Мы подняли чашечки в ответ и попробовали сладкое вино, ощутили его тепло, что отличалось от жара кимчи.

Даже Эми улыбалась, когда мы закончили уборку на кухне.

Ночь была ясной и холодной. Дрожа, мы шли в свою комнату. Почти полная луна была над головой, окруженная сияющим кругом света. В горах звезд было видно больше, они были такими яркими, что казалось, что по ним можно лазать.

Мы вошли, а Фуюдори сидела, скрестив ноги, на своей кровати и расчесывала белые волосы.

— Хорошо постарались для первого дня, — сказала она с насмешливой улыбкой. — Искупайтесь и спите. Я постараюсь убедиться, что вы готовы помогать Ки Сану с завтраком.

Мы застонали. Ее улыбка стала шире.

— Не бойтесь. После завтрака у вас будет урок музыки в Чайном домике с Сачи-сан.

— Музыки? — спросила Тоуми.

— С Сачи-сан? — сказала я. Она, как я понимала, была одной из взрослых. Куноичи.

— Да, Рисуко-чан. С Сачи-сенсей. Она ваш учитель, так что так к ней обращайтесь.

— Но я думала, что Миэко…

Фуюдори игриво улыбнулась, и я понимала, что прямой ответ не получу.

— Миэко-сан учит другому. Но вам это еще рано. И вы не захотите урок музыки от Миэко-сенсей. Шино, Маи и я будем с вами на уроке. Разве не мило?

Мы переглянулись. Было ясно, что они думал о том же: урок музыки звучал совсем не мило, все портило и то, что с нами будут три старшие девушки.

Фуюдори кивнула, словно мы согласились с ней.

— А теперь в купальню, — приказала она, и мы пошли в другую дверь. Это здание было моим любимым здесь, оно было таким же большим, как спальни, но тут были только две большие купальни. Пахло влажным деревом.

Огонь, нагревавший воду, догорал, но было еще тепло. Мы купались в тишине, борясь с желанием уснуть в воде. Когда мы были чистыми, то вернулись в спальню.

Фуюдори сидела на своей кровати.

— Идите тихо, — сказала она. — Все уже спят.

— Конечно, столько выпить… — пробормотала Эми и поняла, что Фуюдори недовольно смотрит на нее. — Простите, Фуюдори-семпай.

Мы опустились без сил на матрасы. Эми моментально уснула.

Я лежала и смотрела на потолок, слушая шум белки на крыше. Хотелось к ней. А потом я тоже уснула.





























15

Урок музыки


Когда Фуюдори бодро разбудила нас утром, никто из нас — Эми, Тоуми, Маи, Шино и меня — не был этому рад. Ноги болели после езды и вечерней работы. Это если не считать моего бега по веткам, когда стрелы летели над головой.

Одна из старших девочек проскулила:

— Зачем нам вставать? Это у них работа на кухне.

— У вас есть обязанности вне кухни, как у меня были последние три года, — сказала Фуюдори. Она повернулась ко мне, Эми и Тоуми. — Малыши. Одевайтесь и на кухню. Потом у вас будет урок музыки.

Мы вернулись на кухню, а Ки Сан был недоволен. Его волосы торчали, словно шерсть собаки, вывалявшейся в смоле.

Мы позавтракали подогретым рисом и яичницей. Не всем женщинам дали яичницу, но им досталось пюре из бобов. Так повезло и, к ее недовольству, Тоуми.

— Я же говорил! Горячее! Мясо твоему характеру точно не подходит. Точно не для Соколика! — рассмеялся Ки Сан и убедился, что ей не попадет в тарелку ни мяса, ни яиц, ни рыбы. — Маловата еще, — прошептал он и опустил в ее тарелку пюре из белых бобов. Я видела, что Тоуми хочет возмутиться, но она знала, что такое голод, как и все мы, так что с отвращением на лице съела пюре. И все остальное.

Как только мы поели, пришло время убирать. Кухня стала прежней, и времени на это ушло почти столько же, сколько вечером, и мы пошли на первый урок на пути становления мико.

Фуюдори говорила, что это будет музыка. Я думала, что нас будут учить стучать в барабаны, звенеть в колокола, такие звуки доносились из лесного храма дома, или играть на флейте. Это не было очень сложно, но и не было интересно.

Тоуми, Эми и я шли к Чайному домику. Фуюдори, Маи и Шино уже были там, сидели у струнных инструментов — двух больших кото и одного сямисена.

Сачи улыбнулась нам, она чистила длинную флейту шакухачи тряпкой.

— Мужчинам почему-то нравится, как я это делаю.

Мы нервно сели в углу, оказавшись подальше и от остальных девочек, и от учителя. Тоуми нервничала сильнее, чем злилась.

И тут Сачи поднесла флейту к губам и заиграла.

Моя мама играла на флейте, и папе нравилось ее слушать. Она пыталась научить и меня играть, но я не смогла правильно складывать губы для этого, так что получались лишь резкие звуки. Шакухачи — простой инструмент — длинная полая трубка бамбука с пятью дырочками для пальцев, но мелодия, которую играла Сачи, не была простой. Там было желание и потеря, она была прекрасной.

Она закончила играть, а музыка еще висела в тишине. Опустив флейту, Сачи усмехнулась:

— Неплохо.

И все мы — новички и посвященные — рассмеялись.

Она повернулась ко мне, Эми и Тоуми и протянула инструмент.

— Играть умеете?

Мы опустили головы. Я не могла после услышанного сказать, что моя мама играла. И не могла назвать свои жалкие попытки музыкой.

— Хмм, ладно. Тебя зовут Эми? Твои губы подходят для этого.

Эми рядом со мной вздрогнула.

— Простите, — сказала Сачи. — Я постоянно забегаю вперед, — она фыркнула и вдохнула. — Я должна поприветствовать новичков. Мой… учитель приветствовал некоторых в их первый день, — она направила флейту на посвященных. — Она говорила так с ними, когда они прибыли сюда. Я постараюсь соответствовать.

Глубоко и медленно вдохнув, Сачи прижала руку к груди раскрытой ладонью.

— Добро пожаловать, леди, на начало вашего официального обучения в Полной Луне. Леди Чийомэ создала эту школу, чтобы убедиться, что традиции нашего народа не забудут, но и для того, чтобы использовать таланты девушек, как вы, чьи способности могут быть зря потрачены в борьбе за выживание в тяжелые времена, с которыми мы столкнулись.

Фуюдори, что почти всегда вежливо улыбалась, нахмурилась.

— Все, что вы будете делать в Полной Луне, подготовит вас к новой жизни. Уроки, что буду вести я и другие куноичи, дадут вам возможность получить навыки, что пригодятся вам в будущем, — Сачи замолчала, и я поежилась. Она словно упоминала дух Кунико, которая явно была тем самым учителем Сачи. Она посмотрела на каждую из нас. Наверное, хотела понять, есть ли у нас вопросы, но казалось, что глазами Сачи на нас смотрит Кунико и проверяет нас. Не знаю, что думали остальные, но я точно провалилась. — У жриц много работы, — продолжила Сачи низким голосом без эмоций. — Вы научитесь танцевать, проводить важные ритуалы, готовить храм к фестивалям. И вы должны уметь петь в честь богов.

Она подняла шакухачи и вдруг улыбнулась, показывая свой характер.

— И вы научитесь играть на инструментах. Музыка очень важна для мико. Как я и сказала, мужчины любят, когда у женщин хорошие пальцы, — сказала она. — Вопросы есть?

Сачи играла лучше моей мамы. И, должна признать, обучала она тоже лучше. К концу первого урока Эми издала несколько дрожащих нот на флейте, я смогла наиграть что-то на сямисене, к недовольству Маи, работавшей со мной. Сачи смогла дать каждой из нас музыку, чего мама, какой бы хорошей она ни была, не смогла.

Но я была уверена, что мама никогда не рассказывала столько грязных шуток.

* * *

Когда Сачи попрощалась с нами, солнце было уже высоко, гравий во дворе сиял и слепил глаза.

Масугу-сан стоял рядом с леди Чийомэ и несколькими старшими мико. Девять воинов с копьями, что ехали с нами сюда, выстроились перед командиром и нашей госпожой.

Всадники были мрачными, но явно не жалели, что покидают это место. Они даже радовались, что уйдут из лагеря женщин. Масугу был рад, что остается с нами, и я обнаружила, что тоже этому рада. Он был единственным взрослым, считавшимся со мной.

— Поприветствуйте от меня капитана Ямагату, — сказал он. Я заметила впервые, как меняется голос лейтенанта, когда он говорит как командир. Его голос был твердым и резким, не таким теплым, каким он говорил с ними за ужином, или когда говорил со мной. Масугу-сан отсалютовал им, рявкнул приказ, и лошади сорвались с места, выбегая через ворота. Братишки закрыли за ними врата.

Не успела осесть пыль, а Чийомэ-сама и ее леди повернулись и пошли в Большой зал. Фуюдори, Маи и Шино присоединились к ним, хотя Фуюдори намеренно не смотрела на лейтенанта Масугу так забавно, как это делали старшие девушки. Словно он не замечал.

А мне казалось, что ей не нравятся солдаты.

Я пошла за Эми и Тоуми к кухне, чтобы начать помощь с обедом, но почувствовала, как меня похлопали по плечу. Обернувшись, я увидела Масугу-сана. Он коснулся меня дубинкой, что я видела у него раньше. Она была металлической и закрытой с обеих сторон. Чехол для письма, такой я видела у отца, когда он отправлял или получал письма из замка. Чехол был запечатан, но не четырьмя бриллиантами Такеды, а меткой трех широких имбирных листа в круге.

— Как ты, Мурасаки-сан? — спросил он и улыбнулся. — Нашла себе место здесь?

Я начала отвечать, но заметила, что Тоуми стоит у двери кухни и смотрит на меня. Я растерянно опустила голову.

— Нельзя говорить со мной? — Масугу-сан вздохнул и понизил голос. — Ах, ладно. Слушай, я хотел поблагодарить тебя за вчера. Ты спасла жизни. Возможно, и мою. И… — он понизил голос до шепота. — Помнишь, что я рассказал о твоем отце? О других девочках?

Глядя на гравий, я кивнула.

— Не воспринимай это всерьез. Думаю, я перегнул палку. Они, наверное, ничего не знают. Лучше не говори ничего. Ясно?

Я снова кивнула. Тоуми еще ждала.

— Слушай, — продолжил он, — я знаю, что тебе можно говорить с нами только за ужином. Но если тебе нужна помощь, я буду рад.

Глядя вниз, чтобы Тоуми не видела, что мои губы двигаются, я сказала:

— Спасибо, Масугу-сан.

— Это радость для меня, Мурасаки-сан, — сказал он с улыбкой. И ушел в сторону кладовой, посвистывая и постукивая свитком по плечу.

Я пошла к кухне и учуяла кислый запах в порыве ветра. Приближался снег.

Тоуми улыбнулась, когда я подошла к ней.

— Я видела, что ты с ним говорила.

— Доложишь об этом? — спросила я, стараясь скрыть тревогу.

— Нет, я не могу думать о таких мелочах, — она склонилась ко мне и прошептала на ухо. — Я не забуду, мышка Кано. Однажды перед леди Чийомэ и остальными я покажу, кто ты на самом деле.

Хищно улыбнувшись, она развернулась и ушла на кухню.

Я пошла за ней.






























16

Лезвия


Я вошла на кухню Ки Сана, опуская голову так низко, чтобы не видеть Тоуми или Эми. Я не хотела, чтобы они видели, что я расстроена. Я взяла стопку мисок и пошла к столовой, чтобы подготовить все к обеду, но Ки Сан остановил меня:

— Нет, девчушка, — проскрежетал он, его шрам изогнулся. — Не заходи туда, пока там леди Чийомэ и ее дамочки, если не хочешь, чтобы в одной из этих мисок оказалась твоя голова.

Я тупо посмотрела на него.

— Некоторые уроки вас ждут только после посвящения, — сказал он с ухмылкой. — Так что мы готовимся здесь, а потом будем спешить, как древесные демоны, чтобы все накрыть, когда они уйдут. Так что готовь беличьи лапки к работе.

Тоуми хотела заглянуть за дверь, лицо ее было лишено привычного гнева.

Ки Сан даже не оглянулся, окликнув ее:

— Их занятия, — сказал повар, усмехаясь, — не для девочек, слышите? Давайте уже, помогайте Яркоглазой.

Тоуми фыркнула, а Эми нахмурилась. Но Эми всегда хмурилась.

— Что мы делаем, Ки Сан-сан? — спросила я.

Повар в этот раз искренне улыбнулся.

— Что ж, Яркоглазая, — сказал он, — умеешь управляться с ножом?

— Ножом? — спросила я.

Тоуми вдруг заинтересовалась разговором. Эми все еще хмурилась.

— Сможешь справиться с этими длинными бобами? — он указал на гору длинных тонких стручков фасоли.

— Бобы? — фыркнула Тоуми.

— Бобы, — сказал Ки Сан, улыбаясь шире. — Хочу, чтобы вы напали на эту гору фасоли, очистили и одолели, разнеся ее в пюре.

Тоуми смогли лишь фыркнуть.

— Ты держала нож, Соколик?

Ее глаза вспыхнули.

— Идите уже сюда, — сказал он, указывая на разделочный стол, — и учитесь.

Я не хотела рассказывать, что Ока-сан учила меня резать овощи, что я училась держать длинный острый кухонный нож, что я даже начинала учить сестру управляться им. Я не хотела, чтобы Тоуми ненавидела меня еще больше.

Ки Сан принес три сияющих изогнутых ножа, каждый был размером с мою ладонь, и мне не нужно было изображать удивление. Сталь сверкала. Края были ровными и острыми.

Мечи Ото-сана были не такими красивыми и опасными.

Тоуми потянулась к тупой стороне ножа.

— Не делай так при мне с хорошим лезвием! — рявкнул Ки Сан. Он ударил Тоуми по пальцам и провел ножом по бамбуковой палке, на которой сушились травы. Сначала бамбук показался нетронутым, но вдруг рухнул, разрубленный на две части, травы рассыпались на стол. — К ножу относитесь с уважением, ясно? — он передал нож потрясенной Тоуми, чтобы она взяла его за рукоять.

Мы с Эми осторожно взяли свои ножи за рукоять.

Но тут я задумалась: если бы он хотел, чтобы мы взяли ножи за рукояти, зачем он дал бы их лезвиями вперед?

Он показал нам — почти как мама, почти как я, когда пыталась научить Усако — как проводить ножом по овощам, как другой рукой придерживать еду, осторожно держать пальцы вдали от лезвия. Вскоре мы резали, а он готовил остальные блюда обеда, отдавая нам указания насчет нарезки, прося нас не спешить.

Стало вскоре очевидно, что Тоуми недовольна, что ее горка самая большая из трех. Я знала, что могу резать быстрее нее, но не хотела ее злить, так что перекладывала понемногу стручков в горку Эми, которая работала методично, смотря на то, чтобы острое лезвие не задело ее пальцы.

Порой мы слышали стук или звон из столовой. И пока мы резали, эти звуки казались важнее, чем то, что мы делали.

Когда стручки кончились, Ки Сан отошел от большой кастрюли с курицей.

— И у всех остались пальцы? — спросил он. Мы вытянули руки. — Хмм, ни крови, ни срезанных ногтей? Думаю, я придержу вас на кухне подольше! — он посмотрел на три горки. — Молодец, Улыбчивая! Быстро сработала! — Эми и Тоуми посмотрели на горки и растерянно обнаружили, что горка Эми теперь самая большая. Ки Сан подмигнул мне.

* * *

За обедом Миэко снова поставила рядом с собой миску риса, снова вонзила туда палочки Кунико. Она будет делать так еще семь недель. Вскоре это перестало быть зловещим, а стало привычным. Ритуал повторяли, что смерть человека казалась осязаемой. Естественной.

Нас отправили чистить купальни. Маи и Шино научили нас сушить их, ополаскивать и наполнять из большой цистерны, где хранилась вода. Шино сказала нам, точнее, Тоуми, потому что девушки не стремились говорить со мной и Эми, что воду приносят из ручья, потому Полная Луна тут и стоит, чтобы у них всегда была вода.

Как только купальни были наполнены заново, мы разожгли огонь, чтобы все нагрелось к вечеру.

* * *

Дни пролетали быстро. Утром мы помогали с завтраком, потом шел урок — пения, танцев, игры на инструментах. Редко были уроки о ритуалах. Я решила, что этому нас научат, когда мы будем в бело-красной форме посвященных.

Уроки всегда вели те, кто старше, и они менялись так часто, что не всех мы помнили по имени. Я запомнила одну по имени Мицуки, чей голос напоминал шорох мыши в листве, она учила нас скучным утром ходить как леди.

Страннее всего было упражнение, когда нас заставляли носить камни. Каждой давали высокую стопку камней, которую мы несли из одного конца двора в другой. Холодные камни царапали ладони. На следующий день мы несли их обратно, в дождь, снег и солнце.

Не удивительно, что я всегда приходила последней.

С нами почти всегда были Маи и Шино, которых Эми называла Сестрами-редьками, и Фуюдори. Мягкие слова девушки с белыми волосами ранили больнее насмешек двух других девушек.

Вскоре Редьки начали брать Тоуми под крыло, шептались с ней, когда учитель отвлекался. Пока мы занимались музыкой, а Сачи и Фуюдори пытались научить Эми правильно изгибать руки, Шино, что была за мной, шептали, что Эми тупее флейты, что на ней можно поиграть. Тоуми скалилась, как и Маи. Но Сачи поворачивалась к ним, и они тут же возвращались к игре.

Маи восприняла Тоуми неохотно, она оставляла ее рядом, пока Тоуми была не против смеяться с нас с Эми. А тут Тоуми просить не надо было.

Порой на уроках были и девушки постарше, хотя я думала, что они так показывали, сколько нам еще учить, что мы и без них понимали.

Миэко не приходила. Я редко ее видела. Часто в столовой я чувствовала на себе взгляды Миэко и лейтенанта Масугу. Стоило им заметить друг друга, и оставшееся время они проводили, глядя в миски перед собой.

После уроков утром мы помогали с обедом, чистили купальни и помогали с ужином. А потом купались и ложились спать… и так до нового утра, и все по новой.


17

Время луны


Повторения успокаивали: уроки, работа, ворчание Тоуми проходили изо дня в день, словно плывущий выводок уток. Даже перенос камней стал привычным. Порой через главные врата проходило несколько силуэтов в одеянии мико, часто одна или две женщины уходили после завтрака. Но основная часть не менялась.

Странные звуки и главного зала каждый день менялись, всегда были яростными: порой вскрики, порой ворчание, порой трещало дерево. Но нам нельзя было смотреть, так что и к этому пришлось привыкнуть.

В один из дней, когда в главном зале было необычно тихо, мы разбирали сушеные грибы по цвету. Ки Сан очень строго относился к смешению цветов и вкусов в еде. Пока мы хорошо справлялись, он сообщил, что ему нужно «посетить короля», чего мы не понимали и не хотели понимать. Но мы знали, что его не будет какое-то время. Когда он ушел, Эми ткнула острым локтем меня в ребра.

— Ай!

Не поднимая голову, она снова ударила меня локтем.

— Что?

Она вздохнула. Я оглянулась. Тоуми указывала на решетку под потолком.

О! Я раскрыла рот. Не нужно было объяснять мне. Забравшись по выступам, на которых были травы и котелки, я прошла к балке, что выдавалась из стены под решеткой. Я была в восторге, но не из-за запретного действия, а потому что была над землей впервые после прибытия в Полную Луну.

Я приблизилась к решетке и пригнулась, чтобы меня не заметили.

Тихие голоса эхом разносились по большой комнате. Я осторожно подняла голову.

Столы были отодвинуты. Погнутая броня была прислонена к столу мужчин. Рядом стояли женщины вокруг Миэко, которая…

Она выхватывала шпильки. Так это выглядело. Она держала два предмета, похожих на короткие плоские палочки, а потом вернула их в тугой пучок на затылке. Остальные повторили за ней со своими шпильками.

Я растерянно вернулась в кухню. Что-то в действиях Миэко было знакомо, но я не могла понять, что.

— Ну? — Эми и Тоуми спросили, едва я коснулась ногами каменного пола.

Я рассказала им, что увидела.

— Скучно, — сказала Эми, хмурясь еще сильнее. Мы с Тоуми кивнули и вернулись к сортировке грибов, а вскоре вернулся и Ки Сан.

— Разве не весело! — посмеялся он.

Мы даже не кивнули ему, продолжив череду занятий этого дня.

* * *

Но через несколько недель после прибытия рутина прервалась.

Одним утром мы, как обычно, готовили завтрак, но когда мы принесли еду в большой зал, там было лишь девять куноичи за столом с леди Чийомэ и мужчинами. Четверых старших девушек не хватало, как и всех трех посвященных. Когда я вернулась с растерянным видом на кухню с оставшейся едой, Ки Сан оскалился:

— Уронила мою хорошую еду, Яркоглазая?

— Нет! — сказала я, глядя на полупустые миски. Тоуми усмехнулась, оттирая котелок от риса, готовя его для обеда.

Эми пришла за мной, хмурясь сильнее обычного. Ее миски были почти такими же, как мои.

— Почему они толком не поели и ушли? — спросила она.

— Ушли? — Ки Сан почесал шею.

— Ну, — сказала Эми, — Фуюдори и других посвященных не было за завтраком, и некоторых старших не было. Почему они ушли… по своим делам… не поев?

Ки Сан взглянул на нее, потом на меня. И тут случилось то, чего я не ожидала — его уши, щеки, лоб и шея стали вишневого цвета. Он выругался, как я поняла, на корейском, его голос был выше обычного, и вонзил нож в стол.

— Нужно было помнить! Но вас пришло много, и я сбился со счета!

Мы с Эми переглянулись, и даже Тоуми выглядела так, словно Ки Сан несет бред.

Видя наше смятение, Ки Сан прочистил горло и прорычал:

— Не давайте еде остыть! — он указал пальцем в шрамах на дверь. — Несите еду в Убежище, ясно? Яркоглазая, Улыбчивая — быстро! Вперед!

Я помнила здание, но не понимала его. Там всегда было пусто.

— Убе…?

Оставив нож в столе, он принес крышки для наших мисок.

— ВПЕРЕД!

Мы взяли крышки и, накрыв ими миски, пошли. Пока мы проходили колодец, Эми вдруг застыла.

— О!

Я обернулась и посмотрела на нее:

— Что?

— Убежище! — она смотрела на меня огромными глазами. — Туда уходят женщины во время месячных!

— Меся…? О! — мы посмотрели на миски в руках. — О.

Мы пошли к зданию, к дереву тсуги у угла, и Эми остановилась снова.

— Что? — прошептала я.

— Все сразу?

Я уставилась на нее.

— Я о том, — лепетала Эми, — что у них это началось… в одно время?

Я пожала плечами, она ответила тем же, и мы пошли дальше, но уже не так быстро.

Когда мы приблизились к Убежищу, я заметила, что дым поднимается из трубы. Я поставила поднос на выступ и постучала.

— Что? — рявкнул голос изнутри.

— Е-еда, — выдавила Эми.

— Оставьте, — ответил другой голос. Я всегда слышала его тихим и добрым, но сейчас Миэко так не звучала. — Оставьте на выступе.

— Да, — сказали мы с Эми. Она поставила миски рядом с моими, и мы поспешили на кухню.

Тоуми все еще оттирала котелок от риса, но уже не скалилась, ее лицо было серым, и она не подняла голову, когда мы вошли.

— Нужно было привыкнуть, — ворчал Ки Сан. — Вечером они будут там, но вас столько, еще и леди, — он вытащил нож из стола и вонзил его снова, металл запел от этого. — Фу! — выдохнул он. — Женщины!

* * *

Ки Сан был прав. Когда уроки закончились, еще три женщины ушли туда. Мы принесли еду к двери, и я подумала, что там очень тесно теперь.

Но голоса были не такими недовольными.

За ужином остались только леди Чийомэ, лейтенант Масугу, Братишки и Аимару. Аимару было очень неловко, когда мы принесли ему еду.

Эми будто хотела что-то у него спросить, но Чийомэ-сама заговорила первой с ухмылкой:

— Порой приятно быть в обществе мужчин, да, лейтенант?

Масугу-сан пожал плечами.

— Согласен, миледи. Солдат любит общество товарищей. Но, признаю, и общество прекрасных дам мне приятно, — он поднял чашку сакэ, махнул ею леди Чийомэ, а потом и нам с Эми.

Я ощутила, как жар приливает к шее и ушам.

— Льстец, — сказала леди Чийомэ с ухмылкой, я попятилась, пытаясь скрыть стыд.

* * *

Женщины оставались в Убежище еще четыре дня, уроков у нас не было, потому что учителя ушли туда, и все мы делали задания женщин леди Чийомэ.

Я никогда еще так не уставала и не радовалась возвращению на кухню. Тут хоть было всегда тепло.

На четвертую ночь, когда мы улеглись, Эми ткнула меня. Я вскрикнула, и она зашипела.

— Тоуми! — прошептала она.

— Что? Вы чего еще не спите?

— Хотела вам кое-что рассказать, — она посмотрела на Тоуми, что рухнула на матрас и протяжно захрапела. — Я говорила сегодня с Аимару, когда носила воду в купальни, — прошептала она.

— Аимару? — пробормотала я. Я едва его видела в последние дни.

— Шшш! — прошипела она. — У колодца.

— А мы работали.

— И я работала, — в темноте было видно плохо, но ее лицо стало мрачнее. — Он сказал, что Масугу-сан сообщил ему, что у женщин, что долго живут вместе, месячные начинаются в одно время.

Я приподнялась на локте.

— Правда?

— Да, — Эми кивнула. — У лорда Имагавы много дочерей. Масугу-сан жил с ними, пока был маленьким. И он научился избегать их в это время, потому что тогда к нему относились совсем не дружелюбно.

— О.

— Спокойной ночи, Мурасаки.

— Спокойной ночи, Эми, — ответила я, но она, как и всегда, уже спала.

Миэко и остальные медленно возвращались в следующие дни по двое и четверо, словно ничего не случилось.

* * *

Одной из ночей после этого, когда мы с Эми и Тоуми вышли из кухни, мы поняли, что пошел снег. Но этот снег не был тяжелым и влажным, как дома, горные снежинки были большими, как ноготь, светлыми и почти сухими. Мы смотрели на белое небо. Я попыталась поймать снежинку языком, вскоре мы принялись кружиться, раскинув руки и раскрыв рты, пытаясь поймать снежинки телами. Смеясь, мы пошли к купальням.

И тут я врезалась в Тоуми. Привычный оскал появился на ее лице. Эми коснулась моего плеча и прошла за Тоуми в купальни.

Я осталась снаружи под снегом и расплакалась. На миг я забыла плосконосую Шино и остроносую Маи, я забыла изоляцию этого места, забыла скорбь об отце, изгнание из дома, дыру, которую обычно заполняли мама и Усако. Я забыла все в этой белизне. Но лишь на миг…

Я не слышала ничьих шагов, снег уже заглушал звуки, и когда моего плеча коснулась тяжелая рука, я вскрикнула и подпрыгнула.

— Что случилось, Мурасаки-сан? — спросил лейтенант Масугу.

Я рыдала, уткнувшись в его грудь. Масугу-сан вздохнул и робко похлопал меня по спине.

— Мурасаки-сан, — сказал он, — ты здесь не зря. Мне жаль, что ты оставила маму и сестру, свое детство. Твоя мама не отдала бы тебя просто так, я не о деньгах. Чийомэ-сама не заплатила бы такую высокую цену, если бы не было причины, — он схватил меня за плечи и заглянул в мои глаза. Его глаза были печальными. — Подумай о том, что сделал твой отец, что он хотел бы от тебя. Леди Чийомэ хочет дать тебе шанс вернуть честь семьи.

Я стояла, всхлипывая, не зная, что сказать. С печальной улыбкой он похлопал меня по плечу, развернулся и пошел прочь.

Я почти добралась до теплой купальни, но он окликнул меня.

— Мурасаки-сан! — я обернулась посреди снегопада. — Ты ведь не приходила ко мне?

Я в смятении покачала головой.

— Просто, — сказал он, — кто-то был в моей комнате. Не ты? — я снова покачала головой, и он вскинул руку и пожелал мне спокойной ночи.










































18

Полет


— Если тихо пойдешь со мной, Рисуко-чан, — сказала Фуюдори почти беззвучно, разбудив меня, хотя мне ничего и не снилось, — я покажу тебе что-то важное, — она отодвинула мое одеяло, не дав мне выбора.

Зевая и дрожа, я накинула зимний плащ и сандалии. Фуюдори прижала пальцы к моим губам, поглядывая на Эми и Тоуми, что все еще спали.

Когда Фуюдори будила нас, казалось, что она делала это посреди ночи. Но мы вышли из относительного тепла нашего домика, и на небе не оказалось и намека на зимний рассвет. Снегопад кончился, небо прояснилось. Над нами сияли звезды, что не уступали в размере снежинкам.

Я шла за Фуюдори по нетронутому снегу, укрывшему двор. Темная и безлунная ночь делала снег сероватым и тусклым.

Фуюдори подтолкнула меня к главному залу, но я проснулась по пути, а теперь замерла, впившись пятками в землю.

— Что происходит? — спросила я.

Старшая девушка моргнула, редкое раздражение пробилось через ее маску спокойствия.

— Чийомэ-сама и Масугу-сан спорят… насчет тебя, — как можно тише сказала она. — Я думала, ты захочешь послушать, это тебе же выгодно. Но если не хочешь…

— Нет, — я тряхнула головой. — Я… хочу знать.

Ее лицо озарила привычная пустая улыбка, я пошла за ней. Странно, но мы пошли не к основному ходу и не к кухне. Мы направились к стене зала, где не было двери, к стене, что выходила в сторону кладовой. Мои ноги промокли и теперь мерзли, пока мы шли.

Мы оказались у северной стены, в десяти шагах от огромного дерева, по которому мне хотелось забраться с самого приезда. Стена здания была гладкой, кроме выступающих щепок старых досок и одинокого окна под крышей. Мерцающий свет показывал, что окно открыто.

Я ощутила ухом дыхание Фуюдори. Щекотало. Очень тихо она прошептала:

— Это комната Чийомэ-сама. Я услышала их крики до того, как они ворвались сюда. И кричали твое имя.

Я разбирала тихое ворчание, но не слова.

— И мы полезем туда, чтобы смотреть в окно Чийомэ-сама? — прошипела я, ее рука зажала мой рот.

— Не мы, Рисуко-чан. Я так лазать не умею. И вряд ли кто умеет. Мне говорили, что у тебя это отлично выходит. И кому-то нужно остаться здесь, — ее рука все еще закрывала мне рот. Она оказалась напротив меня. Хотя ее белые волосы сияли в свете звезд, глаза казались черными, как уголь, а твердая линия подбородка показывала ее решимость. — Это для твоего блага, Рисуко-чан. Нам нужно знать, есть ли у тебя проблемы. Иначе это отразится на мне. Прошу.

Я решилась. Я хотела узнать, о чем говорят леди Чийомэ и лейтенант. И хотелось залезть повыше, но если меня поймают…

В глазах Фуюдори была мольба.

Я кивнула.

Она расслабилась.

— Спасибо, Рисуко. Ты не пожалеешь. Я спрячусь за этой сосной.

— Тсуга, — зевнула я.

Она нахмурилась, глядя на ветки, пока не поняла, что короткая хвоя отличалась от длинных серебряных иголок сосны.

— Да. Тсуга. Если кто-то придет, я ухну, как сова, — она тихо изобразила, было почти похоже.

Я кивнула и прижалась ногой к коре дерева.

— Нет, — прошептала Фуюдори, схватив меня за плечо. — Не дерево. Оно слишком далеко, ты не услышишь.

Мы посмотрели на ледяную стену. Я сглотнула.

— Ох, — вздохнула Фуюдори добрым и жестоким голосом, — наверное, это слишком сложно…

Она не договорила, а я полезла по стене. Зря я, наверное, наслаждалась чем-то таким опасным, что могло еще и разозлить госпожу. Но пальцы впивались в ледяные балки, и этого хватало, чтобы у меня перехватывало дыхание. Я добралась до первой горизонтальной балки и оглянулась вниз, отметив на лице Фуюдори идеальное потрясение. Я позволила себе улыбку и полезла дальше.

Последняя часть была самой сложно. Держаться можно было только за балки, что шли к окошку. Мне нужно было цепляться изо всех сил руками и ногами, поднимаясь медленно. Дерево было холодным, я боялась поскользнуться, щепки царапали щеку и живот. Этот раз был самым сложным. Мышцы ног и рук, плеч и бедер болели и дрожали от напряжения.

Я уже думала, что сила треснет, как ветка, но тут мой лоб обо что-то ударился.

Выступ окна. Получилось.

Обхватив пальцами одной руки, а потом и другой выступ, чтобы пальцы не было видно снаружи, я держалась руками, позволяя ногам немного отдохнуть.

Сердце успокоилось, я перевела дыхание и услышала низкий голос лейтенанта Масугу.

— Уверяю вас, леди, это была не она.

Голос леди Чийомэ был холоднее обычного.

— Рискуете честью из-за крохи? Той, чья честь не сравнится с вашей?

Тишина, мое сердце снова забилось быстро, ведь она оскорбляла мою семью.

А тихий голос Масугу-сана прозвучал резко, как крик сокола:

— Это не Мурасаки. Она спасла наши жизни.

— Хмм, — она цокнула языком. — Пока вы думаете, что это проделки духов, кто-то пролезает в вашу комнату, Масугу.

Он фыркнул.

— Думаю, духам мои бумаги не нужны. Братишки сказали, что врагов в округе видно не было.

— Может, да. Может, нет. Но я не хочу, чтобы привязанность к девочке ослепила вас.

Масугу пробормотал что-то, что я не услышала.

Мои плечи дрожали из-за усилий удержаться на месте, но я не могла двигаться. Мне нужно было знать, в чем меня подозревали. Внизу я увидела Фуюдори у ствола дерева, ее белые волосы напоминали снег, сияли, и она еще сильнее, чем раньше, напоминала призрака.

— В любом случае, Чийомэ-сама, — сказал Масугу-сан, — это не найдено. Оно надежно спрятано в дымоход.

— Хорошо, — проворчала леди Чийомэ. — Планы лорда Такеды нельзя отдавать, лейтенант. Не забудьте. Мой юный друг, вам ведь еще нужно побыть среди леди, да?

— Да, госпожа, — ответил Масугу, но без особой радости.

— Возвращайтесь в комнату, Масугу, дайте старушке поспать.

— Да, госпожа, — сказал он, и я услышала его ровные шаги по ступенькам.

Я не успела спуститься, как услышала голос Чийомэ-сама:

— Заходи, Рисуко. Ты простудишься, если будешь так висеть на окне.





19

В паутине


Мои дрожащие руки застыли, словно заледенели. Опустив голову, я увидела, что Фуюдори исчезла. Я одна попала в ловушку.

— Поспеши, Рисуко-чан, — сказала леди Чийомэ тихим пронзающим голосом. — Не хочу звать Ки Сана охотиться на тебя. Он тебя сбросит, и все будет только хуже.

Руки задрожали, спина болела от усилий и холода. Я втянула себя в окно комнаты Чийомэ-сама.

Она была меньше, чем я ожидала. Почти все место занимала большая черная кровать, похожая на огромный паланкин, вычурный, как и Чийомэ сама, у входа туда были кресло и стол. Оставшееся место занимали татами, посреди которых был маленький столик, за которым она и сидела, скрестив ноги. На столе было много разноцветных вещиц.

— Доброе утро, белочка, — сказала, фыркнув, леди Чийомэ. — Мило, что ты решила присоединиться. И таким необычным путем. Даже Миэко не сделала бы так во время обучения без помощи. Я впечатлена.

Я рухнула на колени, потрясенно глядя на татами.

— Спасибо, Чийомэ-сама.

— Хмм, тебе ведь не помогали? Никто?

Я подумала о Фуюдори, что уговорила меня подняться и исчезла.

— Никто, — сказала я.

Она коснулась пальцем носа и сказала:

— Да, — сказала она. — Впечатляет, — расправив плечи, она посмотрела на меня. — Что ты услышала, Рисуко?

— Н-ничего, госпожа, — пролепетала я.

— Не ври мне. Ты была у окна до того, как ушел Масугу.

Я знала, но не могла не смотреть на старушку.

— Как…?

Она зловеще улыбнулась.

— Девочкам любопытство не к лицу. Скажи, Рисуко, что ты слышала?

Желудок сжался, но мне словно придал сил Ки Сан.

— Я…

Она ждала, не мигая.

Я глубоко вдохнула:

— Вы говорили с Масугу-саном обо мне. Можно ли мне доверять. О том, что я сделала… что-то. Не понимаю, о чем это. Он говорил что-то о духах?

Она фыркнула.

— И ты решила сыграть в духа-лиса, Рисуко-чан?

Я растерянно моргнула.

— Заходила, как кицунэ, в комнату Масугу-сана? Кто-то играл там.

— Нет, Чийомэ-сама! — потрясенно вскрикнула я. — Нет!

Мы сидели и смотрели друг на друга, сердце грозило взорваться в груди. Наконец, старушка кивнула и сказала:

— Может, нет. Может, нет, — она покрутила пальцами одну из цветных вещиц на столе, это оказались камешка разных размеров, выкрашенные в яркие цвета и расставленные на бумаге, испещренной линиями и каллиграфией. Наверху было написано Страна восходящего солнца. Ухмылка вернулась. — Знаешь, что это, белочка?

Я хотела покачать головой, линии вдруг обрели форму, и я узнала их.

— Это карта. Японии?

Она хлопнула в ладоши, радуясь.

— Ах, молодец. Твой отец не потратил твое детство зря. Можешь найти нас на карте?

Хмурясь от концентрации, я смотрела на карту. Я нашла родную провинцию Чистоты на востоке. Много красных камней было севернее, слева, а на юге — много синих, и один большой зеленый камень по центру, где был мой дом. Я коснулась камешков, а потом последовала по синей ленте реки к Сосновому берегу, темная линия показывала дорогу Восточного моря, по которой мы шли, и это было всего недели назад? Казалось, это было в другой жизни.

Отслеживая наш путь по провинциям, среди моря красных камней больших и маленьких, к горам, я нашла южный край провинции Темного письма. Там было больше красных камней, это напоминало гарнизон в рисовых полях. А еще была крохотная отметка полной луны. Камешки там напоминали острые пики, такими булавками мама иногда пользовалась, когда чинила нашу одежду. Края булавок были красно-белыми.

— Вот, — указала я.

— Отлично, моя исследовательница. А что здесь? — она коснулась пальцам большого скопления возле Императорского города.

Цветные камешки были расставлены на карте кучками, и больше всего было белых, красных и синих, другие цвета попадались редко. Красно-белые булавки попадались порой недалеко от камней.

Камни не были городами, они были нарисованы на карте, как и их названия. Они могли означать рис или золото, но было странно тогда видеть много камней на острове Хонсю, главном острове нашего народа, ведь я знала, что еду и богатство добывают в других частях страны.

Зная, что леди Чийомэ не нравится, когда я высовываю язык, я стиснула зубы и продолжила изучать карту.

— Это…? — я не хотела казаться глупой. — Это армии, Чийомэ-сама?

Удивление появилось на ее лице, я ощутила облегчение.

— Почему ты так решила, белочка?

— Ну, — сказала я, — это похоже на разноцветную игру в го, в нее Ото-сан играл с старым Ичихиро в замке, — глядя на нее, я спросила. — Это игра?

Старушка хрипло рассмеялась.

— Да! Это сложная и смертельная игра, — она коснулась зеленого камешка, где стоял наш дом. — Видишь зеленую метку?

Я кивнула.

— Знакомо выглядит?

Я моргнула. Большой зеленый камень окружали маленькие синие и красные.

— Мой рисунок. То, что я увидела у лорда Имагавы и солдата.

— Именно. Грядет большой бой, хотя Масугу и его друзья принесли ее к нам раньше, чем я ожидала. Зеленый камень — оставшиеся силы Имагавы, значительная армия, но это тень той силы, что была у них.

— Красные… это силы Такеды? — поняла я.

— Точно, — сказала старушка, хотя похвала в тоне была слабой. Она указала на север на нашу маленькую армию и сказала. — Этот камень — гарнизон, в котором служат всадники Масугу, защищают наши территории от сил Уэсуги, — желтые камни стояли чуть дальше на северо-запад.

Она указала на красные и желтые отметки вокруг гарнизона и тихо сказала:

— А там остров Междуречья.

Ее рука указала на юго-восток, на провинции ниже провинции Чистоты. Синие камни стояли в том регионе.

— Это силы Матсудаиры, они были верны Имагаве, но высокомерие старого клана отвратило их. Теперь они слабо сотрудничают с лордом Такедой и нынешним сёгуном, лордом Одой. Это его армии, — она указала на моря белых камней в центре карты. — Как думаешь, чего хотят все эти армии?

Я нахмурилась, ведь вариантов ответа было несколько, зависело от угла взгляда.

— Эм, защитить провинции?

Она отмахнулась.

— Конечно. Но, думаешь, для Японии такое море воюющих цветов на благо?

Я знала, что она хотела моего ответа, и покачала головой.

— Именно! — рявкнула она так сильно, как еще при мне не делала. — Наш народ воюет между собой сотни лет. После поражения сёгунов Камакуры все хотят объединить Японию под одним знаменем, стать сёгуном, вернуть мир на наши священные острова. Но ни у кого не хватает сил одолеть других, потому постоянно происходит перемена верности, опасности, угроз, и каждый лорд защищает интересы своего клана. Этому нужно положить конец.

— И лорд Такеда может это сделать?

Она мрачно кивнула.

— Он лучший генерал — благородный и умный, непобедимый на поле боя, без непостоянства лорда Оды и восхищений иностранными диковинками. Без лорда Имагавы лорд Такеда будет сильнейшей оставшейся силой, если не считать самого лорда Оду и его войско. Когда другие лорды объединятся под знаменем Такеды, Ода отдаст столицу нам, и Такеда Шинген будет править единой Японией, как сёгун императора.

Зачем она мне это рассказывала? Я не понимала. Наверное, это было частью проверки, чтобы узнать, понимаю ли я ее слова. Отчасти я думала, что это близко сердцу старушки. Эту тему она явно долго обдумывала.

Вдруг она шумно выдохнула. Указав изящной рукой на белые камешки, она спросила:

— Что ты знаешь об Ода-саме, юная Кано?

Я вспомнила разговор с Масугу-саном в пути в Полную Луну. Я не могла рассказать ей всего, ведь не могла смириться с тем, как мало знала, ведь не знала, можно ли было лейтенанту рассказывать мне это. Я не хотела проблем для него.

— Я… знаю, что отец служил ему, как самурай, какое-то время.

Чийомэ-сама сощурилась.

— И ты знаешь, почему твой отец ушел? Ты должна знать.

— Я… — я посмотрела в ее лицо. — Знаю, что мой отец и отцы Эми и Тоуми были отправлены в миссию, от которой они отказались. И все.

— Ты знаешь больше, чем я думала. Знаешь что-то о миссии? — я покачала, она поправила камешки вокруг столицу. Она тихо ждала, пока я едва держалась. — Спроси себя, Рисуко-чан, что твой отец ценил сильнее всего. Сильнее своей чести.

— Я… — она задавала невозможный вопрос, но я не знала, как отказать или отвернуться. — Семью, — прошептала я.

— Да, — сказала она. — Теперь подумай, что за миссию дал лорд Ода твоему отцу, что он отказался.

В моих глазах проявился ужас, и леди Чийомэ рассмеялась:

— Нет, глупышки, он не приказывал убить вас. Зачем Ода-саме это?

— Тогда?..

Кривая улыбка исказила ее белое лицо.

— Ты умная девочка, должна понять.

— Н-не представляю, Чийомэ-сама, — я смотрела на карту. — Госпожа? А что это за красно-белые булавки?

Ее улыбка стала шире.

— Надеюсь, поймешь сама, Рисуко. А теперь я устала. Оставь меня, девочка.

Я встала и нерешительно пошла к окну.

Ее сухой смех остановил меня.

— Нет, нет! По лестнице, глупышка! Если тебя поймали, бежать нужно самым простым путем, — на ее лице отражалось потрясение, хотя глаза были хмурыми. — Но окно закрой. Холодно.

Я кивнула и закрыла ставни.

— И, белочка? — пробормотала старушка, когда я пошла к лестнице. Я застыла, боясь того, что она добавит. Она задумчиво фыркнула. — Когда решишь слушать под окном, помни, что от дыхания в холод образуется пар. Хотя бы будь в стороне.

Я растерянно пролепетала:

— Да, Чийомэ-сама, — и поспешила вниз, а потом и к своему матрасу так быстро, как только позволяли онемевшие ноги.














































20

Работа с душком


Я вернулась в нашу комнату, Фуюдори стояла за дверью, была бледной в тусклом свете.

— Почему ты так долго?

— Могу спросить это же. Куда ты исчезла? — парировала я, удивляясь себе.

Она тоже была потрясена моим всплеском.

— Я… вышел лейтенант Масугу и пошел туда, где я стояла. Я издала сигнал, но пришлось спрятаться за Убежищем. Когда я вернулась, тебя не было. Я решила, что раз он ушел, то и ты вернулась, но тебя долго не было, я начала беспокоиться.

Я посмотрела в ее лицо, поняв вдруг, что она врала мне. Не во всем, но правду почему-то скрывала. Я решила отплатить тем же.

— Я добралась до вершины, но там было тихо. Я слушала, чтобы понять, что происходит, но ничего не услышала, поднялась на крышу и спустилась оттуда. По скользким стенам лазать зимой сложно.

Она прищурилась, но кивнула и сказала:

— Хорошо, что ты не упала. Спокойной ночи, Рисуко-чан.

* * *

Следующим утром Тоуми была довольна собой, глядя на Фуюдори, леди Чийомэ и Масугу-сана, отпуская комментарии в мою сторону о расплате. Она явно рассказала про меня — про разговор с лейтенантом или ночные хождения, я не знала точно. Я ждала наказания.

Но все молчали.

Шли дни, я постоянно озиралась, ожидая, что меня спросят о том, что я делала в ту ночь, хотя леди Чийомэ в тот раз не злилась.

Стало ясно, что проблем не будет. И было весело наблюдать за недовольством Тоуми.

Несколько ночей спустя, когда девочки лежали на своих матрасах и похрапывали, я разбудила Эми и рассказала о случившемся, немного упомянув наших отцов. Она моргнула, а потом, удивительно, улыбнулась.

— Фуюдори заставит тебя так делать за нее всю грязную работу, — прошептала она. — Думаю, потому Тоуми и вьется рядом, разнюхивая все, как собака.

Я кивнула.

— Но никто не спешит меня наказывать.

— Кошмар для бедной Тоуми, — усмехнулась Эми и уснула. Я смогла последовать ее примеру, хотя спала плохо.

Тоуми была в плохом настроении несколько дней.

Но мне от этого весело не было.

* * *

Однажды днем мы пришли на кухню Ки Сана, чтобы помогать с ужином, и получили новое испытание. У каждой снова был нож, что нужно было осторожно опускать ровно на разделочную доску. Там, где были обычно овощи и куски мяса, лежали три убитые курицы.

Эми скривилась, Тоуми проворчала, но я знала, как начинать. Этому мама нас научила, когда мы еще могли поймать птиц или одну из куриц Ирочи-сан, уже не годившуюся для получения яиц: и я начала ощипывать перья.

— Вот так, девчушки! — рассмеялся Ки Сан. — Яркоглазая уловила мысль! Перья вы ведь не едите?

Мы ощипывали тушки, Тоуми не прекращала ворчать и хмуриться. Эми же была так потрясена неприятной работой, что ее обычный хмурый вид пропал. Лицо ее было нейтральным, как статуя Джизо-босатсу.

Когда мы закончили выщипывать перья, что теперь валялись у наших ног, Ки Сан радостно заявил:

— Вовремя, девчушки! Теперь вы научитесь использовать нож правильно.

С усмешкой он принялся учить нас разделывать курицу.

Нас с Эми не стошнило.

А вот Тоуми стало плохо. Дважды.

Так мы — сироты самурайского рода, что еще не стали женщинами — начали становиться мясниками. Несколько дней после уроков музыки, танцев или каллиграфии мы учились резать мясо и рыбу на кусочки для порций. Сначала были курицы, потом утки и гуси, карпы. Тяжелее были свиньи, тут нам пришлось работать вместе, я следила на всякий случай за ножом Тоуми.

Работа была с душком, но вскоре вонь стала знакомой, как запах хвои, что напоминал о детстве.

* * *

Количество еды, что мы готовили для себя и других, впечатляло. Мы ели три раза досыта в день, хоть раз, а то и два в день давали мясо. Порой мы ставили свежие овощи, как дайкон или соевые бобы, которые Ки Сан бережно хранил в кладовой, а порой овощи доставляли по ледяным дорогам фермеры, выражая уважение.

Я часто заглядывала в окна замка Имагавы, чтобы знать, что, кроме праздников, они ели скромнее, чем леди Чийомэ и ее слуги, даже у самого лорда и дам был рис и очень редко — кусочки рыбы или мяса. Да, их рис выглядел лучше, чем тот, что был у нас в деревне, и я знала, что порой они покупали свиней у Нару, но вряд ли они ели мясо так часто, как обитатели Полной Луны.

Когда я спросила об этом Ки Сана, он лишь фыркнул:

— Леди приказала, — сказал он. — Говорит кормить вас, как мой лорд кормил солдат перед боем. Так правильно, Улыбчивая? — он бросил кость Эми, и она поймала ее на лету. — Многим это на пользу!

Он был прав. Я была уже не такой тощей, как это было при нашей первой встрече. Хотя постоянная работа развивала мышцы, ребра уже не выпирали из груди, как ветки зимой. Даже Тоуми поправилась, и теперь не казалось, что об нее можно порезаться. Хотя я и не хотела ее трогать.

Казалось, что Эми изменилась меньше всех, она все еще хмурилась, а ее руки и ноги казались длиннее, чем могли быть. И тут поняла, что рука, поймавшая кость, сильно выглядывала из рукава накидки. Опустив взгляд, я увидела, что и штаны стали ей короткими, края едва доставали до лодыжек.

Осторожно опустив кость, Эми посмотрела на меня свысока и скривилась. Она не знала, как реагировать на свой рост. Я тоже этого не знала.

* * *

После каждого приема пищи мы уносили остатки в яму с мусором через задний ход Полной Луны. И хотя яма воняла, мне нравилось даже в холод быть рядом с лесом. Быть вне этого замкнутого мира Полной Луны.

Однажды мы с Эми шли после того, как сбросили кости рыбы в яму, обратно, и Эми замерла, сморщив носик.

— Чуешь дым?

Хмурясь, я кивнула.

— Наверное, из кухни.

Эми покачала головой.

— Ветер дует в другую сторону, — она указала на Полную Луну, дым из кухни уносило от нас. — Фермы?

— Вряд ли. Они слишком далеко. Кто-то в лесу, — мы вгляделись в чащу, обрамлявшую тропу. Дым точно исходил не из ямы за нами.

Мы переглянулись.

— Даже не знаю, — сказала Эми. — А ты можешь…? — она указала на лес, окружающий Полную Луну.

Кивнув, я сказала:

— Скажешь Ки Сану, что я, эм, «посещаю короля» или еще что-то, а я скоро вернусь.

Деревья оказались дубами, лезть по ним было сложно. Я осторожно двигалась на слабый запах дыма, но замерла, услышав тихое ржание лошади и мужской голос. А потто голос слабее, но выше. Женский. Кто?

Я не успела приблизиться, как услышала голос Ки Сана, зовущий меня. Тихо выругавшись, я вернулась к заднему ходу.

— Принесла желудей, Яркоглазая? — руки повара были скрещены, брови — вскинуты.

Я пристыжено пошла на кухню.

* * *

Дни проходили по локти в плавниках, перьях и кишках, и следующим утром мы обнаружили возле огня тушу коровы. Застонав от размеров туши, мы посмотрели на Ки Сана.

Повар, сидевший на бочке с рисовым вином, рассмеялся и указал на стол. Там лежали и блестели ножи.

Тоуми начала возражать, но Эми покачала головой.

— Без толку, — сказала она, голос совпал с мрачным лицом. Расправив плечи, она прошла к столу и подняла огромный нож.

Я нервно оглянулась на Тоуми. Она была потрясенной, как и я, но когда заметила мой взгляд, она прищурилась, схватила тесак и тонкий нож и пошла туда, где Эми уже начала отрезать мясо от туши.

Я посмотрела на Ки Сана. Он смотрел на меня, не дрогнув. Лицо его было пустым, в глазах не было привычного юмора. Сглотнув, дыша ртом, чтобы не чувствовать запах животного, я подхватила ножи и пошла помогать.

Так мы провели весь день, ведь Ки Сан сказал с усмешкой, что мы освобождены от уроков, словно это было радостью. Он делал завтрак и обед, посвистывая и напевая.

Чему бы ни учила Миэко женщин в главном зале, они смеялись, и это ухудшало настроение на кухне. Мы разделывали огромную тушу, осторожно отрезая и раскладывая куски для зажарки, очищая кости, разделяя на порции. Были у коровы съедобными и немыслимые части, мы резали их кубиками и заворачивали в листья, а Ки Сан, тем временем, резал овощи и мыл рис для ужина. Мы были в крови, запах на кухне был отвратительным, но все гордились, когда закончили эту работу.

— Молодцы! — крикнул он, мы получили порцию рисового вина с ужином, когда все поели.

Я наслаждалась ужином. Но не ела мясо. Не могла.
















21

Уроки танца


После дня с разделкой коровы мы вернулись к привычному расписанию. Мы убрали на кухне, Маи, что не заходила сюда при нас, заглянула в дверь и сообщила, что нас впервые будет учить Миэко-сан.

Она ушла, а Ки Сан спросил, проходила ли Маи на кухню перед тем, как заговорить. Тоуми прорычала, что та не заходила, и стало ясно, что никто в здравом уме не вошел бы к Ки Сану. Повар кивнул и пробормотал:

— Хорошо, потому что я сказал ей, что если она зайдет сюда, я ее зарежу.

Было всегда сложно понять, шутит он или нет. У меня никогда не получалось это.

И все же я была рада словам Маи. Я надеялась, что нас будет учить Миэко, но не потому, что она была доброй и милой, а потому, что все здесь уважали ее. Даже самые наглые утихали, когда она говорила.

Мы закончили уборку и приготовили кухню к обеду, шепчась:

— Наверное, будем учить китайский для поэзии, — сказала Эми.

Тоуми фыркнула.

— Хочу, чтобы она учила нас обращению с ножами.

Я вспомнила, как Миэко спокойно вытирала лезвие, а тела двух врагов лежали в крови рядом с ней. И спокойно вернула лезвие в ножны.

Фуюдори отвела нас не в чайный домик, где проходили утренние задания, а в конюшни. Мы вошли в низкое здание и увидели, что центр был очищен, а загоны с одной стороны убрали, оставив просторное место, покрытое татами. Масугу-сан забрал своего коня для утренней прогулки, оставшиеся загоны были пустыми, запасные седла и остальные вещи были отодвинуты, горел небольшой костер, согревая комнату. Миэко в красно-белой форме мико сидела на коленях в центре комнаты, склонив голову, выглядя мирно, как в то ужасное утро в гостинице.

Все обитатели Полной Луны сидели на коленях вокруг нее, кроме Масугу-сана, Ки Сана и самой леди Чийомэ, конечно. Шутка Тоуми всплыла в голове. Я ощутила тревогу предвкушения. Миэко будет учить нас тому, как она защитилась от тех двух солдат? Учить использовать ножи не так, как на кухне у Ки Сана?

«Не навреди, Мурасаки, — услышала я голос Ото-сана. — Вред приносит лишь вред. Без борьбы, без обвинений», — я старалась выгнать из головы изображение милой Миэко, вытирающей кровь с лезвия, напоминая самурая с катаной.

Но частичка меня не хотела думать о словах отца, что наши действия влияют на нашу жизнь и на всех вокруг.

Опустившись на солому с остальными, я дрожала, опустив голову, ожидая, когда Миэко заговорит.

После долгой паузы она обратилась к нам тихим мелодичным голосом:

— Многие из вас уже проходили этот урок. Наши трое новеньких и юный брат — еще нет, и нам повезло, что это так, ведь есть искусство, в котором мы всегда новички, и изучение вместе с новенькими поможет нам стать лучше. Я начну с самого начала.

Без лишних слов Миэко плавно встала, и это движение всегда меня поражало, казалось, что земля опускается, ведь она поднималась без усилий. Она поставила ноги на ширине плеч и, не глядя, нагнулась и подняла красную юбку, зацепив ее за пояс, как делали бабушки в деревне, когда шли собирать рис.

Остальные женщины, как и мужчины, тоже встали, но не так плавно, как Миэко, но почти все беззвучно.

Тоуми рядом со мной уже была на ногах, мы с Эми присоединились к ней. Нам не нужно было возиться с одеждой, так что мы заняли мужскую стойку одновременно с остальными женщинами.

Миэко посмотрела на меня — на нас — и улыбнулась. Улыбка была очень печальной, но наполнила меня радостью. Ведь она улыбнулась мне. Нам.

Ее руки медленно поднялись, словно она держала перед животом мяч, и так же медленно она склонилась на одну ногу, подняв руки над головой.

— Два поля, — прошептала она.

Все повторяли ее действия, мы с Эми тоже старались. Тоуми поспешила и заняла стойку Миэко раньше нас, я видела улыбку на ее губах, и я была уверена, что и сама себя так вела бы на ее месте, но эта улыбка меня не радовала.

Когда мы догнали ее, Миэко замерла на миг, а потом переместилась на другую ногу, шагнув ей в сторону и вытянув невидимый шар над головой.

— Бутон бамбука.

Мы повторили за ней, подняв невидимый шар над головами.

Миэко шагнула к нам, подняла другую ногу и опустила ее и руки.

— Ключ к Небесам.

Мы повторяли, и Тоуми снова сделала быстрее нас. Ее ухмылка вскоре перестала меня тревожить. Стало ясно, что дело было не в скорости движений, ведь чем сильнее спешила Тоуми, тем медленнее становилась Миэко, перетекая из одного движения в другое, и нельзя было понять, где кончалось одно движение и начиналось другое.

И мои мысли были поглощены. Времени между движениями было немного, и хотя они были медленными и плавными, и в них не было смысла, я не успевала думать о Тоуми вообще.

Танец. Это был танец. Мы учили другие танцы здесь, и я их узнавала, и мы использовали их при изучении церемоний и песен. Этот танец был медленным, я такого никогда не видела.

Я была потрясена, ведь это и не было танцем, и после какого-то времени повторений медленных движений руками и ногами мне начало казаться, что я знаю движения, словно могла предсказать их. Миэко вела нас к следующим взмахам руками, шагам и взмахам ногами.

Урок продолжался, и я поняла, что хотя Тоуми спешила, я всегда предсказывала движение, что начинала показывать Миэко, и доходила я до конца раньше Тоуми.

Я привыкла к этому танцу? Мне казалось, что я помнила его из другой жизни, он напоминал и об отце, успокаивая.

Мы двигались, и я вспомнила голоса в лесу. Масугу-сан? А чей другой голос?

Миэко вернулась к первой стойке — Два поля — ноги на ширине плеч, руки перед животом.

— Еще раз, — сказала она и повела нас обратно по рисунку движений, что были мне удобными, как шаги и лазание по дереву.

* * *

Она восемь раз повторила с нами движения, и через какое-то время Эми и Тоуми начали двигаться с нами, а не ожидать движения. В конце Миэко замерла в изначальной стойке, но не сказала продолжать, а встала ровно с руками перед бедрами и поклонилась. Мы поклонились ей, словно были ее зеркалом. Это чувство пугало — двадцать человек двигалось как одно целое. Мы выпрямились.

Было слышно лишь треск хвороста в огне.

Миэко безмолвно ушла, а с ней и Братишки. За ними плелся Аимару.

Остальные вернули конюшне обычный вид. Мы закончили, и приехал Масугу-сан, его конь была в поту и грязи. Глаза его сияли, как не было уже несколько недель.

* * *

Как только мы вышли из конюшни, Тоуми прорычала:

— Что за бред это был?

Маи и Шино оттащили ее в сторону и зашептали, стараясь, чтобы старшие не услышали их, а тем было все равно. Одна из куноичи с мрачным видом цокнула языком и повернулась к главному залу. Выглядя как побитая собака, Тоуми побежала на свое нелюбимое место в Полной Луне, на кухне.

— Ну, — прошептала Эми, пока мы шли за Тоуми, — думаю, она могла бы спросить вежливее, но и я была растеряна. Ты знала движения. Ты знаешь, что это?

Я покачала головой.

— Не знаю, откуда я знала этот танец, или что это было. Просто… я понимала, что она от нас хотела.

Эми остановилась и посмотрела на меня, хмурясь. Конечно, Эми всегда хмурилась, так что было сложно понять, о чем она думала.

— Ты этого никогда не видела.

— Нет. Я так не думаю.

Эми кивнула, но пока мы шли к Ки Сану, она продолжала хмуриться.









































22

Суп из перьев


На следующий день после обеда мы с Эми уносили остатки курицы в яму с мусором, когда услышали за нашим общежитием шипение. Мы моргнули, переглянулись, едва думая после долгих часов разделки птиц.

— Эми! Мурасаки! — голос принадлежал Аимару, он шептал как можно громче.

Переглянувшись снова, мы с Эми огляделись. Снега не было уже неделю, но в горах было очень холодно, все были в помещениях, позакрывали ставни. Я пошла к Аимару.

Наш друг был в куче одежды, так что едва мог согнуть руку, чтобы махнуть нам.

— Ты выглядишь глупо, — сказала Эми, но почти не хмурилась. Он напоминал тряпичную куклу.

— Очень смешно, — сказал он, мы с Эми тихо засмеялись, но не могли прикрыть руками рты, ведь держали корзины, полные костей, перьев, внутренностей и клювов. — Эй, я ждал вас вечность, а тут холодно!

Мы снова рассмеялись. Это было плохо с нашей стороны, но после всех странностей смеяться было приятно.

— Прости, Аимару-сан, — сказала я со смешком и низко поклонилась, но так, чтобы не рассыпать мусор.

— Ладно-ладно! Я давно хочу поговорить с вами! Но если вам так весело, то мне не о чем с вами говорить, — проворчал Аимару, и я постаралась взять себя в руки. Эми пришлось для этого прикусить щеки. Он посмотрел на наши корзинки. — Что вы делаете?

— Ну, — проворчала я, — мы разделали тушки милых куриц, чтобы у вас был ужин, а теперь несем то, что Ки Сан посчитал несъедобным, в мусорную яму.

Аимару нахмурился, и это ему не подходило.

— Хочешь суп из перьев, Аимару? — спросила Эми. — Уверена, мы с Мурасаки можем сделать его для тебя.

Он фыркнул, уже не хмурясь.

— Не сейчас, спасибо.

Эми усмехнулась, так мне показалось, и сказала:

— Стыдно. Но я буду ждать, когда ты начнешь есть все.

Вздохнув, Аимару сказал:

— Скоро начну. Братишки так меня тренируют и заставляют работать, что я готов обедать еще до рассвета.

— Что ты делаешь? — спросила я.

— О, работаю с копьем, делаю себя сильнее. Это скучно.

Я рассмеялась.

— Правда?

Он пожал плечами, у него едва получилось в этой одежде.

— Мы часами медитируем, как было в монастыре. Они брали меня на осмотры.

— Осмотры? — спросила я.

— Да, Братишки управляют хозяйством, так что проверяют, в порядке ли фермеры, собирают… — Аимару вдруг стал задумчивым, сдвинул брови.

— Какие люди в деревне? — я и думать не могла о мире снаружи, кроме карты с камешками и булавками, и было странно думать, что ниже в долине есть фермеры и писцы, и они живут, как жила моя семья в тени замка Имагавы. — Что они думают о леди Чийомэ?

— Хорошо. С уважением, — он смотрел на перья и кишки в наших корзинах.

— Все еще хочешь суп? — спросила Эми. Она протянула ему корзину, чтобы он понюхал.

— Нет, — сказал Аимару без ухмылки. — Нет, я думаю. Вы разделывали куриц?

— Да, — сказала я. — Мы же говорили. И свиней. И корову. Это было ужасно.

— Да, — сказал он, но я не знала, с чем именно он согласился. — Но фермеры обычно отдают нам разделанных животных. И я не понимал, почему они перестали это делать.

— Ну, — я пожала плечами, — может, были бури?

— Это делают в помещении, — прошептала Эми, — и не на холоде. Думаю, просто они хотят, чтобы мясо отделяли от костей и остального незадолго до приготовления.

— Может, — сказала я, но знала, что они правы. — Может, дело в Ки Сане?

— Может, — ответила Эми, сморщив носик.

После мига тишины, в который мы смотрели на тошнотворное содержимое корзин, я спросила:

— Почему им важно, чтобы мы умели разделывать?

Снова миг тишины.

— Может, хотят сделать нас поварами, — сказала Эми и закусила губу.

Аимару покачал головой.

— Мурасаки, Чийомэ-сама говорила, что хочет, чтоб ты была… как там? Ку…?

— Куноичи.

— Да. Такие здесь старшие девушки?

— Да, — ровно сказала Эми.

— Ох, — он потер руками тело, чтобы согреться.

Молчание затянулось. Я пыталась представить, как Миэко-сан режет куриц, но не могла.

— Было приятно увидеть тебя на уроке танца вчера утром, — сказала Эми.

Аимару кивнул.

— Потому я и хотел поговорить. Я подумал, что мы просто очистим конюшню. Я не знал, что мы будем с вами…

Эми усмехнулась, и было почти радостно видеть, что выражения ее лица стали привычными.

— Ты не знаешь, зачем был этот урок?

— Нет! — ответил он с большими глазами. — Вас этому учат?

Мы покачали головами. Эми пробормотала:

— О, нет. Нас учат играть плохую музыку и наливать холодный чай.

— Звучит… интересно, — сказал он растерянно.

Я рассмеялась.

— Едва. Все не так плохо, как говорит Эми. Это лучше разделки куриц и коров.

Аимару наградил нас улыбкой.

— Понимаю. Хотя на кухне вам тепло!

Мы с Эми тоже улыбнулись, но она дрожала, я тоже ощущала холод.

И я вздохнула:

— Нам нужно идти. Мизутаки на ужин сам не приготовится, знаешь ли! — сказала я, пытаясь изобразить Ки Сана.

Это помогло. Они расхохотались.

Мы с Эми пошли к вратам к мусорной яме, а Аимару пошел на замерзших ногах к конюшне. Мы прошли лишь пару шагов, а Эми издала странный смешок:

— Смотри! — она смотрела на снег, где мы стояли. — Это иероглиф козла! — рассмеялась она.

На белом слежавшемся снеге кровь из одной корзинки образовала рисунок, похожий на иероглиф. Но я могла видеть лишь кровь.

* * *

Опустошив корзинки, мы с Эми пошли обратно, когда услышали шум.

— Что это? — насторожилась Эми.

Я прислушалась, но был лишь звук ветра в лесу.

— Конь? Вроде… — я подумала об услышанных голосах, когда я лазала по дубам. Масугу? И… Миэко?

— Эми-чан! Рисуко-чан! Вам нельзя было говорить с тем мальчиком! — Фуюдори появилась из ниоткуда у ворот. Ее белые волосы сливались с падающим снегом, щеки пылали.

— Да, Фуюдори-семпай! Простите, Фуюдори-семпай! — пролепетали мы с Эми, спеша пройти через врата.

* * *

Позже ночью, когда Тоуми, Маи и Шино уже храпели нестройным хором, мы с Эми тихо шептались об уроках Миэко и про вопросы Аимару насчет работы на кухне.

— Думаешь, они успели поговорить? — прошептала Эми, задумчиво глядя на тонкую дверь комнаты Фуюдори.

— Не представляю, — ответила я. Подавив зевок, я прошептала. — Спроси у Аимару.

Ее глаза стали круглыми, она снова посмотрела на дверь.

— Нам нельзя говорить с мальчиками, — громко ответила она. А потом отвернулась. — Спокойной ночи, Мурасаки, — и она уснула до того, как я договорила.

Я попыталась последовать ее примеру, но вспомнила звук, что мы услышали снаружи. Был ли это конь? Был ли это Иназума, конь Масугу-сана? Я уснула с картинкой черных волос и белого снега в голове.




































23

Маки зимой


Эми спала не так хорошо, как обычно. Когда мы пришли на кухню следующим утром, Ки Сан посмотрел на нее и скривился:

— Улыбчивая, тебя словно демоны преследовали.

Эми нахмурилась еще сильнее, ее шея порозовела.

— Я… не могла уснуть.

— А ты чего, Соколик? — спросил повар у Тоуми, прислонившейся к столу.

— Живот болит, — пробормотала Тоуми, хотя я не знала, как работа прошлого дня могла к такому привести: там были только курицы, а не свиньи или корова.

Ки Сан хмыкнул и указал тесаком на меня.

— Хоть Яркоглазая выспалась. Но я не хочу, чтобы вы порезали себе пальцы из-за самочувствия, так что начнем с того, чему я хотел научить вас позже.

Он ловко закончил с карпом, вытер тонкий нож и осторожно положил на стол, а потом прошел к балке, где висели травы, сухие и высыхающие. Он провел пальцами по ним, а потом посмотрел на нас и скрестил руки.

— В Корее мы называем это ханьяк. Лекарства. Растения, как вы знаете, делают нашу еду вкуснее — базилик, имбирь, чеснок и перец. Но они способны на большее.

Он указал наверх.

— Женьшень, полынь, хохлатки, — он показывал на другие растения. Листья. Ягоды. Корешки. Сушеные грибы. — Травы. Знаете о пяти элементах? Двух силах?

Мы кивнули, но я не знала, уверены ли остальные в этом так сильно, как я.

— Да. Вы знаете, что мы осторожно сочетаем вкусы и цвета в блюдах? Горький, кислый, сладкий, острый, соленый? Зеленый, красный, желтый, белый, коричневый?

Мы кивнули увереннее, он неделями нам это рассказывал. И на ужин вчера был зеленый лук, красная форель, желтая тыква, белый дайкон и коричневые грибы. Конечно, Ки Сан считал, как и говорил при приготовлении, что у японцев еда была слишком сладкой и коричневой.

— Дело не только в виде и вкусе. Все мы из пяти элементов — огонь, дерево, земля, металл и вода. Каждый сочетается с цветом и вкусом, дерево — зеленое и кислое, огонь — красный и острый, и так далее. И у каждого элемента есть темная и светлая сторона, горячая и холодная. Женская и мужская.

Я вспомнила похожие слова Ото-сана, когда он рисовал цветы сакуры, что росла у нашего дома.

— Инь и ян, — сказала Эми.

— Точно. Это их китайские имена. Все мы сделаны из этого, как хороший суп, где сбалансирован бульон с мясом. Нам нужно равновесие. И нам нужно есть в равновесии кислое, горькое, сладкое, острое и соленое. Зеленое, красное, желтое, белое и коричневое.

Мы кивнули.

— И, — продолжал он, — у этих растений есть сила менять равновесие, — он посмотрел на травы, указал на известные нам листья базилика в большом пучке. — Базилик — сладкий, зеленый и пахучий, он добавляет тепла и связан с землей. И если вы простудились, если замерзли, он поможет. Но если в вас уже слишком много жара и земли, то базилик только все испортит, ясно?

Мы кивнули снова, было интересно даже Тоуми.

— Разным частям вашего тела нужны разные элементы, где-то больше инь или больше ян. Каждая трава влияет на разные части вашего тела. И люди — это то, что они едят. И хороший повар похож на целителя, он должен давать людям то, что им нужно, — он скрестил руки и оскалился так, что я поняла, сейчас он скажет что-то важное. — Каждая из этих трав может сделать тело здоровым, если использовать одним способом, или сделать все хуже, если другим. Испортить все. Или хуже.

Тоуми фыркнула. Ки Сан оскалился сильнее, она рявкнула:

— Говорите! Хотите сказать, что базилик может быть ядом?

Повар посмеялся, но глаза были серьезными.

— Нужно очень много базилика, чтобы телу стало плохо. Но суть ты уловила. Если дать много базилика забеременевшей женщине, она потеряет ребенка, потому ей нужно думать, хочет ли она ребенка.

Тоуми оскалилась, скрестив руки, как он. Но промолчала.

— И, — сказал Ки Сан, — травы. Улыбчивая, узнаешь эту травку? — он указал на сухие цветы, что напоминали ракушки, что мы с Усако пытались собрать как-то раз на пляже. Тонкие серые ракушки рассыпались в ее руках, хоть она и была осторожна, и она плакала. Думая о ее слезах и глядя на сухие цветы, я погрузилась в раздумья…

Эми стала еще мрачнее и покачала головой.

— Кто-то другой?

Я склонила голову.

— Это… мак?

Ки Сан вскинул бровь.

— Откуда ты это знаешь, Белочка?

Я вспомнила, как рука сестры треснула, как прутик, когда она упала, пытаясь догнать меня на дереве. Я поежилась. Ее крики.

— Они растут на холме ниже замка в нашей деревне. Мы собирали травы каждую весне. Мама брала семена для выпечки, а сок добавляла в чай, когда нам было плохо.

Он улыбнулся.

— Именно. Это помогает от сильной боли. И от бессонницы у девчат.

Эми кашлянула.

— Разве сок мака… не опасен?

Ки Сан кивнул.

— Ага. Я же говорил — трава может быть спасением и отравой, зависит от ее количества и времени использования. Лейтенант ненавидит сок мака, считая, что это пища демонов. Но это лучшее лекарство от боли и бессонницы, особенно для девушек в… определенное время. Замедляет биение сердца. Кишечник. Все. Дает телу сны… — он содрогнулся. — Сушеные коробочки тут для семян и чая, но я выжимаю сок, когда они зеленые, и такой он сильнее. Он всегда у меня наготове, — он указал одну из глиняных бутылочек в ряду. — Чай с листиком мяты и каплей этого сока, и вы будете мирно спать. Будете спать так крепко, как медведь зимой. Но и просыпаться будет сложно.

Даже Эми улыбнулась.

— А зачем мята?

— Хороша для кишечника. А вообще? Улучшает вкус, — Ки Сан подмигнул, Эми впервые за несколько дней рассмеялась. — Но перебор мяты заставит тело ужасно страдать. Может убить. Частый прием сделает вас одержимыми демоном, заберет душу, и останется лишь тело, что засохнет, как листья риса осенью. Убьет во сне. Убьет медленно, и эта смерть не лучшая.

Мы слушали, широко раскрыв глаза.

— Я заварю тебе немного, если станет хуже, Улыбчивая, но пока что… — он указал на сеть, что висела рядом с маками. — Знаешь, что это, Яркоглазая? — я не ответила, он посмотрел на остальных, но они покачали головами. Он снял сетку и показал кусочки размером с ноготь: они были в форме пуговицы, золотисто-коричневые, и я видела, что мама покупала такие у травника, когда он приходил летом. — Это вам всем еще пригодится. Корешок хохлатки. Усыпляет тело и забирает боль, хоть и не так хорошо, как сок мака, но этот сон не будет таким опасным. Это любимая травка старших девочек, если понимаете меня. Порой она помогает уснуть и леди.

— Правда? — удивилась Эми. Я тоже была удивлена, ведь и не думала, спит ли леди Чийомэ. Принятие лекарства для сна казалось… человечески.

— Ага, — отозвался Ки Сан. И улыбнулся снова. — Но я не хочу, чтобы вы приходили сюда с ножами, когда вам не спится, так что покажу, как заварить из травок хороший чай, — он высыпал хохлатки обратно в сетку, — и этот чай помогает даже такому старику, как я.

* * *

Позже мы пошли в конюшни на урок Миэко-сан.

Когда мы пришли, женщины передвигали вещи с пути. Одна из них рявкнула:

— Эй! Где все покрывала?

— Покрывала? — спросила Тоуми.

— Да. Обычно мы отодвигаем покрывала под седла, но их нет.

Фуюдори указала на дальнюю стену и бодро ответила:

— Вон они! Уже вдали. Наверное, Масугу-сан отодвинул их.

Эми пробормотала едва слышно:

— Или это снова наш дух-лис.

Я не успела понять, о чем она, а Миэко беззвучно встала и повела нас по своему загадочному танцу. И снова у меня было странное чувство, что я знала движения. Может, я танцевала так в детстве. Может, мне это лишь казалось.

Теперь все знали движения, и я хотела ускориться, но плавные движения Миэко-сан заставляли следовать за ней.

Руки. Руки казались… пустыми.

А воздух был полон металлического запаха снега.

* * *

Ночью наступила настоящая зима. Буря превратила весь мир в большой белый холст и не отпускала.

После нескольких дней снега все стали раздражительными. Мы выходили наружу, только чтобы пробежать от здания к зданию.

В столовой женщины стали тише, а потом начали ворчать, хотя не так громко, ведь не хотели, чтобы леди Чийомэ их слышала.

— Так не может продолжаться, — сказал она, уткнувшись в тарелку с супом. — Так мы не сможем выходить наружу вообще.

Широкоплечая куноичи, что пришла незадолго до снежной бури, ответила:

— Поверь, ты ничего не пропускаешь.

Остальные становились мрачнее и мрачнее, и радовались только двое. Первой была леди Чийомэ, заявившая, что долине нужен снег, да и она всегда радовалась, когда плохо было остальным.

Другой была снежноволосая Фуюдори, которая словно была в своей стихии. На уроках она смеялась. А в столовой сидела рядом с Масугу-саном и бесстыдно заигрывала.

Миэко-сан этому не радовалась. Она сердито смотрела в другую сторону — на миску Кунико. На меня. На стену.

Масугу-сан сидел, словно каменная статуя. Он не мог кататься на коне. Он всегда был хмурым, если не мог покататься верхом.













24

Посетители


Снег не утихал днями. Каждое утро нам с Эми и Тоуми приходилось разбивать лед на колодце, чтобы добыть воды для купален. Завалы снега становились все выше, Эми отметила, что можно использовать этот снег во дворе. Это не было проще, но нам нужно было очищать и дорогу к колодцу, так что мы убирали снег вокруг купален и расчищали так дорогу на кухню.

Мы не говорили об этом, но оставались в купальнях все дольше и дольше, греясь тепле воды и огней. Из-за холода разогревать купальни с каждым днем становилось все сложнее. Мы убегали в тепло кухни Ки Сана потом, и это немного радовало.

Ки Сан продолжал рассказывать о травах. Каждую ночь после уборки в купальнях Эми шла на кухню за чаем из хохлатки, оставленным ей поваром. Он готовил такой и для леди Чийомэ, так что сделать еще чашку для него не было проблемой, если это поможет Эми прийти утром с улыбкой. Думаю, он так шутил.

Чай помогал Эми спать. Порой казалось, что на следующий день она не просыпалась до конца.

* * *

После пяти дней буря утихла. Эми, Тоуми и я были этим утром в чайном домике со старшими девочками, писали одно из поучений Будды. Даже когда мы грели чернильные камни на огоньке, приходилось долго смешивать чернила с водой, и они все равно оставались густыми, как мед, с комками, оставляли кляксы на бумаге. Маи смеялась, когда Эми попыталась написать иероглиф «просвещение», а вышло, как сказала Маи, похожим на детский рисунок «коровьей лепешки».

Вдруг стены чайного домика засияли, и впервые за много дней показалось солнце. Мы поспешили к двери, хотя тучи еще были на небе, и было все еще холодно.

— Идите! — сказала учительница, вздохнув. — Хочу почитать, что еще тут Будда оставил.

Мы смотрели на небо, что стало синим, как летом.

— Эй, Рисуко, — рассмеялась Шино, — ты ведь лазаешь? Сможешь залезть на высокое дерево и посмотреть, остался ли на месте остальной мир? — она указала на большую тсугу, что росла у главного зала.

— Нет! — вскрикнула Эми. — Дерево покрыто льдом! Это опасно.

— Ну, — оскалилась Маи, — значит, она все-таки не умеет лазать.

Я не хотела слушать дальше, было радостно избавиться от всех них хоть на миг, так что я прыгнула на ствол большой тсуги. Хотя кора была покрыта льдом, она была шершавой, трещины были безо льда, идеальные для лазания. Я быстро забралась на первые ветки. Взглянув вниз, я радостно увидела их потрясенные лица.

Фуюдори смотрела на меня, и я знала, что она думает о более сложном разе.

— Ну, — ухмылка Маи не скрывала ее потрясение, — что видно?

Я посмотрела за стену. Все было белым. Снег не падал, тучи разошлись, и я видела, как ветерок поднимает снежинки с земли. Но все было пустым и белым — горы, долина, небо. Словно весь мир стерли, словно ничего, кроме Полной Луны, не существовало.

— Ничего, — сказала я хрипло. — Я ничего не вижу.

— А говорили, что у белок хорошее зрение, — проворчала Маи, Шино и Тоуми рассмеялись.

— Погоди! — крикнула я, пара темных силуэтов пошла по невидимой тропе. — Всадники!

— Шутишь! — рассмеялась Шино, а Маи сказала:

— Невозможно.

Эми нахмурилась и хотела что-то сказать, но Фуюдори опередила ее:

— Наверное, это лейтенант. Он ушел с Аимару-чаном и Братишками утром, чтобы проверить фермы в долине.

— Вряд ли, — отозвалась я. — Там две лошади. И они быстро едут, — даже на белом пейзаже, даже хотя всадники не издавали ни звука, я видела, как разлетался снег, а всадники пригибались.

— Знамена? — крикнула сенсей из домика. Я видела чернильные пятна на ее сжатых пальцах. Мне вдруг стало холодно.

— Эм, их нет. Белые накидки?

Я не договорила, а учитель забила быстро в маленький гонг у входа в домик.

— Оставайся там, Рисуко! — крикнула она и побежала к конюшням.

Женщины вырвались из главного зала и спальни, некоторые были в одеяниях мико, а другие — в легких штанах и накидках.

Двое всадников мчались по горному хребту, они были в половине пути до главных ворот. Я думала, что слышу топот копыт, раскидывающих снег, но это мог быть топот ног женщин или стук моего сердца.

— Что там? — крикнула Миэко.

— Всадники! — прокричала Фуюдори, заламывая руки.

Одна из куноичи выбежала из кладовой с двумя алебардами, одну дала учительнице китайского, и та поймала оружие легко одной рукой.

За двумя всадниками в белом появился третий, его конь был крупнее, он мчался, как черная молния. На его шлеме были рога оленя.

— Масугу-сан! — крикнула я. — Он преследует их!

Первые двое спешили к Полной Луне, пар из ноздрей коней было уже видно. Они хотят перепрыгнуть стену?

Две женщины с копьями оказались вдруг на крышах гостевого домика и конюшни, длинные лезвия мерцали на зимнем солнце.

— Они разделились! — крикнула я, один всадник отправился к восточной стене, а другой поскакал на запад.

— Всадники? — рявкнула леди Чийомэ с порога главного зала.

— Не знаю! — крикнула женщина со стены. — Не вижу знамени!

Я подумала о тех, кто поймал нас с Тоуми тем утром. Враги. Бандиты.

Всадники почти одновременно завернули за углы. Куда они направляются? Лес вокруг Полной Луны был густым и запутанным, а за нами обрывался утес.

Масугу приближался к всаднику на западе, а тот искал путь сквозь непроходимый лес, поворачивал голову в стороны, пока конь мчал вперед.

Я услышала треск под собой. Фуюдори прижала ладонь к бледному лицу.

— Она сорвется! — прокричала Сачи уже без юмора.

Металл звонко встретил металл. За западной стеной я видела, как меч Масугу ударяет о меч незнакомца в белом. Удар мог сбить врага, но тот удержался в седле.

— Что происходит? — вопила Фуюдори.

Я забралась выше, надеясь увидеть лучше, боясь того, что могу увидеть.

Масугу столкнулся всадником. Он развернул жеребца и с катаной бросился на врага.

Я заметила движение слева. Другой всадник появился из-за угла и мчался на спину Масугу.

— Масугу-сан! — завизжала я. — Сзади!

Я посмотрела на лейтенанта, а его противник упал с седла, кровь дождем падала на снег. Масугу развернулся и вскинул меч в крови.

Длинная черная стрела вдруг пронзила горло всадника, и он отлетел с потрясенным видом.

Широгава. Мужчина, что подвесил нас с Тоуми, как свиней.

Масугу развернул жеребца, посмотрел на меня, а потом на стену Полной Луны.

Мы увидели фигуру, стоявшую на крыше склада, держащую лук, что был выше нее. Фигура склонилась, словно следила за полетом стрелы. Это была Миэко, лицо ее было спокойным.

* * *

Я спустилась, и женщины тоже слезли с крыш. Я видела, что они использовали резные украшения, что были на всех зданиях, как ступеньки, но я понимала, что по таким стенам залезть будет не так просто, как по стене главного зала. Так обитатели Мочизуки могли защищать стены, хотя не достали бы отсюда в дальний край. Впрочем, враг и не напал бы со стороны обрыва, как и не пришел бы из лесу. Я не представляла, что старый лорд Мочизуки хотел, чтобы стены охраняли девушки в одеянии жриц.

Фуюдори стояла одна под деревом, лицо сливалось с волосами. Тоуми шла за старшими женщинами, жадно глядя на длинные алебарды в руках куноичи.

Эми смотрела на врата, прикусив губу.

— Уверена, с Аимару и Братишками все в порядке, — прошептала я.

Она покачала головой, но я не успела задать вопрос, леди Чийомэ завопила с порога главного зала:

— Не стойте столбом! Открывайте ворота!

Миэко промчалась мимо госпожи, двигаясь быстрее, чем я ее видела до этого, и остальные преследовали ее. Мы ввосьмером сделали то, что Братишки делали без усилий, но мы смогли открыть ворота так, чтобы лейтенант Масугу провел коня через красную арку тории.

— Масугу-сан! — крикнула я, Фуюдори кричала со мной.

Лейтенант снял шлем, лицо его было мрачным.

— Кто они? Как вы нашли их? Почему они здесь? — продолжила Фуюдори, ее голос был пронзительным. — Вы в порядке?

— Враги, — сказала леди Чийомэ, отодвигая Фуюдори.

Масугу покачал головой, тряхнул плечами, и его броня зашевелилась, как обломки льда на реке.

— Нет. Те же перья в и стрелах, но нет меток на броне или конях. И у врага не серые кони, а каштановые. Хотя серых сложнее увидеть на снегу, это да, — он пожал плечами и осмотрел женщин вокруг себя. Он снова тряхнул головой. — В деревне говорят, что вокруг шастают чужаки. Мы заметили их у подножия холма. Я не нашел им причины быть здесь, так что окликнул. И они бросились наутек, и я понял, что добра не будет. Я помчался за ними… — он раскинул руки, отмечая, что все знают, чем это кончилось.

— Вы хорошо сражались, Масугу-сан, — сказала я. Но сказала тихо, ведь не собиралась произносить этого вслух. Он услышал.

Он мрачно улыбнулся.

— Это не бой. Мой конь больше, броня у меня тяжелее. И ты следила за моей спиной. Спасибо за предупреждение, Мурасаки-сан.

Жар прилил к моему лицу, я пробормотала:

— Пожалуйста.

Его улыбка стала теплее, он повернулся к Миэко, сжимавшей лук.

— Отличный выстрел, Миэко-сан.

— Да, — ответила она.

После ее заявления воцарилось молчание. Масугу повернулся и похлопал своего коня.

— Нужно вернуть Иназуму в стойло и почистить, да, мальчик? Давно он так не бегал.

Женщины расступились, пропуская его к конюшням, и казалось, что он примчался с прогулки, а не после сражения на смерть. А он ведь только что убил.

Мысленно я еще видела брызги крови первого всадника. Голос в моей голове заявил, что иначе они убили бы его. Голос напоминал леди Чийомэ. И кто его предупредил, в конце концов?

— Хватит пялиться на красивого солдата с красивым конем, — раздался голос Чийомэ-сама. — Ки Сан и Братишки уберут бандитов позже. А пока закройте…

— Чийомэ-сама, — сказала Эми, указывая на открытые врата, — простите скромную служанку за вмешательство, но Братишки и Аимару идут.

Мы смотрели на белый ослепительный пейзаж, где три фигуры пересекали холм. Точнее, две фигуры и еще один, напоминающий идущую стену.

— Что, во имя богов, они несут? — фыркнула Тоуми.














































25

Устроиться на ночлег


Даже издалека я видела, что их щеки раскраснелись от холода и долгого пути по склонам. Они не были ранены, и я выдохнула, не заметив, что до этого задерживала дыхание.

Хотя Аимару был ниже остальных, он казался вдвое шире. Они приближались, и мы увидели, что он несет ящики, что висели на шесте, что лежал на его плечах. Клетки. А внутри были птицы — курицы.

— О, — сказала Сачи. — Утренние развлечения не закончились.

Некоторые из старших рассмеялись, напряжение утекало, как вода из пробитой фляги.

Мы ждали их. Аимару посмотрел на куриц, что громко кудахтали, а потом на нас с Эми, словно говоря: «И что теперь?».

Я пожала плечами. Эми опустила голову, хмурясь.

Чийомэ-сама издала смешок.

— С возвращением, джентльмены! Масугу избавился от бандитов, за которыми гнался. А какие новости в долине?

Старший из Братишек кивнул.

— Мы проверили основные фермы в центре долины. Все пережили бурю, хотя несколько животных потеряли.

— Их тела найдутся, когда весной растает снег, — добавил младший Братишка, — но потерь мало.

Старший поджал губы, и младший принялся привычно молчать.

Аимару кашлянул.

— Масугу-сан был там, где долина сужается. Он сказал, что доходили слухи о сражениях там.

Чийомэ-сама проворчала:

— Гарнизону всегда не спокойно.

— Как и всем солдатам, — сказала Миэко. Если бы это был кто-то другой, я посчитала бы это шуткой. Другие рассмеялись, но умолкли, когда Чийомэ-сама уставилась на них.

Старший Братишка сказал:

— Масугу-сану сказали, что гарнизон поймал и убил несколько банд разбойников.

Поджав губы на миг, леди Чийомэ кивнула Братишке, а потом подошла к Аимару.

— Я люблю свежую еду, — сказала она, указывая на куриц в клетках. — Но не ем живых.

— Эм, нет, миледи, — ответил Аимару. — Фермер сказал, что ему сказали не убивать их.

— Сказали? — леди Чийомэ повысила голос, но улыбалась. Аимару, казалось, упадет в обморок. — Странно. И кто ему так сказал?

Послышались смешки, но в этот раз Чийомэ их не останавливала.

Аимару сглотнул.

— Н-не знаю, госпожа.

Я видела, что Эми все еще хмурится, глядя в землю. Ее губы тихо двигались. Леди Чийомэ издала сухой смешок:

— Думаю, кто-то все же должен их убить. Новички.

— Да, Чийомэ-сама, — сказали мы втроем, даже на уроках музыки у нас так дружно не получалось.

— Избавьте юношу от проблемы и сделайте куриц готовыми для Ки Сана.

— Но…? — вырвалось у меня. После того, как я видела убийство двух мужчин, я не могла трогать куриц.

— Делайте. Сейчас.

— Да, Чийомэ-сама, — сказала я. Эми и Тоуми были моим эхом. Мы подошли к Аимару, он хотел что-то сказать, но я покачала головой. Эми и Тоуми подняли шест с его плеч, и мы пошли к кухне.

— О, нет, — сказала леди Чийомэ. — Ки Сан суеверен, на кухне убивать нельзя. Это он просит делать снаружи. Говорит, духи животных проклинают пищу, и всякие глупости.

Я посмотрела на девочек. Тоуми была мрачной, но не смотрела ни на кого. Ее губы были так сжаты, что побелели.

Эми кивнула и повернулась к леди Чийомэ:

— Нам убить их здесь, госпожа?

— Отличная идея, — сказала Чийомэ. — Отсюда злые духи куриц до кухни не достанут.

— Да, госпожа, — сказала Эми, уголки ее губ опустились.

Я посмотрела на ближайшие клетки под пальцами Эми. Курица смотрела на меня золотыми глазами. Я подумала о крови, что уже видела сегодня. Желудок сжался.

— Делайте, — улыбалась леди Чийомэ. Это не помогало. — Вы еще не убивали куриц?

И мы снова ответили высоким хором:

— Нет, госпожа.

— Тогда, — она усмехнулась, — будет весело.

Вокруг все смеялись, даже посвященные. Вдруг все посмотрели на нас, стоящих посреди заснеженного двора, глядящих неуверенно на десяток куриц в клетках.

Не знаю, как другие, но я не могла отвести взгляда от глаз курицы.

Тоуми фыркнула и отпустила свой край шеста, клетки опустились на землю. Она дернула за засов верхней клетки.

— Тоуми, нет…! — сказала я, но она была слишком быстрой, она открыла дверцу клетки и сунула в нее руку.

Я росла не на улицах города, так что знала, что какими бы быстрыми ни были руки Тоуми, курица сбежит. Она зло клюнула ладонь Тоуми, а когда та отдернула руку, курица вырвалась в воздух в перьях, хлопая крыльями.

Я бросилась на нее, но поймала лишь перья.

Женщины и даже, как мне показалось, Братишки, хохотали, а сбежавшая курица решила воспользоваться шансом и, отчасти летя, отчасти мчась, бросилась к конюшне.

Я побежала за ней, стараясь не думать, что будет, когда я ее поймаю. Эми шагала справа, и сначала я не поняла, что она делает, а потом догадалась, что она мешает птице побежать к открытым вратам или кладовой.

Все вокруг вопили, это звучало как приободрение.

— Не отпускайте ее! Вот коварные эти курицы!

Я хотела залезть на тсугу и спрятаться.

Вместо этого я шла за курицей, нагоняя ее. Стараясь не думать, как Масугу догоняет всадника в белом. Я попробовала схватить ее за хвост, но она уклонилась влево.

— Большой зал, — задыхалась Эми, и я видела, о чем она. Нужно было загнать ее в самое большое здание, и там ей будет сложно сбежать. Мы бежали за курицей по обе стороны от нее.

Курица громко кудахтала, пытаясь убежать от нас, но места у нее оставалось мало — впереди возвышался большой зал, не давая ей улететь в ту сторону, а мы с Эми, как охотничьи псы, мешали ей убежать во двор. Бедная курица. Могла бы ты летать. Безумные глаза смотрели на нас и просили свободы.

Эми попыталась схватить курицу за голову, но так, что ее не клюнули, как Тоуми, но курица расцарапала лапами руки Эми. Птица не успела сбежать, я сняла зимнюю накидку и бросила на птицу, прижалась к ней сверху, чтобы она не сбежала.

Толпа хлопала.

— Молодец, Рисуко! — крикнула одна из женщин, остальные шумели и смеялись.

Я лежала, едва дыша. Птица боролась подо мной, пытаясь выбраться из-под накидки. Я посмотрела на Эми, зализывающую порезы на пальцах. Она не знала, что делать дальше. Подняв сверток и крепко его сжимая, я оглянулась в поисках того, кому его отдать. Курица боролась в руках, голова выглянула из свертка, намереваясь клюнуть.

Все улыбались и смеялись, даже мужчины.

Я смотрела на курицу, а та громко и зло кудахтала. В ней могла быть душа кого-то знакомого. Тут вперед вышла Тоуми, схватила голову птицы и выкрутила, шея хрустнула.

Я уронила курицу, ее тельце боролось пару секунд, попыталось выбежать из-под накидки, хотя шея была сломана.

Я пятилась, пока не врезалась в стену большого зала. Я развернулась, и меня стошнило на каменный фундамент.

Я ощутила ладонь на плече. Обернувшись, я увидела Миэко с платком. Я взяла его и вытерла лицо.

Я попыталась отдать ей платок, но она выпрямилась и застыла.

— Все живое умирает, — сказала она. — А живому приходится отбирать жизни.

Я смотрела на нее. Миэко-сан печально улыбнулась и ушла.

* * *

Мы убили остальных птиц и принесли к Ки Сану, который сообщил, что их нужно подготовить к жарке. Мы чистили куриц, мои руки дрожали, меня могло снова стошнить.

Я долго щипала и резала куриц, я уже едва замечала беспорядок и запах. А что это изменит? Другие животные тоже были мертвы.

Но их смерти были далекими. Их сделали другие люди.

А еще те убитые мужчины. Кровь. Потрясенные лица.

Я подняла голову, сглотнув горечь.

Тоуми стояла за столом, к которому прижималась. Ее лицо было белым. Она заметила мой взгляд, стиснула челюсти и продолжила разделывать курицу.

Я посмотрела на Эми. Она тоже смотрела. Ее лоб блестел от пота. Она кивнула, и мы продолжили резать мясо на ужин.

Ки Сан сообщил, что «идет к королю», и вышел под падающий снег. Как только дверь закрылась, Тоуми указала наверх.

Я не хотела лезть, но Эми тоже показывала туда, я вздохнула и забралась по выступам. Я полезла к решетке, но тут услышала злой рев и отскочила. Я напряглась, готовая лезть снова.

Рев повторился. Эми и Тоуми смотрели на дверь в зал, их рты были раскрыты.

— Все сюда! СЕЙЧАС! — кричала Чийомэ-сама.

Ей ответил приглушенный голос, но она не слушала.

— ПЛЕВАТЬ! Ведите сюда трех негодяек. Миэко, не медли, зови сюда мальчиков!

Мы застыли, переглядываясь.

— Тебя увидели, Мышь? — прошипела Тоуми.

Я отчаянно покачала головой.

Одна из женщин открыла дверь.

— За мной, — сказала она нам. — Госпожа приказала.

Мы, сглотнув, последовали за ней.

Большой зал изменился. Три длинных стола отодвинули к стене. А там, где обычно сидела леди Чийомэ, стояла битая бамбуковая броня, набитая соломой. Из груди торчали тонкие лезвия.

Чийомэ-сама стояла, сцепив перед собой руки, на ступеньках к своей комнате. Она казалась маленькой тучкой, и я не хотела, чтобы по мне первой она ударила молнией.

Все нервничали, как и я, смотрели в пол, и распущенные волосы закрывали лица.

Порыв холодного ветра сообщил о прибытии Масугу, Аимару и Братишек. Леди Чийомэ рявкнула:

— И.

Она смотрела на толпу, пока не встретилась со мной взглядом.

— И, — повторила она, — кто-то был в моей комнате. Рылся в моих вещах.

Ответом было молчание. Я выдерживала ее взгляд.

— Все виноваты, — продолжила она. — Все. И я сделаю так, чтобы эти джентльмены сделали вашу жизнь невыносимой и очень короткой, — она отвела взгляд от меня. Я снова могла дышать. — Понятно, девочки?

— Да, Чийомэ-сама, — пробормотали мы.

— ЧТО?

— ДА, ЧИЙОМЭ-сама, — прокричали мы хором.

— Вы трое! — крикнула она. — Не стойте там. Готовьте ужин!

Она пошла по ступенькам, а мы поспешили на кухню.

Ки Сан вернулся, он шарил на полках, бормоча на корейском.

Мы потрясенно смотрели, а он что-то прокричал, а потом повернулся к нам с тесаком в руке.

— Вы ведь не крали бутылку сакэ? — он словно шутил. Но он прорычал снова. — Не брали?

Мы покачали головами и, дрожа, продолжили работу. Зачем нам бутылка вина?






































26

Лазание по стенам


Повар был в ужасном настроении, потому что пропал один из кувшинов рисового вина. Он ясно сказал, что подозревает нас.

Эми молчала, хотя поглядывала в мою сторону, хмурясь при этом меньше обычного.

Буря бушевала снова, напоминая нападение двух всадников. Опять нападение.

Другие обитатели Полной Луны чувствовали, как и я, давление погоды. Обычно в большом зале было шумно, но теперь говорили только леди Чийомэ и Фуюдори. Леди Чийомэ говорила шутки в мою сторону — что-то о белках, что впадают в спячку зимой, но одна глупая вместо этого лазает по ледяным деревьям.

Смеялась только Фуюдори. Она смогла сесть рядом с Масугу-саном, обычно там был старший Братишка. Она опустила голову на руку, сияющие глаза изучали лицо лейтенанта.

— Конечно, — сказала она, — волк охотится всю зиму, — и рассмеялась снова.

Я не понимала, о чем она, как и, судя по его лицу, Масугу.

Миэко-сан что-то поняла. Она опустила чашку с сакэ, что я только наполнила, расплескав вино на черный лакированный стол и рис для Кунико. А потом встала, ее бледное лицо потемнело. Она дрогнула.

— Хорошего вечера, миледи, — сказала она, поклонившись Чийомэ-сама. — Джентльмены, — она поклонилась Братишкам и Аимару, он был потрясен.

Вспышкой красно-белого шелка она вырвалась из комнаты.

Вытерев разлитое сакэ и подняв тарелку, я посмотрела на леди Чийомэ, а та ухмылялась лейтенанту. Он качал головой, как мокрый пес, а потом встал и поклонился леди Чийомэ:

— Мне тоже пора спать, рано утром ехать на проверку.

И он покинул зал.

Леди Чийомэ издала странные сухой смешок и посмотрела на Фуюдори, а та сияла, словно сделала что-то очень умное. Может, так и было.

Цокнув языком, леди Чийомэ продолжила ужин. Остальные безмолвно следовали ее примеру.

Я забрала едва тронутые тарелки по обе стороны от Чийомэ-сама и унесла на кухню.

Увидев меня с почти полными тарелками, Ки Сан ударил тесаком по столу.

— Что их не устроило?!

— Миэко-сан и Масугу-сан… плохо себя чувствуют, — сказала я. — Рано ушли спать.

— Спать, — оскалилась Тоуми.

— Думаю, они не ладят, — пришла за мной из зала Эми.

— Или наоборот, — пробормотала Тоуми.

Ки Сан вытащил из стола нож, мрачно взглянул на нас и снова ударил стол ножом. Указав на меня, он рявкнул:

— Мусор. Вынеси.

— Хай, Ки Сан-сан, — я схватила корзину и пошла к двери.

— Накидки! — рявкнул он, но я была уже за дверью.

— Я быстро, Ки Сан-сан, — хотелось оказаться вдали ото всех, не думать о том, говорят ли что-то обо мне, смотрят ли на меня или пытаются игнорировать. Ночь была холодной, снег почти не падал, крошечные снежинки сверкали на темном небе, кружили, как мотыльки у факела.

Белки впадают в спячку? Я шла к двери, что вела к мусорной яме. Ха!

Я опустила теплую корзину с костями и жженым рисом на выступ у калитки. Я услышала звон в темноте, но не из главного зала, а со стороны Убежища.

Я не помню, когда решила залезть на стену, чтобы все осмотреть. Это было само по себе. Я оказалась на толстой стене, осторожно шагала между острых шипов из бамбука, пока думала, что могу увидеть, и как оправдаюсь, если меня увидят. Тусклый свет из большого зала виднелся в щелях закрытых дверей и окон, лед и снег на стене от этого слабо сияли. Иначе я бы не видела, куда ступать.

Звук приглушал снег. Голос. Два? Те же, что были в лесу?

Я пошла по стене, осторожно переступая шипы и камни. Снег танцевал на ветру, я не видела уже большой зал, и весь мир был скован снегом, остались лишь стена и я.

Я услышала звук снова, ближе, но все еще впереди меня. Точно два голоса, но слишком приглушенные, чтобы узнать слова или понять, кому они принадлежат. Ветер ударил по лицу, и я шла дальше осторожнее, прощупывая путь руками.

Среди снежинок я разглядела два силуэта: один — крыша Убежища, а впереди — угол стены.

Я замерла. Голоса ведь не снаружи доносились?

— У меня есть сто восемь способов убить тебя, — голос был холоднее воздуха, что щипал мое лицо и руки, он был таким четким, что я чуть не упала со стены.

— Ты убила меня пять лет назад, — сказал печальный голос. — Не думаю, что другие сто семь способов сработают.

Я посмотрела направо: каменная труба Убежища и покрытая деревом крыша были досягаемы; голоса поднимались из домика, как дым. Сердце замерло.

— Прошу, — сказал первый голос, и теперь он напоминал острое лезвие, разбитый лед. — Прошу. Я не хочу…

Миэко. И я поняла еще до ответа другого, что это был Масугу.

— Конечно, нет. Ты делаешь то, что должна. Свой долг. Как и всегда. Как и я.

Я слушала, но ответом была лишь тишина.

* * *

Я, дрожа, вернулась на кухню, и Ки Сан уже надевал зимнюю накидку.

— Где ты была, балда! Я уж решил, что ты превратилась в сосульку в этой буре!

— З-заблудилась в с-снегу, — я опустила пустую корзину. Эми и Тоуми не было, ушли чистить купальни. Я должна была спешить к ним, но огонь был таким теплым, а я так замерзла, что не могла пошевелиться.

— Уйти без накидки! — повар нахмурился и проворчал. — Они уже домывают купальни. Если я правильно посчитал… Думаю, нужно дать Улыбчивой чашку мятно-макового чая. Не стой, а завари его для нее, — он бросил мне полотенце, и я благодарно укуталась в него, а потом пошла к травам.

Я посмотрела на полку рядом со статуэткой Будды, на которой хранились масла. Там, где была маленькая глиняная бутылочка, которую Ки Сан показывал нам, рассказывая о травах, было пусто. На других бутылочках были его отметки: масло хризантем, мяты, клевера, сосны…

— Ки Сан-с-сан, — мои зубы еще стучали. — М-мне срезать н-немного с-сушеных маков? Б-бутылочки с соком нет.

— ЧТО? — взревел он и окзался возле меня. Он покопался в бутылочках и склянках. И выдал поток корейских слов. Он снова посмотрел на полке, а потом и на полу. Наконец, он сердито посмотрел на меня. — Это ты тоже не брала, Яркоглазая?












27

Убийственный танец


Мы приготовили Эми чай из хохлатки вместо мака, ведь тот пропал. Ки Сан ворчал. Но это не помогало.

Я пришла с чаем, а Эми и Тоуми уже закончили мыть купальни и возвращались в комнату. Остальные уже, как обычно, храпели. Фуюдори, конечно, была в своей комнате, и я впервые ей завидовала.

— Твой чай, — я отдала чашку Эми.

Она покачала головой.

— Нет, спасибо. Я так устала, что он мне не понадобится.

Подавив недовольство из-за напрасного труда, я повернулась, чтобы отнести его на кухню. Тоуми преградила путь, скрестив руки.

— Где ты была, Мышка-чан? Подглядывала и вздыхала по лейтенанту?

Я не сказала ей, что подслушивала его ссору с Миэко-сенсей. Я повторила то же, что сказала Ки Сану.

— Потерялась в снегопаде, когда выбросила мусор. Ветер меня запутал. А потом пришлось резать хохлатки, потому что кто-то украл маковый сок. Решила запить мак сакэ, Тоуми?

Я надеялась увидеть реакцию, но она растерянно уставилась на меня:

— Зачем мне маковый сок? Я хорошо сплю.

— Кто знает? А теперь прости, но мне нужно вернуть чашку.

Я покинула комнату и увидела тень, что двигалась к главным вратам. Не желая пересекаться с Масугу-саном или Миэко-сенсей, я побежала на кухню. Когда я вернулась в общежитие, Тоуми уже храпела. Я посчитала, что Эми тоже спит, ведь она засыпала так же быстро, как капля воды замерзала на сосульке.

Я повесила одежду рядом с огоньком, греющим комнату. Я дрожала, ведь не приняла горячую ванну и не прогнала холод из тела. Я устроилась на матрасе, зубы стучали, и моим товарищем была лишь тьма.

Я натянула покрывало до носа, но тут услышала голос Эми:

— Мурасаки?

— Да?

— Ты заблудилась? На обратном пути?

— А что не так?

— Обычно ты всегда знаешь, где ты.

— Не всегда, — пробормотала я. Часть меня хотела так все и оставить. — Но… не совсем. Я кое-что подслушала, потому задержалась.

— Задержалась? — она заерзала и повернулась ко мне. — Кто-то был возле Полной Луны. В такую ночь?

— Не совсем. В общем, я услышала и залезла…

— О, это все объясняет, — мы замолчали на миг. — Кто это был.

— Думаю… это был личный разговор, — мне было очень неловко, но я хотела рассказать Эми о том, что услышала. Мне нужно было понять, о чем там говорилось. — Я…

— Ну, — медленно сказала Эми, — можешь не рассказывать, если не хочешь.

— Не в том дело. Я…

Мы еще немного полежали в тишине.

— Думаю, это были лейтенант и Миэко.

Я повернулась к ней, глядя во тьме.

— Как ты поняла?

Со стороны Эми Тоуми пробормотала:

— Честно слово, я не брала редьку!

Мы с Эми захихикали, чего не было уже много дней. Она придвинула матрас ко мне.

— Ты дрожишь, — прошептала она.

— Я не успела искупаться. А снаружи холодно.

— Да, — она придвинулась еще ближе и притянула меня к себе одной рукой, согревая своим теплом.

— Спасибо.

— Пожалуйста, — вздохнула Эми. — Так это были Масугу-сан и Миэко-сан?

— Да. Думаю, они ссорились.

— Они не ладят с момента, как мы прибыли сюда.

Так и было.

— Но он вроде сказал, что она пыталась его убить, — я рассказала ей об услышанном.

— И они замолчали? — спросила Эми, когда я закончила.

— Да. Это странно. Я боялась, что они выйдут и заметит меня, так что пряталась какое-то время, но они не вышли. Они остались в Убежище.

— В Убежище?

— Да.

— Забавное место для ссоры. Забавное место для него.

— И я так подумала, — сказала я, хотя о таком подумать еще не успела.

— Хмм, — сказала Эми, а потом начала посапывать.

* * *

Сон этой ночью был ярким, он, казалось, ждал меня несколько дней.

Отец стоял на снегу с мечом в руках, делал упражнения, как и всегда утром. Взмах, плавный разворот и удар.

— Не навреди, Мурасаки, — сказал он, разрезая воздух и ступая на другую ногу.

— Но Ото-сан!.. — крикнула я.

— Не навреди, — сказал он, танцуя и разрезая воздух. Посыпались снежинки, и он разрезал их. Бой белого и алого…

— Ото-сан, что мне делать? — я плакала, и от слез мерзли щеки.

— Танцуй, — сказал он, лицо его было спокойным, лезвие свистело в воздухе. Кровь на лезвии падала на белый снег, рисуя иероглифы смерти разрушения.

Танец.

Миэко вытирает кровь с ножа, два мертвых солдата лежат на татами перед ней.

Отец танцует, как Миэко, и тело помнит эти шаги и движения, словно само так уже двигалось. С мечом отец двигался со скоростью хищника, Миэко же танцевала, как во сне. И танец был целым. Скрытая цель была ясна. Танец был убийственным.

— Куноичи — особые женщины, — прорычал отец, и голос принадлежал леди Чийомэ.

Я плакала во сне, точно плакала и в кровати, но отец танцевал, и запах крови заполнял мои ноздри, острый и металлический, как запах падающего снега.















28

Битая посуда


Утром я проснулась с запахом крови в носу. Меня тошнило.

Я села, стараясь успокоить желудок, и заметила, что Эми и ее матраса нет. Я подползла к Тоуми, что еще спала, сунув большой палец в рот.

— Где Эми? — прорычала я. — Что ты с ней сделала?

Эми закашлялась и отпрянула от меня, но я не отпустила.

— Что?

— Где Эми? — мои пальцы сами впились в ее воротник.

Она моргала.

— Эми. Что ты с ней сделала?

— Сделала? — она толкалась, но я держала крепко. — Убежище. Ушла в Убежище.

Я опустилась.

— У… бежище?

Тоуми провела рукой по лицу.

— Месячные. У нее и Маи. Начались посреди ночи. Убрали постель и увели в Убежище.

— Убежище? — я села на пятки.

Она толкнула сильнее, и в этот раз я ее отпустила.

— Да! Убежище. Отстань уже.

* * *

Я побаивалась, что Тоуми в отсутствие Эми будет пытать меня сильнее обычного. Но зря я тревожилась. Она была такой же мрачной, как всегда, если не сильнее, но нас было двое, и работа приходилось делать больше, так что она спешила справиться с купальнями, чтобы уйти на кухню.

Мы начали бросать снег, выпавший прошлой ночью, в ведра. Снег пах металлом, совсем как кровь.

Мы работали — заполнял водой купальни, разжигали огни — и я слышала, как Тоуми ворчит из-за бобового пюре, но она в спешке съедала остатки вчерашнего риса и, если не видел Ки сан, она успевала съесть курицу, которую он не разрешал ей.

Я не могла представить, что буду есть мясо.

Конечно, Ки Сан следил. Всегда.

— Убери клювик! — рявкнул он, когда Тоуми попыталась стащить кусочек мяса, что он подогревал на огне. Он шлепнул ее пальцами по затылку, и она удивленно раскрыла рот, украденная курица упала в огонь. — Тебе нужно бобовое пюре, ты это знаешь. Курица для тебя слишком горячая. Это для Яркоглазой.

Тоуми пронзила меня взглядом. Это впечатлило бы меня сильнее, если бы я выспалась и не знала, что она уже меня ненавидит.

Мы готовили завтрак, и Ки Сан смотрел на меня, а не на Тоуми. Мы ждали, пока доварится рис, и он сказал:

— Без Улыбчивой вы слишком тихие. Что ты съела, Яркоглазая, что проглотила язык?

— Ничего, Ки Сан-сан, — ответила я. — Просто… плохой сон.

— О? — он вглядывался в меня темными глазами.

Я бы хотела поговорить с ним — с кем-то — о кошмаре, что тревожил меня, но не была готова. Я просто кивнула.

— Хмм. А ты, Соколик? Воровала кимчи?

— Будто я это ем, — скривилась Тоуми. Она отвернулась и пробормотала. — Будто удалось бы.

— О, ты смогла бы, Соколик. Потому я за тобой и слежу, ясно? — посмеялся Ки Сан, хотя я не видела шутки. — Тоже плохо спала?

— Нет, — процедила Тоуми. — Болит живот.

— Ах! — простонал Ки Сан и шлепнул ладонью по лбу. — Окажи нам с Яркоглазой услугу и подожди хоть до ужина!

— Подождать? — спросила Тоуми. — Чего?

Но Ки Сан отмахнулся и постучал в гонг, сообщая обитателям Полной Луны, что пора завтракать.

* * *

Все пришли в зал, но многие отсутствовали. Они присоединились к Маи и Эми в Убежище.

Я чувствовала любопытство и тревогу за подругу, пока мы с Тоуми разносили еду.

Фуюдори молчала, и это радовала, ведь ее флирт с лейтенантом раздражал почти всех. К счастью, Масугу не было. Может, он уехал утром, как и обещал. Братишки и Аимару отсутствовали, и оставшиеся женщины были мрачными и тихими.

Миэко-сан казалась радостной, улыбалась, и я не видела ее такой с прибытия в Полную Луну. Было ли дело в молчании Фуюдори или отсутствии Масугу, я не знала, но леди Чийомэ тоже это заметила.

— Хватит улыбаться, Миэко, — заявила старушка. — Ты портишь мне аппетит.

— Приношу извинения, госпожа, — склонила голову Миэко. Улыбка исчезла с ее лица, но от этого она казалась только радостнее.

Я понесла пустые тарелки на кухню, а Тоуми вскрикнула, поднос выпал из ее рук на пол. Он стояла, сомкнув колени, выглядя так, что старается не опозориться.

Ближайший к ней стол расхохотался, и я впервые слышала смех в зале за последние дни.

— Идем, — сказала Сачи, вернувшаяся, как она сказала, с охоты прошлым вечером. — Отведем тебя в Убежище.

— Убежище? — Тоуми произнесла слово таким же потрясенным тоном, как и я утром. Все еще корчась, обхватив руками живот, она не двигалась. Глаза ее стали идеально круглыми, а уши покраснели.

— Да, Убежище. Похоже, бобовое пюре Ки Сан давал тебе не зря. Идем, мне тоже туда надо. Там уже тесно. Нет. Не через кухню. Ки Сан не захочет ее потом отмывать, — хихикала Сачи, схватив Тоуми за локоть и ведя через главные двери.

Месячные. Тоуми тоже их получила. Я осталась одна.

— Поднимите ее поднос, — приказала леди Чийомэ девушкам, что были неподалеку. — Помогите белочке отнести еду, пока вы тоже не ушли.

Все побаивались Чийомэ-сама, потому не мешкали и бросились исполнять приказ.

Я пошла на кухню, чтобы наполнить тарелки, а дверь зала снова открылась. Заснеженная голова Аимару заглянула внутрь.

Он начал уходить, но леди Чийомэ рявкнула:

— Мальчик? Что такое? Зачем ты охлаждаешь нам чай?

— Простите, госпожа, — сказал Аимару, опустив голову. — Я искал лейтенанта. Я закончил готовить его коня, как он и просил, и обычно он приходил к этому времени. Я подумал, что он здесь.

— Спит, наверное, — проворчала леди, недовольно посмотрев почему-то на Миэко, которая пила чай, изображая невинность. — Буди его!

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска и скачивания книг

Книжный Бот

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник