Рождение королевы

Глава 17

Надежда Аркадьевна медленно шла к дому. Болезнь, видно набравшись сил в холоде и сырости, брала своё. Женщину одновременно мучил жар и трясло от озноба. Сил не было, и даже последние несколько метров до подъезда вдруг показались слишком долгими и тяжёлыми.

В её квартире горел свет, и из темноты был хорошо различим силуэт Наденьки с Аркашей на руках, ждущей у окна. Она видимо увидела бредущую Надежду Аркадьевну, потому что когда та вышла из лифта, Наденька уже ждала её у двери.

— Тётя Надя, что случилось? Говорят вы заболели, а вас нет и нет… — зачастила она.

— Ты от меня подальше держись. И правда заразу подцепила, — двусмысленно ответила Надежда Аркадьевна. — Я промокла, переоденусь в сухое и на кухню пойду. Не надо, чтобы ребёнок со мной контактировал.

Но когда минут через десять Надежда Аркадьевна дошла до кухни, в мыслях убеждая себя что нужно съесть хоть что-то и сделать большую кружку молока с мёдом, Наденька хлопотала на кухне.

— Погода на улице мерзость слякучая, а у вас все ботинки насквозь. Один вообще, стельку аж выжимай! — сразу сказала она. — Я грязь смыла и сушиться поставила.

— Куриный суп? — спросила Надежда Аркадьевна, когда Надя поставила перед ней тарелку.

— Да время вам уже домой давно прийти, а всё нет. Я на кафедру позвонила спросила могу ли услышать Надежду Аркадьевну, а мне, мол сегодня вы пораньше ушли и видимо в ближайшие дни вас не будет, потому что заболели, и вообще, будучи студентом ВУЗа нужно уметь читать, тогда бы я знала, когда и до которого времени секретарь кафедры работает. А я даже представиться не успела. Сразу решили, что из учащихся, — рассказала Наденька. — Я поэтому суп и сварила. Не знаю почему, но в голове как правило, раз болеем значит нужен куриный суп. Может до аптеки добежать?

— Спасибо, не надо, — остановила её Надежда Аркадьевна, почему-то не желая говорить о том, что в аптеке уже была. — Иди лучше к сыну.

— Он спит же, — улыбнулась Наденька. — По его режиму часы сверять можно. Теперь только в полдвенадцатого проснётся, есть потребует. А я успокоиться не могу, полдня на нервах.

— А что случилось? — нахмурилась Надежда Аркадьевна.

Рассказ Наденьки частично был Надежде знаком. День у девушки шёл по обычному распорядку. Прибежав домой за час до ухода Надежды Аракадьевны, успев помыть свои подъезды и забрать на разнос почту, середину дня она посвящала прогулкам с ребёнком, если позволяла работа. Друзей или знакомых у неё не было, долгов набрать не успела, поэтому и звонок с незнакомого городского номера взяла не задумываясь, кто бы это мог звонить.

— А это новая жена отца, — вздохнула Наденька. — Мол, где я, да как, вроде в Москву уехала и не звоню. А то отец так болеет, так болеет, что врачи ему говорят, что в Москву надо ехать лечиться.

— А она сопровождать будет? — попыталась сделать вид, что ни о чëм не знает Надежда Аркадьевна. — Когда приедут?

— Надеюсь, что никогда! — вдруг резко ответила всегда мягкая Наденька. — Болезнь у них с отцом одна на двоих. Бутылка называется! А это почву прощупывала, мол, нельзя ли с меня что урвать и поживиться. Долгов понабрали, кто им только эти кредиты надавал. Жаловалась, что их трясут, как липку, денег нет, а и те, что приходят, то счета арестованы. И заболели резко! Я сказала, что сама вон уборщица и посудомойка, живу с ребёнком в закутке, на балконе, но ребёнок капризничает, хозяйка этим сильно недовольна. Мол того и гляди выгонят, приеду тогда к ним. Проживать-то я там имею право. Так она так причитать начала, зачем же я рожала, о чём думала, и что бы держалась за Москву. А ребёнку, чтоб людей не злил можно и снотворного в молоке развести. И пусть спит. У нас-то я вообще никакой работы не найду. Да ещё на ребёнка столько денег уходит. А как же быть и что делать, если я приеду, да не одна, а с ребёнком, там и так… Ой, не хочу говорить.

— Так тут хитрая лиса к зайке в избушку просилась, а зайка сам напрашиваться стал? — отчего-то даже вроде температура спала и запах супа стал на удивление соблазнительным.

— Вы не думайте, — вздохнула Наденька. — Папа очень хороший. Был, пока пить не начал. Он знаете какой рукастый! Любую электрику починить, фундамент или трубу вывести, стëкла вставить. С деревом работать любил. У нас возле дома всегда самые красивые скворечники и кормушки были. А какая голубятня у отца вышла!

— Голубей разводил? — спросила Надежда Аркадьевна, отламывая кусочек хлеба.

— Не то чтобы разводил, любил очень. С детства. А потом запил, ухода никакого, кормить по пьяни забывал. Вот они и улетели. — Пожала плечами Наденька. — Я всё думаю, может хоть голуби его заставили бы себя в руки взять, если бы не улетели. Может времени не хватило. Я иногда замечала с какой грустью он на пустую голубятню смотрит.

— Так подари ему парочку, — посоветовала Надежда Аркадьевна. — Может это и правда, единственный шанс. Человеку иногда в большое и хорошо заметное сложно верить, а какая-то мелочь… Я ведь, знаешь, слышала твой разговор. Ты же под козырьком у аптеки разговаривала? Только разговора не поняла.

— А что же вы домой сразу… — осеклась Наденька.

Девушкой она была простоватой, немного наивной, но не глупой.

— Услышали и обиделись, да? — спросила она сразу погрустнев.

— Разозлилась я, — призналась Надежда Аркадьевна. — И время себе дала, чтобы остыть, с горяча не рубить. Поехала к старикам. А там… Алла Михайловна умерла. И дождь, и ногу подвернула, и зонтик сломала.

— Как же так, — почти сразу заполнились слезами глаза Наденьки.

— Возраст, Надюш. — Вздохнула Надежда Аркадьевна.

— Да какой возраст! Она же вон, в своём уме была, гулять ходила, читала, — не соглашалась Наденька.

— Я пойду, Надюш, лягу. Что-то сил совсем не осталось. Лекарства приму, может завтра легче станет. Надо на прощание с Аллой Михайловной шарлотки напечь, — поднялась из-за стола Надежда Аркадьевна.

Но на утро легче не стало, как и на следующий день. Даже шарлотку и блины пекла Наденька. Но на прощание Надежда Аркадьевна всё же поехала. Лекарства хоть и помогли стоять на ногах, но кажется отняли последние силы. Или всему виной был нудный моросящий дождь, к вечеру превратившийся в ливень.

После похорон Надежда Аркадьевна совсем слегла. Горло болело так, что любая попытка что-то сказать, превращалась в пытку. Большую часть времени она то ли спала, то ли бредила. В её сознании оживали те, о ком она так любила читать и размышлять. Екатерина Медичи и Сервилия Старшая. Истории смешивались, измученный температурой мозг рисовал среди тёмных флорентийских подземелий и французских катакомб римские колонны и триумфальные арки. Французкие рыцари смешивались в боях с римскими легионами, чьи центурионы покрывали свои доспехи звериными шкурами. Вспыхивали факелы, знаменуя начало ночного шествия жриц в святилище богини Гекаты…

— Надо же… Ещё помнят, — зазвучал голос отовсюду сразу.

Оглядываясь по сторонам, Надежда Аркадьевна вдруг обнаружила себя посреди выложенной каменными плитами площадки, окружëнной многочисленными арками.

— Понятно, — устало вздохнула она. — Несколько дней критически высоких температур и появился бред. Главное, чтобы это было не последствием необратимых изменений.

— Как много знаний, и как мало понимания сути. — Засмеялась женщина на вдруг появившемся из тумана троне. — А вот она, просто наблюдает.

Надежда обернулась и увидела совсем юную девушку, в странного вида рубахе до пола и выглядящую очень плохо, словно долго и тяжело болела. Впрочем, и она сама выглядела не менее странно.

— Мать Покровительница? — вдруг спросила девушка у незнакомки.

— А ты взвывала ещё к кому-то? — не скрывала насмешки незнакомка на троне.

— Хозяйка душ и перекрёстков, — догадалась и Надежда Аркадьевна.

— Меня так давно не тревожили мольбами, что я решила откликнуться на ваши просьбы, — лукаво улыбалась богиня. — Ты получишь совершенно иную жизнь, начнёшь всё с начала. Ну, почти. Даже ты понимаешь, что девятнадцать лет это не возраст. И главное, ты не на секунду больше не будешь одинока. А ты увидишь, как гибнет Лангория, захлёбываясь в кровавом пламени войны. И именно ты будешь её причиной. Души погибших будут вашей платой за мою доброту и внимание к вам. Не забудьте посвятить эти жертвы мне.

— Я прошу простить, что потревожила, но это был… Порыв в минуту слабости, горя и обиды… — попыталась объяснить Надежда. — Я вообще никогда не… Понятия не имею обо всех этих условиях, посвящениях и прочем. Просто высказанное вслух желание.

— Никогда не стоит произносить вслух свои желания, мало ли кто их услышит? — с улыбкой повторила знакомую мне фразу Древняя. — Что же касается твоего незнания… Напомни мне, кто назначил цену за исполнение пожеланий твоей матери, некоторому мужчине? Жизнь нерождённого сына… Огромная цена.

— Моя мать была историком, антиковедом. Она просто повторила слова ритуала, которым пользовались древние люди, — не соглашалась Надежда.

— А древние по-твоему были глупцами? Необразованными и не понимающими суть вещей? — ещё одна усмешка. — Ты, как не древний человек, наверняка знаешь гораздо больше. И именно поэтому посвятила смерть сына Фуриям, на которой между прочим прервалась не просто ветвь твоего рода, но и род твоего отца, и матери. Весь род. А теперь, ты так хотела, так плакала… А потом узнала, что всё мелочи. И обида твоя надуманная. Но скажи мне, а что тебя держит здесь? Ты так и так вот-вот умрёшь, а можешь умереть где-то далеко от своей нынешней жизни. Но может это будет другая жизнь или ты превратишь её в подобие той, которую уже прожила. Ты конечно можешь отказаться и не оплатить долг передо мной. Я не настаиваю.

— И попасть в ещё более сложную ситуацию да ещё и с разгневанной богиней за спиной? — уточнила Надежда. — И шанс…

— Заманчиво, правда? — чуть прикрыла глаза Богиня. — И меня позабавишь. Ну?

— Я всё-таки должна ответить… Я согласна, — выдохнула Надежда.

— А я согласна без уговоров и обманов, — вдруг вышла из тени края площадки в круг света от факелов девушка. — У меня нет сил, я ничего не значу. Предана, забыта… Я вынуждена прятаться и выслушивать оскорбления. Я, рождённая принцессой, должна подчиняться вассалам собственного мужа! Родственникам его любовницы! Подобное смывается только кровью.

— И за поведение твоего мужа и его вассалов должна заплатить целая страна? Кровью? Неужели нет никого близкого, кого тебе было бы жаль? — не удержалась Надежда, для которой война по ужасу своему равнялась концу света.

— А чтобы ты сделала, если бы на другой чаше лежала твоя собственная жизнь? — спросила королева. — Мне не дали шанса просто жить даже в изгнании!

— А вот с этим вы разберётесь между собой, девочки, — засмеялась Богиня. — У вас целая жизнь для этого впереди. Вы обе, единственные, кто почтил меня воззванием и дарами, пробудил своей верой. Можно сказать, самые верные почитатели, просто верховные жрицы по нынешним временам. Надежда, тут и пояснять нечего. Ренерель. Рене, возрождённая. Возрождённая Надежда, Рена. В этом что-то есть… Надеюсь, что мне предстоят долгие годы презабавнейшего зрелища. Пожалуй, я одарю каждую из вас. Вы обе, узнаете, что будет после того, как я исполню ваши мольбы.

Богиня откинулась на спинку трона, её лицо застыло маской, словно это это была маска. Её тело превратилось в царственную статую, а словно взбесившийся ветер погасил все факелы.

Рефлекторно зашарив по темноте, Надежда схватила невозможно холодную руку королевы.

— Ты горишь, — прошептала та. — Что с тобой происходит?

Надежда повернулась к ней, но увидела совсем другие картины. Наденька, что-то требующая от врачей. И те, только отводящие взгляд. И письмо Надежды Аркадьевны Наденьке и Аркаше. С документами на квартиру. Видела Надежда Аркадьевна, как спустя год, Наденька поставит перед отцом клетку с семью голубями.

И почти спившийся мужчина вдруг озаботился состоянием голубятни, и что пьяным наверх не залезть… Много позже он спросит дочь, почему она привезла ему ту клетку с птицами.

— Это был совет очень доброй и мудрой женщины. Я вспомнила её слова на годовщину, и решила, была не была. — Честно ответила ему Наденька.

Хотя Наденькой её уже давно мало кто звал. Надежда Романовна, так к ней будут обращаться и, большим уважением. В год смерти Аллы Михайловны и Надежды Аркадьевны болезнь пробралась в дом престарелых. И нужен был уход. Надя, приехала с сыном. Была принята на постоянную работу, быстро доросла до завхоза, а потом сменила и заведующую. И никто не назвал бы её мягкой и наивной. Интересы своих подопечных и вверенного ей учреждения она отстаивала с неожиданной хваткой.

Правда жила она не в квартире Царëвых, а у мужа, в соседнем подъезде. Маленький Аркаша вырос, отучился и не только преподавал «Римское право», но и был весьма успешным адвокатом.

— Вы посмотрите на эту библиотеку! — смеялся он. — Монографии Ии Леонидовны Маяк по истории «Римского права» с личной дарственной подписью! Кажется, моя судьба была предрешена.

А в гостиной стоял портрет, одна из немногих фотографий. Наденька улыбалась, стоя рядом с Надеждой Аркадьевной, держащей на руках совсем маленького Аркашу.

— Зачем ты держишь это фото на виду? Ведь твоя бабушка умерла, когда ты и себя не помнишь, — спрашивали его иногда друзья.

— Это моё напоминание, что душа и её сила существует, — всегда отвечал Аркадий Царёв, взявший фамилию той, что не прошла мимо попавшей в беду девчонки. — И от одной единственной души зависеть порой может даже сама жизнь.

А где-то, под горой, надёжно закрывающей своей толщей от смертоносного ливня, в пещере, среди горячих горных источников, впервые за несколько дней открыла глаза Её Величество Ренерель Сансорийская.