4


Я медленно шел по дну ущелья стараясь шагать шаг в шаг с впереди идущим Гарсоном. Шли мы следующей очередностью: Гарсон, я, Фрам и где-то в пятидесяти метрах позади медленно плелась «Мальта», которую по возможности аккуратно вел Бернар. У него не очень получалось, в силу того что дно ущелья как выяснилось было не очень равномерным, пласты плотного льда с глубокими но достаточно узкими трещинами чередовались с участками мелкой ледовой крошки. Из-за этого «Мальта» то обрушивала снежный мост над трещиной, который спокойно выдерживал троих людей, после чего выбиралась оттуда с большими усилиями виляя по всему дну ущелья. То вязла в мягкой ледяной подушке, Бернар старался на этих участках вообще не работать штурвалом, но вездеход часто тащило куда-то в сторону.

Гарсон шел первым, потому что был самым легким среди нас и естественно, потому что на Земле почти всю студенческую жизнь провел в горах или на полюсах, участвуя в различных экспедициях. Это часть его натуры, он всегда должен был что-то делать, а остановка была для него просто недопустимой. Фрам шел последним потому что: «Я ничего не понимаю в этих ваши льдах, да и как самый крепкий, я больше помогу, вытаскивая вас из трещины». Что Гарсон перевел на свой лад как: «Я старый дурак, но жить мне еще хочется».

Вообще больше всего во льдах понимал вовсе не я, а наш штатный гляциолог Раджич. Но с Мирко Раджичем в последнее время творилось что-то неладное. В последние дни он стал дико раздражительным, на всех огрызался и в итоге сцепился с Селивановым из-за грязной кружки. У интелигента Селиванова не было шансов, если бы не эта самая кружка, метко ушедшая в ухо Раджичу. Пока Раджич приходил в себя Перес успел вкатить ему приличную дозу снотворного.

Фрам очень уважал сорокалетнего ветерана-гляциолога. Но не стал замалчивать этого эпизода. Раджичу не стали делать выговор за безупречную службу, но лишили зарплаты за два месяца, отстранили на месяц и направили на принудительное лечение вплоть до конца смены. Как итог, Мирко не покидал базу после той вылазки, в ходе которой мы остались без воздуха на времянке. Он откровенно скучал, делал вид, что работает с образцами, жаловался Пересу на сны про «хреномордых собак» и всячески доставал Селиванова.

Сегодня утром Фрам сказал, что агентство оповестило его о том, что Раджича переведут «куда-нибудь поближе», но сначала переправят на Землю – в отпуск. Сам Фрам полагает, что после отдыха Раджича переведут или на Марс или на пояс астероидов. Так же Фрам сказал, что по его решению Мирко не будет допущен к работе до конца смены, но не будет отправлен на Землю. Это значит, что Раджич просидит до конца смены на базе ничего толком не делая.

Не сказать, что я любил Мирко Раджича, этот парень обладал на редкость тяжелым характером и все время с кем-то ругался. И даже вечно недовольный Гарсон вызывал у меня больше теплых чувств. Но из-за такого поворота в жизни Раджича мне становилось его откровенно жалко. Кто знает, какие новости он получил перед дракой из дома? Кто знает, что накипело в душе у бывалого гляциолога? На его месте может быть любой. Только вот если Раджичу еще повезло отделаться «легким испугом», за такое вполне могли списать, а то и отправить на переаттестацию.

Хотя для человека проведшего больше десяти лет в далеком космосе, работа на Марсе, скорее всего, покажется скучной. Но он вернётся на дальние рубежи, только если безупречно отработает следующий срок.

– Повтори? – мы шли перекидываясь ничего не значащими фразами, просто чтобы не чувствовать тишину, глубоко погруженные в свои мысли, поэтому резкие слова Фрама заставили нас дернуться.

– Раджич, я тебя не слышу. – Тут и я начал слышать где-то в глубине помех, обусловленных ущельем, голос Мирко.

– Селиванов… Станция… Фрам… – Голос Раджича то вообще терялся, то тонул в пелене помех.

– Бернар? Передатчик в штатном режиме? – бросил Фрам.

– Да. Все работает, как должно. Ущелье, сер.

– Сер… Селив… Стан…

– Ушел сигнал. – Констатировал Гарсон.

– Что делать будем? – Спросил Бернар.

– Тревога у кого-то сработала? – спросил Фрам

– Нет! – нестройный хор трех голосов.

– Значит все нормально. Идем дальше!

Мы продолжили наше неторопливое шествие по ущелью. Только вот теперь оно проходило в полной тишине. Даже «Мальта», кажется, прониклась тревожной атмосферой и перестала вязнуть в ледовой крошке и метаться по всему ущелью. Теперь каждый из нас, раз в несколько секунд смотрел на свой терминал, проверить, не загорелся ли дисплей красным. Прозевать общую тревогу было невозможно, но у страха глаза велики.

Тревожная кнопка личного терминала сконструирована так, что случайные нажатия исключены. Более того, тревожными кнопками оснащены все скафандры, машины и каждый отсек на базе. Когда ты жал на кнопку, все личные терминалы начинали вибрировать и громко визжать. На базе включались все оповещатели как световые, так и звуковые. Все компьютеры первым делом выдавали координаты точки, где сработала тревога. Центральный передатчик оповещал агентство и ближайшие межпланетники о том, что у нас тут беда. Именно эту кнопку я не стал нажимать на времянке, когда увидел табачный дым из трубки Фрама.

В институте мы отрабатывали действия при тревоге ни один десяток раз. Поэтому каждый член космической экспедиции был знаком со своими действиями в случае беды. Но знаете, что гложет меня теперь? Ведь вчера я сам ограничился лишь световой индикацией, не став сразу нажимать на тревогу. Что если Раджич поступил точно так же не став торопиться и теперь на базе беда?

Я еще раз посмотрел на экран личного терминала, Гарсон повторил мое движение через пару секунд. Каждый знал правила безопасности, но каждый из нас сомневался сейчас в том, что на базе все хорошо.

– Знаете, что говорил мой отец, когда я решил уехать из дома поступать в институт космических исследований? – Фрам вдруг начал говорить таким тоном, будто мы вышли по грибы где-то в лесу под Осло, а не шли по опасному ущелью, рискуя либо попасть под обвал, либо провалиться в бездну.

– На Япете есть институт? – Буркнул Гарсон.

– Хорошая шутка. – Добродушно ответил Фрам. – Так вот, мой отец был ветераном последней войны.

Мы с Гарсоном синхронно обернулись, «последняя война», она же «третья мировая», закончилась пятьдесят восемь лет назад.

– Да, друзья. Я весьма почтенный старик, что уж сказать. Отец сказал мне: «Знаешь Нильс, когда я воевал за твое будущее, я думал, что будущее в том, что ты достроишь тот сарай на нашей ферме, а не в том, что ты поедешь строить сараи в космосе».

– Практичный человек. – Сказал Гарсон. – Мой дед тоже участвовал в той войне. Но он остался лежать где-то под Гданьском.

– Сарай-то достроил? – спросил я. Фрам крякнул, а Гарсон дал мне воздушное пять.

– Да куда там. Я дома не был уже лет сорок. У меня есть младший брат, но он… пожалуй, это не важно, – Фрам вздохнул, я прикусил губу в приступе стыда. – Я шел в космос вперед, вместе с человечеством. Мы построили первую базу на Ио. Я главный доброволец. Бухнули межпланетник на Ганимеде, решив сделать там из его обломков базу. Снова я в первых рядах. Так и добрался до Япета.

– А потом? – Фрам решительно замолчал, но я не сдержался.

– Потом, ты устаешь, – ответил вместо Фрама Гарсон. – Такова природа людей, как далеко ты бы не забрался, тебе всегда хочется домой. А если домой вернуться ты уже не можешь, то ты ищешь новый дом. Для Фрама – это Япет. Я прав?

– Пожалуй, да. Я был уже в возрасте, когда мне предложили возглавить эту экспедицию. Меня тянуло все дальше и дальше от солнца, а вместе с тем, чем дальше от дома, тем сильнее в груди болит, назад тянет. Алекс уже все это начал проходить. Но пока тяга вперед гораздо сильнее.

– Ну, домой пока не очень хочется. – Я естественно лукавил.

– Ты во сне то с мамой, то с какой-то Ритой разговариваешь. Нас не обманешь. Думаешь, мы не в курсе, что ты на второй месяц пребывания на Япете, в кубрике прятался и тихонько слезу пускал? – Бернар видимо решил поквитаться за вчерашнее.

– Я… – я стал пунцовым.

– Ты абсолютно нормальный человек. – Вмешался Гарсон. – Бернар в первой экспедиции вообще угрожал вездеход сломать, лишь бы домой отправили. Бегал по гаражу зареванный с гаечным ключом в руках. Юный саботажник, блин!

– Согласен, что было, то было. – Отозвался Бернар удивительно веселым тоном. – Все это проходят. А учитывая, что Алекса так далеко сразу занесло, то он, пожалуй, даже легко отделался. Я по гаражу на Марсе бегал.

– Я продолжу, – как бы между делом сказал Фрам. – Так вот в какой-то точке пространства сила, которая толкает тебя вперед и сила, которая тянет домой, уравновешиваются. И ты не в силах ни идти вперед, ни вернуться назад. Как удачно сказал Гарсон, ты устал. Нет воли, бороться с этими силами. Место, где ты это почувствовал и есть твой новый дом. Для меня это Япет, а вам, щенкам, еще предстоит поискать себе пристанище… Так всем стоять! Хватит меланхолии, развели тут! Осмотреться и не расходиться. Бернар, займись связью, может получиться связаться.

Я встал как вкопанный и подумал об отце Фрама. Интересно, почему брат Фрама не может помочь старику достроить сарай? Наверно тоже где-то в далеком космосе, ищет свою точку невозврата, кто знает? И что же выходит, получается, отец Фрама прожил остаток лет в одиночестве? Меня передернуло, я бы не хотел, чтобы моя судьба сложилась так, что я больше не увижу своих родителей. И тут же в голову постучалась мысль о том, что я уже одобрил контракт на еще более дальнюю экспедицию. Я посмотрел на спину рядом стоящего Гарсона, неужели меня ждет тоже самое, что и этих ребят, и я больше никогда не ступлю на Землю? Или космос сжалиться надо мной и отпустит ненадолго домой?

Сорок лет, это же ужасно долго. Я столько еще не прожил, а Фрам уже столько борется с космической тишиной. Более того мои родители только встретились и даже не думали обо мне, а Фрам уже мог похвастаться тем, что был там, где до него не ступала нога человека.

Кстати, о последней войне, у меня дома, ну я имею ввиду на Земле, на стене прямо напротив входной двери висят медали моего деда, которые он заслужил во время третьей мировой. Помню, еще ребенком очень любил сидеть на коленях у деда и слушать его военные байки. Но дед достаточно рано покинул этот мир, запоздалая жертва войны. Он попал под химическую атаку на ближнем востоке и серьезно подорвал здоровье, из-за чего и покинул этот мир, едва ему стукнуло шестьдесят пять.

Та война, как ее, пожалуй, справедливо называют «последняя» вообще едва ли не разрушила планету. Сам я естественно не мог присутствовать при этих событиях, поэтому выскажу вам ту картину, что сформировалась у меня благодаря учебникам истории, рассказам деда и других участников этих событий.

Третьей мировой предшествовали несколько локальных войн, которые теперь все чаще рассматриваются скорее как этапы войны, нежели отдельные конфликты. О них я расскажу в хронологическом порядке, но для начала стоит сказать об общем положении дел на мировой арене в то время.

Как известно на тот момент уже много лет не было никаких крупных конфликтов. Все что своим чередом и ничто не предвещало беды. Хотя в некоторых районах проблемы голода и экологического загрязнения достигли бедственных масштабов, на них, казалось бы, никто не обращал внимания. Политики на фоне такого благополучия все больше искали личной выгоды, откровенно превращая любой из существующих на тот момент режимов в бюрократическое болото. Изредка народ требовал от них каких-то решений в то и дело возникавших критических ситуациях, но те, как будто надеялись, что все само собой разрешиться и продолжали в большей степени беспокоиться за собственный карман, прячась за бесконечными заседаниями и комиссиями. Которые, по их мнению, действительно способствовали решению проблем. Если коротко, то ответом на любое сколько-нибудь значимое событие на мировой арене, было лишь внеочередное заседание какого-нибудь комитета по безопасности.

Самое удивительное в том , что долгие годы эта система работала, точнее наш мир спокойно существовал в прежнем своем состоянии. Гигантская машина под названием «человечество» потеряла движущуюся силу, но пока не падала вниз благодаря инерции.

Это относительное благополучие закончились внезапно. Сама мать природа устала смотреть, как главное ее детище неизменно деградирует, и решила дать ему неплохую взбучку. Так, около семидесяти лет назад, начался малый ледниковый период. Его наступление, естественно, было предсказано задолго. Но ученых никто не слушал, правительства продолжали свой курс на увеличение итак бесчисленных заседаний. В конце концов, чтобы ученые, наконец, отстали, был создан специальный совет по решению этого вопроса. Около двух лет совет непрерывно заседал. Все выглядело абсолютно серьезно, международный комитет из двухсот человек, который искал возможные выходы из данной ситуации.

Как показывают рассекреченные ныне протоколы, за два года работы члены комитета успели только хорошо обжиться в отеле, потребовать особое меню на ланч и по нескольку раз выслушать ученых со всех уголков света не сделав ни одного вывода и не совершив каких-либо хотя бы символических шагов. Единственное в чем преуспели члены комитета, так это в попытках побольнее уколоть представителей тех стран, с которыми у их правительства были напряженные отношения на данный момент. То есть действительно искать решение никто и не собирался.

Загрузка...