понял, что Фадуны у входа больше нет. В мире было мало людей, способных вырвать что-то из пальцев пусть и бывшего, но все же вассхана Тигра Санагора, однако Магде каким-то образом это удалось. Вероятно, ей помог ветер, сговорившийся с Нехебкаем в его голове. Пальцы на удивление легко расстались с мешочком, который, оказавшись в руках Фадуны, пропутешествовал по пещере до выхода, где превратился в разорванные клочья, не способные удержать в себе ничего. Чудесное лекарство имана без вкуса и запаха унес ветер, который, конечно, всегда был на стороне Видящей.

— Вон он! Гремер прямо за тобой! — закричала Магда, указывая за спину стоящего ближе всех к выходу Каюма. Тот подпрыгнул, выхватывая джамбию на лету, обнажили клинки и другие кучеяры, тщетно вглядываясь в темноту. Ошарашенный поступком Фадуны и осознанием, что только что лишился волшебного снадобья, уже подарившего ему надежду, Арлинг сел, не сразу осознав, что за долгое время впервые смог сделать это самостоятельно. «Нет в том для тебя никакого страха, если корни свои ищешь», — прошептал в голове Нехебкай, но Регарди отмахнулся от него, тоже прислушиваясь к тому, что творилось снаружи. Не было там никакого чудовища. Лишь Хамна беспокойно ворочалась, чувствуя приближение бури.

— Нет там чудовища! — повторила Магда его мысли. — Шутка, ха-ха.

И будто не чувствуя, что гремер, о котором она говорила, уже появился в пещере только не в образе пумы, а в виде молодых кучеяров, в душе которых закипали океаны ненависти, Фадуна повернулась к Арлингу и, ткнув в него пальцем, сказала:

— То, что сделаешь, на моей совести. Тигр не враг, но не выбирай его. Выбирай меня. Неважно, что происходят вокруг, важно то, что внутри тебя. Кто внутри. Слушай его. Дружи с ним. Освободи его. И не ешь больше всякую дрянь. А ты, — ее палец переметнулся с Регарди на Блая, — можешь начинать. Потому что он, — она кивнула в сторону Арлинга, — тоже готов.

— Сучка драганская! — взбеленился Блай, которого словно спустили с поводка. Размахнувшись, он влепил Магде пощечину, от силы которой та отлетела вглубь пещеры, упав между сидевшим на полу Арлингом и группой учеников, ужас которых стал почти физическим явлением. Потому что одновременно с падением Фадуны снаружи кто-то захохотал, и голос этот не мог принадлежать человеку.

Магда не поднялась, а кучеяры не успели понять, кто смеялся над ними под дождем так близко от пещеры, ведь в тот момент, когда голова Фадуны коснулась руки Арлинга — он каким-то чудом сумел броситься к ней, чтобы рухнуть на пол вместе и не дать Магде разбить затылок о камни, — в тот миг внутри самого Арлинга разлилась глубокая тишина, среди таинственного покоя которой он вдруг услышал музыку.

Поначалу он принял ее за отвратительный голос южного ветра, пробирающегося в расщелинах гор и пустотах пещер и обычно предвещающего беду, но по мере того, как стихал ветер во внешнем мире, пение в голове Регарди становилось четче и звучнее. Странная мелодия пробуждала в груди уныние и одновременно дикую страсть, говорила о неведомом, навевала тайну о жизни и смерти. То отдалялась и исчезала, то опять звучала с новой силой. Голова шла кругом от этой тоски и страсти. Подчиняясь неведомой силе, Арлинг шевельнулся и пополз к выходу из пещеры, не замечая ни Магды, ни учеников имана, которые все внимательно слушали песню, звучавшую внутри него. Даже эхо с небесных вершин Гургарана откликнулось на его призыв, который потом подхватили черные глотки пещер и опрокинули в долину колдовским шквалом новой порции дождя. Закружились в пляске пайрики, а после и таинственный смерч поднял Арлинга в небеса, унес в прошлое, обнажив величайшую тайну, которую он ощущал непрестанно и никогда не мог постичь. Тайна жизни и мертвых, тайны пустыни и гор, тайна темного солукрая, о котором не писал даже Великий Махди, но о котором шептались серкеты.

Тучи расступились, и зной мгновенно обжег ладони, цеплявшиеся за камни. Марево солнца поднялось внезапно, и земля Карах-Антара будто закипела, отпуская из себя воду. Всякое начало, всякий путь, всякое время имеет свой конец, и эта ночь тоже окончилась. День начался и замер.

Замер и Регарди, до которого не сразу дошел ужас содеянного. Темный солукрай выплеснулся так легко, будто всегда ждал лишь его зова. Не понадобилось многолетних тренировок, изнурительной практики и сложной теории. Все произошло мгновенно — за тот миг, пока ресницы смыкаются, чтобы моргнуть. Арлингу редко бывало страшно, но сейчас сердце зашлось в панике, когда чувства, которыми он привык познавать мир, рассказывали о том, что случилось в пещере.

Пятеро учеников имана сидели на полу, раскачивались из стороны в сторону и пускали слюни. Один подражал горному ахару, другой изображал маленькую птичку майну, третий не иначе, как представлял себя пумой. Молодые кучеяры рыкали, охали, хрюкали, хлопали в ладоши, тыкали друг в друга и пытались разговаривать, но могли лишь лепетать. Сознание уступило место безумию, и, пожалуй, то было страшнее, чем физические увечья.

Магда тоже мало чем отличалась от учеников имана. Но помимо безумия, которое всегда дружило с Фадуной, с ней случилось что-то еще. И это «еще» пугало Арлинга больше всего на свете. Оно незримо обволакивало фигуру Видящей, предупреждая о грядущем.

Магда выбросила лекарства имана, спровоцировала кучеяров, а потом и темный солукрай. Видящая начала свою игру, Регарди оставалось либо стать ее частью, либо начать собственную.

«Выбери меня», — прошептал в голове голос Нехебкая, и Арлингу впервые не захотелось его прогонять.

— Мы все исправим, — убеждал его Индиговый, пока Регарди, держась за каменные стены, пытался выйти из пещеры. Руки слушались, иногда в них даже чувствовалась, пусть и не скорость, но былая сила, зато ноги превратились в костыли, которые можно было с трудом передвигать. Причем зачастую с помощью тех же рук. Если правая двигалась и сгибалась, то левую приходилось волочить за собой или опираться на нее, как на палку. И тем не менее он встал. Сам. Оставалось глотать досаду, потому что лекарство имана подействовало в короткие сроки и можно было только гадать о чуде, которое могло свершиться.

Сначала он дойдет до входа, наберет воды и помоет Магду, потому что Видящая не иначе как обмочилась. Если обоняние, конечно, еще не подводило его. С рассудком Фадуны творилось примерно то же, что и с разумом младших учеников, но Магда хотя бы иногда разговаривала. Она непрестанно болтала обо всем, что видела, в бесконечных подробностях описывая камни, дождь и ветер — все, что сейчас наполняло ее мир. Иногда у нее текла из носа кровь, но больше Арлинга беспокоила ее кожа. Она стала не только сухой и горячей на ощупь, но местами как будто покрылась чешуйками. Хотя, возможно, ему показалось. Когда он попытался снять пару чешуек с ее кожи, Магда болезненно вскрикнула. Регарди обнял ее и долго укачивал, пока Фадуна не успокоилась, вернувшись к прежнему занятию — к разговору с непогодой.

Хотелось забиться под камни и умереть, но Арлинг запретил себе малодушие. Пусть в его голове и шептал безумный бог, и Регарди уже давно не мог назвать себя нормальным, но слова Индиговый говорил верные: он все исправит.

— Мы все исправим, — повторил Нехебкай, довольный, что Арлинг, наконец, слушает его, а не прогоняет. — Если договоримся.

— Никаких сделок не будет, — прошептал Регарди, стиснув зубы, потому что безболезненно перетащить левую ногу через камни на пороге не удалось. С каких пор ссадины на коже стали так раздражать? Наверное, с тех самых, как мир стал звучать глуше.

— Она ведь все правильно сделала, — тем временем бормотал Нехебкай. — Какой интересный выбор, не так ли? Остаться калекой, но сохранить чувства, которые тебе подарил солукрай, или вернуть себе движение, но перестать ощущать мир? Это выбор без выбора. Либо ты делаешь, что должен, либо делаешь, что нельзя.

— А ты когда-нибудь думал, что выбора может быть больше, чем два варианта? — огрызнулся Арлинг. — Как ты мог допустить такое?

— Допустить что? — притворился не понимающим Индиговый.

— Темный солукрай. Это все из-за тебя.

— Ну, конечно, из-за меня. И дождь в Карах-Антаре тоже. И тот драган из Девятой Канцелярии, которого ты убивал позорно долго. А еще Магда умрет, если ты повторишь то, что случилось десять минут назад.

— Нет!

— Вообще-то, весь солукрай придумал я, Совершенный и Великолепный. Так что не спорь. А если бросишь этих пятерых недоумков, я никогда не стану с тобой сотрудничать. И после этого ты в лучшем случае превратишься в Фадуну, потому что я погружу тебя в пучину безумия.

Арлинг наконец выбрался из пещеры и замер, оглушенный переменами, которые ощущались внутри, но теперь обрушились на его остатки восприятия с силой самума. Сверху возвышалась громада пещеры, он чувствовал, как расходились в стороны горные вершины, загибаясь к земле вопреки законам природы. Нехебкай мог ему не угрожать, безумие и так дышало Арлингу в затылок. Дождь превратился в морось, которая мелко сеяла по натянутому над Хамной пологу. Страх молодых кучеяров перед етобарами уберег ее рассудок. Похоже, темный солукрай задел только тех, кто находился внутри пещеры. Хамна дышала спокойно, и от нее по-прежнему пахло журависом.

Арлинг услышал, как стекает вода в уже переполненный бурдюк, который ученики оставили под… деревом. Мокрые листья склонились почти до земли, роняя влагу в подставленную емкость. Деревьев в Карах-Антаре не росло даже в оазисах, которые изредка встречались разве что в западных приморских землях. Но ближе к Гургарану, а тем более у его подножья, растительности не было никакой. Раньше. Судя по тому, что крона шумела над головой Регарди, молодым дерево назвать было нельзя. Путь до чуда природы длился вечность, но Арлинг все же доковылял и коснулся мокрой древесины. Ствол оказался толще его руки. Может, ему и мерещилось, но в двух или трех салях слышался шелест листвы и скрип веток еще одного дерева. Дальше начиналась целая роща. С трудом присев и зачерпнув мокрую землю у корней, Арлинг задумчиво пропустил ее сквозь пальцы. Большая часть — песок, но к нему примешивался субстрат уже опавших листьев, коры и сломанных мелких веток.

Лекарство имана подняло его на ноги, но что-то сделало с восприятием мира. Арлинг чувствовал все иначе, глуше, тише, слабее. С другой стороны, перепутать дерево было трудно. И он никак не мог понять, что это за вид. Листья и кора гладкие, не похожие ни на одно дерево, растущее в пустынных оазисах.

— Это не саксаул, — снова прочитав его мысли, вмешался Нехебкай.

— Нет, — протянул Арлинг, соглашаясь с Индиговым. Внезапная мысль осенила догадкой. Если бы он продолжил принимать лекарство имана, то, вероятно, перестал бы слышать и Нехебкая, а вместе с ним потерял чуткость оставшихся чувств, доведенных за годы тренировок и практики до совершенства. Может, в этом был замысел учителя? Арлинг сохранил бы рассудок, а то, что он остался бы просто слепым калекой, иману уже было неважно. Свою роль Арлинг выполнил, и у Тигра Санагора появился новый вассхан. Может, психическое расстройство Регарди, вызванное ядом гигантского септора, было куда серьезнее недуга Магды, потому иман и приготовил лекарство для него?

— Верно рассуждаешь, — похвалил его Нехебкай. — Нам с тобой еще столько надо обсудить. Тигр тебе не враг, но друг сейчас только один — я. Магда не считается. Она все правильно сделала. Тебе ведь интересно, зачем она так поступила? Спроси, и я отвечу.

Регарди не мог дурно думать о Магде. У каждого ее поступка был смысл, по крайней мере, для него.

— Лучше спроси меня, — раздался голос Магды сзади. Арлинг пропустил ее шаги. Еще недавно одна мысль о том, что он может не услышать чье-то приближение, вызвала бы в нем панику. А сейчас он лишь притянул ее к себе и молча обнял.

— Какие острые листья у этого дерева, — прошептала Магда, уткнувшись в него лицом. — Они могли сделать новое снадобье. Керк солгал, это не иман приготовил. Он лишь придумал рецепт. Слишком много воды, у него нет на тебя времени. Зло спит, но вот-вот проснется. Темный солукрай, как дождь на горе Гургаран. Я не знала, что его так много в тебе. Когда вы договоритесь, ты должен помнить себя. Бери, но не отдавай.

Фадуна говорила путано, но, кажется, Арлинг уже привыкал. Магда считала, что лекарство имана погубит его, а так как ученики могли приготовить снадобье заново, то пробудила в нем темный солукрай. Мог ли он осуждать ее? Одна его половина ликовала от того, что он может стоять на ногах, пусть и похожих на деревянные. И что Магда больше не лежала сутками в беспамятстве. Но другая все больше погружалась в отчаяние от осознания того, что скоро ему достанется доля калеки-слепого, возможно, с чуть более развитым слухом. Стоило поискать в сумках учеников, что за секретные ингредиенты они с собой принесли. Так, на всякий случай. Ему не давало покоя вещество без вкуса, цвета и запаха.

— Откуда эти деревья? — на самом деле он хотел задать другой вопрос, но Магда обрадовалась.

— Новые семена, — охотно пояснила она. — Из садов смерти. Очень быстро растут. Две недели — и взрослое дерево. Их принес северный ветер. Гремеру придутся по вкусу их сочные почки.

— Кто такой гремер? — и опять не тот вопрос. Он и про деревья-то ничего не понял.

— Там, — Магда подняла палец и тыкнула им в небо. — Слышу, как он дышит. Смотрит на нас.

Фадуна имела в виду махину Гургарана, у подножия которого они стояли, но Арлинг не слышал ничего, кроме мороси, которая нудно сеяла с неба. Мелкие капли стучали по камням, листьям, шлепали по набухшей почве, по его мокрой голове и плечам. Ученики одели Арлинга в огромную, не по размерам тунику, которая висела на нем мешком и сковывала движения. Впрочем, ему грех было жаловаться. Все, на что сейчас был способен Арлинг — лишь тупо передвигать ноги. Ступни стали чувствительными за то время, что он ими не пользовался. Хотелось натянуть сапоги, но Регарди сильно сомневался, что на его искореженную и неправильно сросшуюся лодыжку что-то налезет.

А вот от Магды капли дождя не отскакивали. Они бесшумно падали на нее, будто сразу впитываясь в Фадуну. Арлинг решил, что пусть так и будет. Главное, что Магда была с ним. Остальное не имело значения. Он ее сохранит, что бы это ему ни стоило.

— Гремер любит воду, и это не пума, — тем временем продолжила Магда, глядя в темноту наверху. — Лучше бы за нами быстрее пришли. Сейчас он один, остальные спят, но скоро мир станет совсем мокрый, и они проснутся. Тигр Санагор думает, что все видит, но давно ослеп. И твоего солукрая у него нет. Он тебе не поверит, по крайней мере, не сразу.

— Я не думаю, что мы будем встречаться с иманом, — осторожно заметил Арлинг, напряженно прислушиваясь к просыпающимся горам. Где-то в салях пяти от них мелкой россыпью обвалились камни, посыпались вместе с дождем к подножью. Но вот стукнуло копыто, потом второе — то горный ахар пришел полюбопытствовать к человеческой стоянке. Козлы были глупыми и бесстрашными. Арлинг никогда не понимал, почему это животное так нравилось Сейфуллаху. В груди отозвалось тоской и грустью. В чем бы он себя ни убеждал, но правда была проста: он всегда будет скучать по Аджухаму.

— Идите обратно, не высовывайтесь, здесь острые листья, — замахала руками Магда, и Регарди с облегчением понял, что все-таки чувствует людей на расстоянии. Он услышал, как дождь барабанит по запрокинутым лицам учеников, которые высыпали из пещеры и теперь стояли с высунутыми языками — ловили с небес воду пайриков.

— Скажи им, чтобы спрятались, здесь опасно, — попросила его Магда, видя, что на ее слова они не реагируют.

— Спрячьтесь, — сказал Арлинг просто для того, чтобы она не волновалась. Наверное, его уже мало чем можно было удивить, но, когда пятеро учеников имана, отталкивая друг друга, с воплями побежали внутрь пещеры, пришлось проявить усилие, чтобы сохранить выдержку. Кажется, их рассудок был поврежден неисправимо. Новая мысль была неожиданной: а ведь иман, вероятно, за них спросит.

— Твоя армия, — торжественно провозгласила Магда, кивнув в сторону пещеры. — Не волнуйся, мы тебе еще бойцов найдем. Успеем.

Арлинг сильно сомневался, что обезумившие ученики Школы Белого Петуха вообще могут оказать сопротивление, уж какой там бой…

— Ты должен обучить их солукраю, — Магда сегодня говорила поистине нелепые вещи. — Он вернет им разум. Ты не веришь мне, правда? Но нет другого выхода. Ни третьего, ни четвертого. Я ведь скоро умру.

— Что ты такое говоришь? — Арлинг слишком резко схватил ее за плечи, потому что почувствовал, как она поморщилась. Да и сам едва устоял на ногах.

— А их ты слышишь? — спросила Магда, и на этот раз Регарди понял, что она имела в виду. Вернее, кого.

Не было никакого мифического гремера, живущего в поврежденном разуме Видящей. Ни его взгляда, ни движений Арлинг так и не почувствовал. Зато стрелы, который тонко дрожали в натянутых луках, он ощутил столь отчетливо, словно тетива была натянута рядом с его щекой. Верблюдов держали на расстоянии, но Регарди все равно учуял запах мокрой шерсти. На миг стало легче. А ведь Магда почти сумела убедить его, что неведомый хищник охотился за ними в темноте. Нет, Арлинг по-прежнему мог почувствовать любых охотников — и звериных, и человеческих.

Можно было сколько угодно рассуждать о выборе и пути, но сейчас у них оставался только один вариант. Регарди медленно поднял руки, с трудом сохранив равновесие, когда неуправляемая левая ступня поскользнулась на мокрой глине.

— Не стреляйте, — сказал он на керхар-нараге, стараясь говорить не слишком громко и не слишком тихо. — В пещере пятеро сумасшедших, они безвредны. Хамна там, под навесом, ранена.

Слушая, как их окружают етобары, о приходе которых предупреждал Керк, Арлинг не мог избавиться от досады, червяка, поселившегося в сердце и точившего его с тех пор, как понял, что иман так легко нашел ему замену. Не просто отпустил, но сделал себе нового вассхана. Логичный, разумный поступок начальника школы, но почему же Регарди всегда казалось, что их связывают отношения куда крепче ученика и учителя? Или его наивность стала проявлением побочного действия солукрая? Того самого темного солукрая, которого, по словам Магды, накопилось в нем слишком много.

Но вот то, как иман поступил с Магдой, которую считал Видящей, и с Хамной, которая была его племянницей, дочерью Атрейи, Арлинг понять никогда не сможет. Если решил отправить в изгнание Регарди, почему остался равнодушным к их судьбам? Или учитель опять поступал «как лучше», снова решив за всех самостоятельно?

Глава 4. Арена смерти

Арлинг приходил в себя долго, ощущая каждую секунду пробуждения мира вокруг. Иной раз первыми приходили звуки, в другое время — запахи, сейчас они вторглись в сознание одновременно, усиливая хаос, творившийся в его голове. Иначе и быть не могло после такого удара. Етобары знали, что ему бесполезно завязывать глаза, а на дурманы, усыпляющие человека, времени у них не было. Поэтому Арлинга лишили сознания по старинке — ударом рукояти сабли по виску. А так как первый раз Регарди уходить в небытие не захотел, наемники, особо не церемонясь, повторили — и так несколько раз, пока его не вырубили.

Арлинг привык просыпаться с болью, но на этот раз раскалывалась голова, удивительно, что она вообще не треснула. Тупая боль в висках перемежалась с огненными всполохами в затылке, утекающими куда-то в позвоночник. Нехебкай, который, как всегда, обрадовался его пробуждению, лишь усугублял происходящее, нашептывая, что Арлинг стал слишком стар для всего этого, и, наверное, иман знал, что делал, когда предлагал отправить бывшего вассхана на покой куда-то за Гургаран. Вот только Магда решила иначе. Раньше для Арлинга вопрос выбора определялся просто. Слово Тигра Санагора имело слишком большой вес, чтобы соперничать с еще каким-либо вариантом. Но оказалось, что слово Магды Фадуны весило не меньше, если не больше.

— Осталось понять, можешь ли ты делать собственный выбор, или так и будешь переносить ответственность на близких, — рассмеялся в его голове Нехебкай. — Впрочем, о чем это я? Думаешь, еще кто-то остался? Она точно уже не с тобой.

Магда сидела на коленях в паре салей, наклонив голову и сосредоточенно разглядывая песок перед собой. Арлинг слышал, как кончики ее волос скребли по жесткой поверхности Карах-Антара. Песка, кстати, осталось не так уж много. Арлинг лежал на спине, ощущая кожей камни и глину. Дождь пролил совсем недавно, но солнце мгновенно высушило влагу, превратив смесь из каменного крошева, глины и песка в корку. Магда сосредоточенно водила пальцами по земле, иной раз с силой нажимая ногтями, чтобы оставить царапины. Узоры получались слишком ровными и четкими — Фадуна что-то писала, но разобрать такое на расстояние было вызовом даже для Регарди из прошлого. Сейчас бы определиться, что вокруг происходит. И послать Нехебкая в бездну.

Звуки боя Регарди слышал давно, но так как рубились неблизко, сосредоточился на тех, кто находился поблизости. С Магдой, кажется, все было в порядке — ее сердце билось ровно. Видящая так сосредоточенно царапала ногтем закаменевшую глину, что Арлингу стало важно подойти и положить на поверхность руку, чтобы понять, что она там писала. Вряд ли с головой Фадуны стало лучше, но после истории с темным солукраем Регарди чувствовал, что обязан хоть немного понять смысл, что Видящая прятала за бредом. Он сел, сопротивляясь желанию лечь обратно. Невероятно тяжело ощущалась голова, густыми волнами прокатывалась тошнота, слишком быстро наступила слабость в руках, когда Арлинг на них оперся. Он напрягся, ожидая искру боли в искореженных ногах, но те молчали. Еле двигались, но не посылали огненных игл по всему телу. Хуже всех вел себя Нехебкай, у которого, похоже, было особенно разговорчивое настроение.

«Я всех вас древней и оттого сильней», — пел Индиговой в многострадальной голове Арлинга, мешая понять, что говорила Хамна, и о чем гудела толпа, находящаяся где-то сзади и наверху.

Очередное «Асса» прокатилось по земле, врезалось в каменную изгородь, проползло по кругу, просочившись сквозь Арлинга и Магду, и столкнулось с собственным эхом. Мы на арене, догадался Регарди. Протянув руку, он ощупал стену, уходящую вверх саля на четыре. Люди, сидящие наверху, пока их не замечали; внимание толпы было сосредоточено на дерущихся, которые рубились в центре площадки, источая запахи крови, пота и боли. Хамна и пятеро учеников имана находились чуть дальше места, где сидел Арлинг, и, кажется, уже давно мозолили толпе глаза. То и дело в них летели камни и гнилые овощи, но наемница была слишком занята разговором с молодыми кучеярами, для которых негодование зевак тоже значения не имело. Они то и дело оборачивались на Арлинга, издавали нелепые звуки и двигались так, словно не знали, что делать с руками и ногами. Темный солукрай передавал Арлингу через них привет. Хамна пыталась заставить их держать ножи, но после того как один из учеников сунул кончик клинка себе в рот, порезав губу и едва не отрезав язык, похоже, все больше теряла терпение.

Глубоко вздохнув и заставив сердце биться ровнее, Арлинг сосредоточился. Раньше он мог бы подсчитать, сколько людей наблюдало за битвой в точности до человека, но сейчас лишь прикинул — тридцать или двадцать, а может, пятьдесят зевак собралось наверху, наблюдая за побоищем. Те самые объединившиеся «гнезда» етобаров, которые бросили насиженные места и зачем-то пришли на это выжженное солнцем плато поглазеть на смерть, будто им и так не хватало крови в жизни. Некоторые лавки пустовали, и можно было лишь догадываться, сколько зрителей присутствовало на етобарских ритуалах в лучшие времена. Все менялось, и етобары тоже.

Арена находилась на предгорье, расположившись на плато, но внизу шумела листва — и то был не мираж. Регарди чувствовал запахи побитого зноем листа и нагретой коры, слышал жужжание насекомых, роившихся в ветвях. Поведение людей, может, и было прежним, а вот мира — нет.

Етобары всегда оставались самой малочисленной сектой наемников, тщательно отбирая убийц в свои ряды. Но война с Маргаджаном, а потом с Согдарией значительно сократила их численность. Когда империя бросила армию Жестоких усмирять бунт в богатой южной колонии, етобары не остались в стороне, защищая независимость сикелийских крепостей вместе с другими наемниками. И вот теперь они объявили эру Алхас-Кешида, о котором Арлинг не знал ничего, кроме того, что у эпохи имелось еще и другое название: «Конец людей и мира». Судя по словам Хамны, етобары уничтожили «гнезда», так назывались строго засекреченные поселения, где воспитывались будущие убийцы, и, впервые за многие десятилетия объединившись, двинулись из Сикелии вслед за керхами.

Арлинг отогнал новый приступ головной боли и сосредоточился на арене и дерущихся. Эти явно пришли сюда не по приглашению. То были драганы, которые рубились друг с другом из последних сил. Етобары-охранники, стоявшие вдоль арены, пристально следили, чтобы никто из сражающихся не покинул круг. Тех, кто нарушал невидимую границу и в азарте схватки приближался к ограждению, либо наоборот, не желал драться, опуская меч, кололи копьями, загоняя обратно в сечу. С помощью ветра Арлинг насчитал троих мертвецов на земле, двоих раненых и пять бойцов, которые еще держались на ногах, но двигались так, словно уже попрощались с жизнью.

Кем были эти драганы? Воинами Маргаджана? Каргалами? Остатками армии Жестоких, прибывших из Согдарии подавлять восстание колоний? И был ли с ними связан шпион Педера Понтуса, напавший на Арлинга в пещере? Когда в жизни Регарди появлялись его сородичи, ничего хорошего потом не случалось.

Но сейчас его больше всего интересовала Магда.

— Как ты, милая? — спросил он, присаживаясь рядом и не решаясь обнять ее за плечи. А так хотелось. Регарди чувствовал, что Фадуна сейчас не с ним, и опасался сделать еще хуже, чем уже сделал. Присесть у него, конечно, не получилось, и Арлинг скрючился рядом, вытянув левую ногу сбоку от Магды и одной рукой упершись в песок. Поза вышла забавной, но месяц назад он не мог мыслить и о подобном.

— Готовься, — ответила Видящая, не поворачивая головы. Потом вдруг схватила его за руку горячей ладонью. — Наше время еще не пришло.

Арлинг кивнул. Он понял, что Магда говорила не о смерти.

— Очнулся? — Хамна оставила учеников имана и поспешила к Регарди, слегка прихрамывая. — Они только тебя ждут.

Регарди снова кивнул. А вот Хамна имела в виду именно ее, Белую Госпожу. Давно он не вспоминал драганское имя той, которую когда-то ждал каждое мгновение. А теперь, когда он хотел жить как никогда, она, разумеется, спешила. Он чувствовал ее дыхание, разлитое в воздухе умирающего дня. Хамне вовсе не нужно было его предупреждать.

Те драганы на арене были лишь закуской перед подачей главного блюда.

— Одумайся, сестра! — крикнул сверху один из етобаров. — Ты держишься за подрубленный сук, твой путь грешен! Молись!

— А я что делаю? — огрызнулась ему в ответ Хамна-Акация. — Каждый молится богам на собственный лад.

Етобары не теряли надежду отговорить свою же от явного самоубийства. Наемники Сикелии соблюдали верность и чтили традиции боевых школ, из которых вышли, но ни один клан не мог похвастаться большей преданностью своих членов, чем у етобаров. Такие, как Хамна, были редчайшим исключением, но ятопайры были готовы принять сестру обратно. Вот только бывших халруджи не бывает. Арлинг знал это не понаслышке.

— Разрешаю тебе любой выбор, — сказал Регарди, с трудом поднимаясь на ноги. — Сделаю что смогу.

Им обоим было понятно, что сможет он немного.

— Сегодня должна была пролиться кровь только драганов, — сказала Хамна, присаживаясь рядом на пятки и не спуская глаз с арены. Арлинг чувствовал, что смотрит она не на умирающих драганов, а дальше, туда, где слышались странные звуки, не похожие на те, что обычно издавал человек. Кажется, где-то там, на другой стороне арены, была дверь, и Регарди совсем не хотелось, чтобы ее открыли.

— Братья верят, что успокоят дух Нехебкая, если принесут ему в жертву драганов, а еще лучше — того, кто его убил. Керк, новый индиговый имана, договорился насчет тебя с нашими. Поэтому нас так легко нашли. Те драганы, — Хамна кивнула на арену, — обычные переселенцы, каких сейчас много. У них простейшие боевые навыки, достаточные, чтобы не умереть на чужбине. Не профессионалы. Ночью ритуал должен быть завершен, а так как впереди еще наши смерти, то, скорее всего, сейчас их убьют, слишком затянули. Тебя мои братья будут убивать сами. Но сначала с ними сражусь я.

— Кажется, обо мне говорили, — прошептал в голове Арлинга Нехебкай, но Регарди поспешил заткнуть его. Не время для безумия.

— А может, самое оно? — съехидничал индиговый бог, который, конечно, читал его мысли.

— Я отдам свою жизнь за тебя, — сказала Хамна-Акация, поднимаясь. — Но не за нее и не за них.

На арене етобары добивали двух драганов, которые не хотели умирать. Убивали медленно, как и сказала Хамна: им нужно было больше драганской крови.

Акация старалась не хромать, но было очевидно, что свою жизнь она отдаст быстро. Навстречу ей выдвинулся один из етобаров. Кажется, они решили оказать ей честь поединком, хотя могли накинуться разом, и тогда у Хамны не было бы шансов. Что ж, его халруджи выигрывала ему время, вот только он не знал, как им воспользоваться.

— Я могу, — тут же пришел на выручку Нехебкай. — У меня к тебе деловое предложение.

В жизни Арлинга встречалось много людей с деловыми предложениями, и все они, как правило, ничего хорошего лично ему не сулили. Ярчайшими примерами были аферы дяди Абира-Подобного и, конечно, Сейфуллаха Аджухама. Наверное, то было логично, что его сломавшийся мозг иногда говорил, как тот мальчишка, который уже давно мальчишкой не являлся, и о котором Арлинг все равно думал, хотя уже ничем не был ему обязан. Бывших халруджи не бывает.

Хамна и етобар поклонились друг другу. Арлингу было сложно издалека определить его боевые характеристики, но одно он мог понять безошибочно. Етобар возвышался над Акацией примерно на две головы, был тяжелее и массивнее. На ее стороне скорость, но и противник медленным не казался. Его шаги по песку были плавными, уверенными и легкими — при его то весе.

— Она продержится минут восемь, — заявил Нехебкай. — Тебя убьют за секунд двадцать. Потом за компанию прирежут идиотов и Видящую. Не согласен?

Ученики имана подошли к Магде и сели вокруг нее кружком, увлеченно разглядывая рисунки, которые процарапал в окаменевшей глине ее палец. Хотел бы Арлинг знать, что там нарисовала Фадуна, но Нехебкай задавал поистине животрепещущие вопросы, на которых пока ответа не было. Забрав нож у одного из учеников, Арлинг перебросил его из руки в руку, но ничего не почувствовал. Раньше, когда проливалась кровь, солукрай всегда вспыхивал в нем — словно пламя из искры. Похоже, дожди Карах-Антара затушили последние искры.

— Пятьдесят етобаров — это не одно и то же, что керхи, которых ты однажды зарезал примерно в таком количестве, — напомнил Нехебкай неприятный эпизод из его жизни. — К тому же ты хоть и стоишь на ногах, но все равно калека. Твои руки потеряли скорость и силу. На выручку никто не придет. Керк тебя сдал, а иман тебя забыл. Если думаешь, о темном солукрае, то легче перерезать глотки тем ножом, что совершенно тебе сейчас бесполезен — сначала Магде и ученикам, потом себе. Даже если сам выживешь, о здравом рассудке можешь не мечтать. Фадуна точно умрет, все остальные сойдут с ума, и ты тоже. Дуракам везет, знаешь ли, поэтому первый раз с тобой ничего не случилось. Ты не готов для темного солукрая — ни твое тело, ни твой разум. Да и вряд ли ты на самом деле его хочешь. Есть выход. Ты же не можешь допустить, чтобы к Магде приблизились с клинками хотя бы на саль?

Нехебкай задавал риторические вопросы.

— Трус! — крикнул сверху один из етобаров, и в Арлинга полетел камень. Отойдя от Фадуны, чтобы в нее случайно не попало, Регарди приблизился к стене возвышавшейся сверху трибуны и уткнулся в теплый камень лбом. Для разговора с самим собой нужно было сосредоточиться. Если сходить с ума, то сначала таким вот способом. А потом можно и темный солукрай попробовать.

— Говори, — велел он Нехебаю.

— Все просто, — обрадовался Индиговый в его голове. — Сделка будет между нами. Я улучшу твои знания солукрая, а ты выполнишь мои условия.

— Солукрая? — переспросил Арлинг, немного разочарованный. Вероятно, он ждал волшебства.

Может, не стоило терять время с Нехебкаем?

Етоабар, вышедший против Хамны, был сосредоточием мышц, живым орудием убийства и дышал чудовищной свирепостью, но на Акацию его размеры не произвели впечатления. Казалось, что она стоит неподвижно, равномерно распределив вес на обе ноги, но на самом деле вес ее тела ежесекундно перемещался с одной ноги на другую. Арлинг слышал, как скрипел песок под ее ступнями. Интересно, она знала своего противника раньше? Регарди предположил, что етобар был чуть моложе Хамны.

Одна рука, ранение в голову, не совсем подвижная левая нога — очевидные минусы, которые противник Хамны явно просчитал заранее, так как сразу перешел к нижним атакам, целясь по ногам.

— Иман обучил тебя азам, я проведу углубленный курс прямо здесь, — медовым голосом пел в его голове Нехебкай. — Не етобары, так мой яд убьет тебя. Медленно и неотвратимо.

Арлинг понимал, о чем говорил Индиговый. Когда-то солукрай помог ему заживить ожог на ладони за одну ночь, но сейчас речь шла кое о чем посложнее. Чтобы его ноги обрели прежнюю подвижность, их нужно было по меньшей мере заново сломать.

Хамна с етобаром пыхтели, скрипели песком и глиной, лязгали саблями, мешая сосредоточиться. Етобары сверху возбужденно кричали и бросались оскорблениями. Их возмущало, что Арлинг позволяет Хамне умирать за себя. Ему же стало очень важно понять, что за шум раздавался за дверью в стене арене. Рык львов — вот на что это было похоже. Однако среди звериного рычания слышалось что-то еще. Похоже, Хамна ошиблась. Когда ее убьют, на них с Магдой и учениками выпустят львов. Етобары, может, и любили кровавые ритуалы, но выступать против убийцы бога не собирались. Другое дело — проучить сестру, свернувшую не на ту дорогу.

Теперь уже Хамна бросалась в атаку, опережая противника. Етобар присел, готовясь ее встретить, их головы оказались на одном уровне, и Хамна взмахнула саблей, вынуждая его отступить. Но етобар не отступил. Прыгнул из полуприседа, удивив, как Арлинга, так и саму Хамну. Тяжеловес умудрился перелететь в прыжке через Акацию и ловко приземлиться позади, поменявшись с нею местами. Хамна мгновенно развернулась, но недостаточно быстро, чтобы полностью парировать выпад здоровяка. Он достал ее кинжалом, оставив глубокий порез на скуле. Хамна умудрилась не потерять динамику и в ответ ткнула его своим кинжалом в лицо. Етобар отскочил, ловко управляя мускулистым торсом, но тут же ринулся обратно. Чтобы отразить удар саблей и преградить лезвию путь, Хамне пришлось выставить оба своих лезвия — саблю и кинжал, но подставиться под удар колена, врезавшего ей по ребрам. Потеряв равновесие, Акация с трудом увернулась, при этом упреждающе взмахнула саблей, чтобы не дать етобару подобраться ближе. Еще больше хромая, она закружила вокруг противника по арене.

— А чего хочешь ты? — спросил Арлинг, чувствуя, как время утекает сквозь пальцы по секундам. Магда выпрямилась и посмотрела на него сквозь головы учеников, которые были полностью поглощены рисунками. Она кивнула ему. Кажется, Видящая давала свое согласие. Но выбор, конечно, оставался за ним.

— У меня три условия, два назову сейчас, последнее — на закате.

Время невозможно остановить, его лезвия неслышно режет и мягкое, и твердое. Новое солнце Карах-Антара неуклонно клонилось к зениту.

Шум за дверью стал громче. Двое етобаров-охранников забеспокоились и подошли к ней, напряженно прислушиваясь. Очевидно, им тоже показалось, что львы таких звуков издавать не могут. Арлинг слушал их уже давно, и они волновали его больше, чем етобары, столпившиеся вокруг арены. То ли они все-таки решили убить его лично, то ли собирались прийти на выручку товарищу, которого Хамна начала вдруг теснить.

— Говори.

— Тебе придется стать чуть мной, — вкрадчиво прошептал Нехебкай. — Не все знание солукрая может быть осмыслено человеком. Я тебя изменю. Немного.

— Это первое условие?

— Нет, предупреждение. А условие — Видящая. Ее дорога станет твоей. Все, что она скажет, сделаешь.

Будто подслушав их разговор, Магда запрокинула голову и рассмеялась. Потом вдруг засуетилась, поднялась и пересела к стене арены, прижавшись к каменной кладке спиной. После чего поманила к себе учеников имана, которые послушно подбежали, устроились рядом и повторили ее движения — уткнули лица в колени, закрыв сверху головы руками.

— Что ты хочешь, чтобы я сделал, Магда? — спросил Арлинг, отвечая тем самым Нехебкаю. Это было несложное условие.

— Все, кто наверху — мертвецы, — пропыхтела она. — Если не сейчас, то к закату.

— Хорошо, сделаю, — понял ее по-своему Арлинг и обратился к Нехебкаю, чувствуя, что путь безумия не настолько сложен, каким казался там, в пещере Гургарана.

— А если я пойму Видящую по-своему? Будет ли это считаться нарушением первого правила?

— Видящую можно понять только так, а не иначе, — уклончиво ответил Нехебкай. — Чем меньше вопросов, тем быстрее ты поможешь своей подружке.

— Я буду помогать не ей, — ответил Арлинг и повернул голову в сторону етобара, который приблизился на опасную дистанцию. Там, в пещере, суеверные ученики имана повязали ему лентой глаза, чтобы случайно не столкнуться со взглядом слепого и не оказаться проклятым, но, когда етобары тащили его к арене, повязка затерялась. И сейчас етобар, который был все-таки сначала кучеяром, а потом наемником, взглянул прямиком Арлингу в глаза. Регарди почти физически ощутил, как тот побледнел и отступил, решив дождаться смерти Хамны, а потом уже разбираться со слепым сообща с другими сектантами. Те, кто стоял поблизости, уже давно косились на Регарди, который разговаривал сам с собой.

— Быстро схватываешь, — похвалил его Нехебкай. — Второе условие. У меня есть дочь, и у нее сейчас не все хорошо. По правде, только один в мире способен на невозможное. Ты знаешь, о ком я.

Невозможное сотворил Тигр Санагор, который превратил слепого калеку в безумного убийцу. Иман был последним человеком, с которым Арлинг сейчас хотел встречаться. Если бы речь шла о чьей-либо другой дочери, Регарди бы согласился, особо не думая, но когда о своем ребенке просил бог, пусть и существующий сейчас только в его голове, спешить не стоило.

Тем временем Хамна наступала на соперника, нанося удары саблей с бешеной скоростью. Арлинг пропустил момент, когда она выбила клинок у противника, но чувствовал, где он лежал — в трех салях от стены, в пятнадцати от самого Регарди. Прежний Арлинг бы успел.

Теперь в руке етобара был только нож, но он казался змеей, атакующей с потрясающей скоростью. Лезвия клинков выбивали искры, скрежетали и звенели под барабаны, грохочущие в ушах Арлинга. На самом деле гремела дверь, которая с трудом сдерживала натиск того, кто пытался вырваться наружу. Теперь уже все етобары, что следили за поединком внизу, сосредоточились у двери, наставив на нее копья. Те, что занимали места наверху арены, тоже беспокоились. Очевидно, львы, выбивающие дверь, в сценарий ритуала не входили. Впрочем, самих львов Арлинг не слышал уже давно. И его волновало то, что он не слышал, как они умерли.

— Возможно, — глухо сказал он, не имея ни малейшего желания искать дочь Нехебкая, а тем более, спасать ее. А уж с иманом общих дел пока и вовсе не хотелось иметь.

— Да или нет? — рявкнул Индиговой в его голове.

— Назови третье условие, — потребовал Регарди. — Сейчас.

— Ты узнаешь его от Видящей, — туманно ответил Нехебкай.

— Не согласен.

— Да у тебя нет выбора. Ты же не хочешь здесь помирать. У тебя Магда.

— Умру я, сгинешь навек и ты. У меня тоже есть условие.

На миг Нехебкай даже задохнулся от возмущения.

— Кажется, это я тебя сейчас спасаю. Никак не наоборот.

Между тем дела у Хамны снова пошли не очень. Она наступала медленнее, не давала етобару атаковать, но и сама не могла достать врага. Етобар орудовал последним оставшимся кинжалом так, будто тот рос у него из руки. Акация уставала, и етобар чувствовал это. Вот они сблизились, скрестив клинки, и етобар резко мотнул головой, пытаясь разбить лбом лицо Хамны. Та спаслась, отпрянув назад, но вдруг споткнулась о труп одного из драганов, которых так и не убрали с арены. С трудом сохранив равновесие, она оттолкнулась на пятках и бросилась вперед, но етобар отбил ее саблю голой рукой. Запах свежей крови густо разлился в воздухе. Акация не сбавила темпа и попыталась рубануть саблей снизу вверх, целясь етобару в бок и ребра, но противник снова проявил ловкость, которую демонстрировал в течение всего поединка. Проворно отскочив, он уклонился, но сам успел резануть Хамну по левому предплечью, оставив открытую рану.

— Ну, какое там еще условие? — первым не выдержал Нехебкай.

— Ты вылечишь Магду от безумия.

— Безумия, которое ты вызвал темным солукраем? — уточнил Индиговый. — А что насчет тех пятерых кучеяров? Они тебя не волнуют?

— Или сделки не будет. Умрем все вместе.

— Ты блефуешь.

— Какое там, — вздохнул Арлинг, а в следующий миг дверь, трещавшая по швам под натиском неведомой силы, не выдержала и разлетелась в щепки.

Может, етобары, стоявшие рядом и успели взглянуть в глаза монстру, но Регарди показалось, что ничего они не увидели — их убили в считаные секунды. Тварь, выбравшаяся из каморки, пахла львиной кровью, но сама зверем не являлась. Она будто чирикала, но судя по огромным размерам, заполнившим весь дверной проем, с пташками, которые иногда встречались в предгорьях, ничего общего не имела.

— Пума, — послышалось сдавленное хихиканье Магды.

Хамна с етобаром катались по земле, когда появившаяся «пума» смахнула лапой скальпы сразу трем наемникам. Остальные два повалились на землю сами, Арлинг лишь уловил еле слышный свист — кажется, в них попали чем-то острым. Он ничего не знал о пумах, кроме того, что шипов у них не было. И на двух задних лапах они тоже не ходили. Эта же тварь, оторвав голову еще одному подбежавшему етобару, не прилагая особых усилий, запрыгнула наверх. Етобары, наблюдавшие за ритуалом, хоть сами драться и не собирались, но и обычными зрителями не являлись. Послышались лязги вынимаемых из ножен клинков и сабель, но поднявшиеся следом крики и вопли боли на миг поглотили все остальные звуки.

Арлинг с трудом представлял себе верблюда, которого никогда не видел, когда был зрячем, поэтому и образ неведомой твари сначала для него расплылся, спрятался за конечностями, телами и внутренностями, которые летели на арену по мере того, как чудовище вгрызалось в толпу — в буквальном смысле слова. И все-таки прежний Арлинг не умер, потому что органы чувств стали привычно достраивать то, что не могли увидеть незрячие глаза. Клинки лязгали о непробиваемую шкуру, тварь чирикала над головами етобаров, а значит, была выше человека. Шипы вылетали у нее со спины, в то время как слишком подвижные лапы с длинными когтями-лезвиями орудовали в человеческой массе, словно ножи. Арлинг предположил, что лапы у чудища сгибались не только в локтях, а вот насчет хвоста засомневался. Кажется, «пума» отдаленно напоминала человека. Что там было у твари с мордой, его чувства подсказать никак не могли. Щелканья ключа слышно не было, скорее, скрежет зубов, тогда откуда раздавалось чириканье?

— Договорились, — нехотя произнес Нехебкай. Арлинг тоже думал, что уже пора. Хамна с противником еще вяло перестукивались клинками, но все их внимание давно перешло на «пуму», устроившую кровавую оргию в зрительских рядах. Там етобары, профессиональные убийцы и воины, умирали слишком быстро.

Магда, безумие которой согласился вылечить Индиговый, повела себя разумнее всех. Воспользовавшись тем, что выход с арены уже никто не охранял, она побежала туда, уводя за собой учеников имана. Больше всего Арлинг хотел рвануть за ней, чтобы проследить, что ни один етобар не причинит ей вреда, но Нехебкай, уже чувствующий себя хозяином в его теле, заставил остаться.

— Как ты это сделаешь? — времени на вопросы не было совсем, но верить богу-змею на слово не хотелось.

— Я знаю лекаря, — не стал усложнять ситуацию Нехебкай. — Он бывший серкет, и ему приходилось лечить тех, кто пострадал от темного солукрая Подобного. Я говорю о моих первых учениках, не о твоем дяде.

— Лекарь настолько стар?

— Он сейчас в Самрии, и если ты поспешишь, может, у Магды еще есть шанс.

— Почему сам не можешь вылечить ее от темного солукрая?

— Потому что я и есть темный солукрай! — рявкнул Индиговый. — Я не могу лечить от самого себя. Да или нет? Принимаешь меня, или гремер сейчас всех сожрет?

Арлинг хотел задать сто и один вопрос про гремера, но времени, действительно, не осталось. Хамна со своим соперником окончательно определились и, бросив поединок, карабкались к лавкам, туда, где чудовище увязло в массе етобаров, которые буквально повисли на нем, облепив со всех сторон. Вот только Арлинг слышал, что никто из этих людей уже не дышал, жизнь ушла из тел, наколотых на шипы, которые тварь неожиданно выдвинула из груди и спины почти на полсаля. Хамна и один из последних етобаров спешили на свою погибель.

— Принимаю, — сказал Арлинг, где-то в глубине души чувствуя, что совершает ошибку.

Ему показалось, что он потерял сознание лишь на секунду. Мир перестал пахнуть, шевелиться и издавать звуки совсем на короткое время, но когда очнулся, понял, что лежит не на арене, а на каменных лавках зрительских рядов, где-то наверху, почти под небом. Его окружала тишина, изредка нарушаемая шепотом Магды. Видящая была далеко, но, кажется, сейчас он был способен слышать ее отовсюду.

Когда небо расколется,

Когда звезды осыплются,

Когда моря перельются,

Когда могилы перевернутся….

Тьма кровеносная мир накроет,

Огни замерцают.

Тебя пригласили на танец смерти.

Нельзя отказаться.

Левая нога Регарди ныла, но то была тупая боль, словно от застарелой раны, которую разбередила непогода. Мышцы правой свело, но стоило ему переключить внимание на ноги, как боль отодвинулась на задний план, и конечности сразу повиновались, будто нашкодившие ученики, которые сбежали с уроков, но которых вернули обратно. Арлинг спрыгнул со скамьи, тут же пожалев об этом. Может, ноги его и слушались, но отсутствие тренировок давало о себе знать — он едва не подвернул ступню с непривычки.

— Ты там? — позвал он Нехебкая, но услышал лишь грохот разбиваемого камня. Арена опустела. Ветер завывал между рядами, скреб отполированные человеческими телами сиденья, гонял песок и мелкие камешки по лавкам, крепчая с каждой секундой. Мертвецы валялись повсюду. Воздух отяжелел от крови, и, если бы не ветер, в нем можно было захлебнуться. Солнце почти село. Видящая шептала о кровеносной тьме, и не ошибалась.

— Я всегда услышу тебя, Магда, — ответил ей Арлинг, опускаясь к ближайшему мертвецу. Нехебкай выполнил свою часть сделки. Тело слушалось плохо, но подчинялось. Лишь жгуты новых шрамов, которые оплетали ноги, будто веревки, говорили о вмешательстве неизвестного лекаря, заново переломавшего и соединившего кости, связки, мышцы, плоть…. Сам лекарь исчез, но обязательства остались. Регарди ощущал сделку, заключенную с Нехебкаем, будто клеймо, выжженное в сердце. Сам Индиговый упорно молчал, то ли восстанавливаясь после тяжелой работы, проделанной над Арлингом, то ли ушедший навсегда по своим причинам.

А может, все это ему привиделось, и яд ушел из тела, очистив сознание? Или, наконец, настолько подействовало лекарство имана, пусть даже принятое в малых дозах, что Арлинг перестал ощущать галлюцинации? Или он снова прибег к темному солукраю, пусть и неосознанно, излечив себя самостоятельно?

Гадать можно было до бесконечности, но внизу снова раздался грохот, а за ним знакомое чириканье.

«У прохладных звуков, долетающих издалека, нет имени. Под ногами у тебя ледяная корка, высокое небо прорывается сквозь кроны деревьев, капля воды катится подобно лавине. За этим дном есть еще одно».

Видящая замолчала в его голове, и Арлинг услышал Хамну.

— Нужно сразу две скамьи, Аллан, — кричала кучеярка, бегая по арене. — Бросай обе.

Судя по ее натужному дыханию, ныркам и прыжкам, она взяла на себя роль приманки, тогда как ее бывший соперник пытался убить тварь, бросаясь в нее каменными лавками. Гимнастические трюки Хамны сбивали чудовище с толку, но силы наемницы были на пределе.

Мертвец, лежащий у ног Арлинга, судорожно вздохнул и попытался воткнуть ему пальцы в глаза. Все-таки он был етобаром, пусть и мертвым, пусть и неожиданно ожившим. Регарди перехватил его руку, которая была слишком подвижна для умершего. Сердце етобара не билось, а из груди у него торчало пять шипов, которые Регарди осторожно изучил, едва касаясь. Острия вошли в тело глубоко, и должны были пронзить легкие, сердце, желудок — смертельный исход гарантирован. Человек источал странный запах, напоминающий ароматное цветение журависа, гниение плоти, зловоние чеснока и лука, раскаленное пекло пустыни в полдень. Вторую атаку Арлинг предотвратил, свернув мертвецу голову и еще раз сломав конечности — оказалось, что они уже были сломаны до этого. Странное зловоние исходило от шипов, на ощупь напоминающих рога ахаров. Поднявшись, Регарди еще какое-то время слушал етобара, дергающегося у его ног, но на новые атаки со сломанными конечностями и вывернутой шеей тот все же способен не был.

Глава 5. Гремер

Наконец, Арлинг принял решение и поспешил вниз. Ногам доверия еще не было, но и другого выхода тоже. Впрочем, спуститься удалось без приключений, и даже прыжок через первый ряд, а потом приземление кувырком на арену удалось без повреждений, хотя и не без боли.

«Где же ты, обещанная сила бога?» — хотелось спросить у Нехебкая, но, похоже, тот окончательно покинул его. Все те месяцы в пустыне Арлинг чувствовал его, даже когда Индиговый молчал. Сейчас в своем теле был только он сам. И кажется, тело находилось в опасности, потому что на него мчалось чудовище. Хамна сошла с дистанции, споткнувшись на пустом месте — сказывалось длительное напряжение, но на арене вовремя появился Регарди, и внимание твари сосредоточилось на новой цели, которая двигалась. Три каменных лавки, которыми Аллан, бывший соперник Хамны, пытался убить монстра, лежали расколотой грудой. Может, льва они и забили бы, но вот носорога или слона вряд ли. Настало время меняться ролями и переходить от жертвы к охотнику. А для успешной охоты нужно правильное оружие.

— Найди арбалеты! — крикнул Арлинг етобару, нарезая по арене второй круг. — Мне нужен шибанский арбалет!

Они с тварью приближались к Хамне, которая еще не совсем пришла в себя после падения. Но, к счастью, етобар его понял и, бросив попытки оторвать еще одну скамью, куда-то делся. Оставалось надеяться, что етобары совершали свой исход из Сикелии при полном вооружении.

Где все, пронеслась в голове мысль, и тут же накрыло осознание. Зрители никуда не делись, просто теперь они не сидели, а лежали между рядами, источая зловония мертвой плоти, чеснока и журависа — сочетание, которое врезалось Арлингу в память теперь уже на всю жизнь. Тварь убила их за то время, что Нехебкай творил свое волшебство: то ли обучал его новому солукраю, то ли сам использовал солукрай. А может, Регарди все это показалось, и он просто испытал очередные галлюцинации. Неожиданно вернувшаяся сила и заново сросшиеся ноги могли быть следствием влияния иманова снадобья. Легко и привычно было верить учителю, куда сложнее — в голос, звучавший в собственной голове.

Как долго Арлинг находился в отключке, почему его не убили, и каким образом он оказался наверху? Все это были вопросы без ответа.

А вот етобар с арбалетом задерживался. Может, предпочел сбежать? Регарди его бы не осудил. Все происходящее напоминало сон: и его чудесное возвращение к жизни, и чудовище, что уже дышало в затылок. Регарди знал, что зверь прыгнет быстрее, чем ему удастся уйти с его траектории, поэтому нырнул на землю, еще в воздухе перевернувшись лицом к твари и выставив вперед два ножа, которые отобрал у мертвеца наверху. Целиться было сложно, анатомия зверя была неясной, но Арлинг слышал, откуда вырывалось дыхание твари, и попытался вонзить клинок в горло. Второй наметил туда, где слышал грохот сердца. Чудовище дышало, и у него билось сердце, а значит, было смертно.

Однако трюк не удался. Оба лезвия лязгнули о броню, тварь была покрыта защитными пластинами, которые сдержали удар, хотя Регарди и вложил в него всю свою человеческую и нечеловеческую силу. Чудовище передохнуть не дало. Рыча, похрюкивая и чирикая одновременно, оно навалилось на Арлинга, и они покатились клубком переплетенных рук, ног, лап. Ярость, вдруг накрывшая Регарди, стала неожиданным союзником, который придал сил перехватить когтистую лапу, потянувшуюся к лицу, а после отстраниться, опередив шип буквально на секунду. Острие выскочило из тела зверя в районе живота, и Арлинг точно оказался бы сейчас в положении бабочки из коллекции Терезы Монтеро, если бы не услышал слабое шипение, с которым отодвигались пластины, выпускающие шипы.

Подлый прием взбесил его еще больше, и Регарди принялся дубасить чудовище по морде, выше того места, откуда раздавались то хрипы, то чириканье. Но долго такое удовольствие себе позволять было нельзя, потому что защитные пластины имелись у твари везде, в том числе и на голове. Пришлось поспешно откатываться, а потом поднимать себя рывком на ноги и бежать к стене, ограждающей арену. Зверь не уступал ему в темпераменте и ярости, потому что погнался за ним с таким усердием, что Арлинг едва успел убрать ноги, когда прыгнул и зацепился за край стены, с того места, куда прилетел здоровый шип, а потом еще три. Укрывшись за каменной лавкой, которую Аллан еще не успел сломать и бросить на арену в чудовище, Регарди оторвал кусок туники и принялся скорее стирать слизь, которая осталась у него на кулаках после непонятного приступа ярости. Ничем иначе, как глупостью, тех попыток назвать было нельзя. Зверь явно источал яд разными способами, в том числе, тот мог находиться в слизи, покрывавшей морду. Чем Арлинг думал? Как можно так рисковать? Ни одна драка раньше не вызывала у него столько эмоций. Иман учил своих учеников хладнокровию и спокойствию — эти незыблемые истины вбивались в будущих наемных убийц еще на первых годах обучения. Он становился старым? Или Нехебкай все-таки сотворил с ним что-то помимо возвращения силы?

Впрочем, особо сильным Арлинг себя не чувствовал. После активных движений, ударов, быстрого бега и падений в теле ныло все — даже пальцы. С другой стороны, раньше с неведомыми тварями ему тоже не приходилось сражаться.

Между тем чудовище методично обстреливало шипами лавку, за которой прятался Арлинг. Острые штуковины врезались в камень с такой силой, что выбивали из него крошку. Зверь медленно приближался, и гора мертвецов, возвышающаяся у стены, как и сама стена, явно не были для него препятствием.

Если не арбалет, то хотя бы двуручник, подумал Арлинг, лихорадочно соображая, удастся ли ему найти что-нибудь тяжелое у мертвых етобаров. Но с двуручником либо с копьем на такие зрелища явно не ходят. С другой стороны, етобары обычными зрителями тоже не являлись. Ближайший мертвец лежал в трех салях и, кажется, мертвецом не был, потому что Арлинг слышал, как его руки царапают ногтями каменную поверхность, подтягивая обрубленное напополам тело. Ни сердцебиения, ни дыхание, но тем не менее, человек, или то, чем он стал, целенаправленно ползло к Регарди. Увы, ни копья, ни двуручника у живого мертвеца не было, поэтому Арлинг переключил внимание на три мертвых тела, лежащих на верхних рядах неподалеку.

Тварь была уже совсем рядом, когда над головой Регарди пронеслась и впилась в груду мертвых тел тяжелая арбалетная стрела. Целились с противоположной стороны. Вытащив стрелу из бедра одного етобара, который, к счастью, не пожелал оживать, Арлинг быстро изучил ее и удовлетворенно кивнул. Шибанский арбалет — то, что надо.

А вот у Хамны и Аллана, заряжавших арбалеты на другой стороне арены, явно были проблемы. То ли они не полностью зарядили магазин, то ли стрела вылетела случайно, а спусковой механизм заклинило. Как бы там ни было, но момент был упущен.

Регарди бросился к арбалетчикам одновременно с чудовищем и, скорее всего, проиграл бы, если не один раненый драган, который участвовал еще в первом ритуальном поединке и который неожиданно пришел в себя, встав на пути твари. Зверь в бешенстве рванул его зубами, умирающий вцепился в морду, на миг закрыв обзор и чуть изменив траекторию бега твари. Арлинг успел.

Перескочив последние сали в диком, неестественном прыжке, после которого его чудом восстановленные ноги разом заныли, словно их заново сломали, он опустился возле Хамны и етобара, устроившихся за скамьями на третьем ряду арены.

Шибанский арбалет, может, и считался в Согдарии примитивным оружием, но в Сикелии наемные убийцы относились к нему с теплом и любовью. Ведь арбалет позволял выпустить до десяти и больше тяжелых стрел за считанные секунды. Таким образом, иногда убивали целые семьи, устраивая обстрел тонкостенных кучеярских жилищ.

Чтобы стрелять и выпускать стрелы из магазина, достаточно было двигать рычаг туда и обратно, а скорость движений зависела только от стрелка. За пятнадцать секунд можно было выпустить дюжину стрел. Когда тетива опускалась, стрела вылетала из желоба с такой силой, против которой устоять не могло ничто. Она не только пробивала щит, но и насквозь пронзала воина вместе с латами.

Забрав арбалет у Хамны, Арлинг уперся ногой в металлическое стремя в переднем конце ложа и натянул тетиву силой обеих рук. Кучеярку слабой назвать было нельзя, но женщины заряжали арбалеты все равно медленнее. К счастью, Аллан нашел арбалеты для всех. Пока Арлинг заряжал свой, Хамна и етобар уже начали стрелять. Чудовище чирикало совсем рядом. Потом захрипело еще ближе, но скорость замедлило. Когда Арлинг вскинул свой арбалет и прицелился туда, где раздавалось хрюканье, тварь находилась на расстоянии трех салей, карабкаясь по лавкам и мертвецам с тупым упрямством.

Аллан уже расстрелял свой заряд и заряжал новый, в то время как Хамна еще стреляла. Тварь остановилась, лишь когда присоединился Арлинг, выпустивший весь запас, который он зарядил в рекордно быстрые сроки — за пару секунд. Аллан для надежности метнул в чудовище еще стрел пять, но туша больше не шевелилась. Неведомое нечто растянулось на лавке нижнего ряда, напоминая дикобраза. Из тела торчали шипы, которые тварь не успела в ответ метнуть в противника, вперемешку с тяжелыми стрелами шибанского арбалета.

Арлинг опустил оружие на каменный пол и вытер пораненные ладони о штаны, но кровь так легко было не остановить. Ладони онемели и потеряли чувствительность, а значит, он еще долго не сможет читать. Впрочем, в перспективе время для чтения все равно не наблюдалось. Поранили пальцы и Хамна с Алланом. Впопыхах етобар забыл защитные кожаные накладки, а без них натянуть тетиву арбалета и не порезать пальцы было невозможно.

Солнце коснулось горизонта и принялось тяжело прятать грузное раскаленное тело в багряных полосках уходящих туч. Арлингу казалось, что оно скрипело, укатываясь в ночь, но то лязгали сломанные петли ворот, откуда явился монстр. А может, тучи давно ушли, освободив небосклон от своего бремени, а у него снова начались галлюцинации. Представлять кровавый, багряный закат было легко. А стоять в окружении горы трупов слишком привычно.

Ветер лениво трусил по арене с покалеченными людьми, которые по законам жизни и смерти должны были быть мертвы. Их сердца не бились, дыхание не вырывалось из глоток. Но он слышал, как они двигают теми конечностями, что остались, и смотрят туда, где стояли выжившие. А выживших было немного. Хамна с Алланом переглядывались, не зная, как им теперь быть, к воротам подходили ученики, удачно спрятавшиеся на время расправы, Арлинг же был поглощен шагами Магды, которые теперь услышал бы везде.

Фадуна остановилась недалеко от ощерившегося стрелами и шипами чудовища. Ветер дул ей в спину, раздувая немногие оставшиеся волосы. Арлинг слышал, как длинный лоскут кожи отошел от руки Видящей и с сухим шелестом болтался в воздухе. Хамна с Алленом настороженно косились в ее сторону, и Регарди понял, что, возможно, лекарь потребуется даже раньше.

— Мы нашли ее по дороге к арене вчера вечером, — нарушил молчание етобар. На миг Арлингу показалось, что тот говорил о Магде, но Аллен кивнул в сторону чудовища. — Зверюга еле двигалась, и мы решили, что это какой-то зверь из коллекции Подобного, ведь серкеты держали целый зоопарк. Поместили тварь в отдельную клетку рядом со львами, думали, что, если никто из нас захочет сражаться с… — етобар покосился на Регарди, — в общем, думали выпустить чудовища против убийцы бога. Чтобы задобрить все оставшихся.

— Опоздали, — решительно заявила Магда. — Старых богов здесь нет, а новым жертвы ни к чему. Им просто нужна кровь — без разницы чья.

Видящая произнесла вполне здравые слова, и Арлинг подумал, что, возможно, с ее здоровьем не все так уж и плохо, но он, конечно, льстил — и себе, и ей.

— С такой правдой не поспоришь, — неожиданно согласился етобар. — Кто же это?

Арлинг тоже хотел бы знать ответ. Магду уговаривать не пришлось.

— Мощные челюсти, броня, а какая скорость! — принялась она вдруг расхваливать тварь. — Арбалет не помог бы, если был бы дождь. Гремеры любят воду, ночного дождя хватило, чтобы он проснулся. Солнце забрало его силу, броня истончилась, мы победили.

— Откуда это пришло? — спросила Хамна, оглядывая горизонт. Арлинг тоже услышал звуки, но предпочитал дослушать Видящую до конца. Может, им и грозила новая опасность, но «пума», о которой столько говорила Фадуна там, в пещере, представляла слишком серьезную угрозу. Пора было начинать слушать Магду внимательно.

— Спал в горах, потом хлынули дожди, и он проснулся, — похоже, ясность мысли начинала оставлять Магду. — Это страж. Другие спят глубже, проснутся позже.

— Он принадлежал серкетам? — уточнил Арлинг. — Как тот змей?

Хотелось добавить «которого я убил», но тема была слишком болезненной, чтобы поднимать ее столь рано. Сражаться еще и с Алланом, сил пока не было. Впрочем, етобар пребывал в явной растерянности, оглядываясь на то, что случилось с его товарищами.

— Нет, — решительно покачала головой Магда. — Серкеты о них не знали, иначе не стали бы строить город. А вот ты, — она ткнула пальцем в Арлинга, — знал, поэтому и сидел здесь. Правда, Индиговый?

Трезвых мыслей Фадуны хватало ненадолго.

— А есть другие? — осторожно спросил Регарди.

Видящая предпочла ответить в своем стиле.

— Нельзя оставлять все просто так. Гремеры не убивают до конца. Есть работа, злая, грязная. Нужно все сжечь, — Магда обвела руками арену. — Гремер оставил их гнить, чтобы съесть. А некоторые смогут встать и заразить других, чтобы те тоже начали гнить. Гремеры едят только гнилье. Это страж готовит кормушку. Завтра пойдут дожди. Тогда всем будет плохо.

— Что ты такое несешь? — возмутилась Хамна.

— Сжечь! — решительно повторила Фадуна.

Арлинг повернул к ней голову, она посмотрела ему в лицо. Первое условие сделки — слушаться Видящую, и Регарди решил, что время сомнений нужно оставить позади.

— Мы с Алланом будем носить трупы с верхних рядов, а ты с учениками приготовишь костер внизу, — распорядился Арлинг, кивнув Хамне. — Сделаем, как сказала Видящая.

Если Хамне что-то и не понравилось, конечно, она промолчала. Халруджи не перечил господину, а молча выполнял его волю.

Все приступили к работе, даже ученики послушались, стоило Арлингу обратить на них внимание. Сам он забрался на самый верхний ряд, чтобы снять повисшего на последней лавке мертвеца. Солнце, наконец, село. Из долины веяло ночной прохладой, но не так, как раньше. Пахло странно — будто он очутился у себя на родине, в Согдарии, но никак не в пустыне. Запаха песка не чувствовалось, зато отчетливо ощущались ароматы леса — прелые, пряные, сочные. Листва была молодой, она источала запах жизни, вытесняя вековое царствие смерти, издревле поселившейся в Карах-Антаре.

Как могли случиться такие перемены всего за три месяца? Почему никто не говорит об этом? Что же произошло?

Он услышал, как суетится внизу Магда, отгоняя учеников от смолы, которую притащил Аллан, чтобы поджечь трупы. Етобары уходили из Сикелии во всеоружии. Жизнь вместо смерти, трава и деревья вместо песка — нет, не могло это быть связано с исчезновением Нехебкая.

Или он просто не хотел в это верить?

Магда нашла какой-то камень на арене и принялась смеяться, показывая его ученикам. Им всем находка показалась забавной. Голос Фадуны, ее близость, наполняли Арлинга силой, отгоняя сомнения, страхи и слабости. Он ей поможет. У них еще будет будущее. И не в изгнании, какое собирался подарить им учитель.

Мысли об имане заставили нахмуриться. Знал ли он о темном солукрае? Почему не хотел, чтобы Арлинг излечился с его помощью? Возможно, последствия будут трагичными, но пока Регарди не сомневался, что снова обратится к темному солукраю — на этот раз осторожнее. У него еще будет время подумать об этой силе, а пока нужно поскорее увезти Магду подальше. Неважно, сказал ли ему про Самрию Нехебкай или то нашептало его больное воображение, но теперь у него появилась цель, пусть и призрачная. Ему нужно во что-то верить. Он будет верить в Магду. Всегда в нее верил.

Вздохнув, Регарди почувствовал, как болит тело. Не стоило надеяться, что чудесное излечение и три месяца вынужденного покоя обойдутся бесследно, но таким старым он себя давно не чувствовал. Все давалось тяжелее — прыжки, бег, приемы. Сколько ему сейчас? Сорок или уже больше? Поняв, что не помнит свой возраст, Арлинг решил не заморачиваться. В мире были куда важнее вещи, которые стоило помнить. Он смог зарядить тяжелый шибанский арбалет и не сломать заново ни одну кость, а значит свою часть сделки с Нехебкаем, пусть и вымышленным, выполнит.

Какое твое третье условие?

Вопрос повис в пустоте. Нехебкай хотел, чтобы Арлинг спас его дочь. Мысль крутилась где-то поблизости, грозя обрушиться своей неотвратимостью. Сильнее дунул ветер, и сапога Арлинга коснулись песчинки, принесенные сквозняком снизу, из долины. Где-то там, под слоем травы, еще пряталась пустыня. Она умирала с каждой каплей дождя, но еще жила. Неизвестные деревья дарили этому месту жизнь, но одновременно и убивали. Гнали керхов и кучеяров, поверивших в то, что со смертью Нехебкая погибла и пустыня, их породившая и вскормившая своими скудными, но тем самым дорогими дарами.

— Твоя дочь, пустыня, находится в беде, — прошептал Арлинг в опустившуюся ночь. — Я найду, как ее спасти.

Третье условие он озвучил сам.

Костер, получившийся из горы мертвецов, полыхал жарко, до небес. Гудел, плевался, шипел. Ученики закрывали лица рукавами, чтобы спастись от смрада, рот и нос Магды Арлинг обвязал шарфом, а потом проделал то же и с собой, оторвав кусок ткани от туники. Етобары — Хамна и Аллан, ничем лица не закрывали. Их осталось двое, и неважно, что за причины этому способствовали.

Гремер убил не только людей, но и большинство животных, растерзав с десяток верблюдов и лошадей, на которых путешествовали етобары. А вот припасы, оружие и деньги не тронул. Аллан с Хамной сложили все в кучу перед Арлингом и вопросительно на него посмотрели.

— Я пойду с вами, — не спрашивая, но уведомляя, сказал Аллан. — Мир поменялся. Мне тоже придется.

Регарди не был в восторге от того, что к их компании присоединился еще один етобар, но молча кивнул. Права выбирать спутников у него уже давно не было.

— Пойдем в Самрию, — наконец, сказал он.

— Пешком? — уточнила Хамна.

— Нет, с ними.

Арлинг кивнул в сторону каравана, который длинной цепочкой растянулся неподалеку от арены. Он услышал его еще там, на верхних рядах. Караванщики же не могли не заметить их костер и не почуять его вонь. К счастью, смола етобаров горела хорошо, а ветки деревьев, которые притащили ученики имана, помогли огню гореть долго и сожрать все без остатка.

От каравана уже отделилась группа всадников и сейчас въезжала в распахнутые ворота арены. Вероятно, это место было им знакомо, потому что двигались они с осторожностью. Не одни етобары приносили здесь жертвы мертвым и живым богам.

— Приветствую тебя, достопочтимый сын великого рода Аджухамов, — сказал Арлинг и почувствовал, что его неудержимо тянет поклониться Сейфуллаху. Но ни халруджи, ни господина на этой арене сейчас не стояло, поэтому Регарди заставил себя держать спину ровно. Притянув Магду за талию, он крепко сжал ее и угрожающе повернул голову в сторону двух всадников, державших сабли наголо.

Сейфуллах кивнул охранникам, и те нехотя убрали клинки в ножны, но их напряженные позы говорили о готовности атаковать немедленно. Арлинг даже не хотел представлять, какое зрелище они сейчас наблюдали.

— И я тебя, — ответил Аджухам, но, судя по его ледяному голосу и короткой форме приветствия, видеть их Сейфуллах был не рад.

— Кто это? — спросил он, выбрав из всего странного и непонятного, что наблюдалось вокруг, именно Фадуну.

— Моя женщина, — ответил Арлинг ровным тоном, который предостерег Сейфуллаха от дальнейших расспросов в сторону Видящей.

— А они? — вопрос, очевидно, касался всех остальных.

— Мои люди, — уже спокойнее ответил Регарди, который, наконец, понял, что за сделку заключил с ним Нехебкай. — Мы направляемся в Самрию, и мне кажется, нам по пути.

Глава 6. Недобрая встреча

— Нам не по пути, — сказал Сейфуллах пару часов спустя.

Караванщики остановились, чтобы напоить животных из водоема в оазисе неподалеку от арены, но задерживаться надолго не собирались. Они торопились. Спешка витала в воздухе, словно песок, поднятый самумом до небес. В присутствии чужаков люди из каравана нацепили маски, но верблюды вели себя беспокойно, и не близость долгожданной воды стала причиной их возбуждения.

Мир изменился. Арлинг был уверен, что до его встречи с Нехебкаем в горах Гургарана, ни оазиса, ни водоема, от которого почти ничего не осталось, после того как из него достали воду для верблюдов из каравана, здесь не было. Раньше каждый колодец Карах-Антара бдительно охранялся керхами. Они даже не позволили бы караванщикам приблизиться к заветному источнику, а, договорившись с проводниками, таскали бы воду за плату окольными путями, лишь бы не выдать главного секрета пустыни — питьевого колодца.

Деревья в оазисе были те же, что росли у подножья Гургарана и окружали арену етобаров. Молодые, сильные, они впивались корнями так глубоко в песок, что, казалось, протыкали Сикелию насквозь, черпая влагу из другого мира. Их жесткие, глянцевые листья прекрасно чувствовали себя под испепеляющими лучами пустынного солнца, в отличие от того же Арлинга, который вдруг понял, что разучился безропотно терпеть жар местного светила.

Хотелось бы верить, что изменился не столько мир вокруг, сколько он сам, но и здесь чувствовалось лукавство. Нехебкай или лекарство имана, или что-то еще, о чем он пока не догадался, вернуло ему силы, исправило покалеченные кости, мышцы и сухожилия, но в целом Регарди ощущал себя так же, как, когда подходил к горам Гургарана, чтобы встретиться с Подобным. Накопленная годами усталость не прошла даже после вынужденного многомесячного покоя в пещере. Тело слушалось, но все чаще намекало, что его силы на исходе. Время у него еще было, вот, правда, сколько именно, оставалось загадкой. Солукрай помогал ему безупречно чувствовать мир, но помочь со временем был не в силах.

Впрочем, если бы Арлинг каким-то чудом узнал о том, что случится — с ним или с миром, он все равно отправился бы к Гургарану. Потому что здесь он встретил Магду, и все остальное поблекло, став миражом в раскаленных песках, который рассеивается, когда на горизонте появляется жизнь. Карах-Антар наполнился ею, но Регарди подозревал, что разочарование близко. Обман чувствовался во всем, что окружало его с момента пробуждения — в деревьях, дожде, глиняной корке, вытеснившей песок с обширных участков пустыни, даже в Хамне с Алленом и уж тем более в Сейфуллахе с его караваном. И только Магда была настоящей. Когда сознание отказывалось верить в то, что водоем, достаточно глубокий, чтобы напоить такое огромное количество верблюдов, образовался всего за три месяца, расположившись у корней странных деревьев, Арлинг возвращался к Магде, и мир останавливался, прекращая хаотичное вращение.

События последних дней навалились гурьбой, но Видящая позволяла выделить важное. Иман его не убил, хотя было очевидно, что Арлинг выполнил последнюю миссию не так, как нужно было Белой Мельнице. Ему разрешили уйти в почетную отставку, для него приготовили лекарство и даже прислали людей, чтобы они помогли ему с Магдой обустроиться на новом месте. Это был путь логики и здравого смысла. Покалеченный вассхан не мог оставаться в мире, где его знали, как убийцу бога — и не важно, что это не соответствовало правде. «Бывших» либо убивали — в абсолютном большинстве случаев, либо отправляли в ссылку. Чтобы получить такую милость, нужно было отличиться.

Все свои годы службы у имана, Регарди постоянно делал что-то не так. И даже теперь, когда это «не так» стало очевидным, иман предложил ему путь, о котором бывшие убийцы Белой Мельницы могли только мечтать. Только вот Арлинг снова свернул не туда. Сейчас, сидя на коряге неподалеку от новорожденного оазиса и слушая, как проплывает мимо караван Сейфуллаха, Регарди почти не сомневался, что все случившееся с ним, включая невероятно быстрое излечение поврежденных ног, стало следствием темного солукрая, источник с которым он снова в себе открыл.

Второй раз обошелся меньшими жертвами, но какими же дорогими. Тогда, много лет назад на боях Санагора, он впервые пробудил в себе темный солукрай, который превратил его в мясника. Чтобы примириться с совестью, ему пришлось принять обет халруджи. Многолетнее служение Сейфуллаху не принесло Арлингу искупления. Темный солукрай остался жить в нем, дожидаясь своего часа. Когда он вырвался из него в пещерах Гургарана, пострадало всего шесть человек. Но среди них была Магда, и никакие клятвы или обеты не были способны вернуть Регарди душевное равновесие. Фадуна была больна с рождения, но до сих пор ее безумие помогало ей выживать в суровых краях среди жестоких людей. Серкеты приняли ее за Видящую, поводыря Нехебкая, мифологическую героиню своей религии. Этот образ сохранил Магду до их встречи на вершинах Гургарана. Может, ее умственное расстройство и ухудшалось со временем, но именно темный солукрай Арлинга, вероятно, станет причиной скорой смерти Фадуны.

Регарди прислушался. Магда сидела неподалеку, чудом найдя островок песка на изменившейся земле Карах-Антара. Она раскладывала щепки перед учениками имана, нагребала глину в кучки и рассказывала что-то о вулканах и конце света. Те слушали ее, не перебивая, сидя тихо и послушно. Арлинг решил, что о них пока думать не станет. Его волновала Фадуна. Он слышал, как ветер шелестит по ее сухой коже, отрывая новые лоскуты. Магда была похожа не змею, которая собиралась рождаться заново. Вот только под старыми лоскутами новой кожи не было. Там кровоточили раны, многие из которых уже превратились в язвы. Арлинг с Хамной пытались перевязать их, но Магда с упорством срывала все повязки.

Им был нужен тот самый лекарь, которого пообещал Нехебкай. Хамна предположила, что Видящую можно было показать иману, но Регарди сомневался. Причин было много, но главная заключалась в том, что Тигр Санагор использовал странные методы, а Магде требовалось именно лечение. Иман пообещал вернуть Арлингу зрение, и кто бы сейчас возразил, что Регарди остался калекой. Но его глаза по-прежнему не видели света. Иман считал Фадуну Видящей и даже собирался отпустить ее с Арлингом в горы, но его мнение могло измениться, узнай он, что Регарди покалечил Магду темным солукраем.

Разумно было послушать имана и уйти в безопасное место за Гургараном, разумно было показать Фадуну его учителю, но, с тех пор как в голове Арлинга поселился голос Нехебкая, здравые поступки стали вызывать опасение. А Нехебкай вернулся как ни в чем ни бывало около часа назад и забрасывал его разными идеями, звучавшими одна бредовее другой. Правда, чем больше Регарди с ним общался, тем легче ему было приглушать голос, вселившийся без спросу. Поэтому какое-то время он старательно его игнорировал, пытаясь договориться с самим собой. Если считать Нехебкая плодом воображения после тяжелой травмы или результатом действия темного солукрая на рассудок, тогда надежды на лечение Магды не оставалось. С другой стороны, Нехебкай в его голове, или то, что называло себя так, выдавало знания, которые Арлинг не мог нигде услышать. Самрия хоть и считалась столицей Сикелии, но никогда не славилась сильными лекарями. Если бы он советовал сам себе, то вероятно, предложил бы искать керхского знахаря, а не какого-то кучеяра из Самрии.

— Хватить страдать ерундой, — вклинился в его мысли Нехебкай. — Нам нужно в Самрию, и лучше поторопиться. Тебе говорили о ее глазах?

Арлинг сделал вид, что не слышит. Да, о глазах Магды ему сказали еще там, на арене. У Фадуны исчезла радужка, а весь глаз от зрачка стал ярко желтого цвета, словно у кошки.

С другой стороны, Нехебкаю было логично заботиться о своей Видящей. Может, отбросить сомнения и хотя бы притвориться верующим? Тогда ему было бы легче играть ту роль, что навешали на него Хамна, а за ней Аллен с учениками. Но если учеников имана можно было понять — их лишили рассудка, то Аллен, который вслед за Хамной вдруг стал повторять, что его путь лежит вслед за Арлингом и Видящей, начинал раздражать. Етобары были последними людьми в этих землях, кому бы он поверил. Но проблема заключалась в том, что етобаров осталось всего двое. По крайней мере, так сейчас говорили Хамна и Аллен. Всех уничтожила неведомая тварь, о которой Арлингу пока не хотелось думать.

Регарди знал, что его дорога в Сикелии заканчивается. Как только Магде станет легче — а в этом он запрещал себе сомневаться, они уйдут туда, где их не найдут — ни его прошлое, ни настоящее. Скрыться от Белой Мельницы почти невозможно, но он попробует. Возможно, они с Магдой поплывут на запад искать другие земли, но сначала нужно завершить дела в Сикелии.

— Где именно живет тот лекарь? — снова прошептал Арлинг, не желая привлекать внимание Аллена с Хамной, который возились с верблюдами неподалеку. Никто его не услышал, хотя Нехебкай, конечно, притворялся. Найти того, кто вылечит Магду, было целью призрачной, построенной на миражах и догадках, но Арлинг уцепился за нее крепко, не желая падать в пропасть к змею второй раз.

— Зачем тебе в Самрию? — спросил Сейфуллах, когда позвал Регарди в шатер, наскоро поставленный слугами для капитана каравана. Полчаса дал Аджухам караванщикам, чтобы напоить верблюдов, Арлингу же времени было отведено куда меньше.

— Пятнадцать минут, друг, — деловито произнес Сейфуллах, присаживаясь на ковер. — Мы опаздываем.

Насколько знал Арлинг, Карах-Антар лежал далеко от всех караванных троп Сикелии, а заблудится лучший караванщик мира, каким уже давно величали Аджухама, вряд ли мог. Значит, его привели сюда дела, и не поиски Регарди были тому причиной. Горы Гургарана манили многих, отпускали избранных, навсегда изменившихся.

Стал ли другим Сейфуллах? Арлинг лишь теперь понял, насколько скучал по кучеяру, которого уже нельзя было назвать мальчишкой. Кажется, Аджухам немного прибавил в весе, его дыхание ощущалось плотнее и тяжелее, а вот движения остались такими же быстрыми, возможно, чуть более нервными, чем раньше. От Сейфуллаха пахло бараниной с чесноком — недавним обедом, джамбией, которая висела на поясе вместе с парой мешочков, и в них бренчали отнюдь не монеты. Из одного вился стойкий аромат восточного шоколада, и Арлинг догадался, что Сейфуллах пристрастился к горькому порошку, который лизали для бодрости в пути, когда кофе варить было некогда или неудобно. А в другом мешке у Аджухама слиплись фруктовые леденцы, и судя по тому, как пальцы кучеяра нервно теребили плотную ткань, он уже давно мечтал отковырять сладкий кусочек, да все не представлялось возможности. Теперь вот бывший халруджи отвлекал.

В шатре также находились старая женщина, пахнущая как шибанка, однако носившая слишком много украшений, что людям Шибана было несвойственно. И, конечно, трое охранников, потому что Сейфуллах Аджухам Арлингу Регарди нисколько не доверял. Чувствовалось, что присутствие опытных воинов, которые следили за каждым движением Регарди, спокойствия главному караванщику не принесло. Хотя, возможно, нервничал Аджухам совсем по другой причине.

— Болтали, что ты заболел и умер, — сказал, наконец, Сейфуллах после неловкой паузы. Арлинг так и не понял, что за интонация просквозила в голосе человека, которого он когда-то считал другом. Радостной их встречу точно назвать было нельзя.

— Я излечился, — осторожно ответил Арлинг, надеясь, что Нехебкай не будет отвлекать его в неподходящий момент.

Напряжение в воздухе можно было крошить пальцами. Сейфуллах все-таки отковырял один слипшийся леденец и сразу отправил его в рот. Охранники переглянулись и стали смотреть на полог шатра, извивающийся под напором ветра. Сладость клацнула по зубам, запахло дыней — слишком приторно. Одно хорошо — никакой кучеярской лести не намечалось, значит, можно было не ломать голову ответной вежливостью. Да и отведенное время утекало быстрее, чем солнце катилось к закату. Все спешили, и мир, конечно, тоже.

— Послушай, мне неприятности не нужны, — честно признался Аджухам. — Верблюды, смотрю, у вас есть, могу дать еще. Вода, припасы — только скажи. Хотя с водой сейчас проблем нет.

Теперь в голосе Аджухама слышалась неприкрытая горечь. Говорить о воде в пустыне так не полагалось, но, кажется, пустыня их больше не окружала. Арлинг даже отсюда слышал, как шуршат глянцевые листья новых деревьев в оазисе неподалеку.

Мы тоже идем в Самрию, — предпринял Арлинг вторую попытку. Побороть острое желание покинуть шатер немедленно оказалось непросто. Если телохранители Аджухама делали вид, что разговор их не интересует, то старуха пялилась на гостя во все глаза. Она молчала, но Регарди казалось, что ее скрипучий голос раздается прямо в его голове:

— Проваливай отсюда!

От нее разило интригами, сухими травами и самую малость журависом. Впрочем, запах популярного кучеярского дурмана в караване было уловить легче, чем вонь людей и скотины. Арлинг попытался нырнуть в колодец травяных запахов, которые окружали старую ведьму, но разгадать загадку с ходу не получилось. Слишком сложные сочетания витали в воздухе, и они ему не нравились.

— Нет-нет, нам не по пути, — повторил Аджухам и уцепился за второй леденец. Другой рукой он нервно водил в воздухе рядом с джамбией.

— Может, тебе нужны охранники? Дорога дальняя, груза много…

Арлинг и сам не понимал, почему еще продолжает разговаривать. Судя по количеству вооруженных людей, сопровождавших караван, Сейфуллах нанял целую армию военных, среди которых были воины разного толка, в том числе, профессиональные убийцы. Хамна уже сообщила, что видела Осу, Шипа и Мертвую Голову, которые ее тоже узнали. Регарди таких имен раньше не слышал, но причин не верить Хамне у него не было. Караванщики обычно таких опасных наемников не брали, да и те любителями дальних переходов тоже не слыли. Обычно подобные «специалисты» работали в городах и дальше окрестностей не совались.

— Мой груз тебя не касается, — резко оборвал его Аджухам, тем самым выдав себя с головой. В грузе была та самая причина, почему их разговор сейчас не клеился. Почему-то Сейфуллах очень не хотел, чтобы Арлинг узнал о его поклаже. Впрочем, Регарди не собирался посягать на тайны Аджухама. Ему своих хватало.

— Нам он явно не нужен, — Регарди никогда не был мастером ведения бесед, а тем более с кучеяром.

— Вот, точно пайрики у тебя башке нагадили, — вспылил Сейфуллах, и Арлинг вздохнул чуть свободнее. А то ему уже стало казаться, что вслед за леденцом Аджухам достанет джамбию. — Что ты тут несешь? Какая охрана? Неужели ты думаешь, что я подпущу к своим людям эту больную женщину? Чтобы она весь караван заразила? У меня всего пять врачей, и без дела они не сидят. Память у меня хорошая, если что. Может, ты с той сумасшедшей етобаркой, что хотела меня убить, и помирился, но я же вижу, как она на меня смотрит. Тот лысый, что с ней, покрыт татуировками смертника, а от тех пятерых, что носят боевые пояса Белой Мельницы и пускают слюни в песок, меня вообще оторопь берет. Прости, друг, ты в их компанию, может, и вписываешься, но я своей работой дорожу. У меня важный груз, и пока у нас все шло гладко. Я хочу, чтобы так было до самой столицы.

Аджухам собирался сказать что-то еще, но Арлинг почувствовал, как кучеяр почти насильно заставил себя замолчать. Не сказано было и половины из того, что нужно было произнести.

— Магда не заразная, — Регарди не мог не вступиться за Фадуну. А вслед за ней потянулись и другие. — Хамна стала моим халруджи. Она никого не тронет. Аллен потерял семью и примкнул к нам. Те пятеро с безумным видом на самом деле сумасшедшие, их рассудок пострадал… внезапно. Но они не представляют угрозы. Мы просто хотели дойти с вами до Самрии. У тебя большой караван, мы пойдем последними, вы нас даже не заметите.

— А про себя почему не сказал? — прошипела ведьма из угла шатра, выпустив в воздух новую порцию травяного зловония, но Сейфуллах на нее прицыкнул.

— Дружище, — Аджухам поднял руку и положил ее на плечо Арлинга. Регарди показалось, что этим жестом он хотел передать то, что не мог произнести вслух. Вот только в голове Арлинга, действительно, пошалили пайрики, а толковать кучеярские жесты и угадывать тайные послания он не умел даже при здравом рассудке.

— Время истекло, пора.

— Еще пару секунд, — остановился Арлинг, вспомнив, о чем должен был предупредить Аджухама. — Там, на предгорье, мы встретили странного зверя…

— Да, знаю я про ваших зверей! — перебил его кучеяр. Арлинг отчетливо почувствовал, как в воздухе запахло потом. Сейфуллах сильно занервничал.

— Это пумы шалят, — произнес Аджухам тоном, который не терпел возражений. Мол, дискуссий на эту тему не будет.

Настаивать было глупо. Если у Сейфуллаха неприятности, Арлинг больше не был его халруджи, а попросить о помощи тот мог и более явно. Если же у Аджухама все было в порядке, кто знает, может, своим присутствием Арлинг, действительно, мог все испортить.

Словно прочитав его мысли, Аджухам произнес:

— Не все считают тебя мертвым. Некоторым твоя голова нужна отдельно от тела, в мешке, притороченном к седлу. Я доволен своей охраной и плачу им много, но людям всегда мало. У меня в караване полно наемных убийц, которые захотят испытать на прочность свои клинки о твою шею. Просто держись от меня подальше, и у всех нас все будет хорошо.

На этот раз тон Аджухама не вызывал сомнений — себе он не верил также, как и Арлингу.

— Надо держаться к ним поближе, — сказал Нехебкай, когда Регарди с почетным караулом из дюжины мечников выставили из лагеря.

Впервые Арлинг с ним искренне согласился.

Теперь он сидел на гребне песка, закаменевшего от частых дождей и сильнейшего зноя, и чувствовал, что скоро и сам превратится в такую же окаменелость. Там, вдали, у самого горизонта, величественно двигался караван Аджухама, так загадочно оказавшийся в этих землях.

— Случайных встреч не бывает, — шептал Нехебкай. Индиговый уже час раздражал Арлинга глупыми воспоминаниями о том, что в этой части мира такие шикарные закаты, а он их сейчас не видит. Когда вселившийся в его голову некто говорил о подобных мелочах, Регарди становилось не по себе, очень уж правдоподобно звучали эти мысли. С другой стороны, надежда, что лекарь, способный помочь Магде, действительно, жил в Самрии, становилась плотнее, обрастала мышцами и плотью, превращаясь в уверенность.

— А если он не захочет ее лечить?

— У меня припрятан один веский довод, который обязательно его убедит, — уверенно говорил Нехебкай и снова начинал вздыхать о красивом закате, которые слепые глаза Арлинга увидеть способны не были. Лучше бы Индиговый подобного не говорил, потому что в такие моменты Регарди чувствовал себя частью большого заговора. А сейчас он, как никогда раньше, хотел быть вдали от всего тайного и скрытого. Только правда на открытой ладони. Но такие подарки судьбы встречались не часто.

Между тем ниточка из верблюдов все тянулась, и как бы Аджухам не хотел спрятать свой груз от Арлинга, Регарди не мог заставить свои уши не слышать. Пусть их и разделяло приличное пространство, а от любопытных глаз етобаров Сейфуллах отгородился двумя холмами, поросшими скупой травой, три месяца назад бывшими барханами, но от слепого халруджи скрыть явное было трудно. Арлинг насчитал почти три тысячи верблюдов — таких караванов по Сикелии не ходило уже очень давно.

Но вот верблюды сменились муллами и ослами, и по долине разнесся характерный запах их натруженного пота. Животные что-то тянули, волокли с огромным усилием по осыпающейся корке бывшего бархана. Так драганы перетаскивали корабли из южных морей Согдарии в северные. Кричали погонщики, подгоняя упирающуюся скотину, ревели верблюды, замыкающие шествие, и в их голосах слышался неподдельный страх. Не корабль тащил караван Сейфуллаха. Груз был мягкий, словно огромный мешок, сшитый из парусины и набитый… Потрохами? Фантазия Арлинга уплывала в опасные воды, и Регарди поспешил вернуть мысли к земле. Он уже пообещал себе не лезть в тайны Сейфуллаха. Хотя вот старуха-ведьма и ее запахи все равно не давали ему покоя. Еще со времен школы и обучения у имана Арлинг не мог оставаться спокойным, когда ему не удавалось отгадать природу запаха. Сначала лекарство имана, теперь вот старуха. Неужели, за сделку с Нехебкаем и темный солукрай расплата будет именно такой?

Груз, который волочили мулы, был длинным, мягким и тяжелым, словно скрученное одеяло. Вонь уставших животных и дурман журависа, витавшие над караваном, перебивали запахи, мешая Арлингу построить хотя бы догадки. Ни шелка, ни кофе, ни другие товары, которые доставляли сикелийские караванщики в Самрию, а оттуда по всему миру, таким способом не перевозили. Наконец, Арлинг перестал его слышать и снова стал считать верблюдов — еще полсотни, тысяча… Таких огромных караванов в Сикелии не ходило со времен древних. Понятно, что Сейфуллах все тщательно продумал, и Регарди со своей сомнительной компанией в его план вписываться не мог. Аджухам может и был азартным человеком, но, если дело касалось торговли, кучеяр мгновенно превращался в нуднейшую личность, не приемлющую никакие риски.

Что ж, пора было и Арлингу остепениться и заняться делом. Поднявшись, он подошел к людям, которые, по непонятным ему причинам, еще не разбежались по всей Сикелии.

— Мы с ней идем в Самрию, — сказал он, обняв сидящую на земле Магду за плечи. — И останемся так не некоторое время. После чего покинем эту часть света и уедем на запад. В Сангассию или еще дальше. Пока это только мое решение, но я надеюсь, что Магда со мной согласится.

— Ты забыл кое-что упомянуть, — напомнил ему Нехебкай.

— Выполнив все обязательства, — вздохнул Арлинг. — Уедем, когда выплатим долги. Кому бы ни было.

В конце концов, убийцы из Девятого отдела канцелярии нашли его даже в горах Гургарана. Глупо было начинать новую жизнь, не развязав узлы, привязавшие его к этим краям.

— Вы все вольны в своих поступках, — сказал он, обращаясь к остальным. — Я не хочу никого принуждать, но и гнать не собираюсь. Этих, — он кивнул на пятеро учеников имана, с обожанием смотревших ему в рот, — пока заберем с собой. Может, тот лекарь в Самрии сможет и для них что-нибудь сделать.

Он повернул голову к Хамне, зная, что вопроса тут не требуется.

— Моя клятва халруджи останется между нами до первой смерти — твоей или моей, — сказала наемница, и Арлинг кивнул, принимая ее служение.

Он обернулся к Аллену. Сейфуллах сказал, что голову етобара покрывали татуировки смертника, значит, тот собирался драться с Арлингом на арене до конца. Не было ни одной причины ему доверять.

— Я пойду за Видящей, — сказал Аллен, угадав его мысли. — Она может за меня поручиться.

Арлинг уже собирался предложить ему последовать своим путем, но тут встала Магда и положила ладонь ему на грудь. Такое простое, теплое прикосновение от Фадуны было способно надолго лишить Арлинга способности трезво мыслить. А уже тем более, когда она говорила, хотелось слушать только ее. Он был болен многими недугами, но главной его болезнью всегда оставалась она, Магда.

— Возьмем его, — мягко сказала она. — Он хороший.

«Хорошим» етобара не назвал бы никто, но разве можно спорить с Видящей? Все в Арлинге противилось идее путешествовать вместе с етобаром-смертником, но, кажется, время раздавать долги уже наступило.

— Ты пообещал, — напомнил ему Нехебкай, и Регарди молча кивнул. Да, он пообещал не спорить с Фадуной, тем более, что ее просьбы были легко выполнимы.

— Я тоже за него ручаюсь, — сказала Хамна, вставая рядом с Алленом. Еще недавно они ломали друг другу кости, но сейчас, кажется, были готовы назвать друг друга братом и сестрой. Беда объединила их.

Темнело. Может, песок вытесняла глина, а саксаулы — новые деревья, но ночь в Карах-Антар приходила как положено. Холодало резко и неизбежно.

— Переночуем, а утром отправимся вслед за караваном, — сказал Арлинг, чувствуя себя странно. Раньше ему приходилось решать только за себя, сейчас — аж за восемь человек сразу.

Но и преимущества такого положения были неоспоримы. Усевшись на выступивший из глины камень, он сложил руки на груди и распорядился:

— Магда, попроси учеников собрать ветки для костра. Хамна и Аллен займутся ужином. А потом мы все соберемся здесь, и вы, наконец, по порядку, в деталях и очень подробно расскажите мне, что здесь, черт возьми, вокруг происходит. Начнем с деревьев.

И самое удивительное, что его послушались.

Глава 7. Вода в пустыне

Снопы искр взметались в черное небо, с любопытством заглядывая в ночной полумрак, стараясь взлететь выше, вспыхнуть ярче, треснуть громче, а через пару секунд исчезнуть навсегда, оставив лишь призрачный след тепла, который сохранялся в памяти слепого. Арлинг не знал, зачем слушал и запоминал их шепот, но подозревал, что, как всегда, упускал нечто важное.

Это важное было в шелесте песка, которым ветер тщетно пытался засыпать глиняную землю вокруг их стоянки; оно чувствовалось в ночном холоде, пробирающем до костей; едва заметно витало в пахнущем специями воздухе — то Аллен с Хамной готовили похлебку на костре; звенело в песне Магды, которую та напевала на своем тарабарском, приткнувшись к плечу Арлинга; слышалось в бормотании пятерых безумных, которые с каждым днем все больше проникались непонятной любовью к Регарди, не желая даже отходить от него.

Похлебку готовили не спеша, по-кучеярски. Торопиться было некуда. Аллен собирался умирать, но передумал, встретив Видящую, и теперь топтался на перепутье, так как Магда о своих планах сообщать не собиралась. Хамна решила служить Арлингу, растворив свои цели в его собственных, а он вроде как заметил что-то на горизонте, но не был уверен, иллюзия то или реальность. Что касалось пятерых учеников имана — надо полагать, бывших — их цели ограничились жуком, которого они гоняли веточкой по нарисованному в глине кругу. Никто никуда не спешил.

Может, деревья, которыми вдруг порос Карах-Антар, и были странными, но их ветки горели хорошо. Вспыхивали быстро, словно сухое сено, а жара давали столько, что вода закипела еще до того, как Хамна закончила нарезать сало. В котелке уже томилась чечевица со специями, хотя Арлинг назвал бы блюдо иначе: специи с чечевицей.

Аллен размеренно толок в походной ступке перец, не отвлекаясь ни на что другое. Кучеяры настолько трепетно относились к перцу, что даже не считали его специей. Был перец, а потом уже все остальные травы, семена и коренья. Ни Арлинг, ни етобар друг другу не доверяли. Должно было пройти немало времени, чтобы их отношения перешли из стадии настороженного терпения в ровно-приятельские, но Регарди и здесь не торопился. Ему было достаточно, что Аллен не проявлял враждебности к Магде. А все остальное было неважно. Арлинг давно не ждал от людей теплых чувств.

— Болтали, что все случилось быстро, — говорила Хамна, помешивая варево. — Я была в горах, а новости приносили керхи, кочующие на юг. Сикта-Иат еще только вылупился, скорлупу не стряхнул, а в город уже хлынули чужаки. И привел их не кто иной, как иман, которого Сейфуллах оставил управителем, пока сам ходил в Шибан. Школа Белого Петуха сейчас уже не просто школа, а целая академия с учителями в Хорасоне, Муссаворате, Лаэзии, вплоть до Самрии. И неважно, получил ли город независимость или остался под Согдарией — драганы сейчас везде. Приводит их Белая Мельница, садит на все ключевые места, а бунты подавляют ученики имана — легко и быстро. Никто не ожидал, что такое случится буквально через месяц после войны. А вот. Наши, то есть, ятопайры, сожгли Гнезда, не только потому, что начался Алхас-Кешид.

— Нас объявили врагами новой Сикелии, забрали земли, а мастеров из Самрии повесили, — почти выплюнул слова Аллен. — Я сражался за независимость этого городишки, но тьма съела сердца людей. Ты был воплощением всех драганов, что пришли с Белым Мельником. Убить тебя было делом чести. Мы уходили на юг, через Шибан, но специально изменили маршрут, так как вассхан Мельника сказал, что ты жив, прячешься от людей в горах. Про сестру, — Аллен кивнул в сторону Хамны, — мы знали, но не верили. Я считал, что это твой солукрай затмил ее разум. Керк ничего не сказал про Видящую.

Арлинг задумался, как это было на самом деле. Етобары никогда не считались добропорядочными членами сикелийского общества, их боялись, презирали, но никогда не трогали. Корни ятопайров проросли глубоко сквозь песок, и башни их не качались. Один из самых страшных кланов наемных убийц Сикелии владел многими землями, а мастера ятопайров издревле входили в городские советы Самрии, Балидета, Фардоса и других крупнейших городов кучеяров. Убрать их насильно означало вырвать здоровый зуб, заодно повредив всю челюсть. Что же до имана, его новых школ и нового вассхана, Арлинг заставил себя о них не думать. Столько времени прошло, а рана все болела.

— Когда вернулся Аджухам, все недовольные в Сикта-Иате сначала обрадовались, вышли на улицы, стали требовать убрать Мельника, но зря. Сейфуллах объявил, что управлять городом продолжит Тигр Санагор, а он, Аджухам, скоро уйдет в новый поход.

— А его жена? — вдруг вспомнил о Терезе Арлинг. — Ушла с ним?

Мысль о том, что Тереза Монтеро находится сейчас через три бархана, качаясь в одной из повозок каравана Аджухама, была неприятной. Тереза должна была хорошо помнить Магду. В воздухе запахло угрозой.

— С Тарджой у Сейфуллаха разладилось все так же быстро, как и с жителями нового города, — усмехнулась Хамна. — Она из Шибана первой вернулась, без мужа. Говорят, камни для строительства храмов должна была Тарджа у шибанцев купить, но сделка сорвалась. В городе Тарджа не задержалась, собрала недовольных и ушла к оставшимся керхам, которые приняли ее как родную. Умеют некоторые. Там еще одна женщина появилась. Говорят, прибыла из Сангассии. Зовут ее то ли Ирена, то ли Инара. Тарджа вместе с этой Инарой сейчас всеми бунтарями заправляют. Готовят бунт против Тигра Санагора. Сейфуллах же делает вид, что занят. Мол, жена его не в пещерах под городом сидит, а в гости к подружке в Муссаворат поехала. Гордый слишком, да ведь все правду знают.

Аллен щедро сыпанул перца в варево. Это была уже третья жгучая добавка, не удержался даже Арлинг. Расчихались все, вплоть до Магды. Етобар, кажется, остался доволен.

— Странно, что женщина сумела возглавить повстанцев, — пробормотал Регарди, отдышавшись после перца. — У вас ведь так не принято.

Он прожил в Сикелии почти двадцать лет, но по-прежнему говорил «у вас» и «у нас». А ведь это «у нас» почти растворилось в бездне прошлого. Давно не было Согдарии, в которой жил Арлинг Регарди, давно не было Арлинга Регарди, который называл бы себя драганом. Ни там, ни тут — кредо, доставшееся ему в наследство от имана вместе с солукраем.

— Это не его наследство, а мое, — тут же поправил его Нехебкай, но Арлинг поскорее оттеснил Индигового в ту тьму, где держал его раньше. И собирался держать впредь. И слушать пореже.

За Сейфуллаха было обидно и горько, но зная Терезу, Арлинг не удивился, почему пошли такие слухи. Впрочем, Аджухам был гордым — лезть с сочувствием к нему было опасно, и сильным — он наверняка сам разберется. Сейчас же как-то справляется. По уши в проблемах, но даже не подумал намекнуть, что ему нужна помощь.

— Там сейчас осень, — вдруг прошептала Магда ему на ухо. — Помнишь наш чердак? Всегда пахло яблоками. И ясень уже листву сбросил. А вот розы еще цветут.

Регарди привык к неожиданным фразам Фадуны, но эти слова были слишком внезапны. Прошлое резануло тонко и больно, как лист бумаги. А ведь она права. Поздним октябрем в замке отца у Мастаршильда все еще цвели розы. Раньше для Арлинга они были лишь яркими пятнами, способными привлечь внимание дам, сейчас их ароматы были способны рассказать ему обо всем на свете. Кучеяры иногда выращивали розы в садах, но предпочитали им орхидеи и лилии. Странно, что раньше он об этом не думал.

— Видящая сегодня бредит, — прошептал Нехебкай ему в другое ухо. — Лучше спроси, что там с драганами, которых привел Мельник.

Индиговый был прав. Прошлое недосягаемое, а с ним сейчас Магда — настоящее и будущее.

— Тарджа, может, и драганка, но своей среди сикелийцев стала быстро, — вернулась к рассказу Хамна. — Она первая начала убивать драганов, которых привозил иман. Как же такая женщина могла нам не понравиться? Вместе с той дамой из Сангассии она взяла под свое крыло беженцев из боевых школ, что Мельник закрывал по всей Сикелии. А закрывать стали почти всех, только Школа Белого Петуха и осталась. И наших в Сикта-Иате тоже Тарджа предупредила о гонениях. Они и стали собирать Гнезда на исход.

— Мне Тарджа никогда не нравилась, не верю ей, — сказал Аллен, и Регарди впервые испытал к нему подобие симпатии.

— А что за драганов привозил иман? — решил он увезти разговор от скользкой темы.

— Там не только драганы, но и другие белокожие, — ответила Хамна и сыпанула четвертую пригоршню перца. Арлинг подумал, что они с Магдой, наверное, будут ужинать лепешками.

— Сангасситов очень много приехало. Ты ведь, кажется, к ним собираешься. Подумай, может, не стоит. Они еще хуже вас. Говорят только на своем, а гордецы каких поискать. Но воины хорошие, дело знают. Неделю назад отряд Тарджи именно они потрепали. Говорят, даже ее саму ранили.

— Зачем они здесь? — все еще недоумевал Арлинг.

— А вот это самое странное, — ответил за Хамну Аллен. — Так случилось, что я был в Самрии, когда прибыл тот корабль, «Красная Лилия», кажется. Эта «Лилия» должна была доставить груз для нашего мастера из Самрии — арвакские клинки с кое-какими северными ягодами и мхом, которые наши травники в зельях используют. Выяснилось, что Белая Мельница зафрахтовала все суда, которые шли в Сикелию — на год вперед. Наш груз остался в Согдарии, что уже неслыханное дело. Такого себе никто не позволял. Ночью я пробрался в порт и вскрыл мешки, которыми были забиты все трюмы «Лилии». И увидел семена. Зернышки, похожие на овес. Остальные корабли, которые прибыли вслед за «Лилией», были нагружены тем же — семенами.

— Эти семена сопровождали драганы и сангасситы, которые разъехались по всей Сикелии, — продолжила рассказ Хамна. — В Сикта-Иат их тоже прибыло немало. А потом они устремились в пустыни. Я лично не видела, но люди болтали, что через неделю в тех местах, где побывали пришельцы с севера, появились всходы. Целые барханы покрывались травой, которая каким-то чудом вырастала в песке, потом гибла под зноем, но корешки не умирали и пускали новые всходы. Керхи сначала обрадовались, а затем пошли слухи о гневе богов и смерти Нехебкая. Примерно через месяц с Гургарана приползла первая туча, которая залила дождем сначала Карах-Антар, а потом доползла и до Сикта-Иата. Теперь эти тучи появляются с гор постоянно. Заливают долины, реки выходят из берегов, гибнет скот, размывает караванные тропы. Первыми не выдержали керхи. Это они пустили слух о том, что драган-предатель убил Нехебкая. Дожди — это слезы других богов по Индиговому, и пока длится скорбь, счастья в этих землях людям не будет.

— Алхас-Кешид, — прошептал Аллен.

— Какая красивая легенда, — растрогался Нехебкай в голове Регарди. — Хорошие здесь люди, надо вернуть им счастье.

— Деревья в пустынях стали замечать к концу второго месяца, — вернулась к рассказу Хамна. — В старых колодцах появилась вода, но и реки продолжали выходить из берегов, прокладывать новые русла там, где раньше хозяйничали люди. Белая Мельница вещала о рае, который наступит совсем скоро, но самая большая наша ценность — вода — не могла заменить того, что потерял сикелийский народ. Свободы и веры. Стали болтать, что драганские колдуны специально губят пустыню, чтобы захватить наши земли. Тарджа, керхи и бунтари из других городов до сих пор устраивают набеги на отряды, которые высаживают семена. Они и сейчас этим занимаются. И еще драганы роют колодцы там, где никогда не было караванных троп. Начали с Карах-Антара. Ямы роют неглубокие, но вода появляется на следующий день. А через неделю — уже оазис с деревьями и травой. И он растет, захватывает пески. Но сколько бы таких драганских групп не убивали, на их место всегда приходят новые. Колдуны, одним словом. К тому же их стали лучше охранять. Наемники, ученики боевых школ, остатки регулярных армий — все с ними. Времена после войны голодные, а Белая Мельница платит щедро.

— Но разве вода — это не здорово? — не понял Арлинг. — А что говорит учитель, то есть, Тигр Санагор? Кроме обещаний рая?

— Новая Сикелия — вот, что он обещает, — буркнул Аллен. — Но только мы не хотим. Нам хорошо было в старой.

— Потерпите неудобства, — передразнила Хамна, видимо, повторяя какое-то публичное выступление имана, — и будет вам счастье. Люди смогут жить не только на побережье, но и повсюду, заселить Сикелию вплоть до Гургарана. Где он столько людей нашел? После войны и эпидемии Бледной Спирохеты нас стало едва ли не втрое меньше.

— А не про вас речь, — вдруг сказала Магда и потянулась ложкой к похлебке. Арлинг осторожно отодвинул ее руку, не уверенный, что огненное варево, которое приготовили Хамна с Алленом, можно есть другим людям, не кучеярам.

— Вот и я так думаю, — согласился с ней етобар.

Регарди решил, что вопросов к иману накопилось достаточно, и перевел тему на то, что волновало его сейчас в первую очередь.

— Когда вы впервые услышали о пумах?

— Когда пошли дожди, — мрачно сказал Аллен. — Но их никто не видел, только болтали. Та тварь… То чудовище, что мы сожгли… Я слышал, что в горах нашли странного зверя, который не хотел просыпаться. Но был слишком занят тренировками и даже не сходил на него посмотреть. Его хотели натравить на тебя, однако зверь все спал и спал. Дышал, но лежал, будто мертвый. Он проснулся, когда на арене появился ты. Убийца Бога. Я верю, что ты убил Нехебкая, и никогда не прошу тебе этого.

— Что же будешь делать, Аллен? — спокойно спросил Арлинг, внешне оставаясь расслабленным, но зная, что каждая его клеточка была готова отреагировать на опасный поворот разговора. Хамна замерла с плошкой над котелком.

— Видящая сказала мне, что ты искупишь свою вину, — также спокойно ответил Аллен. — Я ей верю, поэтому подожду. А еще я поверил в гремеров. И в то, что они опаснее драганов, сеющих колдовские семена в наших пустынях. Сейчас мне даже кажется, что эти драганы лишь отвлекали внимание. Ведь они первые сказали о пумах.

— Гремеры? — переспросил Арлинг, а потом вспомнил, что слышал это слово от Фадуны.

— Еще двое проснулись, — охотно вмешалась в разговор Магда, будто и ждала подходящего момента. — За нами идут.

До ее слов Арлинг собирался спросить етобара, чего именно он ждет — его страшных страданий или определенных действий, но сейчас все внимание переметнулось на Магду.

— Где они?

— Ждут дождя, — Фадуна кивнула в сторону гор. Арлинг не мог видеть клубящиеся над вершиной тучи, но чувствовал, как менялся воздух. Он, будто губка, напитывался влагой.

— Им нужна вода? — уточнил он, боясь, как бы Магда не запутала все своими видениями. Но Фадуна ответила четко, хотя и в своем духе:

— Гремер много пьет, — сказала она и широко зевнула. — Устала. Ты, когда вернешься, меня не буди. Я проснусь послезавтра.

Ее голова склонилась к нему на колени, Арлинг положил ладонь на остатки ее волос, но гладить не стал — знал, что на пальцах останутся последние пряди. Горячая кожа Магды уже давно покрылась чешуйками, и Регарди подумал, что нужно достать плащ с глубоким капюшоном. Меняющаяся внешность Фадуны могла привлечь внимание, которое им сейчас было не нужно.

— Будешь кашу? — спросила Хамна, давно с нетерпением ожидавшая, когда можно приступить к еде. Разговоры о гремерах и драганах-колдунах ей явно не нравились.

«Каша» пахла перцем и огнем так остро, что Регарди, подумав, отказался. После историй у костра аппетит пропал, хотелось думать.

— Ешьте сами, — кивнул он, — и их покорми, если не сложно.

Ученики имана уже давно тянули к котелку дощечки, которые сами настругали из толстых веток. Какие-то навыки у них все же сохранились.

Осторожно подложив под голову Магды одеяло и укрыв ее сверху вторым, Регарди оставил ее у костра вместе с етобарами и учениками, сам же забрался на бывший бархан, чувствуя, как сапоги загребают носками пожухшую траву. Полуденный зной убил ростки, но из глиняной земли уже показали кончики растущие им на смену травинки.

Повернувшись туда, где в темноте роились тучи, он глубоко вздохнул и попробовал произнести первую за многие годы искреннюю молитву.

— Ты, Нехебкай, бог ветра и песков, не пусти эту влагу с небес на землю, задержи, сделай что-нибудь. Ты ведь раньше успешно с этим справлялся, почему бы сейчас тебе не заняться тем же?

— Вообще-то, во время молитвы полагается просить, — хмуро заметил Нехебкай.

— Да, плохо получилось, — согласился с ним Арлинг. — Они ведь идут за караваном Сейфуллаха, так? Те гремеры, что проснулись?

— Допустим. Откуда мне знать. Я мертвый.

— Значит, тучи ты не остановишь?

— Я в теле слепого олуха, как такое возможно?

— Хорошо, — кивнул сам себе Арлинг. — Тогда обойдемся без божественного вмешательства. Начнем с колодцев.

Глава 8. Северяне

Сейфуллах Аджухам, возможно, и не сказал, что ему нужна помощь, и даже наоборот попросил Арлинга держаться от него подальше, но Регарди привык доверять интуиции. Мальчишка, который давно уже мальчишкой не был, для него, Арлинга, навсегда остался смышлёным в торговле юнцом, умеющим попадать в неприятности лучше, чем вести финансовые дела.

Что-то там случилось у Сейфуллаха, что-то такое, о чем он хотел, но не мог сказать своему бывшему халруджи. Арлинг даже знал, кто именно мешал Аджухаму — отнюдь не охрана и не наемные убийцы вроде Осы или Шипа, которых видела Хамна. То была старуха-шибанка, чей запах Арлинг уже почти разгадал. И если он был прав насчет тех трав, которыми пахло от ведьмы, то Сейфуллаху грозили неприятности.

А еще Аджухам точно знал, что за тварь ползла по следам каравана. И не о пумах он думал, когда гнал верблюдов с такой скоростью. Легче всего было бы проигнорировать знаки и отправиться в Сангассию, о которой сегодня говорили на удивление много. В Самрию же пройти восточной тропой, а не той длинной и небезопасной дорогой, которую почему-то выбрал Сейфуллах. Когда-то Арлинг достаточно помотался по пустыням, чтобы научиться различать запах верблюдов и не сбиться с пути. Опытным караванщиком он, разумеется, не стал, но тропы, по которым веками ходили сикелийские караваны, чувствовал хорошо. Верблюжий запах еще пока не смыли дожди и не уничтожила чудовищная трава, растущая без воды на песке.

В столице же отыскать лекаря, договориться с ним о Магде, получить помощь и отправиться навстречу старости и мирной жизни на другие земли, подальше от имана, политики, пустынь, богов и Аджухама, от которого за много салей несло интригами и заговорами.

Не верил Арлинг, что Сейфуллах так просто отдал бразды правления Белой Мельнице. Уравнение не решалось. А значит, у Аджухама были проблемы куда серьезнее, чем когда его хотел убить родной дядя, наняв упрямую етобарку Хамну.

— Поможем Сейфуллаху, — сказал Арлинг, дождавшись, когда его команда пообедает. Магда заснула так крепко, что ей не мешали даже сумасшедшие ученики, горланившие какую-то непристойную песенку. С этой пятеркой тоже творилось что-то неладное, но Регарди решил, что пока у него нет на них времени. Аллен кому-то молился, уткнувшись лбом в песок — слышалось лишь невнятное бормотание.

— Как скажешь, ты тут хозяин, — равнодушно пожала плечами Хамна, и Арлинг ей поверил. Кажется, кучеярке, действительно, было все равно, куда за ним следовать.

— Вернемся к тому колодцу, что остался у арены, и засыплем его, — принял решение Регарди. — Эй, Аллен, не знаю, кому ты там молишься, но проси своих богов, чтобы задержали дожди. Нам встречи сразу с двумя гремерами не нужны.

И хотя он ожидал, что етобар ответит колкостью или проигнорирует его, но Аллен сказал сдержанно:

— Убрать колодцы — это хорошо, — кивнул он. — Караван идет с большим запасом, верблюды только что пили. Можно уничтожить все источники по пути.

— Читаешь мои мысли, — хмыкнул Арлинг. — Кстати, своему богу я уже помолился. Видишь, туча все еще на горе.

Несмотря на то что прошло часов пять, с тех пор как они расположились на отдых, буря к ним не приблизилась. Висела над вершинами Гургарана, словно зацепилась за них брюхом и не могла освободиться.

— Нет, это не я, — поспешил убить в нем надежду Нехебкай. — Просто сейчас давление не то. Как атмосферный фон стабилизируется, а это обычно случается по утрам, так нас и накроет. Но в том, чтобы убрать парочку колодцев, здравый смысл есть. Может, это их и задержит.

Иногда Арлинг совсем не понимал, что за чушь нес Индиговый бог, поселившийся в его голове.

К старому колодцу пошли впятером. И хотя Хамна ругалась, но Регарди послушалась — осталась с Магдой и еще двумя учениками сторожить лагерь. Оставить с Фадуной Аллена Арлинг, разумеется, не мог. Он и Хамне-то не научился полностью доверять, но выбирать меньшее зло приходилось постоянно.

Разум учеников, может, и пострадал от темного солукрая, но Арлинга они слушались на удивление хорошо. Когда он велел идти тихо, пятеро безумцев превратились в вышколенных наемных убийц, которые еще не сдали своего главного экзамена, но явно готовились к нему. Иман не стал бы отсылать к раненому Регарди совсем новичков. В то же время, когда Аллен прицыкнул на одного из кучеяров, которые, по его мнению, слишком далеко отошел от их отряда, ученик не обратил на замечание етобара ни малейшего внимания. Было понятно одно — значение имели только слова Арлинга, человека, помутнившего и каким-то образом поработившего их сознание. С того момента прошло достаточно времени, и Регарди мысленно не раз возвращался к тому событию. Как он сам считал, почти ничто в мире не могло заставить его испытывать муки совести, но отчего-то думать о пятерых безумцах хотелось все чаще. Возможно, причиной была Магда с Нехебкаем, которые то и дело напоминали ему о темном солукрае, с которым ему предстояло учиться жить.

Арлинг услышал голоса первым и остановил группу, велев пригнуться к земле. Местность у арены была холмистой, потому подобраться поближе, прикрывшись бывшим барханом, уже поросшим странной травой, никому не составило труда. Тут драганскую речь услышали уже и остальные. И хотя Регарди немного нервничал из-за учеников, двое кучеяров в точности повторили его движения, прислонив уши к земле. Арлинг не мог им объяснить, что ему, слепому, важно было не только услышать слова, но и почувствовать движение, отдающееся по поверхности. Ветер удобно дул со стороны чужаков, поэтому составить картину творящегося за холмом было несложно.

Трое драганов, их выдавала речь и характерный запах, склонились над колодцем, из которого Аджухам напоил свое огромное стадо верблюдов. Двое кучеяров — у Арлинга не было никаких сомнений в их профессии, — настороженно всматривались в сторону бархана, за которым притаилась группа Регарди. Наемные убийцы или телохранители дело свое знали хорошо. Кажется, они их почувствовали. Такая интуиция развивается не на первом и даже не на пятом году убийств себе подобных.

— Варвары, — бурчал один из драганов. — Надо ж было высушить колодец под чистую. Сто верблюдов, что ли, разом поили?

Вообще-то, три тысячи, усмехнулся про себя Арлинг и дал знак Аллену с учениками приготовиться. Затем показал раскрытую ладонь — этот жест на языке наемных убийц Сикелии означал «никого не убивать». Оставалось надеяться, что ученики его поняли.

— Ничего, нам платят за время, а не за результат, — послышался голос другого драгана. — Углубим, поставим укрепления. К утру закончим и успеем в лагерь до жары.

Может, драганы и были чужаками, но главное правило пустыни, еще не до конца преображенной, усвоили. Если есть важное дело в песках, сделай его до зноя. Куда больше Арлинга заинтересовали их слова о лагере. Сколько драганов-строителей прибыло в Карах-Антар и сколько наемников их охраняло? Сколько колодцев они успели вырыть, и были ли с ними те, кто сеял зловещие семена, о которых рассказал Аллен? Кто за всем этим стоял? И что задумал?

Последние вопросы хоть и были важными, но сейчас явно уступали другим, начинающимся со слова «сколько». Еще раз на всякий случай показав своей странной группе раскрытую ладонь — все-таки Аллен был смертником-етобаром, а трое учеников выжили из ума, а потом велев им оставаться на месте, Регарди поднялся из-за бархана и быстро поднял руки над головой. Выстрелить в него не успели, но острие нацеленных в шею клинков, которые уже готовы были метнуть наемники, он ощутил почти физически.

Если кучеяры-охранники наблюдали за Арлингом молча, то драганы переполошились.

— Чертова сучка Тарджа все не угомонится, — сплюнул один из них на песок. — Сколько можно нас отвлекать? Ной, Рашан, да уберите же его наконец. Что он тут пялится?

— Эй, Лют, это, кажется, драган, — сказал второй из строителей, явно повнимательнее. — Может, он из фардосского лагеря? Говорят, у них там группа заплутала, мог и к нам добрести. А что? Воды у него явно в избытке было. Эй, ты откуда?

— Подожди, он слепой. Не нравится мне все это

Они наконец разглядели его повязку на глазах, которую Арлинг надел из уважения к кучеярам в своей группе.

— Никому не нужны проблемы, — мягко сказал Регарди, обращаясь к драганам, но больше слушая дыхание наемников-кучеяров. Тот, что стоял ближе, явно не был настроен разговаривать.

— Я задам пару вопросов, затем мы вместе кое-что сделаем, и я вас отпущу. За этим барханом мои люди. Их много. И они все, как вот эти двое, — он кивнул на наемников. — Только лучше.

— Серьезно? — один из драганов устало выпрямился и сложил руки на груди. — Иди куда шел. Отпущу только потому, что моя мама всегда уважала чистокровок. И я тоже. Но если ты продолжишь мешать, сделаю исключение. Радуйся, что наши друзья не понимают на драганском. Но перевести им несложно. Я керхар-нараг со школьной скамьи зубрил.

Вероятно, потому тебя сюда и отправили, мысленно закончил за него Арлинг. Нет, определенно, насильственный способ поиска ответов для этой ситуации не подходит. Драганов надо разболтать. Давненько он не разговаривал с людьми, раз сам начал общение с угроз. Надо было сначала подумать, прежде чем требовать. Может, все потому, что в его голове поселился непрошеный гость?

— Давайте начнем сначала, я, действительно, заблудился, — решил он пойти на хитрость, но тут вмешался ветер. Неожиданный порыв раздул плащ за спиной Регарди, прошелся по свободным рукавам его туники, взметнул вверх концы повязки на слепых глазах. Что там померещилось охранникам, Арлинг так и не понял. Сообразил, что переговоры не получатся, когда услышал свист лезвий, летящих с двух сторон в его голову. Видимо, у Ноя с Рашаном уже сложился богатый опыт общения с незнакомцами, которые хотели задать вопросы их подопечным.

Бросок у обоих был сильный и меткий. В прошлом Арлинг не стал бы церемониться с такими противниками и убил бы обоих немедленно, причем их же оружием. Но сейчас в его голове жил Нехебкай, а Индиговый бог, как известно, отличался человеколюбием. Совершенно нехарактерное качество для вассхана, пусть и бывшего.

Одно лезвие Регарди поймал в нарукавник, который одолжила ему Хамна из своего арсенала, второе схватил пальцами на расстоянии вытянутой руки от своего горла. Для эпатажа можно было подпустить клинок и ближе, но Арлинг все еще не был уверен в возможностях своего тела после чудесного излечения. Темный солукрай на то был и темным, что таил сюрпризы. С одним — в виде безумия учеников и прогрессирующей болезни Магды, он уже познакомился, и новых не хотел.

Арлинг, что угодно ожидал от драганов, но только не того, что те пустятся в бегство. Видимо, они знали об отрядах Тарджи, убивающих чужаков из Согдарии. Арлинг, может, и был драганом, но точно выглядел подозрительно.

Регарди нужны были ответы, поэтому он устремился за беглецами, решив, что Аллен справится с наемниками. Бежать по ночной пустыне было легко, ветер веселился, дул в спину, подбадривал. Запекшийся в корку после обильных дождей и жаркого солнца песок пружинил, служа идеальной поверхностью для бега. Драганы явно не были приучены к физическим нагрузкам, а ноги Арлинга чувствовали себя отлично — будто и не было тех жутких месяцев безнадеги и отчаяния в пещере. Нехебкай, к счастью, молчал, но Регарди казалось, что Индиговый шепчет: «Вот видишь, я же говорил, я слово держу, от тебя жду того же».

Может, драганы и исходили вдоль и поперек Карах-Антар и обладали теоретическими знаниями о пустыне и о том, как добывать в ней воду, но все же коренными жителями не являлись. Не был таким и Регарди, но за его спиной остались двадцать лет жизни бок о бок с кучеярами и керхами, которые пусть и не всегда делились с ним знаниями, но за которыми у него имелось много возможностей наблюдать. Любой керх остановился бы как вкопанный, услышав мелодичное треньканье. И хотя вокруг было полно других звуков — и новых, и старых: завывал ночной ветер, гремели жесткие листья незнакомых деревьев, шуршала умершая на барханах трава, но эти трели любой, ходивших хоть раз с караваном узнавал за многие сали. Так звенели зыбучие пески, и в свое время ни один ученый кучеяр не смог объяснить Арлингу, что это за природное явление издавало такие звуки. Не все зыбучие пески пели, но те, кто наполнял музыкой воздух, считались особо опасными.

Регарди понятия не имел, как могли измениться такие пески после ливней, начавшихся в Карах-Антаре, но, судя по характерным звукам, дожди им не повредили.

Драганы исчезли один за другим, буквально за секунды. Жидкая грязь, в которую превратились пески после дождей, поглотила сначала первого, а потом и того, кого уже почти нагнал Арлинг. Секунда отделила его от момента, когда он мог схватить несчастного за куртку. Закачавшись на невидимой границе, Арлинг отпрыгнул назад, интуитивно почувствовав зыбь, начинавшуюся буквально у его стоп. Не было криков о помощи, рук, колошмативших по грязи, даже пузырей и то не появилось. Пустыня Карах-Антар и раньше была чудовищем, а сейчас, преобразившись не без помощи людей, стала еще страшнее. Она сожрала драганов в мгновение, ни дав чужакам ни шанса.

— Почему не предупредил? — вспылил Регарди, в растерянности прислушиваясь к мелодичной трели. Раньше он думал, что ее издавали сами зыбучие пески, но теперь они превратились в болото, смертоносную жидкую грязь, которая, судя по звукам, покрывала обширную территорию. Характер ловушки изменился, но ее голос остался прежним. Невольно вспомнив гремера, Арлинг поежился. Кажется, он впервые был готов согласиться с Терезой Монтерой. Она пробыла в Сикелии меньше года, а раньше всех сообразила, к чему приведут насильственные изменения природы южной колонии. Сикелия начинала огрызаться, и то, что она уже показала людям, не могло не вызывать опасений. Правы были керхи, уходившие на юг. Во времена Алхас-Кешида мира не будет никому.

Нехебкай, разумеется, промолчал. Он не любил отвечать на неудобные вопросы.

Когда Регарди вернулся к колодцу, наемники были уже мертвы.

— Они сопротивлялись, — буркнул Аллен, когда Регарди остановился у двух бездыханных тел с перерезанными шеями. А казалось, что все так просто. Ответы были рядом.

Аллен видел, что произошло с драганами, но случившееся его совсем не расстроило. Это же у Регарди, а не у него были вопросы.

— Ничего хорошего они бы не рассказали, — прокомментировал он, склоняясь над колодцем. — А вот за то, что оставили лопаты и кирки, им большое спасибо. Мы нашли их верблюдов в соседней роще. А еще это!

Етобар с довольным видом вытянул руку с тугим мешочком. Арлингу не нужно было трогать его, чтобы понять, что внутри. Он чувствовал этот запах от драганов и раньше, сейчас лишь удостоверился. Приглашенные чужаки давно употребляли журавис. Самый известный дурман Сикелии вызывал у Регарди странную реакцию, которую иман в свое время назвал «аллергией», с тех пор Арлинг предпочитал держаться от журависа подальше.

— Оставь себе, — махнул он рукой, с трудом сдерживая разочарование.

Может, драганы и впрямь ничего бы не рассказали, а может, в их словах могла прятаться ниточка к болезни Магды. Арлинг хоть и решил для себя, что причиной ухудшения ее состояния был темный солукрай, который он использовал так необдуманно, но теперь, после рассказа Хамны о попытках озеленения пустыни, после случившегося с драганами, и особенно после встречи с гремером, у него появились другие мысли на этот счет. Например, не могла ли Магда отреагировать на исчезновение песков или на… исчезновение Нехебкая. Ведь считали же ее Видящей. Мысль потянулась дальше, вовсе к сумасшедшим выводам. А были ли Арлинг, на самом деле, виноват в том, что исчез Индиговый? Или кому-то был нужен тот, кто отвлек бы на себя внимание, пока вокруг происходило нечто очень важное, столь в корне меняющее мир.

Арлинг знал только одного человека, кому под силу были перемены столь глобальных масштабов. Впрочем, его имя сейчас звучало на устах у многих.

— Жаль их, — протянул Нехебкай, и Регарди понял, что одновременно думает о драганах, нашедших смерть в грязевой ловушке. — Будем в Фардоссе, надо будет в том лагере рассказать об их смерти. Может, семьям что выплатят. Хорошие ребята были. Явно сюда за деньгами приехали.

— Проваливай из моей головы! — не выдержал Регарди. Сказано было по рассеянности вслух, и Аллен с учениками недоуменно оглянулись на бывшего вассхана.

— Я не вам, — огрызнулся Арлинг и, схватив кирку, вбил ее в балку у основания колодца. Странное было чувство — разрушать то, что спасало жизни. Впрочем, сейчас он был уверен, что все эти сожаление, тоску, печаль и сострадание навевала сущность, без спроса вселившаяся в его разум.

Какое-то время Аллен с учениками молча наблюдали, как Регарди остервенело рушит стенки колодца, сложенные из еще свежих стволов — деревья срубили совсем недавно, а потом присоединились к его буйству. Всем хотелось выпустить пар, даже тем, кто расстался с разумом.

Арлинг знал, что после водопоя больших караванов, колодцы сильно иссушались, однако на дне этого уже плескалась вода. Высокие грунтовые воды были настолько же несвойственны Карах-Антару, как и дожди. К счастью, туча, висевшая над Гургараном, еще не сдвинулась с места, а значит, у них было время.

Глава 9. Знаки

На то, чтобы обрушить балки, повредить стенки и закидать тоннель ветками, камнями и кусками глины у них ушел не один час. Когда забрезжил рассвет, пятеро сидели на земле у разрушенного колодца, не веря в то, что совершили. Может, Нехебкай и подарил Арлингу новые ноги, но они определенно нуждались в тренировках. Регарди чувствовал, что если разрешит себе уснуть, то проспит не меньше недели. Ощущение собственной слабости раздражало куда больше осознания того, что его использовали. И хотя там, в пещере Гургарана, он решил, что больше никогда не встретится с учителем, сейчас все больше убеждался в необходимости обратного.

— Здесь карта, — отдышавшись, сказал Аллен. Етобар пусть и собирался отдать жизнь во имя Нехебкая, но тяжелая физическая работа измотала и его. Ученики так и вовсе лежали на земле пластом, уставившись в светлеющее небо. Ломать не строить. Солнце еще даже не приблизилось к горизонту, но температура уже заметно повышалась. Регарди всегда казалось, что огненное колесо, полыхая и разбрасывая вокруг смертоносные искры, выкатится прямо на него — быстро и неожиданно. Не остановится на границе миров и не умчится вверх, а пройдется прямо по его жизни, раздавив и спалив то, что ему чудом удалось спасти от катастрофы, случившейся в молодости.

— И что там? — равнодушно спросил он етобара, но ответ Аллена заставил его собраться.

— Колодцы. Старые и новые. Их начали от подножья Гургарана, а ведут к Самрии. Если круги — это то, что уже построено, а кресты с вопросами — места будущих источников, то караван Аджухама идет точно по маршруту. Как думаешь, у Сейфуллаха есть такая карта?

— Нет, — послушав то, что нашептал ему Нехебкай, сказал Арлинг. — Я думаю, что те, кто роют эти колодцы, подстраиваются под путь каравана. Этот колодец был вырыт неделю назад. А потом тут прошел Сейфуллах. Те драганы, что утонули, знали, что из колодца будут пить верблюды. Но они не догадывались, что караван такой огромный. А значит, им тоже сказали лишь часть правды.

— Безумно звучит, — вздохнул Аллен. — Зачем тратить столько усилий? Посчитай сам. Здесь шестьдесят пять колодцев. И двадцать уже построено. Караваны и раньше ходили по Карах-Антару и обходились без такого количества источников. Не думаю, что это связано с Аджухамом. Впрочем, сам решай.

— Тогда зачем они это делают?

— Затем же, зачем и деревья сажают, — огрызнулся етобар. — Хотят прогнать нас с родной земли.

— Может, в будущем да, — согласился с ним Регарди. — Но сейчас тут явно замешаны другие цели.

Аллен пожал плечами.

— Составлять карту для Карах-Антара вообще затея безумная. Хамна говорила, что ты умеешь читать. Посмотри сам. Или пощупай, не знаю, что вы там слепые делаете. Я, конечно, не караванщик, но в этих местах бывал. И точно знаю, что того пути, что они здесь нарисовали, не существует.

Етобару было любопытно, правду ли болтали о чудесных способностях слепого вассхана Мельника, но Арлинг решил представления не устраивать. Он давно не тренировал чувствительность пальцев. Впрочем, он вообще не тренировался. Это упущение стоило поправить как можно быстрее.

И тут он призадумался. Похоже, с временем-то как раз и будет туго.

— Спрячь у себя, — попросил он Аллена, не став брать карту в руки. — Надо выяснить, для кого строят эти колодцы. Не для гремеров же.

Он пошутил, но почему-то смешно не показалось никому.

— Ты сможешь найти следующий колодец по этой карте? — спросил он етобара, вставая. Ученики уснули, утомившись после тяжелой работы, и Регарди принялся их тормошить, гадая, не легче ли оставить их здесь. Не без труда подавив такие мысли, он перестал церемониться и поднял всех на ноги, кого за ворот, кого за плащ, кого за рукав.

— Ориентиры, конечно, сомнительные, но по деревьям определиться можно. Попробуем идти по рощам. Тут и холмы изобразили, и реки, только вот барханов-то еще много. А дожди, какие лили в прошлый месяц, так вообще весь рельеф меняют.

— Это карта на будущее, — догадался Арлинг. — Черновой вариант. Они ждут, когда озеленение завершится. Тогда можно будет о барханах не думать.

Слово «они» резало язык и искушало задать больше вопросов.

— Следующий колодец еще не достроен, — сказал Аллен, вглядываясь в карту. — Там, наверное, один из лагерей северных колдунов. Полагаю, что эти пришли оттуда. Возможно, им сказали, что через Карах-Антар идет большой караван, и они забеспокоились за сохранность колодца. Нет, не для Аджухама роют эти источники.

— Возможно, — согласился Арлинг. — Но нам в любом случае потребуется рабочая сила, чтобы их уничтожить. Я сам больше копать не собираюсь. Полагаю, ты тоже. А их заставлять, — он кивнул на учеников, — что детей.

— Я пойду с тобой, но думаю, что ты вмешиваешься в опасное дело.

— Сказал смертник, который хотел сражаться с убийцей бога, — подначил етобара Регарди. Аллен не обиделся.

— Пусть ты и странный, но человек, — ответил он. — Я видел, как из тебя течет кровь. А вот из Тигра Санагора кровь не течет. Мастер предупреждал никогда не становиться на его пути.

— Поэтому вы решили уйти из Сикелии?

Аллен промолчал, но молчание порой говорило лучше слов. Значит, не Алхас-Кешида боялась древнейшая боевая секта кучеяров.

— Мне тоже не по себе, — признался Регарди. — Но мы все равно пойдем к следующему колодцу и разрушим его ко всем чертям. Потому что, если мы этого не сделаем, за чертями придет дьявол.

— Ты про пайриков? — не понял Аллен.

Кучеяры знали, кто такие черти и дьяволы, но иногда были слишком принципиальны в вопросах своей культуры. Арлинг часто вспоминал чертей и дьявола в первые годы своей жизни в Сикелии, а кучеяры всегда методично его поправляли. Нет чертей — есть пайрики. Нет дьявола — есть Нехебкай.

К лагерю вернулись быстро, успев до рассвета. Уже подъезжая, Регарди осознал острое чувство неправильности того, что разделился с Магдой. В пустыне не существовало правил, и в завтрашнем дне уверенности тоже не было. Он оставил Фадуну на шесть часов, пусть и в компании Хамны, но избавиться от ощущения ошибки было трудно.

Не почувствовав ни запаха еды, ни костра, Арлинг попробовал ускорить своего дромадера, но верблюд попался упрямый, а Регарди так и не научился находить общий язык с этими пустынными «лошадьми», как он их называл. Со стоянки етобаров у арены они забрали дюжину верблюдов — тех, что удалось спасти от клыков и когтей гремера. Как утверждал Аллен, еще с десяток сорвалось с привязи и убежало в пустыню, но их искать не стали. Большую часть верблюдов оставили с Хамной, и сейчас Регарди, к своему облегчению, услышал их рев, а потом и запах. Ветер постоянно менялся, мешая ему читать мир. Вскоре выяснилось, почему не пахло костром и едой.

Магда, Хамна и оставшиеся двое учеников ждали их на оседланных верблюдах. Все, что удалось собрать из разрушенного лагеря етобаров, уместилось в поклаже на трех горбатых. Остальных животных вели на привязи. Регарди не проследил, что за «богатства» насобирали Хамна с Алленом, разбиравшие уцелевшее имущество етобаров. Ему было достаточно сапог своего размера, которые он чудом нашел на одном из мертвецов, и прочной накидки с капюшоном. Тунику с шароварами и головной платок принесла Хамна от керхов еще в пещере, а вот жилет с кармашками и вставками для оружия, как и пояс, он позаимствовал у мертвых етобаров. Самой большой «добычей» был целый арсенал ножей, кинжалов и метательных стрел, которые отыскались в тюках етобаров. От лука Регарди отказался, но две керхских сабли заняли место в ножнах у него за спиной.

Арлинг давно не носил на себе столько вооружения, но не хотел отказываться ни от чего. Остро не хватало ядовитых порошков, удавок и кое-каких смертоносных штук его собственного изобретения, но Регарди решил, что в ближайшем городе восполнит запасы. С ним была Магда, а значит, никакое оружие не покажется лишним для ее охраны.

— Надо спешить, — сказала Видящая. — Гремеры спустились с гор.

Вопросы никто не задавал, группа двинулась в путь в молчании. Арлинг и Аллен не стали уточнять, откуда она это узнала, и как далеко находились твари, Хамна же не стала спрашивать, куда они направлялись. Пятерым ученикам имана было все равно. Они уверенно держались в седлах, но периодически пускали слюни на верблюжьи горбы и шеи.

Регарди старался не думать о том, что их затея имела смысл только в одном случае — если караван Сейфуллаха держался линии строящихся колодцев. С другой стороны, гремерам требовалась вода, значит, они тоже будут зависеть от источников. Но тут вставал третий вопрос. На какое расстояние от колодцев могли отходить неведомые твари? В любом случае, если Магда была права, и по ее словам, «гремеры хотели пить», то все пока упиралось в источники воды. А значит, им нужно было разрушить эту линию.

Был еще один вопрос, который не давал покоя. Если за всеми этими переменами, действительно, стояла Белая Мельница, как далеко он готов был зайти?

Арлинг спрыгнул с верблюда, не без труда заставил его лечь, подошел к животному Видящей, осторожно стащил с него Магду и вернулся с ней на руках к своему Камо. Усадив Фадуну впереди, он кивнул остальным, мол, можем ехать. Скептический взгляд Хамны колючкой прошелся по спине, но Арлинг его проигнорировал. Кучеярка считала, что Магда способна ехать самостоятельно, раз держалась на ногах. Да, физически Фадуна даже окрепла, но в ее голове жили слишком опасные для нее самой мысли, с ее телом творилось что-то непонятное, а сама Магда на верблюде служила бы отличной мишенью — для кого-бы то ни было. Пока Арлинг был готов видеть ее врагов в каждом камне. Когда лекарь из Самрии, в которого он с каждым днем верил все сильнее, починит ее голову, тогда Регарди и слова поперек не скажет — Магда будет поступать, как захочет.

Загадочный лекарь не давал покоя. Их встреча казалась невероятной, а еще менее возможным — излечение. Темный солукрай, который пробудился в Арлинге в пещерах, мирно дремал, но Регарди чувствовал его в своих жертвах. Безумные ученики имана с каждым часом боготворили его все больше, изменения в Магде страшили, но было заметно, что пока она чувствовала себя хорошо, хотя ее кожа и была на ощупь, как у змеи, а Хамна уже не раз сказала, что предпочла бы, чтобы и женщина Арлинга носила на глазах повязку.

Дело, которое пугает больше всех, нужно выполнить в первую очередь. Мудрость кучеярской пословицы было трудно не оценить. Регарди страшился ехать в Самрию, потому что встреча с лекарем, обещанным Нехебкаем, развязывала клубок противоречий и напоминала о сделке с дьяволом. Арлинг уже оценил его помощь, но о расплате мог только догадываться. Потому что условия о спасении неведомой дочери и повиновении Видящей были лишь вершиной долгов и обязательств, которые свалятся на него в Самрии. При мыслях о сикелийской столице в груди стоял ком, а Регарди привык доверять интуиции. Там, в Самрии, в один момент придется бежать, а как это сделать, когда враг в твоей голове, Арлинг еще не придумал.

Но сейчас, в это знойное утро, все было мирно как никогда. Путешествовать днем — не лучшая затея в Карах-Антаре, но по дороге все чаще встречались неведомые деревья, которые тянули ввысь раскидистые кроны, приглашали редких гостей — тени, и вели неприхотливые беседы с завсегдатаем этих мест — ветром. Но и ветер был уже не тот. Не было даже слышно лихих теббадов или отдаленного воя самума. Стволы рассекали разгулявшийся воздух, замедляли, охлаждали. Арлинг с удивлением ощущал влажность, а эта гостья обитала только на сикелийском побережье. Менялся климат, менялась пустыня.

После того, что сотворил иман с самим Регарди, пообещав вернуть зрение, а дав возможностей куда больше, Арлинг не сомневался, что такие глобальные перемены под силу только Тигру Санагору. И ему совсем не хотелось становиться у него на пути. Вот только прохлада от раскидистых крон с жесткими гремящими листьями не приносила прохлады и облегчения. Верблюды же и вовсе с трудом переносили влажность. Барханы почти сравнялись, покрывшись ковром жухлой мертвой травы, которая не давала песку разлетаться, превращая холмистый пустынный покров в плоскую равнину. Сверху она еще напоминала прежнюю Сикелию — солнце отчаянно сопротивлялось переменам, нещадно пропекая путников, животных, деревья и неубиваемую траву. Но песок, скованный травой, больше не рассыпался под ногами, не забивался под одежду, в сапоги, волосы и ноздри. Он, будто пленник, лишенный надежды на свободу, медленно умирал, запутавшись среди живучих корней.

Когда-то Регарди ненавидел пустыню, но, прожив двадцать лет среди кучеяров и керхов, обожествлявших знойные ветра, жар и песок, он, если не полюбил, то научился понимать Сикелию. То, что творилось с ней сейчас, не имело названия, а неправильность происходящего ощущалась в воздухе крепче запаха нагретой солнцем листвы. Арлинг не знал, зачем иману понадобилось творить подобное, но ему однозначно не нравились перемены.

Одно было хорошо — Магда, прижимающаяся к нему. Он усадил ее лицом вперед, но в дороге Фадуна устроилась по-своему, перевернулась, уперлась тощими коленками в его, переплела руки у него за спиной, прислонив голову к груди.

— Тук-тук, — бормотала она, слушая его сердце. — Хочешь скажу, сколько ударов ему осталось?

Хамна, которая держалась рядом, даже перестала грызть финики из етобарских запасов.

— Он не хочет, — сказала она за Арлинга и сунула Магде горсть фиников. Вероятно, чтобы Видящая заткнула ими рот и замолчала. В начале пути Регарди все пытался кутать Магду в платок на манер, как кучеярки закрывают лицо, руки и голову от солнца, но Фадуна упрямо срывала ткань, подставляя под палящие лучи макушку с остатками волос. Устав с ней бороться, Регарди хотел и с себя снять платок, чтобы страдать вместе, но Магда вцепилась в ткань, не давая ему снять ее с головы. Устав бороться с Фадуной, Арлинг оставил все как есть, размышляя, сколько у него шансов довести ее до Самрии живой. С другой стороны, солнце, похоже, нисколько не вредило Видящей. Магда хмурилась, когда они заезжали в тень, и, наоборот, подставляла светилу лицо, широко улыбаясь, когда их снова начинало припекать сверху.

— Лишь побывав во тьме, узнаешь, как ярок солнечный свет, — шептала Магда.

Из уст Фадуны Арлинг принял бы любую правду, но етобары нервничали всегда, когда дело касалось смерти — и особенно ее прогнозов.

Длинных привалов не делали, перекусили в дороге. Они двигались по линии источников, сооруженных людьми Белой Мельницы, и миновали два искусственно вырытых водоема, вокруг которых мгновенно образовались оазисы. Если деревья и траву с трудом, но все-таки можно было объяснить волшебными семенами, то причин, почему вода вдруг появилась там, где ее никогда не было, Арлинг не мог найти. Впрочем, и деревьев, которые вырастали бы до взрослых стволов всего за пару месяцев, он тоже не знал, а иман в свое время заставил его выучить едва ли не всю известную человеку растительность.

Магда заснула через час у него на плече. Они не останавливались, так как группа решила, что лучше отойти от гургаранских гор подальше. То, какими смертоносными были гремеры в бою, они уже выяснили, оставалось надеяться, что тварей хоть немного замедлит разрушенный колодец, который находился у арены. Никто не знал, насколько быстро гремер передвигался и насколько был вынослив. Если правду говорила Магда, пустыня была единственным опасным врагом для гремеров, и сейчас этот враг медленно умирал.

Водоемы пришлось оставить нетронутыми. Над ними явно трудился не один десяток людей, и копали их много дней. Регарди решил силы не тратить. Если им удастся сократить количество колодцев, гремерам уже будет сложнее. Хотелось на это надеяться. Второго боя с подобной тварью Арлинг точно не желал. А вот, что настораживало, так это отсутствие следов каравана. Они двигались по равнине; ветер утих, звуки и запахи разлетались далеко. Аллен клялся, что они следуют точно по маршруту, указанному на карте. Лагерь и сеть недостроенных колодцев должны были встретиться как раз после водоемов. При такой скорости шага они должны были выйти к ним ночью. Однако Сейфуллаха нигде не было слышно. То ли он изменил маршрут, то ли где-то сделал привал. А исходя из того, что Аджухам торопился, остановка была вынужденной мерой.

Зной сменился прохладой, которая постепенно усиливалась, превращаясь в стылую пустынную ночь. Магда проснулась на закате и тревожно сжала руку Арлинга. Он знал, о чем она думала. Нехебкай не говорил с ним уже давно, но его чувства пересекались с мыслями Видящей. Оба они пеклись о том, сколько жертв останется после того, как Регарди отсюда уйдет. Арлинг услышал лагерь еще час назад, но сейчас его было слышно и нетренированному уху. Люди что-то отмечали, веселились и громко пели на драганском. Давно забытая речь резала слух. Регарди настолько отвык от ее звучания, что с трудом понимал слова, произносимые пьяными языками.

— Все останутся живы, — прошептал он, обещая то ли Магде, то ли себе, но слова прозвучали лживо. Меньше всего хотелось брать Фадуну с собой, но Регарди решил больше ее одну не оставлять. Ведь с ним была халруджи Хамна и етобар Аллен, поклявшийся защищать Видящую. И пять молодых кучеяров, пусть и расставшихся с разумом, зато по-прежнему обладавших отличной реакцией и боевыми навыками.

Глава 10. Люди Тарджи

Охрану лагеря отследили быстро. Двоих наемников схватили, когда они отправились на разведку, еще пару, с неприязнью наблюдавших за пьяными драганами, атаковали уже в лагере. Побегать тоже никому не дали — тут проявили сноровку ученики, повязав трех драганов, бросившихся в пустыню. Арлингу пришлось на какое-то время оставить Магду на верблюде, чтобы помочь Хамне с Алленом, за что он потом себя корил. Все обещания, данные самому себе, тут же нарушались.

Но все же захват лагеря прошел гладко. Шесть драганов и четверо кучеяров-наемников были связаны и рассажены в ряд у костра меньше чем за полчаса. Никого даже не ранили.

Три верблюда и две лошади говорили о том, что наниматели были не слишком щедры, животные, скорее всего, использовались не для передвижения, а для перевозки груза — тюков с припасами и инструментов. Одних лопат насчитали с десяток. Холстина, натянутая между стволами, служила навесом для сна. На костре булькал котелок, правда, отнюдь не с едой, а с вином, и Регарди вспомнил, что в Согдарии любили кипятить вино со специями, особенно в походе. Он и сам когда-то так делал. Вернее, кто-то в прошлом, сейчас даже на него не похожий. Колодец только начали рыть. Они нашли разметку из веревок и яму, глубиной метра два, на дне которой уже плескалась вода. Казалось, что вокруг и не пустыня вовсе, а болотистая местность, где вода скапливалась даже в грязевом отпечатке сапога.

Судя по карте и чертежам, которые нашлись в вещах, работы предстояло много. Драганы должны были выкопать три колодца. Труд на месяц, а вот припасов на неделю. Значит, провиант им привозили. Да и охраны маловато. Если люди Тарджи так успешно уничтожали драганов-копателей, этим работягам должно было быть страшно под охраной всего четырех наемников.

Оставалось решить, как заставить их говорить. Аллен предложил на всякий случай бросить в костер ножи, но Арлинг покосился в сторону Магды, которая разглядывала высыпавшие на небосклоне звезды, и притворился, что ничего не слышал.

— Мы не причиним вам вреда, если ответите на вопросы, — начал он, чувствуя себя крайне неуверенно в роли допрашивающего. Сразу вспомнился драган из Девятого отдела императорской канцелярии, который нашел его в пещерах. Загадка его появления пока оставалась нерешенной. На некоторые вопросы Арлинг предпочитал не искать ответы.

Он остановился напротив того драгана, который показался ему менее пьяным. Начальникам положено было напиваться меньше других.

— Как зовут?

— Сержен Граб, — не стал противиться тот. — Если вы не разбойники Тарджи, то знайте, что действуете противозаконно. Мы на службе.

— У кого? — Арлинг даже обрадовался его разговорчивости, но, похоже, преждевременно.

— У отечества, — сердито ответил Сержен и сплюнул. — А ты слепой, что ли? На вид наш, а говоришь, как неродной. Денег у нас нет, мы рабочий отряд, никого не трогаем, проблем не ищем.

— Как же не ищите? — не удержался Регарди. — Глупо горланить на всю пустыню, а потом удивляться, что на вас напали. Как ты там сказал? Людей Тарджи боитесь? Тогда я бы только на этих четырех не полагался.

Он кивнул в сторону наемников, почувствовав в ответ их колючие взгляды. Етобары предложили заткнуть им рты, чтобы они не мешали допросу. Может, стоило послушать и их.

— Я хочу знать все, — сказал он, решив перейти к делу. — Кто отправил вас рыть эти колодцы? Как вы находите воду? Что за деревья? Почему они растут так быстро? А также все остальное, что я сейчас не вспомнил. Вы говорите, мы вас отпускаем.

— Ты откуда вообще взялся? — фыркнул Сержен, явно не собираясь делиться с Арлингом информацией.

— Из пещер, — неудачно пошутил Арлинг и почувствовал, как взметнулись искры костра за спиной. То Хамна все-таки бросила пару клинков в огонь.

— Можно и без ожогов, — сказала она, подходя к Регарди. — Ты только скажи. Выкручивание пальцев всегда хорошо работает. Представляешь, — теперь етобарка обращалась к Сержену, — как это плохо, нет, не то слово, как это отвратительно скверно, оказаться в пустыне без пальцев. Они у тебя, конечно, останутся, но будут торчать во все стороны. Ни лопату, ни клинок, ни ложку ты еще долго держать не сможешь. Жрать придется с земли, пить из…

— Расскажи мне, — вдруг перебил ее голос Видящей, которая снова проявила чудесную способность подкрадываться к Регарди незаметно. То, что происходит второй раз, случайностью не являются, и Арлинг подозрительно склонил голову. Люди, которые умели подходить к нему, не обнаруживая себя, обычно привлекали его пристальное внимание. Теперь у него появились вопросы к Магде.

Встав впереди него с Хамной, Фадуна протянула худые руки к лицам драганов. Если бы не веревки, которые их держали, копатели оказались бы уже в Самрии. Арлинг буквально физически ощутил приступ паники, случившийся у них при виде Магды. Да, Видящая, должно быть, выглядела странно в отсветах костра.

— Все, что он спросил, — повторила Магда, вырвав руку из пальцев Регарди, который хотел отвести его подальше от потенциально опасных драганов. Но, похоже, опасность сейчас представляли вовсе не они.

Приступ паники прошел также внезапно, и Сержен вдруг заговорил, быстро, перебивая себя, словно боясь, что не успеет выложить все. А Магда стояла рядом, гладила его по голове и подбадривающе кивала. Другие драганы заглядывали ей в лицо и подсказывали, когда Сержен что-то упускал. Регарди вначале с изумлением слушал историю драганов, а после не мог отвлечься от Фадуны. Ее дыхание, движение, речь, когда она бросала короткое «Продолжай» — все завораживало. Мир остановился, потоптался на месте и вдруг завертелся вокруг единственного солнца, которое светило и днем, и ночью. Одного оно сжигало на месте, другого согревало теплом и надеждой. Сердце этого чуда билось ровно, горячо, громко — будто и не было признаков страшной болезни, ползущей за Магдой по пятам.

История кучеяров была неинтересна. Арлинг не сомневался, что они рассказали правду, но услышал совсем не то, что хотел. Пять лет назад этих драганов собрали с разных концов Сикелии и привезли в закрытую школу на севере страны. Все они были должниками, работали в строительстве. Выбора не было — либо долговая тюрьма, либо государственная служба, после которой — свобода, награда, будущее. В будущее никто из них не верил, но с семьями переписывались, и те получали за них пенсию, а значит, надежда жила. В школе обучали странным языкам, керхар-нарагу, инженерному делу, ботанике. Собирала группу Императорская канцелярия, и имя Педера Понтуса копатели произносили шепотом. В Сикелии они уже третий месяц, прибыли сразу после того, как Согдария подписала мирный договор с колонией. Сначала сеяли семена курупчи — так назывались деревья, и симы — травы. О курупчи и симе они узнали в школе. Их семена привезли из Сангассии, нашли в каком-то растаявшем леднике. Эта растительность способна прижиться даже в снегу, а взрослого состояния достигает за пару недель. Драганы верили, что участвуют в большом эксперименте по озеленению пустыни. Это то, что им говорили. Но ради научных экспериментов не берут семьи в заложники. Это драганы тоже понимали. По их мнению, в пустыне нашли золото и алмазы, и чтобы открыть много рудников, нужно было привести климат в пригодный для работы. Их группа вырыла семь колодцев, этот участок — последний. Они должны закончить его за три месяца, после чего их обещали отправить домой. Сроки очень жесткие, как и условия. Если они не успеют за это время, их семьи повесят.

Закончив разговор с драганами, Магда подошла к кучеярам и, вынув кляпы, попросила их рассказать свои истории. У тех все было еще проще. И где-то похоже. Белая Мельница закрыла их боевые школы, а после предложила огромные деньги за простую работу. У наемников редко бывают семьи, но болевые точки имеются у всех. Судя по напряженным словам охранников, Тигр Санагор надавил на каждую.

— Три месяца мало, — доверительно сказал один из кучеяров Магде. Фадуна погладила его по щеке, а Регарди захотелось свернуть наемнику шею. Похоже, придется с собой работать, но, когда Магда касалась других людей, у него внутри все переворачивалось — от ревности, злости и целой гаммы бурливых эмоций.

— Мы понимаем, что они, — кучеяр кивнул в сторону драганов, которые после откровенных разговоров с Видящей, глядели в костер с блаженным видом, — не успеют, потому, как можем, им помогаем. Но мы все равно не успеем.

Арлинг ожидал, что Магда спросит, почему они торопятся, и что будет через три месяца, но Видящая лишь кивнула наемнику и сказала:

— Да, времени мало. Мы все можем не успеть. Бум-барах будет громкий.

Резко потеряв интерес к людям у костра, Фадуна принялась скакать кругами на одной ноге, чудом сохраняя равновесие в рыхлом песке.

— Бах! Бах! — выкрикивала она, размахивая руками. Хамна и Аллен приглянулись, но в присутствии Арлинга не стали цепляться к Фадуне.

— А что вы знаете о гремерах? — запоздало вспомнил Регарди, но время вопросов и ответов кончилось. Магда скакала вдоль бархана, у подножия которого уже начинала расползаться сима. Драганы еще не успели засеять травой весь участок вокруг лагеря. Два раскрытых мешка с семенами заморского растения стояли рядом с инструментами. Арлинг чувствовал их запах — ни на что не похожий, и старался запомнить. В его копилке таких запахов еще не было.

— Пумы, — повторил он, обращаясь к кучеярам. — Вы слышали о пумах?

Но наемники вслед за драганами молча таращились в костер, будто после разговора с Видящей у них закончились силы.

Тем временем Магда перестала прыгать и вернулась к костру обычным шагом с довольной улыбкой на устах. Арлинг чувствовал, что она счастлива, и не мог понять причины внезапной перемены настроения.

— А сейчас мы все вместе пойдем засыпать колодец, — объявила Фадуна и первой схватила лопату. Драганы и наемники с энтузиазмом похватали оставшиеся инструменты и бросились к яме, которой было явно слишком мало для такого количества человек. Хамна с Алленом отошли подальше, чтобы случайно не попасть в поле действия магии Видящей и не оказаться среди разрушителей колодца. Ученики имана тоже бросились было к толпе, но Арлинг позвал их к себе и даже сам удивился тому, как быстро они его послушались.

Подбежав, молодые кучеяры расселись кружком на песке, с обожанием заглядывая ему в лицо. Похоже, настало время поговорить, тем более что у них вдруг появилось время. Хамна с Алленом, поразмыслив, выплеснули из котелка вино и принялись доставать собственные припасы. Етобары с религиозной ненавистью относились к спиртному, Арлинг же подумал, что не отказался бы от глоточка. Но напиток с далекой родины уже впитывался кровавой лужицей в песок, а место в котле занял главный ингредиент всех кучеярских походных блюд — соленое баранье сало, обваленное в перце.

Подумав, Регарди тоже сел на быстро остывающий песок. Наблюдая за Магдой, которая искренне веселилась, прыгая вокруг ямы, от которой не осталось и следа, Арлинг невольно поежился. Он слышал о гипнозе. Фадуна владела им безупречно и, похоже, неосознанно. Драганы с наемниками прыгали за ней следом и распевали хором тарабарщину, среди которой выделялась фраза «Бум совсем скоро!».

Отметив, что про этот Бум надо будет ее поспрашивать, Регарди вздохнул и обратился к напряженно молчавшим ученикам. Он не знал, почему выбрал именно эти слова, но они родились в голове в тот момент, и Арлинг понял, что ему хочется их произнести для этих людей:

— Я знаю немного, но то, что я знаю, знаю хорошо. Я поделюсь с вами всем, если вы решили идти со мной. Говорят, что человеческое сердце любит того, кто делает для него добро, и ненавидят, кто причинил зло. Я не верю в абсолютное зло. И плохое — оно тоже относительно. Змеиный яд для человека смерть, а для змеи жизнь. Этот мир подобен цветку хапигусу, что растет в горах Исфахана. Он красив снаружи и пуст внутри. Нам много дано для жизни, но еще больше мы творим сами. С вами случилась беда, но, если мы останемся вместе, я помогу вам. Этот мир наполнен лучами солнца и луны, но часто мы пытаемся их разглядеть, сунув голову в колодец. Я не стану для вас вторым иманом, но, возможно, буду старшим братом, который всегда рядом.

Арлинг наклонился отработанным движением, позволив стреле пролететь над головой, а в следующую секунду, пригибаясь к песку и забыв про осторожность, бежал туда, где Фадуна еще пела про большой Бум.

Атаковали лагерь внезапно, Регарди мог сколько угодно корить себя за невнимательность, но ему было непростительно не услышать звон мечей, притороченных к седлам, и не почуять лошадиный пот, которым теперь смердел весь лагерь. Чужаки двигались по кругу, следуя канонам разбойничьих набегов, обстреливая на скаку замешкавшихся людей. Схватив Магду, Арлинг подмял ее под себя и пополз с ней к тюкам с провиантом и поклажей. К вещам драганов они свалили свои, соорудив приличную гору. Вытащив из середины один из мешков, Регарди сунул туда Магду и крепко схватил за плечи, не зная, поймет ли она, если он просто велит ей оставаться на месте. Раньше все попытки обездвижить Фадуну и заставить ее делать то, что он хочет, оказывались безуспешными.

Магда застыла, уйдя в себя, Арлинг же какое-то время беспомощно слушал, как вокруг умирают люди. Двое драганов и один из наемников отдавали последнее дыхание Сикелии, распростершись у догорающего костра, а Нехебкай насмешливо шептал в его голове: «Все чужаки умрут! И ты тоже, если не определишься. Я тоже могу сказать, сколько ударов осталось у твоего сердца».

Наконец, Арлинг решился и, привалив к Магде мешок с провиантом, метнулся к мертвецам. Стрела, на древко которой он сразу наткнулся пальцами, была хорошо знакома. Простая, без изысков, с листовидным зазубренным наконечником, телом из морского кедра и натуральным пером — таким пользовались все кучеярские наемники. Значит, на них напали свои. Вспомнился давно забытый разговор с первыми драганами о «людях Тарджи». Тереза Монтеро оставалась собой и в Сикелии — ей нужны были слава и внимание. В Согдарии ей давно было тесно, здесь же открывался простор для самовыражения. Статус главы повстанцев должен был ей льстить, а деньги отца, императорского казначея, помочь реализовать самые смелые замыслы. Кажется, проекты Сейфуллаха и обустройство Сикта-Иата пришлись Терезе-Тардже не по вкусу. Лошади в пустыне — дорогое удовольствие. Если это и правда были люди Тарджи, на экипировку своих разбойников она не скупилась.

Луна отвернулась, когда всадники спешились, чтобы добить оставшихся. То ли первые тучи спускались с Гургарана, предвещая грозу, то ли случайное облако затерялось на небосклоне. У плюющегося искрами костра собрались в круг ученики имана, которым Арлинг, убегая к Магде, велел защищаться, и они послушно исполняли его приказ. Были ли кто из них ранен, Регарди не понял, но пересчитав пять дышащих носов, понял, что пока никто не убит. Задерживать внимание на учениках не стал, переведя его к роще, где они оставили верблюдов. Там билась Хамна, сосредоточенно вырезая всех, кто решил посягнуть на их животных. Аллен с двумя наемниками отбивался неподалеку. Может, разбойники и были хорошо вооружены, но совершили грубую ошибку, выбрав ближний бой. О боевых навыках кучеяров, которые охраняли лагерь, Арлинг ничего не знал, зато был уверен, что поединки с двумя разозленными етобарами, которых застигли врасплох, оторвав от ужина, победы противникам точно не принесут. Аллен рубился двумя саблями, владея обеими руками безупречно. Хамна вооружилась коротким кучеярским мечом, то и дело срезая врагов метательными дротиками, приличный запас которых они нашли в походных мешках етобаров. Ученики имана все еще оставались в линии обороны, успешно отбиваясь мечами от летящих в них стрел. Отбить стрелу клинком — базовое упражнение Школы Белого Петуха, им овладевали в совершенстве в первые месяцы обучения. Или уходили из школы.

Напавших было в три или четыре раза больше их группы, и помощь учеников была бы не лишней, но Арлинг не был уверен, что сможет докричаться до них через шум битвы. Из двух вариантов — бежать с Магдой, защищая ее, или убить всех врагов, разум быстро выбрал второй. На верблюде от лошади не убежишь, а для того, чтобы забрать у чужаков коня, нужно было присоединиться к бою, оставив Фадуну в укрытии. Нехебкай хохотнул в его голове, распаляя дух и тело, и Арлинг достал сабли, решив, не тратить дротики.

Говорят, по ночам в пустыне можно услышать бой барабанов — то говор предков, их заветы и наказы будущим поколениям. Тишина пустыни чутка и пуглива, ее легко ранить. В эту ночь покой дюн был нарушен надолго. В ноздрях стоял запах набрякшего кровью песка, в ушах завывали клинки и кричали люди, но Арлингу казалось, что вокруг него беснуются пайрики. Да и сам он недолго оставался человеком. Они посмели обстреливать землю, где стояла Магда. Никто не уйдет живым.

Он ворвался в ряды напавших с твердым намерением выбить дух из каждой груди, вынуть сердца, снести головы. Нехебкай ликующе подпевал, радуясь их редкому единодушию. Арлинг резал людей, будто на мясобойни, отсекал конечности, протыкал тела. Индиговый дарил ему неуязвимость, а вместе с ней — темный солукрай, сочившийся на песок и отравляющий мир.

Его окликали не раз, и только когда очередной разбойник рухнул перед ним, корчась без ног, Арлинг услышал голос Хамны, которая кричала:

— Магда! Они схватили Видящую!

Пелена солукрая прошла не сразу, Регарди зарубил еще кого-то, запоздало с облегчением выдохнул, поняв, что не своего, и схватившись за голову, огромным усилием воли вытряхнул из нее остатки туманившего мозг солукрая.

Сражение продолжалось, ученики у костра уже не просто отбивали стрелы, а рубились на саблях. Хамна все еще защищала верблюдов, к которым подбирались разбойники. Аллен бился где-то на холме, окруженный вновь прибывшими кучеярами. Когда подоспела новая партия бандитов из пустыни, Арлинг, увлекшийся кровью, упустил, и это было непростительной ошибкой. Семеро на лошадях скакали к горизонту, увозя с собой Магду, запах которой Регарди учуял бы на другом конце света. Человек пятнадцать прибывших давили толпой остатки обороняющихся.

— Мне с тобой? — крикнула Хамна, увидев, что Арлинг пробивается к верблюдам.

— Я сам, — кивнул он ей, хватая за узды испуганного дромадера. — Разберитесь тут, я скоро.

Хорошо еще, что этот верблюд раньше принадлежал етобарам, и те приучили его к звукам боя. Обычный караванный верблюд — плохой помощник в ристалище. Верблюд не сможет растоптать человека, а лязг мечей заставит его пуститься в трусливое бегство. С лошадями етобарский дромадер явно не был знаком, потому Арлингу пришлось приложить усилие, чтобы заставить его следовать за всадниками.

В Регарди не попала ни одна стрела, и в погоню за ним тоже никто не бросился. От стрел его защитил Нехебкай, а те, кто напал на лагерь, были либо озабочены неожиданно стойким отпором, либо были уверены, что один сбежавший угрозы не представляет, и его легко можно будет устранить после. Именно на такой ход мыслей разбойников Арлинг и надеялся. Шансов догнать скакунов на верблюде у него не было. Сам он старался ни о чем не думать — ни об ошибках, ни о надеждах. Темный солукрай подвел его второй раз — достаточный повод, чтобы выселить из своей головы Нехебкая. Индиговый же затаился. Знал, что грядут разборки.

Чем дальше они уходили от лагеря драганов, тем морознее становилась ночь. В Карах-Антаре никогда не слышался «шепот звезд», но они двигались на запад, в предгорья Исфахана, а там по ночам случался такой минус, что дыхание человека замораживалось, превращаясь в ледяные кристаллы, которые, сталкиваясь между собой, загадочно шуршали. Магда молчала, но Арлингу казалось, что он все еще ее слышит. Конечно, она была жива. Зачем им мертвая Видящая? Но уверенность уснула вместе с Нехебкаем, и Регарди едва не пропустил первые стрелы. Его заметили. Они успели отдалиться на значительное расстояние от лагеря, хотя он еще слышал далекие удары клинков — там, за двумя дюнами, бой продолжался.

Всадники припустили, и расстояние стало увеличиваться. Солнце успело высушить грязь, оставшуюся после дождей, превратив ее в твердую корку, по которой скакать на конях было легко. Верблюд Арлинга был не так доволен покровом под лапами и то и дело начинал замедлять ход, но Регарди решил, что, если его трюк не сработает, он возьмет похитителей измором. Рано или поздно лошади выбьются из сил, а вот его медленный дромадер был способен бежать сутками, не останавливаясь. Темнота же давно не была для него помехой, тем более для Арлинга сейчас во мраке горел факел — Магда. Сам Регарди старался держаться светлых участков, чтобы его темная накидка выделялась лучше, и его хорошо видели. Вскоре обстрел прекратился, и всадники стали резко замедляться. Задумка сработала. Куда легче разобраться с одним преследователем сейчас, чем привезти его в свой лагерь потом. А, скорее всего, в логово они с пленницей и направлялись.

Арлинг остановил верблюда на гребне бархана и спрыгнул на упругий песок. Местами пустыня еще сопротивлялась переменам, напоминая ту землю, что приняла чужака с севера. Медленно вынул клинок из заплечных ножен. Вторая рука ему была нужна, чтобы убить лошадей дротиками, когда всадники приблизятся. Регарди не любил убивать животных, но он не мог позволить уйти ни одному из тех, кто осмелился посягнуть на его Магду.

Когда все было кончено, Арлинг сидел на животе одного из выживших и держал несчастного за горло, позволяя воздуху проникать в горло по каплям. Он хотел задержать двух, но второй выбранный для допроса разбойник умер до того, как Регарди к нему прикоснулся. Похоже было, что остановилось сердце — то ли нагрузок, то ли от испуга. Магда сидела у мертвой лошади, привалившись к раздутому боку, и держалась за вывихнутую лодыжку. Разбойник с Фадуной попытался бежать, когда стало ясно, что в живых на этом бархане останутся только двое — слепой и девушка.

Арлинг метнул в лошадь ядовитый дротик, который убил несчастную кобылу через минуту. За это время он закончил с остальными, но все равно не успел, чтобы подхватить падающую Магду. Как прирезал всадника, Арлинг не помнил, как и не заметил, откуда взялись порезы на его собственных руках и шее. Струйки крови стекали на жадный песок, которому дождей пока было мало, но серьезно Арлинга никто не ранил. Никто, кроме Магды. Когда он вытащил Фадуну из-под кобылы, Видящая отвесила ему пощечину.

— Я сама бы вернулась, — только и сказала она. — Мясник.

— Знаешь, куда они тебя везли? — спросил он, проглотив обиду, но Фадуна отвернулась. Арлинг же пошел задавать вопросу последнему выжившему.

Впрочем, пытки не понадобились. Или кучеяр не встречался раньше с наемниками из Школы Белого Петуха, или просто был особо впечатлительным.

— Тарджа сказала доставить Видящую, отправила нас в лагерь, велела всех убить, а ее не трогать, живой привести! — тараторил он.

— Зачем Тардже Видящая? — Арлинг надавил сильнее.

— Клянусь Некрабаем, не знаю!

Имя Индигового подействовало, и Регарди заставил себя успокоиться. Вряд ли Тереза делилась планами с подчиненными.

— Откуда она узнала, что Видящая в лагере?

— А нам в караване сказали, — охотно ответил кучеяр. — Отпусти, я домой вернусь, в Хорасон, ты, может, там бывал? Лучшее место в мире. Ты похож на того северянина, который учился у Тигра Санагора. О тебе у нас много говорят.

— Хорошо говорят? — сжал губы Арлинг.

— По-разному, — честно признался разбойник. — Наши дают награду за твою голову, мол, ты целое поселение серкетов в горах вырезал, и сейчас я этому верю. Кто поднял руку на серкета, оскорбил бога. А еще болтают, что драганы, твои же, тоже тебя ищут. Только ты им живым нужен. Наемников искали, кто бы в горы за тобой отправился.

— Так хорошо осведомлен, — протянул Арлинг, снова сдавливая кучеяру горло.

— Постой, — прохрипел тот, — я работу искал, вот и собирал слухи. Только у Тарджи поспокойнее было, хотя столько денег и не обещали. Я решил месяц другой подработать, а потом на юг перебраться. Хорасон прекрасен, но уж много в нем вас, чужаков, стало.

— Значит, с Тарджей ты за деньги? — уточнил Регарди. — А самому тебе все равно, что вокруг происходит?

— А что происходит? — искренне удивился вопросу кучеяр.

— Ты же сам только что сказал: чужаки в городе! — стал терять терпение Арлинг. — А эти деревья, трава на песке — тебя не пугают? Керхи вон из Сикелии ушли. Дожди в Карах-Антаре льют каждый день, драганы колодцы роют. Ничего не странно?

— Так то, что керхи ушли, это же хорошо, — по-прежнему строил из себя идиота кучеяр. — Будет нашим караванам полегче, без разбоя хоть поживем. А в дождях и колодцах что плохого? Ну, а чужаки всегда у нас были, Хорасон город торговый, просто их стало чуть больше.

Лукавил человек Тарджи, не договаривал, но Регарди не стал настаивать. Взгляд Магды прожигал в нем дыру. Если ей что-то не нравилось, встала бы да сказала.

— А ты бы все равно не остановился, — буркнула Фадуна, и Арлинг вздрогнул. Надо заканчивать со всем этим и срочно лечить ее лодыжку. А потом голову. Среди полезных вещей, что они взяли у етобаров, было немало лечебных трав и мазей.

— В каком караване о нас рассказали? — задал Арлинг последний вопрос.

— Как в каком? В караване ее мужа, Сейфуллаха Аджухама. Мы их часто навещаем, присматриваем, чтобы спокойно все было. Путь длинный, мало ли что.

— Сейфуллах везет груз Тарджи?

— Кто его знает, — пожал плечами кучеяр. — Они же муж с женой, им положено общаться, дела общие иметь. Ну, ссорятся иногда, но кто так не делает? У меня первая жена, что пес бешеный была. Но любил ее все равно, пока не померла. И Сейфуллах Тарджу любит, я сам видел, как он на нее смотрит.

— А Сейфуллах знает, что вы убиваете драганов, которые копают колодцы?

— Мы всех драганов убиваем, — вздохнул разбойник, — и тех, что колодцы строят, и что семена злые сеют. А колодцы потом сами достраиваем. Мы обычно ждем, чтобы они источник нашли, материал строительный там завезли, потом вырезаем всех, а наши люди уже колодцы доделывают. Правда, на днях нашли один колодец обрушенный. Будто его специально сломали. Психов разных много по пустыне бродит. Весь день его восстанавливали. Может, знаешь? У древней арены, что под Гургараном.

Арлинг с трудом удержался, чтобы не заскрежетать зубами. Значит, гремеры будут намного ближе и раньше, чем они ожидали.

— Ты знаешь, зачем драганы строят эти колодцы?

— Так это все знают, — пожал плечами кучеяр. — Золото здесь нашли, рудники копать хотят, а для этого вода нужна. Обидно, что не наши собрались прииски в пустынях устраивать, вот мы и бунтуем. Тарджа хоть и драганка, но кровь в ней течет наша, кучеярская. Если мы все новые колодцы захватим, то сможем себе долю в будущих приисках урвать. А куда они без воды здесь денутся? Тарджа и Сейфуллах точно договориться с северянами сумеют.

Арлинг решил, что он не верит в прииски, но с кучеяром этот вопрос было обсуждать бесполезно.

— Где сейчас караван Сейфуллаха? Разве он не по линии колодцев идет?

— По линии, — согласился пленный, — но они часто останавливаются. Не знаю, что везут, но говорят из-за груза. Какой-то он сложный. Если снова не замешкаются, будут здесь к утру.

В лагерь Арлинг возвращался на рассвете. На востоке часть неба уже полыхала, но на западе еще догорали звезды. Лодыжка у Магды все равно распухла, хоть он и наложил на нее тугую повязку. Обнимать его Фадуна не стала и спереди ехать не пожелала. Сидела сзади, гордо держась за седло, а не за Регарди. Потому и пришлось ехать не спеша, чтобы она не свалилась. Арлинг тоже злился — на себя, на нее, а особенно на Индигового, который молчал с тех пор, как они с ним убили всех разбойников, включая последнего, разговорчивого. Арлинг не собирался ломать ему шею, но пальцы напряглись и передавили хрящи, будто обретя самостоятельную жизнь.

— Милосердная смерть, — сказал Индиговый, когда Арлинг прикусил губу до крови, осознав, что сделал. — С собой ты бы его не взял, а один человек со сломанной ногой в окружении трупов станет быстрой добычей волков и гиен.

Регарди не понимал Нехебкая. То он истекал человеколюбием, то взрывался ненавистью ко всем людям, которая передавалась и Арлингу.

— Это все из-за тебя, — нашелся с ответом бывший бог знойного ветра и горячего песка. — Ты людей ненавидишь, а я люблю. Вот мы и сбиваем друг друга с толку. Тяжело мне.

Больше Индиговый с ним не разговаривал. Молчала и Магда, хотя Регарди пытался ее разговорить.

— Где сейчас гремеры? — спросил он, когда они подъезжали к лагерю. Ответа не последовало.

Одному был рад Арлинг. Тому, что Фадуна не обладала таким острым нюхом, как у него. В густом зловонии мертвой крови, которое разлилось по барханам, можно было захлебнуться. К тому времени, как они подъехали, Хамна с Алленом уже заканчивали сваливать тела в большую кучу, к которой Арлинг приближаться не стал. Да Фадуна и сама не смотрела. Ушла в себя, и от ее скорбного молчания было больнее, чем от всех ссадин и царапин, что принесла ему эта ночь.

Никто из драганов, копающих колодец, не выжил. Были убиты и охранники. Зато люди из команды Арлинга не пострадали, лишь один ученик получил легкое ранение в руку.

Когда на востоке занялся рассвет, рядом с Арлингом вовсю полыхало другое пламя. Аллен достал из припасов смолу, полив ею ветки, которые сложили под человеческим костром. Хамна отправилась готовить завтрак. Судя по запаху, она уже давно принимала ясный корень, и сон к ней, естественно, не шел. Регарди же чувствовал себя так, будто у него из легких выпустили воздух, мышцы высохли, а кости сломались. Лишь оболочка кожи удерживала то, что от него сохранилось. Он не помнил, когда спал последний раз, но удерживать себя в сознании становилось все труднее. Преодолев искушение взять у Хамны настойку ясного корня, Регарди выбрал сон. Хотел устроиться рядом с Магдой, но та демонстративно встала и, опираясь на палку, заковыляла к ученикам, которые гурьбой давно спали у костра. Какое-то время Арлинг колебался, но решил, что, если станет упорствовать с Фадуной, сделает только хуже.

Она Видящая, она должна была знать, кто он. Знать и принять. Но Магда не хотела принимать его таким. Арлинг же, может, и хотел измениться, да не знал как.

Он проспал до полудня и снились ему сизые дождевые тучи, сползающие с Гургарана. Место одной из вершин пустовало, словно сгнивший зуб в челюсти. Сквозь нее дул шквальный сырой ветер, рождая грозу небывалой силы.

Регарди проснулся от рева верблюдов и чужого запаха. Огромный караван стоял в трех дюнах от их лагеря, а прямо у костра незнакомец склонял лоб перед Хамной и передавал ей послание.

— Пусть будет добрым твой день, халруджи. Сейфуллах Аджухам приглашает своего друга и всех его людей отпраздновать Новый год вместе и встретить первый день в мире, радости и согласии.

Арлинг совсем забыл о том, что в Сикелии наступило время великого праздника, который одинаково любили во всем мире. Только в Согдарии его отмечали среди пушистого снега и трескучих морозов, а здесь, в песках — под горячим солнцем.

Аджухам, пес ты порхатый, и зачем ты затеял со мной эту игру? Я уже слишком стар, чтобы относится к людям и их мотивам с пониманием.

Хамна буркнула что-то вроде «проваливай», но Арлинг уже окончательно проснулся. Мысленно отыскав Магду и убедившись, что с ней все в порядке — Фадуна пила чай, усевшись в круг с учениками, — Регарди встал и подошел к костру, чтобы принять условия игры Сейфуллаха и заявить о своих собственных:

— Передай моему другу, что мы с огромным удовольствием присоединимся к празднику, — сказал он немного перепуганному курьеру. — Будем на закате. Ждите.

Глава 11. День добрых намерений

В гости к Аджухаму они опоздали, зато ясный корень Арлинг все-таки отведал, решив не полагаться на несколько часов сна, которых явно было недостаточно, чтобы восстановить силы. До заката предстояло еще много дел, которые требовали внимательности, а еще… удачи. Каким образом это работало, Регарди не знал, но последняя часто сопутствовала настойке из ясного корня, принятой в большом количестве. Последствия, конечно, испытывали организм на прочность, но Арлинг не мог позволить себе заявиться к старому другу, не подготовившись.

Новый год в Сикелии — время ответственное. Кучеяры звали его Днем добрых намерений, и встреча друзей идеально вписывалась в праздник. Иман празднование Нового года, странное дело, не любил и передал это отношение своему ученику. А дома, в Согдарии, Регарди этот праздник вообще не помнил. На его детство, проведенное во дворе у императора, свалилось слишком много церемоний и ритуалов, которые утомляли и вырубали его молодой организм еще до пира и веселья, а юность утонула в вине и разгуле, которые стерли из головы все воспоминания до Магды.

Но одно дело — не любить праздник, а другое — проявить уважение к культуре людей, на земле которых ты обрел вторую родину. Поэтому после ухода курьера Арлинг вместе со всеми кучеярами потратили добрую половину запасов воды, которую везли еще от арены. По традиции перед праздником следовало облить тело водой, смыв грехи и злые поступки, которые оставались в прошлом. В человеке, вступающим в новый год, должны были остаться только добрые намерения. От лукавства происходящего Арлинга тошнило. Благих намерений не было ни у него, ни у Сейфуллаха, но он был уверен, что друг, как и он сейчас, тратит запасы воды, чтобы соблюсти ритуал. «Хорошее намерение — половина счастья», говорили кучеяры. Половина Арлингу была не нужна, а так как он вступал в год отнюдь не с добрыми затеями, ждать подарков судьбы не приходилось. Да Регарди к ним и не привык. Все будет как всегда. Тяжело, с потом и кровью.

Вылив из бурдюка последнюю каплю, Арлинг с сожалением подумал о колодце, который Магда с драганами засыпала так рано. На душе свербело еще после того первого источника, что они разрушили у арены. Трудно убеждать себя в том, что делаешь хорошее во имя будущего, уничтожая то, что дарило жизнь. Тьма давно пожирала сердце Арлинга, и, если Фадуна не вернется к нему, этот бой закончится не его победой.

Магда отказалась от обливаний, забравшись на бархан и то и дело посыпая голову песком. Регарди разрывался между желанием просить у нее прощения за все на свете и стремлением расколошматить остатки лагеря вдребезги. Она с ним разговаривала, но осмысленность исчезла из ее слов, будто сама Фадуна спряталась глубоко внутри, оставив вместо себя безумную оболочку.

А вот Нехебкай, наоборот, проявлял удивительную разговорчивость, болтая обо всем, что Арлинг слышал и чувствовал. Когда они уничтожали следы пребывания в лагере, Индиговому захотелось петь, а вслед за ним и Арлингу. Если бы Регарди поскорее не забрался на верблюда, он бы еще и в пляс пустился. В ответ на возмущения Нехебкай охотно пояснил, что этот праздник подарил людям он, поэтому создателю отмечать его полагается с особым размахом. Мол, хорошо, что их пригласили в веселую компанию, а то Арлинг с компанией убийц-сектантов только тоску наводить умеют. Регарди сомневался насчет «веселой» компании Сейфуллаха, но с Индиговым устал спорить. Его мысли занимал другой вопрос — что делать с Магдой, пока он будет заниматься подготовкой к встрече? И тут неожиданно предложил помощь Нехебкай.

— Так и быть, я за ней присмотрю, — сообщил он ему. — Можешь оставить ее вон на тех валунах. Не бойся, солнце Видящей не навредит, а вечером ты ее заберешь.

— Как же, — фыркнул Арлинг. — На тех валунах ее и с земли, и с воздуха заметят.

Какая опасность могла прилететь с неба, Регарди еще не придумал, но решил думать и о ней тоже, раз дело касалось Фадуны.

— Сказал же, присмотрю, — уже с раздражением ответил Индиговый. — На пути бога только безумец встанет. А в Карах-Антаре он пока только один. И это ты.

— А раньше нельзя было за ней присмотреть? — с не меньшим раздражением спросил Регарди. Появилась возможность обвинить Нехебкая в раздоре с Магдой, но тварь, засевшую в его голове, было трудно переспорить, а тем более, в чем-то винить. Все равно, что втыкать ножи в себя же.

— А раньше мне этого не хотелось, — нагло ответил Индиговый. — Завтра Новый год. Время делать подарки. Я хочу веселья, поэтому давай заканчивай свои грязные делишки поскорее, и пойдем радоваться новой жизни. И благим намерениям. У тебя их пока мало, но скоро появятся. Мне Магда сказала.

О «грязных делишках» Нехебкаю лучше было помолчать, но, как ни крути, бог самумов был прав. Делишки, которые собирался провернуть Арлинг, и впрямь были грязными. И Магде лучше на них не смотреть.

Когда Регарди объявил, что собирается оставить Фадуну на трех огромных валунах, торчащих посреди пустыни, словно маяк в пучине, Хамна с Алленом хором заявили, что Магде легче свернуть шею немедленно — мол, зачем обрекать нечастную на страдания. Слушать о милосердной смерти из уст жестоких убийц было противно, сдержаться и не наброситься на етобаров — невыносимо трудно, но Арлингу в то знойное утро помогал сам Нехебкай, и равновесие было восстановлено. Хамна и так косилась на Регарди, когда он разговаривал с самим собой, сейчас же и вовсе убедилась в его безумии. Впрочем, в особой любви к Магде она замечена не была, поэтому долго возражать не стала, а вот Аллен воспротивился, и у них с Арлингом, наверное, все-таки случилась бы драка, если бы не вмешалась сама Фадуна.

— Когда небеса расколются, когда звезды осыплются, когда моря перельются, когда все могилы перевернутся, тогда я умру, — сказала она етобару. — Иди с душегубом, ему нужно собрать свою кровавую жатву. Он соберет ее и без тебя, но так мы с ним увидимся гораздо позже. А от разлуки с ним у меня болит здесь.

Она приложила руку к животу с таким печальным видом, что Арлинг так и не понял, издевалась она или просто снова все перепутала. Можно подумать, Видящая не знала, где находится сердце. Но за душегуба решил обидеться.

Ученики расхохотались, улыбнулся и Аллен. Кивнув Фадуне, он подвел своего верблюда к дромадеру Арлинга. Магда была права. Арлинг управился бы и сам, но услышать еще одного «мясника» из ее уст не хотел. Пусть все будут мясниками, раз они решили пойти с ним. Что же поделаешь, если его путь столь кровеносен.

— Может, этих с ней оставим? — предложила Хамна, указав на учеников, но Арлинг коротко мотнул головой и пустил своего дромадера бегом, сам поразившись тому, как верблюд мгновенно его послушался. Не иначе как вмешался Индиговый, подхлестнув животное. Время безумных поступков началось еще в пещере. И закончится оно должно было не скоро.

Арлинг еще долго чувствовал спиной стоявшую на камнях Фадуну. Магда раскинула руки в стороны, подставив лицо солнцу. С ней ничего не могло случиться — даже солнечный ожог. Ведь теперь ее прикрывал Нехебкай.

Вооружившись безумием, Регарди приближался к каравану Сейфуллаха, чтобы установить свои правила игры.

Кучеяры праздники любили, а Новый год был самым любимым народным праздником Сикелии, уходившим корнями в доколониальное прошлое страны. Война за независимость и освобождение нескольких территорий никак не повлияли на кучеярские традиции, и подготовка к празднованию Нового года и последующего за ним Дня благих намерений началась в караване с самого утра. Естественно, знатные кучеяры спали, готовя себя к бессонной ночи. Суетилась прислуга, и это были уже не нарзиды, а кучеяры, шибанцы, островитяне и те керхи, которые давно прижились в городах, бросив стада и кочевой образ жизни. Охрана тоже отдыхала. По лагерю бродили всего два патруля из четырех человек каждый, да еще один разведывательный отряд группа Арлинга заметила в окрестностях, когда подбиралась к спящему каравану.

В Сикелии насчитывалось самое большое количество кланов наемных убийц и боевых школ, и, тем не менее, убийство у кучеяров считалось самым тяжким грехом, а разбой и нападения накануне Дня благих намерений и вовсе нельзя было ничем искупить. Даже иман никогда не отправлял Арлинга на задания в последний день уходящего года. Потому охрана Аджухама и ходила расслабленно — кучеяры не верили, что кто-то будет столь равнодушен к своей судьбе, что решится на преступление. Они, конечно, посматривали по сторонам, но чувствовалось, что все их мысли заняты пиром, весельем и, конечно, салютом, без которого не обходилось ни одно празднование Нового года. Салюты всегда готовили в Шибане, а так как Сейфуллах провел на юге значительное количество времени, надо было полагать, что салют у шибанцев он закупил внушительный.

С тех пор как в его жизни снова появилась Магда, Арлинг не мог назвать себя равнодушным к судьбе своей и мира, потому его тревожила странная политика имана, который, пока Регарди спал, превратился из учителя и политика в реформатора природы. А когда Арлинга что-то тревожило, и он не мог найти ответ, его лодка часто поворачивалась против течения, традиций и обетов. Хамна стала халруджи, Аллен еще недавно был смертником, но еще они оба оставались етобарами, самыми жестокими и бездушными сектантами-убийцы Сикелии, поэтому за них Арлинг не волновался. То, что он задумал накануне Дня благих намерений, чувства етобаров вряд ли бы задело, хотя бы потому, что они давно нарушили все мыслимые традиции и обеты, посягнув на верность клану. После того как всех етобаров уничтожил гремер, в их головах наверняка происходила переоценка ценностей, но вряд ли она имела отношения к кучеярским народным обычаям. Когда Арлинг приказал нападать, они подчинились, не раздумывая.

Сейфуллах выбрал место за грядой одинокой дюны рядом с оазисом, которого, как подтвердили Хамна с Алленом, раньше здесь не было. Вокруг небольшого пруда явно искусственного происхождения росли не только известные уже деревья-курупчи с жесткими листьями и неувядающая травка сима, добытая из ледников, но и «старые» обитатели сикелийских пустошей — кактусовый молочай, акации, сумах и эвкалипт. Еще молодые поросли, но уже с достаточно сильными запахами, чтобы Арлинг смог их узнать. Где-то выл на приближающуюся жару пустынный волк, появление которого в Карах-Антаре уже было знаком грядущих перемен. Раньше эти низкорослые, но свирепые твари водились только на севере Сикелии. Некстати вспомнился гремер, и Регарди поспешил отогнать тревожные мысли. И так было о чем волноваться. Игра с Сейфуллахом да еще на его территории не обещала ничего хорошего.

Долго выжидать не пришлось. Патруль на лошадях бегло провел разведку и вернулся в лагерь, чтобы выйти в дюны вечером накануне самого праздника. Арлинг слышал, как охрана сдала караул и разбрелась по шатрам в полной уверенности, что желающих грешить накануне праздника не найдется. С одной стороны, их логику можно было понять. Они были одни здесь, в пустыне. Керхи, которые занимались разбоем, из Карах-Антара ушли, а те, кто напал на людей Арлинга, принадлежали свите Тарджи, которые воевали с драганами, но не со своими. С другой стороны, столь быстро меняющееся место, как сикелийские пески, разве что не кричало об опасности. Но, похоже, эти крики пока слышал только Арлинг.

Однако не все люди из охраны Сейфуллаха столь беспечно разбрелись по лагерю. Были те, за которыми Регарди и пришел. Профессиональные убийцы и наемники получали совсем другую зарплату и деньги свои отрабатывали. Передвигаясь между коробками и тюками, прячась за шатрами и навесами, отряд из восьми человек занялся слежкой. Арлинг немного волновался за учеников, но они показали себя на высоте, повторяя за ним все движения.

Мы должны сделать этот лагерь безопасным для нее, объяснил он им, показывая на Магду, когда они отъехали от камней. Большего не требовалось. А так как понятие «безопасности» определял Арлинг, то он уже знал, что Фадуна вряд ли встретит его ласково.

Запахи готовящегося пира врывались в голову непрошенными гостями. Даже кучеяры — ученики и етобары, которые успели позавтракать острой кашей с салом, поворачивали головы в сторону навесов, где трудились повара. Много мяса — вот, что Арлинг знал о блюдах, которые кучеяры традиционно готовили на День благих намерений. Похоже, что Сейфуллах специально взял в путь небольшое стадо баранов, чтобы забить животных на праздник. В котлах уже томились печень и сердце, блюда из которых открывали новогоднее празднество, варились бараньи головы для острых супов, столь обожаемых кучеярами, на специальных циновках раскатывали тесто для сладких пирожков, на вертела нанизывали начиненные специями туши, которые будут печься весь день и всю ночь.

Арлинг ничего не ел с утра, но не потому, что не смог найти подходящего перекуса в етобарских припасах, а потому что предпочитал убивать на голодный желудок. Подняв руку, он привлек внимание Блая, которого назначил главным из учеников, а потом воспользовался языком жестов, который знали все наемные убийцы Сикелии, и которому в Школе Белого Петуха учили в первый год. «Никого не пропустите!» — повторил он приказ, чувствуя себя странно от того, что приходилось доверять безумцам. Караван Сейфуллаха поистине был огромен и обойти его за столь короткое время, что выделил для операции Арлинг, было трудно. Одни накануне Дня благих намерений чистили себя, другие — такие, как Регарди, чистили вокруг мир, освобождая его от любых намеков на опасность для той, которая стала смыслом его жизни.

А еще Арлинг не мог не обратить внимания на удобства, с которыми путешествовали женщины купцов и других караванщиков. Его Магда тряслась с ним на верблюде без всяких приспособлений, которые могли бы облегчить путешествие. Им предстояло немало дней в пути. Даже ему было бы сложно без специального седла, а Магда не жила в Сикелии столько лет, сколько он. Да и вряд ли много раз ездила на верблюде. Кучеярские женщины сидели в специальных паланкинах, установленных над верблюжьими горбами. В них почти не трясло, там можно было вытянуться и лечь, а плотная ткань, собранная сверху на подобие шатра, прочно защищала от солнца даже самую нежную кожу. Если он просто украдет для нее подобное приспособление, все остальные будут вынуждены приспосабливаться под медленный ход нагруженного верблюда. Вряд ли они тогда смогут обеспечивать безопасность каравана Сейфуллаха от гремеров. Впрочем, все цели последних дней казались призрачными. Может, гремеры остались в горах? Но Магда убеждала в обратном, а он поклялся ей верить.

Мысль о комфортных условиях, в которых путешествовали купеческие жены, продолжала крутиться в его голове, пока они не закончили обход лагеря и не собрались у тюков с кормами недалеко от грузовых животных каравана: верблюдов, мулов и ослов. Лошадей держали отдельно, и там крутилось больше слуг, поэтому выбрали место уединённое. Арлинг обратил внимание, что в караване не было детей, а значит, те женщины, которые ехали в импровизированных палатках на верблюдах, женами не являлись. Регарди слышал, что среди кучеярских купцов появлялось все больше женщин, но он всегда был чем-то занят, чтобы хорошенько подумать об этом факте. Времена менялись, менялись люди.

Глава 12. Чистка

Ученики имана вели себя разумно всю разведку, но заметив в стаде одного белого верблюда, вдруг принялись прыскать со смеху, правда, зажимая себе рты руками. К счастью, приглядывающих за животными было немного, и все они сейчас занимались утренними ритуалами последнего дня — мылись в оазисе. Один из погонщиков вертелся неподалеку, но было понятно, что все мысли человека крутились о том, когда настанет его очередь купаться. К тому же верблюдам что-то не нравилось, они то и дело беспокойно ревели, заглушая не то что шепот, но и крики. Поэтому Арлинг за приступ смеха молодых кучеяров не беспокоился. Его волновало другое — то же, что и етобаров.

— Есть у кого соображения, что это за чертовщина? — первой спросила Хамна.

Она говорила о странном грузе, который охраняли пятеро сонных стражников. К числу тех, за кем пришел Регарди, люди не относились, и группа прошла мимо, решив на посторонние цели не отвлекаться.

— Пахло мясом, — уточнил Арлинг, вспоминая собственные ощущения, когда пробегал мимо длинного тщательного упакованного тюка длиной десять салей не меньше. Регарди прятался за шатрами, которые заграждали груз, ветер дул в сторону, смешивая запахи, но Арлинг был уверен в своих чувствах. Ему даже сначала показалось, что Сейфуллах вез труп великана. Решив не отвлекаться, он пробежал мимо, но странный груз заинтриговал не только его. Постоянная охрана лишь привлекала внимание.

— Может, то шкуры шибанских носорогов? — предположил Аллен. — Я слышал, северяне дают за них огромные деньги.

— Их осталось штук двадцать по всей Сикелии, — вспомнила Хамна. — Почти всех перебили. Вряд ли Сейфуллах уничтожил последних. Да и я слышала, что караван идет не из Шибана. В том мешке шкур сто должно было бы поместиться. Нет, думаю, это соленое мясо южного тигра, его именно так перевозят. В нем много полезных свойств, некоторые лекари лечат им даже Бледную спирохету. Может, этот груз для того врача в Самрии, к которому мы ведем Магду?

— Считаем, у кого сколько, — поменял тему Арлинг. Он всегда нервничал, когда речь заходила о конечной цели их путешествия. Нехебкай убеждал его много раз, но Регарди до конца в лекаря так и не поверил. Чувствовал подвох, только не знал, с какой стороны его ждать. Арлинг пришел к иману за зрением, а получил солукрай и до сих пор не знал, награда это или наказание.

— Два наемника из «Золотой лестницы», две «Сороки», один из «Черного щита» и одна «Химера», — отчиталась Хамна.

— Два «Трезубца», один «Сфинкс», одна «Огненная мышь», — добавил к списку Аллен.

— Забыл «Дикую обезьяну», — вдруг вставил Блай, который давно перестал смеяться и теперь не сводил глаз с Арлинга. Регарди стало не по себе от пристального взгляда безумца, но поправку принял. Значит, не все так плохо было с мозгами у молодых кучеяров.

— А я заметил «Плюща» и двоих «Гиен», — закончил он и мысленно подсчитал, сколько страшных психов нанял Сейфуллах для охраны. Получался приличный список. Боевые школы Сикелии распались, но их потомки еще долго будут тревожить мир. Арлинг не мог представить никого опаснее, чем «Трезубцы» или «Огненные мыши», лишившиеся своих школ и оставшиеся без надзора кланов. Опасно было отпускать их в мир, а еще опаснее — путать с обычными наемниками. Что такого ценного вез Сейфуллах, что понадобилось нанимать в охрану таких безумцев?

По сравнению с теми же «Гиенами», потерявшие разум ученики имана казались мудрецами и гуманистами. Почти всех убийц, которых насчитал Арлинг в караване, можно было назвать наркоманами, профессионалами и дьяволами. Они плотно сидели на журависе, в их выпускной «экзамен» нередко входило убийство детей, все были одиночками, без слабостей и уязвимых сторон, но с огромным набором всех известных и неизвестных психических отклонений. Не мясо тигров же они охраняли на самом деле? А еще Регарди не мог избавиться от навязчивой мысли, что, думая о них, поневоле вспоминал себя. Школа Белого Петуха, может, и не поощряла прием наркотиков, но заказные убийства Арлингу приходилось выполнять всякие. И пусть то был малолетний отравитель, осознанно отправивший на тот свет не один десяток людей, но Регарди его помнил. Что касалось етобаров, то о жестокости их воспитания ходили легенды. Все они были из одного теста — и Арлинг, и етобары, и «Гиены», и «Химеры», и другие убийцы, собранные судьбой в этом месте.

Только вот совсем недавно у Регарди появилось от них существенное отличие — одиночкой он уже не был. Привезти Магду в караван, напичканный убийцами с разной степенью безумия, было недопустимо. Назревала проблема, и Арлинг знал только один способ, как ее устранить. Воображение никогда не подводило его, но здесь думать особенно не приходилось. Решение было только одно.

Поделив лагерь караванщиков на левую и правую половины, Регарди также разделил и своих людей.

— У нас три часа до полудня, — сказал он, определяя время пальцем на песке, как его научил иман. — Мы не можем привезти сюда Магду, пока хорошенько не приберёмся.

«Удобно прикрываться Видящей, не так ли?» — не упустил случая съехидничать Нехебкай.

«Вот именно, она Видящая, — огрызнулся Арлинг. — Ее уже пытались похитить. Не хочу ждать, пока кто-нибудь попытается ее убить».

«Ты составил тот список из-за себя, а не из-за нее, — не унимался Индиговый. — Понятно, что большая часть тех, кого ты собрался «подчистить», еще раньше собиралась «подчистить» тебя. Одним словом, хочешь испортить мне праздник. Грешник».

«Заткнись».

«Сам заткнись. Почему ты прицепился к этим «Гиенам»? Да любой из охраны может работать на ту же Тарджу. Почему бы тогда всю охрану Сейфуллаха не перебить? Тогда тебя точно пригласят на работу. Больше будет некого».

«Если знаешь, зачем Терезе Видящая, можешь сказать прямо сейчас».

«Тут и дураку ясно, зачем она твоей Терезе. Кучеяры верят, что их бога убили. Нужен символ надежды. Жрица убитого бога подходит идеально».

«Тереза не моя, — огрызнулся Арлинг. — И с каких пор ты встаешь на чью-то сторону? Сам говорил, что для тебя все люди едины. Только попробуй мне помешать».

Он встрепенулся, когда почувствовал приближение руки Хамны. Етобар озадаченно на него глядела и хотела потрясти за плечо. Регарди отодвинулся. Касаться себя он разрешал только Магде.

— Арлинг? Ты куда ушел? Слышал нас?

Нет, он не слышал. Проклятый Нехебкай ничего хорошего не делал, лишь заставлял сомневаться.

— Идем, я в порядке, — встряхнул головой Арлинг, прогоняя нерешительность. К черту Нехебкая с его человеколюбием. Сейчас он был вассханом, а вассханы Тигра Санагора не сомневаются. На миг перед слепыми глазами появилось лицо Магды, но Арлинг попросил Видящую не мешать. Позже. Они поговорят позже.

— Я возьму на себя «Гиен», того лысого из «Черного щита» и «Химер», — выбрал он. — С остальными разберетесь сами.

Хамна с сомнением посмотрела на учеников, которые снова принялись смеяться, но спорить не стала.

— Ладно, — кивнула она. — Где встречаемся?

— Здесь же, у верблюдов. И трупы тут закопаем.

— Им можно доверять? — с сомнением спросил Аллен, тоже покосившись на учеников, которые уже приготовили лопаты. Их роли им объяснили еще по пути к каравану — закапывать мертвецов, которых будут приносить етобары и Арлинг.

— Видящая в них верит, — уловив настроение Регарди, ответила за него Хамна. Она становилась настоящей халруджи: определяла желание господина без слов. Арлинг предпочел бы, чтобы его так хорошо не читали.

Три часа — слишком много времени для убийства даже таких профессионалов, как «Химеры». Но у Арлинга имелось еще одно дело, которое он с етобарами обсуждать не хотел. Люди старше семидесяти считались у сектантов неприкосновенными. Етобары не убивали стариков, и Регарди на их фоне чувствовал себя сволочью. Убийство «Химер» и «Гиен» он выбрал по одной причине — они охраняли шатер старухи-проводницы из Шибана. Еще одна причина заняться ведьмой вплотную. Такая внушительная охрана могла быть понятна у начальника каравана, но не у какой-то старой карги.

Регарди застал ее врасплох, когда пожилая женщина готовилась вздремнуть после омовения. Из ее шатра только что вышла служанка с кувшином и тазом, а так как Арлинг слышал, как именно старуха обращалась с девушкой, то был уверен, что та, погрузившись в обиду, не заметит исчезновения стражи у шатра. Служанка убежала, с трудом сдерживая слезы.

Старуха вздрогнула, когда лезвие джамбии замерло у ее горла, и попыталась прибегнуть к излюбленному методу — сломать себе зуб. Но Арлинг имел дело с отравительницами с тех пор, как стал служить иману, который и сам любил отправить человека на тот свет с помощью яда. И ученика своего научил. В зубах шибанской карги содержался склад ценнейших ядов не только из растений, но из насекомых и даже грибов. Обманывать можно было человека с обычным нюхом, но не слепого. Теперь, находясь столь близко от источника, Арлинг безошибочно определил, какой именно яд использовала старуха, чтобы травить Сейфуллаха. Холодные ягоды, которых еще иногда называли «мертвыми ягодами», росли на Арвакских островах и достать их было сложно даже человеку со связями.

Не сдержав любопытства, Арлинг залез старухе пальцами в рот, одновременно придержав ей челюсти клинком. Она хотела жить, а потому не сопротивлялась. Уже поняла, что, если бы снаружи стояла охрана, Регарди бы здесь не было. Собственные зубы старой женщины давно удалили, а на их место поставили искусственные — с капсулами из панцирей рачков вместо корней, настоящее произведение искусства какого-то неизвестного зубодела. Старуха приподнимала языком колпачок нужного «кармана», выпуская яд, к которому сама была невосприимчива. Десна у шибанки были воспалены, и такие «карманы» в челюсти явно причиняли ей неудобства, но дело есть дело. Чтобы стать отравительницей такого уровня, ей пришлось пройти через всю мыслимую боль, какую можно придумать.

— Я задаю вопросы, ты отвечаешь, — прошептал Арлинг, возвращая джамбию к горлу отравительницы. Дождавшись кивка, он начал:

— Давно ты травишь Сейфуллаха? Сколько у него времени?

— Мне нужны гарантии, — прошептала хитрая ведьма. — Слова за жизнь.

Вообще-то, Арлинг собирался ее пытать, а потом убить. К отравителям любого возраста он питал особую неприязнь. С другой стороны, шибанка производила впечатление той, кто будет лгать в любом случае — и под пытками, и без них.

— От моей руки ты не умрешь, — сказал он, убирая клинок. — Отвечай.

Старуха неприязненно покосилась на вход, видимо, проклиная нерадивых стражей. Но и Арлинг ей был хорошо известен, иначе она не стала бы даже пытаться вести переговоры.

— Меня зовут Мианэ, — зачем-то представилась она.

— Как река? — хмыкнул Регарди. — Мне неинтересно. Когда должен умереть Сейфуллах?

— Через месяц бы закончился, — неприязненно ответила старуха. — Но ты ведь меня прогонишь.

— Прогоню, — согласился Арлинг. — Продолжай.

— Будет болеть, но выживет.

— Кто его заказал?

— Вот так просто? Кстати, Тигр велел кое-что тебе передать.

— Это потом, — постаравшись не измениться в лице, сказал Арлинг. — Кому нужна смерть Аджухама? Это из-за того восстания?

— Ты, слепой, живешь в прошлом. Время сейчас течет быстро. То, что случилось полгода назад, уже дремучее прошлое. Кого сегодня интересует война колоний за независимость? Сейфуллах даже свой новый город умудрился потерять, отдал его сначала жене, а потом Тигру, причем без сопротивления. Хочешь знать, чей это караван? Думаешь, Аджухама? Нет, все здесь принадлежит иману. И я, и Сейфуллах, и даже ты, слепой. Неужели думаешь, что долг жизни можно когда-нибудь отплатить?

— Да что ты знаешь о долгах, старая! — взбесился вдруг Арлинг и толкнул ее на подстилку. Та упала тяжело, но слишком мягко, чтобы получить повреждения. Он услышал, как Мианэ набирает воздух в грудь, чтобы позвать на помощь и приготовился метнуть в нее лезвие, но в последний момент старуха передумала. Видимо, решила, что в случае мирных переговоров у нее еще есть шанс.

— Тигр сказал мне: «Если он появится в караване, попроси его вернуться в горы с Видящей. Это второе предупреждение», — прохрипела старуха, приваливаясь к подушкам. — Слово в слово передаю.

«Отличная идея, — проснулся Нехебкай. — Гремеры тебе очень обрадуются».

«Заткнись».

«Не лучшая форма обращения к богу, — огрызнулся Индиговый. — Еще раз так скажешь, и я отправлю тебя в кому».

«Не умничай».

Арлинг ненавидел, когда Нехебкай использовал незнакомые слова. Усилием воли усыпив голос в голове, он повернулся к старухе, которая все время, пока он говорил с Индиговым, удивленно за ним наблюдала. Будто подслушивала.

— Если это караван имана, зачем ему травить собственного капитана? — спросил Регарди и тут же понял, насколько глупо звучал вопрос. Очевидно, чтобы Сейфуллах никому не рассказал о том, что привез в Самрию. Мысли метнулись к загадочному длинному мешку, пахнущему мясом.

— С каких пор Сейфуллах впал в немилость имана настолько, что тот решил его убить?

— Да с чего ты взял, что он бы умер! — всплеснула руками Мианэ. — Иман просто хотел его контролировать, вот и все. Аджухам человек молодой, вспыльчивый, переменчивый. Мало ли на какую сторону может переметнуться. Когда он вернулся из Шибана, то заявил, что править городом — не его, ему бы снова попасть в родную стихию, в торговлю. А ведь раньше утверждал, что хочет осесть и стать губернатором. Кто ж такому переменчивому на слово поверит? Я тут, так сказать, для подстраховки. В Самрии я дала бы ему противоядие.

Арлинг с трудом сдержался, чтобы ее не ударить. Так она не стала бы говорить. Неужели Мианэ считала пусть и бывшего, но все же вассхана, настолько олухом? Холодная ягода на то и называлась «мертвяцкой», что противоядия от нее не было. Впрочем, вряд ли отравительница могла много знать об истинных намерениях Тигра Санагора. А вот Арлинг не отказался бы выяснить, почему Сейфуллах впал в такую немилость. Если иман кого-то собирался убирать, обычно так и случалось. Одно дело — спасать Аджухама от етобаров, другое — от собственного учителя. Регарди предпочел бы еще раз сразиться с гремером, чем становиться на пути Тигра. Но, кажется, он уже давно там стоял.

— Что за груз везет Сейфуллах?

Старуха не знала. Арлинг чувствовал, когда люди лгут. Мианэ была искренне рада, что ей не доверили эту информацию, отсюда напрашивался неутешительный вывод. Все, кто что-то знал о том мешке, были обречены. И вероятно, те пять стражей, что сторожили его, присутствовали для отвода глаз. Хорошо, что он не сунулся проверять, что внутри из любопытства. Сначала нужно было выяснить, как именно охранялся груз.

— Откуда его везут знаешь? Из Шибана?

Видя, что собеседник с ножом нервничает, старуха решила быть поразговорчивее.

— Из Шибана везут крокодиловую кожу да оливковое масло — все это прикрытие. Ты уже видел тот тюк, который, к слову, на тюк совсем не похож? Его нельзя касаться даже в перчатках. Пропитан ядовитой смесью, которую даже мне не под силу раскрыть. Ты ведь ничего не почувствовал, верно? Иман и это предусмотрел. Сказал мне, что если ты сунешься и получишь дозу, то сам виноват. Уже сдохли четыре мула, но Сейфуллах взял целое стадо, чтобы хватило на всю дорогу.

— А те стражники, что сейчас охраняют груз, знают, что тоже умрут?

— Люди догадываются, болтают, но прямо никто не верит, — уклончиво ответила старуха. — Только я и Сейфуллах посвящены в тайну. Остальных сдерживает страх. Я не знаю, что завернуто в тюке, но чувствую — что-то очень плохое. Настолько плохое, что за всю свою жизнь я с подобным еще не сталкивалась. А я повидала много дерьма. Люди чувствуют зло и стараются держаться подальше. За дежурство у тюка платят посуточно, и деньги там огромные. Все, что я знаю о происхождении груза, так это то, что Сейфуллаху передала его группа керхов в Южном Гургаране. Те керхи потом ушли из Сикелии, унеся с собой тайну. Но, скорее всего, их уже нет в живых.

— А насчет себя ты не беспокоишься? Столько всего знаешь. Мне вот разное разболтала.

— У нас с Тигром особые отношения, — уклончиво ответила Мианэ. — У меня есть кое-какие гарантии, иначе я бы с ним не работала.

— И давно ты с ним?

— Я больше ничего не знаю! — старуха поняла, что сболтнула лишнее, и принялась отпираться.

— Кому Сейфуллах должен доставить груз в Самрии? — продолжил допрос Регарди.

Но, похоже, время ответов закончилось.

— Клянусь, не знаю! Я должна покинуть караван, когда мы пройдем Восточный Такыр. Мне заплатят, и я уеду из Сикелии. Таков был уговор.

— Кто тебя встретит в Такыре?

— Керк, это новый вассхан имана. У него мои деньги.

— Какая-то ты слишком наивная для своего возраста, — усмехнулся Арлинг. — Или что-то не договариваешь.

— Керк не убьет меня. Вот. Это «Золотой орел», слыхал о таком? Можно сказать, мой пропуск в бессмертие.

Мианэ достала из-за пазухи медальон на шелковом шнуре. Регарди не стал его касаться. От старухи воняло смертью — всех, кого она убила и собиралась убить, но еще больше — ее собственной. «Золотой орел» выдавался на годовом собрании боевых кланов Сикелии избранным. Тем, кто становился неприкосновенным для любого убийцы из этих кланов. Обычно такие люди выполняли особые секретные миссии, в которых были заинтересованы руководства кланов.

— Зачем иман все это устроил? — Арлинг не собирался задавать этот вопрос старухе, но он вырвался сам. Всегда сидел у него в голове, требуя ответа. — Рай здесь не построишь, хоть залей все водой. Слишком много крови в этих землях.

— Сам у него спроси, — огрызнулась Мианэ, которая, кажется, начинала понимать, чем Регарди отличался от всех других учеников имана, в том числе вассханов. — Будешь продолжать в том же духе, встретишься с ним очень быстро. Он убьет тебя. Я сама слышала, как Тигр это пообещал.

Пожалуй, это были самые правдивые слова Мианэ за всю их встречу.

— Та девчонка, что от тебя сейчас вышла, чем она тебе не угодила? — спросил вдруг Арлинг.

На миг старуха задумалась, а потом усмехнулась.

— Учуял, да? Молодая выскочка — вот кто она. Принесла мне несвежее молоко и думала, что я не замечу. Сейчас собственные кишки в кустах выплевывает, так ей и надо. Если в живых останется, узнает кое-что об уважении к старшим. Таких учить на словах бесполезно, только делом и опытом.

Это Арлинг и хотел от нее услышать. Не то чтобы он размяк с годами, но с Нехебкаем в голове убивать людей стало сложнее. Он свернул ей шею, пожалев только об одном. Такая смерть для отравительницы, которая привыкла отправлять людей на тот свет в муках и страданиях, была слишком милосердной. Отодвинув ковры, устилающие песчаный пол шатра, он наспех вырыл яму и, закопав тело, вернул подстилки на место. Жалеть можно было только животных, которые наверняка отравятся, когда раскопают старуху. Арлинг не стал утруждать себя глубокой могилой. Впрочем, всегда можно было надеяться, что старой угостится гремер.

Возвращаясь к загону с верблюдами, Регарди был собой недоволен. Ничего нового узнать не удалось, а после общения с Мианэ он чувствовал себя грязным. О том, что иман убьет его, если он спустится с Гургарана, Арлинг знал и раньше. Как догадывался и о неприятностях, в которые угодил Сейфуллах. Вероятно, иман просто не оставил Аджухаму выбора. Вряд ли, мальчишка согласился на этот переход добровольно. Какую такую слабость Сейфуллаха нашел Тигр, чтобы его заставить? Может, он шантажировал его Тарджей-Терезой? Но Хамна рассказывала, что большой любви у этой пары не получилось. Иман не стал бы рисковать.

А еще Арлинг чувствовал, что крепко угодил в паучьи сети учителя, и можно было только догадываться, как далеко они простирались. Возможно, уже за пределы Сикелии. И как бы он ни старался сидеть тихо, иман уже знал о его появлении на своей арене. Столкновение было неминуемо, потому что Регарди тоже давно превратился в паука.

Глава 13. Друзья

Арлинг задержался, но все сделали и без него. Молодые кучеяры закопали тела столь тщательно, что даже Регарди, принявший еще утром настойку ясного корня, усиливающую его обоняние до предела, не почуял могилы. Хамна и Аллен не задавали вопросы, Арлинг не спрашивал их, но, кажется, им всем не мешало заново совершить омовения. От всех пахло кровью и смертью. Не обошлось без казусов. Один из погонщиков невовремя для себя проснулся, и Хамна его убила. Нехебай вопил в голове Арлинга, что так нарушать божьи обеты не смел еще ни один мерзавец, когда-либо родившийся на сикелийских землях, но потом, видимо, вспомнил, что Арлинг чужак, а Хамна его халруджи, и погрузился в скорбное молчание.

Дурное предчувствие, которое охватило Арлинга, когда они возвращались к камням, где оставили Магду, приобрело устойчивое ощущение беды. Оно превратилось в уверенность, когда Аллен сообщил, что не видит Фадуну. Сердце Регарди скакнуло, но себе он еще верил. Магда была там, просто лежала на песке, скорчившись в узкой полоске тени за камнями. От палящего зноя это не спасало.

Его бросило сначала в жар, потом пробило ознобом, затем Регарди спрыгнул с верблюда, который все равно не хотел идти быстрее, и вот он уже поднимал Магду, которая была в сознании, но получила все мыслимые травмы от солнца, какие можно было представить. Ее кожа раскалилась, будто Арлинг касался не человеческой плоти, а тех самых камней, что весь день пролежали под палящим пустынным светилом, вбирая в себя адский зной. Губы Магды потрескались, покрывшись запекшейся коркой, а дыхание едва тревожило воздух. День клонился к закату, но остывать Карах-Антар начнет лишь тогда, когда солнце исчезнет с горизонта.

Схватив камень, Арлинг импульсивно хотел швырнуть его себе в голову, чтобы хоть как-то достать обманувшего его Нехебкая, но винить можно было только себя.

«Ты обещал позаботиться о ней!» — бросил он в пустоту. Когда Индиговому отвечать не хотелось, он замолкал надолго. Сзади послышались звуки борьбы — то Аллен решил броситься на Регарди, чтобы наказать его за Видящую, но вмешалась Хамна, повиснув на етобаре, и кучеяр вскоре взял себя в руки. Арлинг кивнул им. Наказать себя сильнее, чем он сам, вряд ли кто бы смог.

Вот и была поставлена последняя точка в споре с самим собой о божественной природе Магды. Арлинг и не заметил, когда стал относиться к Фадуне как к Видящей, а не как к своей Магде. Горькая правда была в том, что самым больным из их компании безумцев оказался он. Излечив тело, кажется, он окончательно погубил свою душу. И разум вместе с ней похоронил. Поверить в то, что человек продержится на раскаленных камнях под солнцем без воды и укрытия, мог только самый последний псих. Его Магда всегда была человеком. Будто бабочка у огня, она постоянно обжигалась, когда пыталась оказаться к Арлингу ближе. Сначала темный солукрай Регарди повредил ее голову, а теперь Арлинг едва не убил ее, принеся в жертву пустынному солнцу. Хотелось сорваться на каждом, включая себя, но самобичеванием сейчас заниматься было нельзя. Разве что придумывать разные формы пыток для Нехебкая, который его обманул, рискнув жизнью Видящей.

— Я о ней позабочусь, — сказал Регарди угрожающим тоном, но больше к нему никто не лез. В полном молчании они погрузили Фадуну на верблюда Арлинга. Мазь от ожогов и вода, которую Регарди вливал в нее весь путь до каравана, сотворили волшебство, вернув Магду в чувства. Обычно после теплового удара так быстро в себя не приходили, но прошло полчаса, и Фадуна уже пыталась отстраниться от Арлинга, толкая его тонкими руками. С таким же успехом можно было стучать по каменной глыбе, которую они оставляли позади себя, чтобы никогда к ней уже не вернуться.

Магда упрямо срывала с головы платок, который Арлинг возвращал с таким же упрямством. Етобары старались их возни не замечать, ученики, наоборот, пялились с любопытством. Регарди начинал терять терпение.

— Да, я сделал все по-своему, — прошипел он.

— Больше ни кровинки, — ткнула она ему пальцем в грудь. — Обещай!

— За нами давно следят волки, — фыркнул Регарди. — Если они нападут первыми, я их убью. А так как с голыми руками на зверя не ходят, буду стрелять или достану нож. Без кровинки никак.

— «Если он отвернет свой лик от пустыни, воцарится тьма», — пропела Магда фразу из старинной кучеярской песни про Индигового бога песков и самума.

— Только его давай вспоминать не будем, — поморщился Регарди. — Договорились. Сегодня и завтра — ни кровинки. И ты наденешь платок.

Он еще хотел добавить: «и будешь вести себя хорошо у Сейфуллаха», но не смог определить, что значит «хорошо», когда речь шла о Магде.

Фадуна кивнула, и Арлинг облегченно выдохнул. «Грешить» в ближайшие дни он не собирался, но непредвиденные ситуации случались всегда. Конфликтовать с Магдой тоже хотелось меньше всего. Особенно перед разборками с Аджухамом. А в том, что они неминуемы, Регарди не сомневался.

Их встречали на высоком бархане салей за двести от лагеря. Почетный караул сопроводил их до каравана в полном молчании, а у первого же шатра Арлинга приветствовал Сейфуллах в компании трех стражей. Охранники не сводили глаз с етобаров и держали руки на поясе, готовые выхватить кинжалы из ножен в любую секунду. Исчезновение наемников из боевых школ уже должны были заметить, но в пустыне бродит много врагов. Если Арлинг прочитал все верно, то вид у Аджухама был озадаченный. Тому явно хотелось спросить Регарди в лоб, но у кучеяров ведь так не принято. И Арлинг, прикрываясь кучеярской вежливостью, рассыпался в витиеватых приветствиях, благодаря друга за приглашение и поздравляя с великим праздником.

Аджухам так и не нашел что ответить — а это уже было нетипично, и тоже прикрылся традициями. Махнул рукой, и гостям поднесли напитки. Хамна принюхалась было, но Регарди решил, что с порога их травить вряд ли будут, да и в напитке не чувствовалось яда. Подавая пример остальным, он осушил кубок и вернул его приветливой служанке. На губах растекся вкус меда с молоком — традиционного новогоднего угощения кучеяров. Примеру Арлинга последовали и остальные, правда, у Магды Регарди кубок отобрал, так как хорошо помнил слова отравительницы о ядах «без вкуса и запаха». Он уже решил, что на пиру у Сейфуллаха Фадуна ничего есть и пить не будет. Арлинг покормит ее потом, когда все закончится. Что именно «все», он еще и сам не знал. Просто чувствовал, что впереди их ждал не только обещанный праздник.

Аджухам старался не коситься на его спутников, но, пока вел всех к шатру, старательно изображая радушного хозяина, то и дело поглядывал на Магду. К виду наемных убийц он был привычен, поэтому етобары и ученики имана не вызывали столько удивления, сколько Видящая. Регарди злился от того, что на нее пялились, но поделать ничего не мог. По человеческим меркам Магда выглядела… странно. Без волос, худая, как скелет, с узкими зрачками и желтыми глазами, шипящей речью и теперь вот с обгоревшей на солнце кожей, она походила на ведьму песков — персонажа из кучеярских сказок, которым пугали детей. Арлинг прижимал ее к себе и поворачивал голову в сторону любого угрожающего взгляда. Репутация помогала. О Регарди в лагере Аджухама знали многие, а после загадочного исчезновения некоторых наемников люди предпочитали закрывать лица платками или прятаться в шатрах, чем попадать в поле «особого зрения» слепого. Небезызвестная Хамна и смертник Аллен, покрытый с головы до ног татуировками, ощущения безопасности тоже не вызывали. Люди заметно нервничали, явно не согласные с тем, что на праздник пригласили «таких» гостей.

Тем временем последние лучи солнца блеснули и скрылись за бархатными складками пустыни, став манифестом уходящего года. Столько боли, смертей, крови и грязи Арлинг давно не переживал и с трудом сдержался, чтобы не сопроводить исчезающие минуты года отменным плевком презрения. Сдержался из-за Магды, которая, кажется, позабыла свои обиды на него и льнула тем теснее и ближе, чем больше людей появлялось из палаток, чтобы пировать и веселиться. Сначала они с изумлением и отвращением смотрели на Фадуну, потом в страхе на етобаров и высокого Арлинга с повязкой слепого на глазах, затем — уже с оторопью — на учеников имана, пускающих слюни и показывающих всем языки, и спешили перейти к другим шатрам, подальше от странной компании, один вид которой уже портил праздничное настроение.

По мере того как утихал день и пробуждалась ночь, рассеивая тьму звездным блеском, тишина пустыни отступала прочь, напуганная ритмами барабанов — пока еще приглушенных, но звучащих все громче и чаще, а также людскими голосами, собирающимися шуметь всю ночь: петь, кричать, веселиться. В ноздри бил запах горелого мяса — кому-то из поваров явно достанется за испорченное блюдо, но его тут же перебивали ароматы специй, жареных сладких пирожков, острых супов и закусок из горького яблока с луком и перцем. Горькое яблоко — весьма специфичный фрукт, который рос в сикелийских оазисах и не имел ничего общего с обычным яблоком — ни по виду, ни по вкусу. Горькое, острое, выбивающее слезы и дух от одного укуса, оно идеально вписывалось в кухню кучеяров, к которой Арлинг не привык даже после двадцати лет жизни в Сикелии. Блюда из горького яблока однозначно не могли быть пищей для его Магды.

Вдали уже начинались пляски ряженых — маскарад был неотъемлемой частью праздника, гремел голос ведущего, затевающего игры. Все они были построены вокруг одного — догнать и победить. Чаще всего состязались на конях, метая друг в друга палки, догоняя зайцев или добывая монеты, зашитые в мешок и привязанные к палке в руках всадника. Арлинг был столь же далек от развлечений, как и от желания пировать в компании Сейфуллаха. Но игра Аджухама уже началась, и он добровольно решил принять в ней участие.

Рядом с шатром Аджухама расположился просторный шатер женщин-купцов, которые по традициям присоединялись к веселью не сразу. Приличная кучеярская дама «опаздывала» всегда на час или два. Впрочем, женщины и не думали скучать. Их развлекали танцами слуги, сами дамы весело болтали и смеялись, а из шатра доносились ароматы благовоний, халвы и щербета. Интересно, Магда пробовала щербет? Из всех кучеярских лакомств Арлинг был к нему особенно не равнодушен. Вряд ли Фадуна смогла бы вытерпеть компанию этих дам, но вот условия их путешествия ей бы подошли. Его Магда должна лежать на подушках и кушать халву с щербетом. Никакого обжигающего солнца пустыни и тягот пути.

С такими мыслями Регарди вошел в шатер Сейфуллаха, услужливо приоткрытый слугами. Внутри их уже ждало праздничное угощение. Блюда из золота и серебра, графины из хрусталя, кубки из оникса — Аджухам всегда любил богатую посуду. Места на коврах и подушках хватило бы человек на двадцать, а так как других гостей явно не предполагалось, Арлинг с компанией расположились более чем просторно. Полог шатра откинули, чтобы хозяину и гостям было видно начинающееся гуляние — танцы, шествия ряженых и игры. Сейфуллах занял место рядом с узким краем скатерти, на которой было выставлено угощение. Арлингу предложили сесть по левую руку — почетнее места для гостя трудно было придумать. Магду он запихал себе за спину, позволив ей о себя опереться. Никто возражать не стал, тем более, что Фадуна прислонив голову к его плечу, сразу заснула. Сейфуллах усиленно пытался не обращать на нее внимания, но получалось у него плохо. Регарди был рад, что учеников и етобаров усадили чуть поодаль. Между Хамной и Сейфуллахом до сих пор сыпались искры, а молодые кучеяры под воздействием атмосферы праздника вели себя не совсем адекватно, и Арлинг боялся, что они могут испортить всем аппетит.

Когда все расположились, настал черед торжественных речей и скучных поздравлений, на которых, к радости Регарди, оказался мастером Аллен. Арлинг откровенно скучал, ожидая, когда Сейфуллах перейдет к главному, но тот все тянул, болтая о переменчивой погоде и юля каждый раз, когда Арлинг пытался вывести разговор на неожиданное озеленение Карах-Антара. О спутниках Арлинга он тоже не спрашивал, да и в целом делал вид, будто Регарди тут один. Так умели только кучеяры. При всей вежливости показать, что тебя здесь не существует — великое искусство. Впрочем, етобары тоже были кучеярами, а их подготовка включала в себя не только убийство людей, но и умение общаться с ними на высшем уровне.

— Все только и болтают о вашем загадочном грузе, капитан Аджухам, — сказала прямо Хамна. — Что заставило вас оставить город и жену и отправиться в столь опасный путь по Карах-Антару?

Аджухам неприязненно покосился на етобара, но все же ответил. Арлинг знал, что Сейфуллах чего-то ждал, но момент не наступал и надо было тянуть время.

— Да не такой он уже и опасный, кругом вода да зелень, — попытался отшутиться Сейфуллах, но вышло не очень ловко. — А сидеть я долго на одном месте никогда не мог. К тому же такое удачное предложение поступило. Знаете, мы везем триста мешков жемчуга, двести бутылок опиумного масла…

— Охрана у того твоего груза солидная, — перебил его Регарди, не позволяя сменить тему. Аджухам дернулся, но быстро взял себя в руки. Арлинг только что признался, что шпионил в его лагере. Однако столь открытая провокация тоже не возымела нужного действия. Сейфуллах не собирался комкать собственную игру и все еще чего-то ждал.

— Ты о каком грузе конкретно? — с улыбкой спросил он и вонзил зубы в плоть на бараньей косточке.

— О том, что шесть мулов тащат, — подсказала Хамна тоже с улыбкой. — Все о нем только и болтают.

— Ах, об этом, — всплеснул руками Сейфуллах, ляпнув жиром из кости на стоявшего позади слугу. — А вы не слышали ту грустную историю про шелковичные фермы? Мое сердце было опечалено еще в Шибане, когда до меня дошли известия о гибели всех шелковичных куколок, которых с трудом удалось восстановить после того исторического самума. Фермы не выдержали столь резкого изменения климата. Но я заключил удачную сделку с одним ученым мужем, который прибыл, если не ошибаюсь, аж из Сангассии. Он ждет меня в Самрии. В обмен на мертвых куколок, из тел которых он вырабатывает какое-то там лекарство то ли от поноса, то ли от головной боли, уже не помню точно, этот мудрый человек обещал мне сто живых куколок, как раз того вида, что мне нужны. Он привез их с родины. Я уже видел образец, подходит идеально.

Сейфуллах всегда отличался способностью врать и не краснеть. Арлинг не почуял ни одного слова правды. Хотя не поспоришь — легенда о шелковичных фермах была прочной, не подкопаешься.

— Как жена поживает? — перевел тему Регарди, решив вернуться к грузу позднее.

— Здорова, — уклончиво ответил Сейфуллах, но тут, видимо, было слишком много всего наболевшего, и он решил ложь не городить. — Вообще-то, мы разводимся. Не сошлись по политическим взглядам. Да и образ жизни нам разный нравится. Она хорошая женщина, мы остаемся в прекрасных деловых отношениях.

Да кто бы сомневался, хмыкнул про себя Регарди.

— Вот и хорошо, что у вас разные политические взгляды, — улыбнулся Арлинг. — А то я уже хотел было перед тобой извиняться. Там в пустыне мы случайно убили десять человек твоей женщины, которые перепутали нас с кем-то еще.

— Двадцать, — вставила Хамна, которая могла бы и промолчать, но было видно, что ей нравится подкалывать Сейфуллаха.

Аджухам на то и был потомком своего клана, что застать врасплох его было практически невозможно.

— Ах, какая негодница! — всплеснул он руками и поцокал языком. — Все занимается разбоем. Умная женщина каких поискать, но методы у нее, прямо скажу, хулиганские.

— Она очень популярна среди горожан, — заметила Хамна, — да и среди оставшихся кочевников тоже. Молодец, что убивает чужаков. Совсем обнаглели.

Сейфуллах покосился на етобарку, пытаясь понять, где подвох, но решил вести беседу только с Арлингом.

— Я ее давно не видел, у нас разные дела.

— А на праздник ты ее разве не приглашал? — удивился Арлинг.

— Ой, — всплеснул руками Сейфуллах. — Она всегда такая занятая. К тому же северянка, а вы, кажется, Новый год не отмечаете. Ну, или не с таким размахом, как мы.

Аджухам был прекрасно осведомлен о традициях драганов, но если он хотел уколоть Арлинга, то явно промахнулся. Регарди давно был равнодушен ко всему, что касалось его бывшей родины. Вторая встреча с Сейфуллахом выходила не лучше первой.

— Странно, что тебя не заинтересовали те золотые прииски, которые тут собрались строить, — задумчиво произнес Регарди и взял лепешку с фаршем, которая из всех предложенных блюд показалась менее опасной. Мясо кучеяры готовили превосходно, но обилие перца мешало Арлингу «читать» окружающий мир, а мяса без перца в кучеярской кухне не существовало. — Вот Тарджа, похоже, имеет на них большие виды. Да ладно, Сейфуллах, брось, неужели ты не знаешь, что твоя жена убивает рабочих, которых привезли в пустыню из Согдарии. И это не каргалы-преступники, а обычные работяги. Кстати, чей это проект на самом деле?

Откровенный тон Арлинга Аджухаму не понравился. Он предпочитал разговаривать по-кучеярски — намеками.

— Во-первых, мы почти развелись, и я в ее дела не лезу, — деловито заметил Сейфуллах и потянулся за леденцами в кармане халата, но почему-то передумал. — Если она нарушает закон, на это есть стража и все прочие, кто следят за нарушениями. Во-вторых, ты и сам прекрасно знаешь, чей это проект, раз меня спрашиваешь. И в-третьих, я задам тебе встречный вопрос, раз появился повод. Ты случайно не знаешь, куда делись примерно двадцать человек из моей охраны, а еще проводница, которая вела караван из самого Шибана?

— Ну, я уверен, что в твоем караване не только одна проводница, и у вас все будет хорошо, — уклончиво ответил Арлинг, надолго припав к кубку. — Нет, я понятия не имею, куда делись твои люди.

Он тоже умел лгать и не краснеть. Вот только Магда, до этого мирно слушающая беседу, вдруг кольнула его локтем в спину.

— Все хотел тебя спросить, — продолжил Регарди как ни в чем ни бывало. — Что ты думаешь обо всех этих колодцах, оазисах, деревьях? Пустыня изменилась до неузнаваемости.

— «Вчера — только надежда, а сегодня уже вода!», — ответил Сейфуллах фразой из известной кучеярской притчи про воду. — Главная беда пустыни — засуха. Кто захочет ее вернуть?

— Почему тогда ушли керхи?

— Пусть они будут счастливы там, куда бы ни удалились, и никогда снова нас не потревожат, — улыбнулся Сейфуллах. — Мне без них куда спокойнее, и другим караванщикам тоже. Керхи чрезвычайно набожны. Говорят, они верят, что убили их бога. Ты что-нибудь слышал об этом?

— Я слышал, что страшные твари спустились с гор с тех пор, как повсюду стали строить колодцы и рыть водоемы.

— Да ты стал мистиком, прямо как твой учитель, — усмехнулся Аджухам. — То обычные пумы, а не чудовища. В годы плодородия они всегда приходят из-за Гургарана. К тому же, говорят, в горах произошло крупное обрушение породы. А кто-то болтает, что целая горная гряда исчезла. Думаю, правда где-то здесь. Случилось землетрясение, обрушилось святилище в горах, убило какого-то змея, которого серкеты обожествляли. Вот и пошли слухи. А то, что стали чаще выпадать дожди, так это естественно — исчезла гора и освободила путь тучам с восточных долин. Ты сбежал из Сикта-Иата как раз в направлении Гургарана, а люди любят, когда можно найти виноватого, вот и придумали, что ты убил Нехебкая. Кстати, зря ты меня не дождался. Мы бы все твои проблемы уладили тихо и мирно. А теперь почти все наемники хотят тебя убить. Не пойму, кому ты так перешел дорогу. Иман обещал лично оторвать тебе голову, если ты заявишься в наших краях, но убийц на тебя он точно не нанимал.

Арлинг был во многом не согласен с Сейфуллахом, например, в вопросе о пумах, но он решил остановиться на учителе. Для него это тема всегда была на первом месте.

— А вы с ним подружились, — бросил Регарди как можно непринужденнее. — Неужели правда, что ты назначил его управителем Сикта-Иата? И он согласился?

— Если ты намекаешь, что у него дела поважнее, то зря, — принял наигранно обиженный вид Сейфуллах. — У меня не так много доверенных лиц, а с Тигром мы знакомы давно. Он тоже не у дел оказался после той войны, многое ведь поменялось. Сам знаешь, что руководить иман умеет, да и бизнесом он, вот, решил заняться. Золотые прииски хочет в Сикелии открыть. А что до рабочих из Согдарии, то какая разница кто спину гнет? По мне, так пусть то лучше будут северяне, чем мой народ. Что там тебя еще удивило? Ах, деревья, что растут в оазисах. Ну, так это тоже естественно. Пошли дожди, проснулась зелень. Тебе уже, наверное, наболтали о волшебных семенах, но, на самом деле, все, что видишь вокруг — лишь пустыня, которая получила воду. Ты не представляешь, сколько жизни спит в этих барханах и только ждет своего часа. Да, моя жена возглавила бунтарей, которые не хотят перемен, но это дело ее и имана, повстанцы и недовольные были всегда. По мне, так все идет отлично. Если бы ты нашел меня раньше, то я бы и тебе оставил теплое местечко в управлении. Что ты все это время делал? Когда я спросил Тигра, он сказал, что ты ушел в горы, чтобы заняться просветлением и медитацией, так как разочаровался в людях и мире. Правда или нет?

Аллен поперхнулся, закашлялась вдруг и Хамна. То ли все хотели узнать, чем, на самом деле, занимался Арлинг до того, как оказался с переломанными ногами в пещере Гургарана, то ли, наоборот, предпочитали, чтобы той щекотливой темы с серкетами, Подобным и Нехебкаем никто никогда не касался. У Аллена даже желваки на скулах заходили. Если он и винил Регарди в пробуждении гремеров и косвенно — в гибели своего клана, то или выжидал удобного момента для разборок, или пытался забыть. Арлинг верил в первое, но тоже хотел бы, чтобы Сейфуллах не касался его недавнего прошлого. Ему до сих пор казалось, что он живет в галлюцинации наяву. Магда, чудесное исцеление, голос Нехебкая в голове — все это казалось бредом, иллюзией. Но Фадуна тепло прижималась к его спине, в ногах чувствовалась былая сила, а Индиговый уже пытался вклиниться с примиряющем разговором, но Арлинг затолкал его в недра сознании — время разборок наступит позже.

Глава 14. Праздник

Регарди еще думал, что ответить, когда в шатер вошел слуга с новой порцией вина. Наверное, это был особенный напиток, потому что пузатый хрустальный графин в золотой оправе несли особенно торжественно. При виде слуги Сейфуллах искренне обрадовался и даже позабыл, о чем они говорили. Или сделал вид. Всем его вниманием завладело вино, и Регарди насторожился. Игрок из Аджухама был отменный, но когда всю жизнь убиваешь себе подобных, начинаешь замечать малейшие изменения настроя.

Вино разлили всем, даже подали кубок Магде, но Арлинг с улыбкой его отклонил, объяснив, что его возлюбленная принимает лекарства, не совместимые с алкоголем. Сейфуллах был немного разочарован, но быстро справился с досадой и поднял свой кубок.

— Выпьем, дорогие гости, за то, чтобы солнце всегда освещало ваш путь, но не палило зноем, чтобы ветер остужал голову, но не сносил вашу крепость, чтобы дождь орошал вашу землю, но не размывал дорогу. За счастье, которое всех нас ждет. С Днем благих намерений, друзья!

Арлинг, конечно, умел лгать, но мастером лжи в их компании всегда был Сейфуллах. Это ж надо было так искренне поздравлять с Новым годом и благими намерениями при том, что в вино было подмешаны не только специи. Регарди улыбнулся и тоже поднял кубок, на самом деле, желая понюхать зелье ближе. Почти незаметный аромат лепестков солуоки, цветка с Птичьих островов, не смог бы различить даже опытный дегустатор, но Регарди различал состав напитков на другом уровне. Не отрава, но крепчайший снотворный дурман, солуока была способна отправить в глубокий сон надолго — все зависело от дозы. Арлингу даже стало обидно. То ли Аджухам забыл о его способностях, то ли недооценивал. Что-то почувствовала и Хамна и, спрятав руку между собой и Алленом, спросила Арлинга жестом: «Пьем?».

Регарди кивнул. Он уже определил уровень снотворного — зелье было рассчитано часов на шесть. Арлинг не знал степень подготовки етобаров касательно таких зелий, но подозревал, что пить их они умели. В себе же Регарди не сомневался. Солуока не была способна его одолеть, поэтому, улыбнувшись Сейфуллаху, он залпом осушил бокал и протянул слуге за добавкой.

— Отменное вино, хозяин! — похвалил Арлинг Аджухама.

— Из лучших виноделен Шибана, — расплылся в ответной улыбке Сейфуллах.

Теперь игра Аджухама стала по-настоящему интересна. Что он собирался делать с их спящими телами? Скормить гремерам? У Арлинга имелись догадки на этот счет, но нарушать правила он не собирался. Наступала его очередь.

— Дорогой друг! — обратился он к Сейфуллаху. — Спасибо за эту встречу. Я уже слышал твой ответ, но хочу повторить свое предложение. Ты уверен, что тебе не нужны такие замечательные охранники? — он сделал широкий жест, обведя рукой етобаров и учеников имана. — Деньги нас не интересуют. Чего я хочу, так это лучших условий для моей женщины. Отдельный шатер во время привалов, верблюд с паланкином, хорошая еда и лакомства. Уход за ней я обеспечу сам.

— Прости, но мне кажется, ей нужен врач и лекарства, а не лакомства, — Сейфуллах покосился на Магду, с головы который нечаянно слез платок, обнажив лысину.

— Мы как раз везем ее к лекарю в Самрию. Уверяю тебя, она не заразна. Ее заболевание психическое. А волосы она себе сама выдернула.

Аджухам недоверчиво покосился на етобаров.

— У них тоже никаких требований к оплате?

— Они все со мной, — как можно дружелюбнее улыбнулся Арлинг. — Чувствую, что ты хочешь сказать «нет». Понимаю, ты везешь важный груз, и риск слишком велик. Но сегодня Новый год, время чудить и загадывать желания. Давай заключим пари.

Еще не был рожден кучеяр, который был бы равнодушен к слову «пари». Сейфуллах же был ярчайшим представителем своей нации. Споры и пари являлись для него не просто словами.

Арлинг встал и показал в проем открытого полога на молодых слуг и караванщиков, которые затевали традиционные новогодние игры. Догнать, обогнать, перегнать — все их условия строились на этом. На площадке перед шатром начальника каравана как раз затевалось две любимейших игры кучеяров. Одна называлась «Джирит», а вторая «Дядюшка-корзинщик». В «Джирит» играли на время всадники, которые, разделившись на команды, кидали друг в друга дубинки с целью выбить противника из седла. У какой команды к концу игры оставалось в седле больше всадников, та и побеждала. Штрафные очки полагались за попадание в голову или в лошадь — за последнее вообще было выбыть из игры. В старом Балидете часто устраивали городские соревнования по Джириту, правда, своим ученикам иман запрещал в них играть. Но тайно играли все. Арлинг не сомневался, что и этим молодым кучеярам, чье сознание он случайно повредил, «Джирит» был знаком не в теории.

Что касалось «Дядюшки-корзинщика», то там все проходило сравнительно мирно. Один игрок забирался на плечи другого и выходил против другой такой пары. Они обменивались дурацкими (по мнению Арлинга) фразами типа: «Приветствую, дядюшка-корзинщик! Ты что ли корзинщик, или я? И ты — корзинщик, и я. Стало быть, и ты — корзинщик, и я. Как же мы оба будем жить на этом свете? Ну-ка, приложил одну руку к лицу, а другую — к колену, посмотрим, кто крепче». Кучеяр наверху мочил руку и с силой ударял противника по руке, которую тот держал перед лицом. Если тот игрок от удара падал, кучеяр, находящийся сверху, должен был встать вниз, а те, что были внизу, садились на них. Если же противник стоял, то он в свою очередь вел разговор и бил соседа. Так продолжалось, пока все не падали.

Судя по азартным крикам, и «Джирит», и «Корзинщик» собрали уже много зрителей. Караванщики вопили любимую «Ассу», делали ставки, пили и курили журавис. О мрачных гостях Сейфуллаха уже забыли, люди хотели веселиться и даже поднявшийся ветер не был способен им помешать. Регарди отметил, что давно не ощущал такого сухого ветродуя. С тех пор как он спустился с гор, всегда дул свежий, сырой ветер, будто только что вернувшийся с моря. Этот же напоминал о былых временах.

— Если мы выиграем и в «Джирит», и в «Корзинщика», ты возьмешь нас в охранники, — предложил свои условия Арлинг. — Лично я с ребятами можем путешествовать, как угодно. И Хамна тоже. Хоть пешком рядом с погонщиками. Но Магда поедет в паланкине на верблюде, и у нее будет отдельный шатер.

Сейфуллах вытаращил глаза.

— Ты и твои сектанты будут соревноваться с моими людьми? Я кажусь выжившим из ума?

— Что ты! — Арлинг поднял руки в успокаивающем жесте. — Мы для таких игр слишком стары. Вон те мальчишки. Мы подобрали их у подножья Гургарана. Вот они точно выжили из ума. Я веду их в Самрию показать тому же лекарю. Не знаю, что с ними случилось, но не оставлять же их было в пустыне. Кое-что они понимают, многое нет. Игры им под силу. Ну что, возьмешь их команду?

Сейфуллах с сомнением поглядел на учеников имана. Они хлопали друг друга по рукам, сражаясь за сладкий пирожок, который вдруг понадобился всем.

— Да они же наверняка и правил не помнят, — протянул Аджухам, но в его голосе слышался интерес. — Я знаю о таких случаях. Перестарались с журависом, вот и результат. Возможно, шли с караванам, накурились, потеряли головы, их и выставили. Пустыня сейчас уже не убийца, можно добраться до поселения даже в одиночку. Рабочих рук много, за нарушение дисциплины карают строго.

— Нормальные они ребята, не наркоманы, — вступился за учеников Регарди. — Так что? Играем? Если они нарушают или не соблюдают правила, считай, мы проиграли. Согласен?

Аджухам еще какое-то время боролся с собой, но любопытство взяло верх. С интересом поднялись со своих мест Хамна и Аллен. По расчетам Арлинга, зелье в вине должно было начать действовать не раньше чем через час, так что время у них имелось. Что касалось самих учеников, то те, заметив устремленный на них взгляд Регарди, бросили борьбу за пирожок и сгрудились вокруг него, довольные вниманием.

— А они крепкие ребята, — заметил Сейфуллах, рассматривая их поджарые тела. Нельзя было проучиться год в Школе Белого Петуха и остаться «не крепким». Однако любопытство уже завладело Аджухамом полностью и тот кивнул.

— Давай, — согласился он и крикнул охране:

— Бурак, мне нужны десять наших лучших всадников. Вы не против, ребята, что моя команда из десяти будет против вашей из пяти? Сначала сыграем в «Корзинщика», разогреемся, а потом в «Джирит».

Сейфуллах хотел перестраховаться и действовал сильно не по правилам, но Арлинг не стал с ним спорить. Почему-то в учениках имана он не сомневался. Все-таки Тигр отобрал их не для простой миссии, посылая в горы.

— Нужно победить, — коротко бросил Арлинг молодым кучеярам, которые едва ли не в рот ему заглядывали. Будь проклят темный солукрай. Коротко пересказав им правила обеих игр — на всякий случай, он вовремя сделал шаг в сторону, чтобы не быть сбитым учениками, которые с энтузиазмом ринулись на площадку.

— Пять против десяти? — с сомнением спросила Хамна. — А если продуют?

— Сейфуллах солгал, — вздохнул Регарди. — Он не возьмет нас в любом случае, а ребята пусть разомнутся. Хочу посмотреть, на что они способны. У меня есть запасной план.

Етобар пожала плечами и пошла к площадке с играми, явно заинтересованная происходящим. Вызовы любили все. Аджухам уже занял место рядом с ведущим, нацепив на себя судейский колпак. Арлинг собирался было к ним, но решил убедиться, что с Магдой все в порядке.

А Фадуны в палатке не было. Она нашлась в паре салей от женского шатра, танцующая вместе с другими караванщицами. Дамам стало тесно внутри палатки, и они высыпали наружу к другим танцовщицам и музыкантам. Мужские игры им были не интересны, женщины развлекались по-своему. Аллен в растерянности стоял неподалеку, держа в руках кувшин вина. Учуяв от Магды запах алкоголя, Регарди взбесился и сначала направился к етобару.

— Видящая попросила вина, и я ей налил, — не стал отпираться Аллен. — Желание Видящей для меня закон.

Арлинг закусил губу, раздумывая, не начать ли с етобаром драку, раз каждый тут забавлялся, как хотел, но тут к нему подбежала Магда и схватила за руку:

— Ты плохой, но сейчас танцуем, хорошо? — запыхавшись, сказала она, и Регарди не нашелся что возразить. Магда вторые сутки отказывалась с ним говорить, а тут не только подошла сама, но и хотела танцевать. Голос разума подсказывал, что это плохая идея, ведь он сюда пришел не развлекаться, но, когда к нему тянулась Магда, рассудок засыпал, отдавая власть чувствам и сердцу.

К счастью, Аллен догадался налить ей другого вина, без солуоки, но Фадуне было достаточно и той малой дозы алкоголя, что она приняла. Регарди решил, что драка с етобаром все-таки будет, но позже, когда он разберется с Сейфуллахом.

Некоторые дамы тоже позвали кавалеров, а музыканты сложили барабаны и достали флейты-дудуки, собираясь приступить к лиричной ноте праздника — парным танцам. В последнее время в Сикелии они становились все популярнее, несмотря на недовольство старейшин.

Магический голос дудука всегда завораживал Регарди. Магда прижалась к его груди. Она была такой маленькой, казалась беззащитной, но в то же время ее сила незримо ощущалась, заставляя уже его чувствовать себя бессильным и неспособным что-либо изменить. А так хотелось все повернуть вспять. Волшебным образом переместиться обратно в прошлое, в Согдарию, в тот ноябрь, когда они впервые увиделись в заснеженном лесу Мастаршильда.

— Ничего бы не изменилось, — прошептала Магда, качаясь с ним вместе под завораживающий голос дудука.

— Я бы украл тебя, и мы уплыли в Сангассию еще тогда.

— Ничего бы не вышло. Не выйдет и сейчас.

Арлинг поднял лицо к звездам на небе и улыбнулся. Его Магда умела спускать на землю, но она никогда не разочаровывала. Фадуна была прекрасна, как те звезды, что он не видел. Он просто знал, что они красивы. Как знал, что его Магда безупречна.

— Все у нас с тобой будет хорошо, — Арлинг крепко прижал ее, перестав качаться и просто замерев с нею в объятиях. От нее приятно пахло — яблоками, горькой травой, давно забытыми ароматами палой листвы и сырого ветра накануне грозы. Рядом с Магдой он впервые подумал о доме, который у него мог быть. Неважно где — в Согдарии, Сикелии или далекой Сангассии, они могли построить свое будущее даже здесь, в когда-то смертоносном Карах-Антаре. Главное сохранить друг друга.

Дудук завораживал душу глубокими, теплыми звуками. Кучеяры утверждали, что он повторял голос пустыни, являлся его воплощением. Слепой Арлинг воспринимал дудук особенно остро, его звучание успокаивало и будоражило одновременно. Он говорил с ним на одном языке, рассказывал только о хорошем, о надежде, любви, радости. Пусть через боль и страдания, но на пути к счастью — кратковременному ли, вечному ли.

Он подумал о том, что хочет поцеловать Магду. Момент был волшебный, но Фадуна все испортила, отстранившись на расстоянии вытянутой руки, но не убирая пальцев с его плеча.

— Пообещай, что никого не убьешь.

Регарди вздохнул, но попытался не показывать разочарования. С Магдой нужно было быть терпеливым. Терпение — не лучшее его качество, но ждать он умел.

— Мы же договорились, — с досадой произнес Арлинг и попытался привлечь ее обратно, но, кажется, романтическое настроение Фадуны уже прошло.

— Нельзя так нельзя! — она вырвалась и, зачерпнув горсть песка, бросила его в Регарди. — У них было будущее. Как у тебя. Каждый имел шанс!

Он вскипел.

— Иману скажи, что нельзя, а что можно. Ты ему говорила? Почему меня только упрекаешь? Если бы я не убрал этих людей из каравана, они напали бы рано или поздно. Только ты могла быть рядом, а я никогда не допущу такого риска. Они не люди, как и я. И ты не человек.

— Мы не люди, — согласилась Магда. — Но не убиваем. Зачем сюда пришел? Знаешь же, чем все кончится.

— Может, мне захотелось повеселиться? — терпение Арлинга было на исходе. Вдали истошно кричала толпа. Ученики имана показывали акробатические трюки на пределе человеческих возможностей, команда охранников проигрывала.

— Не слушаешь! — Магда погрозила ему пальцем. — Надо было уходить раньше. А имана не трогай. Он молодец.

Наверное, больше разозлить Регарди было нельзя.

— Что-то я совсем тебя не понимаю, — вспылил он. — Хочешь, чтобы мы вернулись в горы в ту лачугу, что он для нас построил? На почетную пенсию?

— В горах должен был остаться ты. А я бы потом к тебе вернулась.

На какой-то момент Арлинг даже дар речи потерял.

— Что все это значит, Магда? — он схватил ее за плечи, заставляя смотреть на себя, а не на букашку, которая ползла у них под ногами, привлекая внимание Фадуны. — Зачем ты выбросила лекарство имана? Ничего ведь тогда бы не случилось! Ни Нехебкая, ни моего чудесного излечения, ни темного солукрая. Если не хотела возиться с калекой, я бы тебя не держал.

Он лгал, не говорила правду и она. Арлинг в тысячу раз пожалел, что сорвался на крик. Дудук к тому времени уже закончил изливать грусть и тоску по барханам, уступив место веселым бубнам, скрипкам и барабанам — все утихло в их праздничном гомоне. Но Магда его хорошо услышала.

— Я с тобой, но у меня есть дела, — прошептала она, и Регарди тоже различил каждое ее слово. Срочно хотелось найти виноватого во всем, что у них не получалось с Фадуной, и Сейфуллах, который направлялся к ним с мрачным видом, казался отличной мишенью.

— Разве я тебе мешаю? — возмутился Арлинг. — Ты не хочешь в Самрию? Почему молчала? Ты получила травму от темного солукрая. Не веришь мне, спроси Нехебкая. Ты ведь с ним общаешься? Он тоже считает, что тебе нужно к лекарю. И что такого ты хочешь сделать? Давай сделаем вместе. Только скажи! Ты знаешь, что я пойду с тобой куда угодно.

— Но только после того, как мы закончим твои дела, да? — ехидно заметила Фадуна и, пошатываясь, пустилась в пьяный пляс. Язык у нее тоже начал заплетаться, и Регарди решил, что к Сейфуллаху нужно добавить Аллена. Поколотить их обоих.

«Да! Я такой!» — мысленно бросил он Магде, которая кружилась на одном месте, устремив взор в звездное небо. Арлинг чувствовал, как звезды глядят на него сверху, и едва ли не впервые злился от того, что не может бросить на них ответный взгляд. Ему не нравилось, когда его рассматривали.

«Насилие и еще раз насилие — вот мои заповеди. Разве не знала? Поколочу этих придурков, и мне станет легче. И ты абсолютно права! Все будет по-моему. Сначала самрийский лекарь, а потом пойдем, куда скажешь».

— И с какими ты новостями? — рявкнул Арлинг, неожиданно поворачиваясь к опешившему кучеяру.

Сейфуллах растерялся лишь на секунду, быстро взяв себя в руки.

— Я хочу сказать, что не могу принять тебя и твоих людей на работу, — заявил он, сложив руки на груди. — Твои парни великолепны, но ты не сказал, что они из Школы Белого Петуха. Они сами сейчас об этом заявили. А что, иман берет на обучение сумасшедших? Или они двинулись умом уже там, на его уроках? Вах, как нехорошо, что ты мне солгал! Я так расстроен.

— Я тоже, — согласился Арлинг и ловко подхватил Магду, которая, раскрутившись, потеряла равновесие. На его руках она и осталась, засыпая буквально на ходу. Может, и к лучшему. Регарди как раз собирался переходить ко второй части своего плана.

— Мы переночуем? — спросил он Аджухама с самой теплой улыбкой, на какую был способен.

— Ну, конечно, дорогой мой, сердечный приятель! — расплылся в улыбке и Сейфуллах, явно не ожидавший, что Регарди сдастся так быстро. Впрочем, настороженность в его голосе присутствовала. Аджухам всегда ждал подвоха — эта черта их с Арлингом объединяла.

— На рассвете уедем, — уверенно солгал Регарди.

— Не буду вас больше беспокоить, — такой же ложью ответил ему Сейфуллах. — Отдыхайте, набирайтесь сил, а завтрак за мной. Я правильно понял, что этой ночью ты праздновать не будешь?

Последний вопрос он задал чуть настороженно. Уж очень хотел услышать положительный ответ, и Регарди не стал его разочаровывать.

— У меня женщина, — показал Арлинг на Магду. — Она пьяна, больна и нуждается во внимании. Мои люди к нам присоединятся. Парни, как ты заметил, психи, им на праздник наплевать, а у етобаров в головах вообще черт знает что творится. Мы все хорошенько отдохнем, а с утра отправимся в путь. Дел много.

Арлинг так и не понял, остался ли Сейфуллах доволен его ответом, но кучеярская вежливость заставила обоих попрощаться в самых пышных фразах.

Гостеприимство Аджухама знало границы. На всю их компанию выделили просторный, но все-таки один шатер. Арлинг воспользовался большим платком и занавесил ту часть, где устроил Магду. Впрочем, отдыхать ей здесь предстояло недолго.

— Мы победили, — радостно заявил Блай, врываясь в шатер. За ним гурьбой затолкались другие ученики, следом зашли мрачные Хамна с Алленом.

— Собачий сын, гиены выродок! — ругался етобар, выглядывая из шатра на Сейфуллаха, который явно испытывал облегчение от того, что гости решили не принимать участия в общем праздновании. Начальника каравана уговаривали принять участие в общем танце-хороводе, но после разговора с Арлингом настроение Аджухама было испорчено. Сейфуллах улегся на подушки и принялся сосать вино из кувшина, погрузившись в раздумья. На человека, который вступал в новый год с благими намерениями, он похож не был.

— Может, оно и к лучшему, что нам снова отказали, — мрачно заметила Хамна. — К тому же она не хочет. — Етобар кивнула на спящую Магду. — Сама нам сказала, что лучше без них, без каравана.

— Видящую надо слушать, — поддакнул Аллен. — Мне тут тоже не нравится.

— А мне ты не нравишься, и что с того? — бросил в ответ Арлинг. — Сначала излечим ей голову, а потом будем решать, кто с кем идет и куда. Если уходите, уходите сейчас. До Самрии еще две недели пути. Я не собираюсь больше рисковать Магдой. Безопаснее и комфортнее путешествовать в караване.

— А что говорит Нехебкай? — как ни в чем ни бывало спросил Аллен. — Видящая сказала, что он общается с тобой напрямую.

— Может и так, но только я с ним не разговариваю, — фыркнул Регарди. — Действуем по моему плану, или я с вами прощаюсь.

— А завтра игры будут? — спросил все еще разгоряченный Блай. Щеки у молодых кучеяров пылали после пощечин, но их довольные физиономии говорили о том, что они не против закрепить свой успех еще в одном этапе соревнований.

— Я с тобой, — кивнула Хамна и вышла из шатра, показывая, что действует согласно плану.

— Я с ней, — заявил Аллен, кивнув в сторону Магды. — Поэтому и с тобой тоже. Пока.

Солуока в вине все-таки подействовала на етобара, потому что движение у него стали вялые и медленные. Аллен и не пытался сопротивляться действию зелья. По планам Регарди они все должны были уснуть, чем етобар и занялся. Лег на циновку ближе к входу, вытянулся на спине и замер, будто покойник. Регарди захотелось проверить, закрыл ли етобар глаза или так и таращился в потолок шатра, но любопытство пришлось усмирить. Время для выяснения отношений с Алленом было не самое удачное.

— Будут вам игры, — бросил он ученикам. — Но позже. Вы молодцы. Сейчас все спим.

Арлинг никогда не был и не мог стать иманом, но внимание молодых кучеяров подкупало. Они подняли руку на Магду и поплатились, но ненависть Регарди к ним уже давно испарилась, как тот дождь, что выпадал в Карах-Антаре неделю назад. Возможно, если бы дождей было больше, пустыня сдалась бы, но стоял зной, дул суховей, власть песков в этой части света казалась незыблемой. Вот и гнев Арлинга исчез, уступив место привязанности, которая была для него неожиданна.

Кучеяры улеглись рядом с Алленом с тем же послушным видом, с каким они закапывали трупы наемных убийц пару часов назад.

Глава 15. Игры без правил

Вскоре вернулась Хамна. Время перевалило за полночь, праздник гудел, сверкал и сотрясал пустыню. Кучеяры веселились и готовились к новогоднему салюту. Никому не было дело до етобарки, которая вытащила из женского шатра одну пьяную девицу и принесла ее на плече в гостевую палатку. Арлинг поднял Магду, а Хамна положила на ее место похожую девушку. Фадуне и девице тщательно замотали головы платками — найти вторую лысую женщину в караване вряд ли было возможно.

Пока его халруджи прятала Видящую в шатре неподалеку — среди таких же пьяных спящих девиц, Арлинг тщательно следил за каждым их движением. Ему совсем не нравилось оставлять на ночь Магду одну среди незнакомцев, но другого способа обезопасить ее от игры Сейфуллаха в голову не пришло. Хамна вернулась, Арлинг же еще был мысленно с Фадуной, ругая ее за то, что она не хотела принимать его таким, каким он был. В то же время он не мог перестать обожествлять ее за то, что она оставалась с ним и выбирала его, несмотря ни на что. Магда глубоко спала, но дышала тяжело — вино вряд ли было ей впрок.

Регарди повернулся на бок и обвил рукой незнакомую девушку. На ее месте должна была быть Фадуна, но его последние попытки приблизиться к Магде с треском проваливались. Видящая хотела от него невозможного — чтобы он был и ангелом, и демоном одновременно. Арлинг не выбирал стороны, не делил мир на черное и белое. Не видя свет, он сохранял его для себя в тысяче оттенков и сам оставался таким же.

Погрузившись в мысли о не благих намерениях, которые ему предстояло совершить в ближайшее время, Арлинг впал в полудрему, позволив солуоке немного похозяйничать в своем сознании. Очнулся Нехебкай, недовольный вторжением зелья, но Регарди легко отодвинул его в темноту — туда, где оттенки его жизни собирались в самый беспросветный мрак. Пусть посидит и подумает о своих словах и обещаниях, которые давались ему слишком легко. Арлинг еще не простил ему Магду и не собирался прощать в ближайшее время. С тем, что было задумано, он и без Нехебкая справится.

Солуока успела подарить ему легкий дурман о жизни с Магдой на заброшенном острове, полным всего — красивых цветов, сытных овощей и фруктов, сладкоголосых птиц, вот только они оба были слепы и глухи. Он помнил прикосновения ее рук, нежных, мягких, теплых, которые вдруг резко стали чужими и отталкивающими. Дурман был удивлен, когда Арлинг прогнал его туда же, куда и Нехебкая, проснувшись сразу, как почувствовал касание пальцев. Пьяная девушка очнулась ото сна, но не от винных паров, которые, видимо, ударили ей в голову. Ее руки касались его в тех местах, где он предпочел бы почувствовать прикосновение Магды. Проглотив досаду, Арлинг схватил пьяную кучеярку за горло и отправил ее в насильственный сон, чувствуя, что только что прошелся по очень тонкой грани между своими оттенками тьмы и света.

— Девица ни в чем не виновата, — пробрался к нему из недр сознания голос Нехебкая. — Полегче, ласковее.

Регарди пожалел, что Индиговый не имел плоти и крови. Ему сейчас так хотелось кому-нибудь врезать. Досчитав до тысячи, он успокоился ровно настолько, чтобы снова обнять девицу — на этот раз не спящую, но лежащую без сознания. В душе все гремело и бушевало. Хорошо, что с Магдой пока все шло по плану. Фадуна мирно посапывала в соседнем шатре, обняв подушку и забрав одеяло у соседок.

Притворяться спящим пришлось еще часа четыре. Гуляющие по несколько кругов пропели все известные кучеярские песни, потом плясали так, что у Арлинга заболела голова от их топота, передающегося по песку. Затем он страдал, слушая дурацкий салют, от которого Регарди не испытывал радости и когда был зрячим. Взрывы, раздающиеся высоко в небе, будоражили душу, заставляя испытывать все оттенки тревоги, на какие он был способен. Радовало, что Нехебкай, похоже, искренне мучался от того, что не мог насладиться любимым зрелищем. Индиговый признался, что заставлял серкетов Подобного устраивать в горах салюты каждую неделю — так ему нравились эти гремящие огни в небе.

Наконец, громыхание затихло. Еще какое-то время оглушенные праздником люди пили и курили журавис — есть они были уже не в состоянии. Потом особо стойкие разбрелись по шатрам творить любовь, и тут Арлинг напрягся, никто ли не надумает сунуться в палатке к Магде, но, к счастью, план менять не пришлось, потому что ближайшая парочка завалилась сразу в песок, отдавшись страсти прямо под звездами. Какое-то время Регарди мрачно слушал их вздохи-ахи, после чего наступила долгожданная тишина, которая изредка нарушалась отдаленным ревом животных, неровными шагами какого-нибудь гуляки, пробудившегося отлить, да отдаленным гулом ветра, который еще свистел за горизонтом, обнимаясь с солнцем, но обещавший нагрянуть с первыми лучами. Если Арлинг что-то и понимал в пустыне, так это то, что первый день нового года будет ненастным — в том понимании, что вкладывали в это слово все кучеяры. Кажется, на них надвигался самум.

Но пока все его внимание привлекли крадущиеся шаги, которые с благими намерениями никак связаны не были. Арлинг почувствовал, как напряглись Аллен и Хамна. Они тоже услышали. Приказав им вмешиваться, только после его приказа, Регарди приготовился встречать гостей.

Сейфуллах привел с собой маленькую армию — человек двадцать лучших воинов, которых Арлинг и его команда во время «чистки» не посчитали опасными. Еще человек пять пришли с Терезой Монтеро, которая в этих землях носила имя Тарджи Воительницы и претендовала на лидерство, которое так и не смогла получить дома на Севере.

Охранники остались снаружи, Сейфуллах с Терезой и двумя личными телохранителями зашли внутрь.

— Она там, с ним, — Сейфуллах показал пальцем на девушку, лежащую рядом с Арлингом. Регарди не сдержал чувство досады. Неужели Аджухам тоже продался, погрузившись в общее сумасшествие по Видящей? Слухи об убийстве Индигового бога каким-то образом подпитали народное суеверие и безумие по жрицам Нехебкая — Видящим. А Магда уже давно тянула лямку последней истиной жрицы Бога песков и самумов.

Но не все оказалось так просто.

— Мне нужна была только Видящая, — прошипела в ответ Тереза-Тарджа. — А эти зачем? Мы договаривались на двоих.

— Всех заберешь! — не терпящим возражения тоном приказал Аджухам. — Иначе я сдам иману твои южные лагеря.

— Вот же ублюдок! — выругалась Тереза, подтвердив мысли Арлинга, что теплых чувств друг к другу эта пара вряд ли когда-либо испытывала. — Кто они вообще? Что мне с ними делать?

— Главное, не жди, когда они проснутся. Отвези подальше от меня, спрячь где-нибудь от солнца и сама уезжай.

— Это что? Татуировка етобаров? — Тереза наклонилась к Аллену. — Я похожа на дуру? Думаешь, я не знаю, кто такие ятопайры? А остальные? Что за мужик лежит рядом с Видящей? Драган, что ли?

— Не драматизируй, — отмахнулся Сейфуллах. — Просто кто-то из северных рабочих. Неужели ты думаешь, что Видящая одна по пустыне ходит? Вот, собрала себе команду. Ты таких драганов пачками убиваешь, но этого убивать нельзя. Вообще никого не трогай. Найди оазис, сложи всех у водоема и уберись подальше. Если тебе повезет, их сожрут пумы. Если нет, то рано или поздно они придут за Видящей. В твоих интересах спрятать ее получше.

— Ты меня подставил, солнце! Зачем мне такая морока?

— А затем, птичка моя, что я отдаю тебе ту, которую ты искала весь год. И вот он я, спешащий тебе на помощь. Подумаешь, прошу взять в довесок еще восемь человек.

— Думаешь, за тобой они не вернутся?

— Уверен! Видящая для них то же, что и для тебя, и даже больше. Тот драган в нее влюблен. Это я говорю для того, чтобы ты оценила серьезность его намерений. Будь осторожна, дорогая, и не рискуй напрасно. Но, повторю, ни волосинки с их голов не должно упасть. Ты меня знаешь, у меня везде глаза. На этих людей у кое-кого свои планы.

Арлинг едва сдержался, чтобы не подняться и не надавать Аджухаму тумаков. Впрочем, все и так уже было ясно. Сейфуллах не хотел мараться и собирался избавиться от проблемы в виде Регарди чужими руками. По какой-то причине он всеми силами старался не допустить, чтобы Арлинг шел с ним в Самрию. Вот только в благие намерения Сейфуллаха уже никто не верил. Понятно, что караванщик заботился о собственной шкуре.

— Мне все это совсем не нравится, — продолжала возмущаться Тереза. — Ты обещал мне Видящую, я привезла тебе денег, все по-честному. Зачем этот довесок? Да еще в виде драгана с етобарами.

— Все, забирай их, — махнул рукой Сейфуллах. — У меня была тяжелая ночь, а завтра к вечеру обещают самум, и нам надо успеть дойти до следующего водоема. И тебе советую убраться пораньше. Кстати, забыл предупредить, чтобы ты оставила этим людям верблюдов и припасов, когда бросишь их в песках.

— Какой заботливый! — фыркнула Тарджа. — Да мне легче перерезать им глотки, чем так возиться. К чему все эти пляски вокруг? Если они так дороги, почему бы тебе самому не увезти их куда-нибудь от себя подальше? Любой стражник справится. Кстати, где твоя шибанка? Старуха же от тебя и на шаг не отходит.

— Занята она, — отмахнулся Аджухам. — Короче, либо ты забираешь их всех, либо я следую твоему совету и сам отвожу эту компанию в оазис подальше. Боишься, что к тебе придут етобары? А не страшно потерять южные лагеря? Знал бы где северные, их бы тоже сдал. Если сейчас откажешься, я тут же иману записочку отправлю.

— Все с тобой ясно, — мрачно кивнула Тереза. — Это же етобары. Они сразу определят, кто приложил руку к их, так сказать, перемещению. А ты всегда сможешь прикрыться тем, что я их похитила, и ты тут ни при чем.

Подставлять Сейфуллах умел, в этих его способностях Регарди даже не сомневался. Муж и жена друг друга стоили. Пора было вступать в игру, тем более, что у Тарджи, кажется, кончились доводы.

Арлинг догадывался, что Сейфуллах выкинет нечто подобное. Досадно было от того, что и сам он поступал похожим образом. Двух стражников, которые стояли с Терезой, Арлинг убрал ножами, которые метнул лежа, целясь им в плечи. По-хорошему, надо было метить в глаза или горло, но вспомнилась Магда и еще две недели пути, которые им предстояли до Самрии. Арлинг все еще надеялся, что после встречи с лекарем Фадуна перестанет так остро воспринимать то, что ему порой приходилось делать.

«У меня нет выбора», — объяснил он всем, кто слушал в его голове. — «Я хочу лучшую жизнь для Магды и буду ради этого бороться».

— Я люблю тебя, — прошептал Арлинг Фадуне и, оттолкнув бросившегося к нему Сейфуллаха, вышел из шатра. Хамна и Аллен выволокли следом Аджухама и Терезу, которая что-то кричала, но в ушах Регарди уже гремели барабаны.

Он напал первым. Пустыня только начала приходить в себя после грохота человеческого праздника, но люди никогда не умели вести себя тихо. Однажды иман заставил Арлинга убить человека так, чтобы сам Тигр, стоя в пяти салях поодаль, ничего не услышал — ни предсмертных хрипов, ни падения тела. То был единственный экзамен, который Регарди не научился сдавать на отлично. Люди всегда умирали шумно.

То ли охранники что-то прочитали в его лице, то ли им хватило зрелища того, что их начальников схватили, только вот с Арлингом драться никто не захотел. Битвы желал сам Регарди. Темный солукрай нашептывал страшные сказки, которые отражались в его слепых глазах. Повязку он снял, нацепив ее на рукав.

Две дюжины кучеяров, которых Сейфуллах специально отстранил от празднования, чтобы приберечь в трезвом виде для разборок с Арлингом, настороженно отступили, но уходить с поля боя было поздно. Помочь им никто не мог — после всех принятых доз журависа караван спал мертвецким сном. Если какой патруль и бодрствовал, он находился на окраинах лагеря, следя за приближением самума, которого Регарди чувствовал все отчетливее. Сейфуллах ошибался — буря придет куда раньше.

Хамна передала Сейфуллаха Аллену и присоединилась к Арлингу.

— Только пальцы! — крикнул он ей и бросился к первой жертве.

Кучеяры сопротивлялись. Вынули сабли, ножи, кто-то даже схватился за лук. Арлинг забрал у одного джамбию, у другого саблю, но лишь для того, чтобы удобно было выбивать клинки из рук противника. Магда просила без крови, и он собирался выполнить ее просьбу. Трое попытались убежать, но их догнали ученики, которых в разборки не пустили, оставив для таких вот случаев. Сейфуллах пытался докричаться до Регарди, но темный солукрай сделал Арлинга еще и глухим. Страшные крики поднялись до небес. В Школе Белого Петуха юному Регарди ломали пальцы, и он не понаслышке знал, как это больно. Сейчас он творил подобное целенаправленно. Больше дюжины охранников он искалечил собственноручно, сломав каждому по пять-шесть пальцев. С остальными разобралась Хамна. Тем, кто убежал, особенно не повезло, потому что за них взялись безумные ученики — они ломали каждый палец на обеих руках.

Когда Арлинг встал с последнего стражника, воздух перед шатром дрожал от криков и боли. Сейфуллах уже не дергался в руках Аллена, а просто с ужасом наблюдал за происходящим. Терезу тоже никто не удерживал. Она стояла на коленях рядом с етобаром и выплескивала содержимое желудка в песок. Для того чтобы продержаться в Сикелии подольше, ей стоило быть крепче. Одно дело посылать убийц разбираться с рабочими драганами, другое — смотреть самой.

Регарди уже давно не беспокоился о том, что его могли узнать. Тот Арлинг, что прибыл из Согдарии искать чудесного излечения, уже не существовал. Его заменил тот, у кого, по заветам школы имана, не могло быть имени и прошлого. Разве что любовь к Магде была последней нитью, что объединяла двух разных людей — Арлинга юного и Арлинга зрелого.

Степенно надев повязку обратно на глаза, Регарди подошел к сидящему на песке Сейфуллаху и помог тому подняться на ноги.

— Дорогой друг, кажется, у тебя больше нет охраны, которая могла бы обеспечить надлежащую безопасность тебе и твоему каравану. Настоятельно советую еще раз подумать о моем предложении. Возьмешь ли ты на службу меня и моих людей? Условия прежние. Никаких денег не нужно, только питание и отдельный шатер для Магды.

— Да ты стал хуже него, — выдохнул Сейфуллах, и Арлинг сразу понял, кого имел в виду Аджухам. Значит, не все гладко было между иманом и молодым кучеяром. Почему-то полегчало.

— Возьмешь? — с нажимом произнес Регарди, собираясь идти до конца. — У твоих людей сломаны пальцы. Но это лишь перелом, а некоторые вовсе отделались вывихами. Все лечится. Просто нужно время, которого у тебя нет. Чем дольше ты думаешь, тем сильнее я начинаю сомневаться в том, что решил оставить их в живых. Исправить несложно. Мне по душе всегда были мертвецы.

— И ты хотел, чтобы я его похитила? — в ужасе прошептала Тереза, глядя снизу вверх на Арлинга. Нет, не было у нее никаких шансов его узнать. — Простой драган, говоришь?

— Хорошо, — проскрежетал зубами Аджухам. — Пусть будет так. Только ничего хорошего из этой затеи не выйдет. Почему ты все делаешь по-своему? Даже когда мир дает такие огромные, просто гигантские намеки не вмешиваться и пройти мимо. Неужели ты думаешь, что я поверю в то, что тебе нужны эти лучшие условия для твоей больной? Не мог придумать отговорку получше?

— Мне правда… — слова Арлинга тонули в криках искалеченных им людей, но остановился он по другой причине. Его перебила Магда, чье неожиданное появление из палатки заставило замолчать даже пострадавших кучеяров.

Регарди словно пронзила молния. Он замер, тревожно прислушиваясь к неровному шагу Видящей, которая прошла мимо замерших на земле стражников, мимо Арлинга, етобаров и Сейфуллаха, который часто дышал от переполнявшего его гнева, и приблизилась к Тардже, остановившись напротив. Фадуну качало то ли от выпитого накануне, то ли от увиденного сейчас. Арлинг знал, что ему лучше не двигаться и не предпринимать никаких действий, потому что на сцену вышел тот игрок, против которого у него не было козырей. Своим присутствием Магда будто парализовала каждого присутствующего.

— Не бойтесь его, — сказала Видящая, вытянув руку ладонью вперед в сторону Арлинга. Предупреждала, чтобы он даже не думал идти к ней. А Регарди хотелось. Магду продолжало качать и штормить, будто лодку, попавшую в непогоду.

— На небе по нему все давно плачут, и те, кто со светом, и те, кто на другой стороне. Тьма пожирает его сердце, но я буду с ним до конца. Это не он сжег деревья и вытоптал траву, просто бог слишком любит его, потому посылает страдания так часто, а вместе с ним достается и нам.

Арлинг ничего не понял, как и окружающие, но все молчали, завороженные Видящей. Регарди же вполне ощутимо почувствовал, как Нехебкай взял его за горло. «Молчи! — шептал Индиговый. — И не двигайся. Я скажу, когда можно». Даже если бы Арлинг хотел, он не смог бы ни слова сказать, ни рукой двинуть. Кажется, сделка с Нехебкаем принимала неожиданно новые обороты. Нужно было лучше расспрашивать об условиях, но прошлого вспять не обернуть. Да и захотел бы Арлинг что-либо менять?

— Спасибо, что взял нас к себе в караван, Сейфуллах Аджухам, — тем временем, обратилась Магда к кучеяру. — Мне не нужен отдельный шатер, хватит места в любой повозке с прислугой. Никого из женщин, путешествующих с тобой, я теснить не буду.

Теперь Арлингу захотелось вставить слово, но Индиговый продолжал его душить, позволяя изредка сделать глоток воздуха. Если бы не Магда, Регарди и вовсе перестал бы дышать, как учил его иман, чтобы припугнуть Нехебкая. Что Песчаный бог станет делать без своей слепой, но живой пока оболочки?

— Тебе же, дорогая Тарджа, я хочу сделать подарок, — Магда снова повернулась к Терезе и присела на песок, оказавшись с ней на одном уровне. Арлинг напрягся, ожидая подвоха от Монтеро, но та по-прежнему не узнавала ту Магду, которую когда-то отправила на костер в далекой Согдарии. Дыхание Терезы было спокойным — Арлинг внимательно слушал его, готовый к любым сюрпризам от той, которая предавала так легко.

— Зачем я тебе? — спросила Фадуна. Она уже пару минут говорила связно и логично, что для нее было нехарактерно. В Арлинге снова вспыхнула надежда на ее исцеление, но то, что произошло потом, заставило его долго жалеть о своей наивности и бездействии. И окончательно убедило, что Магда, кажется, неизлечимо больна.

— Может, во мне и течет драганская кровь, но моя душа прониклась любовью к этой земле, которой я желаю только счастья и процветания, — горделиво ответила Тарджа. — Я против того, что мой муж, выиграв войну за независимость, так легко растоптал плоды победы, отдав бразды правления на отвоеванных территориях Тигру Санагору, самому хитрому и продажному кучеяру, каких носят эти пески. Иман — это лживая тварь, оборотень, который завернулся во флаг одного народа, но поднимает знамя другого. То, что он творит в этих краях, выходит за границы дозволенного. Нельзя убивать пустыню ради коммерции и выгоды. Все эти насаждения, оазисы, источники и водоемы — пыль в глаза, которую нам пускают, чтобы мы не видели главного: как гости прогоняют хозяев из родного дома. Мой муж считает, что я бунтую ради личной выгоды и планирую захватить новые колодцы и водоемы, чтобы властвовать в песках Сикелии. Кто владеет водой в пустыне, тот почти бог. Все не так. Я хочу, чтобы эти земли остались в первозданном виде, в том, каком я увидела их, когда приехала сюда год назад. Я влюбилась в эти пустыни с первого раза. Если их создали боги, зачем-то они нужны. Никому не дано знать божьи помыслы — ни мне, ни Тигру Санагору, но я твердо уверена в том, что он творит — зло. Пусть мой муж со мной и не согласен, зато есть десятки тысяч кучеяров, которые недовольны тем, как все больше драганов хозяйничают на их землях. Каждый день в Самрию приходят десятки кораблей с новыми рабочими с Севера. Они разбредаются по пескам во всех направлениях, и никому не ведомо, что они творят на самом деле. Деревья курупчи и трава сима — это паразиты, вытесняющие финиковые пальмы и другую растительность, что всегда росла здесь под жарким солнцем. Нельзя проводить эксперимент ценой жизни целого народа. А ведь страдают не только люди, но и животные. Верблюды не переносят влажность. Уже несколько месяцев не рождаются верблюжата. А шелковичные куколки, что погибли на фермах Сейфуллаха? Массово вымерли скорпионы Рокоса, но кому до них есть дело? Пожалуй, только лекарям, да больным красной лихорадкой, ведь только яд этих скорпионов помогает от того недуга. Ничто в мире не существует просто так — ни засушливые пески Карах-Антара, ни плодородные земли Ерифреи. Все находится в гармонии, которую человек вечно старается разрушить своими экспериментами. Ты спросила, зачем мне понадобилась? Вот ответ. За мной пошли многие кучеяры, чьи жизни были разрушены реформами Тигра Санагора. Но пойдут еще больше, если я приведу к ним Видящую. Все сейчас верят, что Нехебкай, который хранил пески Сикелии, погиб, потому чужаки так легко проникают в эти земли. Но если я приведу Видящую, то люди воспрянут духом, ведь о последней жрице Индигового знает каждый. Пойдем со мной! Ты Видящая, ты должна знать, что за мной правда.

Тереза Монтеро сильно изменилась. Эта речь больше подходила прежнему Сейфуллаху, которого Арлинг когда-то знал, но вовсе не предательнице из Согдарии. Впрочем, все они изменились — и он, и Аджухам, и Тереза. Кто-то в худшую сторону, а кто-то — даже в лучшую. Слушая ее, Арлинг с удивлением подметил две вещи. Во-первых, ему не захотелось оторвать Тардже руку за то, что она назвала имана лживой тварью, а ведь раньше обязательно заступился бы за учителя. Во-вторых, Арлинг был с Терезой согласен. Ему не нравилось, что вокруг происходило. А еще кто-то распространил слухи о Магде-Видящей, и, похоже, это был тот же человек, что рассказывал всем об Арлинге — убийце Индигового бога. Регарди уже определил виноватого в слухах про себя. Хотелось продолжать верить, что Магда для учителя не расходный материал, как все остальные.

Речь Тарджи произвела впечатление на всех, даже на Арлинга, который, обдумывая слова новоявленной бунтарки, пропустил то, о чем корил себя много дней после.

— С тобой пойти не могу, я веду его, — сказала Магда, наклоняясь ближе к Тардже. — Но тебе дам то, что ты покажешь людям. За тобой пойдут, не сомневайся. В Сикта-Иат не ходи, тебя там ждут люди имана, убьют. Собирай всех, кого сможешь и ступай к горам Гургарана. Там твое будущее царство, Тарджа. Будет больно и сложно, но если выстоишь, получишь то, зачем пришла в Сикелию. Всех, кого он сейчас покалечил, забери с собой. Здесь они больше не нужны, а тебе пригодятся. Держи мой подарок.

С этими словами Магда подняла руки к лицу, а в следующий миг Арлинг не поверил в то, что произошло. Кричали люди, кричал он сам, бросаясь к Фадуне, но было поздно.

— Вот, — сказала Видящая, протягивая Тардже свой глаз, который она только что себе сама вырвала. — И не бойся. Ничего не бойся.

Регарди подхватил падающую Магду, которая, прежде чем потерять сознание, прошептала:

— Не вздумай перечить. Отпусти ее.

Арлинг мог беситься сколько угодно, но понимание неисправимости содеянного Фадуной накрыло его, будто кусок горы только что отвалился, вдавив его в пески по самую голову.

Хаос творился недолго. Хамна, Аллен и ученики тычками и тумаками заставили замолчать всех вопиющих, вернув пустыне тишину. Стоя с Фадуной на руках, Регарди, наконец, услышал свое дыхание, которому вторили отдаленные вздохи и выдохи приближающегося самума. Песчаную бурю заметил и Сейфуллах, но, как и другие участники новогодних разборок, замер, не сводя глаз с Арлинга. Видимо, опасался, что тот и ему сломает пальцы. А может, вынет глаз в отместку за Магду. И неважно, что она сама такое с собой сотворила. Вид у Регарди был не менее безумный, чем у его женщины.

Арлинг не помнил, сколько они так стояли. Хамна с безразличным видом забралась на тюки, подрезая ножом ногти, Аллен волновался за Фадуну, но не хотел сейчас устраивать ссору с Регарди, сумасшедшие ученики присели на пятки, гоняя по кругу полевку, на свое несчастье высунувшуюся из норы — ее вытащили за хвост моментально. Кажется, прошла секунда, потому что рана Магды не успела пропитать кровью его головной платок, который он прижимал к ее лицу. Но Арлингу тогда казалось, что он стоял, парализованный случившемся, целую вечность.

— Уходи, — глухо сказал он, и Тереза тут же поднялась, интуитивно поняв, что он обращался к ней. Судя по ее учащенному дыханию, теперь Тарджа боялась по-настоящему. На ладони ее вытянутой руки все еще лежал глаз Магды.

— Заверни, — Регарди снял с Фадуны платок и швырнул его Тардже. — Пусть все будет так, как сказала Видящая. Забирай их всех, — он кивнул в сторону раненых, — и больше никогда не вставай на моем пути. Ступай в Гургаран и сдохни там. Или обрети славу, о какой мечтала. Если наши дороги снова пересекутся, я убью тебя.

«Но еще раньше тебя убьют гремеры», — продолжил про себя Регарди, не понимая, зачем Магда отправила Тарджу в горы на верную смерть.

Прежде чем опустился занавес, Магдой занялись лучшие лекари Аджухама, а Тарджи с раненными охранниками, которых увезли в повозках, и след простыл, Регарди повернулся к Сейфуллаху и спросил:

— В том грузе не шелковичные куколки, верно?

Аджухам сглотнул, но врать не осмелился.

— Нет, — едва слышно выдохнул он.

— Ты везешь его для имана?

— Нет, — отчаянно замотал головой кучеяр, но Тигр Санагор был далеко, а его ученик, который, кажется, обезумел, как и Видящая, близко.

— Да, — обреченно признался Аджухам, и Регарди почувствовал, что в тот миг его искренне ненавидят.

— Покажешь, — велел Арлинг. — И так как теперь я новый начальник твоей охраны, у нас будут и новые правила безопасности. Возьмем воды у этого оазиса столько, сколько сможем унести. Оставим все лишнее. Никаких остановок у водоемов до самой Самрии. Как в старые добрые времена. Я сам поведу караван по следам древних верблюжьих троп. Никаких колодцев и оазисов. А теперь вели лагерю готовиться к встрече с самумом. Кажется, ваш любимый Нехебкай вернулся и решил поприветствовать дорогих ему людей в своем стиле — песком и ветром.

Глава 16. Секретный груз

В начале года в Сикелии всегда бушевали самумы, сезон которых длился до пяти месяцев. На этот раз буря накрыла караван в самый праздник — в День благих намерений, первый день нового календарного года. К тому времени немногие очнулись от пьяного дурмана, но те, кто был на ногах, явно испытывали оживление оттого, что занимаются привычным делом. Караванщикам куда спокойнее было готовить лагерь к самуму, чем думать, как сберечь груз от проливного дождя. Большие шатры сложили, людей собрали в укрепленных палатках, животным замотали морды и уложили на песок, привязав друг к другу. Секретный груз Сейфуллаха перетащили ближе к палатке капитана и накрыли несколькими полотнами.

Успели вовремя. Самум накатил с бешеной силой, свирепо разбрасывая по песку забытые предметы. Арлинг, Сейфуллах, Аллен, пять безумных учеников и еще три человека из охраны, которые гуляли в канун Нового года и не были участниками сцены по причине пьяного дурмана, собрались в новом шатре капитана Аджухама меньших размеров, но с более прочными стенками. Стражники отвечали за разведку, порядок в лагере, безопасность людей и сохранность груза.

Регарди меньше всего на свете хотел пережидать самум в такой компании, но Магда, которая лежала в соседнем шатре с Хамной, выставила его, заявив, что они встретятся уже не в этом месте и не в этом времени. Логика ее рассуждений снова была нарушена, и Фадуна постоянно бредила наяву. После травмы, которую она сама себе нанесла, Магда на удивление быстро пришла в себя, а лекарь, делавший перевязку, удивился, как быстро заживает рана, хотя не прошло и часа. Регарди решил сейчас не вмешиваться, но эту выходку ей не прощать. Магда переживала странные изменения тела — искажение зрачка уже единственного глаза, появление чешуи на руках, спине и черепе, исчезновение ногтей на руках и ногах. После осмотра Арлинг отвел лекаря в сторонку и убедительно попросил забыть обо всем, что тот видел. А в случае если у кучеяра развяжется язык, и тот станет болтать, пообещал прислать за ним етобара. Или прийти лично. Кажется, они друг друга поняли, потому что все оставшееся время пути, лекарь регулярно подходил к Арлингу и спрашивал разрешение на только зайти к Магде, чтобы проверить рану, но и чтобы осмотреть других больных.

Итак, буря бушевала снаружи шатра, а внутри Регарди ей вторила другая — не менее сильная. Арлинга злил весь мир, включая людей, которые его окружали. Етобары, как сговорившись, твердили ему, чтобы он оставил Видящую в покое до Самрии. Регарди бесился, что они лезли в его личную жизнь, но так как на выяснения отношений с Хамной и Алленом сил не было — ни физических, ни моральных, сосредоточился на Сейфуллахе. Драки последних двух дней уходящего года — сначала с людьми Тарджи у колодца, потом с охраной Аджухама в лагере, не прошли бесследно. Во время Регарди всегда чувствовал себя всемогущим, но после накрывало опустошение и боль — и душевная, и физическая. Ныли ноги, намекая о том, что излечение, возможно, и было «чудесным», но последствия останутся на всю жизнь. Душа и вовсе истекала кровью, разрываясь между тем, что нужно было сделать, и тем, что делать не следовало. Обеспечить лучшие условия для Магды было необходимо, издеваться над наемниками и ломать им пальца — не следовало. План сработал, и Сейфуллах не только взял его в караван, но и показал, что за груз он отвез в Самрию. Хотя Арлинг подозревал, что куда больший эффект на кучеяров произвело появление Магды и ее «подарок» Тардже.

Нехебкай именно так и считал. Индиговый уже забыл (или делал вид, что забыл) о том, что натворил накануне праздника, и добавлял искр в бушующее внутри Регарди пламя. «То, не надо было делать» и «Так не надо было поступать» — от морализаторства змея, засевшего в его голове, Арлинг не знал, куда деваться, а сил, чтобы затолкать Нехебкая в подвал сознания, туда, где темнее и подальше, не было.

Потому он слушал ворчание Индигового одним ухом, ложь Сейфуллаха другим, при этом постоянно чувствуя на себе недовольные взгляды етобаров. Хамне не нравилась идея путешествовать в караване Сейфуллаха, Аллен ненавидел его за недостаточно уважительное отношение к Видящей. Последняя их встреча в присутствии лекаря и етобаров не обошлась без словесных перепалок. Арлинг пригрозил, что если Магда выкинет нечто подобное еще раз, то поедет в Самрию со связанными руками, Фадуна заявила, что, если Регарди станет мешать ей, никакой солукрай ему не поможет — его путь до столицы Сикелии пройдет в темноте. Аллен подтвердил, что в этом Видящей лично поможет, Хамна же буркнула, что вмешиваться не станет. Взбесившись и так и не успокоившись, Арлинг отправился к Сейфуллаху, который покорно ждал его, чтобы показать груз. И показал, вернее описал.

Старуха была права — мешки, в которых завернули груз, были отравлены. Аджухам очень не хотел ничего распаковывать, но Регарди настоял, пригрозив, что сделает все сам и сохранность груза не гарантирует. Когда слуги убрали внешнее содержимое с помощью палок с крюками, стараясь держаться на расстоянии, Арлинг едва не задохнулся от затхлого смрада, наполнившего площадку. Тогда самум еще только подползал к лагерю, но Регарди решил, что откладывать знакомство с грузом имана на потом не стоит. Площадку для осмотра отгородили тканью от любопытных глаз, снаружи встали ученики имана и стражники, которые охраняли секрет раньше. Слуги работали в перчатках и закутанные с ног до головы в накидки с капюшонами. Всем выдали тканевые повязки на лицо, чтобы дышать через них, но Арлинг отказался. Он уже чувствовал этот запах раньше. Там, в горах Гургарана, когда свалился в нору змея-серкета по имени Нехебкай. В его голове временами пахло так же.

— Кто это? — спросил он и удивился, когда услышал два ответа. Общаясь с Индиговым, Регарди порой забывал про внешний мир.

— Салуад’дин, — ответил Нехебкай со странной ноткой горечи в голосе. — Моя названная сестра-предательница. Это все, что тебе пока следует знать.

И замолчал.

— Просто диковинная тварь, — пожал плечами Сейфуллах, предположив, что вопрос предназначался ему.

Арлингу было интересно узнать и его версию тоже.

— Зачем соврал?

— Не мог же я при всех сказать, что везу чудовище, — отмахнулся Аджухам. — Весь караван бы разбежался. У этих язык с трудом сдерживать получается, — он кивнул на притихших слуг и охранников. — Но про шелковичных куколок я не лгал. Все личинки погибли от этой дурацкой влажности. В обмен на доставку такого специфичного груза иман пообещал достать мне живых, устойчивых к новому климату.

— Тут даже интересно не то, зачем учителю это, как ты выразился, чудовище, а откуда он достанет куколок Балидетского шелкопряда?

— Никакой драмы, все очень просто, — Аджухам хотел было похлопать Арлинга по плечу, но вовремя передумал. — Тварь предназначена для личного зоопарка императора Согдарии Седрика Гедеона. Прости, друг, но вы, северяне, те еще извращенцы, а император оказался коллекционером.

— Не знал, что Тигр Санагор водит тесную дружбу с императорским двором, — хмуро заметил Регарди.

— Да с кем он только сегодня дружбу не водит, — хмыкнул Сейфуллах. — С тобой разве что не в ладах. А что до шелкопряда, то куколок мне пообещали оттуда же — из императорского зоопарка. Мол, там все есть, что на земле когда-либо водилось.

— Вот слушаю я тебя, Сейфуллах Аджухам, и не могу понять, что изменилось: ты стал глупым или доверчивым? А может, и то и другое?

— Обижаешь, — надулся кучеяр. — У нас с иманом честная сделка. Он мне лично эту куколку из Согдарии показывал. Точь-в-точь наша балидетская. Поверь, тут никакой политики. Я, вообще, устал от всего этого. Вернусь домой, займусь фермой, буду караваны временами водить. Все как в старые добрые времена. Людям вовсе не зачем знать, что за чудовище мы везем. Думаю, сам труп тоже ядовитый. Ты что делаешь? Совсем психом стал?

Сейфуллах было кинулся к Арлингу, который направился к твари, но кучеяра остановила Хамна. Регарди мог попросить любого, чтобы ему в деталях описали неведомое животное, но он еще не нашел источника информации лучше, чем собственные руки, нюх и слух. Арлинг слышал, как ветер перебирал жесткие щетинки на теле существа и подсчитал, что тварь в длину доходила примерно до тридцати салей. Животного больше он еще не встречал. Нюх подсказывал, что когда-то этот зверь, который напоминал гигантское насекомое, был покрыт ядом, как и змей Нехебкай. От яда без запаха, которым люди имана пропитали внешние мешки, вероятно, не осталось и следа, так как его действие обезвредил токсин чудовища. Что касалось Регарди, то он, кажется, уже травился похожим ядом, а после сделки с Индиговым, стал к нему нечувствителен. Нехебкай в его голове молчал, а так как Бог самумов явно имел на его тело планы, молчание Индигового было негласным знаком того, что Арлинг мог позволить себе удовлетворить любопытство.

Пальцы коснулись жестких хитиновых панцирей, и Регарди понял, что не ошибся насчет догадок про насекомое. Может, и не было никаких интриг, и иман на самом деле занимался доставкой диковинных животных в зоопарк Седрика? С другой стороны, стоило искренне удивиться тому, что престарелый император еще проявлял к чему-то интерес. Если Арлинг не ошибался, старик приближался к своему столетию. В роду Гедеонов были долгожители, но в таком возрасте интересоваться гигантскими насекомыми было как-то подозрительно.

Руки продолжали исследовать животное, а мысли невольно переметнулись на Север, в Согдарию. Его отцу сейчас было около восьмидесяти. Почти двадцать лет прошло, с тех пор как Арлинг с помощью дяди Абира сбежал из родного дома. Элджерона Регарди называли Железным Канцлером, но все эти годы Арлинг умышленно избегал любых новостей, касающихся личной жизни крупных игроков императорского двора. А сейчас… Вряд ли можно оставаться «железным» в восемьдесят. Слуги из прошлого, которых когда-то знал Арлинг, наверное, давно умерли — тот же Холгер уже тогда был глубоким стариком.

Пальцы нащупали первую пару ног, которые соединялись с мощными челюстями. Кажется, он все-таки ошибся насчет насекомого. То, что лежало перед ним, больше напоминало гигантскую сколопендру, а она относилась к губоногим, как раки, но не к насекомым. Перебрав сегменты туловища, к которым прикреплялись ноги, Арлинг насчитал двадцать три. В Школе Белого Петуха их учили не только драться, и он серьезно задумался. Существо, действительно, было сколопендрой. Двадцать три сегмента с парой огромных ног с когтями каждый, ногочелюсти с ядовитыми капсулами, тактильные усики — все совпадало. Что касалось цвета, то Арлинг был уверен, что он теплый — золотой или оранжевый. Сколопендры не обладали таким смертоносным ядом, как скорпионы, но их укус, который сравнивали с укусом пчелы, мог доставить немало хлопот и человеку. В песках эти хищники питались насекомыми, грызунами и ящерицами. Вонзая в тело жертвы ногочелюсти, сколопендры обездвиживали добычу ядом и медленно пожирали заживо. Арлингу никогда не нравились подобные твари, иман же всегда был от них без ума и содержал в школе немало террариумов, кишащих пауками, сольпугами, сколопендрами и скорпионами.

Отец, наверное, о нем уже забыл. Сколько времени прошло.

— Не приближайся! — выставил вперед руки Аджухам. — Сначала помойся, что ли. И к женщине своей тоже в таком виде не ходи, она у тебя еще не так заболеет.

Мысль была здравой, и пока лагерь готовился к встрече с самумом, Арлинг отмокал в водоеме, больше заботясь не о теле, а о душе. Вода обычно помогала, но только не в этот раз. Придя в палатку к остальным пережидать бурю, Регарди был взвинченным как никогда. Он предпочел бы остаться наедине с собой, но маленьких палаток у Аджухама не нашлось, да и вопросов к капитану каравана накопилось немало. Когда все заперты непогодой в тесном пространстве, тогда находится лучшее время для тайн и откровений. Однако что-то подсказывало, что самую большую тайну каравана они уже выведали.

Все только и шептались, что о гигантской сколопендре. Даже Нехебкай.

— Как же плохо, что они ее нашли, — сетовал он в голове Арлинга, и в такие моменты Регарди жалел, что не настоял на одиночном шатре.

— Это не пумы! — рычал Аллен в другом углу. Уже полчаса етобар спорил с одним из начальников стражи. А еще они пили и играли в кости. Другие начальники наблюдали молча и косо посматривали в сторону Регарди, который вдруг неожиданно стал их командиром. Сейфуллах объявил об этом накануне, но так как исчезновение солидной части охраны было очевидным — одни отправились в горы с Тарджой с переломанными пальцами, а другие вовсе пропали, его решение не оспаривали.

— Никакой крови до Самрии, обещай! — потребовала Магда, когда он пришел проведать ее накануне бури. Регарди ушел молча, и сейчас, чувствуя на себя ощупывающие взгляды, гадал, не пропустил ли кого в своих расчетах. Етобары, ученики имана, да и он сам знали почти всех наемных убийц Сикелии, но жизнь научила его всегда оставлять возможность ошибки. Регарди не мог отправить стражникам ответный взгляд, но надеялся, что его мрачное настроение служит достаточным предупреждением.

Песчаная буря свистела и бушевала снаружи, а внутри шатра разгоралась своя непогода.

— Зачем менять маршрут сейчас? — возмущался один из начальников, которого звали Асланом. — Тут у нас колодцы каждую тысячу салей, нам не нужно везти с собой воду, мы идем быстрее. Если потащим с собой запасы воды, то сильно замедлимся. Да и на старых маршрутах могут еще быть керхи, а воинов у нас стало меньше.

Арлинг повернул в его сторону голову, но охранник продолжать не стал. Он уже слышал о вспыльчивом нраве Регарди, и проблем не хотел.

— Где вода, там гремеры, — в третий раз повторил Арлинг. То ли его не хотели слышать, то ли правда была неудобной. Он склонялся ко второму варианту, потому что Сейфуллах настойчиво изображал из себя идиота. О том, что гремеры уничтожили почти весь клан етобаров, Регарди с Алленом решили молчать. Информация была политической, Аджухам же теперь работал на имана. Каждое слово приходилось обдумывать не раз.

— Вам показалось, — продолжал испытывать его терпение Сейфуллах. — Таких чудовищ, что мы везем, у нас не водится. Эту тварь случайно обнаружили в одной из карстовых пещер Гургарана. Известняк хорошо сохранил тело, но чудовище принадлежит прошлому. Думаю, твари не меньше тысячи лет. Вот император и уцепился за диковинку. А на вас напали пумы. Етобары, наверное, обкурились, ты же слепой, мог что угодно вообразить. О пумах мы слышали, они нападали еще на керхов, когда те только собирались уходить из Сикелии. Я же тебе объяснял. Пумы пришли к нам по той же причине, что и дожди. Где-то в Гургаране произошло обрушение пород, открылся проход, вот эти хищники из долин, что за Гургараном лежат, в Сикелию и полезли. В Шибане они нападают довольно часто. Мы думали о том, как обезопасится от них, и иман посоветовал нам идти вдоль строящийся линии колодцев. Тут много рабочих, они строят, шумят, звери такое не любят.

— Я тебя услышал, — сказал Регарди. — Как только буря закончится, мы наберем воды столько, сколько сможем увезти, и изменим маршрут. Я чувствую запах старых верблюжьих троп, пойдем так, как караваны ходили раньше. Да, верблюды будут двигаться медленнее, но мой путь короче, так что в Самрию мы придем в то же время. Мой план не обсуждается. Сейчас я отвечаю за безопасность каравана, и я единолично принимаю такое решение. А кто хочет его оспорить, тот не дорожит своими пальцами.

Наверное, Арлинг разучился говорить мягко и дипломатично, потому что вдруг вмешался Аллен, который начал объяснять стражникам преимущества нового пути, на ходу выдумывая опасности старого варианта.

Воспользовавшись тем, что в шатре заговорили сразу несколько человек — етобару стали возражать, так как даже сектант, покрытый татуировками смертника, казался кучеярам более вменяемым, чем слепой драган, — Арлинг обратился к Нехебкаю. Сейфуллах пригубил чашку с чаем, ни на кого не обращал внимания и казался погруженный в собственные мысли.

— Сколько часов будет длиться буря? — спросил Регарди Индигового шепотом.

— Пять часов и тридцать две минуты, — так же шепотом ответил ему Нехебкай. — Надо уничтожить тело.

— Чье? — не сразу понял Арлинг.

— Той твари, что везет твой друг.

— Если ты мне больше расскажешь, может, я над этим подумаю.

— А что тут рассказывать? Я ее убил еще когда ни одного кучеяра не родилось, да и пустынь здесь тогда не было. Давно, в общем. До этого мы были с ней… друзьями, что ли? В общем, если она оживет, то лично тебе, Арлинг, сильно не поздоровится. Она будет думать, что я это ты. Впрочем, так оно и есть.

— А она может ожить?

Наверное, Регарди произнес эти слова слишком громко, потому что на него все обернулись.

— Если так, то эту тварь лучше сразу закопать, — решительно заявил Аллен, видимо, уже представив ситуацию в цвете. Они одного гремера с трудом одолели, а гигантская сколопендра была именно гигантской. — Расчленить, разрубить и зарыть.

— Хватит! — хлопнул в ладоши Сейфуллах, поднимаясь. — Раскомандовались тут. Если ты, Арлинг, предоставишь мне убедительные доводы, что на старом пути нам угрожает опасность, мы маршрут изменим. Если нет, катись к черту. Можешь мне все руки переломать, но это мой караван, и я здесь главный. Будет так, как я скажу.

— Гремерам нужна вода, — терпеливо повторил Арлинг. — Они пришли не из-за Гургарана, а всегда спали в горах. Их разбудило изменение климата. Дожди, водоемы, оазисы — все это их жизненный путь. Я одного не пойму. Пумы — это легенда для простонародья. Сомнительно, чтобы иман не знал о гремерах. Зачем он послал вас на верную смерть, если вы, как ты утверждаешь, везете его груз? Или может, ты что-то не договариваешь? И это не иман тебя нанял?

— Ерунду болтаешь! — вспылил Аджухам. — Так и знал, что ты в мои дела полезешь. Хорошо, нагрузимся, как дураки, водой, и пойдем твоей дорогой. Но даже не смейте думать о том, чтобы испортить мой груз. Я свою часть уговора выполняю — дал твоей женщине лучший шатер и разрешил тебе хозяйничать в своей охране. Но не более! Знай свое место.

Арлинг тоже поднялся. Он ожидал услышать еще одно слово после «место», но Сейфуллах вовремя сдержался. Правильно, не было здесь больше халруджи. Но сдаваться так легко Аджухам не собирался.

— Это пумы! — упрямо повторил он. — И не вздумай болтать в караване об этих твоих гремерах. У меня здесь полторы тысячи человек. Хочешь, чтобы поднялась паника? Сядь успокойся, и давай выпьем.

— Гремеры, гремеры! — начали вдруг петь ученики имана, о присутствии которых все подзабыли.

— Дурдом какой! — всплеснул руками Сейфуллах. — Чувствую, мы в Самрию все психами придем. А ты с каких пор сам с собой разговариваешь? Раньше такого за тобой не наблюдалось.

«С тех пор, как в моей голове поселился большой змей-септор», — хотел позлить его Арлинг, но внезапно понял, что песня учеников о гремерах раздражает и его тоже.

— Заткнитесь, — цыкнул на них Аллен, выразив всеобщее желание, но ученики развеселились не на шутку. Они уже хлопали в ладоши и раскачивались, продолжая нудно тянуть «гремеры, гремеры», а Регарди вдруг вспомнил, что похожие движения делала Магда. Сейфуллах мог оказаться прав. В Самрию они все прибудут немного душевнобольными.

— Ну их, — махнул он рукой на учеников и сел обратно на подушки. — Ладно, я понял, что ты не хочешь волнений в караване. Но ты понимаешь, что твоя женщина, вероятно, с гор не вернется. При условии, что она, действительно, послушала Магду и отправилась к Гургарану. Может, конечно, Тарджа по-прежнему режет глотки драганам-рабочим, но что-то подсказывает, что она захочет попробовать новую власть. Ты сильно к ней привязался? Я так и не разобрался в ваших чувствах.

— Да ты ни в каких чувствах разобраться не можешь, ты же бывший вассхан, — хмыкнул Сейфуллах. — Все вассханы эмоциональные калеки. Я вот недавно с Керком познакомился. Ты, конечно, по сравнению с ним псих номер один, но и он тоже порядочно невменяемый.

Говорить о Керке Арлингу совсем не хотелось, и он снова попытался вернуть разговор к Тардже, но Аджухам его перебил.

— Что ты к моей женщине прицепился? — возмутился Сейфуллах. — Ты на свою посмотри. В том-то и проблемы, что ты этого сделать не можешь. А тебе кто-нибудь вообще ее описывал? Ну, я понимаю, что етобары повернутые на всю голову сектанты, но в тебе, надеюсь, еще немного адекватности осталось. Да она же на человека не похожа. Если хоть одна женщина в моем караване начнет лысеть и покрываться чешуей, я прогоню вас несмотря на все угрозы.

Арлинг хотел молча врезать Сейфуллаху за Магду, но тот принялся возиться с конфетой, пытаясь освободить ее от фантика, и Регарди решил, что надавать тумаков за любимую он всегда успеет. Тем более, знал, что та все равно узнает, и тогда достанется уже ему. А Магда била больнее кулаков и резала острее всех клинков мира.

Поэтому он шумно выдохнул и сказал:

— Любой, кто в моем присутствии или за моей спиной, скажет плохое слово о Магде Фадуне Видящей, останется без языка. Я отрежу его вот этим кинжалом. Прошу передать слугам, охране и всем, кто здесь не присутствует.

Регарди вытащил свою джамбию, показал начальникам стражи, потом сунул ее под нос Сейфуллаху. Тот промолчал, но Арлинг понял, что нанесенную обиду ему вернут самым неожиданным образом. Совсем не так он представлял встречу со старым добрым другом. Раньше вообще все было по-другому.

Ровно через пять часов и тридцать две минуты самум кончился, но Нехебкай пообещал, что скоро придет новый. Начало нового года всегда считалось в Сикелии сезоном песчаных бурь. Индиговый вздыхал, что сила уже не та, иначе от каравана Сейфуллаха не осталось и следа. Как и все в команде Арлинга, Бог самумов тоже бредил.

Глава 17. Укус скорпиона

Еще не улеглись последние вихри, а караван уже выступил в дорогу. Аджухам согласился на вариант Регарди, но на этом их отношения закончились. Капитан каравана не простил Арлингу устранение старухи и половину воинов из охраны, а в том, что к этому приложил руки его бывший халруджи, Сейфуллах не сомневался, о чем и сообщил Регарди. Мол, за грехи Арлинг будет отвечать перед самим Нехебкаем.

У Индигового на самом деле было много вопросов к Арлингу, но Регарди старался с ним не общаться. Когда караван двинулся в путь по направлению к северному Карах-Антару, воздух стал заметно суше, чужеродных деревьев и неумирающей травы меньше, оазисы стали встречаться реже. И хоть обещанных самумов, к радости людей, больше не встречалось, постоянно дул крепкий ветер, который гнал по барханам песчаную поземку. Она скребла по сапогам, забивалась в складки одежды, лезла в нос и рот. Нехебкай стал крайне разговорчивым, болтая обо всем подряд. Чем дальше они уходили от Гургарана, тем оживленнее звучал Индиговый бог. Он разговаривал с Арлингом обо всем подряд, доставая его и в редкие моменты сна тоже — в основном в виде кошмаров. А сны Регарди видел плохие. Чаще всего во сне его убивали — гигантские змеи или ожившие мертвецы, вернувшиеся за отмщением.

Арлинг предпочел бы, чтобы Нехебкай игнорировал его также, как и Сейфуллах. К Аджухаму у него претензий не было. Он, действительно, влез в его жизнь, но, как иначе довести Магду с комфортом до Самрии, Регарди не знал.

В первые дни с начальниками стражи у Арлинга возник естественный конфликт, который разрешился сам собой. Несмотря на то что Регарди сам предложил эту идею, заниматься рутинной безопасностью каравана у него не было никакого желания. Все его мысли занимала Магда, а также возможный маршрут гремеров, о которых Фадуна твердила с завидным постоянством. Выручил Аллен, до которого постепенно доходил факт того, что он остался без клана. Етобары никогда не были одиночками, хоть и казались таковыми. Дружная поддержка братьев и сестер всегда отличала их от других кланов убийц. А так как второй етобар, Хамна, переживала не меньший душевный кризис, то бывший смертник Аллен охотно взял на себя функции главного начальника караванной стражи. Арлинг с удовольствием их ему делегировал, сохраняя внешнюю видимость своего первенства для Аджухама, которого коробило одно слово «етобар». Сейфуллах не мог забыть годы преследования его Хамной. Етобарка то ли догадывалась о его чувствах, то ли испытывала вечный зуд от невыполненной миссии в виде устранения Аджухама. Как бы там ни было, Хамна предпочитала надолго уезжать из лагеря, отправляясь в разведку с патрулями. Она тоже неплохо поладила с караванной стражей. Как и Аллена, Хамну приняли. Слухи о том, что старуху-проводницу и исчезнувших наемников убил именно Регарди, который в Новогоднюю ночь переломал пальцы половине охранного состава, сократив едва ли не втрое количество стражников, распространялись быстро. Всем было удобно верить, что Хамна и Аллен тут были ни при чем.

Что до пятерых безумных учеников имана, то эти устроились лучше всех. Сначала на них смотрели с настороженностью, но, видя, что молодые люди постоянно улыбаются, смеются, веселятся и не проявляют агрессии, отношение караванщиков к ним сменилось. Купеческие семьи, путешествующие с Сейфуллахом, стали часто звать их на трапезу к своим шатрам, а женщины, убедившись, что их сумасшествие безобидное, так и вовсе окружили учеников имана опекой.

Когда караван двигался, Арлинг ехал на верблюде рядом с паланкином Магды, закрытым от солнца плотной тканью со всех сторон. Хамна и Аллен держались рядом с охраной, замыкая или возглавляя цепочку, ученики же теперь часто сопровождали караванных дам, которые, томимые скукой, болтали с ними обо всем, те что-то невпопад отвечали, веселя всех. На привалах етобары ели вместе с охраной, ученики — с новыми подружками-купчихами, Регарди же ел один, обычно уходя со своей миской на бархан подальше от лагеря. Сейфуллах по-прежнему собирал к себе в шатер начальников стражи, иногда приглашая к себе Аллена, которого он решил терпеть как меньшее зло по сравнению с Регарди. Магда Арлинга к себе не пускала. Их будто заколдовали — они ссорились каждый раз, стоило ему заглянуть в ее шатер или приблизиться к ее верблюду.

Последняя ссора, может, и была надумана, но Арлинг не выдержал и начал ее первой.

И причиной стали ученики имана. Страдая от пустой болтовни Нехебкая, который рассуждал о быстротечной жизни мышки-полевки, Арлинг по обыкновению после трапезы сидел на бархане в ста салях от лагеря, одновременно наблюдая за шатром Магды — это вошло у него в привычку, а также за людьми, которые болтались неподалеку. На этот раз к палатке Видящей подошли ученики, которые затеяли игру, сразу Регарди не понравившуюся. Кажется, они играли в уже известного «Дядюшку-корзинщика», полюбившегося им с новогоднего праздника. Каюм и Дардан выступали «ослами», Элти и Йон наездниками, а Блай — судьей. Молодые кучеяры кричали громко, хлопали друг друга по щекам звучно, Блай бил в ладоши и подбадривал как проигрывающих, так и побеждающих. За их веселой возней с довольным видом наблюдали стражники, свободные от смены, пара купцов, которым не спалось и несколько погонщиков, зазевавшихся на безумцев, которых караванщики дружно записали в клоуны.

Регарди давно бесился от того, что люди использовали сумасшествие несчастных кучеяров как развлечение и избавление от скуки, так или иначе накрывающей всех в долгом переходе. Оазисы и колодцы остались в прошлом. Путь, по которому теперь шел караван, изобиловал только одним — песком. И хотя Регарди никаких усилий не предпринимал, Нехебкай постоянно ворчал, что именно Арлинг мешает ему праздновать, как он привык.

— Синее небо над головой, где это видано в начале года, — бурчал Индиговый. — Должны быть солнце, красное от поднявшегося в воздух песка, переползающие с места на место барханы и страх перед стихией. А эти прут и даже молиться забывают. Все из-за тебя, слепой.

Арлинг привычно от него отмахнулся. Он уже собирался разгонять учеников, когда его внимание привлек Блай, который вел себя как-то странно. Пока другие ученики менялись ролями, Блай подошел к сидящим у костра стражникам. Те заулыбались, ожидая, что молодой кучеяр выбросит очередной фокус всем на забаву, но тот вдруг подошел к крайнему охраннику и сказал:

— У тебя под сапогом змея.

Стражник в ужасе подскочил, но Арлинг уже знал, что никакой змеи в песке не было. Уж их он чуял за очень много салей. Как подозревал — из-за Нехебкая. Вскоре и охранник понял, что змеи не было, а все смеются. Только не над учеником, а над ним. Тем временем молодой кучеяр расхохотался вместе с остальными и принялся приплясывать на одном месте. Регарди понял, что без конфликта не обойдется, так как охранник явно сдерживаться не собирался, но насторожило его другое. В шагах ученика узнавался знакомый ритм. Арлинг уже слушал его раньше. Так плясала Магда на новогоднем празднике Сейфуллаха, а еще раньше — у колодца, где на них напали. Безумие, в принципе, имеет одно лицо, но тут Арлинг кое-что понял еще. То, что он ранее принимал за совпадение, таковым не являлось. Не только ученики плясали подобным образом, но и один слуга, а до него — купец и еще пара стражников.

Площадка перед шатром Магды опустела естественным образом. Охранник не выдержал насмешек и бросился на Блая, тот же этого будто и ждал, сразу пустившись в бегство. К нему с радостными воплями присоединились другие ученики, которым «Дядюшка-корзинщик» уже надоел. Его сменили классические пятнашки.

— Бум-барабах! — кричали молодые кучеяры, легко убегая от стражников. Арлинг мог проследить их путь в мельчайших деталях — так громко они кричали и топали, но его сейчас интересовал совсем другой человек. Впрочем, Регарди так и не решил, осталась ли Магда человеком после того, как он повлиял на нее темным солукраем.

— Бум-барабах! — пританцовывала Видящая, когда он заглянул к ней в палатку. — Скоро будет бум-барабах. Успеть или не успеть? Может, пусть их… Зачем так стараться? Один другого убьет, а мы как всегда.

Магда его не видела, разговаривая сама с собой, но Регарди безжалостно прервал ее танец.

— Надо поговорить, — он замер на пороге, не решаясь приблизиться, хотя очень хотелось. — Ты знаешь, да?

— Да, — Фадуна отошла от него подальше и уселась на подушки, схватив самую большую в руки, которую выставила вперед, будто щит. — Змея там была.

— Во-первых, змеи там не было, — Арлинг пытался сдерживаться, как мог. — А во-вторых…

— Мы придем в Самрию, друг мой, рано или поздно. У нас там много дел. Но пока я на тебя обиделась, — перебила его Видящая.

— Ну, знаешь! — вспыхнул Регарди. — Я тоже на тебя могу обидеться. Хватит залезать людям в голову.

— К ним можно, — надула губы Магда, сразу поняв, о чем идет речь. Разговаривать с ней становилось сложнее день ото дня. Никогда нельзя было понять, бредит она или говорит серьезно.

— То есть, они не люди? — съязвил Арлинг. — У них и так с мозгами проблемы, не нужно усугублять ситуацию.

— Мне тут скучно.

— А мне, можно подумать, весело.

Он тут же пожалел о грубом тоне и открыл рот, чтобы извиниться, но Фадуна опередила.

— Смерть их вылечит, — вдруг сказала она, Арлинг же опешил. — Ты обещал меня слушаться, вот и помогай. Не успеешь до Самрии, их убьют.

— Магда, я ничего не понимаю, — вздохнул Регарди, топчась у входа. — Мне совсем не хочется их убивать.

То, что ему хотелось больше всего, так это сесть с ней рядом, проверить, не кровоточит ли рана под повязкой, которую меняли совсем недавно, обнять и крепко прижать свою Магду, но стоило Арлингу пересечь невидимую черту, как Фадуна отодвигалась дальше.

— Потому что ты иногда еще и глухой. Не нужно никого убивать, я про смерть говорю, а не про убийства. И долго не засиживайся, тут змей полно, одна в песке, другая у тебя в голове. А я спать. По тебе тоже звезды скучают. В Самрии поговорим.

Все их разговоры заканчивались одной фразой: «Поговорим в Самрии».

— Хорошо, — кивнул он, уважая ее право и желание остаться одной. — Но к ним в головы больше не забирайся. И вообще ни к кому. В мою можешь.

— Я еще в своем уме, чтобы в твою голову заглядывать, — Магда любила, чтобы последнее слово оставалось за ней. Звучало вполне разумно, учитывая, что у Арлинга в сознании царил один не выселяемый гость.

Решив навестить ее через пару часов — просто убедиться, что Магда заснула, и что ее никто не беспокоит, Регарди взял лепешку с сыром и направился к бархану, на котором еще днем заметил тревожные признаки — травку симу. Нет, не хотел он лесов и оазисов. Его всегда устраивала ночная тишина пустынь, едва слышные голоса звезд и шелест песков, разноголосые южные ветры и неукротимый жар сикелийского солнца. Арлинг не заметил, как изменился. Двадцать лет назад, когда он только прибыл в эти пропекшиеся зноем земли, то не мог прожить и дня, чтобы не окунуться в воду — как правило, он находил ее в городских бассейнах и частных водоемах, куда забирался по ночам. Сейчас ему вполне хватало скудного запаса для гигиены, сама же вода стала казаться ценнее золота даже при ее достатке. Кучеяры боготворили воду наравне со змеями, горячими ветрами, зноем и песками, и Арлинг неизлечимо пропитался их верой. Оттого, наверное, понимал, почему керхи, эти «дети пустыни», предпочли покинуть земли предков, когда, казалось бы, жизнь в них стала превращаться в райскую.

Лепешка была пресной на вкус, а сыр пересоленным. Арлинг положил еду на песок, сам сел поодаль. Стало интересно, кто утащит хлеб первым — ночные грызуны или насекомые, которые в этих местах, порой, превосходили по размерам мышей. Он заметил, что в последнее время аппетит у него сильно ухудшился. То ли сказывались последствия травмы и отравления, то ли Нехебкай влиял на него куда сильнее. Индиговому богу не нравилась ни одна пища, которую пробовал Арлинг из запасов етобаров, а потом в караване Сейфуллаха. Регарди заметил, что потерял в весе, но пока недостатка калорий не чувствовал. Что касалось энергии и сил, то на помощь приходили травы из тех же етобарских запасов. Арлинг давно самовольно забрал себе весь «лекарственный» мешочек, из которого больше всех пристрастился к ясному корню. Каждый раз добавляя его в утренний чай, Регарди клялся себе, что завтра остановится, но наступало завтра, и Нехебкай шептал, что день будет тяжелым и надо быть настороже, потому что у Арлинга ведь Магда, ее надо охранять. В общем, если половина караванщиков по обыкновению сидела на журависе — от скуки, то Арлинг страдал от другой зависимости — от ясного корня, который он принимал из страха за Магду.

Хамна считала, что Регарди уже заразился от Видящей безумием, потому что так опекать человека, даже любимого, по ее мнению, было странно и неразумно. Арлинг с ней не спорил, но поступал по-своему. У етобаров были своеобразные представления о человеческой любви и привязанности, и копаться в дебрях их поломанного сектой сознания Регарди не хотел. Порой Хамна начинала нудеть, что Арлинг мало тренируется или плохо питается, и в этой нескладной опеке Регарди видел того халруджи, который жил в нем годы служения Сейфуллаху. То ли клятва халруджи творила волшебство с людьми, которые ее давали, то ли Хамна, действительно, прониклась служением Арлингу, причина которого до сих пор были ему неясна. Если Регарди опекал Видящую, то Хамна опекала его, пусть и делая это «по-етобарски». Лепешку с сыром, которую сейчас поедали насекомые — гигантские муравьи, опередившие мышей, принесла ему Хамна, взявшая с него обещание, что он все съест до последней крошки. Арлинг пообещал. Что ему было солгать в такой мелочи, если на День благих намерений он переломал пальцы ни в чем неповинным людям. Может, Магда и заразила его безумием, но приправа для сумасшествия была его собственная.

«Что вы задумали, учитель?»

Разговаривать с иманом по ночам давно стало привычкой. Регарди задавал ему вопросы, на которые не хотел получать ответы. В такие моменты его одолевали безжалостные враги — грусть и одиночество. Он скучал по учителю, по Сейфуллаху, по своим друзьям, которых поглотило время. Может, их отношения с Аджухамом и имели шанс на воскрешение, если бы Арлинг не вмешался в дела кучеяра столь открыто и бесцеремонно. Никому его план не понравился — даже Магде, ради которой все затевалось. Но Видящая больше не вспоминала гремеров, да и Арлингу стало спокойнее после того, как разведка перестала докладывать о колодцах, оазисах и водоемах. Поэтому трава сима, которую он заметил днем неподалеку, заставила его нервничать. Сима всегда появлялась у воды. А когда Арлинг нервничал, он становился безжалостным. Даже Аллен возмутился, когда Регарди отправил патруль в третий раз прочесывать округи. Воды поблизости не было, но откуда тогда взялась эта сима?

Арлинг уселся подальше от засохших кустиков, не позволяя себе обманываться их мертвым видом. После первого дождя они воскреснут и начнут заполонять пески, покрывая их ковром спутанных корней.

— Ты там? — спросил он Нехебкая. Тот охотно вылез откуда-то из недр его сознания, явно удивленный тем, что Регарди захотел с ним поговорить.

— Давай устроим самум, — сразу предложил Индиговый. — Неправильно, что их так мало. Ты совсем не стараешься.

— Сейчас буря не нужна, — отмахнулся Арлинг. — Мы уже где-то на границе с Восточным Такыром. До Самрии недалеко. Тебе не кажется странным, что нам до сих пор не встретился ни один караван?

— Нет, не кажется. Странно то, что ты разговариваешь сам с собой, сидя вдали от всех на холодном песке. Я змея, забыл? Мне нужно потеплее.

— Хватит нести ерунду. Я хочу выполнить свою часть сделки и расстаться с тобою навсегда. Ты мешаешь. Это из-за тебя у нас с Магдой разногласия. Заметь, я Видящую слушаю. А вот, что там с твоей дочерью, и как ее спасать, непонятно. Мне нужны места, даты, имена.

— Ну, рассмешил, — фыркнул Нехебкай. — Да ты даже не приближался к тому, чтобы выполнять свою часть обязательств. Слушаешь только себя. Нам с тобой быть вместе еще долго. К примеру, что тебе сейчас Магда сказала?

— Чтобы я убил учеников Тигра. Я этого делать не буду.

— А еще она сказала, что ты глухой, потому что ничего подобного тебе не предлагали. Она сказала, что их вылечит «смерть». Заметь, не одно и то же, что ты подумал.

— Ну тебя, — махнул рукой Регарди, вставая. И тут же отпрянул, потому что к его босой ступне метнулась змея. Арлинг любил ходить по остывающему песку босиком, но обычно бывал бдительнее, чем сейчас. Укусы скорпионов, которые выходили на ночную охоту после заката, в Карах-Антаре уже унесли в могилу двух караванщиков.

— Мог бы предупредить, — разозлился он на Нехебкая.

— А разве Магда этого не сделала?

Арлинг выдохнул и заставил себя успокоиться. Не о том он хотел поговорить.

— Ты ведь пустыню имел в виду, верно? — Регарди зашел с другой стороны. — Когда рассказывал мне о дочери? Я не знаю, зачем иман затеял все это. Вам с Магдой, думаю, виднее. Я не смогу срубить все деревья-курупчи и засыпать все колодца, что успели нарыть рабочие драганы. Давай прямо. Ты хочешь, чтобы я остановил имана?

— Ты сам это сказал.

— А на другие вопросы ответить нет желания? В лучшем случае он не станет меня слушать. В худшем — убьет на расстоянии. Я нарушил слишком много его правил. На диалог с Тигром у меня нет шансов. А если ты думаешь о его смерти, то я точно не тот кандидат. Надо было объяснять лучше, когда заключал со мной сделку. Я не стану даже пытаться убить учителя. Иман — это мое неприкосновенное прошлое.

Конечно, Нехебкай замолчал. Он всегда так поступал, когда дело принимало неудобный для него оборот. Но Арлинг все-таки попробовал.

— Еще хочу все знать о Салуад’дин. Что это за тварь? Почему ты назвал ее предательницей? Если вы с Магдой знаете, куда и для кого Сейфуллах ее везет на самом деле, я был бы признателен за объяснения. Я не верю в совпадения. Гремеры и эта сколопендра появились в моей жизни одновременно, и это подозрительно. Думаю, что они связаны. Можешь что-нибудь добавить?

Молчание.

— Ладно, я понял, — Регарди бросил оставшиеся крошки пайрикам, которые тут же зашуршали в песке, стараясь успеть к подношению, пока его не слопали другие, и решительно направился к лагерю. Если Нехебкай и Магда хотели, чтобы он истолковывал все по-своему, пусть так и будет. Своей части сделки он не нарушал. Видящая велела ему излечить учеников смертью, значит, он ее послушает. Арлингу же оставалось надеяться, что там, в Самрии, лекарь вернет ему прежнюю Магду — пусть с нотками безумия, но ту, которая не будет ненавидеть его за то, кем он стал. И кем продолжит быть до собственной смерти.

Заглянув по дороге к Фадуне и убедившись, что она уснула, Регарди отправился искать учеников.

Все пятеро мирно посапывали, растянувшись на циновках у догорающего костра охранников. Патруль отправился в разведку, оставив молодым кучеярам теплые угли и котелок с острой мясной кашей. Арлинг замер над ними, размышляя над тем, что собирался сделать. Нехебкай часто говорил ему о человеколюбии. Интересно, успели ли эти молодые парни совершить свое первое убийство? Или оно только планировалось? Арлинг помнил, что учитель часто отправлял его устранять тех, кто не угодил Школе и Тигру Санагору лично. Его ни разу не посылали убивать бывших вассханов. Вероятно, если бы такое задание случилось, Арлинга не отправили бы в одиночку.

Нет, он ничего не чувствовал. Если кто-то из них умрет, Регарди закопает его тело в песке с тем отличием от той же старухи-шибанки, что выкопает яму поглубже.

Он разбудил их, швырнув камень в умирающий костер. Инстинкты, выработавшиеся за годы обучения в Школе Белого Петуха никуда не делись: ученики подскочили в ту же секунду, схватившись за оружие, а Блай даже успел метнуть нож в Регарди. Арлинг клинок поймал, но подумал, что, возможно, Магда была права: в конце концов, или ученики кого-то здесь убьют, или они сами себя погубят — нечаянным действием или вот таким образом — случайно кого-то прирезав и вызвав ответную месть.

Подошло время исправлять ошибки.

— Разуйтесь и идите за мной, — велел им Арлинг и, не оглядываясь, направился к тому бархану, на котором сидел. Остатки его ужина приманили на гребень дюны любопытных ночных букашек, встреча с которыми для человека часто заканчивалась летальным исходом.

— Здесь полно скорпионов, а еще я видел сольпугу и пару воздушных пауков, — сказал Арлинг, прислушиваясь к дыханию молодых кучеяров. Кажется, его слушали внимательно. — Вы понимаете, что случится, если скорпион вас укусит?

Какое-то время молодые кучеяры таращились на него, усиленно соображая, потом до Блая, как до самого сообразительного, дошло, и он кивнул. За ним повторили остальные.

— Скажи вслух и объясни другим, — приказал Регарди.

— Сдохнем, — кучеяр приложил руки к горлу и высунул язык, наглядно изображая, что произойдет. Кажется, до остальных дошло.

— Отлично, — кивнул Арлинг. — Я хочу, чтобы вы станцевали для Видящей. Она будет наблюдать за вами во сне. Танцуйте прямо здесь, на скорпионах.

Встревоженные их шагами, насекомые попрятались в песке, но запах недоеденного сыра манил их сильнее. Вероятно, не все они останутся в норах, а кто-то даже разозлится, когда сверху начнут топтаться босые человеческие пятки.

— Пляшите! — скомандовал он. — Движения резче, смелее. Если почувствуете страх, значит, мы идем верным путем.

Четверо кучеяров — Каюм, Дардан, Элти и Йон тут же бросились месить песок, распугивая и топча насекомых, Блай же в нерешительности медлил, с сомнением оглядываясь на Регарди.

— Давай танцуй, — подбодрил его Арлинг. — Или я просто засуну скорпиона тебе за пазуху. Пляшем, пока я не скажу «стоп». После можете отправляться спать дальше.

— У всякого, конечно, своя дурь в голове, но ты, кажется, садист, — протянул Сейфуллах, останавливаясь за спиной Арлинга. Регарди слышал его шаги, но был уверен, что Аджухам пройдет мимо. В последнее время капитан каравана только и делал, что его игнорировал.

В руках Сейфуллах держал пакетик с конфетами, но к ним еще не притрагивался. Он только собирался приступать к десерту, когда его внимание привлек Регарди с учениками. Арлинг предпочел бы заниматься «лечением» молодых кучеяров наедине, но раз уж Сейфуллах присоединился, самое время побыть честным — хоть с кем-нибудь. Регарди так сильно устал от лжи, что искренне обрадовался возможности сказать кому-нибудь правду. Пусть и зная, что ему все равно не поверят.

— Я пытаюсь вылечить их безумие, — сказал он, прислушиваясь к топоту ног и шелесту хитина по песку. Ученики старались и честно выполняли приказанное — взбивали пятками бархан, вспугивая всех тварей, что не успели с него спуститься.

— Нужна опасность, которая протрезвит их ум и сознание, — пояснил Арлинг, понимая, что сам не до конца верил в то, о чем рассказывал Сейфуллаху. Впрочем, многое в его жизни сегодня строилось не на логике и понимании, а на интуиции и доверии.

— Это ты сам придумал? — подозрительно покосился на него Аджухам. Он вытащил один леденец, но почему-то передумал его есть и бросил в песок, где уже валялась лепешка с сыром.

— Странно, совсем перестало тянуть на сладкое, — протянул он и повернулся к Регарди, ожидая ответа.

— Свыше подсказали, — хмуро произнес Арлинг. — Решил помолиться. Иногда можно услышать мудрые советы.

— И кому ты молился? Амирону?

— Почему же? Местному. Вы его Нехебкаем зовете.

Сейфуллах настороженно оглянулся.

— Тише! — шикнул он. — Ты бы это имя вообще не произносил. Тебя и так половина каравана с трудом терпит. Не знаю, чем ты насолил иману, но слухи о том, что ты убил Нехебкая, он пустил по всей Сикелии. Что между вами произошло?

— Учитель поступает, как считает нужным, — уклончиво ответил Арлинг.

— Ты поэтому переломал пальцы моим людям, убил наемников и прогнал старую? Можешь не отпираться, мы нашли два трупа. Подозреваю, что и остальные были где-то недалеко закопаны.

— Почему, если труп, то сразу я виноват? Но согласись, что порядка стало больше? Если бы ты не подсыпал мне и моим людям снотворного, я бы не сумел так разозлиться. Пальцы твоих людей остались бы целыми, и да, стражи у тебя было бы больше, однако напрашивается сразу два неприятных вывода. Первый — каждый день меня кто-нибудь пытался бы убить. А так — боятся, и у нас все тихо, спокойно. И второй. Твоя женщина получила больше людей, а значит, находится в большей безопасности. Там, куда ее отправила Видящая, каждый человек с оружием будет на счету. А пальцы заживут. Кстати, ты понимаешь, что можешь Тарджу больше не увидеть? Если она правда пошла к Гургарану, то шансы на выживание у нее невелики. Понимаешь, ты можешь в гремеров не верить и называть их пумами, но факт в том, что я, Аллен, Хамна и еще несколько етобаров убивали одного гремера очень долго. Я не знаю, какую игру ты ведешь, но если Видящая права, а я ей верю, то с Гургарана спустилось очень много гремеров. И есть вероятность, что они столкнутся с отрядом Тарджи. Я не знаю, откуда взялись эти твари, но Фадуна считает, что гремеры преследуют твой караван. Как думаешь, нет ли здесь связи с тем грузом, что ты везешь?

Как же легко было говорить правду. Пусть Нехебкай шипел и плевался ядом в его голове. Индиговому не нравилось, когда Арлинг бывал слишком откровенным.

Конечно, Сейфуллах выставил вперед все шипы, какие имелись. Он знал только одно слабое место Арлинга, в него и нацелился:

— А про свою женщину сказать ничего не хочешь? Ты уверен, что она ни на кого напасть не может? По мне, так ты притащил целую ораву психопатов в мой лагерь, а теперь рассуждаешь о безопасности. Да я с вами постоянно на раскаленных углях топчусь. Сегодня она вырывает глаз себе, а завтра жене купца, которая на нее косо взглянула. Я хочу, чтобы до конца путешествия Магда Фадуна не приближалась ни к одному моему человеку. На глаза не появлялась и из шатра не высовывалась. Сказал бы то же самое про тебя, но я не хочу приехать в Самрию с переломанными конечностями.

Первой реакцией было отвесить Аджухаму за Магду оплеуху немедленно, но из-за Фадуны же Регарди и остановился. Было зерно разума в том, чтобы на Фадуну — по крайней мере, до того, как он ее вылечит, — смотрело как можно меньше людей.

— Да, я тебя понял. Магду в караване больше не увидят.

И раз у них был такой правдивый разговор, Арлинг не удержался и добавил.

— Кстати, насчет той старухи, которая исчезла. А ты знал, что она из рода отравительниц? В ее зубе была капсула с ядом, которую она открывала в твоем присутствии. Я понятия не имею, куда та шибанка делась, но вот вспомнил. Давно хотел тебе рассказать.

— А ты, наверное, благодарности моей ждешь? — неожиданно сердито ответил Сейфуллах. — Да, знал. И заметь, это мое дело. Как и груз, который я везу, и наемники, которых я нанял, и которых ты убил. Мы больше не в одной команде. Своим вмешательством ты доставил мне массу хлопот и проблем, которые я до сих пор не знаю, как устранить.

— Извинений от меня тоже не жди, — обиделся в ответ Арлинг, с трудом скрыв удивление. Аджухам всегда был непрост, а стал прямо-таки ходячей загадкой. Конечно, он, Регарди, был неправ, что так открыто полез к Сейфуллаху и со своей помощью, и со своими неприятностями, но досада жгла душу. Что-то потерялось между ними и, наверное, найтись уже не могло. Как бы они оба ни старались.

— Достаточно! Стоп! — спохватился Арлинг, вспомнив, что ученики еще искушают ночных насекомых на холодном песке бархана.

Но прежде чем он успел крикнуть, раздался вопль. Блай упал и схватился за ступню. Регарди оказался рядом быстрее, чем ученик успел поднять ногу, пытаясь разглядеть место укуса. Силой он удержал ступню кучеяра на песке.

— Я умру? Это был скорпион! — вполне осмысленно произнес Блай. Другие ученики, запыхавшись, столпились рядом. Арлинг отметил, что никто не пускал слюни, не размахивал бессмысленно руками и не произносил нелепых фраз по обыкновению. Но думать о последствиях ночных танцев он будет позже.

— Да, это был скорпион, — подтвердил он, — но ты не умрешь. На всякий случай держи ступню ниже уровня сердца, не поднимай ногу. Подожди меня здесь.

Чтобы поймать тварь, которая улепетывала с бархана во всю силу своих скорпионьих конечностей, Регарди потребовалась пара секунд.

— Вот, — сказал он, держа насекомое так, как его учил иман. — Он белый, верно? Я чувствую, что у него слишком гладкий хитин, такой бывает только у светлых насекомых. Мы уже почти в Восточном Такыре, здесь не водится смертельно ядовитых скорпионов. Сейфуллах, подтверди.

Аджухам молча сопел, сердито разглядывая происходящее.

— Откуда ты родом, Блай? Кто твои родители, и как ты попал в Школу Белого Петуха? — спросил Арлинг ученика, все еще в ужасе разглядывающего свою пятку.

— Я из Муссавората, — ответил, не задумываясь, Блай. — Мой отец врач, и я знаю, что такое укус скорпиона. Мой брат от него умер. А в Школу меня отдали за долги. Моя семья была должна иману большую сумму, и учитель предложил забрать меня в уплату долга. Я должен был работать на кухне, но иману понравилось, как я…Та… Турла… Фуки…

Блай успел произнести несколько осмысленных предложений, прежде чем его накрыло безумие. Плечи опустились, руки принялись хаотично двигаться, а губы стали произносить привычный лепет. Другие ученики, на миг принявшие осмысленные позы, тоже вернулись к прежнему состоянию.

Арлинг поднялся и кивнул Аджухаму.

— Кажется, работает. Не быстро, но результат есть. До Самрии еще далеко, будем пробовать.

— Я не позволю, чтобы в моем лагере…

— Йон и Дардан, — перебил его Регарди, поворачиваясь к ученикам. — Отнесите Блая к лекарю, пусть посмотрит его рану.

— Мой лекарь не будет… — снова начал Сейфуллах, но Арлинг и тут его опередил.

— А если Шарукхан откажется его принимать, передайте, что тогда к нему приду я. Мне все равно не спится.

— Да ты псих, — махнул на него рукой Аджухам, и повернувшись, затопал к лагерю.

— И тебе доброй ночи, друг, — бросил ему в спину Регарди.

Миг — и в пустыне вновь наступила тишина. Он всегда поражался этой ее способности закутывать все в кокон безмолвия. Только что кричали люди, шелестел песок под ногами, завывал ветер, хлопая стенками шатров, ревели верблюды, а через секунды все стихало, и ты оказывался один на один со своим дыханием и биением сердца. Вдох-выдох, четкий, знакомый ритм. Может, он и совершал ошибки, одну за другой, но это значило, что в нем еще сохранялось человеческое, а значит, у них с Магдой был шанс.

Глава 18. Неизбежное

Самрия приближалась, и с каждым днем Арлинг чувствовал себя все хуже. Он страдал от бессонницы, с трудом запихивал в себя пищу, пытался унять дрожь в руках каждый раз, когда думал о том моменте, когда придется искать лекаря для Магды. Его руки крепко держали рукоять клинка и даже не думали дрожать на тренировках, которые они стали устраивать вместе с етобарами и учениками на привалах. Но при мысли о лекаре, к которому его вел Нехебкай, Регарди становилось не по себе. Будто ему предлагали пройтись по зыбучим пескам, в которых имелись твердые островки жизни. Арлинг уже давно нащупывал дорогу в темноте, но то ли путь сжимался, превращаясь в невидимую нить, то ли его сделка с Индиговым оборачивалась внезапными последствиями, о которых не подозревали обе стороны.

Нехебкай тоже чувствовал себя скверно, о чем постоянно жаловался Регарди.

— Мы несовместимы, — ворчал он. — Я застрял, а лучше бы сдох. Но, как у вас говорят, разрезанный хлеб снова не склеить. Ты, наверное, тоже предпочел бы умереть?

Нет, Арлинг как никогда хотел жить.

— Не знаю, как у вас, — он подчеркнул последнее слово, — но у нас считается, что, если не кормить своих демонов, они начнут грызть тебя изнутри.

Никто из них не захотел уточнять, кого имели в виду под «вас» и «нас». Арлинг и сам догадывался, что их союз, заключенный на лжи, долго не протянет.

— В горах живут боги, а в долинах пайрики, — ныл Нехебкай в его голове во время бессонных ночей. — Я никогда не спускался, мне здесь плохо. Тебе не нравятся горы, а значит, ты не знаешь настоящего вкуса жизни. Лишь свет луны может сравниться с горами в величии и таинственности, но ты и его не видишь. Твой учитель разбирается в страданиях, раз выбрал тебя в мои убийцы. Одна радость здесь — ветер. Давай позовем его сегодня в гости. Но не восточный, а южный, с востока тянет влагой, она мне не нравится. И ты не мог бы одеваться чуть теплее? В этом твоем Такыре зябко и стыло. Мне плохо.

— Не ной. Мне тоже не прекрасно. Никаких самумов до Самрии. Надеюсь, там мы с тобой расстанемся. Иначе тебе придется ехать со мной в Сангассию, а там зима со снегом и лето с дождями. Тебе точно не понравится. Когда ты мне расскажешь о своей дочери?

— В Самрии, — Индиговый редко бывал столь лаконичным.

— Ее там держат? От кого и откуда ее нужно спасать?

В последнее время Нехебкай так часто ныл ему о горах и невыносимой разлуке с ними, что Регарди стал сомневаться в своих догадках насчет пустыни. Может, Индигового и считали богом песчаных бурь, но к пустыне он точно был равнодушен. Кажется, Арлинг старел и становился лиричным. Вряд ли Нехебкай имел в виду нечто абстрактное. Хуже, если его дочерью окажется еще одна змея, которую содержат в каком-нибудь самрийском зоопарке. После встречи с Магдой Регарди был готов поверить в какие угодно чудеса.

Как бы там ни было, но ночные разговоры с Нехебкаем помогали прогнать тоску и развеять одиночество. Его полную силу Арлинг не чувствовал, даже когда путешествовал по пустыням только в компании верблюда Камо. У него была халруджи Хамна, которая готова была сидеть с ним на бархане рядом круглые сутки, но Регарди ее прогонял. Не потому, что ему было неприятна компания етобара, но потому что Хамна была не Магдой. Арлинг дорожил своими непонятными отношениями с убийцей по имени Акация и боялся потерять последнего оставшегося у него друга. Друзья нужны человеку, чтобы оставаться человеком. Арлинг не мог дружить со змеем-призраком в своей голове, хоть тот и намекал, что они, мол, подружились. Аллен-смертник открыто говорил, что когда-нибудь выполнит клятву, данную мертвому богу Нехебкаю, и убьет Арлинга, но только после того, как Видящая перестанет любить слепого Регарди и сама ему, Аллену, об этом скажет. По мнению етобара, от этого шага Фадуны они находились недалеко. В честных словах Аллена Арлинга все устраивало, и они даже стали вместе тренироваться.

Сейфуллаха Регарди не трогал. Капитан каравана пытался от него скрыть что-то столь откровенно, что Арлингу было его жаль. Аджухам в компании бывшего халруджи буквально жарился на углях, и Регарди решил оставить кучеяра в покое. Может, Арлинг перепутал и то, что он принимал раньше за дружбу, было хорошим отношением господина к слуге и ничем более? Регарди ограничится тем, что проследит за безопасностью Сейфуллаха до Самрии, а там они, вероятно, расстанутся навсегда. Пусть змей в его голове и шептал, что строить планы Арлинг никогда не умел.

Магда то ли шалила и пыталась развлекаться, то ли сходила с ума все сильнее. Регарди согласился с Сейфуллахом, что лучше бы на Фадуну никто из караванщиков не смотрел, поэтому старался всячески ее прятать. Сам усаживал в паланкин на верблюда, провожая из шатра, а во время привалов не только следил, чтобы к палатке Магды никто не приближался, но и наружу ее не выпускал. Фадуна злилась, но после того как служанка принесла Видящей утреннюю кашу вперемешку с камнями — к счастью, Арлинг по обыкновению проверил завтрак Магды, Регарди стал ночевать у ее шатра. А так как спал он от силы три-четыре часа за ночь, то большую часть бодрствовал, а на смену брал к себе одного из учеников. Разборки с местными дамами Арлинг устраивать не стал, хотя собирался. Когда он в тот же день подошел к кухонному костру, откуда принесли «каменную» кашу, повара, служанки и скучающие женщины купцов едва ли не бегом бросились врассыпную. Женская половина каравана оказалась неверующей. Арлинга откровенно боялись, а Магду ненавидели, считая ее северной ведьмой. Сама же Фадуна делала все, чтобы укрепить их в этом мнении: часто завывала из шатра, чем-то гремела и напевала на непонятном языке, который не мог разобрать даже Регарди. Как бы там ни было, но после того случая Арлинг сам ухаживал за Магдой и больше оплошностей не допускал — готовил для нее тоже он. Хамна предложила свою помощь, но Регарди чувствовал, что искушать судьбу не стоит. В отличие от Аллена Хамна так и не прониклась легендой о Видящей, и, как и многие женщины в караване, считала ее ведьмой.

А еще Арлинг подозревал, что Магда не бросила своих привычек и продолжала подселяться в головы людей. То ли, действительно, развлекалась, то ли преследовала какие-то свои цели. Однажды рано утром к Регарди подошла одна из служанок с кувшином воды, но вместо того, чтобы оставить сосуд и уйти, вдруг выронила его, а сама упала на колени и, порывисто обняв ноги Арлинга, прошептала: «Я так скучаю по тебе, Арлинг Синие Глазки». Так его могла называть только Магда, да и то — та, что осталась в прошлом. Регарди замер в нерешительности, но девушка быстро пришла в себя, вскочила на ноги и бросилась бежать, крича, что северный колдун ее заворожил.

Неприятность заключалась в том, что сцену увидел Сейфуллах, который не упустил возможности сделать Арлингу выговор сразу по двум пунктам: за флирт со служанкой и за трату воды, запасы которой у них оставались невелики. До Самрии было еще дней пять пути, из Восточного Такыра они плавно перешли в Маленькую пустыню, где столкнулись с проблемой: пересох старый колодец, которым раньше пользовались караванщики. Маленькая пустыня обманывала своим названием и по трудности пути была сравнима с Карах-Антаром. Только по какой-то причине сюда не послали рабочих драганов рыть водоемы и обустраивать новые колодцы. Все они остались там, в Карах-Антаре, у подножья Гургарана.

Так как Арлинга наказать было нельзя, Сейфуллах оставил без воды нерадивую служанку. В тот день Регарди отправил к ней Хамну со своим запасом, но больше ту девушку не встречал. Хамна доложила, что она попросилась к погонщикам — подальше от Арлинга и его компании.

За тот случай Регарди собирался Магду если не отругать, то хотя бы объяснить, что она была не права и подставила служанку, но когда заставил себя зайти к ней в шатер — а каждый раз это получалось с трудом, потому что Фадуна гнала его с порога, то решил, что у него начались галлюцинации, о которых предупреждал Нехебкай. Магда уменьшилась до крошечных размеров, и он с трудом нашел ее в подушках. А когда в панике принялся ощупывать ткань, пытаясь ее отыскать, понял, что Фадуна, вполне нормальных размеров, стоит у него за плечом и смеется. В следующий раз было хуже. Когда Арлинг заглянул к ней, чтобы перенести на верблюда, то не смог зайти в палатку. Все место в ней занимала огромная ступня, а тело Магды, прорвав шатер, подпирало небеса. В другие дни она превращалась в змею, скорпиона, птицу и даже в цветок лилии, будто передав Регарди привет из прошлого.

Когда Арлинг окончательно заподозрил, что сходит с ума, и решил осторожно поговорить с Хамной о Магде, случилось то, к чему вели все события. Служанка, крутившаяся поблизости, когда караван собирался в путь, и когда Фадуну уже усадили на верблюда, случайно заглянула к ней в паланкин, после чего бросилась бежать прочь, крича, что ведьма превратилась в чудовище. Регарди не нужно было заглядывать к Магде, чтобы знать — с ней все в порядке. Фадуна напевала грустную мелодию и, кажется, собиралась спать. Догнав служанку, он попробовал ее успокоить, но девушка постоянно повторяла, что чудовище их всех погубит. В конце концов, вмешался Сейфуллах, который потребовал, чтобы Регарди оставил его слуг в покое.

Караван тронулся в путь, но люди продолжали шептаться о ведьме, которая превращается в невиданных тварей. Арлинг боялся касаться Фадуны, но понимал, что темный солукрай продолжает ее одолевать. Он знал об изменениях ее тела, однако мог лишь догадываться, что видели люди на самом деле. Для него она оставалась его Магдой — с волосами или без, худая или полная, с гладкой кожей или покрытая чешуей. Когда Сейфуллах объявил привал, Регарди подозвал Хамну и попросил заглянуть в шатер к спящей Магде, а потом описать ему, какие новые изменения произошли с Фадуной.

Хамна окинула его мрачным взглядом, который Арлинг уже научился чувствовать. То был особый взгляд его халруджи, который говорил: «Ты чудишь, и мне это не нравится, но так и быть, я исполню то, что ты хочешь». Когда Арлинг провожал Магду в шатер, он не заметил ничего необычного. Видящая казалась чуть тоньше и худее, чем раньше, но, как и у Арлинга, у Фадуны в последнее время был плохой аппетит. Он осторожно провел рукой по ее голове, но не почувствовал других изменений, кроме тех, что уже были раньше. Тем не менее, Хамна повела себя настолько неожиданно, что Регарди даже растерялся.

Едва заглянув в шатер, его халруджи тут же выскочила обратно, упала коленями в песок и рассталась с ужином. Арлинг никогда не видел, чтобы етобаров тошнило от увиденного. Казалось, эти ребята видели все ужасное, что можно увидеть в мире. И тем не менее, Хамна даже не стала с ним разговаривать. Поднялась и, неопределенно махнув рукой, побрела к своему шатру. Арлинг окликнул ее, но все, что смогла выдавить етобар: «Позже». Кажется, ей было искренне плохо.

Регарди, конечно, тут же забежал в палатку, но что такого страшного увидела Хамна, так и не понял. Магда проснулась и пила чай, который заранее принес в палатку сам Арлинг.

— Все так быстро происходит, — печально сказала она. — Мне жаль.

— Я могу остаться? — спросил Арлинг, окрыленный надеждой, но Фадуна покачала головой:

— Не нужно быть рядом. Это опасно. Уходи.

Промелькнула мысль ее ослушаться, но вдруг проснулся Нехебкай, который закричал, чтобы Арлинг убирался немедленно, потому что он прямо сейчас нарушает их договоренность: не слушается Видящую.

— Да-да, делай, как он велит, — поддакнула Магда, и Регарди вышел, совсем сбитый с толку. Что такого в Фадуне увидела Хамна, убийца со стажем, что заставило ее в страхе убежать прочь? И почему Магда продолжала его избегать? Что не так он делал? За последнюю неделю Арлинг не убил и не покалечил ни одно живое существо. Если не считать задавленного жука-песчаника, которого он раздавил во сне, навалившись на него плечом. Звук лопающегося хитина показался тогда Регарди таким громогласным, что, мгновенно проснувшись, он схватился за джамбию, решив, что на лагерь напали.

Однажды, когда солнце стояло высоко и пекло особенно сильно, верблюд, на котором ехал Арлинг, повернул к нему голову и произнес голосом Магды:

— Я так долго не выдержу, и ты тоже. Скажи Сейфуллаху, пусть идут быстрее.

Подумав, Регарди просьбу Аджухаму передал, добавив от себя, что, по его наблюдениям, за караваном следят разбойники.

— Почему бы тебе не поломать им пальцы, как ты поступил с моей охраной? — огрызнулся сначала Сейфуллах, но выводы сделал. Рисковать драгоценным грузом он не хотел ни при каких условиях, и караван пошел быстрее.

С кем у Регарди получались нормальные отношения, так это с учениками. «Терапия», которую Арлинг начал на бархане со скорпионами, вскоре пришлась по душе всем участникам. Ученики будто поняли, зачем он это затевает, беспрекословно выполняя все задания Регарди. Он же получал отдушину от их внимания и искреннего общения после того, как почти все в лагере стали его избегать.

Действие «опасности» на психику учеников было кратковременном, через час или два ясный разум снова покидал их, но постепенно Арлинг узнал историю каждого. Дардан был старше всех и родился в Иштувэга, где с детства обучался цирковому искусству в местной школе, где и заметил его иман, пригласив к себе. Элти был сиротой, воспитывался керхами, которые купили его в приюте. Учитель нашел Элти на рынке, где тот торговал сыром и молоком. Каюм родился в Балидете, пережил смертоносный самум, уничтоживший город, а когда Школа Белого Петуха вновь открыла свои двери уже в Сикта-Иате, сдал экзамены и поступил с первого раза. Йон тоже был местный, но в отличие от других, в школе имана учился давно, еще до самума, просто не мог сдать ни одного экзамена и постоянно оставался «вечным учеником». Он был старше остальных на пять лет. Арлинг замечал, как он двигался и играл с другими кучеярами — у него были отменные реакция, ловкость и силы, и Регарди не мог понять, почему такой способный ученик не мог пройти даже на второй курс. Те, кого учитель прислал к нему в пещеру и кто пострадал от темного солукрая, были на первом или втором годах обучения, но явно превосходили по способностям других учеников. Арлингу давно были не понятны мотивы имана.

— Прежде чем сдаваться, вспомни, ради чего все начинал, — сказал Регарди Блаю, когда тот в редкий миг пробуждения сознания, ужасался тому, что с ним произошло. Впрочем, такие проблески были редкими.

Регарди придумывал многое, однако не все проходило гладко. Однажды на стоянке он заставил их прыгать через котлы с кипящей похлебкой, но о таком хулиганстве быстро доложили Сейфуллаху, который устроил разнос уже самому Арлингу. Когда Регарди приказал им идти за караваном пешком, возмутились женщины, которые едва не закидали Арлинга камнями за издевательство над молодыми людьми. Лучше всего удавалось заниматься с учениками ночью, когда все спали, но «лечение» скорпионами уже не оказывало нужного воздействия, так как кучеяры бояться их перестали.

Когда они дошли до разбросанных одиночных скал, Регарди заставлял их забираться на вершину без страховки, но после того как Каюм сорвался и вывихнул лодыжку, решил, что риски на высоте слишком велики. Любая травма ног до сих пор отзывалась в нем болезненными воспоминаниями. Убедив себя, что лекарь в Самрии сможет позаботиться не только о Магде, но и об учениках, тоже пострадавших от его темного солукрая, Регарди перестал издеваться над молодыми кучеярами и заменил «лечение» на обычные тренировки, которых ему и самому не хватало. А так как время в пустыне текло плавно и гладко, Арлинг не заметил, как постепенно привязался к ученикам, которых иногда мысленно называл своими. И которые, кажется, привязались к нему.

Тем временем ни с того ни с сего вдруг пошли дожди. Нехебкай выл и стенал в его голове о том, что в Маленькой пустыне осадки выпадают раз в пять лет и то льют не больше суток, а эти же дожди затянули нудно и долго. На третий день караван сильно замедлился, и как погонщики ни старались, идти быстрее по грязи, в которую превратились песок и глина, верблюды не могли.

Стали подозрительно часто встречаться рощи из деревьев курупчи, которые вытесняли привычный кактусовый молочай, акации и сумах. С каждым шагом приближалась Самрия, пустыня сменялась степью, но знакомые караванщикам злаки и ковыль тоже стали редкими гостями. Им на смену пришла неумирающая трава сима, которая под проливным дождем, длившимся уже третьи сутки, чувствовала себя особенно хорошо. Горячие пески, бескрайние продольные дюны и могучие барханы уступили место кремнистому щебню, известняку и гранитной крошке. Долину, по которой вилась незаметная человеческому глазу тропа, все чаще покрывали валуны, говорившие о том, что они приближались к концу пути — нагорью, за которым начиналась прямая дорога на Самрию.

Подозрительный шум Арлинг услышал еще на предыдущем привале и весь следующий день, пока верблюды недовольно шуршали лапами по твердому щебню, слушал непривычные для этих земель звуки. Хамна заметила их к полудню, Сейфуллах к вечеру. В конце концов, собрали совещание, на котором решили отправить разведку. Обычно патрули не отдалялись от каравана на далекое расстояние, но ситуация была необычной, и Аджухам решил рискнуть.

Арлинг не захотел оставлять Магду, к которой относились настороженно уже все караванщики, поэтому с патрулем отправились Хамна с Алленом и десяток охранников. Новости принесли странные, хотя Регарди и так уже знал, о чем они доложат. Просто ему до последнего не хотелось верить собственным ушам и нюху. Уши слышали хаос человеческой речи и говорливое бурчание обширного потока, нос чуял запахи еды, костров и животных, но сильнее — воды, причем в таком количестве, в каком ее здесь быть не должно было. Самрия находилась в засушливом районе, и крупных рек поблизости не имелось.

Тем не менее, по донесениям патруля, на расстоянии пяти-шести часов ходьбы раскинулись воды новой реки, вероятно, искусственного происхождения. Канал должны были рыть не один месяц, чтобы добиться таких размахов. Он начинался на севере в районе гор Малого Исфахана и уходил на юго-запад, к Фардосу. Вокруг новоявленной реки раскинулось человеческое поселение из палаток, занявшее оба берега. Среди языков преобладала драганская и кучеярская речь, но слышались и вкрапления чужих слов. Покопавшись в памяти аж до времен обучения в императорской школе в далекой молодости, Арлинг с трудом вспомнил суровый язык сангасситов, к которым собирался уехать с Магдой.

Все, что Регарди знал о Сангассии, далекой стране за океаном где-то на Западе, так это то, что люди там жили совсем иначе, чем в этой части мира. Другие традиции, обычаи, правила. Но важнее было другое — лояльное отношение к чужакам, которым даже выдавали участки земли в собственность на необъятных просторах Сангассии. Страна простиралась на бескрайних просторах, заросших тайгой и непроходимыми лесами. Всем добровольцам, рискнувшим бросить вызов дикой природе, полагалась награда — право собственности. И сангасситы не смотрели, откуда ты родом. Любой человек мог поселиться в лесу и начать возделывать землю — его происхождение и прошлое никого в Сангассии не трогало. Об этом Арлингу рассказал один кучеярский купец около года назад, и его слова запали Регарди в душу. Арлинг ничего не знал о земледелии, кроме того, что оно не было связано с убийством людей, и вероятно, должно было понравиться Магде. Климат и природа Сангассии совпадали с согдарийскими, а значит, Магде там должно быть лучше, чем в быстро меняющемся климате Сикелии. Что касалось его самого, то Арлинг был уверен, что сумеет полюбить любую землю, лишь бы по ней ступала Фадуна.

Он никогда не встречал настоящих сангасситов, и его разобрало любопытство. Однако куда больший интерес вызвало хаотичное поселение на границе пустыни. Обычно люди растекались из Самрии по караванным тропам и скапливались в других городах — Муссаворате, Фардосе, Балидете, который теперь превратился в Сикта-Иат.

Аджухам высказал его мысли вслух — не было это похоже на один большой караван, который расположился на привал. Арлинг слышал рев верблюдов и крики погонщиков, но еще и обычную болтовню людей, не живущих дорогой.

Когда, посовещавшись, они все-таки решили приблизиться — другого пути не предвиделось, то картина стала яснее. Среди тех, кто расположился на обоих берегах, явно были недавно пришедшие из пустыни караваны, а также люди, которые, похоже, жили здесь уже какое-то время. Теперь понятно, почему им не встретился ни один караван. Все они застряли здесь — у новой реки. Берега канала соединял мост, построенный из свежего сруба деревьев курупчи — Регарди сразу узнал их запах. Он слышал скрип бревен и плеск воды о подпорки. По мосту постоянно двигались навьюченные животные и люди. Сооружение было явно временным, и переходили его осторожно, медленно. Из-за этого перед мостом в обе стороны столпились караванщики, образовав затор. С ними ругались те, кто, похоже, поселился у реки, и кому в связи с повседневными делами надо было быстро перейти на другой берег. Проливной ливень, терзавший караван Сейфуллаха последние дни, успел пройти и здесь, превратив глину в непроходимое месиво. Ливневые шквалы прекратились, но нудная морось сыпала с неба с завидным постоянством.

Глава 19. Переправа

Чем ближе они подходили, тем неспокойнее становилось Арлингу. Нехебкай трусливо спрятался от дождя еще ночью, Магда проснулась и настороженно прислушивалась к приближающейся реке. Регарди чувствовал ее тревогу на расстоянии. Ткань паланкина, в которой ехала Фадуна, промокла, и на Магду капало сверху, но Видящую беспокоила не вода. Мокрые, злые люди, воняющие намокшей шерстью, нервные животные, мокрая почва под ногами — все что угодно могло пойти не так.

Завидев приближение нового каравана, те караванщики, что ожидали очереди, начали подгонять тех, кто уже толпился на мосту. Давка усилилась, потому что идти быстрее животные, напуганные близостью бурливой воды, не могли. Арлинг посчитал по верблюдам, застрявшим на брусьях, и предположил, что длина моста составляла около тридцати салей.

— Похоже, мы тут застрянем… — протянул Аджухам, мысленно прикинувший, сколько времени понадобится, чтобы перевести его три тысячи животных вместе с секретным грузом. — Какого дьявола тут вообще происходит.

Регарди не ожидал, что его позовут, но Сейфуллах окликнул именно его. Прихватив еще пятерых охранников, а также Аллена и Хамну, они двинулись к толпе. Велев ученикам оставаться с Магдой, Арлинг без особого желания последовал за Аджухамом. Меньше всего ему сейчас хотелось участвовать в разборках караванщиков, а судя по настроению Сейфуллаха, тот был намерен пройти без очереди.

— У меня золотой пропуск Белой Мельницы! — начал кричать Аджухам еще издалека. — Расступиться всем немедленно, или я буду вынужден применить силу. Мой караван опаздывает.

Зря он сказал про силу, да и Белую Мельницу, кажется, здесь не очень любили.

— А у меня ксива Синего Осла, — выступил вперед верзила с бородой, пахнущий облепихой и чесноком. — Здесь у каждого пропуск. Найди последнего и встань в очередь.

— Правда на твоей стороне, уважаемый, — вмешался Регарди, выступив вперед Сейфуллаха. — Пусть будет добрым твой день! Мы держим путь в Самрию, и у нас, действительно, срочное поручение от Тигра Санагора. Если это имя тебе ничего не говорит, то, возможно, тебе известно название Клана ятопайров. Половина каравана — это наемные убийцы-етобары, а другая половина — ученики боевых школ со всей Сикелии. Мне кажется неумным заставлять ждать таких людей под этой проклятой моросью.

Сзади Регарди возвышался Аллен, с ног до головы покрытый татуировками смертника, но ни вид грозного етобара, ни речь с намеками не возымели должного эффекта на караванщика, который, похоже, торчал здесь слишком долго.

— Я вижу, что у вас полно уродов, но вот ты, кажется, слепой, и только поэтому я кое-что объясню. Вон там, — бородач махнул рукой в сторону, откуда слышался рев верблюдов, — меня ждут полторы тысячи дромадеров с тюками сухого цветочного масла, у которого очень маленький срок хранения. А в той стороне, — он кивнул налево, — стоят мои наемники, которых я набрал в порту Хорасон и которым плачу посуточно. Если тебе, драган, охота тратить мое и свое время, можем устроить Бои Салаграна прямо здесь. Слыхал о таких? Я лично очень расстроился, когда их запретили, поэтому не прочь поразвлечься. Тем более, что ждать нам всем еще как минимум час. Сейчас переселенцы из Муссавората пойдут, у них много женщин с детьми, их решили пустить без очереди. Я бы не пустил, но тот тип, за которым я занял очередь, сильно принципиальный.

И правда, навьюченные верблюды прошли, а на мосту теперь слышалось топанье крепких копыт ослов и шлепанье человеческих ног. Переселенцы явно были из бедных слоев, так как путешествовали на ослах, которые везли скудную поклажу и женщин с младенцами. Кучеярки с детьми постарше и мужчины шли пешком. Регарди задумался было, что заставило их покинуть город, но тут вмешалась Хамна.

— Солнечных дней вам уважаемые, — льстиво начала она, обращаясь больше не к бородачу, а к купцам, с любопытством толпящимся рядом. — Мы слишком долго были в пути, наше терпение истощили зной и ветер. Объясните, любезные, откуда здесь эта река? Я и мои путники много раз бывали в Самрии, но ничего подобного раньше не наблюдали. Неужели дожди так наполнили Белянку? Эту речку всегда можно было перешагнуть.

— И тебе больше света на пути, женщина, — ответил ей один из компаньонов бородача. — Давненько, видимо, ты не заходила в эти края. Белая Мельница вырыла канал еще три месяца назад. Мол, скоро здесь будут строить новый город, и нужна вода. С тех пор мы все мучаемся. Лучше об этих делягах здесь не упоминать, Белую Мельницу мы не любим.

— Твое право, уважаемый, — кивнула Хамна. — Я их тоже не люблю, пусть катятся к пайрикам. А откуда эти люди? Они ведь даже не драганы.

— Беженцы из Сангассии, будь они тоже прокляты, — сплюнул кучеяр. — Ими вся Самрия переполнена, и уже начали по нашим землям расползаться.

— А что там, в Сангассии? — спросил Арлинг, чувствуя нарастающую тревогу. — Почему они бегут?

— Да вы из какой пещеры все вылезли? — фыркнул говорливый кучеяр. — У них там война, какие-то дикари с юга вырезают целые города, а наша Белая Мельница типа им помогает. За наш счет между прочим. Вот и везли бы всех в Согдарию или куда поближе. Нет, им наши земли подавай.

Между тем снова вылез первый бородач.

— Значит, с Белой Мельницей дружбу водите? Молчали бы! Давайте так. Чья охрана победит, тот пусть и идет первым, по-моему, интересно. Я тут третий день под дождем мокну, скоро от скуки сдохну. Вы не одни, кто ксивами Белой Мельницы размахивал. На том берегу еще видно парней, которые тоже о правах тут кричали. Один купец испугался и пропустил их, а со мной номер не пройдет. Пусть Тигр Санагор катится к черту, мое масло поедет первым. Если вы, конечно, не одолеете моих людей в драке. А вы их не одолеете, так как я собрал отребье со всего Хорасона.

Регарди подождал, пока кучеяр закончит, и коротко выбросив руку, ударил бородача в нос. Самого удара тот даже не увидел. Схватился за нос, из которого хлынула кровь и согнулся пополам от боли.

В голове Арлинга тут же зашипел Нехебкай, который, вероятно, повторял за Магдой, но Регарди не собирался терпеть, когда оскорбляли учителя. У него, Арлинга, может, и имелись претензии к иману, но неуважительного отношения к человеку, который изменил его жизнь, допускать он не собирался.

— Чтоб тебя пайрики забрали! — выругался Сейфуллах, останавливая жестом и своих охранников, и наемников купца, которые уже бежали разбираться. Аллен разочарованно опустил клинок — етобар тоже скучал и явно был не против размять затекшие в дороге кости.

— Стойте все, стойте! — выбежал вперед Сейфуллах. — Это недоразумение! Начнем сначала. Мы желаем вам доброго солнца, но насилием ничего не решить, застрянем все. Вы просто не поняли. Если печать Белой Мельницы ничего не значит для вас, тем хуже вам, но у меня еще есть пропуск от Самрийского губернатора, а также от правителей каждого сикелийского города. И вы наверняка ошиблись. Мы первый и единственный караван с пропуском Белой Мельницы. У кого-то явно фальшивые документы.

— Собака! — прокряхтел бородач. — Ты зря открыл свой рот! От вас живого места сейчас не останется.

Прежде чем он успел договорить, Арлинг бросился вперед кувырком, распугав всех караванщиков поблизости, затем молниеносно вскочил и поймал стрелу, которая обожгла руку скоростью, но все же сдалась и осталась, усмиренная, у него в ладони. Стрела прилетела с того берега, и у него не было сомнений, кому она предназначалась. Метили ему в голову.

Керк, вассхан Тигра Санагора, выругался, едва заметно выдохнув, но слепой его услышал. Он еще раньше заподозрил, кто именно мог проходить здесь с пропуском от имана. То ли кровь бородача, оставшаяся на его пальцах, была виновата, то ли дождь, от которого ныл и страдал Нехебкай в его голове, но как бы там ни было Арлинг поддался эмоциям, о которых, возможно, потом и пожалел бы. У него самого лука не было, зато это оружие имелось у Аллена, который не стал возражать, когда Регарди сдернул лук у него с плеча вместе с колчаном. Етобар тоже понял, откуда стреляли, и тоже придерживался «золотого правила нравственности»: кровь за кровь. Хамна не вмешивалась, понимая, что справится и сам Арлинг.

Регарди запомнил, как бьется сердце вассхана Керка еще там, в пещере Гургарана, и мог услышать его где угодно — даже сквозь самум. Он прицелился, зная, что Керк, возможно, отобьет его стрелу, но не ответить не мог.

— Ты совсем с ума сошел! — Сейфуллах бросился прямо под стрелу, и момент был упущен. Арлинг опустил лук, едва не скрежеща зубами. Керка ему хотелось убить просто за то, что учитель его выбрал, а тут появился такой повод. Вероятно, у Керка имелось задание от имана, но так как лично Тигр Санагор в него стрелу не посылал, Арлинг решил, что ему хватит разобраться с вассханом. Непонятная тяжесть, которая давила его весь путь, соединилась с темным солукраем и стала вполне определенным желанием — убить Керка немедленно.

Аджухама тоже хотелось немного покалечить — за то, что так открыто выбирал имана и его людей, но Регарди заставил себя сдержаться. Он уже давно был с темным солукраем и кое-что начал в нем понимать.

— Догоним мерзавцев, — крикнул он Хамне и Аллену, которые с готовностью отозвались. Етобары не питали никакой симпатии к Белой Мельнице, после того как по приказу имана их братья и сестры были изгнаны из Сикелии.

Растолкав толпящихся зевак, Арлинг с етобарами пробились к берегу и прыгнули в воду, которая оказалась соленой. Регарди не разбирался в столь сложных инженерных конструкциях, но понял, что воду отвели из моря. Ему было достаточно, что в канале не вздымались волны. Плыть в спокойней воде было сподручнее, а соленая еще и хорошо держала. Арлинг знал, что где-то поступил сгоряча, оставив Магду, но был уверен, что ученики не дадут Фадуну в обиду.

Нехебкай в его голове захлебнулся в темном солукрае и в отличие от Арлинга на плаву не держался: Регарди его не слышал. Зато он прекрасно чувствовал вассхана Керка в компании трех кучеяров, которые, увидев, что Арлинг не только перехватил стрелу, но и бросился в погоню, не стали дожидаться его на берегу. То ли приказа на открытую драку с Регарди у них не было, то ли Керк действовал по каким-то своим соображениям, но они быстро оседлали верблюдов и затрусили прочь от канала. Кучеяры знали, что успеют скрыться до того, как Арлинг переплывет канал. Вот только темный солукрай велел Регарди идти до конца.

Возможно так бы оно и случилось, если бы не вмешалась судьба, а может, то были проделки богов, которые не могли простить Арлингу того, что случилось с Нехебкаем. Одновременно закричали все: женщины на мосту, люди, толпившиеся в очереди на берегу, а также караванщики Аджухама.

— Мы сейчас упадем! — кричали те, что на мосту.

— Разбойники! На нас напали! — а это уже была охрана Сейфуллаха. Караван Аджухама растянулся цепочкой далеко от моста. Регарди замер на воде, чтобы плеск не путал звуки, и только тогда услышал: да, чужаки явились из недр мокнувшей под дождем пустыни и успешно атаковали хвост каравана, который почти никто не охранял. Стражники, привлеченные разборками у моста, собрались ближе к капитану, и это было серьезной ошибкой. В первую очередь начальника охраны — Арлинга. Может, он и был профессионалом в убийствах, но в деле организации охраны требовалось кое-что еще помимо умения убивать.

— Груз! Защищайте груз! — как сумасшедший заорал Аджухам, выхватывая саблю и бросаясь туда, где уже слышались звуки борьбы. То ли вода искажала звуки, то ли темный солукрай мешал ясно читать мир, но Регарди никак не мог определить, сколько именно человек напали на хвост каравана. Казалось, что их там тьма.

Ему не нужно было отдавать приказа ученикам, чтобы они охраняли Магду. Он слышал, как Блай стащил паланкин с Магдой с дромадера. Затем, взявшись за края сооружения, ученики ловко потащили его в сторону от битвы. Саму Фадуну Арлинг не слышал, но был уверен, что с ней все в порядке — он чувствовал биение ее сердца.

— Арлинг, ты мне нужен! — послышался вопль Сейфуллаха! — Груз! Они пришли за ним! Где ты, пайрики тебя разорви!

И хотя Регарди очень хотелось прикончить Керка, который еще чувствовался где-то вдали, впрочем, исчезая с каждой секундой, но Арлинг всегда выбирал Сейфуллаха, и даже зов темного солукрая оказался бессильным перед инстинктами бывшего халруджи. Регарди не волновался за груз, он тревожился за Аджухама, который, словно обезумевший, ринулся туда, где чужаки успешно крошили его стражников, охранявших секретный груз. Впрочем, ни у Арлинга, ни у Сейфуллаха шансов спасти мумию чудовища уже не было — чужаков было слишком много. Аджухам врезался в стену своих охранников и застрял там, пытаясь пробиться в первые ряды. Арлинг и не представлял, насколько важным этот груз был для Сейфуллаха, раз всегда осторожный кучеяр был готов пожертвовать ради него жизнью.

— Арлинг! — это кричала уже Хамна, голос которой раздавался почему-то у моста. — Мы вдвоем не справимся!

— Регарди, ты мне нужен немедленно! — кричал Сейфуллах, но Арлинг уже убедился, что чужаки никого намеренно не убивали. Создав живой щит вокруг груза, они не давали никому проникнуть внутрь, пока обвязывали тушу веревками. Регарди не помнил, чтобы лошади так дышали, и догадался, что разбойники привели с собой особую породу тяжеловозов, которые должны были тащить мертвое чудовище. В отличие от ослов они явно делали это быстрее.

— Мост сейчас рухнет! — прокряхтел Аллен, удерживая треснувшую балку. Каким-то образом етобары оказались под мостом, который раскачивался и грозился рухнуть.

— Я не умею плавать! — надрывалась женщина с младенцем, зажатая между ослов, которые замерли, парализованные ужасом происходящего. С обоих концов к застрявшей пытались пробиться люди, но мост был забит ослами, которые встали намертво.

«Доброе намерение — залог доброго конца», — некстати вспомнилась кучеярская поговорка, но Арлинг уже сделал выбор. Он не знал, что заставило етобаров, смертников и убийц, прийти на помощь застрявшей женщине, но, похоже, даже его темный солукрай спрятал голову, когда до Регарди дошло, что в воду сейчас рухнут все, кто стоял на мосту. Напуганные криками животные уперлись — люди пытались бежать по их спинам, но двигались все равно медленно. Женщина на мосту кричала так истошно, что казалось, будто ее сейчас раздавят.

Арлинг всегда был уверен, что етобар предпочтет умереть в драке с ним, а не спасая чужую жену, но правда была в том, что балка подломилась, и мост лежал практически на плечах Аллена. Хамна пыталась что-то сделать с опорой, но ей не хватало сил.

В два гребка Регарди оказался рядом с Алленом и тоже схватился за балку, не давая ей переломиться окончательно. В воду начали прыгать люди с берега, чтобы помочь держать опору, но они плыли слишком медленно, а сил Арлинга и етобара было недостаточно.

— Убери ее с моста! — прошипел Регарди Хамне. Та сразу поняла, кого он имел в виду. Наступив ему на голову, она выбралась из воды и, как ящерица, поползла наверх.

— Две минуты, — Арлинг почувствовал, что Аллен уже не выдерживает. — Она ее вытащит!

Он и сам уже не чувствовал рук и плеч. Казалось, что тело сейчас разорвется пополам.

— Халруджи, где тебя дьявол носит? — кричал Сейфуллах, забыв, что Арлинг ему уже не служит. Это могло означать только одно: мертвую тварь все-таки увезли.

«Если я сейчас умру, ты тоже сдохнешь», — пригрозил Регарди Нехебкаю. Тот ворчливо пробубнил что-то неразборчивое, но тем не менее Арлинг тогда не умер, а ведь ему казалось, что это произойдет немедленно. Хамна справилась за минуту. Вытащив зажатую женщину с ребенком, она проволокла ее по спинам животных и спрыгнула с ней на землю за секунду до того, как мост все-таки рухнул. Арлинг почувствовал треск и, отпустив балку, нырнул за Алленом, которому не повезло — кусок лопнувшей древесины угодил ему в голову.

В воде Регарди всегда ощущал себя, будто в мертвом мире. Все вокруг замирало, обволакивалось текущей жидкостью, звуки искажались, в нос и глотку забивалась вода, и Арлингу казалось, что еще немного — и умрет он сам. Нащупать Аллена удалось с трудом, а выплыть на поверхность, избежав падающих обломков, — чудом. Не иначе как помогал сам Нехебкай, испугавшийся, что останется без последнего прибежища — его тела.

Позже, уже на берегу, когда все бегали, суетились и вылавливали ослов из канала, а етобар Аллен, нахлебавшись воды, все-таки пришел в себя, и Регарди собрался задать ему вопрос, Хамна схватила его за руку и покачала головой. Причины, которые заставили смертника Аллена, спасти неизвестную женщину, должны были остаться тайной. Подумав, Арлинг не стал его расспрашивать. Хватило и того, что Аллен поклялся никогда не убивать Регарди — в благодарность за спасение.

Осознать события в тот день не получалось, потому что одна неприятность сменялась другой. Когда к Арлингу подбежал разъяренный Сейфуллах, тот знал, что ему предъявят.

— Почему ты еще не в седле? — кричал Аджухам в бешенстве. — Груз нужно вернуть! Они не смогут утащить его далеко. Мы догоним, а ты всех убьешь. Кажется, в этом тебе нет равных.

Арлинг не стал с ним спорить. Магда с учениками находились в безопасности среди тех караванщиков, которые участия в схватке не принимали. Аджухам приказал разбить лагерь, и Блай уже успел поставить шатер для Фадуны. Регарди хотел заглянуть к Магде, но интуиция подсказывала, что ее сейчас лучше не беспокоить. Сейфуллах едва ли не висел на нем, торопя быстрее выдвигаться в путь.

— И убийц своих не забудь захватить, моих же ты устранил. Это твоя вина! Если бы у меня было больше людей, такого бы не случилось. Так и знал, что к добру встреча с тобой не приведет.

— Еще слово и искать свою сколопендру пойдешь сам, — пригрозил Регарди, и так взвинченный всем произошедшим. Темный солукрай еще бурлил в крови, не добавляя спокойствия. А Нехебкай в голове и вовсе сводил с ума своими бреднями. Индиговый будто с цепи сорвался.

— Надо уходить! — яростно нашептывал он ему. — Брось Аджухама, хватай Магду и кого хочешь еще, но только беги отсюда!

— Куда бежать? — отругивался Арлинг, раздражая Сейфуллаха и стражников. Им уже готовили лошадей для погони.

— Далеко! — выл Нехебкай, и едва ли не впервые в его голосе слышался страх. — Спроси Видящую. Она знает.

— Потом, — отмахнулся от него Регарди и с силой запихал надоедливый голос подальше в недра сознания. Ему сейчас требовалась ясность мысли, а Индиговый этому совсем не способствовал. Может, Арлингу и стоило поговорить с Магдой, но в тот момент он решил плыть по течению. Регарди собирался резать людей, пусть и разбойников, и подозревал, что Видящая скажет не то, что хотелось бы слышать. Течение же в виде Сейфуллаха бурлило и толкало вперед. Непогасший до конца темный солукрай в его крови требовал выплеснуть накопившиеся напряжение, обиду, злость и страх в бешеной скачке, которая должна была закончиться смертью — чьей угодно.

Словно услышав его мысли, поднялся ветер, разогнав морось и мрак. Тучи порвались, и полыхнуло солнце, поймав в лучи мечущихся по мокрой земле людей.

— Ты не успеешь, — прошептала Магда в палатке, и Регарди ее услышал. Решив, что она говорит о похищенной твари, он не расстроился. Разбойники должны были предполагать, что за ними пустят погоню, а значит, у них был план, где спрятать похищенную тварь. Скорее всего, ее уже закопали в какой-нибудь землянке под валунами. Впрочем, погода была не на их стороне. Дождь закончился, и ничто теперь не мешало Арлингу взять след. А ему хотелось порвать кого-нибудь хотя бы зубами. Лучше всего на роль его жертвы подошел бы Керк, но он обойдется любым, кто даст повод. Разбойники подходили идеально, а Керк подождет.

— Останешься с ней, — обернувшись к Хамне, которая уже вскочила в седло, бросил Арлинг. Его халруджи заскрежетала зубами, но Регарди эмоции Хамны проигнорировал. С Фадуной оставалось пять учеников, но ему нужны были гарантии, а их сейчас мог дать тот, кто остался с ясным умом. И кто был ему предан.

Не оглядываясь, он пустил скакуна в галоп. Регарди мчался первым, за ним выдвинулся отряд из оставшихся в живых после рубки охранников, к которым присоединились с десяток караванщиков, ожидавших переправы. Сейфуллах пообещал хорошие деньги за участие в погоне. Арлинг не удивился, почувствовав среди них бородача. Что ж, если купец перейдет границы, Регарди будет готов.

Аллен и Сейфуллах держались рядом. Аджухама было не узнать. Он был похож на человека, потерявшего цель и смысл жизни. Будто разбойники вырезали из него кусок мяса, и рана осталась кровоточить, не в силах затянуться. Регарди даже пожалел, что не нашел время узнать об этой сколопендре больше. Что такого знал о ней Сейфуллах, раз был готов пожертвовать жизнью лишь бы вернуть похищенное?

Глава 20. Последний серкет

После дождя рощи с деревьями курупчи ожили и воспрянули, их листья упруго топорщились, источая аромат мокрой зелени, а сами стволы напоминали вонзенные в землю здоровенные копья. Арлингу показалось, что курупчи выросли за то время, что они застряли на переправе. Конечно, это было бредом. Многое мерещилось и отдавало безумием. Например, непонятный страх Нехебкая, который иногда пробивался в сознание Арлинга.

Отгородившись от ненужных мыслей и эмоций, Регарди сосредоточился на цели. Разбойники, определенно, были кучеярами — их запах он ни за что бы не перепутал. Легче всего было заподозрить Тарджу, но Сейфуллах клялся, что она у подножья Гургарана, и ей сейчас не до разбоя. Арлинг не стал уточнять, откуда у Аджухама такая информация, но, возможно, Сейфуллах с женой переписывался.

Регарди приготовился к долгой и нудной погоне за теми разбойниками, которые, как он предположил, должны были отвлекать их внимание от места, где спрятали похищенный груз, но все закончилось быстрее, чем ожидалось. Лошади почувствовали кровь первыми, затем ее запах пленил и Арлинга. Зрячие еще ничего не видели, но ощутили, как изменилось поведение скакунов. Пустыня долго таить секреты не стала. Насколько Регарди успел ее понять, она предпочитала прямоту, никаких намеков и полутонов.

Смерть начиналась за холмом, покрытым галькой, сквозь которую прорывалась неубиваемая травка-сима. Арлинг подумал, что неплохо было бы ее сжечь, и сделал знак остановиться. Спешившись, они с Алленом опустились на землю и оставшиеся сали ползли, пока остальные ожидали. Етобар, подняв голову над холмом, осторожно втянул воздух. Регарди лежал без движений. Он и так знал, что впереди их ждали мертвецы. Слишком много мертвецов.

Пока пораженные Сейфуллах со стражниками и добровольцами озирались вокруг, Арлинг подошел к первому трупу. Аллен уже перебегал от одного тела к другому, выискивая живых, но его занятие не имело смысла. Кто-то или что-то разорвало людей пополам, причем некоторые половины туловищ отсутствовали. У трупа, над которым склонился Арлинг, не было ног, а в двух салях от него лежало тело без головы и грудной клетки. Руки и ноги валялись горкой, будто их отгрызли и выплюнули за ненадобностью. Изучив конечности, Регарди пришел к неутешительным выводам: края ран были неровными, такие от клинков не остаются.

Первая мысль была о гремерах, и тревога за Магду на миг лишила ясности мысли. Ни Хамна, ни ученики не помогут, если гремеры добрались до этих земель. На подобное была способна и одна тварь, спустившаяся с гор, а что могли сделать несколько, было даже страшно представить. Очевидно, что гремеры — если это были они, наткнулись на разбойников, которые еще полчаса назад предприняли дерзкое похищение огромной сколопендры. Вскоре нашли лошадей. Тяжеловесы пострадали так же, как и люди. Животные были разорваны, но не съедены. Насколько Регарди помнил нападение гремера на арене етобаров, тот именно съедал своих жертв. Это давало слабую надежду, что у них еще есть шанс.

— Я возвращаюсь! — бросил он Сейфуллаху. — Тут одни мертвецы, а значит, для меня работы нет. Твое чудовище должно быть где-то неподалеку.

— Кто это сделал? Что это? — ошарашенно спросил Аджухам, зачем-то подняв в песка одну оторванную руку.

Арлинг не успел ему ответить, так как закричали стражники, заглянувшие за ближайший холм. Кажется, они нашли сколопендру. Вернее, то, что от нее осталось.

— Там оболочка, — сказал Аллен, который уже успел обежать все побоище. — Мы нашли мешки и тряпки, в которые была завернута тварь. Это точно она. Вернее, было ею.

— Что значит оболочка? — нетерпеливо спросил Арлинг, сражаясь с Нехебкаем, который требовал бежать немедленно и неважно куда. Главное — подальше от этих мест.

— Ну, шкура как бы, — замялся етобар. — Словно ее съели. Иди сам посмотри. Или что ты там делаешь. Потрогай, все поймешь.

Арлингу хотелось немедленно мчаться к Магде, но Нехебкай уверял, что с ней-то как раз все в порядке. Однажды он уже говорил подобное, после чего Фадуна получила солнечный ожог. Регарди давно перестал ему верить, но, прислушавшись к интуиции, решил сходить за холм к загадочной шкуре. Тем более что оттуда его уже звал Сейфуллах.

Уезжать одному смысла не было. Если они имели дело с чем-то необъяснимым, противостоять ему лучше было большинством. Пусть даже под ногами у них сейчас и лежал разорванный на части отряд разбойников из человек пятнадцати. Шансов, чтобы одолеть гремера одному, у него не было вообще.

— Ее не сожрали, — обескураженно заявил Сейфуллах и бросил камешек, который гулко отскочил от полой оболочки. — Она полиняла.

— Что ты хочешь сказать?

— Ничего, — пожал плечами Аджухам. — Кроме того, что эта тварь вылезла из старой шкуры, оставив нам просто кожу. Облезла, как змея. Если не принимать во внимание, что это в принципе невозможно. Она была мертва. Думаешь, я дурак, когда согласился ее везти? На первом же привале я приказал проткнуть ее копьями насквозь. Мы проделали это с трудом, шкура у нее прочная, но все же проницаемая. Дырки потом зашили, а ткани пропитали ядом, который дал иман, чтобы любопытные не заглядывали.

— Больше ты ничего рассказать не хочешь?

— Сейчас не до твоего сарказма. Она не могла их убить. Кстати, у тебя есть догадки, кто эти люди? Непохожи на обычных бандитов. Одежда какая-то одинаковая, что ли. Будто форма. Знаков и символов нет. Мы обыскали пару трупов — у них даже личных вещей нет. Арлинг! Делай что хочешь, но мне нужно найти эту тварь! Живую или мертвую.

У Регарди имелись кое-какие соображения насчет того, кем были мертвецы, но домыслы казались настолько дикими, что он решил придержать их при себе.

— А почему ты не говоришь, что здесь пумы обедали? — злобно спросил Арлинг и обернулся к подошедшему Аллену. — Ты нашел следы?

— Да, — кивнул етобар. — Это несложно. Их тут полно, но ни один похожий на тот, что могла оставить гигантская сороконожка. Или гремер. Все истоптано людьми, этими, мертвыми.

— Ты слепой, ты можешь почуять, куда она уползла, — вцепился в него Сейфуллах. — Эта тварь моя последняя надежда.

Кучеяр резко замолчал, поняв, что сболтнул лишнего. Регарди его не перебивал.

— Аллен, возьми людей и отправляйся к Магде, — приказал Арлинг. — Мы с Аджухамом задержимся буквально на полчаса. Скажи ей, что со мной все в порядке. Как доберешься, собери всех наших и отведи подальше от других людей. Не нужно быть рядом со всеми. Я вас найду по запаху.

— Ты лучше ее мне найди! — не унимался Сейфуллах.

— Эй, здесь живой, еще дышит, — крикнул один из караванщиков, нанятый у переправ — Он требует какого-то вассхана Арлинга. У вас есть такой в страже?

Отпустив Аллена с шестью стражниками, Регарди поспешил к тому, кто стал свидетелем чудовищного убийства. Очень мало людей в Сикелии называли его вассханом, а еще меньше могли узнать в лицо.

Арлинг склонился над умирающим, и его руку поймали холодные пальцы, вцепившиеся мертвой хваткой в кожу. Еще пару месяцев назад Регарди желал этому человеку смерти, и сейчас его желание сбывалось — как всегда некстати. У Бертрана, настоятеля Пустоши Кербала и предводителя серкетов, встречу с которым Арлинг чудом избежал в горах Гургарана, не было ног. Их отгрызли выше колена. Караванщики перевязали ему раны, но Бертран успел потерять много крови — его сердце билось едва слышно. Вокруг лежали мертвые серкеты. Арлинг подумал о них, когда исследовал трупы, но решил, что догадка слишком абсурдна.

— Кого как не тебя мне было суждено встретить на пороге смерти, — прошептал Бертран. — Все сложилось, как он сказал. А я не поверил… Пусть все отойдут. Я должен успеть сказать тебе, слепой, то, что знаю. И то, что когда-то станет причиной твоей смерти.

— Носилки! — скомандовал Сейфуллах. — Быстрее, он теряет сознание! Держись, дорогой человек, мы тебя спасем. Скажи только, что за чудовище сотворило подобное? И где оно сейчас?

Серкет не обратил на него внимания, продолжая цепляться за Арлинга. Он будто не слышал никого, кроме Регарди.

— Передай тем, кто с тобой, что боятся пока нечего. Салуад’дин переродилась, и ей потребуется время на отдых. Я не знаю, сколько, но она забрала много душ, вы успеете уйти. Не нужно искать ее, она ушла в пески и появится, когда сочтет, что готова. Я не смогу говорить долго, пусть все уйдут. Если не скажу сейчас, мне придется волочиться за тобой призраком до конца твоих дней.

У Арлинга были смешанные чувства к серкету. С одной стороны, этот человек когда-то закопал его в пески на неделю, с другой — он был частью его прошлого. Все в жизни Регарди теперь делилось на то, что было до Гургарана, и то, что стало после. После он жил во мраке. И только Магда была его светочем.

— Я поговорю с ним, — кивнул он Аджухаму. — Если эта тварь ушла в пески, мы ее не достанем. Но у меня есть идея. Надо забрать шкуру с собой. Дай мне десять-пятнадцать минут, он больше не протянет.

К счастью, Сейфуллах не стал с ним спорить и, отогнав зевак, оставил Арлинга наедине с Бертраном. У Регарди было плохое предчувствие, но он ответил на пожатие серкета.

— Говори. Я тебя выслушаю, но ничего не пообещаю. Вот, это ясный корень. Щепотку надо растворять в ведре воды и пить по каплям, но сейчас я положу ее полностью тебе на язык. Тебя унесет к Нехебкаю через десять минут, а может, раньше.

Бертран молча открыл рот, принимая яд. Ясный корень любили все наемники, и серкетам снадобье тоже было хорошо известно. В малых дозах оно лечило и придавало силы, в таких же, что сейчас дал Арлинг, убивало, правда, милосердно. Регарди не хотел милосердной смерти для человека, который когда-то принес страдания иману, а потом мучил его, Арлинга, но Салуад’дин была воплощением мести, и, кажется, она собиралась добраться до каждого грешника в этом мире. Если Бертран сейчас страдал за свои грехи, то Регарди не мог даже представить, что ожидало в конце его самого.

— Спасибо за честность, — усмехнулся Бертран, пуская кровавые пузыри. — Не говори им, кто я. Никому не рассказывай, что серкетов постигла столь бесславная кончина.

— Где остальные?

— Мы гнались за вашим караваном от самого Гургарана, но оказалось, что вас преследовали не только люди. Он называл их гремерами. Это они прогнали нас с гор. Мы думали, что успеем найти Салуад’дин раньше, но гремеры нападали постоянно. К сегодняшнему утру нас оставалось всего двадцать, а теперь и я, последний, умираю.

— Вы встречали отряды во главе с женщиной по имени Тарджа? Зачем вы искали эту Салуад’дин?

— Не перебивай меня, слепой. Смерть уже держит меня за вторую руку. Слушай сказку. Все, что ты знал о наших богах, и все, что тебе рассказывал учитель, забудь. Нет Индигового бога Нехебкая, нет пайриков. Есть расы, которые не смогли ужиться на одной земле рядом. Есть игроки на арене, сражающиеся за власть. Есть силы, которые недоступны людям, но с магией или божественным могуществом они не имеют ничего общего. Там, в Гургаране, ты, действительно, убил Нехебкая, и в каком-то смысле, его можно считать богом. Мы собирались жить в городе Подобного и отыскать для Нехебкая новое тело, но он велел мне найти Салуад’дин, потому что проснулись гремеры. Только она могла остановить их. При условии, если бы мы успели до ее пробуждения. Кто же знал, что тут выроют целую реку. Такое обилие воды может пробудить любого древнего.

— Прости, друг солнца, — мягко сказал Арлинг, обращаясь к Бертрану так, как в Сикелии называли тех, кто уже стоял на пороге смерти. — Мне трудно понять твою речь. Ты умрешь скоро. Может, расскажешь, как убить эту Салуад’дин?

— Она сильнее Нехебкая, и, возможно, солукрай ее тоже не возьмет — даже темный, — произнес Бертран с раздражением. — Точно не знаю. Я тебе не учитель, но ты последний дурак, вассхан, что пустил темный солукрай в свою душу. Безумие его лечить сложно. Зачем я тебе все это говорю? Затем, что ты должен убить Махди. Гремеры и Салуад’дин — не твои враги, оставь их кучеярам и Тардже. Да, мы встречали эту сумасшедшую. Тарджа что-то показывала нам и кричала, что теперь бессмертная, потому что у нее глаз Видящей. Мы предупредили, что там, куда она направлялась, хозяйничают гремеры, но безумная заявила, что ищет именно их. С ней был отряд из человек сорока. Не думаю, что они выжили.

Арлинг молчал, стараясь убедить себя, что слушает бред.

— Такие люди, как ты, рождаются не для того, чтобы жить для себя, — тем временем, продолжал умирающий Бертран. — Твои жизнь и смерть — они для мира. Я вез с собой книгу, которую с помощью солукрая мог бы прочитать даже ты, слепой, но ее украли. Поэтому сейчас я расскажу тебе то, что узнают настоятели серкетов, когда вступают в должность. Тогда ты поймешь, почему должен убить Махди.

— Раньше на земле правила могущественная раса, которую мы называем древними. Мир менялся, зарождались люди, а у древних не оставалось шанса, потому что они не могли дышать нашим воздухом. Древние обладали великой силой, которую черпали из своей природы, но она гибла из-за меняющегося мира. Уходило солнце, исчезало тепло, просыпались вулканы, испарялись моря и рушились горы, а с неба падали звезды. Древние знали о катастрофе и готовились к ней. Крепто Репоа — так назывался союз древних, которые верили, что мир нужно уступить людям, но при этом их контролировать. Крепто Репоа считали, что человечество неразумно и не выживет без их управления. Свою расу они считали прогнившей и обреченной на гибель. Только избранные могут переродиться. Да, к тому времени древние уже изучили способ переселения в людей. Ведь только человек мог выжить в новом мире. Однако…

Бертран снова закашлялся кровью, действие ясного корня подходило к концу.

— Но в человеческих телах древние слабы, — с трудом продолжил он. — Для своего прежнего могущества им необходима была природа старого мира, а в новом она не выживала. Кроме того, древние понимали, что для того чтобы править людьми, им нужна армия. Чудовищные эксперименты, которые они проводили, привели к появлению гремеров — новой полуразумной расы, полученной искусственным путем в результате скрещивания людей и животных древнего мира. А теперь пора рассказать о Нехебкае. Древние отличались от людей высоким ростом и чуть другим набором костей, но в целом походили на нас. Однако среди них были и те, кто напомнил бы нам зверей. Например, Нехебкай. Они считались могущественными колдунами и враждовали с Крепто Репоа, которая стала их убивать, когда выяснила, что такие, как Нехебкай способны дышать новым воздухом и, вероятно, выживут в новом мире. Крепто Репоа похищали племя Нехебкая и тоже проводили над ними эксперименты. Так появились матки гремеров, с помощью которых древние планировали управлять своей армией. Всех маток звали Салуад’дин. Было создано пять чудовищ. Одну Салуад’дин Нехебкай успел убить до того, как взорвался вулкан, изменивший облик мира навсегда.

— К моменту взрыва избранные члены Крепто Репоа замуровали себя, а также природу старого мира — семена, растения и животных, включая армию гремеров, в специальные саркофаги. Однако катастрофа оказалась сильнее, чем они ожидали. Взрыв перемешал острова и континенты, горы, моря и океаны. У мира появилось новое лицо. Из Крепто Репоа выжили трое, которые решили развить человечество до того уровня цивилизации, какой был у древних. Эти трое сумели возродить остатки древней природы и, черпая ее силу, захватили три человеческих тела, чтобы дышать новых воздухом, жить и воплощать свои идеалы в новом мире. Потом проснулись еще несколько древних, которых те трое из Крепто Репоа убили, считая, что время древних прошло. Они также охотились за Нехебкаем, с которым продолжили враждовать уже в новом мире. А вот армию гремеров, как и маток, Крепто Репоа потеряли и не могли найти до сих пор. Также они постоянно ищут свои саркофаги с семенами и замороженными животными старого мира, которых хотят возродить в новом. До сих пор эти саркофаги и армию спящих гремеров искали на западе, в Сангассии. И какую-то часть природного хранилища им удалось найти. Эти деревья курупчи и трава сима — они не из наших времен.

— А вот с гремерами вышла беда. Именно поэтому Крепто Репоа до сих пор не стали правителями всего мира. Так получилось, что спящую армию гремеров первым нашел Нехебкай, который проснулся в этих краях. Это случилось за тысячу лет до нашего с тобой рождения. Индиговый знал, что гремеры сильно зависят от воды, поэтому превратил эти земли в пустыни. Никакой магии, только человеческий труд изменил Сикелию. Нехебкаю было нетрудно убедить первых людей в своем божественном происхождении. Легко управляя их сознанием, он запугал их образами древних чудовищ и убедил построить от них каменную преграду из валунов, которые остановили поток влажного воздуха с востока. Его же люди разрушили реки, осушили озера и превратили земли в пустыни с помощью огромных стад овец и буйволов. Теперь ты знаешь ответ на вопрос, на что способно человечество. А для того чтобы древние из Крепто Репоа не подчинили его людей, Нехебкай придумал солукрай — магию для человечества, с помощью которого мы можем противостоять древним, даже тем, кто возродил свою силу. Так появились серкеты. Мы не просто орден жрецов Индигового бога. Мы должны были принести учение солукрая в мир, когда люди будут готовы. Нехебкай тоже любил человечество и заботился о нем по-своему. Он не знал, что солукрай станет причиной его смерти.

Бертран выдохнул, и Арлингу показалось, что с этим выдохом того покинула жизнь, но серкет нашел силы продолжить:

— Один из трех основателей Крепто Репоа прознал о солукрае и насильно занял тело Махди, лучшего ученика Нехебкая. И понял, что получил силу, большую, чем даже имел до катастрофы. Позже именно Махди внес смуту в ряды серкетов, породив культ Подобного. Сам же Нехебкай обнаружил, что новый мир все-таки оказывает на него влияние — порождает в нем безумие. Отделившись от серкетов, он проиграл Махди, спрятавшись в горах, где до последнего охранял спящих гремеров и четырех маток. К тому времени Нехебкай был слишком слаб, чтобы убить их, но боялся, что смерть одного гремера повлечет пробуждение других. Поэтому Карах-Антар стала самой засушливой пустыней в Сикелии. Даже если бы гремеры проснулись, они не выжили бы в смертоносных песках Карах-Антара. Гремер — это прежде всего, вода. Махди много раз хитростью пытался убить Нехебкая и до недавнего времени терпел неудачи. Он же написал Большую Книгу Махди, по которой молодые серкеты обучались солукраю. Нехебкай к тому времени отстранился от дел людей, уйдя в себя, и не заметил подмены. А мы, серкеты, всегда оставались слишком людьми. Махди был среди нас авторитетом, пусть со временем и изгнанным из рядов серкетов, но все же легендарной фигурой, мастером солукрая. Ему доверяли. В своей книге он специально допустил ошибки, которые породили ложный солукрай, вытеснивший истинный. Таким образом, Махди обезопасил себя и двух древних из Крепто Репоа.

— А теперь о главном. Махди получил почти совершенное тело со способностями, которыми не зависели от природы, как в древние времена, а вот оставшиеся двое древних влачили существование в обычных людях. Поэтому Махди придумал индиговых учеников. Их обучали истинному солукраю, а избранных отправляли к нам в Пустошь на Испытание смертью. Наверное, ты догадался, что твой учитель, Тигр Санагор, был одним из индиговых учеников Махди. Однако иман всегда был непрост. Не знаю как, но он разгадал секрет Махди и в обмен на свою жизнь и свободу заключил с ним сделку: сотворить самого гениального индигового ученика для того, кто возглавлял Крепто Репоа. Помнишь, я пленил имана в Пустоши? Я подозревал, что он предал нас, но не мог добиться от него правды. К тому времени, когда ты появился так не вовремя и спас своего учителя, в Крепто Репоа осталось двое древних: Махди и тот, кого мы не можем разгадать до сих пор. Третий, его звали Раш, погиб в Сангассии, сражаясь со сторонниками Нехебкая. Насколько я знаю, тело для главного до сих пор не найдено. У имана очень много индиговых учеников, включая тебя, слепой вассхан, но времени у древних предостаточно. Я забыл сказать, что жить в человеческом теле они могут до бесконечности долго, не позволяя ему умирать. А переселение возможно не больше двух раз. Поэтому они не спешат.

— Я думаю, что война Согдарии и Сикелии была задумана Крепто Репоа, чтобы отвлечь внимание от того, что происходит сейчас. Каким-то образом, древние узнали, что гремеры спрятаны в Гургаране, и начали готовить мир к их пробуждению. А еще с твоей помощью им, наконец, удалось убить Нехебкая. Я слышу его голос через Видящую, которая разговаривает со мной, с тех пор как навестила меня после твоего падения в нору Нехебкая. Я уверен, что главный древний находится там, в Согдарии, и занимает не последнее место в человеческом мире. Пока шла война, в Согдарии обучали инженеров и готовили рабочую силу, чтобы уничтожить пустыню, заполнить водой эти земли и провести по ним гремеров. А так как жертв никто не хотел, сначала планировалось доставить в Крепто Репоа Салуад’дин. Древние могут управлять сознанием маток, подселяясь к ним в голову. Но для этого им нужен физический контакт, простого касания достаточно. Через Салуад’дин они могут контролировать гремеров, усыплять и пробуждать их, снижать и вызывать агрессию и даже превращать в рабочую силу.

— Но все пошло не так, когда гремеры вдруг стали просыпаться сами. Думаю, это было как-то связано со смертью Нехебкая и изменением климата. Когда мы столкнулись с гремерами в горах, то решили, что в звериное обличье воплотились сами пайрики. А потом пришла Видящая, которая передала волю Нехебкая и рассказала мне половину того, что я говорю тебе сейчас. Так я узнал о Салуад’дин, и о том, что, захватив ее тело, мы можем попробовать подчинить себе гремеров. Видящая обещала помочь. Она и вела нас все это время, подсказывая, где идет караван Сейфуллаха. Мы должны были похитить Салуад’дин в новогоднюю ночь, но нас задержали гремеры, которых проснулось сразу трое. Теперь ты все знаешь. Махди, иман и тот, третий, имя которого я не знаю, — враги рода человеческого. Заполучив армию гремеров, Крепто Репоа начнет диктовать свои правила миру, и нам, людям, они не понравятся. Да, древние любят человечество, но только то, что послушно их воле. А мы так не умеем. Непокорных же будут усмирять с помощью гремеров. Я тайком читал кое-какие письма имана. То, что они творят с Сикелией — лишь первый, пробный шаг. В их древнем мире не было стран и государств. Их идеальный мир — мир Крепто Репоа, единый, не разделенный границами.

— Я свою миссию провалил, но Нехебкай привел ко мне тебя. Оставь Салуад’дин и гремеров заботам людей этой земли. Чудовища — меньшее зло, пусть с ним сражаются другие. Прольются реки крови, много кучеяров, драганов и керхов, которые наверняка вернутся, погибнут, сражаясь с гремерами, но это неизбежно. Ты же займись большим злом. Помирись с учителем, найди через него Махди и убей его. Но только после того, как узнаешь имя главного. Врагов осталось не так много: двое. У тебя есть все, чтобы с ними справиться. Твой солукрай идеален. Заметь, я не прошу тебя убивать имана. Кто знает, вдруг ты его убедишь, и он встанет на твою сторону. Но есть две проблемы. Твой темный солукрай утащит тебя на дно. Ты должен отказаться от него в ближайшие дни. И второе. Когда помиришься с иманом, постарайся, не стать лучшим индиговым учеником. Ведь они до сих пор ищут идеальное тело для своего главного. Иначе мир уже ничто не спасет.

Договорив это, Бертран умер.

Глава 21. Салуад’дин

Арлинг сидел на верблюде и слушал, как горит погребальный костер. Серкеты превращались в дым и уходили к своему господину, Нехебкаю. Кучеяры не хоронили и не сжигали трупы, оставляя их на высоких башнях под солнцем, но люди, посовещавшись, решили, что такое количество мертвецов может привлечь пум, о которых сейчас говорили постоянно. Тем караванщикам с переправы, что присоединились к поискам груза, так и сообщили: здесь были пумы. Может, люди о чем-то и догадывались, но молчали: каждый думал о своем. Все спешили вернуться, но ждали, когда обвяжут веревками пустую шкуру. Вопросов не задавали, и то хорошо. Бородач нашел пять выживших жеребцов и собирался уезжать, пока никто не предложил делить добычу. То были шайры — редкий вид особо выносливых тяжеловозов из Ерифреи, которые стоили немалых денег в Сикелии.

Бертрана Арлинг сжег отдельно — в память о былом. Как относиться к тайне, которую поведал ему серкет перед смертью, он еще не понял. Коротко спросил Нехебкая, где подвох, тот же буркнул, что скорбит о Бертране, с которым дружил, и разговаривать не хочет. Невольно вдыхая запах горелой плоти последнего серкета, Арлинг думал о старом мире, древних, предателе Махди и учителе, роль которого оставалась неясной. Поверил ли он Бертрану? Пожалуй, да. Собирался ли выполнять его наказ? Скорее, нет. Если иман и использовал своего ученика в своих целях, когда обманом отправил его в горы убить Нехебкая, то это был последний раз, когда Арлинг, так или иначе, участвовал в мировой политике и чьих-либо интригах. Пусть Бертран был в тысячу раз прав, и Крепто Репоа, действительно, собирались править миром, уничтожив границы между странами, но подобные изменения быстро не делались, а на век Регарди хватит его спокойной жизни. Она у него должна быть, это была его последняя вера.

Серьезно волновали гремеры и их матки, но Арлинг собирался трусливо сбежать из Сикелии. Даже если лекарь в Самрии и окажется бессильным перед недугом Магды, он заберет ее и постарается стать с ней самой счастливой парой на земле, сколько бы им вместе ни было отведено. Он устал от войн, которые чаще всего были не его. Гремеры не быстро доберутся на тот край света, куда он сбежит. А он постарается спрятаться очень далеко. И забрать с собой всех, кто тоже устал от сражений.

Обратно шли медленно, придавленные случившимся. Регарди пытался отстраниться от груза прошлого, сваленного на него Бертраном, но в голове мелькали беспорядочные образы, а темный солукрай так и подстрекал вспылить и устроить драку — хотя бы с тем же бородачом, чей отряд уже удалялся с ворованными тяжеловозами.

Регарди, который двигался впереди, желая быстрее оказаться рядом с Фадуной, первый услышал шум и остановил коня. Какое-то время скакун сопротивлялся, разгоряченный кровью, которой еще по-прежнему пахла вся пустыня вокруг, но потом тоже почуял опасность и замер. Сейфуллах, привыкший доверять интуиции бывшего халруджи, поднял руку, остановив отряд.

«Если это гремеры, я сбегу», — решил Арлинг, думая о Магде. Рядом нетерпеливо переминался с ноги на ногу конь Аджухама. Похоже, Сейфуллах собирался к нему присоединиться. Но тут волной нахлынула специфичная вонь, и Арлинг с облегчением выдохнул. Люди стали поспешно закрывать носы платками, повязывая их на лицо. Регарди с удовольствием последовал бы их примеру, но тогда лишился бы половины окружающего мира. Вонь не пугала, настораживала причина, по которой самые зловонные животные пустынь Сикелии — козлы-ахары — решили изменить своим привычкам и сейчас так смело бежали в сторону людей. Известные своей пугливостью, ахары паслись в горных частях Сикелии и к себе не подпускали. Редко какой охотник мог похвастаться такой добычей. А тут козлы мчались прямо на людей, да еще целым стадом.

Караванщики замерли на холме, пораженные открывшейся картиной. Купцы смотрели, Арлинг слушал. Волна ахаров, источая во все стороны зловоние, заполонила долину внизу, преградив дорогу. Насчитав двадцать, потом полсотни животных, Регарди бросил это занятие и стал прислушиваться. Перед ними бежало явно не одно стадо ахаров, скорее всего, к нему присоединялись другие, пока не образовалась сметающая все на своем пути лавина козлов.

Никто не высказывал слух, но догадка витала в воздухе. Нечто, уничтожившее разбойников-серкетов, находилось неподалеку. Другой причины для такого поведения животных Арлинг не знал. Некоторые караванщики, включая бородача, решили не ждать, пока ахары освободят дорогу и, расставшись с Аджухамом, свернули другой дорогой.

Арлинг почувствовал вопросительный взгляд Сейфуллаха и коротко мотнул головой: нет. Он был против поиска другого пути. Интуиция подсказывала: что бы там ни стало причиной бешеной гонки козлов, им, людям, нужно ждать. Странно, но Аджухам решил послушать Регарди и, поравнявшись с ним верблюдом, замер рядом.

Какое-то время они молчали, слушая топот копыт по гальке. Арлинг был уверен, что у Сейфуллаха есть что сказать, а так как и у него было кое-что на уме, решил начать первым. Другие купцы и стражники галдели, в изумлении считая козлов, и слепого драгана с кучеяром никто не слышал. Им и самим пришлось напрягать голос, чтобы перекричать стоящий грохот.

— Почему помешал убить Керка? — прямо спросил Регарди, вдруг осознавший, что время на игры кончились. Похоже, понял это и Сейфуллах, потому что неожиданно откровенно ответил:

— Хочу, чтобы забрали его, а не тебя. Он новый вассхан имана, но ты — его лучший ученик. Думаю, по той же причине Тигр не хотел, чтобы ты спускался с гор.

— Знаешь, кем был умирающий? — спросил Арлинг, решивший сегодня не удивляться ничему.

— Да, — кивнул Сейфуллах. — Это я украл книгу настоятеля Пустоши Кербала. Я знал Бертрана, хотя он меня, конечно, не запомнил. Подозревал, что они попытаются украсть у меня Салуад’дин, но судьба оказалась на моей стороне. Чтобы ты понял. У нас с ним разные задачи, но общая цель. Мы на одной стороне, просто движемся к этой цели разными путями. Я прочитал ту книгу и поверил ей. Если ты расскажешь, о чем говорил с Бертраном, я тоже буду с тобой откровенен.

— Ты же читал книгу, — хмыкнул Регарди. — Значит, знаешь суть нашего разговора. Я не был хорошо знаком с настоятелем, но кое-что общее в прошлом у нас имелось. Если ты, сучонок такой, знал о гремерах и древних, зачем мне морочил голову своими пумами? И почему шел по линии колодцев? Ведь это небезопасно! Давай выкладывай все начистоту, достали твои тайны. Если скажешь мне еще раз хоть слово лжи, я отрежу тебе ухо, честное слово. Повешу его на шею и буду показывать всем лжецам.

— От сучонка слышу, — спокойно ответил Сейфуллах. — Держи себя в руках. С тех пор как ты спустился с гор, тебя не узнать. Я был уверен, что гремеры не проснутся так рано. Надеялся успеть отвезти Салуад’дин в Согдарию, чтобы тот злодей, кто все это затеял, показал свое рыло. Зачем шел по колодцам? Неужели ты думаешь, что раз я вырос в пустыне, то обожаю засуху? Нам нужна вода. Зачем мне было усложнять себе путь? Вода, блестящая в водоемах под солнцем — вот моя мечта. Но я не согласен с тем, что творит иман в моих землях. И что Крепто Репоа собирается сделать с миром. Тарджа выбрала путь меча, но срубить одну из тысяч голов дракона — не по мне. Нужна главная голова. Ты сильно усложнил мне жизнь своим появлением. Я уже смирился, что ты отправился на почетный отдых в долину за Гургаран. Хотя… черт тебя побери, халруджи, я, конечно, себе лгу. Я безумно рад тебя видеть, живым, пусть и безумным. Мне жаль, что такое случилось с твоей головой. Сумасшествие притягивает. Неудивительно, что ты притащил с собой целый отряд психов.

— Все настолько плохо? — нахмурился Арлинг. Он и не подозревал, что кто-то настолько всерьез считал его безумным. Но вот сначала Бертран, а теперь Сейфуллах… Повод задуматься был веским.

— Тигр Санагор забрал мою власть в Сикта-Иате, — сказал Аджухам, помолчав. — И неважно, независимый у тебя город, или прежняя колония драганов — в каждом поселении Сикелии случился переворот. Белая Мельница намолола столько муки, что смогла утопить в золоте каждого губернатора. Я решил не сопротивляться течению и согласился работать на имана открыто, а вот Тарджа ушла в повстанцы. Оказалось, что у нее кровь горячее. Мы, кстати, хотели развестись, но не успели. Я затаился и ждал. Знал, что другого выхода нет. А потом узнал, что собирается караван с важным грузом, который нужно было доставить в саму Согдиану. Тогда и понял, что дождался своего шанса. Еще месяц уговаривал имана поручить мне эту миссию. Не сказать чтобы Тигр полностью поверил в мою преданность, однако я постарался и вовремя устранил конкурентов. Иман тоже перестраховался и нанял старуху-шибанку, которая должна была меня отравить в конце путешествия. Я тогда тебе солгал — я не знал, что она уже меня травит. Вообще-то, я тоже собирался ее убить, и для этих целей нанял одного головореза по кличке Оса. Однако появился ты, убил шибанку, Осу и еще с десяток наемников, которых я нанял своими телохранителями до самой Согдарии. Я знал, что иман не позволит мне отплыть из Самрии. Миссия по перевозке Салуад’дин была секретной, мало кто вообще должен был выжить из моего каравана.

— Ты собрался в снежную и холодную Согдарию? — не сдержал улыбки Арлинг. — Ни один кучеяр добровольно туда не поедет.

— А я не по доброй воле, — сердито ответил Сейфуллах. — Понимаешь, мне не все равно.

Регарди не понимал. Он только что узнал о том, что готовится мировой переворот похлеще гражданской войны этого года, однако не был согласен в нем участвовать. Арлингу хотелось человеческого счастья и обычной жизни. Пока еще он верил в то, что бегство ему в этом поможет. Разумеется, он помнил о сделке с Нехебкаем, но в свете рассказа Бертрана ее условия казались нереальными. Так, к примеру, сам Индиговый до сих пор не рассказал ему о своей дочери, которую Арлинг должен был спасти. Как выяснилось, речь шла не о пустыне.

— Если ты читал книгу настоятеля, то знаешь о Махди, Нехебкае и других древних, которые делят новый мир после исчезновения старого. И об учителе, вставшего на их сторону. Ты веришь, что я убил Нехебкая?

— Нет, — уверенно заявил Аджухам. — Я верю, что он убил тебя. Там, в горах, что-то между вами произошло, и это что-то к жизни и смерти не относится. А еще я не считаю Тигра Санагора предателем. Возможно, у него тоже нет выбора, и, как и я, он выбрал меньшее зло, встав на службу древним. Я думаю, в свое время он глубоко пожалел, что сделал тебя индиговым учеником. А так как Керк — тот еще говнюк, то я даже хочу, чтобы его солукрай оказался идеальным для того мерзавца, который все это затеял.

— Какого мерзавца? — не понял Регарди.

— Вот! — поднял палец Сейфуллах. — Наконец-то ты начал думать. Мы знаем о Махди, о Раше, который сдох где-то в Сангассии, и о том, третьем, который всем этим заправляет. Уверен, что иману известно его имя, но кому он расскажет? Я уже купил билет на корабль в Согдарию. Там, куда привезут Салуад’дин, будет и наш третий герой. Я собираюсь его найти.

— И что ты потом будешь делать?

— Бертран о чем-то просил тебя, верно? — вопросом на вопрос ответил Аджухам.

Регарди кивнул, но говорить ему ничего не хотелось. Знал, что Сейфуллах уже расставил ловушку.

— Чтобы убить древнего, нужен человек, обладающий идеальным солукраем, — продолжил кучеяр. — Нехебкай подарил нам оружие, правда, сражаться им умеют немногие. Я собирался все выяснить, а потом найти тебя. Ты слишком ценен для нас. Нельзя рисковать тобою сейчас, когда мы еще ничего не знаем. Я поэтому так расстроился, когда ты спустился с Гургарана и увязался за моим караваном. А потом еще не удалось передать тебя Тардже. Она должна была спрятать тебя на время в горах, но у Тарджи своя дурь в голове. Она уже давно помешалась на Видящей. Прости, но я не верю, что та женщина, которую ты привел с собой, имеет какие-то магические способности. Хотя если в тебя верят другие, то да, можно приписывать себе какие угодно таланты. Послушай, друг, я давно хотел тебя кое-что спросить про эту твою Магду…

Но тут Арлинг его перебил.

— Спасибо за честность, но есть два момента, о которых нужно сказать прямо сейчас. Первое. Я не собираюсь убивать древних. Ни первого, ни второго, ни третьего. Мы вместе дойдем до Самрии, но потом поплывем на разных кораблях и в разные места. Хочешь в Согдарию, я тебе мешать не стану. Это твой выбор. Я лично отправляюсь в Сангассию, хочу взять там землю и попробовать никого не убивать хотя бы год. Может, мне понравится фермерство? И второй момент. Никто не смеет говорить о моей Магде в таком тоне, как ты сейчас. Вообще, лучше о ней ничего не говори.

— В Сангассию? — фыркнул Сейфуллах, с присущим ему хамством пропустив предостережение насчет Магды мимо ушей. — Ты разве не слышал? Оттуда все бегут. Война. На них наступают какие-то там кочевники, чагары, кажется. Даже здесь у нас полно беженцев. Их, кстати, корабли Белой Мельницы возят. Вот не удивлюсь, если нашествие этих чагаров — дело рук Крепто Репоа.

— Если тебе нужны телохранители, могу поговорить с Алленом, — Арлинг тоже решил проигнорировать слова Аджухама про кочевников. — Весь его клан погиб от гремера, Аллен увязался за Магдой, которую считает Видящей, но возможно, ему будет интересно путешествие с тобой в Согдарию. Он етобар. Мастера по убийству такого уровня сейчас редко где найдешь.

— Ага, — протянул Сейфуллах. — Один такой, например, стоит рядом со мной. Ну, Сангассия так Сангассия. Я дам тебе адрес, будешь мне туда писать. Думаю, я найду нужные сведения как раз к тому моменту, когда тебе надоест фермерство. Правда, боюсь, это случится куда раньше года. Эх! Как бы мне не пришлось осваивать с тобой земледелие в далекой варварской стране. С чем я сейчас явлюсь в Самрию? Салуад’дин у меня нет, груз сначала украли, а потом он сбежал. Проклятая сколопендра была единственной ниточкой к Крепто Репоа, а теперь придется бегать от древних. Эту потерю они мне не простят. Я бы воспользовался твоим предложением и поехал бы с тобой в Сангассию, но Крепто Репоа меня там точно найдут, и тогда твоей спокойной жизни придет конец. Никуда мне теперь от расправы не скрыться.

Арлинг не знал, к чему клонил Сейфуллах, но от его слезливого и жалобного тона у него свело скулы.

— Я не стану защищать тебя от Крепто Репоа, — сказал он. — У меня свои дела.

— Конечно, — вздохнул Аджухам. — Это ж моя миссия только что пошла прахом, а не твоя. Кстати, зачем ты предложил забрать шкуру Салуад’дин?

— Подумал, вдруг ты захочешь ее продать, — пожал плечами Регарди. — Ты ведь купец.

— Я сын своей земли, — вздохнул Аджухам. — А я уже подумал было, что мы мыслим одинаково. Но к счастью, нет. Я ведь и сам собирался тащить обратно шуру этой твари. Неужели ты поверил, что я сдамся так легко? Моя цель — Согдиана и Крепто Репоа. Да я сам из кожи вылезу, но попаду туда.

Аджухам сделал многозначительную паузу, а потом показал рукой на последних ахаров, которые уже не так быстро перебегали долину внизу.

— Понял, о чем я думаю?

— Нет, — раздраженно ответил Арлинг.

— Я понял, — вдруг вмешался Нехебкай. — Мы ему поможем.

— Никому я помогать не буду, я еду к Магде! — сказал Регарди вслух.

— Да успеешь ты к ней, — махнул рукой Сейфуллах. — Идея гениальная, как и все мои мысли. Слушай внимательно. Салуад’дин, которую мы везли, была просто мертвым телом, верно? Что сейчас изменилось? Да ничего. Мы возьмем ее старую шкуру, набьем козлиными тушами, зашьем, упакуем в ткань и предъявим людям имана в Самрии. Они, конечно, проверят, но я уверен, что мы постараемся сделать все аккуратно. А что до вони, то есть пара секретных травок, которые справятся с любым зловонием. Нафаршируем ими нашу Салуад’дин. Что скажешь?

— Ничего. Я не буду в этом участвовать. Наши дороги здесь расходятся.

— Ты мой начальник каравана, и я тебе не отпускал. Или плати неустойку.

Арлинг молча повернулся к Сейфуллаху и сложил руки на груди. Тот сразу сменил тон.

— До Самрии еще три дня пути. Твоей женщине было хорошо у нас, пусть будет также прекрасно и следующие дни. Зачем подвергать ее тяготам пути? Нам потребуется козлов двадцать не больше. Работа грязная, но оно того стоит. И сделать ее надо здесь, подальше от переправы и любопытных. Всем буду платить золотом. Его у меня еще много.

— Мы задержимся.

— Не больше чем на час, если начнем прямо сейчас. Ты же отправил к Магде своих смертников-етобаров? А Салуад’дин точно еще не появится. Я слышал, что говорил Бертран. Она сейчас переваривает несчастных серкетов и явно будет делать это еще несколько дней.

— А что ты будешь делать, когда иману доложат о настоящей Салуад’дин, которая ползает по пескам?

— К тому времени я буду подплывать к Согдарии, и у меня будут уже другие заботы.

— Почему бы тебе просто не нанять человека на эту работу? Зачем самому ехать на север? Неужели тебе так скучно?

— Стая волков, возглавляемая овцой, проиграет стаду овец, возглавляемому волком, — ответил Сейфуллах и принялся раздавать стражникам приказы об охоте на ахаров.

Регарди не был уверен, что цитата, которую использовал Аджухам, уместна в их ситуации, но тут в его мысли снова влез Нехебкай:

— Ты мне обязан многим, вассхан, — сказал он почему-то голосом учителя, и Арлинг даже дернулся от неожиданности. — Сейфуллах хорошо придумал с этими козлами, задумка сработает. Ему нужно помочь.

Арлингу не нравилось, когда он так надолго покидал Магду, но Индиговый заговорил снова, уже своим привычным голосом:

— Она идет к тебе сама вместе с Хамной, Алленом и теми придурками. Вы скоро встретитесь.

— Что случилось? — встревоженно спросил Регарди.

— Ну, она тоже тебя любит, не может быть долго порознь, — хмыкнул Нехебкай. Арлинг не поверил ему ни капли, но решил, что если Индиговый хоть где-то сказал правду, то велика вероятность с Магдой разминуться. Тогда на камнях в пустыне она была одна, когда получила ожоги, а сейчас с нею были етобары и ученики имана. Пожалуй, правильно будет дождаться их здесь. Потом же он собирался устроить всем разнос за то, что покинули переправу без разрешения.

Темный солукрай, бурливший в крови еще со времен встречи с Керком, наконец получил свободу, и Арлинг направил скакуна в сторону удалявшегося отряда бородача. Убивать животных ему сегодня не хотелось, а вот если люди дадут повод, он будет ему очень рад.

— Займитесь козлами, а я приведу тяжеловозов, — крикнул он Сейфуллаху.

Тот сразу понял его идею и помчался собирать стражников.

На пустыню наползла ночь, тяжело выкатилась луна, которой оставалось пару дней до полноты. Все чувства Регарди обострились, словно то, что ожидалось давно, должно было случиться с минуты на минуту. Опасность чувствовалась не от гиен и скорпионов, выползших на охоту, а от травки симы, ожившей после дневной жары. Хотелось соскочить на землю и бездумно затоптать следы чужой жизни. Будь проклят Бертран с его сказками. Теперь Регарди был уверен, что каждый его сон будут населять древние чудовища вместе с теми, кто предал человечество. Оставалось разобраться, на чьей стороне был сам Арлинг.

Бородач не захотел добровольно отдавать тяжеловозов, и Регарди дал волю темному солукраю, терзавшему ему с тех пор, как он спустился с гор. Охота Аджухама также была удачной, к возвращению Арлинга рядом с погребальным костром возвышалась куча козлиных туш, над которыми уже трудились стражники. Рядом была растянута старая шкура Салуад’дин. Можно было догадываться, какие златые горы пообещал Сейфуллах своим людям за такую грязную работу. Запах крови стал запахом ночи, затопив собой мир. Аджухам давно знал Арлинга и не стал спрашивать о судьбе упрямого купца и его охраны. Сейфуллах сам занялся лошадьми, готовя их к перевозке фальшивого чудовища.

Регарди собирался помочь ему, но тревога, проснувшаяся, когда он гнался за людьми бородатого купца, сейчас присоединившегося к серкетам, стала почти невыносимой. Он вскочил на лошадь, собираясь скакать туда, куда звал его солукрай, потом передумал и, спешившись, побрел по холмам, решив, что Аджухам справится с козлами без него. Так тяжело на душе не было давно. Учитель говорил, что когда тяжело, значит, ты идешь правильным путем, поднимаешься в гору, а не катишься в пропасть. Регарди же казалось, что он уже давно упал и лежал в бездне на этот раз не со сломанными ногами, а с перебитым хребтом.

Сзади слышались крики людей Аджухама, понукавших друг друга торопиться с опасной работой — все ждали пум, приманенных кровью. Спереди же слышался рев и топот верблюдов, запах которых ему был знаком. К нему приближался отряд, и кажется, он вез не добрые вести. Сейфуллах и его охранники, занятые работой, не заметили группу из восьми человек, которая остановилась, к ним не приближаясь. Вернее, людей было семь, восьмая же, которую везли в шатре на верблюде, не подавала признаков жизни.

— Арлинг, с ней что-то не так! — сразу сообщила Хамна, соскакивая на землю.

Регарди не нужно было объяснять, кого она имела в виду. Уже суетились ученики, опуская верблюда с Магдой на колени. Аллен молча топтался рядом, пытаясь помочь, но больше мешая.

— С ней всегда что-то не так, — торопливо говорила Хамна, — но я вдруг заметила, что она плохо дышит. Да и кожа цвет изменила. Я не лекарь, но, может, дать ей ясного корня или журависа? Это ее взбодрит и поможет дотянуть до Самрии. Нам ведь осталось недолго. Ее вылечат там, я уверена.

Хамна вела себя как настоящая халруджи, пытаясь успокоить господина. Но в мире не было человека, способного сейчас вернуть Арлингу спокойствие.

— Я тебе помогу, — прошептал он хрипящей Магде, принимая ее из рук Блая, который осторожно снял Видящую с верблюда. Регарди уже давно заметил, что в последнее время присутствие Фадуны действовало на учеников отрезвляюще, а безумие темного солукрая будто их отпускало.

— Песок, положи меня на песок, — прошептала она так, что только Арлинг ее услышал.

Регарди был согласен с Хамной. Что бы ни происходило сейчас с Магдой, ясный корень или журавис могли ей помочь. Но также он знал, чего она сейчас хотела больше всего: чтобы он ее послушал.

— Спасибо, что привезли ее, — сказал с трудом Регарди, — но дальше я сам.

Выпрямившись, он стал прислушиваться, выискивая места, где могли быть песчинки, скребущие по земле. Вокруг лежали одна галька да щебень. Хамна была хорошей халруджи и поняла его без объяснений. Кивнув остальным, она отвела всех к верблюдам, оставив Арлинга наедине с его Видящей.

— Там, — сказала Магда, и Регарди, взяв ее на руки, пошел туда, где не слышал ничего кроме шороха травы симы, пробившейся сквозь камень.

Арлинг шел и шел, уже остались далеко позади верблюды и ожидавшие рядом с ними люди, которые почему-то решили связать судьбы с ним и Видящей. Но он чувствовал, что сейчас они должны были быть одни. Ни ясный корень, ни журавис помочь были не в силах.

— Пришло время, — прошептал Нехебкай, и Регарди не стал ругаться с ним только потому, что боялся расстроить Магду.

— Здесь, — сказала она, когда он отошел примерно за три холма от етобаров и учеников. Караванщики Сейфуллаха остались еще дальше. Под ногами по-прежнему скрипел гравий, но Магда почему-то называла его песком.

— Здесь хороший песок, — сказала она. — А теперь отойди, но так, чтобы я тебя видела.

У Арлинга не было никакого желания оставлять ее, но он снова подчинился. Он тоже чувствовал, что пришло время выполнять обязательства и платить по долгам. Слушать Видящую — было условием Нехебкая, и Регарди собирался закончить с ним сделку в самый короткий срок.

— Ты не умрешь, — сказал он. То, чего Арлинг опасался больше всего, сбывалось прямо сейчас.

— Не бойся ее, — ответила Магда, как показалось ему — невпопад, но вдруг Регарди почувствовал, что гора камней, которая возвышалась за холмом — не гора. Она шевелилась. Он был уверен, что запомнил запах Салуад’дин навсегда и сможет отличить его в любом месте, но, похоже, настало время ошибок. От сколопендры пахло остывшим камнем, и лишь слабый запах хитина и почти исчезнувший — крови, позволил ему отличить ее от земли.

— Не двигайся, — Видящая встала, хотя еще секунду назад Арлингу казалось, что дух покинет ее тело. — Твои движения ее разбудят, а нам этого не надо. Я думала, наша с ней встреча произойдет позже, но вот оно — то, что нас разлучит.

— Нет, — твердо сказал Арлинг, замерший, как просила Фадуна, но уверенный, что никакой разлуки он не допустит.

— Мое тело умирает, — вздохнула Магда. — Темный солукрай был необходим, чтобы излечить тебя от яда того змея из пещер Гургарана. Ты ни при чем, потому что не только он разрушает меня.

Она не назвала его Нехебкаем, отметил про себя Арлинг, размышляя, что в его силах сделать против Салуад’дин, и понимая, что ответ отрицательный — ничего. А еще он понял, что тварь выросла. Если раньше в ней было салей двадцать, то гора, которая возвышалась за холмом с Магдой, была размером с военный корабль драганов.

— Лекарь в Самрии тебе поможет, я в него верю, — упрямо сказал Регарди и с облегчением услышал, что Магда кивнула.

— Да, — согласилась она. — Пообещай, что найдешь его. Темный солукрай был разбужен в тебе, когда был необходим. Но сейчас он стал твоим якорем, камнем, который тащит на дно. Ты должен избавиться от него. А еще есть пять человек, которых я использовала в своих целях. Выплати мой долг перед ними. Их можно вылечить. Поэтому тебе нужно найти лекаря. Путь к нему укажет змей, сидящей в твоей голове. Как избавишься от темного солукрая, прогонишь и его. Этот гость любит засиживаться. Будь с ним осторожен.

— Я не оставлю тебя, Магда, что бы ты там ни задумала, — сказал Арлинг, с тревогой слушая шаги Магды. Кажется, она направлялась к Салуад’дин. Может, она и считала темный солукрай его якорем, но Регарди слишком долго был лодкой без весел. Якорь ему как раз был необходим.

— А другого выхода нет, — спокойно ответила она. — Тебе придется не просто уйти, но убежать. И как можно скорее. Иначе я тебя сожру.

Арлинг привык к тому, что разум Магды недолго сохранял ясность, и сначала не придал значения ее словам, а когда понял, что происходит, было поздно. Он бросился к ней, но в лицо дунул ветер, поднявший столбом песок. Арлинг был уверен, что до этого на земле его не было. Разозлившись, Регарди врезался в ожившую песчаную пыль, которая какое-то время кружила вокруг него, заглушая шелестом мир и сбивая с толку. Песок скрипел на зубах, но Арлинг сделал рывок, пытаясь схватить Магду. Руки натолкнулись на холодный хитин, а потом его толкнули, и Регарди отлетел еще дальше того места, где Фадуна лежала раньше. Удар о каменное крошево вышиб воздух из легких, но задержать его на земле могла лишь сила большая его собственной. Такой и стала нога сколопендры Салуад’дин, которая слегка придавила Арлинга сверху. Впрочем, то была уже не Салуад’дин.

— Я не выживу в том мире, что возрождают для себя древние, — прошептала в его голове Магда. — Люди не пострадают, но такие, как я, обречены. Поэтому я сделаю то немногое, на что способна. Я задержу Салуад’дин, которой нужна еда, чтобы вырасти до размеров взрослой особи. Моих сил недостаточно, чтобы сдерживать ее полностью, но кое-что я могу. Нужно было спросить тебя, но почему-то я думаю, что ты не будешь против. Я расскажу Салуад’дин, что ты — убийца Нехебкая, в котором сохранился его дух. Нехебкай — злейший враг Салуад’дин, для нее ты станешь целью, которая отвлечет ее от других жертв. Отныне она — это я. Там, у переправы на Самрию, находятся несколько тысяч человек, чьи кровь и плоть так желанны ей. Настоящие размеры взрослой Салуад’дин сложно представить. Первый из древних, тот, кто возглавляет Крепто Репоа, собирался откармливать ее после пробуждения, тысячи людей должны были отдать свои жизни в день рождения Салуад’дин. Но что-то заставило ее пробудиться раньше. Думаю, близость Нехебкая разбудила ее. Мне будет нетрудно направить Салуад’дин по твоему следу. Голод не сравнится с жаждой мести, которая бушует в ней с тех пор, как Нехебкай убил трех ее сестер. Бертран думал, что Салуад’дин — четыре, но на самом деле Индиговый успел раньше. Оставь Сейфуллаха, с ним ты будешь двигаться медленней, а у тебя не так много времени. На встречу с лекарем я дам тебе сутки, после ты должен будешь бежать из Самрии. Куда бы ты ни пошел, я все равно найду тебя. Не ищи меня сам. Я слаба и не всегда буду контролировать Салуад’дин. Будет безумно печально съесть тебя, Арлинг Синие Глазки.

Противоречия бурлили в Арлинге, но сейчас наступил тот момент, когда эмоции были не нужны.

— Я не верю, что это наш конец, — покачал он головой. — И я не смиряюсь.

— Я тоже, — нога сколопендры исчезла с его груди, и Салуад’дин стала уползать в ночь, шурша хитиновым брюхом по гальке. — У меня нет ответа, что будет дальше. Я Видящая, но я не вижу. Теперь настала твоя очередь смотреть. Смотреть так, как умеешь только ты.

— Мы встретимся, — крикнул Арлинг исчезающей надежде.

— Встретимся, — откликнулись в темноте. Или то было лишь только эхо его собственного желания.

Глава 22. Лекарь

Когда Арлинг прибыл в столицу Сикелии, порт Самрию, лил дождь. Город пустыни, зноя и солнца не был приспособлен к осадкам такого масштаба, так как дожди на севере колонии выпадали раз в год зимой, а то и реже. И тем не менее улицы были заполнены угрюмыми толпами, растекающимися волнами, в основном от причалов, где без устали разгружались корабли. Послушав разговоры прохожих, Арлинг понял, что на рейде стояло много парусников со всего света, ожидавших очереди. Шлюпки с пассажирами и экипажем прибывали в порт постоянно. Отправлялись корабли, чаще всего, в Согдарию, а вот прибывали из Сангассии, Агоды, Ерифреи, Кальпы и Го-Дун. Таверны и постоялые двора были переполнены, рынки забиты продавцами и покупателями, а многоголосье улиц резало слух. И все это — под нудным затяжным дождем, превращавшим когда-то прекрасные дороги города в непроходимые реки. То и дело подвозили телеги щебня и камня с пригорода, которыми засыпали размякшие участки. Самрия всегда напоминала Арлингу муравейник, но сейчас она была похожа на разворошённое осиное гнездо с агрессивно настроенными хозяевами.

Регарди не попрощался ни с Сейфуллахом, ни с етобарами и учениками. До бесконечности долго стоял на холме, слушая, как Магда уводит Салуад’дин в глубь Маленькой пустыни, и старался не дать пустоте в груди превратиться в бездну. Потом вернулся к своему коню, и, не найдя в себе силы сказать хоть слово ожидавшим его людям, умчался к рассвету. Его не преследовали. Арлинг помнил о времени, которое дала ему Видящая, но все равно потратил несколько часов на бессмысленное блуждание по предрассветной пустыне. Как никогда, хотелось услышать песок, но окрестности Самрии всегда были раскаленным каменным крошевом.

Пусть и каменная, но пустыня воплощала собой спокойствие. Свет луны уступил место багровым лучам ползущего из-за горизонта дневного светила. Арлинга переполняла злость, и Регарди цеплялся за нее, боясь, что, если отпустит, в нем расцветет пустота, в которой он захлебнется. Нехебкай пытался что-то сказать о смелости Магды и о том, что у него бы духа на подобное точно не хватило. Однако Индиговый, как живое напоминание о древних, которые ворвались в жизнь Арлинга и внесли в нее хаос, лишь раздражал, поэтому Регарди отгородился от него барханами злости, заточив в недрах сознания. К разговору с ним он еще готов не был.

Хамна встретила его у ворот Самрии. Арлинг не хотел вспоминать о Магде и о том, что произошло, но етобар первая заговорила о ее смерти.

— Она начала умирать еще в новогоднюю ночь. Ты, Аллен и ученики не замечали, но все вокруг видели, что Магда едва ли не гниет заживо. Твоя любовь безгранична, Аллену нужна вера в Видящую, а ученикам имана все равно, потому что их разум пленен темным солукраем. Все шло к ее гибели. Ты должен понять и отпустить. Знаю, что на это нужно время. Оно у тебя есть. Аллен ушел. Сказал, что ему нужно найти себя. Я с учениками буду ждать тебя на постоялом дворе «Чеснок и перец». У меня там связи, всегда найдется место даже в такие времена как сейчас. Я буду ждать тебя три месяца. Если ты не вернешься за мной, уйду в Карах-Антар биться с гремерами. Учеников заберу с собой, но если они захотят остаться в Самрии и, к примеру, заняться разбоем, препятствовать им не буду.

Арлинг молча обнял Хамну, потом кивнул молодым кучеярам, которые, насупившись, смотрели на него, не понимая, что происходит.

То было три дня назад. Команда Регарди просуществовала недолго. Некоторые рождались и умирали одиночками. Арлингу нужно было время, чтобы понять, к кому именно он относился. Первые несколько дней он провел на крышах Самрии, слушая небо, море, дождь и городских птиц, ругавшихся на него за то, что кто-то еще посягнул на высокие чердаки и убежища под стрехами, недоступными даже пронырливым городским воришкам, которые как раз любили такие места, где прятались от стражи. Арлинг не хотел встречи ни с кем, поэтому забирался еще выше, растворяясь между землей и небом. Там он пытался различить шаги гигантской сколопендры, встречи с которой он желал и боялся одновременно. Сутки, отведенные Магдой, давно прошли, но Арлинг все еще не покинул город и не встретился с лекарем. Во-первых, теперь он не знал, куда иди. В Сангассии без Магды ему было делать нечего, а ввязываться в войну человечества с древними у него не было никакого желания. Один такой древний сидел в его голове и страшно злил.

Встреча с лекарем до сих пор не произошла именно по его вине. Нехебкай вдруг заявил, что человек, которого они ищут, поменял место жительства, и новый адрес нужно искать. Регарди не знал, как именно змей в его голове искал новый дом лекаря, но Индиговый заверял, что еще денек, и они встретятся. А эта встреча Арлингу была нужна. Не потому, что он обещал Магде вылечить тех, кого покалечил, а потому что хотел этого сам. Что касалось его темного солукрая, то с ним Регарди не спешил расставаться. С ним он чувствовал себя злым, а значит, живым.

Пока Нехебкай искал лекаря, Арлинг думал, куда бежать. Если не убежать, Салуад’дин найдет его здесь, в Самрии, и даже ему было сложно представить размах катастрофы, которая за этим последует. Он жаждал встречи с ней как никогда, но только не среди людей. Такого жертвоприношения и массового убийства Магда ему не простит. А в том, что у них есть будущее, Арлинг не сомневался. То стало его верой. Он найдет способ вытащить ее из гигантской сколопендры, но сейчас ему нужно было найти место подальше от всех. В Сангассии шла война, а охваченные войной земли пустошами становились лишь после. Шибан лежал слишком далеко, Агода — слишком близко. Он думал об Арвакском царстве, где царили вечный холод и мрак, а солнце светило всего лишь три месяца в году. Возможно, стоило отманить Салуад’дин туда. Ведь если она останется в Сикелии, рано или поздно ее заметят люди имана и другие любопытствующие. Начнется охота, а Регарди она была не нужна. Пока Салуад’дин была единым целым с его Магдой, следовало оберегать чудовище. Может, в царстве льдов и снегов удастся ее заморозить? Сколопендра — обитательница горячих земель, но если Магда была права, и ненависть Салуад’дин к Нехебкаю была столь велика, то тварь должна отправиться за ним буквально на край света. Одного не понимал Арлинг. Видящая просила его избавиться от темного солукрая, но тогда придет конец и связи с Нехебкаем. А сейчас Индиговый был ему нужен как никогда.

Тем не менее шел третий день его блуждания по крышам, а никто из прибывающих в город купцов не сообщал о страшном чудовище, разоряющем окрестностями. То ли Магде удалось увести Салуад’дин в пески подальше, как она собиралась, то ли снова вмешались непредвиденные обстоятельства. Арлинг предпочитал думать о первом сценарии.

А потом в город прибыл Сейфуллах, и Регарди отправился за ним в порт следить, удастся ли Аджухаму обмануть людей имана. Керка он заметил еще в первый день и передал Хамне держаться от причалов подальше. Етобар, как и обещала, заселилась с учениками в таверну «Чеснок и перец», и кажется, занялась с ними мелким разбоем, грабя чужаков и переселенцев на ближайшем рынке. Впрочем, все завсегдатаи постоялого двора творили нечто подобное.

Тысячи раз Арлингу предоставлялся удобный случай пристрелить Керка из лука или арбалета, но слова Бертрана об индиговых учениках застряли у него в голове. Хотелось обвинить мертвого серкета во лжи, но если то было правдой, тогда никакого равновесия не оставалось. Регарди решил Керка не трогать, о чем пожалел в тот день, когда в порт прибыл Сейфуллах.

Арлинг с утра засел на крыше Алебастровой башни, которая когда-то имелась и в Балидете, но со временем была погребена под песками чудовищного самума. Каждый город Сикелии строил собственную Алебастровую башню, стараясь сделать ее выше и белее, чем у соперников. В Самрии, конечно, была самая высокая башня, на крыше которой располагался телескоп Городской ученой гильдии для наблюдения за звездами. Арлинга телескоп не интересовал, звезды он мог только слушать, зато декоративные балконы под стрехами крыши привлекли его сразу. На них можно было сидеть, свесив ноги, без опасения быть увиденным снизу — слишком высоко, или с других башен по соседству. Декоративных элементов имелось столь много, что за ними было легко прятаться.

Так, с высоты Регарди следил за каждым шагом каравана Сейфуллаха, количество людей в котором заметно уменьшилось. Чучело сколопендры, замотанное в тряпки, пропитанные благовониями, тащили все те же тяжеловозы, которых отобрал у бородача Арлинг. К ним добавились ослы, потому что мумия у Сейфуллаха получилась здоровой. И, как он обещал, никакого запаха. Регарди чувствовал далекие благовония трав без следа зловония ахаров. От любопытных глаз груз заслоняли охранники на верблюдах, которые двигались с обеих сторон в два ряда. Арлинг вспомнил о желании Аджухама найти первого древнего и невольно задумался, почему Сейфуллах, который с виду казался торгашом и делягой, занимался подобным. «Мне не все равно», — сказал тогда Аджухам. Какая же разная у них была начинка с Арлингом. Регарди как раз было все равно, что там задумали древние делать с миром. Либо темный солукрай пробуждал в нем неискоренимый эгоизм, либо прошлое убило в Арлинге что-то человеческое — желание спасать людей у него не было.

Он ненадолго отвлекся на Хамну, которая устроила разборки с местными бандитами, хозяйничающими на рынке, где она тоже промышляла разбоем. В переулке рядом с фруктовыми рядами шестеро кучеяров размахивали перед ней ножами. Они уже допустили две ошибки. Во-первых, не выяснили прошлое Хамны, а с етобарами не связывался ни один здравомыслящий городской бандит. И во-вторых, не осмотрели крыши, где прятались пятеро безумных учеников, которым, кажется, разбойничать с Хамной нравилось.

Арлинг подумал было, что Нехебкай слишком долго ищет своего лекаря, как вдруг в голове раздался голос Индигового:

— Все, я его нашел. Нам нужно к старым докам, к зерновому хранилищу.

Одновременно с его голосом Арлинг услышал крики, раздающиеся со стороны причала, где разгружался караван Сейфуллаха. Кажется, Аджухаму удалось-таки обмануть принимающую сторону. Фальшивую сколопендру со всей осторожностью грузили на корабль. А вот самому Сейфуллаху не повезло. Его и стражников, которые с ним пришли, связали и куда-то волокли. Кажется, в городскую тюрьму, если Регарди правильно помнил расположение зданий в Самрии. Аджухам кричал, Керк, который и отдал приказ схватить караванщика, отругивался в ответ, но слов на таком расстоянии Арлинг разобрать не мог. Вряд ли они спорили из-за Салуад’дин. Вероятно, Керку с самого начало было поручено захватить Аджухама. Странно, что Сейфуллах этого не предусмотрел. Ведь если иман собирался убить его с помощью шибанки, значит, он попытался бы не допустить его на корабль и в порту. А может, у Аджухама был план, которым он с Арлингом решил не делиться.

Как бы там ни было, но спешить ему на помощь Регарди не стал. Нехебкай торопил его к докам, так как, по его словам, именно сейчас там можно было застать лекаря. Решив, что Аджухама убивать немедленно не станут, и он вытащит его из тюрьмы после обеда, Арлинг отправился туда, куда звал Индиговый. Можно было, конечно, попросить Хамну помочь Сейфуллаху, но Регарди не был уверен, что не помешает Аджухаму. Вдруг все сейчас происходило так, как тот задумывал? Если же никакого плана не было, то Сейфуллах сам виноват, что создал себе репутацию хитреца. Его либо оставят в тюрьме и убьют там, подослав убийцу, либо казнят по надуманной причине на городской площади. Убийцы работали по ночам, а палачи по утрам — их расписание Арлинг прекрасно выучил на службе имана. У него еще было время. А вот насчет Салуад’дин он так уверен не был, поэтому, направляясь к докам, заметно нервничал. Ему казалось, что Магда явится за ним совсем в неподходящий момент.

Старые доки Самрии воняли рыбой, даже те, где ее никогда не отгружали. Четыре причала с хранилищами закрыли еще десять лет назад. Тогда начали строить новый порт, а на ремонт старого денег так и не выделили. Причальная линия, выложенная когда-то камнем, обкрошилась и местами рухнула в море, лишь хранилища, в основном используемые под зерно, еще производили впечатления крепких. Территория была огорожена каменным забором, который возвели от бродяг и воров, но перелезть через который мог даже ребенок.

Старого кучеяра-охранника явно посадили на входе для видимости. Он и меч-то уже держать не мог. Именно участки с такой, казалось бы, «слабой» охраной всегда настораживали Арлинга. Обыватель охотно верил в никчемность места, но тот, кто жил на теневой стороне мира, знал, что подобный «отвод глаз» был слишком подозрителен. Скорее всего, в обязанности деда входило не размахивать мечом в случае вторжения, а поднять крик и созвать маленькую армию, дежурившую неподалеку. Прикидывая, как бы он незаметно устранил старика, Арлинг какое-то время изучал охранника, а потом понял, что тот постоянно сидит и за четыре часа слежки ни разу не встал со своего табурета. Нехебкай шипел и плевался, что они теряют время, но наивные годы молодости Регарди давно прошли и соваться без разведки на чужую территорию, да еще к загадочному лекарю, о котором знали древние, он не собирался.

Долго прислушиваясь, он наконец, различил щелчки механизма. Табурет деда был своеобразным колоколом. Если бы старик с него упал, встал или, если бы его с него сняли, кто-то непременно узнал бы о случившемся. Арлингу даже стало интересно, что можно было охранять на заброшенной территории. С места, где сидел дед-охранник, хорошо просматривался весь участок старых доков. Но ведь нельзя же было полагаться только на старческое зрение? А потом Регарди заметил зеркальные факелы, замаскированные под старые спасательные вышки, и понял, что лекарь, к которому его вел Нехебкай, возможно, не так прост, как казалось. Либо Индиговый что-то не договаривал.

— Нам в третье зернохранилище, — нашептывал Нехебкай тоном предателя. — Только осторожно, здание старое, могут быть ловушки времени. Пролезешь через вентиляцию в крыше, затем по приемному желобу нужно попасть в распределитель, а через него — в подвал. Нужный нам человек — там.

Арлинг был уверен, что встретит на пути как минимум несколько ловушек, потому что если есть брешь в безопасности, то, значит, ее оставили там нарочно. Потому продвигался очень медленно, постоянно прислушиваясь и ощупывая поверхность много раз. Иногда подолгу держал руку на стенках, пытаясь почувствовать вибрацию невидимых механизмов. Даже спящие клинки или копья, призванные проткнуть врага, взаимодействовали с воздухом, выдавая себя, но ничего подобного он не ощущал. Сейчас казалось, что и табурет деда, который он принял за сигнальное приспособление, был просто табуретом. Может, правы были те, кто говорил, что темный солукрай делает его безумцем?

Нехебкай оказался прав — в подвале явно жили. Коридор и лестница, который вели к нему из основного помещения, были устланы ковром и освещались лампами, что использовались в жилищах, а не на складах. У полукруглого входа с обычной дверью стояли уличные туфли и трость. В цветочном горшке рядом торчал декоративный кактус, его недавно поливали. Регарди замер, когда понял, какую допустил ошибку, но не смог даже повернуть назад. А именно такой была первая реакция. После всего, что случилось лично с ним, и что ему рассказал Бертран, встречаться с иманом Арлингу совсем не хотелось. Страх охватил Регарди. Все вынуждало его быть врагом учителя, но что было делать с теми чувствами, что он к нему испытывал? Простых слов не находилось.

Ручка повернулась, и дверь открылась, явив имана, правда, отнюдь не в боевом виде, как уже представил его парализованный Арлинг. Он не мог двинуть ни рукой, ни ногой, замерев, словно статуя, и чувствуя, что еще немного и завалится либо вперед, либо назад. Реакция и облик учителя удивили не меньше собственного тела. Грозный Тигр Санагор, глава Белой Мельницы и предатель рода человеческого, замахнувшегося на уничтожения святая святых Сикелии — пустыни, стоял перед ним в домашних туфлях с мягкой оторочкой и помятом халате, из кармана которого торчала бутылка с моханой. Арлинг слышал, как невидимый сквозняк перебирает мех на тапочках имана и играет поясом халата, повязанным, казалось, небрежно. От Тигра пахло водкой и яичницей. То ли у имана был весьма своеобразный обед, то ли так пахли очередные снадобья, над которыми он работал. Сколько Регарди его не помнил, учитель вечно что-то изобретал из несочетаемого.

Но самое удивительное было то, что иман тоже не ожидал увидеть Арлинга, потому что, отшатнувшись сначала, попытался было взять себя в руки и не совсем ловко схватил трость, стоявшую у порога. Узкий клинок из своеобразных ножен ему тоже не сразу удалось выхватить. Вывод был простой и поразительный. Иман, на самом деле, был пьян. Более того, он был уверен, что в его жилище проникнуть никто не сможет, потому что таким расслабленным Арлинг его никогда не встречал.

— Не так я хотел с тобой встретиться, Махди, но судьба распоряжается по-своему, — сказал Регарди то, что совсем не собирался говорить. — Я войду?

— Значит, это правда, — кивнул иман своим мыслям и, к удивлению Арлинга, подвинулся в сторону. — Да, входи, раз пришел. Теперь понятно, кто за мной следил. Вот чувствовал же, но про тебя почему-то не подумал. Собирался отсидеться здесь пару дней, а потом выйти на охоту, но ты меня опередил. Где я оступился?

— Запах зерна на лапах твоей собаки.

— А, ты про Керка, — хмыкнул тот, который пах и говорил, как иман, но ничем больше на него не походил. — Слишком любопытен, не находишь? Вечно сует свой нос, куда не надо. Впрочем, разве наш Арлинг не такой? Иногда, мне кажется, что это побочное явление всех вассханов.

«Наш Арлинг». Регарди дернулся, но Нехебкай уже полностью владел его телом. Цена сделки, заключенной с богом, оказалось куда выше, чем он думал.

Глава 23. Цена сделки с богом

— То был нечестный ход, Махди, но разве можно было от тебя ожидать иного? — Арлинг-Нехебкай прошел в комнату, которая оказалась небольшой и явно не была предназначена для приема гостей. Циновка с мягкими одеялами на деревянном полу, очаг с дымоходом, ведущим куда-то в стену, много книг и низкий столик, заставленный стаканами и тарелками. Никакого зельеварения. Кажется, иман, действительно, просто обедал.

Тигр закрыл дверь, захлопнул засов и прислонился к стене с ковром, скрестив на груди руки. Трость-клинок он небрежно бросил на пол. По его поведению не было похоже, что иман напуган, но когда учитель показывал свои истинные чувства? Впрочем, одно Арлинг мог сказать о нем точно. Тигр Санагор был пьян и хотел выпить еще.

— Ждешь извинений? — хмыкнул он. — Давай лучше выпьем.

— Мне потом этого точно не простят, — сказал Нехебкай устами Арлинга. — Я по делу.

— Кто бы сомневался. Будешь угрожать, что убьешь его?

— Знаешь же, что нет. Но превратить жизнь твоего любимчика в ад точно смогу.

— Давай без пафоса, — поморщился иман. — Я целыми сутками общаюсь с надутыми индюками по работе. Не хочешь пить сам, как хочешь. А я выпью. Да ты садись. Ведь не на пять минут пришел.

Арлинг сделал три шага до табурета у стола и сел, чувствуя себя марионеткой на веревочках. С каким сожалением он сейчас вспоминал о снадобье имана, которое Магда выкинула в пропасть. Ведь оно обещало избавить его от Нехебкая, значит, учитель с самого начала предвидел такую ситуацию.

«Почему вы пьете?» — хотелось спросить ему, ведь все годы его обучения в Школе Белого Петуха от имана никогда даже не пахло спиртным, а сам учитель всегда высказывался категорически против любого алкоголя.

Вытащив бутылку из кармана, иман отхлебнул из горлышка и махнул рукой в сторону Регарди. Мол, продолжай.

— Это эксперимент, — сказал он, словно услышав невысказанный вопрос Арлинга. Бутылка скрылась в объемном кармане халата, но, кажется, ненадолго.

— Забавно, если тебя сейчас убьет тот, кого ты послал убить меня, — сказал Арлинг-Нехебкай. — Думаешь, у него не получится?

— Почему, вполне получится, — пожал плечами иман. — Просто ты ведь пришел сюда не для этого. Мог бы убить еще вчера, когда следил за мной с городской ратуши. Я все время чувствовал, будто мне в спину целятся. Еле до конца совещания досидел.

Тут только до Арлинга дошло, что он не может вспомнить все события последних трех дней. Провалы в памяти оказались вполне объяснимы. Вот почему Нехебкай не сразу «нашел» лекаря. Он размышлял об убийстве имана.

— Мне просто интересно, что ты ему пообещал, — спросил учитель.

— Вылечить Магду. Она пострадала от темного солукрая.

— О, какая досада, — иман покачал головой. — Мне очень жаль, Лин, но насчет Видящей мы все ошиблись. Да и никакая она не Видящая, просто удобная легенда, которую я вначале использовал. До того как понял, что она использует меня. Безумие от темного солукрая — весьма сомнительное явление. Скажем так, им прикрываются в безнадежных случаях. О Магде я услышал от арваксов, среди которых пошли слухи о южной ведьме. Тогда я искал детей древних и принял ее за одну из них. Вывез на корабле сюда, а потом понял, что к древним наша Магда не имеет никакого отношения. Она такая, какая есть. Кстати, она должна была быть вместе с Арлингом. Что случилось?

Регарди напрягся, но Нехебкай, руководствуясь собственными замыслами, Фадуну не выдал.

— Сгинула в песках, — сказал он не правду и не ложь. — Я хочу заключить с тобой сделку.

Вот же заладил этот Индиговый. Можно подумать, ему одного Арлинга обмануть было мало. Замахнулся на имана, а с ним проиграть было несложно.

— Как я понимаю, в ответ ты угрожаешь убить моего вассхана? — деловито уточнил учитель, и сердце Регарди немного оттаяло. Учитель еще считал его вассханом, а значит, не все было кончено.

— И сам погибну, если потребуется, — кивнул Арлинг-Нехебкай.

— Хорошо, выкладывай. Чего хочешь?

— Ты должен спасти мою дочь. Знаешь, о ком я говорю.

Так вот что имел в виду Нехебкай, когда просил Арлинга о дочери. Ему все это время нужен был иман. Хитрый змей!

Иман нервно забарабанил пальцами.

— Не в моих силах.

— В твоих.

— Насколько я знаю, ее уже убили, — сухо ответил учитель. — К счастью для всех нас.

— Она еще жива, — почему-то возразил Нехебкай.

— Ненадолго.

— Арлинг, — иман подошел к нему и, схватив за плечи, вдруг встряхнул. — Заканчивай с ним. Сколько можно слушать эту чушь! Давай гони его и просыпайся.

Голос учителя стал стихать, будто Арлинга закутали в одеяло, закрыв от всего мира. Звук собственного сердца заполнил мир, а дыхание вырывалось из груди с трудом. Он не видел неба, но знал, что оно сжалось до размера точки. Не видел земли, но чувствовал, что та провалилась в бездну. А сам он стал ветром, гуляющим на свободе.

Иман хлопал его по щекам уже давно — лицо горело. Регарди судорожно вздохнул и подскочил с циновки, на которой лежал. Чувство беспомощности сменилось стыдом и злостью. Он чувствовал себя предателем, но и Тигр уже был не тот, что когда-то протянул ему руку помощи.

— Вот и хорошо, выпей воды, — сказал иман, всовывая ему в ладонь прохладный стакан. — Признаться, я впервые такое вижу. Обычно мы захватываем людей, но никак не наоборот.

Арлинг ничего не понимал, потому просто покачал головой.

— Ты превзошел мои ожидания, вассхан, — почему-то грустно сказал учитель. — Плохо, конечно, что ты меня не послушался и не ушел за Гургаран со своей Магдой. Но твой выбор я тоже ценю. Просто нам всем теперь будет сложнее.

— Я не знал, что Нехебкай так может… — прошептал Арлинг, еще не полностью придя в себя.

— Как может? — переспросил иман, присаживаясь напротив. — Не бери в голову. То, что случилось, больше не повторится. У змея был только один шанс выкинуть такой фокус, вот он его и приберег для встречи со мной. Неужели ты еще не понял? Это не он пленил тебя, а ты его. Только темный солукрай дает такую возможность — захватить разум и могущество древнего, уничтожив его тело. У тебя проблема с твоей силой. Ты не можешь осознать возможности Нехебкая, потому что темный солукрай же тебя и ограничивает. К счастью, для всех нас.

— Я захватил его? — не понял Арлинг.

— Да, — просто кивнул учитель. — Я уже говорил, что ты все усложняешь. Все, что от тебя требовалось, так это убить мерзавца. Но ты легких путей не выбираешь. И меня за собой тащишь.

Регарди ничего не понимал из того, что говорит учитель, но и Нехебкая внутри себя больше не чувствовал. Ни голоса, затаившегося в недрах сознания, ни взгляда, будто ощупывающего его изнутри.

— Значит, нет никакого лекаря в Самрии, — разочарованно протянул он.

— Увы, — согласился иман. — Нехебкай — мастер лжи. Я, правда, не знаю, как помочь Магде. Когда мы с ней путешествовали вместе, я перепробовал много снадобий, и все без толку. Подозреваю, что воздействие темного солукрая лишь усугубило ее положение. Кстати, ты не знаешь, где она?

Арлинг впервые слышал, чтобы иман открыто признавался в собственном бессилии. А еще он слишком явно интересовался ее местонахождением. Это настораживало и отрезвляло.

— Почему он назвал вас Махди, учитель? Зачем вы работаете на древних?

— С тобой Бертран поговорил или твоя ведьма? — хмуро спросил иман. — Да, это уже и неважно. Я бы и сам тебе все рассказал. Разумеется, немного в других тонах. Каждый рассказчик передает историю с нужной ему точки зрения, ты ведь понимаешь это? Неужели думаешь, что Бертран рассказал правду?

— Вы не ответили.

— А тут нечего отвечать. Я и есть Махди. Нас осталось всего двое. Тигр — мое настоящее имя, а Махди — имя любимого ученика Нехебкая. Он до сих пор не может мне простить его гибель. Если ты внимательно слушал Бертрана, то это случилось очень давно. Личность человека можно оставить, но после смерти Раша, который погиб, пытаясь убить ту самую дочь Нехебкая, мы решили больше так не рисковать. Я убил Махди незадолго до смерти Индигового. Вернее, до смерти его физической оболочки. Я действительно удивлен. Ни одному человеку не удавалось захватить личность древнего. Нехебкай изобрел темный солукрай совсем недавно, уже после того, как я пленил Махди. Пожалуй, я соглашусь, что для нас стало большой удачей, что ты не убил Нехебкая, а захватил его разум, таким образом переняв темный солукрай. Мы еще о нем поговорим. Бертран и Магда. Мне нужно знать, где они. Не так много людей нам сейчас мешают, но эти двое прям настоящие занозы. И, похоже, от них началось воспаление.

— Я не хочу вражды между нами, — прохрипел Арлинг. — Зачем вы все это делаете?

— О боги старые и новые! — вздохнул иман и вынул из ближайшей стопки книгу. Раскрыв ее, подал Регарди.

— Положи руку. Чувствуешь? Это карта.

Арлинг не читал очень давно, но книга учителя была с четким рисунком и выпуклой краской. Он легко узнал карту мира.

— Вот, — довольно протянул иман. — Много земли, воды, стран, островов. — Он взял его пальцы и передвинул левее. — Здесь лежит Сангассия, а через море — Агода, Кальпа, Го-Дун и твоя родная Согдария. Ниже — Сикелия. И это то, чему мы успели дать название. Теперь вернемся к дочери Нехебкая. Ее зовут Дэйра, она родилась от союза древнего с человеком. Никто не поверил, когда это случилось. Наша ошибка. И тем более, было преступлением отмахиваться от ее возможностей, в которые со временем в ней пробудились. Мы следили за ней, но нам мешала местная секта Белых Кульджитов, а когда мы с ними разобрались и взялись за Дэйру, было поздно. Один из трех пожертвовал собою, чтобы убить ее. Как и все древние после смерти, Дэйра стала деревом, но она еще жива в нем. А теперь о наших преступных ошибках, платить за которые будете вы, люди. Мы, древние, снова можем лечь в спячку на тысячелетия, но не только один Нехебкай вас любит. В Дэйре проснулась сила, равная нашим магам, что жили до уничтожения старого мира. Беда в том, что Дэйра контролировать ее не может. Сила не спрашивает ее разрешения, она просыпается в ней и подчиняет ее себе. Она уже успела вызвать несколько землетрясений, пока Раш искал ее, чтобы уничтожить. Все совпало не в нашу пользу. Раш связался с парнем, у которого были чувства к этой Дэйре, они протянули и не смогли убить ее полностью. Нехебкай, разумеется, хочет ее оживить. У него свои планы на захват этого мира. Теперь, когда ты подчинил его себе, у него только один шанс на спасение — разбудить свою дочь, чтобы она его освободила, убив тебя. Дэйра сейчас самый опасный враг человечества. Есть некоторые знаки, что ее сила, заточенная в дереве, попробует освободиться. Эта попытка закончится плохо не только для людей, но и для всего мира в целом. Мы думаем, что Дэйра разбудит супервулкан, уничтожив Сангассию и половину согдарийского континента. Незатронутыми останутся только земли Сикелии, на которые мы возлагаем большие надежды. Много людей и природы этого мира погибнет примерно через три месяца. У нас почти не осталось времени на подготовку, хотя мы начали ее еще год назад, когда здесь шла война. Строили грузовые корабли, обучали людей, чего только не делали. Это была почти непосильная задача — сделать Сикелию пригодной для жизни. Ты нам очень помог, потому что Нехебкай никогда не позволил бы заселить свои земли. Вторым сложным делом было взорвать центральную гряду Гургарана. Здесь нам помогли ученые из Шибана. Уничтожив препятствие, мы пустили влажный воздух в пески. Очень кстати оказалась находка одного тайника древних в ледниках Сангассии. Там мы нашли семена курупчи и симы — эта растительность будет жить где угодно. Кстати, это ты засыпал мои колодцы в Карах-Антаре? Мне доложили, что около двадцати источников было уничтожено. Ты даже не представляешь, сколько людей нам нужно сюда переселить. В тот самый момент пока мы с тобой разговариваем, тысячи наемников хватают сангасситов и грузят их на корабли. Добровольцы закончились, теперь мы переселяем их силой. Агода почти вся переехала сама, в основном в Согдарию. Если взорвется вулкан, от западных берегов согдарийского континента ничего не останется. Кальпа и Го-Дун еще думают о переселении, но ими мы займемся чуть позже — где-то через недели три. Не захотят сами, будем отлавливать силой. Возможности у нас для этого имеются. А теперь скажи, что ты думаешь о древних? Стали бы люди думать о спасении соседа, чья земля вот-вот исчезнет. Я живу среди вас так давно, что отвечу с полной уверенностью: нет.

Арлинг давно не помнил, чтобы иман казался таким довольным.

— А что будет с Согдарией? — спросил он, невольно сглотнув.

— Ей грозят перенаселение и суровые зимы, — кивнул своим мыслям иман. — Взрыв супервулкана затронет весь мир за исключением Согдарии и Сикелии. Даже Шибану достанется. Мы отдаем шибанцам Сикта-Иат и всю долину Мианэ. Поэтому надо было удалить оттуда бунтаря Сейфуллаха. К счастью, ему так хотелось за мной следить, что он сам выпросил у меня караван с Салуад’дин. Любопытный проныра все равно успел узнать слишком много, придется от него избавиться. Думаешь, мне нравится этим заниматься? Я с удовольствием бы изучал темный солукрай, но человечество нужно сохранить. Все шло более-менее по плану, пока не появился ты. Вот зачем, вассхан, ты меня не послушался?

Слово «вассхан» резануло слух.

— Это правда насчет индиговых учеников? — спросил Арлинг. — То, что ждет Керка, и возможно, меня?

Он ожидал услышать какой угодно ответ, но только не такой честный:

— Разумеется. В мире наступит хаос. Нам нужны гремеры и Салуад’дин. Мы очень долго ошибались насчет их местоположения, но все встает на свои места. Нехебкай не смог бы прятать их вечно. Конечно, он хотел сам править армией справедливости. Только представь, что будет, когда мы перевезем в Сикелию население Сангассии, Агоды, а снизу еще и шибанцы переселятся. Керхи тоже вернутся, потому что за Гургараном жизни не будет. В кучеярах течет горячая кровь, они поднимут бунты, начнутся восстания и дележ власти среди переселенцев и беженцев. Это же люди. Нам никаких войск не хватит. Поэтому нужны гремеры. Страх и сила — вот, что всегда требуется для сохранения порядка.

— А если ваши прогнозы ошибочны? — у Арлинга во рту пересохло, и вопрос он прохрипел.

— Наивный. Если видел одну катастрофу мира, значит, видел их все. Мы пережили старый мир не для того, чтобы сдохнуть в новом.

— Значит, все-таки не ради человечества?

— Правильно будет сказать: не только ради него. Сейчас уже можно почти расслабиться. Все процессы запущены. Мы переселяем не только людей, но активно вывозим всю природу, какую можем. Что это? Злодейство? Да, есть и корыстная цель, если ее можно таковой назвать — я хочу сохранить мир, который полюбил. И неважно, старый он, или новый. Как Сикелия стала твоим вторым домом, так и меня мир человечества принял. Сейфуллах уже доставил нам Салуад’дин, и скоро мы отправим ее во дворец, где уже все готово для ее пробуждения. Как только Седрик войдет в ее разум, мы усмирим всех пробудившихся гремеров, что сейчас творят бесчинства в Сикелии, а потом разбудим остальных.

Арлинг не выдержал:

— Седрик?

Он знал только одного человека с таким именем. Так звали императора Согдарии, и он был его дядей по материнской линии. Кажется, ему не везло с дядьями.

— Первый из нас, — гордо произнес Тигр. — Мой друг. Это для него мы ищем тело, знающее солукрай. Седрик — первый маг, который изобрел технологию переселения в человека. Парадокс, что сам он до сих пор существует в теле первого носителя, который сильно износился. Процесс перемещения очень тяжел, и найти идеальное тело — мечта каждого древнего, ведь воздух нового мира по-прежнему ядовит для нас. Бертран был первым индиговым учеником, которого мы выбрали для Седрика, но тому он не понравился. Седрик очень стар и весьма капризен. Бертран очень хотел жить, и мы решили его не убивать. Он присягнул нам на верность и стал настоятелем Пустоши Кербала, помогая распространять ложный солукрай по миру. И до сих пор все у нас с Бертраном было хорошо, пока ты не убил Нехебкая. Тогда этот глупец взбунтовался и решил затеять собственную игру. Кстати, это именно он рассказал Седрику о тебе. К моей великой печали. Я люблю и уважаю моего друга Седрика, а ты в совершенстве владеешь солукраем — как раз то, что мы искали. Но тут вмешиваются мои собственные чувства. Я к тебе привязался. Вернее, это был Махди, который обучил тебя истинному солукраю, но его чувства передались и мне. Поэтому к императору отправится Керк. Через месяц Седрик отмечает свое столетие. Самое время для перемен. Во время пробуждения вулкана нельзя быть дряхлой развалиной. Керк был учеником в школе моего сына Сохо, который был моей попыткой понять человечество лучше. Когда я понял, что не смогу отдать тебя императору, то забрал Керка из школы, которая после гибели Сохо все равно развалилась, и обучил его всему, что знаю. Он не так хорош, как ты, но для Седрика подходит идеально. Жаль только, что Бертран успел проболтаться. Мне пришлось приложить немало сил, чтобы убедить Гедеона, что ты погиб, сражаясь с Нехебкаем. Да вот только Седрик слишком хорошо меня знает. Керк рассказывал, что в пещерах на тебя напал шпион из императорской канцелярии. Хорошо, что твои люди убили его. Будем надеяться, что ты больше нигде не наследил.

— А мой отец? Он жив? — вопрос вырвался сам, Арлинг даже не успел его обдумать.

— Канцлера пришлось отстранить, — после некоторого молчания ответил иман. — Старик сильно сдал в последнее время. Он открыто выступил против плана императора по спасению народов западной части мира, и нам ничего не оставалось, как сместить его. Да ему уже было тяжело заниматься политикой. Он сейчас в монастыре делавитов. Элджерону требуется постоянный уход, а монастырь тот был создан нами, поэтому я уверен, что там о нем хорошо заботятся.

Арлинг вздрогнул. С монастырем делавитов у него были связаны не самые лучшие воспоминания. Но одно дело он в прошлом — молодой, выносливый парень, заточенный в карцере, другое дело — беспомощный старик. Жаль, что он не знал о связи делавитов с Белой Мельницей раньше. Впрочем, чтобы это изменило?

— И что сейчас? Вы меня убьете, потому что я мешаю? — спросил он прямо.

— Лин, да ты что? — с искренним возмущением воскликнул иман. — Признаться, вначале я расстроился, когда узнал, что ты не принял мое лекарство и спустился с гор, но потом ситуация так сложилась, что твое появление стало нашим преимуществом. А теперь хочу, чтобы ты услышал меня и запомнил на всю жизнь. Я никогда тебя не убью. Даже если ты возьмешь вон тот клинок у двери и попытаешься перерезать мне горло. Ты мое самое лучшее творение. Нет, моя рука на тебя не поднимется. Неужели после всего, что я тебе сказал, ты считаешь меня злодеем?

Действительно, как такое могло быть? Бертран и то выходил большим негодяем, отправляющим молодых талантливых кучеяров в императорский дворец. Иман не сказал, что происходило с неугодными, а ведь вассханов выбирали регулярно. Наверное, хорошо, что Арлинг об этом не знает. Что касалось имана и самого Седрика, то вроде бы они хотели помочь людям. Вроде бы. Кажется, учитель ясно дал понять, кто тут злодей. Дэйра. Жаль, что Нехебкай не рассказал ему о ней раньше. Почему, когда все было таким откровенно бело-черным, Арлинг терялся в оттенках, путаясь в них, словно в паутине?

— Вы хотите предложить мне сделку, — догадался Регарди и сам же поморщился. С тех пор как он пришел в себя, все с ним только и заключали какие-то соглашения. Причем никто, включая его самого, свои обязательства, выполнять не спешили.

— Разве, когда канатоходец идет по канату, он думает, что упадет? — в своем стиле и как всегда непонятно ответил иман. — Да, я предлагаю тебе сделку. Если можно так назвать выбор без выбора, потому что не согласиться ты не можешь. Итак, что ты должен сделать. Вместе с Салуад’дин ты отплывешь в Согдарию, где займешь место своего отца. Дэйра может уничтожить новый мир через три месяца, а мы еще много не успели. Согдария уже сейчас становится главным игроком, потому что Агода скоро потеряет свои земли. Возможно, мы заключим политический брак, чтобы успокоить агодийцев. Война с ними нам не нужна. Они ее откровенно проиграют, но силы отвлекут. Чабары, которые сейчас атакуют Сангассию, нас не волнуют. Их спасать никто не собирается, с ними разберется Дэйра. А вот в Сикелии еще много чего надо уладить. Твое появление отвлечет внимание мелких недоброжелателей. Кроме того, в Согдарии есть дела, которыми мы с Седриком не успеваем заняться. Да и тебе будет их разобрать сподручнее. Твой старый приятель Даррен не только сохранил свое войско Жестоких, но и заключил союз с арваксами. Теперь они совместно нападают на Согдарию с севера, а на прошлой неделе вплотную подошли к Мастаршильду. Займись и попытайся переманить их на свою сторону. Уверен, что ты сильно удивишь Даррена и наверняка нарушишь его планы. Как только он станет тебе лоялен, отправишь его в Сикелию разбираться с сестрой. Тарджа каким-то образом умудрилась найти керхов и захватила Сикта-Иат, мешая шибанскому переселению. К тому же она убивает гремеров, а у нас их не так много. Как видишь, будущее есть, и оно должно быть прекрасным. Кстати, это правда, что пять моих учеников сошли с ума от твоего темного солукрая? Их надо убить. Безумие солукрая опасно.

Арлинг выдохнул, какое-то время посидел без воздуха, набираясь пустоты и решимости, потом встал и впустил в себя жизнь. Пока иман говорил, он нашел Нехебкая, который трусливо забился в недра его сознания, уверенный, что теперь Арлинг точно убьет его. Но Регарди вытащил змея и посадил рядом как ровню. Кажется, он нашел союзника. А еще у него появилась надежда, что когда-нибудь они с Магдой все-таки займутся земледелием.

— У меня есть условия, — привычно сказал он, как когда-то говорил Нехебкаю. Иман тоже встал, и Регарди почувствовал, что они приближаются к какому-то очень важному моменту жизни обоих.

— Называй, — серьезно сказал иман.

— Вы спасете Дэйру. Пусть не сейчас, пусть в любое удобное для вас время, но это условие первое и главное. Дальше, вы освободите Сейфуллаха. И третье. Вы отдадите мне учеников. Они почти излечились от темного солукрая. Им просто нужно время.

— Так просто и так мало? — удивленно поднял бровь Тигр Санагор. — Насчет Дэйры я подумаю. Скорее да, чем нет. То, что произойдет, уже неизбежно, но, возможно, нам удастся запереть ее в дереве. Что касается Сейфуллаха, то нет. У него мозг бунтаря. Когда Сикелия будет переполнена беженцами, хватит и малейшей искры, чтобы все там поджечь. Что же до учеников, то они ни на что не годятся. У них была простая задача позаботиться о раненом, с которой они не справились. Мне они не нужны. И новому миру тоже.

Арлинг напрягся, лихорадочно перебирая в голове, насколько сильно он мог бы надавить на имана. И понимая, что никаких рычагов давления у него не осталось. Но у них с Нехебкаем родился план, и согласно этой задумке, которая казалась гениальной, Арлингу во что бы то ни стало нужно было попасть во двор согдарийского императора. И не только попасть, но стать фаворитом Седрика.

— Ох, когда ты так стоишь и ждешь, у меня сердце кровью обливается, — вдруг улыбнулся иман. — Словно мальчишка, честное слово. Да забирай ты этих учеников, мне они не нужны. Что же до Сейфуллаха, то так и быть. Пусть он отправляется с тобой. Но отвечать за него ты будешь лично. Скажем так, поменяем вас ролями. Теперь он будет твоим слугой в Согдарии. Но никогда, слышишь меня, никогда ему нельзя будет вернуться в Сикелию.

— Я хочу забрать еще Хамну, она мой халруджи, — выдохнул Арлинг, решив, что нужно просить по максимуму.

— А я хочу, чтобы ты сказал мне, где сейчас находятся Бертран и Магда, — сухо произнес иман.

— Они мертвы, — сглотнув, ответил Арлинг и понял, что его слова прозвучали искренне. В них не были ни капли лжи, и иман это почувствовал.

— Дьявол, как невовремя… — пробормотал он. — Хорошо. Мы договорились?

— Договорились, — эхом ответил Регарди, чувствуя, что хоронит себя прямо сейчас.

Едва он произнес это слово, как иман метнулся к двери одним быстрым движением, и сколько бы Арлинг потом не вспоминал о той ситуации, продумывая свои возможные действия, он понимал, что его двадцатилетний солукрай не был способен противостоять солукраю древнего Махди, первого ученика Нехебкая.

Крича и извиваясь на полу от боли, Регарди едва расслышал слова учителя:

— Я отрубил тебе руку не потому, что хотел наказать за непослушание, — произнес Тигр Санагор, наклоняясь над ним, чтобы остановить кровотечение. — Хотя, когда я понял, что ты оставил в живых моего врага Нехебкая, то собирался предать тебя самым страшным пыткам. Сейчас же я сделал это из любви. Если бы ты отправился к императору таким, каким сегодня увидел тебя я, то ты бы не протянул и дня. Гедеон помешался на тебе с тех пор, как Бертран рассказал ему о том, что ты прошел Испытание смертью. Твоя слепота не нравилась Седрику, но с солукраем она не являлась помехой. А вот без руки ты станешь лишь испорченным телом. Такое для правления новым миром не годится. Помни о моей заботе, когда придешь в себя на борту корабля. Не позволяй ненависти заглушать разум. Сражайся, за кого любишь.

Когда огромный императорский галеон отчалил ночью от берегов Самрии, увозя тех, кто оставил свои сердца умирающей пустыне, в морские воды, залитые лунным светом, легко скользнуло не менее гигантское тело, которое к тому времени уже давно превосходило по размерам военный корабль. Салуад’дин, влекомая жаждой мести и силой любви, устремилась к северным землям, чтобы присоединиться к игре старых и древних обитателей мира на своих условиях.