Рождённые волевыми

Запись седьмая. Май, 132 год от начала Нового времени

Алек сказал, что устроит для меня серию особых тренировок, и не соврал. В течение этого месяца мы вместе выходили в рейд, проводили очень много времени в зале с металлическими манекенами. В отличие от обычных волевых я пыталась их уничтожить, а Алек давал бесконечные советы, как мне преодолеть свою… кхм, скажем так, проблему.

— Скажи, ты любишь свою маму? — однажды спросил он, когда я в очередной раз пыталась заставить волевик нанести удар.

— Глупый вопрос, — ответила я.

— А что будет, если ты её потеряешь? Если маргандалорцы атакуют, и жертвой станет твоя мать?

Я попыталась представить, каково это. Больше никогда не видеть её, не обнимать, не слышать её голоса… Мне было бы больно и страшно. И одиноко.

— Ударь, — тихо сказал Алек. — Представь это и ударь со всей силы.

Я попыталась. Волевик даже не соскользнул с запястья.

— Я знаю, что у тебя есть младший брат, — заговорил Алек в другой раз. — Рэй, кажется?

— Да, — отозвалась я.

— Сколько ему лет? Семь?

— Через месяц исполнится восемь.

— Представь, что убили его, — велел Алек. — Каково тебе думать об этом? Он ещё не видел жизни, не прошёл инициацию. Он даже не закончил школу. Ни разу не влюблялся. Это было бы справедливо?

Я сжала кулаки. Это было бы запредельно несправедливо.

— Ударь, — предложил Алек. — Вложи это чувство в удар.

Волевик не собирался реагировать на мои чувства. Я пыталась понять, что он ощущает в этот момент, раз он способен испытывать что-то как люди, но всё, что я видела в нём, был образ того же Алека, бесстрастного и молчаливого. Плохой пример для подражания, приятель… сказала бы я волевику, если бы он мог меня слышать.

— Быть может, есть ещё кто-то, кого ты любишь и боишься потерять? — задумчиво протянул Алек.

Я пожала плечами и отвернулась к манекену. О том, что нас с Кейном связывает что-то большее, чем дружба, мы старались никому не рассказывать. А со стороны это и не было заметно — мы почти не встречались в казармах. У нас вообще осталось мало времени, чтобы побыть вместе, со всеми этими рейдами и отдельными тренировками, и я начинала ненавидеть жизнь волевого за это.

— Постой, — сказал Алек, и я машинально застыла, так и не нанеся удар. — Я кое-что вспомнил… Сейчас.

Он открыл на столе панель с кнопками, нажал парочку и закрыл её. Несколько секунд спустя в дверь постучали, ещё через мгновение на пороге показался Кейн.

— Вызывали? — спросил он.

— Да, — кивнул Алек. — Встань у стены.

Мне было не по себе, когда я увидела, как Кейн прошёл в дальний конец комнаты, как замер там. Он подчинялся беспрекословно, не задавал вопросов — быть может, в том и был секрет? Алек ведь не случайно называл его лучшим учеником.

— Я уверен, что теперь ты справишься, — невозмутимо сказал Алек.

Он встал напротив Кейна. Его волевик выскользнул из кармана и обернулся огромным луком, какой обычно использовал Кир. Алек прицелился, острие полупрозрачной стрелы указывало на Кейна.

— Останови меня, если сможешь, — сказал Алек и натянул тетиву.

Я не успела понять, что произошло, как стрела уже прошила левое плечо Кейна насквозь. Он отшатнулся, прижался спиной к стене, сжал здоровой рукой плечо. Мне казалось, у меня остановилось сердце, когда я увидела, как он отвернулся и сжал губы. Он сдержал стон боли, потому что так было нужно, потому что он волевой.

Алек тем временем снова натягивал тетиву.

— Стой! — крикнула я.

— Останови меня, — меланхолично отозвался Алек и выпустил новую стрелу.

Кейн дёрнулся и упал на колени, я успела заметить, как он задрожал. На его правом плече расплылось кровавое пятно.

— Сколько боли ему ещё надо вытерпеть прежде, чем ты начнёшь сопротивляться? — бесстрастно спросил Алек и натянул тетиву в третий раз.

На этот раз я успела. Нет, не атаковать, чего наверняка ждал Алек — я бросилась вперёд и закрыла собой Кейна. Это было больно, очень больно, почти невыносимо, но я выдержала. Даже не застонала, не то, что заплакать, но это стоило мне огромных усилий — я едва не потеряла сознание.

— Несс… — послышался голос Кейна. — Несс, ну же… Это было желание причинить боль. Оно не опасно.

Его голос был верёвкой, за которую я ухватилась, чтобы вынырнуть из пелены беспамятства. Он же помог мне настолько прийти в себя, чтобы ощупать рёбра слева и убедиться в том, что даже куртка униформы не порвалась.

— А твоё плечо? — выдохнула я.

Кейн поморщился.

— Просто глубокая ссадина, — сказал он. — Ничего страшного.

— Это бесполезно, — бесстрастно сказал Алек. — Я иду в совет.

— Нет, пожалуйста, — тихо сказал Кейн. — Клянусь, она волевая. Она безумно талантлива. Я сделаю всё, чтобы доказать тебе это, и она тоже.

Алек молчал очень долго, прежде чем ответить:

— Хорошо. Если бы это сказал кто-то другой, я бы ни за что не поверил.

Тем вечером Кейну предстояло идти в ночной рейд, и ему следовало бы отдохнуть, но он провёл со мной остаток свободного времени. Всё потому, что едва Алек вышел за порог комнаты, я не выдержала и разрыдалась.

— Не стоило, — говорила я. — Может быть, мне правда стоит уйти. Может, волевик ошибся…

— Стоило, — возражал он. — Что бы ни случилось, тебе нельзя проходить через собеседование в совете. Поэтому здесь не говорят про Эстер, Несс. Она прошла через это и не вернулась.

Мне стало дурно. Если бы Кейна не было рядом, я наверняка бы пережила очередной приступ страха. В попытках отвлечься я вспомнила кое-что, что заметила, но не придала этому значения.

— Алек знает, что я тебя… что ты меня… Что мы вместе, да? — сказала я.

Кейн кивнул. Смутился.

— Это Тесса, — нехотя ответил он. — Она случайно узнала, так сложилось. И это она доложила Алеку, я уверен. Она… Как бы это… Скажем так, послушный солдатик Алека.

— Я думала, ты послушный, — удивилась я.

— Нет, — Кейн покачал головой. — Я знаю Алека, знаю, каким он может быть… Ну, теперь ты и сама видела. Я хотел, чтобы для тебя всё прошло… Ну, помягче, что ли. — Он немного помолчал. — Несс, послушай… Тебе надо постараться. Я не хочу, чтобы с тобой случилось то же, что с Эстер. У неё не было даже прощальной церемонии.

Когда кто-то из волевых умирает, на прощание с ним приходит только его семья — это называют церемонией прощания. Я не знаю, что происходит за закрытыми дверями, мой отец не был волевым, а к Эстер меня бы не пустили, но я знала, что это считается позорным — и для семьи, и для самого волевого. Его как будто вычёркивают из реальности. Как будто его никогда не существовало.

— Со мной не случится то же, что с Эстер, — еле слышно сказала я. — Клянусь.

Но как мне теперь исполнить эту клятву? Я понятия не имела.

С того дня я начала заниматься с остальными в общем зале. Двое всегда находились в рейде, остальные тренировались в парах. Кир и Даен часто брали сразу несколько человек и играли в догонялки — что окажется быстрее, человек или волевая стрела. Мне нравилось играть с ними — в такие минуты я ощущала себя частью команды. Частью отряда волевых.

Хуже было, когда кто-то из этих двоих уходил, или Алек приказывал им приостановить стрельбу и заняться ближним боем. Тогда кого-нибудь ставили мне в пару, и я неизменно оказывалась на полу, потому что мой волевик не собирался идти в атаку.

— Несс, не сдавайся, — шептал в такие минуты Кейн. — Ты можешь. Ты знаешь, что можешь. Осталось сделать так, чтобы и твой волевик смог.

Тэй в этом случае молча отходила в сторону. Иногда я видела в её глазах сочувствие — Кейн как-то шепнул, что у неё тоже плохо выходило на старте. Правда, потом оговаривался, что ей хватило недели, чтобы войти в строй, и причина была в том, что она всё это время ощущала себя частью единого целого, частью пары близнецов, а тут их стремились разделить.

И если Тэй молчала, то её сёстра не отличалась умением держать язык за зубами.

— Ты выглядишь жалко, — как-то шепнула мне на ухо Тесса. — Не понимаю, что Кейн в тебе нашёл? Слабачка. Ты не выживешь, если поедешь в рейд без Алека.

Я помню, как застыла в ту минуту, не смогла не то, что пошевелиться, даже вздохнуть. Кажется, в тот миг моё детство закончилось окончательно.

Когда-то мы были одной большой компанией, вместе смеялись и плакали, поддерживали друг друга в трудную минуту. У каждого из нас были эти идиотские детские клички, над которыми сейчас хочется только смеяться, но которые сближали нас в то время. Я помню, как узнала о гибели Эстер, и Тэй обнимала меня и шептала что-то о том, что жизнь продолжается. Я помню, как семья Кая потеряла старшего сына, который тоже был волевым; в тот вечер мы все собрались у него, и, пока шла церемония прощания, куда не пускали детей, мы были с ним. У всех нас было общее горе и общая радость, один мир на всех, и теперь… теперь мы были кучкой одиноких людей, по недоразумению снова собравшихся вместе, связанных общими воспоминаниями. И разделённых личными тайнами…

Из весёлого балагура Даен превратился в молчуна, проводящего всё свободное время за маленькой книжкой и ручкой. Я не знала, что он пишет там целыми днями, но точно не дневник; Тэй как-то шепнула мне, что была у него дома и видела его дневники. Она считала, что он влюблён и пишет стихи для своей возлюбленной, но для кого именно — не сказала.

Кир и раньше не был болтуном, а теперь и вовсе, кажется, потерял голос. Он заговаривал только тогда, когда мы все вместе собирались в комнате отдыха, но зато в эти минуты он становился душой компании. Первым предлагал сыграть в игру или посмотреть фильм, всегда делал первый ход. В такие минуты казалось, что наши казармы осветило солнышко; Кир, если честно, был на него похож — светловолосый, голубоглазый, да и одевался обычно в белое и жёлтое, если не нужно было надевать униформу волевого. Жаль, что и над Ткагарадой, и в казармах чаще царила пасмурная погода.

Кай и Тэй были вместе. Они не скрывались, как мы с Кейном, но и не особо показывали свои чувства. Я могла это видеть только краем глаза, когда случайно заставала их в коридоре стоявшими слишком близко друг к другу. Иногда удавалось уловить обрывки разговоров, и я понимала, что они хотят сбежать. Правда, не знали, куда, может быть, в город, но одно знали точно — подальше от Тессы. Этого хотела Тэй.

Тесса изменилась сильнее всего, и не только потому, что сказала мне то, что сказала. Она стала… более наглой, уверенной в себе. Знала тайны, которые ей не стоило бы знать. Я не говорила с Кейном о том, что услышала от Тессы, и не спрашивала, откуда она так случайно узнала о нас, сначала хотела только понаблюдать и понять… и моментально увидела то, чего не хотела видеть. Когда Кейн был с ней в одном помещении, она всегда садилась рядом, находила любой повод, чтобы поговорить с ним, коснуться его. Может быть, я совершенно не разбираюсь в любви, но тут и разбираться не в чем. Кейн всегда был самой яркой звездой на небосводе Ткагарады, об этом знал даже Алек.

Я не была готова ко всему этому. Поэтому каждый мой вечер заканчивался приступом страха или слезами. И мне приходится скрывать всё это, чтобы никто не узнал, что я слабая, иначе мне придётся идти в совет.

Я больше не могу так.

Я каждый день слышу, как Алек негромко говорит кому-то, что я безнадёжна. Однажды он сказал так моей матери, и мы весь вечер говорили о том, как мне справиться с этим. Не помогло.

Это похоже на ловушку, из которой нет выхода.

Теперь я понимаю Тэй и Кая. Надеюсь, я наберусь смелости предложить то же самое Кейну.

Надеюсь, выход всё-таки найдётся…