У Джессики было чувство, что она вот-вот увидит, как Хоук взорвется, когда они вошли в просторную хижину и услышали приглушенный стук в дверь, которая вела в подвал. Ее губы были протестующе поджаты, когда Хоук повернулся к ней, посмотрел на нее сердитым взглядом, потом подошел к двери.
Он дернул ее, и выражение его лица застыло, потому что он увидел как Эшли Тру растянулась на деревянном полу в комнате. Ее блондинистые, со светлыми прожилками, волосы на секунду упали ей на лицо, потом она изо всех сил ударила его и грациозно прыгнула к ногам Джессики, что бы посмотреть ей в лицо.
Хоук тоже смотрел прямо на нее, с выражением лица, которое она так ненавидела. Она бы поцеловалась с сукиным сыном, лишь бы увидеть хоть какие-то эмоции на его лице.
— Она заперла меня, проскрипела Эшли, тыча пальцем в Джессику. — Я сломала ноготь. Она повернулась к Хоуку, ее голос звенел. — Ты вообще имеешь понятие о том, как сложно заставить моих альфа организовать поездку в салон? Не говоря уже об оплате. Мне вообще-то больно. Если меня должны подстрелить еще раз, чтобы сделать ноготь, давай подеремся, Хоук.
Джессика скрестила руки на груди.
— Сделай как все мы, смертные. Обрежь их и оставь на память, сказала она голосом, полным сарказма.
Прошло уже больше года с того времени, как Джессика в последний раз была в салоне. Она не выражала сочувствия девушке.
— Еще я порвала джинсы. Эшли посмотрела на свои джинсы пока Джессика не заговорила.
— В следующем году рваные джинсы опять будут в моде. Джессика пожала плечами, не желая показывать даже скрытое волнение под тихим, темным взглядом Хоука, который она чувствовала на себе через всю комнату.
— Она для нас угроза. Эшли снова указала пальцем на Джессику. — Она отказывается оставаться на месте. Она пытается сбежать. Она не выполняет приказов, и ни при каких условиях не хочет делиться со мной минералкой.
Джессика ухмыльнулась. Она любила минералку, а достать ее было нелегко. Большинство соплеменников отказывались делать для нее покупки в городе, и когда ей самой удавалось что-то купить, она старалась оставить продукты про запас. Особенно учитывая то, что однажды она поделилась минералкой с Эшли, но в следующий раз та не принесла ее с собой.
Она была очень не внимательной, и Джессику это бесило. Поэтому она отказывалась делиться.
— На сегодня ты освобождена, Эш, прорычал Хоук, продолжая смотреть на Джессику таким сердитым взглядом, что ей показалось, будто он готов посеять гибель и мрак.
Ноздри Эшли расширились от негодования, когда ее взгляд метнулся к Хоуку, потом снова к Джессике.
— Кому-то просто нужно застрелить ее и наши страдания на этом закончатся, она послала Джессике еще один взгляд.
— У кого-то это почти получилось, сказал ей Хоук.
Это заявление заставило Эшли остановиться, взгляд ее суженных глаз был прикован к Джессике, он выражал довольно холодные намерения.
— Еще будут приказы? — спросила она Хоука. — Приказы кроме просто уйти?
— Будь готова, приказал он, не спуская глаз с Джессики. — Я уверен, что скоро тебе придётся проводить здесь больше времени.
С ее стороны не было возражений. Эшли быстро поклонилась и зашагала к парадной двери, открыла ее и покинула хижину так же быстро, как Хоук втащил в нее Джессику.
— Эшли непросто обмануть, заявил он с ленивым интересом, его взгляд пробежал по ней. — Как ты заперла ее в подвале?
Джессека насмешливо посмотрела на него.
— Минералка. Я сказала ей, что у меня есть лишняя в подвале, и я не собираюсь за ней идти.
— Минералка. Он быстро кивнул головой. — Она кончит тем, что у нее желудок сгниет от этого дерьма. Или она пристрелит тебя за бутылку. — Как ты их добыла в этот раз?
Она не разжимала губ. На этот раз она не раскроет свой источник. В последний раз она опрометчиво сказала, кто поставлял ей минералку, и этого члена племени куда-то перевели.
— Ты не имеешь права ограничивать меня. Убрав руки от груди, она прошла на кухню, двинулась к кофейнику с без кофеиновым кофе на прилавке.
Еще одно «без». Кофе с кофеином.
— Ты не можешь рисковать своим здоровьем. Он пошел за ней. — Доктор Армани предупредил, что напитки могут оказать плохие последствия, а ты до сих пор их пьешь.
— И до сих пор никаких последствий. Она повернулась к нему с натянутой улыбкой и оперлась о прилавок. — Ты ограничиваешь меня в минералке, кофе и шоколаде. Я не могу покинуть Убежище, не могу общаться с друзьями. Я думала, меня освободили, Хоук?
Это было решено Волчьим Трибуналом три месяца назад. Ей давали наркотики, заставляли следовать приказам, и до сих пор она пыталась остаться той женщиной, которых преследовало чистокровное общество. Они освободили ее, но эта свобода была настолько ограничена, что иногда ей казалось, будто нет никакой разницы между такой свободой и заключением, от которого она страдала раньше.
— Ты свободна. Но в его голосе она не слышала правду, слышала, что она совсем не была свободной.
Качая головой, она насмешливо ему улыбнулась, перед тем как оттолкнуться от прилавка, и двинуться в комнату.
— Можешь уходить, сказала она ему. — Я в целости и сохранности, как видишь. И больше в тебе не нуждаюсь.
— Ты хоть когда-то нуждалась во мне?
Он сказал это грубым, опасным голосом, что заставило ее остановиться у двери. Она посмотрела на камин, заставляя себя не возвращаться к нему. Джесс напомнила себе, что боль, которая затаилась у нее в груди это ни что иное, как побочный эффект страха, а не какая-нибудь другая эмоция.
— Да, однажды, наконец, ответила она. — Что хорошего мне это принесло?
Она не оставила ему шанса ответить. Пройдя через дверной проход, она миновала комнату, зашла в спальню и тихо прикрыла дверь.
Однажды она плакала из-за него. Она лежала на металлической кровати, рыдая в подушку и молясь, чтобы он помог ей, чтобы он навестил ее, чтобы дал ей шанс все объяснить. Чтобы он просто поговорил с ней.
Но этого не произошло. Все двенадцать месяцев она провела почти, что в изоляции. Месяц за месяцем она цеплялась за эту надежду, пока от нее ничего не осталось.
Пока она шла через комнату, дверь позади нее открылась, она повернулась, и удивленно посмотрела на Хоука.
Густые черные волосы падали ему на лоб, несмотря на его попытки убрать их назад. Золотисто-карие глаза — то ли янтарного цвета, то ли цвета желтого золота — смотрели на нее с задумчивым интересом, в то время как дикие фантазии отражались на его лице, щетина немного отросла и потемнела.
Узкие джинсы облегали мощные ноги и бедра, обтягивали лодыжки и твердые нижние мышцы. Джинсовая рубашка была застегнута, но не делала ничего, чтобы скрыть ширину его плеч.
Он был так красив, что она даже затаила дыхание. Но это было обычным явлением для члена Племени, говорила она себе. Все они были невероятно красивы, немного грубы и заманчивы. Они были созданы, чтобы быть сильными, выносливыми и способными убивать. Но еще они были созданы, чтобы угождать тем, кто их создал.
Хоук был воплощением грубого и жестокого мужчины. Его взгляд был задумчивым, тело было мускулистым и хорошо формированным. Он был мечтой каждой женщины.
Он был мужчиной, о котором она мечтала, которым болела, и, в конце концов, сдалась.
— У меня была причина оставаться в стороне.
Ее заключили в подземную камеру почти на три месяца, и это был первый раз, когда он поднял эту тему. Она не осмеливалась упоминать об этом. Она не хотела говорить на эту тему, не хотела чувствовать те эмоции, которые, она точно знала, завладеют ею.
— Ты сделал правильный выбор. Джессика посмотрела на него, отказываясь отступать, отказываясь показывать ему, насколько сильно ранило ее его бегство.
Из всех соплеменников, которых она знала, он единственный мог понять ее, понять то, что она никогда бы не предала их по собственной воле.
— Это было правильное решение. Его поклон был коротким, небрежным. Он согласился с тем, что так терзало ее душу.
— Почему ты затронул эту тему? И почему она просто не отмолчалась? Почему они это обговаривают, если это уже совсем не важно.
— Мы играем в эту игру с тех пор, как тебя выпустили, напомнил он тихим голосом, в котором скрывались эмоции, которые она не была уверена.
— И что это за игра? Та, в которой я не хочу здесь оставаться? Или та, в которой ты заставляешь меня не уходить? Иди, делай, что должен делать, Хоук, и оставь меня в покое. О, пока ты не ушел, держи своих нянек при себе, если не возражаешь.
— Если бы при тебе была нянька сегодня, у кого-то было бы меньше шансов тебя убить. Его голос был на грани, оз злился на нее так же, как и она на него.
— Я пережила это. Она пожала плечами, хотя страх все еще не покидал ее при мысли о том, что чуть было, не случилось.
— Ты пережила это? — в его лице читалось возмущение. Его глаза сверкали возмущением. — Мать твою, Джесс, тебя же почти убили.
— Почти не считается. Теперь ты уйдешь? Я хочу в душ.
Она отвернулась от него, пытаясь казаться беспечной, безразличной. Она очень хотела жить, но поняла, что за прошедший год правила ее жизни изменились. Сейчас же, если бы кто-то ей сказал, что правила поменялись, тогда у нее был бы шанс на выживание.
Возмущение медленно сходило с его лица, но то, что сменило его, заставляло женщин быть слабыми. Всего лишь из-за одного его взгляда ее колени начинали слабеть, а горячая волна расходилась по всему телу. Это не должно быть настолько сильным, настолько мощным, чтобы она могла почувствовать возбуждение, желание, которое росло у нее внутри.
И у мужчины не должно быть возможности распознать его. Она заметила, как раздулись его ноздри, как потемнел взгляд, когда он распознал запах ее возбуждения. Было не справедливо, что она не может чувствовать его эмоций, его желания.
Ее неудержимый взгляд опустился к молнии на его джинсах, она глубоко вдохнула, когда увидела там выпуклость, которой раньше не было.
Перед его джинсов вздулся, доказательство возбуждения выпирало через материю, наполняя ее голову всякими эротическими картинками.
Она заставила себя перевести взгляд обратно на его лицо, только для того, чтобы увидеть тяжелый взгляд его глаз и удостоверится в том, что он знал, куда она смотрела.
— Бесполезно ссорится, сказал он ей, его голос стал глубже. — Все к этому идет, Джесс, и когда это случится, пути назад уже не будет. Ты же знаешь.
Она знала. Она хорошо знала, что это был зов самки и что он может с ней сделать, как и с ним. Она знала, что если это однажды произойдет, то она будет связана с ним навсегда.
А не связана ли ты с ним уже сейчас? — спросил ее тоненький внутренний голосок. Ведь она не могла выбросить его из головы, из своих фантазий. Он был там еще до того как ее заключили, он снился ей все время, что она там провела.
В те дни и ночи, когда она мечтала увидеть его, боль сжимала ей грудь, ведь она так хотела положить голову ему на плечо, и чувствовать, как он обнимает ее. Они не целовались, не прикасались друг к другу, но время, которое они провели вместе, поселило его в ее сердце навечно.
Она не понимала почему. Она не спрашивала его об этом. Она знала, что он был там. Это чертова любовь с первого взгляда, подумала она в ярости. Мгновенное притяжение, потребность, которая выходит за рамки химического и биологического зова, присущего их виду.
— Я хочу, чтобы ты ушел, прошептала она, в глубине души зная, что это совсем не то, чего она хочет. Она хотела, чтобы он обнял ее, прикасался к ней, чтобы облегчил жгучую боль, заполнившую ее душу.
Он смотрел на нее минуту, прежде чем резко кивнуть.
— В этот раз, ответил он со скрытым гневом. — В этот раз я уйду, Джесс. Но не жди этого в следующий раз.
Он повернулся и ушел. Через секунду она услышала, как закрылась входная дверь.
Она рухнула на кровать и устало вздохнула. Он не дал обещания, что уйдет в следующий раз. Она жила в сложное время, когда присутствовал зов самки, она это знала. Проблема была в том, что после сегодняшнего нападения ее жизнь не будет спокойной.