Глава 17: По соображениям глупости.

Словно морские волны огибающие скалы, поток напуганных людей как мог, сторонился места вспыхнувшей стычки. Под нескончаемым топотом бесчисленных сапог, ботинок и туфель раздавался дребезг дорогого металла. Оскорбленно звеня, шпага шуршала по площади, то и дело отскакивая от бесконечного парада дешевой обуви.

Годы тренировок не прошли для девушки даром. Уперевшись ладонями в скользкий от чужой крови камень и подобравшись словно пружина, глава гильдии одним рывком вскочила на ноги. Сущие пустяки, для того, кто сотни раз наворачивался с седла.

Поиски звенящей неподалеку шпаги прервались холодным блеском бирюзовых глаз. Стоя на коленях, постаревший палач продолжал давиться собственной кровью, из последних сил держась за потертую старую рогатину. Только упертое в камень древко, не позволяло ему рухнуть.

Несчетными ночами она мечтала об этом моменте. Грезила узреть угасание в столь ненавистных глазах. Насладится его страхом, насытиться болью и наконец, вкусить столь желанный плод справедливого возмездия. Но сейчас, глядя как из старика, струйка за струйкой вытекает жизнь, она не ощущала ничего кроме ярости.

И отнюдь не к палачу.

Схватившись за толстое древко, управляющая гильдии вырвала рогатину из обессиленных рук угасающего мужчины.

Молодой северянин, тщетно пытающийся извлечь свое копье из широкой спины товарища, недоверчиво уставился на миниатюрную девушку, нацелившую толстый наконечник в его грудь. Лишь в последний миг он успел бросить свои потуги и отскочить, избегая смерти.

Старое, но крепкое лезвие, разрывая красный кафтан, прочертило глубокую борозду на груди стражника. Кольчужные кольца истерично засрежетали, в воздухе мелькнули искры. Безбородое лицо дрогнуло во вспышке мимолетного ужаса.

Но напрасно — кольчуга выдержала скользящий удар.

Стиснув челюсти от тяжести северной древесины, Эмбер потянула рогатину для нового выпада, но опоздала. Ярость ли притупила натренированную резкость, или чужеземное оружие оказалось слишком увесистым для девичьих рук, но, оправившись от шока, безбородный стражник успел ухватиться за основание наконечника.

— Ты кто вообще такая?! На кого кидаешься, дырка полоумная?! — дрожь в его голосе выдавала испуг, но сил в мужских руках от того не убавилось.

Дернув рогатину на себя, он без труда разоружил девушку. Прежде чем та успела среагировать, северянин ловким и очевидно натренированным движением развернул оружие да размашисто саданул толстым лезвием по женской груди.

Едва не отправившись в полет, глава гильдии припала на колено, отчаянно пытаясь вобрать хоть немного воздуха в ушибленную грудь. Из под запятнанного чужой кровью и дорожной пылью камзола, на камень высыпалось несколько мелких костяных пластинок. Только корсет с собственноручно нашитыми чешуйками спас главу от смертельной травмы.

— До чего же вы конелюбы живучие… — присвистнул стражник, обходя умирающего сослуживца и приближаясь к девушке. — Ну да пес с ним. Рогатина, орудие для настоящего воина, а не напомаженной южной бабы! Чтоб ты знала, дрянь проткнутая, ей еще и рубить можно!

Подтверждая слова делом, он немедленно занес окровавленное лезвие над светлой головой.

Возможно, он возжелал избавиться от случайной свидетельницы, возможно, отомстить за мгновение позора. Девушке было ясно лишь одно, оставлять ее в живых он не намеревался. В отчаянии подняв руку, будто хрупкое запястье может уберечь от массивного клинка, Эмбер невольно зажмурилась. Испещренное сколами лезвие молнией сверкнуло перед закрытыми веками и шумно звякнуло у самого сапога. Управляющая подняла взгляд с промахнувшейся рогатины на трепыхающегося стражника.

— Пусти! Пусти, хрен старый! Предатель! Размазня! Безхребетник! Пусти, кому сказано?! — вопил молодой парень, прыгая на одной ноге и пытаясь сбросить повисшего на нем старика.

Свистя пробитыми легкими и украшая чужой красный сапог собственной кровью, палач отчаянно цеплялся за ногу напарника, стремясь сбросить его на землю. Но безрезультатно — слишком неравны силы. Тщетная попытка отчаявшегося мертвеца, не больше. Однако тратя свой последний вдох на обреченную борьбу, старик выиграл столь драгоценные мгновения.

Заслышав вновь раздавшийся звон родного клинка, девушка без промедления воспользовалась шансом и метнулась в сторону.

Толпа начала иссякать, и густой лес чужих ног превратился в редкую рощу, позволяя разглядеть лежащую неподалеку шпагу. Чей-то грязный рваный ботинок больно прошелся по девичьей руке, но пальцы уже ухватили рукоять. Изготовленная специально под ее ладонь, вычурная защитная дужка словно делилась своей стойкостью с хозяйкой. Жжение в груди притупилось, бешено колотящееся сердце сбавило обороты.

Упирая прочный клинок о камень, и опираясь на рукоять, девушка поднялась на ноги.

— Хорош пялиться, хрен продажный! — рявкнул молодой стражник, пнув окровавленным сапогом бородатое лицо палача.

Старик безвольно растянулся на спине, захлебываясь нескончаемым потоком грязно-малиновой жидкости из легких. Убедившись, что товарищ больше не выкинет никаких сюрпризов, молодой переключился на окружение:

— Куда затерялась, дырка белобрысая?! Сбежать удумала, али…

— Здесь.

Без труда пройдя сквозь кафтан и кольчужные кольца, блестящее острие шпаги утонуло в широкой груди стражника. Впервые она отступила от своих привычек. Никаких изящных движений, никакой театральности. Лишь короткий выпад прямо в сердце.

Тонкие брови северянина изогнулись в недоумении. Красивые яркие глаза недоверчиво уставились в бесстрастное девичье лицо. Губы пришли в движение, но резкий поворот рукояти лишил мужчину права последнего слова. Испуганно моргнув, стражник упал на колени. Его безвольно опущенная голова, будто склонилась в почтительном поклоне.

Не успело тело незнакомца испустить последний выдох, а глава уже кинулась к беспомощно угасающему палачу. В ее голове бушевал бурный вихрь вопросов и каждый требовал ответа:

— Зачем?! Слышишь меня?! Зачем ты… Ты… Ты!!! Ради чего?! — рыча от натуги, девушка перевернула раненого на бок, не позволяя ему окончательно захлебнуться.

Зачем он столкнул ее на землю, уберегая от чужого клинка? Почему не позволил молодому стражнику ее добить? Он же узнал ее! Точно узнал! Что у этого старого северного идиота на уме? Искупление? Издевка? Маразм?!

Стражник выплюнул на потертый камень целое море гадко-алой жижи и протяжно засопел, явно пытаясь что-то сказать. Управляющая устрашилась, что он может умереть еще до того, как она получит хотя бы один ответ:

— Почему… — слова встали комом в ее горле.

Самый главный вопрос так и остался неозвученным. Ушибленную грудь сжало кулаком так, словно, произнеси она эти слова вслух, как вновь вернется в тот день. К катящейся по ступеням голове, ликованию толпы, и окровавленному топору.

— Князь… — низким утробным голосом просипел бывший палач. — Помоги…

Должно быть, он совсем сбрендил, раз решил, будто она броситься помогать этому северному ублюдку! Помочь князю? Она? Да он с титана рухнул, раз просит ее о таком! Она лучше овса вперемешку с ослиной мочой пожует, чем хоть пальцем пошевелит ради кого-то из выводка этих пустоголовых Рориков! Да лучше за сутулого рогача замуж выйдет, чем…

Ослабевшая рука потянула мокрый от пота воротник форменной рубашки.

— Не дай ему… Погибнуть. Важно. Очень важно! — с каждым новым словом, пепельно-красная лужа под стариком становилась все шире и шире.

Вид страданий на едва тронутом морщинами лице отозвался болью в груди. Смерть, неумолимо приближающаяся к старику, вместо покоя, приносила лишь острую резь в девичьем сердце.

— Да чтоб тебя! Выродок простуженный… — звучно сплюнув, девушка резким движением оторвала свой воротник.

— Только попробуй помереть, пока я не вернусь! Твоя голова достанется мне, слышишь?! — рычала она, спешно заталкивая грязную ткань под разорванный копьем кафтан. — Жизнь не спасет, так хоть кровь остановит… Наверное. Или нет. Почем мне знать, я что, похожа на аптекаря?!

Один лишь вид растянувшихся в улыбке влажных мужских губ, приводил ее в бешенство.

— Сходила на праздник, седлать твою мать!

***

С самого детства и аж до самого вступления в наемный отряд я думал, что рогатина — это такая палка, раздвоенная на манер рогатки. Ну, типа, упираешь один конец в землю, а раздвоенным, ловишь медвежью голову.

Почему? А хрен его знает! В какой-то книжке со сказками картинка была.

Кто же знал, что рогатина, это тяжелое пехотное копье? С огроменным таким наконечником!

— Иногда приятно ошибаться, да чувак?! — рявкнул я, от души полоснув крупным лезвием по ноге подскочившего противника.

Заревев белугой, несчастный немедленно выронил деревянную киянку и принялся комично скакать на одной ноге. Его свеже-сломанный нос забавно контрастировал с щедро перебинтованной ладонью и взлохмаченной бородой.

Минутка юмора прервалась окровавленным кулаком, опустившимся на голову подранка. Рухнув как подкошенный, мужик больше не подавал признаков жизни. Несмотря на множество ранений, что и слона бы свалили, полоумный верзила ни на секунду не отставал от меня.

Сложившуюся ситуацию иначе как идиотизмом не назовешь. С правой стороны — куча мужиков вооруженных всяким хламом, вроде кинжалов, серпов или плотницких топоров, которые то и дело пытаются пробиться сквозь плотный строй северян вокруг высокой сцены. С левой — та самая шеренга дружинников, которая, выставив рогатины и сомкнув ряды, колет да рубит все подряд, отчего счет мертвых или раненых тел вокруг сцены идет уже на десятки. И, судя по мелькающим то тут, то там женским платьям — северяне не делают разницы между наемниками и случайно подвернувшимися горожанами.

А посреди всего этого великолепия — моя несчастная задница, которая носится вокруг сцены, то и дело уворачиваясь от копий, топоров и этого гребанного полоумного исполина. Несмотря на целый букет свежих ран, слабоумный великан продолжал преследовать меня, требуя вернуть своего мертвого товарища, попутно раскидывая всех, кто попадался под руку.

Впрочем, князю приходилось еще хуже. Скача по сцене и сверкая красивым длинным мечом, он отбивался сразу от троих засранцев. Его дружинники, стоя спинами к помосту, само-собой, не замечали, что их благородного командира вот-вот порубят на лоскуты.

Долбанный цирк! Чувствую себя какой-то белкой в колесе. Еще и в глазах постоянно темнеет… То ли дыхалка не выдерживает, то ли уж слишком головой о площадь приложился.

Очередной круг промеж толстых копий и коротких кинжалов закончился подвернувшимся под ноги мертвым мужиком и звучным ударом рогатины о мощеный камень. Чуть не разбив черепушку я едва-едва успел откатиться от бритвенно острого наконечника северянина и тут же получил монструозным сапогом по заднице.

Запнувшись об меня, слабоумный великан врезался прямо в строй, сминая дружинников словно кегли.

Поглядев на образовавшийся пролом в строю, огромную окровавленную задницу, и оценив количество вооруженных мужиков за моей спиной, я не нашел ничего лучше, чем ломануться к сцене.

Грузно пыхтящий идиот, пытающийся встать с живого ковра из звучно матерящихся северян, оказался довольно удобной лесенкой. Забравшись на сцену и обернувшись, я облегченно выдохнул. Кажись, пронесло…

Утирая пот и борясь с вновь подступившим головокружением, я окинул взглядом площадь.

Раздираемая паникой толпа отодвигалась все дальше и дальше, оставляя после себя лишь затоптанные или изрезанные тела. Что в какой-то степени радовало, ибо вокруг помоста на ногах оставалось не больше десятка вооруженных мужиков. Их малое количество вкупе с дерьмовым оружием не оставляли и шанса против дружинников. Все-таки, ножи да топоры не особо годятся против бородатых громадин в отличных доспехах да с офигевшими рогатинами. Кажется, я начинаю понимать, каким хреном снеговикам удавалось насовывать южным рыцарям с их бешеными лошадьми. Строй-то они держать умеют…

Передышку и размышления на тему важности дисциплины в ратном деле прервал яркий клинок сверкнувший поблизости. Испуганно вздрогнув, я уставился на красивый длинный меч у своего брюха. Необычайной остроты лезвие впилось в мой живот, но отчего-то не смогло прорезать стеганку.

Тьфу! Совсем про князя забыл!

Сжимая украшенную гербами рукоять, высокий молодой бугай недоуменно уставился мне в лицо:

— Колдовство? — то ли удивленно, то ли разочарованно выдохнул он и попытался дернуть клинок на себя.

Но, несмотря на его потуги, лезвие продолжало безобидно упираться в мой пояс. Я почти уверовал в собственную богоизбранность и уже начал задумываться над тем, каких именно девственниц буду требовать себе в жертву, но князь обломал всю малину.

Крякнув от натуги, громила наконец отодрал лезвие от моего пуза и вместе с кожаным поясом, на измазанном чужой кровью клинке повисла увесистая железная палка. А-а-а… Точно! Совсем про магнит забыл!

Пока князь оценивал новый модный аксессуар на своем оружии, пара мужиков уже неслась к нему со спины. Один — просто незнакомый наемник из толпы, а вот болтающуюся на щеке накладную бороду второго я узнал сразу. С этого-то козла все и началось!

Заслышав топот, северянин резко обернулся и одним махом, располовинил ближайшего.

— Ну нихрена себе… — только и выдохнул я, глядя как торс вопящего наемника соскальзывает вниз, а ноги, продолжая тараторить по доскам, несутся прочь с помоста.

Световой меч, блин! Одним махом разрубил! Это магия какая-то или что? Черт, я тоже такой хочу!

Впрочем, офигенные мечи не особо помогают против толпы. Пока князь заносил оружие для нового удара, кинжал полубородого устремился прямо ему в лицо. Ни защититься, ни отклонится, благородный громила уже не успевал.

— Мое!!! Мое!!! — над моей головой раздался рев великана.

Спустя мгновение сцена под ногами куда-то подевалась, а перекошенное от ярости лицо полубородого оказалось у самого носа. Несчастный даже удивиться не успел. Столкнувшись с моей запущенной в полет тушей, он немедленно завалился на сцену.

Красивые голубые глаза ряженого северянина смотрели прямо в душу, а его влажные губы находились в миллиметре от моих. Капля моего пота смешалась с его слюной, теплое мужское дыхание щекотало ноздри, а в воздухе витал сладкий запах луковой похлебки…

— Уйди, противный! — наконец очухался я и от души приложил ряженого дядьку лбом в нос.

Тот не остался в долгу, и моя челюсть звучно хрустнула под напором внушительного кулака.

Обмен зуботычинами уступил место стали. Сбросив меня с себя и навалившись сверху, мужик направил острие ножа прямо в мой глаз. Попытка предотвратить смертельный удар взорвалась вспышкой пронзительной боли и брызгами крови.

Короткое лезвие пробило мою ладонь и остановилось у самого лица. Несмотря на очевидную опасность, этот глупый маневр сохранил мне жизнь. Упирая локоть в деревянный настил сцены, я с трудом, но все же сдерживал натиск полубородого, который навалился на рукоять всем своим весом.

Короче, жить захочешь, не так раскорячишься!

Левая рука пыталась нашарить кинжал или хотя бы чесалку, но этот чертов пояс никак не находился. А да, магнит же… Вот же гадство!

Комично тряхнув приклеенной бородой, мужик понял, что ничего не добьется и попытался вынуть короткое лезвие из моей ладони, дабы ударить снова, но переплетая его пальцы со своими, я быстро пресек любые попытки выдернуть нож. Не думал, что настанет день, когда придется держать мужика за ручку. То глазками играет, то губы облизывает…

— Слышь, ты точно не гомик?! — уточнил я, стараясь отвлечься от «интересных» ощущений в пробитой руке.

Вместо ответа полубородый заломал мне ладонь и наконец, выдернул лезвие. Из раны брызнула кровь, щедро окропляя мои глаза. И без того затуманенный взор приобрел темно-алые оттенки. Сквозь кровавую пелену я видел, как напрягаются челюсти, как переливается обагренный клинок, как нож устремляется в мою глотку. Еще мгновение и мне пизд…

Раздался глухой стук. Занесенный нож больно саданул по щеке и, вылетев из ослабевшей руки, заскользил куда-то в сторону, оставляя после себя густую багровую дорожку. Полубородый неуверенно покачнулся и бессильно обмяк на моей ширинке.

— Что за гомики пошли… Хоть бы цветы сперва подарил! — нервно пробормотал я, пытаясь неловко выползти из под ряженного извращенца.

Загрузка...