С чем вы смешиваете свои краски?

Глава 4

Дядя Вова (как я понял, майор какого-то силового ведомства) до нашего отъезда не успел заскочить. Зато через лейтенанта передал для меня свёрток. Удачно я пожаловался ему, что хочу рисовать, но не имею возможности.

В свёртке оказались три альбома с особой акварельной бумагой, два блокнота для зарисовок и, главное, набор № 1 Ленинградских акварельных красок на двадцать четыре цвета с беличьими кистями к нему! Не то майор был спец в этих вещах, не то грамотный человек ему посоветовал, но я оказался на седьмом небе от счастья. И сразу стал канючить у бабушки сумку для своих сокровищ.

— На даче пошью, — отмахнулась она.

Чтобы пожилая женщина не позабыла о моей просьбе, я вытащил из нижнего ящика комода кусок ткани, подходящей для моих целей. Лейтенант вообще-то сказал, что она на портянки идёт, но меня вполне устраивало, и я сунул добычу в узел со своими вещами. Барахла у нас набралось неожиданно много. К тому же дед со своим костылём слабый помощник. Спасибо тому же Илье, потратившему утро воскресенья, чтобы помочь нам добраться до автобуса.

Идея с дачной жизнью мне перестала нравиться уже после первого часа пути. Автобус скакал и прыгал на кочках там, где должна быть дорога, поднимая тучи пыли. Внутри салона было жарко и душно. Ещё страшно раздражали пассажиры с тюками, корзинами и узлами. У нас тоже добра хватало, но мы его хотя бы не проносили над головами сидящих. Одна склочная баба всю дорогу возмущалась по поводу того, что ей не досталось сидячего места. Потом дед на её рыкнул и потряс костылём.

— Я, что ли, тебе уступить должен?

Тётка замолкла, а после пассажиры стали выходить на своих остановках, постепенно освобождая салон.

Насколько я понял, мы могли и на электричке доехать, но автобус останавливался ближе к месту съёмной дачи. Это сыграло решающую роль в выборе транспорта по той причине, что дед долго ходить не мог и сильно уставал. Кроме проблем с коленом, его мучила боль в спине. Осколки от мины из затылочной части головы и шеи ему вынули ещё в военном госпитале, а один остался где-то в районе позвоночника. Дед всё тянул с операцией, продолжая страдать сам и нервировать окружающих. Перебранку между родственниками на эту тему я слушал, пока мы шли от автобуса до дачи. Даже мне на спину повесили небольшой мешок, но большую часть тяжёлых вещей тащить пришлось бабушке.

Дача, на которую мы прибыли, особых восторгов у меня не вызвала, хотя хозяйка Дарья Ивановна встретила нас как родных. Обычное сельское строение имело удобства во дворе и летний душ там же. Позади дома росли яблони, у забора — малина и крапива. Ещё здесь обитали брехливый пёс Рябчик и две кошки.

— А я и молочка с утра для вас купила. У Максимовны коровка своя, так я с ней договорилась на все лето по литру брать. Хорошее молочко, — радостно суетилась хозяйка.

— Я бы воды колодезной испил, — устало присел дед на лавочку в тени дома.

— Да что воды! Компота не желаете?

Пару часов мы разбирали вещи и устраивались в доме. К счастью, мне постелили на веранде, подальше от храпящего деда и поближе к природе и зверью. Рыжая кошка всем своим видом продемонстрировала, что это изначально была её лежанка и мне придётся серьёзно потрудиться, чтобы отстоять своё право здесь ночевать.

Дед после обеда ушёл знакомиться с соседями и заодно разведать, у кого можно удочки одолжить и как здесь вообще в плане рыбалки. Женщины занялись устройством быта и приготовлением еды. Я топтался на подхвате у пожилых дам и за пределы дачи без предварительной разведки выходить не спешил. Дарья Ивановна как раз подробно расписывала, где и кто живёт, у какого какие внуки гостят или дачники остановились. По всему получалась, что я «самая мелкая блоха» среди мелкопреступной детворы посёлка.

— Кино у нас каждое воскресенье привозят, — хвалилась хозяйка. — Так-то развлечений у молодёжи нет, кому нужно, тот в Москву ездит.

Слушая женщин и наблюдая, я невольно ужасался тому, сколько бытовой работы они тянут. Телевизоров сейчас почти ни у кого нет (имею в виду столицу), но будь они в наличии, времени на праздные просмотры не осталось бы. Чтобы приготовить обед или ужин, требовалось выполнить много подготовительной работы: воду из колодца принести, нагреть, дрова для печки наколоть, за теми же яйцами в курятник сходить. После, как приготовили ужин, перемыть сковородки и сопутствующую посуду, снова воду греть, теперь уже для используемых тарелок, ложек и чашек. Вообще-то это бабушка порывалась мыть в тёплой воде. Дарья Ивановна намекнула на лишние расходы топлива. Те же тарелки, оказывается, можно горчицей отмывать в холодной воде.

Мало того, и самовар был не электрический! Единственная польза от его дымящей трубы, что комаров отгоняла.

Поужинали, чаю попили и пошли приобщаться к местному культурному отдыху, выдвинувшись дружной компанией куда-то «на горку».

— Воскресенье же, — пояснила хозяйка. — Кино будет. Дети бесплатно, а со взрослых по рублю.

С собой взрослые несли табуретки и покрывала. Мне бабушка ещё и кофту прихватила. К вечеру стало прохладно, а нам сидеть не двигаясь часа полтора.

Летний кинотеатр оборудован был примитивно и представлял собой большую простыню, натянутую на стене амбара, и грузовик с откидным бортом, где располагалась аппаратура кинотехника. Естественно, изображение и звук были ужасными.

В этот воскресный вечер киномеханик привёз «Весну» с Любовью Орловой в главной роли. С первых же минут фильма меня стали напрягать маршевые песни, слов которых я и половины не расслышал. Да ещё Орлова со своим лирико-колоратурным сопрано звучала слишком высоко для той системы передачи звука, что здесь наличествовала. Про сопрано Орловой это не я такой умный, а от бабушки информацию услышал. Она тихо консультировала нашу хозяйку, изображая из себя жутко интеллигентную особу.

Общество кинолюбителей собралось разномастное. В основном колхозники и жители посёлка. Много было детворы, которая постоянно курсировала, то занимая первые «лежачие» места перед экраном, то убегая куда-то. Мужчины, пользуясь тем, что мы на улице, много курили. Женщины тихо обменивались сплетнями, несильно вникая в сюжет. Фильм-то не новый, видели его не один раз, но за неимением других развлечений народ пришёл приобщиться к искусству.

Меня же старая лента порадовала обилием известных комедийных актёров, и не прошлого, а самого что ни на есть настоящего. Тот же Ростислав Плятт, Рина Зелёная, Фаина Раневская и, конечно же, сама Орлова — звёзды советского кинематографа. Фильм «Весна» был снят в 1947 году, а Любовь Орлова, если я не путаю, 1902 года рождения. В фильме ей уже сорок пять лет. Должен отметить, что она очень неплохо выглядела для своего возраста. Сам не заметил, как увлёкся игрой актёров и самой комедией, перестав замечать, что вместо экрана простыня, комары кусают за голые коленки и неудобно сидеть на траве.

Обратно возвращались мы уже в полной темноте. Дарья Ивановна возмущалась, что фонарь на пересечении улиц кто-то разбил, перекидывалась фразами с соседями, попутно поясняя нам детали поселковой жизни. Дед, кстати, успел договориться об удочках, но меня терзали сомнения насчёт комарья рано утром. Не сожрут ли?

— Бужу один раз, — предупредил дед, ковыряясь при свете керосиновой лампы за сараем в поисках червей. — Не встанешь, уйду без тебя.

Спасибо хозяйке, которая снарядила меня на рыбалку как следует. Сапоги у соседки моего размера взяла, куртку тоже с чего-то плеча выдала, а кепка у меня своя была. Брезентовая куртка оказалась сильно велика, но, закатав рукава, я решил, что в самый раз в такой объёмной одёжке от комарья прятаться. В то, что встану на рассвете, я не сомневался, очень уж хотелось на рыбалку сходить. По этой причине подскочил я даже раньше деда и был готов вовремя, как тот пионер.

— Идём на озеро, там дальше ещё одно есть, но куда мне с моим костылём, — пояснил дед порядок действий. — Наловим на уху, и ладно.

Если быть объективным, то рыбалка оказалась не так плоха, как он опасался. С берега и с мостка на особо крупные экземпляры не стоило рассчитывать. Хотя за пару часов мы килограмма два разной величины рыбёшек натаскали. В основном это была кошачья радость, но меня захватил сам азарт клёва.

— Хорош, — наконец решил дед, сворачивая удочки.

Бабушка к нашему возвращению давно хлопотала на кухне. Самовар пыхтел, на столе высилась стопка блинов, хозяйка принесла молока и сметаны от соседки.

После завтрака я храбро отправился знакомиться с Димкой, живущим через забор с правой стороны. Мне его рекомендовала Дарья Ивановна, как наиболее близкого по возрасту претендента в друзья. Пацан оказался выше меня на полголовы, но более тощий и неухоженный. Волосы ему давно не стригли, да и не мыли, под глазом синел свежий синяк, руки были покрыты цыпками, а во рту не хватало переднего зуба. Этот факт пацана явно радовал. Он со знанием дела выстрелил слюной через прореху между зубами в мою сторону и всё же поприветствовал.

— Чё, из Москвы, дачник? — поинтересовался он.

Далее он гордо сообщил, что в этом году идёт в школу, но так и быть, сделает одолжение и пригласит меня в свои игры. Играть не особо хотелось, поэтому я наплёл нечто невнятное и под предлогом запрета от бабушки ретировался на свою территорию.

Бабушка без дела не сидела и взялась мне шить нужную сумку для художественных принадлежностей. Основная причина такого энтузиазма была в том, что у Дарьи Ивановны имелась швейная машинка. Больше времени мы потратили, чтобы примерить ручки. Я же не хотел волочить сумку по земле, а рост имел невысокий. По этой причине сумка получилась вытянутой по длине, зато имела несколько кармашков для мелочей и даже для банки под воду.

Деда я тоже подключил к своей экипировке, уговорив его обточить края фанерки, валяющейся в дровяном сарае. Это у меня будет планшет. Солнышко конкретно припекало, когда мои сборы были закончены. Я думал, что родственники откажутся куда-то идти, но дед, напротив, захотел поваляться на бережку, а не сидеть во дворе. Меня же их компания устраивала в плане того, что никто из хулиганистых пацанов не пристанет и не отнимет мои сокровища.

Акварелью я и в прошлом теле давно не занимался. Пока был студентом, очень любил этот вид живописи, после сменились приоритеты, затем настала эра компьютерных программ и я окончательна ушёл от живописи в дизайн.

К чему я это говорю, да к тому, что акварель требует большей практики, чем любая другая техника. Это только кажется, что всё очень просто. Исправить и «смыть» ошибки в акварели сложно, а подчас невозможно, иначе останется «грязь» вместо воздушности и красивых заливок. На данный момент меня эти технические детали мало волновали. Что бы я ни изобразил, какие бы ляпы ни допустил, для пятилетнего мальца это будет ух как круто!

Родственники в мою гениальность не особо верили. Их вполне устраивало то, что внук не носится по посёлку, а смирно сидит на берегу под присмотром взрослых. Дед, лёжа на покрывале, вскоре задремал, бабушка, спрятавшись от солнца под зонтиком, читала что-то из классики, я же пристроился в тени невысокого куста.

Боже мой, как я давно не брал в руки кисти! Ах этот запах красок! Некая ностальгия накрыла меня. Еле взяв себя в руки, я поспешил набрать в банку воды и, расположившись в тени куста, занялся делом.

Первый и второй пробные этюды были ни о чём. Я приноравливался, отмечал свои ошибки. Новый альбом имел слегка «жирную» бумагу, с которой скатывалась краска. Позабыл, что листы нужно изначально смочить. Тут же сообразил, что не озаботился палитрой. Пришлось выдирать последний лист альбома для этих целей. Попутно выяснил, что вода в озере неидеально чистая и имеет чуть сероватый оттенок. Пока для моих этюдов это не столь принципиально, но лучше брать воду в колодце и приносить собой.

Мой третий акварельный набросок вида на озеро, мосток и край берега получился вполне достоверным. Дождавшись просыхания первого слоя, я нулевой белкой стал добавлять деталей. Как раз на прорисовке опор мостка и их отражения в воде проснулся дед. Кряхтя он сел, затем встал и отправился в мою сторону для проверки.

— Э-э-э… Мать, иди сюда. Посмотри, что Сашка намалевал-то, — опешил дед. — Ты что, это сам всё?

— Кто же ещё? — не понял я подобного вопроса. Он здесь видит каких-то помощников? Да и бабушка пусть и в стороне сидела, но за мной краем глаза следила.

— Ай да молодец! — перешла бабушка сразу к похвале. — Он же говорил, что художником будет.

— А вы мне красок не покупали, — вставил я.

Дед почесал затылок и пообещал в дальнейшем прислушиваться к моим просьбам. На этом я решил, что на сегодня пора завершать занятие живописью и двигаться домой.

Весь обед я продолжал слушать восхваления в свой адрес от родни. Даже думал ещё что-то изобразить, но был сражён хлипким организмом. Еле доел лапшу и уполз на веранду спать. Продрых часа три и после бродил по двору сонной мухой. Акварель доставать желания не было, зато спящий у будки Рябчик так и просился, чтобы его изобразили в карандашной технике. Позже я нарисовал ветку яблони, ведро у сарая и бравого петуха, нервно реагирующего на моё приближение к загону кур.

В целом наличие разнообразной натуры для пленэра мне стало нравиться. Потренируюсь с месяц «на кошках», а там и людей возьмусь изображать.

Невероятным образом слух о юном художнике ушёл за пределы нашей дачи, и ближе к вечеру у калитки топтался Димка, канюча, чтобы я показал рисунки. Пришлось продемонстрировать. И уже через полчаса за калиткой стояло человек пять разновозрастных пацанов.

— Художник, эй, художник! Подь сюды, — вызвали они меня.

После мальчишки долго разглядывали мою внешность, рисунки и акварель. Обменивались мнениями, среди которых преобладали слова: «брешешь», «не гони», «да это не он малевал». В отместку я изобразил оскорблённую творческую личность и окончательно удалился в дом.

Погоняло «Художник» мне всё же присвоили, спасибо, что не «Маляр». Это всё лучше, чем какие-то Ряба, Тощак или Макаронина. По именам в посёлке никого не звали. Сосед Димка, оказывается, «в миру» был Карасём. Вспомнил я, что и в городах действует подобное негласное правило. Некоторые клички сохраняются до взрослого возраста, когда друзья-приятели предпочитают в общении детские прозвища. Позже это заменится компьютерными никами и придумывать имена станут уже сами носители, а не общественное мнение.

Меня же в посёлке, кроме как Художник, никто не звал. Новость о талантливом пацане вмиг облетела округу. Общаться с пятилетним мальчишкой стало «не западло» даже для подростков четырнадцати-пятнадцати лет. Через две недели я спокойно выходил со двора, не опасаясь, что кто-то отнимет у меня краски и кисти. За мной постоянно таскалась группа своеобразных фанатов, отгонявшая тех, кто имел в отношении меня недобрые намерения.

В районе озера я запечатлел все более-менее приметные и живописные, с моей точки зрения, места. Ежедневная практика давала свои плоды. К тому же я чередовал живопись с карандашными набросками. Помню, в мою бытность студентом нас обязывали каждый понедельник сдавать двадцать один набросок и три этюда. При такой нагрузке в виде домашнего задания быстро нарабатывалась практика.

Такие рекорды я пока не мог поставить. Быстро уставал физически и вынужден был выделять себе пару часов днём на сон. Как ни крути, но телу всего лишь пять лет. Его требовалось укреплять и оздоровлять. Для этого на даче имелись все условия. Помимо рисования, я гонял с пацанами наперегонки до колхозных полей и обратно. Когда прогрелась вода в озере, мы стали купаться. Вначале под чутким присмотром деда, после уже и самостоятельно в небольшом затоне с песчаным дном, где глубина была мне по грудь.

Во время дождей я находил натуру внутри дома. Тот же самовар годился как для карандашной техники, так и для акварельной. Я очень полюбил его изображать акварелью. Не менее десятка раз повторил в разных вариациях.

Отпуск у деда закончился, а мы с бабушкой продолжали отдыхать на даче. Вернее, я отдыхал, тренировался, а бабушка обеспечивал мой быт, ходила за продуктами на станцию, готовила и убиралась. Приготовление еды они с Дарьей Ивановной делили поровну, но дел женщинам всё равно хватало.

Мне казалось, что дед особо за мной не присматривал и не следил, и тем не менее стоило ему покинуть посёлок, как у меня образовались первые проблемы. Вначале какой-то парень лет шестнадцати подвалил и, схватив меня больно за ухо, потребовал ему что-то нарисовать, а когда я отказался, то выхватил у меня из рук блокнот и втоптал его в землю. В ответ я пырнул злыдня карандашом в голень. Понятно, что силы были неравные.

Избить ему меня не позволили местные пацаны, кинувшиеся дружной толпой на обидчика, но синяков он успел понаставить. Бабушка потом ходила к участковому с жалобой. Мне же она велела от дачи далеко не уходить и в случае угрозы громко кричать и звать подмогу.

Следуя бабушкиным советам и своему здравому смыслу, я расположился прямо у калитки дачи и устроил мастерскую портретов. Определённый навык у меня уже появился, а пацанам годились и те наброски, что я дарил. Именно дарил. Отобрать портрет у хозяина не представлялось возможным. Мне было не жалко этих почеркушек, а ребятне радость, особенно оттого, что я по-умному ставил в уголке каждого рисунка свой автограф.

Недостатка в натуре у меня теперь не было. Как там распределялась очередь, я не вникал, занимаясь своим делом. Рисовать портреты я наловчился тонально-живописным методом. Выглядело со стороны это забавно. Вначале я несколько минут пачкал пальцы в грифеле карандаша, а затем начинал пальцами намечать объем, постепенно выделяя свет и тень. Когда появлялась некая «заготовка», при помощи карандаша вырисовывал детали: глаза, губы и так далее.

Местным нравилось и позировать, и наблюдать, и получать эти своеобразные подарки. У некоторых уже имелось по три-четыре портрета, но число натурщиков не уменьшалось. Кто-то привёл с собой сестёр, и я разнообразил галерею портретов девочками. С ними работать оказалось сложнее. Это пацану не сильно важно, почему ухо сползло на шею, а девчонки в этом плане более бдительные и обидчивые. Но драки за очерёдность позирования они устраивали не хуже мальчишек. Мне их приходилось приструнивать, обещая всевозможные кары, и прежде всего отказ рисовать кого-либо.

Взрослые частенько заглядывали в мою «мастерскую», и спасибо, никто не напрашивался позировать. Правда, через пару недель заявилась одна коза с косичками и галстуком. В смысле девочка лет тринадцати, с пионерским галстуком на шее. Как и на большинство зрителей, я на неё никакого внимания не обратил. Ну приходит, ну смотрит, так что такого?

А эта пионерка возьми и заяви, что я должен им помочь оформить ленинскую комнату. Честно, своим ушам не поверил вначале, а после послал её. Не туда, куда вы подумали. Деликатно послал, сообщив, что я не умею оформлять ленинские комнаты. Думаете, помогло? Валя, как звали пионерку, стала давить на мою сознательность.

— Я напишу письмо в твою школу, что ты позоришь звание советского человека! — заявила она.

И где только таких слов-то понаслушалась? Вернее, я представлял где, но думал, что в таком юном возрасте не умеют так лихо ими оперировать и шантажировать.

— Пиши на здоровье, — не стал пререкаться с пионеркой, — а я обедать пошёл.

Дружное «у-у-у…» от моих натурщиков поведало, как они с моим решением не согласны. Я же добавил, что после обеда пойду спать, потом могу на озеро отправиться, и не факт, что продолжу рисовать в этот день.

Про Валю в пионерском галстуке я позабыл, восприняв её визит как незначительный факт. Каково же было моё удивление, когда через день к нам на дачу заявился какой-то усатый дядька. Он сам правил бричкой и притормозил коня как раз возле забора нашей хозяйки.

Я в это время занимался тем, что точил карандаши. Очень непростая задача для детских рук. Требуется осторожность и внимательность. Бабушку отвлекать не хотелось, и я занимался подготовкой инструмента для творчества самостоятельно. И тут — «здрасте вам, приехали!»

Дарья Ивановна первой отреагировала на неожиданный визит.

— Председатель колхоза, — сообщила она и кинулась открывать калитку.

Дядька приехал не один, а с пионеркой. Я как её увидел, так сразу смекнул, по какой причине эта парочка заявилась. В одно мгновение сунул карандаши под скамейку, взял прутик в руки и давай с рыжей кошкой играть. Весь такой из себя мальчик-паинька.

— Здесь, что ли, художник живёт? — первым делом поинтересовался председатель после короткого приветствия.

— Здесь-здесь, — не стала отрицать наша хозяйка.

— Пригласите поговорить, — попросил мужчина.

А чего меня приглашать? Я тут стою. Трусы подтянул повыше и, оставив игру с кошкой, подошёл ближе.

Минут десять потребовалось председателю, чтобы уяснить — тот обещанный Валей художник всего лишь мелкий пацан, который только через два года пойдёт в школу, и все предыдущие наезды и угрозы были необоснованные.

— Ну Валька, ну племяшка! — хохотал председатель. — Мать у неё ударница и эта тоже… — председатель примолк, подбирая подходящее выражение: — Активистка!

— Он рисует, — насупилась девчонка, отстаивая свою позицию.

— Да я верю, что рисует. Только ты как расписала? Прости, Ивановна, — обратился он к хозяйке, — я-то решил, что Валька или ухажёра присмотрела, или вправду оформителя достойного. А тут и для жениха, и для художества парнишка маловат.

Валя от этих слов стала красной как рак. Я стоял смирненько, почёсывая пузень, всем своим видом демонстрируя, как не виноват в том, что случились обознатушки. Надеюсь больше не увидеть эту пионерку. Слухи по посёлку быстро расходятся, и то, что Валька «жениха» мелкого нашла, моментально узнают. Вот смеху будет!