Рысюхин, надо выпить!

Глава 14

И ведь говорил себе, что знания деда надо отложить в сторону и отвечать строго по конспекту и рекомендованной литературе, даже если там полная чушь написана. Но — не смог. Вот дёрнуло меня не просто упомянуть о химической энергии, как основе энергообмена и существования живой клетки, но ещё и доказательства приводить начать и примеры. Хорошо хоть, что ограничился глюкозой, не упоминая даже краем АТФ и её синтез на митохондриях, который у нас назывались «биобластомы» и считались просто запасами питательных веществ клетки — «глюкозно-жировыми депо». Наш биолог аж взвился.

— Не сметь! Не сметь нести при мне эту антинаучную чушь про «химическую энергию» клетки! Нет жизни без магии Жизни! Только поток великого поля Жизни дарит жизнь всему на свете! Тонкие эманации жизни растворяют и доставляют питание в клетках! Наша задача найти их и выделить из помех, а не выдумывать всякую ерунду про «химию жизни»!

— Но как же брожение в изолированных от поля магии…

— Мерзейшая мистификация, обман и идиотизм исполнителей! — профессор аж на визг сорвался. — Величайшие умы прошлого и их современные ученики категорически утверждают это!

Похоже, экзамен мне не сдать. Так что и терять уже нечего. Ну, пока он переводит дух…

— Величайшие умы прошлого были твёрдо уверены, что функция головного мозга — выработка носовой слизи. А после изучения кровообращения пришли к выводу, что он ещё и для охлаждения крови используется[1]. А мыслительные функции пихали кто в сердце, кто в печень…

— Вон отсюда! — не то прошипел, не то прорычал Тростинкин. — Случайные ошибки корифеев ни в коем случае не дают права всяким неучам и бездарностям даже ставить под сомнение Великое Учение, тем более лезть своими куцыми мозгами в познание таинств Жизни! Вон отсюда!

Преподаватель, очередной раз отмахнувшись от пытавшегося что-то сказать ему ассистента бросил мне «зачётку». Он в ярости даже ничего не смог или не захотел в неё записать. Поймав документ, я вышел из аудитории, оставив профессора дальше клеймить, обличать и бичевать.

И вот что теперь дальше делать⁈ «Неуда» в зачётке нет, значит, речь не о пересдаче, а о чём? Неявку поставят, или он потом всё же нарисует какую-нибудь гадость в ведомости? Допускается две пересдачи, вот только нашему Тростинкину я не сдам ни с двух, ни с двадцати двух попыток. Что же делать, как быть⁈ Ни одной толковой мысли в голове, ни у меня, ни у деда. Нет, он что-то там говорит про «комиссионную сдачу», но как её добиться? Вылететь из академии на первой же сессии, какой позор. Но что делать⁈

Не знаю, сколько простоял в прострации, гоняя мысли по кругу, но явно недолго, потому что после меня никто ещё из аудитории не вышел. Очередной цикл прервала девушка, судя по униформе — из административного персонала.

— Господин Рысюхин? Вас желает видеть ректор, позвольте вас проводить.

«Ну, вот и всё. Сейчас осталось только попрощаться с ним и с академией».

Я впал в полную депрессию, даже сам удивился такому своему состоянию, но так, вяло. И дед тоже ощущался где-то на уровне чирикания птиц — что-то такое слышится, но внимания не привлекает.

В кабинете ректора кроме него был ещё кто-то — внешне похожий на него, но несколько старше и с более грубыми чертами лица. Но поскольку мы пока не представлены, обращаться буду только к Кайрину:

— Здравствуйте, Ваша Светлость.

— Без чинов. Что-то вы какой-то очень уж вялый. Сессия вымотала? Кстати, как экзамены?

— Биологию завалил. Только что.

— В смысле? Как это «завалил»⁈ Я же… Таааак! А это ещё что за гадость⁈ — ректор сделал какое-то сложное движение кистью руки и словно сдёрнул с меня пыльное покрывало.

Сразу и жить захотелось, и дед стал слышен отчётливо — точнее, его мат, которым он сейчас разговаривал. А вот Николай Петрович, наоборот — из благодушного и расслабленного стал злым и напряжённым.

— Кто же это посмел⁈ Так, вы где сейчас были?

— На экзамене по основам биологии. Потом меня к вам привели.

— Слабость, апатия, тоска и равнодушие к жизни — когда появились?

— Незадолго до прихода вашей помощницы, в коридоре перед аудиторией.

Наверное, мне послышалось, что граф тихо зарычал.

— Что с экзаменом? Детально, но без лишних подробностей!

Глядя на ректора не то, что спорить с ним — просто быть недостаточно расторопным в выполнении приказов было страшно. Я коротко рассказал перипетии экзамена. На моменте впадения Тростинкина в бешенство, граф прервал меня.

— Значит, «великое поле Жизни», опять? Ну, всё, он допрыгался! Так, мне нужно отлучиться, дать некоторые распоряжения. Ах, да! — ректор спохватился. — Это мой старший брат, граф Кайрин Алексей Петрович. Это, соответственно, Рысюхин, Юрий Викентьевич. Побудьте пока вдвоём, я скоро вернусь.

Разъярённый ректор подошёл к двери, но обернулся и бросил мне:

— Зачётку!

Я протянул документ и тот выскочил из кабинета. До того, как дверь захлопнулась, я успел только расслышать:

— В какой аудитории экзамен у Тростинкина?

Маг универсал полного пятого уровня в ярости — внушает трепет, да.

— Ну надо же, «великое поле Жизни»! Эти сектанты ещё существуют? — раздалось за спиной.

Я обернулся к старшему Кайрину:

— Ваша Светлость.

— Брат же сказал — «без чинов». Он хоть и младший, но в этом кабинете — главный.

— Извините, Алексей Петрович, вы сказали — сектанты?

— Да, так называемое «Каирское учение», в последние пару сотен лет именуемое чаще «Каирская ересь». Тамошние друиды тысячи полторы лет назад придумали это своё «великое поле Жизни» и стали его искать. Имея целью не просто найти его, но взять под контроль и посредством этого захватить власть над миром. Тогдашние владыки собрались было вырезать их под корень, во избежание, но получили от богов уверение, что ничего у этих друидов не выйдет. С тех пор все основные постулаты их учения были не один десяток раз опровергнуты, в том числе и экспериментально, но сектантам хоть кол на голове теши. Все эксперименты, что опровергают их ересь, они объявляют либо фальшивками, либо «выполненными с грубыми ошибками», но сами ошибки не называют. Поразительно, но у этой чуши постоянно находятся новые сторонники — как правило, из числа не самых сильных «жизнюков», причём большинство — из тотема Тростника, как ни странно.

— Спасибо, очень познавательно. И как такой оказался преподавателем?

— Это мы потом у братишки спросим. Я, вообще-то, совсем не за этим приехал. Но об этом позже, когда брат вернётся. Без него, то есть — через его голову, решать данный вопрос будет не вежливо, пусть он и в курсе.

В общем, получилась очередная светская беседа, разве что с уклоном в учёбу и высшее образование в целом. Кайрин даже какие-то студенческие байки рассказывал, но выражение лица и глаз при этом оставались серьёзными и сосредоточенными. Наконец, вернулся ректор. Возбуждённый, злой — но уже не разъярённый. Входя в кабинет он бросил своему брату:

— Некоторые решили, что если их родственник стал казначеем попечительского совета, то мои распоряжения для них уже не обязательны к исполнению. Уволил нафиг, задним числом, с тридцать первого декабря. С оплатой за этот год по часовой ставке, хотя и не за что — просто чтоб по судам не таскали.

«Мощно придумано! Опалу-то сняли второго января. Получается, уволенный прошлым годом выслугу лет и прочие возвращённые блага не получит. Так сказать, мелочь — а приятно! Наш ректор тот ещё коварный тип!»

— Заведующему кафедрой, конечно, работы подвалит — проверить учебные материалы, с какого момента он начал свою ересь проповедовать, скорректировать программу на следующий семестр, пересмотреть экзамены… Но сам виноват, что не уследил и мне не доложил!

— Ты, брат, лучше мне скажи, как этот сектант вообще на посту преподавателя оказался?

Николай Петрович сморщился и раздражённо махнул рукой:

— Политика, мать её экономику. Пришлось взять, с испытательным сроком и при условии, что свои верования оставит при себе, преподавать же будет строго по утверждённой программе. Но он пригрелся, обжился, и начал наглеть. А уж проклятие на студенте, провоцирующее отток жизненных сил при каждой эмоции — это уж и вовсе чистой воды уголовщина, никакая родня вякнуть не посмеет.

Ректор потёр руками лицо и заявил:

— Так, всё, хватит об этом субъекте. Он и так отнял у нас слишком много сил и времени. Что ещё? Ваша зачётная книжка у заведующего кафедрой, он просмотрит вашу работу, Тростинкин её изрядно помял, и даже потоптал, но не уничтожил. Если вдруг, паче чаяния, возникнут какие-то вопросы — вам их зададут в приватном порядке. Так или иначе, к обеду, край — часам к трём пополудни всё должно окончательно решиться.

— Что ж, если с текущими делами закончили, я, с твоего, брат, разрешения, озвучу причину нашей встречи.

Сочтя жест ректора, который отошёл к столику с минеральной водой, за разрешение, гость продолжил:

— В благодарность за оказанную академии, моему брату, а также в какой-то степени и всему нашему роду мы предлагаем на выбор три варианта ответной любезности. Первый вариант, — граф взял прислонённый к стене тубус и достал из него карты и ещё какие-то бумаги. — Владения недалеко от Клайпеды, на берегу моря. Скажу честно — мы когда-то приобрели их, желая основать новую баронию, для получения титула одному нашему вассалу, но не вышло. Потом расскажу подробнее, если будет интересно. Площадь владения около сорока гектаров, тридцать девять с хвостиком, землемеры почему-то любят такие дробные числа. На территории расположена усадьба, или, как некоторые её называют на более северный лад «мыза», сосновая роща на берегу, около десяти гектаров, высажена для укрепления берега и дубрава чуть большей площади по дальнему от моря краю имения. Также, на правах долгосрочной аренды, размещаются рыбацкий посёлок на дюжину домов, их же порт с двумя деревянными причалами в сорок и восемьдесят метров и небольшой цех по переработке рыбы. Денег от аренды как раз хватает, с небольшим запасом, на оплату налогов и содержания усадьбы. Ах, да! Есть ещё чуть больше двухсот метров пляжа, от поселения он отделён дюной, половина его — узкая полоска песка между сосняком и морем. Честно признать, единственное, что даёт данное имение помимо некоторого престижа — это возможность бесплатного летнего отдыха на море с семьёй и дары леса, которые исправно консервирует жена смотрителя усадьбы.

Алексей Николаевич словно извиняясь развёл руками. Дед же, глядя на карту, в возбуждении чуть не подпрыгивал:

«Это же золотое дно! Правда, вложиться надо будет побольше, чем во владения под Талькой, но окупится даже быстрее! Но денег живых надо прилично, и времени…»

Оставив деда рассматривать карту и размышлять, я спросил: а два других варианта, они какие?

— Второй — это доля в собственности стекольного заводика здесь, недалеко, в местечке Шклов. Доля потому, что прежний хозяин отказался продавать весь завод, оставив себе блокирующий пакет в тридцать четыре процента.

«Тара! Дешёвая, по себестоимости, тара для заводика под Талькой, в том числе — уникальная, только для наших напитков. Отличный вариант!»

«Да, деда, я это тоже понимаю. И графы — не хуже нас с тобой».

«Думаю, всё же хуже. Понятия продвижения и узнаваемости бренда им вряд ли хорошо знакомы».

«Не льсти себе, деда! Ты тоже далеко не великий делец будущего».

— Ну, и третье предложение… Мы тут позволили себе навести справки о вашем роде — просто для того, чтобы лучше понимать, что вам больше пригодится. И, как нам кажется, вы собираетесь принять участи в «Программе освоения»?

«Пробеляков, зараза, слишком наследил, похоже!» ­– возмутился дед.

— Просто уполномоченный по Могилёвской и Минской губернии — наш дальний родственник. Или, скорее, родственник наших родственников, так будет правильнее. Так вот, в знак благодарности мы предлагаем построить и полностью оснастить требуемое по условиям второе предприятие на арендованных вами землях — разумеется, с полной передачей прав собственности на него вам.

— Очень интересный вариант, но, увы, со всем уважением и к прискорбию своему вынужден отказаться — государев чиновник он сегодня здесь, завтра — там, а на его месте уже совсем иной. И мне бы не хотелось, чтобы этот «иной» мог иметь хоть тень возможности заподозрить меня и мой род в хоть малейшем нарушении формальных правил. А участие другого рода, не связанного формальным союзом с претендентом, при желании можно рассматривать как нарушение. Так что, не сочтите за пренебрежение или неблагодарность, но третий вариант я просто не могу рассматривать для принятия.

Графы переглянулись, и младший признался:

— Да, с этой точки зрения мы ситуацию не рассматривали. Вы правы — не стоит дразнить бумажного тигра имперской бюрократии. А по оставшимся вариантам?

— Второй — это прямая явная польза «здесь и сейчас», тара для напитков по себестоимости плюс цена перевозки, без выгоды посредников и налогов на каждой перепродаже. Первый мог бы быть гораздо интереснее, но есть сложности. Однако, вы говорили, там возникли некие проблемы?

— Нет, проблем с владением как таковым никаких. Не удалось расширить участок в достаточной степени, чтобы он мог претендовать на статус майората. Сосед граф, у которого собирались прикупить недостающее, скоропостижно скончался, а его наследник тут же разделил прибалтийские владения на домены «числом побольше», продал их вместе с правами на титул частью вассалам рода, частью просто желающим и уехал с деньгами «к более тёплому морю», испоганив нам всю затею. У новообразованного барона во владении всего сто два гектара, тогда как требуется иметь «не менее ста». С другой стороны, если смотреть вдоль берега — узкий клин в собственности другого барона, ещё из прусских колонистов. Причём его майорат расположен совершенно в другом месте, но эти пятнадцать гектаров от моря до дороги, с руинами башни восемнадцатого века, которую он именует не иначе как «древним родовым замком», продавать отказывается категорически.

— Этот прусский барон, случаем, контрабандой не промышляет?

Графы снова переглянулись, и вновь ответил младший:

— Не исключено, но никаких доказательств, да даже и обоснованных подозрений, нет.

Слово опять взял старший, подойдя с указкой к карте.

— Здесь, за дубравой, кусок кабинетных земель, которые никому не нужны и могут быть выкуплены недорого. Но их тоже слишком мало, и вдобавок всё портит царский тракт, который их пересекает. Дорога, которую нельзя ни выкупить, ни перенести, ни перекрыть, плюс строительство в зоне отчуждения надо оговаривать отдельно. Получается около семи гектаров, точнее трудно сказать, между дубравой и дорогой и восемнадцать-двадцать за трактом. Вокруг этого куска казённых земель масса владений местных жителей, которые в большинстве своём скорее имитируют использование своей собственности, чтобы не конфисковали, как заброшенную. И, пожалуй, продали бы, но возни много, а толку мало — там сплошные неудобицы.

— А вы знаете, имея хотя бы пятьдесят-шестьдесят тысяч сверх суммы на выкуп земель, из этого всего можно было бы сделать такую конфетку…

— Да ладно⁈

— Эта карта, она нужна в неизменном виде?

— Нет, это копия, можно рисовать. — Правильно понял меня Кайрин старший, младший же подал карандаш. Надо же, какой искренний интерес!

— Понадобится выкупить казённые земли и ещё, в идеале, вот этот участок и, пожалуй, этот клочок, просто для удобства доступа вот сюда.

[1] Реальные воззрения земных учёных, от Аристотеля до Парацельса.