— Почему ты не защищалась? — спросила она и махнула рукой. — То есть…ä puirle… защищаться. Ты не защитилась словами. Все остальные спешили защитить тебя.

Я пожала плечами.

ЭТО МОИ ОШИБКИ. Я ДОЛЖНА ПРИЗНАВАТЬ ИХ, — я вытерла табличку. — Я НЕ СТАНУ ЛУЧШЕ, ЕСЛИ НЕ ПРИМУ ИХ.

Она посмотрела на мои слова, потом на меня. Словно поняв, что делала, она повернулась к пирожку и откусила большой кусок. Крыс собрал упавшие крошки.

Я покрутила запястье — его уже покалывало. Я снова вытерла табличку.

ВЕРАН РАССКАЗАЛ МНЕ О ПОЖАРЕ

Она проглотила кусок пирожка.

— Да?

ТОЛЬКО МНЕ, НЕ ДРУГИМ, — он отвел меня в сторону, пока они убирали после ужина, я поняла, что он хотел, чтобы я знала о возможных последствиях, не выставляя Ларк в плохом свете при Яно и Соэ. Я показала ей свою улыбку. — ХОТЕЛА БЫ Я ВИДЕТЬ ЛИЦО КОБОКА, — написала я.

Уголок ее рта приподнялся, но она подавила это.

— Мне не стоило так делать, — она потерла шею. — Я не… думаю, что… я не знаю всего, что мне нужно знать.

КАК ПРИНЦЕССА?

Она посмотрела на табличку и отвела взгляд, словно слово ранило ее. Она прислонилась к стене дома и вздохнула.

— Проклятье, — сказала она.

Я улыбнулась.

Она нахмурилась.

— Ругаться не так весело на другом языке.

— Мм, — отозвалась я. Я написала на табличке: ОТВЕЧАТЬ ПИСЬМОМ ТОЖЕ НЕ ВЕСЕЛО

Еще улыбка, а потом вздох.

— Я не знаю, что делать, — она махнула ладонями на коленях. — Думала… я знала себя, понимала себя, а потом… ничего. Я ничего не знаю и не понимаю. Внутри меня ничего нет, — она коснулась груди и замерла, пальцы давили на рубашку. Она смотрела на дождь, а потом взглянула на меня. — Может, ты знаешь, как это ощущается?

Я кивнула.

— Угу.

— Ты уже не та, какой была? И не можешь это вернуть?

— Угу.

Она поджала губы.

НО ЭТО НЕ ВСЕ, — написала я. — МЫ ЖИВЫ. У ТЕБЯ ЕСТЬ СЕМЬЯ

— Я не хотела семью, — сказала она утомленно, а не злобно. — Я не знаю, как быть в семье. Веран говорит мне об этой семье, и я… как мне быть с ними? Что они думают обо мне?

НАВЕРНОЕ, ОНИ БУДУТ СЧАСТЛИВЫ, БУДУТ РАДЫ

— Может, снаружи. Сначала. А потом… — она беспомощно развела руками. — Мой лагерь — моя семья, потому что мы понимаем друг друга. У нас одна история, один опыт. Но мы все разбиваемся сейчас. И моя… новая семья, семья по крови… я их не понимаю, а они не понимают меня. Я… делала всякое, — она повернулась ко мне. — Я убивала людей. Нападала на людей. Я нападала на свою семью. Я убежала от семьи. Я воровала. Как мне быть в хорошей королевской семье?

Я поджала задумчиво губы, глядя в ее глаза. Я крутила мел в пальцах, а потом опустила его на табличку.

ТЫ СОБИРАЕШЬСЯ ПРОДОЛЖАТЬ ДЕЛАТЬ ВСЕ ТО, КОГДА НЕ БУДЕТ НУЖНО?

Она медленно прочла мой вопрос.

— Нет. Но я все еще переживаю. Я все еще сделала это. Я не могу это изменить.

Не могла. И было бы наивно спорить, что прошлое не имело значения в настоящем.

ТЫ ГОВОРИЛА ОБ ЭТОМ С ВЕРАНОМ? ОН ИХ ЗНАЕТ

Она отвела взгляд.

— Веран… вряд ли он понимает. Не все.

МОЖЕТ, НЕТ. НО ОН ПЕРЕЖИВАЕТ ЗА ТЕБЯ

Она взглянула на мои буквы, вздохнула и потерла глаза, буркнула что-то на восточном, что я не уловила.

Я покрутила запястьем — огонь поднимался по предплечью, колол локоть. Но я хотела кое-что еще сказать. Я просто хотела, чтобы меня не ограничивала в этом табличка.

Я КОЕ-ЧТО ВЫУЧИЛА ИЗ ВРЕМЕНИ С РАБОТОРГОВЦАМИ И ПРИ ДВОРЕ:

Я дала ей прочесть и вытерла табличку.

НИКОГО НЕЛЬЗЯ ВИНИТЬ В НЕЗНАНИИ ЧЕГО-ТО, — написала я и стерла. — НЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ — НЕ ЗНАТЬ ВСЕГО, — стерла. — ПРЕСТУПЛЕНИЕ, КОГДА ТЫ ЗНАЕШЬ, НО НЕ ДЕЙСТВУЕШЬ.

ВЕРАН НЕ ЗНАЕТ ВСЕГО О ТЕБЕ — ОН НЕ МОЖЕТ

ТЫ НЕ ЗНАЕШЬ ВСЕГО О НЕМ ИЛИ ЕГО МИРЕ

Я НЕ ЗНАЛА, КАК МОЯ РАННЯЯ ЖИЗНЬ ЗАВИСЕЛА ОТ РАБОТОРГОВЦЕВ

ЯНО НЕ ЗНАЛ, КАК СИСТЕМА ИСПОЛЬЗОВАЛА ТРУД РАБОВ

ТАКОЕ БЫВАЕТ. НЕ ЗНАТЬ — НЕ СТРАШНО.

ЭТО ОЗНАЧАЕТ, ЧТО, КОГДА МЫ УЗНАЕМ, СДЕЛАЕМ ЛУЧШЕ

МЫ РАБОТАЕМ, ЧТОБЫ ИСПРАВИТЬ ОШИБКИ, ОТ КОТОРЫХ ПОЛУЧАЛИ ВЫГОДУ

МЫ РАБОТАЕМ, ЧТОБЫ ПОСТРОИТЬ МИР, КОТОРЫЙ ЛУЧШЕ ДЛЯ ВСЕХ

ЭТО ИДЕТ ИЗ ИСКРЕННЕЙ ЛЮБВИ

И Я ДУМАЮ, ЧТО ТВОЯ СЕМЬЯ ПОЙМЕТ

Я опустила ноющую руку, запястье было в пыли от мела. Ларк смотрела на мою табличку, застыв. Я поняла, что могла использовать слова, которые она не знала, но не было времени обдумывать это.

Она отклонилась, лицо не стало светлее, но боль немного утихла.

— Ты очень умная, Тамзин.

— Не вшегда, — сказала я.

— Может, нет. Но многим людям стоило бы услышать эти слова. Это помогло бы им передумать.

— Хм, — я позволила смешок. — У меня плохой рот и запяштье. Говори вшем за меня.

— Плохое запястье?

Я покрутила правым запястьем, кривясь от боли.

— Ты не можешь много писать?

Я кивнула.

— После работы в рабстве.

— О, жаль. Прости, — она издала мрачный невеселый смешок. — Хотела бы я, чтобы мы обменялись. Ты получила бы мою речь и место принцессы.

— Пфф, — фыркнула я, взяла мел.

И ТЫ БЫЛА БЫ ТИХОЙ ЗАТВОРНИЦЕЙ В ЛЕСУ?

— Это звучит как хорошая идея, угу.

Я рассмеялась, она тоже. Она вытащила еще пирожок. Крыс поднял голову. Она разломила пирожок пополам и отдала ему кусочек. Мы притихли, слушали дождь, шуршащий среди веток, и кваканье лягушек среди папоротников. Она ела пирожок медленнее, чем другие, облизала пальцы, когда закончила.

— Прости, что убежала, — сказала она.

Я не знала, говорила она про эту ночь или прошлую неделю.

НИЧЕГО. МНОГОЕ ИЗМЕНИЛОСЬ.

— Угу, — она вздохнула. — Веран в порядке?

— Угу.

ОН ЖДАЛ ТЕБЯ КАКОЕ-ТО ВРЕМЯ. УСНУЛ ПЕРЕД ТЕМ, КАК ТЫ ПРИШЛА.

— Вот бы он выспался. Когда он устал, он хуже себя чувствует — то, о чем я рассказывала. Как он дрожит. Лутув, не знаю, как на твоем языке.

ПРИПАДОК, — написала я. — Я ЧИТАЛА О НИХ

— О? — она приподняла брови. — Можно как-то облегчить ситуацию?

Я сжала губы.

Я НЕ ВИДЕЛА СПОСОБОВ

Она притихла, молчание было глубже, чем легкая тишина до этого. Ее взгляд был рассеянным.

— Я устала, — наконец, сказала она.

Я кивнула. Укутавшись в одеяло, я встала. Она отдала мне мою табличку.

— Тамзин… спасибо, — сказала она. — За разговор со мной. Я злюсь не так сильно, как до этого. Я просто… — ее губы двигались беззвучно, словно она искала слово на любом языке, но не находила подходящее. — Устала, — закончила она. — Очень-очень устала.

— Угу, — устала больше, чем от поздней ночи. Устала больше, чем от дня езды верхом. Ужасно устала. Я понимала. Я сжала ее плечо.

— Спокойной ночи, — невнятно сказала я.

— Угу, и тебе, — она сбросила сапоги и легла на одеяло, явно привыкшая спать на твердой земле. Крыс покрутился и вытянулся у ее ног.

Я тихо вернулась в дом, обошла других спящих в мастерской. Я устроилась возле Яно, тот прильнул ко мне, но не проснулся.

Веран заерзал во сне, задел большой пресс. Я смотрела на силуэт пресса во тьме, большую ручку и пластину в пятнах сока. Я слушала тихо дыхание Яно, сопение Верана, дождь и лягушек снаружи.

Я была рада, что мы с Ларк наладили отношения. Но не так рада, как должна быть. На крыльце я поняла то, каким будет мое будущее.

Тихая затворница в лесу.

Я написала слов, чтобы рассмешить ее, но они остались со мной. Я не могла врать себе. Если Ларк хотела меняться, я бы с радостью поменялась с ней местами. Титул принцессы пугал ее, но я бы легко приняла его, и не ради роскоши, из-за которой она переживала, а ради шанса, который давала эта роль. Влияние, сила менять.

Место с голосом.































20

Веран


Я проснулся последним. Потирая глаза, я поднял голову и понял, что остался один в мастерской. Лучи солнца проникали в окно.

Я поднялся на ноги, кривясь от боли в шее. Дверь на кухню была закрыта — из-за нее доносился гул голосов. Я подошел туда, обнаружил других за столом с пустыми тарелками от завтрака перед ними.

Всех, кроме Ларк. Я окинул комнату взглядом, думал, что она сидела в углу, и Тамзин заметила мой взгляд. Она указала на окно.

— Снаружи? — спросил я.

Она кивнула и изобразила взмах, будто топором. Я слышал со двора стук металла по дереву.

— Колет дрова? — понял я. — Почему она…

— Сказала, что хочет, — ответил Яно. — Думаю, это повод уйти из дома. Ты все еще собираешься в город с нами?

— Да. Вы спросили у Ларк?

— Она хочет остаться, — сказал Яно. — Для нее слишком опасно идти туда с новыми объявлениями. Она попросила меч, хотя будет сложно его найти. Моя рапира ее не устроила. Она назвала ее словом, которое я не узнал, — «otieni», вроде.

Я улыбнулся.

— Зубочистка.

— Хмф, — он остался величавым, но Тамзин улыбнулась. — Она не приняла рапиру.

— Она привыкла к широкому мечу, — я посмотрел на Тамзин. — Уверена, что готова быть тут… с ней?

Она кивнула и помахала рукой.

— Мы в поядке, — убежденно сказала она.

Я вдохнул. Я верил Тамзин, но хотел услышать это от Ларк. Вряд ли она передумала бы за ночь после того, как узнала, что Тамзин работала на работорговцев.

— Я поговорю с ней, — сказала я.

— Вот, съешь хоть что-то, — Соэ вручила мне булочку с орехами. — Мы уходим, когда уберем.

Я поблагодарил ее и вышел на крыльцо. Утро было чудесным, прохладным и влажным, солнце проникало сквозь туман между деревьев. Птицы пели на нижних ветках. Я различил пение жаворонка, а потом снова услышал стук топора по дереву. Я спустился с крыльца и обошел дом, отыскал амбар.

Мои шаги были медленными, я услышал, как бревно треснуло. Хоть утро было прохладным, Ларк была без рубашки, только с повязкой на груди. Я напомнил себе, что видел ее и менее одетой при первой настоящей встрече в Трех Линиях, но все же старался сосредоточиться на блеске топора, летящего по дуге, клинок легко рассек короткое полено. Крыс вскочил от моего приближения, пушистый хвост вилял. Я почесал его за ушами, не дал ему булочку. Я кашлянул.

Ларк подняла голову, топор был над ее головой, свет солнца лился на ее мышцы. Я точно мог сосчитать мышцы на ее животе, но не давал себе смотреть туда. Я сосредоточился на ее глазах.

Это не помогало, у нее были красивые глаза.

Очень красивые. На солнце они были золотыми.

Она опустила топор.

— Эй.

— Привет, — начал я слишком громко. Я снова кашлянул. — Как, кхм, как спалось?

— Неплохо. Приятно слушать дождь, но не быть под ним. А тебе?

— Хорошо, да, — я указал на булочку. — Ты поела?

— Вполне. Мы давно встали, — она уперлась топором в землю. — Ты идешь в город с другими?

— Да, если можно.

— Я все еще не думаю, что идея умная, но другие не думают, что тебя или Яно узнают, и Соэ не может купить все, что нам нужно, пока продает за своим прилавком, — она выпрямилась, подняла топор. — И у меня есть работа для тебя.

— Работа? — я стал нервничать сильнее. Я не мог понять ее этим утром, и не было ясно, попросит она что-то полезное или отправит меня прыгать со скалы.

Солнце на ее голой коже не помогало. С первого разговора с Трех Линий я забыл о воющем койоте на ее грудной клетке. Я едва мог думать о чем-то, глядя, как татуировка сминалась, пока она двигалась с топором, рубя полено.

Глаза.

— Да, — она бросила кусок дерева в груду. — Держи глаза открытыми. Смотри на объявления, слушай сплетни. Может, что-то там нам поможет. Новости или упоминание порта Искон. Кто-то должен знать, где он, даже если принц и Тамзин не знают.

Я отметил слово «нам». Мы снова были командой. Тепло согрело мой живот.

— Хорошо. И, Ларк… о прошлой ночи. Прости, что не объяснил четко про Тамзин… Я не думал об этом…

— О, шок, — воскликнула она, улыбнулась, к моему удивлению. Улыбка сверкнула быстро, словно птица пролетела, и пропала. Она покачала головой. — Тем, о чем ты не думаешь, можно заполнить книгу.

— Не спорю, — я постарался скрыть удивление от ее легкого поведения. — Но теперь я думаю, и я хочу убедиться, что ты не против находиться тут…

— Мы в порядке, — сказала она, повторяя Тамзин. — Мы смогли поговорить, насколько возможно с моими знаниями языка и ее проблемами с речью. Я уже не так сильно злюсь.

— Нет?

— Нет, — она опустила еще полено на подставку и подняла топор. — Она совершила глупую ошибку, из-за которой плохо было многим, но… — она опустила топор. — Я тоже. И не раз. Она не знала, во что ввязывалась, — она вытащила топор из расколовшегося бревна.

Я подумал о ее товарищах, которых она потеряла — Пикл из-за погони за телегой, Роза была похоронена в Трех Линиях. Мои мысли отправились на восток, к Каллаису. Остальные ее товарищи должны быть уже там, если все прошло хорошо. Ро и Элоиз, наверное, были в паре дней за ними. Если с ними ничего плохого не случилось.

— Я бы сказал, что и ты не знала, — мой голос был громче, чем я хотел, до этого, а теперь звучал тихо.

— Я знала достаточно, и я принимала плохие решения, — она смотрела на пустую подставку, опустив топор. — Снова и снова. Я старалась отправить легких домой — Битти, Арану и остальных. Но я не пыталась с остальными. Лила, Роза и кроха Уит… Сайф. Пикл. Им нужно было то, что я не могла дать, но я выбирала Три Линии. Я говорила себе, что им лучше со мной, чем с миром.

— Это была не твоя вина, — возразил я. — Тебе было сложно доверять миру. Ты не можешь винить себя.

Она встряхнулась.

— А я буду, и я бы хотела посмотреть, как ты попытаешься остановить меня.

Я выпрямился, вел себя под стать ее тону.

— Вызов принят.

Она повернула топор на дюйм, опустила его, и солнце попало на клинок, вспышка ударила меня по глазам. Я не ожидал, отдернулся и выругался. Она улыбнулась. Я в отместку бросил два последних кусочка липкой булочки в нее, и она легко отбила их рукоятью топора. Крыс бросился на кусочки булочки и проглотил их.

Ларк рассмеялась — не фыркнула, а от души рассмеялась. Я перестал тереть глаза, посмотрел, почти пялился. Ее смех звучал как у Элоиз, если сделать его ниже на октаву и добавить хрипотцу. Смех был теплым и ярким, как вспышки солнца, которые она пускала в меня.

— Тратишь еду, — она покачала головой, улыбаясь. Это был рекорд. — Я же говорю, из тебя ужасный разбойник.

Я улыбнулся в ответ, хотелось придумать что-то забавное, чем-то снова развеселить ее. Но я был слишком медленным, и за мной открылась дверь домика.

— Веран! Ты готов?

Я уже не хотел в город. Что стоящего будет в городе? Казалось правильнее остаться тут, рядом с дровами, снова вызвать смех Ларк.

Ее улыбка растаяла, хотя намеки на нее остались на ее щеках. Она кивнула за мое плечо.

— Лучше иди. Им понадобится помощь, чтобы запрячь телегу.

Я с неохотой обернулся. От меня не будет помощи, обычно я таким не занимался.

— Веран… погоди.

Я оглянулся.

Ларк опустила топор на подставку и вытерла лоб. Она открыла рот и помедлила. Сначала смех, теперь колебания. Я приподнял бровь. Она заметила это и встряхнулась.

— Я пытаюсь сказать… видишь ли, я пытаюсь быть менее подлой.

— Менее подлой? — удивился я.

— Да, просто… — она указала на себя, ее кожа была в капельках пота на мышцах. — Я хотела сказать секунду назад «спасибо». За то, что забрал их. Мой лагерь. Я думала о том, что случилось бы, если бы все были там, когда пришли солдаты.

— Я должен был сначала спросить у тебя, — сказал я.

— Я сказала бы нет из принципа, — ответил она. — Это было до того, как я стала доверять тебе.

— Значит, теперь ты доверяешь мне, — я надеялся на смех.

Его не последовало. Она кивнула.

— Ну, да.

Ответ повис между нами на миг. То тепло в моем животе стало фейерверками, трещало в груди.

— Веран! — снова позвал Яно.

— Я никогда не запрягал телегу, — выпалил я и указал на небольшой загон. — Я только видел, как это делают.

Она закатила глаза и фыркнула. Она опустила топор, схватила рубашку и пошла мимо меня. Проходя мимо, она поймала меня за волосы и тряхнула мою голову.

— Дурачок, — сказала она, отпустила и стукнула меня по руке. — Идем.

Я пошел за ней. Она просунула руки в рукава, а я смотрел, как двигались ее лопатки. Перед тем, как она накинула рубашку на плечи, я заметил татуировку, которую не видел раньше — птица на правом плече слабо напоминала жаворонка с темным воротником и длинным открытым клювом. Я хотел спросить, кто сделал ей эту татуировку и когда. Кто сделал ей другие? Когда она решила, что они нужны ей на коже? И что еще я не видел?

Я хотел увидеть их.

Я хотел знать их все.










21

Ларк


Я вернулась в дом Соэ с охапкой поленьев. Скрип упряжи мулов пропал за деревьями и густыми папоротниками вместе с Вераном, его лицо было повернуто к домику. Яно пару раз оглядывался, наверное, хотел, чтобы его последние слова прилипли ко мне.

— Я ценю то, что ты остаешься тут с Тамзин, принцесса, — сказал он. Я скрипнула зубами из-за титула, но промолчала. — Не давай ей перетруждаться. Соэ оставила ей бумагу и печати делать ярлыки, но она не обязана делать их, если не хочет. Если покажется, что она устала, уговори ее отдохнуть.

Я хотела сказать, что не была ее няней. Она была взрослой, могла принимать свои решения. Но я просто отмахнулась, может, вежливее, чем стоило, и пошла к груде поленьев, пока Веран поспешил выкрикнуть прощание.

Теперь они уехали, и их не будет весь день. Я открыла дверцу дома бедром и внесла охапку внутрь. Тамзин сидела за столом на кухне, крутила печать пальцами. Кусок бумаги лежал перед ней, пустой.

Она улыбнулась мне, когда я вошла.

— Привет, — ответила я, опуская поленья на подставку.

Она склонилась и постучала по столу рядом с тарелкой оставшихся булочек с орехами. Графин соснового чая стоял рядом с тарелкой. Я не могла привыкнуть к этому — есть, когда хочется. Этим утром Соэ извинилась, что не было масла для булочек. Я просто смотрела на нее. Какой обычный человек ел масло? В Трех Линиях везло, если оставался жир на сковороде, чтобы смешать с кукурузой.

— Спасибо, — я отряхнула ладони и села. Я налила себе чаю. Тамзин предложила мед, но я отказалась. Мы сидели миг в тишине. Я сжала пальцами горячую чашку.

Тамзин опустила осторожно подбородок на ладонь и посмотрела на пустую бумагу. Она подвинула одну печать с узором. Другие слова — орехи, масло, черника — а еще на подносе лежали буквы, которые можно было вставить в деревянную печать, чтобы создать новые слова.

Тамзин мрачно намочила чернилами печать, двигая ею на кожаной подушечке с чернилами. Она прижала печать к бумаге. Она оставила идеальный оттиск.

Она отложила печать. Она явно не хотела сейчас заниматься печатями. Несмотря на мои раздраженные мысли о Яно, я спросила ее, устала ли она.

Она покачала головой, хмурясь.

Я огляделась, пытаясь думать, как обычные люди делают нормальные вещи, например, пьют чай, когда общаются с подругой.

— Ты играешь на дульцимере, да? — спросила я.

Она кивнула, все еще подпирая голову рукой.

— Хочешь сыграть? — Соэ вытащила инструмент из кедрового сундука утром, может, чтобы заманить Тамзин сыграть.

Но она покачала головой, скривила губы.

— Хочешь пройтись? — спросила я.

Она хмуро посмотрела на меня, растерявшись. Я проверила слова, которые сказала.

— Пройтись, — повторила я.

Она покачала головой и подняла большой палец.

— Пройтись? Прогуляться?

Она улыбнулась и кивнула, оттолкнулась от стола. Я не ожидала, что она согласится, но я не могла теперь отказаться. Я тоже встала. Она обошла стол, хромая, сжимала спинки стульев для поддержки. Я протянула ей руку, и мы вышли за дверь. Крыс радостно вскочил.

Я думала сделать поход коротким, просто пройтись по двору, но когда мы добрались до задней стены дома Соэ, Тамзин указала на узкую тропу с зарослями. После утра я знала, что тропа ведет к туалету, и я подумала, что она хотела в туалет. Но возле маленького сарая Тамзин потянула решительно мою руку, глядя вдаль. Я последовала без слов, тревога росла с каждым шагом. Я не думала, что мы уйдем так, что дома не будет видно. Я не взяла с собой ни арбалет, ни флягу, ни даже бандану. Тамзин не взяла табличку и мел. Но она явно знала, куда шла, решительно шагала, хоть и не быстро, по хвое на земле.

Деревья нависали над нами. Ярко-зеленый папоротник падал на дорогу. Птицы вопили и летали среди ветвей. Я давно не видела небо.

Еще пять минут, и лес заметно изменился. Деревья, которые уже были большими, стали больше. Их кора стала неровной, в трещинах, некоторые были черными от прошлых пожаров. Папоротник стал не таким густым, не было солнца в этой тени. Одно упавшее дерево лежало в земле, отчасти зарытое. Даже открытая часть была вдвое выше меня.

Извилистая тропа сузилась, пропала, когда мы попали в сердце рощи, где стояла огромная секвойя. Оно было в тридцать футов в диаметре, а то и больше, крона пропадала в тумане в сотнях футов над нашими головами. Я отклонила голову, потрясенная.

— Оу, — Тамзин посмотрела вверх, кривясь. — Обвач…

— Что?

Она потерла раздраженно лицо и указала на дерево.

— Обвач… ова. Го…о… о… ты…

Она встряхнулась с отвращением из-за того, что не могла произнести буквы, и взяла меня за руку. Она повернула мою ладонь и нарисовала буквы там. Я сосредоточилась, пыталась понять ее буквы, а потом составила их в голове, превратила их в слова.

— Облачная голова? — сказала я.

Она выдохнула с облегчением и кивнула. Она снова указала на дерево.

— Так оно называется?

Она кивнула и пошла к дереву, хромая. Она опустила ладонь на кору, осторожно стала шагать вокруг ствола. Я следовала за ней — кора и корни были неровными, идти было сложно. Но Тамзин настаивала, медленно обходила дерево. Я вела пальцами по грубой коре, пытаясь убедить мозг, что эта штука росла, живая.

«Веран, — подумала я. — Верану нужно увидеть это».

Я вспомнила, как он выражал благодарность первым рощам, которые мы нашли, протягивал ладони к стволам, словно давал им подарок. Уголок моих губ дрогнул. Я все еще не могла привыкнуть к отсутствию неба, но я начинала понимать немного лучше. Не казалось странным быть благодарным за такое, века, сгоревшие и сломанные, все еще стояли.

Мы несколько минут обходили дерево. Когда мы добрались до места, откуда начали, мы просто стояли и смотрели. Ладони Тамзин трепетали. Я взглянула на нее. Она скривила губы.

— Я, — начала она. Она сделала пару шагов от ствола дерева. Она указала на изгиб корней, покрытый за годы опавшей хвоей. — Я написала, — невнятно сказала она, изобразив, как пишет в невидимом дневнике. — Пе…

Она указала на губы, ее пальцы вспышкой отлетели от них. Она скривилась с раздражением. Она не могла произнести «с».

— Песню, — сказала я.

Она кивнула и указала на корни.

— Вот. Ту, что я играла… — она изобразила игру на дульцимере, безнадежно махнула на себя.

— Ту, которую ты пела, чтобы стать ашоки? — спросила я.

— Угу.

Я посмотрела на изгиб корней, а потом на ствол.

— Хорошее дерево, — слова были глупыми, особенно, для поэта в тени самого большого дерева, какое я видела, но другие слова на моквайском не давались мне.

Она вздохнула.

— Угу, — она похлопала по коре и отвернулась. Она сделала пару шагов к тропе сама. Я поспешила подставить локоть, и она обхватила его.

Мы сделали несколько шагов, и я решила озвучить мысль, задевающую мой разум.

— Знаешь, — сказала я. — Моя подруга Арана тоже была рабом, но теперь она в Каллаисе. Она не может слышать, — я указала на свои уши. — Когда она была маленькой, она работала у пескоструйного аппарата, и от шума она оглохла, — я надеялась, что объясняла достаточно хорошо и не звучала грубо. — Она говорит руками.

Тамзин взглянул на меня.

— Нам пришлось учиться это видеть, — призналась я. — Нам с Розой. Нам пришлось учиться тому, что она говорит. Но это произошло быстро. Это не сложно после практики. Это нормально.

Только Арана. Тогда у нас была и Битти, а еще малыши — Мейсса, Лефти, Клариет, Восс и его сестренки. Обычно мы укладывали малышей спать и садились у костра, говорили на языке Араны, чтобы не разбудить их. Это были лучшие времена — все были здоровыми, хорошо накормленными, благодаря моим походам в Снейктаун. И мы знали, что делать с малышами. У Восса и его сестер была семья в Форде Тессо, а у Клариет — в порте Джуаро. Мейсса и Лефти были украдены из Горьких источников. Из них всех только крохе Уит было некуда идти, так что она осталась со мной. Меня мутило, я вспомнила, как она медленно погружалась в молчание. Если подумать, она говорила знаками с Араной, чтобы не говорить с заячьей губой. Я не знала, пришла ли ее болезнь из-за того, что Арана и Битти ушли к семьям в Каллаисе, и что мы вернули других домой.

Я должна была больше стараться с Уит. Я надеялась, что о ней позаботятся в Каллаис, как и о других. Может, она найдет Арану снова, и они смогут общаться знаками вместе.

— Это слово, песня, — я вернулась мыслями к Тамзин. Я махнула ладонью туда-сюда, движение всегда напоминало мне воду, но Роза настаивала, что это выглядело как кто-то, играющий музыку, хотя я не видела этот феномен. — Так Арана показывала песню. А для письма…

— Угу, — вдруг твердо сказала Тамзин, прерывая меня. Она отвела взгляд.

Я притихла. Моя ладонь замерла в воздухе, а потом опустила руку.

Я разозлила ее. Мое лицо вспыхнуло, и я ругала себя за то, что говорила о том, что она не хотела слышать. Мы шагали, хвоя приглушала шаги. Деревья из чудовищных стали просто большими, мы оставили рощу великанов позади.

Мы приближались к туалету, и Тамзин остановилась. Я замерла с ней. Ее дыхание дрогнуло, она закрыла лицо руками. Сквозь пальцы донеслись приглушенные всхлипы.

Я побелела — я не знала, что делать с тем, кто плакал. Я могла справиться с малышами в лагере, но с кем-то моего возраста или старше я терялась. Но Тамзин не дала мне шанса придумать, что делать — она просто повернулась к моему плечу, ладони прижимались к лицу, ее плечи дрожали. Я неловко похлопала ее.

Это прошло. Ее рыдания утихли. Она отклонилась с красным лицом и махнула ладонью.

— Ты в порядке? — спросила я.

Она кивнула и вытерла глаза уголком рукава. Подобрав юбку, она опустилась на корточки и сдвинула хвою на земле, а потом провела пальцем. Она написала буквы и посмотрела на меня.

Я ощущала, что она пыталась сказать мне что-то важное, но я не могла понять линии на земли.

— Прости, я не понимаю.

Она кивнула на меня, жестикулируя. Мы обе замерли. Я растерянно смотрела на нее. Она расчистила землю, попыталась написать понятнее. Но я ужасно читала на восточном, не то что на моквайском — даже прошлой ночью от чтения букв на ее табличке у меня разболелась голова. Она несколько раз переписывала, пыталась жестами показать, что просила от меня.

КАК ЗНАКАМИ ПОКАЗАТЬ ПРОСТИ?

— О, — я задумалась, пытаясь вспомнить вечера у костра. Мы редко извинялись друг перед другом. Я вспомнила язык Араны, полузабытые знаки. Наконец, я вспомнила, как она уронила ведро воды на костер, потушив его, и нас окутали дым и пар. Когда мы перестали кашлять, мы засмеялись.

Она показала знаками «простите», но ее смех был громким и милым. Простите.

Я сжала кулак и потерла им грудь по кругу.

— Прости, — сказала я.

Она повторила жест, сначала учила его, а во второй раз, глядя мне в глаза.

— Все хорошо, — сказала я.

Она опустила руку и разжала ее, и я узнала жест. Арана не так показывала «спасибо», но это была идеальная копия жеста Верана.

— Не за что, — сказала я.

Она кивнула и вытерла слезы с глаз. Она указала на дом, выглядывающий из-за веток. Не дожидаясь, пока я протяну руку, она пошла по тропе.

































22

Тамзин


Путь к Облачной голове и обратно оставил меня дрожащей и уставшей, но вдохновение от попыток Ларк наделило меня силой. Внутри я проглотила ореховую булочку и выпила полчашки чая, а потом села к бумагам и печатям. Ларк последовала за мной, сказав Крысу оставаться на крыльце. Он взяла булочку так же быстро, словно воровала, как ночью, и села напротив меня.

Блок Соэ для печатей был достаточно большим, чтобы я могла вставить нужные буквы. Я выстроила их, как хотела, а потом прижала к подушечке с чернилами. Ларк смотрела, как я прижимаю печать к бумаге.

ПОМОГИ МНЕ ПИСАТЬ

Я вытащила буквы и вставила следующие. Каждой буквы были по две, так что повторять их было сложно. Писать было бы проще, но запястье болело, и я хотела проверить этот метод. Я отпечатала слова.

Я ПОМОГУ ТЕБЕ ЧИТАТЬ

Я посмотрела на нее. Она удивленно приподняла брови и пожала плечами.

— Если ты этого хочешь. Я не уверена, что знаки Араны используют все. И в восточном и моквайском они могут отличаться. Но я могу показать тебе те, которые я помню.

Я кивнула и указала ей смотреть, надеясь, что она поймет. Я сжала кулак, как она показывала, и провела им по кругу на груди. А потом подвинула печать к ней.

Она нахмурилась, глядя, и мои надежды угасли. Я попыталась объяснить.

— Бери… — я указала на буквы, но она отмахнулась.

— Я понимаю. Но я должна… — она постучала по голове. — Перейти от восточного к моквайскому. Я не такая быстрая, как Веран. Дай мне время.

— А, — кивнула я и отклонилась. Она смотрела на буквы, выбрала несколько и вставила в блок. Она намочила их в чернилах и прижала к бумаге.

ПРОТИ

Я забрала у нее блок, вытащила «т» и «и», добавила «с» и вернула те две буквы на место. Она напечатала снова.

ПРОСТИ

Я кивнула. Я указала на блок, поменяла буквы и напечатала ей.

СОЛНЦЕ

Она тут же улыбнулась — это слово она знала. Она сложила ладонь чашей и подняла над головой, провела ладонью по дуге, словно рассвет. Я повторила за ней.

Мы продолжили. Сначала стратегии, кроме действий по очереди, не было. Порой она печатала слово, я исправляла его, и она показывала знак. Порой я печатала слово, и она говорила, что это, показывала мне знак. Порой мы указывали на предмет. Порой она давала только знак, и я угадывала. Когда она не знала знак, я печатала слово на другом листе бумаги, чтобы выучить позже. Когда она не знала перевод, и если жесты не помогали, мы печатали слово на третьем листе, чтобы спросить у Верана.

Сначала мы выбирали слова из того, что видели, что было просто понять с таким языком. Чашка. Огонь. Бумага. Стол. Меч. Тату. Глаза. Вскоре я стала повторять знаки за ней, чтобы убедиться, что запоминала жесты. Она перевернула процесс, печатала слово, которое я показывала ей. Слова стали сложнее, эфемернее. Прошу. Дай. Время. Музыка. Сила. Любовь. Она показывала мне, как говорить пальцами, алфавит, который я не знала. Мы почти два часа провели только за этим, чтобы я запомнила нужные буквы. Я знала, что это не останется, придется тренироваться во сне, ощущать знаки во снах. Но я была взволнована и не могла замедлиться. Я попросила ее показать, как соединять слова в предложения. Я научилась опускать артикли, перестраивать порядок слов, из кривой фразы строить плавный жест. «Как тебя зовут» стало «твое имя?». «Как показать» стало «как» и стрелка.

Это была визуальная поэзия.

Я поняла это, пока она показывала мне разницу между «должен» и «надо» — жест был один, но с разной эмоцией в движении и на лице. Это было лирично, как игра в театре, нюансов было в тысячу раз больше, чем я думала. Мой восторг рос. Я думала о жестах в долгие часы в камере, но лишь мельком. Тогда я сказала себе, что не знала того, кто знал язык жестов. В кабинете моих родителей был глухой писарь, и один из курьеров в замке Толукум был глухим. Но первый, наверное, уже был мертв, а до курьера мы не могли добраться сейчас. Но я не только поэтому не могла вынести мысль о языке жестов. От мыслей об этом я ощущала себя как после предложения Ларк по дороге от Облачной головы. Я не хотела так резко отказывать ей, но чем больше она говорила, тем сильнее это ощущалось как удар по моей судьбе. Правда. Что мой язык не работает, больше не будет работать. Что общение речью стало для меня недосягаемым.

Реакция была грубой, и я надеялась, что она понимала, за что я извинялась. Я повторила первый знак «прости» несколько раз, пока она не ответила «все хорошо». А потом она улыбнулась, показала мне поток душевных ругательств, и я легко могла представить, как ими обменивались вокруг костра.

Мы продолжали до вечера, пока не заполнили почти всю бумагу на столе, а тарелка с булочками опустела. Я могла продолжать, но она застонала и потерла виски.

— Хватит, — сказала она, смеясь. — Я никогда не читала так много слов, — я просияла, она уже меньше ошибалась со временами в речи. — Я не такая умная для этого.

Я рассмеялась и повторила ее слово, которое она показала мне час назад.

«Ты умная. Как же приятно вернуть буквы!».

Она покачала головой и встала из-за стола.

— Этого мало. Если мы наладим все с Моквайей и Востоком, — она показала мне знаки для обоих мест, говоря о них, — тебе нужно встретиться с моей подругой Араной. Она покажет знаки лучше.

«Возможно. Но ты хорошая…».

Я запнулась. Она не показала мне «учитель». Я произнесла его пальцами по буквам, прося знак. Ларк прищурилась, задумавшись, составила мои буквы в голове, поняла, что за моквайское слово я произнесла, и перевела на восточный.

Она покачала головой.

— Учитель. Я не знаю знак.

«Ты хорошая», — настаивала я.

— У тебя была хорошая идея. Это умно, — она постучала по печатям. — Так я стала лучше думать о буквах. Если бы блок был больше, мы могли бы писать предложения.

«Нужно больше печатей», — предложила я.

— Точно, — она протянула руки к потолку, хрустя суставами. — Если их будет достаточно, можно написать целую страницу. Можно написать умные вещи, которые ты говорила мне прошлой ночью. Шлеп, шлеп, шлеп — напечатать их на множестве страниц, чтобы все прочли, — она рассмеялась над своей шуткой.

Я улыбнулась. А потом улыбка сползла, и я просто смотрела.

Шлеп, шлеп, шлеп.

Я потянулась над столом, взяла блок и пригляделась. Он был простым, кусочек дерева с выемками для букв.

Если сделать его длиннее, сделать больше букв, можно будет писать сложными предложениями.

Если добавить выемок и сделать брусок шире, можно написать целую страницу.

А потом… поменять страницу.

Тело гудело, короткие волосы на голове встали дыбом.

Сотни лет на дереве вырезали картинки или слова в зеркальном отображении, наносили чернила и прижимали к пергаменту. Работа была медленной, ее не удавалось ускорить. Если ошибся, захотел изменить слово, все нужно было начинать сначала. Писать от руки, как работали мои родители, было быстрее, податливее.

А если смочь менять буквы?

Ларк опустила руки, перестав потягиваться.

— Обед? — спросила она и показала слово знаком. — Соэ говорит, в банке есть сыр.

Я встала, задела стол. Печати загремели.

— Эй, — сказала я.

— Эй, — повторила она, приподняв брови.

Мой мозг кипел. Я подняла блок.

«Ты думаешь», — показала я знаками, запинаясь, ведь мы только выучили слова. Даже с этой работой слов не хватало. Я обошла стол, но мы использовали всю бумагу. Я вытащила из-под груды свою табличку.

ДУМАЕШЬ, ТАКУЮ ПЕЧАТЬ МОЖНО СДЕЛАТЬ? — написала я.

— Какую? — спросила она.

МНОГО ПЕЧАТЕЙ НА БОЛЬШОМ БЛОКЕ, ЧТОБЫ ПЕЧАТАТЬ МНОГО РАЗ? ПРЕДЛОЖЕНИЯ? АБЗАЦЫ?

Она почесала голову.

— Наверное, можно? Хотя… — она изобразила давление. — Такой большой блок… будет сложно нанести чернила и давить. Сложно опустить все буквы. Тяжелее всего будет снова и снова давить на блок.

Она была права. Я посмотрела на нашу бумагу, полную слов и пятен, где чернила не впитались хорошо, или где одна из нас давила недостаточно сильно. Пятна, где бумага подвинулась, бесформенные буквы, где они подвинулись в выемках. Было бы сложно давить на блок размером со страницу, полный букв, чтобы получилось читаемо.

— Нужна огромная рука, — сказала она и рассмеялась. Она сжала руку, показывая мышцы.

Мой рот открылся.

Большая рука.

Для пресса.

— А! — завопила я.

Ларк вздрогнула.

— Что?

Я вылетела из-за стола, ударилась об ножку. Страницы взлетели. Игнорируя их, я бросилась к мастерской. Я отбросила одеяла, на которых мы спали прошлой ночью, и подбежала к большому прессу.

— Тамзин, что такое? — Ларк прошла за мной к двери.

Я повернулась и показала то, что она мне показывала. Жар побери!

— Жар побери? — повторила она.

Я вытащила длинную деревянную ручку, которая вставлялась в винт большого пресса. Я подняла ее над головой, как трофей.

— А! — снова завопила я.

Ее лицо стало шире.

— Жар побери!

И мы просто завопили.







23

Веран


Поселок Великанши был людным в день рынка. Сам городок находился в роще красных деревьев, один конец занимала Великанша, такое высокое дерево, что крона становилась голубой и мутной даже без тумана. Бирюзовые ленты тянулись от ствола — Соэ сказала, что цвет меняли в тон нового си каждого месяца.

В центре поселения была большая поляна, оставшаяся от падения огромного дерева. Его пень остался посреди городской площади, на нем были доски, ставшие центральной сценой. Соэ объяснила, что почти все время сцена была свободна для публики, но в дни рынка торговцы могли арендовать ее для продажи товаров. Сейчас там продавали на аукционе коз.

Большая часть других прилавков стояла по краям, тут продавали все от свеч до одеял и мотков водорослей. Только несколько торговцев выглядели постоянными — магазин кузнеца, выпускающий едкий дым из печи, и маленькая мельница. Остальные прилавки были из ткани, натянутой на рамы, некоторые продавали с телег. Соэ устроила прилавок под красным деревом с рассеченным стволом, и люди почти сразу же собрались, чтобы купить ореховое масло или принести ей товары для пресса. Вскоре она дала мне и Яно мешок, звякающий монетами, и список вещей для дома. Мы взяли пустую корзину и пошли в толпу.

Прилавки с едой были полны летних товаров, и мы наполнили корзину узловатыми тыквами, мясистыми оранжевыми грибами и ведерками пухлых ягод. Пока мы стояли в очереди за молоком, мы услышали, как женщина купила то же количество тыкв, что и мы, за полцены. Яно нахмурился.

— Нас отметили как новоприбывших, — сказал я.

Он посмотрел на медные монеты в своей ладони, на которых был его профиль.

— Я впервые на рынке, — сказал он. — А ты?

— Примерно. Если мои родители или родня ходили на рынок, для них расчищали тот день, и отряд дворцовой стражи охранял периметр. Торговцы не стали бы брать с короля и королевы по завышенным ценам, хоть они больше всех могут себе это позволить. Моя мама всегда платит больше.

Он покрутил монеты.

— Мы не ходим толком в город, а когда ходим, то в паланкинах с сетками от москитов. Но я помню, как бабушка говорила, что они часто выходили, когда она была ребенком, навещали столовые. Они перестали, когда лихорадка усилилась.

Я не сдержался.

— То есть, когда построили атриумы замка?

— И все птички стали биться об стекло, да, — сказал он, повторяя мой едкий тон, но все еще серьезно смотрел на монеты. Через миг он сжал их в кулаке. — Думаю… я и не замечал, как это влияло на отношения между монархией и жителями.

Я открыл рот для ответа, но передумал. Женщина в очереди перед нами повернула голову, словно слушала. Яно заметил мое застывшее лицо и взглянул. Он замер и притих. Я понял, как громко мы говорили.

Повисла долгая неловкая пауза, женщина ждала, пока девушка выполнит ее заказ на молоко. Было видно край ее лица, веко было кривым и без ресниц от слабого шрама. Мы старались стоять спокойно, вести себя так, словно не болтали о жизни как напыщенные принцы. После долгой паузы женщина забрала товары, заплатила и ушла, дав нам место для наших дел.

Когда мы вернулись к прилавку Соэ, ее товары почти закончились, коробка с монетами гремела.

— Где вы были? — спросила она. — Я думала, вы вернетесь час назад.

— Мы начинающие, — сказал я, опуская корзину. — Так что быстро не могли.

— Давайте сдачу, и я посмотрю, сколько еще нужно…

— Эм, сдачи нет, — сказал Яно.

Соэ всплеснула руками.

— Вы дали каждой бабушке обмануть вас? Краски, — она открыла ящик с монетами и отсчитала несколько горстей полумесяцев. — Вот, нужно разделить это, если мы хотим качественные товары. Яно, почему бы тебе не сходить к травнице? Она там, у колодца. Веран, купи одеяла и одежду. Почти все ткани продают у сцены. Если кто-то спросит о твоем акценте, просто скажи, что ты с островов.

Мы с трепетом разделились, как она и сказала. Я теребил монеты в ладони, пытаясь не потеряться. Хоть я знал язык, я не тратил толком моквайские деньги, и они отличались от серебряников Востока. Я заметил прилавок с одеялами и пошел туда, стараясь не выглядеть как легкая добыча.

Прошло лучше, чем я ожидал, как и с мужской одеждой, где я купил пару нарядов себе и Яно. Я застрял у прилавка платьев, не знал, как оценить размер Тамзин. Я выбрал два платья, которые выглядели достаточно короткими для нее, а потом прошел к рабочим рубашкам и штанам для женщин.

— Какой размер ищете? — спросил торговец.

— Эм… — я смотрел на рубашки, вдруг поняв, что делал. Одно дело — выбирать одежду Тамзин. Но представлять наряд для Ларк… я вдруг вспомнил это утро, ее мышцы под голой кожей, ее лопатки…

У меня выступил холодный пот.

— Ну? — спросил торговец.

Мой взгляд упал на груду жилетов, похожих на тот, который она сбросила в Канаве Теллмана, чтобы сделать бомбу. Нить блестела на швах, и я посмотрел несколько вариантов.

— Этот, — указал я. Торговец вытащил ее, и я невольно улыбнулся. Я не нашел бы варианта лучше, даже если бы сам заказал. Синяя, как флаг Люмена, жилетка была расшита золотом на лацканах, узор тянулся лучами солнца. Пуговицы сияли бронзой, как ее глаза. — Точно этот, — сказал я.

— Это дорого стоит, — предупредил торговец.

— Не страшно. Я беру, — сказал я. — И две рубашки с длинными рукавами.

Мой заказ завернули, за сверток потребовали аж семь полумесяцев, но я не переживал. Я забрал покупки с одеялом и отвернулся от прилавка, довольный. Я прошел вдоль последнего ряда, купил несколько пар чулок, несколько платков. С охапкой тканей в руках я хотел пройти мимо последнего торговца, когда заметил его товары.

Шляпы.

Многие были соломенными, но было несколько и широкополых кожаных шляп. Табличка рядом с ними гласила, что это была алькоранская кожа, шляпы из Восточной пустыни. Я посмотрел на шляпу наверх, красивую, из коричнево-белой шкуры коровы. На первый взгляд шляпа казалась большой, а потом я вспомнил, какой большой была старая черная шляпа Ларк, чтобы уместились ее дреды.

— Я бы хотел эту шляпу, — сказал я.

Шляпник окинул меня взглядом.

— Двенадцать полумесяцев.

— Возьму за семь, — у меня осталось лишь восемь и пара медяков. Вот бы он продал ее за семь. Я мог вернуться к Соэ и узнать, продала ли она остальное, но что-то говорило мне, что она и Яно не одобрят эту покупку.

— Шкура, из которой шляпа сделана, стоит девять, — недовольно сказал шляпник. — Если нет двенадцати, уходи, — он посмотрел на клиента, подошедшего за мной.

— Нет! Эм… — я подвинул свои покупки на его стол, и он недовольно цокнул языком. — Нет, вот. У меня есть восемь полумесяцев и это, — я вытащил из кармана медальон с цветком лавра, который я отрезал с сапога в водной впадине. Я протянул его торговцу. — Это настоящее сильвервудское серебро, — сказал я. — Не подделка. Это стоит не меньше восьми полумесяцев.

Шляпник удивленно моргнул, может, от моего отчаянного желания купить шляпу. Он взял медальон, покрутил его, изучая. Я смотрел, нервно стуча пальцами.

— Хорошо, — он потер металл большим пальцем. — Восемь полумесяцев и эта серебряная штучка.

Я радостно отдал ему остальные деньги. Он поднял шляпу с подставки и опустил на мой сверток покупок. Я вдохнул запах чистой кожи. Я собрал все и повернулся.

А потом застыл.

За мной стояла та же женщина, что была перед нами у прилавка с молоком, шрам искажал ее веко. Я глядел на нее. Она смотрела на меня, щурясь.

— Шляпы для пустыни сейчас хорошо продаются, — отметил торговец за мной. — Спасибо Солнечному Щиту. Ты с Востока? Оттуда у тебя иностранное серебро?

Я сглотнул, но не повернулся к нему, все еще глядел в глаза женщины.

— Нет, — сказал я, надеясь, что звучу уверенно, а не испуганно. — С островов.

А потом без паузы обошел женщину и пошел прочь как можно быстрее, но не бегом. Я направился к прилавку Соэ, но в последний миг повернул. Если женщина смотрела мне вслед, я не хотел, чтобы ей было просто снова найти меня. Вместо этого я обошел ряды и попал к сцене в центре на пне красного дерева.

Торговец с козами ушел, теперь мужчина хвалил перед толпой чудо-лекарство. Я обошел сцену. Табличка с объявлениями висела на давно умершем дереве возле нескольких молодых деревьев. Я пошел туда, чтобы скрыться из виду и отдышаться.

— Эй!

Я вздрогнул от вопля.

Мужчина стоял у доски, прибивал новый кусок пергамента. Он вытащил гвозди изо рта и гневно махал на меня молотком.

— Слезь с корней!

— П-простите?

— Слезь с корней? Тебя растили под камнем? Уважай окружающую среду!

Я опустил взгляд. Я стоял меж двух молодых красных деревьев, и их корни переплетались под моими ногами.

— О… простите, — я шагнул в сторону, нервничая. Мужчина покачал головой, вбил последний гвоздь в доску и отошел, бормоча о вытоптанной земле и беспечной молодежи.

Я прислонился к доске, пару раз глубоко вдохнул. Сверток в руках становился тяжелее с каждой секундой, мне нужно было вернуться к Соэ. Я надеялся, что смогу пройти по людной площади, не попавшись на глаза женщине со шрамом на веке.

Может, мне казалось. Это был день рынка, разве странно было столкнуться с одним человеком у двух разных прилавков? Может, ей нужна была новая шляпа. И все. Может, она не слышала, как я болтал с Яно о жизни в замке, еще и с акцентом у прилавка с молоком. Может, она не слышала, как я хвалил шляпнику сильвервудское серебро.

Я сглотнул.

Нам нужно было уходить.

Я отошел от доски. В последний миг я вспомнил просьбу Ларк проверить новости и посмотрел на объявления на доске.

Я тут же заметил объявление с наградой за нее и резко вдохнул. Яно и Соэ не преувеличивали, Двести полумесяцев, живой или мертвой, и еще пятьдесят за подельников. Но портрет был старым. У Ларк уже не было меча и щита, как и черной шляпы с краской на лице. Рядом был портрет Тамзин, но его отчасти скрывал новый лист, один из многих с одинаковыми жирными буквами. Ветер трепал страницы.

Мой рот открылся.

Приходите и увидите

Новую ашоки Толукума

Кимелу Новарни

в ее

дебютном туре

Ниже был список названий городов и дат выступлений. Поселок Великанши был посередине, дата — 31 моконси — последний день августа. День перед коронацией Яно, и Кимела была назначена как ашоки вместо него. Зачем ей выступления за неделю до этого?

Я повернул голову. Мужчина, который прибивал объявления, стоял перед сценой с толпой, слушал о чудо-тонике. Я оторвал одну из страниц от доски, сунул под тунику и поспешил к нему.

— Простите, — выдохнул я. Он повернулся ко мне и нахмурился. — Вы повесили только что объявление об ашоки. Откуда оно?

— Из-под печати, да? — раздраженно сказал он.

— Нет, откуда новость? Толукум? Кто отдал приказ разместить объявление?

— Замок, — сказал он. — Гонец принес брусок для печати утром.

— Приказ был от королевы?

Он пожал плечами.

— Наверное. Королевская печать внизу. Не мне перечить приказам из замка, — он посмотрел на меня. — Ты не из этих краев, да?

Я поздно заметил женщину со шрамом на веке в паре шагов от меня, она смотрела на сцену с далеким взглядом, словно не была сосредоточена на выступлении.

Я сжал сверток и без слов развернулся и поспешил по площади, не переживая из-за того, казалось ли это грубым. Я огибал прилавки и покупателей, детей и тележки, пока не заметил прилавок Соэ. Она и Яно как раз закончили разбирать стол. Они подняли головы, когда я подошел к ним, тяжело дыша, вспотевший.

— Где ты был? — спросила Соэ. — Мы думали, тебя обокрали.

— Нужно уезжать, — выдохнул я, бросил свой сверток в телегу. — Меня преследовали — та женщина, которая слушала нас в очереди за молоком, Яно. И это не все. Кимела проедет через поселок Великанши в дебютном туре через несколько дней. Ее назначили ашоки без тебя.

Яно побелел.

— Что? Когда? Кем?

— Не знаю. Тут объявление. Давайте уходить, и я покажу.

Мы поспешили собрать последние покупки в телегу. Я оглядывался, ожидая, что женщина со шрамом появится из толпы. Но она не появилась. Соэ впрягла мулов в телегу и направила их на людную дорогу. Мы с Яно запрыгнули в телегу, он сел рядом с Соэ, а я — сзади. Я втиснулся между корзиной с едой и свертком с вещами, опустил голову, пока Соэ направляла мулов в толпе. Я кусал губу, гадая, что означало назначение ашоки для нас, Тамзин, Моквайи, Востока и обреченного альянса. Ашоки назначались на всю жизнь.

После нескольких минут тряски высокие деревья снова окружили нас. Шум рынка утих, сменился скрипом телеги и пением птиц в ветвях сверху. Я прислонился головой к свертку из одеяла, смотрел на небо среди темных веток. После стеклянных куполов замка Толукум и открытой жаркой пустыни Феринно я и забыл, как скучал по деревьям. Я с трудом дышал от тревоги.

Яно повернулся.

— Хорошо. Что с Кимелой?

— Вот все, что я знаю, — я вручил ему смятое объявление. — Мужчина, который повесил его, сказал, что новость принесли из замка утром.

Яно взял объявление, но не сразу повернул его, чтобы прочесть.

— Что это? — он посмотрел на шляпу.

— Риск, — сказал я. — Но я начинаю думать, что не напрасный.

— Как это понимать?

— Пока не знаю, — признался я. — Но, думаю, у меня есть план.

24

Тамзин


Я стояла на носочках, чтобы повесить последнюю страницу сохнуть, когда Крыс залаял. Ларк вскочил с места у стола, она была в опилках. Она вытащила арбалет из-под горы бумаг. Когда она вытащила его из опилок и зарядила, дверь открылась, и Соэ появилась на пороге, в ее руках были свертки.

Она посмотрела на кухню. Ее рот открылся.

— Что, — сказала она, — вы творите?

Яно и Веран стояли за ней, смотрели то на Ларк — она была в опилках, с арбалетом в одной руке и ножом в другой, кровавая тряпка была спешно повязана на большом пальце — то на меня, стоящую на носочках, чтобы дотянуться до балок под потолком, ладони, платье и лицо были в чернилах.

Я не винила их за пристальные взгляды. Мы превратили кухню Соэ в нечто среднее между лабораторией безумного зельевара и взорвавшейся библиотекой. Чернила бодро кипели на огне, чтобы стать достаточно густыми для печатей. Рядом в кастрюльке таяла смола, наполняя дом запахом горелой хвои. Бумага и пергамент лежали на полу и на столе, все были в печатях букв, многие были бредом, пересекались. В центре стола стояла миска с влажным песком. Опилки усеивали пол, и в корзине с орехами были деревянные бруски размером с большой палец.

Это было еще ничего, у нее будет истерика от того, что было в мастерской.

Веран огляделся.

— Вы повеселились, да?

— Тамзин! Осторожно! — Яно прыгнул вперед, вытянул руку, чтобы помочь мне слезть.

Я не приняла этого, а сняла один из сухих листов, показала, улыбаясь.

— Ха! — воскликнула я.

Он посмотрел туда.

— Дождь не может промочить сухую землю. Что это значит?

Я тряхнула бумагой и посмотрела на Ларк. Я постучала пальцем по подбородку, показала на Яно. Это движение она показывала мне утром.

«Скажи ему», — показала я знаком.

— Мы печатаем, — сказала Ларк. — Помещаем слова на страницы.

— Печатаете ярлыки? — спросил Яно, огляделся изумленно на бардак на кухне.

— Нет, предложения, — она указала на меня. — Предложения Тамзин.

Он посмотрел на страницу, которую я держала.

— Зачем?

Я сделала вид, что он спросил «как», а не «зачем». Я указала на Ларк и стала показывать знаками все важные слова, над которыми мы работали сегодня, произнося по буквам пальцами те, которые не вспомнила — буквы, песок, смола, бруски, чернила, бумага, пресс…

— Что ты делаешь? — спросил Яно, глядя на мои пальцы.

— Я учу Тамзин говорить руками, — сказала Ларк.

Веран повернул голову к ней.

— Ты научила Тамзин языку жестов? Ты знаешь язык жестов?

Она потерла шею и ответила на восточном о своей глухой подруге. Она кивнула на меня.

— Я не помню все знаки.

— Не понимаю, — Соэ посмотрела на ближайшую страницу, где была напечатана четко строка, выражающая скрежет. — Как ты печатаешь предложения? У меня лишь по два экземпляра каждой буквы.

— Да мы… давим печатями на песок, — она указала на чашу мокрого песка на столе. — Делаем дыры. Лутув-ицк, — сказала она Верану.

— Формы.

— Ага, формы буквы на песке, туда мы льем смолу, — она указала на кастрюльку, булькающую на огне. — Она твердеет и принимает облик букв. А потом мы прикрепляем буквы к брускам — а это новые печати.

«Это была твоя идея», — показала я ей знаками.

— Да, эта часть — моя идея, — робко согласилась она. — Так, кхм, так разбойники подделывают печати, — она перешла на восточный, описала то, что уже объяснила мне — что разбойники строили печь, топили внутри чугун, напивались вокруг нее, а потом лили растопленный металл в формы в песке. Они могли создавать новые незарегистрированные печати без помощи кузнеца.

Веран слушал ее с удивлением и восторгом. Яно все еще с тревогой смотрел на меня. Я спустилась со стула.

Соэ взяла одну из наших новых печатей.

— Так… ты печатаешь по несколько слов за раз? Писать не было бы быстрее?

Я подняла ладони и замерла. Я все еще не знала достаточно знаков, чтобы объяснить. И Ларк все равно пришлось бы переводить меня. Вместо этого я поманила их в мастерскую. Они тихо прошли за мной с разгромленной кухни в разгромленную мастерскую, где большой пресс стоял посреди комнаты, окруженный кожаными подушечками с чернилами, тарелками с печатями и комками бумаги. Я поманила Яно и Соэ ближе, чтобы они увидели чашу большого пресса, где стоял большой деревянный блок с десятью рядами вырезанных выемок, а еще пятном крови, где нож Ларк соскользнул, пока она вырезала их. Два верхних ряда заполняли печати с буквами.

Яно заговорил, но я подняла палец и подобрала кожаную подушечку. Я обмакнула ее в липкие чернила, провела по буквам. Соэ и Яно смотрели, как я искала бумагу, где еще осталось чистое место, а потом осторожно прижала ее к буквам. Когда она легла на место, я подняла длинную деревянную ручку, вставила ее в винт и опустила. Ларк делала это большую часть дня, но я хотела сделать это сейчас, давила до дрожи в руках. Когда я уже не могла давить, я подняла винт и вытащила бумагу, там были две строки идеально отпечатанного текста.

Яно взял страницу, предложение было таким же, как он уже видел. Соэ посмотрела туда, потом на свой пресс, испачканный липкими чернилами. Веран и Ларк смотрели с порога. Она прислонялась к дверной раме, улыбнулась мне утомленно, но с долей радости. Она была сегодня как механизм, таскала, вырезала, учила меня восточным ругательствам, добавляла все знаки, которые знала, в свою речь. Мы бы не создали все это без нее.

Было пока не идеально. Мы еще улучшали чернила — то они были слишком жидкими и стекали, то слишком вязкими, и буквы из смолы отклеивались от деревянных брусков. Смола долго твердела, и многие буквы были кривыми или в песке. И деревянные бруски после пары прессов начинали ломаться. Металл — что-то мягкое, как свинец — подошел бы идеально. Буква и брусок из металла. С правильным оборудованием это можно было сделать.

Яно посмотрел на меня, потом на страницу, снова на меня. Он не знал, что сказать.

— Не пойми меня превратно, — начал он. — Это… умно. Делать ряды печатей — изобретательно. Но… я все еще не понимаю. Это так много работы. Если ты хочешь записать предложение, разве не проще просто… записать его?

Возмущение вспыхнуло в моей груди. Я повернулась к нему и показала ему три знака, которые должны были понимать даже те, кто не знал жесты.

«Мое. Запястье. Болит», — показала я знаками, добавила звуки ртом, которые могла издавать.

— Знаю, — он сжал мою правую ладонь. — Я знаю, что запястье беспокоит тебя, но… ты можешь написать пару предложений, сделать перерыв и написать больше потом? И если хочешь сделать несколько копий, почему не попросить мастеров их сделать?

Искра стала бурей от его вопросов. Как мне диктовать мастеру, Яно? Почему меня должны устраивать несколько предложений за раз, пока остальное бурлит во мне? А если мои мысли шли дальше одной страницы? А если по пути я захочу изменить слово? Разве не было ясно, что можно было сделать с передвигаемыми буквами? Разве не было ясно, что мы сделали?

— О! — сказал Веран у двери. — Кстати… мы видели объявление в городе.

— Точно, — Яно вытащил из кармана сложенную страницу. Он развернул ее и вручил мне с тревогой на лице. — Кимелу Новарни официально назначили ашоки. Не знаю, как или зачем — может, она угрожала моей матери, как угрожала мне. Это было бы просто, ведь я уже назвал ее двору.

Я посмотрела на него, хмурясь.

— Тамзин сказала пару дней назад, что не считает, что Кимела стоит за всем этим, — сказала Соэ. Она была права, но мое раздражение росло, несмотря на ее хорошие намерения. Мне надоело, что люди говорили за меня. Я провела указательным пальцем по своей груди.

— Мы, — сказала Ларк с порога. Она прислонялась к раме и смотрела на меня. — Так, — продолжила она, и я рассекла воздух руками. — Не делаем.

— То, что ты не сделала бы этого как ашоки, не значит, что так не сделают другие, — сказал Яно.

Веран заерзал на пороге.

— В любом случае, если мы можем поговорить с ней, это мог бы быть идеальный шанс добиться ее признания или выяснить, есть ли у нее идеи, кто стоит за шантажом.

Добиться признания?

— Как? — спросила я.

— Она будет ехать в карете, маршрут написан в объявлении, — Веран криво улыбнулся. — И у нас есть в команде профессиональный бандит.

Ларк нахмурилась за ним.

— Что?

Он отчасти повернулся к ней.

— Подумай, Ларк. Мы остановим карету, как ты останавливала другие, где-то вне Великанши. Ты и Тамзин заберетесь внутрь и поговорите с ней, как ты сделала со мной. В тесном пространстве и с Солнечным Щитом, которую она обвиняла, и Тамзин, на которую она напала… не видите? Ей придется признаться или дать нам нужную информацию.

Я приподняла брови от оптимизма — или наивности — его слов. Ларк посмотрела на кивающего Яно. Она посмотрела на меня. Я нахмурилась, показала ей два знака, противоположность того, что мы говорили друг другу весь день.

Плохая идея.

Соэ заметила мое движение. Парни смотрели на Ларк. Она молчала еще миг, а потом сказала Верану что-то на восточном, кивнула на входную дверь. Он замешкался, а потом поспешил за ней. Дверь открылась и закрылась, на крыльце зазвучали голоса.

Яно повернулся ко мне.

— Я знаю, что ты не считаешь, что это Кимела. Веран тоже не верит, что это она — он подозревает Кобока. Но даже если это не она, мы сможем узнать какие-то ответы. И ты сможешь поделиться идеями о политике. Если она не виновата, другого варианта нет: она — ашоки Моквайи до конца ее жизни.

— Тамзин не мертва, — возразила Соэ. — Ашоки — роль на всю жизнь, а она еще жива.

Надежда мелькнула на лице Яно, а потом он поймал мой взгляд, и на лице появился стыд.

— Я знаю, но…

Я тревожно указала на губы, показывая, что мои мысли были как его. Мертвая или нет, я не смогу сидеть на сцене и без слов играть на дульцимере растерянным слушателям.

— Я не говорю, что мы не можем что-то придумать, — быстро сказал Яно. — У тебя всегда будет место при дворе, Тамзин, на сцене или нет. Может, ты сможешь работать с Кимелой, сочинять для нее музыку. Может, она переймет твои идеи.

Кимела Новарни скорее будет работать с летучими мышами Утцибора, чем со мной, и даже если она согласится, я не смогу писать тексты, чтобы она их пела.

Мои мысли проступили на лице, потому что Яно махнул на стол, пресс и бумагу в моей руке.

— У нас есть несколько дней для планов. Ты можешь использовать то, что начала сегодня тут… написать что-то, что может убедить ее. Этот шанс может быть лучшим.

Я отвела взгляд, чтобы избежать его взгляда. Я смотрела на пресс, печати, чернила, обрывки мыслей на бумаге.

— Может, мы все еще сможем печатать то, что ты придумаешь, — сказала Соэ, пытаясь найти компромисс. — Мы можем делать печати, если тебе проще писать таким образом. Но… — она виновато кивнула. — Мне нужен мой пресс. У меня заказы из города.

Я вздохнула. А потом указала на обрывок бумаги и, посмотрев на них двоих, соединила кончики пальцев.

— Бойше, — сказала я.

— Больше бумаги? — спросила Соэ. — Я могу добыть больше. Придется вернуться в город через день или два за доставками. Я могу получить тогда больше.

Я кивнула, стараясь думать о хорошем. Вряд ли Кимела подстроила нападение на меня. Но она могла знать больше, чем мы смогли выяснить. Если она теперь была ашоки, она уже начала изучать двор. Такой большой хаос должен был оставить след.

Я посмотрела на Яно. Он улыбнулся мне, утешая.

— Я знаю, что твои цели больше, — сказал он. — Но лучше оставаться в рамках. Оставайся маленькой. Это же понятно? Сначала Кимела.

Я направила все, что у меня было, чтобы выдавить улыбку в ответ.

Он кивнул и встал, чтобы помочь Соэ с покупками. Я рассеянно смотрела на заваленный стол.

Оставайся маленькой.

Почему-то вместо гор бумаги, чернил и слов я видела вокруг себя пустую комнату в Утциборе, где я была заперта шесть недель. Четыре стены и ведро, крохотное окошко в мир снаружи.

Оставайся маленькой.


















25

Ларк


— Не знаю.

— Но подумай, Ларк, что мы можем сделать. Это может все закончить — карьер, работорговлю, похищения…

Я раскрыла ладони.

— Это все может сделать то, что я пригрожу одному человеку?

— Это может все начать.

Я посмотрела на Крыса, сидящего между моих ног. Он весь день был на крыльце, так что радовался обществу. Я почесала его рассеянно за ушами, меня мутило от мыслей о плане Верана. Он сел напротив меня на перевернутый котел Соэ и с тревогой смотрел на меня.

Я опустила взгляд на ладони в чернилах, липких от смолы, с порезом от ножа. Я повернула ладони, глядя на татуировки на запястьях. Упрямство. Сила. Я много думала о них сегодня — они были перед моим лицом, пока я тащила пресс и вырезала бруски, пока выдавливала буквы в песке. Я еще никогда не была так окружена словами — я плохо справлялась с ними, они мне не нужны были. Работорговцы и разбойники одобряли молчание, а не болтовню или возражения. Чтение было менее полезным, чем разговоры.

Но этот день был наполнен до краев словами и буквами, разделенными и собранными, изображенными пальцами, выдавленными на песке… и это утомило меня, но в животе было странное ощущение успеха.

Я сделала что-то, а не только воровала, чтобы выжить, била или забирала хлеб. Я кое-что создала. Это не было завершено, не было идеально, но это разожгло сильнее огонек во мне. Я сделала нечто бесполезное, фривольное. У Тамзин были большие идеи, и я… воплотила их.

Веран мучился от нетерпения. Его пальцы теребили колени. Бахрома на сапогах подрагивала.

— Ты переживаешь из-за того, что у тебя нет меча и щита? Мы можем поискать что-то в городе.

— Не в том дело. Просто… — я потерла лицо. Многое приходило в голове. Там могли быть стражи — много стражей, если ашоки были так важны, как все говорили. Я в такое не лезла. Я не знала землю, не знала дорогу, не знала, где лучи солнца помогут или навредят мне. Я не знала свою лошадь. Не знала новых товарищей так хорошо, как ребят из лагеря. Не знала, что Яно или Соэ станут слушаться меня. Не знала, хватит ли сил Тамзин. Я не знала, что Веран — упрямый Веран, жаждущий подвигов — сделает в пылу момента. Я вздрогнула, вспомнив Пикла, его импульсивный бой на карете и падение, сломавшее его тело и лишившее жизни.

Мой желудок сжался.

— Я просто не знаю, Веран. Мне это не нравится. Многое может пойти не так, обернуться ужасно. И… — я потерла лицо. — Я не знаю… не знаю, та ли я, кто забралась в твою карету несколько недель назад.

Я ощущала себя другой.

Я не знала, хотела ли быть той же.

Изменения были медленными, началось с решения покинуть Три Линии и отправиться в пустыню с чужаком, которому я не сказала бы «да» в дни с Араной и Битти, когда мы процветали. А потом был путь по пустыне, бой в Утциборе, удар по Добу Грязи. Поездка в Пасул — там была последняя капля нормальности. После была почта, мужчина, девушка — отец и сестра. Побег к Трем Линиям и ужас из-за пустоты там. Я потеряла Джему. Водная впадина. Канава Теллмана.

И этот день был перевернут, я впервые была по уши не в песке, поте или крови, а в словах.

Может, потому меня так интересовали татуировки сегодня. До этого они были моей сущностью — солнце, меч, жаворонок. Теперь они казались записями. Дневником прошлой жизни. Петроглифами на старом камне.

Веран перестал ерзать.

— Ты все еще тот же человек, Ларк, — тихо сказал он.

Я покачала головой — я не хотела копаться в себе, но я была не тем бандитом, которая держала нож у его горла у Южного Бурра. Но я не успела заговорить, он повернулся, потянулся к одному из свертков, которые они привезли из города.

— У меня есть кое-что для тебя, — сказал он. Он отодвинул одеяло и вытащил одежду. Он вручил мне две рубашки с длинными рукавами, новый платок — ярко-красный. Я потерла прочную ткань с одобрением.

— Спасибо, — сказала я. — Мило с твоей стороны.

— О, — он махнул ладонью, еще роясь в свертке. — Это основа. Посмотри на это.

Он вытащил жилет и поднял, чтобы я видела. В угасающем свете он выглядел синим, золотые нити украшали его вышивкой. Он смотрел на мое лицо, глаза сияли.

— Ого, — сказала я. — Эм… это нечто. Сколько стоило?

— Ой, не помню, — он опустил жилет на мои колени, и Крыс понюхал ткань. Пуговицы сверкали. Я отклонилась, отчасти не хотелось трогать жилет. — И, — сказал он и полез в мешок с важным видом.

— И? — я подняла голову. — Веран, сколько ты потратил?

Он не ответил. Он медленно выпрямился, вытащил новую шляпу из кожи.

Я смотрела на нее. Шляпа была красивой, коричневой с белыми пятнами и загнутым краем, кожаная коса тянулась у основания. Я бы стащила такое у путника в карете, продала бы в Снейктауне за мешок бобов и пуд бекона, за ночь, проведенную с удобствами в сарае.

— Ты потеряла старую, — сказал он, протягивая шляпу мне.

Я робко приняла ее, ведь он этого хотел. Я опустила ее на хороший жилет. Я не знала, что сказать. Я уже имела дело с хорошей одеждой, но я всегда передавала ее товарищам или продавала в городе. Я не могла представить себя в такой одежде. Я вдруг ощутила себя грязной, пот, кровь и чернила тяжело лежали на моей коже.

Веран склонился, запястья уперлись в колени.

— Ларк, слушай… Я знаю, за несколько недель произошло многое. И я знаю, что многое было из-за меня. Отослал твоих товарищей, лишил лошади, привел за нами солдат. Но… несмотря на это, хоть мы в Моквайе, ты все еще тот человек. Ты все еще Солнечный Щит. Есть у тебя старый меч, старая шляпа или что-то еще — не важно, ты — все еще ты. И ты все еще можешь этим помочь людям в Канаве Теллмана.

Он говорил мягко, искренне, пытаясь убедить меня, не понимая, что поступал наоборот. Титул — бандит Солнечный Щит — дали мне шерифы в Феринно, налепили его на объявления с наградой, и этот титул был камнем во мне. Я снова подумала о татуировках и поняла — это был не дневник. Это было заявление на моей коже, как и клеймо раба. Прошлая жизнь или нет, я все еще была отмечена как бандит, который мучал Феринно.

Радость после дня в мире слов, которая была со мной минуту назад, рассыпалась, оставив вместо себя стыд. В восторге из-за помощи Тамзин я забыла о карьере, о людях, которых уводили оттуда. Я ни разу не подумала о них. Я погрузилась в отвлечение без возражений, а их забирали, перемещали по пыльным долинам в холодные горы, в жизнь, до которой никто не дотянется.

Я выдохнула, сжимая край красивой шляпы. Веран смотрел, а я склонила ее, проверяя размер, но она выглядела достаточно большой, чтобы уместились мои волосы. Мои дреды были собраны в пучок, я развязала ткань, держащую их, и собрала их в хвост. Я подняла шляпу и опустила ее на голову. Она хорошо сидела, достаточно плотно, чтобы не слететь.

Я не знала, почему это должно было расстраивать меня.

Веран улыбался, его глаза сияли в свете из окон Соэ. Я вдохнула.

— Ты прав, — сказала я. — Меня занесло сегодня. Мы не должны тратить время.

— Не пойми превратно, — быстро сказал он. — Я думаю, что вы с Тамзин создали нечто чудесное. Не верится, что ты придумала выливать буквы в песке. Все в университете сойдут с ума. Твой дядя Кольм…

— Нет, — сказала я, выпрямилась и расправила жилет на коленях, гладя пальцами вышивку лучей солнца. — Я не должна была отвлекаться. Это слишком важно, — я вытащила бандану из рубашек и повязала на горле. — Мне нужен меч — не зубочистка, как у Яно, а что-то широкое, одноручное. Другое не нужно.

— И щит не нужен?

— Тут все равно толком нет солнца. Все получится. Ты можешь добыть мне меч?

— Соэ придется вернуться в город через день или два. Я смогу купить что-то у кузнеца, если ты не хочешь нечто особенное.

Я кивнула.

— Хорошо. Ты знаешь, где столкнешься с ашоки?

— Она будет ехать из Перехода Оссифера, так что должна прибыть с севера.

— Завтра мы с тобой проверим дорогу. Поймем, где лучше устроить засаду.

Его глаза сверкнули.

— Понял.

Я снова вспомнила с болью Пикла.

— Ты точно справишься?

— Говори, что делать, — уверенно сказал он. — Я весь твой.

Вряд ли мне это нравилось.

Ничего хорошего не ждало людей, которые связывались со мной.




























26

Веран


Четыре дня. У нас было четыре дня, чтобы составить план, встретиться с Кимелой и получить ответы — может, все ответы. Я все еще считал виноватым министра Кобока, но я не мог отрицать, что у Кимелы были самые понятные причины желать убрать Тамзин, и я не мог забыть, как подол она оскорбила мою страну и мой народ на балу Бакконсо. Я подумал, как Ларк забралась в мою карету пару недель назад, как она заполнила тесное пространство, грозная, и как я лепетал из-за ее ножа. Я не сомневался, что Кимела, столкнувшись с этой угрозой, даст нам информацию, которую она знала — и, раз она была новой ашоки, я надеялся, что она знала много.

Главное — нужно было отвлечь стражей надолго, чтобы Ларк и Тамзин забрались в карету. Так что на следующий день после поездки на рынок, мы с Ларк поехали на дорогу, ведущую к городу. Она была в новой рубашке, но не в другой одежде — мы решили, что для прохожих она будет смотреться подозрительно, и нам нужно было скрывать ее участие до дня атаки. Если разнесется слух, что возле Великанши заметили Солнечный Щит, Кимела может изменить маршрут и все испортить.

Ехать с Ларк было чудесно, мы оценивали окрестности. Мы два дня огибали деревья и ходили среди зарослей, обсуждали места для укрытия и пути побега. Она забиралась на камни, заставляла меня ехать мимо, изучала угол дороги и скрытность места. Она ехала вперед, просила меня выждать десять минут и следовать за ней, пытаться отыскать ее. Работа была приятной, и мы возвращались к Соэ уставшие, но довольные своими решениями.

Ларк не отдыхала и в домике. Она продолжала учить Тамзин знакам, вырезала ей бруски для печатей с буквами из смолы. Тамзин все еще хотела писать с помощью пресса, и нам не хватало смелости перечить ей. Пока мы сидели на кухне — Ларк была в углу с грудой опилок — Тамзин склонялась над деревянной тарелкой, вставляла старательно буквы в выемки, сосредоточенно сжав губы. У меня кружилась голова, пока я смотрел на нее — ей приходилось собирать слова задом наперед, и внизу ее предложения были с брешами, где они с Ларк не закончили печати. В конце дня она давала Ларк список букв, и Ларк послушно использовала свою технику и выливала их в песке.

Я надеялся, что новизна букв, напечатанных ровными рядами, сработает в нашу пользу. Мы все лучше понимали знаки Тамзин руками, но без ее голоса наш план зависел от того, что Кимела прочтет ее послание. Ряды печатей — более компактные, чем вырезанная на доске основа, точнее письма от руки — были долгим делом, но они отличались. Фрагменты, которые Тамзин получила от маленького пресса — большой забрали для товаров, которые продавали в городе — были необычные с виду, может, это привлечет внимание Кимелы.

На третий день Соэ поехала в город с новыми товарами. Мы провели день вокруг дома, продумывали план. Я переживал, что она вернется с вестью, что за нас с Яно объявили награды, или что солдаты прибыли после слов той женщины со шрамом на веке, которая ходила за мной на рынке. Но Соэ сказала, что все было нормальным. Она отдала Тамзин огромную стопку бумаги, больше, чем ей требовалось, и Ларк она дала крепкий меч с короткой рукоятью.

— Только это у него подходило твоему описанию, — сказала Соэ, пока Ларк проверяла баланс. — Он предлагал выковать что-нибудь на заказ, но я сказала, что это подойдет.

— Подойдет, — сказала Ларк, взмахнула им, пробуя.

Мне она дала длинную поперечную пилу и несколько клиньев, мама говорила использовать такое для заготовки дров. Я держал их, будто реликвии. Мне никогда не позволяли помочь повалить дерево, даже если это была зараженная сосна или дуб для кораблей Пароа. Теперь, глядя на зубья пилы, я не знал, почему. Такие пилы использовали два человека, и если бы я упал, мой напарник сразу понял бы. Я не лежал бы без сознания, пока вокруг падали деревья. Повалить дерево, обрезать ветки, распилить… все эти занятия были опасными. Было огромное количество трагических историй, правдивых и нет, которые скауты рассказывали у костров, в том числе, о ранах из-за топора или пилы.

Я повернул клинья, ощущая возмущение. Почему мои родители не давали мне эти задания? Почему удерживали меня? Мама знала, как сильно я хотел быть в лесу. Я умолял, я пробовал все лекарства, которые она находила, и то, что я находил сам, чтобы замедлить или отсрочить припадки. Лишь бы получить первый и основной значок, переход от ученика к скауту. Но вместо этого меня держали внутри, в кровати, пока мама склонялась надо мной, ее серебряные значки вытерлись от десятков лет на воротнике ее формы.

Я сжал клинья. Мне надоело позволять осторожности родителей удерживать меня от того, против чего они всегда меня предупреждали. Я уже доказал, что могу путешествовать, даже если два раза рухнул по пути. Я даже выкопал яму и спас Ларк. Почему я должен бояться рубить деревья, лазать по стремянкам и канатам?

Я игнорировал голосок в голове, говорящий тоном старшего брата, напоминая, как я чуть не развалился, когда Ларк рухнула в водной впадине.

«Молчи, Винс, — подумал я с яростью. — Ты просто переживаешь, что я в чем-то одолел тебя».

На четвертый день мы с Ларк взяли мулов и телегу в место, где она решила устроить атаку. Мы звали это атакой, но надеялись, что природа сделает почти всю работу за нас. Мы облазали почти каждый дюйм дороги и берега на три четверти мили, и Ларк выбрала место. Это был изгиб на склоне, окруженный густыми кустами и секвойями. С одной стороны камни поднимались к вершине горы. С другой был обрыв в глубокий овраг, полный колючих зарослей, ручей на дне было только слышно. Карета будет медленно поворачивать тут, и они не смогут видеть из-за поворота, что впереди, что было полезнее всего для нас.

— Ладно, — Ларк стояла по бедра в кустах на склоне, смотрела на дорогу. — Карета поедет по прямой. Тамзин сказала, что она обычно ездила с тремя стражами. Один на карете, один перед, один сзади. Плюс служанка.

Я кивнул. Мы три дня на кухне обсуждали, как убрать как можно больше стражей из кареты и задержать их. Яно предложил просто выйти на дорогу и властно приказать остановиться, но Тамзин напомнила ему, что мы все еще не знали, была ли его мать замешана в нападении на ее карету, и мы не знали, какие приказы были у стражей, если они увидят его. Я предлагал построения группы против мечей и арбалетов с участием Крыса. Яно спорил, не хотел ранить королевских стражей. Ларк вмешалась и предложила простое и изящное решение:

— Карета останавливается, — продолжила Ларк, выходя на дорогу и шагая к изгибу. — Страж едет вперед проверить путь, — она обогнула камень, пригнулась под папоротником, нависающим на дорогу. — И они увидят дерево.

— И будет много ругани, — сказал я.

Она кивнула, глядя на пустую дорогу и лес, тянущийся к небу.

— Тут слишком узко и отвесно, чтобы карета развернулась. Стражи достанут свои инструменты — если повезет, у них только топоры, но они могли взять с собой пилу в такой местности. И они станут убирать дерево, а карета будет стоять.

— Изгиб скроет нас, и шум от пилы заглушит наши шаги, — сказал я.

— Если повезет, — Ларк мрачно смотрела на дорогу. — Они могут оставить одного стража с каретой, и если Кимела или ее служанка закричат, другие могут услышать поверх шума пил. И тогда остальные вступят в бой.

Я закивал. Мы разделили оружие между собой — Соэ была с арбалетом, Ларк — с ножом и мечом, Яно с рапирой… а я — с его длинным луком. Он с неохотой отдал его мне вчера, и я тренировался с ним. Я был удивлен — его использовать оказалось не так тяжело, как казалось. Мой народ использовал короткие плоские луки, и я не понимал, что мамин яблоневый лук был в десять раз прочнее, чем лук Яно из тиса. Я был не таким хорошим стрелком, как моя сестра Ида, но после дня тренировок я хотя бы попадал в цель так же часто, как и промазывал.

— Ты останешься выше по склону, Соэ будет у дороги, — Ларк посмотрела на склон. — Так ты сможешь стрелять из-за деревьев, если нужно. Ты будешь у того камня, который мы нашли, так что сможешь видеть по обе стороны поворота и использовать крики птиц, которым ты нас научил, чтобы всех направлять.

Мой восторг усилился. Это была моя лучшая идея — использовать свист скаутов, чтобы направлять нашу атаку. Я тренировался, как только научился свистеть, ходил по крылу нашей семьи в Лампиринее, щебетал, когда было слишком тихо. Когда я подрос, я смог говорить, что помогал Винсу с тренировкой, чтобы он получил повышение в ранге стража, но на самом деле я применял те скромные навыки скаутов, какие у меня были.

Было логично использовать их сейчас. Воробей для предупреждения. Кардинал — все чисто. Щегол для места. Тауи для помощи. Мы добавили еще несколько для плана. В доме Соэ звенел щебет и свист, пока я учил остальных этим звукам, и Крыс убежал из кухни, поджав уши.

Ларк прошла к краю узкой дороги, посмотрела на овраг.

— Мы с Яно разберёмся со стражами сзади. Когда убедимся, что они не помешают, мы с Тамзин заберемся в карету к Кимеле. Я помогу ей произнести ее послание, а потом мы отдадим Кимеле письмо. Если она будет готова союзничать с нами, она остановит стражей, и мы хорошенько поговорим. Если нет…

Тут мы долго спорили — что делать, если Кимела не дрогнет из-за появления Тамзин, послания, или что делать, если она сразу выдаст нам признание. Стражи послушаются Яно, если окажется, что Кимела — наш враг? Или попытаются биться со своим принцем?

Мы отбросили идею забрать Кимелу с нами, никому не нравился тот план. Ларк отметила, что стражи устремились бы за нами, а Соэ сказала, что у нас не было скрытого места, чтобы держать ее в плену. И Тамзин убедила нас просто отступить, убедиться, что мы все вернемся целыми, чтобы составить новый план с добытой информацией. Мне это казалось тупиком, наш план просто застревал там. Но Ларк согласилась, настояв, что нам нужно было думать о своей безопасности, а не поступать безрассудно.

— Хорошо, — она пнула пару камней сапогом. — Как по мне, мы все продумали, — она кивнула на телегу, где лежала пила с клиньями. — Готов к тяжелой части?

— Готов, — сказал я.

— Уверен? — с нажимом спросила она. — Ты же знаешь, что это значит?

— Конечно, — я изобразил спокойствие, полез в телегу за пилой.

Но когда мы поднялись по склону к выбранному дереву, я замешкался. Тут красные деревья были крохотными, по сравнению с теми, что росли в Великанше, но их стволы все еще были в три фута в диаметре, прочные и здоровые, корни уходили в землю, удерживали этот холм. Я убедился, что Ларк была на другой стороне дерева, и прижал ладонь к его коре.

Мама посеяла глубокую культуру сохранения леса в Сильвервуде, хотя спросила с теми, кто так говорил. Она возражала, что не начинала этого — это всегда было в крови нашего народа, мы защищали свои леса, как могли, и она просто поддержала это и развила после плохих решений моего дедушки. Я видел шрамы на пейзаже от неконтролируемого сбора урожая, заражений и вредителей. Я видел пустые склоны холмов, выжженные пожарами, которые бушевали в горах, когда скауты не следили за тем, как оставляли костры. Легендарные леса Сильвервуда были результатом плодородия земли и глубокого уважения, и это уважение сильнее всего проявлялось во взгляде мамы на горы.

Первое правило: не резать ничего без повода.

Костер и избавление от вредителей были важными поводами.

Я не знал, считалась ли важным поводом атака бандита.

Я провел пальцами по трещинам в коре цвета корицы. Я не знал, сколько дереву было лет, какие существа звали его домом, что оно видело, что пережило.

Я собирался убить его.

Ларк вышла из-за дерева, и я не успел отдернуть руку. Она замерла.

— Мы можем придумать другой план, — сказала она.

Я покачал головой.

— Нет, у нас есть план. Другой вариант — настоящая атака. Но лучше срубить одно дерево, чем потерять кого-то из нас.

— Можно отказаться вообще, — бодро сказала она. — Еще есть время. Можно посмотреть, встретится ли она с нами, когда попадет в город.

Я приподнял бровь, изображая браваду.

— Солнечный Щит выбирает дипломатию, а не засаду?

— Да, возможно, — напряженно сказала она. — О таком не вредно подумать дважды.

Я вздохнул.

— Я думал больше двух раз, и ты тоже, знаю. Если бы мы знали, что Кимела не стоит за шантажом, может, мы могли бы встретиться с ней в поселке Великанши. Но если она стоит, многие из нас будут с ее свитой, и это поместит Тамзин туда, где она хочет. Все мы будем там, где Кимела хочет нас видеть. Так хотя бы есть шанс сбежать, — я посмотрел на обреченное дерево, пытаясь подавить стыд. Оно хотя бы умрет ради дела. — Ты уже делала это раньше?

— Не с таким большим, — сказала она.

— Самое сложное — знать, когда остановиться, чтобы оно не упало до завтра. Мы не хотим, чтобы кто-то пришел и убрал его раньше времени, — я закатал рукава и стал разворачивать пилу. Ларк с неохотой вытащила клинья, топор и молот. Разложив инструменты по порядку, я уже не мог медлить, взялся за один конец пилы. Ларк взялась за другой, но не двигалась к стволу со мной.

— Уверен? — снова сказала она.

Мое раздражение — и стыд — вспыхнуло.

— Да, Ларк, уверен. Я знаю, что ты думаешь, что я бросаюсь во все, но я все продумал, — я попытался подвинуться к стволу. — И почему ты вдруг стала так переживать из-за одного красного дерева?

— Я просто знаю, что ты не хотел бы убивать это дерево, — сказала она, не поддавалась, хотя я тянул. — И мы можем найти другой путь.

— Не можем! Не такой логичный. Хватит отговаривать меня.

— Я просто хочу, чтобы ты подумал…

— Я думаю! Я подумал! — я потянул за ручку пилы кулаками. — И почему вдруг я должен быть логичным и рассудительным, если это ты разбила десяток карет? Ты сомневалась перед тем, как перевернула карету профессора Кольма?

— В этом дело? — тихо спросила она, все еще сжимая свободно другой конец пилы. — Поиграть в бандита временно, словно никаких последствий нет?

— Я просто хочу сделать то, что все изменит, — пылко сказал я. — И то, что ты стала сомневаться, не остановит меня.

Я сказал это и пожалел. Она глядела на меня, напряженная, почти печальная. Она не выглядела как Элоиз или Ро сейчас. Она выглядела как королева Мона. Холодный стальной взгляд был знакомым, но… я не ожидал печаль.

Я почти забрал чёрствые слова обратно, но она подошла к дереву. Она поправила хватку на пиле, прижала зубья к коре и потянула. Я пошатнулся от движения пилы. Металл впился в дерево, рассекая длинную полоску.

Я выпрямился, расставил ноги и потянул пилу к себе. Через пару движений мы нашли тихий ритм, и слышно было только жужжание зубьев, рассекающих живое дерево.



27

Тамзин


Дождь не мог промочить сухую землю. Когда он падал на сухую землю, он собирался потоком, становясь разрушением, забирая с собой корни и существ. Чтобы дождь пропитал землю, земля должна уже быть влажной. Дождь должен был отыскать подобное себе, падая с неба, найти свою кровь. Найти родню, друга. Только тогда он мог погрузиться в землю, напитать жизнь и да, изменить без разрушений.

Так было и у людей, и такими были опасности Моквайи. Эта страна была на грани перелома, когда существовал не народ, а пропасть между двумя крайностями. Это означало, что нужно было стоять на спинах. Бороться с оковами системы было едва возможно, и это намеренно оставляли поколениями ашоки, министры и монархи в удобствах замка Толукум.

Слишком долго крик о переменах падал, как дождь, на сухую землю, его не хотели слышать, тех, кто кричал, использовали, разбивая наше общество. Слишком долго интерес политиков к себе не давал им обратить внимание на темную бурю рабства и работы по связи…

Я посмотрела на Яно, сидящего напротив за столом.

— Как дела? — спросил он.

«Готово», — показала я знаком. Я перевернула лист, чтобы он прочел текст. Он видел уже достаточно набросков, чтобы знать смысл, но все равно прочел полностью. Я смотрела вверх ногами, оценивала точность, даже строки текста из пресса печатей. Я стала использовать средний пресс Соэ, хотя он не давал мне то же качество, ведь винт был короче, но печатать было проще, если требовалось меньше поворотов, чтобы опустить пластину. И мне нравился шрифт заголовка, Ларк вырезала буквы крупнее и жирнее.

ПУТЬ ПОТОКА

Яно добрался до конца третьей страницы. Он вдохнул, кивнул и подвинул страницы ко мне.

— Хорошее сочинение, Тамзин. Кимела должна увидеть в этом правду.

Я придвинула табличку к себе, потому что, хоть Соэ понимала многие мои знаки, Яно все еще было сложно переводить их.

Я ХОЧУ НАПЕЧАТАТЬ БОЛЬШЕ, ЧТОБЫ РАЗДАТЬ ПРИ ДВОРЕ

Он кусал губу.

— Ну… может, когда мы все исправим. Маленькими шагами, да?

Снова это слово — маленький.

На крыльце послышался топот, и вошли Ларк с Вераном, уставшие и напряженные. Опилки были на их одежде и волосах, и от них пахло деревом и потом. Они не сели за стол — Ларк плюхнулась на мешок с картошкой со стоном, а Веран опустился на пол в углу, прислонил голову к стене и закрыл глаза. Крыс вошел за ними — Соэ уже разрешила ему входить в дом — и обошел кухню, с надеждой понюхал у печи. Соэ дала ему кусочек оленины из сковороды.

— Эй, — я стукнула по столу. Ларк открыла глаза.

«Как прошло?».

— Тяжело, — она потерла лицо. — Я больше не хочу валить такие большие деревья.

— Вы его повалили? — спросил Яно.

— Еще нет. У нас есть, кхм, штуки, лутув…

— Клинья, — сказал Веран с закрытыми глазами.

— Ага, клинья. Мы вставили их в разлом, они держат ствол, — она изобразила галочку ладонями. — Завтра будет проще закончить.

— Мы надеемся на это, — сказал Веран. Я посмотрела на них по очереди — мне показалось, или они вели себя друг с другом скованнее? Только вчера Веран любовался Ларк, стоило ей отвернуться.

Может, они просто устали.

Никто не заметил. Яно взял мои страницы.

— Тамзин закончила сочинение.

— О, можно посмотреть? — Ларк вытянула руку и взяла страницы. Она стала читать текст, держа его близко, хмурясь, сосредотачиваясь на каждом слове. Она медленно перевернула страницу. Через миг она развернула текст. — Что за слово «экономика»? — она указала на него.

Яно перевел для нее:

— Эта часть про практические последствия для инфраструктуры Моквайи, — он придвинул стул, Крыс все еще бегал по кухне, его когти стучали по паркету.

«Важно для людей при дворе», — сказала я, увидев, что Ларк хмурилась. Я взяла табличку.

ПРИДЕТСЯ ДЕЛАТЬ ЭТО КАК МОЖНО ПРОЩЕ, ЧТОБЫ ЛЮДИ ПЕРЕДУМАЛИ

Ларк открыла рот, чтобы что-то сказать, но ее прервал лай Крыса. Она посмотрела на него, сказала пару слов на восточном, ругая его за поведение. Она прошла к двери и открыла ее для него. Он замер на пороге, глядя не наружу, а на нее, склонив голову на бок. Через миг она выругалась, закрыла дверь. Он продолжил ходить, двигался у вытянутых ног Верана.

Ларк опустила страницы на стол.

— Пока деньги не стали важнее людей.

Я покачала головой. Нет. Но если люди — важные люди — мне нужно было научиться знаку законодателей. Я повернулась к табличке.

ЕСЛИ ОНИ НЕ ВИДЯТ СТРАТЕГИЮ, ОНИ ДУМАЮТ, ЧТО ЭТО ЛИШЬ СЛОВА

«Что это нельзя сделать», — закончила я.

— Понимаю. Крыс, тихо, — она поймала его за загривок и попыталась усадить. Он сел на ее ступню, шумно дыша. Она почесала его уши, но как только убрала руки, он вскочил, подошел к Верану и сунул нос в его ухо. Веран отвернул голову, не открывая глаза.

Соэ постучала ложкой по сковороде и посмотрела на меня поверх плеча.

— Думаешь, от служанки ашоки будут проблемы?

Я пожала плечами. Это было бы проблемой день или два назад, когда я описала, как моя служанка, Симея, прыгнула защищать меня, когда на мою карету напали. Она закрыла меня от заряженных арбалетов и умерла от этого. Ужасным было то, что я могла убежать в другую дверь, если бы ее тело не придавило меня к сидению, но я не могла ругать ее за смелый поступок. Когда я смогла обдумать это, ее жертва удивила меня. Симея была недавно назначена ко мне, и я не думала, что она была такой верной. Горло сжалось. Я была обязана ей жизнью.

Если служанка Кимелы защищала так же хорошо, могли быть проблемы. Но я хотела думать, что Ларк справится с таким человеком.

Крыс остановился перед Ларк, подняв уши и хвост, снова залаял на нее. Она выругалась и вскинула руки.

Из угла раздался резкий и короткий стон.

Веран сполз и упал на пол с глухим стуком. Его тело напряглось, стало дрожать.

Мы все стали шевелиться — мы с Яно вскочили с мест, Соэ отпрянула от печи. Ларк встала с мешка с карточкой и повернула его с живота на бок. Она махнула нам, и хоть мое сердце билось в горле, ее голос был спокойным и четким:

— Ицко… рубашку или ткань, — сказала она.

Я сняла с плеч шаль и передала ей. Она пару раз свернула ее и опустила под дергающейся головой Верана. Пока она поправляла его, Крыс прошел за ней и сел за выгнувшейся спиной Верана, все еще шумно дыша.

Яно сжал спинку стула.

— Что нам делать?

— Ждать, пока это прекратится, — сказала Ларк. — Немного воды.

Она послушно обошла их и пошла за дверь к бочке с водой. Яно склонился и взял горшок, стоящий в паре дюймов от ног Верана у камина, бахрома раскачивалась на его сапогах. Я стояла у стола, глядя на них троих — Верана, Ларк и ее собаку.

— Эй, — сказала я. Ларк подняла голову, и я указала на Крыса.

«Откуда он знал?».

— Что знал?

Я указала на Верана, его судороги стали замедляться. Ларк растерянно посмотрела на меня, потом на Крыса.

— Я уже заставляла его ложиться за Вераном, может, он решил, что так надо?

Я покачала головой и взяла табличку.

НО КАК КРЫС ПОНЯЛ, ЧТО ВЕРАН РУХНЕТ?

Ларк смотрела на мои слова, хмурясь.

— Что?

ОН ЛАЯЛ НА ТЕБЯ. ОН ТЫКАЛСЯ В ВЕРАНА

Ларк посмотрела на табличку, потом повернулась к Крысу.

— Вряд ли пес знал, — сказал Яно. — Как? Веран просто отдыхал.

Я вскинула руки. Я не знала. Но пес был встревожен… чем?

Веран перестал дрожать, тело расслабилось. Его несколько раз чуть не стошнило, но ничего не вышло. Ларк проверила его от колен до шеи и головы. Она повернула его руку удобнее для него.

Я постучала по столу и убежденно показала знаками:

«Пес знал, что что-то не так».

— Это явно что-то еще, — сказал Яно, Соэ вернулась с полным графином воды. — Соэ, снаружи что-то есть? Зверь? Лошади шумят?

— Что? — выдохнула Соэ. — Нет. А что? Дождь идет. Он прекратил?

Ларк посмотрела на меня в смятении. Я взяла табличку.

КРЫС БЫЛ ВСТРЕВОЖЕН, КОГДА ВЕРАН ТАК СТРАДАЛ ДО ЭТОГО?

Взгляд Ларк стал далеким, она вспоминала. Она посмотрела на Верана, лежащего отчасти на ее коленях. Он слабо дышал сквозь бледные губы. После паузы она вскинула голову.

Я приподняла брови.

— В первый раз, — медленно сказала она, — Крыс скулил. Он был подо мной, прижимался к ногам. Я тогда и не подумала ничего такого.

«А в другие?» — спросила я.

— У Канавы Теллмана… — она нахмурилась. — Он оставался вдали от нас на солнце, а не в тени. И скулил. Я думала, что он устал.

Мы смотрели друг на друга на кухне.

— Но было нечего видеть, — возразил Яно. — Ничто не указывало…

Я подняла руки.

«Тебе. У собак нюх лучше, они слышат то, что мы не слышим».

— Но я не слышал, чтобы пес… — Яно утих, глядя на меня. Я ощущала, как мое лицо скривилось, надеялась, что он понимал, что его ограниченный опыт не был правдой мира. Я думала, что показала ему это, когда впервые вышла на сцену как ашоки его родителей.

Ларк заерзала, подвинула голову Верана.

— Я перенесу его в мастерскую. Он будет в смятении, когда проснется, — она кивнула Соэ. — Можешь взять его за ноги и нести воду?

Соэ кивнула, склонилась и сцепила руки под коленями Верана. Ларк подняла его торс, придерживая голову, и они вместе понесли его к мастерской. Крыс без Верана или его припадка лег на бок, вытянулся у камина, расслабившись.

Дверь мастерской закрылась, и было слышно приглушенные голоса и шорох прессов, которые сдвигали. Мы все еще стояли по краям стола. Яно смотрел на свой стул, потом на огонь, а потом на меня.

— Тамзин, — медленно сказал он. — Мне кажется, что ты злишься на меня, но я не знаю, за что. С Пасула кажется… словно я делаю и говорю что-то не так.

Я придвинула табличку к себе. Я не хотела вести этот разговор так, но у меня не было выбора.

ПОЧЕМУ ТЫ ОТКАЗЫВАЕШЬСЯ ОТ ВСЕХ МОИХ ИДЕЙ? — написала я.

— Это не так, — возразил он.

ТАК

— Просто я не слышал, чтобы собака…

Я ударила по табличке.

НЕ СОБАКА. ПРЕСС. КИМЕЛА. НАШ ПЛАН

— Я просто не хочу, чтобы ты снова пострадала. Лучше оставаться маленькими.

Мои следующие слова были большими и неровными.

НЕТНИЧЕГО МАЛЕНЬКОГО

— Есть, Тамзин, — сказал он. — Я знаю, ты всегда думала о большом, но смотри, к чему это привело.

Я смотрела на него, сжимая мел пальцами, повторяя фразу в голове. Смотри, к чему это привело? Что привело?

Меня потрясло осознание.

Яно никогда не верил в то, что мы делали.

Я медленно провела мелом по табличке.

ПОЧЕМУ ТЫ СОГЛАСИЛСЯ ПОКОНЧИТЬ С РАБСТВОМ? — написала я.

Он смотрел на мою табличку. Он явно ожидал, что я напишу не это. Он посмотрел на меня.

— Ты помогла мне увидеть, что я ошибался, — сказал он.

ПОЧЕМУ?

— Как это связано с собакой? — спросил он почти с мольбой, указывая на Крыса у огня.

Я указала на вопрос на табличке.

— Хочешь причины? — спросил он. Его пальцы едва заметно дрогнули в сторону моего сочинения, лежащего на столе. — Хочешь, я процитирую тебе твои слова?

Я покачала головой.

«Именно этого я не хочу. Дело было просто в любви ко мне?».

Смятение вспыхнуло на лице, он не мог понять мои знаки руками.

— Что?

Слова вырвались из моего рта, идеальные в моей голове и почти невнятные на языке:

— Это было, только потому что ты любил меня?

Он вздрогнул от звука моего голоса.

— Только потому, что я любил тебя?

ТЫ ТАК ХОТЕЛ ВПЕЧАТЛИТЬ МЕНЯ, ЧТО ТЫ СОГЛАШАЛСЯ НА ВСЕ МОИ СЛОВА? — я размазала мел на табличке. — ЕСЛИ БЫ Я ПРЕДЛОЖИЛА ВОЕВАТЬ С ВОСТОКОМ, ТЫ СОГЛАСИЛСЯ БЫ И НА ЭТО?

Он прищурился, читая последнюю тираду — к концу мои слова становились крохотными.

— Тамзин… — сказал он.

«Думай, — потребовала я, указывая на свою голову. — Думай, а потом говори».

Он разозлился.

— Тамзин, это все не было прогулкой по парку. У всего этого были последствия. Если бы я просто хотел впечатлить тебя, думаешь, я устоял бы, когда начался шантаж?

А ТЫ УСТОЯЛ? — написала я. — КОГДА Я ПРОПАЛА, ТЫ ДАЛ ВСЕЙ ДИПЛОМАТИИ ПАСТЬ. ТЫ НИЧЕГО НЕ СДЕЛАЛ С ВОСТОЧНОЙ ДЕЛЕГАЦИЕЙ

Он поднял ладони.

— Потому что я пытался не дать тебя убить!

ЦЕНОЙ ЭТОГО! — я шлепнула по своему сочинению, страницы шелестели.

— Да! — закричал он. — Да, признаю. Тогда я больше переживал, как вернуть тебя живой, чем о нашей политике. А лучше бы я оставил тебя умирать?

Я ПРЕДПОЧЛА БЫ, ЧТОБЫ У ТЕБЯ БЫЛА ВЕРА ВО ЧТО-ТО, КРОМЕ МЕНЯ

Я бросила табличку словами вверх, и он глядел на них, словно они были непонятными. Я вдохнула, сжимая и разжимая ладони по бокам, а потом подняла пальцы.

«Я уже не твоя ашоки, — я использовала знак, который мы с Ларк придумали, для моего старого титула. — Это Кимела. Ты не можешь принимать решения, основываясь на мне. Ты должен принимать их, потому что веришь в них».

— Я верю в них, — сказал он. — Я просто хочу, чтобы все было сделано осторожно.

Я оттолкнулась от стола, стул проехал со скрежетом по полу. Я встала, замерла, хмуро глядя на него, поток слов поднимался за моими губами. В мастерской было тихо — я не знала, занимались ли Ларк и Соэ Вераном, или они ждали, пока мы закончим.

Я развернулась и взяла свой плащ со спинки стула.

— Тамзин, — тяжело сказал Яно. — Мы говорили о Кимеле. Я могу попросить вернуть тебя.

Я зло накинула плащ на плечи, гадая, как он видел мое будущее как ашоки — я на сцене, без слов играющая на дульцимере? Я открыла дверь, за ней падал дождь. Я хотела сказать что-то едкое, бросить поверх плеча, но не могла, так что просто вышла и хлопнула за собой дверью.

Я спустилась с крыльца, держась за перила лестницы, завернула за угол, и дальше пришлось справляться самой. Я медленно шла к тропе, по которой мы с Ларк шли пару дней назад, влажная хвоя приглушала звук дождя. Мелкие капли разлетались от веток, собирались каплями на моем плаще. Я шла среди яркого папоротника и мха, дышала во тьме леса.

Я прошла туалет, мои шаги замедлились, дыхание застряло в груди. У меня было больше сил, чем неделю назад, но я все еще ощущала себя неуверенно, если бы оступилась, упала бы. Я осторожнее стала опускать ноги, склонив голову от влаги. Деревья были ближе, дождь перестал стучать, уже не долетал до земли. Я наслаждалась тем, что меня проглотил лес.

Туман собирался среди стволов и корней. Серая лиса пробежала по тропе, взглянув на меня черными глазами, а потом скрылась в зарослях. Впереди среди других деревьев возвышалась Облачная голова, ее кора была темно-красной.

Я опустилась в корнях Облачной головы, на том же месте я написала песню, которая принесла мне место ашоки. Тогда я была никем — ни титула, ни работы, ни перспектив. Смело мечтала о большом, наивно думала, что жизнь могла стать только лучше.

Я смотрела во тьму, мысли спутались, колени были притянуты к груди. После пары минут фигура появилась из мрака. Я думала, что делать, если это был Яно. Меня удивило то, как сильно я не хотела его сейчас видеть. Он не знал об Облачной голове, это не было тайной, просто мне и в голову не пришло рассказать ему.

Но это был не Яно. Это была Соэ. Она прошла вперед с шерстяным одеялом в руках.

Она молчала. Не сказала «Я знала, что найду тебя тут» или «Ты умрешь» или «Ты не должна уходить». Она тихо села рядом со мной, развернула одеяло и укрыла им наши колени. Мы просто сидели.

Мы сидели достаточно долго, чтобы лес забыл о нас. Сова пролетела мимо на бледных крыльях. Куница пронеслась по хвое. Птицы, которых Веран мог назвать, но я не знала, щебетали в сгущающихся сумерках.

Взрослая часть меня должна была искать хорошее даже в молчании, раньше я не умела этого.

Но я не хотела тишины.

Я хотела поговорить с подругой.

Я вытащила пальцы из-под одеяла. Если бы я знала больше знаков, если бы думала, что она поймет их, я объяснила бы, как мы с Яно тайно влюбились, как искали шанс хоть миг побыть вместе, были в восторге от этого.

И я не знала, было ли это таким сильным, как я думала.

Соэ смотрела на мои застывшие пальцы. Я дрогнула.

«Я уже не понимаю, что чувствую к нему», — наконец, показала я.

Она прислонилась ко мне, ее плечо было теплым.

— Чувства меняются, — сказала она.













































28

Веран


Когда я приоткрыл глаза, была ночь. Мир был пузырем вокруг меня, искаженный даже во тьме. Все расплывалось по краям. Один силуэт отделился от других, склонился.

— Ма, — прохрипел я. Это было понятно. Если она не была в лесу, она всегда первой находила меня.

— Веран?

Голос был не мамы, и когда я понял его и узнал силуэт лица, я не мог вспомнить, почему был на озере Люмен. Когда я туда попал?

Я вытянул шею.

— Леди-королева?

Человек напрягся, и чем больше я моргал, тем больше все вставало на место.

— О, — сказал я. — Элоиз. Прости, — значит, мы были в школе. Ох, я надеялся, что не рухнул в классе.

Резкий вдох, лицо Элоиз пропало. Шепот звучал вне поля зрения. Ладно, тело было ужасно тяжелым. Мышцы плеч горели.

Я слышал дождь снаружи. Дождь в Алькоро! Приятные перемены. Мои глаза закрылись, пришла тьма.

Я уснул?

Когда я в следующий раз поднял голову, за дождем было слышно глубокое дыхание. Элоиз сидела на полу в шаге от меня, притянув колени к груди. Я прищурился. Что она сделала со своими волосами?

Она повернула голову.

— Ты в порядке?

— Да, — тут же сказал я, это было полной ложью, но я не хотел тревожить Элоиз. — А ты?

Она фыркнула, и я не помнил, чтобы она так раньше делала.

— Ты все это время знал, — сказала она. — С первого припадка на пути в Утцибор. Ты узнал меня. Первыми твоими словами было «леди-королева». Наверное, я похожа на нее, когда у тебя галлюцинации, да?

— Что? — спросил я.

Она молчала.

Дождь стучал. Что-то теплое и странно пушистое прижималось к моему бедру. Я задел пальцами жесткую шерсть.

Я хотел потереть лицо, может, сесть. Я ощущал, что что-то срочное было вне досягаемости, что я не мог вспомнить. Но сон впился в меня, вонзил дымчатые пальцы в мою кожу.

— Мне нравились твои кудри, — сонно сказал я, хотел добавить, что мне нравилось и то, что он сделала с ними теперь.

— Мне плевать, что тебе нравится, — сказала она, и я с неохотой уснул, пытаясь вспомнить, выражалась ли Элоиз так когда-нибудь.

* * *

— Веран. Веран, ты можешь проснуться? Пора.

Кто говорил со мной на моквайском? Я с трудом приоткрыл глаза. Надо мной склонился Яно, бледный и осунувшийся.

— Мы пытались дать тебе поспать, сколько нужно, но нужно идти к дороге. Все собрано.

Я со стоном провел ладонью по лицу. Знакомая боль сжала мышцы, а еще незнакомая боль в спине от работы с пилой.

— Припадок? — спросил я, прижав ладонь к глазам.

— Прошлой ночью. Ты не ударился. Как ты себя чувствуешь?

— Ужасно, — я повернулся на бок, прижался лбом к одеялу. — Вода есть? Или что-то горячее?

— И то, и другое. Тебе нужно пить быстро.

Я приподнялся на слабых руках. Я пару раз размял шею.

Яно протянул чашку чая. Я сделал глоток, жидкость обжигала горло.

— Ларк уехала до рассвета проверить дорогу. Дерево еще стоит. Ты сможешь повалить его сам, или нужно изменить план?

— Нет, уже менять нельзя. Вам всем нужно быть ниже по дороге, — я не добавил то, что я не мог перенести мысль, что кто-то из них будет сверху, направлять действия внизу. Я прокручивал все в голове так много раз, что казалось, что я уже делал это. Я не отдам это кому-то.

Я снова потер лицо.

— Дайте что-нибудь съесть, а потом я немного пройдусь и буду в порядке.

— Хорошо, если ты уверен. Другие почти готовы, — он помедлил и сказал. — Осторожно, думаю, Ларк на тебя злится. Я знаю, что Тамзин злится на меня.

— Почему? — спросил я и вспомнил резкие слова, которые сказал Ларк, пока мы готовились пилить красное дерево. Мы работали часами в решительной тишине, полагались на работу, чтобы не говорить. Ее молчание тянулось и на пути к Соэ.

— Не знаю о Ларк, — Яно отвел взгляд. — Тамзин… говорит, что я больше не доверяю ее решениям.

— Тебе нужно дать ей принимать свои решения, — сказал я, ощущая себя мудро. — Пусть будет той, кем она себя считает, а не той, кем ты хочешь ее видеть.

Он взглянул на меня, почти проницательно. Он, казалось, хотел что-то сказать, но в дверную раму постучали. Соэ заглянула в комнату.

— Ты в порядке? — спросила она.

— Буду, — сказал я, допил чай и встал на ноги. — Прости за прошлую ночь. Я ничего не сломал?

— Нет, все хорошо. Мы рады, что ты в порядке. На столе пирожки с черникой.

Я прошел на кухню, прижимая ладонь к стене, проглотил несколько пирожков, не садясь. Снаружи стучал дождь. Мы учли возможность дождя в планах, но я все равно переживал, что что-то забыл. Паутина в голове не помогала. Я тряхнул головой, очищая ее. Дождь ничего не изменит. Может, он даже поможет, скроет наш шум и усложнит стражам борьбу с деревом.

Я выпил еще кружку чая, дверь открылась, и на пороге появилась Ларк. Если бы я писал сценарий, тут я добавил бы вспышку молнии и раскат грома, но небо не слушалось, дождь просто лился за ней.

Но я подавил радостную улыбку. Она была в синем жилете и новой шляпе. Ее красная бандана скрывала половину лица, она намазала сажей щеки. Широкий меч висел на поясе. Я хотел бы найти ей щит для полноты картины.

Она посмотрела на меня на миг и перевела взгляд.

— Готовы? — спросила она у комнаты.

Соэ и Яно кивнули и надели плащи на плечи. Ларк отошла в сторону, пропуская их за дверь. Тамзин была на крыльце в одном из новых платьев, осторожно застегивала клеенчатый чехол под плащом, внутри точно было ее послание.

Я взял свой плащ, лук и колчан Яно.

— Ларк, — сказал я, когда она пошла к крыльцу. Она отчасти обернулась, показывая мне ухо, но не глаза, которые были прикованы к дверной ручке. Если Тамзин злилась на Яно, я мог хотя бы наладить все у себя. — Прости за вчера, — сказал я. — Не стоило срываться на тебя из-за дерева. Я ценю твою помощь.

Она нахмурилась, глядя на дверь, а потом покачала головой, не посмотрев на меня.

— Ты тупой, — сказала она.

— Что? Ларк, я просто извинился.

— Веран… — она взглянула на остальных за дверью. — Давай сделаем это. Мы можем поговорить после этого, ладно?

— О чем говорить? Я же извинился.

Она отвернулась от меня, подняла бандану на нос. Она свистнула Крысу, они вместе спустились с крыльца в дождь.

Я вскинул раздраженно руки, натянул плащ и прошел за дверь за ней.















































29

Ларк


Мы с Тамзин шли среди папоротников.

— Ты в порядке? — спросила я.

Она скривилась.

«Мокро».

— Ага, — я подвинула шляпу, струйка воды стекла с полей. Мы больше часа назад заняли места, и я замерзла, тело онемело от того, что я сидела на корточках на склоне. Яно и Соэ были ниже по дороге, и Веран был на холме с деревом, которое давило на клинья, поддерживающие разрез.

Тамзин вздохнула и поерзала среди листьев.

«Я хочу, чтобы это закончилось».

Я кивнула.

— Я тоже. Надеюсь, мы получим хоть какие-то ответы. И сможем остановить Кимелу.

— Хм, — сказала она.

«Или что она послушает».

— Да, это я имела в виду. Что она увидит, как умно ты написала, и передумает.

Она снова вздохнула.

«Что ты будешь делать потом? — спросила она. — Если это все сработает?».

— Поищу путь в Каллаис, наверное. Нужно найти товарищей.

«А твоя семья?».

Я замерла.

— Наверное… придется увидеться с ними.

«Ты все еще не хочешь?».

— Я… — я посмотрела на дорогу, откуда должна была ехать карета. — Логично желать увидеться с ними, но я переживаю из-за того… что они увидят меня?

Она посмотрела на меня.

«Мы говорили об этом, — она похлопала по сумке на боку, где была ее табличка. — В первую ночь на крыльце. Тогда мы узнали…».

Ее пальцы замерли, она махнула, словно очищала воздух.

Я кивнула и закончила за нее.

— Мы постараемся стать лучше, — я помнила ее слова. Они меня утешили, были понятными.

Я указала на меч на своем бедре.

— Но я тут, — сказала я. — И не изменилась в лучшую сторону. Делаю то же, что и всегда.

Она поджала губы, но не смогла продолжить. С дороги из-за деревьев донесся щебет. Мы с Тамзин насторожились.

— Соэ? — шепнула я.

Она кивнула.

«Они едут».

Я прижала ладонь ко рту и постаралась изобразить воробья, Веран учил нас, что это было предупреждением. Звук дрожал, больше напоминал свист человека, чем пение птицы, но через миг тот же звук повторился с утверждением. После пары мгновений мы услышали удар молота по клину.

Я вдохнула. Тут важно было все сделать правильно. Если Веран не успеет повалить дерево, его могли услышать, или карета успеет проехать раньше, чем оно упадет. Мы с Тамзин напряженно лежали в кустах, ждали треск и стон падающего дерева. Бам, бам, бам.

Вспышка во влажном пролеске у дороги привлекла мой взгляд. Я ткнула Тамзин локтем и указала. Она посмотрела. Яно и Соэ поспешили занять места. Тамзин вдохнула и посмотрела на вершину холма, где еще звенел молот.

Бам, бам.

Я скрипнула зубами. Яно хотел поменяться местами с Вераном и повалить дерево, но я отговорила его. Теперь я думала, что стоило его послушать, даже если бы это расстроило Верана. Бам.

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска и скачивания книг

Книжный Бот

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник