Рыцарь или трус

6

Через час они уже были сыты и согреты. Трупы четырех убитых стражников вынесли наружу и сложили в телегу, чтобы поутру отвезти их в Ренделшам. Морские Бродяги раскатали циновки и разложили их по комнате так, чтобы охранять входы даже во сне, не желая разделяться и ложиться спать наверху. Теперь все храпели, включая и Латрома, у которого циновки не было. Но ему, похоже, было все равно.

Оберн молча сидел у огня. Ясенка устроилась чуть ближе к очагу, прикрытому на ночь валежником, чтобы горел долго и ровно. Она, повернувшись к Оберну спиной, сидела на шкуре какого-то зверя, подобрав ноги. Он встал с циновки и опустился на колени рядом с девушкой.

— Все еще боишься?

Ясенка посмотрела на него:

— Нет. Просто уснуть не могу.

— Понятно, — сказал Оберн, стараясь говорить непринужденно, — ты разволновалась, как ребенок, получивший слишком много сладостей. Не всегда удается в один и тот же день участвовать в свадебной процессии, а затем вдруг попасть в лапы похитителей, что увозят тебя в королевский охотничий домик.

Шутка получилась не очень удачной.

— Знаю, — сказала Ясенка. Она была напряжена, ее руки сжались в кулаки. — Зачем Флориан это сделал?

Оберн пожал плечами:

— Ты — угроза для него, Ясенка. Может, ты не понимаешь, или слухи идут мимо тебя, но у короля уже есть противники. А ты — дочь покойного государя.

— Я то, что я есть. Зазар верно назвала меня — Смертедочерь, Посмертная дочь. Я ничего не хочу, кроме свободы самой выбирать свою судьбу! — В голосе Ясенки звучала страсть, хотя говорила девушка очень тихо.

— Я знаю, что ты не замешана в интригах. Если бы ты могла от всего этого избавиться, ты бы сделала это. Но что случилось, то случилось. — Оберну так хотелось обнять ее, успокоить… Но он знал, что для этого она должна доверять ему и нуждаться в нем.

На некоторое время воцарилось молчание. Ясенка взяла длинную ветку и поворошила угли. Ветка вспыхнула, и девушка бросила ее в очаг.

— Когда меня схватили, я только и думала — хочу, чтобы ты пришел и спас меня. Ты пришел и спас.

— А как же иначе?

— Ты всегда был мне другом. — Она чуть улыбнулась. — Даже когда ты был малость не в себе и думал, что я скормлю тебя подводным духам там, на Болотах.

Он улыбнулся в ответ:

— Я даже и не помню, что было после того, как я свалился с утеса, до того момента, как очнулся и увидел тебя. Ты стирала с моего лица кровь. Я подумал, что уже умер и за мной ухаживает русалка, одна из дочерей Морского Короля.

— Твой добрый меч до сих пор лежит там, в руинах Галинфа. И твой доспех.

— Ну, доспех-то можно и другой найти, — сказал Оберн. — Но должен признаться, что мне недостает моего меча. Это был лучший меч Снолли, его выковал Ринбелл. Он сам бьется за меня.

Казалось, она не слышит его.

— Ты сказал, что король завидует мне. Значит, у меня есть какая-то власть. Когда мы вернемся в город, я посмотрю, что смогу сделать, чтобы вернуть тебе твой меч.

— Спасибо. — Снова повисло молчание, и он придвинулся поближе к ней. — Ясенка, понимаешь, пока ты одна, без защитника, ты очень уязвима. Подобный случай может повториться. И меня может не оказаться рядом, чтобы спасти тебя, если только…

— Если что?

— Если ты не выйдешь за меня.

Она выпрямилась, отодвинувшись от него.

— Я сказала, чтобы ты больше об этом не заговаривал…

— Я знаю, но я получил известие. Снолли, мой отец — главный вождь Морских Бродяг, — рассказал мне о том, как идут дела в Новом Волде. Посевы растут плохо из-за вневременного холода, много людей заболело и умерло. Среди них была моя жена Ниэв.

— Ох, Оберн. Мне так жаль…

— Да. Она была хорошей женщиной, хотя нас и поженили слишком рано и мы почти не знали друг друга. Она выполнила свой долг. — Он помолчал, впервые подумав о том, что этот брак по приказу мог значить для Ниэв. Она всегда была молчаливой девушкой. — Снолли сказал, что она умерла хорошо. Это высшая похвала среди моего народа. Надеюсь, и обо мне так скажут.

Ясенка молчала. Но ее кулаки медленно разжались, щеки порозовели. Оберн осмелился прикоснуться к руке девушки, сжал ее. Рука была холодной, как лед. Ясенка подняла голову:

— Оберн, я понимаю твои чувства. Но хорошенько подумай прежде и реши, чего ты действительно хочешь.

— У меня было полно времени с тех пор, как мы попали в дом графа Харуза, а потом в город. Мои чувства не изменились, только окрепли. Если бы ты дала мне хотя бы надежду, я оставил бы Ниэв — это вполне в обычае моего народа — и содержал бы ее до конца жизни, если бы только мог получить тебя в жены. Ее смерть не изменила моих чувств, разве что мне жаль ее.

— Оберн, ты должен знать, что я люблю тебя не так, как ты меня. Ты единственный человек, на которого я могу положиться. Когда меня схватили, первой мыслью была та, что ты найдешь меня. Но вряд ли этого достаточно.

Ему очень не хотелось привносить в этот разговор нотку практичности. Но другого пути он не видел.

— Это будет союз, полезный для обоих наших народов. Он укрепит связь между Морскими Бродягами и Ренделом. И возможно, когда-нибудь он сможет ослабить напряженность между Ренделом и Трясинной землей.

Ясенка моргнула, и Оберн понял, что она никогда не рассматривала это под таким углом. Он продолжил развивать успех:

— Я знаю, что ты меня не любишь так, как я тебя люблю, — по крайней мере пока. Но хотя бы другом ты меня считаешь?

Она покраснела еще сильнее.

— Да.

— Этого достаточно. Увидишь. — Он ласково привлек ее к себе и поцеловал. — А теперь спи. Клянусь — никто не потревожит тебя. Никогда больше.

Он уложил ее рядом с собой на мех и накрыл обоих плащом. Тепло очага и его тела вскоре согрело девушку, она расслабилась и вскоре уснула.

«Больше никогда, — молча поклялся он, — Никогда ничто не потревожит тебя, Ясенка, теперь, когда ты моя. Моя любимая».

Поутру, перед тем как отбыть в Ренделшам, Оберн отвел Латрома в сторонку для приватного разговора. Некоторое время они что-то оживленно обсуждали. Затем Оберн приказал, чтобы Латрома не связывали, а, напротив, дали ему полную свободу. Спутники Оберна удивленно посмотрели на него, но возражать не стали.

Возвращение было куда более спокойным, чем дорога к королевскому охотничьему домику, без всяких приключений и опасностей. Ясенка, теперь сидевшая верхом на одном из коней стражников, ехала рядом с Оберном и Дорданом. Латром вел телегу, в которой лежали трупы стражников, а Касер с Яобимом замыкали процессию. Все они слышали, как горожане, что попадались им навстречу после въезда в город, сразу же начинали оживленно перешептываться. Они направились в замок.

— Что ты скажешь королю? — спросила Ясенка.

— Честно говоря, не знаю. Но не бойся. Благодаря тому, что ты спасла мою жизнь, я обрел славу человека удачливого. Вот на удачу и положусь.

Их приветствовали слуги и стража. Они забрали телегу. Сержант Латром пошел по настоянию Оберна вместе с Морскими Бродягами и Ясенкой.

— Ты честно выполнял приказ, и я попытаюсь спасти твою шкуру, — сказал Оберн.

— Если вам удастся и я останусь с головой, то я уйду из королевской гвардии и стану вашим человеком, если вы меня примете.

— Тем более стоит попытаться.

Оберн приказал слуге пойти просить аудиенции у короля, вдовствующей королевы и лорда Ройанса. На удивление быстро их провели в палату Совета. Там их ожидали не только король Флориан и его мать вместе с лордом Ройансом, но и граф Харуз и еще два члена Совета — Гаттор из Билфа и Уиттерн, глава Дома Рябины.

Король, сидевший во главе стола, поднял взгляд. Трудно было понять выражение его лица. Он махнул слуге, и тот начал обносить всех горячим вином. Рядом с Флорианом поставили еще один кубок, и стало понятно, что он уже хорошо нагрузился.

— Мне сказали, что вы вернули нам нашу драгоценную сестру, — сказал он, — из места, куда ее увезли якобы по моему приказу. И вот она перед нами. Согрейтесь вином и знайте, что мы вам благодарны.

Оберн сделал шаг вперед и поклонился…

— Это наш долг перед королем и его сестрой, — сказал он. Он окинул взглядом стол. — И перед всеми вами.

— Хорошо говоришь, — сказала вдовствующая королева. Она сидела рядом с королем, сложив руки перед собой на столе, чтобы выставить напоказ Кольца. — Прошу тебя, поведай нам подробности этого злосчастного происшествия.

Ройанс, сидевший напротив короля, шевельнулся в кресле.

— Да, пожалуйста, расскажите нам, что случилось, дабы мы могли наградить достойных и наказать виновных.

— Что до наказания, то четверо из похитителей леди Ясенки уже мертвы. А их командир сержант Латром, который кажется мне человеком честным и верным, сказал мне, что действовал по приказу, который он счел законным, хотя теперь и сомневается в этом.

— Законный приказ? От кого? — нахмурился Флориан.

Оберн понял, что теперь надо быть очень осторожным, если он хочет спасти жизнь Латрому. С того самого мгновения, как он бросился на Латрома, ему пришелся по сердцу этот человек. Так бывает среди воинов — победишь славного врага и обретаешь в нем друга.

— Он сказал мне, что был уверен, будто приказ исходит от вас, король Флориан. Иначе он не осмелился бы поднять руку на леди.

За столом послышался шепот. Напряжение, повисшее в воздухе, ощущалось почти физически.

— Но, — продолжал Оберн, — позднее он усомнился в этом. Теперь он уверен, что человек, который отдал ему приказ, просто делал вид, будто бы действует от вашего имени, дабы таким образом очернить вас в глазах ваших врагов.

Флориан перевел грозный взгляд на Латрома:

— Это так, сержант?

Латром преклонил колено, потупил голову.

— Да, государь, — пророкотал он гулким голосом. — Оберн говорит верно. Говорю так не чтобы шкуру спасти, а потому, что так я нынче и думаю.

— Тот, кто отдал приказ. Имя.

— Я не видел никого, — ответил Латром. — Приказ поступил в виде записки, и она прошла через много рук, прежде чем попала ко мне. — Он достал из-за пазухи сложенный листок бумаги и протянул Оберну, который передал его королю.

Флориан глянул на записку и бросил ее на стол. А Гаттор, напротив, взял и прочел вслух:

— «Схватить леди Ясенку и доставить в охотничий домик при первой же возможности. Приказ короля». — Его брови поползли вверх, хотя привычный сонный вид не изменился. — Похоже, парень не врет.

Флориан неприятно рассмеялся, вдовствующая королева поморщилась.

— Если бы этот приказ отдал я, будьте уверены, свидетелей не осталось бы. Потому я склонен поверить тебе, сержант. Ты помилован. Но я найду того, кто за этим стоит, и ему не так повезет, как тебе.

Латром с благодарностью поднялся на ноги и, проходя мимо Оберна, шепнул:

— Похоже, ваша удача не подвела, и мне от нее немножко досталось, — Он ухмыльнулся. — Так люди говорят.

Оберн кивнул. Он снова поклонился королю:

— Ваше величество милостивы и справедливы. Кажется, лорд Ройанс что-то говорил о награде?

— О да. Сколько вы хотите? Деньги тут же доставят.

— То, чего я желаю, деньгами не измерить, — сказал Оберн, — Я нижайше прошу руки леди Ясенки.

На это сидевшие за столом отреагировали по-разному — вдовствующая королева насторожилась, но не сказала ни слова, лорд Гаттор вроде бы окончательно заснул, граф Харуз нахмурился, у Уиттерна был удивленный вид, а король резко воскликнул:

— Нет!

Только Ройанс прикрыл усмешку ладонью.

— Я знатен, хотя и не королевской крови, — сказал Оберн. — Однако я представляю народ, который может стать сильным союзником Ренделу. Что может быть естественнее, чем заключить брачный союз между этой леди и мной?

— Совершенно верно, — сказала королева. Она повернулась и одарила сына таким взглядом, что будь он обращен на кого другого, тот превратился бы в комок нервов. — И ты смеешь противиться?

— Я поспешил с ответом, пожалуй, — ответил Флориан. — В конце концов, девица королевской крови и Морской Бродяга…

— Который, смею вам напомнить, спас жизнь вашей сестре, — сказал Оберн. Ему пришлось возвысить голос, чтобы привлечь внимание. — Разве возможно подумать, чтобы тот, кто приказал похитить ее, собирался отпустить ее живой и невредимой?

— Молодой Оберн верно говорит, — вступил в разговор Ройанс. — Но мне кажется, что надо услышать желание самой леди. В конце концов, мне кажется, что она не из тех, кто покорно принимает свою судьбу, какой бы она ни была. — Он поклонился Ясенке. — Что скажете, леди?

Ясенка шагнула вперед:

— Я не хотела выходить замуж, пока не полюблю кого-нибудь всем сердцем. Но теперь я понимаю, что это всего лишь детская мечта. Я вижу, что замужество оградит не только меня, но и моего брата, короля, от других таких случаев, чтобы никто не мог нанести урона его чести или моей. Я поняла, что брак с Оберном укрепит узы дружбы, полезные для страны. Оберн мне друг, я уважаю его. По всем этим причинам я выйду за него замуж, если на то будет соизволение моего брата и Совета.

Королева заговорила первой, хотя, по существу, она не имела голоса в Совете:

— Я одобряю это решение. И вы тоже его одобрите.

Гаттор тут же кивнул, за ним и Уиттерн. Ройанс твердо сказал «да». Королева посмотрела на Харуза. Неохотно, словно ему больно было шевелиться, и после долгого молчания тот кивнул. Вдовствующая королева повернулась к сыну:

— Ты видишь, как обстоят дела. Мы можем сейчас обойтись и без твоего согласия, но лучше бы ты согласился.

Флориан нетерпеливо махнул рукой:

— Да ладно, ладно. Я даже предлагаю сыграть свадьбу в замке. Только не совсем сразу после моей.

— Решено, — сказал Ройанс. Он повернулся к Ясенке и Оберну, который теперь крепко держал девушку за руку. — Четыре раза по семь дней после нынешнего. За это время успеем все приготовить. Надеюсь, мне будет доверена честь первым поцеловать будущую невесту?

Дни для Ясенки летели стрелой. Прежде, когда готовились к королевской свадьбе, она считала, что занята дальше некуда, хотя тогда была лишь второстепенным участником. Сейчас, хотя свадьба предполагалась отнюдь не такой пышной, почти все ее время было занято всякими мелочами. Если бы ей не удавалось каждый день на часок-другой улизнуть в покой тайной библиотеки, она бы наверняка сошла с ума. Радость Эйфер от того, что ее госпожа вернулась целой и невредимой, тоже поубавилась, потому что теперь горничной приходилось заниматься всем, что не требовало личного вмешательства Ясенки.

Поначалу невеста хотела одеться в голубое, цвет Дома Ясеня, но приличия повелевали, чтобы она не носила того платья, которое подарил ей Харуз, когда привез ее из Зловещих Болот. Но она решила надеть ожерелье Дома Ясеня с гербом ее рода — тоже подаренное Харузом. Она немного опасалась реакции Харуза на ее решение выйти замуж за Оберна, но, похоже, тот принял неизбежное достаточно снисходительно. Лорд Ройанс все объяснил ей.

— Лорд-маршал слишком амбициозен, — сказал он. — Когда-нибудь это погубит его, но благодаря Оберну такого не случилось прямо сейчас. Мне нравится твой мальчик. Он оказался достаточно умен и повернул неприятную ситуацию так, чтобы король сумел сохранить свое достоинство. Могу лишь надеяться, что у короля хватит разума понять и запомнить, что Оберн для него сделал.

Ройанс также сказал ей, что в главном здании замка для нее приготовлены апартаменты.

— Они теперь навсегда ваши, — сказал он, — в любой момент, как вы приедете в город. Они на том же этаже, что короля и королевы-матери, но в другом крыле.

Ясенка кивнула. Она была в смятении. Ей хотелось бы жить подальше от Исы и ее сынка, но Ройанс заверил ее, что если она откажется, то тем самым нарушит правила этикета. К тому же Оберн ее защитит. Ясенка все больше понимала, что приняла верное решение, согласившись выйти за него замуж. Однако не раз ей хотелось, чтобы они могли просто пойти вдвоем в Великий Собор, и отец Эсандер произнес бы над ними слова обряда, и все бы закончилось.

Оберн, как она поняла, был того же мнения.

— Но это плата за женитьбу на знатной леди, — рассмеялся он. — А за это я все готов отдать!

Он также получил передышку от суеты подготовки ко второй за год королевской свадьбе, съездив вместе с Морскими Бродягами — и Латромом, уволившимся из королевской гвардии и ставшим ближайшим его соратником, — в Зловещие Болота. Там, следуя смутным воспоминаниям и с помощью весьма приблизительной карты, которую дала ему Ясенка, они нашли руины Галинфа и меч Оберна работы Ринбелла. Как и следовало ожидать, болотные люди заметили иноземцев и тут же напали на них. Морские Бродяги без особых потерь отбились от нападавших, и потом, слушая этот рассказ, Ясенка с удивлением обнаружила, что ее сердце колотится в горле при мысли, что Оберн мог быть ранен или даже убит.

«Наверное, я все же хотя бы немножечко его люблю, — подумала она, — иначе не ощутила бы ничего подобного». И девушка занялась подготовкой к свадьбе с удвоенной энергией. Смутно чувствуя, что так она почтит мужество Оберна, Ясенка решила носить мерцающий каменный браслет, снятый с руки мертвого воина, оставшегося непогребенным в развалинах Галинфа.

Никого не удивило, что виновника похищения Ясенки так и не нашли, и она решила забыть об этом прискорбном случае, понимая, что загадка никогда не будет разгадана. С этого момента ее защищал Оберн. Другие новости практически не привлекали ее внимания. Она отметила, что человек, который должен был стать ее свекром, Снолли, остался в Ренделшаме, не желая дважды за короткое время предпринимать трудную поездку. Когда ее представили, он поначалу просто смерил ее взглядом.

— Я тебя помню, — сказал он вместо приветствия. — Видел, как тебя забирали с Болот. Ты тогда была худая да бледная, да и сейчас лучше не стала. Но Оберн тебя хочет, значит, и я противиться не стану. — Затем он обнял Ясенку так, что у нее ребра затрещали, и ушел.

Маленький человечек, Касаи, был немного более учтив.

— Мы, понимаешь ли, следили за Оберном и увидели, как болотные напали на него и как вас обоих увезли. Нам пришлось добить выживших. — Он усмехнулся. — Хочешь, загляну в будущее для тебя?

Ясенка подумала, понимая, что подобное так просто не предлагают. Наконец она покачала головой:

— Лучше не знать, что ждет впереди. Если бы я могла это изменить, я изменила бы, и кто знает, что будет нарушено такой переменой? А если я не смогу ничего изменить, а в будущем меня ждет беда, то я стану куда более несчастной, чем если бы не знала. Но спасибо за предложение.

— Умная женщина. Я такое не часто говорю. — Касаи поклонился и пошел следом за вождем.

Грубые манеры Морских Бродяг не оскорбляли Ясенку, поскольку она выросла в Зловещей Трясине, где такое поведение сочли бы всего лишь пустым бахвальством. На самом деле в их обществе ей было куда уютнее, чем с ренделцами, хотя ей и понравился столичный образ жизни. Однако ее тревожило то, что Оберн стал по-другому относиться к ней, оказавшись среди сородичей. Морские Бродяги, как догадывалась Ясенка, считали, что мужчина не должен показывать открыто своей привязанности к женщине. Но, думала она, возможно, все это лишь внешнее? Конечно, наедине он будет с ней другим, куда теплее и нежнее.

Приезжали в замок и другие люди, включая посла с дальнего севера. Его звали Горин, и, как говорили, он был сыном другого посла, графа Бжодена, который не вернулся из поездки в Рендел. Ясенка не стала слишком задумываться об этом, считая, что все это случилось задолго до того, как она оказалась в этом городе. Может, она встретится с ним на свадьбе, может, нет.

Прежде чем Ясенка осознала, что уже прошло четыре раза по семь дней, положенных Ройансом, они с Оберном оказались перед священником Великого Собора Света — не Эсандером, но куда более высокого ранга. Она стояла в каком-то оцепенении, отстраненно следя за церемонией и повторяя венчальные клятвы. Она чувствовала, что Оберн дрожит, и понимала, что и с ним происходит то же самое. Затем все кончилось, и свадебная процессия покинула Собор, пересекла замковый двор и отправилась в Большой Зал, где был приготовлен для гостей пир — куда более скромный, чем для Флориана, но все равно весьма пышный, дабы почтить его сестру. Ясенка надеялась, что хоть кто-то из всех этих гостей пришел сюда для того, чтобы действительно почтить ее и ее мужа, а не в надежде просто хорошенько поесть на пиру, поскольку в стране с едой было туговато.

Ну, хоть погода немного смилостивилась над ними. Пусть все равно было слишком холодно для позднего лета, но воздух немного прогрелся и не был так пронзительно холоден, так что поверх белого, вышитого голубым платья не нужно было надевать подбитый мехом плащ — если, конечно, не оставаться слишком долго вне помещения. Темно-зеленый дублет Оберна был оторочен мехом у горловины и по рукавам и расшит золотом и серебром. В памяти Ясенки всплыло давнее воспоминание. Дублет был зеленым, как наполовину забытый зеленый цвет нитки, которую когда-то показала ей Зазар в той, другой жизни… Меч Ринбелла висел у Оберна на бедре. Ясенка шла рука об руку с мужем, и они с улыбкой переглядывались.

— Ты мой муж, — прошептала она, а он сжал ее пальцы.

— Еще нет, — сказал он. — Прости, но я больше не могу ждать. Ничего, гости без нас не умрут.

Они вошли в замок. Когда процессия добралась до места, где от основного коридора отходил боковой, Оберн резко повернул в него и чуть ли не бегом потащил Ясенку за собой под добродушный смех и грубоватые шутки гостей. Они пробежали по коридору до новых апартаментов, отведенных им. Там Оберн запер дверь и крепко обнял Ясенку.

Через час они присоединились к гостям в Большом Зале — те уже усердно трудились над блюдами с едой. Ясенке казалось, будто щеки ее от смущения полыхают так, что весь замок согреют лучше любых очагов. Король и его супруга, видимо, появились и ушли, но вдовствующая королева осталась, а вокруг нее собралось нечто вроде ее собственного двора. Конечно, там был и Харуз с висевшей у него на руке Марклой. Он коротко кивнул Ясенке и небрежно пробормотал поздравление. Прочие женщины мерили ее взглядами, понимающе улыбались ее позднему появлению и разгоряченному лицу. Она опасалась, что Маркла сделает какое-нибудь замечание, но та лишь крепче вцепилась в руку Харуза и отвернулась.

Ясенка заметила, что Снолли и его компания, столпившиеся вокруг бочонков с пивом и смеявшиеся над какой-то шуткой, разом уставились на нее. Она надеялась, что смеются Бродяги не над тем, что она — пришлось признаться себе в этом — слишком поспешно окунулась в жизнь замужней женщины.

С Бродягами был и новый приятель Оберна Латром, и держался он легко и непринужденно. Его явно приняли с распростертыми объятиями. На хорах заиграл оркестр. Пока еще никто не танцевал, поскольку по обычаю открыть бал должны были молодожены.

— Только один танец, а потом прошу отпустить меня, — сказал Оберн. — Но ты можешь танцевать, сколько захочешь. Я знаю — ты это любишь.

Он вывел ее на середину зала, и прочие пары, возглавляемые Харузом и Марклой, что соответствовало их рангу, тут же выстроились за ними. И вот они начали парадный и степенный танец.

Оберн танцевал вполне хорошо, но Ясенка знала, что он не великий любитель и не такой мастак на танцы, как она. И потому, когда танец закончился, он склонился к ее руке и пошел к своему отцу и его товарищам. Тут же перед Ясенкой появился другой мужчина.

— Не окажете ли мне честь?

Ясенка увидела, что этот человек с ног до головы одет в цвет весенней зелени. Внезапно перед ней предстал весь тот давний вечер. Ее опекунша Зазар принесла спутанный клубок ниток с узелками и вытащила четыре, вроде бы случайно. Ей всегда хотелось понять почему. Но лишь теперь она осознала, что Зазар пыталась узнать будущее.

— Королева, — сказала Зазар, показывая на самую яркую из нитей, золотую. — Король. — Более тусклая нить. — Принц. — Эта ниточка была самой тонкой, почти без узелков и менее всего запутанной. Затем она вытащила зеленую нить. — Неведомый родич.

Ясенка вспомнила следующие слова мудрой женщины так отчетливо, словно только что услышала их.

— Времена меняют нас быстро. Это не цвет твоего клана, но ты — зеленая нить, да. Это по большей части врожденное, да. — Она взяла зеленую нить и начала быстро пропускать ее между большим и указательным пальцами. Нить была тонкой, едва ли толще той, что Зазар назвала «принцем», и узелков на ней тоже было немного. Но некоторые из них были двойные и повторялись.

Когда Зазар брала в пальцы один из узлов, Ясенка ощущала давление в ямке на затылке, словно сильные старые пальцы стискивали ее самое. Возбуждение, слабое, но отчетливое, прошло по ее телу тогда, и это же ощущение она испытала сейчас.

Зеленый должен быть Оберном, подумала она. Но — нет. Почему? Что за жестокая насмешка судьбы?

— Кто вы? — как во сне спросила она.

— Я — посол Нордорна, граф Горин. А ваше имя я уже знаю. Леди Ясенка, не подарите ли мне танец?

— Конечно, — произнесла она онемевшими губами — такого оцепенения она не ощущала даже во время венчания. Граф взял ее за руку, и покалывание усилилось. Словно марионетка, она начала первую фигуру танца. Споткнулась — его присутствие кружило голову, ей казалось, что она вот-вот упадет в обморок от страха.

— Вам дурно?

Она, заморгав, посмотрела на него:

— Я… не думаю. Но толпа и вся эта толкотня…

— И, смею предположить, вы еще ничего не ели.

— Просто не могла.

— Прошу вас, позвольте мне отвести вас в какой-нибудь тихий уголок, чтобы вы могли отдохнуть от толпы, а я принесу вам попить и поесть.

Она хотела было отказаться, но, глянув в его глаза, не смогла. Он был намного красивее Харуза, которого она считала самым красивым мужчиной, или Оберна. Ее мужа. Ее муж — сильный и красивый мужчина. Ясенка попыталась вызвать перед глазами его образ, его золотисто-рыжие волосы и глаза цвета моря, чтобы не видеть стоявшего перед ней человека, но потерпела поражение.

У этого мужчины было худое лицо с чеканными аристократическими чертами. Волосы цвета темного меда, темнее ее собственных, зеленовато-голубые глаза, а кожа — такая, что быстро приобретает под солнцем бронзовый оттенок. Несмотря на дождливую погоду, лицо графа покрывал ровный загар, чуть темнее оттенка его волос. Двигался он грациозно, что странным образом подчеркивало его силу. Ясенка почувствовала, что никогда не сможет насмотреться на него, и с усилием вернулась в реальность.

— Да-да, спасибо. Кусочек холодной птицы и немного яблочного сока со специями. Я попросила повара приготовить его для меня.

Он подвел ее к нише, почти не видной из зала, принес пару кресел и усадил ее.

— Я скоро вернусь, — сказал он.

Ясенка смотрела сквозь пузырчатое и неровное оконное стекло, но не видела ничего. Почти не понимая, что делает, она провела рукой по своему телу. Она до сих пор ощущала на нем прикосновения рук своего молодого мужа… Как она смеет смотреть на чужака, осознавая, что ее ощущения при виде его — лишь бледная тень того восторга, который ждет ее, когда…

Она с усилием отогнала от себя эту мысль. Нет, сказала она себе. Это просто обман чувств, последствие напряжения последних дней, игра воображения. Да она еще и не ела — как она только теперь поняла, целых два дня, — да еще и поспешные любовные игры всего час назад. Чего же тут ожидать? Ясенка хотела, чтобы ее сердце перестало колотиться, чтобы дыхание выровнялось. Она надеялась, что королева не увидит ее. Или леди Маркла.

Затем появился Горин, и ее решимость дрогнула, готовая пасть от единственного слова или даже взгляда. Он сел рядом и протянул ей блюдо с кусочком фазана и фруктами.

— Вам надо поесть, а то в обморок упадете, — сказал он ей. — Вы очень бледны.

— Вы очень добры, — ответила Ясенка. Она взяла кубок и залпом выпила напиток. Помогло. Потом она принялась за фрукты, решив съесть мясо потом. — Спасибо, что увели меня прежде, чем я стала посмешищем для всех.

— Как же иначе? Леди Ясенка, мы были лишь мимоходом представлены, но мне почему-то кажется, что я знаю вас всю жизнь. Я могу говорить свободно?

— Конечно, — ответила она, и опасаясь, и желая услышать его слова.

— Говорят, нордорнцы — холодный народ, но так думают только невежественные дураки. Когда я впервые увидел вас, я был потрясен… мне никогда не приходилось такого испытать… я говорю об ощущении, будто я вас давным-давно знаю. Понимаю, что звучит это смешно, но так оно и есть. И это случилось даже раньше, чем я увидел вот это. — Он показал на ее браслет. — Откуда он у вас?

Ясенка уставилась на браслет, о котором совершенно забыла.

— Я нашла его, — ответила она и рассказала, как это случилось.

— Вы говорите, тот человек не был погребен.

— Нет. Когда я нашла его, он уже превратился в скелет, и мне почему-то показалось, что он сам отдал мне эту вещь. Это самое красивое из моих украшений. Я тщательно хранила его и даже почти не надевала.

Он взял ее за руку и коснулся браслета:

— Он принадлежал моему отцу.

Ясенка вытаращила на него глаза, не пытаясь отнять руку.

— Тогда он ваш, ведь это сокровище вашего дома, — сказала она, сняла браслет и протянула ему.

— Сокровище, чью тайну я однажды разрешу. — Он рассеянно держал украшение, не глядя на него. — Ясенка…

Он придвинулся ближе. Еще мгновение — и их губы соприкоснутся. Скандал! Ясенка резко отстранилась, заставила себя отвернуться.

— Сударь, вы слишком много себе позволяете.

— Неужели? Или я просто признаю то, что и ребенку понятно? Как только я вас увидел, я полюбил вас — прямо как в балладе, когда сама Судьба устраивает встречу. И не думаю, что моя любовь безответна. Скажите мне, леди, ведь это правда?

Она не могла бы солгать ему, даже если бы захотела. И она дерзко ответила:

— Да. Но это болезнь, это безумие.

— Мой народ называет это вспышкой солнца в ночи, — сказал Горин. — Иногда такое случается с одним, иногда с другим, но редко с обоими. Но, как мы знаем, такое все же бывает. И это не болезнь и не безумие, а встреча двух душ, которые всегда любили друг друга и лишь на время разлучились. Я знал вас, леди. Я знал вас.

— А я — вас. Да помогут мне все силы, что есть в этом и ином мире, но этого не может быть. Я замужем…

— Да, леди? Вы понимаете, о чем я спрашиваю, правда? Если вы ему не жена еще, то брак не свершился окончательно. Его легко расторгнуть. Что до возражений со стороны короля и королевы, то род мой выше, чем у Оберна Морского Бродяги, а союз с моим народом для ренделцев не менее — если не более — важен, чем с его народом. Но даже не будь всего этого, я все равно люблю вас, а вы — меня…

— Я жена ему.

Слова Горина замерли у него на губах, и вся живость его угасла. Он посмотрел на Ясенку, и она увидела его душу…

— Как это может быть?

Ясенка вспыхнула. Опустила взгляд на блюдо. Кусок фазана был отвратителен ей, словно он уже разлагался и смердел. Ее тело, все еще горящие прикосновения Оберна…

— Это может быть, — сказала она куда более резко, чем хотела. — Довольно с вас и этого.

К лицу ее прилила горячая кровь. И Ясенка поняла, что краснеет. А Горин побледнел, несмотря на загар. Горло его дернулось.

— Тогда больше не о чем говорить. Знайте только одно, моя Ясенка, — в глубине своей души, которой только я могу коснуться, вы моя, и только моя. Для меня не будет другой женщины в этой жизни.

Затем он сделал то, что счел бы странным любой, кто не знал с детства, что некоторые люди обладают силой. Он поцеловал браслет, дохнул на него и вернул Ясенке. Ей показалось, что на мгновение браслет вспыхнул сильнее.

— Пусть между нами будет договор, — сурово сказал он. — Эта вещь связала нас, и это было предопределено, словно бы мой отец сам устроил наш союз. Если вы окажетесь в беде или я понадоблюсь вам, просто наденьте его и подумайте обо мне. Что бы ни разделяло нас, пусть даже целый мир или войско, с которым мне предстоит сразиться в одиночку, — я приду.

Она заглянула ему в глаза, чувствуя, что сейчас утонет в них.

— Я никогда не осмелюсь надеть его, потому что я всегда буду думать о вас. — Тем не менее она надела браслет. Он был непривычно теплым, даже сквозь рукав. — Вы открылись мне, и я не могу быть менее откровенной с вами. Да, я ваша и только ваша и знаю вас любовью сердца моего — но тело мое принадлежит другому. Если бы мы встретились раньше, хотя бы надень, на час… Но эти сожаления — для детей. Мы то, что мы есть, и я жена другого мужчины. Да, я люблю вас, но я люблю и уважаю и его тоже, и я многим ему обязана… я обязана ему жизнью. А он обязан мне своей. Но я не забуду вас. — Ей пришлось отвести взгляд. — Я… я не могу…

— Ясенка. — Он поцеловал ее пальцы. Снова все ее тело пронизала дрожь.

— Как же нам быть, если мы снова встретимся…

— Мы справимся, потому что мы должны. Не бойтесь неуместных выходок с моей стороны, а я знаю, что благородство вашего сердца не даст вам нарушить ваши клятвы. — И все же его тянуло к ней.

С видимым усилием он взял себя в руки, встал и помог подняться ей.

— Идемте, леди Ясенка, и если ваше недомогание прошло, позвольте проводить вас к самому счастливому из мужчин, вашему венчальному супругу, Оберну из Морских Бродяг. Если у него в душе есть хоть капля поэзии, он уже горько тоскует по своей жене.

С этими словами он повел ее туда, где Оберн по-прежнему веселился с друзьями, вложил ее руку в ладонь мужа, поклонился и исчез в толпе гостей.