Я медленно спустился со ступенек бывшего поста ГИБДД, заметил на деревянном столике, предназначенном для обеда милицейского отряда, мои наполовину разобранные вещи.

-А вон тот, смотри, - сказал Феликс, - почти удрал.

Я повернул голову налево и увидел, что к приставленной к бетонному ограждению лестнице, прислонен чуть хуже обглоданный труп, видимо им питались уже насытившиеся мертвяки. Рядом с багряным скелетом лежал автомат.

-Трусов и дезертиров расстреливал еще товарищ Сталин. Правда, он не имел дело с зомбями.

-Ну, - пожал плечами учитель, - это еще как сказать.

Я подобрал автомат сержанта, рожок был пуст. Но все равно вещь очень ценная и я примостил ее в свой рюкзак. Невиданная удача заполучить такое ценное оружие! Жаль, нет патронов, но автомат Калашникова тем и славен, что его можно использовать еще как первоклассную дубину народной войны.

Следующие десять минут я с радостью викинга грабил бывшее полицейское лежбище, вынося оттуда самое ценное. Если это запродать в городе, то можно на год распрощаться с опасными походами в область! Да что там, можно машину будет купить и отличного, очень редкого бензина А-80.

Пулемет я решил не брать, слишком тяжел, да и замучаешься разбирать эту стационарную точку, но несколько зеленых коробок с патронами забрал. Запасся едой, схватил даже бронежилет, из которого, как из консервированной банки, выковыряли автоматчика, прежде чем употребить в пищу. Это была неслыханная пьянящая удача, которая взорвалась внутри меня подобно вспышке сверхновой. Я был ослеплен и не замечал, что по-сути я бегаю по разбросанным телам, и мои тяжелые ботинки давят то детский череп, то ломают с хрустом чью-нибудь руку. Постовые недолго промышляли в этом районе, но добра у них оказалось столько, что за раз не унести.

Тяжело в грабеже, легко в бою.

Всё это время Феликс стоял посредине защищенного бетонным забором двора и с ужасом взирал на нагромождение трупов в воротах поста. Я подошел и похлопал его по плечу:

-Ну, пора уходить, а то не приведи Господь, они вызвали подкрепление и всю вину повесят на нас. Я думаю российскому правосудию не составит труда доказать, что это мы сожрали четырех вооруженных до зубов мужчин, а потом еще перебили несколько десятков "временно больных" граждан Российской Зомбирации.

-И куда мы пойдем?

-Все дороги ведут в Новозомбиловск, - снова сумничал я, - вместе безопасней. Тем более я отдам тебе свою рогатку, а себе возьму автоматическое оружие? Ты же не против? Нет? Тогда мы вообще сила!

Забросив на спину рюкзак, я принялся карабкаться по разлагающимся трупам. К сожалению, в бою пули сорвали цепь и перебили колесо, а никакой машины, к моему удивлению, у полицейских не нашлось. Видимо это было сделано для того, чтобы они никуда не сбежали и не занимались рейдерством близлежащих местностей. Или не вздумали оставить пост. А может продали на сторону, не знаю.

Я оглянулся. Бледный Феликс, по-интеллигентски переминаясь с ноги на ногу, будто хотел в туалет, но из-за врожденной скромности боялся признаться в том, что он тоже писает, не двигался с места.

-Что, - спросил он, - прямо по трупам?

-А ты хотел по красной дорожке? Такого в нашей жизни уж не будет. Давай, пойдем, не будем искушать удачу. Здесь много пролилось крови, могут прибрести одиночки. Когда полезешь, старайся руками не касаться тел. Заразишься чем-нибудь. И вообще ты как до сюда то дошел, если таких простых вещей не знаешь?

-Он пожал плечами.

Я полез вверх по круче из человеческих тел, перчатками хватаясь им за волосы. Иногда скальп отслаивался и в моей руке оставался кусок липкий, жирных волос. Под тяжелыми подошвами хрустнула и распалась чья-то детская головка. Если бы мне не было так страшно, то я давно бы сошел с ума.

Феликс угрюмо лез сзади.

Не дружба, не потребность в компании заставила меня взять его с собой и даже не канон любой дорожной истории. Все гораздо проще.

Если ты путешествуешь в мире зомби, то жизненно необходимо иметь спутника, которые бегает медленней тебя.


Глава 5

Выбравшись из ставшего курганным могильником поста полиции, мы, перемахнув через Альпы, как неуверенно пошутил Фен, шли несколько часов. Я, нагруженный как ишак, и подобранный мною учитель, напоминающий более самаритянина, который участливо помогал мне взглядом. Зомбей не было, но из-за черных, поломанных зубьев березок, торчащих после десны кювета, то и дело раздавался протяжный, человеческий вой.

Кажется, что волки воют на луну протяжно и ровно до тех пор, пока не услышишь подражающий хищнику человеческий голос.

У меня теперь был великолепный, новенький пистолет Макаров с одной обоймой, которую удалось отыскать в своеобразной полицейской крипте. От наличия в рюкзаке автомата у меня вообще тряслись коленки. Я походил на человека, который оперировал жалкими тысячами и который неожиданно выиграл в лотерею миллионы. О такой удаче я не мог и мечтать (хотя... мечтал, конечно, но так принято говорить), но если придеться принять бой, то буду отмахиваться арматурой, а тратить драгоценные патроны на мертвую падаль ищите другого дурака из фильмов. Хотя бы Феликса.

Он просил меня дать подержать пистолет, точно говорил немного о другом оружии с шестнадцатилетней девочкой. Я был осторожным человеком, потому и занимался мародерством и с оружием никогда бы не расстался.

-Вон овощ бродит, - Феликс выпростал руку. И действительно, нарезая круги вокруг березки, ходил, как на привязи, безобидный мертвец, - подстрели его.

-Ты что, совсем дурак? А если грабители неподалеку? Думаешь, они не польстятся на мой автомат? Схему что ли не знаешь? Старую разводку с кошельком не знаешь что ли? Теперь убьешь зомби, только начнешь его обшаривать, так тебе предъявят сразу "по понятиям". Овощей, буйных тоже не боишься?

Фен поморщил свою встопорщенную голову. Человек-крыса, человек-таракан. Мелкие, жутковато-желтые акульи зубки до сих вызывали у меня отвращение. Он примирительно почесал голову, и мне захотелось сорвать этот черный одуванчик:

-Отобьемся еще раз.

Ага, как будто это он утром, вместе с полицейскими, стрелял из пулемета по умертвиям. Вообще путешествовать без средств передвижений - это высшая степень идиотизма. Практически самоубийство. Зная, что кругом кишат живые мертвецы и их, не реагирующие на свет зрачки, обшаривают ландшафт в поисках чего-нибудь вкусного и интересного, брести пешком было неправильным. Но какие варианты? Подождать в том могильнике - посадят как преступников, а то и расстреляют. Никакой водитель дальнобойщик в здравой памяти теперь не останавливается на трассе. Идти по чащобе и закоулкам было опасно, можно было наткнуться на бандитов. На этом участке дороги они не сильно промышляли, так как она патрулировалось военными, как магистраль снабжения города продуктами. Оставалось одно - идти, причем держась поближе к деревьям, на которые, в случае чего, можно было залезть.

Я сказал:

-Послушай, если ты хочешь дойти до Новозомбиловска, то придеться следовать моим указаниям. Иначе я пойду один, не хочу, чтобы на меня без средств передвижения наткнулась какая-нибудь шайка бешеных людей. Бегают они намного быстрее меня. Замотай рану, их привлекает кровь.

Разумеется, я врал и один бы я не пошел. Если накинутся мертвецы, от которых не будет шанса отбиться, то я сломаю Фену его худенькую ножку арматурой и уйду в отрыв, стараясь не слышать его жалобных причитаний.

Я не злой, просто мне моя жизнь дороже.

Луч на удивление прямой, но не менее гадкой дороги, утыкался в подбрюшье горизонта. Там, казалось, налип черный гречневый комочек, постепенно разрастающийся в небольшую мушку, окуклившуюся затем в гусеницу. Метаморфозе сопутствовал нарастающий шум, похожий издалека на реактивный. Я так отвык от тарахтенья военного дизеля, что не сразу сообразил и потащил упирающегося Феликса в укрытие.

-Военные! Идут на помощь Чанам или ментам. Валим!

Фен попытался сопротивляться, ему всяко больше хотелось ехать на броне в окружении вооруженных мужчин, чем брести по накалившемуся асфальту с рогаткой в руке. Я не разделял его мыслей.

Мы с ходу, гигантским прыжком гепарда, преодолели кювет. Там, размокнув в ливневом стоке, раздулся до невероятных, слоновьих размеров человеческий труп. Он был настолько омерзителен и синюшен, словно протравлен дустом, что мне и в голову не пришла мысль после его обшарить.

-Быстрее!

Мы бухнулись сразу за кюветом в какой-то земляной пупок. Грязно, сыровато и одновременно пахнет горелой щетиной, но относительно безопасно. Я с удовольствием вдавил голову Фена в землю:

-Ответь мне, ученый друг, у тебя на руках приписное удостоверение с категорией "С-"?

-Нет, - отплевывался он, - отпусти!

-И при этом ты хотел выйти к военным? А тебе не кажется, что двое здоровых мужчин, с оружием в руках идут в неизвестном направлении и лет на вид... ну, никак не меньше сорока пяти, а значит, они подлежат военной или трудовой мобилизации. Приписных удостоверений у них нет, значит либо уклонисты, либо дезертиры, а то и мародеры. А что делают с такими людьми в условиях ЧС? Берут под стражу или, в худшем случае, расстреливают без суда и следствия. Так что составить нам с тобой компанию вон тому, - я кивнул в сторону лужи, - разбухшему трупу.

Я убрал руку с затылка зомбиведа, и он слега приподнял голову, уставился на меня темными, слишком ранимыми, коровьего милосердия глазами:

-Вань, посмотреть то хоть можно?

-По два пятьдесят с носа. С твоего интеллигентского, Феликс, все три - пошутил я.

Обзор загораживали стебли высокой, жесткой травы, и увидеть нас с дороги вряд ли представлялось возможным, а грозный вид моторизированных соединений российской армии, еще по-прежнему внушал уважение. По-крайней мере моральными принципами они себя не утруждали и справедливо стреляли во все, что шевелится.

В душе, пусть очень глубоко, но все мы патриоты.

-Только не вздумай орать, пристрелят мгновенно. Они же на войне и не хотят, чтобы колонной полакомилась мертвечина.

Грохот и лязганье гусениц стали совсем громкими, и под нами начала подрагивать земля, казалось, что бронетехника движется прямо на нас и вот-вот переедет природный окопчик. Не люблю чувствовать себя мясным фаршем на линии жестяного конвейера, но да эпоха располагает.

Первым прогрохотал на крейсерской скорости старенький танк-труженик Т-72..На Шипкинском полигоне, что в нескольких десятках километрах от Новозомбиловска, прямо под открытым небом и брезентом стоят застывшие металлические памятники машиностроению СССР. Когда правительство приказало использовать для подавления распространения болезни армию, то из всей танковой армады рабочими оказались всего несколько десятков танков. Я до сих пор не совсем понимал, зачем использовать против мертвецов танки, жечь дорогое топливо, если достаточно обычного взвода автоматчиков и бронетранспортера.

Потом, когда я увидел в Новозомбиловске, как на площади имени всесоюзного старосты, то есть Калинина, под красными лязгающими гусеницами танков отдавали жизни десятки манифестантов, я понял, что танк - это не только солидная передвижная огневая мощь, но и, в прямом смысле, символ морального давления на население.

На головной броне с пяток автоматчиков, подпрыгивают на кавернах. Под задницами одеяла. Ага, еще с годик поездят такие летучие отряды по дорогам, и в Российской Зомбирации одна беда победит другую.

Ветер издевался и приносил от солдат запах сигарет, еды и легкого шефе. Я благополучно от армии откосил, поэтому, как всякий уклонист, с безграничной уверенностью ругаю армейскую службу.

Затем скакали ездовые лошади российской пехоты - БМП-2. На ее брони солдатни побольше, большинство откормленные, розовомордые славяне-контрактники. Затем военные ГАЗ-66, с деревянным кунгом. Из одного выглядывают ящики, из другого любопытные воины.

Нет, на параде в честь девятого мая красивее, но и здесь тоже ничего.

Я не сразу заметил, что несколько автоматов глядят в мою сторону. Мое тело не успело даже среагировать на этот жест, а мозг выдавил дурно пахнущую, как фекалии, мысль: "Они не могли нас заметить!".

Защелкали одиночные выстрелы, скосившие траву над нашей головой, но они ложились аккурат на кровать дальше той зеленой перины, где лежали мы с Феном. Зомбивед пытался подскочить и заорать военным, что он, де, невиновен. Я вовремя остановил этот воинский подвиг.

Славу Господу нашему, но солдат в российской пехоте по-прежнему учат чистить картошку, строить дачу капитану, но никак не метко стрелять. Колонна с улюлюканьем проехала мимо, и я успел увидеть, как стрелявшему с похлопываньем по плечу подавали пачку сигарет.

Я привстал и с удивлением посмотрел вслед летучему отряду. Так я и стоял, пока моей ноги не коснулись вязкая жидкость. Сзади, растянувшись на склоне схоронившей нас ямки, раскинув руки, пытаясь до нас дотянуться, лежал буйный с перекошенной от удачи мордой. Пуля точно угодила промеж сведенных бровей, оставив сигаретный ожог, а сзади вырвала весь затылок. Зомби затихал, покачивая ошметками головы, вместе с грохотом транспорта, который одновременно и чуть не подвел нас, но, исправившись, спас.

-Вот так номер, - сокрушался я, пытаясь унять дрожь в коленках, - а я и не заметил. Представь, Фен, лежим мы в яме, прячемся, а тут сверху на нас прыгает жутко вонючее, липкое существо и сразу рвет нам шеи. Мы с тобой друг, чуть не погибли. Воистину, если бы не наша армия, нас бы не было.

-Пехтура, - пренебрежительно, как в гоголевской Коляске, бормочет Феликс.

Все-таки он до черта боится шатающихся мертвецов. Ветер, лижущий сейчас лазурь, сыграл злую шутку: сносил запахи мертвечины, так бы и не заметили.

Мы без опаски продолжили путь, одолев до раскрывшего лепестки заката, километров тридцать. На обочине часто встречались лежащие навзничь, словно защекоченные насмерть, зомби. Один раз спугнули худощавого мальчишку, обирающего трупы. Когда недалеко от шоссе прорастали села, с небольшим гарнизоном военных, появлялись и закопченные столбы с сожженными мертвецами. Религиозные фанатики наводнили область, как и во всякий кризис.

Из России с любовью, блин. Правозащитники всего просвещенного мира давно вопят, что у нас нарушаются права живых мертвецов. Мол, эти русские варвары настолько лишены прекрасного чувства гуманизма, толерантности и общечеловеческих ценностей, что не могут проникнуться идеей о том, что зомби - это те же "человеки", которые разве что едят и калечат людей в независимости от пола и возраста. В этой медвежьей стране, зомби не считают за людей! Если бы не внутриполитические проблемы и исправно поступающая нефть, к нам бы давно прилетел почтальон демократии - какой-нибудь F-17.

Эх, знали бы они, что у нас и обычных людей за "человеков" то не считают, что уж говорить про зомби. Как читал в интернете, перед тем как уйти на отхожий промысел из города, у богатых светских тусовщиков теперь новая мода: усыновление овощей. Они ухаживают за ними, вытирают сопельки, а толпа прикомандированных слуг выносит за зомбями утки. О благочестии звезд снимаются целые репортажи. А в это время сотни тысяч детей, чахнущих в детдомах без родителей и с урезанными пайками, превращаются в зверьков-изгоев.

Конец? Да, наверное, так было всегда: жопа интересней сердца.

Небо выпило рюмку горячего коньяка: порозовело, окрасило щечки облаков застенчивой румяной.

Феликс, когда мы шагали по дороге, прочерченной алым золотом к небу, озадачено спросил:

-Нас учили на курсах, что зомби привлекают яркие, необычайные вещи, ведь так?

Я машинально ответил "да", в голове планируя место ночного привала.

-Интересно, а их завораживает вид кровавого заката?

Учитель смущено посмотрел на меня, полагая, что сказал раздражающую меня, рационалиста, глупость.

-Ведь им нравится кровь....? А закат красный... красиво. Вот и подумал.

Меня без шуток озадачило его наблюдение. Я не раз приманивал мертвецов подрывом динамитных шашек, авиационной сиреной, огромным плакатом с Димой Биланом, но вот никогда не ловил их на пламенный крючок захода. Мертвецы больше любят горящие церкви и пляшут вокруг них, как дети у елки. Мне кажется, они любуются техногенным, катастрофичным и рукотворным, вырезанным не Творцом, а его подмастерьем-неумехой, человеком.

Никогда не видел, чтобы зомби ценили закат. Это не рационально, а значит, прерогатива чувств. А вы можете себе представить живого мертвеца, рыдающего при просмотре телевизора?

Вот и я нет. Так что зомби в чем-то лучше людей.

-Единственная кровь на свете, которая мне нравится, - между тем продолжал зомбивед, - это кровь заката.

-Ты просто не видел, как горит в ночи что-нибудь подожженное под вой авиационной сирены. На такую романтику сбегаются десятки мертвецов.

Он пожал плечами:

-Я не вижу в этом ничего красивого и зрелищного. С тем же успехом можно любоваться актом дефекации Барака Обамы: шокирующее видео, но, увы не несущее просветления.

Это показалось таким же очевидным, как и два плюс два. Крыть было нечем, кроме применения силы и приказа. Бить человека, который оказался умнее тебя, было не очень приятно, но вот построить из себя знающего командира очень занятно:

-Сворачивай, заночуем в той рощице, - я указал на березовые кущи, довольно консервативно, в отличие от раздетых придорожных деревьев, прикрытые листвой.

Мы устроились на ночлег в духе вполне безобидного туристического похода. Разве что, из чащи выполз рычащий мужик. Ну, если быть откровенным, то и такое поведение вполне в духе туристов. Правда выполз он, не потому, что у него были перебиты ноги или он был пьян, а из-за другой, несколько нетривиальной причины. Замызганные штаны человека болтались скрученной веревкой на его коленях, как то, что мешает танцевать плохому танцору. От задницы человека остался не до конца обглоданный тазобедренный сустав. Огромная дыра гноилась, там ползал мелкий гнус и счастливые, нагруженные тухлятинкой красные муравьи бежали к своему муравейнику.

Как это ни печально, но самая вкусная часть человека это та, с помощью которой он думает.

Видимо, бедолага примостился справить естественную потребность, да не учел того, что враг, как и гомосексуалист, всегда нападает сзади. Особенно в душе.

Меня часто тянет на тупоумные, приевшиеся, как оскомина, шутки. Шутить надо, чтобы не сойти с ума и не повторить кровавый путь Евсюкова. В нынешние времена в России у него нашлись сотни последователей.

Пришлось отманить в исступлении ползущего бешеного в сторону. Я пощелкал пальцами, содрал коросточку на ладони и безумный параолимпиец пополз на меня, пятившегося в кусты.

-А почему бы не уничтожить его здесь?

-А кто его потом относить будет подальше, чтоб не вонял? Ты? Чур, я тогда за руки беру, а ты за попу.

Я сошел в небольшой овраг, на дне которого уже скопилась первобытная темень, зомби с завыванием пополз по его мокрому склону вниз. Вот идиот, неужто настолько одержим жаждой голода, что не понимает своей беззащитности передо мной - сильным, прямоходящим и с железным прутом в руках? Ни черта не понимает, в дичайшей ненависти хочет впиться мне в икру и лакомится мягким мясом. Но я то - умней его, победить не проблема. Никогда не понимал, почему люди в кинофильмах всегда проигрывают мертвецам-идиотам?

Наверное, ради кассовых сборов.

-Тебе бы на параолимпийские игры, приятель.

Сказав это, я наградил зомби утешительной металлической медалью, не из драгоценных сплавов, но из крепкого, рельефного железа.

Как это прекрасно - вбивать в чью-нибудь голову знания!

Береза горит быстро, дает сухой жар. Прикарманенные мною с тела одного лесника охотничьи спички, с огромными серными головками, могут подпалить что угодно, хоть целое бревно. Как я уже говорил: хочешь выжить в мире ходящих мертвецов, первым делом обеспечь свой быт и гигиену. Из бутылки с водой я умылся, гигиеническим мылом, украденным из одного перевернутого вагона дальнего следования на железнодорожной ветке, тщательно очистил себя. Помню, мне тогда пришлось хорошенько подраться за гигиенические салфетки и серебряный подстаканник с вампиршей-проводницей. А потом, когда я нагруженный добром пытался сбежать с места аварии, к которому уже неслось МЧС, на меня напала женщина, которая даже мертвая кричала: "Хрусталь! Хрусталь!"

Феликс, чесавшийся же с головы до ног, обеспокоенно произнес:

-Они не сбегутся на костер?

-А ты думаешь, для чего я развел его на дне ямки, срезав дерн? Дым их не привлекает.

-Ааа...

-Бээээ!

-Что?

-Вторая буква алфавита.

Мы сидели в тиши, когда небо над нами глотало верхушки перешептывающихся берез. На земле искрилась звездочка костра, и приближающаяся к нам темнота зло завидовала более везучей соседке.

-Как ты думаешь, из-за чего это началось?

Отвлекшись от банки горячих консервов, разогретых в костре и не переставая чесаться, Феликс, облизав тонкие губы, переспросил:

-Ты о чем, Иван?

Вот непонятливый! Естественно я спрашиваю о том, с чего начал творить Леонардо да Винчи и почему у Билла Клинтона отсосала Моника Левински.

-Да, - говорю, - решил вот узнать, с чего это Господь решил мир сотворить.

-Бог его знает.

Я громко рассмеялся и от его серьезности покатился от смеха по земле. Фен сначала совсем по ослиному прянул ушами, а затем, поняв мой сарказм, улыбнулся мелкими, мышиными зубками.

-Ты спрашиваешь о так называемом Зомбикалипсисе?

-Да, а что же еще. У меня, Фен, в голове давно созрела своя идея, касаемо происхождения этих прокаженных.

Напарник не ответил, продолжая скрести себе грудь. Я сжалился над ним, расчехлил свои скудные запасы и кинул ему пачку гигиенических салфеток и мазь против зуда:

-На, намажь воспаленные места. Мигом пройдет. Ты когда из Чанов убегал редкостным говном обмазался, надо бы тебе в речке искупаться, а то по запаху нас какая-нибудь тварь, пострашней зомби найдет. И еще, осмотрись на предмет клещей. Один энцефалитный и тебе полная хана. Сибирь же.

-У меня прививка, - буркнул Фен.

-Это хорошо, а я вот свою продлить не удосужился, не до того медицинским работникам было. Всех, кто хоть мало-мальски знает об инфекционных заболеваниях, перекинули на поиск вакцины против вируса. За бешеные бабки теперь можно себя от клеща привить. Для мертвого сталкера первое дело.

Ночь заглотнула нас, не поперхнувшись: с минуту назад мог я мог рассмотреть соседнюю валежину, близкие деревья, но лишь раз отвернул голову, и сухое бревно уже с хрустом стрескал подступивший и пытающийся сжать костерок, мрак. Небо моргнуло и открыло сотни глазных хрусталиков. Тучи совершили групповое изнасилование луны, и она не светит, погребена под влажно хлюпающими темными телами.

-Вирус, - оживился Феликс, вновь принимаясь за консервированные бобы, - а кто тебе сказал, что это вирус?

-Эка, - развеселился я, - а я думал ты очередной болванчик, которого власть напичкала такого рода историями. Сам то, как думаешь?

Зомбивед вновь поправил несуществующие очки, прочистил нос и начал:

-Мне начинать? Я буду говорить немного непонятно.

Ого, если так кто-нибудь начинает разговор, то значит, понятно будет не немного, а вообще ни хрена. Но разговор обещал быть приятным. Кое в чем Зомбикалипсис можно было благодарить, например, он постепенно, робкими шажками, возвращал людям ценность живого общения.

Потому что людей с каждым днем оставалось все меньше. В России, по данным Росстата, на шестьдесят-восемьдесят тысяч в сутки. Почему мало кто паниковал? Арифметика мало пугает тех, кто пережил лихие девяностые.

-Валяй.

Феликс развалился, как римский патриций, чувствуя, что оседлал ту стихию, за обладание которой на городских окраинах чистят морду. Правда сейчас из слушателей - валящийся в овраге и выставивший кверху зад мертвяк, я, мелкими кусочками откусывающий хлебушек и вычищающий им банку, да безмолвные звезды.

Хотя почему безмолвные? Может сейчас как раз с них на нас смотрят миллионы и миллиарды заинтересованных глаз, щупалец и прочих тентаклей? Ведь это такое интересное шоу! Целая планета, сошедшая с ума и жаждущая крови. Может они и устроили, как говорят некоторые уфологи?

-Существует такая теория, - начал Феликс, - что история человечества это не более чем закрученная спираль, причем мах ее вращения к вершине непременно сужается. Это связано с ускорением технического и социального прогресса. Вообще вся наша Земля развивается по циклам: природные, геологические, хронологические. Мы маленькие-маленькие точки на сравнительно небольшом, здесь уж как кому отведено, отрезке спирали-времени. Историческое развитие нашего вида тоже можно представить, как цикл. Если проанализировать его предыдущие витки, то можно с легкостью заключить, что сегодняшнее человеческое безумие легко предсказуемый исторический факт.

-Это как? - от неожиданность подскочил я, - получается, историки могли предсказать то, что с нами случится? Каким это образом?

-С точно такой же вероятностью, с какой экономисты предсказывают будущие кризисы. Если можно просчитать подноготную макроэкономического мира, то почему нельзя сделать такой же прогноз в исторических процессах? Я с уверенностью заявляю, что человеческое безумие начала двадцать первого века это вполне ожидаемый факт!!

-А доказательства, кроме того - резонно спросил я, - что ты последнее слово прокричал?

-Легко! Для того, чтобы человеческое безумие имело широкий резонанс, в человеческом одеянии истории должен был появиться пояс. Им стали, протяженностью более тысячи лет, с восьмисотого до и, по восьмисотые года нашей эры, пояс возникновения религий спасения. А именно - иудаизма, христианства, ислама. Именно они, чье появление было предначертано изменением технического совершенства обработки земли, развития культурного сознания, а именно распада от коллективного "мы" индивидуального "я". Понимаешь, Иван, человек создал христианство под индивидуума, который начал осознавать себя отдельно. Зачем мне нужны коллективные боги, если, чтобы выжить в этом мире, земной коллектив мне и не нужен? А тот, кто себя отдельно осознает, вне коллектива, очень легко может сойти с ума. Тебе что-нибудь говорит дата семьсот семьдесят седьмой год от рождества Христова?

Я, заскучав, неопределенно пожал плечами:

-Портвейн такой есть. Я как-то его выпил и много блевал.

-Темнота! - вспыхнул зомбивед, - знаешь, что в канун нового, семьсот семьдесят седьмого года, творилось в дикой, еще не оправившейся от переселения народов, Европе? Да люди, зараженные христианским сознанием, которое действовало, прежде всего, не на общину, а на отдельного человека - выли, стенали и плакали, боясь прихода, как они считали Судного дня! Три косы смерти. Безумие было таким, что в христианском мире были зафиксированы массовые пожертвования храмам, искупление своих грехов, добродетель, невиданная никогда прежде. Люди верили и боялись. Каждый хотел попасть на небеса. Это было своего рода первое массовое, известное мне безумие (если не считать смену наших эпох, самого Иисуса).

-Так, - очень заинтересовано спросил я, - а что же было дальше?

-Апокалипсис, конечно, не пришел, и Европа успокоилась до следующей страшной даты - тысяча сто одиннадцатого года. Четыре кола, четыре страшных единицы, четыре позорных столба! Четыре копья ангелов Апокалипсиса! Хотя, там не так, конечно, но масса очень боялась. Безумие было еще большим, нежели в семьсот семьдесят седьмом году. Преступники, плача и стеная, а также хлеща себя плетками, плелись в тюрьму, дабы искупить свои грехи перед неминуемой карой. Но никто не хотел их заключать в тюрьму, кому приятно было брать грех на душу? Богачи выбрасывали свои богатства прямо на улицу. В аббатствах и приходах по всей Европе собирались плачущие, истерзанные тревогой и безумием люди. И вот наступила обещанная дата...

Я очень увлекся рассказом:

-И что дальше?

-Судного дня, как обычно, не случилось, и привычное колесо жизни вновь покатилось по наезженной колее. Следующее безумие состоялось в шестнадцатом веке, правда, локально, в России. Знаешь такого Ивана Грозного?

Это да, такого я знал. Меня с ним роднило то, что мы оба швыряли с высоты котов.

-Это был очень мистический и одновременно набожный человек. Он верил в то, что скоро произойдет Конец Света, в частности из-за этого ввел на Руси опричнину. Метла и собачий череп - символы очищения страны от скверны. И какое безумие, какая кровь тогда пролилась! Если посчитать, то эти циклы безумия вполне себе систематичны. Промежуток равен примерно четыремстам годам. Сегодня просто настало время.

-Погоди, погоди, - я запутался, - а чьей это у нас никто не ждет конца света и прочей апокаптичной туфты? Погоди! Стоп.... А вот эта хренотень с майа, это ведь в прошлом году людям мозги сносила! И сейчас.

-Дело в том, что безумие определяет сознание. Если сознание у массы религиозное, то и бунт человеческий произойдет на религиозной почве. Люди просто не могли помыслить ничего другого, кроме как Армагеддона. А в двадцать первом веке, который, как я уверен, будущие историки назовут распутным веком, ценность религии сравнялась с обоями. Вроде бы по-прежнему изображают сцены целомудрия, учат чувственному и вечному, но наклеены в публичном доме. Нынче другие приоритеты и другое безумие. Мир сошел с ума и безумие выразилось именно в таких вот кровососущих сознаниях именно потому, что сознание у людей потребительское, скотское, материалистичное - больше урвать, напихать в рот и как можно скорее проглотить. И майя, их календарь, тоже замешан здесь, ты прав.

У тебя самого, такое сознание и определило бытие, мрачно подумал я.

-То есть, - задумчиво приговорил я, - по твоему превратится ли человек в зомби зависит от того, какая у него натура?

-Не совсем. Это зависит от того, насколько человек бессознателен и подвержен влиянию. Зависит от потрясения. Внушения. Тем более людям скучно, они мечтали о третьей мировой - это видно из множества романов, написанных о ней. Они мечтали о великих потрясениях двадцатого века, лишь чтобы они наступили, с плачем захотеть мирной жизни. Вот и выпало им жить в эпоху Зомбикалипсиса. Но, я полагаю, что как только минует две тысячи тринадцатый год, на теме которого паразитировали слишком многие мистики и бездари, пойдет спад загадочной болезни. Вспомни мои аналогии с косами и пиками.

Я лег на теплую землю и принялся думать. А ведь верно, истерия со сменой эпох и предсказаниям по календарю майя двигала умами многих. Хотя даже мне было известно, что индейцы майя не предсказывали конец света, но пророчили смену эпох.

Феликс Викторович продолжил:

-Во многом сегодняшнее безумие, подобное мысленному вирусу, передающемуся по ноосфере, как говорил еще Вернадский, весьма уважаемый ученый, имеет корни в тиражирование массовой индустрией такой вкусной темы, как предсказания народов майя. Люди кричат о том, что это были потрясающие провидцы. Тут не поспоришь - календарь распланировал их жизнь до мельчайших подробностей! Даты свадеб, знаменитый культ мертвых! Он даже предсказывал количество пленных, которые должны были быть захвачены после каждой битвы. Если количество пленных не сходилось, то майя производили обмен, дабы соблюдать непогрешимую точность своих предсказаний и не гневать жрецов.

Фен захохотал высоко и прерывисто, как человек, страдающий от икоты, в отблесках затухающего костра показались в раз ставшие длинными и кривыми, ятаганы его зубьев. Ночь окончательно залила мир, а на ее поверхности всплыл, наконец-таки, желток луны.

-А ты сам придумал такую теорию?

-Не, - отмахнулся рукой зомбивед, - я домыслил. Читай Эко, Ахиезера и других.

К счастью из недавнего я помнил Носова "Незнайку на Луне" и "Бойцовский клуб" Чака Паланика. Взрывная я вам скажу, получается смесь.

-Обязательно, - пробурчал я, - по-твоему, вирус не виноват?

-Нет. Все то, что есть в современном мире, уже было до нас. Безумие циклично. Просто почва, на которой оно произошло, меняется. Да и что можно сказать про вирус, если болезнь вовсе не обязательно передается с укусом? Скорее всего, человек сам себя накручивает, что превратиться в зомби, вот обращение и происходит.

-А как безумие тогда могло повлиять на изменение физиологических характеристик и потрясающую живучесть этих тварей?

-Сила веры это то, что может двигать горами. Если человек думает, что у него рак, то рак действительно может появиться. Если он думает, взращенный телевизором, что от укуса бешеного человека он может стать бешеным, он им станет. Мы себя недооцениваем, как и свой разум.

Мне даже перехотелось съездить ему по морде, настолько складную картинку он сложил в моей голове. Теория Феликса Викторовича объясняла то, почему люди выборочно становятся зомби, почему нет никакого вируса, заражений крови.

-То есть это массовое сумасшествие?

-Примерно так. Цикличное, повторяющееся сумасшествие, вызванное, на сей раз сменой человеческих ценностей.

Костер припадал на оранжевые лапки и лизал брошенные в него обгоревшие консервные банки. Утром они стянут мягкими, как холодный пластилин, и пережженная жесть перегниет под положенным на место дерном. Скрывать следы своего присутствия следует в первую очередь. Налетчиков никто не отменял, да и лесничество безумствует. В условиях угрозы голода профессия лесника не только вновь обрела свой романтический ареол, но и снабдила его практической выгодой.

По лесам нынче бродит много дичи. В том числе и человеческой. Существуют отряды егерей, отстреливающих буйных, питающихся животными и нарушающими биологический баланс. Говорят, кое-где в мире нарушена пищевая цепочка и целые края пришли в запустенье.

-Что это? - внезапно встрепенулся Феликс.

Я прислушался. С противоположной стороны, примыкающей к горизонту сенокосным полем, средь кузнечиков-скрипачей, давно раздавался приглушенный, постепенно нарастающий шум. Словно к нам двигались даоские монахи, тянущие своё знаменитое, протяжное "Оо-м-ом".

-Это означает береза, - тихо проговорил я.

-Прости, какая береза?

Я прошипел, подбирая поклажу и накинув на костерок дерновое одеяльце:

-Это значит, Фен, лезь на березу, пока более смышленые существа не обглодали тебе задницу, как тому бедняге в канаве.

Пока я без спешки, но в ритме собирал вещи, Феликс безуспешно пытался покорить шершавую, сучковатую и черно-белую, как палка гаишника, березу. Он нелепо, будто пьяный, обнимал толстый ствол с изломами вспучившейся коры, по-лягушачьи дрыгал лапками. Затем соскальзывал с нее вниз, по-учительски матерился "Дрянь какая!" и пытался вновь покорить живой Эверест. Сурдоперевод его тела явно нарушил во мне уверенность в правильности его теории.

Я печально вздохнул, отметив, что шум, к которому прибавилось уже различимое, загребаемое шлепанье десятков ног, появился на опушке леска.

По-возможности бесшумно подойди к спутнику я клацнул у него над ухом кастаньетами давно не чищеных зубов и, глубокомысленно выдал, ткнув его пальцем под ребра:

-Ы-ыырр-рр?

Великолепный, исполненный русской фольклорной матерщиной традиции крик, потряс, казалось, сами основы мироздания.

Сова, удивленно ухнув, улетела прочь. Полевки прекратили копаться в земле. Учитель, не касаясь руками ствола, а используя лишь подъемную силу ног, не залез, а вбежал на верхушку березы. Как мне показалось, порою, он двигался перпендикулярно стволу дерева.

Приближающиеся к нам голоса выказали живейший интерес к пятибуквенному звуку и с топаньем ринулись в нашу сторону.

Хорошо, что все мужики в душе мальчишки, и генная память помогает лазить по деревьям, не хуже обезьяны из лесов Бразилии, даже если ты седобородый старец.

На верхушку не было необходимости лезть - она раскачивалась из стороны в сторону, как общественное мнение. И, как всякое мнение, хотело надругаться над тем, кто в него вцепился, в данном случае - Феликса Викторовича.

-Эй, - крикнул я, - спускайся оттуда ко мне! Рухнешь, сожрут переломанного! Даже костный мозг не надо будет высасывать, так вытечет!

Сам я выбрал широкие, толстые ветви, развилкой уходящие вперед. Положив под себя рюкзак, я смастерил сносную мягкую скамеечку, на которой можно было вздремнуть без боязни упасть вниз. К тому же луна, крестившая мрачный, по-настоящему языческий лес, купельным серебром, давала кое-какой обзор. В руке предусмотрительно рогатка и стальной подшипник. Оружие в сумке.

Слез перепуганный зомбивед, я протянул ему веревку и посоветовал привязаться к стволу.

-Мы здесь будем спать?

-Если ты хочешь теплой мужской компании, - я указал вниз, - то вот и ребята, жаждущие искренней и непорочной любви.

На темную полянку, получившую светлые, зеленовато-прохладные тона, с воем, ссутулившись, выбегали буйные. Пять, десять, двадцать, дальше сбился со счета. Целая рота!

-Сколько же их! - прошептал учитель, - откуда они только берутся?

-Ты же сам объяснял, - меланхолично ответил я, - ноосфера, Ахиезер... Вернадский. Цикличность и критические дни. Не хочешь тем ребятам внизу объяснить, в чем на самом деле суть? Думаю, они бы тебя с удовольствием послушали.

Секунды две его бы и, правда, слушали, а потом лектора с удовольствием бы сожрали. Первых идиотов-миссионеров, из страны религиозных розовых слонов, как раз и схрумкали таким образом. Именно так на Руси стало одним святым больше - бедный дьякон Кураев, которого бы только дурак счел глупым, делающий политические очки на великолепных проповедях, пополнил обкушенной персоной канонизированный сонм.

Зомби топтались на месте, оглядываясь по сторонам и шумно раздувая ноздри (последнее я не видел, а слышал). Омерзительный такой звук получается, будто мертвецы засасывают в себя чьи-то сопли. Нас хранит теплота березы, мощный полог листвы и тишина.

-Может подстрелить кого, ведь мы в безопасности, - осторожно сказал трясущийся Фен, - мы высоко.

-Выше залез - дольше падать. Я буквально позавчера также сидел на черемухе и отстреливал зомбяков, пока они не начали качать мое укрытие. Только котом и спасся. А так как у меня под рукой нет никакого животного, то приманкой послужишь ты.

Он не сразу разгадал, что я шучу и нервно хихикнул.

-Впрочем, не думаю, что они смогут повалить такое здоровое дерево, а вот посмотреть, откуда бредут эти мертвецы не мешало бы.

Затылков так много, что сливаются в сплошной ковер из спутанных шишечек. Никого не видят, но уходить не собираются. Может, их тревожит уже вновь заросшая ранка на моей руке? Чуют, что здесь живая плоть.

-Перестрахуемся. Выкинь какую-нибудь хрень подальше от нас, чтобы шума произвела побольше.

Феликс с трудом отломал сухую ветку. Один из суставов дерева громко хрустнул, когда отделился от плодоносящего тела, но мертвецы, похоже, не услышали. Что было очень странно, не претворялись ли они? Зато мальчиши-плохиши туповато собрались гурьбой на полянке и нюхали, зло, шипя, как целое паровозное депо, ноздрями.

-Кидай, - скомандовал я.

Ветка, процарапав листву соседнего дерева, падала долго, цепляясь за растопыренные лапки, стукалась о ствол, но наконец, шлепнулась на землю.

Пока мертвецы следили за непонятным шумом, я оттянул белый медицинский жгут своего разящего орудия и пустил подшипник на встречу с мозгами аборигенов. Одна из темных фигур качнулась и осела на землю.

-Попал!

-Не кричи. Быть может и...

-Что, и?

-Может, не попал, а попали.

Живые мертвецы заинтересовано созерцали упавшее тело, а затем, повинуясь нитям кукловода (ну не могут существа лишенные разума быть синхронными) вытянули шеи по направлению к нам. Злой, рокочущий и полный кровавой алчности (да-да, именно так) крик, без нужды подсказал нам, что зомби всё поняли.

-Блин, а ведь ты прав, Фен. История и, правда, цикличная штука. Правда, она еще похожа на грабли, каждый раз, уверенный во всезнайстве, разбиваешь себе е....


Глава 6

Когда заря прокварцевала рощицу, и тени втянулись в стволы, я осторожно слез вниз. На несколько минут замер на нижних ветвях, как проститутка, что не любит быть снизу, но, увы, по долгу службы приходится.

Сверху донеслось озабоченное:

-Что там?

-Страх и отвращение в Новозомбиловске.

-Что?

-Слушай, - спрашиваю я, убедившись, что зомби отчалили, - а ты случаем, до того, как все это приключилось, в интернетах сидел?

-Да, я был пользователем всемирной паутины.

Как я ненавижу бывшую "жж-шную" интеллигенцию! Нет существа более беспомощного, не нужного и бесполезного, чем очередной "жжист", лишившийся выхода в мировую сеть, где он, слабое, бесхребетное существо, является мощным ядовитым тарантулом. Пожалуй, я благодарен Зомбикалипсису еще и в том, что он более чем на половину убавил пользователей всяческих социальных сетей и прочих общественных неводов.

-Слезай, а то задница у тебя хоть и учительская, каменная... - я хотел сострить, но на ум ничего не шло, - короче вали сюда, мертвяки уперлись.

Пока он окал, как волжанин, слезая с дерева, я рассматривал подстреленный мной труп, завалившийся на спину. Его здорово поели перед смертью: грудь обглодана до клетки ребер, руки - надкусанный сервелат с такими же, как у приличной колбасы, белыми точками, мухи всегда работают на совесть.

Синюшный оттенок мертвой плоти придавала не только смерть. Тело мужчины было исколото чернилами. Звезды на ключицах, и даже на щиколотках, увидеть которые я не побрезговав, палкой оттянув край липких спортивных штанов, набиты кандалы с колокольчиками.

-Мудозвон что ли, - почесал я голову, - эй, Фен, а я не знал, что здесь где-то поблизости зона или тюрьма располагается. Это ж вылитый зэк! Неужто буйные сумели разгромить целую тюрьму? Там же проволока, ограда, охрана?

Зомбивед, спустившись с дерева, мельком взглянул на мужчину и проговорил, оглядываясь:

-Да какой же это зэк. Обычный местный житель.

Я с сомнением рассматривал мертвецкие татуировки. По маленьким весям, да деревенькам, но особливо в крохотных городках, где лет двадцать назад благополучно развалилось какое-нибудь "градообразующее" предприятие, таких персонажей пруд пруди. Учитель не так бесполезен, как мне подумалось.

В небе пролетел беспилотник. Отслеживал передвижения мертвецов, если они сбивались в большие стаи, наводил огонь артиллерии.

Все-таки у Израиля есть технологии производства не только мацы.

-Пожрем на ходу. Надо идти в сторону города. По дороге, думаю, не попрем, если заметят вооруженных людей, то непременно заложат на ближайшем посту. Может, на армейскую засаду наткнемся, наверняка такую толпу зомбей с беспилотника, вон кружит, заметили. А постоянно соскакивать на обочину, где полно заразы и зомбей не вариант. Придется брести по окольным тропам.

Мой логический ряд ускользнул от пытливого ума учителя. Вот если бы я ему, пусть даже в самых пространных тонах пояснил, зачем все-таки Камбис пошел тогда на эфиопов, он бы понял. А простую житейскую мудрость никак!

-Так спрячь автомат то, - хлопает он своими прозрачными глазами, - засунь в рюкзак. Ведь это не сложно.

-Лучше штаны сразу приспустить.

-Ты хочешь в туалет?

-Нет, зомби хотят жрать, и я не собираюсь, когда их где-то поблизости рыскает целая толпа облегчать им задачу. Прятать автомат в рюкзак или иным способом его маскировать. Он будет у меня в руках во взведенном состоянии. А так как у нас нет транспорта, то убежать от бешенных нереально. Надеюсь, ты не считаешь, что я хреново считаю?

Я выделил Феликсу банку консервированных груш, которые в смертном бою отобрал у одной мертвой продавщицы в Венгеровском сельпо. Если так подумать, то почти все, что есть в моем рюкзаке, я отбирал в смертном бою.

Даже два рулона туалетной бумаги были похищены мною с боем. Можно было собой гордиться.

-Ты не смотри что снаружи присохшая кровь, зато внутри питательный сироп. Давай, погадь в кустах, и пойдем.

Как только он вдвинулся в кусты, я пошел следом за ним. Учитель, немного опешив, спросил:

-Что, тоже груши захотел?

Нет, мне теперь решительно понятно, почему зомбячья зараза все еще марширует по России, а количество умертвий множится. Если посылать таких людей, как Феликс Викторович, преподавать зомбиведение, то удивительно как мы вообще живы!

-Фен, помнишь, вчера вечером я убил здесь зомби, у которого отсутствовала задница, а штаны болтались в ногах?

-Помню.

-Разумеется, я даже спрашивать не буду, а сразу скажу: ты не хочешь, чтобы с тобой случилось тоже самое. Поэтому, я вынужден стоять рядом с тобой, пока ты не опорожнишь свой кишечник.

До него дошла эта нехитрая информация. Возможно, он был мне благодарен настолько, насколько может быть благодарен жжшный интеллигент, удивленный, что здесь, на земле, нельзя забанить обидчика, а захованный ip-адрес не спасет от разбитых щей. И не только щей.

Ведь картина эта ужасная: опустив свою тушу на корты, гадить, отклячив задницу, и поминутно оглядываться назад, готовясь, как спринтер сорваться на стометровку. Вдруг к тебе сзади подползает какая-нибудь полусгнившая тварь, намеревающаяся вонзить в твой анус свои крепкие, подросшие от усиленного питания зубки.

Быт, не устану повторять, быт, а не зомби гробит большинство людей!

-Хочешь анекдот? - миролюбиво спросил я.

Знаю же, что никто из них не любит слышать естественные звуки при дефекации организма, неловко. Вот и спасаю.

Не дожидаясь ответа, я продолжил:

-Почему многие евреи стали зомби? Зомби не нужно платить налоги.

Юмор в эпоху крови погрубел, оброс, как грибок, соленой коркой, где шутки и прочие эвфемизмы выдумываются не за бутылкой водки или какой-нибудь розовой вечеринке, а появляются в таких вот березовых ебенях, с мертвецким, холодного цвета солнцем. Авторы у них - такие же мертвые сталкеры и их молчаливые, хмурые товарищи.

-Смешно, - сказал он, смущено принимая от меня туалетную бумагу.

Быт и еще раз быт!

Мы метили штрихпунктирном передвижений и мочой лесостепь. Опасное это дело, писать в Российской Зомбирации за деревьями: об это сложено столько анекдотов! Кончаются они печально.

Что называется: пошел в лес пописать, встретил зомби, заодно и покакал.

Зомбивед пыхтел, как диссидент, сзади. Возможно, покажется странным, почему я, в духе бульварного фэнтези, стал обрастать на пути к Новозомбиловску, подобием какой-то команды. По иронии судьбы должна еще появиться женщина, с которой я сначала буду на ножах, а потом на простыне. Фен будет вздыхать и хныкать, соответствуя своей роли социального иждивенца, совершать всяческие интеллигентские глупости, которые я с позиции сильного вожака буду исправлять. Позже выяснится, что зомби появились по воле какого-нибудь Черного Властелина и у него, конечно же, есть вакцина против заразы, а умный Фен придумает способ победить злодея. Я сражусь с ним в смертельной схватке, где мой неуязвимый (а как еще?) противник будет теснить меня, но в конце я исхитрюсь и нанесу финальный удар в какую-нибудь точку на его теле, которую не описала струя благодати. Например, в крестец. Будет оригинально.

Я тоже ненавижу дешевое юмористическое фэнтези.

Не помню, но кто-то из великих сказал, что свидетельство никчемности литературы есть свидетельство никчемности цивилизации. Интересно, между моими мыслями и этим выводом можно поставить знак равно?

А я, конечно же, "кчемный". С полным рюкзаком мародерских трофеев, пистолетом, даже с автоматом, который продам задорого и буду с полгода жить, не покидая грязных баров Новозомбиловска. Определенно, в жизни рейдера намного больше плюсов, чем в жизни мертвого сталкера, но вот уж очень часто эти плюсы превращаются в кресты на кладбище.

Феликс провалился в какую-то пахучую жижу, что салатовой ряской стянула какой-то водоем. Какой-то, какую-то, где-то, когда-то - это термины потерявшейся эпохи, искаженной морали и времени, когда ничего нельзя сказать определенно.

Он забарахтался там, заорал, будто хотел отпугнуть от себя потенциальную царевну-лягушку. Из середины водоема поднялась удивленная, покрытая высохшей тиной голова. Овощ, которого я принял за бревно, с париком из зеленой жижи, заинтересовано посмотрел на нас и стал медленно подгребать к зомбиведу.

Мне стало интересно. Не торопясь вытащить товарища, я дождался подплывшего к нему мертвяка и ударил его железным прутом по голове. Тот, подергавшись в пруду, как синхронный пловец на пенсии, закачался по волнам. Вытащив сначала Фена, а потом зомби на берег, я с удивлением заметил, что в одной руке мертвеца была зажата сплющенная, с выпученными глазами рыба. Значит водоем проточный, но поток воды так мал, что все заплесневело.

-Зомби рыбачил! Ты представляешь?

-И что? Не забывай, ведь это же человек. Почему ты меня сразу не вытащил?

Я с удивлением изучал добычу. Раскрыв железным прутом пасть я увидел, что посиневшее нёбо и язык мертвеца исколот многочисленными костями и хрящиками. Гнойники, есть отеки. Невероятно, он охотился! Он покачивался в водоеме, пока вода не успокаивалась, а потом, видимо, ловил руками рыбу, словно мальчишка на мелководье.

-Потрясающе, конкурентоспособный вид? Представь, Фен, он занимался охотой! Что, если они смогут обучаться бесконечно, и когда-нибудь человечество столкнется с толпой жаждущих человеческого мяса существ, при этом вооруженных автоматами, умеющими пользоваться техникой, устраивать засады и знакомые с тактикой боя? Вот тогда нам точно конец.

Учителя, казалось, не заботило такое открытие, что овощ может рыбачить. Он счищал с одежды погоны из тины, а затем, раздевшись пока я изучал человека, отжал нехитрый костюм.

-Почему ты меня сразу не вытащил? - хмуро спросил горе-утопленник.

-Тебе надо было помыться, когда придем в селение, нас не в один дом не пустят переночевать, если от тебя нести будет, как от инфекционной лаборатории. Поверить не могу, а я считал, что когда буйные пытались меня спихнуть с дерева ими, как будто, кто-то управлял, а они сами... развились!

Фен пробурчал:

-Это всего лишь остаточная память. Вспомни, что никто из них не был рожден зомби, а они ими стали, будя до этого людьми. Неудивительно, что пробиваются инстинкты и старая память. Может он рыбаком был?

Промокший комбинезон зомби указывал, что он работал на заправке "Лукойла". Эту компанию, впрочем, как и других энергетических магнатов, постигло небольшое несчастье: их руководство немедленно мутировано в зомбей, а по новостям еще долго показывали резиденции газо-нефтяных компаний, что стали огромной небратской могилой для тысяч и тысяч человек, запертых в одном здании с десятками буйных.

Я всегда знал, что большие деньги до добра не доводят. Впрочем, точно так же, как их отсутствие доводит до зла.

Когда солнце, обидевшись на то, что некого выжигать жарой, скатилось в уныние, мы пообедали и отдохнули.

Я смотрел как неумело, весь забрызгавшись и даже не оглянувшись назад, когда в поломанном сосняке что-то хрустнуло и глухо ругнулось, ел говядину мой подшефный интеллигент. Воплощение Демосфена на уроках, в реальной, не лекционной жизни он превратился в обыкновенного побирайку. Наверное, он и смог прошагать эти два дня от пожратых Чанов до нас, потому что даже зомби не обращали на него внимания.

На первый взгляд странно, почему я позволил взять с собой такую обузу: бегать не умеет, жалуется, о реальной жизни осведомлен так скудно, что ему впору становиться каким-нибудь чиновником. Практическим навыком, например, что стоит прикапывать собственное дерьмо, завязывать шнурки, прислонившись к дереву, или же постоянно промывать ранки и перебинтовать их, не обучен.

Поговорив с Феликсом, я выяснил, что в областную школу он попал после того, как купившись на президентскую программу, обещающую молодым специалистам собственный дом и полный социальный пакет.

Он так и ушел из Новосибирского Государственного Педагогического Университета (НГПУ. Просто НГПУ), прочитав на доске объявлений заманчивое предложение: "Собственный дом, оклад согласно категории, социальный пакет", так он и оказался романтическим парнем, чуть более двадцати весен от роду, в Чанах.

Чанам было весен побольше, да и местные жители больше предпочитали романтике "Капу и Картель" вместе с группой "Лесоповал". Дом же на поверку оказался квартирой с желтым потолком и чахоточной неврастенией по углам, звучное слово оклад скукожилось до пяти тысяч рублей, а социальный пакет оказался обычным пластмассовым пакетом, в котором ежемесячно поступало продуктовая помощь. Она состояла из еще одного пакета, только на сей раз бич-пакета. Размышляя о такой несправедливой к нему рекурсии, Феликс Викторович, с именем, не по возрасту прилаженному к мелкому тельцу, заваривал на крохотной кухне гуманитарную помощь от Собеса - коробочку "Доширака" и проверял тетради.

Зомбикалипсис он встретил стоически, как и любой учитель, ежедневно переживающий настоящий классный бунт. Пока в Чаны, где зомбяки в Abibase раздирали людей, не вошла армия, занятия в школах прекратились. Люди, охваченные паникой, хотели бежать из города, но в стране действовал усиленный режим ЧП, ограничивающий свободу передвижений.

С расквартировкой в Чанах батальона доблестных российских мотострелков на улице стало меньше гопников, пьяных и конокрадов, зато появились мародеры, насильники и грабители. Весной того злополучного года в России была введена смертная казнь и офицеры кое-как смогли навести шаткий порядок, но потом, увидев, что командованию, пославшего их охранять гражданских, фактически наплевать на обеспечение и снабжение собственных войск, а тыловики перебрались за границу, было вынуждено согласиться с системой кормлений. Солдаты батальона отбирали у местных еду, за что крестьяне и горожане получали защиту. В организации, сплачивать которую должно беспрекословное выполнение приказов мигом образовались вооруженные землячества, играющие роль местной бандитской группировки. Так продолжалось до тех пор, когда под ресницей жаркого июля перед солдатскими КПП не были неожиданно обнаружены канистры спирта и после пьяной увертюры - тысячи, тысячи мертвецов.

-И ты три дня шел беспрепятственно по трассе, пародируя зомби?

-Приходилось, мы, учителя, очень здорово умеем притворяться, что нам понравился ответ ученика.

-И ты ни разу не встретил военных? Ни разу не остановилась машина, чтобы из нее не вышел здоровенный парень и не начал тебя пинать, приговаривая: "Это тебе, сука, за Россию. Это тебе, сука, за моего брата"?

-Сам удивлен, но нет.

Он явно где-то темнил, но я не пытался до этого докапаться. В конце концов, нельзя мерить мир катастрофы моралью мирного времени. Посмотрел бы я на этих гуманистов, вопящих о том, что зомби тоже люди, когда этот человек тебе пытается перегрызть горло.

Феликс Викторович, не смотря на свою немочь, был нужен. Вдвоем безопасней. Можно развлечь себя разговором, а также наконец-то поспать на земле, не утруждая себя корчмой на качающихся лапках деревьев. Тем более он травит отличные исторические байки, которыми история полна чуть больше, чем полностью.

И самое главное, так как я не успел еще поймать нового кота и засунуть его в мешок, неуклюжий и слабый Феликс Викторович послужит отличным кормом и приманкой для зомби. Об этом я уже говорил.

-Смотри, женщина!

Он наврал, впереди девушка. Сгущенная тень в белом платьице и сандалиях. Глаза в совиных кругах, но во взгляде жалобность мышки. Стоит в десятке метров от нас: голодная, оборванная, кто-то взял и не вернул ее честь.

-Помогите, - жалобный жаворонок голоса, - помогите, я тут совсем одна.

Сердце схватили ледяными клещами. Нет, это не метафора грусти и беспощадной печали, что пронизала мою чувственную душу. Да и не о душе речь, а о заднице. Чувствую мурлом я опасность, в отличие от этого интеллигента, что сразу поперся навстречу девушке.

-Феликс, - неожиданно серьезно и тихо сказал я, позабыв о маниакальных планах насчет учителя, - отойди назад и встань поодаль. Если выбегут зомби - залазь на березу, если люди, кричи и убегай.

-Что? - он зло повернулся, ощерив крысиные черты лица, - это женщина! Ей нужна помощь, она одна среди леса!

Интеллигенция ругает все американское кино, но я очень хорошо помнил урок первого фильма про "Людей в Черном", когда из всех ужасающих монстров была застрелена именно маленькая девочка с учебником по высшей математике.

О чем думал этот герой, встретив в чащобе вялых берез одинокую девушку, молящую о спасении? До трассы с километр пешком, тропы не хоженые, вокруг гуляют толпы зомбяков, колхозных полей не видать.

Не иначе это Мадонна.

Он не слушает и подходит к трясущейся девушке, а я наоборот отступаю назад, сжимая автомат. Остатки в обойме, да я и стрелял то из него несколько раз! На сборах, когда нас, десятиклассников, запихали в вонючий автобус и отвезли на Шилкинский полигон, где каждый из нас расстрелял шесть патронов и, под голодными взглядами солдатни, вымешивающими целые рожки на скинерсы, поел вкусной гречневой каши. Еще немного удалось попрактиковаться в нелегальном тире, которые массово появились после Зомбикалипсиса, выпустив несколько рожков. Собрать-разобрать я не сумею. Я не рассчитывал в этом походе найти автомат и не оставлю его у себя - риск владения больше пользы, но вот сейчас эта приятная тяжесть меня очень бодрила.

-Феликс, вернись! Твою бога душу! Это подстава чистой воды. Чё бы эта баба здесь делала одна одинешенька?

-Мы же с тобой здесь что-то забыли? - огрызнулся он, уже приобняв и успокаивая плачущую женщину.

Ничего страшного не произошло. Но я не из тех идиотов, что немедленно плюхаются в трясину, если она еще не до конца поглотила их товарища.

-Ну и хрен с тобой, ботаник!

Я, подобный ножке циркуля, описал широкую дугу и вышел по березовой опушке восточнее оставленных мною людей. Справа неслось по травам волнующееся поле, замыкаемое вдали синеватыми прыщиками холмов. Власти все время кричат о голоде, но что мешает засадить это пространство той же картошкой?

Сердце от потери соратника не ноет, но вот ноги работают быстрее, хочется пройти непонятное место. Что эта девчушка делала в роще, зажатой равниной? Скорей всего Фена уже потрошат грабители или смакуют какая-нибудь стайка обучившихся буйных, смекнувших, что приманить человечков образом обнаженной девицы куда как эффективней, нежели своими небритыми и обгрызенными рожами.

Феликса мне не жаль, разве что немного обидно, что я лишился такой превосходной отмычки.

Какого же было мое удивление (такое, как при просмотре самого идиотского фильма Скайлайн), когда я, через пару километров, совершив привал у небольшого родничка, омывающего корни дуба, встретил эту парочку. Почему-то родники очень любят примыкать к дубам, как женщины к мужикам.

Фен все еще живой. Они молча подошли и уселись рядом, учитель сверлил меня взглядом и пилил скрежетом зубов.

-Пожрать что-нибудь дай, - неестественно сказал он.

Я, не выпуская из рук автомат, слушал опадающую наземь тишину. В лесу трудно различить шаги опытного охотника: его ступни никогда не обрекут на перелом ветку и не оступятся. Девушка молчала, мне стало немного жаль ее. Быть может, я ошибся?

-Возьми сам в рюкзаке, после закрой его, а я уйду.

-Ты что, совсем с ума сошел? Это же обычная девушка... де-вуш-ка!

-Да вижу, что сиськи, а не зомби. Только вот кроме этих прелестных серых глаз я знаю еще и то, что мы подходим к двум замечательным населенным пунктам: Барабинску и Куйбышеву. Барабинск славен работорговлей, а Куйбышев рейдерами. Они промышляли этими ремеслами еще до Зомбикалипсиса и мимо них можно проскочить лишь по федеральной трассе, так как она охраняется. Или лесами, потому что по ним мало кто ходит.

Никогда я еще не видел, чтобы Фен так презрительно сцедил:

-Баран... Тупица, сам возьму консервы.

Он мог обзывать меня еще долго. Мог назвать закомплексованным наивным дебилом или погибающим от сперматоксикоза оленем. Оскорбления слабых людей не должны трогать людей сильных. И все бы ничего, все бы закончилось мирно, все бы пошло хорошо, если бы не эффект бабы!

-Почему вы меня боитесь? - тихо спросила она и посмотрела без осуждения, как могут смотреть только женщины, маскируя взгляд кобры под испуганный взгляд лани, кроша и пронзая всю твою защиту.

Я выбросил белый флаг и провел языком по вмиг пересохшим губам. Стройные ряды доводов и контрдоводов рухнули под этим простым, без хитростей вопросом. Дуло автомата качнулось и уперлось в траву. Какая обида, не различить звуков, ты уязвлен в самое сердце! Уязвлен женщиной в присутствии другого мужчины! Какой позор! Воздух вокруг немедленно пропах бабами и их доскональным знанием мужской натуры. На такой вопрос, не уронив своего достоинства, можно ответить только так:

-Потому что я вас действительно боюсь.

Неловкая луна улыбки, и в тот момент, когда я собирался встать, чтобы бежать, бежать без оглядки от этого места, сзади раздалось тихое:

-И правильно делаешь. На землю, мордой вниз.

Ах, бабы, бабы! Когда-то они победили Самсона, когда-нибудь захватят целый мир. Сегодня же они облапошили меня.

Все мы часто просматривая подобную сцену в желтых кинолентах и недоумевали: какой же дурак будет бросать оружие, окончательно ставя себя в неравное положение? Почему он должен выполнять команды? Вот, если кувыркнуться в сторону, в это время выпростав вперед руку, заломить вражеское запястье и исхитриться пнуть его... ведь это так просто!

Все это натуральная херня, господа. Сделаете все, что прикажут. Жить то охота. И будите верить в жизнь, даже если вам прикажут копать прямоугольную яму.

Фена уже оседлала женщина и с силой прижала его к земле. Он и не пытался сопротивляться. Трус, если я не сопротивлялся, потому что понял бессмысленность этого действия, то он, потому что дико боялся.

-Лежи и не двигайся.

-Да не дурак, понимаю.

-Вот и славно.

Ноздри щекотала жесткая трава, хотелось чихнуть. Я слышал, как неизвестный взял мой рюкзак и отошел в сторону. Послышался новый шум: вязкий, сиплый, с отдушиной, к нам шел кто-то громоздкий и малоподвижный.

-Взяли обоих? - с удовлетворением спросил невидимый человек, - долго же пришлось водиться, ради этого сраного автомата!

-У него и пистолет есть, - сказал первый голос, - смотри.

Несколько быстрых шагов, вбитая в землю листва, и меня переворачивает на живот пинок под ребра. Вижу небо, хотя ему далеко до панорамы Аустерлица. А надо мной лицо не Андрея, а какого-то гнуса, что имеет не лицо, а кусок измятого пластилина с воткнутой туда спичкой носа.

-На пузо, сука!

Пару раз со мной играли в замечательные качели: заставляли лечь на живот, а потом пинком переворачивали на спину, покуда я не стал чувствовать себя так плохо, будто напился российского пива. Неподалеку истязали зомбиведа.

Единственное о чем я сожалел, так это о том, что не могу присоединиться к палачам.

-Ребята, - наконец прохрипел я, - если вы не остановитесь, то не услышите, где я спрятал сокровища.

Толстяк насторожился:

-Какие сокровища?

Я улыбнулся сквозь боль - ребра отбиты, но не сломаны, мозги вертятся в барабане стиральной машины, но искрят:

-Мозги ребята, я про мозги. Вам они нужнее, чем Страшиле

Разумеется, я знал, что меня не убьют. Иначе бы не стал так шутить. Хотели бы, подстрелили из засады. Кому приятно оставлять за своей спиной мужика, сумевшего раздобыть автомат? Бегло обыскав меня и не найдя другого огнестрельного оружия, разбойнички решили немного поиздеваться. Но, раз не убили нас, значит - нужны. Для чего? Сексуальное рабство? Продажа на органы? Для этих операций нужен немного другой биологический материал. У меня был один ответ: работорговля.

Даже если мир заполонят жаждущие мяса живые мертвецы, самым страшным зверем по-прежнему останется человек.


Глава 7

Он, как обычно, скучал, прислонившись к высокому стальному забору, за которым возились несколько голодных псов. Скисшая грунтовка между черными, кривыми да малохольными домиками, несколько русских старух, перекованных летами в затупившийся кривой серп, черноволосая малышня, провожающая камешками эти безжизненные, ломаные огарки человека.

Быть может, это слонялись не старухи, а зомби, овощи. Ему было наплевать, он не видел разницы.

Изредка появлялись худые скелеты, с накинутым на череп капюшоном, с протертыми белыми коленками и черными подглазьями. Они протягивали ему пару мятых бумажек, а он, принимая их, с несколько секунд задиристо смотрел на клиента, отлипал от забора с прической из колючей проволоки и скрывался во дворе. Тогда собаки лаяли громче, лязгали длинные цепи, сыто хлопала дверь.

Через пару минут он возвращался и отдавал подрагивающему в нетерпении человеку пакетик и вновь безразлично льнул к забору, набив ему оскомину из слезшей краски. Так медленно и неторопливо, словно воды мутной речки Ельцовки, ныне загнанной в трубы, протекала его жизнь.

Он был коренным новосибирцем, но никогда не считал, что местные трущобы подле вещевого рынка "Барахолки", или сверкающий центр, куда он с друзьями катался поздно вечером на машине, в поисках мини-юбки или драк, были его домом. Отец его переехал сюда с пылающих гор в начале лихих девяностых.

Сила дает молодость, поэтому сильный человек молод всегда. А он был именно таким человеком. Он не ненавидел местных, скорее относился к ним с заслуженным пренебрежением. Еще в школе, которую он с грехом пополам посещал, он чаще разбивал носы, чем получал пятерки. И бил не от звериной силы, дикости и агрессии, а бил потому, что ему позволяли бить.

Изо дня в день наблюдая, как к нему приходят просвечивающие на свету скелеты и молча протягивают ему в трясущихся руках деньги, он понимал, что живет на земле не воинов и даже не землепашцев, а просто мусора. Полученную брезгливость он вымещал вечером, под мошной ночи, когда, ни разу не побывав в мечети, щекотал под вспышкой фотоаппарата вскинутым пальцем зад Аллаху. А после пить алкоголь и втыкать в беззащитных, блеющих овечек, безрезультатно зовущих давно купленного его отцом пастуха-милиционера, чуть кривоватый, как подобает истинному нохчу, клинок.

Делал это он не по злобе, а скорее потому, что можно было делать. Это казалось забавным, это пробуждало спящую в крови память бесстрашных предков, скидывающих карабкавшихся на кавказские горы русских белорубашечников. В такие минуты, когда он с друзьями заламывал пьяненькую шлюшку, полагавшую, что ее купят не сразу, а через два-три свидания, юноша чувствовал себя охотником на каменных склонах стареющего города.

Он никогда не любил Новосибирск. Новозомбиловск ему тоже не пришелся по душе. Овощи и то оказывали ему сопротивления больше, чем местные жители. Его злило их показное безразличие и мутный, но вроде бы заинтересованный взгляд. Они никогда не отводили взора, подходили ближе, иногда касались его, обдавая гнилостью, и его это страшно раздражало. Обычно, когда он двигался в транспорте - нагло и уверенно, либо расталкивал мощным волнорезом плеч чахлую толпу, движущуюся ему на встречу, никто не смел поднять на него взгляд.

Больше по душе скучающему человеку приходилось другое название, данное городу - Новосиббад. Здесь, вокруг истекающего денежным соком вещевого рынка, билось алчное сердце сметливого народца - возводились широкие заборы, укреплялись гаражи, блестела младенческая кирпичная кладка.

Анклав, накопив запасы денег, драгоценностей, наркотиков и оружия, отделился от внешнего мира и здесь, в пока еще проходных, но не посещаемых улицах, давно царило право ножа и непререкаемого слова старшего. Он с улыбкой понимал, что здесь он будущий хозяин. И никакие зомби не страшны силам сплоченного клана.

Это - его земля. Земля, взятая в бою с бесплотными призраками когда-то великих сынов Руси, выплескивающих свой героизм исключительно на дно унитаза. Он будет полноправным хозяином, законно спихнув с престола тухлое тело предыдущего собственника.

Он, мальчик четырнадцати лет, год назад впервые убивший пойманного старшими братьями и ползающим у него в ногах кафира, а два года назад познавший женщину, распорядится этой землей правильно. По-хозяйски.

Земля, если ее не защищать и не любить, всегда отворачивается от своего хозяина. Это закон жизни, и нет в этом ничего предосудительно или дурного. Сильный ест слабого, а слабый прячется в кустах.

Он, мальчик четырнадцати лет, уже сейчас сильнее многих живущих в этом городе. Даже здоровенных, но забитых русских мужиков.

Из взбрыкнувшей перед воротами особняка тонированной, издевательски вишневой девятки, высунулось дула автомата.

Очередь.

Клокочут маленькие вулканы.

На его губах клюквенный сок. Он уже мертв.

Бабки, что живые в ужасе взмахивают руками, а те, что мертвые заинтересованно и тупо смотрят на окутавшуюся дымом машину.

Раньше, чем рассеялись пороховые газы возмездия, машина рвет с места, ловко огибая медленно бредущих к убитому парню старушек. Как победный удар по барабанам - во дворе взрывается две гранаты, и больше не лают, разбрызганные по сторонам, блохастые псы. А к соблазнительно пахнущей свинцом и свежей смертью туше, подбираются шаркающие и еле ходящие бабушки.

Они становятся на колени и, те, у кого во рту не осталось зубов, без спешки пьют нужную им кровь, более везучие железными челюстями рвут молодое, нежное мясо. Пихают сочные кусочки в морщинистые рты. Овощи тоже едят человечину, но только убитую или падаль, живые им внушают исключительно интерес.

Полумертвые бабушки, торопливо крестятся, бьют поклоны по направлению к ближайшему храму (сожженному неизвестными три месяца назад) и жалеют без вины убиенного, одновременно потрясая кулаком уехавшим бандитам.

А в удаляющейся и выруливающей ну трамвайные пути машине, уже вовсю хохочет Еремей Волин.

-Как я его, а? Видать пацан думал о чем-то возвышенном! Не иначе, философ рос! Кафка, млять!

Трое взрослых мужчин гулко засмеялись, как могут смеяться сильные, уверенные в себе люди, не нуждающиеся в злобе.

Автоматы на предохранителе и положены на пол, накрытые сумкой. В нагрудном кармане у лидера партии Живых, такого же неунывающего и широкоплечего, тысяча долларов, на взятку (доллар сильно обвалился, так как пораженные вирусом страны предпочли не поддерживать лживый финансовый порядок, а спасать самих себя и затребовали с США возвращение долгов), поддельный членский билет депутата областного законодательного собрания.

-Ерем, - повернулся к полковнику второй стрелок, - ты еще долго будешь с нами ездить на такие дела? Повяжут тебя хотя раз, и пиши пропало.

В зеркале заднего вида отражались настороженные, не раз грустившие глаза личного телохранителя Волина, худого, но жилистого, подвижного Эдуарда Кожемякина. Друзья ласково называли его Мордомякин, так как он был большой специалист по изменению форм носа, губ и подбородка без всякой пластической хирургии. Ныне Эдуард отличился тем, что уже предотвратил одно покушение на Еремея Волина, а однажды даже придушил амбала-буйного, набросившегося на политика при возложении венков на могилы воинов на Заельцовском кладбище.

-Эдик, понимаешь, меня этот Хусеинов достал. Сначала мне прислал палец человеческий, потом ухо, и все с запиской: "Прекрати, иначе мы пошлем твоей жене твой член". А в конце записки еще было постоянно приписано: "P.S. Я тваю маму ибал!!!"

Волин громко захохотал, и приоткрытый салон, избавляясь от удушливых пороховых газов, вновь наполнился здоровым смехом.

-Я же не мог позволить, чтобы пострадал еще один гражданин. Если Хусеинов вновь дернется, то я его, либо повешу, как Хусейна, либо так обшарю дом, что наверняка найду биологическое оружие. Хотя бы у него в холодильнике!

Движение почти отсутствовало, из-за постоянных атак террористов и рейдеров на нефтеперегонные станции и врезки в трубопроводы, бензин стоил заоблачно. А-92 около шестидесяти рублей за литр. А если учесть, что национальная валюта Российской Зомбирации, укрепилась (при слабейшем импорте) как эрегированный орган, то октановая водица стала на вес золота.

-И все-таки, - не унимался Эдуард, - это могли сделать мы, твои старые военные товарищи.

Водитель кивнул бритым затылком:

-А то. Мы с Мордомякиным бы враз порешили этого гада. А его недозревшего джигита порезали бы на ломти. Мне сын про него рассказывал. Со страхом, блин, рассказывал! Будто он не весть, какая шишка. Ха-ха! Шишка, скоро эту шишку на Заельцовском кладбище похоронят, среди сосен.

Водитель, давний друг полковника, а теперь член службы безопасности Партии Живых, Руслан Гудков, немного смугловатый мужчина с коротким ежиком волос, сегодня выгладил взволнованно. Он нервничал, постоянно чесал затылок или уши, но действовал безукоризненно.

Волин тяжело вздохнул и потер мощными ручищами шею, как будто его душил кто-то невидимый.

-Дело в том, мужики. Вернее... дело в Нём.

По тому, как этот величественный снежный барс в человеческом обличие, атлет и великан, уважительно и со страхом произнес "Нём", его друзья сразу поняли, кого имел ввиду Еремей Волин.

Тогда, в начале января две тысячи двенадцатого года, когда никто еще толком не знал, как нужно поступать с воинственными мертвецами, чье число росло в геометрической прогрессии, Еремей Волин, полковник и командующий Новосибирским гарнизоном, принял ответственное решение: ввести на центральные улицы города войска, бронетехнику и силой оружия водворить порядок. Новосибирск, накопивший, благодаря праздникам, в стылую сибирскую зиму, много сил, вовсе не желал успокаиваться: буянил, грабил магазины, захватывал поезда метро.

Вандалами, неизвестно зачем, были взорваны многие памятники, в том числе в сквере "25 лет Октября", и за площадью Ленина. Правительство медлило, местная власть проявляла пассивность и тогда Еремей Волин, перекрыв БТР-эрами в ключевых местах величественную и самую длинную в мире прямую улицу - Красный Проспект, отдал приказ стрелять в мародеров, грабителей и окровавленных людей без предупреждения. Словно желающая добавить в белое царство больше красных подданных, зима накинула легкую зимнюю курточку и сбросила температуру до минус пятнадцати. Солдатам, под предводительством храброго полковника, пришлось основательно потренироваться в стрельбе. Полковник один из первых догадался, что зомби (сносно переносящие холод) привлекает шум и яркое зрелище. Отныне солдаты на установленных блокпостах обязаны были опутывать боевые машины, с работающими в них двигателями, мигающими гирляндами. В померкнувшем городе мигало яркое светопреставление. Ночью, запоздавший Новый год, приходили справлять в последний раз множество заинтересованных мертвяков. Также летучие бригады Еремея Волина совершали налеты на тепловые магистрали. Если раньше - это была вотчина бомжей, то теперь от них остались лишь груды тряпья, да воспоминания на донышках бутылок из-под стеклоочистителя, а все теплотрассы, как воробушками, были облеплены мерзлыми живыми трупами. Постепенно контроль распространился на большую часть главных улиц столицы Сибири, граждане могли использовать метро, без боязни быть зарезанными, посещать кинотеатры и массовые представления, и впервые за долгое время на Красном Проспекте, впервые можно было видеть гуляющие пары, заглядывающие в светящиеся витрины книжных магазинов.

Как только небольшой порядок был наведен, Еремея Волина тут же арестовало, хоронившееся в подполье управление ФСБ, и, как опасного террориста и зачинщика беспорядков, отдали под суд военного трибунала. Тогда многим казалось, что эпидемия не перерастет в пандемию, ведь как всегда СМИ преувеличило опасность катастрофы. Жизнь понемногу налаживалась, а ученые из центра исследования вирусов "Вектор", находящимся в научном городке "Кольцово", недалеко от Новосибирска, вот-вот должны были создать вакцину.

В то время, Китай, пользуясь неразберихой, ввел войска на территорию Российской Зомбирации, высадив воздушный десант в Хабаровск, мотивируя это тем, что раз руководство дружественной страны не может обеспечить безопасность китайских подданных на своей территории, то это сделает за них Китайская Народная армия. При этом, вне сомнения, Китай остается самым верным и преданным партнером Зомбирации в борьбе с загнивающим Западом и проклятыми заокеанскими империалистами.

Полковника вот уже было ждал пожизненный приговор, когда с весенней оттепелью вспыхнула новая волна превращения людей в упырей, алчущих ливерной колбасы из человеческих кишок. Еремея Волина, когда ситуация стала совсем критической, неохотно освободили из-под следствия и даже вернули ему звание, как бы намекая на то, что неплохо было бы снова восстановить порядок.

Мужчина был неглупым человеком и понимал, что если он в роли подневольного военного, этакого наемного князя, Александра Невского двадцать первого столетия, вновь спасет город от наводнивших его живых мертвецов, то выстроенная им стабильность, его же навеки и засосет в тюрьму. Поэтому он уволился из рядов вооруженны сил в запас, вместе с преданными друзьями, в конец разочаровавшихся в перегревшейся от возбуждения и чувства собственной значимости, государственной машине. Их почти не искали - город захлебывался в крови и подступающем голоде.

Они собирались организовать охранное агентства, благо теперь не требовалось никаких лицензий, а всего то - грубая физическая сила и пара стволов. Но, однажды в подъезде, Еремей встретил высокую фигуру, закутанную в плащ, приравнивавший ее к миру теней. Она сходу предложила организовать ему политическую партию, с полным ею, тени, обеспечением.

Еремей тогда рассмеялся и мягко отодвинул в сторону, показавшуюся ему какой-то водяной и чудаковатой, фигуру. Безумцев в то время по стране бродило множество.

Но в конце апреля начались проблемы с поставками продуктов из деревни. Венгеровские молочные заводы отказывались отдавать перекупщикам за бесценок молоко и иные молочные продукты. Солярки по льготным ценам фермерам было завезено мало, и летом не хватило бы техники для заготовки кормов. Обстановка в городе накалилась, людей будоражила возможность голода. Село ощетинилось гладкоствольными ружьями и потребовало достойных цен на продаваемые ими продукты. Сельчане еще не знали, что в их сторону уже вышли продразверсточные бронетанковые отряды.

Около дверей квартиры полковника вновь возникла та же фигура, и мужчина не оттолкнул ее, а предложил войти в плохо отапливаемую квартирку - уголь на ТЭЦ разворовали во время январского кризиса, а начальство, пришедшее на смену, улетевшему на Мальдивы руководству, жгло совсем по чуть-чуть, надеясь тоже хоть что-то украсть и продать в Китай.

Так, ошеломленный Еремей, через неделю стал лидером новоиспеченной Партии Живых. Незнакомец представился ему Иваном.

-Иван тебя заставил? - глухо спросил Эдик, - это он велел тебе ехать с нами?

-Да, - коротко кивнул политик, - приказал даже. Сказал, что ты должен показать врагам, что не боишься их. Личным примером, как будто я мог бояться обезьяньего хвостах.

-А кто он вообще такой? Откуда взялся?

-А хрен его знает. Когда в Новозомбиловске было нечего жрать, в начале апреля, а еда стоила у перекупщиков бешеных денег, он поставил условие - никогда не задавать ему вопросов, в обмен на финансовую помощь и организацию партии. Я еще спросил, какой тебе толк от меня, мистер? Что это за афера, где предлагают деньги и берут только словесные обязательства? А он мне в ответ: я верю тебе на слово.

-Чудак какой-то, - проронил водила, - прямо как мой сын.

Не стоит больше брать Руслана на перестрелки, - подумал Еремей, - видимо тот мертвый зверек напомнил ему сына. Дурное сходство!

Мужчина одиноко хохотнул, а затем ответил на испытывающий взгляд Эдика:

-По твоим бесстыжим глазам я вижу, что ты мне предлагаешь избавиться от Ивана?

-Ну, не только избавиться. Я предлагаю его нейтрализовать.

-Другим словом, - произнес Ерема, - убить?

Эдик кивнул своей широкой, околоченной, как груша, мордой.

Машина вывернула на улицу Богдана Хмельницкого и понеслась мимо закрытого ДК Горького, с баррикадами из мешков с песком, вдоль потухшего кинотеатра Космоса, где ныне были перебиты все матовые стекла, бассейна Нептун с его величественными пластиковыми окнами, в которых видна была огромная кафельная ванна со спущенной водой. Работал только стадион Сибирь - ничто, даже Зомбикалипсис, не мог запретить сибирякам ходить на хоккей. Около Дворца Спорта были вырублены прекрасные, темно-изумрудные ели, а близ клуба Отдых, как всегда, слонялась толпа обколотых наркоманов, издевающихся над привлеченными звуком дискотеки, овощами.

Водитель, часто поглядывающий в зеркало заднего вида, предположил:

-А что, если это крутая шишка из МВД или ФСБ?

-Им сейчас не до этого. Вон, Октябрьское УВД и так каждую ночь атакуют неизвестные - стреляют из автоматов и закидывают коктейлями молотова, половина ментов разбежалась. Их только обещание квартир вне очереди держит в мясорубке, которым нынче стала милиция. Эти конторы обычно действуют проще, намного. Здесь что-то не то.

Еремей явственно вспомнил, как целовал прохладную, не сказать, чтобы очень холодную, но властную и покрытую струпьями, кожу своего... хозяина. Да, хозяина. Иван был намного сильнее него.

Еремей Волин всегда называл вещи своими именами.

-В любом случае, - вздохнул Эдик, - избавляться от него надо. Слишком сильно темнит парень. У нас около пятидесяти вооруженных бойцов твоей лично охраны, лояльные предприниматели. Мы одна из главных сил в этом городе. Нужно кончать этого Ваньку-перстня, пока он нас самих не убрал с шахматной доски.

-Не-ет, - покачал головой политик.

Машина проносилась мимо НИИЖТ-а, института железнодорожного транспорта. Вдоль бетонных пролетов с коваными забралами, был навален всякий мусор, возвышающийся метра на два и создающий дополнительную защиту. Вдобавок, около забора были спилены обрубки тополей и тоже использованы в качестве баррикады. Около ворот стояли четверо вооруженных дружинника. Когда-то на институт было совершено нападение буйных, закончившись массовой бойней среди студентов.

-А ректора университетов, получив автономию своим заведениям, времени даром не теряют. Ишь, как отгородились от банд. Мой сынок сюда будет поступать. Хочет быть инженером мостостроителем.

Еремей мельком взглянул на величественное здание института с колоннами и вновь промолвил:

-Нет. Боюсь без него кресло губернатора мне не получить. В Иване чувствуется настоящая власть, сила от Бога, если хочешь!

Эдик хмыкнул:

-Ты реально думаешь, что ему понадобишься, как только выиграешь выборы? Да тебя найдут с перерезанным горлом в своем новом кожаном кресле, которое вскоре займет какой-нибудь твой невзрачный и покорный заместитель, с лизоблюдским именем, скажем Вадим Крысин.

Автомобиль подъехал к площади Калинина, в центре которой был возведен долговременная огневая точка, с пулеметами, мощной радиостанцией и с целым взводом контрактников. Площадь представляла собой ровный круг, от которого, подобно солнышку, отходили четыре крупных луча-улицы. Одна из них вела по направлению к Заельцовскому кладбищу. Оттуда по весне уже однажды пришла опустошающая волна мертвецов.

-Валить его надо, - утвердительно сказал личный охранник Еремея, - мы же все бойцы, за нашими плечами войны, вот такие подвиги, подобные сегодняшнему. Мы русские мужики. в конце концов! Что, мы какого-то дрища в балахоне испугаемся? Долго он нами будет командовать?

Еремей вздохнул, он никому не рассказывал полной правды о том, что скрывается под складками темной одежды того загадочного человека. Он и сам этого не знал до конца. Ему бы вряд ли поверили.

-Так что будем делать, капитан? - спросил, облизнув губы, Руслан Гудков, уверенно выворачивая на повороте руль, - будем присматриваться к Ивану и рубить его?

Еремей, взвесив все за и против, кивнул:

-Да, будем выводить его из игры. Не сейчас, после выборов.

-Отлично, - потер руки Эдик, - давно пора.

-Хорошо, - сказал Руслан.

Еремей Волин видел, как в прямоугольном зеркальце над пластиковой панелью машины, закинувший голову Руслан Гудков, снова облизал губы. Мужчина не знал, что водитель, его давний друг и товарищ, никак не может избавиться от ощущения слизи и гноя на своих губах: сегодня утром он впервые поцеловал протянутую к нему руку из-под рукава толстовки.

Руслан бросил последний, короткий взгляд на погрузившегося в задумчивость полковника, и сосредоточился взглядом на дороге, а мыслью на своем сыне, которого нежно, совсем по-отечески, поглаживал сегодня утром по голове, прежде чем куда-то увести, зашедший к нему в гости Иван.


Глава 8

С рук сорвалась удавка веревки. Я подкрался к жертве на подушечках пальцев, как камышовый кот. Скандинавская ярость заполонила мой мозг, и целый ураган ударов обрушился на жертву. Я бил с оттягом, бил ногами, ладонями, сцепленными в замок. Лягался и плевал. Я отомстил ему за все унижения, что вытерпел в этот короткий срок, за все пытки, тычки и оскорбления.

-Я не виноват, - верещал поросенком Феликс Викторович, - не виноват я!

-Она сама пришла? - шипел я, выкручивая ухо, - говорил же тебе, что это ловушка. Что, так сложно понять было? Так сложно? Из-за тебя мы здесь, из-за тебя!

Если мы слишком громко шумели в наш импровизированный канализационный зиндан - стакан отстойника с забетонированными штольнями труб, мочился охранник, стараясь попасть нам на голову.

Переждав этот дождик в четверг, я успокаивался и миролюбиво говорил скисшему и совсем разбитому Фену:

-Ничего, выживем.

Как я и предполагал, нас похитили работорговцы. И хоть мы не были похожи на доверчивых славянок с округлыми лицами и тупыми мозгами, что подаются в массажистки, но на двоих мужиков тоже позарились. Бандитские группировки славного города Куйбышева, в позапрошлом Каинске, еще до Зомбикалипсиса славились чрезмерной жестокостью.

К сожалению это был не самарский Куйбышев, а медвежий, кепочно-семечковый, ботающий по фене, сорокатысячный сибирский городок. Мне он запомнился тем, что в безусую юность, пуская себе по венам рок, мне там набили морду и сожгли хайер. Время скоротечно, мучители из прошлого выросли и теперь меня в Куйбышеве хотят продать в рабство.

Маленькие города, существовавшие до кризиса за счет транзитной или челночной торговли и не имеющие экономической значимости для больных регионов, местечковыми сабантуями разгромили особо не сопротивляющуюся полицию и подмяли администрацию города под себя. Как правило, такие группировки с армией не контактировали, справедливо понимая, что она обеспечивает безопасность, а они порядок. Фактически бандиты превратились в новых хозяев малых городков. Некоторые жители с ехидцей заявляли, что ничего, собственно, не изменилось.

В связи с тем, что мимо Куйбышева проходила федеральная трасса и какой-никакой поток людей, а собственных производственных сил в городе было мало, предприниматели занялись похищением людей. При империи Каинск был славен маслоделием, чья продукция была качественней европейских масел, при советской власти город хвастался индустриализацией и именем знаменитого революционера, а в новое российское время - бандитами, в постзомбячье еще и мертвяками.

Главную конкуренцию Куйбышевской работорговле составляли не власти, не военные и не местные жители, а братва из соседнего Барабинска, которая была тоже не прочь поживиться за счет неосторожных путешественников. Зоны влияния поделены еще не были, поэтому пальба, подрывы и взаимные обвинения, не прекращались.

Схема поимки людей усложнялась с каждым днем: уже никто не вырывал с мясом дверей и не вламывался на одинокие фермы или дачи. Продавали проштрафившихся соратников и накосячивщих людей. Так как город уже не мог обеспечить появившихся заказчиков на человеческий материал, работорговцы ловили одиноких путешественников, трясли машины, староверов, язычников и прочих беженцев, проросших по местным березово-осиновым лесам, как грибы после дождя.

Часто использовалась приманка с девушкой, при виде которой очень многие не могли устоять и, либо рвались ее спасать (что редко), либо насиловать (что чаще), тут их и брали. Прекрасно работающая разведка загодя оповещала активную группу, что и похищала людей. Нас с учителем услышали издалека и вели, пользуясь знаниями местности и опасаясь моего автомата, до расставленной ловушки.

Если вы дурак, вам даже автомат не поможет.

-Надо во всем искать хорошее, - печально сказал учитель.

-Только если ты не барахтаешься в бочке с дерьмом.

-Во-первых, мы не полностью в дерьме, а лишь частично. Во-вторых...

Общаясь с интеллигентами, я становлюсь злее. Пожалуй, я скоро съезжу ему по крысиному подбородку, чтобы выбить один-два этих мелких-мелких, пожелтевших, как сыр, зубов.

-Видишь в чем дело, Феликс Викторович. Как ты понимаешь, мы стали рабами. Полностью зависим от наших хозяев, которые пока что кормят, поют и не дают нам подохнуть. Но положение раба плохо тем, что он не знает и не может влиять на свое будущее, более того он живет одним лишь настоящим. А знаешь, какое оно у нас? Продажа. Может на органы, может как мозги или рабочие. Может, может... "может" и никакого "знаем"!

Он беззаботно произнес:

-Ужасен тот раб, что не желает избавиться от своих оков. Главное, Ваня, не быть рабом в душе, оставаться свободным даже если у тебя отобрали последнюю нитку! Никто не отнимет у меня право думать, как я хочу.

Жалок. Как же низко может пасть человек, что оправдывая свое рабское положение, он спасает себя тем, что может, якобы, при полном физическом параличе и забитости тела, свободно думать. У сильного человека другая логика: он не думает, что у него еще осталось свободного, а пытается вернуть назад то, что у него урвали.

-Да-да, конечно, мой ученый друг. Ты прав. Оставайся свободным в мыслях, когда тебя обосут или обольют керосином и подожгут. Твои свободные крики очень порадуют ангелов на небесах!

Закрытое пространство провоцирует споры. Нас травит скука, сталкивает темнота. И сцепляемся мы не от злости или ненависти, а потому что нечем себя занять. Иногда я просыпаюсь и подвывающим голосом зову Фена, мне вдруг кажется, что его нет рядом со мной и от потери такой вроде бы бесполезной поклажи сразу становиться не по себе. Я зову его шепотом, но никто не откликается. Его забрали или он нашел дыру и уполз? Тогда я снова проваливаюсь в забытье, а когда, совершенно потерявшись во времени, открываю глаза в примелькавшемся сумраке, то зомбивед понуро сидит на бетонной трубе. Я еще два раза спал, прежде чем на потолке вырезали квадрат света и вместо струи мочи или свертка с едой, в нашу скромную обитель упали сливающиеся голоса:

-Недавно взяли. Два мужика, один доходит почти, но голова варит - ругался как-то странно, без матюгов, когда мы его били. Второй тертый калач, автомат имел, пистоль полицейский. Не здоровый, но работать может.

-Ничего интересного. Пропоицы, на опероцинку, - здесь мой мочевой пузырь захотел поменяться местами с мозгом, - не подойдут, китаезы браканут. Работнички тоже неважные: один тощий, гиблый человечек, а другой своевольный. Первый умрет, второй сбежит. Чё еще?

Видимо это был покупатель, который обсуждал нас, не заботясь о предосторожности. Свет слепил глаза, но обострившийся за время сидения в коллекторе слух, компенсировал потерю.

-Других нет. Бизнес нынче хреново идет. Мы их и так кое-как выкурковали! Может выдернуть их, посмотрите, а то, что сразу пропоицы? Тем более они кореша, скопом накрыли.

-Друзья? - заинтересовался голос, и этот интерес мне очень не понравился.

-Они самые, тащились под руку, словно барыни.

Что-то меня подмывало заорать, что я этого хмыря-педагога два дня знаю, что продавец врет, но желание все-таки съехать от постоянных жителей затхлого бетонного стакана - мышей, пересилило вой инстинкта самосохранения.

-Поднимай.

Когда мы поднялись по сброшенной веревочной лестнице (обыкновенные железные скобы вверху были предусмотрительно обрезаны), то долго моргали, привыкая к свету и шуму. Трудно сказать, где мы находились, скорее на окраине этого провинциального городка, где-то на загривке необъятной России, что в свою очередь у самого угла земного шарика обосновалась.

-Берете?

-Покупаю. По обычной цене, как всегда. Двадцать за каждого. Вы согласны?

Я ждал, что похититель, тот толстый мужик с отдушиной и тяжелым ботинком, поторгуется, но он радостно согласился, и через слезящиеся темно-красным цветом глаза я увидел, как он пожимает протянутую ему руку.

-Хорошая цена. А куда денутся эти двое... на тяжелые работы? Ну, мне чтобы в следующий раз знать, кого хватать. Или это уже мое дело?

Второй голос, с изящной картавинкой, прибавляющей шарму его обладателю, ответил

-Вы совершенно правы...

-На работу, а какую?

-...Это уже не ваше дело. Погрузите их в мою машину.

Вроде хотелось что-то сказать, как-то поучаствовать в решении собственной судьбы, где на весах смерти и жизни против, играет всего лишь жалкие двадцать тысяч рублей, но... не мог. Я обратился в слух, боясь проворонить хоть одно словечко, старался вернуть зрение, при этом молчал как побитый барбос.

А ведь я всю жизнь по-овечьи считал, что в такой ситуации буду вести себя как волк.

-Эй, куда вы нас повезете, - неожиданно прорезался голос Фена, - что это за хрень, мы же в одной стране живем, одним воздухом дышим...

От меня образного языка нахватался, молодец!

Пока он сотрясал воздух и пытался уколоть душу иголкой острословия, я толерантно поворковал со светом, и к моим глазам вернулась былая резкость. Тот потный, в миазмах немытого тела человек, в извечном спортивном костюме зло жевал сигарету. Вокруг несколько мордоворотов и подлых хоречьих мордочек с четками. А наш покупатель - тоненький стройный господин с черным асфальтом зачесанных назад волос, кареглаз, утончен, аристократичен и, не к местной грязи и не местному гардеробу, облачен в замечательный костюм-тройку. Он добродушно слушал речь подслеповатого Феликса и жестом попросил никого из подручных его не затыкать.

Время суток - серость под ногами и в небе. Обидевшееся, как в "Алисе" время. Пустые, без наполнения, звуки: будто бы качельный скрип, кряканье уток. Вот все, что я успел почувствовать за время монолога товарища.

Феликс выдохся на фразе:

-Это, блин, бесчеловечно!

Изящный господин без всяких эмоций пошутил:

-А кто сказал, что вы теперь люди?

Потом нас погрузили в белую газель, по виду напоминающую темного броненосца, и, пинками пригнув к вонючему полу, куда-то отвезли. Загадочный господин в полосатом костюме и мелкими чертами лица, сидел на переднем сидении и не выказывал к нам интереса.

Увидеть мне его довелось лишь через сутки, когда он вошел в помещение - крохотную комнатку, где под охраной и сквозняком, сидел я. За прошедшее время меня прилично накормили, выдали новую одежду, а старую забрали. Прощай, не найденное при обыске шило! Примечательно, что мне выдали обычный камуфляж, хотя у меня был точно такой же, разве что иного, более темного, фасона. Про Феликса ничего не было слышно, как и других новостей.

В общем, со мной обращались терпимо, возможно с некоторой жалостью, которую человек пытается увидеть в окружающих, но мою умственную баржу нагрузили таким количеством утюгов, что она вот-вот должна была пойти ко дну.

-Здравствуйте, - без предисловия начал покупатель, - меня зовут Арсений Зимний.

В этот момент у меня в голове стрельнула рифма к имени Арсений, но я предпочел пошутить, более изыскано:

-И сколько раз вас брали?

Он немного подумал, а затем засмеялся, но шутку не продолжил:

-Быть может, вы меня знали раньше, до Зомбикалипсиса? - закончил Арсений, но увидев полное безразличие написанное на моем, как надеюсь, мужественном лице, все-таки продолжил, - я телеведущий.

Я был готов к тому, что он представится истинным наследником дома Романовых, внебрачным внуком Адольфа Гитлера, инопланетянином, зомби, коварным жидо-масоном, вором, бандитом. Но он представился телеведущим.

Хотя, если как следует разобраться, между приведенными мною понятиями есть много общего. Но я опять повторяюсь.

-И зачем вы меня купили?

-Скажите Иван, вы когда-нибудь смотрели замечательный фильм с Пьером Ришаром. Лента называлась "Игрушка". Там богатому мальчику купили в качестве подарка настоящего человека.

Нате! Ненавижу извращенцев. Тем более таких лощенных узколобиков, окруживших себя мордоворотами. Ну, какой мне прок сейчас гадать с ним? Играть в загадки как Бильбо Бэггинс с Горлумом. Разве нельзя упиваться своей властью без подобных выхолощенных выкрутасов?

-Фильм то, предположим, смотрел, но мне все равно непонятно к чему этот театрализм? Мы, черт побери, живем в мире живых мертвецов, а люди до сих не отучились говорить загадочно и напыщенно! Скажите прямо, чтобы мне знать: я останусь в живых?

-Возможно.

-Вы меня продадите?

-Нет.

-Как-то используете?

-Да.

-Как и когда?

-Скоро узнаете. Вам осталось ждать не больше часа.

Со свойственным людям страхом, я расслышал "ждать", как "жить". Но, уняв пятки, полюбившие чечетку, пробормотал:

-Что за работорговцы пошли в наше время! Где та античность, о которой жужжит мой друг, где без лишних разговоров в цепи и на галеры, под плети и солнце?

Арсений тонко засмеялся, почему-то напоминая мне сложенное пенсе.

-Простите меня, ведь я работник телевидения, а значит, приучен создавать интерес. Вы будете участвовать в шоу, которое называется "Бегущий человек". Слышали?

Название мне не говорило ничего, кроме того, что мне придеться побегать.

-Представление сопряжено с опасностью, риском и... выигрышем. Будьте уверены, что наша компания вас отпустит, если вы сумеете выиграть в этом шоу. Причем мы вернем большинство ваших вещей, которые сумели взять у наших компаньонов. Оружие осталось у них. Не хочется вас пугать, но в нашем шоу выживало мало людей. Добровольцев для участия в нем немного, поэтому приходиться прибегать к альтернативному поиску кандидатов. Надеюсь, вы понимаете, от кого вам придется бегать?

Конечно, я понимал. Разумеется, за мной не будут гоняться отряд озабоченных полуголых дамочек, а последуют самые настоящие зомби: голодные, разбитые, натасканные на свежую плоть. Бегущий человек должен от них убежать, да только кто с буйными может поспорить в скорости?

-Не расстраивайтесь так. Это лучше, чем стать вечным рабом на ферме или одновременно в разобранном виде посетить провинцию Сычу-Ань, Наль-Гаву и Пекин. Суть нашего шоу в том, что вы в недостроенном и переоборудованном многоэтажном, а также в подземном комплексе убегаете от нескольких буйных. Вы не сможете нигде спрятаться. Вам не залезть в шахту лифта, не проникнуть в систему вентиляции, не пробить внешнюю стену. Как только вы окажетесь в здании не тешьте себя тщетными надеждами где-нибудь спрятаться: недостройка пуста, там серый бетон, лестничные пролеты, голые комнаты.

Я саркастически хмыкнул:

-А в чем же интерес? Меня сожрут в первые минуты. Но это было бы не интересно, следовательно, как-то спастись шанс у меня есть? Кроме того, я могу затаиться в уголке и буйные меня не найдут без запаха крови.

-Совершенно верно! Но в этом случае шоу будет продолжаться, пока вы не умрете: от голода или неживых. В здании существует лишь одно место, где можно чувствовать себя в безопасности: это восьмой этаж, где вы найдете убежище. Но, чтобы в него попасть, вам нужно будет найти ключ, находящийся в специальном боксе на первых этажах. Чтобы открыть этот бокс, вам необходимо будет...

На его лице зажглась победная улыбка. Явно самый гондонистый трюк он придумал самолично:

-Чтобы заполучить ключ от убежища, вам потребуется пустить себе кровь. Раскорябать руку. Там около сейфа будет такой штырь, вот об него. Вы не бойтесь, он абсолютно стерилен! Через систему видеонаблюдения, режиссеры заметят то, что вы сделали, тогда и получите ключ. Но...

-Тут, на всех без исключения этажах, мертвяки почувствуют мое присутствие и побегут ко мне, как мамаши на новогодние распродажи.

Он лучился сумасшедшей, истинно-геббельсовой улыбкой, какая может быть только у профессионала, достигшего вершин мастерства.

-Вам надо исхитриться добежать до убежища на восьмом этаже, спасаясь от зомби. Как только вы достигнете убежища, вы победили. Лестниц много, много тайных ходов. В подвалах вы можете, пользуясь системой лабиринта, отрываться от погони. Спастись можно.

-У меня будет оружие?

-Нет. Но не возбраняется использовать все, что вы найдете внутри здания. Правда, хочу сразу предупредить, вы не найдете в нем ничего полезного. Но не расстраивайтесь, ведь наше шоу в первую очередь призовое. Вам дозволено убивать мертвецов и обшарить их трупы. На каждом из них вы найдете любо полезную вещь, которая вам поможет выжить в этой игре, либо купоны, которые можно обналичить в случае победы. И другие призы. К нам раньше бывала очередь!

-Благодарю за честность, - убито пробормотал я, - определенно, кофемолка поможет мне пережить утрату собственной жизни.

Веселенькое это дело! Я бывал на новозомбиловских ярмарках, где половину аттракционов составляли забавы с мертвяками. За символическую плату можно было сфотографироваться с буйным зомби, закованным в цепи. Его челюсти будут клацать около вашего уха, но до вас он не достанет, а вас будет еще долго радовать улыбающаяся фотография и злой, но бессильный пожиратель трупов на заднем фоне. Для особо бесстрашных существует аттракцион: минута с зомби. Вас, предварительно экипировав в защитный ватный доспех, наподобие такого, в каком отрабатывают нападения служебных собак и запускают в огороженный партер с буйным мертвецом. Лицо надежно прикрыто маской, но страх бьет через край: зомби грызет стеганный тулуп, пытается разорвать его руками или найти брешь: бесполезно. Ты можешь мутузить его, сражаться или просто наблюдать, как он пытается выковырять тебя из мягких консервов. Правда, случалось, что зомби все-таки разрывал отдыхающего на части, но это бывало очень редко. По истечению срока забавы, зомби подцепляли за стальной ошейник длинным крюком и оттаскивали в вольер до новых приключений.

Вообще существовало множество мертвецких игр: коррида с буйным, бег от зомби (вариацию этого шоу мне нужно было прочувствовать на себе), но самым популярным по-прежнему оставались избиения овощей. Любой желающий, разумеется, в подпольных клубах, так как закон оберегал мертвецов, мог, заплатив около тысячи рублей, здорово избить любого овоща. Отомстить за свою семью или, что чаще, просто выплеснуть ярость. Такое развлечение очень прижилось на Сибирской равнине: зомби никогда не давали сдачу и не сопротивлялись.

Я грешен тем, что баловался этим время от времени. Говорят, всякое злое деяние возвращается, и карма не прощает злых поступков, сторицей их отдавая. Клянусь: я больше никогда, никогда не буду смотреть эти развлекательные мертвецкие шоу по телевизору!

-Сейчас техники проверяют аппаратуру, а мертвецы уже разбрелись по зданию. В вашу одежду также вмонтированы камеры. Во время игры будет идти интернет-госолование, где зрители будут выбирать самое интересное выступление за историю всего шоу. Это чревато суперпризом!

Мне было насрать.

-А вы не боитесь, если вы уверяете меня, что я останусь жить, кому-нибудь расскажу о вашей забаве?

-Кому? - хмыкнул Арсений.

-Властям.

-А вы думаете, они не знают?

Если вы считаете себе мудрым, это не значит, что вы время от времени не можете быть чертовски наивным. Малыми городами правит анархия и право сильного. Полиция быстро превратилась из полузаконной в настоящую ОПГ. Наверное, это было даже правильно, иначе все могло обернуться большим злом. Хотя здесь, насколько я знаю, правят бандиты.

Но, блин, мне то от этого не лучше! А значит все херня.

-Не держите на меня зла. Вам и самому, как мне сказали, автомат дали явно не за красивые глаза. Если вы решили, что в этом мире жить хорошо будет тот, кто не побоится нарушать законы, то вы должны были понимать, что вы не единственный на свете умник, так решивший.

Прав. Даже язвить не буду.

-Почитайте, перед вашим выходом. Очень полезная книга для вас в данной ситуации. В шоу может победить только один человек.

Несмотря на цветастую обложку, этот манок для быдлеца, название мне было смутно знакомо: "Бегущий человек". Книга была о человеке, от нужды попершегося на смертельно опасное шоу, где беглецов преследуют охотники и, в конце концов, убивают. Правда за каждый час он получается деньги. Как все любят щегольнуть своими познаниями и даже смерть облачить в символический венок!

Читать я не стал и предпочел в спокойствии с мыслями дождаться, когда меня, наконец, возьмут за руки и осторожно выставят за дверь, судя по всему, ведущую в недостроенный лабиринт.

В этом спектакле могли показаться странным две вещи: я совершенно не горюнился по поводу столь незавидной перспективы, кроме того меня совсем не интересовала судьба Фена. Первая может привести в недоумение не сильно сведущего человека, вторая же просто дурака. Дружба и так была не в почете, но укус Зомбирации окончательно свел ее к товариществу. Быть может, Фен оказался слишком слабым для шоу и его используют для иной затеи? Продадут в бордель, гы-гы.

Мне наплевать на людей, когда дело касается собственной жизни.

Я понимал, что шансы уцелеть есть, иначе бы такое шоу смотрела куда как меньшая целевая аудитория. Следовательно, я могу спастись. Значит надо постараться применить все те навыки, что у меня есть и забыть, отключиться от всего остального.

Например, от того что мне нравилось Наруто, и что я, когда нахожусь дома один, все равно закрываю дверь в туалете на щеколду.

Страх впрыскивает адреналин в кровь, ужас парализует тело. Нить накаливания между ними - способность логически рассуждать.

Вскоре меня вытолкнули за дверь, и победно клацнул замок.

-Идущие на шоу, - пробормотал я зданию, - приветствуют тебя.

Полноту темноты выгодно скрывало легкое люминесцентное освещение, так что жирный мрак валиками залег по бокам большого зала, где я оказался, да затаился в углах. Лампы не разбить, предусмотрительно забраны в пластиковый кожух, зато проводка фактически на виду, можно будет расковырять, и покрыть себя спасительной мглой. Зомби видят в темноте не лучше обычного человека.

Ох, вот бы сейчас сюда какого-нибудь аморфного неформала, любящего трепаться на тему "Света и Тьмы". Интересно: лучше быть сожратым в окружении радостных фотонов или в их отсутствии? Что поделать, человек всегда ищет виноватого в своих промахах.

Я осторожно, стараясь не шуметь, благо моя деятельность поднаторела в этом тело, двинулся в следующий зал. Как я понял, это было какое-то недостроенное офисное здание: меандровый лабиринт офисных клерков, где так и не поселился минотавр-начальник. Перегородки, секции, целые боксы или откровенная бетонная пустошь.

Я поднялся на следующий этаж по бетонной лестнице.

Желоб лифта влечет черным дуплом и тут. Похоже, я на уровне второго-третьего этажа, так как по идее на первом этаже должен был холл, а я начал сразу с офисных помещений. Где-то внизу катакомбы. Скорей всего там отряд мертвецов. Чем выше поднимаюсь, тем становится светлей. Наверняка сделано специально, чтобы подопытный, инстинктивно старающийся выбраться из мрака, (где в каждой тени представляется буйный) ступал в круг света, а там, как раз и мертвяки. Ведь они тоже любят освещение.

Как можно убедиться, прекрасный жизненный опыт можно извлечь даже из поджога церквей.

Еще до того, как я заметил под ангельским нимбом света стальную дверцу без ручки и железную пику рядом, с верхних этажей раздалось сумасшедшие, совершенно иррациональны крики. Так не будет кричать человек, если ему страшно, так не будет вопить людоед в ритуальной пляске, так не будет кричать кастрированный мужчина, так не сможет завопить рок-певец. Похоже на то, как если бы в звуковом эквиваленте выместили все непонятные мысли, бродящие у вас в голове.

Зомби вполне. Необузданно, непонятно, страшно.

И где-то вверху, через несколько железобетонных перегородок, топот ног. Признаться, я бы легче пережил татаро-монгольское нашествие, лучше бы пошел первым в атаку на узком горном перевале, сходил бы на концерт Алсу, попал в газовую атаку под Ипром или посмотрел Дом-2, но явно не это.

-Ох ты ж, мать!

Только что привело бешеных в такой экстаз? Бежали они явно наверх, а значит что-то почуяли, но... а если я не единственный участник этого шоу? Представьте, какой оргазм получат телезрители этого нелегального шоу по кабельному, когда один игрок добежит до укрытия и там запрется, а остальные будут ломиться к нему, умолять впустить, стучаться и скулить, пока из прохода не выметнутся отставшие мертвецы и не разорвут менее расторопных в клочья.

Пустить себе кровь было недолгим делом, как и забрать самый обыкновенный ключ.

Осатаневшие крики и хрипы раздались разочарованно вверху и, падая, как лавина, покатились ко мне, вниз. Одновременно что-то начало подниматься и снизу, как блевотина. В моих жилах застыла кровь. Это было довольно странно, так как я всегда считал, что кровь бежит по венам, а не жилам.

Несколько пролетов, скачущий потолок, зрачки телекамер.

Восьмой этаж, как его же повернутая цифра, на первый взгляд бесконечен - обласкан светом, но мрак нарастил по периметру резерв. Четыре лестницы в углах, как шахматные ладьи, введут вверх и вниз. А в центре долгожданное спасение: бетонный закуток, внутри которого есть дверь. Видимо там и есть мое убежище.

Огромными скачками я преодолел гигантское расстояние, чувствуя, что здесь бродили зомби. Ключ повернулся в замке легко и смазано, до последней секунды холодя меня ощущением того, что дверь не откроется.

Внутри, как тюремный карцер - место, чтобы мог стоять один-единственный человек. Просто нища, которые в средневековых замках занимали статуи в доспехах. Пустоты, как в коридорах Версаля, хотя я там не был. Решетка вентиляции, видеокамера и ручка с обратной стороны, чтобы захлопнуть за собой прочную дверь.

Загрузка...