7. Тоска. Истерика

Аркадий, сорокачетырехлетний предприниматель, отъезжал от своего дома в центральной части Озерного в приподнятом настроении.

Почему нет? Тепло, солнечно. Жена с детьми уезжает до вечера воскресения к матери, и ему даже не придется объяснять, почему он поздно вернется домой. По большому счету, сегодня он вообще может не возвращаться, хоть всю ночь проведя со своей любовницей.

Девчонке всего двадцать, энергия из нее прет так, что это передается окружающим. В последние дни Аркадий ощущал себя этаким студентом, чей пик сексуальности достигал апогея и все сильнее мешал выполнению лабораторных работ. Жаль только, что ему приходилось довольствоваться коротенькими свиданиями и все делать наспех.

Привести к себе любовницу Аркадий не мог, сама она жила с родителями. Не будь у Аркадия свободных часа-двух днем, пока девушка находилась дома одна, пришлось бы снимать квартиру.

Представив лицо любовницы, Аркадий улыбнулся. Последние дома поселка остались позади. Всего пару часов потерпеть, и он с ней встретится. Проверить торговые точки, переговорить с бухгалтером и продавцами, и – он свободен.

Они зайдут в какое-нибудь заведение с хорошей кухней, желательно оживленное, чтобы не очень бросаться в глаза. После чего… как только стемнеет, они даже могут поехать к Аркадию. Назад он отвезет ее ночью. Или под утро, пока все в поселке еще будут спать. И никто, ни один любопытный сосед, ничего не увидит.

С любовницы мысли перескочили на жену. Аркадий представил ее лицо, чуть нахмуренное, как будто женщина вспоминала что-то важное. Этот образ наполнил душу тоской.

Аркадий даже хмыкнул, настолько это было неожиданно.

Тоска усилилась. Замелькали образы еще молодой жены. Ее влюбленный взгляд, ее слезы, ее улыбка. Подумалось о детях. Сыну сейчас семнадцать, он уже выше отца, но выглядит таким беспомощным и неуверенным. Дочери – двенадцать. Аркадий почти не уделяет им внимания. Внезапно захотелось обнять их, поцеловать. Это вдруг показалось вопросом жизни и смерти. Как будто, если он не сделает это в ближайшие пятнадцать минут, он их больше никогда не увидит.

– Что за фигня? – Аркадий сбавил скорость.

Он не собирался разворачиваться. Что он, идиот, из-за каких-то сентиментальных переживаний возвратиться домой, когда его ждет работа и… молоденькая девица с упругой попой?

Через двести метров тоска стала нестерпимой, появился страх, и Аркадий, выругавшись, остановил машину. Приоткрыл дверцу, сплюнул на асфальт. Прислушался к урчанию мотора, огляделся.

Внутри все плавилось от тоски, и он не выдержал – развернул машину и поехал назад в поселок.

У своего дома Аркадий притормозил, посмотрел на окна.

Шторы раздвинуты – жена уже встала. Возможно, помогает собраться детям, готовит завтрак.

Аркадий сидел, барабаня пальцами по рулю, и спрашивал себя, что с ним такое случилось? Какого черта он вернулся назад, поддавшись сентиментальному порыву?

Ответа не было.

Аркадий покачал головой, развернул машину, надеясь, что его неожиданное возвращение домашние не заметили. Он снова поехал к шоссе, хмурясь, покусывая губы. Он постарался не думать ни о жене с детьми, ни о любовнице, ни о работе. Просто ехал, глядя перед собой.

В какой-то момент, ощутив безысходность, тоску и необъяснимый стыд, как будто он стянул последние деньги у бродячей монашки, Аркадий непроизвольно вдавил акселератор – он не хотел мириться с этими ощущениями и снова возвращаться домой.

И тогда его обдало страхом – словно волна ударила в грудь, вынудив остановить машину. Он тяжело задышал, утирая рукой пот с лица, затравленно огляделся. Появилась мысль, что он заболел. Странная, конечно, болезнь, но кто сейчас разберет, что там из-за нервов случается. Во всяком случае, в таком состоянии никуда ехать нельзя.

Очередной разворот, и – Аркадий снова вернулся к дому. На этот раз он не сидел в машине, пытаясь разобраться в собственных ощущениях. Оставив машину у тротуара, он поспешил в дом.

Жена удивилась.

– Что-то случилось? Забыл что?

Аркадий заглянул в кухню, где завтракала дочь. Страх ушел. Стало спокойней. Жена смотрела на него с тревогой. Неудивительно – вряд ли он справился со своей мимикой.

– Нет, не забыл. Просто вернулся. Послушай, давай ты сегодня с детьми никуда не поедешь. Останемся все вместе дома, а?

Несколько секунд она смотрела на него, потом кивнула.

– Хорошо. Останемся.

– Спасибо.

– А что с работой?

Он махнул рукой.

– Я позвоню – предупрежу, что меня сегодня не будет. Сами разберутся.

Он прошел в спальню, прикрыл за собой дверь. Прежде, чем позвонить, какое-то время стоял с закрытыми глазами, массируя лоб. Было такое ощущение, что он всего лишь отложил решение проблемы, которую не в силах решить.

Как и вчера, в субботу, сегодняшнее утро было солнечным.

Валера и Люба, поглядывая на дочь, забрались на переднее сидение. Малышка грызла попкорн.

– Вкусно? – спросила мать.

Девочка кивнула.

– Ага.

– Умница.

Валерий завел двигатель, машина тронулась.

– Пап, а куда мы едем?

– В лес. Выберем место посимпатичней, разложим вкуснятину, что мама приготовила. Отдохнем как следует. Ты ведь хочешь в лес? На полянку?

– Хочу.

– Ну, вот. Скоро приедем.

Люба отыскала молодежный канал, сделала громче. Композицию Шакиры сменила Кайли Миноуг.

Они выехали на шоссе, покинув Озерный. Люба покачивала ногой в такт мелодии, Валера улыбался. Изредка он поглядывал в зеркальце: как там дочка на заднем сидении? Девочка сосредоточенно жевала лакомство.

Валеру неожиданно захлестнуло щемящее чувство – любовь к дочери стала огромной, настолько огромной, что появился риск, что это чувство разорвет его. Он даже заволновался: что это на него нашло? За рулем ведь, в конце концов.

В этот момент он сообразил, что жена уже выключила магнитолу и сидит с таким лицом, словно ей плохо.

– Люба? Что такое?

Люба не успела ответить – заплакала дочь.

Они вдвоем обернулись, посыпались испуганные восклицания, Валера остановил машину. Вслед за женой он выскочил из машины, распахнул заднюю дверцу, подался к девочке, зашедшейся в истерике.

Успокоили они ее не сразу. Ничего внятного от нее не добились, только убедились, что она не поперхнулась попкорном, не поранилась, не укусила себя за язык. Дочка всхлипывала, прижимаясь к матери, и, когда Валера успокоил ее настолько, чтобы можно было говорить, он предложил:

– Ну, что? Теперь поедем искать полянку?

Дочка замотала головой.

– Я домой хочу. К маме.

Это вызвало у Валеры растерянную улыбку.

– Вот же мама. Она с нами.

– Я с тобой, моя хорошая.

– Я хочу домой, – повторила девочка.

Валера и Люба переглянулись. С Любой тоже было что-то не то. В чем же дело? Все было нормально считанные минуты назад.

– Поехали домой, Валера, – сказала жена.

Он помолчал, наблюдая, как дочка снова заплакала, и пришел к выводу, что поездка в лес отменяется.

– Я хочу домой, – повторяла девочка сквозь всхлипывания. – К маме.

– Все, едем домой. Едем.

В понедельник утром из поселка пытались выехать несколько сотен автомобилей. Ни один из них так и не достиг трассы на Славянск – все возвратились к своим домам.

Большинство водителей совершили повторную попытку, но безуспешно.

Дети впадали в истерику, заходились плачем, у взрослых возникал страх, как у человека, отплывшего от спасительной шлюпки в бурное ночное море. У некоторых женщин начиналось обильное кровотечение, если даже не было критических дней. Люди испытывали необъяснимую тоску, стыд, желание вернуться домой, запереться и никуда не выходить. Хотя бы сегодня не выходить.

Кое-кто попытался выехать из Озерного в третий раз. И лишь несколько человек решились на четвертую попытку. Все так или иначе возвратились домой.

К середине дня столь же безуспешно попытались уехать еще около сотни машин.

Жиденький поток одиноких машин не прекращался до самого вечера.

Но ни один человек поселка не покинул. Люди возвращались домой, запирались в комнатах. Пытались решить свои проблемы с помощью телефонных звонков. Неважно, по поводу работы, личных проблем, учебы, покупок или других дел, все они позволили себе бороться с этим лишь на расстоянии, используя достижения научного прогресса.

Кто-то принимал успокоительное, кто-то алкоголь. Кто-то валился на кровать и засыпал. Кто-то садился в кресло, тупо уставившись в телевизор, кто-то бессмысленно листал журнал, подвернувшийся под руку, кто-то включал музыку, но почти не слушал ее. Кто-то звонил друзьям, родственникам, знакомым, кому угодно, лишь бы поговорить неважно о чем, отвлечься. Кто-то ругался со своими домашними. Кто-то, наоборот, пытался обсудить то, что сегодня случилось. Те, кто выяснял причину происходящего, разговаривали неуверенно, запинаясь, следя за реакцией собеседника. Казалось, они обсуждали нечто постыдное. И все-таки никто из них не приблизился к сколько-нибудь удовлетворительному объяснению.

На следующий день, во вторник, жители Озерного повторили вчерашние действия с точностью зеркального отражения. Те же тщетные попытки выехать на трассу, то же позорное возвращение ни с чем. И снова – звонки, снова бесцельное блуждание по дому, выглядывание в окна и очередные звонки.

В среду машин поубавилось.

В четверг стало еще меньше. Людям хватило всего несколько дней, чтобы убедиться в тщетности своих попыток. Другое дело – почему это происходило. Но для большинства проблемы лежали в иной плоскости – в практической, и надрываться, выясняя суть, никто не стремился. Все усилия пошли на то, чтобы не потерять работу – используя знакомства, люди уходили на больничный, брали отпуск за свой счет, по семейным обстоятельствам. Конечно, некоторым это не удалось, не все это вообще себе позволили, и потому их увольняли, но таких было меньшинство. Никто не задумывался, что делать, если эти меры исчерпают себя, но ничего не изменится. Никто так далеко не заглядывал. Казалось, достаточно просто пережить пару-тройку дней, и все придет в норму.

Закрывшись в своих домах и понимая, что нечто похожее произошло с соседями, никто не навестил их, чтобы обсудить происходящее сообща. Слишком странными казались собственные ощущения, слишком отчетливым страх, вынуждавший повернуть назад. И еще к страху примешивался необъяснимый стыд – самое надежное лекарство против откровенности.

Пожалуй, были еще две причины, вынуждавшие людей закрыться в собственной скорлупе, не рискуя выяснить суть или хотя бы позвонить в соответствующие инстанции.

Во-первых, в Озерный по-прежнему приезжали те, кто здесь работал, живя в других местах, кто поставлял продукты либо предлагал различные услуги населению, и те, кто навещал родственников или друзей. И эти люди, сделав все, что надо, уезжали из поселка без проблем.

Во-вторых, что-то происходило. Что-то, имевшее определенную цель. И определенного исполнителя. Очень многие, выглядывая из окон по вечерам, видели странную старуху в фиолетовом плаще, медленно проходящую мимо их дома.

Загрузка...