Тихий, мучительный стон донесся до его слуха.
Конан дернул поводья и остановился. Он недоверчиво осмотрелся по сторонам в глубокой темноте. По коже побежали мурашки от суеверного страха при этом таинственном звуке. Затем он пожал плечами и испустил проклятье.
Это вовсе не ночной призрак, не охотящийся пустынный гуль, это просто стон боли. И он означал, что на поле битвы был еще кто-то третий живой. А от живого можно ожидать, что он не ограблен.
Конан спрыгнул с седла и привязал поводья к ободу разбитого колеса. Стон донесся слева. Здесь, на краю поля битвы, раненый запросто мог укрыться от острых глаз мародеров. Может быть, он, Конан, все же вернется в Замору с кошельком, полным самоцветов.
Киммериец наклонился к источнику стонов, которые действительно доносились с края равнины. Он раздвинул камыши, росшие скоплениями на берегу вяло текущей реки, и посмотрел вниз, на бледною фигуру, слабо шевелившуюся у его ног. Девушка.
Полураздетая, лежала она перед ним, на ее белом теле были видны бесчисленные легкие ранки и синяки. Кровь засохла на влажных прядях ее Длинных черных волос, придавая им такой вид, словно с них свисает цепь рубинов. Боль глядела из ее блестящих глаз, неподвижно уставившихся в пустоту, и она стонала в горячечном забытье.
Киммериец посмотрел на нее сверху вниз, почти безразлично отметил точеную красоту ее фигуры и полную округлую грудь. Он пребывал в замешательстве. Что делает на поле битвы девушка, почти дитя? Она не была похожа на одну из тех потаскушек, что составляют обоз любой армии. Стройное, грациозное сложение говорило о хорошем, возможно, и благородном происхождении. Он в удивлении затряс головой, мотая черной гривой по тяжелым мускулистым плечам. Девушка у его ног пошевелилась.
— Сердце… Сердце Таммуза… О господин! — тихо вскрикнула она, беспокойно ворочая темноволосой головой из стороны в сторону. Несомненно, она бредила.
Конан пожал плечами. Его глаза на мгновение потемнели, приняв выражение, которое у кого-нибудь другого можно было бы счесть за сочувствие. Смертельно ранена, подумал он мрачно, и поднял меч, желая избавить несчастную от дальнейших мучений.
Когда клинок взлетел над белой грудью, она снова заплакала как ребенок. Большой меч остановился в воздухе, и киммериец замер на миг в неподвижности, как бронзовая статуя.
Следуя внезапному порыву, он кинул меч обратно в ножны, наклонился и без труда поднял девушку на руки. Она слегка отбивалась и начинала стонать всякий раз, когда сознание, казалось, вновь возвращалось к ней.
С заботливой нежностью вынес он ее на поросший камышом берег и ласково уложил на сухой камыш. Затем зачерпнул речной воды и осторожно умыл ее лицо, промыл раны. Даже мать не могла бы заботливее обращаться с ребенком.
Ее ранки оказались поверхностными повреждениями, большей частью кровоподтеками, за исключением резаной раны на лбу. И даже эта, хотя и сильно кровоточила, была какой угодно, только не смертельной. Конан пробурчал что-то с облегчением и окатил личико и лоб девушки чистой холодной водицей. Затем довольно неуклюже прижал ее голову к своей груди и влил немного воды между ее полураскрытых губ. Она закашлялась и немного подавилась, затем пришла в себя и уставилась на него темными звездами глаз, казавшихся все еще испуганными и смятенными.
— Кто… что… летучие мыши!
— Они исчезли, девочка, — сказал Конан хриплым голосом. — И тебе нечего бояться. Ты из Яралета?
— Да… да… Но кто вы?
— Конан-киммериец. Что могла забыть на поле битвы девочка вроде тебя? — спросил он.
Но она точно не слышала его — в задумчивости хмурила лоб и тихонько повторяла его имя.
— Конан… Конан… да, это имя! — удивленно устремила она взор на его загорелое, покрытое шрамами лицо. — Вы именно тот, кого меня послали разыскать. Как странно, что вам довелось найти меня!
— Да кто же послал тебя выслеживать меня, детка? — пробурчал он недоверчиво.
— Я Ильдико, бритунийка, рабыня в доме Аталиса-Видящего-Далеко, что, живет там, в Яралете. Мой господин в великой тайне отправил меня на розыски. Я должна найти среди воинов короля Илдиза одного по имени Конан, киммерийского наемника, и незаметно доставить в город, в дом господина. Вы — тот человек, которого я должна найти!
— Впрямь? И чего же твой господин от меня хочет?
Девушка тряхнула темными волосами.
— Этого я не знаю. Но он велел мне вас заверить, что не замыслил против вас ничего дурного, и что вы получите много золота, если пойдете со мной к нему.
— Золота, говоришь? — пробормотал он в раздумье. Он помог ей подняться на ноги и подхватил своей мускулистой лапой за узкие белые плечи, когда она зашаталась от слабости.
— Да, но я добралась до поля битвы, не успев раньше, чем началось сражение. Так что я спряталась в камышах на берегу реки, чтобы сражающиеся не заметили меня. И тогда… появились летучие мыши! В одно мгновение они оказались повсюду! Они низвергались с небес на бойцов и убивали их чудовищным способом. Один всадник бежал от них в камыш и проехался, сам того не ведая, прямо по мне…
— Что с этим всадником?
— Мертв. — Она содрогнулась. — Одна из летучих мышей сорвала его с седла и бросила его труп в реку. Я потеряла сознание, ибо в своем ужасе лошадь ударила меня… — Она подняла руку и коснулась своего рассеченного лба.
— Тебе повезло, что она не пришибла тебя насмерть, — проворчал варвар. — Так что, детка, навестим твоего господина, чтобы узнать, чего он хочет от Конана — и откуда ему известно мое имя.
— Вы пойдете? — переспросила она еле слышно. Он рассмеялся, вскочил на свою кобылу и крепкой рукой втянул девушку в седло впереди себя.
— А почему бы и нет? Я здесь один, во вражеской стране, а это означает, что у меня нет больше обязательств перед Илдизом с тех пор, как армия Бакры разбита. Так почему же я должен сомневаться, стоит ли мне знакомиться с человеком, который выбрал из десяти тысяч воинов именно меня и предлагает мне золото?
Они поскакали через брод по реке и по сумеречной равнине к Яралету, цитадели Мунтассем-хана. И сердце Конана, которое никогда не бывало счастливее, чем в преддверии новых приключений, яростно колотилось от ожидания.