Рожденная огнем. Книга 1. Дюжина и Ледяной лес

Глава 4

Вход в каземат находился возле оружейного склада. Едва Силвер отперла дверь, зияющая тьма хлынула наружу, протянув к будущим пленникам безмолвные пальцы. Дюжина содрогнулась, Хрум, успевший перебраться к ней на плечо, испуганно запищал. Пятак затаил дыхание, и его страх служил хоть малым, но утешением для его спутницы.

Дюжина оглянулась на плац, где по-прежнему тренировалась Семерка. Девочка сочувственно посмотрела на недавнюю напарницу и помахала мечом в знак солидарности. Дюжина коротко кивнула, однако на сердце сделалось легче. Когда она снова устремила взгляд в темноту, та уже не казалась такой жуткой.

Единственный факел Силвер отбрасывал причудливые тени, пока группа спускалась по винтовой лестнице в мрачный лабиринт подземелий. Старейшина направилась в узкий тоннель с выбитыми в земле камерами. Дюжина покрылась липким потом, запах влажной земли проникал в ноздри. Где-то незримо капала вода.

– Запри Пятака здесь, – скомандовала Силвер Виктории, в полумраке различался лишь ее профиль. – Дюжину я помещу чуть дальше.

Скрипнули петли, в замке повернулся ключ. Стиснув зубы, Дюжина расправила плечи и перевела дух. Они не увидят ее страха! Миновав еще несколько камер, Силвер распахнула массивную деревянную дверь с решеткой на уровне глаз.

– Заходи, – угрюмо велела она.

Дюжина обозрела темницу. Под исполинским пологом из паутины, какой мог бы гордиться паук-живоглот, виднелась куча заплесневелой соломы. В углу источала зловоние параша. Дюжина стиснула дрожащие пальцы в кулаки и обернулась к Силвер. На лице старейшины плясали тени, во взгляде читалось искреннее сострадание.

– Это лишь на один день, – мягко сказала она, коснувшись во мраке плеча Дюжины. – Употреби это время с пользой. Заклинаю. Подумай, есть ли у тебя будущее на заимке. Подумай, каким человеком хочешь стать.

Она шагнула обратно в тоннель и заперла дверь. В стене напротив темнела крохотная ниша. Силвер оставила там ключ и зажгла хроносвечу.

– Я пришлю тебе сонного молока, – бросила она, уходя. – Лишние страдания тебе ни к чему.

Дюжина медленно разомкнула кулаки, бесшумно подкралась к двери и, приникнув к холодным прутьям решетки, глядела вслед удаляющимся наставницам. Едва они скрылись из виду, воцарилась гнетущая тишина. Дюжина буквально чувствовала, как земная толща норовит обрушиться на нее, чтобы похоронить заживо. Паника в груди нарастала. Угадав настроение хозяйки, Хрум прильнул к ней и терся о шею до тех пор, пока тревога не улеглась, а дыхание не сделалось размеренным.

Дюжина почесала бельчонка за ушком, как тот любил.

– Прости, – шепнула девочка. – Это моя вина. Ты заслуживаешь лучшей доли.

Хрум согласно застрекотал, однако продолжал ластиться.

Досадуя на себя, Дюжина сомкнула веки, оставив щелочку, чтобы сквозь нее созерцать теплое сияние свечи. Если застыть в этой позе, можно мысленно перенестись в другое место и забыть о темнице.

– Разумеется, нет. – Голос Пятака бесцеремонно ворвался в ее размышления. Дюжина открыла глаза и вновь испытала на себе давящий кошмар подземелья. Она не проронила ни слова, пока окончательно не овладела собой.

– Чего «нет»? – ледяным (к вящей своей радости!) тоном спросила она.

– Разумеется, у тебя нет будущего на заимке, – отозвался Пятак. – Ты не годишься по всем статьям! Ну какой из тебя миротворец? Смех один.

В глубине души Дюжина полностью разделяла его мнение: заимка – лишь средство для достижения ее цели. Не более.

– Ты прав, – согласилась она, втайне наслаждаясь растерянностью обидчика, не ожидавшего такой реакции.

– Хм… серьезно? То есть, конечно, я прав! – быстро опомнился Пятак. – Вне всяких сомнений.

– Утешает, что из тебя миротворец еще хуже, – добавила Дюжина, постепенно входя во вкус. Даже страх перед беспросветной тьмой притупился. – Я просто не могу представить, что какой-то клан станет терпеть твое нытье. Не пройдет и недели, как они наймут ликвидатора и он разделается с тобой в два счета. А вот со мной он повозится куда дольше.

– Нытье? – Пятак чуть не захлебнулся от негодования. – Мои жалобы касаются только тебя, и они полностью обоснованны!

– Скажи это ликвидатору, – парировала Дюжина.

Раздался глухой стук, – похоже, Пятак с досады пнул дверь. Следом донеслось ехидное:

– Если не ошибаюсь, Силвер обещала тебе сонного молока? – Дюжина не ответила, ее ухмылка поблекла. Хрум ощетинился. – Кого-то мучают кошмары? Бедняжка. Корчишь из себя железную леди, а сама хрупкий цветочек.

Он залился чересчур громким натянутым смехом. Стиснув зубы, Дюжина попятилась вглубь камеры, пока не набрела на ворох соломы. Устроившись на жалкой подстилке, она привалилась к стене и устремила взгляд на мерцающий огонек. Хрум скользнул к ней на колени и свернулся калачиком, девочка принялась гладить шелковистую шерстку; размеренные движения успокаивающе подействовали на обоих.

Мысли упорно возвращались к Силвер – она хотела разозлиться на старейшину, но вместо этого почувствовала стыд: она подвела ее… снова. К стыду примешивалась вина перед Семеркой: почему она не дождалась напарницу после занятий? Семерка никогда бы так не поступила. Задержись она на плацу, не услышала бы реплики Пятака и не томилась бы сейчас в темном подземелье. Девочка сгорбилась под грузом вины и попыталась отрешиться от происходящего.

Казалось, минула целая вечность, прежде чем в коридоре раздались шаги, пробудившие Дюжину от забытья.

– Ау? – с надеждой позвал Пятак.

Кто-то спустился по лестнице, свернул в тоннель и вскоре поравнялся с камерой Дюжины. Сквозь решетку она увидела невысокую фигуру в плаще, которая втиснула между прутьями стакан сонного молока. Рядом с ним посетитель осторожно положил небольшой сверток. После чего фигура отступила в тень. Хрум метнулся к двери, его носик подергивался в предвкушении.

– Спасибо!

Дюжина вскочила с убогой подстилки. Обычно она чуралась разговоров, однако сегодня можно сделать исключение. Вместо ответа из коридора послышались удаляющиеся шаги – посланник предпочел раствориться во мраке.

Девочка потянулась за стаканом в надежде, что молоко хоть немного заглушит невыносимый голод. Второпях она задела сверток, и тот вывалился наружу. Дюжина чуть не взвыла, сообразив, что это могла быть еда.

Кляня себя за неуклюжесть, она аккуратно отнесла молоко вглубь камеры и вновь опустилась на солому. Хрум так и вился вокруг стакана, девочка отстранила его ласково, но твердо:

– У тебя еще остались орехи. – Она потрепала бельчонка по набитым щекам. Хрум уставился на нее – сначала с недоумением, потом радостно. Мгновение спустя он уже бойко грыз скорлупку.

Дюжина намеревалась посмаковать молоко, но в итоге проглотила его залпом. Умиротворяющий травяной вкус притупил голод и страх. На душе стало спокойнее, мрак, казалось, отступил, дыхание выровнялось. Хрум вскарабкался ей на грудь, и девочка провалилась в сон.

Она очнулась, как от толчка, сердце лихорадочно билось. Вытянувшись на прелой соломе, Дюжина заморгала, силясь угадать причину тревоги. Наверное, ей приснился кошмар. Поджав передние лапы и воинственно распушив хвост, Хрум застыл натянутой струною, всматриваясь в кромешную тьму камеры.

Внезапно от стены донесся шепот.

Дюжина медленно села. Неужели у нее галлюцинации? Или в каземате водятся призраки? Вскоре звук повторился: сперва приглушенное бормотание, возня, потом рык. За стеною явно кто-то был. Земляной ком рухнул с потолка и, прорвав паутину, плюхнулся к ногам девочки.

Она озадаченно нахмурилась. В недрах земли таился кто угодно, только не призраки. По крайней мере, если верить зачитанному до дыр экземпляру «Магических тварей», который Дюжина знала практически наизусть.

Дюжина уставилась на земляной ком. Призракам такое не под силу, да и возню им не поднять.

Судорожно сглотнув, девочка крепко обняла бельчонка и отползла назад, пока не уперлась спиной в дверь. Дрожащие пальцы потянулись к топорам. Возня и ворчание возобновились, на пол посыпалась земля. Дюжину затошнило от страха и безысходности. Топоры не спасут от обвала; рухнув, крыша погребет их с Хрумом заживо. Паника нарастала, обручем сдавливая грудь, легким недоставало кислорода; одной рукой Дюжина обнимала питомца, а второй стискивала топоры.

Земля содрогнулась, следом вновь послышалось невнятное бормотание. В камере повеяло холодом, Дюжина моментально покрылась мурашками. Каждой клеточкой своего существа она чувствовала: происходит нечто ужасное. Рядом с нею во тьме таилось зло.