Рогал Дорн. Крестоносец Императора

— Думаю, если запустить двигатель, на нашу сигнатуру сейчас никто не обратит внимания, — предположил Ригантис.

— Мы должны находиться там, куда нас отправил примарх. Если мы переместимся, никто не узнает, где нас искать.

— Если понадобится, мы заявим о себе. — Ригантис коснулся пульта управления, и пятно света от панели упало на его руку, когда новатор указал за купол, на точку прыжка Незримых. Торл уже разорвал пси-связь и больше не делил с ним третье око. — Там нечто вроде синяка на теле реальности. Врата не закрылись. Или, возможно, ключ не повернули в замке. Выбирай любую аналогию, какая больше нравится.

Наклонившись в тесный пилотский купол, библиарий посмотрел в нужное место.

— Могут пройти и другие корабли, — заметил он.

— Не знаю. Возможно. — Ригантис подумал о флоте, о масштабном сражении, которое в ближайшие часы унесёт тысячи жизней. Они с Торлом сейчас находились на борту беспомощного, но и самого безопасного космолёта в системе. Навигатора неотвязно преследовали мысли о том, что такое положение дел нужно сохранить, но он отбрасывал их, зная, что истинная защищённость, победа и огромный успех для его дома придут только после того, как Незримых уничтожат или приведут к Согласию.

Развернувшись к громадному воину в броне, Эсуин протянул одну руку к пульту управления двигателем.

— Посмотрим поближе?

Если бы Гидореас не знал истинной обстановки, ему могло бы показаться, что Дорн намеренно вывел свою армаду на невыгодные позиции. Второй флот Незримых — тот самый, о котором предупредили новатор и старший библиарий, — приближался на высокой скорости. Двигаясь таким курсом, неприятель войдёт в соприкосновение с имперцами практически напротив того участка, куда враг ударил в начале битвы. Это выглядело как классический охват «клещами», вот только первая группировка Незримых стала выходить из боя раньше, чем второй флот подошёл на дистанцию ведения огня. Противник не собирался атаковать VII легион и его союзников с двух сторон, а планировал нечто иное.

Тем не менее Дорн приказал трети имперских кораблей покинуть строй и преследовать отступающих Незримых — тех, что напали первыми, — чтобы у неприятеля оставался прямой путь к «Фаланге», если он пожелает нанести удар.

Командир хускарлов ничего не говорил, но пристально взирал на экраны в стратегиуме. Он переводил взгляд с одной гололит-проекции на другую, с детальных отображений неумолимой погони и подхода атакующих сил на подробную схему, где показывалось общее положение флотов. В сети связи то и дело звучали сообщения от нескольких командиров эскадр и капитальных кораблей, которые запрашивали разрешения идти на перехват недавно прибывших Незримых.

Гидореас посмотрел на Рогала Дорна, ожидая его ответа.

— Новых приказов не будет, — спокойно сказал примарх, изучая инфопланшет у себя в руке.

Уже не меньше пяти минут прошло с тех пор, как он последний раз взглянул на главный стратегический дисплей. Иногда Дорн двигал пальцем по экрану инфопланшета, и зелёное сияние, подсвечивающее лицо Рогала снизу, кратко мерцало.

Наиболее серьёзную угрозу Незримые представляли при первом заходе для обстрела, когда их орудия, сосредоточенные на носу кораблей, имели преимущество в дальнобойности над бортовыми и кормовыми батареями большинства имперских звездолётов. Такие атакующие манёвры удавалось сорвать, запуская торпеды и штурмовые катера, однако после многих месяцев войны такие ресурсы почти закончились. Как только корабли экспедиционного флота приближались для ответного огня, Незримые стремились оторваться и выйти на новый заход. Так повторялось снова и снова, и армада Дорна постепенно ослабевала.

— Мой господин, торпедные аппараты с пятого по девятый заряжены и готовы к стрельбе, — доложил Гидореас своему примарху, хотя не сомневался, что Дорн уже услышал данное уведомление. — Наведение орудий «Нова» для рассеивающей бомбардировки рассчитано.

— Не стрелять, Гидореас. Ещё рано.

Генный отец Имперских Кулаков по-прежнему не поднимал взгляд. Командир хускарлов понимал, что его примарху известна текущая обстановка: он улавливал изменения в позе примарха, малозаметную мимику Дорна. Рогал держался безмятежно, но отнюдь не расслаблялся. Впрочем, он всё же казался слишком спокойным. Гидореас помнил, как безупречно сработали планы примарха, когда они находились на борту «Веритас Инсигнум», но чутьё легионера вопило об опасности, не позволяя себя игнорировать.

— Владыка Дорн, враг выйдет на дистанцию атаки через три минуты. — Гидореас заставлял себя говорить ровным голосом, пробовал наполниться таким же самообладанием, какое излучал его повелитель. — Наши флотилии поддержки не успеют совершить манёвр и вмешаться, если вы не отдадите приказ прямо сейчас.

Ещё раз покосившись на дисплеи, хускарл увидел, что силы имперского флота отчётливо разделились на три части, и лишь горстка небольших эскортов могла отреагировать на угрозу со стороны Незримых.

— Я собираюсь отозвать вторую боевую линию, господин, — объявил Гидореас, приняв решение.

Оторвавшись от инфопланшета, Дорн обратил взор на воина, и тот застыл, будто придавленный гравитонным лучом.

— Отставить. Всем кораблям выполнять полученные приказы.

— Господин, «Фаланга» — могучий звездолёт, но риск чрезмерно велик. Я знаю, что у вас есть план, владыка Дорн, но, какого бы успеха вы ни ожидали, тот не оправдывает угрозы нашему командному штабу и лично вам.

— А кто ты такой, чтобы делать подобные заявления? — слова Дорна прозвучали резко, хотя сам примарх не выглядел рассерженным.

— Ваш хускарл, господин. Мой долг — защищать вас.

— Хочешь, чтобы я освободил тебя от этой обязанности?

Вопрос до того ошеломил Гидореаса, что воин умолк на несколько секунд. Прежде чем легионер снова обрёл дар речи, Рогал продолжил. Заговорил он одновременно с тем, как модули систем слежения в главном стратегиуме завыли, предупреждая о наведении орудий противника. Похоже, Дорна это не заинтересовало.

— Ты поклялся следовать приказам. Если бы я приказал тебе не защищать меня, как бы ты поступил?

— Так, как счёл бы верным в тот момент.

Дорн выпрямился, нахмурил брови и сжал челюсти.

— «Верным»? Что ты подразумеваешь — «правильно» или «праведно»? Например, ты будешь чувствовать себя праведным, оберегая мою жизнь, но это, возможно, окажется неправильным поступком. Считаешь, будто моя жизнь важнее воли Императора?

Гидореас колебался, не желая вступать в дискуссию со своим повелителем. Он знал, что каждый человек — любой слуга Императора — обязан положить жизнь на то, чтобы приблизить воплощение Его плана, но от самой мысли о гибели примарха воин как никогда близко подошёл к тому, чтобы ощутить страх.

— У нас тут не мысленный эксперимент, мой господин. Угроза реальна.

— Здесь командую я, мой хускарл.

Гидореасу хотелось повернуться и отдать задуманный приказ, но взор владыки удерживал его на месте надёжнее стазис-гранаты. Секундой позже завизжали сирены, и комм-сервиторы выкрикнули предупреждения об атаке.

На дальность поражения уже вышли более двух с половиной десятков кораблей Незримых, и их лазерные пушки выбрасывали лучи разрушительного света, мерцающие в космическом вакууме. Пустотные щиты засверкали, однако по всему стратегиуму были опущены взрывозащитные жалюзи, и Гидореас наблюдал за боем только через визуальное отображение в тактических вид-потоках. Красные вспышки, фиолетовые и синие облака... Ещё несколько вражеских звездолётов отвернули, чтобы атаковать горстку ближайших эскортных кораблей, но с эсминцами и фрегатами Незримые довольствовались перестрелкой на большом расстоянии.

Орудия «Нова», установленные на турелях «Фаланги», открыли огонь, разогнав массивные снаряды почти до скорости света. Миллисекунды спустя среди атакующих Незримых взорвались миниатюрные солнца. Снова затараторил вокс: теперь о приближении неприятеля докладывали эскадры, отправленные в погоню. Мельком взглянув на главную проекцию, Гидореас уяснил обстановку. Космолёты противника из первой волны противника развернулись и возвращались, рискуя попасть под обстрел своих преследователей ради того, чтобы пробиться к «Фаланге». Не пройдёт и двадцати минут, как флагман будет окружён более чем пятьюдесятью вражескими кораблями тоннажем от лёгкого крейсера и выше, а имперский флот никак не сможет вмешаться. При этом Незримые будут держаться на расстоянии: они отказались от любых попыток абордажа после своих начальных операций по сбору данных и телепортационной атаки примарха.

— Мой господин?!

Гидореас не нашёл иных слов, чтобы выразить суть яростных призывов своего воинского чутья. Почему его примарх так одержим идеей использовать «Фалангу» в качестве приманки? Чего он надеется достичь?

Дорн прошёлся по командной палубе, касаясь пальцами инфопланшета.

— Связисты, новые приказы флоту. — Рогал нажал руну передачи, и на главном дисплее появились изображения предварительно загруженных траекторий, причём некоторые из них пересекались так замысловато, что Гидореас даже не различал их на расстоянии. Они казались запутанным клубком перекрывающихся синих линий. — Передать стратегический пакет «Прим-Один». Исполнять немедленно.

На табло состояния пустотных щитов начали загораться тревожные красные люмены, и Гидореас, задействовав панель управления вторичным дисплеем, вызвал проекцию «Фаланги» с данными от систем контроля повреждений. Теперь повсюду зазвучали голоса: офицеры обращались к своим подразделениям и передавали информацию из одной части корабля в другую, а бригады техножрецов общались на двоичном языке, обмениваясь быстрыми трескучими фразами.

Пока что перегрузке подверглись пять генераторов пустотного щита, а реакторы подбирались к стопроцентной мощности, пока запускались некоторые дополнительные системы вооружения «Фаланги». Десятки поворотных установок захватили цель и открыли огонь. Навстречу приближающимся кораблям Незримых ринулся шквал лазерных лучей, сгустков плазмы и высокоскоростных снарядов.

Корпус «Фаланги» тоже получил повреждения, но обошлось без серьёзных пробоин. Двери уже запечатали, а пожарные команды не давали пламени распространиться. Сообщалось о десятках жертв, и апотекарии уже регистрировали новых погибших. Ради чего всё это?

Гидореас ещё раз изучил основную схему. Эскадрам преследования приказали не разворачиваться за первым флотом Незримых, а по дуге зайти в тыл второй атакующей группе, чтобы отрезать корабли врага от точки, через которую те вошли в систему. Предполагаемое место выхода из варпа первых неприятельских звездолётов теперь также охранялось значительными имперскими силами, а ещё десятки союзных кораблей направлялись к «Фаланге» в кольцеобразном строю, чтобы отрезать противника на более близком расстоянии.

— Теперь нам откроется истина, а вместе с ней и то, правильны ли моих суждения, — мягко сказал Дорн, подходя к Гидореасу, который продолжал анализировать манёвры флота. — Если предсказатели Незримых не сочтут, что их позиции и точки варп-переноса находятся под неустранимой угрозой, или же решат, что стоит потерять большое количество кораблей ради того, чтобы вывести из строя «Фалангу», значит, я совершил ошибку.

Примарх весьма преуменьшал серьёзность ситуации. Если Незримые продолжат атаку, «Фаланга» в лучшем случае получит тяжелейшие повреждения. Вполне вероятно, она будет уничтожена.

— Вы заманили врага, но теперь грозите ему захлопнуть капкан, чтобы спасти наживку. — Гидореас посмотрел в бесстрастное лицо своего примарха. — С какой целью, господин? Что оправдывает для нас такой огромный риск?

— Даже обороняясь, мы должны претворять в жизнь собственный план и мешать врагу. Мало просто знать, что они вошли через предсказанную точку, мой хускарл. Теперь посмотрим, уйдут ли они в том же самом месте.

— А если нет, господин?

— Тогда я столкнусь с загадкой. Если бы они могли атаковать и уходить почти как пожелают, почему тогда не собрали здесь все свои корабли — ведь мы наблюдали сотни их звездолётов — и не истребили нас? Что мешает им нанести такой смертельный удар? Думаю, их врата стационарны, и в ближайшие минуты это подтвердится. Кстати, у их проходов для прыжков есть ещё одно слабое место.

— Вместимость, — подхватил Гидореас. — Это их крупнейшая атака, но прибывшие корабли составляют сравнительно малую часть от общей силы их флота.

— Именно, мой хускарл. Имперские корабли в перелётах подчиняются прихотям варпа, но, если поддерживать сплочённость флота, вполне возможно за считаные часы собрать армаду, подобную той, что мы имеем здесь, в «Ночном замке». Почему Незримые не способны сделать то же самое? Их варп-врата — или любое иное средство для путешествий в имматериуме — наверняка имеют гораздо более скромную пропускную способность. Более того, я убеждён: вскоре мы обнаружим, что Незримые ещё и ограничены в количестве точек входа и выхода. Если так, мы сумеем найти их врата и взять их под контроль. Ход войны изменится в нашу пользу.

— Если нас не уничтожат, — добавил Гидореас, однако он уже не тревожился по-настоящему, успокоенный уверенностью своего господина. Примарх не доверялся слепой удаче, и тем более не стал бы неоправданно рисковать таким могущественным средством, как «Фаланга».

Магистр хускарлов ощутил прилив стыда за своё прежнее беспокойство. — Владыка Дорн, прошу извинить за недостойное поведение. Вы всегда мыслите на недоступном мне уровне, и, из-за того что моя способность к пониманию не беспредельна, у меня возникают неодолимые сомнения. Признаюсь, я всё ещё недоумеваю. Почему бы не заблокировать вражеские пути отхода более тщательно? Если бы вы переместили наши корабли раньше, у нас появилось бы больше возможностей перехватить неприятеля, когда он попытается отступить.

— Самые полезные разведданные становятся гораздо менее ценными, если противник полагает, что тебе удалось завладеть ими. Он меняет свои планы.

— Поэтому мы должны создать угрозу для их путей к отступлению, но так, чтобы это не выглядело намеренным манёвром...

— Хотя я полностью доверяю моим прямым подчинённым, я не имел права рисковать, раскрывая им свои намерения, так как они могли бы предпринять упреждающие действия. Мне требуется, чтобы Незримые видели именно то, что я желаю им показать. Иначе ничего не выйдет.

Гидореас смотрел, как переплетаются линии продвижения и предполагаемые маршруты имперских кораблей, пока Незримые в ответ меняют курс и перестраиваются. Если бы враги подозревали, что попадут в ловушку, они бы не клюнули на наживку. Если бы роль приманки играло нечто более скромное, чем сама «Фаланга», они, возможно, не ввели бы в бой столько сил. Если бы у Незримых появилось хоть малейшее подозрение, что их варп-врата уже обнаружены командами из навигаторов и библиариев, рассредоточенными по всей системе, они вышли бы из битвы. И, что важнее всего, если Незримые поймут весь размах уловки, то пойдут в атаку до конца: если уж их преимущество рассыпалось прахом, то можно хотя бы отплатить за это уничтожением «Фаланги».

Права на ошибку здесь почти нет. Судя по словам Дорна, даже если бы один корабль слишком близко подошёл к варп-вратам или отступил раньше времени, Незримые могли бы принять какое-либо решение ещё до того, как на них расставили западню. Однако же Гидореас осознал, что, невзирая на все подобные соображения и колоссальные ставки, Рогал Дорн не считал ни один из элементов своего плана авантюрным.

— У меня родилась идея, а не план! — рявкнул Ригантис, запуская тормозные двигатели.

Эсуин собирался остановить челнок примерно в двенадцати тысячах километров от еле ощутимого псионического пятна, которое он считал варп-вратами Незримых. В навигатора снова влилась сила Торла, и он видел, как бурлит нечто за пространством портала. Растущий потенциал, что-то схожее с родовыми схватками — некая пси-масса готовилась воплотиться в реальность.

Новые корабли Незримых подходили к вратам.

— Мы должны предупредить флот, — сказал Хуртен, протягивая свободную руку к передатчику. — В текущем расположении им не отреагировать на атаку второй армады с этого вектора.

— Нет! — Ригантис безотчётно провёл рукой по панели управления комм-станцией и заблокировал её за секунду до того, как Торл коснулся бы цифровой клавиатуры пальцем латной перчатки, чтобы ввести нужный канал. — Со стороны битвы по направлению к нам движется с десяток кораблей Незримых, и они отследят передачу за какие-то мгновения. А если хотя бы один звездолёт за вратами выйдет наружу, мы погибнем через пару секунд.

— Последствия приемлемые, — заявил Имперский Кулак, после чего осторожно, но решительно отвёл руку Эсуина в сторону и снова включил передатчик.

— Не для меня, — процедил Ригантис.

Просунув пальцы под латную перчатку своего спутника, он опять вырубил экран станции.

— Я мог бы с лёгкостью раздробить каждую кость в твоей кисти, — пророкотал громадный воин. Глаза Хуртена блеснули золотом, лицо и голова покрылись паутиной изморози. — Или отломить тебе руку в локте. Или целиком выдернуть её из плеча.

— Или закрыть врата? — выдохнул навигатор.

Ригантис боролся с желанием развернуться и сосредоточить на легионере взор третьего глаза. Новатор не вполне представлял, что произойдёт, если он заглянет в раскрывающийся разум библиария, но почти не сомневался, что ни один из них, даже если выживет, не сохранит рассудок после такой стычки.

— Что? — пси-активность Торла ослабла, однако тусклые отблески его мощи по-прежнему окружали Ригантиса, словно дымка.

— Варп-врата — не какой-то физический объект в нашей вселенной или в имматериуме. Они состоят из варпа. Посмотри.

Сфокусировав третий глаз на пятне, Ригантис мысленно отобразил его в виде полдюжины концентрических колец, которые медленно вращались в разных направлениях, как вокруг своих центров, так и на оси глубины.

— Это замок, — произнёс Торл.

Эсуин понял, о чём говорит его товарищ: похоже, кольца поворачивались и смещались так, чтобы сложиться в некую конфигурацию. По их краям на некоторых участках вспыхнули неузнаваемые символы, похожие на координаты или подтверждение захвата цели.

— Это объясняет, почему мы ничего не обнаруживали после отбытия Незримых. Портал преобразует энергию самого варпа, — продолжил библиарий.

— Весь вопрос в том, можно ли преобразовать её обратно? Сумеешь ли ты направить туда свою силу, пока мы соединены?

— Пожалуй, будет больно.

— О чём...

В рассудок новатора словно бы вонзилось копьё: Торл втолкнул своё сознание в разум Ригантиса и направил пси-энергию через его третий глаз. Навигатору почудилось, что у него загорелся лоб — нет, вся голова, и пламя распространилось по нервной системе, сердце забилось строенными толчками, кровь заструилась быстрее, руки и ноги закололо.

Объединённые сущности Хуртена и Эсуина выплыли в разлом, соединённые с их бренными телами лишь тонким отростком разума Торла. Они не находились в варпе, а сообщались с ним, пребывая в пограничном состоянии, как сами врата. Ригантису показалось, что сразу за гранью портала мелькнул усеянный орудиями нос корабля.

«Они проходят».

Так подумал Эсуин, но всё же мысль принадлежала как ему, так и Имперскому Кулаку, ибо возникла сразу же, как только Хуртен воспринял то же, что и новатор.

Разум Торла проявился в виде золотого мерцания, которое охватило одно из вращающихся колёс с символами. Посыпались искры — нематериальные, но яркие, словно металл приложили к точильному камню, — и по рассудку Ригантиса полоснул ментальный образ, аналогичный визгу при таком соприкосновении.

Колесо замедлилось, потом вновь ускорилось, вырываясь из психической хватки обоих имперцев. Все круги, кроме двух, уже заняли нужные позиции, хотя их пылающее сплетение так слепило взор, что Ригантис различал далеко не всё. Торл попробовал ещё раз, но колесо вертелось и наклонялось так быстро, что вцепиться в него не удалось.

Образовав золотое кольцо на фоне звёзд, варп-врата отворились.

Почти мгновенно из них выступил узкий нос ведущего корабля Незримых, ощетинившегося стволами орудий среди изгибов бронепластин.

Рассудок Эсуина оттянулся в тело, и он вздрогнул от всплеска вернувшихся ощущений.

— Надо предупредить флот! — сдавленно крикнул новатор Зума.

— Лучше остановить врага самим, — ответил Торл, снова направляя их пси-объединение вперёд.

Он ещё раз попытался воздействовать на варп-врата, теперь пробуя разделить два из имматериальных кругов, сливавшихся в золотые сферы.

«Старайся лучше».

Ригантис не совсем понял, кому принадлежит эта мысль, — ему самому или Торлу, — но постарался помочь соратнику, представив, что сумеет повлиять на вертящиеся колёса.

Навигатор знал, что ему придёт конец, если кораблю удастся преодолеть врата. Челнок, находящийся так близко к порталу, обнаружат наверняка. Вместе с Эсуином умрёт будущее его дома, его наследие для грядущих поколений Зума. Такие соображения отлично мотивировали.

Отчаявшись и сожалея, что он не владеет собственной пси-мощью, а только направляет Торла, новатор ослабил контроль над взором третьего глаза. Он не пошевелил ни единым мускулом, но рефлекторно обратил фокус восприятия в обратную сторону, словно бы заглянул внутрь своей головы. Там Ригантис увидел ментальный образ библиария — и самого себя в его мыслях.

Их захлестнул поток обратной связи. С губ Эсуина слетел вопль, из глотки Торла вырвался рёв, и связь между ними едва не распалась. Резкий выброс варп-энергии, ринувшись из транспортника, пронзил как реальное, так и имматериальное пространство.

Расширяющаяся сфера пси-диссонанса одновременно поразила варповый замок и корабль Незримых. Звездолёт, чья крыловидная дорсальная надстройка выходила из портала, резко качнуло вбок, а сами врата выбросили фонтаны чёрных и золотых искр с грохотом, способным расколоть миры. Замковые кольца изогнулись под напором своего же тягового усилия, а затем оторвались друг от друга и, крутясь, разлетелись по сторонам, мгновенно набрав невероятную скорость.

Врата закрылись.

При распаде управляемого разлома корабль Незримых разрезало напополам. Энергия детонации его реактора помчалась вовне, на долю секунды отставая от фронта варп-резонанса искорёженных врат. Невещественный удар врезался в объединённый разум Ригантиса — Торла, словно стена пламени, ослепляя и искореняя. Их обоих швырнуло в бешеный вихрь невидимых, но мучительно болезненных сил. В реальном пространстве взрывная волна обрушилась на челнок посреди бушующих молний и отшвырнула маленькое судно прочь от разваливающихся врат.

Последние обрывки ощущений Ригантиса сложились в картину того, что его бросает на купол из бронестекла, и миг спустя тот раскалывается вокруг него.

Если поначалу Гидореас предполагал, что после обнаружения варп-врат в «Ночном замке» война быстро завершится, продолжающиеся атаки Незримых вынудили его отбросить такие мысли. Как и прежде, имперская экспедиция делилась на несколько крупных боевых флотов, каждый из которых вполне мог оккупировать или опустошить любую планету Капыкулу, если бы обнаружил оную. Рогал Дорн верно предположил, что неприятель имел сложности с переброской большого количества звездолётов и войск через систему врат, что мешало ему реагировать на внезапные действия эскадр значительных размеров.

С другой стороны, кампания продвигалась столь же медленно, как и в любой момент до перехода к стратегии с «Ночным замком». Легион поочерёдно исследовал одну систему за другой, совершая варп-прыжки не далее чем на пару световых лет, чтобы удержать корабли вместе. Незримые уже показали, что готовы при случайной встрече нападать на авангардные флотилии, патрули и заблудившиеся космолёты.

Данные с приборов слежения «Фаланги», а также доклады с кораблей сопровождения, отправленных за пределы звёздной системы, рисовали постоянно расширяющуюся карту территорий Континуума. Астрономические наблюдения в совокупности с варп-прозреваниями библиариума позволили выявить, какие из трёх сотен идентифицированных систем с потенциально обитаемыми мирами в наибольшей степени подходят для обитания разумных существ. Учитывая широкое распространение Незримых и отсутствие свидетельств того, что в Континуум Капыкулу входит больше одной расы, представлялось весьма вероятным, что любое развитое общество будет относиться к цивилизации противника.

Обследуя четыре предыдущие системы, имперцы усовершенствовали свою методику и разбили её на несколько этапов. Поскольку наиболее уязвимыми оказывались корабли, первыми вышедшие из варпа, они при необходимости либо держались возле точек Мандевиля, либо собирались вместе, как только возникала такая возможность. Только когда в систему переносилось не меньше трёх капитальных кораблей, разведывательные эскадры выдвигались вперёд, чтобы расширить зону действия сети слежения.

В такие напряжённые моменты никто ещё не знал, находятся ли флотилии Незримых в пределах системы, или, возможно, где-то достаточно близко, чтобы отреагировать до прибытия основных имперских сил. В ходе последних четырёх прыжков две группы столкнулись со значительным сопротивлением уже на первом этапе операции, и врага удалось отбросить только после серьёзной эскалации битвы, когда прибыли линкоры Армии и боевые баржи легиона.

Закончив сбор флота и определив, что какие-либо миры Незримых отсутствуют, имперцы начинали выяснять, имеются ли в системе объекты, подходящие на роль эфирных врат. Посовещавшись с навигаторами, Дорн утвердился в мысли, что в реальном пространстве существует некий предел расстояния между варп-проходами. Это означало, что в длительных путешествиях Незримым требовалось пересекать пустые системы. Так или иначе, гарантировать успех поисков по-прежнему никто не мог, особенно если враг отсутствовал или же отступал через врата, находясь вне зоны досягаемости сенсоров. В предыдущей системе навигаторам прибывающих кораблей посчастливилось заметить вторичный варп-эффект от активации прохода, пока имперские звездолёты находились на «эфирной» стороне портала, но подобный метод был столь же ненадёжным, как и вариант с отправкой команд из библиариев и представителей Навис Нобилите для прочёсывания реального космоса.

Наступление получалось монотонным и вместе с тем чреватым опасностями. Каждая система сулила шанс на победу, но также в ней могла таиться армада Незримых, способная нанести экспедиции серьёзный ущерб. Пока ещё никто не желал забывать те четыре флота, что сгинули в прошлом среди этих неизведанных звёзд. Кроме того, слишком большие потери среди навигаторов и библиариев имели бы для имперской кампании столь же серьёзные последствия, как для неприятеля — утрата системы варп-врат.

Вероятно, над всем этим и размышлял примарх, наблюдая за тем, как в очередной системе разворачивается промежуточный этап пляски в пустоте. Пока не удалось найти никаких признаков того, что Незримые когда-либо пролетали здесь, однако Имперских Кулаков приучили к методичности во всех делах, поэтому они никогда не делали предположений там, где могли собрать доказательства.

— Почему они всё ещё сражаются, господин? — спросил Гидореас у своего командира. — Наверняка же понимают, что им не победить. Рано или поздно мы отыщем их миры.

Только что завершился переход в пятую систему, считая с момента открытия в «Ночном замке». Примарх и хускарл стояли рядом на командной палубе.

— Их лидеров интересуют те же вопросы, только о нас, — неожиданно отозвался Дорн, застав Гидореаса врасплох. Воин полагал, что примарх слишком занят, чтобы ответить на его замечание. — Пожалуй, там говорят: «Отчего они столь упрямо шарят по нашим владениям вслепую и с такими потерями? Почему этот Император и его прислужники так непреклонно атакуют нас?» Враг не осознаёт размеров Империума и масштабов нашей цели, а потому до сих пор надеется протянуть дольше нас. Сдался бы ты на их месте, мой хускарл? Просто потому, что война тяжела?

— Нет, мой господин, я сражался бы до последнего удара моих сердец, до последнего вздоха в лёгких, — ответил Гидореас.

— Поистине так. Всегда помни о цели, в чём бы она ни заключалась, и непрерывно стремись к ней. Нельзя терпеть неудачу из-за недостаточных усилий.

— Сколь бы не были тяжелы наши труды, можно подбодрить себя тем, что наша победа неизбежна, — начал Гидореас, но осознал свою ошибку в тот же миг, как слова сорвались с губ.

Исправиться хускарл не успел: он застыл под пристальным взглядом примарха, нахмурившего брови.

— Победа неизбежна для Императора, а не для нас, — прогремел Дорн. Отвернувшись, он пошевелил пальцами, стиснул кулаки, однако затем расслабился. — Может выйти так, что мы погибнем, но всё же одержим победу.

— Вас что-то тревожит, мой господин.

— Разумеется, Гидореас, — спокойно ответил примарх. — Только глупец считает себя непогрешимым.

— Вы не глупец, господин. Вы — величайший полководец Императора.

— Не будь так уверен. Здесь у меня немало конкурентов. Возможно, пока мы беседуем, Лев уже поднимает тост за Хоруса и Фулгрима, поздравляя их с триумфом на руинах какой-нибудь системы Незримых. Есть вероятность, что я ошибся, что моё стремление ринуться прямо в сердце Окклюды Ноктис родилось либо из гордости, либо из упрямства, либо из духа противоречия. Лев прогневал меня, и, может, это повлияло на мои рассуждения — я захотел доказать его неправоту. Сейчас некоторые генералы и адмиралы среди наших союзников утверждают, что мы должны ухватиться за созданную нами возможность, чтобы вырваться из этих омрачённых систем и соединиться с каким-нибудь из других легионов.

Гидореас собирался сказать что-то в защиту своего генного отца, но тот остановил воина, подняв руку и слегка покачав головой.

— Командир моих хускарлов, я знаю, что ты готов постоять за мою честь, не щадя себя, — так же, как и магистр Эол, — но ты не должен оборонять её от моих же сомнений. Осознание возможности личной неудачи — это не слабость и не паранойя. Кроме того, есть и иной довод в пользу возвращения: сведения, полученные нами здесь, могут принести пользу моим братьям, если они попадут в схожую ситуацию. — Немного расслабившись, Дорн отвернулся и вновь начал следить за рунами, которые расползались по карте звёздной системы. — Меня беспокоит иная проблема, более серьёзная, чем потенциально напрасная трата сил и потеря репутации. Я не уверен, чего пытается достичь Континуум Капыкулу.

— Защитить свои миры от нас, мой господин.

Гидореас ощутил себя неуютно, указывая своему повелителю на нечто столь очевидное. Возможно, воин слишком примитивно мыслил?

— Такова их цель, их желание, но как они адаптируют свою стратегию? Война — это манёвры и логистика, а не только болтеры и щиты. Они перемещаются не так, как мы, иначе воспринимают пустоту и промежуточные измерения. Мы пытались чему-то у них научиться, но в плен попали немногие, да и те ничего нам не сообщают.

Гидореас вспомнил, что во множестве речей и бесед Рогал Дорн говорил то же самое, только более подробно и красноречиво.

— А разве нам не полагается прежде всего думать о собственных намерениях?

Примарх улыбнулся, но без особого веселья, как происходило уже довольно давно.

— Верно, и именно раздумья на эту тему приводят меня в тупик. Опять же, мне нужно разобраться, чем вызвана моя настойчивость в попытках найти Незримых — стремлением выполнить задачу или же высокомерием.

— Высокомерием? Отринув всё, чего уже удалось добиться, мы бы ничего не достигли — только поглумились бы над многими тысячами погибших с обеих сторон. Вы сами сказали, что сейчас не время сдаваться.

— Я не стану отказываться от нашего дела, но мы не можем допустить, чтобы цепь предыдущих событий сковала нас и утащила к заранее определённому будущему. Заблуждается тот, кто думает, будто огромные траты на что-либо сами по себе придают этому ценность. — Вздохнув, примарх наклонил голову и окинул стратегиум рассеянным взглядом. — Я знаю, что после событий в «Ночном замке» вокруг царит оптимизм, но за более долгий промежуток времени мы немногое узнали и мало чего добились. Что мы потеряем, если отступим и заново осмыслим доступные варианты?

На сей раз Гидореас не нашёл, что сказать. Казалось невероятным, что его примарх допустил оплошности, на которые намекал, но в то же время воин не мог с уверенностью заявить, что в ходе кампании они уже достигли какой-то убедительной победы.

— Сочту твоё безмолвие за ответ.

Сигизмунд наслаждался безмолвием внутри Храма на борту «Фаланги». Он радовался, что не попал в число защитников сакрального места, направленных в какую-то из других боевых групп. Хотя каждый воин братии нёс свой долг внутри себя, и порой ради обороны Храма надлежало сражаться с врагами где-то очень далеко от него, но иониец ощущал наибольшее умиротворение, когда проводил одиночные тренировки в этих стенах.

Клинок рассекал воздух, как серебристое пятно, выписывая фигуры, уже вычерченные в мыслях Сигизмунда. Он ценил уединение, даруемое подобными упражнениями, однако сожалел, что не сталкивается с трудностями. Всё сводилось к познанию собственной формы — ударам по неприятелям, воображаемым на основе личного боевого опыта, парированию и блокированию выпадов, направленных его же воображением. Полезное дело, поскольку Сигизмунд лучше всех понимал свои слабости и то, как воспользоваться ими, но в конечном счёте такая подготовка лишь имитировала настоящие схватки, которые зиждились на звоне металла о металл и противостоянии разумов.

Храмовник остановился, услышав знакомые звуки шагов Аппия, который вошёл в дверь позади него.

— Не против? — спросил наставник фехтования.

Обернувшись, Сигизмунд молча кивнул.

Они устроили поединок; Аппий взял в одну руку обоюдоострый меч и надел на другую латную перчатку с баклером[22]. Уже размявшийся Сигизмунд мощно насел на оппонента, однако не сумел навязать тому уязвимую позицию. Аппий стремился подобраться ближе, чтобы применить тяжёлую перчатку уже в нападении, а не в защите, но иониец ему не позволял.

— Выглядишь раздражённым, — заметил наставник. Он отбил лезвием клинка выпад Сигизмунда так, что воздух задрожал от лязга. — И тебе недостаёт агрессии.

— Ночной крестовый поход опять застопорился, — сказал иониец.

Поменяв стойку, он попробовал достать соперника парой размашистых атак понизу. Аппий, в свою очередь, блокировал их или уклонился.

— Скучаешь?

— Нет.

Сигизмунд понимал, что наставник пытается отвлечь его вопросами, застать врасплох или спутать мысли.

— Такое было бы объяснимо.

Внезапно перейдя в контратаку, Аппий отвёл меч противника в сторону и наотмашь ударил тяжёлой перчаткой. Его кулак пролетел в миллиметре от челюсти Храмовника, успевшего отдёрнуть голову.

— Я раздосадован отсутствием прогресса.

— Понятно, — ответил наставник. Перехватив свой двуручный меч за клинок, он принялся орудовать им, словно дубинкой, и вынудил Сигизмунда отступить на пару шагов. — Стоять!

Храмовник прервал на полпути выпад, направленный точно в живот Аппия.

— Я одолел тебя, — заметил Сигизмунд.

Будто не услышав его, наставник вышел из гаревого круга. Он повесил оружие на стойку, взял полотенце и вытер толстый слой вязкого пота, от которого лоснились напряжённые мышцы.

— Атакуй меня, — приказал Аппий, скрестив руки на груди.

— Не могу, — ответил Сигизмунд, указывая остриём клинка на границу боевого круга.

— Уместное замечание. Тогда готовься к нашему следующему поединку.

— Я готов! — прорычал Храмовник. Нетерпение наконец прожгло слой его обычной сдержанности. — В отличие от тебя.

— Я точно знаю, что намерен делать, — сказал Аппий, стоя неподвижно. — А каков твой замысел? Как ты собираешься меня победить? Какие техники и стойки задействуешь?

— Откуда мне знать, если у тебя ещё нет оружия!

Расслабившись, Сигизмунд опустил руку с мечом к бедру и немного сдвинул ступни.

— За последние месяцы владыка Дорн изучал наши атаки и прочность обороны Незримых, чтобы оценить прогресс и выявить, где неприятель защищается с наибольшей решимостью, а где охотно отступает.

— Верно, это разумный подход. Враг наиболее твёрдо обороняет то место, что имеет для него наибольшую ценность. Так определяется цель следующего нападения.

— Почему ты не нападаешь на меня? Каков твой замысел? — вновь спросил Аппий.

— Как оформить свои намерения, не зная, как вооружён и где расположен противник? — Как только эти слова сорвались с языка Сигизмунда, ему показалось, что их произнёс наставник. Отступив на другую сторону круга, он поднял меч остриём вверх и отсалютовал Аппию, коснувшись гардой лба. — Урок усвоен. Незримые полностью отступили либо для того, чтобы помешать нашим усилиям, либо для непосредственной защиты своих миров. Они собирают силы для решающего противостояния, что компенсирует им неспособность перемещать крупные соединения кораблей и одновременно позволит извлечь выгоду из того, что у нас при варп-переходах возникает неразбериха. Но отсюда следует, что мы наверняка подошли близко. По-настоящему близко.

— Именно так. — Прошагав вдоль внешнего края круга, Аппий встал рядом с Сигизмундом, не переступая черты. — Но для нашего примарха «подойти близко» не значит «пройти последнее испытание». Незримые лишились всех преимуществ, за исключением того, которым обладают все защитники. Они знают, где враг должен атаковать, чтобы одержать победу, и уже тщательно оценили наши силы и возможности. С начала войны они выведали о нас столько же, сколько и мы о них. Прежде неприятель считал, что знает нас, поскольку имел опыт уничтожения тех флотов, но тогда он ещё не сталкивался с кем-то из примархов. Итак, я спрашиваю тебя ещё раз, как ты атакуешь? Каков твой следующий шаг?

Клинок Сигизмунда, сверкнув, метнулся вверх, его острие вышло на метр за пределы круга и замерло в волоске от шеи Аппия.

Итак, он наконец довёл себя до перенапряжения. У него болело всё — от восстановленных грудной клетки и лица до третьего глаза, который ломило из-за постоянного контакта с варпом. Предыдущие сеансы Ригантис поручил своим пеонам[23], однако в эту фазу перехода, занявшую последние восемнадцать дней, бремя нёс он один. Почти три недели субъективного времени Эсуин всматривался в варп, чтобы оценить его капризы и течения. Новатор Зума вносил все необходимые коррективы, наблюдая за вихрями и круговоротами эфира, способными сбить армаду с курса, или за встречными приливами, что обрекли бы имперцев на вечный дрейф.

Ригантис больше не видел обычными глазами. Человеческого зрения его лишило разбившееся бронестекло, а любую установку имплантатов пришлось бы проводить слишком близко к третьему оку, что грозило обернуться не только смертью биологисов Механикума, но и раскрытием секретов Навис Нобилите. Так или иначе, Эсуин неохотно позволил встроить в себя новый дыхательный аппарат на замену лёгким, которые подверглись коллапсу за тот короткий период, что навигатор провёл в вакууме. По счастью, благодаря постчеловеческому организму Ригантис продержался те двадцать секунд, после чего Торл затащил его в герметичный главный отсек. Для его спутника такую же в буквальном смысле жизненно важную роль сыграла терминаторская броня.

И всё же, во имя Колоколов Вигата, как же новатор страдал от боли! В груди у него словно бы пылал свет самого Сола. Каждый вздох, любое ментальное содрогание откалывали крошечный кусочек от последней стены здравого рассудка Эсуина.

Возможно, она уже обрушилась, и Ригантис просто видел галлюцинацию — сон наяву, полный бесконечных красок и абсолютной пустоты, и его тело лежало где-то на «Фаланге», привязанное к медицинской койке, а не восседало в кресле на вершине устремлённой ввысь башни навигаторов.

Никакого света Астрономикана, по которому можно было бы контролировать продвижение. Никаких выходов в реальное пространство — по ним Незримые догадались бы, что происходит. Значит, он не имел права отвлекаться от прокладывания пути для корабля. Ему следовало постоянно наблюдать, рассчитывать, вести счисление координат.

«Получится ли?» — спросил тогда Дорн.

Ригантису это понравилось. Примарх предполагал, что если подобное вообще возможно совершить, то справится только он, новатор Зума. Лесть? Уже нет. Когда они беседовали на Терре, глава дома Зума, возможно, слегка потерял голову от тщеславия, подстёгнутого тем, что Дорн сам обратился к нему и одарил вежливыми комплиментами, но теперь Эсуин осознавал, что достоин каждого обращённого к нему слова.

Примарх разрабатывал ещё один из своих грандиозных планов, в случае успеха которого — если главная загадка действительно поддалась интеллекту Рогала, а лучшие представители дома Зума справятся с поставленной им задачей — Имперские Кулаки прибудут в одну из центральных систем Капыкулу. Не к обычному миру вроде тех, что они пытались найти в районах вокруг «Ночного замка», теперь укреплённых гарнизонами и усиленными флотилиями Незримых. Дорн нацелился гораздо дальше. Целью он выбрал систему, находящуюся на расстоянии чуть менее чем в тысячу световых лет от «Ночного замка». Столичный мир, возможно, даже родина Незримых. Система, вычисленная примархом, лежала неподалёку от центра паутины варп-врат, которую начали выявлять имперцы. Незримые наверняка думали, что расположенной там планете всё ещё не угрожает нападение.

Для успеха здесь требовались быстрота и неодолимая мощь. Обнаружив неприятельский корабль посреди своей территории, Капыкулу немедленно вызовут подкрепления. Их варп-врата определённо будут расположены к целевому миру ближе, чем точки перехода имперских звездолётов. Здесь нужна атака в ускоренном темпе, внезапная и ошеломляющая — после переноса они не получат времени на сбор флота.

А если подобный бросок мог совершить лишь один корабль, то подходила только «Фаланга». Ничему, кроме неё, не выполнить такое задание.

На борту флагмана собрали сорок тысяч легионеров, а также последние штурмовые корабли и десантные капсулы со всего флота, дабы войска сумели высадиться на поверхность планеты тремя волнами. Ни эскорта, ни вспомогательных судов, ни транспортов Армии — ничего, кроме Имперских Кулаков и их боевой станции.

А также, само собой, Рогала Дорна.

Только Седьмой примарх мог разжечь в Ригантисе такой огонь честолюбия. Кто-то иной, вроде Хоруса или Фулгрима, возможно, очаровал бы его, побудив поставить будущее своего дома в зависимость от результата не только этого безумно сложного прыжка, но и крестового похода в целом, однако Дорн не обладал их лёгкостью в общении или притягательной силой. Его присутствие временами вызывало благоговейный трепет, но куда чаще пробуждало менее яркое и всё же более могучее чувство.

Уверенность.

В прошлом, беседуя с примархом Имперских Кулаков, навигатор знал — твёрдо знал, — что если он приведёт дом Зума в Окклюду Ноктис, то обретёт больше могущества и престижа, чем любой иной новатор на протяжении жизни целого поколения или даже дольше.

То, что Эсуин до сих пор испытывал это чувство, вызвало у него улыбку, хотя она тут же превратилась в гримасу: новый приступ жестоких страданий прокатился по его заштопанному телу и усталому рассудку.

Слава или ничего. Победа или смерть.

Никакой удачи, никаких бросков костей. Факторы предельно просты: либо примарх и Ригантис правы, либо нет.

Ответ они узнают очень скоро.

Перепроверив свои измерения, Эсуин ещё раз оценил положение «Фаланги» относительно варп-потока, что привёл их сюда. За куполом, в невозможном эфире, искрились пятнышки света, пляшущие, будто отражённые лучи звёзд на волнах.

Но там сияли не светила. Не Астрономикан. Он видел варп-отблески разумных существ. Даже сгрудившись миллионами, они сверкали не ярче, чем крохотная свечка рядом с короной звёзды, — но они были там.

Ригантис подал сигнал на отключение варп-двигателей.

Утомлённый сверх всякого предела, Эсуин закрыл третий глаз и утонул в полной темноте. Картины сотрясений и потрясений очередного перехода могли бы сломить его в тот момент — настолько близко навигатор подошёл к утрате контроля над телом и разумом.

Тьма варпа слилась для него с мраком реальности. Сирены умолкли, и воцарилась напряжённая тишина. Они перенеслись успешно, вот только куда?

Если это сработало...

Раньше он не осмеливался даже мечтать о таком, но почему бы и нет? Варп-врата по всей Окклюде Ноктис под контролем дома Зума... Тогда, даже если длань эволюции никогда не толкнёт Ригантиса на путь, ведущий к становлению очередным Патерновой Навис Нобилите, он будет обладать мирской властью практически такого же размаха.

Экипаж уже занял боевые посты, однако по всей «Фаланге» пронзительно заголосил новый сигнал тревоги, от которого зазвенел купол пилястры.

Обнаружен противник.

Эсуин понятия не имел, где именно очутилась «Фаланга», но они явно что-то нашли.

Ранн поймал себя на том, что смотрит ввысь, мимо высоких куполообразных зданий Незримых, в небеса, заполненные реактивными струями и взрывами. С поверхности мира картина выглядела почти безмятежной — гораздо более близкий грохот болтеров и треск лазеров звучали куда назойливее, чем непрерывный рокот двигателей и пушек ударных судов. Спереди доносились скрежет и рычание транспортных танков «Лэндрейдер» и «Спартанец»: передовые отделения 45-го штурмового кадра прорывались к скоплению зданий, в которых владыка Дорн опознал резиденцию планетарного правительства.

Яго приказал соединению двигаться влево, внутрь группы строений с множеством окон, больше похожих на административный квартал, чем на жилой комплекс. Подобные блоки, заполнявшие всю эту часть города, напоминали растущие аркологии на Терре, где размещались миллионы клерков и учёных мужей, необходимых для управления постоянно расширяющимся Империумом.

Снова взглянув наверх, Фафнир увидел ещё более интенсивное сияние — «Фаланга», занимавшая низкую орбиту, била из орудий по вражеским звездолётам, которые пытались прогнать исполинское чудище от своего родного мира. Им это не удастся.

Подобное зрелище не особенно отличалось от того, которое он видел в детстве. Правда, в ту пору, будучи одним из Раннов, селившихся у реки Жизни, он ещё не подозревал, что звезда, кружащая в небесах над Инвитом, на самом деле крепость. Обитатели очень многих планет наблюдали такую же картину на протяжении часов или дней, пока их приводили к Согласию, однако Фафнир всегда видел в «Фаланге» только союзника и счастливое знамение.

Поднимаясь по ступенькам со щитом наперевес и болтером, вставленным в огневую прорезь, Ранн вспомнил день Согласия Инвита. Туда прибыл Император, и Его сын по праву приветствовал Его как давно потерянного отца. Но что случилось бы, если бы Дорн не признал власть Повелителя Человечества? Что, если бы орудия «Фаланги» и гений примарха обратились против его создателя? Какую сокрушительную мощь всего Империума тогда обрушил бы Владыка Людей на непокорный ледяной мир?

Содрогнувшись от таких мыслей, Ранн в ту же секунду пробил деревянные двери и оказался в вестибюле здания. Его прорывники ринулись к лестнице напротив, раскалывая напольную плитку тяжёлыми сабатонами.

Предстояло найти ещё нескольких примархов. Примет ли каждый из них воссоединение столь же мирно, как Рогал Дорн или Хорус?

Ранну почти не приходилось думать о том, что его окружало. Очередной мир, очередное здание, очередной лестничный пролёт. Враги разные, но схожего типа. Бойцы его отделения почти не переговаривались, однако действовали как одно целое. Тишину в воксе нарушали только короткие доклады. Такие операции проводились этой группой воинов — или весьма схожими с ней — уже сотни раз. Они были деталями единого механизма смертоубийства.

За балюстрадой наверху располагались некие фигуры. Осознав их существование, Фафнир в тот же миг определил в них цели и открыл огонь. Воинам отдали простой приказ — истребить всех Незримых. Они нанесут столь быстрый и ошеломительный удар, что враг капитулирует в течение нескольких часов. Они не допустят изматывающей кампании сопротивления.

Сверху полыхнули рубиново-красные вспышки. Повернув щит так, чтобы принять на него лазерные лучи, Ранн выстрелил в ответ — нажал на спуск и изрешетил разрывными снарядами участок, где укрылась его мишень. Под шквалом болтов во все стороны разлетелись куски мрамора и плоти.

Громкие удары наверху известили о прибытии отделений с прыжковыми ранцами, которые атаковали противника на средних ярусах. Другие легионеры высадились на крышу со штурмового корабля, довершая натиск по трём направлениям.

Теперь Незримым, при всей их изворотливости, уже не спастись. Двадцать тысяч легионеров первой атакующей волны десанта — более чем достаточно, чтобы захватить город меньше чем за час. Это послужит сигналом для прочих миров. Если способен пасть один, значит, то же самое может случиться со всеми.

Ранн больше не верил в судьбу, хотя он вырос среди пророчеств о великом предназначении, а также сказаний о знамениях и героях, рождённых под особой звездой. И всё же, пока Фафнир, по бокам которого шагали боевые братья, поднимался по белокаменной лестнице, забрызганной кровью Незримых, и переступал через их изувеченные трупы, он осознал природу неизбежности.

Гидореас спустился по рампе «Грозовой птицы» всего через секунду после примарха, но Рогал Дорн уже удалился на десять метров и быстро ускорялся. Выбежав из тусклого света, идущего изнутри штурмового корабля, магистр хускарлов помчался в красноватые сумерки. Впереди в лучах заходящего солнца поблёскивали белые стены и башни. Внешне крепость напоминала ту, которую Незримые построили на одной из планет в «Ночном замке», но многократно превышала её в размере. Со всех сторон цитадель окружали взлётно-посадочные полосы, стартовые площадки и вспомогательные постройки. Её параболические антенны-ретрансляторы смотрели в направлении орбитальных станций, а где-то вдали завывали тревожные сирены, чью какофонию улавливали авточувства боевой брони Гидореаса.

Местность впереди выглядела неприветливо. Имперских Кулаков поджидали башни и орудийные окопы, обслуживаемые сотнями вражеских солдат. Из подземных гаражей с грохотом выкатывались танки, пехотные роты строились перед казармами, и любые отряды противника распадались на всполохи неопределённых цветов под своими спектральными полями, так что маневрирующие войска сливались в дымку, которая мерцала по всему оборонительному комплексу. Стены и проволока, траншеи и бункеры завершали сеть укреплений, возведённых или вырытых на просторах плоской равнины, занимавшей не менее сотни квадратных километров.

Данный объект оказался наиболее защищённым местом, которое «Фаланга» смогла обнаружить с орбиты. Следовательно, он идеально подходил для наглядного урока, который хотел дать Рогал Дорн. Победа здесь докажет, что Незримым не укрыться нигде.

В закатном небе кружили машины с треугольным крылом, их эскадрильи в плотном строю приближались к позициям Имперских Кулаков. Сверху по-прежнему неслись десантные капсулы и штурмовые корабли, из-за чего казалось, что вокруг базы Незримых идёт огненный град. Наблюдая с приближением за высадкой собратьев по легиону, Гидореас различил пламенный блеск «Фаланги». Звёздный форт Имперских Кулаков опустился максимально низко, чтобы сократить время полёта на несколько жизненно важных секунд. Воину почудилось, что он даже видит вспышки пустотных щитов: гигантский корабль выдерживал непрерывные атаки космических сил Незримых, что преследовали его с момента выхода из варпа.

Ещё около десяти кораблей неприятеля находились в пути, менее чем в двух часах полёта. Им хватит огневой мощи, чтобы завершить начатое их собратьями.

Вот почему план примарха не терпел задержек, и вот почему Дорн не стал дожидаться своих хускарлов. Его болтер, «Глас Терры», непрерывно громыхал, огоньки снарядов уносились к целям в рядах Незримых, и каждый выстрел приносил смерть одному из противников Императора. Внешние стены уже рухнули после бомбардировки, и Рогал повёл своих сыновей через разбитые обломки каменной кладки.

Очевидно, слухи о золотом великане уже дошли и сюда, в самое сердце Континуума Капыкулу, ибо Незримые отступали при одном лишь приближении Дорна. Хускарлы и Храмовники следовали за ним так быстро, как только могли, прорываясь через бреши во вражеских укреплениях, а уже за ними двигалась масса из тысячи отделений Имперских Кулаков — VII легион продолжал высаживаться на поверхность.

Примерно в пяти километрах от главной цитадели примарх остановился, и его сыновья собрались вокруг генного отца, окружённые сотнями трупов Незримых и десятками тел в доспехах. Их погибшие товарищи остались лежать в лабиринте обломков, и необходимые обряды совершат над ними позже, если только представится такая возможность. Бронетехника неприятеля держалась на расстоянии, лучи её лазпушек прожигали темнеющий воздух, но многие десятки танков уже горели, подбитые штурмовыми кораблями, что сумели пробиться через воздушный заслон.

Встав в свете пылающих обломков и лучей прожекторов с оборонительных башен, Дорн указал мечом в сторону крепости, тем самым бросая врагу явный вызов. Его голос из внешних динамиков шлема разнёсся по всей округе и каждому вокс-каналу, перекрыв любые другие передачи.

Если Незримые способны понять, что говорит великан, они услышат его.

— Я — Рогал Дорн, примарх Императора Человечества. Мы с вами вели долгую войну, но вот ей наступил конец, и он будет быстрым. Мы не держим зла на тех, кто соглашается вступить в Империум, однако не ведаем милосердия к тем, кто упорствует в своём сопротивлении. После того как я покажу вам мощь Императора, я спрошу ещё раз, готовы ли вы стать частью объединённого человечества. Пусть ваш выбор будет разумным.

Пробравшись через руины, возникшие после атаки с воздуха, Гидореас подошёл к примарху. Хускарл услышал, как с шипением отключаются общие вокс-каналы, но он поддерживал соединение с Дорном на командной частоте.

— Библиарий Торл, время пришло, — передал Рогал на борт «Фаланги».

— Госпожа Эвида заверяет меня, что астропатический зал настроен правильно, так что мы готовы исполнить ваш приказ.

— Вы можете добраться до наших врагов за стенами, внутри щитов?

— Владыка Дорн, мы ничего не ощущаем, как и прежде, но воспринимаем их присутствие через вас и наших братьев. Начнём с тех, кто снаружи, и через них доберёмся до тех, кто внутри. Их щиты и стены ничем им не помогут.

Примарх помедлил несколько секунд, оглядевшись по сторонам. Вокруг по-прежнему бушевала битва.

— Приступайте.

На борту «Фаланги» флотские астропаты и библиарии легиона объединились в некую общность — психические модули зала вещания переплели их мысли и добавили им мощи. На поверхности, в шестидесяти километрах ниже, Гидореас увидел, как Незримые начали умирать.

«С чувством глубокого облегчения я веду запись о грандиозном успехе в войне против Незримых. Меня не посвятили в какие-либо подробности, но по всему флоту разлетелась весть о капитуляции одного из миров Капыкулу, что наверняка проложит верный путь к достижению Согласия. Я не питаю особого оптимизма, поскольку опыт покорения Скатии доказывает, что возможно всякое, но полагаю, что все мы должны рассматривать это достижение как наиважнейший момент всего Ночного крестового похода.

Вероятно, в Окклюде Ноктис ещё остаются тайны — опасности и трудности, которые нам только предстоит встретить и преодолеть.

Великий крестовый поход не вправе останавливаться, пока Империум не достигнет полного расцвета. Во мне самом проросла ненависть к Капыкулу, но я не могу допустить, чтобы она укоренилась, ведь возможно, что вскоре они станут такими же верными слугами Императора, как и я. Их культура, их технологии, их люди — всё будет частью единого Империума Человечества.

Сейчас это трудно вообразить, но, предположим, через год или десятилетие я смогу встретиться с кем-нибудь из них в мирное время. Мы выпьем вместе, поднимем тост за павших товарищей и поразмышляем обо всём, что нас объединяет, а не о том недолгом противоборстве, что разделяло нас. Вот каким окажется истинное наследие нашего грандиозного начинания, когда отгремят залпы последних битв».

— Нам по природе свойственно защищаться, когда на нас нападают, и в наших битвах пали многие бойцы с обеих сторон, — произнёс Рогал Дорн, стоя на возвышении, с которого прежде выступали ораторы в сенате Континуума Капыкулу. Само помещение представляло собой не очень большой зал, куда едва вмещалось тридцать делегатов, а сейчас примарх со своими стражами-хускарлами занимали его почти целиком. — Однако цивилизованным существам свойственно преодолевать свою природу, полагаясь на разум и рассуждения.

Пятнадцать представителей сената Капыкулу, переживших нападение 45-го штурмового кадра на правительственный центр, связались с примархом и пообещали лично гарантировать капитуляцию мира. Сейчас на всей планете действовал режим прекращения огня. Если верить утверждениям сенаторов, падение их мира обещало послужить толчком к тому, что сдастся весь Континуум, на что изначально и надеялся Дорн. Гидореас внимательно наблюдал за Незримыми, стараясь понять выражения их лиц. Со стороны казалось, что эти мужчины и женщины пришли на собственные похороны, хотя сенаторов неоднократно заверяли, что никто не станет карать их за войну против Империума.

Их настороженность была объяснима.

— Мы предложили безоговорочную капитуляцию, однако не можем гарантировать безопасность для всех ваших людей, — сказала женщина, одетая в чёрное платье и серебристый жакет, воротник которого, как и серебряную ленту вокруг её лба, усыпали маленькие самоцветы. — Возможно, среди наших военных есть командиры, которые откажутся выполнить приказ. Мы не можем обещать с уверенностью, что всё обойдётся без сопротивления или волнений. Многие потеряли своих близких, и, вероятно, наши люди пожелают уравнять счёт.

— Ничего неожиданного, — ответил Дорн, не повышая голоса. — Наши с вами люди будут работать вместе, чтобы установить настоящий прочный мир в ближайшие дни и годы. Согласие — это процесс, а не разовое действие. Мы проявим гибкость везде, где только возможно, ибо не ищем возмездия ради самого возмездия. Наши итераторы будут трудиться вместе с вашими органами власти, чтобы смягчить недовольство и распространить среди вас все блага Империума, как я и обещал. Взамен мы многому научимся у вас, что принесёт пользу всему человечеству.

— Вы говорите о варп-путях, — проговорил дородный пожилой сенатор с седыми волосами до плеч, одетый в серо-голубую рубашку и брюки того же цвета. На скамье рядом с делегатом лежал белый пиджак, а его лоб охватывала полоска с драгоценными камнями, похожая на ту, что носила женщина, говорившая до него, но с иным расположением самоцветов. — Не думаю, что они особенно пригодятся вам. Как и многие достижения нашей цивилизации, научные основы их создания потеряны для нас. Они — наследие наших блестящих пращуров, живших после Времени Горестей.

— Да, ваши латентные пси-связи с окружающей средой, а также с вашими кораблями и оружием хорошо объясняют, каким образом вам так долго удавалось сдерживать нас. — Рогал Дорн переводил взгляд с одного посланника на другого, обращаясь к ним всем, как к одному человеку. — Тайны множества технологий Тёмной эпохи пока ещё не раскрыты, но вместе мы придём к их пониманию. Если вы предоставите нашим союзникам из Марсианского Механикума применяемые вами имплантаты, возможно, они сумеют разработать эквивалент, не требующий инвазивного внедрения.

Сенаторы в замешательстве переглянулись и принялись о чём-то перешёптываться. Затем вперёд выступила женщина, которая уже обращалась к Дорну.

— Вы говорите об узах разума так, будто мы выбираем, носить их или нет. — Казалось, что она испытывает боль, хотя Гидореас не замечал на ней никаких ран или травм. Делегат коснулась виска дрожащей рукой. — Они определяют нас как часть Континуума Капыкулу. Они — шрам, оставшийся у нас со Времени Горестей, когда мы трудились и умирали во имя Регентства.

— Эти термины мне ни о чём не говорят, — мягко сказал Дорн, сходя с возвышения. — Ты называешь «узами разума» волокна в твоём мозге, так? Что за Регентство дало их вам?

Сенаторы покачали головами и прошептали непонятный Гидореасу наговор. При этом Незримые касались бровей пальцами, а затем, расставив их, прикладывали руку к сердцу.

— Регентство Доэта, наши поработители на протяжении тысячи лет, — произнесла женщина, завершив странный ритуал почитания. — Их миры зиждились на одной лишь силе мысли, тогда как наши предки были тупы, а их умы ограничены. Регентство Доэта изменило их. Не для того, чтобы они совершали столь же великие деяния, как их хозяева, но с тем, чтобы они внимали требованиям господ, поступали так, как те пожелают, выполняли вместо них тяжёлую работу. Узы разума стали для нас поводком, кандалами, которыми владыки приковали нас к себе, когда кнуты и оружие не истребили в нас тягу к свободе.

— Откуда они у тебя? — спросил примарх. — Ты говоришь о Регентстве так, словно его больше нет.

— Доэты умерли — так утверждают легенды. Сгинули, вопя от ужаса. Наш народ восстал, бежал и прибыл сюда. В нас до сих пор живёт наследие Капыкулу. Узы разума неотделимы от нас. Они растут вместе с нами, и с нами же умирают... Вижу по вашим глазам, что вы начинаете понимать. Ваши крушители умов не сумели их укротить, верно?

— Вы родились с ними. Регентство изменило вашу генетику так, что эти психические нити вырастают в вас. — В голосе Рогала не звучали эмоции, но Гидореас понимал, что его господин с трудом сдерживает волнение, стремительно растущее в нём. Хускарл не видел Дорна таким с тех самых пор, как Дети Императора поспешили сорвать режим прекращения огня на Скатии. Глубоко вздохнув, примарх отчасти восстановил самообладание. — Императору и его союзникам из Механикума ведомо многое о генетических манипуляциях. Возможно, найдётся способ устранить вмешательство Регентства.

— А зачем нам меняться? — возразил ещё кто-то из делегатов. — Сейчас мы свободны, но наши узы разума делают нас Капыкулу. Они — часть нашей сути, как прежней, так и нынешней.

— Временами они отлично нам помогали, — добавил дородный сенатор. — Именно узы разума открывают доступ к магистралям варпа.

Рогал Дорн посмотрел на делегатов, и Гидореас, заметив, как его отец стиснул челюсти, осознал, что тот пребывает во власти глубоких противоречий, скрывая свою боль под маской стойкости.

Примарх жестом указал капитану хускарлов на двери, ведущие в вестибюль. Прошагав туда же вслед за сыном, Рогал принялся расхаживать взад и вперёд.

— В чём затруднение, мой господин?

Дорн посмотрел на Гидореаса, затем перевёл взгляд в сторону зала сената. Пальцы примарха сжались в кулаки.

— Согласие — для человеческих миров. — Выговорив эту фразу, Рогал расслабился, как будто скинул тяжкое бремя. — Капыкулу — уже не люди.

— Они считают себя таковыми, владыка примарх. А даже если они не люди, что с того? Некоторые ксеносы сумели найти общий язык с Империумом. Вы мастерски привели нас к победе! Добились всего, к чему стремились.

— На данный момент, но Император провозгласил, что Галактика будет принадлежать человечеству. Однажды Капыкулу уже восставали, и снова могут поднять мятеж. Сейчас я как никогда убеждён, что Император крайне тщательно подобрал слова. «Избавьтесь от этого скрытого врага». Перед нами поставили ясную цель. Мы должны помнить о роли Легионес Астартес. Ни к чему щадить своего будущего противника.

Глубоко вздохнув, примарх выпрямился, пристально взирая на магистра хускарлов. Гидореас мог только догадываться, о чём думает Дорн. Возможно, его мысли бушевали, перебрасываясь аргументами, как враждующие фракции? Или же разум Рогала, как бесчувственная машина для выработки стратегий, анализировал и разбивал проблему на составляющие, чтобы решить их по отдельности?

— Ожидай приказов, капитан.

Отворив двери, Дорн шагнул в зал. Гидореас последовал за ним.

Как только они оказались внутри, примарх заговорил, и протесты сенаторов быстро утонули в рёве комбиболтеров.

Обернувшись на голос, Сигизмунд увидел, что к нему подходит худой, облачённый в рясу человек, который опирается на посох с пылающим навершием.

Малкадор. Регент Императора.

— Разумеется, твой генный отец был прав, — продолжил древний псайкер. — Капыкулу никогда не смогли бы стать частью Империума. Истинной наградой для нас стали варп-врата. Я имею в виду, что мы до сих пор учимся на них, и уроки очень ценны.

— Ночной крестовый поход обернулся почти полным провалом, — возразил Ранн. — Мы покончили с Капыкулу только благодаря помощи Детей Императора. Не повод для похвал владыке Дорну.

— Мы сделали именно то, что нам поручили, — вмешался Сигизмунд. Он прекрасно понимал, что это значит, и что значит поступить иначе, чем от тебя ожидали. — Владыка Дорн исполнил приказ Императора.

— Да, правда в этом, — изрёк Малкадор. На какое-то время он задержал на Сигизмунде пронизывающий, чуть тревожащий взгляд. — Он не сделал ни того, что считал лучшим вариантом, ни того, что, по его мнению, следовало бы сделать. Он поступил так, как ему сказали. Вот почему Император всегда доверял вашему генному отцу больше, чем кому-либо иному. Действия экспромтом, импровизация, гениальность — всё это очень полезно, но чаще всего Он желает, чтобы люди исполняли именно то, что Он велит им.

— Это всё равно не объясняет, почему нас вернули на Терру, когда ещё оставались непокорённые миры, — заметил Ранн.

Малкадор расхохотался, хрипло и цинично. Пока он отвечал, его лицо приняло недоброе выражение.

— А кому ты, Фафнир из Раннов, отдал бы ключи от своей крепости, если не тому, кто заслужил твоё полнейшее доверие?

— Такое объяснение мне в голову не пришло.

Штурмовой командир явно смутился из-за своей промашки.

Малкадор уже отвернулся, когда Сигизмунда посетила неожиданная мысль.

— Наш господин знал, что у него будет время укрепить Терру, — сказал Храмовник. Он огляделся и обвёл взмахом руки окружающий пейзаж. — Помог пример Ночного крестового похода. Он давно наблюдал за тем, как Хорус ведёт кампании, и поэтому понял, что тот не предпримет стремительную атаку, ни за что не ударит по Терре без подготовки.

— Поистине так, — произнёс регент. — Хорус не мешкает, он не трус, однако действует лишь после того, как обеспечит себе преимущество. Оставалось слишком много незавершённых дел, слишком много неопределённостей, чтобы он просто привёл своих изменников прямиком к Императорскому дворцу. Твой генный отец знал об этом, хотя каждый день проверял, нет ли признаков надвигающегося вторжения. Я уверен, он непременно желал бы выделить хоть ещё один день на подготовку, но, полагаю, он практически идеально рассчитал время.

— Но зачем позволять ему поступать так, как он хочет? Я имею в виду Хоруса. — Сигизмунд стукнул кулаком по парапету. — Зачем ждать, пока клинок ударит по цели, а не парировать, когда его только заносят?

— Потому что Император распорядился так, — вкрадчиво ответил Малкадор. — Не забывай об этом в грядущие дни, когда всё вокруг погрузится во тьму и погибель. Что бы ни случилось, какие бы неудачи ни постигли нас, Рогал Дорн и его легион находятся именно там, где их желает видеть Император. А посему мужайтесь и действуйте соответственно.

Внезапно регент повернул голову, словно заметив что-то. Он устремил взор на восток, к исполинскому столпу Астрономикана за главными стенами.

— Время на исходе, и мне ещё нужно кое с кем поговорить, пока день не угас.

Не прощаясь, Малкадор отбыл через ту же маленькую дверь, в которую вошёл. Озадаченный разговором Сигизмунд ничего не сказал. В его памяти ярко пылали картины сожжения Незримых и разрушения их миров.

— Лучше выйти против сотни орков, чем с ним болтать, — проворчал Ранн и наклонил голову влево, потом вправо, разминая шею. — Он меня с толку сбивает. У тебя нет скверного ощущения, что он знал, о чём мы собираемся поговорить, и добрался сюда просто ради того, чтобы высказаться самому?

Сигизмунд не разомкнул уста. Ему напомнили о том, чему он какое-то время позволял дремать, но теперь Храмовник ощущал, что близится время пробуждения. Он возвращался к цели, которую осознал в Ночном крестовом походе. К истине о Легионес Астартес и Рогале Дорне.

Чтобы положить конец войне, нужно стать Смертью.