Рыцарь снов

Глава восьмая

Рамсей сбросил грязное покрывало с полки на пол и лег на жесткие доски. Они показались ему похожими на твердую плиту, на которой он впервые пришел в себя в этом мире. Он закрыл глаза, но не для сна, а чтобы сосредоточиться на шамане – каким он видел его вначале во сне, а позже наяву, когда тот встречал в Ломе Теклу.

Он легко увидел черно-белую мантию шамана. Однако Рамсей обнаружил, что восстановить мысленно черты лица гораздо труднее. Да, у него седые волосы, над лбом они гуще и длиннее, как будто их взъерошил ветер. Ниже – лоб, под ним – брови, тоже седые и густые.

Но когда Рамсей попытался вспомнить глаза под этими бровями, он едва не потерпел поражение. Темные, запавшие в череп – да. Но все-таки чего-то не хватает, какого-то выражения. Рамсей не может его определить. Или просто отсутствия всякого выражения? Чем-то лицо в его видении напоминает маску, в нем нет подлинной жизни.

Никогда раньше не приходилось ему так сосредоточиваться. Борьба поглотила его сильнее, чем тогда, когда он пытался припомнить сны, которые привели его сюда. Эти сцены снов опять начали появляться, они закрывали лицо Оситеса. Теперь они служат прикрытием для шамана. Но Рамсей продолжал вспоминать.

И вот на одно мгновение Рамсей ясно увидел это лицо, живое, а не маску. Глубоко посаженные глаза с оттенком удивления смотрят на него. Контакт длился едва ли дольше вздоха и тут же прервался. И снова Рамсей видел только черно-белую фигуру, она расплывается, исчезает.

У Рамсея заболела голова, заныло тело. Мышцы его напрягались не меньше мозга, когда он пытался достичь чего-то, сам не веря в успех. Попытаться еще раз?

Черное и белое… черное… и…

Черное стало серым и алым. Кто-то другой… он чувствует присутствие еще кого-то… однако этот другой о нем не подозревает. Рамсей мысленно затаился. Так маленький зверек прижимается к земле, чтобы избежать внимания врага. Этот другой – враг, он больше враг, чем Оситес. Как его имя? Очалл? То, что ему известно о верховном советнике, дает основания верить в это. Рамсей, осмелев, попытался разглядеть лицо. Ничего – только сознание, что присутствует другой. Вмешиваться дальше просто глупо.

Рамсей открыл глаза. Он почти ожидал увидеть склонившегося к себе человека, заставляющего его… что? Рамсей не знает этого, но у него было ощущение принуждения. Он сел и осмотрел камеру. Нет, он здесь совершенно один. И из лаборатории, в которой Мелколф и стражник застали его, не доносится ни звука.

Если Мелколф прав – а у Рамсея нет причин сомневаться в его словах, – возврата к прошлому нет. Рамсей ожидал собственной реакции на это, может, приступа паники, ощущения потерянности.

Но… ничего подобного. Рамсей посмотрел на коричневую кожу своих рук. Это не его руки. Но – вот они! Он чувствует себя в теле Каскара, как в своем собственном. Глядя в зеркало, видит лицо Рамсея Кимбла, хотя кожа стала смуглей, шрам исчез, волосы подстрижены по-другому. Но он по-прежнему Рамсей Кимбл, каким был всю жизнь.

Если остался хоть след прежней личности Каскара… ну, он его не нашел. Следовательно, он не изменился, изменился мир вокруг него. Все равно что работать в чужой стране, подумал Рамсей, может, в Мексике или в одном из южноамериканских государств. Пришлось бы учить язык, изучать обычаи, чуждые его родной стране, как чужды обычаи Олироуна, Улада или Толкарна.

Дома у него нет близких, которые встревожились бы из-за его исчезновения. Троюродные братья… После смерти родителей в автокатастрофе он с семнадцати лет живет один. Он был слишком занят, сражаясь за получение образования и возможность прожить, чтобы у него возникли прочные контакты. Грег, вероятно, его лучший друг, но Грег так увлечен своим проектом, что ничего вокруг не замечает.

Итак, он свободен, если можно это так назвать, и может устроиться на работу за морем. Здесь, конечно, чуть подальше, чем за морем, и это гораздо более серьезная перемена в жизни. Однако если он ее примет, сумеет подавить панику.

В сущности, хоть он только что осознал это, за время жизни в Килсите Рамсей начал адаптироваться к новому миру. Если он признает, что возврата для него нет, что дальше?

Судя по тому, что он узнал, он оказался в самом сердце отвратительной интриги. Для Мелколфа и его сообщников Псевдокаскар смертельно опасен, потому что знает, как они избавились от подлинного принца. Для Очалла он возможность игры с новой пешкой…

Но он сам по себе! Он не Каскар. И именно его будущее они стараются исказить и изменить – а может, совершенно его уничтожить! Следовательно, отныне он сражается за себя самого.

И…

Рамсей вскочил, глядя на дверь клетки. Кто-то идет. Он не слышал никаких шагов, но уверен, что в лаборатории какое-то движение. И оно приближается. Опять Мелколф, на этот раз готовый покончить с ним? Рамсей перевел дыхание. Каким бы экзотическим оружием тот ни пользовался, Рамсея нелегко будет убить.

По-прежнему он не слышал ни звука, но был уверен, что кто-то приближается к нему.

Он наклонился и взял стул за ножку. Он не знает, насколько эффективна такая защита, но больше ничего предпринять не может. Возможно, повезет, и он успеет выбить трубку из рук Мелколфа. Конечно, если тот просто не остановится за решеткой и не поразит его лучом (если так действует это оружие), сам оставаясь вне пределов досягаемости.

В дверях короткого коридора, в котором расположены камеры, показалась фигура. Черно-белая… Рамсей знает во дворце только одного человека в такой одежде. Но стул он не опустил.

Оситес шел медленно. Шаман пытался поймать и удержать взгляд Рамсея. В этом опасность! Точно так как он ощутил беззвучное приближение Просвещенного, инстинкт подсказал Рамсею, что нельзя позволять Оситесу смотреть ему в глаза. Рамсей опустил глаза и смотрел на подбородок шамана, на его морщинистое горло.

Шаман подошел к двери камеры.

– Пора поговорить, незнакомец. – Голос его звучал хрипло. Как будто он не часто им пользуется.

– Может быть, – ответил Рамсей. – И что ты мне скажешь? Я твой пленник и поневоле буду слушать.

– Ты не мой пленник… – Оситес высунул руку из складок длинного рукава, прижал пять пальцев к двери. Она распахнулась. – Выходи, незнакомец…

Рамсей колебался. Что если он послушается, его действия истолкуют как попытку к бегству, чтобы избавиться от него без лишних вопросов?

– У меня нет оружия. – Голос Оситеса звучал устало. – И я не собираюсь тебя предавать.

Рамсей вспомнил слова Теклы.

– Даешь слово-обязательство? – спросил он.

– Слово-обязательство, – с готовностью ответил Просвещенный.

По словам Гришильды, такое слово нерушимо. Рамсей с грохотом уронил стул и вышел в узкий коридор.

– Идем! – Оситес уже повернулся и направился назад в лабораторию. Рамсей осторожно пошел за ним. Шаман дал слово-обязательство, но оно ведь не распространяется на остальных участников заговора против Каскара.

Они пошли не к той лестнице, по которой спустился Рамсей, а в противоположную сторону уставленной машинами комнаты. На одной из скамей Рамсей увидел свою маску. Он взял ее: эта маскировка может снова ему понадобиться, особенно в Ломе, где его нынешнее лицо служит помехой.

Здесь оказалась еще одна лестница, более крутая и узкая. Оситес поднимался медленно, как будто усилия истощили его хрупкое тело. Рамсей нетерпеливо топтался в нескольких шагах за ним. Он постоянно оглядывался, все время ожидая услышать звуки преследования.

Лестница шла прямо вверх. Тонкая светлая линия вверху говорила о приоткрытой двери. Возможно, их ждут. Оситес, тяжело дыша, добрался до выхода. Рамсей шел сразу за ним.

Здесь оказалось другое помещение, богато убранное. Но Рамсею не дали времени разглядывать окружение. Оситес подошел к высокому креслу резного позолоченного дерева с завесой, скрывавшей того, кто сидит на этом троне.

Она казалась на этом большом троне очень маленькой, но была окружена таким ореолом величия, что ни в малейшей степени не производила впечатление слабой. Напротив, трон казался для нее самым подходящим сиденьем.

На ее плечи был наброшен меховой плащ, хотя Рамсею показалось, что в комнате жарко. Голова покрыта шарфом из золотой материи, скрепленным кольцом с драгоценными камнями. Видно только лицо. Руки, худые, как птичьи лапы, спокойно лежат на коленях. На большом пальце правой руки кольцо с печатью, такое же, как у Теклы, кольцо тяжелое и массивное, впившееся в плоть. Есть и другие кольца, все с крупными камнями.

Маленькие ноги в мягкой обуви прочно стоят на подножке трона. Все вместе производит впечатление непререкаемой власти. Рамсей не сомневался, что перед ним старая императрица. И с любопытством разглядывал ее лицо. Какова она, эта женщина, которая решила избавиться от собственного внука во имя долга перед страной?

Возраст заострил черты ее лица. Если когда-то она и обладала красотой, сейчас от нее не осталось ни следа. Но ей не нужно быть красивой. В любом обществе она сразу привлечет к себе внимание. На Рамсея она подействовала, как никто в жизни. Но он решил не показывать этого. Что касается его самого, она по отношению к нему – враг.

Они были одни. Быстрый взгляд показал Рамсею, что здесь только Оситес и Квендрида. Что сказала Текла? Что эти двое считают его угрозой, но не согласились на его убийство? Остаются трое: Бертал, новый наследник; советник; и Мелколф. Где они сейчас? Означает ли отсутствие трех младших участников, что среди заговорщиков раскол? Если так, как Рамсею использовать это в своих целях?

Он почувствовал на себе пристальный взгляд императрицы. И встретил этот взгляд спокойно, без того инстинктивного опасения, с каким смотрел на Оситеса. Молчание становилось напряженным, но Рамсей решил, что первым не заговорит.

Заговорила императрица.

– Что ты за человек? – Она задала вопрос резко, словно ожидала немедленного ответа.

– Я самый обычный человек… – Рамсей колебался, потом добавил уважительный термин, с которым, как он слышал, обращаются к немногим королевам его мира… – мадам.

Она сделал нетерпеливый жест рукой.

– Каким-то образом ты все же необычен, – возразила она. – Иначе не оказался бы здесь.

– Вы хотите сказать, мэм, – Рамсей постарался говорить как можно спокойней, – что для вас я был бы полезнее мертвым?

Рот под крючковатым носом дрогнул. На вызов ответил Оситес.

– Ты смел… – В голосе его звучало предостережение.

– А что еще мне остается? – Рамсей удивился, что сумел найти эти слова; похоже, только они пригодны в таком обществе. – Мне сказали, что я мертв. И как будто в двух различных мирах. Но раз я мертв, что мне остается, кроме смелой речи?

К удивлению Рамсея, императрица неожиданно хрипло рассмеялась.

– Прекрасно сказано, незнакомец. У тебя быстрый язык и ум. – Она поколебалась. – Твой ум отличается от того, что нам известно. Что же нам с тобой делать?

– Что мне делать, – поправил он. – Выбор принадлежит мне, мэм.

Императрица молчала, разглядывая его. Потом спросила, спросила вежливо, но не очень заинтересованно:

– И что же ты собираешься делать, мальчик?

Рамсей пожал плечами.

– Пока что мне не давали ни малейшей возможности выбора, мэм. Мелколф сказал, что вернуться в свой собственный мир я не могу. Если поверить ему, мне нужно найти место здесь.

Она медленно покачала головой.

– Не здесь, не в Ломе, не в Уладе, пока у тебя это лицо.

– А кто дал мне его, мэм? – снова вызывающе спросил Рамсей.

– У нас не было выбора. – В ее голосе снова звучала только холодная властность. – Ты должен знать ситуацию. Правление Каскара вызвало бы катастрофу, которую страна не выдержала бы.

– Итак, вы должны принять меня. – Рамсей отказывался поддаваться ее влиянию.

– Я сказала: мы не можем. – Снова властность в голосе.

– Значит, ваш ответ такой же, как у Мелколфа, – убийство? – спросил он.

Ее руки в кольцах шевельнулись, тонкие пальцы уцепились за край мехового плаща, в камнях колец радужными искрами отразился свет. Оситес сделал шаг вперед из-за трона, словно охраняя свою спутницу. Легкая тень возмущения исказила его лицо, нарушив неподвижность маски, которая была на его лице с того момента, как он выпустил Рамсея из камеры.

– Ты много себе позволяешь! – Голос шамана прозвучал резко, но императрица прервала его.

– У кого больше прав задавать нам этот вопрос, преподобный? Нет, незнакомец, мы не убьем тебя. Но есть другой – другие… Они не так терпимы, потому что боятся. А когда люди боятся, они действуют, мудро или неразумно, но действуют. Если ты останешься жив – говорю тебе это искренне, – то не в Ломе, не в Уладе, даже не по эту сторону океана. Ты принял внешность толкарнца… хорошо… так и живи!

– А почему я должен исполнять ваши пожелания, мэм? – вежливо спросил Рамсей. Он надеялся, что эти двое поймут его. Просто он человек, которым нельзя командовать.

– Такой ответ не мое желание, – сказала императрица. – Это всего лишь здравый смысл. Я могу удержать Мелколфа: пока жив мой сын, нынешний император – хотя он быстро слабеет, – мои приказы будут исполнены. Когда он умрет, у меня останется место в Ломе, но такой властью я уже не буду обладать. Тогда я смогу только предлагать, а не приказывать.

Тебе наверняка рассказали об Очалле, о том, чего он добивается. Любому из его созданий, этим глазам и ушам, которые он рассеял по всему дворцу, достаточно увидеть тебя без маски, и он сразу об этом узнает. И могу тебе пообещать, что если Очалл отыщет тебя, твоей участью будет не смерть, а смерть-в-жизни.

Не думай, что Каскар всегда был слабым, безвольным орудием в руках человека с сильной волей. Когда-то он был как ты, молод и горд своей силой, быстрый разумом и телом. Я говорю так не потому, что он кровь от моей крови, плоть от моей плоти, наследник моего Дома, – нет, это правда.

Мы так и не узнали, какими злыми способами Очалл подчинил себе Каскара. Возможно, он даже извратил Древнее Знание, которое, как мы верили, сохранилось только у Просвещенных, чтобы сделать Каскара таким, каким он стал. И если он сделал это однажды, разве не сможет повторить? Ты хочешь стать тенью самого себя, незнакомец?

Рамсей понял, что она не пытается запугать его. Эта Квендрида, правительница Улада, говорит совершенно серьезно. Наркотики, гипноз – вот на что она намекает. И он прекрасно понимает, что случится, если Очалл наложит на него руки. Допустим, они правы, у него нет будущего в этой земле? Быстрое отступление кажется наилучшим выходом. Конечно, это совсем не означает, что он не сможет когда-нибудь в будущем вернуться. Если они выиграют схватку с Очаллом… Но сейчас важно настоящее, а не будущее.

– Я могу считать, что Мелколф сказал правду? – спросил он у них обоих. – Что мне нет возврата в свой мир?

Императрица предоставила отвечать Оситесу.

– Это правда. Я снова посылал сон в твой мир. И ничего не встретил. Тот, кем был ты, миновал Последние Врата вместе с Каскаром. Да будет с ним мир! – Шаман сделал легкий жест, начертив в воздухе какой-то символ. Императрица склонила голову.

– Хорошо. Если я уйду из Улада, скажем, в Толкарн? Как это организовать?

– Все уже организовано. Нам нужно только твое согласие, – сказал шаман. – Хотя сейчас купцы редко отваживаются плыть за море, у одного такого корабль как раз стоит на якоре в западной гавани. Он готов взять пассажира. Одежда, оружие, кредит у этого купца – все ждет тебя на борту. Ты уедешь немедленно…

– Вы быстро принимаете решения, – сухо заметил Рамсей.

– Это необходимость, – ответил Оситес. – Чем быстрее ты покинешь Лом и окажешься в океане, тем в большей безопасности будешь. Очалл, возможно, уже узнал о твоем существовании. Нет причин считать, что он не узнает. И мы не преувеличиваем опасность: он ищет тебя всеми своими способами.

Рамсей пожал плечами.

– Похоже, у меня нет выбора.

– Конечно, нет, – подтвердила императрица. – Мы сожалеем, что ты оказался захвачен нашими делами, но у этого была такая важная причина… Не стану отрицать, если бы перед нами снова встал выбор, мы приняли бы то же решение. Один человек ничего не значит по сравнению с безопасностью целой страны.

Рамсей взглянул на Оситеса.

– Мне говорили, что Просвещенные только советуют, но не действуют. Мне кажется, здесь ты сделал больше…

– На мою голову и сердце ляжет этот поступок. И это не твое дело, незнакомец! Но поскольку ты согласился, не будем тратить времени на болтовню. Ты должен немедленно уходить!

– Я хочу вначале увидеться с леди Теклой.

Императрица слегка наклонилась вперед в своем троне, пристально взглянула на него.

– Зачем? Для такой встречи нет никаких причин. Она знает, что мы тебе говорим, и согласна с нашим предложением. Девочка поступила хорошо. А теперь поступает еще лучше, мирно соединяя две наши страны для большей безопасности и процветания обеих. Бертал не Пиран, мой умирающий сын, он не великий правитель. Но он прислушивается к разумному совету и горячо ненавидит Очалла. И тогда нам не нужно будет опасаться, что этот сын зла снова бросит свою тень на нашу землю! – Глубоким, полным чувства голосом она продолжала: – Нет… уходи немедленно… Оситес проводит тебя до ворот. За ними тебя ждет человек, он отведет к кораблю. И – не снимай маску. Надень ее немедленно! Ты хочешь, чтобы все видели, что мертвец ходит по улицам? – И она указала на маску в его руке.

Он мог бы снова потребовать свидания с Теклой, но решил, что это бесполезно. К тому же императрица очень ясно дала понять, что девушка знает обо всем, что ему предложено. Но, надевая маску и застегивая ее на горле, Рамсей испытывал разочарование. Конечно, он, как личность, ничего не значит для Теклы. Она действовала с самого начала не ради спасения Рамсея Кимбла, а чтобы спасти планы этих двоих. Она того же мнения, что польза страны важнее судьбы одного человека, хотя отказалась отдать его Очаллу или горячим головам участников интриги. За это он ей благодарен. Она теперь выйдет замуж за Бертала. Очалл утратит свою власть. И история пойдет по тропе, намеченной этими старухой и стариком.

Императрица не попрощалась с Рамсеем, он тоже ничего ей не сказал. Она прислонилась головой к спинке трона, лицо ее оказалось в тени навеса, но он видел, что она закрыла глаза. Может, уже выбросила его из головы, как аккуратно и окончательно решенную проблему.

Но Квендрида Уладская не может предвидеть будущее, не могут это точно сделать даже Просвещенные. Возможно, один-два сюрприза ее ожидают. И Рамсей подумал, что он может стать источником этих сюрпризов. Еще в камере он решил, что не будет марионеткой ни в чьих руках. И не собирается быть игрушкой этой женщины. Он принадлежит только себе и таким и останется – даже если ради этого придется сражаться.

Они шли коридорами, спускались по лестницам и наконец вышли во двор, такой же, как тот, куда Рамсея привела Гришильда во время первого бегства из Лома. Снова ждал флаер, а у его ступеней человек в мундире стражника. Он приветствовал Оситеса, потом Рамсея, подождал, пока тот поднимется в машину, и сам поднялся за ним.

Флаер опять резко поднялся вверх, но на этот раз они летели недолго. Сели на квадратную площадку, за которой слышался плеск воды. Должно быть, море. Перед ними пристань, в ней ряды кораблей. Рамсей не увидел ни парусов, ни вообще рангоута, только в центре каждого корабля какой-то столб. Стражник ждал Рамсея.

– Близко… – сказал он. – В этом… – Он смотрел на Рамсея. Но вот взгляд его переместился за плечо. В глазах появилось удивление, он раскрыл рот.

Рамсей действовал инстинктивно, он упал на землю и покатился. Мимо проскочил человек с обнаженным мечом. Нападающий чуть не потерял равновесие, главным образом потому, что рассчитывал на опору мечом в спине Рамсея.

Но то, что предательское нападение не удалось, не обескуражило его. Незнакомец повернулся и напал снова. И при этом крикнул:

– Кровная месть!

Рамсей не пытался встать. Напротив, перевернулся на спину и ждал, внешне легкая добыча. У того тоже маска, только ярко-желтая. Сквозь ее прорези ярко блестели глаза. Нападающий снова прыгнул. Рамсей напряг ноги и почувствовал, как его башмаки ударили тело противника.