Полома Мальвара с непонятной ему самому веселостью наблюдал за поведением колонистов, испытывая при этом стыд за собственную толстокожесть.
Он хорошо помнил, как мучился от морской болезни во время путешествия из Кидана в Хамилай, и сейчас по логике вещей должен был сочувствовать страдающим от качки людям, которые едва ли не каждый день выстраивалась возле борта, чтобы вовремя извергнуть в море содержимое желудка. Мальвара сам удивлялся, почему во время обратного пути не стал переносить качку намного лучше. Наверняка это было вызвано тем, что сейчас он находился на огромном корабле, который держался на волнах гораздо устойчивее, чем то маленькое и юркое торговое суденышко, которое спасло Полому от преследования коварных соотечественников.
Это было уже два года назад, с удивлением подумал бывший префект. Казалось, что с тех пор, как он бежал из родных мест, прошло совсем немного времени. Теперь же Мальвара с грустью размышлял о том, скольких своих родственников он застанет в живых. Полома надеялся, что плутократы не осмелились отомстить им за его бегство.
Усилием воли он заставил себя не думать об этом. Не пристало возвращаться домой с ненавистью в душе и с руками, обагренными кровью. Да и вряд ли Мэддин начнет строительство колонии с истребления местных торговцев – ведь они могут способствовать становлению экономической самостоятельности нового поселения.
Уже не в первый раз Мальвара пожелал быть кем-то другим, вести простую жизнь и принимать решения не более сложные, чем выбор обеденного меню или как придумать имя для новорожденного.
Полома горько рассмеялся. Нет, жалеть себя не стоит. Бедные и незнатные люди в его краю едва сводят концы с концами, постоянно недоедают и порой подолгу ждут, прежде чем дать имя новорожденному ребенку, опасаясь, что он может умереть. И сам префект, и его ближайшие родственники всегда вели сытое, беззаботное, ничем не обремененное существование. Если бы Полома не решил заняться политикой, он до сих пор благополучно мог жить в своем родном доме. Мальвара сам сделал свою жизнь такой, как она есть. Он решил воспользоваться предложением Лерены возглавить экспедицию, имевшую целью установление власти чужестранцев в его родной стране. Мысль о том, что потенциальные противники поступили точно так же в отношении Ривальда, нисколько не уменьшала чувство вины бывшего префекта.
Полома надеялся, что у него хватит смелости принять все последствия своего решения. Иногда он пытался заглянуть в глубины собственной души в поисках чего-то такого, что можно было бы назвать храбростью, то так ничего и не находил, даже несмотря на то что дважды поступил довольно отважно. Первый раз – в киданской Ассамблее, когда он бросил вызов вождю плутократов Майре Сигни, а второй – обезоружив негодяя, пытавшегося убить возлюбленную Мэддина, красавицу Алвей Селфорд. В первом случае он проявил несомненное мужество, потому что принять сторону Сигни означало опозорить себя самого и всю свою семью. Выходит, этот поступок был совершен из чувства гордости. А в случае с наемным убийцей Полома проявил храбрость потому, что Алвей оказала ему доверие, какого ему не оказывал никто с тех пор, как он покинул Кидан. Это показалось ему чем-то вроде подарка судьбы. Так что в тот раз храбрый поступок был совершен из чувства благодарности…
Жизнь абсурдна, сказал себе Мальвара, и эта мысль немного успокоила его. Лучше уж жить в абсурдном мире, чем в заранее предопределенном и предсказуемом, иначе такие люди, как он – то есть те, кто привык принимать обстоятельства такими, как есть, – будут неизменно терпеть поражение.
Полома ощутил дуновение холодного ветра. Он плотнее закутался в плащ и отправился на нижнюю палубу, где было теплее.
В этот момент он увидел ту самую девушку. С позеленевшим лицом она стояла у борта среди других переселенцев, страдающих от морской болезни. Мальвара попытался вспомнить, как ее зовут, но тщетно. Затем совершенно неожиданно перед его мысленным взором появилось имя девушки, написанное буквами киданского алфавита.
Да, верно. Эриот Флитвуд. Жестянщица. Девушка, которая назвала его заморским принцем. Значит, ей все-таки удалось попасть на корабль…
Мальвара улыбнулся, вспомнив свою встречу с настойчивой девицей, и долго смотрел на нее, прикидывая, имеет ли смысл подойти к ней. Новый порыв ветра обдал его холодом. Полома поежился и продолжил свой путь на нижнюю палубу.
Гос Линседд внимательно наблюдал за бывшим префектом. Тот стоял на юте «Ханнема», главного корабля флотилии. Интересно, какие чувства он может сейчас испытывать? Каково это – возвращаться домой после нескольких лет ссылки? Какой прием ожидает Полому по возвращении в родные места? А как встретят в Кидане Госа и других хамилайцев? Вполне вероятна быстрая расправа от рук вероломных правителей города. А что же простой народ? Как воспримет он прибывшую из Хамилая экспедицию? Кем их посчитают – завоевателями или освободителями?
Гос сокрушенно покачал головой. Во время путешествия по морю начинаешь по-другому смотреть на вещи. Безграничные водные просторы как будто сводят на нет весь твой предыдущий жизненный опыт, и разум, подобно цветку, раскрывается и впитывает самые невероятные идеи. Единственная задача Линседда – командование экспедиционным корпусом. А о последствиях действий его бойцов пусть беспокоятся Мэддин и Гэлис.
Когда находишься в море, появляется слишком много свободного времени. Гоеу надо было заняться обучением солдат, которые в данный момент находились на борту «Грейлинга». Кроме того, бойцы должны нести караул на нижних палубах, где находились колонисты, содержать в чистоте форму, регулярно проверять состояние оружия, снаряжения, лошадей, запасов продовольствия и так далее. Все это занимало лишь часть дня, а остальное время солдаты слонялись по палубе и главным образом скучали.
Гос сожалел о том, что он и Полома плывут на разных кораблях; они могли бы лучше узнать друг друга. Ему также хотелось поближе познакомиться с офицерами, которые находились в подчинении у бывшего префекта, прежде чем увидит их в бою. Линседд был человеком дружелюбным, но не настолько, чтобы допустить панибратские отношения с подчиненными. Настоящая дружба возникнет позже, на почве взаимного уважения, а не из-за временного одиночества и дорожной скуки.
Еще раз посмотрев в сторону «Ханнема», Гос увидел, что Полома куда-то исчез с палубы. Бросив взгляд в другом направлении, он заметил примерно в двух милях два других корабля, «Зарим» и «Лакстон». Все суда были одного типа – большие и абсолютно надежные. Мэддин говорил ему, что раньше они использовались для перевозки зерна и потому не отличались маневренностью и скоростью. В гавани суда не производили особого впечатления. Впрочем, как признался себе Гос, все-таки было в них что-то величественное, когда они на всех парусах шли по бескрайним морским просторам.
Однако эти корабли не отличались быстрым ходом. Пройдет несколько недель, прежде чем они прибудут в Новую Землю. К этому времени солдаты измучаются от морской болезни, ошалеют от безделья и в лучшем случае будут способны с трудом передвигать ноги по плацу.
Линседд услышал, как кто-то поднимается по лестнице на верхнюю палубу, а затем увидел светловолосую голову Гэлис Валера. Он с любопытством посмотрел на стратега.
Девушка переносила тяготы путешествия легче остальных пассажиров – и гораздо легче, чем ее возлюбленная, грамматист Китайра Альбин. Та проводила большую часть времени на палубе; ее постоянно тошнило. Впрочем, иногда она вообще не выходила из каюты. Гос даже пожалел, что от морской болезни страдает Китайра, а не Гэлис. Грамматист казалась ему намного более привлекательной, чем стратег.
Девушка приветливо улыбнулась ему. Линседд церемонно поклонился.
– Как сегодня чувствует себя ваша спутница? – спросил он.
– Думаю, ей уже намного лучше, – ответила Гэлис. – Матросы сказали мне, что в начале плавания многие страдают от морской болезни так же сильно, как Китайра. Но дней через десять все привыкают к качке. Еще они говорили, что одному из знаменитых хамилайских адмиралов всегда бывало плохо после отплытия, но при виде вражеских кораблей болезнь как рукой снимало.
Она вновь улыбнулась, чтобы выказать Госу свое расположение и немного приободрить его.
– Так оно и было, – спокойно заметил офицер. – Адмирала звали Бандайди. Он был убит Кевлеренами. В те дни слишком успешных людей всегда подстерегала опасность.
Гэлис встала рядом с Госом и посмотрела на море.
– Наблюдать за волнами так же интересно, как любоваться огнем, – произнесла она. – Море завораживает. Через какое-то время мне начинает казаться, что я вижу то, что находится под водой.
Линседд промолчал.
– Вы думаете, что с тех пор ничего не изменилось? – спросила Гэлис.
– Что именно?
– Кевлерены по-прежнему избавляются от тех, кто достиг слишком больших успехов в разных сферах деятельности?
Гос удивленно посмотрел на девушку. О чем это она? Неужели стратег провоцирует его? Может быть, Мэддин попросил Гэлис проверить лояльность командующего?..
– Почему я вообще должен об этом думать? Гэлис пожала плечами.
– Они вышвырнули Мэддина из Хамилая. Мне говорили, что он был лучшим генералом империи.
– Возможно, так оно и есть, – бесстрастным тоном ответил Гос. – Но ведь это как раз хороший повод поставить его во главе первой колонии на Новой Земле.
– А, тогда понятно. Кроме того, он и сам является Кевлереном. – Стратег посмотрела Госу в глаза и неожиданно спросила: – Вы нарочно меня избегаете?
Линседд поперхнулся, закашлялся и с трудом ответил:
– Нет.
Он признался себе, что это не совсем правда, но предпочел солгать, не испытывая при этом ни малейших угрызений совести. Однако Линседд знал, что в присутствии этой женщины чувствует себя неловко. Она казалась ему слишком хладнокровной, слишком самоуверенной. Ему не нравились эти качества ни в ком – не говоря уже о человеке, с которым придется тесно сотрудничать. Кроме того, Гэлис была возлюбленной красавицы Китайры. Гос ощутил укол ревности, но тут же испытал неловкость за это ничем не обоснованное чувство.
– Просто Мэддин очень хочет, чтобы мы с вами поскорее нашли общий язык. Насколько я понимаю, ему нужно, чтобы командующий и стратег разработали план предстоящих действий еще до того, как наши корабли доберутся до Кидана.
– Такие решения трудно принимать, не зная ситуации, сложившейся сейчас в Кидане. Прошло два года с тех пор, как Полома бежал оттуда. Целая империя за такой срок может радикально изменить свою внешнюю политику. Что уж говорить о небольшом торговом городе.
Вместо того чтобы смутиться после реплики Госа, Гэлис, наоборот, воодушевилась.
– Вот именно! Чем быстрее мы обсудим план будущих действий, тем увереннее будет себя чувствовать Мэддин, когда мы прибудем в Кидан.
Гос понял, что его ловко перехитрили. Он не мог сдержать восхищенной улыбки.
– А что конкретно вы предлагаете?
– Как скоро мы прибудем на Каел и когда встретимся с принцем?
– Это зависит от ветра. Возможно, через пять – восемь дней.
– Может ли Полома каким-то образом попасть сюда, на «Грейлинг»? Или, наоборот, – получится ли у нас перебраться на его корабль?
– Думаю, это вполне возможно. Но сначала нужно спросить у капитана, – сказал Линседд, кивнув в сторону моряков, стоявших на кормовой палубе. Капитан проводил там большую часть времени, наблюдая за тем, как паруса «Грейлинга» надуваются ветром. Его нельзя было назвать разговорчивым человеком. И тут Гос подумал, что Гэлис, видимо, придерживается такого же мнения и о нем самом.
– Тогда давайте прямо сейчас подойдем к нему и спросим, – предложила стратег и зашагала на корму.
До чего же она самоуверенна, подумал Линседд, покачав головой. Впрочем, нет, это не самоуверенность… Стратег просто выполняет свою работу. Кстати, ему самому тоже давно пора приступить к выполнению своих обязанностей. В любом случае, похоже, теперь для скуки времени не останется. По крайней мере до тех пор, пока они не прибудут к берегам Каела.
– Подождите, – крикнул Гос. – Я пойду с вами.
Эриот Флитвуд извергла за борт содержимое своего желудка. Плотнее закутавшись в шаль, она попыталась не думать о холодном морском воздухе. Но как же ей было плохо!..
Спускаясь на нижнюю палубу, где в воздухе стоял крепкий запах давно немытых тел, Эриот чувствовала себя совершенно измученной и несчастной, чего никогда не случалось после того дня, когда умер ее отец и она изведала всю горечь сиротства.
Девушка шла очень осторожно, опасаясь, что кто-нибудь из солдат заметит ее присутствие на корабле и выбросит незаконную пассажирку за борт. Она аккуратно обходила других колонистов, направляясь к своему месту на нижней палубе – последней перед трюмом, ниже ватерлинии, где не было даже бортовых иллюминаторов, дающих доступ свежему воздуху и свету. Это было темное сырое помещение, освещаемое лишь несколькими фонарями. Эриот нашла место под одним из трапов и села, приготовившись к нескольким часам скуки и неизбежной тошноты, прежде чем настанет время следующего приема пищи. После этого ей снова придется торопливо подниматься на верхнюю палубу, чтобы в очередной раз вывернуть содержимое желудка в море.
Правильно ли она поступила, сев в вагон парового экипажа несколько дней – или уже недель? – тому назад?.. Дорога до порта Сома была достаточно тяжелой, но когда все пассажиры с поезда перебрались на огромные сухогрузы, ее воодушевление сменилось тягостным сомнением. Сможет ли она вообще перенести все трудности плавания к Новой Земле, не говоря уже об испытаниях, которые придется пережить при создании новой колонии?..
Однако страдания от нескончаемой качки испытывала не одна Эриот. С тех пор как корабль вышел из порта, ее жизнь превратилась в кошмар. Стоны девушки сливались с жутким хором стенаний остальных пассажиров, страдавших от морской болезни не меньше, чем она. Эриот никак не удавалось как следует отдохнуть, и каждое утро, просыпаясь после тяжелых сновидений, она окуналась в суровую реальность.
Единственным утешением была мысль о том, что приступы морской болезни, к счастью, стали не такими частыми. Девушку уже не так сильно тошнило, и сегодня впервые за последнее время ей удалось выйти на свежий воздух, не наблевав по дороге. Однако, вернувшись обратно, она уже не чувствовала в себе прежней уверенности.
Эриот закрыла глаза, но легче ей все равно не стало.
Тут кто-то хорошенько наступил ей на ногу.
Девушка открыла глаза. Подняв голову, она увидела высокого широкоплечего мужчину с густой черной бородой. В тусклом свете было трудно разглядеть черты его лица, но Эриот все же заметила кустистые брови и острые скулы незнакомца. Подобно большинству колонистов, он был одет в простые штаны и шерстяную тунику с длинными рукавами.
– С тобой все в порядке? – каким-то монотонным голосом поинтересовался бородач.
Эриот поджала под себя ноги и кивнула.
– Я заметил, что после еды тебя обычно тошнит.
Девушка ничего не ответила. С самого начала плавания она старалась не вступать в разговоры с другими пассажирами, боясь, что кто-то заподозрит ее в незаконном пребывании на корабле. В своих самых страшных кошмарах она представляла, как ее выбрасывают за борт в холодные серые волны.
– Меня зовут Арден, – представился незнакомец.
Эриот по-прежнему молчала, но чернобородый тип так пристально смотрел на нее, что в конце концов она не выдержала:
– Это ваше имя – или фамилия?
– У меня есть только одно, – ответил незнакомец все тем же монотонным голосом.
Девушке показалось, что в его словах прозвучала какая-то необъяснимая грусть.
– Но у всех людей есть имя и фамилия.
– С тобой все в порядке? Как ты себя чувствуешь? – повторил он.
– А почему вас это интересует? Арден пожал плечами.
– Да нет, нельзя сказать, что слишком уж интересует. – Он какое-то мгновение помолчал, а затем добавил: – Твое дело. Поступай как знаешь.
С этими слова он ушел. Эриот с любопытством посмотрела ему вслед. Пройдя несколько шагов, бородач пихнул в бок какого-то мужчину. Девушка видела, что он что-то говорит, но не могла расслышать его слов. Вероятно, Арден задал точно такой же вопрос: «С тобой все в порядке?»
– Он это целый день делает, – раздался женский голос. Эриот обернулась. Рядом с ней сидела пожилая женщина, которую она всегда видела только спящей. Старушка напомнила жестянщице птицу: маленькая, сухощавая, хрупкая, с всклокоченными седыми волосами.
– Он приходил сюда утром, когда ты была на палубе. Разговаривал с людьми. Кому-то принес воды. Но ты ему не доверяй. Сдается мне, он один из них.
Девушке не пришлось спрашивать, кого старушка подразумевала под словом они. Среди колонистов было очень много заключенных, взятых с каторжных работ и лагерей-поселений. Все они были одинаково одеты. Эриот заметила, что и на ее соседке была точно такая же одежда.
– Я одна из тех, кого силой выставили из богадельни, – с негодованием сказала пожилая женщина, заметив выражение лица Эриот. – Ас законом я всегда ладила…
Тут она подозрительно посмотрела на девушку.
– Ты-то сама откуда?
– Из Омеральта, – просто ответила жестянщица.
Ее собеседница внезапно рассмеялась, словно девушка сказала что-то смешное.
– Да, я могла бы и не спрашивать, – сказала она. – Мы тут все из Омеральта. А теперь направляемся… одному лишь Сефиду ведомо куда!
Старушка вновь рассмеялась, и с ее лица исчезло выражение подозрительности. Она наклонилась к Эриот.
– Меня зовут Розалла. Рада познакомиться с тобой, жительница Омеральта.
Эриот замялась, не зная, что сказать.
– Да будет тебе, – успокоила ее Розалла. – У всех нас есть, что скрывать. Даже если мы из богадельни.
– Я – Эриот, – тихо произнесла девушка. Пожилая женщина вздохнула.
– Что ж, Эриот, держись поближе ко мне. У меня такое чувство, что в этом плавании нам всем понадобятся друзья.
– Когда же мы приплывем на Каел? – поинтересовалась Эриот.
Розалла пожала плечами.
– Никто точно не знает, а матросы ничего не говорят. Я слышала, что мы плывем не на Каел, а в другое место.
– Как это понимать? – удивилась девушка, чувствуя, как ее охватывает беспокойство. Она так рисковала, чтобы попасть на корабль, направляющийся к этому острову!.. – В таком случае, куда же мы плывем?
– До меня дошли слухи, – понизив голос, ответила Розалла, – что мы направляемся к Новой Земле.
– Но это же совсем в другой стороне! – ошеломленно прошептала Эриот.
Девушка почувствовала, как внутри у нее все похолодело. Что же делать? Выдержит ли она дорогу на край света?
– С какой стати отправлять нас туда?..
– Не знаю, дорогуша, но ты подумай: зачем на корабле нужно везти столько солдат? Мне говорили, что именно для того, чтобы присматривать за нами. – Розалла пожала плечами. – Ах, да что они могут знать? Что вообще кто-то из нас знает?..
Тут пожилая женщина закрыла рот обеими руками и болезненно закашлялась.
– Что случилось? Вам помочь? – спросила Эриот. Розалла махнула рукой, отрицательно покачала головой, но затем снова раскашлялась.
– Я принесу вам воды, – решительно заявила девушка и, несмотря на протесты своей спутницы, направилась к ближайшей бочке и принесла ковшик с водой.
Розалла приняла ковшик с благодарностью. После нескольких глотков ее кашель прекратился.
– Очень любезно с твоей стороны, – хрипло произнесла она.
Относя ковшик на место, Эриот вновь услышала кашель, на этот раз доносившийся с другой стороны. Обернувшись на звук, она увидела какого-то юношу, который сидел у стены, поджав колени к груди. Перехватив ее взгляд, он виновато улыбнулся. Девушка огляделась в поисках давешнего бородача: надо сообщить ему, что здесь находится человек, который нуждается в помощи. Но Ардена нигде не было видно. Эриот вздохнула, вновь наполнила ковшик и понесла его юноше.
Арден находился неподалеку и слышал кашель Розаллы и молодого человека, но Эриот оказала им помощь прежде, чем он успел к ним подойти. Ему было приятно видеть, что кто-то еще, кроме него, беспокоится о своих спутниках и по мере возможностей помогает им. Бородач очень удивился, что таким человеком оказалась маленькая женщина с волевым голосом.
В следующее мгновение еще кто-то попросил воды. Арден решил, что девушка вряд ли побежит на очередной зов, но ошибся. Эриот, снова тяжело вздохнув, наполнила ковш и направилась к больному.
Было в этой женщине что-то основательное, и Ардену это очень понравилось. Он решил не упускать ее из виду.