Российская Зомбирация

-А ты что, служивый, - я дружески тронул его за плечо, - тоже язычник что ли? В войска нынче таких берут?

Он, не отрываясь, смотрел на пламя, словно надеялся разглядеть там бога, которому служил. Медленно ответил:

-А ты знаешь, как китайцы воюют?

Всё что я знал о нынешних китайцах так это то, что практически нет зомби хуже оголодавшего ханьца. Ну, разве что русская бабушка сможет его одолеть. Буйные среди них мне встречаются редко, но если попадались, то отличались хитростью, были юркими и подвижными! Пролезут в любую щель, нигде не спрятаться. Да еще и бродят целыми артелями. Окрестности Новозомбиловска этим и были опасны. Город был окружен чуть ли не непрерывным кругом теплиц, создающих свой автономный мегалополис, и тысячи тысяч бедных ханьцев норовили съесть что-нибудь, кроме опостылевших им ядовитых помидоров. Из-за этого от них разило так, что вычислить пришельцев можно было издалека.

-И как же?

В конце декабря двенадцатого года, словно по предсказанию кухонных провидцев, когда страна была поражена нашествием мертвецов и алкогольным угаром нового года, китайские десантники высадились в приграничных городах. Хабаровск, Благовещенск были быстро взяты под контроль. Никаких танковых атак, неминуемо завязших бы на пересеченной местности и ставших бы легкой мишенью для авиации. Оправдание нападению огласили по телевизору: "Если правительство дружественной РФ не может защитить жизни наших граждан на своей территории, то КНР с глубокой скорбью в сердце, вынуждена предпринять спецоперацию по защите жизни своих граждан. Так как КНР давно победила неизвестную болезнь, поразившую людей, то мы выражаем поддержку нашим российским братьям, которые еще не до конца справились с катастрофой и просим принять нашу бескорыстную помощь".

На деле это означало "Мы возьмем столько территории, сколько захотим. Не рыпайтесь, а то хуже будет, и не надо нефтепроводы отключать, а то будет плохо". Надо сказать, что многие встретили китайцев как спасителей. Они немедленно провозгласили борьбу с коррупцией, неизвестной болезнью, ворами и продажными чиновниками, которые формально оставались у руля, но исполняли приказы последователей Мао. Многих из них, впрочем, перестреляли.

Китайцы утверждали, что давно победили недуг и даже предлагали желающим посетить миролюбивый до неприличия Китай, чтобы можно было все увидеть своими глазами.

-И как, - удивился я, - действительно победили? Ведь вы там были, все видели. Я только по слухам...

-Да ни хрена, - презрительно сплюнул офицер, - у них понимаешь, есть много городов десятимиллиоников, где сосредоточены важнейшие промышленные объекты. Когда вся эта хрень случилась, эти товары никому оказались на хрен не нужны. А тут болезнь. Представляешь многомиллионные толпы мертвецов и такие же толпы голодных рабочих, которые и раньше горбатились за чашку риса, а теперь и этого не видно? Вся эта толпа разрывала и разрывает Китай изнутри. Когда стало некому продавать товар, они напечатали много-много юаней, подняли зарплаты и выбросили с переполненных складов товар на внутренний рынок, но и это не помогло. Вот они и решили выпустить пар на нас, иначе бы вся их республика рванула к чертям. Они от безысходности напали, сейчас по Китаю бродят десятки миллионов дохлых. Если не сотни. Еды не хватает, сельчан обирают еще больше.

Меня это поразило. Я представил, как по дальним равнинам слоняются, сталкиваясь друг с другом, бесконечное количество грязных и кровожадных упырей. Вспомнив разговор об экологии, я прикинул, что такое опустошительное нашествие неминуемо превратит Китай в пустыню, которая начнет расползаться по всей Азии, засыпит барханами Амур и заглянет к нам, в Сибирь, где столкнется с последним рубежом обороны - могучими снежными кедрами...

-Я знаю об этом, ибо на границе служил. Приходилось интересоваться что да как. А вообще им воевать не выгодно, зачем? Экономикой бы всех прижали к мизинцу.... Так вот, смотрю передо мной ихний военный. По форме, но без оружия. Я не дурак, в плен врагов не беру - стреляю. А он не падает. Еще, еще и, пока не издох. Думал зомби из военных, а оказалось военный зомби.

-Это как? - не понял я.

-Понимаешь, они чтобы руки геноцидом не марать, набрали в свои войска множество буйных. Уж не знаю, каким образом, толи газом каким, толи мясом... но я сам видел, как они разгружают рефрижераторы... а потом в наши стороны сигнальные ракеты запускают, и сотни мертвецов несутся за ракетой, пока не замечают нас. Вроде бы чего бояться, стреляй по безоружным. Да знаешь, патронов не хватает, пока они к тебе в окопы не попрыгают, а там рукопашной.

-Что, правда, зомби?

-А ты думал? Стояли мы как-то под селением каким-то. Обороняли. Население никуда не эвакуируешь в транспорте как всегда бардак, в городах паника - бегут в деревни. Тут видим к нам с фланга фуры подъехали, ну сил не было там оборонять, артиллерии нет разбомбить, авиацию подавили, вот и подогнали тварей. А из грузовиков как полезли трупы! Китайский офицерик несколько сигнальных ракет ярких выстрелил в сторону населенного пункта и машины умотали. А мертвые понеслись к людям. Пока мы снялись с позиций, да дошли.... всех повырезали...

-Считаешь, они дойдут досюда?

Офицер пожал плечами:

-Скорей всего нет. Им незачем сюда идти. Разве что за месторождения посражаются, но на это, в отличие от людей, нашему государству будет не наплевать, сцепятся крепко. Область не затронут.

Он рассказывал еще много. Про предательство. Про то, как самолетам не хватало керосина. Про уничтожение целых дивизий, линейных и неповоротливых. Про то, как новые мобильные бригады, оснащенные и профессиональные, героически гибли в бою с превосходящими силами противника. Про то, как китайцы очумело лезли вперед, высаживая десант, захватывая ключевые позиции. Их гнала вперед собственный обезумивший и сошедший с ума народ. Когда бог хочет наказать народ, он превращает его в китайцев. Что называется: не выиграем, так покалечим. И откуда этот миф о неподготовленной и отсталой китайской армии?

-А после меня вызвали в Иркутск. Наградили как боевого офицера. По ранению меня демобилизовали.

-Вас ранили?

-Не, - он отмахнулся, - покусали. Перекусили артерию, товарищи кое-как успели отогнать буйных и залатать меня.

Глава 14

-К власти во Франции пришли консерваторы под лозунгом "Долой мертвецов"! Европарламент выразил резкий протест, по выражению комиссара по национальностям, этой "откровенно реваншистской" политикой. "Временно больные являются такими же людьми, как и остальные, и говорить о них "мертвецы", "зомби", "дохлые", когда их состояние нельзя охарактеризовать как смерть, в высшей степени аморально, безнравственно и в духе нацисткой Германии. Мы должны не уничтожать болезнь, а лечить ее""...

Федьке, слесарю из подвального ЖЭКа, нравилось работать под звуки радио. Во-первых, спускаться в подвал, и перекрывать воду было не так страшно, а во-вторых, Федька интересовался мировой политикой, экономикой и прочими вещами, что вызывали добродушный смех товарищей по цеху.

-Тем не менее, следует отметить, что тенденция прихода к власти национальных сил правого толка отмечена по всей Европе. Правительства стран не могут сдержать рост непонятного заболевания, охватившего весь мир. Военные структуры и силовики практически бездействуют. По официальным данным во "временно больные" зарегистрированы около сорока миллионов человек в одной только Европе. Экономике нанесен громаднейший урон. На прошедшем заседании ООН Китай предложил помощь Европе, что было отклонено...

Труд слесаря был интересен. Вообще любую работу, даже самую механическую, можно превратить в труд, если подходить к ней с головой. Федька был королем стояков и батарей, магистром клозетов и повелителем ключа на двенадцать. Жаль только горячую воду теперь, как и в старые времена девяностых, отключали еще в апреле, поставки угля из Кузбасса, прекратились, и город отапливался лишь в самые холодные сибирские месяцы.

Федька знал, что уголь для котельных продают направо и налево все кому ни лень, поэтому собирался голосовать на выборах за Партию Живых, обещающую навести порядок в регионе. Здороворосы ему не нравились.

Защелка подвальной двери подалась в сторону, и Федька спустился в голодную, сухую тьму катакомб. Вызов поступил из дома, в котором неожиданно прекратилась подача холодной воды. Никаких ремонтных работ не производилось, так что слесаря послали проверить подвал. Надо сказать, что это был не первый такой вызов, после которого трудяга не раз обнаруживал свернутые вентили с перекусанными цепями. Как ему казалось в темноте, стальную цепь кто-то долго глодал, так как все звенья были надкусаны как будто человеческими резцами.

-Мировое сообщество должно консолидироваться перед лицом глобальной опасности и выработать единый вектор противодействия пандемии...

Выключатель вхолостую пощелкал пластмассовым носиком. Мародерство в городах достигло своего апогея. Несли всё: от, никому не нужных досок, до лампочек и пробитых эмалированных тазов. Город готовился и запасался к зиме. Все понимали, что продать на сторону угля хочется всем чиновникам, а дотапливать квартиру придеться буржуйками. Что называется, прошло сто лет.

Федор включил фонарь и направился к техническому узлу, чтобы восстановить подачу воды. Он ступал по пыльным, мертвым сумеркам, которые раздирал круг фонарика. Странная вонь, словно пробитая канализация, рвала ноздри. Муниципалитет не счел работу слесаря в новых условиях опасной, поэтому исследования подвалов и прочих закутков, им нужно было исполнять в одиночку или в паре с напарником. Полиция была приписана к врачам, школам и, конечно же, депутатам, чиновникам, священнослужителям.

Бояться встретить зомби, было глупо, им не нравилась скучная и безжизненная тьма сырых подземелий, но как объяснить эту доходчивую мысль собственному организму?

-А теперь к местным новостям. Послезавтра в Новосибирске начинаются выборы в законодательное собрание. Главные политические конкуренты Здоровая Россия и Партия Живых. В то время, как эксперты высмеивают саму идею выборов, называя ее смехотворной, в последнюю неделю несколько главных лидеров Здоровой России были убиты "временно больными" гражданами в собственных подъездах. Партия обвинила в этом своих конкурентов, назвав их экстремистами и сепаратистами, которые хотят разорвать, цитирую: "единую и сильную Россию на части". На что лидер Партии Живых ответил: "Если здороворосы полагают, что мы подослали к ним больных зомби-убийц, то это явное свидетельство того, что они сами не вполне здоровы".

Как и предполагал Федька, вентиль оказался вырван, а цепь, защищавшая его от разных хулиганов, толстая цепь в полпальца толщиной, была разогнута и порванной змеей лежала на бетонном полу. Это, вкупе с вонью, походило на целенаправленный саботаж. Слесарь в перчатках взял обломок вентиля, осколок его зуба торчал из магистральной трубы. У кого есть столько силы, чтобы сломать прочный металл? По наушнику щебетали новости, и Федор не сразу расслышал шаркающие, протяжные, как крик "ау" шажки из темного коридора.

-Не стоит бояться так называемых зомби. Повторяю, это не зомби в полном смысле этого слова, это живые люди, не находящиеся под чьей-либо властью, если вы, конечно, не верите в магию.

Федор вытащил наушник и тот повис, как миниатюрная телефонная трубка на проводе, болтаясь у его колена и издавая громкую, раскатывающуюся в темнице, как горох, речь какого-то ученого биолога.

-Вася это ты?

Его один раз до полусмерти напугал коллега по работе: с жутким завыванием протянув дрожащую руку из темноты. Тогда чуть не вышла крепкая ссора с рукоприкладством.

-Васек, опять ты?

Свет рисовал геометрические фигуры на грязных стенах: то точку, то луч. Слабый свет из окошка, выросшего под самым потолком, лишь добавлял в общую картину серой, нудной пустоты.

В дверях показалась сгорбленная фигура. Федя немедленно осветил ее и не смог сдержать вскрика. На него задумчиво глядел мертвец с обваренной кипятком головой. Кожа слезла и напоминала короткие обрывки бледного серпантина прилепленного к красно-черному, засохшему мясу. За спиной мертвеца появились еще несколько фигур протолкнувших его в помещение.

Они, подступая к слесарю молча, как заговорщики, уверенные в своей безнаказанности, им было незачем торопиться. Полтора десятка больных, тонна порченого мяса. Лица злые, искаженные, превращенные в морды с отсутствующими носами, ушами или вовсе с обглоданными щеками, хоть кулак засовывай.

Федя попятился к стене, наблюдая за тем, как его полукругом окружают мертвецы. Служебного травматического оружия, как, например, дворникам или мусорщикам, ему не полагалось, поэтому рабочий выхватил большой газовый ключ, который он носил для самообороны и, потом уже, для работы.

-Не подходите!

Мертвецы остановились, наблюдая за ним и источая из гнилых легких тот липкий и резкий запах перегноя и тления, как из лопнувшей канализационной трубы.

-Не подходите или я вам всем башку на хрен проломлю!

Гости не двигались, безучастно наблюдая за вспотевшим слесарем. Такая необычная дуэль продолжалась с полминуты. Мужчину била крупная дрожь, вдоль хребта вырос ледяной гребень инея. Он понимал, что встретился с овощами, которые суть безобидные существа, которых привлекают исключительно громкие звуки или красочные зрелища. Они услышали его шаги, пришли посмотреть.

Но, черт возьми, что они вообще позабывали в подвале и как в него проникли, если дверь была заперта?

Он двинулся вперед и каждый его осторожный шаг, казался ему тем ураганом, где в шуршании голубой спецовки, хруста камешков под подошвой ботинка, скороговорке из наушника в подземелье звучащей громогласным концертом, неминуемо сорвет крыши пялящимся на него трупикам.

Когда он приблизился к первому мертвецу, полицейскому с зияющей раной в левой стороне груди, Федя вообразил, что он сейчас бросится на него. Труп не шелохнулся, только повернул голову и с интересом посмотрел на живого расширенными зрачками. Федя отважился посветить фонарем ему прямо в лицо, но глаза покойника также, не моргая и не слезясь, продолжали наблюдать за слесарем. Следующих мертвяков, серых горожан, слесарь тоже миновал без проблем.

Это были самые простые овощи, пришедшие поглазеть на него, человека.

Он вышел в коридор, где толпилось побольше дохлого народу и стал осторожно пробираться через вставших, как в пробке, людей, стараясь никого не задеть плечом. Опухшие, как при водянке или наоборот высохшие лица. Там, где зияли раны, гнила и отмирала плоть. Раны некоторые мертвецов были перевязаны чистыми марлевыми повязками - поработали добровольцы из общественных служб, которые ухаживали за овощами. У одного из плеча торчал болтающийся опустошенный шприц, тимуровцы прививали ставших мертвых граждан. Служба по излову и изоляции мертвецов работала плоха из-за огромного наплыва посетителей.

Разводной ключ стал мокрым и липким, как паутина, Федя брел вперед к лестнице и льющемуся оттуда свету. Головы, как подсолнухи оборачивались к нему, и в узком каменном мешке чувствовалось спертое, теплое дыхание.

Свобода была совсем близко. Он уже подходил к светлому пятну на полу, когда оно начало в издевку медленно-медленно истончаться. Не помня себя от страха, слесарь рванул вперед, ударяясь о холодную плоть безмолвных стражников и расшвыривая их в сторону, когда вдруг застыл на первой ступеньке лестницы.

У изголовья бетонной лестницы стояла темная фигура, медленно и с явным наслаждением закрывающая за собой тяжелую дверь. Капитулирующий белый свет зловеще вырисовывал капюшон, опущенный на голову.

-Здравствуйте.

Сантехник сжал ключ в дрожащих руках. За его спиной с шелестом выстроились мертвые люди, как полки на параде за направляющим их полководцем. Они ждали команды.

-Ты кто?

Дверь затворилась и во мраке, один из зомби с удовольствием ударил кулаком по выключателю. Еще и еще. Ему было невдомек, что свет нельзя включить. Ему нравился сам процесс и он высунул синюшный, еле помещающийся в пасти язык.

Фонарик засбоил и выключился.

Фигура стала спускаться с лестницы, роняя каждое слово на ступеньку:

-Боюсь, вам придеться здесь умереть.

Протянутые со всех сторон руки утащили Федора в глубину катакомб. Его крики заглушили заключительный радиорепортаж городских новостей:

-По всему городу зафиксированы перебои с водой. Власти не могут организовать снабжение населения чистой водой, отчего по городу зафиксированы стихийные митинги и собрания против партии власти. Здороворосы говорят о провокациях. Агрессивных граждан замечено не было.

Он сидел напротив, заложив, как душу, ногу за ногу. Остроконечный черный носок неторопливо качался вверх... вниз... вверх... вниз. Кисть в черной перчатке, извечный, совершено не гармонирующий с впечатлением, которое он производил, капюшон на голове.

Это злило Еремея, который мог различить из внешности собеседника бледность и невыразительность, но составить полного своего представления о хозяине он никак не мог. Правда, вида он не показывал, продолжая непринужденно улыбаться той улыбкой, какую только можно извлечь из себя человек, когда перед тобой сидит тот, кого ты смертельно боишься и против кого ты задумал предательство.

-Какие замечательные новости передают, ты не находишь?

Это омерзительное, дружески-фамильярное "ты", заставляло нервничать мужчину еще больше, чем обыкновенный официальный, холодный язык. Казалось, Иван обо всем догадался, в курсе каждой мелкой подробности заговора и даже исправляет там мелкие орфографические ошибки.

-А что в этом хорошего?

-Как же! Кто виноват в том, что жителям не достается воды? Власть! Кто может исправить ситуацию со снабжением домов водой? Партия Живых! Выборы у тебя, Еремей Волин, почти в кармане.

Мужчина незаметно сглотнул:

-Вы хотели сказать у вас?

-Я хотел сказать то, что сказал. У тебя.

Это так сильно контрастировало с поведением Ивана в той палатке на митинге, что Волин побелел. Таинственный человек между тем продолжал:

-Разве я не понимаю, что такая фигура как я тебе больше не нужна, тем более, после выборов. Вы всей командой гадаете кто я, откуда и человек ли вообще. А так как разгадать этого не можете, то наверняка убьете. Ведь человек больше всего боится неизвестности, так? Неизвестность пугает, да... именно поэтому, скажем, самоубийца на войне предпочтет застрелиться, чем идти в атаку. Казалось бы, в чем разница? И там, и там смерть. Но в атаке ему может оторвать ступню, а может мошонку. Его могут взять в плен и долго пытать, отрезая кусочки плоти. А тут итог известен...

Он продолжал сладко говорить, наблюдая из-под капюшона, как белеет бывалый ветеран горячих точек. Казалось его слова, льющиеся медовым потоком, подобны аспидам, источающим дурман. Носок туфли качался, как гипнотический маятник под мерный шепот голоса. Вниз... вверх.... Это вызывало головокружение, но вовсе не от видимости скорого успеха, а от взгляда в бездонную пропасть. Волина вырвало прямо на ковер, украшающий пол кабинета.

-Тебе плохо, друг?

Волин затравлено посмотрел на Ивана, изо рта совершила самоубийство желчь, разбившись о мокрый уже ворс.

-Мой друг, завтра пройдет голосование в Новосибирске. Голосование по области уже закончено. Насколько я знаю, бюллетени свозятся для подсчета.

Военный поднялся с колен, и устало проговорил, утирая рот платком:

-Простите, Иван. Как-то само собой вырвалось, - он неуверенно улыбнулся, области начихать на выборы, за нее прочно держатся здороворосы. И местные бандиты, которые хотят стать легитимной властью, чтобы не отдать своего дармового куска. Да и зомби, все запуганы, как девочки-первоцветки.

Иван ответил:

-За то, что люди отдадут голоса за не нужные партии, ты не бойся. Знаешь же, как нынче опасно на дорогах. Когда избирком будет подсчитывать голоса, твои молодцам надо быть во всеоружии. Мы все должны понимать, что вся эта чехарда с выборами всего лишь мишура. Это фиговый листок, чтобы прикрыть притязания на власть. Они нужны разным противоборствующим группировкам для того, чтобы прикрыть вооруженный переворот, который они непременно проведут, если увидят, что их поддерживает, хоть какой-нибудь процент населения. Это давняя практика. Восставшие всегда старались выдвинуть в лидера человека, который обличен какой-нибудь государственной власти: судью, полицейского, военного. Этим они делают, как бы законными, свои требования. Я мыслю так.

Волин поднялся и, отойдя от сделанной им лужи, повернулся к окну. Раскаленный диск солнца падал на город, угрожая превратить его в Содом, близился к ежевечерней кончине.

-Как вообще в этой неразберихе можно проводить выборы? А тем более следить за их честностью?

-Этого хочет толпа. Мы, как политики, должны положить ей в рот иллюзию того, что она участвуют в политической жизни. Не думай об остальном, когда объявят результат, вы должны аплодировать с автоматами на перевязи, иначе никто не признает выборы законными.

Он встал и подошел к двери.

-Я тут тебе кое-что оставил, мне это больше не нужно. И, Еремей, не надо меня убивать до поры, я еще пригожусь. Хха-ха!

Он впервые на памяти политического лидера засмеялся. Причем сделал это так мастерски, по-актерски, как будто смеялся всю свою сознательную жизнь, да еще и подрабатывал шутом на сцене.

-Да что же это такое! - Еремей, подойдя к столу, хлопнул кулаком по столу, - Руслан пропал, а его сына нашли повешенным, Эдик убит.... а теперь, я?

Он вновь ударил кулаком по столешнице. От удара покачнулся и повалился на бок оставленный Иваном тот самый кожаный портфельчик.

Глава 15

Я смотрел на сколоченный помост, возвышающийся над дальним, ближе к реке, гребнем частоколом. Вверх его был оплетен, как беседка, плюшем, создавая иллюзию стен и там, в свежем растительном полумраке, располагалась удобная скамейка со спинкой. На ней сидела пара влюбленных и сквозь просветы в лиственном пологе, любовалась высыпавшими, как бледные веснушки, звездами. Парень и девушка с длинными косами нежно обнимались, и спутник красавицы показывал пальцем на небо, повествуя как древний сказитель, о далеких созвездиях.

Мне, грубому материалисту это было неведомо. Я понимал всего лишь то, что счастлив и благословен тот, кто, сидя по уши в окопной грязи и слушая посвист мин и стоны умирающих товарищей, может играть на дудочке. Или, когда полмира сошло в могилу и выбралось из нее, просто и самоотверженно любить, без хитростей и воплей в он-лайн дневнике.

Когда кругом тьма и запустенье, просто любить.

Это было прекрасно.

Вокруг костра кружились девушки в длинных, до пола, костюмах. В отблесках красного дамаска их лица вспыхивали угольными тенями и, казалось, что в изогнутых запястьях блестят короткие степные акинаки. Монотонный барабанный ритм погружал в транс. Чудилось, что вокруг костра пляшут шаманки. Тени их внезапно удлинились, взыграли темной силой и вспорхнули, отделившись от тел, ввысь, где пробив зелень, кувыркаясь, ринулись в небо. И я смотрел уже на то, как в упавшем на меня небосклоне, разрастаются и принимаются сражаться огромные фигуры воинов. Они скрещивали то мечи, то резные кружки с брагой и сверху падала то кровь, то пена. Это одна из девушек кропила слушателей пахучим настоем зверобоя.

Меня настолько захватило это зрелище, что я не сразу понял, что в танец женщин вплелась, под медленные и звонкие переливы гуслей, протяжная варяжская история о двух братьях-викингах, не знающих разлада в бою, но убивших друг друга из-за захваченной в плен красавицы.

Подобный поворот сюжета сразу заставил меня насторожиться, так как очевидно, что самые печальные песни рождаются у бардов из-за предательства бабами благородных мужей. Елена тому свидетель.

Рядом со мной сел старец. Весь в белом, как из блестящего фэнтези, где злодеи всегда в черном и на троне с подлокотниками из черепов, герои бедные, с волосами до плеч, обязательно цвета вороного крыла, а спутницы грудасты и вначале на дух не переносят будущего спасителя книжного мирка. Старец впечатлял, точно оживший Порфирий Иванов, только телосложением поуже. Он принял братину с медовухой, начавшую коловращаться по кругу, сделал второй глоток, первый был отдан костру, что сразу выдало в нем родновера старой закалки, и передал посудину мне, сегодняшнему гостю.

-И как давно вы здесь обустроились?

Он ответил:

-Прошлой весной. Ушли из города, сюда, в глушь. Здесь у нас раньше капище было. Мы его обустроили и зажили, а потом начали принимать всех, кто убежища просил. На Руси издревле гостеприимство считалось почетным и важным делом, поэтому и к рабам относились как к членам семьи, а уже потом христианство все изгадило...

Так послушать, христианство виновато во всем, в чем не виноваты евреи. А если наложить оба портрета друг на друга, то получится такое инфернальное зло, что Сатана, увидев, обгадится со страху.

-В чем же виновато?

-А ты знаешь, почему мы так далеко от города все это построили? Потому что жгли нас регулярно. Полицию натравливали, экологов, чиновников. В общем, разбойников всяких. Всякие братства святых, от Невского до Владимира против нас выступали. Говорили, что в православном государстве не место подлым язычникам, которые всегда были чужды русскому человеку.

Любимый музыкальный инструмент людей, имеющих твердые сформировавшиеся взгляды, - это шарманка. Они заводят ее по всякому поводу и уже через несколько минут настойчивой проповеди, хочется затолкать этот клавир в задницу очередному пророку.

-Наглядно иллюстрированный дебилизм христианства - святая уверенность в том, что из-за какого распятого преступника они получили единственно верную и непогрешимую монополию на истину. Мы же считаем их язычниками, и никакой Тертуллиан не переубедит нас в обратном.

Ответ на эти сетования мне был ясен, Фен прожужжал им мне все уши. Христианство победило не потому, что было чем-то радикально новым, иначе большая часть людей, сейчас молилась Зороастру, а потому что оно было нужно светским правителям. Один бог на небе, значит один царь на земле. Человек, из-за технологического развития, перестал нуждаться в коллективных религиях. Он мог прожить и один, посему жизненно необходимым стал процесс появлений религий индивидуального спасения. К сожалению споры, по этому поводу из интернета перекинулись на грешную землю.

Эх, жил бы я две тысячи лет назад и додумайся до такого простейшего принципа, сейчас бы висел по всем красным углам и миллионы разбивали бы себе лоб, надеясь услышать в своем затуманенном сознании мой неповторимый божественный глас.

Братина с медовухой вновь вернулась. Я спросил:

-Надо же, как вкусно. Вы ее сами делаете?

Старец посмотрел на меня и благосклонно улыбнулся:

-Пока не выходит. Это наши добровольцы прикатили кегу из одного магазина.

Он рассказал мне, что община живет тем же, чем в принципе жил и я. Собирательством и мародерством. Когда какое-то высшее существо, в которое человек безоговорочно верит, утверждает что берет на себя всю земную ответственность, а единственный судия, перед которым предстанет индивид, это та самая божественная сущность, то у человека шарики залезают за ролики. Грабь, воруй, убивай во имя доброго Бога! Мы за него, так кто же против нас? Нечто подобное испытывали германские офицеры СС, командующие концентрационными лагерями, свято уверенные, что американцы их не тронут, потому что они исполняли приказы фюрера, который, как известно, принимал на себя всю ответственность. "Понимаете, в том, что я засыпал Циклоном-Б евреев, нет моей вины, ведь я всего лишь выполнял приказ!"

Забавно, считать себя всего лишь инструментом, который может резать, как скальпель или отправлять в страну проломленных черепов, как дубинка, искренне при этом веруя, что раз ты выполняешь чьи-то приказы, то ты невиновен.

А мозги то, блин, на что???

-А то, что сегодня было, с атакой мертвецов, это страшно?

Старец засмеялся, а вместе с ним, расслышав мой вопрос, засмеялись остальные общинники.

-Это не страшно. Они появились по воле богов, испытывая нашу мужественность. То, что христиане называют зомби всего лишь продукт их христианского бога Яхве. Что можно ожидать от бога, которому поклоняются старые и убогие, слабые и бессильные люди? Ты когда-нибудь видел кто молится христианскому богу? Старухи, инвалиды, слабые люди, которым жизненно необходимо спасение. Он выпил из них все соки, превратил в засохшие мумии, которые теперь разгуливают по улицам. Демиург сделал свое дело, демиург может уходить. Они страшны не более, чем собака на цепи. Гораздо страшнее другое...

Костер выплюнул стаю рыжих искр, расцветших на лице старца ужасными тенями. Глава общины воздел руки к небу и пророкотал:

-Есть вещи пострашнее мертвецов. Это... - он сделал эффектную паузу, - Свидетели Иеговы!

Со всех сторон раздались причитания и плохо сдерживаемые возгласы возмущения. Я различил древнее славянское проклятие: "Чтоб они обосрались!". Выглядело это так, как будто старец только что публично похулил Перуна, спалил в огне, чур, посвященный Стрибогу и сказал всем, что он уже с полугода как является неофитом Христовой веры.

-Это как это? - удивился я, - они, что и сюда пробрались?

Дело было в том, что для разных маргинальных и не очень религиозных групп пришествие Зомбикаплисиса (кстати, популярность самого названия и была растиражировано именно фанатиками веры), появление в мире неприкаянных живых мертвецов стало настоящей манной небесной. "Мы же вас предупреждали!"; "Вот оно, пришествие Антихриста!". Проповедники всех мастей и пяти континентов захлебывались от распиравшей их конфессии профессиональной гордости: наконец-то за полторы тысячи лет, христианские идеологи смогли точно предсказать Конец Света! О ста пятидесяти тысяч не сбывшихся предсказаний, разумеется, никто не вспоминал. Так всегда в человеческой массе: тысячи шарлатанов делают миллионы фантастичных прогнозов. По теории вероятности хотя бы у одного из них они непременно сбудутся в мельчайших подробностях. Тогда он становится всемирно признанным магом, покупает себе белый костюм двойку и пиар-менеджера, да отправляется в тур по городам мира, где восторженные идиоты кладут к его ногам стопки хрустящей зелени.

-Даже среди христиан, - важно поднял сухой палец кверху старец, - есть свои отщепенцы и изгои. К сожалению, враг моего врага, не наш друг. Хуже Свидетелей Иеговы нет ничего в этом мире. Я однажды видел, как от них с воем убегали даже буйные мертвецы!

После появления мертвецов мир стал по-настоящему религиозен. В пору социальных катастроф большинство людей становятся, еще более внушаемы для пропаганды, а мировой поставщик опиума для народа не терял времени даром, за просто так раздавая надежду и поливая благодатью жаждущие спасения от заразы массы. Сколько появилось новых сект! От зомбипоклонников, считающих мертвецов новым высшем видом и поклоняющихся какому-то новому, реинкорнированному из Гаити Барону Субботе, до христианских ортодоксов, призывающих сжечь презренную плоть мертвецов в огне. Это те самые столбы, что длинными рядами стоят вдоль дорог, как напоминание проезжающим, что массовая охота на ведьм это не Средневековая вещь, а идея эпохи Возрождения, когда людям стало больно за бесцельно прожитые годы и они стали искать себе козла отпущения. Сегодня массе надо решительно быстро найти козла отпущения за произошедшее на планете, и было выбрано, разумеется, самое незащищенное существо в мире: обыкновенный, тихий и забитый мертвец-овощ. Человечеству как будто свернули какой-то клапан и, через него забила тугая, валящая паром струя концентрированной ненависти. За тех, как народонаселение сходит с ума было наблюдать страшнее, чем за пришествием живых мертвецов.

-Они осаждают нас каждую неделю. Приезжают целыми толпами на автобусах и бредут к нам, раздают свою литературу, брошюрки! Обклеивают забор объявлениями.

-А что делаете вы, - заинтересовался я, - впускаете?

Старец улыбнулся:

-Нет, в этот день мы отрубаем курице головы и вывешиваем ее за тын, когда приходят эти сумасшедшие. Они кричат, что это против Бога - лишать кого-то жизни. А потом, зачуяв кровь, сюда сбегаются те, кого породил их почитаемый Иегова. К нам они перестали ходить, теперь к соседней общине старообрядцев наведываются. Говорят, те не стали заморачиваться, взяли топоры и порубили пришельцев. Тоже те еще поклонники демиурга.

Мир определенно сходит с ума. Возможно, это начало конца. Тысячи народившихся сект кричат о Конце Света, провозглашают сотни новых божеств и пророков, но самое ужасное, что люди, кинутые своим государством, профсоюзом или спасаясь от семьи, которая хочет их загрызть, следуют за новоиспеченными мессиями. Они жертвуют средства, время и жизнь, чтобы хоть на несколько дней, но поверить, что там, за порогом смерти, которая нынче совсем рядом и дышит в затылок, их ждет вечное, искупительное блаженство.

Костер догорал, как прежняя эпоха: нехотя и с треском ломая обуглившиеся деревянные кости. Мы сидели в молчании, которое нарушало тихое пение молодых девушек, завороженных рубиновыми углями. Воздух прорезал унылый, рвущийся вой. Никто не обратил на это внимания, даже я. Казалось, что время остановилось, устав смотреть на жестокость, с которой люди боролись за жизнь. Поразительно, человеки считают человеческую жизнь высшей ценностью, поэтому готовы убить любого, кто посягнет на это утверждение.

Возродился, фактически убитый научным прогрессом, естественный отбор. Теперь выживал сильнейший. И хитрейший.

И тут, средь упокоенного, чуть хмельного умиротворения я понял, что для всех этих изгоев, сбежавших из душных городов и воняющей гнилью несправедливой реальности, для всех них смерть миллионов людей и появление зомби, было самым настоящим счастьем. Они жили здесь, не зная уголовного кодекса, правил дорожного движения, хамства чиновников и ненависти быдла, готового смешать с говном любого, кто хоть на полвершка выше их самих. Наверняка каждый из общинников, даже отчаявшийся офицер, в тайне, в тет-а-тете с собственной душой, рад тому, что все произошло так, как есть. Они оставлены, никому не нужны, ни военкомату, ни налоговой инспекции. Не нужно вставать на работу или идти в караул. Воля!

Они по-настоящему свободны и даже вольны, чего у них никогда бы не было в условиях "здорового" общества. Сколько таких людей теперь бродит по свету? Кто, потеряв имущество, приковывающее его к земле, теперь пытается осуществить свою мечту? Фен бы непременно сказал про Хрущева, который бил сандалий по трибуне не от того, чтобы продемонстрировать мощь страны, а потому что терять было, в общем-то, нечего.

Только потеряв все до копейки и удостоверившись, что произошла новая мировая переоценка ценностей, человек готов плюнуть на все условности и богатства и заняться тем, чем ему реально хочется. Например, удить на заре подлещиков, сидя на резиновом горбу лодки или наконец-то хоть один раз с почтением встретить закат, совершить ради любимой женщины подвиг или просто, беззаботно насвистывая и поигрывая мелочью в кармане, пройтись летним полднем по набережной, улыбаясь каждой проходящей мимо девушке.

И то, что меня родит с этими людьми, это появившаяся возможность разбавить глотком пусть соленой воды, свою до неприличия пресную жизнь.

Зомбикалипсис не всем принес горе, но дал возможность почувствовать за вкусом крови и беды, что Счастье не в уюте и комфорте, а в стремлении исполнить свою мечту. Ведь мечта у человека всегда одна, а желаний много. Да и как можно было бы понять, какое оно на вкус, Счастье, если ни разу не отрезал от краюхи горя жирный ломоть?

На этой идиллии, как всегда бывает либо у неудачных романтиков, либо не у слишком смышленого автора, я увидел Фена, спускающегося с беседки. Моя мутлахара почти достигла сансары, поэтому ни крика радости, ни возмущения, а стойкое оловянное, почти буддийское спокойствие отразилось на моем лице.

Он присел рядом со мной, как ни в чем не бывало, и произнес фразу, которую по всем канонам должен был сказать я:

-А я думал тебя уже нет в живых.

-В этом твоя проблема, - устало ответил я, - ты слишком много думаешь.

-Я выход нашел, там, на шоу. Сбежал через подвал по коллектору, который к реке идет, а там и до сюда добрался.

Я, почти не разжимая губ, глядел в костер:

-Как все просто на самом деле.

Воздух наэлектризовался энергией, это много детишек, жмущихся к дряхлому старцу, возбужденно заголосили. Они слушают страшные истории про мертвяков и богов, чтобы потом, ночью, с придыханием рассказать матерям о том, как храбро вытерпели все страхи.

-Да, просто.

Место не настраивало на сложные разговоры.

-И куда теперь?

Он ответил:

-Я здесь останусь, мне здесь хорошо. А ты?

Отговорки себе можно придумывать много. Я, де, инвалид. Или я однажды уже сказал хулигану, что он нехорошо поступает, избивая слабых. Мне нужно было в Новозомбиловск. Как-никак я видел то, что происходило на дорогах. То, что мертвые люди стремительно умнеют, сбиваются в шайки и движутся в сторону населенных пунктов. Я знал, что вокруг столицы Сибири была возведена сеть блокпостов и все важные магистрали, могущие привлечь внимание трупов, были перекрыты.

Но как ловко они расправились с автобусом, как они метали своих через ограду капища! Мертвые центурионы ведут своих гниющих легионеров на штурм нового Рима. И если вы подумали, что я заразился целью кого-то спасти и стать героем, овеянным славой, вы ошибаетесь. Просто в городе сейчас безопасней всего, если падет он, то мелкие селения тоже вырежут. Сейчас в столице безопасней всего. Она окружена солдатами и там полно провизии.

-Я в Новозомбиловск.

-Ты что, Иван? Зачем это тебе.... Оставайся здесь, где безопасно. Ты думаешь, пройдешь к городу, когда кругом такое творится?

-А что творится, - спросил я, - ты откуда знаешь?

-Мне в общине рассказали о том, что сегодня какие-то гиганты целый автобус с людьми уничтожили.

-Я знаю, Фен, знаю. Ведь там был я. Я пойду. Это уже дело принципа. Дойти, я докажу кое-что себе. Мертвецы стремительно умнеют, организуются, чуть ли не маршируют. В области теперь не выжить, они легко сметут все заставы, охраняющие фермеров, а без продовольствия теперь уже полумиллионный город просто вымрет зимой. Если прижмут в городе, то рвану на запад, там, говорят, получше.

Он помолчал, а затем сказал, что меня ничуть не удивило:

-Тогда я иду с тобой.

Глава 16

Мы встретили его на размолотых красных зубьях какого-то коттеджа сельского царька. Он увлеченно, не замечая нас, продолжать опускать на голову трепыхающегося мертвеца рыжий кирпич. Делал он это с такой самоотдачей, будто бы писал донос или любовное письмо.

Фена скорчило от вида серых, обескровленных мозгов, биомассой вытекшей на землю. Я флегматично наблюдал за молодым человеком, который не успокоился, пока не превратил кочан зомби в раздавленную репу.

Только после этого он улыбнулся и спросил:

-Добрый день, господа.

День был хмурый, кислый, вонючий, с не подтершейся с утра задницей неба. Воняло приевшейся уже щетиной, откормленные бродячие псы, что одновременно умудряясь вылизывать зад товарищу и подвывать, растаскивали груды помоев. Чадил догорающий домик. Короче, во всех откровениях, но день разлагался на редкость паршиво.

-Действительно, - ответил я, - с добрым днем вас.

Как мне подсказывало наитие, для этого человека добрый день заключался не в поющих, как херувимы, птичках и не в божественной лазури под голубеньким фингалом неба, а в том, сколько он успел убить мертвецов.

-Буйные? - с ученой степенью спросил Фен, указывая на четверых таких же перемолотых кирпичами мертвецов.

-Овощи, - спокойно ответил паренек.

Да, паренек. Обкорнанные волосы, улыбчивое лицо с такой абсолютной открытостью и добротой, что походило на лицо серийного маньяка. Свобода в лице. Голубой и свежий взгляд приподнимает дуги бровей, которых хочется, как Гомер сравнить с натянутыми тетивами.

-Зачем ты их убил? - спокойно спросил я, - ведь они суть неопасные.

У родноверов я разжился длинным железным прутом, который успел уже один раз опробовать на сноровистым мертвеце. Он спрыгнул на нас с дерева, с визгом человека, живущего в гармонии с природой, то есть дикой обезьяны Бразилии. К несчастью для него, он насадился на железный шест в моей руке.

-А почему бы и не убить?

Парень пожал плечами и ответил с беззаботностью юности, какая бывает, когда ценишь чью-то жизнь не больше, чем приклеившуюся к подошве жвачку:

-Да не люди они, чурки.

Нет, я конечно и раньше знал нацистов, но я всегда искренне полагал, что это такой зверь, обитающий исключительно в вольере интернета, а их угрозы весят не больше, чем пара электронных байтов. А он стоял передо мной здесь: живой, общительный как огонь, светлый и вовсе не злой.

-Так они ж мертвецы, - пробормотал я, - что с них взять?

-Чурка всегда будет чуркой, - авторитетно ответил он, - все отличие заключается в том, что если он умрет, то будет при этом дохлым чуркой.

Такой расистской вакханалии Феликс Викторович перенести не мог. Он, как никто другой знал и ведал о прекрасных цивилизациях Древнего Египта, Шумера и Кадеша, империи Тан, Великой Армении и жестокой Ассирии. Для него факт оскорбления кого-то другого по такому зыбкому факту, как национальность был равносилен тому, что назвать квадрат плохой геометрической фигурой лишь на основании его четырех углов.

Проблема таких, как Феликс Викторович, заключалась в том, что они не могли выйти за системные рамки этих самых четырех углов. Я же, хоть и не отличался расистскими взглядами, вполне понимал поступок молодого человека, видевшего в анархии реальную возможность осуществить свои планы. Кому не охота подкинуть в костер своей молодости поленья, чтобы он горел, так чтобы обожглись и обзавидовались старики?

В конце концов, каждый убивает свою молодость: кто-то алкоголем и бабами, а кто-то убивает других.

-Ну, будем знакомы. Я - Иван, а это мой друг Феликс Викторович. Мы как видишь, люди.

-А твой дружок часом не жид? - прищурившись, спросил молодой человек.

Феликс за моей спиной, как за трибуной, затрясся и, клацая зубами, прокричал в ответ:

-Сам ты жид!

Почему-то люди, утверждающие, что не страдают антисемитизмом, на такой вопрос всегда отвечают симметрично "сам ты жид!", как будто их оскорбили. Видимо юдофобия сидит глубоко в подкорке мозга.

-В таком случае будем знакомы. Я - Шуруп.

Меня покривило от этой игровой клички, но он объяснил, что его звали так давно, еще до мертвецов.

В недостроенном коттедже, где еще не был положен парик потолка, прикрывающую лысую на отделку гостиную, мы расселись пообедать. Обычного страха и недоверия, как к той девушки в лесу у меня не было. На ближайших подступах к Новозомбиловску серьезных мародеров не было - все давно обобрали. А от мелкой шушеры, сектантов, зомбипоклонников или хулиганов я бы сумел отбиться и убежать. Мы хотели пошарить в обломках, чтобы найти что полезное, дабы сбыть награбленное, поэтому и набрели на сожженную резиденцию какого-то богатого сельчанина.

Из поломанных стройматериалов мы соорудили костер и разогрели в нем воды и консервы.

-Из города нынче выпускают?

-Не особо, нужно либо давать взятку, либо справку. Говорят, что плохое готовится. Как всегда.

-Ох уж эти посадские уложения, - ввернул некстати Фен, мелко-мелко хлюпая своими бобами, - как наши предки прямо.

Я вновь покривился, словно взглянул на воняющего зомби. Сколько можно проводить исторические параллели, когда дерьмо нынешней действительности требует сплошных перпендикуляров! Как мне кажется, если бы наши предки только и занимались тем, что вздыхали о славном прошлом, у них бы не было никакого будущего. Но на мое удивление, Шуруп улыбнулся и поддержал разговор:

-Сейчас хотя бы носы с ушами не рубят, как при том упыре.

Слово за слово завязался спор. Буквально через минуту он пришел ко всякому логическому концу, который бывает, если начинаешь вдруг спорить с нацистом: Шуруп доказывал, что Гитлер бог, а Фен почему-то в это не верил.

Вот так всегда - никому не нужная историческая канитель не дает, как следует поесть. Что называется, смотри в будущее, закатав рукава. Слушая спор двух подкованных в этом вопросе человек и хоть не разделяя позицию нового знакомого, но его поддерживая, я желал чтобы он утер нос интеллигенту, прилепившегося ко мне не хуже репейника..

Понимаете, пинать интеллигента несложно, гораздо сложнее победить его на собственном поле.

Когда консервы, одолженные на капище, были съедены, а спор накалился, я подал руку с бутылкой неплохого вина. Вообще я не понимаю, когда вино плохое, а когда хорошее. Не то, чтобы я сильно люблю вино, но оно очень хорошо для крови, дезинфицирует, мало пьянит, дает видимость тепла. Какого же было мое удивление, когда разгоряченный Фен хватил порядочной глоток и закашлялся. Глаза расширились еще больше после того, как парень отказался от выпивки.

Чтобы молодой, да не пил? В России? Русский?

-Тебе что, - вкрадчиво спросил я, - вера не позволяет?

Может он мусульманин какой, кому продукты брожения нельзя вкушать.

-Нет, - ответил он, - убеждения.

С этих слов он открыто, как могут только русские после пяти минут знакомства, стал рассказывать нехитрую историю своей жизни. Ему было девятнадцать лет. В возрасте, когда обычный подросток прожигает жизнь в дендевских кутежах, Шуруп уже убил нескольких человек. Он сказал об этом открыто, не таясь, понимая, что таким бродягам как мы не привыкать к таким историям. Все же он был еще хвастливым мальчишкой, что его и погубит. Родился и вырос на окраине Новозомбиловска, в Первомайском районе, где правили распальцовка и четкие идеи с зоны. Не пьешь пиво и не щелкаешь семки - ты никто. Мама - безымянный продавец, отец - бывший военный, получивший в девяностые, по увольнению из армии, медальки и пинок под задницу. Особого достатка, кроме семейной любви, не наблюдалось, но благодаря слаженности семьи не бедствовали. В школе Шуруп был ничем не примечательным юнцом за номером двадцать (как позже я узнал, настоящей фамилией его была Шурупов) до позднего девятого класса.

-Откуда вы такие беретесь, - только и сумел спросить я, - из капусты?

-Не, - чисто, как белый лист, улыбнулся Шуруп, - из обиженных школьников.

В девятом классе во вновь перетасованных классных колодах стало слишком много черной масти. Агрессивные мордашки с щетиной и волосатой грудью (что в данном случае не было исключительно мужской отличительной чертой) появились сразу везде: фыркали сигналами автомашин у крыльца школы; засиживали до зибачной жижицы на полу холл здания; притирали пищащих девчонок по углам. Администрация боролось за толерантный порядок. После каждого случая коллективного избиения какого-нибудь не покорившегося славянина, учителя устраивали примиряющие уроки взаимопонимания, и вызывали чьего-нибудь отца в золоте и перстнях на полюбовный разговор.

Не стоит и говорить о том, что на такую благодатную почву упали зерна национализма. Национализм, по выражению Эйнштейна - корь человечества, всегда прорастает в сердцах униженных. Это с радостью подтвердил зомбивед, рассказавший про объединение в позапрошлом веке Германии, чьи созидательные порывы изначально основанные на огне и крови, что и привело к нацизму.

Шуруп, не лишенный гордости (привитой отцом), забрил голову и опустил подтяжки. Первой его серьезной акцией стала разрисовка здания школы различными надписями, призывающими убираться вон черных. Он повторял свои подвиги несколько раз, пока его не схватили и как следует, не избили. Его чуть не выгнали из школы, если бы не вступившиеся педагоги, начинающие разочаровываться в принципах Корчака и Макаренко.

Многие люди недооценивают простые вещи, например рогатку или булыжник. Простой камень может надолго отправить дорогую иномарку в длительный и дорогостоящий ремонт. Затрат - ноль, нужна капля смелости и быстрые ноги. Шуруп отомстил десяткам своих обидчиков: покореженные дверцы, выбитые стекла, осиротевшие фары. Один раз он облил дорогущий внедорожник смесью бензина, ацетона и растворителя.

Горело по городским новостям.

Шуруп перевелся в другую школу с похожей ситуации. Как он мрачно сказал: "Самый последний либераст станет фашистом, если проведет в обычной школе с неделю". После школы был первый курс университета и уличное насилие с парой разложившихся уже трупов.

Зомбикалипсис перевернул все. Мы с учителем удивились, когда узнали, что Шуруп с камрадами, даже пытались захватить здание областной администрации, а перестрелки с полицией и мародерами были для них обычным делом. Родители Шурупа погибли: мать сгорела в подожженном магазине, отец пытался отомстить местным бандитам, но охотничьего ружья хватило всего лишь на двух ублюдков.

После чего Шуруп повел безжалостную войну против инородцев, справедливо полагая, что раз отпал этот кровососущий вампир - Москва, а к власти в Сибири приходят национальные силы, могущие дать отпор Китаю, нужно выполнить простую и конечную задачу: освобождение русской земли от оккупантов. Он промышлял около рынков, на окраинах, в цыганских особняках. По его хвастливым отчетам он завалил уже с полтысячи мертвецов.

Я не стал спрашивать, сколько среди них было людей.

После краткой биографии, подававшейся от информационного голода каждому прохожему в виде сухих жареных фактов, Шуруп спросил у нас:

-А вы как живете, кто такие? Я вам по свободе раскрылся, теперь ваша очередь. Давно с людьми не разговаривал.

Учитель что-то вяло промямлил:

-Да я вот зомбивед, иду в город. Ну... родился, учился вот, как и ты, в университете, - учитель был рад найти что-то общее с нашим новым знакомым, - потом в школе работал, а там и мертвецы.

Я тоже не торопился говорить, сидя пораженный.

-Ну... а я мертвый сталкер. Красиво названный мародер. Хожу по местностям, смотрю.... Тоже учился, работал, вот...

Я постеснялся рассказывать о том, что граблю мертвых старушек, кидаюсь котами в толпы мертвецов, стреляю из рогатки и не имею за душой ни твердых убеждений (за исключением моей теории происхождения мертвецов), ни обеспеченных материальных активов. Правда, в последнее время я поднаторел в добыче славы, но как-то язык отсох об этом говорить.

-Бывает, - тихо произнес наш новый знакомый, - вы почти безоружны, а здесь нынче мертвяков полным полно.

Посидели молча. Я поглядывал на расчищающееся небо и на паренька, которому еще не стукнуло двадцать, но совершившего на двести лет вперед. И после встречи с таким человеком, я по-прежнему буду утверждать, что моя жизнь не скучна и не пресна? В девятнадцать лет я думал о том, как заглянуть под юбку впереди идущей девушке, а он о том, как переломать, а затем заново построить мир.

И пусть кипучая стройка на обломках старого мира извечная мечта любой люмпен-молодежи, этому, в эпоху потребительства и доступной колбасы, нельзя было не поаплодировать. Многим его взгляды покажутся бесчеловечными. Но какую силу имеет это аморфное слово "покажутся", если парень, не спрашивая ничьего разрешения, берет на себя смелость поступать так, как он хочет?

Ведь по-сути люди могут делать абсолютно все! Все, что хотят, все что угодно! Их стесняет уголовный кодекс, мораль и совсем уж редкие штуки, такие как нравственность, честь, благородство. Все дело в желании, воли осуществить.

Какая власть в этом простом - поступать так, как ты хочешь и можешь, и плевать на тех, кто осмеливается только осуждать!

Брр, даже страх пробирает.

-В чем разница между грузовиком с зомби и грузовиком с неграми?

Шутка была сказана, дабы снять напряжение. Мы непонимающе переглянулись и Шуруп победно ответил:

-Грузовик с зомби никто не будет разгружать вилами.

Когда мы шли за спину солнца - на восток, готовясь отразить любое нападение, он не переставал сыпать подобными шуточками. По обыкновению он спрашивал:

-Как называется ниггер, ставший зомби?

Мы молчали, упиваясь простотой и грубости шутки, такому же очевидному ответу, никак не приходившему на ум. Через пару секунд, не давая нам остыть от размышлений и вместе с тем высказать первые версии, нарушившие бы сакральность этого риторического вопроса, Шуруп отвечал:

-Так и называется. Ниггер.

Мы смеялись, и легче под ногами мелькали километры.

-Почему среди евреев стало так много зомби?

Молчание.

-Человечина бесплатная.

Смех.

-В чем разница между русским пьяницей и зомби?

Напряженная работа мысли.

-У зомби лучше координация движений, он издает членораздельные звуки и у него есть цель в жизни.

Дикий хохот.

-Почему негры так охотно превращаются в зомби?

-Почему?

-Не надо работать!

Держимся за животы.

-Что общего между евреем и зомби?

Раскаты едва сдерживаемого смеха.

-Они оба пожирают русский народ!

Тишина.

Впереди проселочная дорога прочерчена вереницей бредущих мертвецов. Идут целеустремленно, шагая почти в ногу, ни дать ни взять - мертвые солдаты. Около Новозомбиловска их слоняются тысячи, только грамотно расставленные блокпосты и заставы помогают сдержать стаи мертвяков от проникновения в город.

-Куда это они? - озадаченно спросил Фен.

-Их что-то привлекло, - тихо произнес я, - зрелище, пожар или звук.

Шуруп согласился. Мы припали к земле и прислушались. Но не услышали ничего: ни харкало перекусанными досками пламя, ни гремел колокол, ни кричали люди. Зомби брели в тишину, как скотина на убой. Поразительно и страшно в этой картине было то, что мертвые люди пересекали утоптанную и широкую дорогу, сходили в кювет, падали, поднимались, а затем взбирались по пологому склону, борясь с густой, будто лобковой, растительностью.

Словно миграция леммингов, но такие вот, ни за что не упадут с края.

-А вы знаете, что если дальше идти по дороге, то она разветвляется и там стоит блокпост с солдатами?

Мы переглянулись.

-Ты думаешь, зомби поумнели настолько, что теперь обходят препятствия, откуда их могут пристрелить?

-Скорей всего так, - уверенно ответил спутник, - какой идиот вообще сказал, что у зомби отсутствует функция обучения? Или что у него не просыпаются знания из прошлой жизни. Например, от активного питания кровь приливает к голове, и мыслительные процессы идут быстрее и эффективней. Тем более известно, что унтерменши всегда обладают большой способностью к выживаемости.

Мы решили не рисковать и не пересекать вереницу бесконечно бредущих мертвецов. Это была какая-то замедленная лента конвейра, где прокручивался замедленный и иногда прерывающийся диафильм, повествующий о развитии человека. От ребенка до старца. Женщины, мужчины. Многие окровавленные, вонючие, гадкие. Кто-то чист, как младенец. За одним трупом бежит собака с раздувшимися боками и жует сизую и пыльную колбасу кишок, выпавшую из живота пузатого мужчины. Тот не обращал внимания, по-бараньему брел вперед, как за мессией.

-И это ты тоже назовешь помешательством? - саркастически хмыкнул я, - не похоже, что люди сошли с ума настолько, что позволяют своим кишкам просто так валяться в грязи.

-У любой теории бывают издержки, - пожал плечами Фен, - это лучше, чем ничего.

Лучше чем ничего, конечно, потрясающая логика. Так можно в своей жизни из добрых дел только покормить бездомного котенка, а потом до конца своих дней оправдываться "это лучше чем ничего". Следует говорить: "Это лучше чем то, что я сделал вчера".

Шуруп заинтересовался:

-Это вы о чем?

-У Феликса Викторовича есть теория о том, почему появились мертвецы.

-Надо же? Очень интересно. Расскажи, Феликс.

Когда мы разбивали бивак под бланжевым, от отблесков костра, стволом дерева, учитель с ясностью и удовольствием поведал свою цикличную теорию повторяющегося безумия. Я специально настоял на том, чтобы развесить костерок без прикрытия. Нужно было приманить овощей, которых я бы потом обобрал. С пустыми карманами в городе нечего делать. В нашем маленьком триумвирате пока царило спокойствие и умиротворение. Втроем путешествовать куда веселей, а чувство защищенности и вовсе выросло до размера крепости. Фен все рассказывал, а я думал о жрачке и бабах. К моей зависти, дослушав до конца, Шуруп проявил не только отгороженность ума идеологией, но и явный интеллект:

-Интересная теория, Феликс. Умная, хорошая. Я бы так хитро придумать не смог.

Как говорится: сначала похвали автора, а потом приступай к критике. И тогда он даже самую разгромную отповедь воспримет не так критично.

-Но во многом с тобой не могу согласиться. Как твое помрачение в мозгах, вызванное "современными историческими реалиями", могло повлиять на физические характеристики человека? Разве, скажем, моральный кодекс строителя коммунизма сделал из советского жителя сверхчеловека? Или христианская мораль превратила человека в праведника? Что уж тогда говорить о каких-то там голливудских поделках. Да и откровенно говоря, исторические циклы у тебя притянуты за уши. Нет никакой последовательности и системности. Я могу также набрать солянку различных дат, у которых нет общего корня, и объявить о том, что этруски - это предки русских.

Я загрустил, не ведая умных слов.

-Короче, хрень твоя теория.

Это было мне понятно, я повеселел и спросил:

-Ну, что уж ты так. У тебя тоже, поди, есть свои взгляды?

-Конечно!

И он принялся рассказывать, в лучших традициях квадратного Дуче - уперев руки в бока и выпятив нижнюю челюсть, щелкать жгучими, хлесткими фразами.

-Каждая раса обитает в комфортных для нее условиях обитания. Соответственно, она создала и преобразовала под себя землю. Кровь и почва - два столба любого общества. Когда кровь, в результате человеческого прогресса размылась миграциями, рухнул первый столб. Железная дорога, открытая граница и непонятный европейский стыд за былую силу наводнили наши страны теми людьми, что им чужды. Сами посудите: будет ли доволен человек, всю сознательную жизнь не евшей свинины и имеющий пять жен, переехавший под одной крышей к семейной паре, которая ежедневно ест свинину? Здесь размывается почва. Почва - это не просто земля, это то, что та кора, у человека в голове. При должном подходе почвой для него может стать любая земля. Какая разница, где любить березовый лес? В Европе или за Уралом? Кровь захватывает землю, голова преобразовывает ее в почву. Именно поэтому вполне реально сделать из Европы мусульманские страны.

В том, что парень высказал потом, было немало правды. Я точно знал, что среди негров или арабов количество зомби в целом выше, чем среди других людей. По счастью с ними мне не приходилось встречаться, но я как-то смотрел ролики на "ютубе" из пригорода Парижа, где озверевшая молодежь снова переворачивала машины. Только на сей раз это были зомби, а не оскорбленные малым пособием по безработице молодежь.

-Когда смешиваются разные ареалы обитания рас, для каждой из которой приятен и понятен только свой вид на жительство, начинаются конфликты крови. Идет борьба за землю - это вполне нормальное явление для мира. Так Англия клеймила рабов в Африке, так Кортес прорубал ацтекские джунгли. Сейчас набрали силу обратные процессы - деколонизация земель бывших метрополий. Когда почва оказалась переработана в чуждой коренной цивилизации перегной, когда произошло массовое смешение кровей, тогда и настал Зомбикалипсис. Это очевидная и ответная реакция на расовое смешение. Сами посудите, кто может получиться от кровосмешения белого и негра? Разумеется только зомби. Достаточно подпилить у расы два держащих столба - кровь и почву, и тогда можно встречать вырождение. Это научная мысль, высказанная всеми известными расологами и просто адекватная мысль. Сами посудите, что может дать синтез народов давшего миру Чайковского, Шопена, Глинку, и 50 cent, пятьдесят копеек то есть и прочих реперов? Только зомби.

Он умолк, выпив воды из фляжки. На ее металлическом боку застыли две скрещенные гранаты. Зомби все шли и шли через дорогу, не обращая внимания на костер. Сколько же их было! Засыпающая природа шелестела сотнями ног, стонала хрипами из их носов, пастей и прочих отверстий.

Первым оживился Фен, все-таки ученый:

-Ну, что это за сказки. Во-первых, раз причиной появления мертвецов стала смешения ареалов белых и небелых народов, то почему этого не произошло еще в шестнадцатом веке, при расцвете работорговли? Во-вторых, с чего ты взял, что скрещивание это плохо? Кто самые красивые женщины, разумеется, латино-американки! В-третьих, твоя гипотеза не объясняет того, почему зомби появились именно сейчас, а не пятьдесят лет назад.

Шуруп ухмыльнулся и продолжил, кратко рубя фразы:

-Первое: белые не колонизировали страны полностью, а довольствовались контролем основных экономических позиций, не смешиваясь с коренным населением и не ставя себе задачу - полностью территориально контролировать страну. Исключение Америка, но там белые вели фактически геноцид, не заинтересованные в том, чтобы после делить с кем-то эти территории. Второе: попробуй совместить фрагменты кода из операционной системой "Линекс" и операционной системы "Виндовс". Получится урод, так и с людьми. Кстати, я не считаю латино-американок самыми красивыми. Третье: деградация и повальное смешение с наступающими ордами произошло именно сейчас. В обществе наросла их критическая масса.

Они спорили еще очень долго. К костру наконец-то приперся довольно свежий овощ и слепо таращился на пламя, высунув от наслаждения разбухший язык. Я со вздохом посмотрел на него: высокий, стройный и худой парень. Я попытался представить его прошлую жизнь. Какой-нибудь студентик юрфака со страничкой "Вконтакте", ста или ста двадцатью друзьями, часто выпивающий в клубах, но не считающий себя алкоголиком и быдлом. Мечтал о машине и не думал о будущем, в котором он теперь жаждет не гробу на колесах, а о непонятных мне вещах. Слишком чувственных. Заканчивая психологический портрет, я подумал, что он в транспорте слушал на полную громкость в наушниках клубную музыку, носил большие солнцезащитные очки. Они и сейчас на нем, сидят криво, как на пугале.

-Садись, сынок, поговорим.

Я поправил чудищу очки, и с силой надавив ему на плечи, усадил рядом с костром. Зомби не обратил на меня внимания и продолжал, слабо сипя, глядеть в костер. Спорящие пару раз оглянулись на нового гостя, и их вновь поглотила дискуссия, еще не переросшая в мордобитие.

Мордобитие - это логичный и правильный финал любого исторического спора. Не можешь вспороть защиту оппонента аргументами, вмажь про меж бровей кулаком! По-крайней такой вариант лучше заявления: "В принципе, мы говорили об этом одном и том же". Если вам кто-то так сказал, значит, проиграл в словесной баталии.

-Вы меня слышите, ау....? Ау?

Если Шуруп продолжит путь в нашей группе, то мне не с кем будет поговорить. Надо же, его сразу перестали интересовать трупаки, как только он нашел того, с кем можно было поспорить. Интернет дает о себе знать и теперь. Труп пребывал в своей мертвячьей нирване. Мажоры и полумажоры - это очень вкусная находка. У них всегда много дорогих безделушек.

Я, надев резиновую перчатку, обшарил труп. Из существенного нашел севший телефон с сенсорным дисплеем, залитым чем-то твердым и липким. Кто-то на него долго пускал слюни. Плюс пара тысяч кровных рублей, если сдам технику в городе. Нынче на нее спрос не самый большой, но из-за массового сокращения экспорта говна из Поднебесной, у народа медленно, но верно развивается комплекс нехватки привычной и дешевой порции дерьма в повседневной жизни.

Не всем ведь нравится телевизор "Рубин".

-Извини, не знаю, как тебя зовут, - начал я, - но мне видимо приятней разговаривать с мертвецом, чем найти язык с живыми. Так я никогда и не расскажу свое видение ситуации. Совсем как на выборах две тысячи восьмого года, ха-ха. Когда возможность реально проголосовать одна: написать на бланке то, что пишут мелом из трех букв на заборе.

Зомбяк медленно поднялся и закачался из стороны в сторону. Танцует. Они часто танцуют этот вертлявый джагертон, дрыгающийся танец американской молодежи шестидесятых. В свете костра показалась еще одна фигура, на сей раз женская. Я в задумчивости еще не снял с себя резиновые перчатки. А дама была мила собой, если не считать, что у нее был содран скальп, откуда торчали остатки окровавленных волос. Я, смотря на то, как раскачиваются эти два отрешенных, уединенных в каком-то своем закрытом мире мертвяка, куда мне никогда не попасть, невесело хмыкнул.

А ведь они блаженны. Не ведают что творят. Дети с возможностями взрослого человека. Даже боли не чувствуют. Вполне возможно, что они счастливей всех на свете.

-Позвольте пригласить вас на танец, мисс.

Я галантно подал руку в перчатке и, не дожидаясь ответной реакции, легонько приобнял мою партнершу за талию. Да, воняет, да бессмысленные глаза, как у наркомана, смотрят мне в лобешник. Но, волшебство вальса. Я, стелясь по траве, веду партнершу, загребающую по земле ногами и вихляющую головой как висельница. Висельник и наркоман - замечательные метафоры для партнерши по танцу. Я не сомневался, что она танцевала, ее посеревшая и порвавшаяся юбка была нужной длины. Скорей всего ее кто-то изнасиловал, так как на ниже пояса можно было увидеть запекшуюся кровь. В моих ушах била мелодия вальса, стоны мертвецов, вереницей пересекающих дорогу и строки, строки любимой и позабытой давно песни:

"Легкий бархатный стук.

Ваша поступь легка:

Шаг с мыска на каблук".

Кружится, не думать ни о чем! Мое сердце оказалось разбито на локальные диски. Или оно напоминало хлебные корочки, которые не склевали воробьи. Меня несло по сухо аплодирующей траве, и я всеми силами старался хоть на минуту стать счастливым. Верить, когда видишь, как мертвяк с упоением жует собственные кишки. Любить, понимая, что тебя никто не ждет. И в этом сила.

Я знаю, что на меня смотрят во все глаза, что этот нацист, что мой подшефный интеллигент. Сделав неполный круг я пританцевал к пятну костра, а затем наподдал такой пинок своей вонючей партнерше, успевшей меня изрядно выпачкать, что она долго, по инерции бежала через поле, пока не запнулась и не упала.

Ее откляченный зад так и просил повторить процедуру, но второй пинок я потратил на дрыгающегося у костра мертвяка, засветив ему смачный пендель в туже точку. Зомби, как мне показалось, обиженно завыл и, пошатываясь, побрел прочь.

Задница в темноте не поднималась и не виляла. Видимо, дама при падении сломала себе шею, и хоть нервная система погрубела, но такой травмы организм не выдержал, застыл. Интересно, сколько она будет подыхать? Недели.

На меня смотрели две пары глаз: голубые и карие. Вообще-то у Феликса Викторовича они были чуть посветлей, но из-за юркости и мелкокостности его натуры, (как это поэтично сказать?) зеркала его души казались темнее. Во всяком случае, у них обоих в глазах я различал всего один вопрос: "Парень, ты не рехнулся?"

-Что смотрите? Не палить же в воздух? Это был единственный способ, чтобы вы перестали, наконец, спорить. Уши вянут.

Навыки интернет-тролля могут пригодиться везде.

Глава 17

В детстве на его руке клацнули челюсть бездомного пса. Белые шрамы на правом предплечье не заросли и с получением депутатских корочек. Он только с большим удовольствием теперь расхаживал по бурому ворсу ковра. Вообще-то это была выделанная шкура медведя, но Владимир Соломкин пренебрежительно называл ее ковриком. Нынче, таким добром, по дешевке заваливали рынок китайские браконьеры. Никакие законы в брошенной тайге им были теперь не писаны. Депутат специально постелил шкуру в прихожей загородного дома, выказывая, в стиле нуворишей, пренебрежение к интерьеру и к побежденному хищнику.

Его должность состояла из многих слов с несколькими предлогами. Она даже оставляла возможность ввернуть пару запятых, чтобы смысл сказанного быстрее доходил до ума. Проще говоря, должность Соломкина соответствовала трехэтажному дому, который он выстроил за какой-то год в охраняемом поселке, подле дороги на Кольцово. Это было совсем недалеко от Новосибирска и близко от Заельцовского кладбища.

Но мертвые нынче гнили не в земле, а расхаживали по улицам, поэтому вынужденное соседство с могильником не волновало мужчину. В какой-то степени теперь соседями мертвых являлись все люди на Земле. Это его немного веселило.

У него был оплачиваемый месячный отпуск, которого без проблем добился в мэрии. Его только попросили никуда не уезжать из страны, но он клятвенно заверил коллег и начальников, что дороже Родины для него ничего нет. Правда, в памяти браузера на компьютере сохранились яркие проспекты лазурных островов. Да и улететь он не мог, многие чартерные рейсы были отменены из-за банальной нехватки керосина и перегруженности внутренних авиалиний.

На свету богато украшенного кабинета, наконец, зазвонил телефон. Депутат давно ждал звонка своего друга из Москвы, работающего в аппарате правительства. Ситуация за Уралом накалялась и все чаще внимание центра, словно око Мордора, перемахивало через горный хребет. Через минуту разговора, мужчина задал главный интересующий его вопрос:

-А как быть с так называемой Партией Живых?

-Не стоит беспокоиться. Им нужен порядок, а нам стабильность. Никто не даст победить выскочке. Вы же понимаете, что все эти сегодняшние выборы мишура, ничего не стоящая фикция. Плюнуть и растереть. Чушь несусветная. Лучше бы их вообще отменили на время чрезвычайной ситуации, как мы и предлагали.

-Но их, же поддерживает кто-то влиятельный?

-Разумеется, и охрана у них поставлена на высшем уровне. Пиаршики, свои люди в ментовке. Но это не проблема. Центр обещал помочь с деньгами. А деньги могут устранить все, что угодно. Да что я вам прописные истины объясняю. Не волнуйтесь. В центре о ваших проблемах знают и готовы помочь вам их решить. К сожалению, ваша область не нефтеносная...

Соломкин взволновано прокричал:

-Но у нас есть зерно! А в условиях возможного голода это дороже бензина! И транспортный логистический центр...

Голос с другого конца страны примиряюще заговорил:

-Ну-ну, об этом знают. Сейчас всеми силами пытаются спасти нефтепромыслы, поэтому такая пропаганда насчет прихода Китая идет. Он не сможет проглотить так много. Не беспокойтесь о живчиках и прочих выскочках. Придушим в раз, это не главная забота. Проблема с больными снова выходит из-под контроля. Нам нужна единая страна, а не лоскутное одеяло.

-Да-да, единая страна...

Он развалился в кресле, которое еще до кризиса купил на аукционе в интернете. Оно было страшно неудобным, зато престижным с ценой со многими ноликами. В часах, напоминающих поставленный на казенную часть артиллерийский снаряд, пробило двенадцать часов. Дом, освященный попом и ярким электрическим светом, вопреки объявленной официально экономии, ожил и закачался из стороны в сторону, изображая из себя замок с приведениями.

Именно в этот момент зазвонил телефон внутренней домашней связи. Соломкин безучастно снял трубку с письменного стола:

-Слушаю.

-Владимир Иудович, тут сигнализация во дворе сработала.

-Опять вор?

В зимней неразберихе его пытались ограбить, но тогда охрана скрутила зарвавшихся грабителей и сильно избив, выкинула их вон, на улицу. Они были сметены потоком живых мертвецов.

-Здесь все под нашим контролем и дом освещен. Наверное, это зомби. Что прикажете?

-Спустите собак. Псин потом помете, а остатки выкиньте.

-Хорошо.

Мертвецы не были для Владимира Иудовича физической помехой. Скорее неожиданным политическим противовесом. Достижения последних лет, которые Здоровая Россия целиком и полностью приписывала себе, неожиданно пошли прахом. Пассивных избирателей, когда на прилавках осталась одна копченная и ливерная колбаса, а буханка хлеба, на радость спекулянтам, стоила под сто рублей, словно подменили. И никаким очередным "планом" успокоить их было нельзя. Люди требовали порядка и за это готовы были жечь, грабить и ломать. И милиция, точно также испытывающая продуктовый голод, вовсе не стремилась избивать манифестантов.

Кушать хотели все. Особенно зомби, славно попировавшие в те страшные дни. И хоть толпе не удалось захватить административные здания в городе, но власть пошла на компромисс и с согласия центра назначила на лето проведения выборов. Это были привычные игры в демократию, необходимая отсрочка. Здесь можно было не бояться проиграть, если в рукаве валялись козыри с полностью подконтрольными СМИ. Вброс нужных бюллетеней обеспечивает 2-3% процента голосов, а нужной информации 20-30%.

Через финские стеклопакеты пробился скулящий, подвывающий звук. Так пискляво и прерывисто плачут погибающие собаки. Затем последовал взрыв яростного лая, утробного рычания, снова выродившегося в быстро затихающий скулеж. Окна пропускали лишь высокие ноты, поэтому в кабинете Владимира Иудовича хрип умирающих псов просачивался только на мгновение, страшным, резко обрывающимся предсмертным посланием.

Он схватил трубку и нажал на кнопку вызова поста охраны.

Между короткими гудками и быстрыми ударами сердца - тишина. Наверное, они пошли вместе с собаками, успокоил себя депутат. В конце концов, у них есть оружие. Он оказался прав, в тикающей сверчками летней ночи, заиграли громкие огнестрельные хлопки. Суматошные, быстрые, слишком нервные. Так стреляют от великого страха, по быстро движущейся мишени, по скалящемуся ужасу.

Соломкин не успел привстать со своего трона, когда зазвонил мобильный телефон. Последняя модель безвкусной моды, украшенная мелкими бриллиантами. Подарок одной региональной транзитной сети, контрабанду бытовой техники которой он помогал прикрывать. Новосибирск был важнейшей транспортной артерией, чем больше товаров через него шло, тем лучше было Владимиру Иудовичу.

Телефон издевательские вибрировал, мастурбируя сложившуюся вокруг загородного дома тишину. Номер начальника охраны. Он ткнул в сенсорный экран, понимая, что это не менее важно того, что произошло на улице.

-Да, Сергей?

-Здравствуйте. Нет.

Это не его телохранитель. Обычный, но другой человеческий голос. Не грубый, не хитрый. Обыкновенность его успокоила.

-Что, "нет"? Вы кто? Где Сергей?

-Воспитанные люди сначала здороваются. А "нет", потому что я не Сергей. Сергея уже нет в живых и быть может, он скоро появится среди мертвых. А я пришел с вами поговорить. Меня зовут Иваном, я добрый человек.

От такой наглости у мужчины произвольно открылся рот и с цепи языка сорвались хлесткие ругательства.

-Да ты хоть знаешь, кто я?

-Владимир Иудович Соломкин. Русский, шестьдесят шестого года рождения. Женат, детей не имеет. Депутат законодательного собрания, член партии Здоровая Россия, курирующий вопросы транспортных перевозок по области. Взяточник, казнокрад, вымогатель и покрыватель контрабандистов.

И хоть это было правдой, поразило слушателя не точное перечисление фактов его биографии, которое при желании могли предоставить компетентные органы, а вся мистичность обстановки, в которой это было доложено Соломкину.

-Вы из ФСБ?

Динамик дорого телефона рассмеялся.

-А вы выгляните в окно, посмотрите. А потом спускайтесь вниз. Не бойтесь, снайперов нет.

Снова хрипловатый, немного поджарый хохот.

-Вы ответите за эту шутку. Я постараюсь, чтобы вас нашли. И вас найдут, разговор будет записан.

-Сомневаюсь. Тем не менее, вы никуда не звонили и не обратились за помощью. Значит, есть на то причины. Подойдите к окну, пожалуйста.

Его нервные шаги утопали в мягком ворсе ковра. Позолоченные светильники, картины Рериха, в которых Владимир Иудович решительного ничего не понимал, но которые с радостью "спас" из разгромленной зимою картинной галереи.

Беззвучно отворилась створка. Он выглянул в окно, и луна посеребрила его макушку. На лужайке, ночью поросшей светло-серой травой, среди высаженных весной кипарисов и гибискусов несколько согнутых фигур догладывали вывернутые собачьи тела. Откормленные злые ротвейлеры, охраняющие его покой лучше всякой сигнализации, со сломанными шеями лежали, не шевеля короткими мощными лапами. Тишину, недавно прорванную выстрелами, теперь глодали мощные челюсти. Мужчина различил и валяющиеся человеческие фигуры, над которыми, словно обкрадывая трупы, склонились темные фигуры. Он, отпрянув, увидел, как в свете луны с плеском вытягиваются волокна мяса, и целые куски исчезают в широко открытых пастях.

-А теперь, Владимир Иудович, выходите во двор.

Он нашел в себе остатки мужества:

-Если вы думаете, что я после этого сойду вниз, вы сильно ошибаетесь.

-Тогда мы убьем вашу жену, которая сегодня решила поехать в гости. Ее автомобиль, Porsche Cayenne, темно-бордового цвета очень привлек буйных мертвецов.

Он женился на ней из-за выдающихся внешних данных и уступчивой породы, которая позволяла ему допоздна проводить выездные совещания в саунах. Кроме того, он был осведомлен о похождениях своей молодой Веронички, так что о никакой взаимной любви не могло быть и речи. Скорее их связали деньги и формальная потребность в законной жене, которую можно было бы представить друзьям и на официальных раутах.

-Не сойду вниз. Что вам нужно?

-Значит, она умрет, так?

-Возможно.

-Я так и думал о вас, Владимир Иудович. Простите меня, никакой вашей жены у меня в заложниках нет. Мне просто необходимо с вами лично переговорить. Решайте или мы сами войдем к вам в дом, или вы спустись ко мне, я стою на вашем крыльце и даю на размышление пару минут. И поторопитесь, мне сегодня надо обойти еще несколько домов.

Пока был произнесен небольшой монолог, Соломкин достал из сейфа пистолет, прикрыв динамик рукой, зарядил его и сжал так судорожно, точно пожимал руку своему начальнику.

-Хорошо, я выйду. Обещайте, что ничего мне не сделаете.

-Конечно, Соломкин, конечно! Если бы мы хотели, то сделали бы, а не устраивали бы такой неприличный концерт.

Когда он спускался по винтовой лестнице, выполненной из дорогих сортов дерева, то слушал, как в трубку часто и протяжно, как пловец после дистанции, дышит неизвестный, представившийся Иваном. Кто бы это мог быть? Силовики действуют другими методами, бандиты не так изощрены. Политические конкуренты? Неужели из Партии Живых? Но тогда почему этого человека не разодрали мертвецы?

Он прошел мимо запертой двери, ведущей в подвал. Там был оборудован его небольшой бункер. Так он его называл. Запасов провизии, оптом закупленного с торговых государственных баз, куда он был вхож, хватило бы на целый год. Отдельная ливневая канализация. Дизель, теплая одежда, в сейфе пара нарезных стволов, большая сумма денег и более твердая валюта, имеющая хождение во все времена - бриллианты, золото, драгоценности. Он здорово повздорил с женой, когда перепрятал ее украшения в сейф в подвале. Она дулась на него до сих пор. Ну и пусть, видимо недолго ей осталось. Подвал имел хорошую вентиляцию, в нем можно было пересидеть любое нападение.

-Не думайте, что сумеете отсидеться в подвале. Там еще не поставлены стальные двери, поэтому мы туда легко проникнем. Не вынуждайте нас.

И это было правдой, бригада работников еще не успела поставить прочные, запирающиеся на надежные засовы, двери. Его убежище должно было быть готовым со дня на день.

-Соседи наверняка вызвали охрану или полицию. Они уже мчатся сюда. На что вы рассчитываете?

-Не беспокойтесь, - ответил голос, - их встретят.

Соломкин, сжимая пистолет, уже шел по коридору, за спиной остался электрический камин с тлеющими рубиновыми углями, мягкие кожаные диваны выстроившиеся луной против бутафорского огня. Пальмы в кадках, хрустальная люстра, напоминающая прозрачную соплю свисающую с потолка. Собрание богатых банальностей, которые казались депутату наилучшим проявлением вкуса.

-Открывайте, ну же. Будь проклята эта жара, даже ночью душно.

Соломкин прошел уже по шкуре убитого медведя и свободной рукой, прижимая телефон к плечу, стал возиться с замком. Человек, спускаясь по лестнице, чувствовал неприятную вонь, растекающуюся по дому, с которой не справлялись почти бесшумно работающие кондиционеры, часть уплачиваемой ему дани. Когда осталось лишь повернуть дверную ручку, он отступил на шаг и покрепче перехватил пистолет.

-Я открыл. Заходите.

С несколько секунд с его бешено колотящимся сердцем играла тишина, которой придавало особенную пикантность едва уловимый шум со двора. Опять же золоченая ручка двери не двигалась. Она была похожа на стрелку, указывающую на три часа. Пистолет в его руках дрожал уже не от страха, постепенно уходящего, а от банальной тяжести оружия.

-Вы где?

Сзади него раздалось:

-Я уже давно тут.

Соломкин не успел обернуться, когда на его затылок опустилась тяжелая бронзовая статуэтка, изображающая правосудие с лицом, закрытым повязкой. Слепой случай превратил голову депутата в кровавую кашицу.

Иван, одетый в длинную, почти до колен серую майку с котенком на груди, покачал головой.

-Так и знал, что ты говно. Прости, я никак не мог допустить, чтобы тебя загрызли, а ты потом еще и после смерти людей донимал. Плохой ты человек, а значит и мертвяком бы стал, неупокоенным.

Соломкин подмяв под себя пузо, лежал на шкуре медведя, вывернув ничего не выражающее лицо, как будто стараясь не смотреть в искусственные глаза выделанного коврика, которым он украсил переднюю. Его правая рука оказалась прямо на разинутых клыках мертвого хищника.

-Минус один бандит-здороворос. Ты думаешь, один такой умный, кто знает, что суверенная демократия в Российской Зомбирации заключается в том, кто первым успеет друг другу надавать по морде?

Уходя из дома, Иван прихватил с собой статуэтку. Почти отсутствующие мышцы на его предплечье обозначились тонкими нитями. Майка с котенком вовсе не походила на царственные одежды, а статуэтка на державу, но Иван зашагал к воротам, увлекая за собой мертвое воинство.

Напоследок он ласково посмотрел на запачкавшуюся статуэтку и, отсалютовав ею желтому алтыну месяца, радостно выкрикнул:

-Я несу возмездие во имя Луны!

Глава 18

Мы шли в Новозомбиловск с запада, дав крюка в сторону, чтобы выйти к живым людям. Так как от мертвых начинало уже воротить: приходилось передвигаться короткими перебежками, а я в одной покинутой деревушке умудрился поймать кота, выставив мясную приманку, выковырянную из консервов с селедкой. Пару раз встретились возвращающиеся с промысла мародеры. Они перли на спинах тюки с брошенным хозяевами скарбом. За нашими спинами, куда ушел Шуруп, громыхали машины, стремящиеся по шоссе быстрее втянуться в охраняемый город. Можно было доехать на пригородных поездах или автобусах, но я боялся, что на вокзалах расклеена моя несчастная рожа, как преступника, поджигателя церквей и бессовестного мародера. Нужно было предъявление паспорта, а я наверняка числился как преступник. Документа удостоверяющего личность у Феликса Викторовича вообще не было. А так хотелось, наплевав на все, оказаться в охраняемом вагоне! Я не знал, что по другой ветке, растущей к городу, в поселке Матвеевка, откуда до Новозомбиловска было не больше двадцати километров, передний городской рубеж стал уже мертвым. На железнодорожных путях, блокировав их, дотлевал горящий грузовик и куча разного хлама. Рядом истлевал виденный мною тогда у переправы гигант. Никаких ремонтных поездов не приходило, и одна из важнейших транспортных артерий города оказалась закупорена.

Вчера мы видели военную колонну. Две машины пехоты в темно-красной камуфляжной расцветке и перевернутый уазик. Вокруг валялось несколько тонн продырявленного порченного мяса. Еще не до конца испустившие дух мертвецы скребли пальцами асфальт и пытались добраться до бронетранспортеров, люки которых были безнадежно распахнуты. Из них торчали обвисшие ноги.

Я пораженно присвистнул:

-Как же они смогли их победить? Это же солдаты! Засели бы за броней, и никто бы их не достал.

Фен кивнул на легковую машину:

-Они сопровождали какую-то важную шишку. Защищали ее, вот и погибли.

На удивление никакой вони от разлагающейся плоти и паленой щетины не разгуливало. Видимо бой прошел совсем недавно. Мой воровской взгляд сразу стал озираться в поисках еще не остывшего оружия, но все, что мне удалось найти это одинокие штык-ножи, намертво зажатые в оторванных руках. Трупов солдат было штук тридцать, насколько можно было судить по остаткам военной формы, деформированным телам и множеству оторванных конечностей.

-Не дрейфь Фен, поевшие буйные не вернутся сюда. Одиночки только что. Надо опасаться помощи воякам, наверняка вызвали по радио. Только почему еще никто не приехал?

Фен пораженный смотрел на сотни трупов и подгребающих к нам, как пловцы в сверх замедленной съемке, недобитков. В темных глазках зомбиведа навернулись слезы, которые он попытался раздавить кулаком.

-Сколько еще это будет продолжаться? Сколько смертей! Так от нас ничего не останется.

Я кивнул, пытаясь пробраться в рулевой отсек боевой машины. Там натекло столько крови, что находиться было просто невозможно. Да и один хрен не умел я водить БТР. Просто это было одно из моих детских мечтаний.

-Все идет к тому, что человечество сгинет. И везде будут жить вот эти.

Я с размаху опустил ногу в тяжелом ботинке на шею подползшей ко мне девушки. Пули прошили рваными стежками грудь, поэтому с каждым движением из туши зомби выплескивалась темная, почти черная кровь. Переломав шейные позвонки я словно пригласил буйного на танец: он задергался, забился в конвульсиях. Видимо это девчушка при жизни любила дрыгаться на дискотеках.

Фен внимательно посмотрел на довольного меня и упавшую к моим ногам девку (всегда мечтал об этом). Его дернуло, как будто изо рта вот-вот должен был выползти мохнатый паук, и я смилостивился над ним:

-Ладно-ладно. Убивать, не мучить.

Я сделал шашлык - воткнул железный прут в голову зомби. Феликс не понял моей заботы и выплеснул из себя весь наш завтрак и часть полдника, когда мы наворовали в одном бесхозном саду зеленых яблочек.

Он упал посреди бруствера из трупов, положенного из пулеметного огня. Атаковали по древнему разбойничьему принципу: повалили деревья, образовавшие засеку, а когда колонна остановилась и люди вышли, чтобы расчистить завал, зомби накинулись по периметру. Лежало несколько трупов тех огромных здоровяков, перевитые тугими жилами. Бугрятся мышцами, как мистеры Олимпия. Освоили простейшую тактику и это меня пугало.

-Пора отсюда валить, Фен. Здесь нет ничего стоящего, кроме зловония смерти. Надо быстрее валить в Новозомбиловск.

Мы сошли с шоссе и долго шли по сухой и горячей траве. Просторная равнина, которую, согласно принятым законам, должны были в экстренном порядке распахать и засеять еще весной. Лента дороги, а в небе барражирует беспилотник. Купленные у Израиля технологии пошли в толк. Через какое-то времени нашли темное клеенчатое пятно, придавленное к траве разлохмаченной корзиной со сгнившей и покрывшейся плесенью едой. Кто-то в спешке давным-давно покинул место пикника.

-Как всегда люди бегут в панике, будто всерьез думают, что они цари природы, - задумчиво пробормотал Феликс.

Хотелось ответить ему поостроумней, чтобы случился заворот мозговых кишок, но я сорвался с крутого земляного склона.

Сколько раз я говорил себе: не писай в кустах, там может сидеть зомби! Но от древней, еще живой мужской привычки избавиться так и не сумел, предпочитая справлять нужды не в голом поле. Повезло, что я всего лишь оступился, а не попал в лапы хранившимся тварям.

Я кубарем скатился в овраг и чуть не тронулся головой. Там, словно засадный полк, стояли неподвижные мертвецы, вытянув руки по швам и с интересом в сузившихся зрачках меня разглядывающих. Выстроены шпалерами, точно ожидают приезда важной военной шишки.

Генерал и его армия, блин.

Меня бы растерзали сразу на месте, не успел бы и подняться с колен, но овощам до меня было дела не больше, чем дикарям свободной Африки до туалетной бумаги. Удушливая вонь чавкала под ногами кольцами белых опарышей, обильно сыпавшихся из тех мест, где у зомби гноились раны. По-идее эти существа бессмертны, но ведь рано или поздно их так подточат паразиты, что они физически погибнут? Поэтому всяких альтруистов, оказывающих зомби медицинскую помощь надо расстреливать на месте. Как это сделали в Китае или Судане.

-Фен, - шепотом позвал я, - загляни сюда. Здесь я нашел много благодарных слушателей. Только осторожно, не свались вниз.

Я с интересом заходил среди мертвецов, старательно давя в себе инстинкт того, что надо рвать когти, а эта мясная терракотовая армия неизвестного императора, с визгом и воем не бросится на меня.

-Охренеть, Ваня! - из кустов шиповника появилось злое лицо Фена, - выбирайся оттуда, они могут кинутся на тебя.

-Нет в тебе Феликс Викторович азарта и жажды наживы! Сразу видно ты беспомощный интеллигент. Если бы хотели, то нас бы с тобой уже давно здесь не было. В любом случае убежать от них по равнине не сможем. Погоди...

Радостно оттянулась крайняя плоть перчаток. Я решил поиграть в доктора.

-Сидоров Мирза Григорьевич. Эка интересность!

Мертвецы были хоть и относительно свежими и сильно разжатой прищепки на носу (моего нового изобретения, прикарманенной из брошенного частного дома) было вполне достаточно для того, чтобы изъять из легких приторную вонь, но вместе с тем были безнадежно бедны, как голодающий в демократической республике Конго или учитель русской словесности. Тем не менее, я продолжал обшаривать карманы мертвецов. Я же был мертвым сталкером, человеком, зарабатывающим на жизнь тем, что грабил беззащитных мертвяков, а не каким-нибудь плюгавым моралистом, в сторону которого я и так заметно поддался под влиянием своих новых знакомых. Жить в Новозомбилоске на что-то надо было, а "что-то" всегда лежит в чужих карманах.

-Иванов Владимир Семенович. Неинтересен, беден, но документы возьму.

Зомбивед созерцал мои действия с восторженностью зрителя, наблюдающего за публичной казнью и вместе с тем какой-то завистью от того, что не он является эпицентром представления. Он охал, скрежетал зубами и смотрел в глаза туповатых мертвецов, заинтересованно глядящих на него вверх. Почему-то они интересовались им больше, чем мною. Может потому что он их боялся?

-Заканчивай, вдруг здесь те мясники! Или буйные!

-Спокойно, они сюда не сунутся. Тухлое место! Скучное, ни тебе мяса, ни кричащих людей. Чем дальше в глушь, тем меньше мертвецов. А ты думал, почему столько людей уехало в тундру и почему так злятся коренные народы севера?

Я продолжал шарить перчаткой, покрывшейся коростами, пока не откопал черную метку:

-Коган, Мойша Лазаревич. Ой...

Я засунул документы трупа обратно ему в карман, окажется еще важный ученый или чиновник или вообще гражданин земли обетованной, в век потом не докажешь, что ты не ты его убил, будешь прятаться и бегать от занесенного над тобой Меча Гедеона. Про русского Ваньку, меня-то есть, так бы никто не вспомнил.

Ванек бабы много нарожать могут, а Мойша Лазаревич всегда в единственном экземпляре.

И вроде посмеяться можно или обвинить в антисемитизме, в дремучести и прочих лесных качествах, но на самом деле печально это, что ты жил, живешь и будешь жить в стране, хозяева которой скорее сделают сами себе минет, чем обратит внимание на живого человечка с ручками, ножками и душой в их сочлении, жмущегося под тенью нефте-газовых гигантов.

Фен продолжал гневно наблюдать за моими действиями, словно я обирал голодающих, кому он лично сдавал деньги, и вдруг неподвижные зомби зашевелились, как будто услышав громоподобную тушь оркестра, и двинулась далее по оврагу, превращавшемуся во все более сонную лощину. Он задумчиво заковырял в носу. Я хотел ему сказать что-то очень важное, но забыл.

-Ох ты ж, мать!

Я вылетел из оврага с быстротой старушки, гонящейся за автобусом. Никто за мной не последовал: видимо я оказался хреновым пророком. С крохотной возвышенности мы наблюдали, как вполне просматривающая колонна мертвой плоти маршировала на будущий желтый закат. Зрелище производило впечатление своей алогичностью. Человеку, никогда не знакомому с живыми трупами это представилось бы как вдруг заговорившая с ним человеческим голосом собака или участливый полицейский.

-Знаешь что, Фен, - проговорил я задумчиво, - хрен мы прошагаем эти оставшиеся километры, если пойдем по тихим местам. Я ничего не понимаю. Вон их сколько! И по счастливой случайности овощи. Мы здесь как на ладони.

-И что нам делать? - спросил он, целеустремленно ковыряя в носу. Наверное, надеялся найти там клад или тайный план.

-Не знаю. Тут все зависит от удачи...

Я смотрел как его костлявый палец, с выпирающей горбинкой погружается в крохотный вздернутый носик, точно в глубокую пещеру, скребется там. Шумно ищет полипы.

-Феликс, - проговорил я, - не ковыряй в носу. Мне почему-то кажется, что это очень опасно.

Он прогнусавил:

-Да брось ты, что может быть опасного в том, что я ковыряю в носу? Палец сломаю себе? Или мозги выключу?

В моем мозгу судорожно вертелось какое-то позабытое мною правило. Я ясно понимал, что ковырять в носу в мире живых мертвецов строго противопоказано. Но вот логически обосновать, почему я пока не мог. Позабыв о более насущных проблемах я, как завороженный извращенец смотрел, как зомбивед извлекает из своей Марианской впадины свой продолговатый батискаф. Он был слегка окровавлен.

-Ой, кровь, - пристыжено пробормотал Фен, - расковырял слизистую, наверное...

Я наблюдал, как из тонкой, почти аристократичной ноздри, выползла, сощурившись алым на солнце, тонкая красная струйка.

-Дурак, - зло сказал я, - теперь ты понимаешь, почему нельзя ковыряться в носу, когда кругом зомби? Заруби себе это на носу. Это одно из важнейших правил Зомбирации! На платок, утрись.

Вероятность того, что буйные, пребывающие где-нибудь неподалеку учуют кровь была очень мала. Учитель быстро утер кровосток и запрокинул голову назад. Я продолжил свои теоретические исчисления:

-Шоссе должно охраняться, так как оно нужно, чтобы снабжать город всем необходимым. Железнодорожные пути должны рано или поздно расчистить. Но ты сам видел, что бешенные делают с военными. Они не считаются со звездочками на пагонах. Вокруг дорог их будет еще больше. Лучше всего путешествовать по воде, но наша заботливая власть до сих пор не организовала паромное сообщение, а плавать на джонке собственного изготовления, я не приучен.

На дороге показалась медленно едущая машина, без всякого мертвого эскорта. Вдали показались быстро увеличивающиеся фигуры, точно передвигаемые сразу на две клетки пешки. Завывания, которые до нас донес ветер. Скорей всего он так быстро и распространил запах крови. И самое паршивое, что негде укрыться от этой разряженной пехотной цепи из мертвой роты, ни одного массивного дерева, ни одной щелочки вокруг, кроме дороги.

-Фен, бежим!!

Повторять никому не пришлось, и мы рванули к трассе. Расстояние между настигающими нас мертвецами молниеносно сокращалось. Я оглянулся и увидел, что некоторые из них плюхнулись на пузо, и несутся к нам, высоко подпрыгивая, как псы, дикими прыжками.

Я спародировал фильм:

-Беги, Феликс! Беги!

Шансов на спасение у нас было немного, если только машина остановиться и примет нас. Мы сумели достигнуть трассы прежде, чем мертвецы сумели достигнуть нас, но я уже мог различить их лица. Еще зимние оборотни, один бегает даже в вылинявшем пуховике, а у другого на голове шапка. Запах пота был чудовищным, как от дивизии солдатских портянок. А мы с Феликсом Викторовичем были теми самыми девками, которых кинули бы в полк.

-Стойте! - я отчаянно замахал руками приближающейся к нам Ниве, - стойте!

Мужчина за рулем дал по тормозам и, высунувшись, проорал:

-Садитесь, чего орете то!

Мы втиснулись в машину и рванули с места настолько, насколько это позволяли возможности отечественного автопрома. Через мешки с картошкой, наваленные в багажнике и пыльное стекло я наблюдал за выметнувшимися на трассу мертвецами, с улюлюканьем погнавшиеся за машиной. Но как не велика была их скорость, тягаться с машиной они не смогли и через пару минут потеряли ее из виду.

-Вы что, мужики? - захохотал водитель, - совсем с глузду съехали? Кто же нынче путешествует по нашим бесконечным просторам! Сожрут, как пить дать.

Я узнал в этом простом, как русский блин, человеке, фермера. Мало того, что в салоне машины были остатки сена, мешки с картошкой, болотные сапоги и ружье, которое водитель заботливо примостил подле себя, так и сам вид, и простодушие человека, спасшего нас, связывали его с крестьянской натурой.

Какой-нибудь гламурный педераст на иномарке никогда бы нас не подобрал, а потом бы еще заснял на видео, как нас пожирают, и выложил бы на ютубе. Для него несколько тысяч просмотров важней жизни чужого человека. Хотя его я бы смог понять, сам иногда мучаюсь по поводу своего поступка на зомби-шоу.

-Да мы это, - сорвал я, - путешественники. Туристы.

-Русиш туристо обликом морале?! - снова захохотал он, - а где у вас палатки, а оружие? Иностранцы шоле? Ну, вы ребята даете!

Нельзя было дать повод заподозрить нас в том, что мы мародеры, тогда бы этот добрый мужичок разрядил бы в нас свою двустволку. Никакой фермер не любит тех людей, кто его обворовывает.

-Мы экстремальные туристы, - вставил Фен, - нынче такое модно.

-Ааа, - протянул крестьянин, - модаааа.... Ну да... против моды не попрешь. Только по мне херня это все!

Мы быстро познакомились. Нашего спасителя звали Семен, просто и дружески, без всяких отчеств и фамилий. В его круглом, вовсе не испитом лице, читалось желание дружить до гроба и также, до гроба, воевать с недругами. Фермерам нынче оказывался особый почет. Они стали одними из самых завидных женихов для молодых девушек. Народ сломя голову ринулся в деревню, к земле, чтобы хоть как-то прокормиться зимой. А людям, профессионально возделывающим землю, в условиях нарушения почти всех транспортных связей и хозяйственного оборота, стала оказываться государственная поддержка.

-Херня это все. Солярки не дали, а на чем пахать? Я чели трактора самогоном должен заправить? А сколько всяких этих... рейдеров, дезертиров из армии, покойников шляется. Как тут работать? Зарплаты батракам платить надо? Надо. За землю платить надо? Надо.

-И что, вообще не помогают? - спросил я.

-Да лучше бы вообще не помогали! - отмахнулся он, - оставили бы в покое, все как-нибудь бы само наладилось, обязали по всяким инстанциям ездить, бумажки собирать, аттестации проходить, техобслуживание, регламенты.... Ну, на кой черт это сейчас то надо, когда уборочная вот-вот наступит? Вот в город еду, документы получать. Мол, теперь - собственник своей земли, без всякой аренды. Заодно пару мешков продам картохи. Знаете, как расхватывают? Только вытащу из машины, уже драка начинается! А раньше все ходили по магазинам, нос воротили. Вот что значит - беда пришла!

Я попросил довести нас до городских окраин, за армейские блокпосты. Семен поинтересовался:

-А документы у вас в порядке, а то проверяют. Нет, мужики, мне то что, я вижу вы нормальные ребята, но там у них порядок, проверка. Шмонают.

-Слушай, - изменил я тон и нагнулся к нему, - выручи. Не все в порядке у товарища с документами, потерял, когда убегали. А нам возится на КПП не с руки, его еще посадят до выяснения.

Я протянул в руки фермеру тот дорогой сенсорный телефон, который вытащил из кармана парня, пришедшего на пламя костра. Я успел очистить его, и он выглядел более-менее прилично.

-Разреши как-нибудь вопрос, а? А это себе возьмешь.

Он изучил технику, одной рукой управляясь с рулем, пожал плечами и вернул мне темную безделушку. Треугольные боковые стекла машины резали воздух, и этот нехитрый кондиционер здорово охлаждал. Только Фен, казалось, замерз и кутался в свои грязные одежды. Сменяющийся за окном диафильм пейзажа больше не привлекал меня. От решения фермера зависело очень многое, и, похоже, он не согласился иметь проблемы с законом.

-Так что, поможешь нам? Можем денег накинуть еще немного...

Он сказал:

-Убери эту хреновину, что я не мужик что ли, не помогу? Все будет правильно, вы не высовывайтесь сильно. Улажу.

Мы коротали время до блокпоста разговорами. Семен рассказывал о том, что изменилось в городе с момента, когда округа была еще очень безопасна, и я беззаботно уехал на велосипеде на промысел. В последнее время участились случаи разбоя на трассах. Неизвестный просил сердобольного водителя подвезти до города, а в пути расправлялся с шофером. Кроме того, я узнал о том, что НГПУ, где учился Феликс, недавно познал на себе ярмо болезни. Так как ВУЗ считался одним из крупнейших за Уралом, и в нем училось без малого двадцать тысяч студентов, то недуг значительно прошелся и по учащимся. Многие из них стали овощами и по старой привычке продолжали каждое утро ломиться в вестибюль учебного заведения. Так что чернорубашечные охранники не успевали их выписывать обратно на улицу. Вооруженная охрана была поставлена и у других корпусов: института искусств и физкультурного. Они были выстроены в городе отдельно, чтобы художникам никто не мешал творить и чтобы спортсмены не избивали будущих педагогов.

-Слышал, Феликс, - спросил я, - твое место учебы разгромили? Наверное, друзья погибли. Жалко.

-Да, - безразлично сказал он, - жалко.

-Еще выборы на носу, - продолжал фермер, - через два дня. Я уже по открепительному удостоверению проголосовал.

-И за кого, - оживился учитель, он очень любил политические темы. Чем меньше человек значит в мире политики, тем больше он любит о ней рассуждать, - За Здоровую Россию?

Салон машины покрыла отборная трехэтажная ругань.

-Да чтобы я еще раз за них голос свой отдал? Воры! Казнокрады! Работать не дают! Я за Партию Живых проголосовал. Ихний главный, Волин Еремей, сразу видно - мужик, а не сопля глистастая в очках.

Я вдруг подумал о том, что за время нашего путешествия зомбивед ни разу не пожаловался на то, что у него отсутствуют очки, и он плохо видит. Я украдкой посмотрел на него, он засматривался на по-прежнему голубое небо, не думающее прикрываться облаками. Странный, покорный спутник достался мне в напарники. Интересно, если бы сейчас мы не встретили с машину, я бы пожертвовал им ради своего спасения? Оставил бы на съедение мертвецам?

Скорее всего, да. Это было и казалось намного естественней и логичней, чем тогдашний безрассудный поступок на теле-шоу. Происходящее мне казалось диким и бесчеловечным, подстроенным и искусственным. Смалодушничать там, значит прогнуться под выстроенные кукловодом правила. А борьба в естественных условиях совсем другое дело. Здесь выживает сильнейший, хитрый, ловкий. Здесь сценарист - сама природа и продюсер - природа. За то что выжил, испытываешь не угрызения совести, а гордость.

-Элеваторы пустовать будут перед зимой, я вам говорю. Засеяли кое-как, а соберем еще хуже, хоть на коней пересаживайся. Будет голод зимой. И холод. Вы ребята, если в городе зимовать будете, позаботься загодя о дровах. Нарубите, где сумеете, иначе околеете с нашими сибирскими морозами. Топлива мало.

Город и так практически облысел за эту зиму, когда горожане вырубили многие зеленые насаждения и сожгли их в самодельных печках.

-Слушай, Семен, - спросил я, - а как ты думаешь, из-за чего это произошло?

Он подумал и изрек:

-Хрен его знает. Слишком много людей от труда отлынивало, все в менеджеры и управленцы. А когда человек не трудится из него всякая чернота вылазит. Я так думаю.

Блокпост представлял собой сложенные из мешков с песком укрепления, из-за которых торчали носики пулеметов, направленных на трассу. Как сороконожки стояли боевые машины пехоты. На броне курили солдаты. За спинами охранения виднелись пригородные строения - малоэтажные здания и старенькие хрущевки. На проверочном пункте скопилась небольшая очередь, которая, впрочем, быстро продвигалась вперед. От дорожной развилки то и дело трогались боевые машины, уходя на прочесывание местности вправо и влево. В глубине блокпоста были разбиты выцветшие, болотного цвета палатки. Тарахтели дизели и от солдатского лагеря чадил дым походной кухни. Прохаживались откормленные солдаты с автоматами на перевязи.

-Сидите тут.

Семен вышел поговорить с подошедшим к нему офицером. Ободряюще похлопал его по плечу, взмахнул руками. Военный слушал, затем крикнул к себе солдата, которому Семен с видимым удовольствием вручил ведро картошки, которое извлек из багажника. Мы в это время сидели ниже травы, тише воды. Лишь мимоходом оглядев нас и, наверное, убедившись, что мы не бородатые террористы с автоматами, он больше не удостаивал нас вниманием.

Мы миновали укрепление без проблем, дальше нам встречались подобные, но менее укрепленные объекты. По бокам вырастали дома, и улица наполнялась людьми. Живыми. Многочисленными. Настоящими людьми.

-Вас где высадить?

-Да прямо здесь, - не веря своей радости, ответил я, - спасибо Семен огромное. Ты нас дважды спас.

-Да без проблем, - он пожал нам на прощанье руки и укатил на своей видавшей виды Ниве дальше.

Вот так просто и бесхитростно было прощанье с человеком, который сохранил наши жизни. Даже как-то неудобно вышло, но меня обуревали счастливые чувства по поводу того, что мы все-таки сумели, все-таки выжили, пришли!

Хотя это как посмотреть. Нас высадили на окраине левобережного Новозомбиловска. Первомайский район, где умереть от обколовшегося наркомана было более реальным, чем быть загрызенным вне города зомби.

-Добро пожаловать домой, Феликс Викторович, - со слезами на глазах сказал я, - дом, милый дом!

Мимо прошкандыбала стайка личностей в спортивных костюмах и семечках в руках. На траве, сонно поглядывая на проезжую часть, разлеглись ранние пьяницы: школьники, потягивающие энергетические коктейли, мужики с пивом и старики, почтенно кушающие беленькую. Наглядная картина преемственной деградации, которую всегда можно было наблюдать на левом береге Новозомбиловска. Я с удивлением заметил, как пенсионеры поили водкой насильно усаженного с ними овоща. Он пускал слюни, раскачивался из стороны в сторону и крепко сжимал выданный ему граненый стакан.

Не иначе генная память.

На бетонный бордюр, выросший на зеленом косогоре задумчиво испражнялся молодой человек, одной рукой запрокидывая над горлом бутылку, а другой выписывая желтые кренделя.

-Смотри, - сказал я Феликсу, - посредник.

Паренек, закончивший пить пиво и писать, повернулся и посмотрел на нас мутным взором:

-Ты че на, за, пля, сюда, нах, смотришь!

Я, вкушая дорогую слуху речь, зажмурился, как от ласкового слова. Теперь я окончательно понял, что мы дошли до города! Да здравствует Затулинка с ее дремучими, неотесанными нравами

Глава 19

В целом Новосибирск не так сильно изменился. Стало намного меньше людей и намного больше полиции. Позакрывались многие превилигированные магазины, мало кто покупал в условиях кризиса шмотки за десятки тысяч рублей. Хотя и такие находились, но разгневанные горожане не хотели видеть, что те, кто был богат до зомби, лишь приумножили свое богатство с их появлением. В вагонах метро присутствовал вооруженный конвой. Мы с ветерком прокатились по прохладной подземке, которая сбила с нас нескончаемый солнечный жар. Интересно, как от нас пахло? Последний раз мы мылись еще в языческой общине, когда они устроили нам баньку. Причем мылся только я, Феликс отказался. На каждой станции, от Площади Маркса до Заельцовской обосновались дополнительные гарнизоны дорожной полиции.

Все было обклеено политической рекламой. Казалось, все типографии мира работали только на то, чтобы обклеить город тоннами не нужной макулатуры. Плакаты Партии Живых отличались духом народного русского лубка. Известный тезис Геббельса: "Приумножать и упрощать", был прямо воспринят пиарщиками партии, и я со смехом рассматривал лубки, где могучая фигура Еремея Волина то душила чиновника, то выметала из Сибири зомби или давала отпор злой китайской военщине.

И девушки, девушки! Не вонючие, поросшие небритой щетиной женщины-зомби, которые в блеске исполняют известную программу любой женщины - довести до гроба мужчину. А прекрасные, светлые, как ангелочки девушки в юбочках и джинсах, с пустыми или умными глазами. Высокие или маленькие! Веселые, задумчивые, красивые и симпатичные! Между тем, что я видел раньше, и этой облеченной в плоть красотой было всего одно различие!

Казалось бы - всего одно отличие, что в этом такого принципиального? Но между мертвым и живым телом основное различие тоже заключается в единственной принципиальной вещи, но зато какой! Так и я любовался девушками, словно и не было короткой остановке в Куйбышеве, ярмарки, множества живых людей и не гастрономических чувств... и Светланы.... Как она?

Мое сердце стало более напоминать податливый пластилин. Теперь можно было ощущать боль в левой стороне груди. И не сказать, что это было приятным. Скорее я постоянно знал, что я - живой.

Громаднейший мегаполис жил тем, что привозили из области. Мясо с ферм, зерно с элеваторов, молоко. Все это подорожало и отпускалось бесплатно по социальному тарифу. Мы зашли в один из организованных мэрией социальных магазинов. С тех пор, как я уехал цены выросли чуть ли не вдвое! И я готов поспорить, что зарплаты при этом упали. У каждой группы населения были рассчитаны свои нормы: пенсионеры, дошкольники, школьники, матери, социальные инвалиды и т.д.

При этом еда была и в свободной продаже, так как заметная убыль населения помогла компенсировать недостаток в продуктах. Мы с Феликсом Викторовичем, предварительно сдав на хранение багаж, знатно откушали в одном из кафе. Благодаря нашему избавлению от когтистых лап смерти, мы устроили настоящий пир.