Роза огня

Глава 13

Даже в Сан-Франциско, где зима была мягкой, февраль не вызывал у Поля Дюмона восторга. Однако этот февраль оказался замечательным месяцем, месяцем, ознаменовавшимся в высшей степени приятными достижениями.

Выйдя из парадной двери снятого им небольшого дома, Дюмон небрежно махнул рукой слуге, которым снабдил его Белтайр, — хмурому коротышке, обладавшему двумя достоинствами. Ничто, происходившее в бунгало Дюмона, его не удивляло и не смущало; он также никогда не возражал, когда приходилось избавляться от тел, появлявшихся в результате визитов Белтайра или собственных развлечений Дюмона.

— Боюсь, эта оказалась совсем недолговечной, Смит, — лениво протянул Поль, забирая у него поводья лошади. — Позаботься обо всем, ладно?

Последняя китайская рабыня была удивительно хрупкой — впрочем, возможно, это входило в намерения предусмотрительного торговца. В конце концов, будь рабыни выносливыми, Дюмон не так часто совершал бы покупки. Торговцу было безразлично, что делает Дюмон со своей собственностью: источник живого товара был неисчерпаем. Дюмона же не беспокоило, если его игрушки быстро ломались: Белтайр безотказно снабжал его деньгами для покупки новых.

Дюмон подозревал, что торговец пользуется им для того, чтобы избавляться от девушек, с которыми стало трудно справляться, — девушек, которые отказывались покориться без столь жестоких наказаний, что даже рабовладелец-китаец считал их чрезмерными. Ведь если иметь в виду последующую продажу, приходилось беспокоиться о том, чтобы их не изуродовать… Такие девушки были бесполезны для притонов и публичных домов — никто из клиентов, заплативших за удовольствие, не стал бы терпеть укусов и царапин. Большинство посетителей желали, чтобы шлюхи хотя бы притворялись покорными и услужливыми. Дюмону самому в роли укротителя случалось иметь дело с девушками, сломить которых, не изуродовав (а против этого возражали хозяева), не удавалось. Он никогда не интересовался, что случалось с такими бунтарками, предполагая, что с ними, как и с не приносящими из-за болезни или привычки к наркотикам дохода шлюхами, хозяева втихомолку разделывались.

Рабовладельцы имели отработанную систему, позволявшую избавляться от негодного товара: рабыню запирали в крошечной каморке, где не было ничего, кроме подстилки и единственной кружки воды. Пробыв там без света и воздуха неделю, женщины обычно покорялись; если же нет, то сил сопротивляться у них уже не было, и оставалось лишь позаботиться о том, чтобы тело исчезло.

Дюмон был уверен, что такая же судьба ждет девушек, продолжавших упорствовать, однако теперь выяснилось, что и для них находятся покупатели. Наверняка ведь он был не единственным любителем подобных рабынь. Поскольку деньги были заплачены, торговцы не интересовались, что Дюмон делает с товаром: лишь бы полиция не начала потом расследования.

Смит как раз это и обеспечивал. Поль не знал, что тот делает с телами, но девушек никогда не находили при обстоятельствах, которые могли бы вызвать подозрение. Смит как-то заметил, что полицейские поражаются тому, как много китайских девушек кончают жизнь самоубийством, бросаясь в море с камнем на шее, и предполагают, что это специфически восточный обычай.

Когда Дюмону не требовались услуги Смита, тот или ухаживал за лошадью, или сидел в своей комнате: он был законченным кокаинистом. Поля поражало количество наркотика, без которого не мог обходиться его слуга: половина дозы убила бы обычного человека. Две служанки, которых тоже нанял Белтайр — горничная и кухарка, — не обращали никакого внимания на Смита и его привычки. Так же поступал и Дюмон. Смит делал свою работу, и делал ее хорошо, а больше его хозяина ничего не интересовало.

Белтайр рассказал Дюмону обо всех трех слугах, и Поль поразился тому, как удалось Белтайру найти этих подонков и пристроить так, что они могли удовлетворять и собственные прихоти, и прихоти хозяина, не привлекая внимания закона. Смит был в прошлом жокеем и хозяином конюшни — лошадь, на которой теперь ездил Дюмон, когда-то принадлежала ему. И скакуна, и жокея изгнали со скаковой дорожки из-за применения наркотиков, и Дюмон подозревал, что Смит не только сам продолжает колоть себе кокаин, но и коня взбадривает зельем. На этом он попался на ипподроме, но, по словам Белтайра, у него были и другие интересные привычки: он делал гадости другим жокеям, одна или две из которых кончились смертельным исходом. Впрочем, в убийствах Смита не заподозрили.

Горничная тоже была колоритной особой: забеременев от женатого мужчины, она удушила новорожденного и подкинула его к двери отца с запиской, где излагались все обстоятельства. Разразился скандал; отец ребенка не только разорился и лишился репутации добропорядочного семьянина, но и стал героем шумного бракоразводного процесса. Совершенно уничтоженный, он вскоре при загадочных обстоятельствах умер. Одни говорили, что он не вынес бремени грехов, другие — что покончил с собой… Однако было известно, что среди мужчин, связанных с подругами горничной, странно высокий уровень смертности.

Что же касается кухарки… Белтайр предупредил Дюмона, что следует есть на обед только то мясо, которое он сам заказал в лавке, и никогда не пробовать еду, которую кухарка готовит для себя. Дюмон заметил, что, когда Смиту поручалось избавиться от тела очередной рабыни, тот всегда первым делом наносил визит кухарке.

Впрочем, слуги беспрекословно выполняли все распоряжения Дюмона, и его это вполне устраивало.

Дюмон вскочил на коня, глаза которого странно блестели, и направил его к дому Белтайра. Внешне жилище мага казалось скромным по сравнению с поместьем Камерона — но прохожим было видно далеко не все. В длину здание было гораздо больше, чем в ширину; казавшийся небольшим двухэтажный дом был на самом деле огромным; его скрывали от глаз деревья и холмы. Белтайр в отличие от Камерона не был склонен выставлять свое богатство напоказ. К тому же он вовсе не хотел, чтобы кто-нибудь заинтересовался происходящим за стенами его жилища. Окленд был не столь великолепен, как Сан-Франциско, но здесь было много такого, что весьма привлекало Дюмона. Именно сюда доставляли работорговцы свой товар — подальше от глаз рьяных христианских миссионеров, которые с помощью полиции могли бы освободить рабов. Сюда свозились многие предметы импорта, которые морякам не хотелось предъявлять на таможне. Это очень устраивало Дюмона: респектабельность представителей среднего класса прикрывала целую культуру, о существовании которой законопослушные горожане и не подозревали. И монархом преступной общины был Саймон Белтайр.

К тому же он выполнил свое обещание показать Дюмону новые магические приемы; Поль чувствовал, что добился больших успехов, и так же считал его новый учитель. Дюмон быстро освоил все, что только можно было, в магии секса, до самых ее темных глубин, соприкасающихся с магией крови и смерти.

Сегодня он сделает еще один огромный шаг вперед: воспользуется возможностями, которые открывают сильные наркотики и их сочетания. А потом под руководством Белтайра соединит наркотики и магию секса, и это даст ему власть не только над собственной стихией Огня, но и над стихией Воздуха, а может быть, и Земли… От открывающихся перспектив захватывало дух!

И за все это следует поблагодарить Камерона!

«Конечно, — с удовлетворением подумал Дюмон, направляя коня к дому Белтайра, — когда Саймон разделается с ним, благодарить станет уже некого. Однако я обязательно пошлю на его похороны красивый венок!»

Декабрь сменился январем; короткие зимние дни скользили мимо Розы, как четки, перебираемые пальцами монахини. Наступила середина февраля, и Розе стало казаться, что они с Камероном всю жизнь работали вместе. От сотрудничества с ним она испытывала удовлетворение, которого никогда не давала ей совместная работа с коллегами по университету.

Теперь, познакомившись благодаря чтению дневника Камерона с азами магии Огня, она могла уже присоединиться к его поискам недостающего звена заклинания. Пока что им не удавалось нигде в Сан-Франциско найти манускрипт, о котором говорил единорог, — ни в одном из собраний оккультных и эзотерических книг, частных или общедоступных, ничего похожего не обнаружилось. А ведь единорог сказал, что владелец манускрипта — человек, известный Камерону… Роза даже съездила в Сан-Франциско, чтобы посоветоваться с господином Пао, но и тот не смог ничего найти. Впрочем, Пао был озабочен собственными делами, связанными, по его словам, с «раздражением драконов». В подробности он не вдавался, но рассеянно пробормотал, что драконы с каждым днем становятся все беспокойнее.

— Они могут начать танцевать, — шептал он себе под нос. — Они могут еще начать танцевать.

Роза знала достаточно, чтобы начать беспокоиться. Если драконы — духи Земли — начнут волноваться, может взволноваться и сама земля. Ей уже случалось ощущать небольшие толчки и совсем не хотелось узнать, что произойдет в случае сильного землетрясения.

Должно быть, она не сумела скрыть своих опасений, потому что господин Пао неожиданно улыбнулся и сказал, что Розе не следует беспокоиться: он поговорит с драконами и постарается их успокоить.

— Драконами нельзя управлять, — сообщил он Розе, — но их можно уговорить. А я обладаю большим опытом по этой части.

Старик сменил тему, и Роза больше не пыталась вернуться к разговору о драконах — у нее было слишком много других забот. Да и что могла бы поделать она, если даже самому Повелителю Земли не удавалось успокоить подвластных ему духов? Роза никогда не завидовала древним провидцам: она предпочла бы ничего не знать о грядущих событиях, чем предвидеть их, будучи не в состоянии что-либо изменить.

От господина Пао она узнала еще кое-что, о чем Ясон ей не говорил: что ее магическая природа соответствует Воздуху, а не Огню. Роза решила, что, раз уж она выполняет обязанности подмастерья, она может стать им на самом деле, — поэтому в дополнение к исследованиям, которые она вела для Ясона, начала выяснять все, что могла, о магии Воздуха, хоть и не имела учителя — Мастера своей стихии.

Впрочем, все оказалось не так уж и трудно: ритуалы магии Воздуха походили на ритуалы магии Огня, и от посвященного так же требовалась строгая дисциплина. Единственное настоящее различие заключалось в способностях и характере стихийных духов. Сами магические обряды были абсолютно одинаковы; так стеклодув мог выдуть бокалы из красного стекла, а мог из синего или зеленого; все равно это были бы бокалы, и различалось бы лишь их количество в наборе — четыре, шесть или дюжина. Можно было бы вставить в свинцовую раму изображение птички из красного или из желтого стекла — витражи отличались бы только цветом. Благодаря Ясону Роза знала теперь структуру ритуалов и — что еще более важно — понимала, почему, вздумай она произнести какое-либо из заклинаний сама, без помощи Мастера, результат отсутствовал бы или был минимальным.

«В моей природе нет влияния Воды, которое противодействовало бы магии Огня, но настолько преобладает влияние Воздуха, что сомнительно, чтобы мне удалось многого достичь».

Электрический ток не потечет по свинцовому проводу, и у мага ничего не получится, если его природа не соответствует стихии, духами которой он пытается повелевать. Чем больше влияния определенной стихии в природе человека, тем легче ему дается соответствующая магия.

Роза знала теорию, владела некоторыми практическими навыками и усердно изучала особенности воздушной стихии. Однако скоро наступил момент, когда она должна была уже не довольствоваться просто учением, а стать подмастерьем в полном смысле слова — и это означало, что пора признаться Ясону: она — служанка двух господ.

Роза всегда дожидалась, чтобы Камерон вызвал ее при помощи переговорной трубки, прежде чем отправиться в его апартаменты. Он по-прежнему был очень чувствителен к впечатлению, которое производила на нее его внешность и связанные с его двойственной природой трудности, и Роза ни за что на свете не стала бы смущать его, явившись без приглашения. На этот раз, отправляясь в его кабинет, она захватила с собой корзинку с необходимыми принадлежностями, которые не нашли бы применения в рабочей комнате Мастера Огня.

«Семь бед — один ответ. Раз уж я решила признаваться во всем, стоит попросить разрешения воспользоваться рабочей комнатой для моего первого заклинания сильфов».

Роза теперь так привыкла к внешности Камерона, что иногда, увидев собственное отражение в зеркале, вздрагивала, не обнаружив стоячих острых ушей, морды с острыми клыками хищника, серой шерсти. Камерон в любом виде настолько оставался самим собой, что на его наружность Роза уже не обращала внимания. Однако сегодня, поздоровавшись, Роза пристально вгляделась в Ясона и должна была признаться себе, что не только не видит в нем ничего уродливого или отталкивающего, но находит его чрезвычайно привлекательным. Сам он мог считать свой вид чем-то ужасным, но для Розы в его внешности не было ничего особенного.

— Роза! — Камерон коснулся ее плеча, чтобы пробудить от задумчивости. — С вами все в порядке?

Девушка внутренне встряхнулась и улыбнулась Мастеру:

— Вполне, Ясон. Просто я должна кое в чем вам признаться…

Однако прежде чем она успела что-либо сказать, Камерон со смехом взял у нее из рук корзинку и ответил:

— Вы собираетесь сообщить мне, что в свободное время изучали магию Воздуха и, судя по содержимому корзинки, хотели бы в первый раз вызвать сильфов.

Роза от удивления застыла на месте.

— Как… Как вы узнали?

Камерон пожал плечами, словно ответ был очевиден.

— Это было неизбежно, миледи. Как только вы стали выполнять обязанности подмастерья, как только соприкоснулись с магией, вы были уже не в силах противостоять искушению. А поскольку ваша природа связана с воздушной стихией, то даже в отсутствие наставника — Повелителя Воздуха — вы должны были найти способ что-то узнать.

Роза вытаращила на Камерона глаза; тот шутливо отодвинул корзинку так, чтобы девушка не могла до нее дотянуться.

— Продолжать мне удивлять вас своей проницательностью? Сегодня, конечно, вы хотели бы в первый раз вызвать сильфа, а поэтому считаете, что должны признаться мне в том, что «воровали» время, чтобы заняться собственными изысканиями.

— Но… — возмущенно начала Роза, забыв всю свою тщательно подготовленную речь.

Сжалившись над ней, Камерон вернул корзинку и положил руку на руку Розы.

— Моя милая, вы ничего тут не могли поделать, и я знал, что так все и будет. Я старался как можно лучше направлять ваши поиски, не показывая при этом, что знаю ваш маленький секрет. А поскольку первую попытку вызвать духа стихии все же лучше предпринимать в присутствии Мастера, даже если это Мастер другой стихии, я с самого начала собирался присмотреть за вами.

Недовольство Розы испарилось: как можно обижаться на подобное великодушие? Она никак не могла ожидать со стороны Камерона такого понимания.

— Собирались присмотреть? — переспросила она с изумлением и облегчением. — Но ваша собственная работа?..

— Может подождать, миледи. — Камерон протянул Розе руку, и она ее взяла. — К тому же я преследую эгоистическую цель: вполне возможно, что наши общие поиски пойдут гораздо быстрее, если ими будут заниматься представители двух стихий. Должен признать: погруженность в магию Огня может ослеплять меня, так что я не вижу чего-то, совершенно очевидного для человека, связанного с другой стихией. И еще… — Камерон поколебался, потом пожал плечами. — Впрочем, это несущественно.

Однако, судя по выражению его лица, все обстояло как раз наоборот, и Роза скептически подняла брови.

— Вы никогда не выглядите так, когда действительно говорите о чем-то несущественном, Ясон, — возразила она, входя вместе с Камероном в рабочую комнату. — Ну-ка признавайтесь! Иначе я попрошу вашу саламандру все у вас выведать.

— С вас станется, — прорычал Камерон, однако настоящего гнева в его голосе не было. — Что ж, хорошо. Я очень доволен тем, что вы решили не заниматься магией Огня. Двум повелителям одной стихии невозможно оставаться рядом. Поэтому-то мне пришлось покинуть родной город и моего учителя, когда мое магическое образование было закончено. Однако Повелитель Огня вполне может жить рядом с владыками Воздуха и Земли. Даже… — Стал его голос более хриплым, или это просто шутка ее воображения? — Даже в одном доме.

Роза бросила на Камерона острый взгляд, но ничего не смогла прочесть на его лице, так что осталась в растерянности: как следует понимать эти слова? Однако Камерон не дал ей времени на размышления.

— Я также написал этому шарлатану Пао, — продолжал он, — и получил от него ответ. На Востоке несколько иные магические приемы, чем у нас, на Западе, как вы знаете, и я спросил его, возможно ли, по его мнению, Мастеру одной стихии наставлять подмастерья, представляющего другую. — Ясон вытащил из кармана лист бумаги и помахал им в воздухе. — Пао пишет, что это не только возможно, но является на Востоке обычным делом. Он даже прислал мне указания, как можно было бы использовать восточные методы в вашем образовании.

Роза остановилась на месте и уставилась на Камерона, от изумления приоткрыв рот. Он удовлетворенно улыбнулся, бросив на нее взгляд через плечо, и потянул ее за руку в рабочую комнату.

— Таким образом, мой подмастерье, я вполне готов приступить к вашему обучению. Вы, как вам, несомненно, известно, далеко опередили большинство начинающих — просто потому, что привыкли вести исследования и обладаете великолепной самодисциплиной и способностью сосредоточиваться. — Его улыбка стала еще шире, когда он увидел, какое впечатление на Розу произвело это неожиданное заявление. — Думаю, откровенно говоря, что через год, а может быть, и раньше, вы станете Мастером. Сильфы — создания более покладистые, чем саламандры, и менее подозрительные; обычный недостаток тех, кто берется за магию Воздуха, — легкомыслие и неспособность сосредоточиться, вам же не свойственно ни то, ни другое. Если вы когда-то и страдали от подобных недостатков, то давно их преодолели. А теперь — за дело, и вы сами убедитесь в том, что я прав.

Камерон снова потянул Розу за руку, и ей ничего не оставалось, как последовать за ним в рабочую комнату. Она сделала шаг по пути, с которого нет возврата; то, что произойдет сейчас, определит всю ее жизнь.

В конце концов она проделала все с легкостью, как и предсказывал Камерон. Более того: совершая ритуал с его традиционными жестами и поэтическими речитативами, Роза ощутила растущее чувство радости и удовлетворения, как если бы делала то, для чего была рождена. Когда настал момент появления сильфа, ликование кипело в Розе, как весенний ручей, прорывающий оковы льда. Девушка с трудом удержалась, чтобы, произнося последние слова, не начать танцевать.

Ритуал, описанный в книге, которой она руководствовалась, предусматривал, кроме заклинаний, и создание пентаграммы, налагающей узы на сильфа, но Камерон посоветовал Розе обойтись без нее и сам внес изменения в чертеж.

— Если вы хотите следовать моему примеру и привлечь к себе на службу духов стихии, а не принуждать их, то лучше начните так же, как в свое время сделал я, и обойдитесь вообще без подобных мер.

— А это не опасно? — с сомнением спросила Роза. — В книге написано, что без пентаграммы нет никакой уверенности, что сильф будет послушен.

— Конечно, опасно! — воскликнул Камерон. — Дружба вообще много опаснее рабства. Друг всегда имеет возможность отказаться делать что-то, и это вполне возможно, особенно вначале. Мои саламандры раз или два ослушались меня — просто чтобы проверить, что я действительно не стану их принуждать, и, как я подозреваю, ваши сильфы поступят так же, хотя могут ограничиться тем, что будут непочтительны. Однако раб никогда не придет вам на помощь без приказания в отличие от друга.

И вот теперь Роза стояла перед мраморным алтарем, дрожа от возбуждения, и произносила последние слова заклинания; Ясон наблюдал за ней, стоя за пределами начертанной мелом пентаграммы.

Какое-то мгновение ей казалось, что ничего не происходит, что она потерпела неудачу.

Потом вокруг нее зашумел взявшийся ниоткуда ветерок, полный отзвуков смеха, стал шевелить ее одежду и трепать волосы, пока не разрушил всю аккуратную прическу. Легкий вихрь похитил шпильки, которыми были заколоты локоны, и закружился вокруг девушки, так что ей показалось, будто она бежит вверх по склону навстречу весеннему ветру.

Наконец, в последний раз дернув Розу за рукав и заставив шпильки танцевать в воздухе, вихрь превратился в создание, которое могло послужить оригиналом иллюстраций ко всем детским книжкам про фей.

Роза совершенно не представляла себе, чего следует ожидать: саламандры, которых ей случалось видеть, имели совершенно не человеческий облик. Это же эфемерное полупрозрачное создание выглядело совсем как человек. У сильфа было узкое лицо с заостренным подбородком, высокими скулами и слегка раскосыми глазами. Странно привлекательный андрогин, более или менее «одетый» длинными легкими светлыми волосами, словно прозрачными развевающимися покрывалами; за спиной его угадывались прозрачные стрекозиные крылышки. Саламандры были окрашены в горящие золотые, алые, оранжевые цвета; представшее же перед Розой создание переливалось нежнейшими оттенками голубого, сиреневого, розового. Судя по выражению его лица, больше всего он любил проказы, и теперь Роза поняла, почему сильфами так трудно управлять.

— Привет! — весело сказал сильф. — И долго же ты возилась! Мы уж думали, что ты никогда не наберешься смелости нас вызвать!

Роза сделала шаг к сильфу, и эфемерное создание игриво раскрыло глаза, так что они увеличились вдвое. Роза зачарованно смотрела в глаза сильфа — голубые, как небо над пустыней, и такие же безбрежные и завораживающие.

— Так чего ты хочешь от меня? — прошептал сильф нежным, как шелест шелка, голосом. — Показать ли тебе весь мир? Нам открыта дорога всюду, где есть воздух. Я могу проникнуть куда угодно. Не желаешь ли послушать музыку? Воздух полон ею — я могу донести до тебя звуки голоса Карузо, фортепьяно Рахманинова, скрипки…

В своем углу кашлянул Ясон. Этого оказалось достаточно, чтобы вернуть Розе рассудок, вырвать ее из-под гипнотической власти огромных глаз, нежного голоса. Теперь девушка поняла, какую опасность представляет сильф: опасность превратить ее в сновидицу, в лотофага, в курильщицу опиума. Это было первое испытание — дух проверял, устоит ли она перед искушением погрузиться в бесконечные мечтания.

— Я предпочла бы сначала заключить договор, — сдержанно ответила она. — Думаю, так будет лучше. Как только мы принесем друг другу клятву верности, ты сможешь улететь, если захочешь.

Роза отошла от обычной процедуры — если бы она начертила магический круг, лишающий сильфа свободы, ей следовало бы сказать: «Я разрешаю тебе удалиться». Однако саламандры Камерона были свободны в своих передвижениях, когда он не нуждался в них, и ничего плохого в этом не было. Если Роза собирается следовать его примеру, она должна предоставить сильфам такую же свободу.

Все книги, прочитанные Розой, в один голос твердили, что при упоминании договора между магом и духами сильф может рассердиться и отказаться принести клятву; это было еще одним доводом в пользу магического круга, который не дал бы сильфу исчезнуть прежде, чем он поклянется в верности от имени всех своих родичей.

Однако ничего такого не случилось, и Роза сочла, что Камерон прав, предпочитая сотрудничество принуждению. Сильф весело рассмеялся.

— Слишком ты умная, осторожная, дисциплинированная — тебя не поймаешь! Из тебя получится хороший друг и хороший Мастер. Прекрасно, Розалинда Хокинс, мы заключим с тобой договор — сразу видно, что ты нас не обидишь, да и нам сбить тебя с толку не удастся.

Сильф стал серьезным и сохранял важный вид — хоть глаза его и были полны смеха — ровно столько времени, сколько потребовалось, чтобы произнести ритуальные фразы, магически связавшие отныне Розу и духов Воздуха. Но как только договор был заключен, сильф снова стал шаловливым ветерком и еще раз облетел комнату, а потом исчез.

И унес с собой все Розины шпильки.

Девушка бессильно опустилась на пол, где стояла, полностью лишившись и сил, и эмоций. Ясон позволил ей оставаться в таком положении, пока она не отдышалась, потом пересек теперь уже ненужные меловые линии и протянул ей руку.

Роза подняла на него глаза, но руки не подала.

— Он почти подчинил меня себе, — сказала она, только теперь начиная чувствовать, какой опасности избежала. — Он почти увлек меня за собой, и я никогда не смогла бы вернуться.

— И в зависимости от того, сумел бы я или нет заставить сильфа послушаться моих саламандр, я провел бы несколько дней в попытках вернуть вас или с сожалением отправил то, что от вас осталось, в сумасшедший дом, — серьезно ответил Камерон. — Да. Я не мог предупредить вас: вы должны были сами преодолеть искушение. Теперь вам известно, какую опасность таит общение с сильфами. Саламандры при первой встрече предлагают неофиту необузданную страсть, сильфы — возможность раствориться в мечтах. Гномы искушают своих потенциальных владык вседозволенностью и — простите меня — сексуальной распущенностью. Ундины же дарят способность к самообману, особенно в том, что касается способностей человека. Такова опасность, исходящая от всех стихийных духов: они соблазняют будущего мага фатальными излишествами в том, что и так уже, в силу неуравновешенности его магической природы, ему свойственно.

— Вы мне не говорили… И в книгах этого нет… — Роза чувствовала себя так, словно оказалась жертвой предательства.

— В книгах есть намеки, хотя я, должен признаться, и в самом деле вас не предостерег, — сказал Камерон. — Мастеру не позволено напрямую предупреждать подмастерье: таково испытание, которому он должен подвергнуться, ничего не зная заранее. Вы не поняли бы, в чем состоит опасность, пока не испытали ее. Теперь же вы знаете, каково искушение, исходящее от сильфов. Эта опасность вам никогда больше не будет грозить, потому что вы выстояли в момент, когда были наиболее уязвимы. — Камерон пожал плечами. — Теперь достижение вами ранга Мастера зависит только от приобретаемых умений и практики. Вы освоили трюк жонглера; остается только учиться жонглировать все большим числом шариков, пока вы не достигнете такого же уровня мастерства, что и я.

Камерон снова протянул Розе руку, и на этот раз она взяла ее, хоть и выглядела все еще потрясенной.

— Если бы вы не кашлянули…

— Вот поэтому-то я и выступаю в роли вашего наставника: мой долг — напоминать вам о ваших обязанностях. — Камерон улыбнулся:

— Я хорошо помню, как мой собственный учитель обратился к одной из своих саламандр с едким замечанием о том, что только глупцы позволяют чувствам управлять собой, — как раз когда я готов был забыть обо всем на свете. Вам потребовалось совсем легкое напоминание, и это само по себе очень впечатляет. Не могу утверждать, что это касается всех подмастерьев, но подозреваю, что большинство в момент истины нуждается в понукании со стороны учителя.

— Ох… — Роза не нашлась, что сказать, но почувствовала огромное облегчение от того, что, оказывается, не опозорилась, как ей показалось сначала.

Поднявшись на ноги и постепенно придя в себя, она смогла наконец все обдумать. Теперь рядом с ней всегда будет кто-нибудь из сильфов. Явится ли он на ее зов и выполнит ли то, о чем она попросит, будет в основном зависеть от ее сосредоточенности и силы воли — а также ее способности заставить его слушаться. Ясону не приходилось теперь ни к чему принуждать своих саламандр в значительной мере потому, что они привыкли ему подчиняться. Роза напомнила себе, что, хотя сильфы походят на людей, большинство из них не отличается особым умом. Как только они привыкнут выполнять ее приказы, они станут делать это не задумываясь.

Сильфы могли также без просьбы делать то, что, как им казалось, должно было ей понравиться, а самые сообразительные — даже то, в чем она на самом деле нуждалась. Любимая саламандра Камерона поступала именно так. Она вела с ним содержательные беседы, а то и возражала, когда Камерон ошибался. Может быть, один из сильфов Розы тоже окажется таким же разумным.

Роза не обращала внимания на то, что Камерон увел ее из рабочей комнаты, пока не оказалась стоящей перед диваном в его кабинете. Девушка повернулась с намерением вернуться и заняться наведением порядка.

— Рабочая комната… — пробормотала она рассеянно. — Там нужно прибраться. — Она не могла послать сильфов стереть остатки пентаграммы — договор, который она с ними заключила, этого ей не позволял.

Однако Камерон положил руки ей на плечи и мягко заставил опуститься на диван.

— Этим могут заняться саламандры, — сказал он. — Вот и еще одно преимущество соседства двух стихий в одном доме. Мои саламандры вполне могут наводить порядок после обрядов магии Воздуха, а ваши сильфы — после ритуалов магии Огня. Им это даже доставит удовольствие. Вот держите.

Камерон подал Розе чашку крепкого чая, и она с благодарностью выпила горячий напиток. Усталость была вызвана в основном напряжением и пережитыми эмоциями — это была реакция на успешное выполнение по-настоящему опасного дела. Ей нужно было несколько минут, чтобы восстановить силы.

«А сейчас мне и в самом деле ничего так не хочется, как посидеть немного на диване».

Минут через пятнадцать нервы успокоились, руки перестали дрожать. За все это время Ясон не сказал ни слова. Он просто сидел в кресле и внимательно наблюдал за девушкой, словно изучая ее. Возможно, так и было: в конце концов, он был ее Мастером и должен был следить за умственным, физическим и эмоциональным состоянием своего подмастерья.

— С вами тоже так было? — спросила Роза. Камерон сразу понял, что она имела в виду.

— Реакция? Конечно. Но мне хотелось бы кое-что узнать. — Он наклонился вперед, не сводя с Розы глаз. — Когда вы освоились… когда уже не думали ни о чем, кроме ритуала, — что вы чувствовали?

— Что я чувствовала? — повторила Роза. «Это было восхитительно, но как такое описать?» — Я… Я не знаю точно. Должно быть, я чувствовала себя, как оперная певица, когда музыка и голос сливаются, рождая совершенную мелодию. Я ощущала, что рождена для магического общения с духом Воздуха, словно ничто на свете не может быть для меня естественнее и закономернее. Я испытывала радость, полноту бытия, как будто наконец-то вернулась домой… — Роза покачала головой. — Я не могу должным образом всего описать.

Камерон откинулся в кресле; на его лице было написано удовлетворение.

— И не нужно. Именно этого-то Дюмон не испытывал никогда, и я сразу должен был понять, что с ним не все в порядке. Настоящий маг, тот, кто рожден быть Мастером, занимается своим делом с удовольствием, а не видит в нем тяжелую работу. Мне кажется, так, как случилось с вами, должно происходить с любым, кто нашел свое призвание, будь то маг или певец, поэт или священник — даже трубочист. Вы испытали радость: значит, вы делали то, для чего рождены.

«Значит, он чувствовал то же самое!»

Роза не знала раньше, не являются ли ее ощущения чем-то причудившимся ей, не рождены ли они ее воображением.

— Вам не каждый раз будет выпадать такое чистое наслаждение, — предупредил Камерон. — В конце концов, не каждый спектакль для певицы оказывается полным успехом. Однако частица этой радости всегда будет с вами, напоминая о моменте, когда все вокруг вас образовывало совершенное целое. — Камерон вздохнул. — Ощущение такого совершенства, помимо магии, давали мне лишь поездки на Закате. Теперь же я не смею и приблизиться к нему: боюсь его испугать.

Роза поставила чашку и протянула Камерону руку.

— Это напомнило мне кое о чем. Я хочу вам что-то показать. У нас есть время для небольшой прогулки?

— Прогулки? — Камерон заколебался, потом пожал плечами. — Почему бы и нет? В конце концов, меня же никто не увидит, верно?

— Именно. — Ничего больше не говоря, Роза повела Камерона вниз по лестнице, к боковой двери — той, что вела к конюшне. Камерон следовал за ней, пока они шли по дорожке, но остановился, поняв, что они направляются к загону Заката.

— Мы не можем туда идти! — запротестовал он.

Роза остановилась и повернулась к Ясону. После проказы сильфа она так и не заколола волосы, и теперь ветерок играл прядями.

— Я тут читала кое-что, — сказала она, — но вы как опытный наездник можете, наверное, сказать мне больше, чем книга. Насколько хорошо лошади видят?

— Не особенно хорошо, — признал Камерон. — Они больше полагаются на обоняние и слух, чем на зрение. В этом одна из причин, почему они так легко пугаются чего-то неожиданного. Лошади очень хорошо замечают движение, но на незнакомый предмет им приходится смотреть очень пристально, чтобы понять, что перед ними.

— И вы боитесь испугать Заката своим видом — или изменившимся запахом?

— Запахом, конечно. — Камерон явно был озадачен. — Но…

— Но ваша саламандра уже месяц приносит мне ваши рубашки, а я оставляю их на ночь в стойле Заката, чтобы он привык к вашему новому запаху! — триумфально сообщила Роза. — Сначала конь немного беспокоился, но, очевидно, в запахе сохранилось достаточно много от прежнего Камерона. Так что теперь Закат вполне привык… Пожалуйста, хотя бы подойдите к нему, чтобы узнать, как конь к вам отнесется. — Роза без зазрения совести уговаривала Камерона, заглядывая ему в глаза. — Он так без вас скучает — я не могу заменить ему вас. Даже общество бедного старого Брауни не утешает его в потере.

Камерон отвел глаза; Роза видела, как он борется с собой. Она стала приводить аргументы, которые репетировала почти так же старательно, как покаянную речь, которую ей не удалось произнести.

— Дюмон говорил мне, что Закат — подарок другого Повелителя Огня, и хотя я не очень разбираюсь в лошадях, мне кажется, что это — совсем не обычный конь. А раз так, не следует ли вам дать ему шанс показать, что он способен на большее, чем все другие лошади?

— Может быть, — пробормотал Камерон, хотя и без особой уверенности.

— Ему нужно больше двигаться, чем это позволяет загон, — продолжала Роза, кладя руку на плечо Камерону. — А я не умею ездить верхом. Я не рискую даже выводить его на прогулки, как собаку. Я слишком мало знаю о лошадях, чтобы справиться с Закатом, если он вдруг чего-то испугается. Ему нужно, чтобы на нем ездили, иначе он скоро потеряет форму. И ему нужны новые впечатления, в загоне он томится от скуки.

— Он сейчас в загоне? — спросил Камерон, все еще не глядя на Розу.

«Он не хочет видеть моего умоляющего лица, — подумала девушка. — Боится, что не сможет мне отказать!»

— Да. И знаете, если он не подойдет к вам, можно будет считать это знаком, что в вашем теперешнем виде он вас не признает, — ответила Роза со всей убедительностью, на какую была способна. — В конце концов, Закат ненавидел Дюмона, и загон давал ему возможность держаться на расстоянии, когда тот оказывался поблизости.

— Это верно… — Наконец Камерон повернулся к ней. — Ладно, я проведу эксперимент, который вы предлагаете. — Его тон стал лукавым. — Надеюсь, конь не надумает на меня напасть. Именно так поступил бы вожак табуна, обнаружив волка.

— Ничего подобного он не сделает, — решительно ответила Роза. Зная, как отнесся Закат к запаху рубашек Камерона, девушка была совершенно уверена, что такие опасения не имеют оснований. Может быть, не позаботься она о том, чтобы приучить жеребца к новому запаху Камерона, дело и не пошло бы гладко… Однако теперь, когда Роза приносила в стойло рубашку, Закат принюхивался к ней, а потом начинал смотреть в сторону дома, как будто ожидая появления Ясона.

Теперь была очередь Розы, взяв Ясона под руку, вести его по дорожке мимо конюшни к загону. Он шел медленно, словно неохотно, но жадно смотрел вперед, ожидая появления жеребца.

«Недаром я думала, что он скучает по коню больше, чем признается, — именно потому, что никогда об этом не говорит».

Более того, Камерон старался всеми способами уклоняться от разговоров о Закате и верховой езде вообще, как только узнал, что Роза не умеет держаться в седле и не может обеспечить его любимцу необходимой разминки. Камерон весьма болезненно воспринимал то, что лишился этой части своей прежней жизни.

Когда они приблизились к загону, Роза пронзительно свистнула — это была еще одна несвойственная настоящей леди привычка, от которой отец не пытался ее отучить.

«Девчонка, которая свистит, все равно что курица, которая каркает!» — сколько раз кричали вслед Розе мальчишки-ровесники.

В ответ на свист Закат заржал и побежал к загородке. Увидев Розу, он припустил галопом… И замер на месте, пристально глядя на ее спутника.

Ясон остановился тоже и выдернул руку у Розы.

— Он меня увидел и испугался!

— Чепуха! — решительно заявила Роза, снова схватила его за руку и потащила вперед. — Он думает, что вы — Поль Дюмон, вот и все! Боже мой, Дюмон ведь был единственным человеком, кроме меня, которого конь видел многие месяцы! Конечно, он вас еще не узнал. Окликните его или свистните: что вы делали раньше, чтобы подозвать его?

«Проклятие! Может ли он теперь свистеть?» Однако Ясон откашлялся и издал серию очень странных высоких звуков.

— Закат! — крикнул он, когда жеребец, насторожив уши, сделал осторожный шаг вперед. — Хо, Закат! — К этому Камерон добавил несколько слов на гортанном языке — арабском, как решила Роза.

Жеребец пронзительно заржал и поскакал к нему, в последний момент затормозив у загородки и взволнованно взвившись на дыбы. Конь затанцевал на месте, задрав хвост и насторожив уши, гораздо более возбужденный, чем когда к нему приходила Роза. Ясон тоже побежал, выпустив ее руку; оказавшись у загородки, он ухватил узду и прижал голову коня к груди. Жеребец тихонько фыркнул, и Роза поняла, что он совершенно счастлив. Ясон гладил его морду, почесывал шею и шептал в ухо ласковые слова.

Роза не спеша подошла к загородке и постояла рядом с ними; и жеребец, и его хозяин не обращали на нее никакого внимания.

«Так и должно быть», — подумала она удовлетворенно.

— Его седло все еще в конюшне, — сказала Роза. — И Закат вполне привык к саламандрам. По-моему, вы можете использовать их как конюхов. Когда вернетесь с прогулки, я буду в библиотеке.

На мгновение Розе показалось, что Камерон ее не слышал. Потом он обернулся к ней со слезами на глазах:

— Чем я могу вас отблагодарить? Вы вернули мне то, чего я никогда уже не надеялся обрести…

— Вы можете проявить свою благодарность, отправившись с этим несчастным забытым конем на долгую прогулку, — со смехом ответила Роза. — Вы оба нуждаетесь в разминке. Господин Пао говорил, что значительная часть боли, которую вы испытываете, как раз и является следствием того, что вы никогда не выходите из дома. Я-то хожу на прогулки, так что мне не грозит опасность превратиться в похожую на сардельку фрау из Милуоки. Устройте хорошую скачку, а то такая участь будет ожидать вас самого!

С этими словами Роза повернулась и направилась к дому, уверенная, что Ясон последует ее совету.

Она задержалась в своей комнате, чтобы привести волосы и одежду в порядок. Когда Роза выглянула из окна, услышав непривычный стук копыт, мимо галопом проскакал Ясон, которому каким-то образом удалось натянуть сапоги для верховой езды, — он направлялся в сторону дорожки, вьющейся по верху утесов.

Роза смахнула слезинку и одновременно улыбнулась.

«Вряд ли я когда-либо видела его таким совершенно счастливым. Пожалуй, мне удалось вернуть ему очень важную часть его жизни».

Роза подошла к туалетному столу, но и закончив причесываться, осталась сидеть, глядя в глаза своему отражению. У нее уже очень давно не было минутки, чтобы подумать о чем-то, кроме магии, однако события этого дня заставили ее всерьез задуматься о своем будущем.

«Что случится, когда и вся остальная его жизнь вернется к нему?»

Роза была реалисткой, она прекрасно знала, что случится. Он больше не будет в ней нуждаться. Он снова станет блистать в том обществе, где вращался прежде и где для нее нет места. Она не из тех женщин, с которыми станет появляться в обществе человек, занимающий столь высокое положение. Единственный шанс встретиться — ей, став женой профессора, присутствовать на приеме по случаю крупного пожертвования университету, сделанного Камероном. Или, если ей удастся сделать академическую карьеру, Камерон, возможно, обратится к ней за консультацией по поводу какого-нибудь манускрипта…

Главное же — она не из тех, на ком Ясон Камерон мог бы жениться. Его жена не должна иметь других интересов, кроме желания быть образцовой хозяйкой дома, когда гостей принимает он, или его прелестной спутницей, когда сам Камерон наносит визиты. Ей позволительно заниматься приличествующей леди благотворительностью, вышивать или интересоваться садоводством, но только не проводить научные изыскания. Не дай Бог, кто-то подумает, что она лучше образованна или — что уж вовсе не допустимо — что она умнее супруга.

«Разумеется, он женится на богатой наследнице. Поскольку он сам человек состоятельный, у него будет широкий выбор. Этим девицам нечем заняться, кроме ухода за собой и следования последней моде, а потому все они прелестны, благовоспитанны и уж наверняка не позволяют себе такой резкости и откровенности, как я».

Прежде чем жениться, Камерон, несомненно, уволит ее — и сделает это тактично, чтобы не обидеть и не вызвать ненужного шума. Наверное, он найдет для нее Повелителя Воздуха, с которым она могла бы завершить свою подготовку подмастерья, скорее всего где-нибудь в дальних краях. Она вместе со всеми его подарками будет выпровожена из поместья — с сердечной благодарностью и чеком на кругленькую сумму, чтобы сгладить обиду.

«Или залечить разбитое сердце? Ох, он наверняка имеет богатый опыт такого рода. Ну вот, я и призналась себе: я влюблена в Ясона».

Роза вздохнула и обреченно посмотрела в глаза своему отражению; отражение ответило ей взглядом сквозь толстые линзы. Будь это первое любовное увлечение Розы, она бы, наверное, расплакалась. Однако все было не так, и к тому же она никогда не забывала о пропасти, разделяющей ее и Ясона в глазах общества. Через эту пропасть временно служила мостом его внешность, и Роза никогда не питала иллюзий: как только Ясон вернет себе человеческий облик, мост этот исчезнет.

А даже если Ясон вопреки всякой логике и сделает ей предложение, это будет вызвано чувством долга, желанием расплатиться за все, что она для него сделала. Или стремлением избежать возможного скандала — на его репутации это скорее всего не отразилось бы, но могло очень повредить Розе. Если она примет его предложение, Камерон окажется прикован к неподходящей для него жене, а сама Роза будет все время помнить и терзаться тем, что он женился на ней только потому, что считал себя обязанным так поступить. Сожаления, которые оба они станут испытывать, отравят все то светлое, что когда-либо было между ними…

«Так что же делать женщине, которую угораздило влюбиться в вервольфа?»

Героиня какого-нибудь популярного романа только проливала бы слезы, будучи совершенно лишенной способности думать.

Подобная беспомощность избавила бы ее от необходимости строить планы и смотреть в лицо печальному будущему. Уж конечно, в романтическом повествовании, полностью оторванном от реальности, Ясон, вернув себе прежний облик, как сказочный принц, стал бы клясться в вечной любви независимо от того, кто и что его возлюбленная.

«Да только случится такое, когда рак свистнет!»

Однако ведь Роза не героиня глупого романа; ее разум не отказывается работать только потому, что чувства глубоко задеты. И жизнь — не волшебная сказка. Впрочем, она хорошо знала, что в оригиналах волшебных сказок финал далеко не всегда заключался во фразе «Они жили долго и счастливо».

«Ну что ж, мужественные героини многих сказок всем жертвовали ради счастья любимого».

Роза вспомнила о Русалочке, которая предпочла гибель ради того, чтобы принц никогда не узнал, что спасла его она, а вовсе не принцесса, в которую он влюбился. Подумала Роза и о Красавице и Чудовище… Но ведь она не Красавица, а ее любовь не вернет Чудовищу человеческий облик.

«Ладно, стану Русалочкой, и пусть при каждом шаге в мои ноги вонзаются тысячи ножей, и пусть в конце концов я с улыбкой брошусь в волны, чтобы он мог сохранить свободу. У меня останется работа, я не лишусь прекрасной одежды, а деньги, которые я скопила, позволят мне закончить докторскую диссертацию и начать академическую карьеру. Думаю, из меня выйдет прекрасная преподавательница литературы в каком-нибудь женском колледже. Я попытаюсь разбудить разум глупых молодых девиц, большинство из которых, правда, поступают в колледж лишь в ожидании того момента, когда смогут выйти замуж за кого-нибудь вроде Ясона. Тем драгоценнее будут для меня те их них, кто окажется не таким, как большинство, .. Я сделаюсь загадочной и немного эксцентричной, меня станут уважать, если не любить, и к тому же я буду продолжать заниматься магией».

Роза до тех пор практиковалась перед зеркалом в том, чтобы улыбаться весело и жизнерадостно, пока не убедилась, что это у нее хорошо получается. По крайней мере у нее перспективы лучше, чем у бедной Русалочки. В конце концов, у нее будет приличный счет в банке и место, куда она сможет отправиться.

И еще магия. Может быть, среди тех глупых молодых девиц она найдет кого-то, близкого ей по духу, и сможет передать ей знания и в этой области.

Учителю Ясона для того, чтобы сделать свою жизнь полной и интересной, не требовалось ничего, кроме магии. Может быть, и она научится чувствовать так же…

Горло Розы перехватили слезы, которые она ни за что не желала проливать.

«Скорее рак свистнет, чем я расплачусь…»

Ясон с Закатом шагом вернулись в загон; после скачки жеребец был разгоряченным, хоть и не покрылся пеной; он по-прежнему дышал легко, и Камерон убедился, что от долгого бездействия конь не пострадал. Для скакуна, столько времени вынужденного обходиться прогулками в загоне, Закат был в замечательном состоянии — гораздо лучшем, чем можно было ожидать.

То, что жеребец признал Ясона, несмотря на внешность волка, было просто чудом, и этого чуда не случилось бы, если бы не Роза. Камерон никогда не думал приучить Заката к своему изменившемуся запаху, относя в стойло рубашки. Ему и в голову не приходило, что знакомый запах может победить недоверие коня к незнакомой внешности.

Роза снова преподнесла ему подарок, за который он никогда не сможет расплатиться. Что за девушка! По сравнению с ней дочери его компаньонов по бизнесу были такими же безмозглыми, как и лошади, на которых они ездили, или избалованные болонки, которых они таскали с собой.

Когда-то Камерон считал само собой разумеющимся, что со временем женится на одной из этих девиц. Конечно, он не собирался отказываться при этом от дорогих содержанок — он мог, не афишируя таких связей, получать удовольствие от общества красивых и остроумных женщин, способных доставлять не только чувственные радости. Если девушка, на которой он женится, сочтет супружеский долг слишком большой обузой, как это часто случается, он был бы вполне готов пользоваться правами мужа достаточно редко — только для того, чтобы произвести на свет детей. Скорее всего Камерон выбрал бы себе жену, исходя из того, обладают ли члены ее семьи хоть какими-то способностями к магии, поскольку желал по возможности передать свой магический дар детям.

«Теперь, узнав Розу, я скорее женился бы на одной из болонок. К счастью, мне нет необходимости вступать в брак с какой-нибудь безмозглой дебютанткой. Я сам составил свое состояние в городе, где живут такие же новоиспеченные богачи. У меня нет благородных родителей, которые питали бы на мой счет амбиции. Эта страна — не монархия, где мне пришлось бы жениться ради поддержания положения в обществе. Нет никаких причин, почему бы я, когда мое превращение в человека совершится, не мог взять Розу в жены. Нет никого, кто стал бы против этого возражать. Я обладаю достаточным состоянием, чтобы не жениться на деньгах. И я ни перед кем не должен оправдываться за свой выбор. Роза наделена магическим даром, сравнимым с моим. Ей не придется ничего скрывать, как и мне не будет нужно ничего держать от нее в секрете. И еще… Мне кажется, Роза не сочтет физическую сторону брака такой уж отвратительной».

Эта мысль заставила Камерона рассмеяться.

«Только не она! Женщина, решительно заявившая мне, что читала» Декамерон» в оригинале! Она может еще и потребовать от меня доказательств моей мужской состоятельности!»

Однако когда Камерон спешился, боль в ногах заставила его вспомнить, в каком положении он находится.

Он все еще прикован к телу, лишь наполовину человеческому, и нет никаких достоверных свидетельств того, что в обозримом будущем он избавится от облика зверя. О чем бы он ни мечтал, именно в этом состоит суровая реальность.

Камерон отвел жеребца в стойло, с помощью саламандр расседлал и начал чистить и растирать.

Такое занятие оставляло ему достаточно времени для размышлений, хотя мысли его и были невеселыми. Ясон держался уверенно в присутствии Розы, но факт оставался фактом: они были не ближе к решению проблемы, чем когда только начинали поиски. И к тому же Камерона преследовала неприятная догадка о том, кому принадлежит манускрипт, упомянутый единорогом.

« Манускрипт у Белтайра, я уверен, а он сожжет его, если появится хоть малейший шанс, что драгоценная рукопись может попасть в мои руки. Белтайр — единственный человек, которого я знаю и которого не спрашивал о манускрипте. Если он узнает о моем несчастье, то-то будет злорадствовать!»

Так что же он может предложить Розе, оставаясь полуволком?

Девушка держалась очень мужественно, совсем не показывала, что его обличье зверя вызывает у нее отвращение; Камерону даже казалось, что она иногда забывает о его внешности, по крайней мере когда на него не смотрит. Но как женщина может не отшатнуться от уродливой морды? Внешность его может присниться лишь в кошмаре, и он был бы глупцом, если бы думал иначе.

Роза охотно проявляет доброту, но разве можно надеяться на ее любовь? Такого нельзя ожидать даже от самой добросердечной из женщин.

« Боюсь, что я в нее безнадежно влюбился. Нужно быть святой, чтобы полюбить меня в таком виде, а Роза Хокинс — не святая!»

Что за нестерпимая ситуация!

Камерон яростно орудовал щеткой, и Закат выгнул шею и протестующе ткнул хозяина мордой, напоминая, что не станет терпеть подобного обращения.

Будь все иначе…

« Тогда я мог бы оказаться в еще худшем положении. Она не хорошенькая дурочка, чтобы потерять голову, вздумай я изображать сказочного принца. Как мог бы я сделать ей предложение, не дав повода для возмущения? „Вот я какой — красивый, богатый, могущественный, и вы должны быть счастливы, что я во всем своем великолепии соизволил выбрать вас в жены“.

Или она могла бы подумать, что я делаю предложение из чувства долга, а это заставило бы любую нормальную женщину возмутиться еще больше «.

Может быть, со временем ему и удалось бы убедить Розу в своей искренности — но пожелала бы она дать ему необходимое время?

« У нее после смерти отца была собственная жизнь. Она может возобновить свои исследования, получить докторскую степень, сделать карьеру как уважаемая представительница ученого мира и преподавательница. Она не нуждается во мне — как и вообще в мужчине, — чтобы вести интересную, полную жизнь: у нее уже есть цель, и она заслужила признание собственными, и только собственными усилиями «.

Со вздохом Камерон отложил щетку и принялся наполнять ясли Заката овсом.

Решения своим проблемам он не нашел, перспективы были одинаково унылыми, вернет он себе прежний облик или нет. Роза не станет любить его в облике зверя, а любить в облике человека, возможно, и не пожелает.

Лучшее, что он может сделать, — это скрывать свои чувства и продолжать с ней совместную работу. Если он не завоюет ее сердце, так по крайней мере не лишится ее дружбы.

Оставив Заката жевать овес, Камерон направился к дому, приняв решение не обнаруживать свои чувства, если понадобится — никогда.

К счастью, волчья морда давала прекрасную возможность скрыть то, чем полно сердце человека.