Раф лежал спиной на мягком песке, повернув лицо к небу. Растаявшая мазь затекала в глаза, стекала по щекам. Он пытался заставить себя видеть. Желтый туман, который был днем, превратился в серый, а потом и в черный, о котором он боялся говорить. Где-то над ним ледяные точки звезд, но он их не видит. Они далеко, но он еще дальше от безопасности, от комфорта (сейчас космический корабль кажется ему раем), от современной медицины, которая может спасти ему зрение.
Вероятно, он должен быть благодарен этому медленному голосу, который говорит с ним из тумана, успокаивающей мысли, когда страх чуть не подводит его к грани срыва. Каким-то образом его увели от чужаков, лечили ожоги и раны, его вели, кормили, о нем заботились… Почему они не уйдут и не оставят его одного? У него нет шансов вернуться на корабль…
Он так хорошо помнит горы, вершины, над которыми пролетал флиттер. Нет ни одного шанса из миллиона на то, чтобы преодолеть эти горы и обширные равнины за ними до того места, где стоит готовый к старту РК-10. Экипаж должен считать его мертвым. Раф сжал кулаки, и песок заскрипел у него меж пальцами. Почему он не умер? Почему этот варвар утащил его сюда, зачем продолжает ухаживать за ним, сует пищу в руки? А руки — всего лишь смутные очертания, когда он подносит их к напрягающимся болящим глазам.
— Не так плохо, как ты думаешь, — снова слова из тумана; они звучат мягко, и эта мягкость режет нервы Рафа. — Нельзя вылечиться за секунду, даже за день. Нельзя заставить вернуться силы…
Рука, теплая, полная жизни, прижимается к его лбу, человеческая рука, а не холодная чешуйчатая рука мохнатого. Но и чешуйчатые руки за последние дни много прикасались к нему, поддерживали, вели, подавали еду и воду. И вот при этом уверенном знакомом прикосновении он почувствовал, как страх уходит, расслабился.
— Мой корабль… Они улетят без меня! — Он ничего не мог с собой поделать, голос прозвучал жалобно, как и много раз раньше, во время этого туманного кошмарного путешествия.
— Пока еще не улетели.
Раф замахал руками, забился, гневно повернулся в ту сторону, где, как он считал, находится собеседник.
— Откуда ты знаешь?
— Пришло слово. Корабль еще здесь, хотя маленький флаер вернулся к нему.
Эта уверенность — что-то новое. Опасения Рафа были сметены этой спокойной уверенностью. Он с трудом встал на ноги. Если корабль еще здесь, его считают живым… Они вернуться за ним! У него есть шанс…, настоящий шанс!
— Они ждут меня… За мной придут!
Он не видел, с каким серьезным выражением слушает его Дальгард. Корабль еще не улетел, это сообщение пришло на юг, его передали прыгуны и водяные. Но разведчик сомневался, что исследователи ждут возвращения Рафа. Он полагал, что они не улетели бы из города, если бы считали пилота живым.
А что касается похода на север… Он представил себе местность впереди, вспомнил, что рассказывают морские люди. Это можно совершить, но сейчас, когда нужно заботиться о Рафе, когда у Дальгарда нет даже шлюпки, потребуются дни, вероятно, недели, чтобы преодолеть расстояние до равнины, на которой стоит корабль.
Однако он в долгу у Рафа, а сейчас лето, теплое и спокойное время года. Пока что он не думал о возвращении в свои земли. Возможно, они оба обречены, оба не могут вернуться на родину. Но пока не нужно об этом думать. Еще не все испробовано. И потому он спокойно сказал:
— Мы пойдем на север.
Раф снова сел на песок. Ему хотелось бежать, двигаться, пока ноги не откажутся нести его дальше. Но он подавил этот порыв и лег. Хотя и сомневался, что сможет уснуть.
Дальгард смотрел на звезды, строил планы на завтра. Нужно идти вдоль берега, чтобы поддерживать контакт с морскими людьми; хотя здесь водяные селятся возле берега не так охотно, как на восточном континенте: слишком долго жили они в страхе перед Иными.
Но с того времени как отряд достиг берега, никаких признаков Иных. Прошло уже несколько дней, и Дальгард считал, что им нечего бояться. Возможно, удар, который они нанесли, оказался даже сильнее, чем они надеялись. С того часа в ущелье он все время выслушивал свист механических псов. Но не услышал. Возможно, тот был последний. Эта мысль подбадривала.
Наконец разведчик лег рядом с инопланетянином, прислушиваясь к мягкому плеску волн на песке, к отдаленному жужжанию ночных насекомых. И последней его мыслью было желание, чтобы у него снова был лук.
Наступил первый день терпеливого продвижения; потом второй, третий. Раф, которого вели за руку, переводили через камни и другие препятствия, которые казались ему темными пятнами, внутренне; — а иногда открыто — негодовал, сердился на медленность продвижения, на собственную беспомощность. Страх его все рос, и он даже не хотел верить, что пятна становятся отчетливее, что он может уже пересчитать пять пальцев на руке, когда отчаянно машет ею перед глазами.
Говоря о будущем, он никогда не произносил «если мы достигнем корабль», всегда только «когда»; он отказывался признавать, что, возможно, они опоздают. И Дальгард, видя его беспокойство, пытался получить новые известия с севера.
— Когда доберемся до корабля, ты полетишь с нами на Землю? — неожиданно спросил пилот на пятый день.
Раньше и Дальгард задавал себе такой вопрос. Но теперь он знал ответ.
— Мы еще не готовы…
— Не понимаю. — Голос Рафа звучал почти капризно. — Там ведь твой дом. Мира больше нет; Федерация радостно примет тебя. Подумай, что это значит. Земная колония среди звезд!
— Земная колония. — Дальгард протянул руку, помогая Рафу идти по щебню. — Да, когда-то мы были земной колонией. Но…, ты можешь сейчас поклясться, что я землянин, такой же, как ты?
Раф смотрел на нечеткую фигуру, пытался вспомнить черты лица. Разведчик среднего роста, чуть миниатюрнее астронавтов, с которыми пилот прожил так долго. Волосы у него светлые, кожа тоже — под загаром. У него необыкновенно легкая походка и большая сила, которую Раф испытал на себе. Но есть и сбивающая с толку способность читать чужие мысли, и другие отличия.
Дальгард улыбнулся, хотя пилот не мог этого увидеть.
— Видишь. — Он сознательно использовал мысленный контакт, чтобы подчеркнуть отличия. — Мы происходим от одного корня, но теперь из этого корня выросли разные растения. И нужно на время оставить нас одних, прежде чем мы снова сольемся. Мой прапрапрадед был землянином, но я?.. У нас есть нечто, чего нет у вас; и вы тоже за столетия разъединения выработали особенности сознания и тела, о которых мы не знаем. Вы живете с машинами. А у нас не было возможности ремонтировать машины и строить новые, и потому мы двинулись в другом направлении. Пойти сейчас назад означает отказаться от тех тайн, которые мы еще не исследовали до конца, отказаться от еще не сделанных открытий. Для тебя я варвар, едва ли выше на шкале цивилизации, чем водяные…
Раф покраснел; он стал бы вежливо отрицать, если бы не знал, что его мысли прочитаны. Дальгард рассмеялся. Но смеялся не над пилотом, скорее приглашал его посмеяться вместе. И Раф поневоле тоже улыбнулся.
Но тут ему в голову пришел довод, который собеседник не приводил.
— А что если вы уйдете в сторону так далеко, что у нас не будет общей почвы для понимания? — Он забыл о собственных проблемах.
— Я не верю, что так произойдет. Возможно, мы изменимся физически: климат, пища, образ жизни — все это действует на тело. Может измениться и мозг; с каждым новым поколением мы все лучше слышим мысли, все увереннее общаемся с водяными и животными. Но те, чьи предки родились на Земле, навсегда сохранят общее наследие. Есть и будут другие затерянные колонии среди звезд.
И через тысячи лет незнакомец встретится с незнакомцем, но когда они сделают знаки мира и сядут рядом, они обнаружат, что слова исходят легко, хотя один из них может показаться другому чудовищем. Однако сейчас мы должны идти своим путем. Мы юноши, ступившие на дорогу испытаний, а старейшие желают нам добра, но держатся в стороне.
— Ты не хочешь получить то, что мы можем предложить? — Для Рафа это была новая мысль.
— А ты сам хочешь получить то, что предлагают жители города?
Это подействовало на пилота. Он отчетливо вспомнил, какое нежелание, недоверие, даже страх испытывал по отношению к пещам, которые приносили со склада, как в глубине души надеялся, что Хобарт и Лабле не захотят получать знания чужаков. Если бы он не испытывал такое отвращение, он не смог бы уничтожить шар и сокровища, нагроможденные вокруг.
— Но мы ведь не они! — гневно возразил он. — Мы многое можем для вас сделать.
— Неужели? — Этот вопрос погрузился в сознание, как камень в пруд, оставив расходящиеся круги мыслей. — Я бы хотел, чтобы ты увидел Хоумпорт. Тогда тебе легче было бы понять. Конечно, ваше знание не разлагающее, оно не несет с собой семена гибели, как знание Иных. Но для нас принять его — слишком легко. Идти по легкому пути — забыть все, чего мы достигли. Дай нам время…
Раф прикрыл руками слезящиеся глаза. Ему так хотелось увидеть лицо Дальгарда, прочесть его выражение. И каким-то образом он смог его увидеть, серьезное лицо, такое же искреннее, как мысли.
— Вы вернетесь, — уверенно сказал Дальгард. — И мы будем ждать вас, потому что ты, Раф Курби, сделал это возможным. — Голос его звучал так торжественно, что Раф посмотрел на него с удивлением.
— Уничтожив сердце Иных, ты предоставил нам шанс. Если бы ты не делал этого, и мы, и водяные, и другие безвредные, счастливые жители этой планеты погибли бы. И не было бы нового начала, только тьма и ужасный конец.
Раф моргнул; к его удивлению, фигура не расплывалась; за гордо поднятой головой он увидел бирюзовое небо. Он различает цвета!
— Да, ты сможешь видеть и глазами, и мозгом. — Теперь Дальгард говорил вслух. — И если Дух, который правит космосом, будет добр, ты вернешься к своим. Потому что ты хорошо послужил Ему.
И словно устыдившись своей торжественности, Дальгард закончил самым прозаическим вопросом:
— Не хочешь ли поесть моллюсков?
Идя по мягкому песку, Раф чувствовал себя счастливее, свободнее, чем раньше. Все будет в порядке. Он видит! Он найдет корабль! Он рассмеялся и услышал ответный смех, а потом торжествующий вопль: разведчик нашел добычу.
После еды Дальгард задал другой вопрос, который не показался Рафу важным.
— У тебя есть близкий друг в экипаже корабля? Раф колебался. Есть ли у него друзья на РК-10? Разумеется, не Вонстед, с которым он делит каюту. Его совершенно не беспокоит, увидятся ли они снова. Офицеры, специалисты, как Лабле, — одно за другим он вспоминал их лица и тут же отбрасывал. Сорики… Он не может утверждать, что связист его близкий друг, но по крайней мере он лучше узнал его за последнее время.
Дальгард как будто прочел его мысли — вероятно, так оно и было, и Раф ощутил след прежнего негодования. Разведчик задал новый вопрос:
— А каков он? На кого похож?
Пилот не понимал, зачем это, но постарался ответить, вначале описал внешность связиста, потом, основываясь на догадках, постарался показать, что у того внутри.
Дальгард лежал на спине, глядя в зелено-голубое небо, но Раф знал, что он внимательно слушает каждое слово. Подошел водяной, сел скрестив ноги рядом с разведчиком, как будто тоже стал слушать описание человека, которого никогда не увидит. Появился второй морской житель, третий, и вскоре вокруг Рафа собрался молчаливый совет. Пилот продолжал говорить, столько когда кончил, Дальгард объяснил.
— Требуется много-много дней, чтобы добраться до твоего корабля. И прежде чем мы закончим это путешествие, твои товарищи могут улететь. Поэтому мы попробуем кое-что другое — с твоей помощью.
Раф потрогал узелок со своими вещами. Нет даже шлема с наушниками.
— Нет. — Дальгард читал его мысли. — Твои машины для нас бесполезны. Мы попробуем наш способ.
— Как? — Дикая мысль о сигнальном костре… Но разве из-за гор его можно увидеть? Или какое-то импровизированное связное устройство…
— Я сказал — ниш способ. — На лице Дальгарда была улыбка, постепенно проясняющееся зрение позволило Рафу ее увидеть. — Мы установим связь другого типа, а они. — он указал на водяных, — они дадут нам энергию. Я надеюсь. Ложись, — Дальгард жестом указал на песок, — и думай только о своем друге на корабле — в его естественном окружении. Постарайся все время держать эту картину в сознании, пусть никакие другие мысли не мешают.
— Ты хочешь…, послать мысленное сообщение? — недоверчиво произнес Раф.
— А разве я не связался с тобой в городе…, даже еще ничего о тебе не зная? — напомнил разведчик. — А такая связь вдвойне возможна, если речь идет о друзьях.
— Но мы тогда были близко.
— Потому и нужны они. — Дальгард снова показал на водяных. — Для них это естественная форма связи. Они подхватят твою мысль, усилят ее и пошлют на север. И так как твой друг связист, будем надеяться, что он окажется чувствительным к этому методу.
Раф не был убежден, что такой способ подействует. Но он вспомнил, как Дальгард установил с ним контакт, еще до того, заметил разведчик, как они встретились. Именно этот молчаливый призыв о помощи и вовлек Рафа в приключения. И теперь тот же способ должен помочь ему.
Он послушно вытянулся на песке и закрыл глаза, стараясь представить себе Сорики в тесной рубке связи; Сорики сидит на откидном стуле, сидит неподвижно, расслабившись, внешне бездеятельно, как много раз приходилось видеть Рафу. Сорики — его широкое лицо с плоскими скулами, большой улыбчивый рот, глаза с тяжелыми веками. Представив себе лицо Сорики, он вообразил, что стоит перед связистом, говорит непосредственно с ним.
— Приходи…, приходи и забери меня…, на юг…, на берег моря… Сорики, приходи и забери меня! — Слова превратились во что-то вроде песни, песня эта устремилась к знакомому лицу в знакомом окружении. — На юг…, приходи и забери меня… — Раф старался думать только об этом, не позволял другим мыслям прервать песню, потревожить картину, вызванную из памяти.
Пилот не мог бы сказать, сколько продолжались эти попытки установить связь, потому что постепенно от глубочайшей сосредоточенности перешел к сну, глубокому, без сновидений, и проснулся, чувствуя, что произошло что-то важное. Получилось ли?
Кольцо водяных исчезло, наступал рассвет, серый, холодный, в воздухе чувствовалось приближение дождя. Раф был спокоен. Зрение его еще улучшилось по сравнению со вчерашним днем. Но получилось ли у них? Он встал, отряхивая песок, и увидел выходящего из воды разведчика. У того на копье была наколота рыба.
— Нам удалось связаться? — спросил Раф.
— Твой друг не может ответить мыслью, поэтому мы не знаем. Позже попробуем еще раз. — Рафу показалось, что лицо Дальгарда осунулось, у него был измученный вид, словно недавно ему пришлось выполнить изнурительную работу. Разведчик шел к берегу медленно, не той энергичной походкой, к которой привык Раф. Садясь и начиная потрошить рыбу костяным ножом, разведчик повторил:
— Сегодня попробуем еще раз!..
Полчаса спустя, когда с моря пришел дождь, Раф уже знал, что повтор не потребуется. Он поднял голову, лицо его оживилось. Он так давно знает этот звук и не может ошибиться — гул мотора флиттера прорезал плеск падающей воды. Окружающие утесы, должно быть, усилили этот звук, потому что саму машину он не увидел. Но она приближается. Он повернулся к Дальгарду и увидел, что тот уже на ногах и поднимает копье.
— Это флиттер! Сорики услышал…, они идут! — поторопился заверить Раф.
В последний раз он увидел медленную теплую улыбку Дальгарда, увидел яснее, чем раньше. Потом разведчик повернулся и пошел к окружающим скалам. Прежде чем исчезнуть из виду, приветственно поднял копье.
— Быстрого и благополучного пути! — Так прощаются в Хоумпорте.
И Раф понял. Колонист говорил серьезно. Он не хочет контакта с космическим кораблем. У Рафа он был в долгу, но теперь этот долг выплачен. И еще не пришло время встречи людей Астры и Земли. Может, через сто лет — или тысячу…, но пока еще нет. Вспомнив, как он вызвал флиттер, Раф постарался успокоить свое дыхание; Чего достигнут люди Астры за сто лет? Сравнятся ли с ними жители Земли? Это вызов, и лишь он один знает об этом вызове. Хоумпорт останется его тайной. Его спасли и привели сюда водяные. А что касается РК-10 и его экипажа — для них Дальгард и его племя не существуют.
В последний раз испытал он близость мысленного контакта.
— Ты прав…, брат! — И тут же контакт прервался, из туч показалась черная точка флиттера.
Из-за скал Дальгард смотрел, как пилот садится в необычную машину. На мгновение ему захотелось крикнуть, побежать туда, поддаться желанию увидеть этих людей, увидеть корабль, который пронес их через космос и принесет, они в это верят, назад, на Землю, которая для него только легенда из прошлого. Но он подавил это желание. Всю свою жизнь он будет хранить тайну…, у него хватит воли, чтобы в Хоумпорте никогда не узнали. Время…, им нужно время. Через сто лет…, или тысячу… А пока еще рано!