Над изъеденной эрозией и зноем пустыней Лос-Апокалос властвует наступившая ночь. Дневная жара сменилась пронизывающим холодом ночной пустыни, так скверно сохраняющей тепло ушедшего дня. В бетонном каземате, язвенным нарывом торчащим из пустынного плато, собрались люди, для которых сегодняшний день был судьбоносным. Ученые, военные, представитель президента. И конечно «папа» всего проекта, доктор Хертберн. Он был как всегда в белом халате, из левого нагрудного кармана которого торчало с полдюжины криво заточенных с одной стороны и обгрызенных с другой карандашей. Шоколадного батончика, который доктор по обыкновению носил там же, уже нет ввиду того, что тот был съеден двадцать минут назад. Зато в кармане присутствовали циркуль, линейка и очки. Вот их-то Хертберн сейчас и надел на массивный «картофельный» нос, нависающий над густыми белыми усами, в которых скрывался рот и половина подбородка. После чего потер могучий лоб мыслителя, выше которого начиналась пышная шевелюра хаотически торчащих в разные стороны седых волос, и взглянул на доску, испещренную последними вычислениями и формулами.
Высокий, с огромной нижней челюстью, которая всегда прижимала к верхней дымящую сигару, генерал Сэм Анкол, являвшийся командующим полигона, с вызовом взглянул на доктора.
— О’кей, мистер Хертберн! Вы, а также ваши коллеги, доктора Рэди Атцио, Изя Топп и Пол Рэйспад, к величию здравствия нашего президента и нации сотворили-таки это оружие. Однако до сего момента ваши споры по поводу инициации цепной реакции во вселенной, которую может вызвать сегодняшнее испытание, не утихли.
Альберт Хертберн взял в руку мел и задумчиво тыкал им себе в нос, глядя на формулы. Вышеупомянутые сотворцы проекта «Квартет» также смотрели на доску.
— Я знаю, генерал.
— Ну, так может, вы наконец определитесь? До подрыва пуф-бомбы осталось менее пяти минут, а я так и не получил от вас четкого мнения на этот счет. Дьявол! Так что же ждет всех нас через двести пятьдесят пять секунд? Смогу я к утру вернуться к себе домой, позавтракать с женой, влепить контрольную затрещину сыну, выгулять собаку и почитать в сортире свежую газету? Или же мы все предстанем перед праотцами?
— Вы можете подождать? Я отвечу на ваш вопрос через три минуты и пятьдесят секунд.
— Дьявол! Это не смешно, прах вас раздери!
— А я разве шучу? — Доктор повернул к военному свой измазанный мелом нос. — Сей вопрос мучает меня до такой степени, что в желудке словно порхает целый рой проклятых бабочек. Мне не комфортно и, если вам будет угодно, ссыкотно. Меня тоже ждет дома жена, собака, горячий стейк, утренняя газета и клозет, куда я с удовольствием этих бабочек отправлю.
— Да и меня, представьте себе, также беспокоит как последствие нашего испытания, так и состоятельность самого эксперимента в целом, — вознес вверх длинный указательный палец долговязый Рэди Атцио. — Если тест будет неудачным и пуф-бомба не взорвется, значит, труды долгих лет напрасны. Если же она взорвется и при этом инициирует вселенскую цепную реакцию, это будет так же обидно, как реализация первого пункта моих опасений. Я бы даже сказал, чуть более обидно, нежели оный.
Висящий на стене динамик захрипел. На другом конце провода кто-то что-то уронил, чертыхнулся и кашлянул, а затем провозгласил:
— Внимание! Говорит инженерная! Всем надеть индивидуальные средства защиты органов зрения!
Все в бункере принялись торопливо надевать черные очки и подходить к смотровой щели.
— До инициации… Десять, девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три, два, один… ЗИРО!
Нестерпимо белый свет беспощадно и мгновенно вытолкнул ночную тьму с видимых пределов пустыни Лос-Апокалос. Затем свечение отовсюду стало отступать, стекаясь яркими волнами к эпицентру взрыва и разукрашивая поднимающийся с земли гигантский огненный шар адскими тонами. Запоздалый грохот взрыва ворвался в бункер вместе с начавшимися колебаниями почвы, заставившими дребезжать часы на стене, динамик, откуда доносился отчет последних секунд, и фарфоровые чашки на столе, из которых участники испытания пили кофе некоторое время назад.
Над пустыней вырастал огненный гриб. Яркое свечение больше не было столь ярким, чтобы угрожать зрению. Люди в бункере стали постепенно избавляться от очков и лицезреть происходящее действо без всяких преград. Вскоре грибовидное облако взрыва истощило свое пламя и перестало быть видимым в вернувшейся на место ночи.
Позади раздались аплодисменты. Ученые обернулись и смотрели, как все остальные, включая нервно зажавшего обнажившимися в улыбке зубами сигару генерала Анкола, яростно хлопают в ладоши, выражая свою признательность выдающимся физикам, позволившим сделать государство непобедимым.
— Вы сделали это, господа! — заорал генерал. — Вы это сделали! Дьявол! Теперь мы покажем этим красным!
Хертберн угрюмо вперил взор в темноту пустынной ночи. Он вдруг почувствовал, как его мышление перевернулось с ног на голову. Еще пять с лишним минут назад доктор волновался за успех проекта. Надеялся, что все его и коллег расчёты верны. Ждал успеха от тестового взрыва. И вот теперь, когда все прошло как нельзя лучше, он почувствовал тревогу и странную мысль: «Лучше бы она не взорвалась».
Армейский лимузин цвета хаки, урча двигателем, ехал в ночи по пустынной дороге, освещая путь яркими круглыми глазами фар. Следом катил автобус той же расцветки. Все участники эксперимента возвращались в крохотный и сверхсекретный научный городок, в котором последние годы шла кропотливая работа, чьи результаты осветили час назад полуночную мглу пустыни. Генерал и четыре физика находились в лимузине. Анкол только что пролил шампанское из бокала, когда машина дернулась на очередном ухабе.
— Черт возьми, эти крысы из сената третий год откладывают мою заявку на ремонт полигонных дорог! — возмутился он, растирая платком влажное пятно на брюках. Затем военный повернулся назад, к ученым, так же держащим бокалы. — Господа! Давайте же выпьем за успех нашей миссии!
Хертберн задумчиво поглядел на хаос газовых пузырьков в бокале и произнес:
— Шоколадный батончик. Потом три стакана черного кофе. Теперь шампанское. У меня будет изжога.
— Дорогой Альберт! Вы вообразите лучше, какая изжога будет теперь у красных! — захохотал Анкол, отчего снова выплеснул напиток. — Ах, дьявол!
Свет фар выхватил во мгле впереди какие-то движущиеся силуэты. Лимузин остановился. Перед машиной возник вооруженный солдат из военной полиции. Следом двигались грузовики с карабинерами и машины с прожекторами.
— Какого дьявола! — зарычал генерал, раскрыв окно двери и впустив в прокуренный салон живительный воздух пустыни. Хотя, после взрыва, живительный ли он?..
— Сэр?! Сэр, простите, сэр, сэр! — Солдат вытянулся по стойке «смирно» у двери Анкола. — Сэр, вас хочет видеть начальник охраны периметра, сэр, сэр!
— А у него нет ног, чтобы подойти сюда, дьявол?!
— Сэр, есть, сэр! Сэр, но, сэр, это, сэр, конфиденциально, сэр. Сэр!
— А какие секреты могут быть о тех, кто работал над самым большим секретом долгие годы, дьявол?! — взревел генерал.
— Сэр, не могу знать, сэр! Сэр, это конфиденциально, сэр! СЭР!
— Дьявол! — Анкол все же вышел из машины и направился к ближайшему грузовику. Солдат не без труда скрыл свое удивление от мокрого пятна в паховой области форменных брюк генерала. О чем он подумал — неизвестно, но явно не о том, что Анкол пролил шампанское на дорожном ухабе.
Генерала не было минут десять или чуть больше. Ученые продолжали пить шампанское, пытаясь хоть что-то разглядеть в ночном сумраке и понять суть непонятных движений военных. Однако все было тщетно, поэтому им только и оставалось, что пить. Только Хертберн отчего-то тревожился больше других.
Наконец генерал вернулся. Сел в машину. Выругался в своей манере и закурил сигару.
— Поехали, — хмуро приказал он своему водителю. И — что особенно удивительно — ставить ученых в известность о том, что происходит на полигоне, где только что свершилась история и весь мир буквально вступил в новую эру, он не стал.
Альберт Хертберн вернулся домой только утром. Уже взошло светило, сменив темноту ночи за большими окнами коттеджа ярким изумрудным свечением сквозь листву палисадника. На пороге доктора встретила взволнованная жена. Поцеловала по обыкновению и вопросительно посмотрела в глаза.
— Как все прошло?
Хертберн угрюмо кивнул.
— Удачно, — устало вздохнул он.
— А я так волновалась.
— Отчего же?
— Ночью в поселке был такой переполох. Машины шумели, военные выкрикивали приказы. Даже сирена где-то выла. Я и подумала, что у вас что-то пошло не так.
— Переполох? Ночью? — Альберт задумался, вспомнив странную встречу с военными на пустынной дороге и озабоченную физиономию генерала после этой встречи.
— Да. Я подумала, что у тебя там проблемы. Волновалась очень. А соседка говорит, что красного шпиона ловили. А я думаю: откуда тут взяться красному шпиону?
— Действительно, — ученый почесал в затылке, еще сильнее взлохматив волосы.
— А ты почему такой невеселый, если все пошло хорошо? — спросила жена.
— Устал я, дорогая. И изжога у меня с ночи.
— Отлично господа! Просто отлично! — президент Найтмеир ходил по кабинету позади своего огромного кресла и периодически взмахивал руками, то ударяя ладони друг об друга, то яростно их потирая. — Вы молодцы! Вы прекрасно справились! Нация не забудет вашего вклада в защиту нации!
Перед ним за столом сидели представители сената, госдепартамента, ну и, разумеется, главные виновники торжества — ученые и командующий тем самым полигоном.
— Теперь никто не посмеет нам угрожать! — продолжал свои восторженные восклицания президент.
Министр обороны Хотхэд, напряженно сжимающий руками край стола, терпеливо позволял главе государства выплескивать свою радость по поводу успешных испытаний и заполнять этим восторгом овальный кабинет. Но наконец не выдержал и произнес:
— Отчего вы так в этом уверены, господин президент?
— То есть? Мистер Хотхэд, как вас понимать? — Найтмеир остановился и пристально посмотрел на министра. — Объяснитесь!
— Да, у нас теперь есть это оружие. И оно действует. Но отчего нашим врагам на нас не напасть? Что они знают об этом оружии? Если вы идете ночью в сквере и у вас за пазухой пятидесятый калибр, то бродяга с ножом не видит ваш пистолет. Все, о чем он думает, это ваш кошелек. И тем не менее вы же не прогуливаетесь по скверам, размахивая револьвером?
— Святые угодники! — взмахнул руками Найтмеир. — Ну что же вы хотите сказать, дорогой Хотхэд?! То, что никто в мире не знает о нашей пуф-бомбе, и потому она не остановит их агрессию?
— Именно, господин президент. Именно это я и хочу сказать.
— Ну, так мы сегодня же объявим на весь мир, во всех газетах и по радио о нашем чудо-оружии!
— И это будет похоже лишь на карточный блеф, господин президент. Более того. Карточный блеф будет выглядеть более убедительно!
— Так-так, продолжайте ход ваших мыслей, мистер Хотхэд.
— Нам нужна яркая и убедительная демонстрация пуф-бомбы миру. Вот тогда все наши враги будут знать о той мощи, что подарена Всевышним величайшей в мире нации.
— Учеными, — тихо пробормотал Хертберн.
— А действительно! — воскликнул президент. — Гениально, друг мой! Нам нужна демонстрация! Так, а мы с кем-нибудь воюем сейчас?
— Островная империя, господин президент, — кивнул министр обороны.
— Ах да! Действительно! И как там у нас дела?
— Скоро победим.
— А вот с этим погодите. Не спешите пока. Скажите, господин Хертберн, — президент обратился к Альберту, — в какой срок по вашим подсчетам промышленность сможет дать нашим ВВС хотя бы пару таких бомб в снаряженном для боевого применения виде?
Альберт вытаращил глаза на президента и нервно задергал головой, бросая взгляды на коллег и ища поддержки. Однако ни в чьих глазах он ее отчего-то не увидел.
— Простите, господин президент, при всем уважении… Но мы ведь создавали самое разрушительное в истории оружие только ради мира. А вы хотите применить его в войне?
— Конечно, друг мой, — прищурился президент. — Но применить его в войне именно ради мира.
— Но это же абсурд!
Теперь все вокруг устремили взоры на Хертберна. Похоже, на их глазах стремительно рушилась весьма многообещающая карьера.
— Это не абсурд, а политика, господин Хертберн, — зло проговорил Найтмеир. — Я не лезу в ваши формулы, а вы, прошу вас, не суйтесь в то, что составляет мою компетенцию. Каждый должен знать свое место и занимать его под стать своим умениям. Или вы сейчас хотите сказать, что место главы самого перспективного и самого финансируемого научного отдела нашей нации вам стало претить?
— Нет, — Альберт повесил голову.
— Ну, так когда мы можем получить пару таких бомб для наших ВВС?
— Месяц. Если постараться.
— Я думаю, все здесь присутствующие согласны постараться. Не так ли? — улыбнулся президент. — Это ведь ради мира и демократии! — Затем он обратился к министру обороны: — И скажите своим парням, чтоб не вздумали победить в войне раньше названного срока. Только после нашей демонстрации! Не ранее!!!
План президента сработал именно так, как он и рассчитывал. Два города Островной империи были стерты с лица земли всего при помощи двух бомб и двух самолетов. Не жгущие бесчисленное количество топлива воздушные армады, неделями посыпающие город смертью, рискуя при этом быть сбитыми, а всего два самолета. Две бомбы. И почти пара сотен тысяч жертв. Демонстрация прошла успешно. Весь мир голосил в своих газетах о новом оружии. Ученые и журналисты со всего мира приезжали в капитулировавшую, поверженную империю, дабы осмотреть и сфотографировать горы черепов среди руин и выжженные глазницы тех, кто выжил. МИР восторжествовал.
Президент, морщась, перебирал кипу фотографий, представленных ему вместе с письменным отчетом о боевом применении пуф-бомбы.
— Ну что же, мистер Хотхэд. Я думаю, теперь вся наша цивилизация видит нечто большее, чем простой карточный блеф, не так ли?
— Совершенно согласен, господин президент. Демонстрация нашего могущества прошла успешно. — Министр обороны нервно сплетал пальцы, пристально глядя на президента. На этот раз они были в овальном кабинете только вдвоём.
— Вас что-то гложет? — верно понял этот взгляд Найтмеир.
— Ну, как бы, не совсем, — уклончиво мотнул головой Хотхэд.
— И все же?
— И все же не пора ли нам подумать о главном противнике? О красных!
— А я, представьте себе, только о них постоянно и думаю. И в этой связи меня мучает естественный актуальный вопрос: чем они нам смогут ответить?
— Они?! НАМ?! — нервно засмеялся министр. — Разве они имеют что-то подобное?! Мы за год сделаем двадцать бомб и одним ударом сожжем двадцать их городов!
— Дорогой Хотхэд, — вздохнул президент. — Не так давно красные воевали с коричневыми, которые в ходе войны разрушили почти семьдесят их городов. И где теперь эти коричневые? Правильно. Там же, куда обычно отправляется все коричневое…
— Но господин президент! Наша бомба!..
— А есть гарантия, что они завтра не получат такую же? Есть гарантия, что они не сделают ту же самую бомбу до того, как мы сломим их дух? Это ведь не Островная империя. Это противник совсем другого уровня.
— Я это понимаю, но… Зачем медлить?
— Затем, что и спешить нельзя. Несколько месяцев назад вы привели мне в пример метафору с картами. А сейчас ведете себя крайне несдержанно, что в карточной игре совсем неуместно, не так ли? Дело в том, дорогой Хотхэд, что у меня есть информация, согласно которой во время тестового подрыва пуф-бомбы на полигоне Лос-Апокалос в пространство этого полигона вторгся неизвестный летательный аппарат. Все военные силы вокруг были подняты по тревоге и пытались перехватить его. Им это не удалось. А позже мне доложили, что во время бомбардировки Островной империи наши летчики почти сразу после взрывов видели в небе нечто похожее. Белые летающие блюдца. Точно такие же, что и наблюдали на полигоне. Кто-нибудь в силах ответить мне, что это было? Вы можете гарантировать, что это не самолеты-шпионы красных? А что, если они получили секрет бомбы и уже собирают ее? И если у противника есть такие самолеты, то каков будет его ответ на нашу атаку? Вы это можете вообразить?
— Да, но если они делают такие бомбы, то медлить тем более нельзя…
— Ошибаетесь, друг мой. Нельзя как раз-таки спешить. Среди ученых есть достаточно умные люди, куда менее подверженные пацифистским мыслям, обуревающим нашего дорогого Альберта Хертберна. Так вот, они говорят, что могут создать гидро-пуф-бомбу — более мощную при аналогичном размере и количестве главного топлива. В десятки раз мощнее. И вот тогда, после ее успешных испытаний, мы сможем первым же ударом нанести нашему главному врагу такой урон, от которого тот уже не оправится.
— И все же я не понимаю, — вздохнул Хертберн, по привычке тыча куском мела себе в нос и глядя на испещренную формулами доску, установленную в бункере на острове Парадиз. Этот остров был сердцем нового полигона, вынесенного за пределы континентальной территории страны в связи с испытаниями более мощных зарядов и проведениям новых тестов. — Мы уже показали состоятельность нашей бомбы. Более того, вы уже испытали ее на живых людях и устрашили весь мир. Зачем нам снова что-то взрывать?
Сэм Анкол, не выпуская изо рта сигары, оскалил до неприличия белые зубы в своей излюбленной ковбойской улыбке.
— Дорогой профессор! К сожалению, мы не устрашили весь мир, а лишь заставили все страны думать о том, как бы и себе заполучить такую же бомбу. Теперь они угрожают нам, как никогда. Особенно красные. Они несут угрозу нашей свободе и готовят войну.
— Странно… А не казалось ли вам, что одним фактом обладания этой бомбой, не говоря уже о демонстрации действия оной на Островной империи, мы показали, что сами несем угрозу?
— Дьявол! Что за диссидентские поллюции, дорогой друг? — поморщился генерал. — Мы ведь хорошие парни. А они плохие.
— Это, конечно, железная логика, о которую можно разбить любой довод, — вздохнул Альберт.
— То-то же. И сейчас мы, как вы сами знаете, проводим новый тест сугубо в научных целях.
— В научных целях? — хмыкнул профессор. — Что-то мне не приходит на ум научный эксперимент, в котором участвует двести списанных на лом военных кораблей, битком набитых животными.
— Это странно звучит из уст генерала, — покачал головой Анкол. — Но мне кажется, дорогой Хертберн, что вы стали плохо представлять себе науку. Мы изучим все аспекты поражающих факторов нашей бомбы на боевые корабли и их экипажи. Ведь до этого мы испытали бомбу только на пустынном песке и на картонных городах. На море мы ее еще не взрывали. И вот до подрыва осталось менее пяти минут, а вы так и не ответили на мучающий меня, дьявол, вопрос. Вам известно, что вода состоит из водорода и кислорода?
— Неужели? — комично вскинул руками Хертберн.
— Не паясничайте, дорогой друг, дьявол вас разбери, — нахмурился генерал. — Я знаю, что вам это известно. Но есть люди — в том числе и из вашей ученой братии, — которые говорят, что подрыв бомбы на воде приведет сначала к расщеплению воды на составляющие. В свою очередь, из-за высоких температур водород превращается в гелий, а кислород просто воспламеняется. Так вот, можете ли вы сейчас, за четыре минуты до взрыва, гарантировать мне, что мы не взорвем все море и не сожжем атмосферу?
— Мои расчёты показывают, что либо да, либо нет.
— Черт возьми! Но это же не ответ!
— Ответ я вам дам через четыре минуты.
— Дьявол вас побери, Альберт! Я планирую сегодня поужинать сочным стейком и выпить крепкого бренди!
— Послушайте, генерал, чего вы от меня-то хотите? Ваш департамент, равно как и президент с госдепартаментом, твердо намереваются получить результаты сегодняшнего испытания. Следовательно, никакой мой ответ не повлияет на то, произойдет взрыв или нет. И о том, какие этот взрыв последствия будет иметь для нашей цивилизации, мы узнаем, увы, на практике. Формулы тут погоды не делают…
Висящий на стене динамик захрипел. На другом конце провода кто-то что-то уронил, тихо матернулся и кашлянул, а затем провозгласил:
— Внимание! Говорит инженерная! Всем надеть индивидуальные средства защиты органов зрения!
Все в бункере принялись торопливо надевать черные очки и подходить к смотровой щели.
— До инициации… Десять, девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три, два, один… ЗИРО!
Огромный водяной столб поднялся из океана, с каждой секундой ширясь, исторгая вверх пар и поглощая старые корабли один за другим. Худшие опасения не оправдались: вода не расщепилась на водород и кислород. Человечество и в этот раз пронесло.
Альберт слышал восторженные овации словно издалека. Он был поглощен видом бушующей воды и разгоняемых ударной волной утренних облаков.
— Поздравляю вас, профессор! — похлопал его генерал по плечу. — Надеюсь, что и разрабатываемая вашим научным отделом гидро-пуф-бомба так же порадует нас в будущем году!
Водяной гриб наконец-то осел, взволнованное море раскачивало немногие уцелевшие корабли. А далеко на горизонте показалось что-то странное. Огромное, если судить по расстоянию и размерам далеких облаков, белое блюдце парило в небесах и медленно опускалось за горизонт.
— Генерал! Что это? — выдохнул Хертберн.
Анкол сорвал с лица темные очки, схватил бинокль и уставился на странный летающий объект.
— Дьявол! Опять они! — прорычал он, дробя зубами сигару.
— Кто — они?
— ОНИ! Это секретная информация. Но раз уж вы увидели это… Эти Эс-Эл-О… Странные Летающие Объекты, появляются там, где мы испытываем наше оружие. Постоянно!
— И что им надо?
— Откуда мне знать?! Сдается мне, что это красные шпионы!
— Но если у них есть такие летательные аппараты, то… — с тревогой в голосе заговорил Альберт, однако генерал перебил его:
— То нам нужно больше бомб, и они должны быть мощнее, дьявол побери! И ваша новая гидро-пуф-бомба нужна нам как можно скорее!
На вечернем праздничном банкете по случаю нового успешного испытания генерал, как и планировал, ел свой стейк и пил бренди. И несмотря на это, он был невесел. Очевидно, странный летательный аппарат, снова появившийся в секретной зоне, нешуточно волновал высокопоставленного военного.
Хертберн пропускал мимо ушей лестные оды гениальности физиков, и его в том числе. Звоны чокающихся в тостах бокалов раздавались в стороне от него. Альберт никак не мог выкинуть из головы вида животных, которые находились на кораблях и подверглись сегодня испытаниям. Жуткое зрелище будоражило разум снова и снова, особенно когда он бросал взгляд на сытные яства, расставленные на большом банкетном столе.
— Проклятая изжога! — поморщился доктор, ослабляя галстук, который он надевал нечасто, и расстегивая верхнюю пуговицу рубашки.
В банкетный зал вошел молодой адъютант генерала Анкола. Лицо его было полно тревоги и решимости, а рука крепко сжимала газету. Быстро подойдя к генералу, офицер склонился над его ухом и что-то прошептал. Затем отдал шефу газету и быстро удалился. Анкол нервно развернул бумагу, что-то вычитал там, а затем вскочил и привлек к себе внимание всех присутствующих, схватив рюмку и с силой грохнув ее об пол. В зале воцарилась тишина. Все уставились на генерала.
— Господа! — с полным трагизма пафосом возвестил Анкол. — Только что в газете появилась сенсационная новость. Скажу больше, эта новость занимает передовицы по всему миру!
Сказав это, он развернул принесенную адъютантом газету и продемонстрировал всем первую полосу с огромным черным заголовком: «Красные испытали ПУФ-БОМБУ!».
Все замерли в немой сцене.
— Да это просто утка! — послышался чей-то хмельной голос минуту спустя.
— Хотел бы я, чтоб это было так, — мрачно проговорил генерал. — Но мне сообщили, что линия военной разведки подтверждает эту информацию.
— Проклятая изжога, — снова вздохнул Хертберн.
Президент Найтмеир был мрачен. Он снова ходил по своему овальному кабинету, но более не взмахивал руками с тем воодушевлением, которое принесли ему известия о первом успешном испытании, или о шоке, который испытал мир после применения бомб на Островной империи. Но была еще одна причина…
— Смерть настигает лучших в рассвете сил. Такова ее злобная сущность, — вздохнул президент, глядя на некролог. — Гибель нашего дорогого министра обороны, мистера Хотхеда, лишь подтверждает эту аксиому, а также факт той страшной угрозы, что несут нам красные.
— Но позвольте, господин президент, — робко возразил Альберт, сидевший в числе приглашенных на очередное заседание в овальный кабинет. — Ведь министр обороны выбросился из окна. Как к этому могут быть причастны красные?
— Вы что, не понимаете, дорогой профессор? Его вытолкнула из окна угроза красных, что делает их настоящими кровожадными собаками. И перестаньте вы нести эту вашу околесицу. На повестке дня очень серьезные вопросы. Во-первых, с сего дня новым министром обороны назначается мистер Вордог.
После этих слов поднялся человек, ничем не отличавшийся от своего предшественника, сиганувшего из окна своего офиса на шестнадцатом этаже с воплем «Красные повсюду!».
— Вот наш новый министр. Садитесь, мистер Вордог. А теперь к наболевшему. Итак, господа, у красных есть пуф-бомба, и это уже вышло за рамки догадок, предположений, опасений или гипотез. Это факт. Свершившийся факт. Что за херня, господа? — он развел руками. — Как вы проморгали? Вы уверяли, что их отсталость исчисляется десятилетиями. А они, меж тем, сломали нашу монополию за несколько лет.
— Господин президент, — поднял руку Сэм Анкол. — Есть мнение, что они форсировали получение такого оружия благодаря шпионажу. Во время всех наших испытаний были замечены странные летательные объекты, Эс-Эл-О. Мы считаем, что это самолеты-шпионы красных.
— То есть вы хотите сказать, что мы смогли получить пуф-бомбу, а они — такие самолеты, которые появляются невесть откуда и неизвестно куда исчезают, игнорируя ваши попытки любого перехвата и задержания? Не чрезмерно ли нелепо это выглядит, генерал?
— Другого объяснения нет. Ну не будем же мы придерживаться версии некоторых людей, которые считают эти объекты прилетевшими из другого мира?
— А что скажет наука? Мистер Хертберн. Как вы считаете? Что это? — президент уставился на Альберта.
— Я этим вопросом не занимался. Во многом — благодаря тому, что военные посчитали необходимым держать факт существования этих летающих блюдец от нас в тайне, — ответил профессор с нотками обиды в голосе.
— Но на данный момент вы обладаете хоть каким-то мнением по данному вопросу?
— Да. Я не считаю, что это красные.
— Отчего же?
— Никто в нашем мире не способен делать подобные аппараты.
— Откуда вам знать?
— Вы сами в прошлом году назвали меня умнейшим человеком на земле. Но мой ум не позволяет мне даже предположить, как создать летательный аппарат, обладающий подобными качествами.
— Ну, тогда что это может быть?
— Может быть, это… Может быть, это предупреждение? — Альберт наконец поднял глаза на президента.
— Предупреждение? От кого и о чем? — Найтмеир скрестил руки на груди и ждал ответа.
— О том, что наши игры в богов до добра не доведут.
— Объяснитесь, мистер Хертберн.
— Сейчас попытаюсь. Перед каждым прорывом в наших исследованиях на ученый совет постоянно ложится бремя очень сложного вопроса. Так было во время первого взрыва в Лос-Апокалосе. Мы так и не были уверены до самого конца, не приведет ли он к цепной реакции всех атомов во вселенной. Мы ломали голову и зарабатывали мигрень в бесконечных расчетах, но не смогли получить однозначный ответ до подрыва. Потом испытания в море. Были опасения, что взрыв расщепит воду на водород и кислород с последующим превращением первого в гелий и воспламенением второго. Мы опять зарабатывали мигрени и язву в бесконечных расчетах, но к однозначному ответу до подрыва не пришли. И я все еще задаюсь вопросом: а почему, собственно, наши расчеты в этих вопросах дают сбой? Не потому ли, что какая-то неведомая нам сила берет нас на испуг и предлагает вовремя остановиться? Но мы не останавливаемся, и тогда появляются эти странные объекты, которые должны стать вроде бы как последним предупреждением.
— Я не понимаю, о чем вы? — нахмурился президент.
— В том и беда, — кивнул профессор.
— Да как вы смеете?!
— Постойте. Дайте договорить. Мы создали оружие судного дня. Оружие апокалипсиса. И принудили демонстрацией своей силы создать его и красных. Мы подходим к некой черте, и какая-то высшая сила предлагает нам вовремя остановиться!
— Что за бред? — поморщился новый министр обороны. — Господин президент, я предлагаю освободить нашего дорогого ученого от занимаемой им должности. Явно же, заработался дядька совсем. Голова начинает выдавать дикие перки…
— Да как вы смеете?! — в свою очередь, вскочил Хертберн.
— Тихо господа. Тихо! — развел руками Найтмеир. — Мистер Хертберн — мозг всего нашего проекта. Но вот то, что вы говорите, дорогой Альберт… А вы часом… Может, вы не лояльны?
Профессор вздрогнул. Худшего обвинения, наверное, не существовало. Быть нелояльным свободе и демократии — значит автоматически быть красным. А красный цвет в их стране остро пах электричеством, которое проводят сквозь головной мозг каждого, кто является отступником от всех добродетелей, кои должны были защищать пуф-бомбы.
Хертберн сел на свое место и угрюмо уставился в стол, буркнув:
— Я просто высказал свое мнение, коль уж вы им так интересовались…
— Вот и славно, — расплылся в улыбке президент. — А что предлагает новый министр обороны?
— Я считаю, что угроза красных сейчас остра и велика, как никогда. Нам надо делать больше пуф-бомб и готовиться к защите через нападение. Параллельно необходимо принять все меры к уничтожению или поимке этих шпионских аппаратов. И, безусловно, максимально форсировать создание гидро-пуф-бомбы.
— Скажите, мистер Хертберн, — президент вернул свое внимание к профессору, — гидрогеновая бомба не вызовет расщепления всех молекул воды и цепную реакцию водорода?
— Твою мать! — тихо вздохнул профессор.
— Что, простите?
— Как взорвем, так и узнаем, — сказал Альберт уже громче.
— А не будет ли поздно?
— Когда будет поздно, то уже будет поздно, — зло кивнул профессор.
— Я вас не понимаю, — раздраженно развел руками президент.
— Вот в этом и вся проблема, — вновь тихо вздохнул Хертберн, растирая ладонью верхнюю часть груди. — Проклятая изжога…
Часы на бетонной стене бункера отсчитывали последние минуты. Профессор угрюмо посмотрел на них, затем сверил со своими наручными. Подвел чуток. Окинул взглядом всех присутствующих. Отпил кофе. Сэм Анкол больше не задавал вопросы по поводу того, не вызовет ли новое испытание разрушительных последствий для всей цивилизации. Скорее всего он просто привык, что все проходит гладко. Без армагеддонов. Ни у него, ни у кого бы то ни было еще не было сомнений, что и сейчас ничего страшного не произойдет.
«А было бы неплохо, если б произошло, — подумал Хертберн. — Было бы неплохо, если эта новая бомба через пять минут заставит вообще весь водород в природе превращаться в гелий. Вот тогда они поймут. Вот тогда они одумаются… Хотя нет. Не успеют они ни понять, ни одуматься. Н-да… Тоже не вариант…»
— Отчего вы невеселы, дорогой профессор, дьявол вас разбери! — воскликнул генерал. — Еще пара минут, и вы снова докажете на практике свою гениальность, а заодно узрите рождение очередного своего детища!
— Угу. Только лучше бы она сделала аборт… — проворчал профессор.
— Что, простите?
— Да нет. Ничего…
— Послушайте, ну будет вам! Посудите сами: если мы не сделаем эту бомбу, то ее сделают плохие парни. И нападут на нас. А у нас этой бомбы не будет. Так что вы делаете великое дело для нашей нации и творите все ради мира, дьявол бы его побрал!
— Конечно, конечно…
Висящий на стене динамик захрипел. На другом конце провода кто-то чихнул. Затем от души высморкался, чертыхнулся и кашлянул, а затем провозгласил простуженным голосом:
— Внимание! Говорит инженерная! Всем надеть средства индивидуальной защиты органов зрения!
Все в бункере принялись торопливо надевать черные очки и подходить к смотровой щели. Все, кроме Хертберна, который так и остался сидеть за столом и маленькими глотками пить кофе.
— До инициации… Десять, девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три, два, один… ЗИРО!
Все вокруг побелело, словно сам воздух засветился. Потом задрожала земля. Загрохотал весь мир. Планету трясло, словно гигантский младенец вообразил ее погремушкой и теперь тряс за небесную ось. С потолка сыпалась штукатурка, быстро наполняя невидимую в белом светящемся воздухе чашку. И только выплескивающиеся оттуда капли кофе, попадая на руку, давали Альберту понять, что он еще в этом мире… И все это происходит в реальности, а не во сне…
Наконец все закончилось. Зажмурившийся профессор открыл глаза и обнаружил, что часы со стены упали и разбились, его чашка полна штукатурки, весь стол — в пыли, и только широкая полоса в том месте, где была его рука, отпечаталась тенью на столешнице… Потом сквозь пылевую завесу проявлялись люди. Они поочередно поворачивались к профессору и снимали с лиц очки. И лица у всех были одинаковые — изумленные и перепуганные глаза, обведенные белыми кругами от очков, на закоптившихся почти до шоколадного цвета пыльных лицах. А где-то далеко, в эпицентре, гудел и бурлил гриб взрыва первой гидро-пуф-бомбы.
— Ну ни хрена себе! — таковы были первые слова генерала Анкола, которые бравый вояка выдохнул вместе с парой килограммов пыли.
Его сигара мгновенно истлела, и губы покрывал оставшийся от нее пепел, а стоящие дыбом волосы пребывали в большем беспорядке, чем обычно у Альберта. Зеленый мундир генерала стал почти белым, не то от пыли, не то от интенсивного свечения, а несколько нагрудных знаков оплавились и представляли из себя нечто похожее на присохшие сопли.
— Надеюсь, господа, вы довольны? — спросил Хертберн, вытряхивая из чашки мусор.
В наблюдательную комнату бункера влетел адъютант генерала.
— Сэр! Снова летающие блюдца, сэр! СЭР! Сэр! Их, сэр, много, сэр!
— Общая тревога! Самолеты в воздух! Расчеты ПВО к бою! — ожил наконец Анкол. — Дьявол! Остановите их!
Вот теперь Альберт неторопливо подошел к смотровой щели и стал наблюдать, как тихоходные, по сравнению с маячившими далеко на горизонте летающими блюдцами, боевые самолеты, тарахтя двигателями и коптя небо, двинулись на перехват СЛО, объявленных враждебными просто потому, что ничто иное не допускалось в голову приказом свыше.
Спустя несколько дней президент сумел доказать людям, в очередной раз находящимся в его овальном кабинете, что он может быть еще мрачнее, нежели прежде.
— И сколько их было? — устало поинтересовался он, угрюмо теребя край флага, установленного за его креслом.
— Летающих блюдец? — поднял левую бровь Сэм Анкол.
— Да. Я именно про них.
— Ну, лично я насчитал шесть. Хотя, судя по опросам очевидцев, их было больше десяти.
— А сколько наших самолетов полетело за ними?
— Две эскадрильи, господин президент.
— И все пропали?
— Да, сэр. Все. Буквально растворились.
— Это уже неприкрытый акт агрессии, — нахмурился министр обороны. — Их надо уничтожать!
— Ну да, — отчаянно закивал Альберт Хертберн. — Вы их уже перехватили, теперь вот уничтожите…
— Послушайте, профессор, — президент сглотнул ком в горле и поморщился совсем как младенец. — Вы, конечно, безусловно и аксиоматично, гений в своем деле. И мы благодарны вам за наше недавнее испытание, причем успешное, гидро-пуф-бомбы. Но, черт возьми, не лезьте вы в то, что вашей прерогативой не является!
— Да вы же со своим косным мышлением просто не оставляете мне выбора! ВЫ ВСЕ! — повысил голос Хертберн.
— Это не ваше дело! — рявкнул Вордог. — Они совершили акт агрессии, и мы их уничтожим!
— Их акт агрессии явился ответом на вашу попытку их перехвата военными силами!
— Наша попытка перехвата их военными силами явилась ответом на их вмешательство!
— Их вмешательство явилось ответом на наши игры с природой!
— Наши игры, как вы выразились, с природой явились ответом на красную угрозу!
— Красная угроза явилась ответом на нашу угрозу!
— Наша угроза явилась ответом на их угрозу!
— А перед этим угрожали мы!
— Но до этого — они! Они готовят завоевание нашего свободного мира! Они собирают армию! Они уже испытали пуф-бомбу! Они вообще страшные, кровожадные и дикие! Человеческая жизнь для них — ничто! Они хотят поработить нас! Совокупляться с нашими женщинами и пожирать наших детей!!!
И вдруг земля сотряслась. Чернильница и телефон на столе президента подпрыгнули. Стекла больших окон овального кабинеты брызнули мириадами осколков, рассыпаясь во все стороны.
Распалившийся в процессе своей пламенной речи министр обороны вытаращил обезумевшие глаза и с воплем «красные идут!!!» рванулся к окну и выпрыгнул из него.
— Куда! Куда!!! Чертов идиот! — крикнул президент, подбегая к окну. — Это первый этаж, а не шестнадцатый, как у Хотхеда! Вы помяли мою клумбу!
— Простите, сэр, — послышался голос за окном. Затем щелкнул предохранитель и грянул револьверный выстрел. Пост министра обороны вновь был вакантен.
— Вот черт… — вздохнул президент. — Охрана! Эй! Охрана! Уберите этот… кусок… кускового куска с моей клумбы!
Затем он вернулся к столу, поднял телефонную трубку и, дунув в нее, строго сказал:
— Секретариат! Передайте конгрессмену Бигу Мистейку, что он назначен новым министром обороны! Пусть явится ко мне немедленно! И пусть мне наконец доложат, что случилось!
В кабинет вбежала охрана и принялась быстро наводить порядок в том хаосе, который оставило после себя странное сотрясание земли. Затем вбежал секретарь.
— Господин президент! Мы только что получили доклад о происшествии!
— Так что это было?! — нетерпеливо воскликнул Найтмеир.
— Красные испытали мега-гидро-пуф-бомбу!
— Что-о-о?! — лицо президента вытянулось. — Как?! Где?! Где они ее испытали?! У нас на заднем дворе?!
— Никак нет, господин президент! Они испытали ее на своем полигоне! Как и всегда!
— Но как… Стекла-то выбило у нас?!
— Она очень мощная, сэр! Сейчас проверяем информацию, но, похоже, окна повыбивало в половине домов всего мира! И еще, господин президент…
— Что?! Что еще?! Этого мало, что ли?!
— Очевидцы всюду стали замечать летающие блюдца!
Президент нервно забарабанил пальцами по столу.
— Дьявол! — воскликнул он совсем как Сэм Анкол. — Немедленно объявите, что я экстренно созываю Мировую Конференцию Мира!!! Немедленно!!!
Профессор Альберт Хертберн прикрыл ладонями лицо и вздохнул.
— Наконец-то, — прошептал он сам себе. — Наконец-то здравая мысль. Наконец-то до них дошло…
Зал всемирного дома Мировой Конференции Мира был переполнен. Представители всех государств мира сидели на своих местах, обозначенных табличками с названием страны и именем представителя. Однако все внимание сейчас было уделено лишь двум людям в этом огромном круглом помещении.
С одной стороны, у трибуны, стоял президент Белого Объединения Объединенных Объединений мистер Найтмеир. С другой стороны, у такой же трибуны, находился премьер Соединенного Соединения Красных Соединений — гражданин Кошмаровский.
— Друзья! — воскликнул Найтмеир. — МЫ собрались на экстренное заседание Мировой Конференции Мира по очень серьезному поводу! И повод этот — угроза миру во всем мире мировой империи зла!!! — воскликнув это, он обличительно вытянул руку и указал пальцем на красного премьера.
Сидевший в ложе представителей Белого Объединения Объединенных Объединений профессор Альберт Хертберн прикрыл глаза и тяжело вздохнул. Его надежды на обретение сильными мира сего разума не оправдались. Президент собрал конференцию не для того, чтобы найти компромисс. Он сделал это, чтобы с первых же слов настроить весь мир против красных и обострить конфронтацию.
— Что?! — взвизгнул премьер Кошмаровский. — Да пошел ты, дерьмо в галстуке! Обоснуй предъяву, скотина!
— Вы испытали мега-гидро-пуф-бомбу! Вы попрали все наши ценности и мир во всем мире! Вы угрожаете всем нам! В мире царит хаос, анархия и паника!
— И правильно! — заорал премьер. — А вы как хотели?! Вы первыми испытали пуф-бомбу! И первыми ее применили! Это вы угрожаете миру во всем мире! И нам вы тоже угрожаете! Поэтому мы своим испытанием показали вам, что если вы и дальше будете пуфать, то мы так пуфнем, что вы больше уже никогда не будете пуфать!!!
— Бу-у-у-у, — неодобрительно загудела половина зала.
— Что?! — снова взвизгнул Кошмаровский. — А если вы будете букать, то мы так букнем, что больше никогда не будете букать!
— Вот видите, видите, дорогие мировые лидеры?! — завопил Найтмеир. — Он угрожает нам всем и даже не стесняется!
— Да ты меня вынудил, козел чертов! — изящно парировал премьер.
— Завали хлебало! — еще громче закричал президент и, схватив с трибуны стакан с водой, попытался выплеснуть его в оппонента. Но до того было далеко. Капли воды влажной дорожкой разбились в центре зала. В ответ премьер быстро стянул с ноги ботинок и швырнул его в Найтмеира. Ботинок попал тому в лоб и звонко отскочил.
— Н-на, скотина! — захохотал красный премьер.
Президент притих и задумался. Его вода не достигла красных, а вот красный ботинок достиг его лба. Что это значит? А значит это весьма символичную вещь: чтобы одолеть такого врага, нужно более мощное оружие. У такого врага есть мега-гидро-пуф-бомба. А значит ему нужна… Нужна… Нужна гипер-нитрро-мега-гидро-пуф-бомба!!! И тогда красные ответят за все. И за ботинок — тоже!!!
Перепалка возобновилась. Лидеры стали оскорблять друг друга. Разделился и зал. Остальные мировые лидеры начали кричать. На тех, кто на трибуне. Друг на друга. На весь мир.
Альберт Хертберн с грустью и тоской смотрел на все происходящее. Все его надежды пошли прахом. Эта конференция только усугубит положение и ни к чему хорошему не приведет. Никто не в состоянии договориться и разобраться в проблемах. Просто потому, что никто не хочет.
Профессор вздохнул и вдруг поймал на себе пристальный взгляд. Он стал искать глазами источник этого взгляда и остановился на ложе представителей Соединенного Соединения Красных Соединений. Там, так же угрюмо и молча, сидел немолодой уже человек с черной бородой, в очках и торчащими из кармана пиджака карандашами, циркулем и линейкой. А еще у этого человека на носу остались следы мела, которым он, очевидно, тыкал себя во время расчетов каких-то формул на большой доске. Они неподвижно сверлили друг друга взглядами, и казалось, единственные в этом зале, понимали: с этим миром что-то не так и к добру все происходящее точно не приведет.
Найтмеир развалился в кресле, прижимая ко лбу кулек со льдом.
— Что это вы такой кислый, Альберт? Не вам же досталось по голове кровожадным красным мега-гидро-пуф-ботинком… — вздохнул он.
— Изжога замучила, господин президент, — ответил профессор. — У вас случайно нет таблеток?
— Есть, — Найтмеир открыл ящик стола, извлек оттуда пару белых пилюль и протянул Хертберну. Затем достал оттуда же таблетки от головной боли.
— Будьте любезны, Альберт, налейте мне стакан воды.
Профессор налил из графина жидкость в прозрачный стакан и протянул президенту. Затем внимательно смотрел, как тот отправляет таблетки в рот и запрокидывает голову. Затем жадными глотками запивает. Затем внимательно посмотрел на таблетки от изжоги, что лежали у него на ладони. Какая-то мысль принялась стучаться в его разум при виде этих таблеток. Только вот Альберт пока никак не мог найти ключи от той двери, что впустят эту мысль. Получив назад освободившийся стакан, он налил воды себе, запил таблетки, и призрачная мысль исчезла. Как и изжога. Но изжога исчезла временно. А вот мысль?..
— Альберт, нам нужна гипер-нитрро-мега-гидро-пуф-бомба. Иначе мы этих красных безумцев не одолеем.
— И мы, возможно, создадим ее, — вздохнул профессор. — А красные создадут что-то в ответ. И когда мы все остановимся? Или нас остановит наша ненасытность? Мы еще даже не начали войну, но уже разрушаем наш мир бесконечными испытаниями, наращиванием мощности оружия и играми с силами природы. Где предел этому клубку обоюдного безумия?
— Прекратите, профессор! Если мы не сделаем эту бомбу, то ее сделают они. Это гонка. И победит тот, кто вырвется вперед.
— Но они ведь своим последним испытанием уже вырвались вперед. Разве нет?
— Нет. Для этого они должны напасть на нас. Но если мы испытаем более мощное оружие, то они не нападут.
— Правильно. Не нападут. Они тоже будут делать более мощную бомбу.
— Не успеют. Нападем мы.
— Господин президент. Я всегда думал, что своими исследованиями защищаю свой дом и страну. Но теперь мне кажется, что я лишь потакаю безумию.
— Тогда вы уйдете на покой. В лучшем случае, — ответил Найтмеир, и в его словах чувствовалась угроза.
Поздно вечером, когда жена уже легла спать, он стоял у свежезастекленного окна и смотрел в ночную мглу. Как быть? Угроза президента не может быть пустой. Но что такое его жизнь по сравнению с жизнью целого мира, который катится в саморазрушение? А что, если президент прав и надо упредить красных в новом оружии? Но где тогда, действительно, предел всему этому? И сколько будет этих странных летающих объектов после очередного испытания новой бомбы? И что летающие блюдца будут делать на этот раз?
С этими мыслями профессор лег спать. Но уснуть не смог. Проходили часы, он начинал считать баранов, но на ум приходили только мировые лидеры. Он начинал вспоминать формулы, но начиналась изжога. Тогда Альберт осторожно, чтоб не разбудить жену, встал с постели и направился на кухню. Налил стакан воды. Достал таблетки от изжоги и уставился на них. Таблетки… Таблетки… Опять эта мысль стучится в разум. Что за мысль? Что за гениальная догадка не может пробиться в сознание? И вдруг, словно потеряв всякую надежду попасть в его голову традиционным путем, эта мысль решила… позвонить по телефону. Хертберн уставился на неожиданно зазвеневший телефонный аппарат. Затем медленно поднял трубку и поднес к уху.
— Алло?
— Вы не спите? — послышался хриплый и немолодой уже голос.
— Вы звоните в три часа ночи и задаете подобный вопрос? Это что, такая неудачная шутка?
— Простите. У нас день.
— У вас? Это где у вас?
— У нас, это так же как у вас, но день.
Профессор вздрогнул.
— Вы… Вы звоните из Красной страны? — с ужасом прошептал он.
— Да, — послышался ответ.
— Кто вы?
— Я такой же, как и вы. Только красный.
— Что это значит?
— Я ученый, занимающийся бомбой. Как у вас, только красной.
— Вот как?
— Да. Простите за побитые окна. Это лишь ответ на побитое самолюбие. Кстати, мы с вами заочно знакомы. Мы смотрели друг на друга во время Мировой Конференции Мира, пока весь мир сходил с ума.
— Я уже это понял. Но как вы узнали мой номер телефона?
— Я ученый.
— И что?
— Я вычислил.
— Это возможно? — удивился профессор.
— Мы же беседуем.
— Да. Беседуем. Но разве вы не понимаете, что может значить для нас этот разговор?
— Понимаю. Примерно одинаковое. И меня и вас могут арестовать и обвинить в измене.
— Тогда зачем вы позвонили? Хотите выведать наши планы?
— Нет. Ваши планы очевидны. Как и то, чем все это закончится.
— Тогда зачем мы разговариваем?
— Летающие блюдца.
— Что? — вздрогнул профессор. — Что вы знаете о летающих блюдцах?
— А вы? — ответил голос. — Подозреваю, что у вас считают, будто это наши самолеты-шпионы, верно?
— Да. А это не так?
— Дело в том, что у нас думают то же самое.
— То есть?
— У нас думают, что эти летающие блюдца — ваши шпионы. А их действия и появления становятся все интенсивней и угрожающей.
— Почему я должен вам верить?
— А почему нет? И потом, не верьте мне. Поверьте себе.
— А вы, значит, уверены, что это не наши самолеты?
— Совершенно верно.
— Тогда что это?
— Это таблетки.
— Что, простите? — спина профессора похолодела. Он испытал настоящий шок от такой простой до примитивности и в то же время необычно гениальной мысли.
— Вы испытываете боли, дискомфорт, страдаете от каких-либо болезней?
— Бывает, а что?
— И вы пьете таблетки, чтобы прийти в норму, верно?
— Как и все, у кого недуг.
— Вот видите. А что, если весь мир, в котором мы живем, это непостижимая сущность единого разумного организма, который мы беспокоим своими необдуманными действиями, враждой, разрушением окружающей среды всеми этими и иными своими действиями, что, если и он так же? Мы взорвали пару бомб и побеспокоили организм — он выпил пару таблеток. Не помогло, потому что наши бомбы стали мощнее и мы стали испытывать их чаще. Таблеток тоже стало больше.
— Конечно… Конечно… — забормотал Альберт. — Мне ведь это тоже пришло в голову, но я никак не мог понять этой простой мысли.
— Потому что она не пришла к вам в виде привычных формул и схем. Эта мысль примитивна, но она отражает суть.
— А суть в том, что если мы не остановимся, то организм поймет: раз просто таблетки не помогают, то пора прибегнуть к более радикальному лечению…
— Вы правильно поняли, коллега: если не таблетки, то…
Голос прервался. В трубке раздались частые гудки.
— Алло! Алло!!! — отчаянно заголосил Хертберн.
Ответа не было. Тогда он бросился к окну и распахнул его.
На ближайшем к дому столбе телефонной линии сидел солдат службы безопасности научного городка с кусачками в руках. Увидев профессора, он спрыгнул со столба и, хромая, скрылся в кустах.
— Черт бы вас всех побрал! — воскликнул Хертберн и, снова подбежав к телефону, стал набирать номер генерала Сэма Анкола. Но ведь провод перекушен!
— Проклятье!
Сначала он подумал, что красные испытали еще одну мега-гидро-пуф-бомбу, настолько неожиданным и громким был непрерывный стук в дверь. Но, протерев глаза и прикурив сигару, он наконец понял, что это всего лишь какой-то незваный ночной визитер. Вооружившись огромным револьвером и зло матерясь, Сэм Анкол направился к двери.
— Какого дьявола и какому дьяволу пришло в голову будить меня среди ночи, дьявол! — зарычал генерал на дверь.
— Сэм, откройте, это я, Альберт! — послышался голос за дверью.
— Альберт? — Анкол открыл дверь. На пороге стоял профессор, в ночной рубахе, весь в поту и взъерошенный больше обычного. Рядом, в кустах, валялся небрежно брошенный им велосипед.
— Что случилось, дорогой профессор?
— Ваши люди перерезали мой телефонный провод!
— Что? Зачем? Какого дьявола?!
— Я только что разговаривал с ученым!
— Каким ученым?!
— Таким же, как и я, только красным!
— Вы разговаривали по телефону с красными?! Дьявол, да вы в своем уме, профессор?! — разозлился генерал, срывая с головы ночной колпак и яростно пыхая сигарным дымом.
— Да, черт вас дери, я в своем уме! Это был очень важный звонок!
— Он хочет переметнуться к нам?
— Нет!!! Он хотел предупредить о серьезной опасности!!!
— Они хотят напасть на нас уже сегодня?! — вытаращил глаза генерал.
— Да нет же!!!!! Не в этом дело!!! Организм борется с паразитами!!! А паразиты — это мы!!!
— Ага. Мы, значит, паразиты, а они, значит, хорошие, дьявол бы их побрал…
— ДА НЕТ ЖЕ!!!
— Почему и как красный смог вам позвонить?!
— Это не важно! Важно другое! Если таблетки не помогут, то он найдет другое, более серьезное лечение, и тогда нам всем конец! И белым, и красным, и синим, и серо-буро-малиновым!
— Я не понимаю…
— Да потому что вы солдафон! Немедленно устройте мне встречу с президентом!
Генерал прищурился на мгновение. Затем кивнул:
— Ладно. Пройдите на кухню и не шумите, не то разбудите всех. Я сейчас.
Анкол вернулся в свою комнату и снял трубку телефона.
— Алло. Дежурный? Немедленно комендантский взвод и «неотложку» в мой дом. Нет, со мной все в порядке, дьявол бы тебя побрал. Это профессор Хертберн. У него острая шизофрения. Похоже, красные повлияли на его мозг. Да. Объявите общую тревогу и доложите министру обороны Бигу Мистейку. Кажется, они вот-вот нападут. Все. Жду взвод и врачей как можно скорее…
Доктор пристально смотрел в медицинскую карту больного. Хмурил брови. Цокал языком и качал головой.
— Ну, батенька, вроде все было относительно неплохо. Что же вас до такого состояния довело-то?
Больной, совершенно бледный, в поту и лихорадке, лежал на кушетке и безвольным взглядом смотрел в потолок.
— Все началось с простой изжоги, доктор.
— И что вы сделали?
— Выпил пару таблеток от изжоги.
— А потом?
— Потом мне становилось все хуже и хуже.
— И вы стали пить все больше и больше таблеток. Верно?
— Верно, — простонал больной.
— И напоследок вы выпили их столько, что едва дуба не врезали. Я правильно понял?
— Я просто не знал, как быть. Мне было все хуже и хуже.
— Понимаю. Но самолечение, дорогой вы мой, это нечто вроде самоубийства, только несколько изощренного. Вы ЭТО понимаете?
— Теперь да… Доктор… помогите мне…
— Этим я и собираюсь заняться, любезный.
В палату вошла медсестра.
— Доктор, анализы готовы.
— Чудесно. И как они?
— Боюсь, слово «чудесно» тут не подойдет.
— А конкретнее?
— Эритроциты и лейкоциты вне нормы. Отмечен аномальный дисбаланс белых и красных кровяных телец. Также налицо острое химическое отравление.
— Ну, тут, я думаю, помогли — в кавычках — бесконтрольные пачки таблеток, что он принимал. Значит, так. Больного — в отделение интенсивной терапии. Немедленно! Но первым делом необходимо промыть ему желудок, равно как и кишечник.
— Сделать ему клизму?
— Совершенно верно. Прогоните через него столько воды, сколько я бы за год не выпил. Всю гадость из него надо вымыть немедленно и лишь потом приступить к лечению.
— Доктор… а может, не надо клизмы? — простонал больной.
— Простите, дорогой вы мой. Но ваша болезнь… общее состояние вашего организма не оставляет нам иного выбора. Есть такое слово — НАДО. Да вы не беспокойтесь. Вы в надежных руках…
Никой аудиенции с президентом у Альберта Хертберна так и не состоялось. Его схватили в ту же ночь, когда он разговаривал с красным ученым. И теперь бывший профессор с тоской смотрел на внешний мир через зарешеченное окно одиночной палаты психиатрической клиники. А за окном творилось что-то невообразимое: звучали торжественные военные марши, пролетали новейшие боевые самолеты, слышался лязг танковых гусениц. Все готовились к большой войне, которая теперь была неминуема.
Дверь без ручек и с замком снаружи открылась. В палату вошел психиатр в сопровождении двух громил на случай буйства пациента.
— Ну, как вы, голубчик? — ехидно улыбнулся врач.
— Послушайте! Я профессор Альберт Хертберн! Мне необходимо немедленно встретиться с президентом и сообщить ему нечто важное!
— Понимаете, президент сейчас очень занят. Но если хотите, то можете пока изложить вашу проблему императору Наполеону. Он в соседней палате.
— Я не сумасшедший, черт вес дери!
— Я знаю. Но ведь и я не доктор. Я Санта-Клаус. Вы не верите мне?
— Нет!!!
— Тогда почему я должен верить в то, что вы не сумасшедший?
— Идиот! Мы все на пороге апокалипсиса! Если все это безумие не остановить, то нам всем придет конец! Таблетки не помогают этому организму, и он сделает то, что нас уничтожит!
— Дорогой вы мой, — снова расплылся в улыбке психиатр. — Я совершенно с вами согласен.
— Правда? — с надеждой в голосе проговорил Хертберн.
— Да. Чистая правда. Я согласен, что таблетки не помогают. И что это безумие надо остановить. — Произнеся эти слова, доктор обратился к санитарам. — Вколите ему десять кубиков антишизопромопсиходролла. Немедленно.
— Нет… — замотал головой бывший профессор. — Нет! Вы не понимаете что творите!!!
Но психиатр и санитары думали иначе и были уверены в том, что уж они-то совершенно точно понимают, что творят. Они ведь делали свою работу.
Ночь была необычайно светлой. Может, так действовал на восприятие вколотый днем препарат? Альберт медленно поднялся с больничной койки и, шатаясь, побрел к окну. Где-то вдалеке из динамиков вещали о той угрозе, которую несут их обществу красные, и обещали, что скоро славная гвардия поставит их на место и покажет свою силу. Вещали о том, с каким воодушевлением резервисты создают на призывных пунктах бесконечные очереди из желающих положить конец красной угрозе. Вещали о новых танках и самолетах. О новых бомбах и линкорах, которым нет равных во всем мире. Вещали о том, что бог любит нацию и президента.
— Один прозревший среди безумцев будет самым безумным среди безумцев, — тихо простонал бывший профессор, схватившись за решетку окна. — Остановитесь! Остановитесь немедленно! Пока не поздно, остановитесь!
Послышался гул. Затем рокот. Гул нарастал. Почва вибрировала все сильнее. Снова послышались звуки бьющихся оконных стекол. Бравада из городских динамиков сменилась криками переполошенных людей, высыпавших из своих домов и не понимающих, что происходит.
Альберт отпрянул от окна вовремя — стекло вылетело снопом осколков. Вот теперь он снова прильнул к решетке и с тревогой в голосе уставился на внешний мир. Что происходит? Красные напали? Нет… Что-то другое… Странные летающие объекты?..
Нет! Не в этот раз!
Далеко на горизонте Альберт заметил странные переливающиеся блики и спустя несколько мгновений понял, что это вода. Огромная волна поднималась от линии горизонта и была уже в три раза выше самого высокого здания в городе.
Огромная волна апокалипсиса катилась по миру, сметая все на своем пути и поглощая в зловонных водах весь пафос предвоенной бравады заигравшихся силами природы сторон. Она сметала дома сильных мира сего и простых смертных, которые жили своими простыми, более приземленными и бытовыми чаяниями. Волна не разбирала, кто есть кто. Она очищала этот мир.
— А я ведь вас предупреждал, болваны, — вздохнул бывший профессор и закрыл глаза. Через мгновение волна поглотила и всю психиатрическую клинику, и его, и весь мир…
Больному сделали промывание желудка… и кишечника…