Русская фантастика 2007

Только один

Бой заканчивался.

Тусклое красное солнце висело над горизонтом, медленно затухая в вечернем тумане. Длинные тени от развалин тянулись через все поле и спотыкались о кучи издохших врагов там, где были особенно ожесточенные схватки. Некоторые исоптеры еще шевелились, вытягивая корявые конечности, когда мимо них медленно проходил человек. В таких случаях Басселард останавливался, некоторое время смотрел на плоские головы с поблекшими ячейками глаз и вяло шевелящимися жвалами, на затянутые хитином изуродованные тела с пятнами сочащейся из ран слизи. Потом добивал раненых врагов одним ударом разрядника и шел дальше.

Термисов в этот раз было много. Очень много. Наверно, на каждого дентайра приходилось по три сотни отборных исоптер Армии Заселения. Таких врагов Басселард еще не видел. Модифицированная броня с серыми разводами силовых линий, визуальный аппарат, позволяющий контролировать одновременно все, что происходит вокруг, новое оружие. Идеальные солдаты. Не рассуждающие, не боящиеся смерти. Да, идеальные. Но не такие идеальные, как мы.

У расщелины бой еще продолжался. Несколько десятков исоптер обреченно карабкались по телам предшественников туда, где сверкали вспышки и чернел смазанный силуэт одинокого дентайра.

— Они все-таки идиоты, — сказал кто-то сзади.

Басселард обернулся.

Келаванг стоял у дымящихся останков подбитой в начале боя матки, лениво поглаживая ствол разрядника. Между ним и Басселардом оставалось десять шагов дозволенной дистанции.

— Не бойся, — усмехнулся Келаванг. — В отличие от тебя я чту традиции и не подойду ближе.

— Думаю, сейчас бессмысленно обвинять меня в непочтении, — сказал Басселард. — Мы победили. Если бы я не убедил вас отвергнуть старые правила и объединиться — ничего бы не вышло.

— Дурак ты, Басселард. Каждый из нас мог справиться с этой сворой в одиночку. Даже ты. Чуть больше времени, чуть больше энергии. А сейчас придется делиться.

— Здесь нечего делить. Планета пуста.

Келаванг расхохотался.

— Всегда найдется что поделить! Я, например, пустыни люблю. А здесь они в изобилии. Развалины опять же. Кто знает, какая раса их построила и что можно найти внутри.

Басселард посмотрел на чернеющие остовы зданий. Обломанные шпили, провалы полуосыпавшихся арок. На вид руинам было несколько тысячелетий.

— Там ничего нет.

— А это мы проверим, — загадочно ухмыльнулся Келаванг. — Я туда сканов запустил.

— Вся добыча на завоеванной планете делится Советом, — напрягся Басселард.

— А-а… вот и ты вспомнил о традициях. Не бойся, мой слабый друг. Повторяю, я чту традиции. — Келаванг отвернулся.

— Тогда я собираю Совет, — бросил Басселард, чувствуя, как закипает внутри вековая ненависть.

— Твое дело. Ты нас затащил в эту дыру.

Басселард поднял руку. Маленькая игла вымпела вылетела из браслета, воткнулась в землю и за мгновение вытянулась к небу, раскрывая оранжевые лепестки.

— Совет будет здесь. Немедленно.

Келаванг усмехнулся и промолчал.

Дентайры собирались медленно, не желая лишний раз сталкиваться с сородичами. Они подходили с разных сторон, один за другим, неуклонно соблюдая дозволенную дистанцию в десять шагов. Останавливались, образуя, как того требовала традиция, широкий круг, в центре которого вращался вымпел Совета. Глейф, Зан-гон, Лабрис… Басселард насчитал пятнадцать человек. Двоих не хватало, в том числе Клеванта, чьи владения граничили с Озерной Маркой самого Басселарда. «Это хорошо, очень хорошо, — подумал он. — Значит, все земли и все самки неудачника теперь принадлежат мне». Последним спустился с горы трупов припозднившийся воин в черной броне. Когда он подошел ближе и убрал силовые щиты, Басселард узнал Хецнаба.

Круг замкнулся.

Басселард сделал шаг вперед, стараясь ни на секунду не упускать из вида соседей, и сказал громко:

— Дентайя победила. Теперь вы все видите, насколько удобнее биться сообща.

Воины заворчали.

— Ничего мы не видим, — прогудел Зангон. — Я муравьев щелчком перешибал. Вы все мне только мешали. Подумаешь, пара тысяч недоразвитых исоптер.

Басселард вздохнул.

— Это не просто исоптеры. Это Армия Заселения. После настала бы очередь наших коренных владений. Против вторжения можно сражаться только вместе. Но речь о другом. Планета наша. Здесь есть остатки древней культуры. Воин Келаванг запустил в ближайшие развалины сканов. Совет должен заранее решить, что делать с возможной добычей.

Келаванг засмеялся.

— Как вы понимаете, воин Басселард желает получить всю планету в свою безраздельную собственность. По праву застрельщика этой комедии.

Басселард спиной почувствовал, как пронеслось по кругу напряжение.

— Нет. Мы сражались вместе. Вся добыча — общая.

Воины неодобрительно загудели.

— Добыча не может быть общей, — сказал Зангон. — Если сканы Келаванга найдут пару кристаллов арита — мы как их делить будем? Остается только драться. — И его фигура мгновенно скрылась за тьмой брони. Следом активировали защиту стоявшие рядом Глейф и Хецнаб.

Келаванг усмехнулся.

— Я предупреждал. Воевать и брать добычу должен только один.

Басселард шагнул в центр круга.

— Стойте. Если мы сейчас уничтожим друг друга, завтра следующая волна затопит наши владения. К тому же делить пока нечего. Может, там ничего нет? Дождемся возвращения сканов и тогда будем решать. Со своей стороны обещаю отказаться от собственной доли, если добыча будет небольшой.

Теперь броней закрылись все дентайры, за исключением Басселарда.

— Дурак! — голос Келаванга за стеной его радужной брони звучал глухо. — От добычи никто никогда не отказывался. Это нарушение традиций. Ты дождешься, что Совет лишит тебя права именоваться дентайром и заберет все владения. Я думаю, это будет правильное наказание для человека, забывшего основы нашей цивилизации. Только один!

— Только один! — отозвались остальные.

Басселард стоял спиной к вымпелу. Мелкие искры датчиков кружили над головой, оценивая уровень опасности.

— Когда на границах появились исоптеры, — сказал он, — вы согласились со мной, что закон может иметь исключения. Все вы. Напомнить, почему вы согласились? Твоя система, Зангон, видна отсюда, даже если не напрягать зрение. А столица Глейфа находится еще ближе. До рудников Хецнаба рукой подать, а что будет с твоей энергией! Хецнаб, если ты лишишься кристаллов? Ведь ты так гордишься своими рудниками. А ты, Келаванг? Что это за белая звезда там, у горизонта? Неужто Делия, откуда ты вывозишь своих наложниц? Вы все — рядом. Вы все — на границе. И поэтому вы здесь, а остальные не явились. Вам повезло меньше. Исоптеры смели бы вас в первую очередь.

— Исоптер больше нет, — пробурчал Глейф. — А твои слова о следующей волне не имеют основания. Ты не можешь точно знать, что это, — он обвел рукой горы обугленных трупов, — Армия Заселения. И уж тем более ты не можешь утверждать, что она не последняя. Может, их единственная цель — эта планета? Почему они рвались сюда, вместо тою чтобы захватить те же рудники Хецнаба? Они ведь действительно рядом.

— Нет, — сказал Келаванг. — Эта планета не может быть целью. Здесь ничего нет.

— Только развалины, — добавил Зангон. — Надо решить, что делать с добычей.

— Драка! — крикнул молчавший до той поры Лабрис, и над его головой взвилось холодное пламя.

— Стойте! — Басселард поднял руку. — Сканы возвращаются.

В наступающей темноте стало отчетливо видно, как из проломов и арок древних зданий выметнулось с десяток светящихся дисков. Некоторое время они кружили над руинами, рыская по камням узкими лучами собирателей. Потом рванулись к дентайрам.

— К вымпелу их, Келаванг, — сказал Басселард. — Мы должны получить информацию одновременно.

— Это мои сканы, — проворчал тот, но приглашающий жест сделал.

Диски сгрудились в центре круга, медленно плавая возле оранжевых лепестков вымпела. Затем выстроились друг над другом и застыли. Верхний диск полыхнул яркой вспышкой, раскрывая экран.

— Это план развалин, — сказал Келаванг, разглядывая мешанину нарисованных в воздухе синеватых линий. В их переплетении едва угадывались зубья построек и темные пятна сохранившихся подземных помещений.

— Ого, да здесь внизу целый город! — Зангон шагнул вперед, всматриваясь. — Но он совершенно пуст. Нет жизни, нет кристаллов. Вообще ничего полезного. Одни камни и песок.

Схема пылала только синим цветом. Ни зеленых точек, обозначавших живые существа, ни желтых сполохов полезных ископаемых видно не было. Даже черноты рукотворных механизмов дентайры не разглядели, хотя вглядывались очень долго.

— Пустота, — подвел итог Хецнаб. — Нет добычи. Драться не за что. — И убрал броню.

— А это что? — Басселард указал туда, где сеть линий была наиболее густой.

— Ничего, — пожал плечами Келаванг. — Видишь, здесь все такое же синее.

Басселард подошел ближе.

— Не совсем. Здесь цвет меняется. Незначительно, но все же заметно. Он плавно перетекает в фиолетовый.

— Фиолетового цвета на карте не может быть, — ответил Келаванг. — Он ничего не обозначает. Это закатный отсвет, не более. Протри глаза.

Воины засмеялись.

— Здесь больше нечего делать, господа дентайры, — провозгласил Зангон. — Я возвращаюсь. Не знаю, как вас, но меня ждут повседневные дела.

Он медленно стал отступать в темноту, держа руки перед собой, как того требовали правила Совета. На холме за его спиной проявился мутный силуэт убравшего невидимость корабля.

— Да, — присоединился Хецнаб. — Нам всем пора.

Вдали один за другим стали возникать корабли. Остроносый «Бегис» Лабриса, нелепый, размалеванный всеми цветами радуги «Глайд» Келаванга, огромная, изуродованная шрамами туша хецнабовского «Бесноватого». В наступившей тишине было слышно, как завывает среди руин ветер.

Дентайры уходили, стараясь не глядеть друг на друга. Их корабли постепенно оживали, просыпаясь. Солнце окончательно скрылось, и теперь только бортовые огни освещали равнину. Потом исчезли и они.

У вымпела Совета осталось лишь двое.

— Я хочу проверить, — сказал Басселард. — Мои глаза меня никогда не обманывали.

Келаванг не ответил. Он проводил взглядом последний уходящий в небо звездолет и медленно пошел к своему «Глайду» вслед за вереницей сканов. У самого шлюза он остановился и крикнул:

— Как хочешь! Только помни — отсутствие хозяина развязывает руки соседям. Традиции, сам понимаешь.

— В бездну традиции, — прошептал Басселард. — Если законы мешают жить, их забывают.

Он дезактивировал вымпел, некоторое время разглядывая опадающие на песок оранжевые лепестки. Потом отвернулся и, не дожидаясь отлета «Глайда», зашагал к ближайшим развалинам.

Схему развалин он успел записать, отложив ее в ближайший сегмент памяти, и вызывал каждый раз, когда оказывался на очередной развилке.

Сейчас он снова ходил вокруг нее, пытаясь понять, что делать дальше.

Вокруг была низкая пещера, образованная парой рухнувших друг на друга зданий. Остатки некогда роскошных барельефов смотрели на него со всех сторон. Лица полулюдей-полуживотных, их змеиные глаза и искривленные, словно в агонии, фигуры покрывали стены сплошным потоком, переплетались друг с другом. Басселард старался не смотреть на эти жуткие картины, чувствуя, что их вид вызывает в мыслях тоску и безысходность.

Странная это была цивилизация. Даже прошедшие тысячелетия не смогли стереть ее нечеловеческую сущность. Да, все это построили люди, в этом он не сомневался. Остатки монументов, дверные проемы и лестницы вполне дентайского вида и даже кое-где сохранившаяся высеченная из камня мебель — все это доказывало человеческое происхождение. Но эти барельефы… эти здания без окон, подвалы, откуда веяло тысячелетним ужасом… Басселард не мог представить, что здесь жили нормальные люди. Он даже пригасил освещаемое поле, чтобы видеть как можно меньше.

Басселард еще раз вгляделся в схему. Теперь он не сомневался. Здесь, где-то недалеко, она меняла цвет. Синие линии сплетались в клубок, постепенно становясь фиолетовыми. Он попытался вспомнить, что мог означать фиолетовый цвет. Синий — цвет камня, зеленый — цвет живых организмов, желтый — цвет полезных ископаемых, черный — цвет машин. Он помнил, что в давние времена был еще красный, цвет опасности Но его на картах уже давно не использовали. Ничто в этой вселенной не могло угрожать дентайрам. А фиолетовый…

Наконец он убрал схему и посмотрел на чернеющий впереди проем. Когда-то это была дверь высотой в три человеческих роста. Теперь от нее осталась лишь узкая дыра, наполовину засыпанная каменным крошевом. За ней угадывался низкий, будто сдавленный коридор.

Потом он долго шел по этому коридору, петлявшему, словно раненая змея. Время от времени гладкие плиты пола сменялись выщербленными ступенями, ведущими вниз. Потолок то нависал над головой, то взмывал на недосягаемую высоту. В одном месте, посмотрев случайно вверх, он увидел звезды.

Когда коридор внезапно превратился в широкий квадратный зал, Басселард остановился, оглядываясь.

Слава бездне, здесь не было барельефов. Гладкие шестиугольные плиты неопределяемого серо-желтого цвета покрывали и стены, и пол, и даже потолок. В зале ничего не было. Ни статуй, ни даже раскрошенных камней.

Басселард снова раскрыл схему. Зеленая точка, обозначающая его самого, стояла в центре пульсирующего фиолетовым цветом сектора.

Он медленно прошел вдоль стен, трогая плиты облицовки. Обыкновенные, холодные на ощупь камни с затхлым пыльным запахом.

Только обернувшись назад, он увидел, что камни изменяются. На их поверхности проступили неясные тени. Они медленно изгибались, становясь все отчетливее, превращаясь в узнаваемые образы. Изображения стен, зданий, высоких стрельчатых арок, широких площадей, залитых ярким солнечным светом.

Басселард отошел в центр зала, чтобы лучше видеть.

Наверное, это была запись последних дней планеты. Стандартная ситуация. Гибнущие культуры почему-то очень любили оставлять после себя подобные послания, вместо того чтобы уйти в небытие по-мужски, не прощаясь.

Да, это была странная цивилизация, подумал он, разглядывая существ в черных одеяниях, что стояли на ступенях некоего давно разрушенного дворца. Плотные капюшоны полностью скрывали их лица. Может, они и не были людьми. Кто знает, что пряталось за этими капюшонами. Наличие двух рук и двух ног еще никого не делало человеком. Какой-то древней жутью несло от этих фигур, неподвижно стоящих посреди огромного города. Потом одна из них стала изменяться. Басселард даже отпрянул в сторону, когда существо в черном вдруг содрогнулось и упало на ступени. Казалось, его корежит изнутри. Оно билось в судорогах, царапая камни вполне человеческими руками. Потом руки перестали быть человеческими. Они вытянулись, усыхая и чернея прямо на глазах. Одежда треснула сразу в нескольких местах, выбрасывая на камни сгустки слизи. Наружу рванулось еще несколько пар таких же мелко дрожащих конечностей. А затем с головы слетел разорванный в мелкие клочья капюшон. Басселард ошалело смотрел на плоскую голову с шевелящимися жвалами и длинным рядом глазных ячеек.

— Теперь понятно, почему они рвались именно на эту планету, — донеслось сзади.

Басселард резко обернулся. Келаванг стоял у входа в зал, постукивая пальцами по стволу разрядника.

— Это их родина. Здесь они стали исоптерами. Здесь решили перестать быть людьми.

— Что ты здесь делаешь?

— То же, что и ты. — Келаванг прошел вперед, не забывая о дозволенной дистанции. — Решил проверить качество работы своих сканов. Не отвлекайся, смотри, что там происходит.

На плитах была та же картина, но с одним изменением. Существа, стоявшие рядом с новорожденным термисом, тоже отбросили капюшоны.

Да, они были людьми. Может, с чересчур жесткими, словно вырубленными из камня, лицами и слишком узкими змеиными глазами. Но это были люди. Один из них поднял руку, не спуская глаз с исоптеры. Насекомое притихло, сжалось, словно пытаясь втиснуться в камни лестницы.

— Они им управляют, — прошептал Келаванг. — Ты представляешь, что это значит?

Басселард пожал плечами.

— Ничего. Их уже давно нет.

— А может…

Келаванг не успел закончить.

Тусклый свет, лившийся от плит, стал ярче, и Басселард почувствовал, как вместе с этим светом в его мысли вливается нечто склизкое, чуждое ему и его принципам. Люди, составляющие одну общую целостность, с одинаковыми мыслями и одинаковыми желаниями, покорные существа, живущие так, как им прикажут. Они сильнее, гораздо сильнее, чем одиночка, даже сверхсильный и сверхмудрый. Один свободный никогда не добьется того, что могут сделать мириады покорных. Перевернуть мир, пересотворить его под себя, так, что каждый из них будет жить лучше, гораздо лучше. У них нет проблем, они даже не знают, что это такое. За них все решает тот, кто ими управляет.

Теперь Басселард знал, как ими управлять. Голова раскалывалась в такт пульсирующему свету.

И еще он понял, что и Келаванг тоже это знает.

Один.

Это должен знать только один.

Он успел активировать защиту. Молния разрядника ударила в броню и разлетелась искрами.

— Только один, — прошипел Келаванг, и Басселарду показалось, что его глаза, скрытые полупрозрачной радугой щита, напоминают змеиные. — Ты же знаешь наши традиции…

— Знаю. Поэтому ты умрешь.

Огненный шар вспух у двери, откинув Келаванга к стене.

— Ты умрешь, потому что слишком любишь традиции…

Руки Басселарда снова вскинулись вверх. Разряд пробил радужную броню, выжигая на теле старого врага черную дымящуюся полосу.

— И не понимаешь, что эти традиции уже никому не помогут.

Потом он долго стоял над обугленным телом, прикрыв глаза и чувствуя теплую пульсацию исходящего от плит света.

Его мысли были далеко, в черном пространстве среди звезд, там, где в вечном холоде неподвижно висели мириады его новых рабов. Огромные, вспухшие от бесчисленного потомства шары маток. Длинные, составленные из бронированных сегментов черви истребителей с вечно дрожащими от предвкушения битвы жвалами. Нескончаемые рои боевых исоптер. Вторая, третья, четвертая волны Армии Заселения. Их было много. Они долго ждали.

— Я пришел к вам, — сказал он в пустоту и ощутил миллиарды скользких ручейков, стекающихся в его мозг, покорных и бессловесных, испытывающих нестерпимый голод и ждущих его приказаний. У него был только один приказ. Пока один. Потом, может быть, он захочет чего-то еще. Превратить все планеты в сады. Осчастливить всех своих рабов. Сделать так, чтобы они ни в чем не нуждались. Но это потом. А сейчас он просто наблюдал, как медленно просыпается его армада, как сначала истребители, а потом и рои исоптер разделяются на волны и движутся, сперва медленно, а потом все быстрее, к ближайшим планетам дентайров.

Он не помнил, как выбрался из развалин, как сел в корабль и бросил его к Делии. Теперь, после смерти Ке-лаванга, все планеты врага принадлежали ему. Впрочем, ему принадлежали вообще все планеты. Третья и четвертая волны вышли к другим пограничным территориям. Рудники Хецнаба сдались почти без боя. Молодые матки вгрызались сейчас в богатую кристаллами почву и уже были готовы выбросить на волю миллионы новых спор. Им всем нужна будет пища. Вторая, самая главная волна, та, что окружала сейчас Делию, столкнулась с более серьезным сопротивлением. И тогда Басселард, не приближаясь к орбите, принял решение. На Делии не было ничего ценного, кроме инкубатора человеческих самок. Истребители хорошо справились с задачей. В считаные секунды их новое, модифицированное оружие разнесло планету на куски. Это был пройденный этап. Дальше на пути стояли более населенные и более богатые планеты. Клевант, Ангон, Сакс. Много пищи, много энергии. Когда армада подошла к Озерной Марке, Басселард вдруг вспомнил, что это его собственная планета, и усмехнулся. Здесь было много воды, и новые типы маток оказались хорошо приспособлены к такой сырости.

Бившиеся в одиночку дентайры не составили большой проблемы. Лишь однажды они объединились в некое подобие маленького отряда и уложили пару миллионов рабов. Эта потеря не особенно расстроила Бассе-ларда. Уже следующая волна рожденных на новых территориях смела всех сопротивлявшихся в один момент.

Это было счастье. Переделывать мир так, как он того заслуживает, — Басселард всегда мечтал об этом. Только где-то глубоко, на задворках сознания, появлялась время от времени тревожная мысль. Он не знал, куда делись предыдущие хозяева Армии. Ведь они были когда-то. Он сам их видел, там, в подвале. Люди с жесткими лицами и змеиными глазами. Те, кто создал исоптер, те, кто ими повелевал изначально. Но этот вопрос не был настолько важен, чтобы ради него забывать повседневные дела.

Империя росла. Теперь очередь дошла до коренных территорий Дентайи. В какой-то момент Басселард ощутил страх, когда понял, что не в состоянии контролировать всех своих рабов так, как он контролировал их совсем недавно. Их стало слишком много. Сотни планет. Миллиарды маток. Неисчислимое множество солдат и рабочих. Он знал, что в отсутствие приказов его армия перестает действовать эффективно. Они еще могли сражаться, как сражались когда-то давно, на той безымянной планете, с которой все началось, неумело и бессмысленно, побуждаемые только слабым инстинктом, толкающим их к поискам Хозяина. Но такие бои могли закончиться только поражением.

Чего-то не хватало. И тогда он снова бросил корабль туда, к развалинам древней цивилизации.

Он долго стоял в квадратном зале с шестиугольными плитами на стенах, полу и потолке, раз за разом пересматривая летопись сгинувшей жизни. От самого начала и до самого конца, переживая тысячелетия, что привели людей со змеиными глазами к их странному финалу.

И когда вышел из руин, уже знал, что надо делать.

И знал, куда делись предыдущие Хозяева. Те, кто первым понял, что для полного контроля надо быть такими же, как те, кого ты контролируешь. Раб и Хозяин — это одно целое. Только в таком случае приказы будут исполняться беспрекословно всеми рабами, сколько бы их ни было. Пусть недолго, пару сотен лет, не больше, после чего Хозяин перестанет быть Хозяином, ибо поймет, что рабом быть совсем не хуже. А потом придет другой Хозяин, и для Армии все повторится снова.

Боли он не почувствовал. Просто лег на песок рядом с проломом в обвалившейся древней стене и зажмурился. Словно во сне, он ощутил, как покрывается мощной хитиновой броней его тело. Как становятся цепкими и твердыми его руки и как к двум парам конечностей прибавляются еще три. Затем открыл глаза и понял, что мир выглядит куда красочнее, если смотришь на него не двумя, а двадцатью глазами.

Уже выпустив широкие крылья и взлетая, он заметил на холме металлическую коробку, которую люди почему-то называли «звездолетом», и подумал, что такие ограниченные в своих способностях существа не могут претендовать на многое в его вселенной. Мир был слишком красив и богат, чтобы делить его с кем бы то ни было. Теперь все это принадлежало только ему одному.