Роза с шипами

"И все-таки ты должен быть честнее", так же мысленно ответил Винсент, прежде чем принять столь прельстившее его предложение.

Решающая битва. На стороне Одиль полководцы долго спорили, не стоит ли дождаться наступления темноты, ведь стрелы лучников все равно не достигают цели, в то время, как меткость противника наносит сильный ущерб. Сам враг, будто заговорен от стрел. В сумерках можно будет одолеть недруга численностью. Именно численность войск Одиль я как раз и собирался сократить, будь то при свете дня или в обжигаемой факельным дымом тьме.

Бой все-таки дали на рассвете. Я не стал предупреждать его величество о своем приходе, пусть мое появление станет внезапностью и для своих, и для недругов. Мысленно я поздравил отца Анри, его войска уже продвинулись на другое поле, вглубь владений Одиль. Вторжение вражеских войск ей помогало сдержать только количество ее рыцарей и наемников, почти вдвое превышающее противников. И все же передвинуться так далеко - это существенный прорыв, ясно, почему Лары ненадолго оставлены в покое. Позади войск остались выжженные пахотные поля, вытоптанные луговины, загрязненные ручьи и сломанные подлески. Широкое поле, освещаемое восходом, стало новой ареной для кровавой битвы. Все, как обычно, истасканные по всем страницам истории причины для войны, стратегии и баталии. Избитый способ выяснения отношений между странами и присущий военным действиям хаос, разорения, переполох. Никто не ожидал, что на этот раз в дело брани вмешается могущественное, нечеловеческое существо. Не в облике дракона, такую наглость я себе позволить на этот раз не смог, иначе все присутствующие стали бы для меня всего лишь пешками на зеленой доске орошенного кровью поля. Я бы дохнул на них огнем, и этим решил все дело. Придя сюда в уязвимом облике, я испытывал всю остроту ощущений.

Стоило мне появиться посереди арены бойни, как я одним быстрым ловким движение содрал защитный покров со своего меча. Сталь и до этого рвалась в бой. Меч учуял запах свежепролитой крови. Стоило ему оказаться рядом с мельчайшей царапиной, как он рвался рубить и резать все, что может истечь кровью. Так было и на этот раз. Я специально одел темно-бардовый плащ, чтобы кровь не была слишком заметна на нем. Крепко сжимая рукоять, я направлял оружие только против врагов, хотя сверхъестественная сталь вначале протестовала против такого произвола, ей хотелось резать всех подряд, а не только тех, на кого укажет хозяин. Меч до сих пор не хотел признавать кого-то своим хозяином. Я добился некоторой власти над ним, но эта власть могла оказаться временной.

Однажды я ощутил, как кто-то наблюдает за мной в подзорную трубу. Наверное, на меня смотрели, как на чудо. Кто этот безумец, который рвется в гущу сражения без шлема, без лат, даже без легкой кирасы, в одном легком плаще, празднично расшитом жемчугом камзоле, с всего одним мечом, не прихватив с собой ни лука, ни аркебузы. Неуязвимый для пуль или стрел, до сих пор не тронутый взрывом пушечного ядра, он, действительно, представляет собой нечто уникальное, нечто, что не входит ни в какие рамки правил жизни и законов природы.

Самым удивительным оказалось то, что мне удалось добиться своего. Остатки войск Одиль предпочли отступить, еще до того, как солнце достигло зенита. Может быть, ближе к полудню мне только показалось, что на солнце легла мрачная тень. Я устал, а меч все еще требовал крови. В ушах все еще звучало эхо разрывающихся снарядов, звенящей картечи, криков, команд и стенаний. Я поспешно отправился к кромке леса, окаймлявшего поле, вонзил меч в землю по самую рукоять, а сам обернулся к небу. Да, действительно, диск солнца заволокли темные тучи с проблесками алого отлива. Казалось, что в высоте носится хоровод погибших душ и раздается эхо их голосов, проклинающих, пугающих, обвиняющих меня в неописуемом злодействе.

-- Ну и проклинайте, - огрызнулся я в небесную высоту, а потом с присущим мне одному черным юмором добавил. - Все равно, я уже проклят.

В этот миг кто-то чересчур проворно вытащил меч из земли. Я не успел ничего сделать, не успел даже обернуться. Тяжелая кованая рукоять больно ударила меня по спине. Удар такой силы, что у нормального человека ,скорее всего треснули бы позвонки, мой позвоночник, однако уцелел. Я всего лишь ничком упал на землю. В ладони впились острые камешки и комочки жесткой земли. Настолько быстро, насколько мог я обернулся лицом к противнику, полагая, что это какой-нибудь дезертир, решивший ограбить богато одетого вельможу. Ошибка, какую допускали многие до него. Однако, увидев нападающего, я поспешно отполз как можно дальше. Занесенный над моей головой меч не предвещал ничего хорошего.

-- Какого дьявола вы...- выругался я на князя, попытался подняться, но ноги будто окаменели. - Вы, наверное, окончательно сошли с ума.

-- Как тот сумасшедший доктор, который чуть не прикончил тебя, ради того, чтобы выпотрошить тушу на лекарства. Интересно, а были бы они чудодейственными, как он и полагал.

-- Отдайте меч, - я пришел в себя, стряхнув боль, как наваждение и приподнялся на локтях. - Что вы себе позволяете?

-- Я решил, что ты предпочтешь умереть в этом своем первоначальном и любимейшем облике, а не в шкуре зверя.

Лезвие рассекло воздух над моей головой, словно играя, и двинулось к груди, разорвало ворот рубашки, царапнуло по шее. Я зачарованно наблюдал за чуть окровавленной сталью, как кобра за заговорщиком змей.

-- Вы решили, что переманить меня на свою сторону не представляет для вас никакой выгоды или подумали, что я не сумею защитить себя.

Меч рвался вперед, к сонной артерии, чтобы отомстить мне за свое временное порабощение, чтобы осуществить реванш и перерезать яремную вену. Как-то не хотелось, чтобы попутно он выколол мне глаз, поэтому я лежал смирно, опираясь на локти и пытаясь одним мысленным усилием заставить князя остановиться.

-- Отведите руку назад, - приказал я. - Не тешьте себя надеждой, что застали меня врасплох.

-- Если тебя это утешит, Эдвин, то я могу рассказать будущим поколениям чародеев, что в миг своей смерти ты был необычайно красив. Ты, наверное, хочешь попросить меня о том, чтобы я прислал ей твою прекрасную, нетленную голову, - князь рассмеялся, глухо, мстительно, удовлетворенно. - Обещаю, что сделаю это, заверну ее в окровавленное полотно, как ты завернул скрипку, и отдам твоему чудесному ангелу для прощального поцелуя.

Роза целует мертвые уста отсеченной головы, видение мелькнуло в мозгу, как вспышка. Она бы это сделала, если б была влюблена.

-- Назад! - приказал я Ротберту, сосредоточив все свои силы. Он отступил лишь на шаг, не в силах сопротивляться моему взгляду, но и не желая полностью подчиниться. Как же он упорен и как кровожаден, как сильно хочет изничтожить свое же собственное творение. Я хотел бы сейчас обернуться зверем, но почему-то не мог.

Внезапно что-то звякнуло. Это меч ринулся вниз. Я едва успел откатиться в сторону и сталь, пронзив землю, ушла в почву по самую рукоять. Эту рукоять никто не держал. Меч выпал из рук князя. Я изумленно поднял голову, но увидел только конец пугающей пантомимы. Сгорбленная фигура в мантии согнулась и пятилась от креста, точнее крестообразного кинжала. Потом черный дым и одиночество, я остался наедине с тем, кто не погнушался прийти на помощь такому созданию, как я.

-- Кинжал был освящен? - только и смог спросить я у короля, устало прислонившись к покрытому шероховатой корой стволу осины. - Не отвечайте, я и так понял. Иначе он бы ...Да, кстати, а как вы нашли меня в такой нужный момент?

Он наклонился надо мной. Живая теплая рука тронула мое плечо, словно проверяя смогу я сам встать или нуждаюсь в дружеской поддержке.

-- Нет, не надо, не прикасайтесь ко мне, - начал слабо сопротивляться я. - Сейчас может последовать вспышка ярости и ...я неузнаваемо изменюсь. Вам опасно находиться рядом со мной.

Я бы мог просто оттолкнуть от себя руку помощи, но боялся, что даже мое легкое прикосновение может причинить человеку боль. Когда его величество снял с себя пушистую мантию из горностая и попытался накинуть мне на плечи, я даже ощутил неловкость.

-- Все в порядке. Я почти никогда не ощущаю холода. Он, - я указал в сторону, где исчез черный дым. - Он застал меня в момент слабости, иначе сам был бы уже мертв.

-- Твоя помощь неоценима. Никто до сих пор не проявлял такой отваги, - звучал где-то высоко надо мной знакомый размеренный спокойный голос, каким может обладать только мудрый человек. - Клянешься ли ты принять свое наследство, когда придет срок.

-- Я уже клялся когда-то...- мне вспомнились двери, окованные цепями, неземные шепчущие голоса и цепкие жестокие пальцы провожатого на моем запястье. - Я дал клятву ...барону Раулю, и он вверг меня в ад. Он заставил поклясться, что я вернусь туда, под землю, к его безжалостным, созданным темной наукой записям. С тех пор началось безумие. Я утратил свободу, стал рабом своих нечеловеческих пристрастий. Вы не поймете. Барон Рауль...вы его не знали. Он...его глаза так ярко горели во тьме, а кожа обтягивала лицо, как череп, он нес факел и говорил о том, что я особенный, что я его наследник, а голоса за запертыми дверями заливисто смеялись и что-то обещали, они пели, что я тот, кто должен вернуться к ним.

Мои бессвязные бормотание едва понятные мне самому никого не запугали, а напротив вызвали у короля сочувственное восклицание:

-- Бедный мальчик!

-- Я не мальчик, - я почти грубо стряхнул его ладонь со своего плеча. - Я намного старше вас. Даже, когда ваши предки возводили свой первый замок, я уже был ...не "стар", это слово вряд ли может охарактеризовать человека, который принадлежал к людям всего двадцать два года. Скорее можно сказать "вечен".

-- Вы предлагаете мне престол, - я выдавил короткий, хриплый смешок. - Мой отец тоже был королем. Он погиб, пытаясь отстоять меня у заинтересованных моими талантами чародеев. Теперь я сам обрекаю людей на гибель. Вы живы до сих пор не потому, что вы монарх, просто вы первый, кто едва зная меня смог заглянуть мне в душу. Я имею в виду не в душу дракона, а в мою настоящую почти утраченную человеческую душу.

И вместо того, чтобы оттолкнуть того, кто только что сознательно совершил грех - спас дьявола, я прислонился к его плечу.

-- Мы квиты, - произнес я, вспомнив зимний лес, холод и волков. - Вы только, что расплатились и больше ничем не обязаны демону.

Жизнь за жизнь. Король вернул мне долг. Только вряд ли здесь имел место жесткий расчет.

-- Если только, конечно, вы сделали это в силу долга, - уже без обвинения в тоне добавил я, заранее зная, что долг здесь ни при чем.

Он ничего не возражал мне, наверное, знал, что я должен выговориться, чтобы облегчить душу. О таком собеседнике можно только мечтать. Все с кем я волей и неволей общался до этого любили поговорить сами, но не умели слушать.

-- Вы хотите спросить меня о том, что побудило демона спасти короля? - я не прочел его мысли, а просто догадался. - Такой поступок трудно объяснить. Иногда даже у меня возникает внезапное побуждение сделать что-то доброе. Я не верю в судьбу, но именно она в то утро привела меня к вам, возможно, для того, чтобы вы доказали мне, что я не так низко пал, как думал.

По коже пробежала дрожь при мысли о том, что все было предначертано. До сих пор я видел мрачные подземелья, широкую спину барона Рауля впереди себя, его седую шевелюру, дымный факел в старческих узловатых пальцах. Я иду за ним, сам не зная для чего, хочу остановиться, но вдруг проводник оборачивается ко мне и вместо знакомого морщинистого чела я вижу оскал черепа, замечаю, что бархатный кафтан давно изъеден молью и червями, а на костяшках пальцев, вцепившихся мне в запястье, совсем не осталось плоти. Картинка была четкой, как воспоминание, хотя в жизни такого фрагмента не было. Я пал в тот миг, когда пообещал барону, что вернусь за обещанным мне, проклятым наследством.

-- В любом случае мои беды вас не касаются, - этими словами я будто пытался освободить и его, и себя от груза всех невзгод. Я вспомнил, как сражался сегодня, как наносил удары, жестоко, расчетливо и в полном молчании. Это больше всего пугало соперников - мое безмолвие, отсутствие боевых кличей, натужных вздохов, победоносных восклицаний. Я наносил удары с плотно сомкнутыми устами, кричали мои жертвы, а я молчал. Ни стонов, ни радости, ни молитвы за усопших. На время я стал бесчувственным во имя великой цели - победного конца войны.

-- Вы победили, - улыбнулся я.

-- Это твоя победа, - вполне обосновано возразил король, и у меня не нашлось слов для возражения.

-- Как бы тебе не было трудно, ты должен унаследовать то, что отвоевал. Ты не найдешь здесь никаких черных книг и никаких призраков, ничего, кроме венца. Ни в одном из подземелий Виньены не заточены злые духи.

-- Вы заблуждаетесь, - слишком дерзко возразил я. - В любом государстве можно встретить существо подобное мне. Я побывал почти во всех странах мира и всюду безошибочно узнавал в толпе хотя бы одного своего собрата.

Я едва удержался от того, чтобы прямо заявить "Анри сбежал и вам срочно нужна замена, поэтому даже злой дух вам подойдет, лишь бы только он поклялся не ускользнуть". На самом деле такое заявление было бы полным лицемерием, я отлично понимал, что на пустующий престол самого захудалого княжества найдется не один претендент, возникнут споры, конклавы, выборы лучшего и как бы еще кандидаты не перерезали друг друга. Из милосердия никто не станет дарить корону.

-- Никто бы на моем месте не отклонил столь великодушного предложения.

-- Так ты даешь клятву вернуться за своим наследством?

Последний вопрос, как звон набата, других предложений уже не будет. "Даешь ли ты клятву?" Я посмотрел на луч солнца, пробившейся сквозь дымку туч и сказал:

-- Даю!

А за этим будь что будет.

Винсент бы не простил мне отречение от такого дара, этой мыслью я утешал себя по дороге домой. Получить в добавок к Ларам еще и Виньену, наверняка, было пределом его мечтаний. Как немного ему надо для того, чтобы стать счастливым в отличие от меня. Он был рад всему, любой мелочи, даже просто хорошей погоде, а я, добившись столь многого, по-прежнему пребывал в меланхолии. Винсент когда-то честно признался, что был бы счастлив оказаться на моем месте, но вряд ли он с его взбалмошным поведением и склонностью к мелких махинациям смог бы удержать власть. Он не был прирожденным властелином ни для обычной страны, ни уж тем более для моих вспыльчивых, коварных подданных, к тому же из-за своего легкомыслия постоянно был вынужден ходить по острию ножа.

У Розы отсутствие физических или тайных сил заменяла небесная красота. Стоило задуматься о том, насколько она была необыкновенной, раз все остальные прекраснейшие мира сего были либо казнены, либо обращены в мрамор, а она одна осталась в живых. Избранная и неотразимая, она даже у Винсента вызвала побуждение поделиться с ней своими тайными знаниями. Мне даже не хотелось думать о том, что станет с этими двоими, если что-нибудь случится со мной. Случай на поле боя доказал, что меня самого можно было бы лишить жизни. А если я погибну, кто же тогда защитит их? Уже через час после моей смерти все проклятое общество с ликование накинется на моих гостей, так, что потом будет не собрать даже останков. То есть, Розу они попытаются разорвать на клочки в первую очередь только потому, что она очень красива, а Винсент еще может попробовать убедить кого-нибудь, что он незаменимый компаньон.

Честно говоря, о Винсенте можно было особо не беспокоиться. Он всегда находил способ выпутаться из опасного положения, ведь не зря же он просидел хоть и не полный срок обучения, но все-таки в школе чернокнижия. Роза черных книг сторонилась, оружием владела чуть лучше, чем посредственно, но все-таки недостаточно хорошо, чтобы выжить среди многочисленных недоброжелателей. Вернуться обратно домой? Она бы предпочла смертную казнь. Единственное, что она могла бы сделать это вернуться назад в "Марионетту" и надеяться, что никто не отыщет ее среди множества других актрис.

Моя крепость неприступна, но я не могу отсиживаться в ней вечно, империя обширна, как целый мир, но иногда меня тянет к людям, к всплескам жизни на узких улочках незнакомых городов, к маскарадам в Ларах, к толпе человеческих созданий, не подозревающих о том, что между ними затесалась смерть и принимающих меня за равного. Рано или поздно тяга к приключениям заставит меня покинуть любое убежище и тогда в одном из темных уголков человеческого мира возликует и заточит когти поджидающая опасность. За себя я никогда не боялся, просто знал, что заведя подопечных, не имею права оставить их без защиты, а это уже дополнительный повод, чтобы с удвоенными силами стремиться к победе. Манускрипты! Только я вспомнил о них, о запертых дверях лаборатории, о притягательной власти заклинаний и уже было направился к подвалам, как где-то в снежном мраке за свинцовым переплетом окна замаячил лучистый оранжевый огонек. Он не сверкал на одном месте, а быстро двигался сквозь метель, словно кто-то быстро бегущий вперед нес в руках фонарь. Кто-то решил навестить меня темной ночью, в пургу. Кто бы мог быть этот смельчак. По собственному желанию никто не захотел бы долго продираться сквозь заснеженный дремучий лес с одной -единственной целью - погостить у меня в темницах.

Скрипнули цепи вращающейся лебедки. Это я приказал подняться решеткам. Ворота отворились неслышно, будто петли были заботливо смазаны маслом, потому что мне захотелось услышать шаги вошедшего, и определить по вибрациям звука кто пришел, но шагов не было слышно. Только гнетущая, подавляющая тишина и мириады огоньков на вспыхнувших без тресках свечах в просторном холле. Я слишком быстро спустился туда и про себя отметил, да, свечей, действительно слишком много. Их жар мог бы быть болезненным для того, кто привык прятаться от солнца. Благо, что рожденное из ничего пламя жара не источало. Множество оранжево-красных язычков трепетало на фитилях, но тепла не было. Под высоким, расписанным великолепными фресками куполом потолка не было никого, кроме двух необычайных созданий, которым тепло ни к чему. Кровь в моих венах нагрелась так, будто я готов был дохнуть огнем, если бы сейчас я прикоснулся к Анри, то одно легкое касание руки обожгло бы его не милосерднее крапивы.

Я уже хотел было спросить его зачем этот ночной визит, ведь до полнолуния еще далеко, в небе еще только нарастает серп месяца, чуть более плотный, чем несколько суток назад, да и зачем ему было показываться мне раз уж он пришел, ведь выглядел Анри красиво, даже более - одухотворенно, только его глаза застила пелена алого сияния.

-- Зачем...- только и сорвалось с моих губ, но Анри уже бросился ко мне, вцепился длинными тонкими пальцами в воротник моего камзола. Я заметил, что хоть кожа и выглядит снова молодой, но сквозь нее просвечивают косточки и тонкая сеточка синих вен.

-- Что ты хочешь? Это какой-нибудь очередной трюк? - я был смущен и разгневан. Кровь бурлила и закипала внутри, но Анри было все равно, что прикосновение к моей коже обжигает его и без того нездоровую плоть.

-- Эдвин, ты ведь всегда был милосердным, правда? - горячо зашептал он. - Не отвечай. Я знаю, ты солжешь только, чтобы укрепить свою репутацию злодея, но если бы ты не был снисходителен, ты бы давно убил и этого лжеца в черном, и красотку. Если бы в тебе умерло все человеческое, ты бы не стал терпеливо выслушивать жалобы моего отца, ты бы бросил меня самого в темном лабиринте призрачного города.

-- Я не хотел, чтобы ты стал очередным шпионом князя, вот и все. Милосердие здесь не причем, - конечно же, я лгал. Мне просто стало жаль несчастное, очаровательное создание, плачущее на ступенях чужого крыльца и я решил спасти его. Я же тогда не знал, что Анри доставит нам столько хлопот, а даже если б и знал, то не смог бы поступить иначе. Я всего лишь сделал для него то, что сделал бы для одного из своих братьев, если б застал их рыдающими на улице под открытым небом. Внезапно ко мне пришло озарение. Даже сейчас смотря на светлую, отливающую серебром шевелюру Анри я видел юного Флориана. Мой брат точно так же стриг волосы, и они обрамляли голову короткой шапкой кудрей, был точно так же наивен в военных делах и вообще в политике, но в отличие от Анри он бы ни за что не позволил себе выказать такую бурю эмоций.

-- Ты забываешься, - я отстранил от себя Анри, как можно более мягко. - Ты не имеешь права спорить со мной или заставлять выслушивать твое мнение. Я здесь повелитель, а не твой наперсник.

-- Да-да, - невразумительно забормотал Анри. Тонкие, цепкие пальцы вновь поймали краешек моего камзола и намертво вцепились в парчу. - Если бы ты мог стать кому-то товарищем, ты бы не стал отнимать чужое наследство.

-- Ничего я не отнимал, всего лишь принял то, что мне навязывали...

-- По истине щедрая подачка!

-- Если бы ты не сбежал?! А если бы вернулся, то смог бы еще разжалобить отца.

-- Вернуться? - Анри горько усмехнулся. - Вернуться и снова потерять всю свою красоту. Нет, Эдвин, пусти меня назад!

-- Что? - я немного опешил. - Опять шутки? Или козни?

-- Нет, я, правда, хочу назад. Покрашу волосы хоть дегтем, полностью изменю свой облик, войду сюда, как новый безызвестный эльф. Мы придумаем мне новое имя и другую историю, но зато я навеки останусь молодым и не почувствую больше могильной, земляной сырости.

Он поморщился, как от боли.

-- Это пребывание под землей так изменило тебя.

-- Подземелья и драгоценные руды, это все, что осталось от начала мироздания, поэтому древние драконы так любят и то, и другое. Под землей я чувствую себя лучше, но не могу отделаться от ощущения, что в этой самой земле лежат пласты грунта, ползают черви и гниют покойники. Там тишина и духота, а я ...когда я там мне вспоминается божественная музыка резиденции фей и ...не те солнечные лучи, что в небе, а те, что в твоих волосах. Глупо было думать, что кто-то кроме тебя способен возглавить этот сверхъестественный мир.

Анри наконец ослабил хватку, отстранился от меня и поднял на меня лицо, так, что я смог увидеть две алые тонкие полосы, пересекающие его щеки. Что это? Слезы? Я не мог в такое поверить. Кровавые слезы. Значит ли это, что по мертвым венам Анри вновь струится живая кровь. Багряные капли скатывались с ресниц, очерчивали веки, текли по скулам. Я коснулся их кончиками пальцев и ощутил липкую, тягучую жижу. Может, это всего лишь пурпурная краска - один из новых фокусов Анри. Чтобы убедиться я слизнул слезу и ощутил на языке привкус крови, железа и огня. Я даже не заметил, что от едва ощутимого прикосновения моего языка, Анри вздрогнул, будто его щеку обожгли горячим углем. Таково уж касание драконьего жала. На чистом лице Анри осталась чуть заметная жженная печать, словно кто-то быстро прижал печатку к капле жидкого воска.

-- Так ты пустишь меня назад?

-- Нет...Я не могу.

-- Почему? - Анри вскрикнул так, что дрогнул расписной плафон потолка. Эхо устремилось ввысь к бельведеру купола.

-- Я не могу доверять тебе, - простой ответ на сложный вопрос.

-- А им ты можешь доверять? - заорал Анри, указывая рукой куда-то в направлении блистательной резиденции, где он провел не так уж много времени.

-- Если кто-то из них переходит границы дозволенного, то его голова оказывается на шесте под моими окнами, а твоя голова все еще у тебя на плечах, радуйся этому.

-- Ты не можешь выгнать меня, как бездомного щенка.

-- Я и не выгоняю. Приходи каждую ночь в конце месяца, пей, веселись и гуляй на свободе до следующей полной луны. Другие не могут позволить себя такой вольной жизни.

-- Пустые отговорки. Ты просто не хочешь сделать кого-то счастливым. Таков твой закон, которого придерживается все неотразимое общество.

-- Я все уже сказал. Ты не глух и не нуждаешься в повторении, - я резко развернулся, хлестнув его плащом.

-- Ты считаешь, что будешь вечно блистать, как солнце. А та, черная тень, что следует за тобой. Либо она со временем поглотит тебя, либо жители Виньены поймут, насколько черна твоя душа.

Анри выкрикивал это, как будто специально для Розы, неподвижно застывшей на верхнем лестничном пролете.

-- Когда я подобрал тебя, я не знал, что ты способен на такую сильную ненависть, - я обернулся к нему с прощальной, притворно-любезной улыбкой, не предвещавшей ничего хорошего.

-- Я бы выцарапал тебе глаза, если б смог, отсек бы твою голову, - Анри в бессильной ярости ударил по ближайшему к нему резному комоду, так что зазвенела золоченая утварь: подсвечники, вазы, бокалы. Тот самый комод на котором я оставил свой меч, мелькнуло в голове, еще до того, как раздался хруст рассекаемой чем-то острым кабаньей шкуры и свист предмета, пролетевшего в воздухе. Точно, я вернулся домой, завернул меч и небрежно бросил его возле зеркала на комоде.

Что-то острое, стальное вонзилось бы в меня, но я вовремя выставил вперед левую руку. Боль обожгла. Жгучий укус каленого железа. Я успел перехватить рукоять правой рукой и теперь крепко держал ее, но левое запястье сильно кровоточило. Теплый алый фонтан дымился и вспыхивал искрами огня, соприкоснувшись с плитами пола. Отсеченная кисть все еще дергалась в последних судорогах. Пальцы сжимались и разжимались. Изящные, красивые пальцы, на одном из которых сияло кольцо с печаткой. Впервые я смотрел на собственную узкую ладонь, как на нечто чужеродное и испытывал легкое сожаление. Потом я вонзил меч между плитами пола, так, чтобы он не смог вырваться, поднял отсеченную кисть и приставил ее к обрубку запястья. Всего миг и вены начали соединяться с обрывками вен, срослись сухожилия, с легким треском восстановились расщепленные кости. Я чуть пошевелил пальцами, восстанавливая кровообращение, и где-то на верхней ступени лестницы раздался изумленный вздох, спрятавшейся за перилами Розы. Она прижалась к медной гарпии украшавшей верх лестницы и со страхом смотрела вниз.

-- Настоящий демон! - в восклицании Анри тоже прозвучало доля страха.

-- Пошел вон! - здоровой рукой я отшвырнул его к распахнувшимся дверям. Ветер, ворвавшийся в холл, затушил часть свечей.

-- Кто захочет остаться с драконом, - Анри глянул на язычки пламени, плясавшие в луже, вытекшей из моего запястья крови. Над лужицей все еще клубился черный дымок.

Анри отполз от порога, поднялся на ноги, но споткнулся о ступени и скатился во дворик, в самый центр частокола.

-- Я не хотел, - зашептал он, будто еще на что-то надеялся, но в ответ услышал неизменное "убирайся" и предпочел последовать этому совету. На этот раз я спеленал слишком бойкое лезвие еще крепче, оставил его в подвале, а сам запер двери и поднялся наверх. В левой руке еще ощущалась слабость, но на запястье не осталось даже шрама. Кожа была безупречно гладкой и чистой, как всегда. Я уселся на перила самого высокого балкона, перекинул ноги через балюстраду и пытался разглядеть в снежном вихре удаляющийся от замка огонек. Я решил, что никогда больше не впущу Анри в свой замок. Холодный промозглый ветер дул в лицо, трепал упавшие на лоб локоны, снежинки кололи щеки. Я ощущал какое-то странное удовольствие от того, что сижу на морозе, а ветер яростно развевает плащ у меня за спиной.

-- Ты отпустил его из жалости? - Роза тоже вышла на балкон, ничуть не боясь продрогнуть. В бальном платье абрикосового цвета, как паутиной, покрытом воздушным газом, она выглядела воплощением совершенства. Бриллианты сверкали в браслетах на ее запястьях, в ожерелье на шее, в тонком венчике на голове и от их блеска ее кожа казалось такой же бледной, как снежный вихрь над долиной.

-- Я сомневаюсь, что демон может обладать такой добродетелью, как жалость или сострадание, - я попытался угадать, что из слов Анри она слышала и восприняла всерьез, а что нет.

-- Зачем ты себя так называешь?

-- Я так привык, - я подтянул колени к подбородку и обхватил их руками. Сидя на балюстраде, я наверное выглядел ожившей статуей, безмолвным стражем, наблюдающим за событиями внизу. Стоит только прыгнуть вниз, и я обращусь в дракона или разобьюсь об острые валуны в замерзшем рве?

-- Ангелы бессмертны, - тихо молвила Роза за моей спиной.

-- Я знаю.

-- И тебя тоже нельзя убить.

Она коснулась моего запястья, пытаясь отыскать шрам, но шрама не было, только тонкий обруч золотого кольца. Мне показалось, что Роза пытается определить: обручальное оно или нет, и чья это печатка. Я не знал слезы ли это у нее на щеках, или просто снежинки тают, коснувшись ее кожи, знал только, что никогда раньше не видел такого прекрасного и возвышенного создания. А потом поцелуй, как во сне в доме аптекаря, как в предсказании князя. Только моя голова до сих пор была на плечах, тонкая алая полоса не отделяла шею от туловища, а я уже ощутил холодное прикосновение губ музы к моим губам.

Я открыл глаза, на ресницах остались капли от талых снежинок, но тень, мелькнувшая в зрачках, была слишком четко видна. Роза ее увидела и ...узнала меня. Всего лишь на миг в ее глазах промелькнуло узнавание, она отошла на шаг, не в силах произнести или прошептать роковое слово "дракон".

-- Ты убила бы меня, если б могла? - прямо спросил я.

Она только отрицательно покачала головой. В затянувшейся паузе раздалось едва слышное, но решительное "нет" и я улыбнулся уголками губ, радостно, почти удовлетворенно.

- А ты бы сжег меня в одном из своих массовых аутодафе, если б захотел?

-- Нет...никогда, - я тоже резко мотнул головой, словно отрицая даже возможность подобной своей причуды. - Только не тебя.

-- Почему?

-- Потому что ты это самое лучшее, что было у меня в жизни, - я сказал не задумываясь, но это была неопровержимая истина. Даже в тот вечер, когда направила на меня мушкет Роза все равно оставалась единственным светлым пятном в моей жизни. Я пытался понять, не уловила ли она легкую странность или архаичность моей речи, а может необычную изящность жестов, присущую прошлому столетию, не насторожило ли это ее. Вряд ли. Роза сразу поняла, что я существо из другого века и это ее не пугало, а напротив восхищало.

Где-то в гуще метели метнулось такое же белое, как и снег существо. Только благодаря особенной остроте зрения мне удалось рассмотреть его. Роза моей зоркостью не обладала, но насторожилась, услышав знакомый шелест. Я все же пытался отыскать взглядом очертание огромных, нежных, как у голубя крыл, но их уже не было, осталось только непривычное ощущение дискомфорта, будто кто-то посторонний пытается вторгнуться в мои владения.

Предусмотрительности ради я вывел Розу с балкона и крепко закрыл стеклянные двери. Стекло - хрупкая преграда, но все-таки лучше, чем открытая щель для неизвестного лазутчика.

-- Она что-то хочет от тебя, иначе зачем возвращается снова и снова, - Роза, нервно сжав кулачки, прошлась по комнате, остановилась перед столиком и удивленно воззрилась на все еще не спрятанный окровавленный кусок тафты. Он остался, а скрипки не было. Кто-то унес ее с собой. Первой мыслью было, Винсент! Но рассудительность взяла свое. Зачем Винсенту снова воровать предмет, с которым связаны переживания не только далекого прошлого, но и последних дней. Поразительно, как ему вообще захотелось поднимать скрипку, после того случая в лесу с волком. Другой бы так и оставил ее в снегу.

-- Эдвин, у меня нет ни огненного дыхания, ни крыльев, ни когтей, чтобы себя защитить, - в голосе Розы послышались то ли капризные, то ли обиженные нотки. - Стрелять я умею, конечно, но не слишком метко.

-- Если у дракона есть подопечная, то никто не посмеет причинить ей вред, - самоуверенно заявил я.

Даже если Розу мои слова отчасти и убедили, мушкет она все равно собиралась все время держать под рукой. Я никогда не спал с оружием под подушкой, но решил, что Роза может делать, как угодно, лишь бы только у нее не возникло желания сбежать из замка.

-- Если б я умела колдовать, - произнесла Роза. Может мне только показалось, что бриллиантовые капли от венчика засияли у нее на лбу чуть ярче, чем вообще способны сверкать драгоценности.

-- Что? - я был крайне удивлен. - Повтори!

Меня самого насильно заставили штудировать азбуку чернокнижников, заперли под землей, чтобы я не отрекся от тайного занятия, поэтому я не мог поверить в то, что кто-то без принуждения готов просидеть хоть час над моими дьявольскими книгами.

-- Неужели ты, правда, на это готова, Роза? - это многим облегчало мне задачу, ведь с самого начала я выбрал ее, как ученицу, ту, что унаследует мои навыки, но долгое время не знал, как подойти к делу. - Ты подумала о последствиях, когда сделала такой вывод?

-- А ты о них подумал, когда взялся за изучение черных книг?

-- У меня не было выбора.

-- А у меня был? Как только я увидела тебя в толпе на балу в Ларах, то поняла, что ты пришел за мной.

-- Точно так же я приходил за многими, за всеми, кого собирался убить и они тоже внезапно понимали, что я их судьба, которой не миновать, - в памяти пронеслась долгая череда красочных, страшных фрагментов. - С тобой все было иначе. Я взлетел на балкон того дома, чтобы причинить боль кому - нибудь из тех, кого там найду, а поранился сам.

-- Я еще долго ждала, что где-нибудь на рынках, площадях или ассамблеях в толпе промелькнет твой плащ, тот самый алый шитый звездами. Если внимательнее присмотреться к златотканому узору вокруг этих звезд, то можно увидеть несколько символов, которые никак нельзя отнести к безобидным наукам.

Я наклонил голову, признавая ее догадливость.

-- Когда я впервые увидела крылатую девушку за окном, мне показалось, что у нее изранены и окровавлены пальцы, ведь вполне возможно, что она скреблась об оконную раму, требуя, чтоб ее впустили. Но потом...можно было, наверное, сразу рассмотреть, что у нее вместо ногтей очень острые когти.

-- И что ты хочешь этим сказать?

-- Она такое же создание, как ты, а я - нет, - Роза тряхнула длинными круто завитыми локонами, так, что они заструились по плечам и по корсету. - Пока нет, - чуть изменив интонацию, добавила она.

-- Я совсем не хочу, чтобы ты стала таким же проклятым, потерянным существом, как изгои нашего общества, - попытался возразить я.

-- Они не ущербные и не потерянные, они прекрасны, - настойчиво возразила Роза.

-- Если присмотреться то в каждом из них ты найдешь хоть какое-нибудь маленькое уродство, просто они очень умело прячут свои недостатки под роскошным одеянием, - как я мог объяснить ей, что такие дефекты, как, например заостренные уши у эльфов, непременно существуют для того, что указать на их неземное происхождение. У кого-то из фей глаза были разного цвета, кто-то прятал под расшитыми бисером перчатками шестой палец или наоборот пытался скрыть недостаток одного из пяти. Слишком длинные тонкие пальцы, будто паучьи лапки, и заостренные ногти, да еще и крылья за спиной у очаровательных дам, разве все это не доказательство того, что в каждом члене блистательного общества есть какой-то недостаток, что каждый из них будто бы помечен высшей силой, чтобы люди смогли сразу угадать в своей толпе присутствие чужеродных существ, то есть тех, кого они прозвали проклятыми. Благо, что цивилизация с давних времен пошла вперед, крылья можно скрыть под просторной накидкой, а заостренные ушки под модной шляпкой и все это не вызывая никаких подозрений, естественно при соответствующей погоде, а не в жару. Знойным летом Винсент в своем наглухо застегнутом воротнике выглядел более, чем подозрительно. Из всего собрания я был пожалуй единственным, кого сверхъестественная природа не отметила никаким внешним уродством, кроме тени в зрачках, разумеется, и кроме зверя, притаившегося глубоко внутри меня. А людей, как известно, особенно придворных, внешность интересует гораздо больше, чем состояние души. Немногим смертным дано заглянуть вглубь, в самые прорези прекрасной маски, копирующей человеческое лицо, и заметить там нечто необъяснимое.

-- Ты обвинишь меня в излишним цинизме, но я склонен думать, что весь блеск и роскошь, вечная феерия, царящая в кругу фей - это всего лишь внешнее прикрытие для внутренней пустоты, - попытался объяснить я Розе. -Царство, где нет других чувств, кроме желания повеселиться и исподтишка поиздеваться над смертными, обречено было бы на медленное увядание. Все блистательное собрание перессорилось бы и разбрелось по разным сторонам, если б не было того, кого принято называть душой общества, того, кто, собрав вокруг себя существ с разными интересами, смог бы объединить их, поэтому однажды ...довольно давно человек, которого я назову князем, начал настоящую охоту за ребенком, отмеченным десницей судьбы.

-- Чтобы отдать этого ребенка в когти фей?

-- Чтобы сделать из него своего ученика...Независимо от желания самого обучаемого, просто потому, что ему суждено было стать некоторого рода смесью, наполовину таким же проклятым, как они, - я кивнул в сторону юга и резиденции фей, - наполовину человеком, чтобы свободно разгуливать и в том и в другом мире, вне подозрений людей и вне опасности возле убийц.

-- Этого я как раз и хочу, стать настолько опасной, что эти существа не посмеют меня тронуть, а внешне остаться самой собой, чтобы ни у кого не возникло подозрений, - Роза чуть не захлопала в ладоши от восторга по поводу того, как точно я выразил ее мысль.

-- Ты видела горло Винсента?

Такой прямой вопрос несколько ее обескуражил. Уже без радостной улыбки Роза сдержано кивнула.

-- Его шрамы это предупреждение тебе и всем, кто пойдет по моему пути. Занимайся тайными науками, сколько пожелаешь, принцесса, но помни, один неверный шаг и точно такая же печать может остаться на тебе.

Ну, вот, я уже начал ее напутствовать, а ведь сам за миг до этого лицемерно пытался предостеречь от неправильного пути. Конечно же, я должен был сразу заметить, что постоянно таскаясь туда сюда с колдовскими книгами, манускриптами и разными трюками, я оказывал на Розу дурное влияние. Кумиру хочется подражать, а я вместо того, чтобы показать пример достойный подражания, отпускал двусмысленные замечания, намекал на некую тайную силу, входил и выходил из замка, при этом не открывая дверей, будто просачиваясь сквозь стены. Никогда не пользовался ни кресалом, ни трутом, ни огнивом, чтобы высечь искры для разведения огня, никогда не пытался объяснить, что мы не замечаем поваров, лакеев и прочих слуг в замке, потому что они настолько вышколены и деликатны, что не смеют показываться гостям на глаза. В общем, перечень недостатков можно было бы перечислять до бесконечности, но Роза, очевидно, сочла все эти мелкие фокусы грандиозными возможностями.

-- Ты ведь пообещал, что не станешь меня убивать, правда? - с трогательным выражением лица переспросила Роза.

-- Я пообещал? Нет, скорее поклялся. А если я кому-то даю клятву, то она нерушима.

-- И ты научишь меня тайным искусствам? За мою душу?

Я отрицательно покачал головой, не желая назначать столь высокую цену.

-- Только за то, что ты красивая.

Не сдержав радости, Роза захлопала в ладоши и рассмеялась, чудесный, заливистый смех, а в его нотах, как будто, звенит эхо церковных колоколов. Только после того, как она замолчала, я расслышал, что чьи-то острые коготки скребут подоконник.

-- Наверное, просто птица, - без особой уверенности предположил я.

-- Нет, не птица, - Роза тут же насторожилась, но звуков больше не было.

-- Не бойся, какой-нибудь голубь клюнул стекло и всего-то. ..- я не успел договорить, а где-то под дверью ближайшей гостиной уже скреблись о пол чьи-то когти. Я очень надеялся, что это просто одна из химер решила выбраться из цокольного этажа, хотя понимал, что вряд ли кто-то посмел бы нарушить мой приказ и открыто бродить по замку.

-- Подожди здесь, - велел я Розе и пошел в направление шума. Царапины на полу под дверьми остались, но никакого животного рядом не было, только чей-то темный силуэт маячил возле картинной галереи.

-- Я всего лишь хочу выразить вам свое почтение...после стольких лет, - раздался заунывный чуть с хрипотцой голос и длинная рука в плотной охотничьей перчатке потянулась ко мне. Движение слишком стремительное для простого приветствия.

Я отшатнулся в сторону раньше, чем некто успел коснуться меня. Персон, вынужденная прятаться в тени, естественно, доверия не внушает. Словно ощутив мое сомнение неизвестный шагнул вперед, так чтобы ступить в круг отсветов от далеких бра. Что-то знакомое проскользнуло в этих осторожных, чуть ли не робких движениях, которые в любой миг могут приобрести молниеносную и опасную быстроту. Тонкая полоса света легла на руку в перчатке. Такие толстые из прочной кожи рукавицы надевают только для соколиной охоты, чтобы когти сокола не поранили ладонь, но сейчас перчатка служила скорее маскировкой для формы руки, чем защитой для кожи. Вторую, не прикрытую ни чем руку пришелец прятал за спиной.

Посчитав излишними долгие ожидания и приветствия, я схватил его за рукав и потянул на свет. Даже слабых бликов от далеких свечей мне вполне хватило, чтобы рассмотреть ...пажа Деборы. Я быстро оттолкнул его и он упал. Рука, которую он до этого прятал за спиной вцепилась в ковровую дорожку на полу и плотная пушистая ткань хрустнула так, будто ее рассекли острые когти.

Где-то щелкнула раскрываясь оконная рама и я рванулся назад, искать Розу. Я не ожидал увидеть, как белая крылатая фигура стремительно и угрожающе надвигается на мою гостью. Роза отступила к стене, невольно опустилась в кресло, подвернувшиеся на пути к отступлению. Прежде, чем я успел что либо сделать, когтистая рука Деборы рванула кружево на корсаже. Когти бы несомненно полоснули по шее, если бы вдруг под ожерельем не блеснуло что-то тонкое, ослепительно-золотое, маленькое распятие, которое Роза всегда носила на цепочке.

Короткое, мерзкое шипение и белый силуэт исчез, будто свечу задули, а ветер все еще хлопал створками распахнутого окна.

Заметив меня в пролете дверей Роза уже хотела спрятать крест, но я отрицательно покачал головой.

-- Мне он больше не причиняет боли.

-- Почему? - я скорее угадал вопрос по ее округлившемся губам, чем услышал.

-- Наверное, потому, что во мне проснулась любовь к ближнему, - я конечно не имел в виду все "ближних" подряд, а только ее одну.

На плече возле порванных кружев остались царапины. Роза обиженно надула губки, заметив три тоненькие алые полоски, ну, точь-в-точь, как избалованное дитя. Она стала искать шаль, или хотя бы мантилью, чтобы прикрыть кровавую метку, но ничего рядом не обнаружив, попыталась просто подтянуть оборванные кружева.

Хоть в чем-то я мог оказать ей помощь. Одно легкое прикосновение моих ногтей к ее царапинам и они затянулись, будто их не было совсем. Ну разве кто-то кроме меня может так ловко услужить даме. На лице Розы промелькнуло уважение. Ее явно заинтересовало, каким способом можно добиться такого мастерства. Вместо того, чтобы раскрыть исцеляемым свои тайны, я как всегда, молча улыбался.

-- Я принесу тебе голову этой ведьмы, - пообещал я.

-- Нет, это сделаю я! - в дверном проеме застыл обманчиво-хрупкий затененный силуэт. Винсент! Он сделал шаг к свету и робко улыбнулся. - Я только зашел попросить разрешения взять твой новый меч. То самое недавнее приобретение.

-- Ты стал гораздо смелее.

-- Мне надоело жить в страхе...К тому же я знаю, где она спит днем.

Внезапная храбрость Винсента удивляла. Ненадолго он утратил прежнюю беспечность. Даже когда правильный овал его лица из-за колебания свечей на расстоянии сливался в одно белое пятно, можно было догадаться, что на этом лице написана решимость. Никогда прежде мне не доводилось видеть его сосредоточенным и серьезным. Раньше он либо подшучивал, либо злился, а теперь вдруг начал выказывать силу воли.

-- Почему вместо меня это хочешь сделать ты?

Винсент молча поднес руку к застегнутым краям воротника. Других объяснений не потребовалось. И я, и Роза уже давно успели заметить, что он стесняется того, что стал меченным.

-- Я боюсь ее когтей, а она боится огня. Если бы ты пошел со мной шансы были равными, но придется ограничиться обычным факелом, - Винсент подчеркнул "если", потому что был уверен, в решающий миг моя рука дрогнет и я не смогу убить создание, некогда вызывавшее у меня восхищение.

-- Ты бы мог просто одолжить мне твой экипаж и твоего кучера, чтобы он подождал меня у ворот города? - попросил Винсент.

-- Какого города? - Роза заинтересовалась. - И зачем тебе связываться с этим сомнительного вида кучером? Я сама умею править лошадьми и смогу дождаться тебя, а если Эдвин захочет последовать за нами, то ему карета ни к чему.

Я был далеко не в восторге от того, что Роза ночью будет разъезжать по городам и весям в сопровождении не менее сомнительного, чем мой кучер Винсента. Надо было предложить ей сходить в "театр теней", в резиденцию фей, к озеру, где плавают лебеди, куда угодно, лишь бы только это место находилось в пределах империи, а не во внешнем мире, откуда я забрал ее с таким трудом. Но Розе хотелось приключений, поэтому я кивнул в знак согласия. Мое согласие в данном случае означало, что Винсент может взять меч, а Роза любой понравившейся ей экипаж и норовистых, бешеных коней.

-- Ни в коем случае не снимай с них узду, - предупредил я, когда Роза осматривалась скакунов в стойлах.

В ее взгляде промелькнуло подозрение, но она не стала ни о чем спрашивать, а лишь согласно кивнула. Блузка из белого батиста, вышитый вельветовый жилет и бархатные бриджи, одетые на ней, явно были без спросу позаимствованы из моего гардероба, но я предпочел не обратить на это внимания. Роскошная хоть и не по размеру одежда на Розе смотрелась несколько лучше, чем на мне. Такого красивого кучера у меня еще никогда не было. Роза заткнула за пояс мушкет, одела высокие кожаные сапоги до колен, перевязала волосы атласной лентой. Ей не хватало только шпаги, но я подозревал, что вместо шпаги в сапоге спрятан кинжал.

Я очень надеялся, что Розе не захочется ни стреноживать, ни гладить, ни вычищать скребницей шкуру лошадей. Я сам запряг их в легкую, без украшений и гербовых знаков черную карету.

-- С этой четверкой коней ты за час преодолеешь такое расстояние, которое с другими не одолеть и за день, - я потрепал каштановую гриву одного из скакунов, чего раньше себе никогда не позволял. Они не нуждались в ласке, они рвались на свободу и были ,пожалуй, чересчур яростны в своем стремлении вырваться.

-- Помни одно, крепко держи поводья, выпустишь их кони умчаться назад в мои конюшни и вы с Винсентом останетесь без кареты.

-- Ну ведь ты выручишь нас...всегда? - Роза едва улыбнулась уголками губ, очевидно, уверенная в моих силах.

Я любил называть ее своей подопечной, но в этот момент подумал, что если б родители Розы, что мало вероятно, добровольно доверили ее под мою опеку, то мне бы головой пришлось отвечать за такую долгую ночную прогулку воспитанницы.

Роза легко вскочила на козлы. Как это было не удивительно, а кони не попытались проявить норов, брыкаться, храпеть и быть копытами до тех пор, пока поводья не выскользнут у нее из рук. Должно быть, они тоже ощущали, что Роза прижилась в этом мире и начала постепенно утрачивать свои человеческие страхи и привычки.

Я выбрал белоснежного с русой гривой коня и последовал за ними. Алые, словно налитые кровью и огнем, глаза моего скакуна составляли неприятный контраст с его кипенно-белой, молочного цвета шкурой. То, что на нем не было ни единого пятнышка или неровности цвета уже говорило о том, что конь неземного происхождения. Русая грива спуталась, несмотря на старания моих невидимых конюших, разве можно расчесать эти непослушные солнечные ниточки. Дробный стук конских копыт по мощеным дорогам и тропинкам не привлекал ничьего внимания. Мы ехали в том направлении, в котором не поедет ни один человек, сохранивший хоть частицу здравого рассудка. Винсент указывал путь к зачумленному Рошену. Конечно, чума уже не так там зверствовала после того, как я забрал свитки. Пляска смерти замедлила свой ритм, но я все еще предполагал, что на опустевших улицах можно увидеть пляшущую процессию демонов с литаврами, тамбуринами и бубенцами, звон которых возвещает о триумфе заразной болезни. Возможно, где-то еще звучат трубы и рожки, а духи подлетают к окну, чтобы оставить на стекле все еще обитаемого дома дыхание заразной болезни. Как хорошо, что Роза ограждена моими чарами и не подвержена никаким заболеваниям, как я сам. С тех пор, как капля самовозгорающейся драконьей крови обожгла ей небо и язык, по ее венам разлилось пламя, которое вечно будет оберегать ее от чумы, от старости, от смерти. Крошечная доза моего огня в крови - защита от всех болезней, но вряд ли старик-аптекарь смог бы использовать его, отняв от жизни и смешав с в большинстве случаев бесполезными медицинскими порошками.

Роза умело правила лошадьми. Черная карета въехала в распахнутые ворота города, с грохотом прокатилась по главной площади, свернула в переулок, а оттуда легко понеслась к месту, выбранному мною для убежища. Я скакал прямо за экипажем, там, что меня можно было заметить в заднее окошечко. Винсент знал, где находиться склеп. Он застал меня там во время сна и успел много приметить. Мы приблизились к полосе тумана.

Роза натянула вожжи. Карета остановилась, медные спицы колес мерцали в свете месяца, выглянувшего из-за облаков. Кони недовольно били копытами о брусчатую мостовую. Плотные сизые клубы тумана расступились лишь при моем приближении.

Винсент взял с собой меч, горящую лампу, наполненную маслом, с сужающимся к верху стеклянным колпаком, который можно легко разбить, выпустив огонь наружу.

Дебора боится огня, вспомнились мне его слова. Огня и железа.

Она, наверное, следила за мной, когда я перетаскивал принесенные ею свитки из убогой лесной лачуги в великолепный и знаменитый в те дни Рошен. Теперь город был печально знаменит, но болезнь уже погасла, унеся с собой все жертвы, какие могла. Удивительно, но за пределами Рошена чума не распространилась. Заразу переносили не крысы и не заболевшие, виной всему - моя беспечность. Я должен был сразу понять, что у манускриптов, переданных мне, есть целый сонм хранителей. Вот так мне удалось уничтожить город, который мне так нравился без огня, всего лишь на время оставив здесь свое проклятое наследство.

Раскаяние захлестнуло меня внезапно и так же быстро прошло. Чьи это крылья так соблазнительно шелестели над городом ночи напролет? Дебора! Спит ли она сейчас на одном из саркофагов, накрывшись собственными крыльями, как плащаницей, с руками сложенными на груди, как у покойницы и с венком увядших жасминов в волосах. А сломанная скрипка кровоточит где-нибудь на ступенях, возле мраморных херувимов.

Одной рукой придерживая поводья, Роза достала мушкет, всегда готовая выстрелить во тьму, раздираемую внезапным воплем или шелестом крыльев. Винсент вышел из кареты, спрятав меч под плащом. Зачем-то он еще взял с собой кирку и лопату, будто готовился рыть могилу. Он быстро направился к склепу, и его шаги отдавались гулким эхом в зажатом между каменными зданиями пространстве. Вот, как можно было определить местонахождение склепа, по звуку эха. Если бы в квадрате зданий отсутствовала стена склепа, эху было бы не от чего отражаться в том направление. Поразительно, но за все эти годы никто не догадался ступить в полосу тумана и прислушиваться к эху собственных шагов.

Я оставил скакуна у коновязи и поспешил за Винсентом, сам не зная для чего. Заходить в склеп я не собирался, просто хотел посмотреть.

Двери склепа легко поддались. Я заметил знакомые статуи херувимов на ступенях лестницы с распростертыми крыльями и молитвенно сложенными ладонями. Такие прекрасные и одухотворенные. Один ангел простер руку вперед, будто благословляя, но он не мог дать благословения на то, что собирался сделать Винсент. На одной мраморной ступени что-то блеснуло. Скрипка. Рядом лежал смычок. Дебора оставила ее прямо на ступенях, как ненужную вещь или как приманку.

Тонкие пальцы Винсента начали возиться с узлами, чтобы освободить меч от пут. Веревки поддавались с трудом, и с уст Винсента уже было слетели ругательства, но то ли он не посмел богохульствовать в склепе, то ли решил, что любой самый слабый звук может спугнуть его жертву. Сам он двигался бесшумно, как тень и дыхание его почти не было слышно, вот только острый и несдержанный язык часто становился врагом своего хозяина.

-- Ведьма! - тихо, но злобно прошипел он и где-то во тьме шевельнулись крылья.

Я не хотел спускаться вниз. Вдвоем с Винсентом на узкой лестнице нам было не разойтись. Один из нас непременно наступил бы на скрипку, а это создало бы некоторый шум, не говоря уже об окончательной поломке чудесной реликвии.

-- Почему ты так уверен, что она здесь, - мысленно спросил я у Винсента и словно в ответ мне в глубине склепа, в черном глубоком провале под лестницей вновь кто-то шелохнулся. Какой знакомый шорох, будто шелестит, как осенняя листва, платье дамы, медленно пересекающей зал.

На гладкой поверхности мраморных ступенек появилась шероховатость, которой раньше не было. Все те же самых следы от когтей, настолько острых и крепких, что могли расцарапать даже камень.

Винсент обнажил меч и начал спускаться вниз, в темное неописуемое урочище.

-- Позволь мне всего лишь раз дохнуть огнем, и все будет кончено! - все так же мысленно попросил я Винсента, но он отрицательно тряхнул головой. Кажется, шанс совершить подвиг мутил ему кровь. Его рука сжимала меч не менее уверенно, чем моя. Как вообще такие тонкие пальцы способны поднять тяжелую кованую рукоять с длинным лезвием? Перед третьей ступенью Винсент задержался и нагнулся, чтобы поднять скрипку. Пальцы его левой руки уже сомкнулись на грифе, и вдруг из мрака вынырнули другие когтистые тонкие руки и обхватили запястье Винсента. Когти безжалостно вонзились в плоть повыше рукава, оставляя кровавый след. Винсент, ругаясь и плюясь в соперника, пытался высвободиться. С высоты из-под самого затянутого слоями паутины купола на Винсента набросилась вторая противница. Бледная фигура с огромными крыльями кинулась на него с быстротой птицы и вцепилась в его плечо, вынуждая выронить меч. Один против двух. Силы неравны. Молниеносным движением я схватил за шиворот пажа Деборы и выволок его из склепа. Он пытался сопротивляться, шипел, кусался, царапался, но с таким же успехом он мог царапать несгибаемую сталь. Из дверного пролета до меня все еще доносились звуки борьбы, зловещие шипение, стон, случайно тронутых струн скрипки, слабый запах лампадного масла, крови и жасминов. Дебора хотела расцарапать Винсенту лицо и он полоснул ее лезвием по запястью, по той самой руке, которая недавно безжалостно разорвала корсет и кожу принцессы.

Я услышал хлюпающий звук и нехотя представил, как отрубленная конечность падает на ступень в лужу крови, и мне стало почти дурно. Дебора ведь так чудесно играла на скрипке. Если бы эта скрипка не таила в себе зла.

Держа за шиворот своего пленника, я утаскивал его подальше от склепа, в круг оранжевого света от каретного фонаря.

-- Это ведь ты крался за мной по этим самым улицам, следил из-за угла, царапал мостовую когтями, как сорвавшаяся с цепи собака, - на ходу приговаривал я, не ожидая от жертвы никакого ответа. - Больше не ты, ни твоя госпожа не сможете летать во тьме и наводить страх на случайных путников.

-- Ваше высочество, вы ведь не позволите ему убить меня, - запричитал он, заметив Розу, ждавшую на облучке кареты. Кони взволнованно заржали и забили копытами, словно хотели затоптать мою жертву. Роза натянула поводья, чтобы сдержать их.

-- Смотри, как я поступаю с предателями, - я смотрел на пленного, но слова были обращены к Розе. Высвободив из-под плаща руку, уже успевшую покрыться золотистыми чешуйками и когтями, я занес ее над горлом приговоренного. Со мной такая сцена происходила не однажды, но Роза наблюдала такое представление впервые. Она даже чуть подстегнула коней и карета подъехала поближе, так, что рассеченное тело, оказалось в пятне света от подвешенного на крючке фонарика, освещавшего путь лошадям. Я спокойно наблюдал за тем, как моя рука приняла прежние очертания, а Роза с интересом медика рассмотрела порезы и будто передразнивая, оставленное когда-то послание произнесла:

-- Тот, кого я помню.

Попов под лучистый свет изрезанное тело стало сморщиваться, кожа почернела, кости начались крошиться в прах.

-- И никаких следов, - Роза перевела взгляд на мою уже совершенно нормальную, даже не испачканную руку. - В своей области ты достиг гениальности.

-- Надеюсь, что не только в столь плачевной области? - я указал на обуглившиеся останки.

-- О, - иронически протянула Роза. - Вокруг тебя ореол страшной славы, но я имела в виду, что никто еще не умел так запутать след. Ночью ты мог опалить целое поселение, а наутро разгуливать по соседнему городу и с абсолютно невинным выражением лица делать вид, что, как и все, изумлен новостями о пожаре. Точно так же ты поступал и с теми, другими девушками?

-- Да, случалось, - неопределенно кивнул я, хотя сразу понял кого она имела в виду. Знала ли она по именам всю бесконечную череду исчезнувших или убитых женщин, или была наслышана только о случае с маркизой?

Из склепа донесся душераздирающий крик. Розе снова пришлось успокаивать коней. Винсент вышел из склепа мрачный и бледный, будто оставил там полдуши. Плащ он снял, чтобы завернуть в него свой ужасающий трофей. Он запрыгнул в карету легко, даже не воспользовавшись подножкой и буркнул что-то насчет того, что коней надо гнать к ближайшему кладбищу или лесу.

Роза вопросительно взглянула на меня, прежде чем стегнуть лошадей. Карета тронулась дальше в путь, только после того, как я согласно кивнул. Наш ночной вояж вряд ли бы замечен кем-то, кроме призраков. Цокот копыт по безлюдным улочкам и площадям сам по себе напоминал о таинственных историях про привидения. Роза задержала карету только у здания городской библиотеки.

-- Столько книг пропадают зря, - с унынием протянула она, не упомянув уже про ювелирную лавку, где в витрине поблескивали украшения и с разбитыми стеклами мастерскую портного.

-- Не вздумай брать ничего из здешних вещей, - предостерег я. - Ты же понимаешь, что все это принадлежит трупам, сгнившим от чумы.

Роза молча подстегнула коней. Они уже готовы были слушаться ее без всяких понуканий. Мы проезжали мимо пустующих особняков, площадей, палаццо и шато, книжных лавок, кузен, башмачных мастерских. Вымерший город. Мимо мелькали колодцы с высокими коньками черепичных крышец и призывно стоящими на краю ведрами и ковшами. Как бы не блестела в свете месяца отравленная болезнью вода, она все равно оставалась ядом.

Мимо засохших персиковых садов, каштанов и виноградников, стелилась полоса заросшей, нехоженой дороги. Винсент потребовал остановить карету у леса. Он взял с собой только сверток, кирку с лопатой и отправился в чащу, послав мне вместо объяснения зловещую, торжествующую улыбку и воздушный поцелуй Розе.

Я догадывался, что он собирается зарыть скрипку под корнями какого-нибудь дерева. Там откуда ее никто не сможет выкопать. Да, и кому кроме меня пришло бы в голову выкапывать яму в дремучем лесу в поисках, зарытых там сокровищ. Интересно, собирался ли Винсент зарыть вместе со скрипкой отсеченные голову и кисть Деборы. Чего стоила ему борьба с ней? Мне хотелось бы еще раз взглянуть на отрубленную голову, которая наверняка окажется нетленной, но чтобы она украсила один из кольев во дворе замка. Это было бы уже кощунством и лишним напоминанием о тех временах, когда Дебора в сопровождении пажа обходила города и деревни, с одной только целью, заиграть ночью на своей скрипке и выманить из дома растрогавшуюся жертву. Для того, чтобы пошалить не стыдно было даже изобразить ангела рыдающего под чьей-то дверью или молящегося перед распахнутым окном башни так называемого избранника. Как все переменилось, а силуэт феи с молитвенно скрещенными руками за моим окном остался в памяти навсегда. Тогда это была просто безымянная, безликая, таинственная фея, а теперь ее мертвая голова весь наш путь лежала на коленях Винсента, бережно обернутая в плащ.

-- Как долго, - Роза начала нервничать, коням тоже не хотелось долго ждать. - Неужели, чтобы вырыть яму требуется столько времени?

-- Он должен закопать все это, как можно глубже, - без особой уверенности попытался объяснить я. Образ Винсента орудовавшего лопатой как-то не ассоциировался с ветреным беспечным повесой, который только и ищет повод отдохнуть за стаканом вина. В отличие от меня ему наверное впервые приходилось усердно применять физический труд. Несмотря на расстояние и звуки ночного леса, я слышал, как стучит лопата о твердую почву, задевает корни, звенит наткнувшись на камни. Где-то далеко протяжно запели струну арфы и немного заостренные уши лошадей зашевелились, внимая мелодии. Мой конь тоже прислушался, но я вонзил ему шпоры в бока раньше, чем он успел рвануться с места. А вот карета медленно покатилась вперед, хотя Роза не погоняла коней.

-- Эдвин, что мне делать? - она пыталась посильнее натянуть поводья, но лошади упрямо тащились вперед.

-- Прыгай с облучка, я тебя подхвачу, - я узнал арфу Камиля и решил, пусть кони несутся в болото или туда, куда он их зазывает. Если им так хочется освободить стойла для новых провинившихся то пусть, хотя вряд ли уздечки отпустят их далеко.

-- Ты же сам велел не выпускать вожжи ни при каких обстоятельствах, - Роза изумленно обернулась на меня. Карета отъехала уже на десяток другой метров, и мне пришлось нагнать ее. Хорошие рессоры смягчали тряску. Хотя карета и подпрыгивала на ухабистой дороге, Розе удалось не свалиться с облучка. Плач арфы был таким сладкозвучным и таким зловещим. Будь я простым смертным, сам бы свернул с дороги и стал бы продираться сквозь валежник и купы кустов, к тому омуту, где расположился призрачный арфист, но я уже успел наслушаться во время заключения и личных опусов Камиля, и его тирад. Для меня его игра со временем стала не слаще завывания волынки или волчьего воя в лесу.

С шага кони перешли на бег. Быстрый аллюр вскоре сменился галопом. И вот уже бешеная скачка без препятствий по безлюдной неухоженной дороге. Одно препятствие все же появилось. Какой-то всадник ехал нам на встречу. Конь под ним бежал резвой трусцой, пока не почуял приближения злых духов и не вздыбился. Карете и одинокому наезднику на узкой дорожке не разминуться.

-- Стойте! - велел я коням и одним мысленным усилием без движений рванул поводья так, что коням пришлось остановиться.

-- Повелитель волков! - услышал я восторженный возглас путника.

Какими судьбами? Неужели Селвин? Прежде чем я успел что-то сообразить, он уже спрыгнул с лошади и повел упирающегося коня за собой в поводу, чтобы приблизиться к нам. Его конь упорно не хотел поравняться с моей каретой.

-- Простите, теперь я должен обращаться к вам "ваше высочество", - поспешно извинился он.

"Ваше высочество", эти слова мигом перенесли меня на сотни лет назад к пышному двору, козням, интригам, почти вынесенному мне смертному приговору, обратно в столицу, осаждаемую нечистой силой.

Роза тоже воззрилась на меня в крайнем изумлении. Наверное пыталась определить то ли встречный повредился умом, то ли я лгун. Одно из двух. Я только виновато пожал плечами и нехотя вынул ногу из стремени, чтобы тоже спрыгнуть на землю. Неудобно разговаривать со знакомым сидя в седле.

-- Миледи, я восхищен, вам уже дважды удалось остановить взбесившихся коней, - он снял шляпу перед Розой, которая хотела было сказать "это не мне удалось, разве вы не поняли, что за вожжи дернула не я", но разумнее было промолчать.

-- Дважды! А когда же был первый раз? - заинтересовался я.

-- Года полтора назад, - хоть и с трудом, но Селвин постарался припомнить точную дату. - Тогда миледи тоже удалось остановить карету. Если бы не она, то любимая шестерка королевских коней могла бы переломать копыта или затоптать тех, кто встретиться по пути.

Селвин едва удерживался от того, чтобы не назвать миледи амазонкой. Очевидно, во время упомянутых событий прекрасная леди по привычке щеголяла в кафтане пажа.

-- Вас тогда так и не смогли найти, чтобы выразить благодарность, - снова обратился Селвин к Розе.

-И не удивительно, - вздохнула Роза. - Я очень спешила пересечь границу. Мне показалось, что в Виньене не совсем безопасно ...для приезжих.

Селвин, конечно, понял не все, но из вежливости постарался хотя бы кивнуть.

-- И это называется друзья! - за спиной я услышал быстрые решительные шаги Винсента. С чуть забрызганной кровью лопатой с уже поломанным черенком, киркой и ручным фонариком, он вырос на дороге внезапно, как привидение.

-- А ведь обещали подождать. Что за лицемерие.

-- Я ничего не обещала, - шутя, пропела Роза и поудобнее расположилась на козлах.

-- Вам удалось обмануть самого лукавого лгуна, - прошептал Винсент, так, что расслышали только я и Роза. Человеческий слух Селвина не был приспособлен для того, чтобы улавливать едва слышный шепоток.

Его конь брыкался, пытаясь пятиться от нашей компании. Селвин из последних сил удерживал его под уздцы.

-- Что за срочное поручение привело вас в лес в столь поздний час? - из вежливости поинтересовался я, хотя уже прочел в всегда доступных мыслях Селвина, что он отстал от сопровождающих и заблудился. А зловещая песня арфы окончательно сбила его с пути. Весьма способному в прочтение чужих мыслей Винсенту тоже было скучно слушать объяснения, зато Роза ловила каждое слово. Для нее в новинку было и прозвище "повелитель волков", и то, что вельможа из враждебного ее отцу лагеря вдруг оказался моим приятелем. Упоминание о каком-то поместье, где Селвин регулярно выставляет охрану и часовых, навело Розу на неприятное подозрение о том, что ее новые друзья слова произнести не могут, не соврав.

Винсент с невозмутимым видом спрятал в карету все свои принадлежности рудокопа, а воспитанный при дворе Селвин предпочел не спрашивать о том, что нам понадобилось закапывать в чащобе в глухую полночь.

-- Может быть монсеньер, то есть его высочество позволит нам заночевать в своем поместье? - чинно спросила Роза, с мастерством истинной актрисы пытаясь придать своему голосу жалостливые нотки.

Винсент нервно закусил губу, вспомнив о том, как я чуть было не выгнал его из этого самого поместья, только за то, что он пробрался туда украдкой.

Перед Селвином я бы выглядел самым жестокосердным злодеем, если бы отказал в приюте двум таким обворожительным детям. Если Роза вдруг обнаруживала, что ей лгут, то начинала вести себя, как капризный ребенок, которого невозможно не пожалеть. Так что слова "как-нибудь в другой раз" застыли у меня на языке.

-- Если моим друзьям так угодно, - без особой радости, но вежливо отозвался я. Селвин был рад, что не придется самому блуждать в поисках дороги. Даже заблудиться вместе с такой веселой компанией менее страшно, чем одному. Если бы он догадался, что за адская компания впряжена в нашу карету, но догадался не он, а его конь, которого мне удалось усмирить одним лишь приказом.

Вынужденно приглашая их на ночлег, я старался не думать о том, что если вдруг живущие вблизи крестьяне вновь возьмутся за свои вилы и факелы, то смертным гостям, окажись такие в поместье во время моей отлучки, обеспечен вечный ночлег на кладбище. Опять все зависело от моей своевременной защиты. Винсент и Роза, кажется, уже привыкли к тому, что я ношусь с ними, как с подопечными и ни чуть этим не смущались.

Когда вдали показался фасад дворца, ослепительно-белый, как венцом, украшенный рядом кариатид, Роза подумала о том, что это место ее мечты. Я совершенно четко уловил ее мысль. Ее интересовала каждая деталь: портики, фронтоны, мраморные ступени перед входом и даже заброшенный фонтан. Часовые добросовестно несли свою службу, а где-то у пограничной черты моих владений, наверняка, во избежание новых неприятностей был выставлен караул. Уже смекнувший о моем новом положении Винсент ликовал. Он был бы счастлив пожать руку Селвину за счастливое известие, но опасался, что от легкого прикосновения чародея не только хрустнут человеческие кости, но и неуловимо пристанут некие флюиды зла, для людей чреватые неудачами и бедами.

" Скоро все это будет твоим", про себя напевал Винсент, припоминания пышные праздники и особняки Виньены. Только я слышал, как беспечный радостный смех Винсента серебристым звоном рассыпается в тишине. Он уже представлял себя в мечтах первым министром, и это были довольно смелые мечты.

Я старался не думать о том, что в нескольких милях отсюда из опустевшего замка Франчески разъехались все родственники. Крепость опустела, а специально нанятые для этой цели рабочие и плотники, заколачивают все окна и двери, под предлогом того, что ...Нет, о таких предлогах открыто не говорят, потому что бояться. Только отъехав на многие мили от злачного места, самые смелые тайком шепчутся о том, что крепость стала пристанищем призраков, что через нее каждую ночь отворяются ворота в иные миры.

Теперь кузнецы отливают решетки, чтобы припаять их к окнам, столяры готовят плотные доски, которыми забьют двери крест накрест и ...вся крепость будет в полном распоряжении тех, кого только я знаю по именам.

Безрадостная перспектива жить по соседству с обществом, от которого я едва сбежал, лишь на миг омрачила мое существование. Я твердо решил, что шести рыжеволосым дамам с их проклятьями и веретенами в замке не место. Надо разрешить белокурой, крылатой Анжелетт смело бродить по опустевшим коридорам замка и охранять его от всех: от духов, от грабителей, от родственников, которые вполне могут надумать вернуться, если страшная репутация их наследства хоть на миг будет утрачена. Кроме Анжелетт в подвалах смогут поместиться несколько цвергов, а на чердаках было бы неплохо расположиться неунывающему обществу еще нескольких необычных существ. Анжелетт с ее крыльями, бледным ликом и коварным взглядом, и Перси с его острыми ушами - вполне достаточно, чтобы спугнуть кого угодно.

Кое-что Розе уже удавалось. Самые простые фокусы, но Винсент был восхищен. Теперь он восторженно называл ее инфантой теней, слово "принцесса" по его мнению было слишком избитым и простонародным. Пока что все мастерство инфанты ограничивалось лишь тем, чтобы нарисовать в воздухе причудливые виньетки или передвигать на расстояние легкие бьющиеся предметы, при этом часто нанося ущерб. Над другим новичком так неумело начинающем практиковаться в тайных искусствах я бы просто посмеялся, но для Розы это было достижение. Я знал, что с ее упорством и стремлением к самосовершенствованию она добьется многого. Возможно даже большего, чем я, ведь ее талант не сдерживает неограниченная власть темного спутника, стоящего за спиной и никакой князь не собирается использовать ее дар в своих махинациях.

Во всяком случае, Роза первой узнала о назревающим бунте. Демонический хозяин вернувшийся в поместье не мог не вызвать толков и пересудов у черни. Многострадальный господский дом, которому вначале приписывалось присутствие призраков, а потом власть вельможи - демона не мог снова не стать объектом всеобщего интереса. Как только в ряду высоких прямоугольных окон зажегся свет, как в маленьком амбаре на краю деревушке собралась группа смельчаков, решивших покончить со злом. Отчаянные дураки, рвущиеся навстречу собственной смерти, находились всегда, но на этот раз прознал про их замысел ни Винсент и ни я, а Роза. Она тут же бегом бросилась к деревне. Пурпурные юбки вихрем обвивали ее лодыжки и издалека создавалось впечатление, что она не бежит, а летит, обгоняя ветер. Накидка из лилового дамаста парусом развевалась у нее за спиной. Я последовал за ней. Яркая преимущественно алых тонов одежда, как знамя манила вперед, к деревне. Приход знатной дамы к простеньким, деревянным домам мог удивить кого угодно, к тому же если эта дама бледна, невесть чем взволнованна и даже не пытается поправить накидку на обнаженных плечах, потому что какие-то неуловимые флюиды, разнесшиеся по воздуху интересуют ее куда больше, чем собственный внешний вид и все окружающие. Роза оттолкнула рукой подвернувшуюся на пути крестьянку и пошла дальше, по посыпанной гравием дорожке на не для кого, кроме нее, неуловимый запах предательства. Розу гораздо больше интересовало то, что может видеть она одна, чем то, что доступно всем. Она бесцеремонно отталкивала со своей пути, как взрослых прохожих, так и детей. Маленькая, пятилетняя девочка восторженно уставившаяся на прекрасную леди предпочла отойти в сторону, уступая ей путь и спрятаться за стеной избы. Другие дети тоже прятались за срубом колодца или углом сарая, чтобы наблюдать за Розой с безопасного расстояния. Они восхищались ею издалека, но приблизиться опасались. Очевидно, чувствовали, что в красавице появилось нечто загадочное, недоступное их пониманию. Заметив глинобитные стены амбара с соломенной крышей, Роза остановилась. Звуки, которые она уловила на расстояние здесь еще больше усилились. Звяканье серпов, неприятная возня точила по лезвию ножа, запах просмоленных факелов, завалявшийся где-то цеп, оглобли, лемех отвинченный от плуга - все, что может стать оружием в неравной и опасной борьбе само собой задвигалось и зазвенело при приближении Розы. Все острое и пригодное для боя, давно собранное и спрятанное в амбаре в ожидании моего возвращения само собой пустилось в пляс по велению принцессы, тем самым до смерти напугав пятнадцать смельчаков, до этого храбро обсуждавших ночное нападение. Даже грабли и вилы могут стать непобедимым оружием, если их касается колдовство.

Первые испуганные крики, донесшиеся из закрытого квадратного здания, произвели на Розу неизгладимое впечатление. Она, как зачарованная, неподвижно стояла на одном месте, еще не в силах осознать, что страх поселившейся рядом это ее рук дело. Для нее все начиная от запаха сена и зерна, и кончая лязганьем ножей слилось воедино и зазвенело в голове одним словом - предательство!

Тем, кто находился внутри амбара, теперь и хотелось бы опрометью выбежать оттуда, но щеколда на двери не поддавалась. Роза обняла себя руками за плечи и посмотрела на небо, на проплывающие мимо бежевые и сизые облака. Ничто не предвещало грозы. Никто из наблюдателей не смог бы сказать, откуда вдруг возникла ослепительно блеснувшая кривая молния, и почему она ударила не в какое-нибудь дерево, а коснулась соломенной крыши амбара. Пламя вспыхнуло мгновенно. Я успел добежать вовремя, чтобы обхватить Розу за талию и оттащить ее подальше от посыпавшихся во все стороны снопов искр. Ворох шелковистых локонов хлестнул меня по щеке, когда Роза обернулась, чтобы посмотреть на амбар, превратившийся в один большой пылающий факел. К моему удивлению, пламя не перекинулось на другие дома. Огонь пожрал стены только одного здания и рассыпался пеплом по обугленному пяточку земли.

Уходя из деревни, я ощущал направленные мне в спину враждебные взгляды. На Розу, бледную и обессилевшую, никто не смотрел с ненавистью. Винили во всем только меня. Никто не решался произнести обвинения вслух, но удушливая атмосфера враждебности и страха еще никогда так сильно не давила на меня. Розу скорее всего тоже успели причислить к моим жертвам, и только Винсент, встретивший нас у самого порога, начал восторженно расхваливать достоинства инфанты теней.

-- Какой фейерверк вы устроили, - приговаривал он, следуя за Розой по пятам. - И какое точное попадание в цель, ни одного промаха.

Он бы все еще продолжал превозносить умение Розы, если бы она не захлопнула дверь будуара прямо у него под носом. От меня двери закрывать было бесполезно. Не успела Роза подойти к трюмо, как я уже стоял там, весьма бесцеремонно загораживая ей вид на собственное отражение.

-- Никогда не думала, что причиню кому-то столько же зла, сколько причинял ты, - изящный бантик розовых губ сложился в обиженную тонкую линию.

-- Эти люди хотели причинить зло нам, - весьма резонно возразил я. То, что Роза пыталась защитить меня, уже было весьма трогательно, и я не знал, как выразить словами свою признательность и восхищение.

-- Только не рискуй больше так. Обещаешь? - почти просительно начал настаивать я. - Сложись все немного иначе, и ты бы могла пострадать.

-- То есть попасть под нож бунтовщиков, - весьма точно прокомментировала она. - Это никогда не поздно. К тому же, я была в опасности уже много раз. Жизнь при дворе, где я выросла, сама по себе была непредсказуема и опасна, и где же тогда был прекрасный монсеньер. Почему не попытался защитить меня от зависти, козней и злых языков.

-- Роза...

-- Ты считаешь, что я должна блуждать по темным коридорам замка, без новых впечатлений, без известности, без славы. В то время, как о тебе знают все.

-- Думаю, ты уже испытала миг своей славы в маленьком театре "Марионетта", вечером, третьего июня, в прошлом году. Публика рукоплещет своим идолам, пока они молоды и хороши собой, не правда ли?

- Да, я что-то помню, - Роза поднесла ладонь ко лбу, меж изящными дугами бровей залегла настороженная морщинка. - Шум, аплодисменты, целый гром восторженных криков, огни рампы и таинственный, ангелоподобный зритель в ложе над сценой. А потом букет цветов от тайного почитателя. У меня их было двое, ангел и демон. Первый исчез из ложи, даже не досмотрев спектакля, а второй внимал каждому слову до самого конца, сидя по центру, весь в черном, и под его воротником были видны шрамы от когтей скрипачки.

-- Я был одним из твоих немногих титулованных поклонников, - подтвердил я.

-- Заиметь такого поклонника для девушки значило оказаться в первом попавшемся колодце с разодранным горлом, - невесело пошутила Роза. - Думаю, обычно подобные ухаживания плачевно кончались для предмета поклонения.

-- Я ни за кем никогда не ухаживал, - резко возразил я. - И никому не поклонялся, но в тот вечер что-то перевернулось внутри меня. Сцена видела одну из лучших своих примадонн, а я решил, что такая актриса слишком хороша для смертных.

Роза задумчиво постукивала пальцами по гнутой спинке дивана. Выдерженный в алых тонах будуар сам по себе напоминал ей зрительный зал "Марионетты".

-- А ведь в тот вечер я сразу поняла, что за мной следит сверхъестественное создание. Это так печально и притягательно - поддаться соблазну и влюбиться в ангела, - Роза устало опустилась на софу, приятно зашуршали пышные юбки. Она выглядела точь-в-точь, как красивая фарфоровая кукла, никакого намека на то, что мгновение назад она приобщилась к запретным искусствам. На ее чистом лбу даже темное колдовство не могло оставить своего отпечатка.

-- Подумать только, ангел и демон одновременно в зрительном зале, и оба оказались одинаково порочными, - вздохнула Роза.

В последнее время она переняла от меня привычку постоянно на что-нибудь сетовать. Сравнение с Винсентом меня раздражало. Вряд ли меня можно было считать таким же трусливым и жуликоватым, как его. Конечно, грехи за мной водились ничуть не меньшие, чем за ним. Иногда Розе было неприятно и страшно осознавать, что внутри ее кавалера сидит зверь.

-- Ты хочешь меня обезглавить? - я не колеблясь протянул ей свою шпагу рукоятью вперед. Она уже успела получить от меня несколько уроков, так что я имел возможность убедиться - фехтовать она научилась мастерски.

Роза с подозрением посмотрела на эфес, покрытый гравировкой, на изящные переплетения гарды, словно подозревала, что стоит протянуть руку, как железо расплавится и обожжет ей пальцы.

-- Тебе ни в чем нельзя доверять.

-- Многим людям тоже. Сколько раз при дворе тебя пытались втянуть в интриги или обмануть, - тут же парировал я и попал в цель. Губки Розы обиженно надулись. Правду можно отрицать, но изменить нельзя. Она могла бы сказать в ответ любую колкость, но назад ко двору ей возвращаться никак не хотелось.

-- Да, доверять мне нельзя ни на грош, - подтвердил я. - Многие совершали ошибку, поверив мне, и что с ними со всеми стало? То же, что и со скрипачкой. Я сам долгое время плел интриги, наводил страх на окружающих, цеплялся за совершенно пустую до появления музы жизнь. Я был неуязвим до нашей встречи, но если ты вдруг захочешь нанести мне роковой удар, - я метко и с яростью швырнул шпагу к ее ногам. - То я даже не стану сопротивляться.

-- Неужели я такое наказание? - робко поинтересовалась Роза.

-- Ты мой крест, но ...за это я люблю тебя лишь сильнее, - я скрестил руки на груди и отвернулся к зеркалу, сам стесняясь того, что так глупо открыл свои чувства.

-- А почему же ты не сказал об этом еще тогда, когда без приглашения явился на бал?

-- Я не хотел к тебе приставать, - заявление достойное смеха, я еще тогда мог одним прикосновением переломать ее хрупкие косточки, а вместо этого кланялся, юлил и извинялся. - Честное слово, мне не хотелось так нагло кому-то навязываться. К тому же, что я мог предложить...

-- Что? Весь город к тому времени уже принадлежал тебе, - Розу возмутила такая показная скромность. Она даже подняла шпагу с пола и теперь нервно вертела в руках эфес, очевидно, считая, что лучше вонзить ногти в него, чем в кожу собеседника.

Роза, словно проверяя, насколько честны мои слова, приставила кончик шпаги к моему горлу, но, не встретив никакого сопротивления, отвела ее в сторону. Я не собирался ни дергаться, ни защищаться, даже если б она решила полоснуть по коже лезвием. Хотел иметь красивого домашнего котенка, так теперь не жалуйся на царапины. Более точного сравнения я сейчас подобрать не смог. От иных женщин не знаешь, как отделаться, но пустить к себе Розу, все равно, что приютить бездомного котенка, за день к нему привыкаешь, а через неделю уже не можешь без него жить.

- Давай не будем ссориться, - со своей обычной холодной любезностью предложил я. Впервые мне доводилось идти на мировую.

Тем же вечером я отправился в Виньену. Теперь я знал, что если не Винсент, то Роза сможет подавить любое восстание, даже не притронувшись к оружию, и не прибегая к долгим ораторским выступлениям, чтобы усмирить толпу, как это когда-то делал я. После ее сегодняшнего выпада вряд ли у кого-то в ближайшее время могло возникнуть бесстрашное желание вновь ринуться на поместье. Хотя храбрецы всегда могут найтись. Безрассудных хватает. А еще больше находится заблуждающихся, тех, кто взглянув на чародея, видит лишь беззащитную невинность и не может предположить о существование внутренней несокрушимой силы.

Селвин рассказал мне о том, где на этот раз расположились шатры предсказателей. Легкой неслышной поступью я двигался через опустевшие к вечеру кварталы и небольшие площади, к самым окраинам города. Даже моя обычная неторопливая походка по скорости напоминала бег. Я спешил, но боялся ускорить шаг. Пытался оттянуть немного время встречи и собраться с мыслями. О чем я хочу расспросить старика? Неужели на этот раз я решил дать выход затаившейся ярости? Такое взволнованное настроение уже не предвещало ничего хорошо. Я ощупал левую руку под плащом. Гладкая кожа, никаких когтей и чешуек, но мне почему-то казалось, что ногти начали опасно заостряться, а ледяная кожа разгорячилась и пылала, как в лихорадке.

По пути мне не встречалось прохожих, и я был этому рад. Подошвы сапог уже не касались брусчатой мостовой, я несся в нескольких сантиметрах над неровной почвой, и земля не тянула меня. Такую легкость и свободу в полете ощущает только ветер.

Мимо мелькали фасады, балконы, слабый свет в чьих-то окнах. Мне нравилось парить над землей и ощущать себя властелином всех этих опустевших, безлюдных улочек.

Где-то впереди раздались шаги. Я поспешно спрятался у торца какого-то здания, сам не зная зачем мне сдалась такая предосторожность. Тук - тук-тук. Чьи-то тяжелые каблуки молоточком простучали по мостовой. В мозгу мелькнула неприятная догадка, что сейчас, я наверное, увижу горбуна. Ожидая, я затаился в сгустке тьмы, но мимо прошел всего лишь какой-то господин в черном. Высокий, крепкого телосложения, с непринужденной, размашистой походкой, он был вполне обычен, ничего выдающего и в тоже время что-то в нем показалось мне странным. Вот только что? Я провожал взглядом широкую спину. Лицо, обмотанное до глаз черным шарфом, я рассмотреть не успел. На лоб прохожего была надвинута широкополая шляпа. Обычный знатный бездельник, не знает, как найти средство от бессонницы, вот и мерит шагами город. И почему только в шагах каждого прохожего мне чудиться поступь князя?

Только когда незнакомец скрылся за углом, я понял, наконец, в чем моя оплошность. Я не успел прочесть его мысли. Такого со мной еще никогда не случалось. За исключением, конечно, Розы, но случай с ней можно снять со счетов, поскольку она особенная. Обычно когда кто-нибудь в толпе на краткий миг вызывал моя интерес, то я без труда мог узнать о нем все. В этот раз я почему-то не успел.

Шатер предсказателя я отыскал быстрее, чем рассчитывал. Знакомый узор слишком сильно выделялся на фоне пестрых, пастельных или одноцветных палаток разного сброда. И почему только каждый раз мой провидец пытается затеряться в обществе шарлатанов? Неужели считает, что чем гуще палаточный городок, тем менее заметен его собственный шатер, вытканный сложными, свившимися в длинный орнамент, запретными символами.

Никакая цыганка не встретила меня у порога, и я вошел без предупреждения, приподняв кусок ткани над входом. Ногти зацепились за рваные полосы. В прошлый раз в складках шатра не было дыр. Может, какое-то животное успело поохотиться за колдунами до меня. Внутри шатра стоял тяжелый аромат благовоний, и было мало света. Кругом распространялись запахи, но я не мог точно определить, что может так пахнуть. Шафран, амбра или просто жженная полынь? На треножнике тлел брикетик благовоний. Кто-то нарочно сжег множество ароматных свечей и какой-то травы, чтобы никакое существо подобное мне не смогло уловить запах крови. Но я уловил. Даже в смешение множества ароматов, я не мог не почуять смерть. Дым, клубившейся под куполом шатра, понемногу рассеивался. Кроме сияющего хрустального шара на подставке и двух- трех висящих над ним лампад другого освещения здесь не было. Я рассмотрел соломенный тюфяк на полу, несколько прямоугольных ковров, вытканных причудливыми арабесками, подушечки с похожим узором валялись то там, то тут и некоторые из них были порваны, будто чьими-то когтями. С потолка свисали кисеты всевозможных трав и засушенных цветов: белена, полынь, сушеный вереск.

Когда я в гневе и раздражении уходил из этого шатра, здесь еще не было навалено столько всякой-всячины: вещей, как необходимых, так и ненужных для столь необычного ремесла, как гадание. От того момента, когда я впервые вошел в шатер и удивился тому, что кто-то обладающий тайным знанием разменивается на предсказание судьбы, меня теперь отделяла мембрана времени. Все изменилось. Я наткнулся мыском сапога на что-то мягкое и скользкое. Чье-то тело на жесткой подстилке. Не обращая внимания на боль от ожога, я сорвал с подвесных тонких цепей одну из раскаленных медных лампад и нагнулся, чтобы рассмотреть лицо мертвой цыганки, остекленевшие глаза, приоткрытые, словно в крике губы и глубокий, свежий шрам на шее. Я прошел дальше, зацепился рукой за гамак и порвал его. Я уже знал, что в кресле в углу найти второй труп. Он сидел в кресле, а кровь струилась по подлокотникам с запястий, разодранных каким-то зверем. Я приблизился, преодолевая брезгливость. Шаг, еще шаг. Вот я уже перед креслом, протягивая руку, чтобы тронуть труп за плечо, чтобы содрать колдовской амулет с морщинистой шеи. Неприятный, хлюпающий звук, и отрезанная голова слетев с шеи, упала к моим ногам. Спутанное гнездо седых волос покрыло ковер у меня перед ногами. Кому только понадобилось приставлять отрезанную голову обратно к шее? Разве только какому-то извращенному и опасному шутнику. Он справился со своей задумкой ловко, обескуражил даже меня. А еще удивительнее было то, что он нежданно-негаданно довершил то, что собирался сделать я сам.

Благовония и все прочие ароматические масла предназначались для того, чтобы отбить зловонный трупный запах. Гниение уже тронуло посеревшую плоть, хотя раны были свежими, будто недавно нанесенными и тонкая полоса кожи вокруг ран оставалась чистой. Странно. Я покачал головой, выражая полное недоумение и едав удержался от того, чтобы зажать ноздри. Еще рано было убегать с места чужого преступления. Мне надо было еще кое-что сделать. В один прыжок я оказался у стола с хрустальным шаром, порылся в ящиках. Ничего не найти я просто вытряхнул на пол их содержимое. Баночки с мазями, пучки трав, саше грудой вывались на пол. Колода карт на миг взмыла в воздух, как осенний листопад при дуновении ветра и веером рассыпалась по ковру. Рядом с обычными тройками, шестерками, дамами, валетами и тузами выпали три карты таро: висельник, колеса фортуны и смерть. Вот бы Винсент рассмеялся, если бы ему бессмертному вдруг выпала карта смерти. Он бы потом еще долго подшучивал над шарлатаном. Но в этом случае шарлатан или провидец, как его не называй, уже сам был мертв. В нижнем ящике мне удалось нащупать что-то плоское. Наверное, книга в кожаном переплете. Я достал ее, открыл и вместо печатной книги нашел внутри переплета лишь рукописные страницы, аккуратно сшитые друг с другом. Тетрадь или вернее самодельный блокнот для записей. Интересно, о чем же писал ясновидящий? Вместо обычных алфавитных букв бумагу испещрили витиеватые символы, которые вряд ли были бы понятны даже хорошо образованному человеку. Я смог прочесть их без труда. Открыв страницу наугад, я наткнулся на запись, сделанную числом позже моего ухода:

"Пророчество сбылось! Он пришел, красивый и смертоносный, каким его и описывал мой властелин. Еще ни разу злу не удавалось выбрать себе такую безупречную оболочку. Идеальная маска, ни одного изъяна, лишь глаза выдают его сущность. Я встретился с ним взглядом и испытал такой же страх, как когда впервые ночью, в уединении, в кругу вызвал моего владыку. Но мой властелин может не все, его власть ограничена, а этот...в отличие от сатаны он свободен и неотразим. Как он смог увидеть шатер и прочесть символы? Впервые столкнувшись с ним, разве можно поверить, что этот мальчишка и есть самый могущественный из нас. Когда он только переступил порог, я тоже почти не верил, но...за ним летел черный, чудовищный спутник, мрачное, крылатое, свирепое творение с двумя горящими рубиновыми глазами - тень Люцифера. С собой он привел двоих, знатного смертного и чернокнижника. Второму, не взирая на порочность души, удалось сохранить юный, почти по-детски невинный лик.

Златокудрый демон ушел разгневанным, и я знаю однажды он вернется, но тогда уже будет поздно".

Поздно! Что он имел в виду? Поздно для кого? Я с опаской взглянул на мертвые тела, будто они могли на миг ожить и дать мне ответ. Может подсказка в записях. Я пролистал блокнот. Обо мне больше не было ни одного упоминания. Первая обветшавшая страница была датированная прошлым столетием. Как-то не очень верилось, что старику было не семьдесят и не восемьдесят, а больше ста лет. Всюду речь шла о каком-то повелителе, а на последних страницах о госте, который должен прийти со дня на день. Вряд ли предсказатель судьбы мог знать, что приду именно я, значит, он ждал кого-то другого. Строки были пронизаны ожиданием, волнением, осознанием неизбежности грядущего. Попадались краткие упоминания о чьих-то судьбах, о уделе неизвестных, безымянных визитеров, которые иногда допускались в невидимый другим шатер и ни одного слова о моей судьбе. Даже провидец не мог заглянуть так далеко. Границы вечности ему были недостижимы. Перед уходом я погасил все лампады, чтобы они не стали причиной пожара. Раз Виньена предназначена мне в наследство, значит, я должен заботиться о каждом ее уголке. Я поклялся, что здешних великолепных строений никогда не коснется огонь, и пока что успешно сдерживал свою клятву. Город, который принадлежит мне не по праву силы, а по праву наследства. Разве это не поразительно? Хотя бы из соображений благородства я должен был относиться гуманно по отношению к его жителям. Даже если они избегают, боятся и сторонятся наследника с репутацией злодея, это еще не повод разрушать их жизни и дома. К тому же в Виньене мне стало нравиться все: каждая арка, каждое дерево, каждый камень на главной площади. Розе тоже понравиться здесь, когда она не будет ощущать погони у себя за спиной или крадущихся тихих шагов преследователя по собственным следам.

Я возвращался назад по тем же окраинам города, минуя главные улицы и широкие проспекты, где даже ночью можно было повстречать частые патрули и бодрствующих зевак. Я касался рукой каменной кладки зданий, ощущал на лице капли моросящего дождя. Кроме частого дробного стука дождинок по каркасам крыш и окнам, других звуков не было. Только проходя мимо одного дома с низкими подвальными оконцами, я услышал звуки менуэта, тихие, едва различимые. Они доносились откуда-то из-под земли, скорее всего из самого глубоко подвала. Даже, когда этот дом остался позади, мелодия все еще повторялась в голове, звенела в ушах.

В поместье возле заросшего сорняками фонтана я обнаружил еще одного мертвеца. Длинное двуствольное ружье взорвалось у него в руках. Обезображенная рука запуталась в плюще, обвивавшем фонтан. Рядом валились брошенный кинжал и пищаль. Я накрыл погибшего его же курткой, чтобы не видеть разнесенное взрывом почти до кости лицо. Выяснить у Винсента или Розы, что произошло, не представлялось возможным. Винсент на все вопросы отвечал, что он ничего не знает, а Роза только заявила, что по ее мнению кремневое ружье - опасная вещь, особенно, если стрелок не умеет им пользоваться. Она прижимала к себе мою книгу и утверждала, что ни в чем не виновата.

-- Он целился в окно, скорее всего, решил подстрелить Винсента и мне очень захотелось как-то помешать, а потом раздался взрыв, - Роза пожала плечами, давая понять, что ей трудно это объяснить.

-- Избавься от тела, сбрось его в колодец, - после минутного раздумья предложила она.

-- Что с тобой происходит? - я опустился на одно колено, перед креслом, где сидела Роза.

-- Я не знаю, - она еще крепче прижала к груди книгу, тонкие кисти рук цепко обхватили переплет и на миг мне почудилось, будто сквозь ее зрачки на меня взглянул один из вредных озорных духов, обитающих на страницах книги.

-- Может, вам будет безопаснее вернуться в замок? - предложил я.

-- Иначе нас обвинят в убийствах? - тут же ощетинился Винсент.

-- Я просто считаю, что тебе как-то надо разнообразить свое унылое существование, здесь нечем заняться, и ты вынужденно бездельничаешь, а в окрестностях замка найдется много интересных занятий.

-- Ты считаешь меня лакеем или егерем? - Винсент посчитавший, что я говорю это специально, чтобы унизить его перед Розой сжал кулаки.

-- Успокойся, пока я не послал тебя чистить конюшни.

Строгое предупреждение немного его охладило, но он все еще продолжал злиться.

-- Лучше будет если ты займешься каким-то физическим трудом, чем если будешь вынужден еще раз спасаться от виселицы, - уже более мягко пояснил я.

Винсент буркнул что-то невразумительное, покраснел и отошел к окну, сделав вид, что его очень заинтересовал зяблик, пристроившийся на карнизе.

-- Почему ты так уверен, что в замке нам будет безопаснее, - вдруг подала голос Роза. - Здесь, вокруг поместья бродят самые обычные бунтовщики, возомнившие себя силачами. Я научилась оберегать и себя, и тех кто рядом, от их ножей и серпов. А даже если б не научилась, часовые тоже сумели бы сделать несколько метких выстрелов. Кто-то заботливо расставил здесь целый гарнизон военных, и я даже стесняюсь спросить кто? Потому что твои темные дела, как я ни настаивай, все равно останутся без объяснений. Факт в том, что здесь я смогу постоять за себя, а там, в замке, разве нам под силу справиться с теми демонами, которые кланяются тебе.

Винсент кивнул, признавая ее правоту. С моими подданными он не мог тягаться ни умом, ни ловкостью, ни изворотливостью. Единственное, что ему оставалась в сражении с их полчищем, это сдаться на милость победителям.

Селвин скорее всего проболтался о том, что поместье охраняют солдаты короля. Роза пыталась догадаться, что за отношения могут связывать меня с врагом ее родни. Действительно, сложно догадаться, что способно сблизить монарха и дракона? Не может быть добровольного союза между обладателем венца и тем, кто пролетелся по миру, неся огонь и разорение. Роза пристально вглядывалась в мое лицо, силясь прочесть на нем, то ли это я силой и угрозами заставил короля передать мне власть, являлся ему в ночных кошмарах до тех пор, пока он сдался и отдал скипетр, то ли это сам король поддался тому же обману, что и все, принимающие меня за ангела и соблазнил обещанием наследства.

В любом из двух вариантов мне выпадала роль отпетого негодяя. Любопытно было представить, как я являюсь каждый раз в полночь в королевскую спальню, сажусь в изножьях кровати и медленно свожу его величество с ума или как используя обворожительную внешность и красноречие пробую обольстить всех при дворе, начиная от министров, и кончая сенешалем, герольдами и даже местной прислугой.

-- Если выясниться, что я виновен в череде убийств, потрясших не только окрестности, но и другие города, то эти же самые часовые первыми поволокут моих друзей на костер, - я попытался воззвать к разуму двух беспечных слушателей, но это было бесполезным занятием.

-- До сих пор никто ведь не узнал, - вполне резонно возразила Роза.

-- И не узнает пока ты не проболтаешься, - подхватил Винсент.

-- Любой твой лакей легко может выгнать нас из замка, который нам не принадлежит, ведь мы тебе никто, а для обитателей империи мы просто двое чужаков, - как бы между прочим заметила Роза.

-- А если я сделаю тебя своей наследницей, - я приблизился к ней в плотную и не смог понять, что вспыхнуло в ее глазах гнев или страх? Смог только разобрать, как она едва слышно, почти скорбно прошептала:

-- Никто не согласиться с таким выбором.

-- Ночь для раздумья. Время, чтобы разобраться в хитросплетениях прошлого, - я сидел на широком каменном подоконнике, под арочным сводом окна и запоминал колющее звенящее страхом ощущение головокружительной высоты. Я сам высоты не боялся, потому что имел крылья, а вот для смертных забравшихся под самый купол небес страх становиться уже не ощущением, а живым, стоящим рядом и угрожающим существом. Наверное, такое же тихое, но всеобъемлющее присутствие страха ощущала Роза, находясь в моей империи, в окружение духов. Я сам привык к своим подданным и управлял ими, но человек, попавший в их круг, мог ощутить себя мишенью, в которую вот-вот посыплются стрелы.

-- Возможно, это наказание мне за все мои ночи, когда я соблазнял, заманивал, убивал, - я говорил тихо, вполголоса, но ощущение того, что кроме единственного слушателя моим словам внимают даже стены, не проходило. В королевских апартаментах было прохладно и темно. Я попросил разрешение одним взмахом руки погасить весь огонь и в камине, и в бра, и в многосвечных канделябрах. Звездного света, льющегося сквозь не застекленное окно, мне было вполне достаточно не только, чтобы хорошо различать предметы, но даже, чтобы читать. За последнее время мое зрение стало еще острее, и не надо было превращаться в дракона, чтобы разглядеть предметы и лица издалека или с высоты.

-- Когда я впервые увидел ее, мне стало больно, - я имел в виду Розу, хотя до этого разговор у нас шел о том, как хитра и коварна Одиль.

-- По-вашему, положение наследника было бы более прочным, имей он невесту, - без труда угадал я мысль его величества. - К сожалению, это невозможно. Я не переступлю больше порог святого места. Когда я в последний раз стоял у алтаря, там лежало тело той, кого я нехотя погубил, а ее безрассудный родич пытался изгнать меня с помощью распятия. Неприятная тогда вышла сцена. Не будь я драконом, у меня бы был шанс обменяться кольцами с живой избранницей, а не с трупом. А теперь даже будь у меня нареченная, венчание с таким, как я в любом случае было бы кощунством.

И вновь неприятное ощущение, что за перегородкой стен кто-то бродит. Королевская резиденция это то место, где даже в пустой зале нельзя говорить без опасения быть подслушанным.

-- Я соперничал с Одиль еще задолго до того, как вы о ней узнали. Мы с ней одной породы, но в отличие от меня она бы никому не призналась в своем двуличии, - разговор постепенно перешел в монолог. Теперь говорил один я, вернее жаловался на свои неудачи и злоключения, а король внимал мне, спокойно, не перебивая, размышляя над каждой фразой и пытаясь домыслить то, в чем я сам не осмелюсь признаться.

За окном расстилалась ночь. Мне хотелось переступить через подоконник, распахнуть крылья, ринуться прочь и лететь пока хватит сил. Неважно куда. Главное, чтобы попутный ветер охладил разгоряченный лоб, изгнал из головы мятежные, дурные мысли. Мысли, которые как будто посылает мне кто-то другой. То же самое я чувствовал, когда совершал свои первые злодеяния. Тогда мне тоже казалось, что моим телом руководит чужой разум. Разум князя.

Звездная ночь за окном была безмятежна, но в этой ночи затаился кто-то, угрожающий мне. После долгого ночного бдения я поддался уговорам короля и остался с ним на весь день. При дворе ко всему могли привыкнуть. Целые народы покорялись тиранам и узурпаторам, так почему бы придворным не свыкнуться с присутствием молчаливого и таинственного наследника за плечами монарха. Нарядная, праздная толпа в тронном зале, снующая по коридорам челядь, охранники, герольды, послы - я рассматривал всех, но не мог избавиться от неприятного ощущения, будто упустил из общей картины самую важную деталь. Я вышел на балкон, чтобы понаблюдать за закатом и вновь почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. На меня смотрел кто-то, кого не видел я сам. Но где он мог находиться? В толпе? В зарослях бузины и рододендронов в висячем саду? Прятаться за гобеленом или возле лобного места на главной площади, хорошо обозреваемой из окон дворца?

Заходящее солнце пылало, как огненный шар. Так должно быть сгорает феникс. Мне захотелось устремиться вслед за закатом и сгореть, рассыпаться пеплом, чтобы чьи-то злые глаза уже не могли украдкой наблюдать за мной.

Прочь грустные мысли. Я тряхнул золотыми кудрями, и они рассыпались по воротнику камзола. Пора подумать о важных делах, например о том, как обезопасить существование моих друзей. Я решил, что не стану больше слушать возражений, а просто заманю Розу и Винсента в экипаж под предлогом того, что пора немного попутешествовать и отвезу в безопасное место. Единственным местом, которое я считал безопасным, был мой замок, поскольку туда не мог проникнуть никто лишний. Ни один захватчик и ни один гость не был в силах переступить порог, не получив на то разрешение хозяина.

Мой конь вел себя на удивление смирно. Такое поведение скорее говорило о затишье перед бурей, чем о покорности, но я уже привык к изменчивому нраву осужденных. Я протянул было руку, чтобы потрепать его по холке и тут только заметил, что русая грива заплетена в косички. Рука застыла в воздухе. Пальцы сами собой дрогнули и сжались в кулак, будто желая нанести удар невидимому насмешнику.

-- Простите! - главный конюший, державший поводья прокашлялся и виновато опустил глаза. - Я всех конюхов опросил и грумов, и кучеров и форейторов. Никто не знает, как это случилось.

-- Наверное, шутки домовых, - добродушно усмехнулся я, пытаясь изобразить беспечность присущую королевскому любимцу. Что угодно лишь бы только не выдать свои истинные чувства. К тому же, зачем ругаться на беднягу, который и так напуган. - А вы не пытались расчесать его?

-- Если бы гребенка не сломалась, - конюший пристыжено потупился.

-- Все в порядке. Я справлюсь сам, - опершись о луку, я легко запрыгнул в седло. Стремя неприятно звякнуло под подошвой сапога и, конь вдруг попытался вздыбиться, но я с силой натянул поводья.

-- Вы так добры, - конюший был тронут. С чего бы вдруг тот, о котором ходят страшные слухи, простил ему мелкую провинность.

-- За городом в лесу по ночам такое случается, - он на миг перехватил удила, чтобы задержать меня и предупредить. - Постарайтесь добраться домой до темноты, ваше высочество.

Я впился ему в лицо долгим, пристальным взглядом, словно пытаясь угадать черты одного из тех крестьян, которые предупреждали меня о том же давно, много столетий назад. Мозолистая рука невольно соскользнула с конской шеи. Я ничего не сказал на прощание, только пришпорил скакуна, вынуждая его сорваться с места и нестись галопом. Обращение "ваше высочество" каждый раз будило неприятные воспоминания. События повторяются. Опять я принц и за мной следит неизвестный преследователь. Ну разве это ни клише? Как и когда-то давно соглядатай дышал чуть ли ни мне в темень, но оборачиваясь я не видел никого. Разве можно застать врасплох того, кого не видишь. С таким же успехом можно ловить дым.

Винсент наверняка бы сказал, что у меня разыгралось воображение. Поэтому я ни в чем не стал признаваться ни ему, ни даже Розе. Жил же я когда-то сам по себе без их жалоб и советов. И это время казалось теперь самым темным этапом моей жизни.

На то, чтобы проехаться в моем обществе по близлежащим городам они согласились сразу. Все вещи Розы уместились в одну коробку. Юбки, корсеты, шали и расклешенные накидки, свернувшиеся в многоцветный ворох, не представляли собой особой тяжести, если б не колдовская книга, бережно положенная поверх них. У Винсента же вообще не было никакой поклажи. Даже палаш, который он носил на перевязи, куда-то бесследно исчез. Зато появились несколько тетрадей и несессер для письменных принадлежностей. Винсент собирался писать то ли стихи, то ли свои загадочные формулы. А может быть письма тех очередным избранным, кого он на этот раз хочет довести до белого каления. Я отпустил довольно плоскую шуточку о том, что если у него со времен юности и остались где-то друзья по переписке, то они, должно быть, уже стары, как мир. Винсент смущенно покраснел, но отшучиваться не стал. Такая безропотность могла означать только то, что он в чем-то виноват.

На сей раз Роза отказалась от обязанностей возницы. Кони сами тянули карету, стараясь поспевать за мной, одиноким седоком, иногда оглядывавшимся на них. Они были рады хоть раз обойтись без кнута, но вряд ли их тянуло к достопримечательностям ближних городов. Окажись они на запруженной людьми и экипажами улице, и тогда не миновать их ярости, затоптанных прохожих, сломанных телег, выбитых камней из мостовой.

Винсент всю дорогу насвистывал какую-то фривольную песенку до тех пор, пока я не выбрал место для остановки. Небольшой трактир, который чем-то привлек мое внимание, возможно тем, что был расположен в таком месте, где проезжая дорога разветвлялась и почти граничила со входом в мои владения. Как ни странно, хозяин трактира выбежал нам навстречу, волнуясь и довольно потирая руки, словно в ожидании прибыли.

-- Как долго вы не ехали! Мы уже начали бояться за вас, - затороторил было он, но тут же замолчал, встретив мой удивленный и подозрительный взгляд. Ни он первый пугается, заметив выразительные лазурные глаза, блеснувшие под полями шляпы.

-- Возможно, его величество, как обычно, предвосхищая события, оплатил наш обед, - весело предположил Винсент, выбираясь из кареты и подавая руку Розе.

-- Да-да. Точно. Ваш обед...вернее ужин уже оплачен, - тут же согласился хозяин. Меня поразило то с какой быстротой он готов согласиться со всеми нашими предположениями.

-- Кем? - строго спросил я, надвигаясь на тучную фигуру владельца придорожного трактира. Моя лошадь ржала и била о землю копытами, заставляя полного пугливого человечка с еще большей нервозностью теребить промасленный фартук.

-- Тем, кого вы только что назвали, конечно, - ловко вывернулся он и я хлопнул в ладоши, словно аплодируя его находчивости. Глухой звук хлопка немного успокоил лошадь.

-- Ладно, тащи свой хваленый ужин, - милостиво разрешил я. - Мои спутники голодны.

Он как-то странно покосился на моих спутников. Уж не подумал ли, что словом голод я пытался объяснить не их обычный аппетит к еде, а некое опасное пристрастие. Винсент в элегантном черном одеяние и Роза, кутавшаяся в бархатный палантин выглядели поистине неземными созданиями, скорее таинственными и непредсказуемыми гостями, пришедшими невесть из какого мира. Возможно, им требовалось нечто более жертвенное, чем просто зажаренная курица. Может быть, их голод сродни голоду волков, поджидающих в чаще заблудившегося путника. Дурак так и не смог понять, что самую большую опасность представляю я, а не мои тщедушные, прелестные провожатые.

В трактире никого не было кроме самого хозяина и служанки Лоретты. Очевидно, в это время года заведение переживало свой мертвый сезон. Никаких путешественников, никакой прибыли. А если затишье вызвали другие причины, то в этом стоило разобраться. Роза не жаловалась и не капризничала. Наоборот, ей было интересно посидеть за простым дубовым столом, а не на званом обеде.

Я заметил, что пиво в кувшине стоявшем на столе покрылось корочкой плесени, но Лоретта словно извиняясь быстро сделала реверанс и подхватив кувшин скрылась в подсобном помещении. Под потолком не было никаких связок чеснока, пряностей или трав, никакой глиняной или керамической посуды на пыльных полках в углу, зато стены кое-где покрылись паутиной. А стекла в окнах то ли испачкались, то ли запотели и стали выглядеть не лучше мутной слюды, но, возможно, я просто придаю значение таким деталям, которые другим не слишком заметны. В трактире драконья зоркость ни к чему, можно расслабиться и все-таки я ощущал, будто кожу мне колют мелкие иголочки. Мне было здесь неуютно, несмотря на привычный для кухни звон тарелок, звяканье крышки подпрыгивающей на кастрюле с супом, запах жареной крольчатины, теста и парного молока. Что-то было здесь не так, но я ощущал лишь обычный ароматы: укроп, репейный лук, морковь, приправы и никакого следа страха или крови. Разве только, кто порежет палец ножом во время приготовления пищи.

-- Повезло же тебе, - заметил Винсент, вальяжно развалившись на стуле.

Роза скинула с плеч палантин и теперь длинными тонкими пальцами расчесывала пряди волос. Она тоже заметила паутину на стенах и почему-то насторожилась.

Вскоре перед нами на столе оказались закуски. Семга, эль и ржаной хлеб для Винсента, кусок творожного пирога для Розы и сырое мясо для меня.

-- Всего лишь соленая рыба, - Винсент скорчил недовольную гримасу и даже не прикоснулся к вилке. Он рассчитывал хотя бы на жареного цыпленка, но решил, что один день можно объявить постным и стал отщипывать хлеб.

Мои собственные столовые приборы, ложки и вилки звякнули под пальцами. Я с удивлением обнаружил, что они из чистого серебра. Откуда в такой дыре серебро? А куски сырого, неаккуратно нарезанного мяса на тарелке, украшенной филигранью выглядели пугающе и отвратительно. Почему-то я ощутил тошноту.