Рождение гигантов

Глава 25

Ким старательно делал вид, что пробует честно мешать Ростику работать. Рост и сам помог бы другу, но отлично понимал, что у него выйдет фальшиво, потому что Ким, разумеется, ничуть не мешал, даже наоборот, поддерживал, ободрял, принимал участие, как это называется по-русски, хотя ни на каком другом языке, конечно, из тех, которые Ростик знал, эта фраза не имела смысла.

– Нет, ты скажи, – уронил Ким обычную свою присказку, – а как ты почувствовал, что на вас готовится засада?

– Никак, – отозвался Ростик. – Ее было не видно, не слышно, и то, сколько на обоих берегах оказалось лодок, выдает, что они отлично подготовились.

– Они вообще-то классные бойцы, эти квалики, верно?

– Не очень. Они хороши только для… для какой-то определенной среды, – Рост потер свою круглую голову, на которой после того, как он выбрался из Левиафана, волос было не больше, чем у свежебритого Котовского.

Он теперь с опаской гадал, как его, абсолютно безволосого, теперь примет Винрадка. Или Лада… Черт, в этом он окончательно запутался. Тем более что где-то тут, в Одессе, на горизонте еще маячила Василиса, которая тоже пару раз повела себя… скажем так, словно у нее на Роста имелись какие-то права.

– На Вагосе они живут в лесах, тут они – мореходы… Хорошо, выразимся осторожнее, речники.

– Что-то мне подсказывает, что и моряки тоже, – хмуро ответил Рост, потому что воспоминания о драке с кваликами были еще свежи.

– Тогда… – Ким подумал, – они – экстремалы?

– Что? – Рост не думал, что такое слово могло существовать.

– Это Рымолов придумал, у него же самая здоровая библиотека на английском, кажется… – Ким заметил, что Рост хмурится при упоминании этого человека. – Да не волнуйся ты так. Дондик всегда к нему питал слабость, вот и привлек. Он же умница, хотя и не выдержал испытания властью.

– Мне все равно, – попробовал слукавить Рост.

– Он сейчас русско-единый словарь составляет, группу студентов для этого набрал… Не все же тебе одному на едином болтать.

– А Василиса? А остальные?

– Практики, они и писать-то по-нашему не обучены. – Такая небрежность к другим расам была в Киме удивительна и необычна. – Кстати, Василиса тут и так загружена выше крыши, переводить ведь нужно правильно, и пурпурные ни с кем, кроме нее, работать не хотят. – Ким улыбнулся, глаза его стали щелочками. – Она и сама рада, что пришлась ко двору.

Ким уже рассказал, что на ближний к берегу из двух оставшихся целенькими трофейных кораблей, захваченных на Валламахиси, в последнее время свезли до трех десятков разных пурпурных, и они толково объясняли людям принципы мореходства и технического обслуживания разных машин. Казаринов пропадал там неделями, его интересовала, в первую очередь, технология получения черной пленки, вырабатывающей электричество, а во-вторых, кажется, раскрутка маховика в ночное время. Ему не давала покоя идея, что при таком способе электропитания можно будет задействовать станочный парк вагоноремонтного завода в Боловске.

Рост посмотрел в окно своей кельи, которую ему отвели в главном здании Одессы. Он жил тут, когда еще и не было никаких других поселенцев в Одессе, давным-давно, словно в прошлой жизни. Море, как всегда, висело перед ним стеной, вот только его закрывали зимние туманы. Или еще осенние?

Где-то там, в этой серовато-жемчужной дали, Михайлов упражнялся с Гартунгом наездничать в касатках. Да, так случилось, что даже Лео предпочел Росту здоровенького и пышущего азартом Генку Гартунга. Этому бы стоило радоваться, но Рост почему-то грустил. Иногда ему приходило в голову, что если бы Гартунг не оказался таким способным к совмещению с Левиафаном, то Рост, после небольшого лечения, вполне мог бы отправиться на разведку с Михайловым к юго-восточным шхерам, даже с некоторой группой заливных викрамов, и это было бы делом куда более полезным и значимым, чем то, чем он занимался теперь.

А занимался он делом не слишком приятным, составлял отчет о походе в Новую Гвинею. Писать было тягостно и трудно, потому что занятие это слишком уж напоминало ему те годы, которые он провел в Храме, вернувшись из плена, когда «ваял» свою дурацкую книгу. Что-то в том его положении и общем состоянии было настолько сильным, что Ростик замечал его признаки и сейчас, а от них хотелось поскорее избавиться… Но он все равно старался, понимая, что любая мелочь может оказаться важной, и ни одной деталью их путешествия с Михайловым не следовало пренебрегать.

– Ким, я иногда скучаю по тем временам, когда мы были солдатами, нацеленными на простое действие, и обходились рядовыми докладами.

– Я и сам скучаю, – неожиданно серьезно ответил Ким. – Но думаю, дело в том, что мы были молоды. – Он снова хмыкнул. – Мы были красивы, здоровы, и у нас почти не возникало проблем… Если не считать того, что приходилось постоянно искать, чего бы сожрать.

Дверь раскрылась, в комнату, где Ростик сидел с Кимом, вошел Артем Сопелов, второй муж Любани и отец ее нынешних детей. Когда Рост вернулся в Одессу и пояснил, что сильно ранен, его тотчас определили в госпиталь к Сопелову, который оказался тут главным хирургом. Вот уж к нему в лапы Ростик ни за что не хотел бы попасть, но пришлось покориться. Тем более, что врачом этот… как бы соперник Роста оказался толковым, только раздобрел, стал шумно дышать и даже ходил с трудом, особенно по лестницам, при том, что сам Ростик остался худощавым и бегал как заведенный. Хотя до мускулистой стати Кима или, допустим, Лады ему было, разумеется, далеко. Но те на рычагах антигравов сидели, а это будет посерьезнее, чем в грузчики податься.

– Гринев, – устало выговорил Сопелов, – вы опять манкировали приемом лекарств. Почему я должен за вами бегать?

– Не должен, – буркнул Ростик.

– И тем не менее, когда сестра мне сказала, что вы опять отказались пить микстуры, мне пришлось бросить госпиталь и через полгорода тащиться, чтобы уговаривать вас, словно маленького ребенка.

– В госпиталь я все равно не пойду, – сказал Ростик убежденно. – У вас там нет рабочей обстановки и вообще – скучно.

Госпиталь в Одессе пустовал, народ тут подобрался все больше здоровый, крепкий, а уж хирургу и вовсе нечего было делать. Вот Сопелов и нацелился на Роста, как на сочное яблоко… Если бы тот позволил себе быть таким яблоком.

– А зря, это избавило бы меня от многих сложностей. – Сопелов, вздохнув, достал из кармана какую-то бутылочку, чистенькую ложку и принялся наливать в нее пахучую гадость, шевеля губами.

Считает капли, чертов костоправ, подумал Ростик. Если у него еще иногда и получалось отмахнуться от медсестры, которая приходила к нему из госпиталя, от главного тут врача отбиться было труднее.

– А ведь вы из хорошей медицинской семьи, – почему-то выговорил Сопелов, протягивая ложку. Его неприязнь выказывалась в том, что он не принес ничего, чтобы запить ту бурду, которой собирался потчевать Ростика.

– Давай, брат, лечись, – протянул и Ким, вытаскивая из внутреннего кармана своего бушлата небольшую флягу.

– Что это? – спросил Сопелов. – Учтите, Ким, ему спирт противопоказан.

– Это всего лишь настойка на калгане, – отозвался Ким и подмигнул Росту.

Ягоды калгана, кем-то занесенные с Земли, в Полдневье отлично прижились, и хотя настойка на них почему-то отдавала машинным маслом, тоником оказалась превосходным. Такие фляжки в последнее время, как заметил Ростик, вошли у пилотов в моду, они частенько прикладывались к ним, если выматывались больше обычного, да и после полетов пускали в ход.

– Знаю я вас, – буркнул Сопелов обиженно, – у вас такие настойки, что уж лучше бы водкой его поили. Еще раз говорю – противопоказано.

Дверь за плечами Сопелова едва заметно качнулась на петлях. Рост попробовал вскочить, но нога опять подвела, и быстро подняться не удалось. Но это и не потребовалось, потому что он уже понял – вошел кто-то из аглоров. Вместо вставания Ростик попытался его почувствовать, но и этого не успел. Следом за невидимкой в комнату ввалилась Лада. Она была в таком же бушлате, что и Ким, только чистеньком, зато лицо у нее покраснело с мороза.

– Вы тут сидите, черт побери, – заговорила она, стряхивая редкие снежинки с волос, забранных в конский хвостик, – а там Михайлов приплыл… Говорит, что в залив входит какой-то корабль.

– Что-о? – Ким забыл о фляге, он стал медленно и неуклонно подниматься, у него даже глаза потемнели.

– Они ночью наткнулись на корабль, который уже преодолел противоакульское заграждение из водорослей и идет полным ходом к нам, – зачастила Лада. – Нужно вылетать на разведку, вот что!

Ким оглянулся на Роста. Тот уже немного успокоился, потому что теперь все приходило в норму. Перед ними, возможно, вырисовалась новая, неизвестная пока опасность, и следовало принимать какие-то меры. Это был не Сопелов с очередной бессмысленной гадостью.

– Какой корабль? – Рост поднялся со второй попытки и принялся натягивать на себя свитер, бушлат и уже искал глазами, куда подевался его пистолет на офицерском ремне.

– А ты куда? – спросил Сопелов. – Вы же ранены, Гринев.

– Вот тут ты не прав, Артем, – веско провозгласил Ким. – Без него идти на разведку бессмысленно, он с ними договорится, а мы нет. Поэтому… – Он шагнул к Ладе, считая разговор с доктором оконченным. – Полетим на «мышке».

– Нет, – покачала головой Лада. – Лучше будет, если на нормальной бочке. Над морем видели прозрачных червей, без башенных пушек можем влипнуть.

Ким кивнул и повернулся к Росту, который из-за болей в ноге, в боку, в позвоночнике и вообще от неожиданности все еще копался с одеждой.

– Майор, ну сколько тебя ждать?

Рост повернулся к углу, в котором, скорее всего, стоял аглор, и спросил:

– С нами?

Бастен откинул капюшон.

– Я готов.

– Ага, – подытожила Лада, – еще и Бастен… Гружеными, однако, пойдем, – она помолчала, – что невесело.

– Ерунда, всего-то километров пятьсот, – сказал Ким. И вынужден был добавить: – В одну сторону.

Вылетели они на лодке, которая, как повелось в Одессе, на всякий случай была заправлена заранее и под завязку. Загребным на этот раз Ким взял совершенно невообразимых статей бакумура, которого в насмешку почему-то называл Никудышником.

Вот этот Никудышник так взялся за свою работу, что поднялись в воздух рывком, словно из катапульты стартовали. Ростик, обустраиваясь в башенке с пушками, за спинами пилотов, немного потренировался, чтобы руки его сами находили запасные обоймы, заправленные в кожаные карманы вокруг сиденья.

Взяли курс на север, при этом Ким немного подергал антиграв, чтобы и самому приспособиться к его ходу.

– Ты же на этой машине уже раз тысячу летал, – негодующе бросила Лада.

– Летал, – признал Ким, – но проверить никогда не мешает. Вода внизу больно холодная, купаться не хочется… Если что-то не в порядке.

– Я сама эту бочку проверяла вчера.

– То ты, а то… мастер моего пошиба, – отозвался Ким.

Ростик решил, что эту говорильню следует приостановить.

– Лада, Михайлов не объяснил, что за корабль они видели? А то, может, зря на таком вот драндулете летим? Может, гостям только в три-четыре крейсера имеет смысл показываться?

– Нет, крейсеров не нужно… Михайлов сказал, это обычный деревянный тихоход, идет под змеями. Еще он заметил, что вокруг него викрамов почти нет… В общем, как ты рассказывал, скорее всего это купцы какие-нибудь.

– Купцы? – удивился Ким. – Да, вспоминаю, бывают и такие мореходы. Только в Полдневье я с ними не сталкивался.

– Ох и худо Михайлову придется, если ошибается, – выдала Лада, – когда вернемся.

– Если вернемся, – ехидно уронил Ким. – Кто знает, какие у них там драндулеты водятся. Ведь корабельные змеи они поднимают, скорее всего, антигравами… Или летающих китов, например, отгонять приходится, или рыбу разведывать.

– Наслышаны, – согласилась Лада и принялась ускорять машину.

– Одна надежда и осталась, – продолжал Ким, – в крайнем случае, мы на них аглора сбросим, он нам этот корабль за десять минут захватит.

– Парашюта нет, – сдержанно пояснила Лада.

– А Бастену не нужно, мы над водой приспустимся, он и выпрыгнет, Ростик так делал уже. А потом мы его на палубе встретим. Вернее, он нас встретит.

– Все-таки, Ким, ты пират в душе, – с чувством выступил Ростик. – Если корабль, то сразу давай захватывать… А если это хорошие ребята?

– Вот пусть и докажут, желательно до встречи с Бастеном, – завершил дискуссию Ким. И Рост с ним внутренне согласился.

Три часа с хвостиком летели почти молча. Лишь иногда Ким выдавал какие-то приказы то Ладе, то Никудышнику, который взрыкивал сзади, словно Винторук в прежние времена. Все-таки Ким очень любил дисциплину на борту своего антиграва, особенно в исполнении бакумуров.

Разок сбились с курса, о чем Рост сразу же доложил Киму, и тот послушно компенсировал промах. Лада озадаченно поинтересовалась:

– Ты их уже чувствуешь?

– Не очень, – высказался Рост, хотя в этом была какая-то неправда.

Потому что он действительно уже ощущал, как им навстречу, словно в прежние времена с Валламахиси, протянулся тонкий, жестковатый, но вполне заметный луч внимания. Но на этот раз их не столько обнаруживали, сколько вели, может быть, даже приглашали. И это было странно. Если корабль вошел в залив с недружественными намерениями, неизвестные гости определенно должны были маскироваться, а не выдавать себя. Ведь не думали же они, что кто-нибудь просвещенный среди людей не поймает этот луч?

У человечества имелись и аймихо, очень эффективные в дальних, не слишком информативных связях, и гиганты… Может, тут и скрыта разгадка, подумал Ростик, они поняли, что мы их заметили с касаток, и решили, что прятаться бессмысленно. Но тогда… Да, тогда выходило, что они очень уверены в себе.

Ким протер стекло перед собой концом полетного шарфа, сокрушенно поцыкал:

– Не воздух, а молоко какое-то. Ни черта не видно, даже море определяю только по солнечному пятну.

Они действительно плыли в сплошном облаке. Лишь внизу слабо отсвечивало от воды солнце, все-таки пробиваясь через этот полог тумана, укутавший море.

– А как ты направление удерживаешь? – удивился Ростик. – Ведь компас?..

– Нам Казаринов недавно гирокомпасы поставил, какими пурпурные на кораблях пользуются, – пояснил Ким. – Они не очень врут, кое-что понятно, если заранее их выставить. – Он оглянулся на Роста. – Так что не журысь, хлопче, лучше думай о том, кого мы впереди встретим, и прозрачных летунов не проворонь.

Летели еще часа четыре, а потом Рост понял, что корабль находится где-то близко. Он попросил:

– Давай-ка по кругу походи.

Ким послушно попробовал заложить вираж влево, Лада, кажется, рычагами дернула машину в свою сторону, поглядывая в боковое окошко, между ними возникло мелкое соревнование. Пока Ким не сдался, скорее всего, из галантности:

– Хватит, а то штанги порвем, – пояснил он девушке, чтобы она не думала, что победила силой.

– Как дети, – высказался Ростик. И вдруг почувствовал: – Вниз, но не ниже метров пятидесяти… Если можете. Теперь прямо. – И прилип к стеклу, чтобы увидеть, что творится внизу.

Они выскочили из тумана мгновенно и на миг ослепли от солнца. А жаль, потому что тут посмотреть было на что.

В неожиданном разрыве тумана, прямо на краю солнечного пятна, играющего на волнах, поднимая небольшой бурун и оставляя заметный с высоты след, на веслах, торчащих из бортов, как ровные крылья, ползла ладья. Низкая, сплошь заправленная палубой, с какими-то фигурками на ней, которые занимались очень важным делом – складывали змея, спущенного из-за тумана или потому, что эти мореходы не знали здешней акватории, так что для них было – чем надежнее, тем лучше.

Высотный змей имел еще коробкообразную форму, и фигурки рядом с ним казались мелкими, словно муравьи вокруг громоздкой добычи… Но скоро он должен был превратиться в груду распорок и ткани, две такие уже лежали в корме корабля, и их, кажется, подготавливали к тому, чтобы снести в трюм.

Ким затормозил так резко, что Роста бросило вперед по ходу. Лада оказалась еще резче, она почти сразу попробовала опустить нос антиграва, чтобы ей стало виднее. Ким недовольно проворчал:

– Опять поперек батьки… Ты бы слушалась меня, девушка, а не то прикажу руки с рычагов снять.

Они повисели, наклонившись носом вниз, слегка дрейфуя по инерции, Ким наблюдал за кораблем долго, почти до новой стены тумана, в которой тот должен был раствориться, словно в мутном уксусе.

– Здорово, – проговорила Лада. – Кстати, опять пропустили, как они змеев своих на корабль сажают.

– Важно не как сажают, это и я смогу, интересно, как поднимают их, – отозвался Ким.

Ростик тем временем «вникал» в корабль внизу изо всех сил. И у него кое-что получалось. Он мог рассказать, как сделан набор корабля, какие он издает звуки на ходу, он мог даже определить, как он управляется… Только все это видел как бы снизу, словно наблюдал за ним из касатки, и это его слегка озадачивало. Но он понял главное:

– Они идут в Одессу. И почему-то совсем нас не боятся. – Он подумал. – Вернее, понимают, что прием им окажут по высшему разряду, и можно даже надеяться на какую-нибудь прибыль от торговли.

Последние слова прозвучали у него вопросительно. Он пробовал понять, что тут происходит, но уже знал, по-настоящему у него не получится. Нужно было думать дальше. Вот этим он и занялся.

– Значит, все-таки купцы, хорошие ребята. Торговать приехали, – высказался Ким. – Кто бы мог подумать?

– С чего это они? – теперь Лада обернулась на Роста. – Ведь ты говорил, что ничего на Гвинее на этот раз не добился?

– Он всегда себя недооценивает, – буркнул Ким.

– Отставить треп, – приказал Ростик. – Теперь, ребята, главное, нужно слетать к Фопу, я попробую установить с ним контакт, чтобы он не вздумал этому кораблю противодействовать. – Он снова взвесил свой план. – И надеюсь, что он предупредит наших викрамов, чтобы те тоже не рыпались. А не то – плохо получится.

– Главное, – согласно кивнул Ким, – чтобы нам топлива на твои эволюции хватило.

– Нет, все-таки главное, чтобы они до Одессы дошли. – Рост даже лицо потер от сосредоточенности. – Возможно, это – контакт с их морским сообществом. И корабль этот разнесет весть, что мы нормально можем торговать, и тогда… Если только…

– Что? – спросила Лада.

– Если только они не везут нам что-то или кого-то, кто нам очень нужен.

– А нам кто-то нужен? – не понял Ким.

– Он говорит о Докай, – пояснила Лада. Она снова повернулась к Ростику. – Слушай, Фоп зимой обычно сидит у твоего Храма. Ты будешь там высаживаться, чтобы свои медитации устраивать?

Оказаться дома было бы здорово, решил Ростик. Но ему хотелось быть и в Одессе, когда туда прибудет корабль. Потому что перспективы и новые возможности, которые «плыли» к ним с этим кораблем, казались невообразимыми. И в них следовало очень аккуратно и точно разобраться.

Глава 26

Садиться у Храма все-таки пришлось. Сначала Бастен попросил, чтобы его там высадили, причем сделал это в обычной для него уклончиво-решительной манере. А потом и Ростик понял, что контакта с Фопом с воздуха у него не получается. И поскольку это было действительно важно, пришлось ему тоже высаживаться на берегу, чтобы дотелепать до дому на своих двоих, как он внутренне ни содрогался от такой перспективы.

Но Ким почему-то стал неумолим, он настаивал, чтобы сразу лететь с тем, что они подсмотрели, в Боловск. В общем, решили, что километров пятнадцать пассажирам придется пройти пехом, и тогда топливных таблеток антиграву хватит до Города, а вот тратить еще четверть часа на подлет к Храму и потом на возвращение тем же маршрутом было в их нынешнем состоянии рискованно.

Рост посмотрел-посмотрел на друзей-пилотов, и решил, что с Бастеном проделать этот путь будет безопасно. Вот он и высадился с аглором у моря, и потопал почти в темноте, проводив антиграв на юг взмахом руки, который, конечно, никто не увидел. Ну, может, исключая невидимку, но тот как вышел из машины, так и растворился сразу. Даже песок, кажется, под его ногами не скрипел.

Ростик топал себе, переживая боль в ноге, неожиданно проснувшиеся неприятные ощущения в боку, и пробовал унять головокружение. Это было непросто еще и потому, что слишком уж он растратился, когда с борта антигравитационной бочки пробовал вызвать «думающий мускул».

Впрочем, он уже догадывался, что фокус не в том, что сверху это было мудрено сделать, а в том, что стояла слишком глубокая осень, Фоп, скорее всего, уже залег в зимнюю неподвижность, когда ему не только думать не хотелось, но он и питался-то от случая к случаю и самым простым образом, например, планктоном.

Когда переставлять ноги стало привычно, Рост понял, что неплохо видит в этой мути, не намного хуже, чем человек в воде, а это позволяло не сбиваться с шага. Бастена по-прежнему было не слышно. Где-то взлаивали панцирные шакалы, еще где-то неподалеку плескалось море, шумели прибрежные кусты… Все было очень хорошо, спокойно, как бывает только вдали от городов, в первозданной дикости Полдневья.

На Роста снизошел покой, расслабуха и абсолютная убежденность, что он – лишь маленький всплеск пламени, называемого жизнью, и ни на что большее не претендует… Внезапно он понял, что сидит на берегу моря, что рядом, на расстоянии вытянутой руки находится невидимка, который не бросил его, а почти по-дружески охраняет со своими мечами, и что он только что провел сложнейший, почти невозможный в его нынешнем-то состоянии сеанс связи с Фоп-фалла. Вот только Рост почти ничего не понимал и не помнил из того, о чем он просил Фопа и чем их переговоры закончились.

Он попробовал подняться. Это было сложно, он устал, и, как всегда после таких вот ментальных и непонятных нагрузок, ему хотелось одного – выпить горячего морса из боярышника, лечь и вытянуть ноги. Но поступать так было нельзя, Бастен, скорее всего, был готов оказать лишь посильную помощь, а в остальном он сам обязан, если не ранен… И бесполезно было его убеждать, что после таких вот штук Роста смело можно было записывать в инвалиды.

Когда он все-таки поднялся, его шатало. Он был настолько не в себе, что даже не сразу понял, что с неба на них уже смотрит солнышко. Он спросил:

– Бастен, разве уже день?

– Ты просидел всю ночь, я думал, ты окаменел. – Он помолчал и вдруг доложил совсем уж неслыханное для аглора: – Ты сильный думатель, Рост-люд.

Они снова пошли, причем Ростик пытался лихорадочно, насколько это было доступно его измочаленным мозгам, сообразить, куда идти проще, к Храму, или теперь можно отправляться к Одессе? Получалось, что все-таки можно и к Одессе, только это было дальше километров на тридцать, и следовательно, без аглора такой поход выдержать было нелегко.

– Ты все еще собираешься в Храм? – спросил он невидимку на всякий случай.

– Будет лучше, если мы соберемся дома вместе, – отозвался Бастен. И добавил почему-то: – Компактно.

Рост тащился по песку, едва проросшему редкими по зиме стебельками травы, и прикидывал, что надолго его не хватит. Да, что ни говори, а эта вот нагрузка с думаньем, с его непонятными отключками сознания, здорово выматывала.

– Полагаешь, мне следует быть в Храме?

– Ты открыл для чужаков залив, они теперь пройдут, – отозвался Бастен.

– И что? Я не понимаю…

– Тебе следует самому увидеть, что ждет тебя впереди.

Ростик помолчал.

– Мне кажется, когда корабль прибудет в Одессу, меня все равно вызовут. – И вдруг он понял, что сказал ему аглор. – Ты хочешь собрать всех своих в Храме? Но у нас же мало времени, всего-то… дня два.

– Поэтому ты меня замедляешь, – сказал Бастен и вдруг резковато, так что Рост даже охнул, взвалил его себе на спину и побежал.

Странное, должно быть, зрелище, лениво размышлял Ростик, почти засыпая на спине невидимки, скрюченный человек летит в метре над землей, причем со скоростью, явно превышающей бег нормального стайера…

А потом он все-таки уснул. Или почти уснул. В себя он пришел уже в паре километров от Храма, когда тот виднелся между прибрежных дюн блеском своей крыши и дымом очагов. Ростик никогда так не наблюдал Храм, в котором провел долгие годы, который собственными руками восстановил, о котором всегда думал, как о доме. Он даже удивился этому… И лишь тогда понял, что проснулся от скрытого раздражения Бастена.

Он заставил невидимку отпустить себя, немного размял затекшие ноги, потом выпрямился и сказал:

– Спасибо, Бастен. А теперь иди, выполняй свой план, собирай своих… компактно.

Невидимка исчез, лишь пару раз на легких снежных лужицах проявились его следы. Кстати, в сторону Храма. И правильно, решил Ростик, он должен добежать до тех, кто охраняет аглорышей, предупредить, чтобы не высовывались, и лишь потом отправляться на поиски Ихи-вара и тех, кто бродит где-то еще.

Рост осмотрелся и, как уже с ним случилось вчера вечером, почувствовал, что тут ему очень хорошо. Он медленно, но неуклонно наливался тем особым, не выразимым словами равновесием, что так редко посещает людей, чрезмерно суетливых и многодумающих существ. И это совсем не шло им на пользу, особенно когда они забывали о том, что это состояние может возникать у них чаще.

Ростик даже одежду оправил теперь с удовольствием, даже пистолет на боку не казался тяжелым, даже недалекие стаи оголодавших хищников его не беспокоили. И вдруг он решил, что ради этого состояния гармонии с миром, кажется, он и совершает все свои поступки и прошел через все, что ему пришлось преодолеть…

В Храме его уже ждали, Ждо приготовила отменный обед, уже обед, отметил про себя Ростик, хотя полагал, что для этого еще рановато, ведь Бастен не шел с ним на плечах, а бежал, как скаковой конь, и поэтому все-таки было рано, до условного полудня должно было пройти еще часа два или три. Тем не менее есть хотелось, и он с удовольствием принялся уплетать супец из сушеных грибов на рыбном бульоне, какие-то пельмени со сметаной, в которую было добавлено местное хмели-сунели, и компот из разных ягод. Винрадка сидела, подперев щеку, смотрела на него умильно, словно к ней пришел не какой-никакой муж, а некий ангел во плоти.

– Вам Бастен сказал, что я буду? – спросил Ростик.

– Сказал и еще предупредил, – жена нахмурилась, – что скоро ты неизбежно удерешь опять.

– Может, завтра, когда придет корабль… – Ростик принялся рассказывать о том, что у них в Одессе произошло, и вдруг понял, что Винрадка еще ничего не знает о его походе на Гвинею.

Он принялся рассказывать и эту историю, втайне надеясь, что она все произошедшее там как-нибудь прокомментирует, и из этих ее слов удастся понять, как аймихо относятся к тому, что они с Михайловым пережили. Но Винрадка, и Ждо, и Винторук, который приковылял послушать, и бакумуреныши в несметном количестве, которых не отправили в Боловск учиться на зиму, и даже кто-то из невидимок, как Ростик почувствовал по тому, что Винрадка побаивается смотреть в угол у лестницы, ведущей на второй этаж, слушали его словно сказочника, который, может быть, придумывает все прямо на ходу.

Ростик еще не успел завершить свое повествование, еще обдумывал, как уляжется спать после такого-то обеда, но вдруг Винторук поднял свои уши из шерсти над плечами. Рост дрогнул.

– Что?

– А-а’грв.

– Не может быть. Кому я потребовался, если Ким, скорее всего, обо всем доложил начальству?.. Или это не ко мне?

Но Винт оказался прав, в морозном воздухе за стенами их теплого и уютного дома разливался шум работающих на пределе мощности антигравитационных котлов тяжелого крейсера. От чувства покоя всего этого места мигом не осталось и следа, оно было разорвано в клочья, разметено, как легкий утренний туман разгоняют даже слабые полдневные ветра. И определенно, крейсер шел за Ростом.

Это были Ким с Ладой, они даже не особенно и отошли от своего крейсера, который, как иногда бывало с Ростиком, показался ему чужим, большим и чрезмерно ощетинившимся пушками.

– Быстрее, Рост, начальство требует, чтобы ты прибыл в Одессу.

Пришлось собираться, хотя с этим как раз проблем не было, Ждо, по старой привычке наложила ему пирожков с рыбой, даже приготовила судок с понравившимся грибным супом, но передать не успела, Лада, усевшись на место левого вспомогательного пилота, так зашипела на Кима, который расположился за правыми задними рычагами, что они взлетели, чуть не обдав спешащую бакумуршу антигравитационной волной.

– К чему спешка? – оторопело спросил Ростик.

– Председатель, Перегуда, Пестель и еще кто-то… уже в Одессе, – пояснил Ким. – Ждут тебя, чтобы быть готовыми к приему иностранцев.

Рост поерзал, сидеть на месте среднего вспомогательного пилота, куда его решительно усадила Лада, было трудно. Кроме того, все время хотелось взяться за рычаги, хотя Ким заранее попросил его этого не делать. Мол, мы сами, ты только тормозить нас будешь… Рост даже вспомнил Бастена с его – «замедляешь», но в возражения не пускался, ему хотелось спать, а кроме того, боли после поездки на невидимке стали сильнее.

– Какие иностранцы? – не понял Ростик, подумав об аймихо, аглорах и пурпурных разом. Еще, при желании, можно было вспомнить бегимлеси, дваров, волосатиков и викрамов. Еще, опять же, где-то существовали другие разумные или полуразумные… соседи человечества, но о них думать уже не хотелось.

И смех и грех, решил Рост, про себя удивляясь вот этой русской привычке принимать в себя почти любые формы жизни и считать их едва ли не своими, родственными, но при этом постоянно чуть ли не паниковать при мысли о каких-нибудь… иностранцах. Что-то в этом было неправильное, но уже до того обыденное, что и спорить не хотелось.

– Сухроб, ты поднажать не можешь? – прикрикнул Ким на сидящего за головными рычагами пилота. Рост опять не понял, спросил шепотом:

– Какой сугроб?

– Это Сухроб, ты его, кажется, не знаешь, – пояснила Лада, указав подбородком на первого пилота крейсера. – Через пару-тройку месяцев, наверное, научится пилотировать велосипед, если будет стараться.

Рост заметил, как тяжелая шея парня впереди налилась краской. Все-таки казарменные обычаи в Ладе стали необратимыми, решил Рост и принялся рассказывать, как он сдуру сумел-таки объяснить Фопу, что корабль следует пропустить в Одессу.

– Никто в этом не сомневался, – буркнул Ким, и разговор на этом неловко завершился.

В Одессе, когда они прибыли, дым стоял коромыслом. Город готовился к приему «иностранцев», как выразился Ким. Оказалось, что для прибытия, организуя встречу первых в жизни человечества Боловска купцов с другого континента, начальство решило расстараться. Тем, кто должен был прибыть, решили выделить вполне уютные домики неподалеку от порта, два строения для складов, и даже подбирали кое-какую охрану, чтобы их поменьше беспокоила местная ребятня.

При этом пурпурных, которых оказалось больше тысячи, подумывали выселить, чтобы не пугать неизвестных моряков раньше времени. Но и мощь собирались продемонстрировать, поэтому расположили за городом, на посадочной площадке два крейсера, с тем, который приволок Ростика, насчитывалось три.

Офицеры сбились с ног, наводя на всех постах и в орудийных башнях небывалый блеск, попутно распиная каждого солдатика, у которого не все пуговицы оказывались начищены до хирургической чистоты, а остальному населению срочно приказали провести банный день. С обязательной постирушкой, чтобы все выглядели цивилизованно.

Рост, как ни намеревался сразу по прибытии в Одессу доложиться и отправиться на боковую, все-таки походил по улицам, посмотрел на разные странные, с его точки зрения, проявления начальственной подготовки к торжественной встрече, а затем отправился к Дондику.

Бывший капитан госбезопасности сидел в привычном для него здании, в общей столовой, за здоровенным столом, составленном из сдвинутых трех обеденных, и распоряжался кучей дел сразу. Вокруг него тоже разместилось немало народу, Росту даже пришлось подождать, пока перед Председателем освободится место. Зато потом он уселся с полным правом и поздоровался.

– Ты чего такой хмурый? – спросил его Дондик, протянув руку, хотя, чтобы ответить на рукопожатие, Росту пришлось привстать. – Ты все, как обычно, сделал правильно, сходил на Гвинею, приволок кого-то… Хотелось бы, правда, знать, кого именно?

– Гринев, – спросил его оказавшийся неподалеку Пестель, – что тебе не нравится?

– Ваш марафет, – выдавил Ростик, набираясь решимости. – Глупости это все.

– Объясни? – попросил Перегуда.

– Если вы хотите их правильно встретить, то лучше не пурпурных выселять и не бакумуров заставлять расчесываться, а выслать им навстречу крейсер, или даже пару, сбросить с них концы, посмотреть, захотят ли они зачалиться, и добуксировать до Одессы, если все получится. И вежливость будет соблюдена, и силу продемонстрируем, если вам захотелось с помпой их встречать.

– Та-ак, – протянул Дондик, оглянувшись на тех, кто стоял за его плечами. – Этот Гринев всегда придумает…

– Нечто такое, что потом только в затылке чешешь, и как сами не догадались, – подсказал Пестель, тонко улыбнувшись Ростику через очки.

– А ведь и впрямь! – зачастил невесть откуда вынырнувший Смага. – На Земле, когда встречают корабль, то высылают ему лоцмана.

– Дело не в лоцмане, а в том, чтобы они на веслах не надрывались, – уронил Перегуда. – Дело говоришь, парень, – добавил он, обращаясь к Ростику.

После этого, уже не обращая ни на кого внимания, даже на начальство, которое единодушно принялось отдавать соответствующие приказы, Рост отправился к себе наверх, в комнату, где на столе еще лежали листы с недописанным отчетом. Поглядывая на ручку в чернильнице, он решил его при случае доделать. Мало ли кто захочет его прочитать, вдруг найдет что-нибудь такое, что он и сам пропустил, пока болтался на Гвинее в Левиафане.

Все-таки, «сбоку виднее, – как говорил отец, – «за» доской все умеют играть», подразумевая шахматы. Кстати, решил Ростик, это идея, если что и может служить доказательством цивилизованности людей, так это не чистые подворотнички или даже крейсеры-буксировщики, а вот эти деревянные фигурки. Да, это я отлично придумал, не забыть бы, когда они приедут, думал он перед самым засыпанием.

Разумеется, он понимал, что спать ему придется недолго. Если начальство все правильно разыграет, «иностранцы» должны были появиться в Одессе, может быть, еще до наступления темноты.

Глава 27

Рост проснулся от шепота.

– Как думаешь, он почему такой ленивый? Тут такое творится…

– Он и перед боем всегда пробовал соснуть, – прозвучал голос Кима.

– Наслышаны, – снова прошептала Лада.

– Входите, – Рост поднял голову.

– Они подошли к Одессе, Председатель требует тебя к себе, – бодро доложил Ким.

Умываясь и пробуя немного почиститься по необходимости предстать перед начальством, Рост все-таки пробурчал:

– И не нужно делать из меня невесть кого. Сплетни передавать тоже не нужно. – На всякий случай, чтобы ребятам было понятно, он передразнил Ладку: – Наслышаны… Что у тебя за присказка такая дурацкая появилась?

– Сплетни не мы придумываем, это народное творчество, – объяснила Лада.

– Ты уже не солдат с передовой, парень, – добавил и Ким. – Занимаешь значимое место в нашей иерархии, поэтому про тебя рассказывают разное, и поскольку ты предмет интересный, будут рассказывать, хоть ругайся на нас, хоть… что делай.

Рост позлился еще немного, но вынужден был признать, что на ребят он набросился зря. Поэтому просто пошел с ними на пристань, где творилось самое важное, что только могло произойти – впервые в Одессу за все время пребывания в ней человечества появились неизвестно откуда какие-то… Рост не мог не фыркнуть – иностранцы, надо же какое словечко вспомнили.

На причальной стенке круглой заводи, образованной двумя молами с башенками и воротами между ними, стояло начальство. Их было человек пятнадцать, они переговаривались между собой негромкими голосами. Остальной народ столпился по сторонам площади, видимо, их туда отогнали, чтобы сразу было видно – гостей тут лишний раз тревожить не станут. Рост огляделся, это построение не соответствовало привычному отношению людей и командиров в человечестве, но… Может быть, как раз слишком соответствовало, хотя признавать это было неприятно.

Чтобы отвлечься от этих необязательных соображений, он посмотрел на море, оно было спокойным и холодным на вид, поднял голову к небу: до момента, когда выключится солнце, оставалось часа полтора или чуть меньше. Для первого контакта достаточно, хотя и странноватым показалось, как быстро доставили этот корабль оба летающих крейсера в Одессу, видимо, очень постарались.

Лада твердой, как дерево, рукой подвела его под локоть к начальству. Пестель тут же спросил его, поблескивая очками:

– Рост, как думаешь, они пристанут к берегу сегодня? Или будут до завтра ждать?

Рост вгляделся в неизвестный корабль. Он был похож на тот, который устроил им с Михайловым засаду в речке на Гвинее, но было в нем и отличие. Вдоль его борта шла какая-то резьба, крашенная в слабый золотистый цвет, орнамент был, безусловно, растительным, и именно резаным, а не кованым, как люди сами привыкли делать за последнее время. В целом он почему-то показался не таким уж большим, чтобы с него мог подниматься антиграв, предположим, для постановки тянущих высоколетящих змеев.

К тому же у него имелась мачта, которая сейчас, правда, лежала на палубе, от бака до румпельной площадочки. Примерно у миделя прорисовывалась какая-то конструкция, не выше человеческого роста, к которой мачта, видимо, и крепилась, когда следовало поставить парус. Хотя это выглядело сомнительно в высшей мере – чтобы в Полдневье, и вдруг – парус. Но могло быть и так, если учитывать, что зимами ветер становился напористее и резче.

Корабль уже сбросил оба буксира и мирно покачивался на воде, крейсеры втянули канаты и садились за городом, их уже не было видно, но звон их двигателей еще раздавался между стенами города. Внезапно корабль выбросил весла с обоих бортов, и вода закипела. Рост смотрел на это немного хмуро, Казаринов спросил его:

– Чего это они?

– Морской форс показывают, – объяснил кто-то сбоку, оказалось, что это Паша-Тельняшка. Он молча протянул Росту руку, пожатие его оказалось сухим и взволнованным.

– Тебя тоже вызвали?

– Чтобы я конструкцию выяснил, – ухмыльнулся Паша. – Ведь среди всей нашей братии только я ходил под настоящими парусами, на Земле еще.

Корабль прошел отделявший его от берега километр с небольшим, вздымая бурун под форштевнем. Но перед входом в гавань скорость вдруг упала, хотя движение продолжалось.

– Гринев, – позвал Председатель, который, как Наполеон, стоял впереди всех и слегка на расстоянии. Ростик подошел к нему. – Что они делают, представляешь себе?

– Мне кажется, – Ростик был не слишком уверен, но кажется, понимал и это, – они оценивают решетку между башнями.

– М-да, решетка, – проговорил Смага сзади, – поторопились мы с ней. Столько труда ушло и металла, а пользы – шиш.

– Они оценивают ее как признак богатства и безопасности, – сдержанно отозвался Ростик. – Кроме того, кто же знал, что у нас появится такой дружелюбный Фоп? Кстати, для него эта решетка тоже многое значит.

– Ладно, смотрим дальше, – потребовал Председатель.

Стали смотреть. Корабль вошел в гавань, по левому его борту весла принялись вдруг табанить, и он развернулся почти на месте. Потом очень осторожно, подгребая уже не вполне понятным Ростику образом, он двинулся бортом к людям на берегу. Весла справа убрались в отверстия, из которых торчали, вместо них появились какие-то манжеты или даже затычки, и весь корпус осторожнее и нежнее, чем Ростик мог бы погладить Ладу, подошел к каменному краю пристани.

– Странно, – проговорил Паша, честно выполняя долг специалиста-консультанта, – никаких кранцев не намечается.

– Еще бы узнать, что это такое, – отозвался неуемный Смага.

С корабля полетели чалки, Рост посмотрел на Казаринова, но тот и сам все понимал, уже отрядил кого-то, кто быстренько их подхватил и притянул корабль. Как и на земных кораблях, его фальшборт раскрылся дверцей, из нее выскочило сразу чеверо вырчохов, они разбежались попарно в разные стороны, перехватили у людей швартовые тросы и завязали их на причальных тумбах. Те стояли тут с незапамятных времен, их даже все замечать перестали, и вот они пригодились.

В дверцу с корабля на береговую стенку просунулся трап, с набитыми по всей длине мелкими шипами, чтобы не поскользнуться из-за сырости, и все замерли. Корабль стоял, вырчохи снова вбежали на палубу, чужая команда собралась вдоль борта, лицом к людям, но на трапе никого видно не было. Это длилось минуты три, Председатель обернулся к Росту:

– Как думаешь, может, нам следует к ним заявиться?

– Нет, – отозвался Рост.

И оказался прав, потому что тут же между существами на корабле произошло какое-то волнение, а потом на камни Одесского причала ступили… Сначала Рост даже не знал, как реагировать, он поджался, словно вот сейчас ему следовало воевать, причем насмерть. Он очнулся, только когда Лада убрала его руку с рукояти пистолета, которую он, оказывается, незаметно для себя сжал, приготовившись выхватить его и открыть пальбу.

Это были вас-смеры, шесть душ, как всегда, неторопливые, мягкие, переливающиеся, выставившие вперед свои пальцы, из которых могли стрелять не хуже, чем люди били из ружей. На них, вопреки тому, что Ростик видел на Вагосе, имелись какие-то доспехи, неожиданно и необычно устроенные из плотной ткани и костяных пластин неизвестного происхождения. Смотрелись они грозно, но в целом вели себя спокойно, хотя это мог оценить, наверное, только тот, кто видел их раньше.

Потом по трапу сошло сразу полдюжины вырчохов. Эти были в одеждах, которые понравились бы и модницам из людей, хотя оставляли чрезмерно много голого тела, прикрывая только самое необходимое… Опять же, с точки зрения человеческих понятий о стыдливости. В руках у одного из них было ружье, остальные придерживали узкие протазаны или нагинаты. Похожее оружие Ростик видел в одном из альбомов отца, оно делалось в прежние времена в Китае. Как им следовало драться, представить было трудно, но это было смертоносное и сильное оружие.

И лишь потом по трапу, осторожненько, покачиваясь на неверной доске, прошествовал Докай. Его узнали сразу, и среди людей, собравшихся по обе стороны площади, возникло небольшое волнение. Начальство, даже выдержанный Дондик-Председатель, слегка качнулись вперед. И Рост не сразу понял, что это было вызвано очень богатой аурой, которую транслировал сейчас, буквально разбрасывал горстями, этот друг-Докай. Он был, как и положено послу, в длинных одеждах, обычная скромность этих существ отступила, его пояс и множество побрякушек на шее и одежде сверкали разнообразным блеском. А потом… что-то случилось.

Из толпы сбоку вдруг вылетел Табаск. Он притормозил, покрутился, словно сам не понимал, чем вызвано чрезмерное внимание к нему, припустил дальше и ловко забрался на плечи Докай, улегся вокруг него, как живой воротник. Докай рассмеялся, поднял руку, чтобы погладить мангуста, но это здорово смахивало и на приветствие всем, кто встречал корабль. Народ принялся даже слегка шуметь, хотя сомневающихся в том, что происходящее было правильно, тоже имелось немало.

А потом Рост увидел чуть не десяток пурпурных, габат и г’метов, которые несли разные штуковины, рассматривать которые было уже некогда, потому что Дондик шагал вперед с вытянутыми руками. Докай тоже сделал несколько шагов к нему и сдержанно поклонился.

Пестель и Ким, внезапно оказавшись рядом с Ростом, вытолкали его вперед. Ростик оглянулся, остальные остались на месте. Тогда он пошел за Председателем и, когда тот заговорил, стал переводить.

– Ты скажи ему, – Дондик даже слегка задыхался, – что мы рады его видеть. И если его появление тут вызвано какой-нибудь причиной, пусть он выскажет ее сразу. Мы многое готовы сделать, чтобы появление кораблей у нас стало постоянным и частым.

Докай выслушал его внимательно, потом вдруг блеснул глазами и, уже обращаясь только к Росту, спросил:

– Друг мой, приветствую и тебя тоже. Где ты учился единому?

Рост перевел эти слова Дондику, опустив, естественно, вторую часть заявления, демонстрируя этим, кто здесь все-таки главный.

– Может, не стоит вот так сразу? – спросил Ростик, когда Дондик немного задумался, что говорить дальше.

– Я все продумал, ты только переводи, – отозвался Председатель. И открыл рот, чтобы продолжить какие-то приветственные сентенции, но Докай сделал и вовсе нетерпеливый жест.

– Я получил совет, – пояснил он, – что необходимо появиться тут и поговорить… Кажется, с тобой, люд, ведь это ты бывал на нашей земле?

Ростик перевел все Дондику, потом подтвердил мнение посла.

– Тогда все просто, – Докай снова улыбнулся, и это было очень красиво. – Мы с экипажем корабля, который вежливо согласился доставить меня сюда, походим по этому городу, посмотрим на то, что вы сочтете нужным показать, и поговорим. Если вы не возражаете? – спросил он с характерной интонацией Докай, убежденного, что его предложение является наилучшим даже для того, кого он как бы уговаривает.

Председатель решил от себя Ростика не отпускать ни на минуту, поэтому ему не удалось понять, как умница Казаринов вдруг устроил, чтобы к тем группам с корабля, которые сформировались довольно быстро, приставить побольше пурпурных переводчиков. Главной среди них оказалась, разумеется, Василиса, но и остальные не очень-то растерялись. К тому же Баяпошка привела с собой чуть не с полсотни аймихо, которые принялись, насколько Рост понял потом по рассказам, сначала острожно, на расстоянии, изучать купцов, а затем довольно активно включились в общение.

Команду корабля прямо-таки разобрали, почти каждый не только из офицеров, но и жителей Одессы хотел хотя бы на время заполучить к себе этих интересных ребят, которые к ним приплыли по морю и о которых они были наслышаны только по книге Ростика. Не успело выключиться солнце, как в городе установилась атмосфера, смахивающая на карнавал. Люди и пришельцы бродили по улицам, кажется, пробовали разные хмельные напитки, которые русские наливали иногда больше меры, рассматривали дома или заседали в таких местах, в которых, как выяснилось, одесситы разных рас и сами любили посидеть после работы.

А вот с Докай не очень-то получилось. Виноват в этом оказался Ростик. Когда Председатель в окружении своей свиты в сопровождении двух вас-смеров, на которых Докай и сам посматривал с веселым любопытством, словно недоумевал, откуда они взялись, проводил его в главный дом Одессы, усадил за стол и начались переговоры, сразу же возникло недоразумение.

– Кажется, вы хотите принять нас по вашему обычаю, – сказал Докай. – Но мы в этом не очень-то и нуждаемся.

Рост послушно переводил, хотя буквально затылком ощущал, как кто-то из старцев аймихо переводил бы эти слова легче и, может быть, точнее.

– Мы желали бы переговорить с вами, чтобы узнать ваши намерения, – Дондик даже немного краснел от сознания важности этих своих слов. А может, просто волновался, хотя особых причин для этого Ростик не видел.

– Но мы уже многое про вас знаем.

Дондик нахмурился. Он все-таки не очень хорошо ведет переговоры, решил Ростик.

– Откуда? – спросил Перегуда.

Докай почти небрежно, как могло показаться, кивнул на Ростика. Председатель, Перегуда, даже Пестель, не говоря уж об остальных чиновниках, воззрились на Роста, словно он был давно и прочно завербован этими самыми… «иностранцами», и вот только сейчас это выяснилось.

– Стоп, – Рост путался в словах на русском и едином, мучительно пробуя сделать так, чтобы его речь была понятна и людям, и Докай. – Тот парень, который мне попался на Гвинее…

– Он не «парень», – ответил Докай неожиданно серьезно. – Он – один из самых мощных наших контактеров, специалист по выуживанию информации, умелец, чью профессию на едином я даже не берусь обсуждать. – Он помолчал, тоже, вероятно, подыскивал слова. – Скажем так, если к нему попадется какая-нибудь вещь из рук чужой расы, он сможет, например, пояснить, на каком языке эта раса, скорее всего, разговаривает. Насколько велика доля искусств в их миросознании, что они знают о логических науках… И многое другое.

В Ростике неожиданно, совсем не к месту, вспыхнуло раздражение, видимо, здорово тогда его приложил «шаман», встреченный на берегу неизвестной речки, если он до сих пор переживал это со злобой и горечью.

– Значит, он просто прочитал меня, как… Да мы так даже с нашими пленными не обращаемся.

Докай пожал плечами, вышло это почти по-человечески. Ростик вспомнил, что этот жест иногда использовали вырчохи, выражая множество разных эмоций, и недоумение в том числе.

– Возможно, ему незачем было с тобой объясняться?

И вот тогда Рост понял, что странное, гложущее ощущение какой-то ошибки, или даже недосмотра, которого он должен был бы избежать, снова появилось у него.

– Почему корабль оказался тут так быстро? – спросил он, пробуя подавить в себе эти мысли.

– Докай не нужно встречаться, чтобы обмениваться важной информацией. Мы складываем сознания тех индивидуумов, что находятся поблизости, и выясняем необходимые действия нашего племени.

Ростик опять попытался пережить неприятное ощущение собственного непонимания, хотя выяснить термин «поблизости» было бы действительно интересно. Вероятно, расстояние, которое разделяло Докай для этого обмена мнениями, могло насчитывать многие тысячи километров.

– Значит, этот самый «шаман» просто попросил… сложенное сознание отыскать кого-нибудь, кто ближе всего находится к нам, чтобы завернуть к Одессе…

– И чтобы убедиться… в тебе, – подтвердил Докай.

Ростик осмотрелся, кажется, вся компания чинуш и управленцев, и даже некоторые из офицеров, которые оказались тут, все понимали, потому что неизвестно откуда вынырнувшая Баяпошка вполголоса, не мешая разговаривавшим, но и так, что ее было слышно во всех углах помещения, переводила, отставая лишь на пару-тройку слов. Дондик кивал и потирал лоб, Перегуда рисовал пальцем что-то перед собой на столе, Пестель очень задумчиво пил чай из большой глиняной кружки и хлопал глазами за своими очками, Герундий хмурился… Они не все понимали, может быть, потому, что подробный доклад Ростика о его путешествии на Новую Гвинею до них так и не дошел.

– А какова твоя специализация?

– Это я предпочитаю пока оставить при себе, – Докай улыбнулся, чтобы его слова не прозвучали грубо. – Но если мы будем много разговаривать, ты и сам поймешь.

На этом официальная часть встречи, так сказать, завершилась. Казаринов неожиданно вмешался и так ловко повернул дело, пока Ростик размышлял об услышанном, что все принялись рассаживаться за столы, чтобы начался… да, самый обычный, русский банкет. Видимо, атмосфера карнавала или праздника просочилась из города и в это здание, в верхние, так сказать, сферы.

Правда, отведав с десяток блюд, предложенных людьми, Докай посмотрел на своих спутников, один из вас-смеров куда-то ушел и скоро явился уже в сопровождении дюжины вырчохов, каждый из которых волок блюдо с пищей, более подходящей как Докай, так и его охранникам.

Снова возникла небольшая суматоха, вновь прибывших стали рассаживать с их снедью, но и это продолжалось недолго. Докай вдруг спросил Ростика в упор:

– Мне кажется, что ты приготовил мне нечто особенное, или так только кажется?

Рост уже ждал этого вопроса. Он встал, подошел к Казаринову, который весело чокался с одним из вас-смеров, объясняя слишком громким голосом, что этот русский обычай означал некогда, что вино не отравлено, и попросил у него шахматы. Казаринов мигом протрезвел, позвал ту самую тетку, которая заведовала кухней, и пошептался с ней. Тетка всплеснула руками, почти сердито посмотрела на Роста.

– Ага, опять он… что-то придумывает. Ладно, есть у меня такой паренек… сейчас пошлю кого-нибудь к нему.

Не прошло и пяти минут, как стол с тарелками, блюдами, кувшинами и стаканами был расчищен между Докай и Ростом, а потом пришлось объяснять фигуры и правила. Докай смотрел немного недоверчиво, но когда началась игра…

– Какой же ты молодец, – вдруг с чувством сказал он, когда его ученическая комбинация с тремя пешками и опорным слоном была разрушена ладьей Роста, прорвавшейся на седьмую горизонталь. – Знал, чем меня угостить.

– Ты только мысли мои не читай, – попросил Рост сварливо. Он и сам не ожидал, что сумеет так играть, хотя давным-давно забросил шахматы, не до того было в Полдневье.

– А я твои не могу читать, – отозвался Докай и, кажется, впервые улыбнулся по-настоящему, а не официозно, – ты ловко их закрываешь. Вот только… – Он осмотрел лица столпившихся вокруг людей, которые почему-то не могли поверить своим глазам – вместо парадной встречи этот сумасшедший Гринев затеял шахматный турнир. – Тут достаточно больше откровенных людей, которые играют не хуже тебя, но я пытаюсь самостоятельно.

– Вот и пытайся. В общем, положение черных безнадежно. Давай-ка, друг-Докай, начнем новую партию.

– Давай, – согласился партнер и подумал: – Кажется, я понимаю, почему у вас такие успехи. Вы не добиваете противника. Этого мне… «шаман», как ты его назвал, прежде не говорил. А ведь это очень важно. – Он сделал ход королевской пешкой на два поля вперед. – И мне кажется, этой игре требуется долго учиться.

– Тоже важно? – спросил Рост, подумывая, не устроить ли ему «финкет» на ферзевом фланге, с таким противником, как Докай, потеря темпа при этом была позволительной.

– Важнее то, что… в том мире, откуда вы прибыли, ваша раса играет лучше всех.

– А говоришь, что не читаешь меня… В нашем мире это называется нацией, потому что раса – более крупное понятие. Нас называют русскими, – пояснил Ростик, выбрав все-таки ферзевый гамбит. – Да, все чемпионы мира – наши, и так было очень долго.

– Вот это важно. – От Докай исходила волна увлеченности и умного азарта. – Нет, не читаю, я же сказал – честно играю… – Он вдруг поднял голову. – Друг-Рост, турниры у вас проводятся? А гостей, вроде меня, к ним допускают?

Глава 28

Ростик все время пялился назад, на обоих, как бы «своих» вырчохов, и удивлялся, как мирно это принимали все остальные участники совещания. Пестель так вообще скалился, словно ничего другого от Роста не ожидал. Председатель мельком бросил уклончивый взгляд и кивнул.

Расселись все почти по порядку, может быть, заведенному тысячу лет назад. Офицеры, особенно пилоты, – по стеночке, Председатель за своим столом. Рост, главным образом из-за своих телохранителей, черт бы их побрал, за столом, который стоял вдоль кабинета. Дондик начал со вздохом:

– Гринев, ты бы познакомил нас с твоими друзьями, что ли? – У него даже хватило выдержки, чтобы не поморщиться от запаха вырчохов. Впрочем, те тоже не морщились, хотя сначала, первые дни, когда придумали эту свою глупость сопровождать Роста, куда бы он ни пошел, ощутимо страдали от человеческого духа.

– Это ребята… Называются Барон и Батат. Имена эти не придуманы, их на самом деле так зовут.

– Ты им объяснил, что эти звуки значат на нашем языке? – ухмыльнулся Пестель, уже откровенно покатываясь от смеха, а еще приятель называется.

– Объяснил, – вздохнул Ростик, – но они на другие прозвища не соглашаются.

– А Батат, стало быть, девушка? – спросил Перегуда.

– Они муж и жена. Решили остаться у нас. Вернее, – Рост замялся, и было от чего, – при Храме, как я понимаю. Они считают, что это их Храм, и раз я его восстановил… В общем, не смейтесь, они выбрали… Надо надеяться, что – пока, на время, обязанности моих сопровождающих.

– Телохранителей, что ли? – не унимался Пестель.

– Нет, тут что-то другое… Они так учатся нашей цивилизации, языку, отношениям. И попутно выясняют, какое положение у людей я занимаю. Почему-то это для них весомый фактор.

– С Докай говорил? – уронил Дондик.

– Он пожал плечами. Сказал, что хорошо, что в подвале Храма течет ручей и что к морю спускаются ступеньки. Вырчохам будет удобно.

– Так, понятно, – вздохнул Пестель. – А если их дети не найдут себе пары?

– Ну, если мы решили налаживать международную, так сказать, торговлю, то если эти останутся, тогда и другие подтянутся. Это Барон объяснил мне едва ли не сразу, когда уговаривал разрешить им остаться.

– Так они остаются? – спросил кто-то из малознакомых Ростику чиновников, видимо, не из самых понятливых. – Еще и эти… Как будто других мало.

– Нам нужно, чтобы остался Докай, если эти тоже вздумали пожить у меня, на берегу моря, я решил, что это хорошо.

– Разумно, – согласился Пестель, наконец-то переставая смеяться. – А что они собираются у нас делать практически?

– Не знаю пока, но аглоры им почти обрадовались… Ихи-вара высказалась, что мы потому и цивилизация, что открыты для всех, не гоним тех, кто к нам приходит.

– Знаешь, Гринев, ты даже стал говорить, как все эти… непонятные, – вдруг пожаловался Герундий.

А вот ему бы не стоило так говорить, решил Ростик. Ведь не вылезал из-за шахматной доски с Докай последних дня три, пока они обретались в Боловске. Даром, что неожиданно для всех оказался кандидатом в мастера по шахматам, даже в резерв олимпийской сборной входил. И вдруг – на тебе, упрекает.

– Они тебя в сортир провожают или самому доверяют? – спросил Ким как бы серьезно.

– А в спальне? – спросила Лада. И тут же немного покраснела, сообразила, что выдала себя.

Но гогот быстро утих. Даже утихомиривать никого не пришлось. Рост не понял, уже ожидал, что шутки, особенно от какого-нибудь Смаги, будут долгими и надоедливыми. Но все действительно утихли, он поднял голову. Батат спокойно, слегка свысока смотрела на всех этих веселящихся людей, и им стало вдруг понятно, что для них они – людишки. Это было обидно, пусть уж лучше бы издевались, решил Ростик, и потому снова вздохнул. Произнес только:

– А вы говорите…

– Кажется, с этим разобрались, – немного слишком твердо проговорил Дондик. – Теперь, Герман Владимирович, ты.

– У нас все хорошо. Приезжих с корабля кормили и поили как следует дня два, но они вдруг вздумали покупать волосатиков. Мы им объяснили, что у нас работорговли нет, они не поверили. Пришлось доказывать, что они сами могут несколько… штук сманить, если условия хорошие предложат.

– Кто-нибудь сманился? – спросил Смага, кажется, это был его самый умный вопрос уже за много месяцев.

– Ни одного, – с тайной, но заметной гордостью сообщил Герундий. – Кажется, волосатые женщины запротестовали, или их предводитель по Одессе… Зато почти с полсотни пурпурных захотели уехать. Я приказал, чтобы преград не чинить, пусть едут, если намылились. А вообще-то, все прошло гладко, никаких эксцессов, наши были молодцами, и купцы эти… Тоже привыкают к установленному порядку.

– Правильно, – сдержанно согласился Дондик. Посмотрел на Пестеля.

– У купцов, как назвал их Герман Владимирович, – Пестель говорил чуть быстрее, чем обычно, и наверное, потому Ростик вдруг подумал, что у друга-Жорки, кажется, очень высокий коэффициент интеллекта, вот только кому это нужно здесь, в Полдневье, – оказалась совершенно феноменальная коллекция растительности. Семена почти полусотни съедобных и вполне одомашненных растений. Есть даже деревца, которые… Ну, неплохо бы у нас разводить. Мы закупили их на всякий случай. А еще есть, оказывается, почти настоящий шелк, только очень плотный, почти как наш брезент. Я просил у них пару рулонов, но они предложили нам договориться с комши и творить шелк самим. Вернее, добывать его у пауков.

– Не продали? – спросил Герундий.

– Ни одного сантиметра, сказали, им нужно для парусов, для змеев и вообще для корабельной оснастки.

– Ни фига себе, шелковые паруса, – присвистнул Смага. – Может, и правда, попробуем послать к паукам Гринева, тем же тоже что-нибудь да нужно?..

– У нас с ними война, – сдержанно напомнил Ким.

– Что купцы покупают у нас? – спросил Председатель.

– Так, ерунду разную. С десяток ружей, которые Зевс в последнее время выращивает, металл на гвозди и скобы. Больше всего купили бумаги и спирта. А вот масла, которые мы давим, им не понравились. Зеркала и латекс им тоже не нужны, сами могут предложить, – отозвался вдруг из другого конца комнаты Илья Самойлович Кошеваров. – Очень заинтересовались нашим стеклом, но цену предложили смешную, Люся Казаринова отказалась.

Ростик рад был его видеть, пусть и заметно постаревшего, Кошеваров без улыбки кивнул ему.

– Людмила там торгует? – бегло спросил Дондик. Ответа не дождался, тут же повернулся к Ростику. – Слушай, тебе, наверное, скучно с нами, ты доложи, что теперь со своим Докай собираешься делать, и можешь идти.

– Он направляется со мной на Алюминиевый завод, посмотреть на автоклавы в подвале. Но думаю, из вежливости. Ему и в Боловск-то ехать не хотелось. Его только корабли, отбитые на Валламахиси, и заинтересовали по-настоящему. Еще шахматы, конечно… Но вот как-то согласился.

– Чем ты его соблазнил? – спросил Герундий.

– Ничем, – удивился вопросу Ростик. – Он просто сказал, что «видит правильные сны», и мы отправились прямо из Храма сюда.

– В Храм зачем ездил? – спросил Пестель.

– Табаск потребовал себя на зимовье отвезти, очень категорично это выразил. А Докай с вырчохами сразу же его поддержали.

– Тогда эти вырчохи и решили остаться у нас? – спросил Герундий, он не сводил с Барона и Батат глаз, видимо, они его чем-то заинтересовали. – Ну, понятно.

– Ты, главное, надежды не теряй, объясни ему, что нам нужно, – сказал Перегуда.

– Я уже и так, и эдак… Да он сам все знает, наверное, – сдержанно ответил Рост. – Недаром они курс корабля, который ведь тоже не просто по морю плыл, а куда-то направлялся, изменили.

– А п-почему, – вдруг раздался голос Рымолова, оказывается, он тоже сидел где-то тут, в задних рядах, почти незаметный, – ты его к Ширам не с-сводил?

– Это сложно. Мне почему-то показалось, что Ширы поставили вокруг своего города какой-то барьер, преодолевать который Докай не захотел. Другого объяснения не знаю.

– Андрей Арсеньевич, а ты нашему другу-Докай Университет показывал? – продолжал расспросы Председатель.

– Весь, от киля до клотика, – также слегка заикаясь, но уже менее заметно, отозвался Рымолов. – Лаборатории наши ему не понравились, это даже я понял, не то что Гринев. Говорит, мол, это – поиск вслепую, «тыком». Значит, у них получается как-то иначе, целенаправленней. Наши лекции он вообще не понял, спросил, что это за растрата времени? Если Баяпош-хо правильно переводила, но по-моему, правильно.

– Значит, не всегда Гринев переводит? – спросил вдруг Смага.

Ростик поднялся, Барон остался спокойным, Батат тут же немного напряглась.

– Может, я пойду, раз мне разрешено? – спросил Ростик. Дондик посмотрел на него внезапно очень мрачным взглядом, в котором было что-то от странных и глубоко затаенных эмоций, и кивнул.

Рост вышел с Ладой, Ким остался в кабинете. Сразу за дверью она дружески хлопнула его по плечу, нимало не обращая внимания на то, что пришлось растолкать вырчохов.

– Знаешь, чем больше я на этих совещаниях сижу, тем меньше понимаю – зачем они?

– Я тоже, – отозвался Ростик. Выдерживать Ладку, хотя она совершенно правильно отправилась с ним вместе, почему-то все-равно было тяжело.

В приемной, за столом, где раньше располагалась райкомовская секретарша, с некоторым даже кокетством расположилась Настя Вирсавина. Только теперь на ней не было косынки, Ростик опять поразился бирюзовой прозрачности ее глаз и откровенно цыганским волосам, черным до синевы. Она улыбнулась его эскорту.

– Свитой обзаводишься, Гринев?

– Настька, – вступилась Лада, – хоть ты бы не пинала его лишний раз… Ну, что он тебе плохого сделал?

Настя, несмотря на свой почти демонический вид, стушевалась. И еще больше потупилась, когда вдруг поняла, что Ростик ее в упор рассматривает. А он этого и не заметил, просто готовился к тому, что выйдет сейчас на улицу, и опять… Да, опять встретит Докай. Он, безусловно, находился где-то поблизости и с видимым любытством, но и без малейшего волнения о чем-то толковал… Да с кем угодно, хоть с возчиками торфа из пурпурных.

Рост с Ладой натянули свои офицерские бушлаты, вырчохи, переглянувшись, быстренько влезли в комбинезоны, плотные, пошитые из грубого шелка, как этот материал назвал Пестель. Потом влезли в сапоги. Их привычка даже в общественных зданиях раздеваться почти до белья, а потом одеваться вот в эти комбинезоны с обувью сначала раздражала. Рост попробовал им объяснить, что у людей так не принято, но на вырчохов это не подействовало. Они так привыкли и вели себя соответственно. Подхватив свои довольно увесистые тесаки, поправив сбрую с тяжелыми «пушками», почти винтовками, которые они тем не менее таскали как пистолеты в кобурах на поясе, оба вытянулись перед Ростиком, показывая, что готовы следовать дальше.

– Пошли, – сдержанно пригласила неизвестно кого Лада.

Они вышли из Белого дома, снега по-настоящему еще не было, но кое-какая наледь на ветках деревьев уже имелась. Солнце светило упрямо, словно и не должна была наступить зима, но от него теплее не стало. Даже наоборот, стал заметнее пар при дыхании.

Вырчохи почти сразу сделали глаза узкими и нечитаемыми. Батат поднесла руки к губам и почти по-русски подышала на них, согревая. Ростик огляделся.

Докай был тут, конечно, стоял напротив Дома культуры и разговаривал… Рост даже глазам своим не поверил – он разговаривал с мамой. Она была укутана в какую-то дурацкую бекешу, которая делала ее одновременно и маленькой, и очень незнакомой. И еще, она вдруг стала похожа на отважного гнома, который не боится разговаривать с высоким и тяжеловесным в зимней одежде Докай.

Ростик подошел к ней, обнял. Хотел было пояснить Докай, что это его мама, но тот и сам зачастил:

– Я обнаружил твою родительницу среди всех прочих в этом городе.

Ростик повернулся к Баяпошке, которая стояла с отсутствующим видом, но определенно переводила их разговор, пока Ростика не было.

– Как это?

– А он, как вышел из твоего дома, так сразу стал вдруг озабоченный и что-то искал… Пока не пришел на конюшню. Там Таисия Васильевна и нашлась, – по-русски пояснила Баяпошка.

– Нашлась, тоже скажешь, – мама вдруг погладила Ростика по руке от плеча, словно только теперь, когда она была не одна, а с сыном, ей стало спокойнее.

– Он и так умеет? – спросил Ростик мельком. – Мам, пойдемте домой, чай пить.

– Мне говорили, что ты у себя целую компанию поселил, вот я и… – дальше мама не объясняла, но на всякий случай улыбнулась. – Можно, я тоже дома поживу, а то неудобно уже перед бакумурами. Все на конюшне приходится…

– Мам, – сдержанно отозвался Ростик, – не валяй дурака. Тут у меня вырчохи живут, где захотят, а ты-то уж… К тому же мы сегодня уедем.

– Куда?

Всей компанией они двинули в сторону Октябрьской, Баяпошка, должно быть, по привычке, переводила все разговоры на единый. Докай слушал отвлеченно, но вот Барон с Батат хватали каждое слово.

– На Алюминиевый. Нужно показать Докай автоклавы и объяснить, чтобы он нам подготавливал пилотов для гигантов.

– Наездников, – поправила мама автоматически. Она о чем-то своем думала.

– Слушай, – вдруг «ожила» Лада, – если ты сегодня собираешься на Алюминиевый, может, я сразу на аэродром отправлюсь? Машину готовить, а то нынешние техники по зиме не спешат с заправкой.

– Ладушка, как говорит мой сын, не валяй дурака. Выпьешь чаю и пойдешь на свой аэродром. – Мама вдруг повернулась к Баяпошке. – Бая, и ты тоже не убегай, когда они уйдут, мне с тобой поговорить захочется.

Дальше шли в молчании, только мама сдержанно оглядывалась, меряла вырчохов взглядом. И это переполнило Ростикову чашу терпения. Он действительно не выдержал.

– Друг-Докай, давай не будем чай пить, сразу в полет отправимся? Туда всего-то два часа лету?

– Это обязательно? – спросил Докай. – Тогда хорошо, полетели. Мне не очень нравится летать, но ваши машины выглядят надежными.

– Мам, – Рост повернулся к маме, – ты уж извини, но…

– Летите, – вдруг легко согласилась мама и взяла Баяпошку под руку, – мы с Баей и вдвоем посекретничаем.

Пока шли на аэродром, неблизкий путь, кстати, Докай вдруг разговорился. Причем не просто так, а с Ладой. Росту оставалось только переводить, чем он и занялся, немного механически, правда.

– Понимаешь, друг-люд, мне почти все тут любопытно, но удивляет больше всего одна особенность… У вас очень разные мысли, у каждого свои, и очень по-свойски вы с ними обращаетесь.

– То есть как это? – не поняла Лада. Для нее человек и его мышление раздельно не существовали.

– Есть люди, которые мыслят сильно, а есть такие, кто думает… м-да, как это ни обидно звучит – слабо. И они не пытаются думать лучше.

– Ну, думать – это не гири таскать. Тут силу не накачаешь, – отвечала «разумница» Ладушка.

– Это неправильно, друг-девушка-люд. Эта разница в вашем мышлении наводит меня на мысль, что должны быть люди, специально обученные мыслить… Но таких я почему-то не могу отличить от других. Вот только – Рост-люд, кажется, и может это регулировать. – Пока они шагали дальше, Докай что-то вычитывал в Ладе, наконец удовлетворенно кивнул и продолжил: – Я думаю, что вы потому такие всеобъемлющие, что на самом деле всеядны. И возможно, это же делает вас неплохими солдатами.

Лада вдруг пустилась в собственные откровенности.

– Слушай, друг-Докай, ты лучше объясни, как вы ставите высоколетящие змеи, которые на кораблях используете вместо парусов?

– Что такое паруса?

Ростик стал понемногу оттаивать, этот разговор рассмешил бы кого угодно, хотя, если по-честному, глуповато звучал. Особенно в его переводе.

– Тебе лучше, девушка-люд, спросить о чем-нибудь другом. Я не понимаю техники, – Докай, конечно, тоже улыбался, только вырчохи хранили каменную безэмоциональность, – хотя охотно ею пользуюсь.

– Ладно, спрошу другое. Вот ты сегодня был на конюшне. Тебе лошади понравились?

– Очень. Только они хрупкие… Зато вас уважают всеми силами души. Друг-Рост, так можно сказать на вашем языке?

Ростик кивнул. И вдруг неожиданно для себя спросил:

– Что такое талант?

Докай сразу посерьезнел, даже слегка помрачнел.

– Это ты и сам уже знаешь, только хочешь подтверждения… Сферу поддерживают две структуры – металлолабиринты, которые могут существовать везде, кроме очень агрессивных зон, где и происходит подготовка условий для разнообразной жизни. И менгиры, окаменевшие чегетазуры, как ты выяснил в своем плену. Но условия и возможности их хранения, выработанные чегетазурами, неясны. Эти поля с окаменевшими, некогда живыми существами, многократно пытались найти, особенно расы, склонные к торговле, потому что в них и вырастает талант. Думаю, не стоит говорить, что пока в изученной мною части мира это никому не удалось.

– Знаешь, я привез несколько талантов из плена, – отозвался Ростик. Он уже почти жалел, что задал свой вопрос. Его одолело подозрение, что он, действительно, и сам знал ответ, вот только не мог сформулировать словами. А это, в свою очередь, наводило на мысль, что он много чего знает, вот только… не догадывается об этом.

Докай уловил смену его настроения. А может, и прочитал это, он в последнее время перестал стесняться, забирался в сознание Роста, как в свою тарелку во время обеда.

– Город, у которого есть несколько талантов, может начинать большую торговлю, найдутся охотники с вами сотрудничать… Слушай, а я тоже хочу тебя спросить? Там, куда мы летим, шахматы найдутся?

– Шахматы там, может, и найдутся, вот только играть тебе придется со мной.

– Жаль, – меланхолически отозвался Докай. – Тебя я уже могу переиграть. Мне бы кого посильнее.

– Знаю, – вздохнул и Ростик. Докай как шахматист рос не по дням, а по часам. Он уже выигрывал у Роста четыре партии из пяти, и лишь пятую, когда откровенно пускался на эксперименты, удавалось свести в теоретическую ничью.

Глава 29

Докай стоял, почему-то покачиваясь, Росту мигом представилось, вот еще немного, и этот не вполне представимой «направленности» и специализации шаман, уже даже напрямую – шаман, вот возьмет и запоет что-то, а то и камлать начнет. Какая-то страшная и не вполне понятная сила протянулась от него к автоклавам, от чего Ростику становилось страшно.

То есть он, конечно, многое подозревал вот в этих… «другах», но чтобы такое?.. В луче, которым Докай общупывал буквально каждый сантиметр поверхности каждого из автоклавов, было что-то и от упругой силы прутика, который не в меру шальные мальчишки иногда засовывают в муравейник, и что-то повелительное, дерзкое, даже не считающееся с мнением Зевса и жизни, которую он творил в этих автоклавах, и было там что-то… еще более неприятное, чуть ли не сладострастное или масляно-гнилое. И Докай, хотя отлично понимал, что Ростик это видит, как видят и трое аймихо, которые спустились с ними вместе в подвал, все равно продолжал свои действия.

Первой не выдержала одна из стариц аймихо, одна из тех, кто когда-то обучал Ростика, чтобы он стал Познающим, Туадхо Дну, кажется, старшая в этой группе. Она фыркнула на весь подвал и вышла по ступеням в заводской двор. За ней потянулись и другие двое, как всегда у аймихо получалось, почти незаметно для остальных. Если бы Ростик не чувствовал ментальные действия Докай, он бы этого, кажется, тоже не заметил.

Из людей после этого пришлось сначала обратить внимание на Стаса Рындина. Здоровенный, как п’ток, он спросил своим мерным, тяжким баском:

– Ну, майор, что-нибудь понятно?

Людочка Просинечка бросила на него почти гневный взгляд и зачастила:

– Гринев, ты бы хоть пояснял, что вы делаете, ведь непонятно же! А мне надо знать, ты тут постоял, а потом усвистишь куда-нибудь, и спрашивать будут с меня.

Ростик вздохнул, подошел к ней и положил руку на плечо. Людочка, даром что такая крохотная была, а все поняла, умолкла, только в свете факелов стала внимательнее всматриваться в лицо Роста, словно пыталась там вызнать, что да как. Ну и сообразить, что же ей докладывать в Боловск… об этой как бы инспекции.

Это была ее обязанность. Она почему-то была назначена тут главной по всему заводу, сначала пробовали на этой должности ее мужа, Стаса, но в конце концов оставили ему только Лагерь пурпурных с отрядом тамошнего гарнизона. Обоих супругов это вполне устраивало, они, похоже, и не расставались, хотя что могло быть общего у этой пигалицы и этого громилы – оставалось непонятным.

– Ты вот что… Куда Сонечка подевалась?

– А она к своему мужу, к Мураду, съехала, просила в Боловске разрешение и вот недавно получила. Чего же ей тут делать, если ты ее Фрему забрал?

– А чего ты спрашиваешь? – с тяжеловесной напористостью вдруг вздумал прийти на помощь жене Стас.

– А то, если бы она тут была, то знала бы, что и вам, ребята, знать не мешает, что это дело долгое, может, мы тут и обоснуемся. Топчаны эти, – он кивнул в сторону все еще возвышающейся временной постройки из досточек, которые теперь выглядели заброшенными, даже тюфяков на них не было, – стол, лежбище из шкур – все это не просто так.

– Да знаю я, – махнула Людочка, что-то при этом в ней появилось от небрежности старшей ее сестры, Иечки Просинечки, та еще была… командирша. – Когда она уезжала, то все мне рассказала.

– Тогда зачем ты… – медленно закипая, начал Ростик, но сдержался, – спрашиваешь?

Людочка стряхнула руку Роста с плеча, мотнула головой, пошла наверх. В ее сознании Ростик прочитал отчетливую неприязнь, что-то в том плане, что правду говорили – обычно от Гринева одни неприятности и неустройства. А Рост проводил ее взглядом, в котором выразил чересчур много раздражения по поводу того, что слишком спокойная и тихая жизнь завелась в Боловске у ребят, которые ничего кроме нее и не знают. Вот и не готовы… Еще бы знать – к чему именно.

Хотя и понятно было, что не готовы ко всему, что выходит за рамки этого вот гарнизонного житья-бытья. Не готовы ни к войне, ни к сложностям, от которых никогда это самое житье в Полдневье не было застраховано, ни к помощи соседям, причем быстрой и максимально эффективной… Как выяснялось, они не готовы были даже принять помощь и участие других групп, которые решали другие задачи, например, вот это использование Докай для более успешного выращивания летунов в автоклавах.

Стас немного удивленно посмотрел на Роста и бросился за женой. Докай вдруг повернул голову, прямо как сова, только шеей, не шевельнувшись больше ни одним мускулом тела, и бросил на Ростика мимолетный взгляд, словно мазнул своим жирным вниманием по лицу.

Но всему плохому приходит конец, и даже сейчас все стало как-то налаживаться. Не прошло и четверти часа, как в подвал стали приносить тюфяки, проветренные и даже с чистеньким бельем, грубоватую, но тоже свежую скатерть, которую расстелили на столе, и кувшины с едой. Кажется, Сонечка, добрая душа, Просинечку действительно проинструктировала.

Оба вырчоха воспряли духом. Они крутили экватор котла на всем полете от Боловска до завода, то есть действовали как загребные, потому что Лада отказалась тащить их просто как пассажиров, и есть им определенно хотелось больше, чем остальным. Но в любом случае было уже пора и пообедать. Даже Докай, на этот раз не поворачиваясь, спросил глуховато, не своим голосом:

– Чечевицы нет?

– Извини, друг-Докай, придется обойтись фасолью. Чечевицу я попрошу вечером.

– Не любят тебя здесь, опасаются, или… как-то иначе.

Тратить внимание на выяснение того, какие отношения у Роста сложились с Людочкой, ему было сейчас жалко. Он и про чечевицу-то спросил из-за неудовольствия, что приходилось отвлекаться.

Сверху с еще одной компанией волосатиков спустилась Лада. Она после перелета долго возилась около своей разлюбезной летающей бочки, подготавливая ее к возможному новому полету, набивая топливом и что-то регулируя в ходе управляющих штанг на антигравитационные блины. Уже с порога она почти заорала:

– Рост, ты чего так Людочке лицо перевернул? Она прямо красная вся, я даже думала, что заплачет.

– Слушай, старший лейтенант, – попросил Ростик, – отстань, а?

– Ага, значит… официально. Тогда умолкаю.

Она постояла немного, потом занялась делом, проверила, как застелены тюфяки на кроватях, поправила что-то на столе. Потом потребовала от волосатиков, чтобы они приволокли побольше воды сюда, и стала предлагать вырчохам, больше жестами и междометиями, чтобы они сходили в местный душ. Он был, конечно, холодный, горячей воды не успели приготовить, но вырчохи ее поняли, тоже каким-то непонятным образом одними взрыками пояснили, что сбегают на ближайшую речку, они видели сверху, тут такие водятся, и как следует искупаются.

– Ладно, – согласилась Лада, которая, оказывается, их поняла, – а я тогда рекомендую вам не одевать эти комбинезоны, мы их постираем, а пока подберем вам… что-нибудь подходящее по погоде, идет?

Рост, которому, в отличие от Докай, делать было почти нечего, быстренько перевел ее тираду Батат. Девушка, с толстыми висячими, почти моржовыми усами, улыбнулась Ладе, на миг блеснув зубами почти в дюйм длиной, и пояснила, мол, ничего искать им из одежды не нужно, они там же и постираются, одежда высохнет на них, они как-то ее обогреют, пока будут идти сюда, а холода они не боятся.

Когда они ушли, Лада только головой покрутила.

– Декабрь уже скоро, а этих… ничто не берет, нелюдей чертовых. – Фраза была бы грубой, но в ней отчетливо читалось и восхищение такой выносливостью, поэтому Рост не стал делать Ладке замечание. Она и сама это как-то поняла, со своей обычной чувствительностью к Ростовым настроениям, сделала неопределенный жест и пояснила, не обращаясь к нему напрямую: – Ладно, пойду, если догоню их, скажу, чтобы оружие захватили, а то гиеномедведи тут наглеют к зиме. А если не догоню… отряд волосатых с пурпурными вышлю, чтобы оградили гостей от неприятностей.

– Они всегда с оружием, – уронил Ростик, уже чувствуя, как к горлу подкатывает привычная тошнота.

Что там у Лады получилось с вырчохами, догнала они их или нет, он не выяснил. С ним случилась уже бывшая некогда тут, в подвале, штука – он провалился в какое-то полубеспамятство-полусмерть. И ведь чувствовал иногда, что находится тут в безопасности и даже в поле внимания Зевса, но… человеком, отвечающим за свои действия, понимающим все, что вокруг происходило, уже не был. И время, как всегда в таких его состояниях, текло как-то… криво, то очень долго длились считаные секунды, то вдруг проваливались куда-то целые часы.

Пришел он в себя оттого, что кто-то очень умело и точно кормил его с ложечки. Он лишь открывал рот, жевал, хотя жевать было и не очень-то нужно, глотал… Наконец сумел разлепить глаза.

На кровати, очень близко, как у нее это уже бывало, сидела Сонечка Пушкарева. Она кормила его, улыбнувшись с такой лаской, заботой, едва ли не любовью, что у него вдруг плохо пережеванный комок размокшего в молоке хлеба с медом застрял в горле. Он прокашлялся, она ему не постучала по спине, догадалась, что это не нужно.

– Ростик, – позвала она, – ты опять почти четыре дня в отключке провалялся.

– Это Зевс… Или с Докай вместе, – проговорил он.

– Так, докладываю, – она отставила на табурет, придвинутый к кровати, миску с хлебной тюрей на молоке, сама, впрочем, не отсела, хотела видеть его как можно ближе, – сюда прилетела целая команда. Ким, почему-то Лешка Астахов, куча всяких прочих пилотов. Почти два десятка душ, если бы была не зима, а весна, нам бы их и прокормить было трудно.

Все-таки она была кормилицей и еще, конечно, заботливой клушей, которая получала удовольствие, если вынуждена была обтирать-кормить даже командира, каким являлся для нее Рост.

– Ты знаешь, полежи, я сообщу, что ты очухался, – она все-таки встала с кровати.

– Докай?

– Спит наверху, он успел, пока тебя… ну, не было с нами, успел смотаться со своими этими, страхолюдинами, в Лагерь пурпурных. Пропадал там два дня, сказал, чтобы тебя не беспокоили, он тебя как-то нагрузил, и ты… В общем, ничего особенного, просто тебе выспаться нужно.

Рост поднял руку, останавливая ее, чтобы она не умчалась наверх.

– Кто переводил?

– Василиса, она тоже тут, и она же помогала мне, как могла, за тобой ухаживать. – Как эта вот девица догадалась, что для Ростика важно, кто возился с ним, пока… его тут не было, как сказала Сонечка, оставалось загадкой. – Мне ведь тоже иногда спать нужно, Гринев. Вот когда она спала, ведь ей еще и с этой делегацией приходилось разбираться, я не знаю. Ты вот что, командир, с ней помягче, она на тебя так смотрит, что… В общем, сейчас я ее пришлю.

Василиса действительно появилась в подвале, постояла, подошла, потом помогла сесть и одеться. Вот от того, чтобы устроить прямо тут ему хотя бы некоторые гигиенические мероприятия, Ростик сумел отказаться, он чувствовал, что будет гораздо лучше, если доберется до душа, пусть даже и холодного. Впрочем, это тоже нуждалось в проверке, не исключено было, что там-то помощь от Василисы придется принять, слаб он был очень, его бы сейчас и слишком напористая струя воды с ног сбила. Но при этом он как-то странно замечал, что стыда не испытывает, вероятно, его присутствие голяком в гигантах окончательно… разбило естественную стеснительность. А впрочем, неважно.

Не успел он как следует приодеться после купания, как в холодную, словно бы выстроенную специально для закаливания душевую, в которой местами даже сосульки наросли, ввалился… Сухроб. Он был по-восточному мрачен и решителен.

– Командир, – начал он, не обращая внимания на то, что Василиса еще не со всеми завязками на Ростиковых кальсонах управилась, – ты вот что, похлопочи за меня, чтобы меня… В наездники для этих самых летунов взяли. А то… – он подумал и решил быть откровенным, – сил нет, как меня Ладка доводит.

Василиса тут же стала его гнать, справедливо рассудив, что не дело подчиненного видеть старшего по званию в таком виде, впрочем, Сухроб и сам уже был доволен, что высказался, поэтому ушел почти без возражений.

За столом, куда Роста усадила все та же Василиса, к нему почти тотчас подсела Сонечка. Она подперла кулачком свое лицо с ямочками на щеках и вздохнула, покосившись на суетящихся слишком близко для ответственного разговора габат, которые приносили какую-то еду и расставляли ее поаппетитнее в несметном количестве.

– Рост, ты уже, конечно, знаешь, что я была гражданской женой Мурада Сапарова, да? Когда его перевели в Перевальскую крепость, я обрадовалась, подумала, что поближе будем, чаще сможем встречаться… Все оказалось наоборот, пока он был в этой ссылке, куда ты его отправил, я была ему нужна. Сейчас он ждет не дождется вызова в Боловск. И я… – Она не всхлипнула, хотя Рост ожидал именно этого. – Все так получилось, что ты должен посадить меня в этих новых летунов. – Она помолчала. – Фрема осенью прилетал, его на юге заменили кем-то, рассказывал, что это совершенно удивительное состояние – летать в… зверюгах.

– Я не летал, но… да, в гиганте находиться очень приятно.

– Вот и сделай, пожалуйста.

– Надеюсь, теперь это будет Докай решать… Или нет, конечно, я, но исходя из его рекомендаций. Понимаешь, сделать человека летуном или другим наездником для гиганта у меня плохо получается. Мы потому его сюда и притащили, чтобы он…

– Да знаю я, – Сонечка села прямо, как балерина, даже плечи отставила назад от отчаяния. – Но ты пойми, если я буду там, на юге, то я буду с Фремом. А если… Если не получится, тогда…

Рост хотел было протянуть руку и сжать ее руку, но не успел, она поднялась и ушла.

А потом появился Докай с вырчохами. Телохранители сразу же уселись за стол и принялись наворачивать за обе щеки. Кажется, они окончательно потеряли опаску перед человеческой едой, она даже начинала им нравиться.

Докай же изучал Ростика довольно долго, прежде чем вымолвил:

– Теперь я, кажется, понимаю, почему при том, что у людей есть ты, вам нужна моя помощь. Но вот ведь какая штука, люд-Рост, – он помедлил, на миг показалось, еще немного, и он начнет хлебные шарики от смущения катать, – мне это не подходит. Нет, разумеется, я понимаю, понимал с самого начала, чего вы от меня хотите, на что надеялись. Но… У нас все мировоззрение построено не на анализе ситуации, как, похоже, обстоит дело у вас, людей, а на этике. И превращение людей в наездников для этих существ, которых вы называете гигантами, требует значительной реконструкции в них.

Рост понимал, что он уже каким-то образом готов выслушать это мнение Докай. Вот только не знал, что ему следует ответить и следует ли отвечать.

– Кроме того, вы и так создали себе очень действенную и… в некотором, техническом плане красивую цивилизацию. Если вы еще завоюете море, если вытесните или хотя бы подчините пауков, что собираетесь делать с помощью гигантов, тогда новая война с губисками вам обеспечена. Они не потерпят вторую командную расу на территории, которую считают своей. Поэтому в долговременном плане гиганты могут оказаться ошибкой. Да ты и сам это знаешь.

Да, это Ростик тоже понимал, он представлял это как некую угрозу, как нечто существенное… Что тем не менее просмотрел, недоучел, не донес начальству. А ведь следовало. Но как же тогда быть? Опираться только на технические приспособления, которые человечество уже научилось использовать для своих нужд? Просто изучать Полдневье и медленно совершенствоваться, чтобы… Чтобы что? Не уступить губискам, если они все-таки задумают стереть расу людей со своей территории, как это назвал Докай… Нет, это не выход. Почему-то это могло быть выходом для других рас, с которыми люди уже были тут знакомы и с которыми, вероятно, познакомятся в будущем. Но только не для людей.

Старая для Роста идея необходимости экспансии, причем резковатой, сделанной за счет большой крови, может быть, войны, так вот по-русски, но безусловно – экспансии, снова ожила в его сознании.

– Ты отказываешься нам помогать не потому что мы слишком мало знаем о Полдневье? – спросил Ростик, не очень-то и понимая свой вопрос. Как выяснилось, это оказалось важно.

– Друг-люд-Рост, я пытался тебя научить тому, что должен был бы делать тут с вашим металлолабиринтом и его… кладками. Но это тебе не под силу. Ты эффективен, но это тебе не по плечу. Переиначить Зевса, как вы его называете, не под силу никому, он еще слишком молод, следовательно, в нем сильна программа, по которой он обязан тут жить. Поэтому я бы мог, травмируя, ошибаясь и даже изменяя природу людей, добиваться того, чтобы некоторое их число подходило для симбиоза с гигантами. Но… я мог бы этим заниматься параллельно… с чем-нибудь еще. А мне здесь, у вас, заняться нечем. Поэтому я ушел. Понимаешь?

Ростик понял, конечно. Может, не до конца, но понял. Докай, при всем при том, что тоже был очень эффективен, решил, что у него нет такой задачи, которую он мог бы принять тут… Отплатив подготовкой наездников.

С этим ничего поделать было невозможно. Он все высказал точно и рассудительно, настолько, что это не вызывало сомнений. Черт, одернул себя Ростик, опять ты думаешь на едином. Попробовал перейти на русский, но почему-то это плохо получалось.

– Хорошо, друг-Докай, сделай нам наездников хотя бы для этой кладки. Это все, что я у тебя прошу.

– Н-не знаю, – от смущения Докай даже заикался. – Впрочем… Ты старался, из уважения к тебе, и только к тебе, друг-люд-Рост, я это сделаю. Но учти, так получилось, что… я же говорил с Зевсом, и он, кажется, решил, что, если меня не будет, эта кладка последняя.

Рост вдруг обнаружил, что сжимает вилку с наколотым на нее кусочком рыбы, сунул в рот, принялся жевать, не чувствуя вкуса.

– И кто из присутствующих, как ты полагаешь, подходит для… наездничества?

После этого вопроса поесть не пришлось, да и бесполезно было, Рост не чувствовал ни голода, ни жажды, он как-то замер, только не так, когда пребывал в коме из-за слишком плотного участия в сознании Зевса. Он мог ходить, даже говорить, вот только глубоко в нем все равно поселилось отчаяние. Он даже пробовал на Докай раздражиться, что иногда помогало, мол, нашел аргумент – войны испугался, да скорее война и возникнет, если они не будут культивировать гигантов в максимальном количестве и качестве… Но и это не помогало.

Сонечка, как принявшая назад командование на заводе от Просинечки, построила почти весь человеческий состав и по просьбе Ростика прибавила к нему некоторое количество пурпурных. Зачем он так сделал, Ростик и сам не знал. Докай, как некогда Табаск, походил перед строем и, искоса поглядывая на Роста, выбрал Сонечку, Леху Астахова и, к великому удивлению Роста, Сухроба. Правда, на последнего он очень долго смотрел, но… Все-таки попросил его выйти из строя и готовиться, разумеется.

Рост уже стал прикидывать, что придется ему, видимо, и летунов испытать на своей шкуре, как он уже испытывал Гулливера и Левиафана, потому что четвертую персону Докай никак не мог найти, но тут… Так иногда бывает не только в романах, но и в жизни.

Совсем неожиданно, уже под вечер, когда все стали устраиваться на ночь, а выбранная троица под предводительством Ростика сошла в подвал, чтобы жить там до вылупления гигантов из автоклавов, из темного неба на редкость бесшумно на антиграве вынырнул Леха Костыльков. Он был в форме и, по его словам, получил приказ добиться от Гринева доклада, как тут обстоят дела, чтобы еще этой же ночью вернуться в Боловск.

Ростик посидел с ним немного, но не очень долго. Вести, которые рассказал Костыльков, были грустными. На юге все получалось неважнецки, высадить ихну почти не удалось, хотя двары и попытались поздней осенью немного помочь. Но комши вдруг стали сильнее, или у них за лето-осень прибавилось население, и они сумели мобилизоваться. Тактика Евы, как и ее сотрудничество с черными крейсерами, оправдывала себя… но не слишком. Война на истощение теми силами, которые человечество сумело выделить, привела, скорее, к истощению возможностей и ресурсов людей, а не пауков. И с этим теперь приходилось считаться.

Ростик слушал его не очень внимательно, почему-то это не трогало его, как раньше, когда он напрямую занимался переселением пурпурных на юг, когда выстраивал свой план с травой-ихной… И он понял, почему остается таким безучастным только тогда, когда в Ростикову каморку, где они сидели с Костыльковым, вдруг ввалился Докай.

Он постоял, посмотрел и едва ли не театральным жестом ткнул в Костылькова пальцем.

– Рост-люд, думаю, тебе не придется становиться наездником летуна. Четвертым для этой кладки будет он.

И Ростик почему-то почувствовал облегчение, словно с него сняли очень тяжкую заботу, с которой, скорее всего, он бы и не справился. И одновременно он понял, что то представление о будущем Костылькова, которое однажды уже посетило его в Одессе, совершив необходимое количество превращений, пришло к своему разрешению. Теперь этому парню некуда было деться, только следовать своему пути… Который, как Ростик и раньше отлично видел, должен был плохо закончиться. И не исключено, что не только для одного Костылькова, но для всего человечества Полдневья. Да, такое тоже могло получиться, просто этот парень оказался чуть более читаемым индикатором, чем другие, не больше.

Глава 30

Боловск миновали скучно и молчаливо. Докай определенно хотел поскорее оказаться на своем корабле, он так поднажал на Ладу, которая работала на рычагах, что и объяснять ничего не следовало. Она лишь заложила крен влево-вправо, должно быть, приветствуя родной аэродром, и двинула дальше.

А вот Ростику все казалось непростым. Он даже Докай, который, наверное, опять его читал, перестал стесняться. Ему было грустно, он даже не злился по поводу того, что с этим, таким важным заданием не справился.

Нет, он пытался, пробовал, даже настаивал на своем желании рекрутировать Докай в союзники человечества, но вот – ничего не вышло. И дело было, конечно, не в том, что он что-то пропустил, чего-то не понял… Хотя, разумеется, отчасти и в этом.

Он просто не увидел какой-то возможности, спрятанной настолько глубоко, что даже Докай, которому и слова-то были не нужны, который читал человечество, словно открытую книгу, не увидел ничего, достойного сотрудничества с этой расой.

Наверное, Докай считал, что и так помог людям, хотя бы потому, что разобрался с последней кладкой летунов. Все четыре отобранных наездника забрались в своих птерозавров и вполне успешно стали их осваивать… Но ведь хотелось большего!

Или людям всегда хочется большего? Может, люди потому-то и считаются такими неугомонными, что просто они – жадные? Хотя, при чем тут жадность, он-то, Рост-люд, отлично знает, что за эту неудачу, по чьей бы вине она ни произошла, придется расплачиваться кровью, смертями людей… которых осталось очень мало, катастрофически мало.

Лада повернула голову в кабинку к Ростику, который сидел за пушками под стеклянным колпаком на спине антиграва.

– Сходи-ка назад, командир, посмотри, что с нашими загребными. У меня почему-то тяга… меняется.

Рост послушно поднялся, посмотрел, оба вырчоха работали так, что от них пар шел. Работа им нравилась, они улыбались в своей жуткой манере. Батат даже, нимало не стесняясь, сбросила верхнюю часть комбинезона, повязала вокруг бедер, так делали танкисты в жаркие дни на Земле, ее вполне женская грудь под потемневшей от пота полотняной распашонкой без рукавов немного стесняла движения, или наоборот – разгоняла кровь. Барон посматривал на нее с восторженным аппетитом, его жена ему в этот момент очень нравилась.

На всякий случай Ростик посмотрел, сколько осталось топливных таблеток для котлов, и выяснилось, что не очень много. Почему-то люди-выдры жгли топливо, словно продирались сквозь джунгли, а не плыли плавнейшим образом по суховатому, зимнему и такому легкому воздуху.

– Вы бы, ребята, не слишком усердствовали, все-таки не на дальнюю дистанцию полет, – сказал вырчохам Рост.

– Им-мно, – подтвердила Батат с акцентом, вызванным строением ее челюстей. – Хоч-ся разг’реть… с’бя.

Ростик кивнул, погладил почти горячий бок котла и вернулся на свое место.

– Работают как наскипидаренные, – объяснил он Ладе. – Но топлива хватит.

– Я знала, что ты можешь… вдруг на Бумажный холм смотаться. Или вообще через континент запулить.

– Через континент – это идея, но вот Докай не хочет больше гостить, его на корабле ждут, а их – штормы поджимают.

– Что-то я не заметила, чтобы они штормов боялись, осенних, зимних или каких угодно. – Внезапно Лада оглянулась. – Что-то все-таки творится с машиной, Рост. Рычаги как живые, чуть ли не из пальцев вырываются.

– В сторону или на Боловск тянет? – он и сострил-то глупо.

– Ты не очень-то доверяй мне, сам понимаешь, из меня еще тот… объяснитель этих ваших тонкостей и нюансов. Но машину определенно толкает от Чужого. – Она помолчала. – И ведь идем по касательной, и все равно.

– Мимо Чужого? – Ростик подумал об этом, как об очередной странности.

Он и не такое видел, в Полдневье случалось разное, то пространство меняется, то расстояния невозможно замерить, то… некоторые штуки, вроде промежутка между лесами, всех пугают и отгоняют, хотя, как в итоге получилось, и правильно, что отгоняют. Теперь какая-то ерунда с Чужим городом, с такими мирными и вполне разумными Шир Гошодами. Надо бы как-нибудь об этом серьезно подумать или даже решить, что же это может значить…

– Стоп, Ладка, вниз, – почти заорал он, не заметив, как вздрогнул Докай, который сидел, согнувшись в три погибели, за второго пилота, впрочем, не прикасаясь к рычагам. – Идем к Ширам.

– Стопить, любезный командир и повелитель сердца моего, я не способна, стоп-крана на нашей лодочке, как известно, нет. А вот к Ширам я могу…

Дальше Ростик Ладу уже не слышал. Он лишь явственно разбирал стук собственного сердца. Оно даже показалось ему самым чувствительным органом в теле, чего раньше никогда, кажется, с ним не случалось.

Впрочем, перемахнули через город Широв они совсем немного. Лада развернулась, поправилась, а потом даже поднажала, хотя, учитывая, как работали рычаги ее машины, смотреть на ее попытки было странно. Как она и говорила, рукояти едва ли не вырывались из ее ладоней, словно намазанные вазелином.

Это внушение, думал Ростик, наблюдая за ней, определенно – очень мощное внушение. И я его, кажется, чувствовал, только объяснил по-глупому – мол, Ширы не хотят Докай… А сам-то наш гость, похоже, ничего не ощущает. Но это и правильно, с точки зрения внушения. Если ему слишком явственно показать неудовольствие от его пребывания на этом месте, он заинтересуется, начнет выяснять, что да почему?.. И кто знает, до чего додумается?

А я-то, лопух, думал Ростик дальше, не обратил внимания, не сумел среагировать… Эх, если бы не Лада, я бы и сейчас, как дурачок, купился… Хотя, все равно, еще оч-чень даже непонятно, что из этого выйдет.

Докай, прежде хранивший молчание, вдруг разговорился.

– Ты знаешь, люд-Рост, я решил сообщить тебе вот что. По моему скромному мнению, люди очень мало, недолго живут, поэтому не могут собрать достаточно знаний о мире. Для меня осталось загадкой, каким образом вы передаете эти знания в цепи поколений… Хотя путь – от учителя к ученикам и дальше, до нового талантливого ученика, который пусть немного и исказит исходное учение, но резко усилит его – разумеется, проверен практикой у многих рас и цивилизаций. В целом он срабатывает. У вас тоже срабатывает. Ваш университет, насколько я понял, тому подтверждение.

– Друг-Докай, я понимаю тебя. Ты стал говорить даже на едином в нашей манере, без тех странных формул, которые и осознать не всегда возможно. У аймихо так не получается, только у некоторых девушек, которые долго жили в человеческом сообществе.

– Да, друг-люд, словарные формулы, готовые клише, которыми мы пользуемся, проявляют смысл, но часто и затемняют многие его части. Все дело в объеме значений, который вкладывается в слова. Вот этого я тоже не понимаю, как вы, не умея практически читать друг друга, все же объсняетесь? Ведь если говорить с незнакомым человеком, у которого другой, неизвестный тебе опыт, и этот опыт не передается эмпатией, хотя бы в малой толике, даже знакомые слова становятся неизвестными.

Похоже, подумал Ростик, о герменевтике придется говорить. А что я в ней понимаю? Ведь не учился толком, даже читать мало получалось… Хотя, с другой стороны, если бы много читал, что бы стало с моими предвиденьями? Забил бы мозги разной шелухой, и готово – в Смагу мог бы превратиться. Или не в Смагу, но тогда – в Рымолова. Да, в него, скорее всего.

Декабрьский ночной ветер несильно, но все-таки трепал огонь факела, выставленного перед единственными воротами Чужого города Широв. Антиграв мягко завис перед ними, взметая мерзлый песок в разные стороны, потом опустился. Докай как очнулся.

– Что? Зачем мы тут, друг-Ростик?

– Не волнуйся, друг-Докай. Это город расы Шир Гошодов и Махри Гошодов, но тут есть и небольшая колония людей, ею руководит мой хороший приятель по имени Эдик Сурданян. Давай сходим к нему и посидим в тепле и относительном уюте.

– Зачем? В Одессе, как вы называете городок на берегу, было бы удобнее.

Но Ростик, пользуясь тем, что двигался чуть быстрее, чем неуклюжий в зимней одежде Докай, уже проскочил мимо вырчохов, которые с некоторой даже неохотой натягивали свои комбинезоны, готовясь выйти наружу, вылетел, словно пробка из бутылки, из нижнего люка антиграва и припустил к воротам. Умница-Лада посадила антиграв едва ли дальше чем в пятидесяти метрах от них.

Удары в створки из литого камня прозвучали резко. «А ведь я, пожалуй, нервничаю», – решил Ростик, но стучать принялся еще сильнее. Почему-то ему не давала покоя идея о том, что даже обычно нечувствительная к разным… хитростям наведенного порядка Лада чуть было не отвела летающую лодку вбок. Это было не случайно, ох как не случайно.

Крохотное оконце в воротах открылось, за ним открылось кошмарное лицо ширского стражника. Он посмотрел на Ростика, который что-то попробовал объяснять, а затем равнодушными, замедленными движениями приоткрыл одну створку.

– Впусти нас, друг Шир, – говорил Рост, протискиваясь в щель, опасаясь, что ее опять могут закрыть. – Мы ненадолго, посмотреть на наших…

– Люд, – Шир определенно не ожидал прилета антиграва этих взбалмошных людей, в общем-то, союзников, – я пошлю кого-нибудь доложить о тебе… Шир Марамоду.

Да, Марамод, старый знакомый, когда-то – почти друг, теперь же, принимая во внимание разные обстоятельства, возможно, совсем не друг. Нужно торопиться, решил Ростик.

– Вызывать его смысла не имеет… А вдруг он не захочет с нами встречаться? – Он лгал, как конокрад, продающий чужого коня. – Мы не надолго. Вы лучше приглядите за летающей бочкой, а то у нас некого оставить для ее охраны. Об остальном не беспокойся, друг Шир, мы дорогу знаем.

– Тогда пошлю кого-нибудь за вашим… люд С’рднян.

Ого, они даже Эдика величают на свой манер, наверное, слишком давно он тут живет. Но против этого протестовать было бы бессмысленно. Тем не менее пока все получалось лучше, чем Ростик мог бы надеяться.

Уже через несколько минут, вооруженный плещущим жидким пламенем факелом на длинном древке, он с Ладой, ничего не понимающим, но умолкнувшим Докай и обоими вырчохами топал по гулким, каменным улицам Чужого города. Чтобы Докай хоть немного успокоился, Ростик продолжал говорить:

– Мы открыли этот город почти сразу, как только были перенесены в Полдневье. Отношения складывались по-разному, но войны ни разу не было, мы соседи и друзья. Сколько же я тут не был? – сделал он задумчивый вид.

Они шли действительно не очень знакомыми Росту улицами, только бы не заблудиться, почти молился он. Они не заблудились. Главная площадь города открылась перед ними темнотою нежилых зданий, нигде не было видно ни единого огонька. Ох, Ширы, думал Рост, растительные существа, спать укладываются, едва выключается Солнце… Спокойнее, напомнил себе Ростик, я слишком разбрасываю мысли, наверняка кто-нибудь из местных вождей их уже почувствовал, а значит, времени осталось немного.

Они спустились вниз, по ступеням, которые иногда снились Ростику в беспокойных снах, потом прошли одним коридором, другим, оказались перед целенькими катковыми воротами. Когда-то с капитаном Дондиком они их подорвали гранатой, теперь ворота были отремонтированы, на их плоской поверхности, как и встарь, читались какие-то барельефы. Рост уперся в одну из створок. Ему на помощь тут же бросились вырчохи, Лада, на правах девицы, придерживала факел.

Створка зашуршала, словно мельница, которая молола зерно в муку, но отползла. Рост перехватил факел и шагнул вперед. Докай, все еще не вполне соображая, что происходит, последовал за ним, вырчохи почему-то принялись осматриваться, словно из темноты их могли неожиданно атаковать. Батат даже обхватила рукоять своей пушки.

Рост походил между плитками литого камня, сложенными штабелями, потом попытался сообразить, где же сверху свисает пустотелая сфера, пронизанная обозначением каменных стрел… И не сумел вспомнить. Потом почувствовал что-то странное сзади и оглянулся.

Чтобы не пропустить то, что он увидел, пришлось потопать назад, ко входу в зал. Хотя в этом зрелище не было ничего приятного.

Обычно невозмутимый, сдержанно-воспитанный Докай был в шоке. Он дрожал, у него в свете их единственного факела безумно горели глаза, а по подбородку текла слюна. Рост и не знал, что Докай может забыть закрыть рот.

Оба вырчохи тоже замерли, причем – буквально, как изваяния в полумраке. И по их ауре, ставшей вдруг вполне читаемой, становилось ясно, что сейчас, в этот самый миг они… или умрут от восторга, или превратяться… может быть, в Широв. В общем, с ними что-то дикое происходило, чего Ростик ни за что не взялся бы читать.

– Это… – голос Докай, обычно звучный и уверенный, сбивался на хрипоту, – библиотека Динке.

C его сознанием творилось что-то странное, по ошибке, должно быть, он транслировал свои мысли на всю Вселенную, не замечая этого, но так, что становилось ясно – умение этого племени переговариваться на тысячи километров без технических средств связи или контакта – реальность.

– По сравнению с этим ихна – кладбище растительных мыслей, как бы мы ни научились их использовать… – почти мычал он.

Росту стало неудобно, он не ожидал подобного, хотя, как ему казалось, был готов ко всему.

– Нам повезло, друг-Докай? Или опять – война.

Докай наконец стал понемногу очухиваться, подошел к одной из стопок, прочитал иероглифы, начертанные, как оказалось, на торце стопок, а Ростик их раньше и не замечал. Но таким образом, похоже, Ширы наводили порядок в своей библиотеке.

– «Познание и логика Несомненного», «Противоречия Неизбежности и неизбежность Противоречий», эти трактаты считались утерянными… «Красота и подлинное Прекрасное», так… Значит, тут философии… Что, люд? Да, война теперь – дело решенное. Пурпурные не позволят вам владеть этим. – Он прошел мимо, кажется, факел оказался в его руке сам собой. – «Различение вкусов Горечи», это кулинария, кажется… Стопы даже сложены правильно, потому что за ними следует сравнительная медицина.

Ростик подумал, что если есть какая-то сравнительная, значит, существует и абсолютная медицина.

– Докай, а Нуакола знал об этой библиотеке, когда посылал сюда, вернее… посылал нам, людям, свое зерно, из которого вырос Зевс?

– Именно это он и имел в виду, когда посылал… А я-то гадал, почему, зачем? – Докай уже вытер слюну с подбородка, но стал как-то расслаблен и потусторонен. У него даже факел стал гореть ярче, но таким светом, что для Ростика почему-то потемнел.

– Слушай, друг-Докай, давай по порядку, – Ростик решился. – Ты можешь жить с нами, можешь даже находиться безвылазно тут, у Широв, хотя это, возможно, вызовет некоторое сопротивление, ведь не зря же они отводили нас от своего города. Мы будем присылать тебе ребят, которых отберет Табаск, или сам будешь отбирать, у вас, я заметил, какие-то несовпадения… И обучай их в наездников. А попутно возись с библиотекой.

Докай отвлеченно кивал, Лада подошла поближе, потому что ей стало неуютно в темноте одной. Вырчохи, которые видели в темноте, разбрелись в разные стороны и негромко переговаривались, к тому же, похоже, Докай что-то беззвучно им внушал, или командовал ими, чтобы они… чего-то не делали, или наоборот – сделали. Ростик был в таком состоянии, что не очень разбирал эти сигналы.

– Я буду первым, кто прочтет… «Математика совпадений», «Предназначения малых чисел»… – Кажется, друг-Докай слегка помешался, но это было благородное помешательство. – Что?.. Да, конечно, я согласен жить тут.

Рост тихонько отошел, он был доволен. Вот этот склад не читаемых для него, но вполне понятных и соблазнительных для Докай плит и каменных досок, кажется, и был тем фактором, который он упускал до сих пор. Но все-таки, почти случайно, едва ли не по непониманию своих же мыслей, если выражаться понятийными средствами Докай, не допустил этой ошибки.

А он-то, лопух, пытался намекать на таланты… которые не произвели на этого высоченного и невнятного временами интеллектуала ни малейшего впечатления. Как и должно было, конечно, случиться. Зато библиотека оказалась приманкой. И она сработала.

Ростик опять прислушался к себе. К ним уже спешили, кажется, с недовольством и даже гневом. Спешил кто-то из Широв, откуда-то издалека торопился Эдик… Рост почти с визуальной ясностью видел это в своем восприятии. Но это было уже неважно. Если будет нужно, человечество сумеет настоять на своем – чтобы Докай читал эти плиты.

Правда, придется, вероятно, торговаться, может быть, выражаясь языком этологии, принять подчиненную позу, хотя бы на время, но это – дело техники. Ведь теперь, по всему, не Ширы будут хранителями этих книг, а люди. Кто бы что ни говорил и кто бы что по этому поводу ни думал.

Пожалуй, даже так, теперь хранителем всего этого подвала, забитого забытой, но от этого не менее ценной премудростью, следует при всех обстоятельствах считать Докай, вот этого, потерявшегося между штабелями, которого видно только по факелу, почти не контролирующего себя от снизошедшей на него удачи. И готового ради того, чтобы его сюда допустили, на что угодно, даже на небольшое преодоление своих этических принципов, например, на подготовку из людей наездников для гигантов в ожидании неминуемой войны.